Мнение гуманитария [СИ] [Владислав Чопоров] (fb2) читать онлайн

Чопоров Владислав МНЕНИЕ ГУМАНИТАРИЯ

Я сидел в одиночестве за столиком в полупустом уличном кафе, медленно потягивая пиво. Желания напиться не было, поэтому я шел на рекорд, растянув одну бутылку на целый час. При такой скорости пития всегда образуется много времени для размышлений. Вот и сейчас я думал, случайно ли из всех возможных столиков я выбрал именно этот, или это шутки моего подсознания. Ведь весь час я переводил взгляд со входа в кафешку, где мог появиться кто-либо из знакомых, на темное окно лестничной клетки третьего этажа дома напротив. Дома, где я живу.

Непростое было это окно, слишком много воспоминаний у меня с ним связано. Поэтому взгляд не скользил по темному блеску стекла, а, взяв на помощь память, проникал внутрь, на заплеванную лестничную клетку. И еще — в прошлое, на пятнадцать лет назад.

Впрочем, прошлое ли? За эти пятнадцать лет я сумел понять только одно: обманул старик Плещеев, нет в этой жизни ни белки, ни свистка. Всё, как было тогда, так и осталось сейчас. Нет, я не про толщину животов и кошельков, я про жизнь. В школьные годы мы, компания оболтусов, считавших себя взрослыми, собиралась каждый вечер на той самой лестничной клетке третьего этажа. И вели казавшиеся нам важными разговоры «за жизнь». Ну и конечно пили пиво. Баночное. Только банки тогда были другими — трехлитровыми из-под соков, наполняемыми до верху разведенным водой пивом в палатке за углом. Ну и было еще что-то, когда мы пускали банку по кругу. Что-то трудно уловимое, что очень редко проявляется сейчас, и чего нам всем не хватает. Может молодость?

Сейчас-то мы совсем другие, — скажет любой из моих друзей. И я даже соглашусь, чтобы не завязнуть в споре. Но что другого в компании оболтусов на четвертом десятке лет, считающих себя взрослыми, и собирающихся каждый вечер в этой кафешке попить пивка и утолить жажду духовного общения кажущимися важными разговорами за жизнь?

И, как в юности мы редко собирались всей компанией, кто-то не мог придти из-за уроков или родителей, так и сейчас всё чаще мои друзья не приходят на встречи из-за дел или семейных проблем. А сегодня, похоже, траектории всех несчастливых планет пересеклись над моей головой — никто так и не появился. Я уж собрался допить одним глотком оставшееся пиво и идти домой, как мое одиночество наконец-то было нарушено.

Темным вихрем в кафешку залетел старый мой приятель Гарик Торосян и, пролетев мимо стойки, подскочил ко мне: — Привет! Ты не суеверен? — выпалил он на одном дыханьи. — Нет, а что? Привет. — Да я тут посчитал — у них бутылка пива и орешки ровно тринадцать рублей стоят. Надеюсь, ты не упустишь свой счастливый шанс покормить голодающего гения из-за каких-то глупых суеверий?

Я усмехнулся его непосредственности и протянул три десятки: — Возьми и мне того же, — вечер начинал становиться интересным. Гарьку я не видел уже месяца три. Тогда он хвастался, что ему осталось чуть-чуть до всемирной известности. Поэтому, когда Гарик вернулся с пивом, я спросил: — Ну и как там твоя известность? — Ха! В том и дело, что моя! И теперь насовсем. Пиши книжку, гуманитарий, «Мои встречи с Торосяном», — за время этой фразы он уже ополовинил свою бутылку, а я успел сделать лишь глоток. — Ну так расскажи, чем прославился, чтоб я мог правдоподобно наврать, как помогал тебе в твоих изысканиях. — Еще не прославился, но уже открыл. У кого б теперь денег занять, загранпаспорт сделать. А то пригласят на получение нобелевки, а я без паспорта. Конфуз выйдет, — на какую из нобелевских премий он нацелился, можно было и не спрашивать. Уже в школе Торосян заслужил прозвище «химик», которое со временем превратилось в профессию. — И что же ты открыл? — Ну что может открыть химик, чтобы прославиться? Конечно же новый химический элемент! — Гарька, брось. Не верю. Я, хоть гуманитарий, но в курсе, что сейчас новые элементы открываются большими коллективами. И с помощью синхрофазотронов и других хитрых устройств. Только не говори, что в твоем НИИ, где пробирок не хватает, вдруг завелась крутая техника. — Ромка, да ничего ты не понимаешь! Ты даже не представляешь, что я открыл! Вопрос на засыпку: у какого элемента в периодической таблице два места? — Как два места? Не может такого быть! Я по школьному курсу, слава Богу, помню, что они идут все по очереди, и у каждого свой номер. — Номер-то и у этого элемента один. А рисуют его в разных местах. Ну, вспоминай! — Подожди, ты про водород что ли? Это я еще помню со школы. Там дело в том, как помнится, что первый период короткий. Поэтому водород можно считать и первым, и предпоследним. Вот и рисуют по-разному. — «Садись, Рома, пять», — попытался передразнить Гарик голос нашей химички. Голос не получился, а вот с интонациями он настолько попал в точку, что я даже представил учительницу, сидящую напротив меня вместо Торосяна. И невольно улыбнулся: настолько образ чопорной дамы не вязался с видом моего окосевшего приятеля, — Хорошо тебе, гуманитарию. Заучил пару книжек наизусть — и уже умный. А нам, технарям, думать приходится. Знал бы ты какие войны шумели в химии век назад!

Кто-нибудь, кто знает Гарьку хуже меня, обиделся бы на такие выпады в свой адрес. А я лишь усмехнулся, истоки его агрессивности мне хорошо известны. В школе Торосяну не повезло дважды: он был отличником и малышом. Мало того, что он выглядел года на два моложе своих одноклассников, из-за чего очень переживал, но еще всякий дубоголовый крепыш с удовольствием самоутверждался, поколачивая Гарьку, «чтоб не умничал». Не знаю, как поступил бы я, оказавшись в подобной ситуации, а Торосян стал общепризнанным школьным сатириком. Ничья ошибка не скрывалась от его становящегося всё более острым языка. И после этого его перестали бить. Ведь вместо справедливой трепки ботанику получалась бы подлая месть сатирику за критику. Правила чести у подростков хоть и более странные, чем у взрослых, зато способы избежать выполнения этих правил еще не придуманы.

Решив свои школьные проблемы, сатир-сатирик Гарик и не заметил, как его маска приросла к лицу и стала мешать жить. Многочисленные девушки, которые ему нравились, уставали от насмешек в свой адрес и прощались с ним навсегда. Ни одного друга у него не появилось со времени окончания школы. Да и то, что он со своими великолепными мозгами оказался в каком-то третьесортном НИИ, тоже было причиной тяжелого характера. Хорошо, что в последние годы он это осознал и стал работать над собой. И теперь, только когда он был пьян или нервничал, на свет появлялся прежний Торосян. А сейчас, похоже, оба эти случая пересеклись.

