Сто тысяч миль (СИ) [Sabrielle] (fb2) читать постранично, страница - 2

анализа. Всего в эксперименте «Новое поколение» участвовало сто сорок пять эмбрионов. До восемнадцати дожило всего сто. Для нас определили совершенно особую миссию ещё в тот момент, когда каждый из нас плавал в пробирке в форме делящегося скопления клеток.

Мы должны были вернуть наш народ на Землю.

«Ковчегу» перевалило за триста лет, и мы держались только благодаря продуманной конструкции станции. Материалы корпуса с помощью особой химической реакции перерабатывались в сырьё, из которого в 3D-принтерах снова воссоздавались нужные детали. Однако этот процесс не происходил без потерь, и часть бесценного материала терялась в процессе переработки. Советники поняли: ситуация ещё не катастрофическая, но уже близка к ней. Ковчеговские сканеры годились мне в пра-пра-прабабушки, но справились с простым спектральным анализом атмосферы и поверхности планеты. Результаты были не идеальными, хорошими как максимум, но наши крепкие тела должны были выдержать всё. По крайней мере так казалось врачам в медотсеке, и лучше было не сомневаться в их выводах. Мы надеялись и на спутники, способные снимать поверхность, чтобы знать, что ждёт внизу: леса, джунгли или выжженная пустыня. Но связь с ними оборвалась задолго до моего рождения и так и не восстановилась.

Мы были почти как все, только учились драться по четыре часа трижды в неделю, смотрели тысячи часов фильмов о выживании и мире на земле, настоящей, твёрдой, проводили сотни минут в симуляторах каждую неделю. Мы просыпались каждое утро, зная, что может прийти день, когда мы покинем иллюзорно безопасный «Ковчег». Ведь когда он похоронит нас в космосе, отказавшись вырабатывать кислород — это лишь вопрос времени. Энергией станцию обеспечивали ядерные реакции, те же самые процессы, что когда-то убили миллиарды, до сих пор помогали выживать нам. Топлива для маленьких реакторов хватило бы на ещё втрое больший срок, но проблема была в ином. Замкнутый цикл реакций переработки углекислого газа в кислород, как и любой физический процесс, не проходил без потерь, и уже сейчас генераторы не потянули бы двадцать тысяч человек прежней численности «Ковчега». Даже сейчас многие приходили в медотсек со слабостью, головокружением, отсутствием аппетита. Моя мама, Советница Канцлера по вопросам медицины, иногда рассказывала мне о текущей ситуации. Сопоставить факты было несложно.

Мои отец и мама никогда не были семьёй, и я даже не ждала от них подобного. У нас на «Ковчеге» охотнее воспринимались сожительства с представителями своего пола. И в условиях с ограниченными ресурсами это казалось наилучшим решением. Никто, конечно, не запрещал общаться с противоположным полом и не принуждал ни к каким отношениям. Все сожительства обычно строились на дружбе, уважении и взаимной поддержке, а не на каких-то чувствах и страстях. На уроках этического воспитания последнее называли «бунтом гормонов» и призывали не поддаваться. Некоторые не справлялись, шли против общепринятых правил, жили нетрадиционной семьёй и потом даже рожали детей. Закономерный итог, но у меня вызывала неподдельный ужас мысль, что кто-то поселяется внутри живота, растёт там, питается ресурсами организма матери, а затем появляется на свет с невообразимыми для неё муками. И кто-то на это соглашался добровольно. Немыслимо. Я была почти готова и вовсе никогда не прикасаться к мальчикам, даже за руку не здороваться, чтобы не подхватить себе этого ужасного паразита. А «этим», тем самым, к чему так тянут гормоны, при желании можно было заняться с подругой без каких-то нежелательных последствий, если очень хотелось. Но мне, кажется, не хотелось. Пока. Или совсем. Строить свою жизнь на основе какой-то дурацкой страсти — это ли не кредо дикаря? Спокойствие и уверенность — вот что было действительно важно в будущем партнёре, а не сиюминутное желание, продиктованное давно побеждённой физиологией.

Я понимала всё это, так как мама не рожала меня традиционным садистским путём, генетики лишь использовали её яйцеклетку. От неё мне достались светлые волосы, голубые глаза и, пожалуй, ум, ведь она не просто так принадлежала к высшему руководству станции. С отцом меня не связывало почти ничего, кроме фамилии и генетического родства. Он, главный инженер «Ковчега», жил своей жизнью, лишь изредка уделяя мне совсем немного времени, а моим воспитанием занималась мама.

Совсем недавно одна из моих подруг предложила мне встречаться. Я согласилась из желания соблюсти Протокол, а также из чистого любопытства. Мы с Бри были вместе уже пару месяцев. Даже несколько раз целовались. Мне не слишком нравилось — странно, липко, пресно, абсолютно бессмысленно. Каждый раз я только сильнее разочаровывалась в подобном формате взаимодействия с людьми, недоумевая, как это вообще могло кого-то привлекать? Но ей, кажется, правда нравилось. Иначе зачем бы она тянулась ко мне первой? С чего бы вообще всё это предлагала? По её взглядам