Аттракцион любви [Розалинда Лейкер] (fb2) читать постранично, страница - 2

духов с легким привкусом кубинских сигар. Антуан Люмьер, знаменитый лионский фотограф, часто снимал ее еще ребенком в своей студии на улице де ла Бер. Кроме того, он создал фабрику по производству фотопластинок, пользующихся спросом во всем мире, и весьма преуспел в этом деле. Он отличался большой добротой, заботился о благосостоянии своих рабочих и даже ввел новую; выгодную для них систему накоплений. Бабушка Лизетт всегда высоко отзывалась о нем, хотя считала, что его сыновья – при всех их выдающихся научных способностях и достижениях – совершенно равнодушны к отцовскому бизнесу.

Бабушка знала Люмьеров со времени их появления в Лионе, куда они переселились из Восточной Франции. Это была удивительно музыкальная семья, и приглашение посетить их дом всегда считалось событием. Там царила веселая и непринужденная атмосфера, и тон ей задавала мадам Жанна-Жозефина Люмьер, элегантная дама с лучезарной улыбкой, которая любила устраивать импровизированные домашние концерты. Лизетт чувствовала, как ей будет не хватать этих вечеров, но внутренне готовилась к тому, чтобы расстаться со всем, что было ей дорого. Скоро она покинет Лион вместе с отцом, которого знала лишь по его редким посещениям бабушкиного дома.

Лизетт медленно встала и, подняв заплаканные фиолетовые глаза (они были именно фиолетовые, а не просто синие), увидела мсье Люмьера, смотревшего на нее из-под пенсне. У него были великолепные черные усы и ухоженные темные волосы.

Лизетт с трудом выговаривала слова:

– Я не хочу уезжать отсюда. Я не хочу ехать с отцом, когда он закончит все похоронные дела. Знаю, что бабушка завещала этот дом мне, но никто меня не слушает, когда я говорю, что хочу остаться здесь. За мной могла бы присматривать мадам Карме, наша экономка, и я смогла бы учиться дальше в своей школе.

Тяжело вздохнув, Люмьер покачал головой.

– Мадам Карме останется, пока не опечатают дом. Не забывай, Лизетт, дом может перейти к тебе только тогда, когда тебе исполнится двадцать один год, или раньше, если ты выйдешь замуж. А мадам Карме слишком стара, чтобы взять на себя такую ответственность. Кроме того, твоя бабушка выделила ей хорошую долю наследства – за верную и долгую службу, так что она может безбедно жить до конца своих дней. А если даже кого-то возьмут вместо нее, подумай только, как тебе будет одиноко и неуютно в доме с чужим человеком, без бабушки, с которой ты была так счастлива.

Лизетт несколько минут размышляла над словами мсье Люмьера. В глубине души она не могла не признать, что он прав. Она ясно понимала, что не может остаться в этом доме, и никто другой, кроме мсье Люмьера, не убедил бы ее с такой простотой и деликатностью. Да, ей не оставалось ничего другого, как смириться и ехать с отцом.

– Вы правы, мсье Люмьер, – с глубоким вздохом сказала Лизетт. – Мне было бы очень плохо в доме с чужим человеком. Но я еще вернусь сюда, когда вырасту! – добавила она уже другим, решительным тоном, откинув назад свои кудряшки и выпятив подбородок.

– Вот это правильно!

Мсье Люмьер поднялся. Лизетт, немного помедлив, тоже встала и еще раз вытерла глаза. Вернув мокрый от слез носовой платок, она с детской доверчивостью протянула ему свою маленькую ручку.

– Все. Я готова вернуться в дом, мсье Люмьер.

– Браво, Лизетт! Смотри на жизнь как на приключение. Скоро ты увидишь Париж, в котором давно не была. Думай только о хорошем.

К этому времени гости уже разошлись, и лишь мадам Люмьер ждала мужа, прекрасно понимая, что только он способен найти нужные слова, чтобы успокоить осиротевшего ребенка. Казалось, он обладает особым даром находить взаимопонимание с молодыми людьми, видя в них самое лучшее. Его взрослые сыновья помнили один-единственный случай в жизни, когда отец за что-то пожурил их, о чем потом долго шутливо вспоминали в их семье.

– Желаю, чтобы у тебя все хорошо сложилось в жизни, моя дорогая Лизетт, – сказала мадам Люмьер, ласково погладив ее по щеке. – Тебе сейчас очень тяжело, но я уверена, что в будущем тебя ждет большое счастье. Поверь мне.

Лизетт мужественно кивнула. Она решила, что больше не будет плакать и сдержит данное себе слово. Она еще вернется сюда, а пока надо смотреть на жизнь под новым углом зрения – как на приключение, чему ее учил мсье Люмьер.

И все-таки, как она ни храбрилась, когда подошло время отъезда, Лизетт покидала любимый дом с разбитым сердцем.

– Тебе удобно? – спросил дочь Шарль Декур, когда они сели друг против друга в купе вагона первого класса, специально зарезервированное для них.

В Лионе они почти не разговаривали друг с другом, обмениваясь лишь короткими фразами за завтраком. Отец целыми днями был занят, улаживая дела своей покойной матери и отвечая на письма с соболезнованиями.

– Да, папа. Спасибо.

Он кивнул.

– Ни о чем не беспокойся. Ты меня понимаешь? Твоя мачеха готова на все, чтобы ты у нас чувствовала себя как дома. Она нашла тебе хорошую школу. Ты рада?

– Да, папа.

– Ну и прекрасно. – Он развернул