Пока я размышлял о гарькиной судьбе, он допил пиво и требовательно посмотрел на меня. Ну что поделаешь, дал я ему еще червонец. Вместе с невозвращенной сдачей за предыдущее пиво должно хватить. Вернувшись с еще одним комплектом пиво-орешки, Гарик продолжил, не обращая внимания на правила хорошего тона и громко чавкая: — В общем, весь прошлый век ученые думали, есть ли такой элемент, который первооснова всех других, или нет. Сперва водород на эту роль сватали, да не подошел он. Тут-то Дмитрий Иванович сдвинул водород с первой позиции, а сверху над гелием еще один элемент пририсовал… — Стой, Гарик, не понимаю. А какая разница: есть первооснова или нет? Чего воевать? — Да, у каждого есть свой небольшой пунктик. Лично я всегда, когда слышу о чьих-то спорах, стараюсь выяснить, можно ли было обойтись без спора, найти компромисс. — Как бы тебе объяснить-то, чтоб ты понял? А то загрузишься, ночь спать не будешь… Ну представь, жена тебя в овощной погнала… — Да нет у меня жены, — кажется Гарька умудрился перебрать с обычного пива. — И эти гуманитарии будут потом рассказывать про свою фантазию! В чем проблема? Представь себе сперва жену, а потом — что погнала! Так вот, выскочил ты с пустыми руками, только кошелек в кармане. А в овощном купил три кило яблок, три кило картошки и кило лука. А продавец был маньяком. И взвесил тебе всё с точностью до тысячной грамма. Какой вес у того, что ты понесешь домой из магазина? — Семь кило с точностью до тысячной грамма, — хоть я гуманитарий, но это уж математика для первого класса. — А вот и неверно! — ошарашил меня Гарька, — Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится! Сумочку ты еще купишь полиэтиленовую, чтоб донести это всё. Вот и выйдет у тебя семь кило, да еще несколько грамм, на которые ты не обратишь внимания. — Так ты эту сумочку открыл? — Чтоб с дилетантом не мучиться, скажу, что да. Понимаешь, это предсказание Менделеева по-разному трактуют. Кто поумнее, тот считает, что он кварки предсказал. Кто поглупее, считают, что ошибся. Но не мог такой гений ошибаться! Я решил поверить ему до конца — и получилось! Должен быть такой элемент. Сам по себе он ничто, инертный газ, в химическую реакцию его силком не затащишь. Но без него не было бы других элементов. И всего этого мира тоже, — Гарик эффектно обвел рукой кафешку, но его уже покачивало, поэтому полукруг получился кривым. — А почему до тебя никто его не нашел, если про него еще в прошлом веке знали? — Знали-знали, протилом обозвали, — продекламировал Торосян с претензией на рифму, — А как его открыть? Ничего-то ты с ним не сделаешь. Он и от бабушки уйдет, и от дедушки уйдет… — Ну ты-то ведь смог что-то сделать. Иначе бы не хвастался тут пьяным голосом. — О, ну я — хитрая лиса! И умная! Если не существует ни одной пробирки, в которую можно было бы этот газ собрать, потому как он через что угодно просочится, то надо сделать наоборот! Поставить эксперимент, в котором учесть это свойство протила просачиваться. А это уже совсем детсадовская задача. Ну что, разжевать тебе способ решения, умник, или сам догадаешься? — О, просветите меня, Мессир Технарь, — Гарик даже не заметил, каким издевательским тоном я произнес эту фразу. Словно тетерев, он уже ничего не видел и не слышал, кроме своей песни. — Ага, жалкий гуманитарий, теперь ты понял, как трудно быть умным! Слушай и удивляйся простоте решения. Берем запаянную колбу с любым газом и начинаем нагревать. Объем постоянен, температура меняется. Что еще должно измениться? Правильно, давление. По известным объему и температуре рассчитываем давление и сравниваем с получившимся. И — опаньки, погрешность! А откуда она? От верблюда! То есть от протила. Поскольку он вездесущ, то и в колбе был. А как его припекло — то он сквозь стенки колбы и вышел частично на свежий воздух отдохнуть. Объем изменился, а мы его за константу держим! Понятно? — Неа, совсем непонятно! Неужели никто раньше этого не заметил, если всё так просто? — Да есть тут одна проблема, — мой приятель заметно погрустнел, — давление я могу измерить с достоверными значениями до четвертого знака после запятой. А погрешность начинается с седьмого. Но это порочный круг: невозможно построить точный прибор, пока не признано существование протила, и невозможно корректно доказать его существование, пока нет точного прибора… — А как же ты докажешь свое открытие? — Я три года эти опыты ставил! И обнаружил корреляцию между всеми полученными погрешностями! Как говорят юристы — по косвенным уликам докажу! Вот так-то. А тебе бы, дураку, лишь книжки писать. Конечно, это дело нехитрое. Совсем не то, чтоб головой думать.

Я не толстовец и подставлять поочередно щеки не намерен. Слово «дурак» в мой адрес было уже перебором. Поэтому без всяких душевных терзаний я высказал Торосяну достаточно неожиданную мысль, пришедшую в мою голову: — Гарик, значит ты открыл первооснову всего, которая вездесуща, неосязаема и практически неконтактна? Я правильно понял? — Удивительно, Ромка! Я и не думал, что ты всё поймешь. А ты молодец, — последнее слово он произнес нараспев, так что было непонятно, хвалит ли он меня или думает, что иронизирует. Но я упрямо вел разговор к намеченному финалу. — Знаешь, я желаю тебе успеха. Пусть твои вычисления признают все те, кто должен признать, и вручат тебе всё то, что ты должен получить. Но выслушай мнение гуманитария! Знаешь, что скажет простой мужик, которому до лампочки все технарские или гуманитарные заморочки, услышав о твоем открытии вездесущей первоосновы? — Да по барабану! Ну решит он, что я очень головастый, пропустит за меня рюмочку… — Э нет, Игоречек, просто отделаться хочешь! Да пофигу ему твой ум. А скажет он следующее: ну наконец-то эти ученые кончили ерундой страдать да и доказали существование Бога!

… Мой план удался на все сто. Пока я вел Торосяна от кафе до дверей его квартиры, он не проронил ни слова. Только уже прощаясь сказал мне с порога: — Бог есть Кварк, — и пьяно улыбнулся…