Сердцеедка [Маделин Уикхем Софи Кинселла] (fb2) читать постранично, страница - 4

переполнены.

Флер невозмутимо ждала, пока десять человек, пыхтя, пересаживались потеснее; затем изящно опустилась на скамью. Склонила на мгновение голову и снова подняла взгляд, полный сдержанной скорби.

– Бедная Эмили, – произнесла она. – Бедная, милая Эмили.

– Кто это? – шепнула Филиппа Честер мужу, снова занявшему место рядом с ней.

– Не знаю, – пожал плечами Ламберт. – Какая-нибудь приятельница твоей матушки. Она явно хорошо меня знает.

– Что-то я ее не помню, – сказала Филиппа. – Как ее зовут?

– Флер. Не запомнил фамилию.

– Флер… Никогда о ней не слышала. Может быть, школьная подруга?

– Да-да! – подхватила Филиппа. – Наверное. Как та, Джоан. Помнишь, как она явилась к нам в гости ни с того ни с сего?

– Не помню, – отмахнулся Ламберт.

– Да помнишь! Ну Джоан! Она еще подарила маме ту кошмарную стеклянную миску. – Филиппа, сощурившись, присмотрелась к Флер. – Только эта уж очень молодая. Мне нравится ее шляпка. Я бы ужасно хотела носить такие малюсенькие шляпки, но у меня слишком большая голова. Или прическа неподходящая.

Ламберт что-то пробормотал себе под нос, уставившись в листок бумаги. Филиппа огляделась по сторонам. Столько народу, и все пришли сюда ради мамы.

– Скажи, моя шляпка нормально выглядит? – спросила она.

– Замечательно, – отозвался Ламберт, не поднимая глаз.

– Столько денег стоит, даже подумать страшно. Но, знаешь, когда я надевала ее сегодня утром…

– Филиппа! – зашипел Ламберт. – Ты можешь помолчать? Я не в силах сосредоточиться! Мне надо готовиться к выступлению!

– Ах да. Да, конечно.

Филиппа присмирела, почувствовав укол обиды. Ее никто не просил выступить. Речи произнесут Ламберт и Энтони, младший брат Филиппы, а ей остается только молча сидеть в новой шляпке. Да и этого она не умеет делать, как следует.

– Когда я умру, – проговорила она вдруг, – я хочу, чтобы вы все выступили на моей поминальной службе. И ты, и Энтони, и Джиллиан, и все наши дети…

– Если они у нас будут, – буркнул Ламберт, не оборачиваясь.

– Если они у нас будут, – уныло повторила Филиппа, глядя на море черных шляпок. – Я могу умереть раньше, чем они родятся… Мы ведь не знаем, когда умрем. Хоть бы и завтра. – Ее поразило видение самой себя в гробу: лицо покрывает восковая бледность, вокруг рыдающие родственники… Защипало глаза. – Да, я могу умереть завтра. И тогда…

– Не болтай ерунду. – Ламберт убрал в карман листок с текстом своей речи и незаметно ущипнул Филиппу за толстую ляжку. – Ну скажи, что ты болтаешь?

Филиппа промолчала. Пальцы Ламберта сжались сильнее, так что она охнула от боли.

– Я болтаю ерунду, – тихо ответила Филиппа.

– Правильно. – Ламберт разжал пальцы. – А теперь сядь прямо и держи себя в руках.

– Прости. Я просто разволновалась. Так много народу… Я даже не знала, что у мамы столько друзей.

– Твоя мама пользовалась успехом в обществе, – сказал Ламберт. – Ее все любили.

«А меня никто не любит», – хотела пожаловаться Филиппа, но вместо этого лишь беспомощно подергала свою шляпку, так что из-под узких черных полей выбились несколько растрепанных прядей; когда все встали, чтобы исполнить первый гимн, вид у Филиппы был еще более неприглядный, чем прежде.

2

– Окончен день, что дал Господь, – пела Флер, заставляя себя поглядывать время от времени в сборник гимнов и притворяться, что читает слова.

Как будто она не знает их наизусть! Флер столько раз пела эти гимны на похоронах и поминальных службах, что и не сосчитать. Почему люди вечно выбирают одни и те же надоевшие псалмы для панихиды? Неужто не догадываются, как это отравляет жизнь профессиональным охотницам на вдовцов?

В первый раз на похороны незнакомого чело века Флер попала случайно. Однажды скучным утром шла себе по тихой улочке в Кенсингтоне, думая, как бы устроиться на работу в элитную художественную галерею, и вдруг увидела компанию хорошо одетых людей, толпившихся на тротуаре у входа в маленькую католическую церковь. Из праздного любопытства Флер замедлила шаги, проходя мимо них, а там и совсем остановилась – не вплотную к группе, но и не так, чтобы в стороне. Прислушиваясь к разговорам, она поняла, что здесь говорят о доверительных фондах, о семейных бриллиантах, об островах в Шотландии. У этих людей явно водились деньги. Серьезные деньги.

А потом уныло моросящий дождик превратился в ливень, и люди на тротуаре дружно рас крыли двадцать пять зонтиков – словно вспорхнула стая черных дроздов. Флер показалось вполне естественным застенчиво заглянуть в глаза одному пожилому, добродушному на вид господину и с благодарной улыбкой пристроиться к нему под черный шелковый купол. Разговаривать было невозможно из-за шума дождя, болтовни вокруг и проносящихся машин; они просто улыбались и кивали друг другу и к тому времени, когда закончилась репетиция хора и двери церкви открылись, уже чувствовали себя стары ми друзьями. Пожилой господин провел Флер в церковь и вручил программку,