Ночь, прожитая трижды [Леонид Семёнович Словин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Леонид Словин Ночь, прожитая трижды
Моим бывшим коллегам российским ментам.Автор.
Если мы не за себя, то кто за нас? А, если мы только за себя, кто мы? И, если не сейчас, то когда?Звонок о начавшейся у платформы уголовной разборке поступил в домодедовскую дежурку в начале третьего ночи. Звонила торгашка одной из коммеских палаток с привокзальной площади. У них там работали всю ночь. — Милиция… — Голос сорвался. — Тут страшно, что творится! Рядом со станцией… — Что конкретно?.. Женщина уже бросила трубку. — В машину!.. Домодедовцы запрягли быстро. И ехали тоже. Но, как водится, пригнали уже к трупу. За опорами переходного моста снег оказался полностью вытоптан. Всюду виднелись следы крови. В стороне валялась яркая трехцветная куртка… — Вон он!.. Менты на ходу разделились. Часть тут же оцепила место происшествия и труп, остальные устремились дальше вдоль тротуара. Было поночному безлюдно. Глухой милицейский час. Тускло горели огни. Далеко бежать не пришлось. Метрах в пятидесяти впереди виднелись отпечатки шин. Недавно тут стояла машина. — Ушли!.. — Не тебя же дожидаться… Небо еще больше потемнело — дело шло к рассвету. Все возвратились назад, к переходному мосту через Главные пути. К осмотру не приступали — ждали эксперта со следователем прокуратуры. Руководство. Речь шла все-таки не о краже — об убийстве… Убитый — корпусной, полнотелый мужчина — лежал на спине. Без куртки. С короткой сильной шеи свисала золотая цепь. Сорочка на груди была разорвана: рану пытались перевязать. Смертельное ранение оказалось огнестрельным. Слева над соском аккуратное пулевой отверстие окружал серый ободок — след пороховых зерен и копоти. Стреляли с близкого расстояния…Гилель, религиозный законоучитель, I в. до нашей эры.
1
Борька Качан — коренастый, накачанный молодой мент, в кожаной куртке, в очках, похожий на школьного преподавателя физкультуры — открыл глаза, с трудом оторвал голову от промерзшей перронной скамьи. Электрички уже не ходили. Близко сбоку нависал переходной мост через пути, он был пуст. В дальнем конце платформы негромко постукивал скребком высокий мужикуборщик, очищавший асфальт. Стрелки часов под черным трафаретом «Домодедово» показывали конец второго часа. Выходит, он пробыл в отключке не менее сорока минут. Неистребимый густой запах креозота, оставшийся от ушедших в небытие деревянных шпал, стоял в воздухе. Качан нагнулся, содрал смерзшуюся корку снега, приложил к вискам. Снег таял между пальцами — колкий, в черной ледяной копоти… Тошнило. Виски стянула боль. Неожиданно он коснулся куртки на груди. «Молния» была расстегнута. «Господи! Это еще что?!» Полы оказались разъединены. Между тем он хорошо помнил, что ничего не доставал из карманов. Кто-то сделал это за него. «Только не это!..» Рука с хода скользнула вверх, под мышку. Наплечная кобура была пуста. Пока он беспомощно лежал на скамье, кто-то расстегнул куртку и вытащил из кобуры его табельный «макаров». Милицейское удостоверение в верхнем кармане тоже отсутствовало… Качан поднял голову. Ночь стояла морозной, бездонноясной. Самое страшное, что всегда подстерегало и рано или поздно должно было с ним непременно произойти, от чего Всевышний снисходительно и терпеливо его оберегал, в конце концов, все же случилось. Неотвратимость происшедшего предстала перед Качаном со всей очевидностью. Конец его недостоверной ментовской жизни, которой он жил все эти годы, которую, бывало, клял на все корки за то, что работает без выходных и проход- ных, за гроши, с утра до ночи, и с которой успел сродниться так, что другой уже не мог себе представить, теперь был предрешен. Закрепленный за ним 9миллиметровый «макаров» с двумя полными обоймами находился сейчас в чужих руках, и каким образом, и против кого могли использовать с этой минуты его оружие было невозможно представить. Качан жестко со лба вниз провел рукой по лицу, черная вязаная шапка «бандитка» легла на глаза… «Все, Борька! Приплыли… Сливай воду!»* * *
Старт ночной поездке дал начальника розыска, он определил и ее темп. Игумнов позвонил Качану из дежурки: — Едешь в Домодедово. Прямо сейчас. Все оставь… Игумнов был не только начальник. «Крестный». «Большой брат». «Пахан.» На ветер слов не бросал. — Готов. Уже еду. Задание оказалось несложным: проверить сообщение агента, полученное Игумновым минуту назад: — Звонил Никола. Он видел там нескольких наркодельцов. Прошлой ночью. Возможно это была только пристрелка. Никола тоже едет. Встретишься с ним у платформы. Расспросишь, оценишь обстановку… — Понял. Место начальника отделения по борьбе с незаконным оборотом наркотиков пустовало. Качан считался одним из кандидатов. Какоето движение у соседней скамьи привлекло внимание. Серая, средней величины крыса подбирала куски чегото съестного, вмерзшего в ледяное покрытие. Вокруг было попрежнему пустынно. Высокий мужик уборщик на каширском — конце платформы закончил скалывать лед, взялся за лопату. По ту стороны была темень… С московского торца, напротив, еще сияла привокзальная площадь. Светились огни коммерческих палаток… Суетливая ночная жизнь, которую Качан застал по приезду в Домодедово, там еще продолжалась. Еще тусовались заезжие проститутки. То одна, то другая иномарка с крутыми накачанными парнями тормозила у освещенных витрин… Качан приехал первым — Николы на платформе еще не было. Пассажиры томились в ожидании электричек, которые приходили все реже. Никола обычно добирался последним электропоездом. Потолкавшись у переходного моста, Качан заглянул к знакомым в коммерческую палатку. Называлась она коротко и непонятно: «АОЗТ „Азас“». Палатка торговала всю ночь. — Привет! Не спите еще?! — Мы?! Ну ты даешь! — Охранник у двери признал Качана, успокоился: Входи, сыщик! — При знакомстве Борька отрекомендовался им частным детективом. — Каким ветром? — Служба… — Знаем вашу службу. Все берете неверных жен на горяченьком?! Кроме охранника в смену заступали еще две «торфушки»- совсем молодые девчонки из торфяной «столицы»- Шатуры, обе миниатюрные, с аккуратными, с челочками на лбу, похожие друг на дружку, как две ухоженные домашние собачонки. С обеими у Качана установились необременительные приятельские отношения. — А неверных мужей? Их тоже ловите?! — с намеком спросила одна из «торфушек», побойчее. У нее разворачивался бурный роман с охранником, другая была свободной. Качан с начала знакомства сразу же положил на нее глаз светленькую, с крошечной грудью. — Тоже ловим. Особенно если обижают маленьких… — Маленькие женщины для любви! — находчиво объяснил охранник. Большие — для работы. Садись. Будь проще, братан… — «И люди к тебе потянутся…» — Именно. Недолго поболтали ни о чем. — Главное, чтобы все в кайф, братан! — Охранник запер за ним дверь. — Тут ты прав, конечно. Качан и сам давно уже жил по понятиям. Ловить вокзальных и поездных воров и грабителей. Приказывать и подчиняться. Поддавать. Снимать телок… Привычный кодекс пристрастий. Всех новых мужиков делать приятелями. Каждую новую девчонку постараться уложить к себе в постель. Потом видно будет, зачем тебе еще один новый приятель, еще одна новая телка… Собственная его семейная жизнь давно шла через пень колоду. Дни понимания и общего языка с женой канули в прошлое. Последнее время он практически обитал в милицейском общежитии, переходя с койки одного отпускника на другую. Постоянной подруги у него не было. Нынешнее состояние Качана можно было охарактеризовать как перманентное ожидание женщины. — Останешься, поужинаем?.. Он взглянул на часы: время до последнего поезда еще оставалось. — Не откажусь. — Знаешь че… — Охранник мигнул. — Пока ты тут… Посиди, поохраняй. А мы с Верой ненадолго уединимся. Надо остатки записать в подсобке… Качан понял: — В чем проблема?! Он и вторая торфушка остались одни. Оба делали вид, что в палатке ничего не происходит. Между тем из подсобки сразу же донеслись безудержные стоны, в происхождении которых было трудно ошибиться. Покупателей ждали недолго. Сразу же у палатки тормознула «тойота» с кавказцами. К окошку подошли двое — медлительные, пластичные, не смотрящие в глаза. Даже через стекло от них веяло опасностью. Один вежливо спросил: — У вас не перерыв? — Да нет, пожалуйста. Хотели чегонибудь? — Вон там… Взгляд за стекло, был короткий, стремительный — чтобы сразу все высмотреть. Может, проверяли, есть ли охрана. Качан оказался на виду, сунул руку глубже под куртку. К пистолету. Кавказцы перекинулись несколькими словами на своем. Взяли «абсолют» и бананы. Также медленно вернулись в «тойоту». Быстро укатили. После их отъезда заскочили еще два знакомых домодедовских оперативника — уже поддатые, смешливые, в одинаковых джинсовых куртках. Милицейский «газик» ждал их у тротуара. — Привет. А Вера где? — Отдыхает… Они понимающе засмеялись: «Гжелки» нам… Пару бутылок. Вере, когда отдохнет, скажи: завтра заскочим, рассчитаемся… Пока «торфушка» их обслуживала, незаметно мигнули Качану в ее сторону: «Давай, Борька. Не теряйся…» — Отдадут? — полюбопытствовал Качан, когда «газик» отбыл. — За ментами не пропадет. Это как бартер. Хозяин спишет. Короткие всхлипы за стенкой постепенно стихли. «Торфушка» поднялась к электроплите. Картофель в мундире успел развариться, помещение было небольшое. Прилипчивый дух снеди ударил в ноздри. Охранник с подружкой вернулись из подсобки как ни в чем не бывало: — Не заскучали? Мойте руки, ребята… В палатку вошел строй ясных привычных звуков — вспарывания консервов, откупоривания пробок, заполнения емкостей… За ужином поболтали. — Да! Слушай, сыщик!.. — Охранник вдруг вспомнил, обернулся к Качану. — Есть дело. Можешь узнать про одного мужика? — В смысле?.. — Ничего особенного. Фамилия, имя, отчество — все есть. Но боюсь, как бы не фраернуться! Сам знаешь. Сейчас в бизнесе полно гниляка… — А кто, чего? Попробую… — Я пытался — у меня не получилось… — Охранник достал из под прилавка блестящую, с золотистым теснением карточку. — Вот! Крутой мужик… Вроде серьезный. Из «новых русских»… — Где ты с ним общался? — Да тут в палатке. Ночью тоже. Странно получилось… Ты слушаешь? Ночной гость действительно повел себя необычно. Подошел не к окошку, а сразу к двери — с хода дернул на себя. — Вошел и сходу запор за собой на дверь: «Чего же вы так сидите?! Такое стремное время?!» Показалось, он, вроде, как уходил от кого… — Да… — Качан слушал невнимательно. — Спрашиваю: «Чего вам?» Он вроде замялся. «Хочу, чтобы обслужили по высшему разряду…» Взял две бутылки коньяка «Наполеон». Большую коробку «ассорти». Конфеты сразу девчонкам: «Это дамам…»Вторую бутылку «Наполеона»- мне… «Будет время — как-нибудь посидим…» Охранник затянул рассказ. Девчонки шушукались. — Разговорились. Узнал про меня, что мастер спорта. «Сколько получаешь? Да разве ж это деньги для бронзового призера России?!» — Это уже неделя прошла, — подружка охранника существенно сократила повествование. На верхней губе у нее чернел след прикуса, впрочем, искусно закрашенный. Охранник и сам заметил, что заболтался. — Короче, оставил эту визитку. Обещал утром зайти. Но что-то мне подсказывает, что уже не появится. — Можно попытаться, — Качан мельком взглянул — «Коржиков» или «Каржинков»- сунул визитку в карман. — Взбодрись… — Охранник открыл бутылку. — А, узнаешь, — с меня коньяк. «Наполеон». Качан взглянул на часы. Время уже поджимало. Электричек из Москвы не было уже минут двадцать. Никола должен был вотвот подъехать. Надо были идти. — Ну, на посошок… — Охранник достал из-за полки стакан. — А сам? — Нас проверяют… Если перебор хозяин сразу выбросит. Ты че, Вера?! Подруга за спиной Качана подавала ему какието знаки. — Уж сразу «че!» — Торфушка заулыбалась, показала на его джинсы «молния» на гульфике была расстегнута. — Ничего не потеряешь? — А что каждую минуту дергать тудасюда… — Он и его подруга были уже поддаты. — Только «молнию» ломать! Парочка засмеялась. После ухода Качана у них предполагалось повторение пройденного, но уже по полной программе. — За вас… Водка была ледяной. Пошла прямо в душу. Только потом распробовал: — Из «левых» что ли? Торгаши засмеялись. «По-видимому, „осетинка“»… — По ночам, пользуясь бесконтрольностью, в палатках приторговывали фальшивой осетинской водкой. — Не забудь про визитку… Мутить начало, едва Качан вышел из палатки. Фальшивая водка, хронический недосып, «усиленный» вариант несения службы, в котором вся столичная контора пребывала беспрестанно. Сначала в связи со взрывами на Каширке, потом всякий раз, когда в Москве гремело и затем снова и снова, когда министру надо было успокоить общественность, Государственную Думу, президента… Каждый опер к ночи ходил, как во хмелю… На платформе Качан почувствовал себя и вовсе хреново. Опустился на скамью. Последнее, что слышал, — свист электропоезда за деревьями впереди. Электричка шла из Москвы. Судя по времени, предпоследняя, отправлявшаяся до ночного технического перерыва. Следующую он уже не слышал… Крыса под соседней скамьей юркнула в щель… Качан поднялся, сделал несколько шагов. В висках колотило Его снова вырвало. Тут же, у скамьи. Он почувствовал себя легче. Вдалеке снова постукивал скребок уборщика… Электрички до утра не ходили. Все было похоже на тяжкий сон. «Вот и кончилось все…» Обозримое будущее было легко предсказуемым. «Утром — рапорт начальнику Управления, отстранение от должности, объяснение с инспекторами Службы собственной безопасности…» В заключении особистов можно было не сомневаться. «Связь с сомнительными лицами из коммерческих структур, пьянка, женщины легкого поведения и как результат потеря бдительности и утрата табельного оружия и удостоверения личности…» Классическая этиология ментовского преступления! Утром на его службе можно поставить крест. Впереди предстоял еще суд чести среднего и младшего начальствующего состава. Увольнение с передачей материала в прокуратуру для возбуждения уголовного дела. В реакции прокуратуры можно было не сомневаться. «Полный облом…» Закончивалась жизнь, о которой не расскажешь никому, кто ею не жил… Уборщик, скалывавший снег в конце платформы, прошелся еще метлой по кромке, сложил орудия труда. Качан двинулся к нему. Еще кружилась голова, но слабость понемногу проходила. Уборщик не уходил. Встретил вопросом: — Что? Пооблегчили? — Есть немного. Качан узнал его. «Пенсионер-подполковник, бывший начальник патрульнопостовой службы…» Качан еще застал его действующим: «Бравый строевик — хохол из правофланговых…» Сейчас перед ним был худой высокомерный старик. Он не стал прирабатывать по месту прежней службы. Работал физически по ночам, с коллегами почти не встречался. Качана он не помнил. Спросил, как обрадовался: — Сняли часы-то?! — Ну! — Старший опер не стал разочаровывать. Отставник был удовлетворен. Предположил уверенно: — Еще и бумажник, наверное… — Его радовала собственная сметливость. — Кошелек — это они берут обязательно! Денег, наверное, много было?! — Он быстро смекнул. — Вчера на ЗИЛе получка… До рубля взяли или чуть оставили?.. — На метро осталось… Вы все видели? Бывший милиционер осклабился: — А как же! — Он плохо слышал, потому почти кричал. Голос разносился далеко по платформе. — Двое. Оба высокие, в коротких куртках. Знаешь, какие сейчас носят. И без головных уборов… Тут как раз электричка отправлялась… — Из Москвы? — Да. — Откуда они подошли? С электрички? Этого не скажу… Когда мне смотреть? — Отставник кивнул на расчищенный прямоугольник платформы. — Да и наблюдатьто?! Сам понимаешь… Запросто голову оторвут! — Ушли они через мост? — Не знаю, куда делись… — Розыскная сторона дела его уже больше не интересовала. — Может на мост ушли или туда, к палаткам, чтобы сразу пропить. Может в электричку сели… — Электричка была последней? — Последняя, — он снова засобирался уходить. Сочувствия в его голосе Качан не почувствовал. В глазах отставника он был потерпевшим. Таких — фуцанов, фраеров, лохов, терпил — надо было учить и учить, чтобы знали!.. — Вы их узнаете? Бывший начальник отделения даже возмутился — ему быть свидетелем! Чего я видел? Высокие молодые… Меньше пить надо! Он позорно бежал. Качан снова на секунду прикрыл «бандиткой» глаза. Но слезы не было. Николу — агента Игумнова он не встретил… Дальнейшее пребывание его в Домодедове было бессмысленным и ненужным. О случившемся следовало немедленно поставить в известность руководство. Игумнов как ответственный и майор- дежурный должны были, не откладывая, протрубить общий сбор… «Японский бог!..» Дальнейшее пребывание его в Домодедове было бессмысленным и ненужным. О случившемся следовало немедленно поставить в известность руководство. Игумнов как ответственный и майор- дежурный должны были, не откладывая, протрубить общий сбор. По горячим следам всем составом тут же начать поиск… «А как быть с Николой?!» — Игумнов поручил ему встретить своего агента, проверить его сообщение о встречающихся в Домодедове наркодельцах. С места, где Качан стоял, был виден телефон- автомат. Старший опер собрался с мыслями. Подошел, набрал номер. Игумнов не отвечал. Качан позвонил в дежурку. — Слушаю… — У телефона был помощник. — Дай трубку дежурному… — Не могу. — А Игумнов? — Он тоже вышел. Пожар у нас…* * *
Огонь на перроне вспыхнул сразу после полуночи. Как раз против дежурной части Линейного Управления внутренних дел. Загоревшийся фирменный магазинчик — чистенький, аккуратный — был сверху донизу набит телефотоаппаратурой, микрокалькуля-торами, фотопленкой. Причиной возгорания мог быть и поджог, и неисправная электропроводка. Пожар заметили своевременно, в первые же минуты. Его нельзя было не заметить. Горело лихо, в двух шагах от дежурки. Трещала пластмассовая обшивка, искры летели во все стороны. Немедленно сообщили по «01». Пожарные прибыли почти сразу, но огонь распространялся с пугающей быстротой. Были приняты все меры. Пожарные рукава подсоединили где могли и к гидранту в помещении Управления. Бойцы в робах бесстрашно пробивались внутрь, к очагу возгорания. Начальник розыска Игумнов — тяжелый крепко сбитым молодым телом, с искривленным в юности носом и металлическими фиксами в верхней челюсти — к началу действа опоздал — он проверял посты на МосквеТоварной. Пригнал на вокзал, как оказалось, почти что к шапочному разбору. Пожар он и водитель увидели еще издалека, раньше чем машина свернула на привокзальную площадь. Огромное красное зарево в ночи… Пламя поднялось на полнеба. Искры разносило по перрону. На деревьях в парке по другую сторону ограждения у музея, носившего длинное название «Павильон-музей „Траурный поезд В.