Оценку не ставлю. Обе книги я не смог читать более 20 минут каждую. Автор балдеет от официальной манерной речи царской дворни и видимо в этом смысл данных трудов. Да и там ГГ перерождается сам в себя для спасения своего поражения в Русско-Японскую. Согласитесь такой выбор ГГ для приключенческой фантастики уже скучноватый. Где я и где душонка царского дворового. Мне проще хлев у своей скотины вычистить, чем служить доверенным лицом царя
подробнее ...
по выносу его ночного горшка с пафосом и помпой. Потому как скотина своя. А их высокопарный флуд идёт только между дворни, других они уже за людей не считают. И им насрать как монарха зовут, лишь бы власть над нами получить. Стал с не той ноги, съездил по роже или послал в околоток выпороть и чувствуешь себя царьком, жизнь удалась? Мы из за войнами Сибирь с Дальним Востоком заселить не можем, экономически остаёмся колонией, а имперских феодальных амбиций у любого выше крыши. Всё кудато мечтают наши ресурсы сплавлять на сторону из общего кармана. Сами то почему освоить не можем? Я лично не понимаю стратегическую цель Русскоя-Японской войны. Зачем было встревать между Японией и Китаем? Это же их кротчайший торговый путь. Уж если охота было избежать поражение в историческом плане, то не связывались бы с постройкой Порт-Артура. Не потеряли бы пол Сахалина. Помогли бы аборигенам за их деньги построить ЖД, что бы и самим попользоваться, да и часть товаров пустить по ЖД через Россию.
Переписанная Википедия в области оружия, изредка перемежающаяся рассказами о том, как ГГ в одиночку, а потом вдвоем :) громил немецкие дивизии, попутно дирижируя случайно оказавшимися в кустах симфоническими оркестрами.
Автор несёт полную чушь. От его рассуждений уши вянут, логики ноль. Ленин был отличным экономистом и умел признавать свои ошибки. Его экономическим творчеством стал НЭП. Китайцы привязали НЭП к новым условиям - уничтожения свободного рынка на основе золота и серебра и существование спекулятивного на основе фантиков МВФ. И поимели все технологии мира в придачу к ввозу промышленности. Сталин частично разрушил Ленинский НЭП, добил его
подробнее ...
Хрущёв. Всё стало дефицитом и система рухнула. Шумейко с Геращенко разваравали все средства ЦБ и Сбербанка по торговому договору с МИД Польши. Нотой правительства Польши о нанесение ущерба в 18 млрд. долларов были шантожированы и завербованы ЦРУ Горбачёв с Ельциным. С 1992 года Чубайс ввёл в правительство ЦРУ. Ельцин отказался от программы "500 дней", и ввел через Гайдара колониальную программу МВФ, по которой и живём. Всё просто, а автор несёт чушь, аж уши вянут. Мне надоели стоны автора о его 49 годах, тем более без почвенные. Мне 63 года но я не чувствую себя стариком, пока не взгляну в зеркало. У человека есть душа и подсознание тела. Душа при выходе из тела теряет все хотелки и привычки подсознание тела. И душе в принципе наплевать почти на всё, кроме любви и отношений к другим людям. Только это может повлиять на поступки души. У ГГ молодое тело с гармонами и оно требует своего. Если вы не прислушиваетесь к подсознанию своего тела, то оно начинает мстить, тряской рук, адреналином, вплоть да расслабления мочевого пузыря и заднего прохода. В принципе нельзя чувствовать себя старше тела. В общем у автора логики в написанном нет, одни дурные эмоции расстройства психики. Дельного сказать не может,а выговорится хочется.
Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего
подробнее ...
авиадвигатели во время войны. Так вот будучи не совершеннолетним после училища опоздал на 15 минут в первый день выхода на работу, получил 1 год Гулага. А тут ГГ с другом опаздывают и даже не приходят на работу на танкостроительный завод? Там не с кем не нянчились, особисты с НКВД на фронт не хотели даже в заградотряды и зверствовали по любому поводу и без. У него танки собирают на конвейере. Да такого и сейчас никто не додумался. Вы представляете вес танка и сколько корпусов должен тащить такой конвейер? Где вы видели в СССР краны, позволяющие сбрасывать груз с крюка по кнопке? Я был на многих заводах с кранбалками и не разу не видал такой конструкции. Сколько тон поднимает кран и какой величины и мощности должно быть реле, что бы сместить задвижку под такой нагрузкой? Более того инструкции техника безопасности по работе в цехах не предусматривают такой возможности в принципе. Да и сами подумайте, электро выбрасыватель на крюке, значит нужны провода с барабаном. А кабеля не любят перегибов и даже гибкие. Кто возьмётся в своём уме даже проектировать такое устройство на кранбалке в цеху. Перестрелка ГГ с 5 ворами вообще дебильная. Имея вальтер, стрельбу в упор, ГГ стреляет так медленно, что пьяные в хлам воры успевают гораздо больше, чем ГГ жмет пальцем на курок. Дважды выстрелить из обреза, опрокинуть стол, метнуть нож. И ГГ якобы был воином и остаётся отличным стрелком. Воры с обрезами в городе - это вообще анекдот и вышка при любых ситуациях в те годы. А человеченка в кастрюле при наличии кучи денег? У автора очень странное воображение. Я вообще то не представляю как можно в открытую держать воющую женщину в сарае зимой в населённом пункте? Зачем сжигать дом людоедов, если есть свидетель? Ну убил людоедов - хорошо. Сжёг дом с уликами - другая статья. Глупость во всём полная. "Сунул спичку в бак". Я люблю фантастику и фентази, но не дурацкую писанину. Стиль написания далёк от художественного, всё герои выражаются в одном стиле, больше похожий на официальный язык прожжённого офисного бюрократа. Одни и те же словарные обороты. Так пишут боты.
Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в
подробнее ...
полуфинале на кону стояло 5000, то финалист выиграл 20 000, а в банке воры взяли чуть больше 7 тысяч. А где деньги? При этом игрок заявил, что его денег, которые надо вернуть 4000, а не на порядок меньше. Сравните с сумой полуфинала. Да уж если ГГ присутствовал на игре, то не мог знать сумму фишек для участия. ГГ полный лох.Тем более его как лоха разводят за чужие грехи, типо играл один, а отвечают свидетели. Тащить на ограбление женщину с открытым лицом? Сравним с дебилизмом террористов крокуса, которым спланировали идеально время нападения,но их заставили приехать на своей машине, стрелять с открытыми лицами, записывать на видео своих преступлений для следователя, уезжать на засвеченной машине по дальнему маршруту до границы, обеспечивая полную базу доказательств своих преступлений и все условия для поимки. Даже группу Игил организовали, взявшую на себя данное преступление. Я понимаю, что у нас народ поглупел, но не на столько же!? Если кто-то считает, что интернет не отслеживает трафик прохождения сообщения, то пусть ознакомится с протоколами данной связи. Если кто-то передаёт через чужой прокси сервер, то сравнить исходящящйю с чужого адреса с входящим на чужой адрес с вашего реального адреса технически не сложно для специалистов. Все официальные анонимные серверы и сайты "террористов" давно под контролем спецслужб, а скорей всего ими и организованы, как оффшорные зоны для лохов, поревевших в банковские тайны. А то что аффшорные зоны как правило своёй твёрдой валюты в золоте не имеют и мировой банковской сети связи - тоже. Украл, вывел рубли в доллары в оффшорную зону и ты на крючке у хозяев фантиков МВФ. Хочешь ими попользоваться - служи хозяевам МВФ. И так любой воришка или взяточник превращаеится агента МВФ. Как сейчас любят клеить ярлыки -иноогенты, а такими являются все банки в России и все, кто переводит рубли в иную валюту (вывоз капиталов и превращение фантиков МВФ в реальные деньги). Дебилизм в нашей стране зашкаливает! Например - Биткоины, являются деньгами, пока лохи готовы отдавать за них реальные деньги! Все равно, что я завтра начну в интернете толкать свои фантики, но кто мне даст без "крыши". Книги о том как отжимать деньги мне интересны с начала 90х лишь как опыт не быть жертвой. Потому я сравнительно легко отличаю схему реально рабочего развода мошенников, от выдуманного авторами. Мне конечно попадались дебилы по разводам в жизни, но они как правило сами становились жертвами своих разводов. Мошенничество = это актерское искусство на 99%, большая часть которого относится к пониманию психологии жертвы и контроля поведения. Нет универсальных способов разводов, действующих на всех. Меня как то пытались развести на деньги за вход с товаром на Казанский вокзал, а вместо этого я их с ходу огорошил, всучил им в руки груз и они добровольно бежали и грузили в пассажирский поезд за спасибо. При отходе поезда, они разве что не ржали в голос над собой с ответом на вопрос, а что это было. Всего то надо было срисовать их психопрофиль,выругаться матом, всучить им в руки сумки и крикнуть бежать за мной, не пытаясь их слушать и не давать им думать, подбадривая командами быстрей, опоздаем. А я действительно опаздывал и садился в двигающийся вагон с двумя системными блоками с мониторами. Браткам спасибо за помощь. И таких приключений у меня в Москве были почти раз в неделю до 1995 года. И не разу я никому ничего не платил и взяток не давал. Имея мозги и 2 годичный опыт нештаного КРСника, на улице всегда можно найти выход из любой ситуации. КРС - это проверка билетов и посажирского автотранспорта. Через год по реакции пассажира на вас, вы чувствуете не только безбилетника, но и примерно сколько денег у того в карманах. Вы представьте какой опыт приобретает продавец, мент или вор? При этом получив такой опыт, вы можете своей мимикой стать не видимым для опыта подобных лиц. Контролёры вас не замечают, кассиры по 3 раза пытаются вам сдать сдачу. Менты к вам не подходят, а воры не видят в вас жертву и т.д. Важен опыт работы с людьми и вы всегда увидите в толпе прохожих тех, кто ищет себе жертву. Как правило хищники друг друга не едят, если не требуется делить добычу. Строите рожу по ситуации и вас не трогают или не видят, а бывает и прогибаются под вас - опыт КРС по отъёму денег у не желающих платить разной категории людей - хороший опыт, если сумеешь вовремя бросить это адреналиновое занятие, так как развитие этой работы приводит часто к мошенничеству. Опыт хищника в меру полезен. Без меры - вас просто уничтожают конкуренты. Может по этому многие рассуждения и примеры авторов мне представляются глупостью и по жизни не работают даже на беглый взгляд на ситуацию, а это очень портит впечатление о книге. Вроде получил созвучие души читателя с ГГ, а тут ляп автора опускающий ГГ на два уровня ниже плинтуса вашего восприятия ГГ и пипец всем впечатлениям и все шишки автору.
— Добрый вечер, мессир!
Фонарщик кланяется: колокольчик на его шляпе негромко звенит, седая борода касается земли. В руках у него длинный шест, на конце шеста — горящая свеча… капли расплавленного воска шипят, падая на влажные плиты тротуара. Свет только что зажженного фонаря смешивается с туманом, образуя вокруг нас желтую матовую сферу. Я киваю в ответ.
— Как поживаешь, старик?.. Как твоя семья?
— Вашими молитвами, мессир. Вашими молитвами. Он кланяется еще раз — а я прохожу мимо, вновь погружаюсь в туман. Металлические набойки на подошвах моих ботфортов цокают по тротуару, одетая в ножны шпага глухо звякает, отсчитывая незажженные фонари. Один, два, три… Позади, кряхтя и вздыхая, бредет фонарщик: вот он остановился, вот я слышу тихое шипение газа, затем хлопок вспыхнувшего пламени. Слабые желтые отблески ложатся на влажный тротуар.
Я сворачиваю на улицу Оружейников — пространство между домами заполнено туманом и лунными лучами. Справа от меня маячит тонкая, как игла, башня Ратуши; еще сотня ярдов, и я у резиденции бургомистра. На втором этаже в крайнем окне горит свет… Чья это спальня? Кажется, младшей дочери бургомистра, малютки Гретхен. Я зажмуриваюсь, вызывая в памяти лицо девочки: круглые голубые глаза, белые локоны, аккуратно причесана, хорошо воспитана. Что случилось с бедным ребенком?..
Я открываю дверь дома, неслышно поднимаюсь по устланной ковром лестнице. На стенах — свечи в массивных бронзовых канделябрах и картины в массивных золоченых рамах. Давно умершие люди провожают меня высокомерным взглядом: вот первый бургомистр города, герр Стокастикус (неисправимый скряга), а вот предпоследний, маэстро Макарони (пьяница и бабник — упокой, Господь, его нечестивую душу). Я поднимаюсь на второй этаж; иду по коридору, отворяю дверь угловой спальни и вижу: справа — полки с куклами, слева — книжный шкаф и ученическая парта. На парте лежит «Наставление благочинной девице», фолиант 2 — золоченые буквы на корешке книги поблескивают в полумраке. В воздухе висит нежный запах высушенных роз. В углу венецианское зеркало в полный рост — я вижу собственное отражение: высокая худая фигура в сером плаще до подбородка, лицо скрыто тенью широкополой шляпы с обвисшим от сырости пером.
