Прекрасная толстушка. Книга 1 [Юрий Федорович Перов] (fb2) читать постранично, страница - 172


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

его состояние, но ничего не сказала… Только сама громко задышала, вздымая опавшую от голода грудь…

Они вернулись, и свояк дал им другой горшочек сметаны. Николай ему потом отработал на покосе, хотя свояк и отказывался. Но Николай считал себя должным, и удержать его было нельзя.

Это и была его вторая тайна. Я оказалась права, чувствуя, что за нашими секс-ужинами стоит нечто большее, чем фантазия. Когда я узнала, в чем дело, то резко охладела к этим экспериментам. 1 — Но почему? — допытывался Николай Николаевич, когда я стала мягко, но настойчиво уклоняться от «сервировки».

— Давай все-таки не будем… — сказала я.

— Почему? — удивился он — Ведь нам так хорошо!

— Позабавились, и хватит… Все-таки это не совсем нормально… Так мы скоро дойдем до того, что без сметаны или варенья вообще не сможем этим заниматься…

А третью тайну Николая Николаевича мне открыл мой самый страшный враг…

19
Наши отношения постепенно превратились почти в семейные. Сперва он заезжал ко мне раз в неделю, потом два раза… Дочери своей он говорил что-то о дежурствах, спецзаданиях и прочей служебной надобности. Обычная его работа была с ненормированным рабочим днем.

Николай Николаевич все чаще и чаще сокрушался, что мы так и не знакомы с дочерью, что, может быть, у нас, несмотря на ее тяжелый характер, завязались бы хоть какие- то отношения, а там, не загадывамши наперед, можно было бы подумать и о создании семьи.

Ведь что может получиться, рассуждал он, — Жанна вырастет, выскочит замуж и уедет от него, как мать ее уехала из дома за ним… И тогда, выходит, напрасны были его ограничения себя во всем…

У меня же никто согласия на замужество и не спрашивал. Он полагал, раз я его принимаю, всегда весела и приветлива, значит, для меня естественным продолжением таких отношений должно быть замужество.

Меня, конечно, устраивали наши регулярные встречи. Но, честно говоря, я уже начала уставать от его размеров и от того, что все время приходится быть начеку, чтобы он, увлекшись, не покалечил меня. Те экзотические ощущения, которые раньше сильно возбуждали меня, начали слегка раздражать…

Может быть, люби я его посильнее, то все было бы по- другому, но из чувства благодарности настоящая любовь не произрастает. И потом, признательность — довольно скоропортящийся продукт. Со временем, вольно или невольно, закрадывается в тебя крамольная мыслишка: «Сколько же можно расплачиваться за однажды сделанное тебе добро? Уж кажется, отслужила за все!..»

Хотя, конечно, слово «отслужила» совершенно не точное в данном случае.

И потом, меня очень огорчало, что молодая веселая компания медиков как-то сама собой рассосалась. Несколько раз ребята, завалившись ко мне, по обыкновению, без предупреждения, сталкивались с Николаем Николаевичем.

Он отнесся к ним по-дружески и с пониманием, щедро угощал, несколько раз гонял гонцов за вином, но после этих встреч ребята стали заглядывать ко мне все реже и реже и потом совсем перестали…

Это я все подробно рассказываю затем, чтоб показать, в каком душевном состоянии я пребывала к моменту нашей встречи с Евгением Кондратьевичем.

20
Он окликнул меня, когда я проходила по Тверскому бульвару. Услышав знакомый до рвотных судорог голос, я оглянулась и увидела его, сидящего на лавочке в том же самом коричневом костюме, в котором запомнила на всю жизнь.

— Присядьте на минуточку со швейцаром, может, и не пожалеете… — загадочно предложил он. Что-то в его голосе было такое, что я, поколебавшись секунду, присела, решив уйти, как только мне этого захочется.

— Я вижу, у вас с Николаичем уже семейная жизнь налаживается? — не то спросил, не то печально констатировал он.

— Это не ваше дело! — тут же завелась я.

— Конечно, не мое, — согласился он. — Это дело ваше, но, боюсь, вы не все про своего жениха знаете, и хотел бы вас по- человечески…

— А почему вас это волнует? Откуда этот приступ доброты? — со злым ехидством спросила я.

— Доброта здесь ни причем, — охотно пояснил он. — Просто я смотрю, что человек жирует и благоденствует на костях другого человека и за это же самое считает этого другого, которого он использовал, извините, как подтирку, дураком. А это другому человеку, согласитесь, обидно.

— Я не понимаю, куда вы клоните? — нахмурилась я.

— А я туда клоню, милая барышня, что все это была постановка. Подставка, по-нашему…

— То есть?.. — растерянно спросила я, и во мне вновь шевельнулись смутные подозрения, которые я все это время пыталась спрятать поглубже.

— А как вы думаете, кто разработал всю операцию? Николаич и разработал. Именно он рекомендовал вас в переводчики французу. Он велел с вас глаз не спускать… Вы бы видели, как он радовался, когда вы прокололись с этой валютой. Я не знаю и знать не хочу, что у вас было там, дома, но, грешным делом, когда вы выскочили из подъезда, счастливые и довольные, я подумал, что было, но об этом Николаичу не сказал. Он сам