На соседней планете [Вера Ивановна Крыжановская] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Крыжановская Вера Ивановна (Рочестер) На Сосѣдней планетѣ

I

Заходившее солнце освѣщало снѣжныя вершины Гималаевъ, одѣвая ихъ въ золото и пурпуръ. Послѣднiе лучи царственнаго свѣтила, согрѣвающаго и животворящаго мipъ, озаряли небольшую долину, затерянную въ горахъ и, точно стѣной, обнесенную высокимъ лѣсомъ и остроконечными скалами. Среди окружающей величавой и суровой природы долина казалась радостнымъ оазисомъ; здѣсь была собрана растительность всѣхъ поясовъ, и среди яркихъ цвѣтовъ роскошной тропической флоры проглядывала темная зелень сосенъ.

У подножiя крутой скалы громадной высоты стоялъ небольшой дворецъ индiйской архитектуры, ослѣпительная бѣлизна котораго еще рѣзче выделялась на темномъ фоне окутывавшихъ его садовъ.

Аркады, поддерживаемыя тонкими колонками, были вылѣплены подобно кружеву, такъ же какъ балконы и колоннады, окружавшiе всѣ три этажа этого чисто волшебнаго зданiя.

Кругомъ царила глубокая тишина. На большомъ дворѣ безшумно сновали слуги съ бронзовыми лицами и въ бѣлыхъ одѣянiяхъ, да разгуливали на свободѣ два слона, въ широкихъ золотыхъ ошейникахъ.

Съ другой стороны дома была терраса, выходившая въ садъ. Тѣнистыя деревья обрамляли ее, а передъ ней, вокругъ большого бассейна, въ которомъ билъ фонтанъ, раскинулись пестрые цвѣтники. Въ большихъ эмальированныхъ вазахъ посажены были рѣдкія растенія, въ ароматной тѣни которыхъ стоялъ столъ, а около него, на плетеныхъ изъ тростника креслахъ, сидѣло двое мужчинъ.

Одинъ изъ нихъ былъ индусъ, самаго чистаго типа, и на видъ ему можно было дать лѣтъ тридцать пять или сорокъ. Отъ него вѣяло чѣмъ-то страннымъ и чарующимъ. Сложенія онъ былъ удивительно стройнаго и нѣжнаго, а бронзовое лицо его подернуто было матовой блѣдностью; но ни въ этой блѣдности, ни въ худобѣ не было ничего болѣзненнаго. Напротивъ, въ каждомъ движеніи его гибкаго тѣла чувствовалась мощная сила, а въ большихъ черныхъ глазахъ свѣтилось столько жизни, воли и могущества, что даже трудно было вынести ихъ фосфоресцирующій взглядъ, который пронизывалъ и, казалось, читалъ въ самой глубинѣ души. На правильныхъ и рѣдко красивыхъ чертахъ его лица, обрамленнаго изсиня-черной, слегка курчавой бородкой, разлито было ясное спокойствіе.

Одѣтъ онъ былъ во все бѣлое, а голову его покрывалъ легкій бѣлоснѣжный тюрбанъ. Въ противоположность своимъ соотечественникамъ, любящимъ увѣшивать себя разными украшеніями, на немъ не было никакой драгоцѣнности, и только на длинномъ указательномъ пальцѣ его правой руки было надѣто золотое съ большимъ камнемъ кольцо; камень этотъ ослѣпительно сверкалъ и безпрестанно мѣнялъ цвѣта отъ синяго, какъ сапфиръ, до блѣдно-розового.

Противъ индуса сидѣлъ молодой человѣкъ, по внѣшности и костюму — европеецъ. На немъ были надѣты широкія брюки и шелковая куртка. Бѣлая рубашка изъ тонкаго полотна, отложной воротникъ которой открывалъ шею, была стянута у пояса краснымъ шелковымъ шарфомъ. Соломенная съ широкими полями шляпа лежала рядомъ, на табуретѣ.

Это былъ высокій, красивый юноша, худощавый и хорошо сложенный; его откровенный взглядъ и умная, добрая улыбка сразу располагали къ нему. Большіе глаза, съ длинными и густыми рѣсницами, были сѣро-голубоватаго цвѣта, а волоса на головѣ и бородѣ—свѣтло каштановые. Онъ былъ уроженцемъ сѣвера, судя по ослѣпительной бѣлизнѣ кожи всюду, гдѣ загаръ ея не коснулся.

Собесѣдники заканчивали завтракъ, состоявшій изъ риса, овощей, меда, фруктовъ и пирожковъ; собственно говоря, должную честь всему, находившемуся на столѣ, отдавалъ молодой европеецъ, запивая кушанье старымъ виномъ, тогда какъ его собесѣдникъ довольствовался кубкомъ молока, которое прихлебывалъ маленькими глотками, да небольшой горсточкой риса и нѣсколькими вѣточками винограда.

Въ данную минуту оба молчали. Индусъ не спускалъ блестящаго взора съ подвижнаго лица своего гостя, который глубоко задумался. Улыбка мелькнула на бронзовомъ лицѣ индуса, и онъ спросилъ, поставивъ кубокъ на столъ:

— Отчего, ученикъ мой и другъ, не задашь ты мнѣ вопроса, который такъ сильно занимаетъ тебя?

— Я боюсь показаться вамъ, учитель, слишкомъ любопытнымъ и нескромнымъ. Кромѣ того, я не знаю, позволено ли будетъ вамъ отвѣтить на мой вопросъ?

— Я вижу, что ты дѣлаешь успѣхи въ искусствѣ владѣть своимъ любопытствомъ и нетерпѣніемъ. Это прекрасное предзнаменованіе! Удержишь ли ты его, когда вернешься въ Европу, получивъ первую степень посвященія? Хватитъ ли у тебя мужества хранить свое знаніе для себя, и не ослѣплять окружающихъ опытами твоего могущества? — замѣтилъ съ улыбкой индусъ.

— Надѣюсь, что да! Изъ того немногаго, что я до сихъ поръ узналъ по программѣ начальнаго посвященія, я понялъ, что тщеславіе, — первый недостатокъ, отъ котораго слѣдуетъ избавиться, а скромность — первая добродѣтель, которую слѣдуетъ пріобрѣсть, если хочешь идти