В Пышму. За тетрадками [Владимир Константинович Арро] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Владимир Константинович Арро В Пышму. За тетрадками
Я и сам удивляюсь, как меня тогда назначили. Мне все кажется, что во время войны я был ужасно маленьким. На второй перемене Мария Георгиевна сказала: — Кто-нибудь из вас должен вместо уроков пойти в Пышму за тетрадками. Сейчас конец месяца и нужно срочно тетрадки получить. Машины нет, поэтому придется с санками. Ого! А до Пышмы от нашего поселка десять километров. И как-никак мороз на улице, а в школе батареи горячие. Все замолчали и начали ждать, кто же вызовется. Вдруг Жорка меня в бок толкает и говорит: — Давай с тобой пойдем! Я говорю: — Давай. И мы подняли руки. — Хорошо, Бирюков и Рыжиков, — говорит Мария Георгиевна, — можете уроки на завтра не готовить. Выходите сейчас же. Только у завхоза получите накладную и санки. Схватили мы шапки и побежали к завхозу. В эту минуту, по-моему, нам весь класс позавидовал. Вышли мы с санками на Пышминский тракт, оба за веревочку держимся и молчим. Под ногами снег скрипит, а из-за елок иногда солнце выглядывает. И тогда перед нами наши тени двигаются. Длинные такие, голубые. Жорка смотрел на них, а потом и говорит: — Не пойму я, Сашка, кто из нас выше? Ты или я? А я говорю: — Это ерунда, что ты немножко выше. Зато я шире в плечах. И еще физрук сказал, что у меня грудь птичья. У воробьев видал, какая грудь? Колесом, как у матросов. Жорка тогда замолчал. А потом и говорит: — Как думаешь, Сашка, кто из нас должен быть главнее? Ты или я? А я говорю: — Конечно, я. Накладная-то у меня за пазухой. И завхоз все в мою сторону объяснял. Жорка опять замолчал, а потом говорит: — Знаешь, почему я вызвался? Я задачки по арифметике не решил. А я говорю: — А знаешь, почему я вызвался? У меня в домашней работе по русскому две кляксы. И опять мы молча пошли. Только снег под валенками: скрип-скрип. Вот уже и кордон показался. Из-за большого сугроба желтый домик выглядывает. А в нем жил наш одноклассник Афонька Седых. Отец его лесником работал. Жорка и говорит: — Давай зайдем к Афоньке. А я говорю: — Зачем? Его все равно дома нет. — Ну, просто так, — говорит Жорка, — зайдем. И мы зашли. Залязгала цепью Афонькина собака Альма и как начала на нас лаять! Мать водном платке и валенках на крыльцо вышла, как нас увидела, так и бросилась к нам бежать. Платок потеряла, волосы по ветру летят. — Что? Где? Что с Афоней? Я головой мотаю: — А ничего… — Афоня где? Что случилось? — кричит мать. А Жорка отвечает: — На арифметике. Сейчас третий урок. — А что же вы пришли? — спрашивает мать. — А мы в Пышму, за тетрадками, — отвечает Жорка. — У нас и накладная есть. — Ах вы, окаянные, — говорит мать. — Напугали-то как! Ну что, зайдете погреетесь? А я говорю: — Нет, мы пойдем. Она плечами пожала, и мы пошли. И снова перед нами только снег да елки. Да еще березы. Елки-то снегом завалены, нахохлились, а березы нагишом стоят. И зачем-то к дороге вылезли, на самый сквозняк. Потом впереди нас на дорогу две вороны сели и давай щипаться. Жорка говорит: — Эх, рогатку не взял! А я кричу: — Слабо снежком попасть! Жорка стал снежок делать, а он рассыпается. Я тогда вынул ключ от комнаты и говорю: — Смотри! Как швырнул ключ в ворон, они чиститься и перестали. Поглазели на нас бочком-бочком и вдруг спокойно поднялись и полетели. Я побежал на то место, смотрю, а ключа нет. Подбежал Жорка с санками и кричит: — Где ищешь, сам не докинул! Ближе надо искать! А я кричу: — Не видел, так и не говори! Я даже немножко перекинул! Вот где надо искать! Рылись, рылись мы в снегу — никакого ключа нет. А Жорка говорит: — Ничего, весной придешь, он здесь будет лежать, как новенький. Только место запомни: около столба с отбитым изолятором. И мы повезли наши санки дальше. Шли-шли и ничего интересного нам больше не встретилось. Вдруг Жорка говорит: — А кто-то нам навстречу идет. Я посмотрел вперед — и правда, далеко на дороге какая-то черная фигурка движется. Жорка говорит: — А вдруг это «Черная кошка»? Меня даже мороз по коже продрал. У нас в поселке уже целый месяц про эту бандитскую шайку говорили. Взялся я за веревку покрепче, а сам отвечаю: — Все ты врешь, Жорка. Никакой здесь «Черной кошки» нет. Просто человек идет. А Жорка меня за руку схватил и говорит: — Смотри, остановилась! А фигурка и правда застыла на месте. Встали мы и ждем, что дальше будет. А фигурка вдруг снова пошла. Жорка говорит каким-то загробным голосом: — А где у тебя накладная? Я отвечаю: — В нутряном, за пазухой. — Давай мне, — говорит Жорка, — я в шапку спрячу. У меня как раз подкладка там отстает. Отдал я Жорке накладную, он сунул ее в свою длинноухую шапку, и мы пошли дальше. Только гораздо медленнее. Жорка и говорит: — Как подойдем, ты бросай ему под ноги санки! А я сзади налечу и начну его снегом кормить. А ты тем временем обыскивай. Главное, чтоб оружие отобрать, а то еще будет стреляться! Я говорю: — Ладно. Идем, а сами, кроме фигурки, ничего не видим. Мы и не заметили, как на шепот перешли. Жорка вдруг говорит: — Смотри, а он санки тянет! Я посмотрел и говорю: — И никакой это не он, а она! Видишь, шаль на голове? Все ты выдумываешь, Жорка! Никакая это не «кошка», а просто тетка санки везет. Наверное, за пайком в Пышму ездила. Жорка рассердился, засопел. — Понимал бы ты что-нибудь в «кошках»! Это он специально теткой переоделся. Думаешь, зря кошкой назвали? Если в шайке были бы одни дядьки, то назвали бы «черный кот». А я уже теперь все хорошо видел и стал над Жоркой смеяться. — Скажешь, он и губы специально накрасил, да? Тут уж и Жорка увидел, что это идет молодая женщина. А на санках у нее была привязана белая наволочка. С такими наволочками у нас ездили в Пышму получать пайки за погибших. Поравнялась женщина с нами и остановилась. — Ну что, — говорит, — воробьи, замерзли? Куда путь держите? — А мы в Пышму, за тетрадками, — говорит Жорка. — У нас и накладная есть. — Проходила мимо Когиза, открыт. Чем же мне вас угостить, не знаю.
Развязала она наволочку, вынула какой-то мешочек. — Вот, — говорит, — из сладкого-то один только сахарный песок. Есть у вас куда отсыпать? Пошарили мы по карманам — ничего нет. Вдруг Жорка сорвал с себя шапку. — Есть! — говорит. — А накладная на что? И стал кулек сворачивать. Я смотрел-смотрел и решил: а чего ей будет? Песку-то ведь охота попробовать. Насыпала нам женщина полкулька, усмехнулась и говорит: — От Ивана Кузьмича гостинец. Сам, бывало, тоже конфеты любил… Ну, ступайте, воробьи. Дорога дальняя, казенный дом. И она повезла свои санки. А мы стояли с Жоркой и думали, как же нам сахарный песок есть? Жорка и говорит: — Давай по очереди в рот сыпать. Только понемногу. Вот смотри! Закинул голову, разинул рот и давай по кульку постукивать. А потом мне передал, и я тоже самое сделал. Жуем песок, хрустим. А Жорка говорит: — Давай со снегом. Получится мороженое. Стали мы тогда со снегом есть. Ничего, вкусно получалось. Правда, в Ленинграде до войны мороженое было вовсе не такое. Только я смотрю, у кулька один край совсем мокрый, вот-вот оторвется. Я и крикнул Жорке: — Тише ты со своими слюнями-то! Накладную совсем испортил! А Жорка тоже крикнул: — Кто, я? Сам слюни распустил! И стали мы друг друга подталкивать. Не сильно, а так, — легонько, чтобы песок не рассыпать. Вдруг Жорка на санки наткнулся и как полетит вверх тормашками! И весь песок ему прямо в лицо. Я хохочу, а он лежит, глаза зажмурил и свой подбородок облизывает. — Эй, — закричал я. — А накладная-то! Схватил я кулек и стал его расправлять. Ничего, сохранился документ. Только с одного края сильно мокрый, а с другого сильно мятый. Сложил я его и сунул опять к себе за пазуху. Жорка отряхнулся и мы пошли дальше. Жорка говорит: — Что-то долго Пышмы нет. Я говорю: — А ведь еще обратно идти! И как подумали мы о том, что надо будет еще идти обратно, стало нам скучно-скучно. Жорка говорит: — Давай песни петь. Я говорю: — Давай. — Только ты начинай, — говорит Жорка. Я не стал спорить и запел:
Старик кряхтя поднялся с полу и надел очки. Он спросил: — Что вам угодно, молодые люди? Жорка говорит: — Дяденька, давайте я вам чурки расколю. У меня это хорошо получается. — Так я и поверил вам, что вы только для этого сюда и пришли, — отвечает старик. — Наверное, опять перышки выпрашивать? Я говорю: — А мы из пятой школы за тетрадками. У нас и накладная есть. — А! — сказал старик. — Это деловой разговор. Пожалуйте ваш документ. Повертел он нашу бумажку и приподнял очки. — За такую накладную кое-кого полагается бить по кое-какому месту. Жорка сделал жалобный вид. — Она такая и была, дяденька! Старик внимательно посмотрел на Жорку и говорит: — Ну, вы, допустим, не лгите, лучше идите рубить дрова. А вас, молодой человек, я буду отоваривать. Так, что здесь? Тетрадок в клетку нет… Восемьдесят шестых перьев нет… Цветной бумаги нет… Отоварил нас старик тетрадками в косую линейку, дал пачку карандашей, вставочек и заставил меня расписаться. А Жорка тем временем дрова рубил. Он и правда с ними ловко расправлялся. Только звон в Когизе стоял. — Ну, молодые люди, — сказал старик, — а это вам, чтобы хорошо учились. И чтобы не лгали никогда. И дал нам по три тетрадки в клетку. Уложили мы всё на санки, завязали веревкой и вышли на улицу. А там уже сумерки начались. Снег стал совсем фиолетовый, как разбавленные чернила. Стали мы ждать машину и смотреть, как в домах по очереди зажигаются огни. Но от этого стало холодно и сильно захотелось домой. Жорка поднял воротник и сказал: — Интересно, что сегодня было на обед? Я ответил: — Ты про это не думай. Еще хуже есть хочется, когда думаешь про обед. И только я это сказал, как представил себе всю столовую: и столы с алюминиевыми тарелками, и хлеборезку с одинаковыми порциями хлеба, и даже запах щей услышал. А сам сказал Жорке: — Давай карандаши считать. И стали мы с Жоркой считать карандаши. Их было ровно сто штук. А Жорка спорил, что девяносто девять. И потом мы подумали, что машина вдруг не придет. И стало совсем скучно. Жорка хотел пойти погреться в Когиз, но дверь вдруг открылась и старик стал навешивать замок. Он увидел нас и сказал: — Вы сумасшедшие молодые люди. Скоро наступит ночь, а вы не прошли еще ни одного сантиметра. Может быть, вам нравится ночью в лесу, я знаю? Разумные дети пошли бы сейчас со мной в теплый барак. Что у нас — не найдется лишней подушки? Но тут на дороге появилась машина. Мы так обрадовались, что выскочили на дорогу и замахали руками. Военный сидел в кабинке. Он спросил: — Опять будете дрожать? Мы говорим: — Не будем! — Ну, тогда садитесь! Давайте ваши санки сюда. Помог он нам погрузить санки, и мы поехали. И увидели, как старик пошел в свой барак. Мы помахали ему рукой, а он, наверное, не увидел. Мы и правда больше не дрожали. Привалились друг к другу около кабинки, и у нас сами стали закрываться глаза. Не успели задремать как следует, как показалась наша электростанция. И удивились мы с Жоркой, что путь наш в Пышму был такой длинный.
Последние комментарии
12 часов 16 минут назад
12 часов 17 минут назад
17 часов 35 минут назад
21 часов 17 минут назад
21 часов 38 минут назад
22 часов 32 минут назад