Призрак куклы [Френсис Мэрион Кроуфорд] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

друга-немца, которые приходили в субботние вечера покурить с ним и поиграть в пикет или скат[2] на фартинги[3]. Они звали его «герр доктор», что казалось мистеру Пюклеру весьма приятным.

Выглядел он старше своего возраста оттого, что борода его была довольно длинной и неровной, волосы — седыми и тонкими, и носил он роговые очки. Что касается Эльзы, это было худенькое и бледное дитя, очень тихое и аккуратное, с темными глазами и заплетенными каштановыми волосами, перевязанными черной лентой. Она штопала кукольную одежду и относила кукол обратно в их дома, когда они были починены.

Дом хоть и был мал, но для двух людей, что жили в нем, он был слишком велик. В нем имелась небольшая гостиная с видом на улицу, три комнаты наверху и мастерская в задней его части. Впрочем, отец с дочерью большую часть времени проводили в мастерской, потому что в основном работали даже по вечерам.

Мистер Пюклер положил Нину на стол и долго осматривал ее до тех пор, пока слезы не начали заполнять его глаза за очками в роговой оправе. Он был очень чутким человеком, нередко влюблявшимся в куклы, которые чинил, и ему было трудно расставаться с ними после того, как те в течение нескольких дней улыбались ему. Для него это были настоящие люди, с собственным характером, мыслями и чувствами, и он был очень ласков с ними. Но некоторые с самого начала особенно его притягивали, а когда попадали изувеченными и поврежденными, их состояние казалось столь жалостным, что наворачивались слезы. Вам следует помнить, что он прожил среди кукол значительную часть своей жизни и понимал их.

— Откуда тебе знать, что они ничего не чувствуют? — твердил он Эльзе. — Тебе следует быть мягче с ними. Тебе ничего не стоит быть доброй к малым созданиям, а для них, быть может, это имеет значение.

И Эльза, будучи ребенком, понимала его и знала, что значила для него больше, чем все куклы.

Он с первого взгляда влюбился в Нину, возможно потому, что ее прекрасные карие глаза чем-то напоминали глаза Эльзы, а Эльзу он любил сильнее всех, всем своим сердцем. И кроме того, произошедшее с ней было очень печальным.

Нина недолго прожила на свете. Цвет ее лица был идеален, волосы — где нужно были гладкими, где нужно — кудрявыми, а ее шелковая одежда была совершенно новой. Но на лице у нее был страшный порез, будто от удара саблей, глубокий и темный внутри, но чистый и острый по краям. Когда он нежно прижал ее голову, чтобы закрыть зияющую рану, края издали тонкий скрежещущий звук, который больно было слышать, а веки темных глаз колыхались и дрожали, словно Нина ужасно страдала.

— Бедняжка Нина! — горестно воскликнул он. — Я не причиню тебе боли, но тебе понадобится немало времени, чтобы окрепнуть.

Он всегда узнавал имена поломанных кукол, которых ему приносили. Когда люди знали, как их называли дети, они ему говорили. Имя Нина полюбилось ему. Она всецело и всемерно нравилась мистеру Пюклеру, больше всех прочих кукол, которых он повидал за многие годы; он чувствовал, как его притягивает к ней. Он решил сделать ее идеально сильной и крепкой, независимо от того, сколько труда это будет ему стоить.

Мистер Пюклер медленно, но упорно работал, в то время как Эльза наблюдала за ним. Она ничего не могла сделать для бедной Нины, чья одежда не нуждалась в починке. Чем дольше кукольный мастер работал, тем сильнее влюблялся в светлые волосы и прекрасные карие стеклянные глаза. Иногда он забывал обо всех других куклах, ожидающих ремонта, лежа бок о бок на полке, и часами сидел, вглядываясь в лицо Нины, истощая всю свою искусность ради нового изобретения, с помощью которого удалось бы скрыть даже самый крошечный след страшного происшествия.

В конце концов она была удивительно отремонтирована. Даже ему самому пришлось это признать. Все условия были самыми благоприятными для исцеления: смесь прекрасно затвердела с первой пробы, а погода была превосходной и сухой, что имеет большое значение для кукольной больницы. Но шрам — тончайшая линия поперек лица, опускающаяся справа налево — все еще был виден его острому зрению.

Наконец он понял, что не может сделать больше, да и младшая няня уже дважды приходила узнать, не завершена ли работа, как она грубо выражалась.

— Нина еще недостаточно окрепла, — каждый раз отвечал мистер Пюклер, так как не мог решиться на расставание.

Вот и теперь он сидел перед квадратным столом, за которым работал. Нина в последний раз лежала перед ним рядом с большой коричневой картонной коробкой. Будто ее гроб, она лежит рядом и ждет ее, думал он. От мысли, что Нину придется положить туда, покрыть оберточной бумагой ее милое личико, закрыть крышкой и завязать веревками, его взгляд тускнел, и он прослезился. Никогда больше ему не заглянуть в стеклянные глубины ее прекрасных карих глаз, не слышать, как тихий деревянный голосок скажет «Па-па» и «Ма-ма». Это были мучительные минуты.

В тщетной надежде продлить время до расставания он взял