Концерт для баяна с барабаном [Анна Михайловна Вербовская] (fb2) читать постранично, страница - 4

Витюше или не ДРУГ?

Костик прищурил левый глаз, как заправский разбойник. Отвёл правую руку с зажатым в ней мешком за спину. И закрутился-завертелся, как волчок. Засвистел, закричал: «Эге-гей!»

Или «и-го-го». Какая разница? Мешок взмыл в небо. Устремился в сторону крыши. Завис в самой верхней точке. Приготовился перемахнуть через школу, приземлиться на той стороне, на спортивной площадке…

— О-о-о!!! — в ужасе заорал Витюша. — О-о-о!!!

Мешок Костика повис рядом с Витюшиным. На соседней ветке. И колыхался теперь от ветра. Шуршал там себе наверху. Издевался и как будто подмигивал.

— Убьёт! — ахнул Витюша. — Твоя мать тебя убьёт.

Надо сказать, что мама Костика особой наблюдательностью не отличалась. И меньше всего на свете её волновала Костикова сменка. И Костик прекрасно это знал. Но чтобы не расстраивать друга, кивнул:

— Ага. Закопает… живьём…

— Ух ты!

Почему-то Витюше стало легче, что не он один… что и Костика тоже… даже хуже…

— Закопает! Надо же…

Витюша обнял Костика за плечи. И они зашагали вместе домой, размахивая портфелями. Небо за домами порозовело. Почти сразу включились тусклые фонари. Пошёл мягкий, замедленный снег.

— Не расстраивайся, — сказал Витюша. — Может, не закопает…

— Может… — согласился Костик. — Только смеяться будет.

— Из-за сменки? — поразился Витюша.

— При чём тут сменка. Из-за Пушкина.

— Какого Пушкина?

— Ну который стихотворение…

— Какое стихотворение?

— Ну… это… раз в крещенский вечерок… Это же не он написал. Я только что вспомнил.

— А-а-а! А кто?

— Жуковский.

— Жуковский?! — почему-то обрадовался Витюша. — Тот самый? Который самолёт?

Про самолёты Костик ничего не знал. У него мама была библиотекарем. А папа — музыкантом. И перед сном они читали ему «Светлану» и «Евгения Онегина». А Витюша читать не любил. Он любил птиц и самолёты. И вообще собирался стать лётчиком.

Витюша расправил крылья, завёл свой пропеллер и полетел по дороге.

— Это не тот Жуковский! — крикнул ему вслед Костик. — Это, наверное, другой! Моего Василием звали! А твоего… твоего-то Жуковского как?

Но Витюша летел, не разбирая дороги. И ничего не мог услышать. Потому что пропеллер его самолёта работал на полных оборотах. И ветер свистел в ушах.

Костик постоял в нерешительности, глядя вслед Витюше. Расправил крылья. Потарахтел пропеллером. И, набирая скорость, полетел за ним.

Так они и летели. Жужжали, ревели моторами. А Костик, задыхаясь и отплёвываясь от снега, ещё и завывал что есть мочи:

— Ра-а-аз в крещенский вечеро-о-ок девушки гада-а-али…

— Гада-а-али!!! — подхватывал Витюша, круто заходя на вираж.

— За воро-о-ота башмачо-о-ок, сняв с ноги, броса-а-али… снег пололи…

— Пололи?! — заходился от хохота Витюша. — Пололи снег?! Вот дурочки! Кто ж снег полет?

— …под окном… — продолжал Костик.

— Подблюдны! Ха-ха-ха! — сгибался пополам Витюша, высоко вскинув крылья. — Подблюдны! Вот хулиганки!!!

Костик остановился. Поднял кверху лицо. Далеко вверху, в сиреневом небе, мигал огоньками самолёт. Подблюдны! И правда смешно! Костик подмигнул самолёту в ответ и полетел догонять Витюшу.

Чудесный был крещенский вечерок.

Про яблочные пироги и бабушкино настроение

Бабушка у меня мировая. Особенно когда не ворчит.

Она тогда и колбасу самую вкусную покупает. И борщ готовит — закачаешься. И пироги.

Бабушкины пироги я обожаю. Почти так же, как саму бабушку. Особенно с яблоками — большие, круглые, как автомобильные покрышки, с приляпанными сверху вензелями и косичками. Начинаю я обычно с косичек. Я их отколупываю и съедаю, пока никто не видит. Потом выковыриваю начинку. В пироге начинка — самое главное. А потом, если хватит сил, доедаю остальное.

Только бабушка не любит, когда так обращаются с пирогами. От этого она сразу начинает ворчать. И у неё пропадает настроение. А без настроения бабушка не мировая, а так себе… обычная. От неё не то что пирогов и борща, колбасы — и той не дождёшься. Вместо яблок и теста в доме запахнет валерьянкой и сердечными каплями…

…В то утро бабушка как раз была не в духе. Она сердито хлопала дверцами буфета, грозно кромсала ножом кочан капусты, заглядывала с веником под стол и диван — искала своё настроение. Но настроение не находилось. И бабушка продолжала хлопать, кромсать и воинственно размахивать веником, напевая себе под нос что-то героическое.

Я сидела, поджав