Распылитель Пухольского [Дарья Александровна Булатникова] (fb2) читать постранично, страница - 2

двери. Поворачивая от лестницы, Игнат прислушался. Сегодня должно быть восемь, это немного. Раньше приходилось тяжко, иногда к утру свозили до полусотни. Сейчас уже не вспомнить, сколько их было, они и не считали. Разве что если списки взять, да заставить машбарышню на счетах пощелкать. Но зачем? Да и списки те давно подшиты в толстые папки и уложены в сейф, для сохранности. Игнату нравилось думать, что когда-нибудь их дети и внуки скажут им спасибо за то, что они делают сейчас. Морщатся, но делают. Во имя светлого будущего.

Дремавший на табуретке у стены красноармеец Харитоненко вскочил, едва не уронив трёхлинейку, отрапортовал:

— Всё спокойно, товарищ Пирогов!

— Ну, давай, минут через пять, по одному, как всегда, — ответил Игнат и, поправив ремни и кобуру, отворил дальнюю дверь.

Блеснули металлические щитки, два полукруглых, вертикальных и один — сверху, куполом, словно шапочка. А под ним — черная площадка. Распылитель.

Игнат хорошо помнил тот ясный сентябрьский день, когда председатель районной ЧК Кривцов привел к ним худосочного лохматого парня.

— Пухольский, — представился тот, поправляя сползающие набок очки. — Сигизмунд Янович Пухольский, бывший студент, а ныне — изобретатель.

— Ну, вы тут, товарищ, всё сами объясните, — буркнул ему Кривцов. И добавил для Богоробова: — Потом доложишь, что да как. И это… учти, патронов у нас мало осталось.

Игнат усмехнулся, вспомнив эту фразу. У них не только патронов было мало, у них тогда буквально руки гудели от работы: стреляли, возили, копали, опять возили, опять копали. И ведь возчиков не мобилизуешь — неизвестно чего от них ждать, так что самим всё делать приходилось. Поначалу гоняли пешим ходом на пустырь за кладбищем, к специально откопанному рву, и там уже… Пока однажды не сбежали двое — мужик и баба, кинулись из колонны в сторону и словно пропали в ночи, несмотря на стрельбу и поиски. Из ВЦИК тогда проверяльщик был, ругался, грозился. После этого стали самых сильных мужчин оставлять на принудработы, на несколько дней — для рытья. В общем, крутились. Кто, если не они?

Зато сейчас — красота, не обманул изобретатель.

Скрипнула дверь. Пять установленных минут прошло, и Харитоненко привел первого. Игнат обернулся и встретился взглядом с пожилым мужчиной в бархатном, довольно истертом пиджаке.

— Фамилия?

— Иртенев Борис Карлович, — не отводя глаз, медленно проговорил вошедший. Харитоненко кивнул и вышел, громыхнув запором.

Игнат вытащил список, развернул, сверился — есть такой. Проживает… проживал неподалеку, на Мясницкой.

— Проходи! — указал на черную площадку.

— Что это? — удивился Иртенев, рассматривая непонятный агрегат.

— Допрос снимать с тебя буду, — почти ласково произнес Игнат. — Это такая машина, которая заставляет правду говорить. Вот и расскажешь мне, куда ты спрятал награбленные у трудового народа капиталы.

— Да я… Я профессор математики. Какие капиталы, откуда?

— Проходи, проходи, не бойся, больно не будет!

Игнат почти дословно повторял то, что велел им говорить Сигизмунд Пухольский. Дескать, ваша задача лишь уничтожать контрреволюционный элемент. Вот и не нужно орать и пугать приговорами, пусть элемент сам не понимает, что его сейчас уничтожат. Поэтому и говорите, что… Богоробов то, что нужно сказать, даже карандашиком на листочке записал, а потом ходил и заучивал, шевеля губами и дергая бровью. Смешно, конечно, что такое приходилось повторять и буржуйским деткам, ну какие капиталы они успели награбить и спрятать? Хотя, кто их знает — буржуи есть буржуи, хоть и малолетние — может, и успели. И про машину, которая заставляет правду говорить, смешно придумано. Все, кто слышит, буквально рот раскрывают. Так с открытым ртом и встают в распылитель. А там — чпок!

— И что дальше? — в голосе Иртенева звучало нетерпение. Игнат спохватился, что так и сидит за столом, положив руку на черную коробочку с красной пипочкой на крышке. А буржуй топчется в распылителе и ждет, что будет дальше. А ничего не будет — для тебя. Игнат нажал на пипочку, и не стало Бориса как-там-его-по-батюшке. Был — и нету.

Игнат нее удержался, и подошел к аппарату. Никаких следов буржуя, ни пылинки на черном пупырчатом круге. Как и обещал очкастый изобретатель Пухольский, приговоренный распался на эти… на молекулы. Игнат очень смутно представлял себе, что такое молекулы, хотя слушал бывшего студента старательно. Но в то, что весь мир состоит из таких крошечных штучек, что глазом не различишь, так и не смог поверить. И Богоробов, кажется, не поверил, все пытался что-то рассмотреть на собственных ладонях, подносил к глазам, ногтем ковырял. Но факт вот он — разлетелся контрреволюционный элемент на эти самые молекулы, стал воздухом, а значит — ничем. А кто был ничем, тот стал всем.

— Харитоненко, давай следующего!

Спустя час всё было кончено. Игнат пригладил волосы, посидел, уперев локти в колени, ещё некоторое время. Хоть и легкое это дело — на