Озерный мальчик [Павел Вежинов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

подчиняясь ему. Позднее, когда волей судьбы мне пришлось узнать лучше жизнь этих людей, я понял, что мои первые впечатления были не совсем верными. Но, в общем, ничем не примечательная пара, трудно было представить, что мальчик их сын. Он, несомненно, превосходил их интеллигентностью и душевной тонкостью.

Мы действительно ели рыбу, неясную, розоватую. Директор ресторана сам подал нам ее на простых алюминиевых тарелках, зажаренную большими кусками. Я спросил его, как ему удалось поймать это маленькое озерное чудовище.

— Поймал вчера вечером прямо голыми руками, — скороговоркой ответил он. — Ее громом оглушило.

Мои друзья недоверчиво улыбнулись. Я тоже не припоминал, чтобы вчера вечером была гроза. Но какое это имело значение? Мы отлично поели, а от ракии порядком развеселились, хотя она была не из лучших — в этом краю алычи, ежевики и диких груш хорошей ракии не бывает. Когда мы уже собирались уходить, в ресторан вбежал мальчик. Он был очень возбужден, лицо его пылало.

— Дядя, рыба ожила! — закричал он громко. — Правда, правда, ожила.

— Почему ты так думаешь? — спросил я с сомнением.

— Она уже плавает… Пока на спине.

— Ты выпустил ее в озеро?

— Нет, я ей сделал маленький бассейн… Камнями отгородил.

Тут отец мальчика сердито крикнул со своего места:

— Валентин, не надоедай незнакомым людям!

— Они не незнакомые! — смущенно сказал мальчик.

— Все равно. Иди сюда! — Голос его звучал еще более сурово.

— Папа, можно я пойду к рыбе? — сказал мальчик умоляюще.

— К какой такой рыбе?

— Этот дядя подарил мне рыбу. Она ожила. Мужчина посмотрел на меня своими пустыми глазами холодно, даже недружелюбно.

— Ты уже два часа торчишь там. Простынешь.

— Папа, ну пожалуйста! — В голосе мальчика звучало почти отчаяние.

«Пусти мальчика, дурак! — подумал я про себя, немного разгоряченный алкоголем. — Нечего на нем зло срывать!»

Я знаю этот тип людей, которые за неимением другой возможности удовлетворить свою жажду власти изводят своих детей. Жена его, до того безучастно слушавшая разговор, словно бы нехотя произнесла:

— Пускай идет! Мы же ради него сюда приехали. Пусть идет, пусть наглядится на свое озеро.

Мужчина поколебался, снова взглянул на меня — на этот раз с явной неприязнью, как на человека, без разрешения вошедшего к нему в дом.

— Ладно, иди… Но чтобы через пятнадцать минут ты был здесь!..

Глаза мальчика радостно заблестели, и он выпорхнул за дверь. Немного погодя поднялись и мы. Когда мы вышли на. террасу, я увидел, что он сидит на корточках у озера спиной к нам. Наверно, все еще играл рыбой, которая вряд ли по-настоящему оживет. Впрочем, может быть, мальчик своим воодушевлением и впрямь вдохнул в нее жизнь. Мне очень хотелось крикнуть ему «до свиданья», сказать что-то ласковое, но я сдержался. К чему такие неясности с мальчишкой? Тогда я не понимал, до чего глупо так думать.


Мы вернулись в Самоков по туристской тропе, вполне пригодной и для машин. В Самокове мы ненадолго зашли в городское управление. Было бы невежливо с моей стороны проститься с моими друзьями прямо на улице. Когда мы вошли, в кабинете полковника громко и настойчиво звонил телефон. Смутное предчувствие беды охватило меня — мне почудилось, что это звонят мне. Полковник подошел к телефону, небрежно взял трубку. До нас доносился неясный звук человеческого голоса, как мне показалось, очень взволнованного. Полковник слушал все внимательнее, вдруг лицо его помрачнело и словно бы окаменело.

— Да, да, — проговорил он. — Я сейчас пошлю людей.

Он положил трубку и повернулся к нам.

— Мальчик утонул, — сказал он коротко.

— Какой мальчик? — испуганно спросил я.

— Тот, которого мы видели на туристской базе. Упал в воду и утонул.

У меня перехватило дыхание, как если бы меня ударили ребром ладони по горлу. Я стоял, точно оглушенный, силясь вздохнуть. Не решаясь поверить своим ушам.

2

Мне скоро исполнится сорок пять, по профессии я литератор, занимаюсь проблемами эстетики. Смею утверждать, что знаю Гегеля лучше самого себя и даже своей жены. Трудно познать самого себя, это удается лишь гениям. И, может быть, ничтожествам. Но если гении смиряются с нечеловеческим в себе, то ничтожества превращают его в свое оружие. Что же касается моей жены, то я просто избегаю думать о ней. Почему? Она такая хорошая, почти идеальная, что не хочется подвергать ее ненужной эрозии размышлений. Она врач, и отсюда все мои маленькие несчастья. Она умудрилась найти у меня первые признаки тахикардии. И для нее этого оказалось достаточно, чтобы вытащить сигарету у меня изо рта и начать ревниво считать каждую выпитую мною рюмку. Из всех моих увлечений и простительных слабостей, осталась, пожалуй, одна рыбная ловля. Есть такие властные женщины, которые целиком подчиняют себе мужчину вопреки представлениям о его независимости и самостоятельности. Скорее всего это проявление искренней любви и