Кровать Гретхен расположена у окна, под тяжелым бархатным пологом. На стуле аккуратно сложено кружевное платье. Девочка спит на боку, подложив ладошки под щеку… брови малютки нахмурены, тени ресниц дрожат на бледной коже. На подоконнике горит керосиновая лампа под красным абажуром, бросая багровые отблески на клубящийся за окном молочный туман.
Я присаживаюсь на край кровати, кладу холодную руку на лицо спящего ребенка — девочка вздрагивает, но не просыпается. Как лепестки цветка, я отрываю от себя ощущения: вот я уже не сижу в спальне Гретхен, вот я уже не обоняю запаха роз… Наконец я полностью теряю связь с миром и слышу высокий чистый звук — будто кто-то провел смычком по струнам виолы: это я втягиваюсь в душу ребенка, бесплотным облачком растворяюсь в уютном, маленьком мирке. Лишенный зрения, слуха, вкуса, обоняния, я ощупываю потаенные закоулки детской души — затаив дыхание, едва касаясь кончиками пальцев. Вот здесь — все хорошо, и здесь тоже… но вот здесь… звук виолы становится ниже и начинает вибрировать.
Вокруг меня трепещет воспоминание: маленькая девочка вбегает в комнату, устремляется к розовой корзинке, гладит белого пушистого котенка. Но тот не шевелится: крошечное тельце застыло, будто деревянное. «Мама! — тревожно зовет девочка. — Что случилось с Пушинкой?..»
Я вбираю в себя, впитываю воспоминание, очищаю от него детскую душу — сначала исчезает окоченевшее тело зверька, потом розовая корзинка. Двигаясь от настоящего к прошлому, я стираю котенка из памяти Гретхен: вот растворяется блюдце китайского фарфора, из которого Пушинка пила молоко, а вот исчезает щетка, которой девочка почесывала нежную белую шерстку. Вскоре я добираюсь до самого начала: вижу, как служанка приносит корзинку с котенком с рынка — еще секунда, и память ребенка чиста.
Я делаю усилие и выныриваю из души девочки… снимаю руку с лица Гретхен: лоб ее разгладился, ресницы не дрожат. Я гашу лампу на подоконнике и, стараясь не скрипеть половицами, выхожу в коридор. Пламя свечей в настенных канделябрах колеблется от сквозняка, толстый ковер впитывает звуки шагов. Дом кажется спящим, но я знаю: за дверью каждой спальни бодрствуют люди. Затаив дыхание, лежат они в темноте, ждут, пока я уйду. Отсчитывают мгновения громкими, как взрывы петард, ударами сердец.
Я спускаюсь по лестнице, без скрипа открываю и без стука закрываю входную дверь, погружаюсь в туман. Фонарь у подъезда уже горит — видать, фонарщик обогнал меня опять.
Я запахиваю плащ, нахлобучиваю шляпу, иду по улице Оружейников. Куранты Ратуши начинают бить — протяжные звуки плывут над остроконечными черепичными крышами заунывной вереницей. Один, два, три… девять, десять, одиннадцать. Рано засыпает наш город, рано засыпает и поздно встает.
Я выхожу на рыночную площадь: справа темнеют лотки торговцев овощами и фруктами, слева — мясной павильон. Факелы у входа на Старый мост мерцают сквозь туман; я лавирую между рыночными лотками, глядя на факелы, как на огни маяка. Набережная встречает меня сыростью и журчанием воды; капли росы блестят на гранитном парапете, будто бриллианты. Я вхожу на мост — внизу, сквозь клочья тумана, проглядывают черные воды Эйвона. Факелы на другом конце моста трепещут, как огромные, бабочки — желтые полотнища пламени смешиваются с молоком тумана… я прохожу между факелами, сворачиваю на улицу Ткачей. Впереди фонарщик зажигает очередной фонарь — так и ходим мы друг за другом каждую ночь по темному городу.
— Добрый вечер, мессир! — фонарщик склоняется в поклоне. Кивнув в ответ, я иду мимо… вдруг, повинуясь внезапному порыву, оборачиваюсь.
— Скажи, старик, — слова мои плывут по воздуху, как кольца табачного дыма, — почему ты никогда не просишь избавить тебя от дурных воспоминаний? Почему не зажигаешь лампу в своем окне?
Прячет глаза фонарщик, смотрит куда-то вбок.
— Потому что я всегда иду впереди вас, мессир, — кривая улыбка появляется на его тонких губах. — Потому что работа моя — зажигать фонари на вашем пути, а не у себя дома.
— Не уходи от ответа, старик! — раздражение делает мой голос хриплым. — Почему ты не хочешь избавиться от боли разочарований и потерь?
