Прелесть (сборник) [Клиффорд Саймак] (fb2) читать постранично, страница - 2

Книга 79979 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

О чтении тоже был закон. Читать воспрещалось, потому что чтение было злом. Это зло было в Начале. Но люди давным-давно решили, что оно не должно существовать.

Так что он должен передать своему сыну зло. Но он получил от своего давно умершего отца поручение и дал ему клятву, которую должен исполнить. И ещё кое-что он получил от отца — беспокойное ощущение, что закон не прав.

Хотя закон ещё никогда не был неправ. Все законы имели смысл. Имели смысл и их образ жизни, и Корабль.

Впрочем, может случиться, что ему не придётся передавать Письмо. Он мог оказаться тем, кто должен вскрыть его, потому что на конверте было написано:

«ВСКРЫТЬ В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ».

А ведь это и было случаем крайней необходимости, — сказал себе Джон Хофф. Этот Грохот, и стена, ставшая полом, и пол, ставший стеной.

Из других кают слышались голоса: испуганные крики, вопли ужаса, тонкий плач детей.

— Джон, — сказала Мери, — это был Грохот. Теперь скоро Конец.

— Не знаю, ответил Джон. — Подождём, посмотрим. Мы ведь не знаем, что такое Конец.

— Предсказано, что Конец придёт вскоре после Грохота, — сказала Мери. — Что звёзды перестанут кружиться и остановятся в черноте неба, и это будет верным признаком того, что Конец близко.

Конец чего? — подумал Джон? — Нас? Или Корабля? Или звёзд? А может быть, Конец всего — и Корабля, и звёзд, и темноты, в которой кружатся звёзды?

Он содрогнулся, когда подумал о конце людей или Корабля, не столько потому, что ему было их жалко, сколько потому, что тогда придёт конец и замечательному, так хорошо придуманному, такому уравновешенному порядку, в котором они жили. Это было так замечательно — то, что людям всегда всего хватало, и не было ничего лишнего. Ни воды, ни воздуха, ни людей, потому что нельзя было иметь ребёнка прежде, чем кто-нибудь умрёт, и освободится место.

В коридоре послышались торопливые шаги, возбуждённые голоса, и кто-то забарабанил в дверь, крича:

— Джон! Джон! Звёзды стоят на месте!

И дверь была там, где она должна быть, там, где ей полагалось быть, чтобы через неё можно было выйти прямо в норидор, вместо того, чтобы подниматься по лестнице, теперь бесцельно висящей на стене, которая раньше была полом.

Почему я не подумал об этом раньше? — спросил он себя. — Почему я не видел, что это глупо: подниматься к двери, которая открывается в потолке?

А может быть, — подумал он, — так и должно было быть всё время? Может быть то, что было до сих пор, было неправильно? Но тогда и законы могли быть неправильными…

— Иду, Джо, — сказал Джон.

Он подошёл к двери, открыл её и увидел: то, что было раньше стеной коридора, стало полом и двери выходили в коридор прямо из кают, и взад и вперёд по коридору бегали люди. И он подумал: теперь можно снять лестницы, раз они не нужны. Можно их спустить в конвертор, и у нас будет такой запас, какого ещё никогда не было.

Джо взял его за руку и сказал:

— Пойдём.

Они пошли в наблюдательную рубку. Звёзды стояли на месте.

Всё было так, как предсказано. Звёзды были неподвижны.

Это пугало, теперь было видно, что звёзды — не просто кружащиеся огни, движущиеся на фоне гладного чёрного занавеса. Теперь было видно, что они висят в пустоте, от которой начинало сосать под ложечкой. Глядя на эту непонятную пустоту, хотелось крепче схватиться за поручни, чтобы удержаться в равновесии на краю головокружительной бездны.

В этот день не было игр, не было прогулок, не было шумного веселья в зале для развлечений. Везде разговаривали кучки напуганных людей. Люди молились в церкви, где висела самая большая Священная Картина, изображавшая Дерево, и Цветы, и Реку, и Дом вдалеке, и Небо с Облаками, и Ветер, которого не было видно, но который там чувствовался. Люди убирали и приводили в порядок на ночь каюты, вешали на место Священные Картины — самое дорогое достояние каждой семьи, снимали лестницы.

Мери Хофф вытащила Священную Картину из кучи обломков на полу, и Джон, стоя на стуле, прилаживал её на стену, которая раньше была полом, и размышлял, как это получилось, что каждая Священная Картина отличалась от других. Это впервые пришло ему в голову.

А когда Мери ушла в соседнюю каюту поговорить с другими перепуганными женщинами, он пошёл по коридору, стараясь, чтобы его походка казалась беззаботной, чтобы никто не заметил, как он спешит.

Он старался выглядеть так, будто ничего не делает, просто убивает время. И это было легко, потому что только это он и делал всю жизнь, и все только это и делали. За исключением некоторых — счастливых или несчастных, — у которых была работа, переданная им по наследству: уход за скотом, или за птицей, или за гидропоническими оранжереями. Но большинство из них, думал Джон, медленно шагая вперёд, всю жизнь только и делали, что убивали время.

В коридоре уже никого не было, и стало темнее, потому что лампочки становились всё реже. В течение многих лет лампочки из коридоров переставляли в каюты.

Он подошёл к наблюдательной рубке и