И. Ленина“», уже вспыхивали ветки. Пока подъезжали, и оттуда, от музея, тоже ударили мощные струи. Там тоже появились пожарные. Игумнов выскочил еще на ходу, кинулся по пандусу вверх, к платформам. Картина, представшая ему, напоминала военную хронику. То ли Афган, то ли Чечня… С открытым огнем, правда, было покончено. Пассажиры с вокзала, все, кто не спал, высыпали из залов на перрон. Менты с трудом сдерживали любопытных. Платформу перекрыли. Огонь начал сдавать позиции. Первый, с кем Игумнов столкнулся на перроне, был дежурный — высокий, в майорских погонах шкаф. Он стоял на ступеньках у входа в Линейное Управление с сигаретой в зубах — любовался огнем. Позади хлопал глазами постовой, охранявший вход, — в бронежилете, с автоматом. Напротив в нескольких десятках метров пылал догоравший магазин. Вокруг суетились брандмейстеры. Игумнов мгновенно оценил обстановку. Мордастый пожарник, выскочивший из горящей палатки, согнул руку колесом — под мокрой робой у него было засунуто что-то громоздкое. Игумнова как ветром подхватило. Он догнал брандмейстера, дернул сзади. — Ты что делаешь?! Неси сюда! Тот обернулся. Увидев гражданского, попер буром: — Ты кто такой?! — Начальник розыска… — Документ покажи! — Ах, ты… Игумнов схватил его за ворот, потащил в сторону. — Что за народ!? Пожарные даже в воровстве не хотели себя затруднить: «Взять на хапок и все!» Краем глаз заметил: у пробегавшего второго пожарника роба тоже оттопырена… — Крысы, мать вашу… Не отпуская первого брандмейстера, Игумнов достал пробегавшего ногой. — Куда?! Клади! — Перебьешься… Игумнов взорвался: — Дежурный! Давай понятых! Где следователь?! Майор- дежурный, наблюдавший до того благодушно, тотчас дал задний ход. — Вы че, козлы?! Рехнулись?! Грабеж прекратился. До пожарников дошло, наконец: тому, что они делают, есть четкое определение: «подсудное дело»! Брандмейстеры пошли на попятный. — Капитан! — Пожарники сменил тон. — Извини! Молоденький лейтенантпожарник тоже подскочил. — Ребята, тут какое-то недоразумение… — Какое недоразумение?! Кладите здесь… Брандмейстеры не стали скандалить, молча сложили добычу. У обоих под робами оказались японские цветные телевизоры. Игумнов обернулся к дежурному: — Пошли помощника и пару ребят, пусть осмотрят машину! Кто знает, сколько они успели перетаскать… Прикажи, чтобы все складывали здесь у дежурки. Выставь охрану, пусть все перепишут. Сам проверь… Дежурный заметил кротко: — Их можно понять, Игумнов, ребята жизнью рискуют. Так хотя бы знать за что! — Майор цыкнул зубом. Пахнуло добрым коньячком. — Опять же зарплату им задержали… Игумнов вскинулся: — Ты понял меня?! — Понял. Сейчас сделаем… — Хозяину магазина позвонили? — Да — он трубку не берет. У него таких магазинов, как у сучки блох… — Ты мне персонально отвечаешь! Дежурный зажевал карамельку. — Будет порядок, начальник! Игумнов отвернулся. Относительно майорадежурного он ни секунды не заблуждался: «Ничего делать не станет. Пожарники сунут наряду пару фотоаппаратов, а остальное оставят себе… Спрячут назад в машину…» — Можешь быть спокоен, Игумнов! — Я дам «можешь быть спокоен!» — Игумнова даже затрясло. — Иди, занимайся! Кого поймаю — жаловаться не пойду… Разберусь сам. Прямо тут в тамбуре… Предупреди своих архаровцев. — Автоматчик в дверях — молоденький милиционер, студентзаочник — услышав разговор на басах, сразу убрался. Дежурный козырнул. — Слушаюсь, господин капитан… За ерниченьем скрывалась опаска. Игумнов знал многие его грехи. После дежурства в портфеле у него всегда лежала бутылка хорошего коньяка. Кто ему покупал? За что? Дежурный наряд? Отпущенные на свободу задержанные?! Мзда могла не ограничиться только спиртным… — Начинай! — Есть, господин капитан! Майор надул щеки, глазкипуговицы его еще больше округлились. Он уже не шутил. Громко заорал побоцмански: — Мать вашу!.. Кого еще увижу с ящиком, пусть пеняет на себя!.. — Он поднял жирный кулак. Приказ подействовал. Пожарники оставили залитую водой электронику, отошли в сторону. Игумнов заговорил спокойнее. — Качан не звонил еще? — Нет пока… — Если прорежется, пусть его сразу соединят со мной… Игумнов отстранил автоматчика, он уже входил в Управление.* * *
Громкие крики за окном известили: на пожарище прибыл кто-то из хозяев. Игумнов выскочил из кабинета. Магазин принадлежал кавказскому бизнесмену. Как потом оказалось, собственника вызвал вокзальный носильщик. Он же сообщил владельцу некоторые особенности национального тушения пожаров. Носильщик стоял напротив. Он видел, как один из борцов с огнем сунул под робу несколько коробок с импортными фотоаппаратами «мыльницами». Дальнейшее воровство тоже происходило у него на глазах. Пока остальная команда боролась с пламенем, двое или трое бойцов тащили все, что попадало под руку: телевизоры, плейеры, аппараты. Ворованное уносили в машины. Носильщик ходил в доверенных лицах бизнесмена, знал его сотовый. Быстро связался. На том конце провода его сразу оценили сообщение: — Спасибо, дорогой. Еду! — А то остатки растащут. Это уж верняк! Такие дела. Владелец магазина — приземистый молодой «новый азербайджанец»- прибыл на вокзал вместе с несколькими приятелями и телохранителями прямо из-за стола. Побросав машины на водителей, вся команда вихрем пронеслась на перрон. Еще выбегая из цокольного этажа, собственник поразился, увидев морозное звездное небо в верхней части арки, просвет которой вчера еще перекрывал высокий шатер магазина. Вокруг колыхалась толпа. — Пропустите… — Дай пройти, мужик. Экипажи борцов с огнем уже уехали. Пара молоденьких охранников и милиционер болтали о своем. Два оставленных лейтенантом пожарника ждали посланную за ними машину. Зрелище грязного пепелища на месте чистенького, набитого дорогой аппаратурой магазина подействовало ошеломляюще. Однако, не меньше, чем пожар, хозяина взволновали обстоятельства тушения, услышанные им от носильщика. Подступы к пепелищу заливала вода. Снег растаял, вокруг стояли лужи. Черпая ледяную жижу туфлями, владелец уничтоженного имущества растолкал круг любопытных… — Вай… На дымящихся досках тлели обгоревшие платы, оплавившиеся корпуса радиотоваров. В беспорядке валялись оставшиеся металлические детали, коробки, стекло. Все было черно от пепла и копоти. В ярости предприниматель бросился к двум ни о чем не подозревавшим пожарным, но один из телохранителей — рослый кавказец — обогнал его, подскочил первым, рванул за робу того, что шел сзади. Спецодежда оказалась расстегнутой. Подскочивший собственник вцепился в оттопыренный карман униформы. — Сволочи… Из кармана показалась обгоревшая японская «мыльница»- «Аkica» на шнурке… Кавказец выхватил фотоаппарат, замахнулся. Брандмейстер едва успел подставить локоть. Азер телохранитель сбил с ног второго пожарника. Прибывшая с хозяином команда бросилась избивать обоих, а заодно всех, кто попадался под руку. Народ шарахнулся в сторону. Никто и не подумал оказать сопротивления. Кавказцев побаивались. Подоспевший Игумнов бросился в самую гущу дерущихся: — Прекрати! Милиция! Уголовный розыск! Старт оказался неудачным. Игумнов с ходу получил сбоку по почкам. Охнул. Второй удар обрушился на него сверху. Он чудом сохранил равновесие, а через секунду сам уже врезал ногой по подбородку комуто из черных. — Назад, милиция! Надо было продержаться еще несколько минут. Автоматчик у входа в Управление растерялся, закричал. Выскочивший из помещения дежурный, сноровисто вырвал у него автомат: — Назад, сволочь! — Он дал очередь поверх голов. Десятки ворон, облюбовавших соседний парк, поднялись в воздух. Тревога передалась смежникам по «Траурному поезду Ленина». Из караульного помещения, топая сапогами, выскакивали толстомясые сонные ВОХРовки, охранявшие музей. Кавказцы уже бежали к машине. Преследовать их не стали. Майор вернул автомат. — Сходи, почисть… Он обернулся к Игумнову: — Сейчас звонил твой человек. Ну, ты знаешь! «Никола!» — Он уже звонил Игумнову. Его сообщение заслуживало интерес. — Передал что-нибудь? — Сказал, что поехал в Домодедово. Он с тобой еще свяжется…* * *
