Вампир из Суссекса [Артур Игнатиус Конан Дойль] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Артур Конан Дойль Вампир из Суссекса (Из приключений Шерлока Холмса.)
Холмс внимательно читал письмо, полученное им последней почтой. Затем, с сухой усмешкой, которая у него заменяла смех, он протянул письмо мне. — Мне кажется, это предел помеси средневековья и современности, реализма и дикой фантастичности, — сказал он. — Что вы скажете на это, Ватсон? Я прочел следующее:О вампирах. 46, Олль Джури, 19 ноября. «Сэр. Наш клиент, мистер Фергусон из фирмы Фергусон и Мурней, продавцы чая в Минсин Лене, запросил у нас сведения относительно вампиров. Так как наша фирма специально занимается лишь машинами и нам не приходится оперировать в этой области мы посоветовали мистеру Фергусону обратиться к вам и изложить вам это дело. Мы не забыли вашего блестящего успеха в деле Матильды Бриггс. Примите уверение в совершенном почтении. Моррисон, Моррисон и Додд».— Матильда Бриггс это не имя молодой девушки Ватсон, — сказал Холмс. — Это был пароход… Но дело сейчас не в том… Что вы знаете о вампирах? Право, мне кажется, что мы попали в сказку Гримма! Протяните руку, Ватсон, и посмотрите, что нам скажет об этом «В». Я взял папку, о которой он говорил. Холмс положил ее на колени и стал перелистывать записи своих прежних дел, перемешанные с всевозможными информациями. — Виктор Лин, лесничий… Любопытное было дело. Виттория, красавица из цирка… Вандербиль и Еггман. Вигор — чудо в Гаммере. А! добрый старый указатель… Но дальше, дальше. А, послушайте, Ватсон: вампиризм в Венгрии и еще вампиризм в Трансильвании. Он быстро перелистал страницы, скоро разочарованно бросил папку. — Это все чепуха, Ватсон! Форменная чепуха! Что нам до блуждающих мертвецов, которых удержать в их могилах можно только проткнув им сердца колом. Это — просто бредни… — Но нет никакой необходимости, чтобы вампир обязательно был мертвецом — заметил я. — Живой человек может также обладать этой привычкой. Я читал, например, о старике, который высасывал кровь у молодых, с целью вновь обрести юность. — Вы правы, Ватсон. Но разве можно придавать серьезное значение всем этим россказням? Боюсь, мы не можем принять мистера Фергусона всерьез. Впрочем, возможно, что это письмо — от него и что он бросит некоторый свет на волнующее его дело. Он взялся за второе письмо, которое до сих пор лежало на столе нераспечатанным. Он начал читать его с улыбкой, которая однако постепенно уступала место выражению напряженного интереса и сосредоточенности. Окончив чтение, он погрузился в глубокую задумчивость. Усилием воли он вновь вернулся к действительности. — Лемберлей… Где это, Ватсон? — В Суссексе. — Значит недалеко. А Чиземен? — Я знаю эту местность, Холмс! Там множество старых домов, названных фамилиями их строителей, которые возвели их сотни лет тому назад. — Совершенно верно… Это письмо, как я и думал, от Роберта Фергусона. Он желает познакомиться с нами. И он протянул мне письмо.
«Дорогой мистер Холмс! Вас рекомендовала мне моя контора, но дело мое настолько необычно и деликатно, что о нем трудно даже передать. Оно касается моего друга, от имени которого я и выступаю. Этот джентльмен несколько лет тому назад женился на одной даме из Перу, дочери перуанского купца, с которым он познакомился в связи с импортом нитратов. Леди была очень красива, но тот факт что она является иностранкой и исповедует другую религию отчуждал супругов, так что в конце концов любовь мужа охладилась и он стал считать свой брак ошибкой. Он чувствовал в ее характере черты, которые он не мог ни принять, ни объяснить. Это было тем более печально, что она была доброй и хорошей женой. Мы подходим к главному пункту, о котором я подробнее расскажу вам при свидании. Ведь я пишу это только для того, чтобы дать вам общую идею о положении дел и узнать интересует ли вас этот случай. Леди стала обнаруживать кое какие странности, сильно противоречащие обычному ее ясному и приятному настроению. Муж ее был женат на ней вторым браком. От первой жены у него был сын. Мальчику сейчас 15 лет, это очень милый и привязчивый юноша, но, к сожалению, искалеченный из-за несчастной случайности в детстве. Дважды жена моего приятеля накинулась на бедняжку совершенно безо всякой причины. Раз она ударила его палкой с такой силой, что на руке его надолго остался след. Но это было пустяком по сравнению с ее поведением по отношению к собственному ее ребенку — прелестному мальчику, которому нет еще года. Как-то около месяца тому назад нянька ненадолго отлучилась от ребенка. Громкий крик бэби заставил ее быстро вернуться к нему. Войдя в комнату, она увидела свою барыню, мать ребенка, которая склонилась над малышом и, по-видимому, кусала его шейку. На шейке была маленькая ранка, откуда в изобилии текла кровь. Нянька пришла в ужас и захотела немедленно же позвать отца ребенка, но леди уговорила ее не делать этого и дала ей пять фунтов за молчание. Никаких объяснений дано не было. На сей раз дело заглохло. Однако, все это произвело сильное впечатление на няньку и с тех пор она стала внимательно присматриваться к своей хозяйке и с особенным рвением оберегать ребенка, которого она нежно любила. Но ей казалось, однако, что если она следила за матерью, то мать в свою очередь следила за нею; и что каждый раз, когда ей приходилось оставлять ребенка, мать старалась проникнуть к нему. Денно и нощно хранила нянька своего питомца — и денно и нощно молчаливая, бдительная мать, казалось, только выжидала, случая, точно волчица, готовая напасть на ягненка. Вам это все покажется, вероятно, неправдоподобным, но я должен просить вас отнестись ко всему этому серьезно, т. к. здесь дело идет о жизни ребенка и здоровье мужа. Наконец, наступил печальный день, когда невозможно стало дольше скрывать все от мужа. Нервы няньки не выдержали, и она чистосердечно рассказала все отцу бэби. Ему все это показалось таким же диким, каким это, вероятно, сейчас кажется вам. Он знал, что леди всегда была любящей женой и за исключением ее нескольких выходок по отношению к пасынку, также и любящей матерью. С какой же стати она стала бы кусать и ранить собственного своего ребенка! Он сказал няньке, что она просто спала, что ее подозрения сумасбродны и что он не может допустить подобных жалоб на свою жену. В это время внезапно раздался жалобный крик. Хозяин и нянька вместе бросились в детскую. Представьте себе их чувства, мистер Холмс, когда они увидели леди на коленях перед колыбелью и увидели кровь на шейке и на рубашечке ребенка. С криком ужаса муж повернул лицо жены к свету и увидел, что губы ее были в крови. Сомнений быть не могло! Она пила кровь бедного мальчика!.. Так обстоят дела. Сейчас она заперлась в своей комнате. Никаких обяснений не последовало. Муж ее на пороге безумия. И он и я очень мало что знаем о вампиризме. Мы считаем это дикой сказкой… Хотите вы повидаться со мной? Хотите вы помочь сломленному горем мужу? Если вы согласны, будьте добры дать мне знать по указанному адресу, и я буду у вас в 10 часов. Преданный вам Роберт Фергусон. P. S. Я встречал вашего друга Ватсона за регби возле Ричмонда. Это, к сожалению, единственная личная рекомендация, которую я могу представить вам»
* * *
— Я в самом деле припоминаю его, — сказал я. Холмс задумчиво посмотрел на меня и поднял голову. — Будьте добры, пошлите ему телеграмму: «С удовольствием займемся вашим делом». — «Вашим» делом? — Не надо, чтобы он думал, что у нас — убежище для слабоумных. Конечно все это произошло с ним самим. Пошлите ему телеграмму и посмотрим, что принесет нам завтрашнее утро.* * *
На следующее утро ровно в десять часов Фергусон был у нас. Я помнил его сильным, здоровым спортсменом. Нет, конечно, ничего печальнее в жизни, чем встретить развалину былого атлета, которого вы знали в расцвете сил. Щеки его впали, волосы поредели, плечи согнулись. Боюсь, что я вызвал в нем такие же чувства. — Ватсон, дружище, — сказал он, и голос его звучал глухо и низко. — Вы изменились порядком, дорогой! Вероятно, и я также? Но меня состарили только последние дни. Я вижу по вашей телеграмме, мистер Холмс, что мне не к чему прикидываться чьим-то посланцем. — Проще говорить напрямик — сказал Холмс. — Совершенно верно! Но подумайте, как тяжело говорить все это о женщине, которую вы должны хранить и беречь. Что мне делать? Как мне обратиться в полицию с подобным рассказом? Это безумие, мистер Холмс! Это передается по наследству? Случалось вам встретить нечто подобное в вашей практике? Ради Бога, дайте, мне какой-нибудь совет — я совершенно подавлен. — Это вполне естественно, мистер Фергусон. А сейчас садитесь вот сюда, соберитесь с мыслями и дайте мне несколько ясных ответов. Я уверен, мы найдем какое-нибудь решение. Прежде всего, какие меры вы приняли? Находится ли ваша жена по-прежнему вблизи детей? — Между нами произошла ужасная сцена. Она — исключительно любящая женщина, мистер Холмс. Если когда-нибудь жена любила мужа всем сердцем и всею душою, то это она. Она была поражена в самое сердце тем, что я раскрыл ее ужасную, ее чудовищную тайну. Она даже не хотела говорить. Она ничего не отвечала на все мои упреки и смотрела на меня диким, отчаянным взглядом. Затем она бросилась в свою комнату и заперлась там. С этих пор она отказывается видеть меня. С ней — прислуга, которая служила у нее еще до ее замужества. Прислугу зовут Долорес. Это скорее подруга, чем горничная. Она приносит ей пищу. — Следовательно, ребенку не грозит непосредственной опасности? — Миссис Мэзон, нянька, заявила, что не оставит его ни днем, ни ночью. Ей безусловно можно доверять. Я больше боюсь за бедного маленького Джека — как я писал вам, она уже дважды бросалась на него. — Но ни разу его не укусила? — Нет. Она била его… И это тем более ужасно, что Джек — бедный кроткий, маленький калека. Черты лица Фергусона смягчились, когда он заговорил о своем мальчике. — Казалось бы, что его несчастие может растрогать любое сердце. Падение в детстве — и переломленный спинной хребет. Но это — золотое, любящее сердечко! Холмс взял вчерашнее письмо Фергусона и вновь перечел его. — Кто еще живет в вашем доме, мистер Фергусон? — Две прислуги, которые служат у нас недавно. Еще сторож Михаил. А потом: моя жена, я сам, мой мальчик Джек, бэби, Долорес и миссис Мэзон. — Мне кажется, вы не особенно хорошо знали вашу жену до свадьбы! — Я был знаком с ней всего несколько недель. — Сколько времени при ней Долорес? — Много лет! — В таком случае она, вероятно, лучше вас знает характер вашей супруги. — Да, вероятно! Холмс сделал какую-то пометку. — Мне сдается, — сказал он, — я буду полезнее в Лемберлей чем здесь. Это, конечно, дело, которое необходимо расследовать лично. Если леди не выходит из своей комнаты, наше присутствие не обеспокоит ее. Впрочем, мы остановимся в гостинице. Фергусон облегченно вздохнул. — Так я и надеялся, мистер Холмс. Поезд отправляется в два часа. Если бы вы могли воспользоваться им?.. — Конечно, мы приедем. Сейчас у нас спокойное время. Я могу посвятить вашему делу всю свою энергию. Ватсон, конечно, поедет с нами. Но я хотел бы быть совершенно точно осведомлен относительно некоторых деталей еще до своего прибытия. Как я понял, несчастная леди, по-видимому, бросалась на обоих детей — на своего собственного бэби и на вашего сына? — Да, — Но она вела себя при этом различно, не так ли? Она побила вашего сына? — Один раз палкой, другой раз — просто так. — Она не объяснила, за что она бьет его? — Нет, она лишь повторяла, что ненавидит его. — Что же, это у мачех случается. Так сказать, посмертная ревность. Леди ревнива по своей природе? — О да! Она очень ревнива — всей силой своей горячей южной любви. — Но мальчик… Ему, кажется пятнадцать лет? Вероятно, он умственно очень развит, хотя тело его и искалечено. Как он объясняет ее выходки? — Никак. Он говорит, что не давал ей никакого повода. — А раньше они были друзьями? — Нет. Они никогда не любили друг друга. — Вы говорите, он очень привязан к вам? — Нет на свете другого такого же преданного сына. Моя жизнь — его жизнь… Холмс снова отметил что-то в своей записной книжке. Некоторое время он задумчиво молчал. — Несомненно вы до второй вашей женитьбы были большими товарищами с вашим сыном. Вы были очень близки, не так ли? — Очень! — И привязчивый мальчик, вероятно, горячо чтил память своей матери? — Очень горячо! — Очень, очень интересный характер. А вот еще один интересующий меня пункт: странные выходки леди по отношению к своему бэби и к вашему сыну происходили одновременно? — В первом случае да. Ею точно овладело бешенство, и она сорвала свою ярость на обоих. А во втором случае, пострадал один лишь Джек. Миссис Мэзон не жаловалась ни на что. — Это, конечно, осложняет дело… — Я не совсем понимаю вас мистер Холмс! — Возможно. Просто создаешь предварительную теорию и ждешь, пока время даст в руки новые факты. Это дурная привычка, мистер Фергусон, но человеческая природа слаба. Боюсь, ваш друг сообщил вам преувеличенные представления о моих научных методах. Пока скажу вам лишь, что ваше дело не кажется мне неразрешимым и что вы можете ждать нас завтра у себя.* * *
Был серый туманный ноябрьский вечер когда мы, оставив свои вещи в городке, приближались к уединенной ферме, где жил Фергусон. Сам хозяин поджидал нас в большой центральной комнате. В старинном камине пылал огонь… По стенам висело старинное оружие. Внезапно Холмс обернулся. — Ого, — сказал он, — что это такое? В корзине в углу лежала собака. Она медленно подошла к своему хозяину. Она переступала с трудом. Задние лапы ее двигались неправильно, и хвост ее был опущен вниз. Она лизнула руку мистера Фергусона. — Что это такое, мистер Фергусон? — Собака! — Что с ней? — Это загадка и для ветеринара. Нечто вроде паралича… Какой-то странный менингит, сказал ветеринар. Темные глаза собаки остановились на нас. Она несомненно понимала, что разговор идет о ней. — И это случилось внезапно? — В одну ночь! — Давно уже? — Да, месяца четыре тому назад. — Очень интересно. Очень примечательно… — Что вы видите в этом, мистер Холмс? — Подтверждение своих мыслей! — Помилуй Бог, о чем же вы думали, мистер Холмс? Быть может, все это для вас — лишь занятная задача. Но для меня это — вопрос жизни и смерти. Моя жена — преступница, мое дитя — в постоянной опасности… Не играйте мною, мистер Холмс! Все это слишком серьезно. Он весь дрожал. Холмс дружески взял его под руку. — Боюсь, вам будет очень тяжело, как бы ни разрешилась загадка, — сказал он. — Я хотел бы пощадить вас, насколько это в моих силах. Сейчас я ничего больше сказать не могу, но надеюсь, что кончу это дело, прежде чем оставлю ваш дом. — Дай Бог, мистер Холмс!.. Извините меня, господа. Я пройду наверх в комнаты жены и посмотрю, нет ли там каких нибудь перемен. Прошло несколько минут. Когда наш хозяин вернулся, по темному лицу его нетрудно было угадать, что все обстояло по-прежнему. С ним пришла высокая худенькая смуглая девушка. — Чай готов, Долорес? — сказал Фергусон. — Последите, чтобы ваша хозяйка ни в чем не нуждалась. — Она очень больна, — заплакала Долорес, глядя на Фергусона негодующими глазами. — Она не хочет есть. Она очень больна… Нужен доктор. Я боюсь оставаться с нею без доктора. Фергусон взглянул на меня вопросительно. — Я был бы очень рад оказаться полезным… — Пожелает леди принять доктора Ват- сона? — Я и не спрошу ее! Ей нужен доктор… Пойдемте со мной! — Я иду! Я последовал за девушкой, которая взволнованно вела меня по каким-то извилистым коридорам. Мы подошли к массивной обитой железом двери. Взглянув на нее, я подумал, что Фергусону нелегко было бы проникнуть в комнаты своей жены силой. Девушка вынула из кармана ключ, и тяжелая дубовая рама заскрипела на петлях. Я вошел — и она быстро заперла за мною двери. Несомненно, лежащую на постели женщину била сильная лихорадка. Она, казалось, была в полубессознательном состоянии, но когда я вошел, она подняла ко мне свои прекрасные, но измученные глаза. Увидев незнакомца, она очевидно, успокоилась и опустилась на подушки. Я подошел к ней, сказал несколько ободрительных слов. Она не двигалась, пока я щупал ее пульс и мерил температуру. У меня создалось впечатление, что болезнь ее была вызвана сильнейшим нервным потрясением. — Она лежит так уже день, два дня. Я боюсь, что она умрет! — сказала горничная. Женщина повернула ко мне свое пылающее красивое лицо. — Где мой муж? — Он внизу и хотел бы видеть вас. — Я не хочу его видеть! Я не хочу… Казалось, она начинает бредить. — Злой дух! О, что мне делать с этим дьяволом! — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? — Нет! Никто не может мне помочь! Все кончено… Все погибло… Что бы я ни делала, все погибло… У этой женщины была странная фантазия. Я никак не мог представить себе милого Боба Фергусона дьяволом. — Ваш муж горячо любит вас, — сказал я! Он глубоко скорбит о случившемся. Она снова остановила на мне свои глаза. — Он любит меня! Да!.. Но разве я не люблю его? Я приношу себя в жертву, чтобы не разбить его сердце. Вот как я его люблю. А он мог подумать, мог сказать обо мне такое… — Он глубоко несчастен. Но он не может понять! — Он не может понять? Но он должен был поверить! — Не хотите ли повидаться с ним? — снова спросил я. — Нет, нет. Я не могу забыть его ужасных слов! И его взгляда. Я не хочу видеть его. А теперь идите… Вы ничего не можете для меня сделать. Скажите ему только одно: я хочу видеть своего ребенка! Я имею право на это. Это — единственное, что я имею сказать ему. Она повернула голову к стене и замолчала. Я вернулся вниз, в комнату, где у камина сидели Холмс и Фергусон. Фергусон угрюмо слушал мой рассказ о визите к его жене. — Как могу я послать ей ребенка? — сказал он. — Откуда я могу знать, не овладеет ли ею вновь этот странный импульс? — Как я могу забыть, что видел его кровь на ее губах? Он вздрогнул. — Ребенок в сохранности у миссис Мэзон. И он должен остаться там. Изящная горничная подала нам чай. Когда она разносила его, дверь снова открылась и в комнату вошел мальчик с бледным лицом, светлыми волосами и яркими синими глазами, которые вспыхивали волнением и радостью, когда останавливались на лице отца. Он подбежал к нему и обнял его с порывом любящей женщины. — О, папочка, — вскричал он. — Я не знал, что ты уже здесь. Я бы поехал встречать тебя. Я так рад тебя видеть!.. Фергусон мягко освободился из его объятий которые, по-видимому, немного смутили его. — Я вернулся рано, дорогой мой, — сказал он, ласково гладя светлую голову сына, — потому что друзья мои — мистер Холмс и доктор Ватсон любезно согласились приехать сюда и провести с нами вечер. — Это тот самый мистер Холмс, сыщик? — Да! Мальчик очень внимательно и, как мне показалось, недружелюбно взглянул на нас. — А второй ваш сын? — спросил Холмс, — нельзя ли нам ознакомиться и с бэби? — Попроси миссис Мэзон принести сюда бэби, — сказал Фергусон. Мальчик ушел. Вскоре он вернулся. За ним шла высокая худощавая женщина с прелестным ребенком на руках. Фергусон взял темноглазого золотоволосого мальчика и нежно поцеловал его. — Не понимаю, как кто-нибудь может пожелать сделать ему больно, — пробормотал он, — взглянув на маленький красный след на шейке ребенка. Я случайно посмотрел на Холмса и увидел на лице его чрезвычайное напряжение. Его лицо, казалось, было вырезано из слоновой кости, а глаза только что устремленные на отца и сына с любопытством разглядывали что-то на другой стороне комнаты. Следя за его взглядом, я мог лишь установить, что он смотрит сквозь окно на печальный мокрый сад. Правда, ставни наполовину прикрывали окно и затеняли вид, но все же не было сомнения, что именно окно приковало к себе все внимание моего друга. Затем он улыбнулся и перевел глаза на ребенка. На его нежной шейке алело красное пятнышко. Не говоря ни слова, Холмс внимательно осмотрел его. Он взял ручонку мальчика. — Добрый вечер, маленький мужчина! Ты странно вступил в жизнь. Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, няня. Он отвел миссис Мэзон в сторону и о чем-то серьезно заговорил с нею. Я расслышал только его последние слова: — Я надеюсь, вам уже недолго придется опасаться! Нянька, по-видимому, молчаливая и сдержанная женщина вышла вместе со своим питомцем. — Что это за женщина? — спросил Холмс. — Она не слишком приветлива, как вы видите, но это золотое сердце. Она обожает ребенка… — Нравится она вам, Джеки? Холмс внезапно обернулся к мальчику, выразительное лицо которого потемнело, он покачал головой. — Джеки очень строг, — улыбнулся Фергусон, обнимая сына, — К счастью, я принадлежу к числу его симпатий. Мальчик прижался к отцу. — Иди, маленький Джеки, — сказал Фергусон. Он любящими глазами следил за сыном, пока тот не скрылся за дверью. — Сейчас я чувствую, мистер Холмс, — сказал он, — что напрасно побеспокоил вас! Что можете вы сделать во всем этом? С вашей точки зрения это вероятно исключительно сложное и тонкое дело. — Безусловно, — сказал мой друг. — Но сложность никогда не отпугивала меня. Фактически я разрешил дело прежде чем мы оставили мою квартиру. Мне оставалось лишь наблюдениями подкрепить свои заключения. Фергусон провел рукою по лбу. — Ради Бога, мистер Холмс, — сказал он хрипло, — если вы видите правду во всем этом ужасе — почему же вы молчите. Что мне делать?! — Разумеется мне следует объясниться. Но не хотите ли вы позволить мне действовать по-своему? Скажите, Ватсон, леди Фергусон в состоянии принять нас? — Она больна, но находится в сознании. — Хорошо. Мы можем выяснить это все лишь в ее присутствии. Пойдемте к ней. — Но она не хочет меня видеть! — воскликнул Фергусон. — Нет она хочет! — уверенно возразил Холмс. Он написал несколько строк на листке бумаги. — Ватсон, вы уже были там. Не хотите ли передать леди эту записку? Я снова поднялся наверх и вручил записку Долорес, которая опасливо приоткрыла дверь. Я услышал в комнате крик, крик радости и изумления. Долорес выглянула. — Она согласна. Пусть они придут, — сказала она. Я позвал Фергусона и Холмса. Когда мы вошли Фергусон сделал шаг по направлению к жене, но она, приподнявшись на постели, вытянула руки, точно отталкивая его. Он опустился в кресло. Холмс сел рядом с ним, леди смотрела на него широко раскрытыми изумленными глазами. — Мне кажется, мы можем обойтись без Долорес, — сказал Холмс. — О, конечно, если вы предпочитаете, чтобы она осталась, — я не вижу никаких препятствий к этому… Итак, мистер Фергусон, я человек деловой, и мои методы — коротки и прямы. Быстрая операция наименее болезненна! Позвольте мне начать с приятного. Ваша жена — достойнейшая женщина! Фергусон вскочил с радостным криком. — Докажите это мистер Холмс. — и я ваш должник на всю жизнь. — Хорошо! Но делая это, я все же нанесу вам глубокую рану… — Я ничего не боюсь! По сравнению с этим — все пустяки. — В таком случае, я изложу вам ход моих мыслей на Бэкер-Стрит. Мысль о вампире казалась мне абсурдной. Таких вещей не случается в криминальной практике Англии. И все же ваше наблюдение было совершенно точным. Вы видели, как она приподнялась от колыбели, и на губах ее была кровь. — Да. — Но разве вам не случалось слышать, что кровоточащую ранку сосут по другой причине… вовсе не с целью выпить кровь. Не слыхали вы разве об английской королеве, которая высосала такую рану с целью вытянуть из нее яд? — Яд? — Южно-американский дом… Мой инстинкт почувствовал существование отравленного оружия среди вашей коллекции еще раньше, чем мой глаз увидел его. Конечно, яд мог быть и иного происхождения, но именно так случилось на этот раз. Когда я увидел пустой флакончик за маленьким луком для птиц я не удивился. Если уколоть ребенка такой стрелой, смоченной в кураре или в другом каком-нибудь дьявольском яде, — он несомненно умрет, если только ранка не будет высосана. А собака? Совершенно естественно, желая применить яд, сперва надо испытать его действие на собаке. Я не предусматривал этого, но это очень укрепило мои подозрения. Вы понимаете? Ваша жена боялась и следила… И действительно, она поймала момент и спасла жизнь своему ребенку. Но она не решилась сказать вам правду, т. к. знала, как вы любите сына и не хотела разбить ваше сердце. — Джеки! — Я наблюдал за ним, когда, вы ласкали малыша. Его лицо ясно отражалось в стекле окна. Я увидел ревность, такую жестокую ревность, какую мне редко приходилось видеть на человеческом лице. — Мой Джеки! — Вы должны понять его, мистер Фергусон. Это тем более печально, что это является извращенной любовью, безумной любовью к вам и быть может к покойной матери. Вся душа Джеки заполнена ненавистью к этому прелестному ребенку, чья красота и здоровье составляют такой разительный контраст с собственной его слабостью. — Боже мой! Но это невероятно… — Сказал я правду, мадам? Леди рыдала, зарывшись головой в подушки. Теперь она обернулась к мужу. — Как могла я сказать вам все это, Боб? Я чувствовала, каким ударом это будет для вас. Я предпочла молчать и ждать, предпочла, чтобы вы узнали это как-нибудь помимо меня. Когда этот джентльмен, который, по-видимому, является могучим волшебником, написал, что он знает все, я обрадовалась… — Мне кажется, год путешествия на корабле окажет прекрасное действие на Джеки, — сказал Холмс, подымаясь со стула. — Один пункт выяснен, мадам. Мы отлично понимаем, что заставило вас поднять руку на Джеки. Материнское терпение тоже имеет границы. Но как решились вы оставить ребенка, в эти последние два дня? — Я рассказала миссис Мэзон! Она знает. — Совершенно верно. Так я и думал. Мне кажется, нам время, идти, — шепнул Холмс. И мы тихо вышли из комнаты. Фергусон стоял у постели почти задыхаясь. — Предоставим остальное им самим.* * *
У меня сохранилась только одна еще заметка об этом деле. Это — письмо, которое Холмс написал в контору, поручившую его вниманию своего странного клиента. Вот оно:Бэкер Стрит, ноября 21-го. О вампирах. Сэр! В ответ на Ваше письмо от 19-го с. м. сообщаю Вам, что я занялся делом Вашего клиента мистера Фергусона из Фергусона и что оно было приведено к удовлетворительному разрешению. Благодарю Вас за рекомендацию. С совершенным почтением Шерлок Холмс.1896
Последние комментарии
17 часов 30 минут назад
19 часов 47 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 19 часов назад