Формула Бельмондо [Дмитрий Алексеевич Щеглов] (fb2) читать постранично, страница - 4

схватывает, сам уже оперирует.

– Да будя тебе!

– Чего будя, чего будя, он у меня хошь сейчас у академика Павлова работать смог бы, кровя собакам пускать.

Про академика Павлова, каждый хоть раз в жизни хоть что-нибудь да слышал. И про собак слышал. А про Шельму, которой Максимыч лапу пришил весь город знал. Вполне возможно, что он не пришил, а лишь гипс на сломанную кость наложил, но молва народная, отмечая его божий дар хирурга, по истечении времени стала утверждать, что это была не лапа, а голова. А поскольку все знали, что при операции присутствовал внук Кащеихи, то и шли к ней за подтверждением. Марфа Егоровна многозначительно молчала и затем коротко изрекала:

– Как они ее собаке обратно пришили, не знаю, только мой Данила отрубленную голову курице только так приживляет, и ничего бегают, и даже яйца несут.

– Покажи!

– Что показать?

– Покажи курицу с отрубленной и обратно пришитой головой.

– Яйца от той курицы могу показать. А курица, кто ее знает, где она сейчас.

Данила пока отирался в больнице рядом с санитарами, нахватался поверхностных знаний и мог вполне авторитетно говорить на любые медицинские темы, а уж давление померить, это ему было раз плюнуть. И вот теперь одна из подруг Кащеихи, могла воочию убедиться, какой у нее талантливый внук. Топором оттяпал страусу голову и тут же пришил ее на место. Практикуется, руку набивает.

А ведь Кащеиха не тащила бабку Меланью за собой. Та сама набилась в гости, захотела посмотреть, как живут скороспелые богачи. Дом Капель решила оглядеть. И наткнулась на такую картину.

В стороне валяется окровавленный топор. Страус к рыльцу привязан. Сам достопочтенный хирург Данила и его ассистент, перемазаны кровью с ног до головы. А с окровавленной голой шеи птицы свисает нитка с иголкой. Как после всего увиденного не утверждать, что голова была сначала отрублена, а потом пришита. Тем более бабка Меланья ненароком слышала весь наш с Данилой разговор. «Ну-ка пошевели страусу голову. Будто под топором и не была». Она стояла открывши рот, и полными ужаса и восхищения глазами смотрела на моего дружка. А тот оказался лучше, чем я думал о нем. В кармане у него оказался индивидуальный пакет, ножницы, и зажим.

Дальше пошел натуральный цирк. Ножницами Данила аккуратно обрезал нитку. Окровавленную иглу воткнул в нагрудный карман. Затем, взяв зажим в руки, в верхней части ранки плотно прижал стесанную кожу к шее и, сказав: – держи так, – передал зажим мне. А сам начал бинтовать. Да так это у него профессионально получалось, особенно когда он мне приказывал:

– Зажим!

Затем:

– Зажим сними.

– Ножницы подай!

Но когда закончил бинтовать добил он свою бабку и бабку Меланью тем, что достал из своих необъемных карманов шприц, отбил у ампулы с прозрачной жидкостью верхушечную часть и сделал страусу укол.

– От столбняка! – пояснил он всем нам.

О…о, обе бабки смотрели на него как на небожителя. Даже Кащеиха поверила, что ее внук отрубил страусу голову и затем ее обратно пришил. Бабка Меланья вдруг заторопилась. Она быстро разнесла этот невероятный слух по городу. А когда над нею смеялись, клялась и божилась.

– Сама при пирации присутствовала. Сама видала, как голова отлетела в сторону. Вот те истинный крест, иголкой он ее пришил. Сама видала. Народ верил и не верил, но два дня подряд лазил на высокий забор, чтобы посмотреть на и так знаменитого страуса Ваську. Вот, только мои дед с бабушкой, не были столь легковерными. Когда я заявился домой часа через два, замыв по возможности на сорочке и шортах следы крови, бабушка и дед уже были в курсе, что мы с Данилой как палачи, оттяпали башку страусу. Второй части живописного рассказа бабки Меланьи, с приживлением, они не поверили. Еще никому не удавалось пришить отрубленную голову ни птице, ни животному.

– Ну-с, – мне был задан дедом грозный вопрос, – и куда вы невинно убиенного страуса дели?

– Закопали, да? – подсказала мне бабушка.

Пока я собирался с мыслями, дед снова перехватил инициативу в неприятном разговоре.

– Чем птице голову рубили?

Я понял, что слухи о наших с Данилой подвигах летели впереди нас.

– Топором!

– И где сейчас этот топор?

– Данила его домой отнес.

– Вы с него хоть кровь смыли?

– Не помню!

– Так-с! – дед соображал, какие превентивные меры нужно принять в нашем случае. Капель, была скандальная баба. Она судилась с половиной города; с мэром, с автозаправочной станцией, которая ей залила некачественный бензин, с фондом занятости, и еще со многими, кого мы не знали. Война – была ее стихия. Стервозная одним словом была баба, и вот мы с Данилой ей такой козырь в руки даем, ее имущество уничтожаем, и пол города об этом знает. Затаскает ведь по судам. Не нас, а деда с бабкой. И придется им раскошеливаться на возмещение ущерба. А сколько она потребует за эту экзотическую птицу, можно только гадать на кофейной гуще. Приблизительно такой разговор видимо состоялся у деда с бабушкой до моего прихода домой. Старики голову ломали и не