Никола — бывший вор в законе, бывший авторитет, бывший сука, а ныне негласный помощник начальника розыска первый раз позвонил еще до полуночи. Ты где? — только и спросил Игумнов. До этого тот не звонил несколько дней. — В Домодедово? — Пока еще по дороге… — Живой? — Вроде да… Загулы бывали у старого вора и прежде. В такие дни от него можно было ждать всего. Игумнову не раз приходилось вытаскиать своего агента, свитай, с тюремных нар. Когда у Николы наступал отходняк, он к ночи любыми путями добирался до Домодедова, где прошло его воровское сиротство — иногда один, иногда вместе со знакомыми старыми ворами, а то и просто с попутными бомжами, накатывавшими сюда с последними электричками. Сообщение, которое Никола тут же сделал куму, было столь же непредвиденным, как и его звонок. Накануне ночью на платформе он встретил двоих… — Ты ими както интересовался… Помнишь? Никола звонил через коммутатор МПС — Министерства путей сообщений — с одного из многочисленных железнодорожных предприятий, разбросанных вдоль линии. — Не понял тебя… Ну те, которые приезжают…… - Никола продолжал темнить. Говорить приходилось в присутствии посторонних. Он перемежал разговор всякой мутотой, чтобы повесить тем, кто его слушал лапшу на уши. — Как самто ты… Ничего? В отличии от него, Игумнов мог спрашивать обо всем прямым текстом. — Ты имеешь в виду ориентировку о розыске… Какую именно, помнишь? — Недавно разговаривали. И с ними был максимка… «Африканец…» — Высокий? — Высокий, симпатичный… С трудом, но разобрались. Никола видел вблизи платформы двух находившихся в разработке наркодельцов, сопровождавших высокого красивого африканца. Фото всех троих ему показывали в Линейном Управлении. «Мосул Авье. Студент из Нигерии..» Выходило, что Никола оказался свидетелем встречи наркобаронов, выбравших накануне для встречи пустую платформу. «Качан! Во, кто сейчас нужен… — Игумнов уже набирал телефон старшего опера. — Срочно посылать в Домодедово…»Между тем поинтересовался, вроде спокойно: — Не померещилось?! — Обижаешь, начальник… Вообщето, сообщения Николы всегда, в конце концов, подтверждались. Главной удачей Николы в прошлом были задержанные по его наводке подмосковные таксистыубийцы, ночные охотники на одинокихженщин. На их счету было не меньше десятка трупов, прикопанных в лесистых частях Подмосковья. — Значит так. Туда сейчас едет Качан. Свяжись с ним. — Понял. Я еще позвоню. Осмотрюсь и позвоню…* * *
Никола осмотрелся в Нижних Котлах около часа ночи. Телефон Игумнова не ответил. Поэтому он перезвонил в дежурку. — Линейное управление… — У коммутатора был майор — дежурный. — Командир, дай трубку Игумнову… — Он вышел… — Тот сразу узнал его. — Может что передать? — Скажи: «Поехал в Домодедово. Будет звонить.» — Понял. Что-нибудь еще? Никола повесил трубку, двинулся неубранным к ночи безлюдным туннелем дальше по переходу. Сверху дробно грохотал проходивший товарняк. К Нижним Никола добрался без приключений. Он любил наезжать в Домодедово отсюда и, как правило, последними поездами. Платформа была расположена в стороне от жилой зоны, вблизи пустырей за речушкой Котловкой. Работяги с ЗИЛа, с других крупных предприятий на Варшавском шоссе, пересаживались тут на электрички. Железнодорожная платформа и линия метро были удачно сопряжены. К ночи, после окончания смен и «часа пик», в подземке и на платформе народу бывало немного. Николу это устраивало. Он избегал толпы. И на этот раз тут тоже было почти пусто. Тишина, деся-ток молчаливых пассажиров — обычная картинка бомжующего ночного Подмосковья. Никола прошел к одной из колонн и сразу вписался в обстановку, застыл, уткнув лицо в воротник… Бесцветная личность — мелкие черты безбрового узкого лица, взгляд, устемленный в сторону, бледные вытянутые скулы. Подстать был и прикид старое пальто, кепка. Худые плети рук, которые знали и финку, и лезвие. Заточка и сейчас грела ему ладонь…* * *
Последняя электричка показалась на дуге внезапно. Вскоре ее уже было видно всю — черную, похожую на развернутую кинопленку с огоньками в квадратных окошках перфорации. На платформе ее заметили. Среди пассажиров произошло движение. Никола не поднимал головы, но все видел. Двое — молодых, спортивного вида, в одинаковых куртках, без головных уборов — показались из подземного перехода неожиданно. Всматриваясь в ожидавших поезд, быстро пошли по платформе — они кого-то искали. Оба были не из тех, кто мотается ночью по пригородным электричкам. Никола обратил внимание на их обувь: подошвы и каблуки выглядели абсолютно новыми, несношенными… «Только что вышли из своих тачек… Не менты!» У ментов таких возможностей не было. «Но тоже прошли подготовку. Обученные… — Никола продолжал догонять. — И платит им не власть, а кто-то побогаче…» Оба направлялись в сторону головного вагона. Они поравнялись с Николой, когда у одного в руке протарахтел сотовый. Это их отвлекло. Белесый, с прямоугольным лицом быстро поднес трубку ко рту: — На связи… Никто из блатняков не стал бы так отвечать. «Тебе бы еще руку к козырьку…» — Мы сейчас на перроне в Нижних Котлах… — Он четко отчитался перед кемто выше по званию. — Начинаем зачистку… Словечко было знакомое, но из чужой «фени»- не тюремной, не блатной. Эти тоже были бандиты. «Но не блатняки. Бывшие менты или фээсбэшники…» Нынешние авторитеты, их бойцы устроили на воле полный беспредел. Дергались, как хотели. Ни с кем не считались. Только в тюрьме начинали понимать: главная-то власть в зоне не у них — у воров. Поэтому на воле стоило бы быть поскромнее… Никола, не подняв головы, сделал несколько шагов по платформе. Было интересно. До него долетело несколько фраз. Белесый продолжил: — Сейчас оттуда звонили. Они уже в Домодедове на парке. Ждут остальную команду… Никола не удивился, когда он закончил по-военному: — Да, товарищ подполковник… Разговор оказался короткий, сухой. Никола заметил: куртки у обоих были надеты поверх одинаковых добротных костюмов. Похоже, это было формой одежды… Он, наконец, въехал понастоящему: «Частные охранники под чьейто сильной крышей… Бывшие офицеры спецслужб!» Теперь все стало понятно. На всякий случай Никола быстро направился в обратную сторону — дальше от них по перрону. Приближавшийся со стороны Москвы сцеп уже тормозил. Почти все садились в первые вагоны — ближе к поездной бригаде: время ночное, серьезное… Посадку не затянули. Машинист дал свисток… В ближайшем от Николы тамбуре свет не горел. Несколько молодых парней, по виду поддатых, задиристых, в поисках потехи, выглядывали на платформу. Эти были опаснее всех. Старый вор миновал тамбур и оказался в соседнем вагоне — моторном, обшарпанном, дребезжащем. Пассажиров в нем было мало — четыре человека, все в разных углах. Никола прошел в конец вагона. Сел лицом по ходу. Сзади была стенка. Отсюда ничего не грозило. Секретный агент конторы не мог об этом не заботиться постоянно. Впереди он наблюдал тех, кто мог идти по составу от головы, сбоку косил глазом в ближайший тамбур. Появление частных охранников неизвестного агентства в электричке насторожило. В любом случае следовало быть настороже. «Кто знает, что у них на уме, у этих козлов…» Свою жизнь Никола прожил как человек вне общества, вне закона. Про воровские годы не следовало и говорить — вышел, подсел, снова вышел, снова зона… Но даже в последние годы. Несмотря на работу с Игумновым, а, может, и благодаря ей… В любой момент — на улице, у ларька, в электричке его мог окликнуть кто-то, кто сидел с ним в камере, по чьим расчетам он сейчас давно в крытой, на усиленном режиме и неизвестно когда освободится. А он вот он… «Не объяснишься…» Все заказано: ни знакомств, ни друзей, ни откровений. Менты охранять не станут. «У них и на себя-то нет сил… Только сам! Смотреть и смотреть в оба…» Загул не решил ни одной из проблем. C отходняком они возвращались. И даже добавились новые. Предстояло помириться с сожительницей. Явиться к куму. С повинной, с пустыми руками… Игумнов, конечно, разыскивал его. И в Истре, и в Домодедове. Даже послал за ним старшего опера — Качана. Никола не любил ментов, хотя и работал на них. Его подписали на сотрудничество с ментами против желания. В зоне. Выхода не было — впереди корячились вилы: новый срок. Тут на все пойдешь. Исключение он делал для Игумнова. На кума можно было положиться. Никола в том убедился… Впереди на межвагонной площадке стукнула дверь. Кто-то шел вдоль состава. Потом со стуком отъехала вторая дверь — малого тамбура… «Они…» Частные охранники, которых Никола видел в Нижних Котлах, показались в проходе. Они шли гуськом — кого-то разыскивали. Никола смежил веки — вроде дремал. Украдкой привычно наблюдал за окружающим. Когда бандитского вида стражи были совсем близко, прикрыл глаза вовсе. У его скамьи они остановились. Что-то подсказало, что бесцветный мужичек на последнем сиденье — не прост, как кажется. — Эй, отец… Тот, что с прямоугольным лицом, белесый — дернул его за рукав. — Деревню свою не проехал?! — А? — Никола с понта только проснулся. — Я говорю: выходить не пора? Никола поморгал маленькими бесцветными глазками, какие бывают у беспородных дворовых кобельков на первых днях их жизни. Глянул непонимающе. — Че? — Не понял?! Делай ноги, говорю… Никола поднялся. Стараясь не встречаться глазами, снова быстро срисовал обоих. Лица были ему совершенно незнакомы. Он не мог вспомнить ни одного. «Кажется не встречались. Просто так пристебываются…» Впрочем, через него прошли сотни людей. Многих уже никогда не вспомнить. Электричка притормаживала. Сбоку за окном смутно светились огни. Платформа была безлюдной, на ней и днемто садились обычно всего несколько человек. Сейчас, ночью, она и вовсе выглядела глухой… — Не понял?! Никола кивнул. Спорить было бесполезно. «Все равно выкинут…» Он догадывался о причине, по которой к нему подошли. Подполковник, звонивший на сотовый в Нижних Котлах, отдал приказ зачистить последний электропоезд от «братков». В Николе оба безошибочно определили одного из них… Охранники действовали в рамках общего плана действий своей фирмы, в него входила не только зачистка электропоезда. Зачистка была только подготовительным этапом к чемуто главному… «Они уже в Домодедове на парк е. Ждут остальную команду…»- доложил Белесый. «В Домодедове что-то готовится…» Бывшие менты или фээсбэшники, или кто они там, расступились, давая дорогу. Никола поднялся, быстро пошел по проходу в сторону дальнего тамбура. Сидевшие в вагоне пассажиры все видели. Отвернулись, чтобы не впутываться. Все тот же белесый охранник — видимо, старший из них — сделал несколько шагов следом. За Николой. — Давай… Пневматические двери открылись еще на ходу. Не оглядываясь, Никола шагнул в ночь на безлюдную платформу. Он уже все решил. Соседний тамбур шел без света. Оттуда доносилось нестройное пение. Поддатая компания, из-за которой Никола с самого начала на Нижних Котлах миновал этот вагон, все не успокоилась. — Мужик. Такая мать… Выбора не было. Никола сделал шаг и был снова в поезде. Двери за его спиной сомкнулись. Состав уже двигалась. — Гляди! Да у нас пополнение! Несколько отморозков — поддатые или обкуренные — шумно толкали друг друга, мотались по тамбуру. Одного сразу толкнули на Николу, с другого угла тамбура на них налетел второй… Никола схватился за ручку двери, главным сейчас было пробиться в темный салон. Это ему на первых порах удалось. В последний момент, видя, что жертва уходит, один из парней сзади с силой схватил его за плечо. — Мужик! Дай огонька! Требование «дать огонька» была лишь поводом. Парням требовалось размяться, сбросить в кровь адреналин… С тех пор, как линейные менты перестали сопровождать последние электропоезда, мелкая шпана творила в них беспредел, шустрила до тех пор, пока кто-нибудь жесткобезжалостно не указывал ей ее место. — Не курю… Никола до последней решительной секунды при любых обстоятельствах всегда держался в рамках. Особоопасный рецидивист должен быть особенно сдержанным… — Тогда я дам тебе, сука. Держи… Резкий удар пришел ему сбоку. В скулу. Но Никола не обернулся. Он был