Просчет [Кисё Накадзато] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

зданиями универмагов нависло темное, мрачное море, а вдали маячит спущенный сегодня на воду танкер с еще не докрашенными палубными надстройками.

Море непрерывно колышется, танкер раскачивается, словно призрак. Время от времени стапель заслоняют портальные краны. Они то исчезают, то появляются вновь. Доносится даже скрип механизмов, жалобный, как крик чаек. Вращаются колеса, выдавливая жир и кровь, наматывая плоть… Мне странно, что железо не тонет в воде, что вода, нечто столь податливое и мягкое, способна нести такую твердую тяжесть – в этом кроется что-то непостижимо тревожное… Нет, определенно, я опьянел. Но в глубине души по-прежнему был холодок смутного предчувствия…

– Господин директор, у вас, наверное, есть к нам какое-то дело?

Директор, вдруг посерьезнев, взглянул на меня.

– Что?… А, да… Я хотел потом, когда придет Окано… – Он снова осушил рюмку, потом повернулся ко мне: – По правде говоря, насчет позавчерашнего замера… Вот что – держите-ка все это дело пока в секрете, ладно? – Взгляд за стеклами очков был абсолютно непроницаем.

* * *
…Для определения центровой линии корпуса корабля длиной в двести тридцать метров в диметральной плоскости мы, группа инженеров, отвечавших за работы на стапеле, установили на наружной обшивке днища танкера специальные приборы. Кроме меня и Такагавы, в замере участвовали инженер Окано из конструкторского отдела, закончивший университет, и Хьюберт, инспектор американской Ассоциации по определению класса судов.

Мы зажгли стосвечовую лампочку внутри деревянного ящика – проверочного прибора – и наблюдали из прибора для измерения, установленного в середине танкера. Отверстие в ящичке – всего пять миллиметров шириной и тридцать сантиметров высотой. Если луч света, проникающий сквозь это отверстие, виден через контрольные приборы, установленные в середине и на носу танкера, значит, ни малейших отклонений в вертикальных размерах нет. И в центре и с носа судна луч света был отчетливо виден. Даже Хьюберт, вечно ко всему придиравшийся и вообще субъект пренеприятный, крякнул от восхищения. Мы были довольны. Затем приступили к следующей проверке. Теперь вместо стосвечовой лампочки зажгли крохотную лампу-малютку, после чего все перешли в носовую часть. Сквозь дырочку диаметром в пять миллиметров, пройдя через такое же отверстие в щите, установленном в середине судна, должен виднеться лучик, слабенький, как мерцание светлячка. Первым заглянул Хьюберт.

Я смотрел на его красную шею – у европейцев загар всегда выглядит безобразно… Когда он оторвал взгляд от отверстия, он показался мне еще более раздраженным и злым, чем всегда.

– Гляди!

Жилы у него на лбу вздулись, недобрые голубые глаза в красных прожилках. Рост у Хьюберта – метр восемьдесят, вес не меньше девяноста килограммов, на добрых двадцать килограммов больше, чем у меня, и все-таки сколько раз мне хотелось хорошенько вздуть этого типа! Без его согласия судно не может получить определенного класса, не может удовлетворить заказчика, и, пользуясь этим, он творил на стапеле, что хотел. Чуть дотронется до наружной обшивки – и, если померещится ему хоть малейший след ржавчины, приказывает драить обшивку пескоструйным аппаратом до зеркального блеска; а то начнет шастать по всему судну и не дай бог увидит, что сварщик курит в рабочее время, – тут же даст ему пинка, хотя вопросы дисциплины, безусловно, не входят в его обязанности. Я органически не переваривал этого типа, от которого вечно разило потом, и распоряжения его, когда они бывали чересчур уж нелепы, не выполнял. Естественно, что и Хьюберт питал ко мне особую антипатию. Директор уже делал мне по этому поводу замечания, но я решил, что ни за что не стану пресмыкаться перед американцем. Я был намного проворнее, чем он, так что, в случае чего, подвернись мне под руку молоток, сумел бы разукрасить ему рожу…

Но на этот раз я проиграл. Проверочного лучика не было видно.

* * *
– Я знаю, ты, как инженер, работающий на стапеле, с полной ответственностью выполняешь свои обязанности… Остается только думать, что ошибка вкралась во все расчеты днища. Кривой киль, кривое дно… А когда над этим кривым днищем возводят остальной корпус, ясно, что все восемьдесят восемь тысяч тонн получатся с кривизной… Но сейчас речь не об этом. Главное, если все вы будете помалкивать, заказчик ничего не заметит – сейчас это важнее всего! И вообще – что такое центровая линия судна? Ведь она все время смещается. Строить на ней расчеты никак нельзя… Даже если производить замер каждый раз, как судно ставят в док, сплошь и рядом обнаруживается отклонение в двенадцать-тринадцать миллиметров… Можно десять раз замерять одно и то же судно, и всякий раз при этом центровая линия будет смещаться. Даже если не производить на судне никаких работ, просто поставить в док, все равно, глядишь – основная линия незаметно сместилась… В конечном итоге, по-моему, у кораблей вообще не существует центровой линии.