— Потому что боль дана мне Богом.
— Дана Богом?.. — удивляюсь я. — Зачем?
— Боль предупреждает об опасности, мессир. Несколько секунд я размышляю.
— Ты говоришь 6 физической боли, старик, — говорю я наконец. — О какой опасности предупреждает боль, жгущая сердце отца после смерти дочери?.. Что случится плохого, если муж забудет вкрадчивые объятия сбежавшей от него жены?..
Фонарщик поднимает взгляд, дерзко смотрит мне в глаза.
— Можно ли стать счастливее, забыв умерших родителей и погибшего ребенка?.. — парирует он вопросом вопрос. — Можно ли стать мудрее, забыв о предателе-друге и изменнице-жене?.. Можно ли остаться великодушным, стерев из памяти причиненные тебе унижения?..
— При чем здесь унижения? — с нарастающей злостью говорю я. — То, что я делаю для граждан этого города, сродни услугам врача. И если, удаляя опухоль, ему приходится вырезать пораженный орган целиком — это всего лишь печальная необходимость… Забирая плохие воспоминания, я делаю людей счастливее!
— Вы делаете их слабее, мессир! — забывшись, фонарщик возвышает голос. — Даже сталь, наитвердейший металл, надо закалять, не то что людей… а то вырастут детьми — инфантильными, эгоистичными. Состарятся и умрут детьми.
— Закалять людей?.. — я пытаюсь рассмеяться, но издевательский хохот застревает в горле колючим хрипом. — Ты посоветуй это акушеру, дающему роженице веселящий газ… ведь он — как и я — дарует страждущим целительное забвение!
— Тогда почему, мессир, у твоих подданных бездумные, пустые глаза? — фонарщик усмехается мне в лицо. Пламя свечи на кончике его шеста прокалывает туман, как наконечник копья.
— Что ты несешь, неблагодарный пес?! — гнев взрывается у меня в висках, рука сжимает эфес шпаги. — Еще одно слово, и ты пожалеешь, что родился на свет!
— Я не боюсь вас, мессир, — старик глядит на меня с презрительной жалостью. — Для того, чтобы покарать за горькую правду, вы слишком великодушны.
Он поворачивается и теряется в тумане, смешанном с темнотой. Звуки его шагов долго висят в воздухе… потом растворяются без следа.
Пытаясь успокоиться, я глубоко вдыхаю холодный, сырой воздух, Пью густой, как сливки, туман. Глупо приходить в бешенство из-за болтовни простолюдина! Слова его рождены невежеством… чернь не доверяет ни пророкам, ни докторам, ни волшебникам.
Завернувшись в плащ, я иду по ночной улице. Мимо плывут слепые окна домов, наглухо запертые двери; светя бездонным желтым глазом и опасливо озираясь, дорогу перебегает серая тщедушная кошка. Но вот впереди появляется и постепенно приближается огонек — я вижу освещенное окно: это дом старой Гиметт, вдовы кровельщика Жака. Я подхожу к парадному, берусь за дверную ручку… после секундного колебания вхожу.
Внутри темно и душно. Из-под двери справа от меня сочится тусклый свет — натыкаясь на мебель, я иду туда…
Половину спальни занимает кровать: старая Гиметт сидит на постели, откинувшись спиной на подушку, закутавшись в простыню. Изрезанное морщинами лицо и распущенные седые космы делают ее похожей на ведьму. Лампадка теплится под висящим на стене распятием. Старый облезлый пес лежит на полу, понуро глядит гноящимися глазами.
— Чем я могу помочь тебе, Гиметт? — спрашиваю я, садясь на край постели.
— Я не могу больше плакать, мессир, — голос старухи тускл, как свет ее лампадки, как взгляд ее пса. — Хочу забыть Жака.
Комната забита почерневшей от времени колченогой мебелью. Неровный пол покрыт разводами, оконные занавески серы от пыли: грязь — визитная карточка бедности.
Я поднимаю руку, чтоб положить старухе на лицо… но в нерешительности опускаю.
— Скажи мне, Гиметт, — голос мой неуверен и хрипл, — а не жаль тебе воспоминаний молодости? Ведь сотру я из твоей памяти не только смерть мужа, но и ваш первый поцелуй… забудешь ты и день свадьбы, и первую брачную ночь.
Взгляд водянистых глаз старухи прям и тверд.
