В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
под ноги, но вдруг что-то заставило меня оторвать взор от пола, что-то потянуло меня, какая-то настойчивая, неуемная сила, словно магнитом, приковывая, согнала с места — я заметил ее — правда, со спины — ее, уже выходившую из вагона девушку. Я взметнулся к дверям, словно дикий кулик, сердце сильно екнуло, в груди защемило — я сорвался за ней, будто гончий пес полетел по следу.
Станция метро, я узнал ее уже наверху, очутившись под аркой — оказалась старой Кропоткинской. Первый раз в жизни я забыл о пивном ларьке, том, что по правую руку, если стоять спиной к бывшему бассейну, теперь храму. Она шла очень быстро вперед по бульвару, не оборачиваясь, не останавливаясь, полы ее пальто ветер разметал по себе, я летел вослед. Временами она исчезала, я терял ее из виду, снег залеплял ее белизной, дождь хлестал меня по щекам, солнце лупило мне в глаза, но вскоре она появлялась опять, невдалеке передо мной, как птица Феникс, возрождаясь из пыли и вихря песка. Помню, что поздоровался с Гоголем, он, сука, привычно стоял на посту, кого не люблю, так этого Гоголя, вечно щерится, а когда мы отмечали выпускной вечер, настучал, паскуда, ментам, что мы машину перевернули, и меня в 46-м отделении долго пиздили, нос сломали. Затем у «Художественного» она нырнула в подземный переход, проскользнула мимо столь же непременной, как Гоголь, детали пейзажа металлистской тусовки, и вынырнула у трех ларьков на углу, у кафе «Капуччино» свернула на короткую колбаску Суворовского, прямо напротив деревянного столика со скамеечками, где раньше допивали свой век бывшие журналисты, изгнанные из Домжура. Слава богу, спорхнула с мостовой не у самых Никитских, а чуть дальше избавив меня от необходимости здороваться с подонком и извращенцем Тимирязевым. Зато на этом бульваре любви, широком ложе Тверского, я кивнул негодяю Есенину, он стоял, унылый, гордо возвышаясь, посреди шахматистов, они не обращали на него ровным счетом никакого внимания, поглощенные стуком часов и игрой фигур, а когда-то, я помню, мы пытались этого бедолагу раскрутить на бухло, и хоть он, гнида такая, отказался нас уважить и денег не дал, зажал, падла, бабки, все равно выпили с ним на троих- чисто из жалости — а кто был третий, хоть убей, не помню, помню лишь, что было это после Сан Саныча, который грустит совсем один, там, в тенистом дворике неподалеку от особняка Рябушинского. Хотя нет, кажется, припоминаю, третьим был странный субъект, не то крылатый осел, не то лошадь летучая, маленькая и добрая, в облике ее мерещился мне пегас, пегасик с огненными крылами. Потом мы пронеслись мимо старинного дерева, как мне раньше казалось — еще петровских времен, но недавно выяснилось — наебон — гораздо моложе, а я так любил под ним поссать, под дубом этим, бывало выйду из «Русского бистро» и поссу всласть, как следует. С Пушкиным здороваться не захотел, отвернулся, полная гнида он, развел проституток, пакости разной потворствовал, мафии глухонемых покровительствовал. Еще со школьных времен мерзавца ненавижу. Кто скажите, кто у ментов стукарем главным работал, а? Кто на диссидентскую сволочь доносы клепал? Кто на души невинные поэтов втихаря капал? Кто, говорю, — Якира с Красиным заложил? Гоголь, что ли? Или Пушкин все же? Правильно? Пушкин! Пушкин! Он самый!.
Изрядно устав, измотавшись, я бежал за ней, несся, будто весенний зверь, но все равно никак не мог догнать, настигнуть, она не сбавляла ходу, я кричал ей, звал: «Татьяна, Лиза, Наталья,» — задыхался, она не отзывалась, имен не хватало, я совсем выбился из сил. Проносились мимо Страстной, Петровский, Рождественский, Высоцкий… Высоцкий — утопленник — был зелен и ужасен… У Грибоедова упал ниц, целовал колени… Хоть и форменный идиот Чацкий, а все равно, люблю ублюдка! Да и Чацкий здесь не при чем, а Грибоед столько раз прикрывал, грудью вставал на защиту, когда в хипповскую молодость свою я уходил от холодной погони, прорывался из твердого оцепления злобно гикающих, ухарски и удальски присвистывающих, лихих гнилозубых гопников. Лбом считал гранит ступеней, мрамор перил. Чья рука не дрогнула, вовремя отвела ту стальную трубу, что пыталась зловеще мне проломить юную голову? Моя или его? Я приближался к «Джалтарангу», которого больше нет… «Современник» напротив есть, а «Джалтаранга» нет. По пути видел пидерций, педрилок, Виктюка. Или нет, это уже был второй круг? А может и не второй? А какой тогда? На каком кругу, я вас спрашиваю, это произошло? Сбился со счета. Неужто, думаю я, смеюсь, шучу — на девятом?
Вспоминаю, что шел по воде, по Москва-реке, по Яузе, аки по суше. Каштаны кричали, липы пели, сирень цвела. Три Поганых пруда видел и трех лебедей черных. Иногда мне казалось, что это не я бегу за ней, а она за мной. Да и кто сможет разобраться в пределах круга, внутри нуля?
Я пытался успокоиться, придти в себя, вернуться, перебирал имена, теребил память, не доставало самого важного, главного… Наконец, где-то примерно в районе ныне не существующего «Джанга» внезапно, стремительно, неожиданно, вдруг она
Последние комментарии
6 часов 8 минут назад
6 часов 26 минут назад
6 часов 50 минут назад
7 часов 22 минут назад
8 часов 29 минут назад
10 часов 10 минут назад