Повесть о любви и суете [Нодар Джин] (fb2) читать постранично, страница - 3
- Повесть о любви и суете (а.с. Пять повестей о суете) 352 Кб, 99с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Нодар Джин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (37) »
человеке есть такое, из-за чего его можно пощадить. Запомнив деталь с кадыком, я возразил: если вы и вправду так считаете, то не всех пока встречали: есть люди, удивляющие тем, что хотя они постоянно держат при себе голову, никто её не сносит.
— Садитесь! — предложил он, хотя я сидел. — Почему вам надо снести кому-то голову?
Объяснять было долго, а признаться, что это ещё и «просто хочется», я постеснялся. Тем более — находился в серьёзнейшей церкви. Католической. Восседая рядом со священником, наряжённым в расшитую серебром фелонь.
Восседал я при этом на полке из розового мрамора с бледными прожилками. В прицельном луче утреннего света, который бил из-под верхней бровки окна, скрытого за бронзовым фронтоном.
— В смерти, мистер Грабовски, — попробовал я, — есть нечто избавительное.
Он перебил меня кивком в ближний конец зала. Там, с креста из чёрного лабрадорита, загадочно улыбался беломраморный Христос. На бирюзовом фоне витража он и вправду умирал негорюющи.
— Я имею в виду не только его! — возразил я. — Все мёртвые лучше живых. Покойника не назовёшь сволочью. Смерть, должно быть, исправляет человека.
Спиртные пары и улыбка Христа отвлекли меня от земного. Грабовски забеспокоился, но, выяснив в конце концов, что убийство произойдёт как раз не на земле, а на бумаге, очень обрадовался. Насколько я понял, впрочем, поводу сказать, что он тоже когда-то писал.
— «Тоже» как кто? — выкатил я глаза. — Как я или… Как кто?
— Как вы.
Я заподозрил его в знакомстве с нью-йоркским тёзкой:
— Вы уверены? Как я?
— Как вы. А кто же ещё? Но сейчас уже нет.
— Что «нет»?
— Уже не пишу.
— Это трудно, — согласился я.
— Не потому. Завёл собачку.
Я снова насторожился:
— Собачку? А какую?
— Маленькую такую. Белую.
— Я про породу.
— При чём это? Шпиц. Дело не в породе, а в том, что я тоже раньше писал.
По выражению моего лица Грабовски заключил, будто я не верю, поднялся с места, скрылся за парчовой завесой и вернулся с доказательством. Под польскими словами «Psychofizjologia normalnei» на обложке брошюры стояло его имя с приставкой «Dr.»
— А, вы тут — научное… — буркнул я. — И про нормальных.
— Нет, как раз про шизофреников, — и протянул мне книжку.
— Почему «как раз»?
— Вы правы: тут сказано «normalnei». Но через нормальное я как раз и выхожу на ненормальное. Я доказал, что это — одно и то же. Что шизофрения это нормально.
— Правда? — не поверил я. — Уже доказали? И что, значит, получается?
— Ничего как раз не получается. Нормальные стали считать меня ненормальным, а шизофреники — угрожать убийством. Потому я и уехал.
— А как это вы доказали?
— Просто! То есть не совсем, но… Вы, как философ, сейчас поймёте.
Я не успел, потому что, подсев ко мне, он тут же вскочил.
В дальний конец зала — через дверную нишу — набилась вдруг шумная толпа крохотных людей. Свет бил снаружи — и лиц было не рассмотреть. Пространство внутри встретило толпу затяжным эхом, в котором детский смех дробили визгливые междометия и перестуки каблуков.
Отреагировал — как философ — и я. Не суетитесь, мол, батюшка, ибо детвора есть символ назревания хамского времени. Грабовски ответил, что это не дети, а японцы. И что именно из-за них он рано сегодня и открылся: через сорок минут, приобщённые к догматам западной церкви, восточные гости должны быть уже на пристани.
Извинившись, Грабовски оправил на себе ризу и удалился их приветствовать.
5. Проверять жизнь на фактичность
Восточным гостям я предпочёл шизофреников и раскрыл брошюру. Ошибка обошлась мне дорого. Пока гости, озиравшиеся на фрески и продвигавшиеся к Христу в другом конце зала, поровнялись со мной, — в течение этого времени я выяснил, что страдаю неизлечимым бредом реальности: не умею проверять жизнь на фактичность и отличать её от нереального. И наоборот. Вторая глава — о бреде беременности — тоже началась со встревожившего перечня симптомов. Я затаил дыхание и стал читать дальше, но от дополнительного ужаса самопознания меня уберегли четыре вспышки света. Вскинув глаза, я увидел перед собой столько же японок. Одинаково крохотных и синих, как почки на ветке сакуры — хотя и с разными лицами, чтобы различать. Лишённые возраста, но оснащённые камерами, японки щёлкнули меня ещё раз, а потом одна из них, с самыми синими губами, сюсюкнула, что в молящемся католике её умиляет доверие к Небесному Судье. В иной ситуации я бы откликнулся в стиле как раз манчестерского судьи, но к японкам испытывал благодарность, поскольку они отвлекли меня от брошюры. Отшвырнув её, я встал и сообщил гостьям, что, не будучи католиком, прихожусь им бывшим соседом: от Японских островов Россию отделяет только пролив. Трое развернулись и примкнули к толпе, но четвёртая, с губами, пришла в восторг. Демонстрируя знание России, объявила, что Зиноски — гад, Ицин загадочен, а Чахо — душка. Я напрягся и выяснил, будто Жириновский- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (37) »
Последние комментарии
1 день 1 час назад
1 день 5 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад