Черная книга [Коллектив авторов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ЧЕРНАЯ КНИГА Таинственные люди и необыкновенные приключения


От составителя

Большое количество накопившегося в издательских «закромах» материала порой вынуждает нас отказываться от строгих, хотя и тешащих составительское самолюбие антологий и сборников: важнее, безусловно, вернуть те или иные тексты читателям даже за счет относительной случайности состава.

Таков и данный непритязательный сборник, в который вошли произведения лубочной и популярно-низовой литературы XIX — середины XX в.

Книгу открывает «Таинственный житель близ Покровского собора» литератора и переводчика И. Гурьянова (1791 — не ранее 1854); некоторые его сочинения и переводы уже были опубликованы ранее в наших изданиях.

Лубочные книжки начала XX века представлены «Страшной беседой Сатаны с Брюсом в Сухаревой башне» и «Таинственным явлением мертвеца ночью»; последняя книжка принадлежит перу плодовитого лубочного писателя Ал. Александровского. Центральное место в сборнике занимают четыре «выпуска» серии «Черная книга», выходившей в киевском издательстве «Гонг» в 1910–1911 гг.

Детектив Сальяна «Крик ночной птицы» представляет популярную литературу послевоенных лагерей «дипийцев» или перемещенных лиц в Германии.

Большинство представленных в сборнике изданий являются библиографическими редкостями и зачастую сохранились в единичных экземплярах. Все они переиздаются впервые.

М. Фоменко

И. Гурьянов. Таинственный житель близ Покровского собора


ТЕБЕ, МОЕЙ НЕВОЗВРАТИМОЙ

В тоске не гаснет жар мятежный,
Горит за сенью гробовой;
И к мертвой пламень безнадежный
Святее, чем любовь к живой.
И. Козлов
Приятно каждому воспоминать былое; приятно слышать о старине, и кто из нас Русских не имеет, в характере своем, черты любопытства? Кто из нас Русских не вперял взора своего в туманную даль, не желал и не желает знать о древности? Мы все и каждый из нас с удовольствием, свойственным каждому Русскому желаем поднять завесу минувшаго, разсмотреть глубокую древность и постигнуть характер оной. Мало ли в этом необъятном океане прошедшаго скрывается любопытнаго, занимательнаго, интереснаго, нравоучительнаго и высокаго?… Мало ли можно найти в нем близкаго, роднаго душе нашей, нашему сердцу?… История эта — скрижаль всего минувшаго политическаго быта Государств и обществ — верно передающая нам все былое, драгоценна, ценима нами. Из нее мы научаемся добродетелям наших предков, верим и, вполне оценяем доблести их и порицаем пороки других….

Веря и уважая бытописания Истории, почему же нам не верить, а с этим вместе и не давать цены разсказам самовидцев? Они для нас также иногда могут быть нравоучительны, полезны и занимательны?… По этому, слушая разсказ моего дедушки, в котором действующие лица: Коллежский Регистратор и какой-то житель близ Покровскаго собора, я заметил из онаго, что не будет безполезно, когда решусь сообщить оный любящим древность и вместе все были ее, — как Историческия, так и семейныя…. В тех и других может быть занимательность!…

И так, питая себя надеждою, я остаюсь не без уверения, что быль разсказанная моим дедушкою и переданная любителям старины, если и не принесет той пользы, какую приносят — были Историческия, то, по крайней мере, доставит удовольствие и вместе с этим представит вполне оживотворенный обман, скрывающейся под всеми возможными личинами…

Внучек

Таинственный житель

Быль
Была осень. Конец Сентября — как предвестник наступающаго холода — предвещал всю деспотическую власть питомицы природы-зимы. Его бурные ветры, его дожди, ясно говорили, что пора нам — жителям Москвы — проститься с благотворными лучами солнца, что оно скрылось от нас и скрылось на долго!… Что пора нам переменить самую одежду, то есть достояние теплаго лета, на достояние холодной зимы. Многие повиновались этому. Я говорю многие — но не все, потому, что не всякой и тогда, в XVIII столетии, мог одинаково исправлять нужды свои….

Нужда может являться и в век просвещенный — наш, и в век преобразования — прошедший; следственно в каждом веке могут быть и богатые, и бедные, и случайные, и без случаев, и счастливые, и несчастные. Спросят, почему? Надеюсь, что ответ будет удовлетворителен вопросу….

В каждом веке, везде и всегда встречаем: и роскошь, и богатство, и бедность, и удачи, и неудачи, судя по этому можно сказать положительно, что не всякой наслаждается счастием, и на оборот — не всякой подпадает под гидру несчастия… Следственно, удивительно ли, что при наступлении осени 1784 года не могли все надеть на себя теплое?