Люба – Любовь… или нескончаемый «Норд-Ост» [Григорий Цезаревич Свирский] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Григорий Свирский Люба – Любовь… или нескончаемый «Норд-Ост»

Капля яда - лучший театр…

К. Медичи, Герцог Флорентийский, Король Тосканский (ХVI век)
Обязанность главы государства быть триумфальным, используя любые средства — от простой лжи… до яда и убийства.

Н. Макиавелли

Глава 1. Годы 1968-1972-й. Эх, Дороги…

В этом «сталинском» доме, где в последнее время живет Люба Рябова, во всем ощущается капитальность и порядок. У входа сидят вахтерши, почтовые ящики не разбиты. Почтари выше первого этажа, как правило, не поднимаются. И вдруг звонок в квартире на шестом этаже: почтальон!

Дверь открыла юная гражданка с подрисованными, по моде, удлиненными глазами.

– Можно гражданку Любовь Рябову – получить пенсию?

– Гражданка Любовь Рябова…

У старика-почтальона вырвалось в сердцах:

– Девушка, не валяйте дурака! Нам положено выдавать лично пенсионерам, на руки. Бывает, извините, пенсии воруют.

– Одну минутку! – девушка ушла и вернулась с паспортом: – Вот, пожалуйста, имя и фотография.

У старика округлились глаза.

– Девушка, здесь написано: «пенсия по старости». А вы – дочка или, извините, внучка… – повертел в руках паспорт. Попросил расписаться в почтовой ведомости четко. В самом деле, Любовь Рябова. Пожал плечами, но пенсию оставил.

Хлопнула за ним дверь лифта. Люба не сразу вернулась в комнаты. Постояла в полумраке прихожей. Улыбнулась горестно: так все засекретили, что пенсию по инвалидности Любе Рябовой двадцати шести лет дать побоялись. Потому влепили «по старости»…

Вспомнился на мгновение рассказ мудрой соседки по СПЕЦОбуху Антонины Казаковой, Тонечки. Анну Ахматову и Зощенко сразу после войны, в годы погрома литературы, когда нежеланных писателей отгоняли от всех издательств разве что не с собаками, вдруг одарили «пенсией по старости». Чтоб не померли гении на глазах всего мира, с голоду.

«Так что принимайте, Любовь Рябова, как неслыханный почет. И не ропщите.»

Но тут же впомнилось и другое. Уже без усмешки.

Полгода назад лечилась в санатории Академии Наук. Рядом с санаторием не то городишко, не то село – нищета. Безлюдье. Заглянула в сельский магазинчик. В таких магазинчиках бывают вовсе не стереотипные самоделки. Мужу купить, для подарка. В магазинчике ни души.

И вдруг быстро, по-хозяйски заходит незнакомый мужчина. Несмотря на жару, в добротном пиджаке при галстуке.

– Люба, вам мама звонит из Москвы.

– Спасибо, я вернусь и ей перезвоню.

– Зачем? Возьмите трубку в моей машине.

Она вышла из сельского магазинчика. У дверей черная «Волга». В машине телефон. Ее холодом обдало. Откуда он знает, что я Люба и нахожусь здесь? Следят за каждым моим шагом. Боятся, сукины дети!

* * *
Впервые я увидел Любу Рябову четыре года назад, в страшноватом 1968-м.

К тому времени поблекли от дождей, а потом и вовсе были выброшены на свалку фанерные щиты с московских перкрестков с откровение Хрущева «ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К КОММУНИЗМУ!». Теперь уж кто не знал, что дороги проложены Иосифом Прекрасным и его соратниками совсем к другим целям. В Корею. К «свободной» Кубе, на которую Хрущев доставлял баллистические ракеты, чтобы разом «покончить с империализЬмом». Усилиями щедринского идиота Россия была в минутах от всеобщего атомного крематория.

А на суше советские офицеры-советники наводили «порядок» во Вьетнаме, в Египте, готовя истребительную войну против Израиля. А красновездные танки «погостили» в Будапеште и только что, в августе грохочущими гусеницами разметали в Праге «социализм с человеческим лицом».

Насчет «дорог к коммунизЬму» ни у кого никаких сомнений более не было. Даже у Любы Рябовой, женщины в те дни аполитичной. Неочевидны были только и ей, и всем другим лишь дальнейшие после разгрома «Златой Праги» изгибы государственной мудрости.

Верного сталиниста Ильича-второго очень беспокоили евреи. «Бровастый» созвал совещание руководителей науки и задал им один-единственный вопрос: не будет ли нанесен науке ущерб, если из нее удалить всех до одного, с точки зрения ЦК КПСС, «сомнительных», прежде всего, «лиц еврейской национальности».

Так как точка зрения «партии» никаких сомнений более не вызывала, руководители стали покряхтывать и оглядываться на соседей. Спрашивали у каждого. Отмолчаться было невозможно. Отмолчишься – отберут пропуск в твой собственный институт. В конце концов, все, один за другим, признали правоту партии. Даже президент Академии Наук СССР товарищ Келдыш, помедлив мгновение, присоединился к партийному большинству. С этого дня ученые назвали его ВЫКЕЛДЫШ. Запротестовал тогда лишь один человек. Министр обороны СССР маршал Гречко. Он заявил, что не может выкинуть всех своих ученых и изобретателей «еврейской национальности»: военной науке это нанесет серьезный ущерб.

Похоронил