Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность [Михаил Александрович Энгельгардт] (fb2) читать постранично, страница - 2
- Чарльз Лайель. Его жизнь и научная деятельность (и.с. Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф. Павленкова-133) 374 Кб, 92с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Михаил Александрович Энгельгардт
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (34) »
отдельные эпизоды великой эпопеи – войны школьников с учителями, еще не нашедшей своего Гомера.
Школа доктора Радклиффа находилась в центре довольно большого города, тогда как прежняя помещалась на окраине маленького захолустного городишки. Вместо обширного луга и реки, в которой можно было купаться, здесь имелся при школе тесный, обнесенный стеною двор; гулять водили раза три в неделю, попарно, по душным и пыльным улицам. «В сравнении с прежней эта школа казалась тюрьмою, в особенности мне, привыкшему к привольной жизни в Нью-Форесте», – вспоминает Лайель.
Латинская грамматика пришлась Лайелю решительно не по вкусу, и в течение двух лет, проведенных в Солсбери, он учился довольно плохо, тем более что в школе доктора Радклиффа не применялось никаких мер, способных возбудить соревнование, а Лайеля, по его собственному сознанию, только самолюбие могло принудить к ученью. «Я всегда чувствовал себя несчастным, когда приходилось сидеть сложа руки, – говорит он, – и в то же время питал отвращение к работе и не мог за нее приняться без принуждения».
Характеристика, как мы сейчас увидим, не совсем справедливая. Живая, любознательная натура мальчика томилась бездействием, но школьная мудрость представляла слишком сухую, непривлекательную пищу. Когда же, на десятом году жизни, он вследствие болезни был взят из школы в деревню, для его любознательности открылось широкое поле, на котором он действовал без всяких понуканий и поощрений. Он пристрастился к собиранию насекомых и определял их по атласу, оказавшемуся в отцовской библиотеке. Занятие это, знакомое большинству детей, но имеющее обыкновенно характер баловства и забавы, превратилось у него в настоящую страсть и сыграло в его воспитании гораздо более благотворную роль, чем латинская грамматика и трость «Синей Бороды». Оно развивало в нем наблюдательность, память, привычку сравнивать и классифицировать, столь важную для натуралиста вообще и для геолога в особенности. В два-три года он сделался истинным натуралистом, сам того не подозревая. «Я мало знал о развитии, еще меньше о внутренней структуре насекомых, но научился различать по внешним признакам несколько сот видов, часто очень мелких, и до сих пор (в 1832 году) помню почти все, так что мог бы отобрать английских бабочек и молей из иностранной коллекции. Не имея пособий, я давал некоторым группам свои имена и впоследствии убедился, что моя классификация соответствует естественным порядкам и семействам».
Он собирал гусениц и куколки и следил за их метаморфозами, ознакомился мало-помалу с жизнью насекомых, убедился, что каждый вид появляется в известное время; иные только однажды, иные дважды в год, иные днем, иные вечером или в различные часы ночи. В особенности заинтересовали его нравы и образ жизни водяных насекомых. «Я просиживал, – говорит он, – целыми утрами на берегу пруда, наблюдая за странными привычками водяных насекомых, кормил их мухами и, если мог, ловил. Я убедился, что каждый пруд населен водяными жуками различной формы и величины и с величайшим интересом следил за их быстрыми движениями, бросал им мух и бабочек и наблюдал, как они поднимаются за добычей, причем некоторые бросают ее при приближении других. Я ловил длинных, похожих на пауков, букашек, быстро скользящих по воде; поплавков, описывающих в воде фигуру 8, гладышей, плавающих на спине, и других и держал их в тазу с водой, в моей спальне, к великому огорчению служанок – в особенности, если вода не отличалась чистотой».
Занятия эти, как водится, не встречали одобрения со стороны окружающих. Напротив, старшие покачивали головами при виде такого баловства. Мы не знаем, как относились к нему отец и мать, – он ничего не говорит об этом в своих воспоминаниях, – но вообще родные и знакомые не одобряли мальчика. «Вместо сочувствия я встречал только насмешки или упреки – зачем мучаю насекомых? Разве им не больно? И на что они мне?.. Это пренебрежительное отношение к моим занятиям имело большое влияние на мой характер, так как я был очень чувствителен к мнению других. И хотя я никогда не соглашался с ними и старался уверить себя, что взрослые слишком глупы, чтобы оценить интерес подобных занятий, но, тем не менее, всячески старался скрывать их, точно стыдился своих поступков» (Автобиография).
Поощрением ему служили книги, имевшиеся в отцовской библиотеке, – в особенности специальные энтомологические трактаты. Не то чтобы он читал их, – нет, латинские описания, рогатые термины, двухэтажные названия внушали ему священный ужас, и, определяя насекомых, он руководствовался главным образом рисунками. Но его очень утешала и ободряла мысль, что вот, мол, какие ученые и умные люди возились с букашками и не считали этого занятия баловством.
Нашелся, однако, и среди взрослых помощник и сотрудник юному энтомологу – в лице некоего Джона Девиниша, отцовского камердинера, который помогал своему барину в ботанических занятиях и приобрел некоторые навыки в
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (34) »
Последние комментарии
1 час 58 минут назад
5 часов 39 минут назад
6 часов 34 секунд назад
6 часов 54 минут назад
9 часов 53 минут назад
9 часов 54 минут назад