— Жалко мне, мессир, воспоминаний молодости — да только нет их у меня: время и старость стерли их много лет тому назад. Помню я лишь нищету да болезни, помню предсмертный хрип умирающего Жака… — тонкие, бесцветные губы Гиметт кривятся и дрожат.
— А как посмотришь в лицо сыну? — спрашиваю я. — Что скажешь, если спросит об отце?
— Не спросит, мессир, — глухо отвечает старуха. — Потому что завтра вечером и сам он поставит лампу на подоконник своего окна.
Несколько секунд мы молчим.
— Я вижу, Вы сомневаетесь, мессир?.. — в голосе Гиметт слышно удивление. — Не стоит, ведь я прошу вас сама…
«Они всегда просят сами, — повторяю я про себя. — Какое право я имею отказать страждущим?..»
Старуха берет мою руку и кладет себе на лицо.
Я иду вдоль прямой, как стрела, аллеи, по ее сторонам растут прямые, как свечи, кипарисы. В воздухе висит мельчайшая морось… она смешивается с туманом, образуя густую, вязкую смесь. На лице у меня — влага, отсыревшая одежда липнет к телу. На валуне, выступающем из земли возле поворота к конюшне, сидит мокрая, нахохленная ворона.
Из тумана проявляются тяжеловесные очертания замка; я поднимаюсь по широким ступенькам, толкаю массивную дверь. Раздается громкий скрип… нужно будет приказать слуге смазать петли. В замке холодно; сбросив мокрый плащ на пол, я иду в кухню. Там теплее и пахнет свежеприготовленной едой: на плите стоит жаровня с тушеным гусем, на столе — блюдо с маринованными артишоками и бутылка кларета. Будить кухарку не хочется… я отламываю гусиную ножку, придвигаю к столу табурет, сажусь. Ем вкусную, сочную гусятину с солоноватыми артишоками, запиваю терпким кларетом. Часы на южной башне замка бьют четыре.
Я вытираю жирные руки салфеткой, поднимаюсь в спальню. На тумбочке горит керосиновая лампа, уголок одеяла приглашающе завернут. Я чищу зубы толченым мелом с египетскими благовониями, стаскиваю ботфорты, раздеваюсь, бросая одежду на пол, гашу свет. Грелка, вложенная горничной в постель, все еще теплая — греет мне замерзшие ноги…
И лишь только я закрываю глаза, могучая, слепая сила возносит меня до небес и тут же швыряет в бездонную пропасть. Отнятые у людей воспоминания мечутся в воздухе, как черные, уродливые вороны — камнем я лечу сквозь их стаю… глубже, еще глубже. Призрачные образы давно умерших родителей и детей бросаются мне в лицо, глумливые рожи обманщиков и негодяев кружатся бесконечным хороводом. Впитанные за три века чужие воспоминания бьются в моей груди, нарушая биение сердца, грузно ударяясь в ребра… Господи, почему я никогда ничего не забываю?!
А в самом низу, под слоями чужой памяти, затаилось еще одно воспоминание, мое собственное самое черное, самое тяжелое. То, что уже триста лет гонит меня по ночам в город… я силюсь открыть глаза, вырваться на волю, но оно наваливается сверху, не дает дышать.
Я вижу высокого худого человека, скачущего по горной тропе, беспрестанно погоняющего коня. На одежде путника — слой заморской пыли; в притороченном к седлу мешке — изделия заморских мастеров: платиновые серьги для любящей жены, фарфоровая кукла для любимой дочери. Наконец он видит свой дом — под сенью сосен, у подножия водопада. Но почему завяли цветы перед крыльцом?.. Почему разбросанные по траве игрушки потускнели, будто лежали под солнцем много дней?
Всадник спешивается, привязывает поводья к перилам крыльца — звеня шпорами, вбегает в дом. Но никто не встречает его. Странный тухло-сладкий запах не дает дышать, дурманит голову.
Влекомый запахом, путник входит в спальню и видит жену: лицо женщины застыло в гримасе страха и отвращения, на шее — ожерелье из синяков, обнаженное тело покрыто трупными пятнами. Изорванная одежда валяется на полу…
Я стараюсь вырваться из липких объятий воспоминания, но оно сильнее меня… тянет меня обратно. Я вижу, как путник вбегает в детскую и глядит на окровавленную постель дочери… горло мое стягивает судорога, по щекам текут бессильные слезы.
Хотел бы я, чтобы кто-нибудь стер мои воспоминания…
Последние комментарии
21 минут 17 секунд назад
58 минут 29 секунд назад
1 день 14 часов назад
1 день 16 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад