Сентиментальное путешествие по Азии и Евразии [Игорь Кудрявцев] (fb2) читать постранично, страница - 5

жизни пошел — хорошо нам вдвоем. Вдруг, приезжает мой однокурсник, из Р., на машине. Собирайтесь, говорит, поедем. Женюсь, мол, и никого кроме тебя в свидетели не желаю. Ибо веселей тебя, говорит, никого не знаю.

Делать нечего, поехали.

Привез, в новую квартиру, в нетопленную (а на дворе декабрь). Говорит, будете здесь первыми ночевать. Обживете, так сказать. Но сперва заехали к его родителям, взяли котенка. Обычай такой: кошка должна первая в дом войти.

Полночи я пытался растопить котел (угольный). Безуспешно. И полночи бедный котенок орал где-то под шкафом: его ж отняли у кошки. Жена говорит: я хочу домой.

В шкафу были ватные одеяла — мы с женой забрались в постель, обнялись покрепче и накрылись ими. Вскоре к нам, под одеяла, забрался котенок. Орать перестал.

Слава Богу, что утром нас оттуда забрали. И котенка.

Оказалось, что я еще должен вести свадьбу. Типа тамада.

Я никого не знал, кроме жениха. И, как мне показалось, никому не нравился. Гости сидели с постными лицами, некоторые смотрели враждебно. Мне было не по себе. Жена говорит, жалобно: я хочу домой.

Друг выглядел растерянным. Я портил его свадьбу.

Вдруг, откуда ни возьмись, вызвав радостное возбуждение у гостей, появился высоченный красавец, всеобщий любимец, как оказалось, балагур и весельчак (фанфарон и бурбон) — одноклассник друга. Приехал специально на свадьбу издалека.

Про меня мгновенно забыли; воспользовавшись этим, мы с женой тихонько уехали.

Господи, как хорошо дома, сказала жена, когда мы вернулись.

ОВСЯНКА В АВТОБУСЕ

Вероятно, не одним мной было подмечено, что люди, в некотором роде, разные.

Это наблюдение приводит меня (я надеюсь) к сути того вопроса, на который я пытаюсь сам себе ответить, а именно: к причинам, побуждающим некоторых выставлять свои кандидатуры (или, во всяком случае, не препятствовать этому) на соискание всевозможных премий.

Думаю, если некто однажды возжелал получить какую-либо премию, то это объясняеться одной из нижеследующих причин:

Жаждой известности,

Слабостью ума или

Потребностью в деньгах.

Существует еще четвертый тип искателей поощрений, но, надо полагать, столь немногочисленный, что, в принципе, не заслуживал бы обособления. Однако буду точен.

Кто ж этот некто, этот четвертый, не заслуживающий даже упоминания? Это, очевидно, тот, кто, — раз уж его все равно бросила любимая (возможны варианты), решил тогда хотя бы премию что ли получить. Так как обычно он является на церемонию вручения премии (если, конечно, удостаивается таковой) весь в расстроенных чувствах, я бы назвал этого субъекта —

Чувствительным лауреатом.

Итак, лауреаты (с вашего позволения). Не берусь назвать все их возможные подразделения, перечислю лишь типические:

Гордые лауреаты,

Тщеславные лауреаты,

Жадные лауреаты,

Бедные лауреаты.

Дальше, возможно, идут:

Занятые лауреаты,

Благодарные лауреаты и (соответственно)

Неблагодарные лауреаты.

Впрочем, думаю, можно благополучно объединять в себе одновременно несколько типов, равно, как и, полагаю, все вышеперечисленные разом.

— Потому что мне здесь лучше… — ответил я ему.

СЕРДОЛИК КРАСНОЯРСК

— Представляете, — сказала она, когда мы сели за стол (а мы сразу сели, мы, собственно, за этим и приехали, чтобы сесть за стол, — А* говорит: поедем ко мне, там жена чего-то наготовила, выпьем), — я сегодня нашла сердолик, который потеряла в тот день, когда сюда приехала. Пятнадцать лет он пролежал под плинтусом у входной двери. Это знак. Должно было что-то произойти. И вы приехали. Муж мне все уши вами прожужжал, он мне пять лет говорил о вас. И именно в этот день я нашла сердолик.

У нее был приятный акцент: мягкая «л». Она румынка, сказал А*. Где ты ее откопал, спрашиваю. Тот рассказал, вкратце. Выпили.

Я сказал, что умею материться по-румынски (у нас была многонациональная рота, в армии).

Пришли обе дочки. Посмеялись, поели. А мы выпили.

Я немного влюбился в младшую. На еврейку, говорю, похожа. А на кого она должна быть похожа, отвечает А*, я ведь еврей (на четверть, впрочем). По маме, говорит. Выпили, разумеется.

Дочки ушли. Гулять, полагаю.

— А позвольте полюбопытствовать, — спросила жена А*, — какая из дочерей вам больше понравилась? Думаю, младшая, — ответила она сама себе. — Только она еще маленькая, ей всего четырнадцать. (Цитирую: «И отдал за него свою одиннадцатилетнюю красавицу дочь», — «Декамерон», впрочем.)

— Моей, — говорю, — тоже четырнадцать.

Стали прощаться (наутро у меня был самолет).

— Обязательно приезжайте к нам еще, — сказала жена А*.

— Непременно, — отвечаю, — приеду. Свататься.

А* обнял меня с таким жаром, что я невольно подумал: не остаться ли, раз мне так рады…

Впрочем, в тот же вечер, лежа в постели, рассудил: это правильно, что я уезжаю — мне здесь слишком хорошо, я могу избаловаться. Даже стало немножко стыдно.

В САМОЛЕТЕ

При первом же взгляде на милую девушку я решил в своем