Мандат [Александр Ефимович Власов] (fb2) читать постранично, страница - 62

сегодня он чуть не совершил ту же ошибку, забыв, что вокруг — народ.

А люди подходили все ближе, и чем больше их появлялось на улице, тем радостней и легче становилось Глебке. Он продолжал бить в бадью даже тогда, когда пять или шесть наспех одетых мужиков подошли совсем близко и остановились в нескольких шагах, хмуро разглядывая незнакомого звонаря, устроившего ночной переполох.

— Вот сатана! — выругался бородатый мужик с ружьем. — Мне чуть стекло не выбил, а теперь всю деревню всполошил!

— Кончай трезвон! — сказал другой с лиловым рубцом поперек лба и, ухватив Глебку за руку, выдернул кол. — Чего народ поднял?

Глебка молчал. С тайной надеждой поглядывал он на подходивших к колодцу людей, но Дубка среди них не было.

Мужик с рубцом тряхнул Глебку за плечо.

— Заснул?.. Чего, спрашиваю, народ поднял?

— Не заснул! Это вы спите! — с обидой крикнул Глебка. — Дрыхнете, а под носом бандюги сидят! Буксир хотят угнать! А на нем добра, может, на миллион или на два! И Юрка там — братейник мой!

Глебку не поняли. Слишком много наговорил он, смешав в одну кучу и буксир, и бандитов, и брата.

К колодцу подошел кто-то с факелом; увидев молчаливую толпу односельчан, спросил невпопад:

— Убили?

— Нет еще! — ответил бородач с ружьем и добавил со злорадством: — Но, кажись, убьем!

— И стоит! — подхватили из толпы.

— Смуту какую поднял!

— А может — пьяный?

— Ну-ка, посвети! — крикнул мужик с рубцом на Лбу и, когда факел осветил Глебку, сказал: — Для пьяного — соплив больно, а на сумасшедшего не похож!

— А не из тех ли он сам? — выкрикнул визгливый бабий голос. — Не из бандюков ли?.. Мы тут на него глазеем, а его напарники в наших избах прощуп делают!

Глебка знал, что спорить с толпой и отругиваться опасно. Надо дать выговориться, а потом уже сказать Что-то веское, убедительное, для всех понятное. Но что? Он не успел придумать. Услышав про свои избы, в которых, может быть, уже хозяйничают воры, кое-кто стал поворачиваться, чтобы поскорее вернуться домой. Другие, которые были злее, ожесточеннее, наоборот, придвинулись к Глебке.

— Уходите! — крикнул он, понимая, что его могут избить, схватить и запереть до утра в каком-нибудь сарае. — Уходите! Все уходите! Пусть останутся только коммунисты!

Срывающийся, до предела напряженный голос Глебки и неожиданный призыв к коммунистам подействовали на всех.

— Ого-о! — произнес чей-то голос. — Вождь какой!

— Вождь у нас один — Ленин! — сказал, как выстрелил, Глебка. — А я… — понизив голос, с детской доброй завистью произнес он, — я даже еще и не коммунист. Я — сын большевика! Мой батя с Лениным в Кремле встречался!

И такая в его словах была искренность и подкупающая откровенность, что настроение толпы сразу изменилось. Почувствовав перелом и торопясь закрепить победу, Глебка сунул руку за пазуху.

— Вот! Смотрите! Все смотрите!

Он вытащил из-за рубахи мандат и протянул его мужику с рубцом…

Через полчаса, забрав в деревне все имевшиеся ружья, мужики спустились к Неве и вместе с Глебкой пошли вниз по течению. Деревня была рыбацкая. Неву здесь знали вдоль и поперек со всеми изгибами и заводями. Знали и сваи, к которым причалил воровской буксир. По дороге спорили, стараясь отгадать, что задумали бандиты, почему выбрали такое странное убежище. Рыбак с рубцом на лбу, который стал временным командиром над односельчанами, сказал:

— Я думаю — в Ладогу хотят пробиться, потому и забрались на буксир. Из Ладоги в любую заграницу удрать можно. Особо если под шумок, под ледоход.

У деревни, которую Глебка проскочил в темноте, рыбаки поднялись лесом вверх по берегу.

— Буди всех! — приказал временный командир. — Скопом — оно надежней будет!

Мужики разбежались по избам.

— Выходи! Выходи!

Здесь тоже жили рыбаки. Все они знали друг друга, поэтому долгих объяснений не потребовалось. Самым трудным, но и самым коротким был разговор Дубка с Глебкой.

Когда матрос, ночевавший в этой деревне и поднятый вместе со всеми, увидел в толпе Глебку, ему показалось, что все приснилось. Он пощупал бескозырку — она была на голове, цапнул рукой за маузер — и тот был на месте.

— Ты как?.. Ты зачем? — произнес Дубок.

Лицо у него стало чугунным, и он впервые в жизни потянулся к широкому матросскому ремню с тяжелой пряжкой.

Бородатый мужик с ружьем заслонил Глебку и предупредил:

— Не озоруй, клешник! На кого ремень-то готовишь?

— Это мой сын! — остывая, сказал Дубок.

— Рожей не вышел! — возразил бородач. — Я его батю хорошо разглядел на мандате.

Глебке это неожиданное заступничество не понравилось. Он вышел из-за спины бородача.

— Бей… Только побыстрей!

Дубок опустил широкую ладонь на его голову, повернул лицом к Неве и молча подтолкнул вперед.

— Дома поговорим!

Когда они спустились вниз,