Ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко. Сказки славян. [Эпосы, мифы, легенды и сказания] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

недолго смеялись: трёх дней не прошло, вырос под окошком у Палашеньки сад дивный, невиданный. Шесть яблонь — золоты яблоки, серебряны листья. На ветках птицы распевают, под яблонями кот-баюн мурлычет, сказки сказывает.

Проезжал мимо добрый молодец, Иван — торговый сын, купецкий внук. Залюбовался садом, попросил одно яблочко.

Побежали старухины дочки яблоки рвать, да не тут-то было! Ветки их по лицу хлещут, птицы клюют, кот-баюн когти растопырил, шипит, грозится. Испугались сестры, прочь кинулись.

А Палашенька вышла из дому — яблони к ней ветки клонят, кот-баюн мурлычет, птицы распевают. Протянула Палашенька руку, яблоко само ей в ладонь скатилось. Тут она его с поклоном Ивану — торговому сыну поднесла. Взял он яблоко и говорит:

— Хорош твой сад, а ты и того лучше. Если посватаюсь, пойдёшь ли за меня, красна девица?

— Пойду, — тихонько Палашенька ответила.

Мачеха чуть со злости не лопнула, дочки её от зависти день-деньской ревели. Да что поделаешь!

— Ладно, — старуха дочкам сказала, — сад-то нам останется.

Обнесли сад высоким забором, чтоб прохожие не заглядывали, на ворота большой замок навесили. Да не вышло по-ихнему.

Как сыграли свадьбу, молодой молодую к себе повёз. Только кони тронулись, сами собой ворота растворились, корни яблонь сами из земли вытащились, и пошёл сад следом. Над ним птицы летят, а позади всех кот-баюн бежит. А за высоким забором голая земля осталась, ямы да рытвины.

В мире и согласии зажили молодые. Через год Палашенька своему мужу сына родила, как раз на ту пору по торговым делам в другой город ехать понадобилось. Собирается он в путь, жене Палашеньке наказ даёт:

— Береги ребёнка, себя береги! А мачеху с сестрами на порог не пускай…

Сказал так, жену, сына на прощанье поцеловал и уехал. Мачеха про то узнала — проведала. И — тут как тут — в дом стучится.

— Не пущу! — говорит Палашенька. — Мне муж не велел. Иди с миром, откуда пришла.

А мачеха ей с крыльца:

— Не со злом я к тебе, Палашенька. Муж твой мимо нашего дома ехал, платок обронил, а я подняла. Тот платок, что ты ему цветными шелками вышила. Приоткрой дверь, я тебе его отдам.

Поверила Палашенька, приоткрыла дверь. Мачеха поставила ногу на порог, ударила падчерицу и заклятье проговорила:

— Не бывать тебе молодой женой, Обернёшься рысью злою, бегучею… Не баюкать младенца над светлой водой, А бежать за тёмной водой, за текучею.

Вмиг Палашенька рысью обернулась, в дремучий лес убежала.

А мачеха привела Двуглазку, обрядила в Палашенькино платье, косы под платок убрала. Никто того не видел, не слышал, одна нянюшка всё видела, всё слышала. Да ведьма-мачеха ей лютой смертью пригрозила, вот она и смолчала.

Вскорости вернулся домой Иван — торговый сын. Смотрит — диву даётся. Всего семь дней дома не был, а жена переменилась, признать её не может. Была краше майского цвета, а теперь ровно привяла. Была добрая да ласковая, взглянет — будто солнышко пригреет, а теперь стала, как ненастный день, хмурая. И ребёнок плачет, заливается.

Иван спрашивает:

— Почему ребёнок плачет?

Двуглазка отвечает:

— Нянька-мамка всё с ним в чисто поле, в тёмный лес гулять ходит. Вот и приучила.

— Как приучила, пусть так и делает, — говорит Иван.

Взяла нянька дитятко и пошла в чисто поле, в тёмный лес.

А Двуглазка-подменница меж тем Ивана просит:

— Пойдём, милый, в мой сад на прогулку-разгулку!

Только в сад ступили, враз серебряные листочки свернулись, певчие птицы не поют, кот-баюн не мурлычет. «Ой, лихо, неладно что-то!» — говорит себе Иван.

День миновал, другой миновал, опять заплакал ребёнок. Нянька его подхватила, туго спеленала, полотном повила, побежала в чисто поле, в тёмный лес. Иван—торговый сын за ней крадётся. Нянька с младенцем у кустика села, где лес кончается, поле начинается. Иван — торговый сын за кустиком притаился.

Выбежали из лесу рыси. Нянька им кричит:

— Рыси вы, рыси, побегучие рыси! Не бегите мимо. Слышите, младенец плачет, есть хочет.

Отвечают рыси:

— Некогда нам останавливаться, на охоту спешим. А младенцева мать позади нас с другой стаей.

Пробежали рыси, а дитя пуще того плачет.

Вот опять рыси из лесу выбегают. Нянька снова кличет:

— Рыси вы, рыси, побегучие рыси! Не бегите мимо. Слышите, младенец плачет, есть хочет.

Бегут рыси мимо. Одна рысь остановилась. Рысью шкурку с себя сбросила, красавицей обернулась, взяла дитя на руки, к белой груди прижала, кормит его, приговаривает:

— Пей, ешь, моё дитятко рожоное, чтоб заснуть на двое суток. Узнал Иван свою Палашеньку, взял тихонько шкурку, развёл костёр и шкурку в огонь кинул. Горит шкурка, а Палашенька говорит:

— Ох, что-то палёной шерстью пахнет.

Покормила ребёнка, нянюшке отдала, к тому месту, где шкурка лежала, кинулась.

Тут и схватил её Иван. Закричала она, бьётся, вырывается. Билась, билась в его руках, да и свилась в золотое веретёнце. Иван то веретёнце взял, мигом пополам переломил, половинку через плечо