уже в салоне. Кепка слетела с него, он подхватил ее на лету. Вагон был пуст. Все пассажиры покинули его, опасаясь рискованного соседства. На помощь пассажиров рассчитывать не приходилось. Сзади его снова прихватили, но Николе удалось вырваться. — Не спеши! Куда ты?! Впереди был второй темный тамбур. Никола наметил его для себя как последнюю опорную точку. Бежать дальше он не собирался. В поле пальто у него была спрятана заточка. Достать ее было секундным делом. Ему снова удалось вырваться. В дверях второго тамбура он обернулся. Его преследовали только двое. — Надо поговорить, мужик! — первый — совсем молодой, с бледным бескровным лицом — чуточку прихрамывал. В свете проплывшего за окном светильника Никола сразу вспомнил, где его видел. Ласковый летний день, обносившиеся, как портянки, спортивные стяги, пустой запущенный стадион… Молоденький баклан хотел посмотреть, как поведет себя пьяный Никола, в одиночестве приторчавший у бутылки на траве за воротами, если над ним слегка подшутить. Озорник подвел мяч совсем близко и поддал ногой не по мячу, а по бутылке. У Николы потемнело в глазах. Он поднялся и почти не шатаясь двинулся к дыре в заборе. А баклан спокойно, не обернувшись, погнял дальше к приятелям, которые все видели, заорали: — Беги, беги, мужик! Пока магазины открыты… Никола вернулся скоро. О нем уже успели забыть. С ним был нож. Удар пришелся хулигану чуть выше паха. Снизу вверх. Озорника спасло чудо. На несколько месяцев он превратился в инвалида. В дело вмешался Игумнов. Николе пришлось подарить молодому наглецу цветной телевизор, чтобы замять дело… В тамбуре Никола обернулся, поднял заточку: — Забыл меня?! Баклан отпрянул. Узнавание было мгновенным. — Все, отец!.. Никола прошел вперед — дальше по составу. Всебыло как обычно. Молчаливые пассажиры, уводившие взгляды. Бегущая вдоль полотна черная тень электрички… В Домодедове он выскочил из головного вагона одним из первых. Спрыгнул на рельсы. Перед кабиной машиниста перебежал через пути. Примыкавшая к маневровому парку эта сторона станции была темнее и глуше. Электричка глухо свистнула, потом отправилась. Никола подождал. С отправлением поезда ему открылась платформа, с которой он только что спрыгнул. Она сразу опустела. Все, кто ждал электричку, уехал. Вновьприбывшие быстро удалялись… Прямо напротив себя вор увидел бывшего мента-подполковника. Бывший мент счищал скребком лед. Вор постарался не попасть ему на глаза. Отвернулся. Вражда была взаимной. Никола сразу не взлюбил его. Попьянке не раз бывало пытался свести счеты. Прямо в дежурке. Не оборачиваясь, Никола двинулся дальше к переходному мосту. Цепким взглядом жулика мгновенно заметил одинокого мужика на скамье в дальнем конце платформы: он сидел, далеко назад запрокинув назад голову. «Поддатый…» От лежавшего быстро удалялись уже знакомые Николе оба бандитского вида охранники — те, которые наехали на него в поезде. Высокие, в одинаковых куртках, без головных уборов, несмотря на морозец… «Ошмонали?!»2
Негромкий телефонный звонок разбудил начальника московского Управления. Это было уже после полуночи. Генерал Скубилин чертыхнулся, сел, спустил ноги на ворсистый ковер. — Слушаю, Борис Иванович… Звонил — заместитель министра генерал Жернаков. Он курировал органы транспортной милиции. Мучимый бессонницей замминистра обычно звонил начальникам Управлений дорог по нескольку раз за ночь. Расспра шивал, распекал, давал указания. Из-за разницы в часовых поясах в выигрыше оказывались отдаленные Дороги — Дальневосточная, ЗападноСибирская, Забайкальская. Их руководители к этому времени успевали выспаться… Генералу Скубилину на столичном железнодорожном Узле — приходилось хуже всех. Московские вокзалы обслуживали тысячи поездов, электричек, миллионы пассажиров. Тут постоянно возникали проблемы. — Спишь, Василий? — не без укора спросил замминистра. — Где уж тут уснешь, Борис Иванович… Скубилин знал, как разговаривать с руководством. В голосе послышались скорбные нотки.* * *
— Ездил в подразделения? — Только- только вернулся. Все ведь приходиться самому, Борис Иванович… — Надо держать руку на пульсе… — Если бы только это! — Я понимаю… Источником тревог обоих руководителей был другой заместитель министра — давний соперник, он использовал в своих целях любой промах подчиненных Жернакову транспортников и, в первую очередь, столичных… — Кублатый… — Под этой кличкой фигурировал у них злокозненный министерский Князь Тьмы. — Опять накляузничал. Словно с цепи сорвался… — Он и мне подложил свинью… С подачи Кублатого информация о любом промахе железнодорожной милиции шла сразу на самый Верх. А недавно интригану удалось одержать победу по крупнее. Вопрос о работе столичной железки был вынесен на очередное заседание Коллегии. Тема Коллегии была обозначена достаточно иезуитски: «оказание помощи органам милиции на Московской ж.д. по работе с жалобами и заявлениями граждан». Отстранение от должности вполне укладывалось в обтекаемую формулировку. Об этой мине замедленного действия, заложенной под обоих генералов, и пошла речь в ночном звонке замминистра. — На вокзалы уже послали проверять. Задание — собрать как можно больше жареного… — Могу представить… Финал Коллегии был предсказуем. Жестко разобраться со Скубилиным, который должен был принять на себя главный удар, а затем рикошетом вломить курирующему его заместителю министра. Жернакову. — Такие вот дела, Василий… Противостоянию первых лиц шел не первый год. Жернаков едва успевал разрушать интриги, которые день за днем плели против него люди Кублатого. Менялись министры, а непрекращающаяся война их замов ко всеобщему удовольствию все продолжалась. На этот раз Жернаков звонил полный мрачных предчувствий. — У меня точные сведения. Кублатый готовит боольшую провокацию… — Догадываюсь, Борис Иванович… — Скубилин подпустил порцию патоки вместе с елеем. — У нас ведь всегда так — кто больше трудится, отдает себя целиком работе, того и больше долбают. Взять вас, к примеру… Не в том дело… — Этой ночью Жернаков не был склонен к лести в свой адрес. Скубилин это сразу почувствовал. Жернаков был ощутимо перевозбужден. Во время своих ночных бдений замминистра, как правило, заправлялся хорошим марочным коньяком, запас которого обновлялся обычно начальниками подчиненных управлений. — Каждому проверяющему дан личный планзадание. В них все. Регистрация жалоб и заявлений. Наблюдение за потерпевшими на подходе к дежурке… Сохранность табельного оружия у личного состава… — Круто… — Для Кублатого это беспроигрышный вариант. Потом хоть сам пиши рапорт об увольнении, хоть жди, пока выгонят. Один хер… — Оба любили крепкое словцо. — Ведь так?! Скубилин для вида поупирался: — Ну что вы, Борис Иванович! Пусть приходят, следят… И насчет табельного оружия тоже. Не все так плохо на деле… — Уверен?! — Мы разослали распоряжение. Начальники лично за все отвечают. Инспекция будет контролировать… — «Лично»… «Контролировать…»- Скубилин переборщил и замминистра сразу это заметил. — И ты мне лапшу на уши вешаешь?! У тебя раскрываемость преступлений под девяносто процентов! Откуда?! Скубилин задержался с ответом. — Молчишь?! А я тебе скажу! Что раскрыть не можете — летит в корзину… — Борис Иванович! Обижаете! — Обижаю?! Что у тебя сегодня? Скубилин был готов к докладу. — По первой позиции три, Борис Иванович… Раскрыто два. Вторая позиция: восемь — пять…Третья… Успокоившийся было Жернаков взорвался: — Да что ты мне все цифры, Вася. Разве об этом речь! Мне верный человек позвонил…У тебя на домодедовском направлении ЧП! Дерзкий разбой! Двое под угрозой ножа отобрали документы, деньги… — На вокзале? — В электричке. Двое. — Сейчас проверю… — Можешь не проверять. В министерстве уже известно. Заявление не зарегистрировали! Ориентировку по вокзалам не дали! Линию не оповестили. Нет ни примет преступников, ни описания похищенного… — Сейчас дам команду… — На твоем месте я бы лично разобрался. Раньше, чем вмешается министерство. Тем только дай зацепиться, дальше уж пойдет. Полезут и в заявы, и в ружейку… — Понимаю, Борис Иванович… Даже укрыть не могут!.. Жернаков выругался. — Разберись и сразу прими меры. Чем жестче мы будем, тем больше у нас шансов устоять. Иначе на нас повесят всех собак… Если подтвердиться… В шею. Сразу. Грязной метлой…* * *
Игумнов поднял голову. В коридоре послышались шаги. Кто-то быстро шел от дежурки. Низкий мужской голос за дверью прозвучал глухо: — Мне к начальнику розыска. Срочно… То же он произнес, видимо, и при входе. «Потому и пропустили…» Посетитель уже входил — в коротком, на «молнии» пуховике, вязанной шапочке с козырьком — осанистый, чисто выбритый, с намечающимся вторым подбородком. — Я тут принес заявление… — В руке он держал бумагу. — Меня ограбили. Он подвинул стул. Продолжил, уже сидя: — Двое. Наставили ножи… «Не отдашь — отправишься на тот свет!» — На вокзале? — В электропоезде. На посадке. Ночь началась с неприятностей. Никола не звонил, Качан исчез. На перроне — пожар. «Теперь еще разбой…» — Пойдемте, покажете… — Игумнов уже закрывал сейф. Посетитель не понял: — Что показывать?! Электричка ушла… — Он нехотя поднялся. — Я написал заявление… Вариант был известный. «Я написал заявление. Оставляю и еду спать. А вы бросайтесь в погоню… Ищите, стреляйте, лезьте под пули. И не забудьте про Уголовнопроцессуальный Кодекс…» — Мы теряем время, — Игумнов был уже на пороге. Посетитель пожалплечами. Почти бегом проскочили мимо дежурки. Место майора за пультом занимал помощник. Дежурный, скорее всего, вышел в ресторан или в медкомнату. Помощник составлял протокол. Двое дюжих носильщиков — понятых, не читая, подписывали бланки. — Я на вокзал. Если Качан будет звонить, найди меня по сотовому. Молоденький помощник проводил Игумнова внимательным взглядом. Он все видел. Тайны общения с посетителями для посвященных всегда шиты белыми нитками. — Понял, товарищ капитан… Игумнов выскочил за дверь. С хода налетел на цыганок, организовавших пикет у пепелища. Кто-то из их сородичей был задержан. Гадалки требовали справедливости — последними словами нецензурно несли всех подряд — ментов, власть, систему. Игумнов на ходу шуганул их поцыгански. Женщины смутились. Одно дело — откровенно послать матом на чужом языке, другое — услышать подобное на своем родном. — Нехорошо, начальник… Игумнов окинул глазами перрон. Поставленные на прикол сцепы. Опущенные до утра токоприемники, темные окна вагонов… Вечерний поток пассажиров заканчивался. Прерывистый ручеек сочился от метро сквозь нижний цокольный вокзальный этаж, открытый с обеих сторон и занесенный снежной крупой. Не умолкало радио. Игумнов и потерпевший быстро шли вдоль перрона. Начальник розыска спросил на ходу: — Все произошло в вагоне? — Именно. — Они вошли после вас? Или уже были внутри? — Я только успел войти, тут они и возникли… — Потерпевший держался с плохо скрываемым вызовом. — Выходит, что в тамбуре? — Это уж вы делайте вывод!.. Быстро пересекли перрон. На справочном указателе, в начале платформы, когда они проходили мимо, что-то щелкнуло — на табло появилось время отправления первых утренних электропоездов. — Что у вас взяли? — Бумажник… — Извините!.. — Шедшая навстречу пара заметалась, уступая дорогу. Игумнов словно и не заметил ее. — А что внутри? — Обычное: документы, деньги. — Много денег? — Немного, — Потерпевший подумал, — Половина зарплаты. Главное заграничный паспорт. Остановились у срединной платформы. — Здесь… — Сейчас тут уже другая электричка. — Я предупредил, что поезд ушел… На междупутье повсюду валялись окурки, вмерзшие в снег молочные пакеты. — Почему вы не пришли сразу? — Подумал, все равно бесполезно… — Причина выглядела стандартной. Сходил купил сигарет. Еще раз подумал. «А вдруг паспорт подкинут?» Тогда написал заявление. Вот оно… Игумнов взглянул мельком. — Где вы писали? — На почте. «На почте ты бы писал на бланке телеграммы и шариковой ручкой…» Потерпевший словно прочитал его мысль: — У меня была бумага. И ручка тоже. Можно было возвращаться в дежурку. Игумнову важна был узнать платформу. Теперь можно было установить отправлявшийся от нее сцеп. Быстро свежело. Несколько женщин с детьми пробежали мимо к парку прибытия. Там тормозил опаздывавший волгоградский скорый. — Куда вы ехали? — В Барыбино… — Потерпевший натянул ниже на лоб вязаную шапочку. — Вы там живете? — Нет, я ехал к знакомым. Игумнов уточнил: — Адрес их вы знаете? — Они должны были меня встретить на станции. — Вещи при вас? — Какие вещи? Газета вот только. Завтра я возвращаюсь… Назад, к дежурному, шли уже медленнее. Игумнов продолжал задавать вопросы: — А электропоезд барыбинский? Или дальний? — Я не обратил внимания. — Это как же?! — В случае чего пересел бы на следующий… — Но движение то заканчивалось! Все выглядело более, чем странно. — В крайнем случае взял бы такси… — Ночью?! До Барыбино?! — Это мои проблемы… Возразить было нечем. Тем не менее ложь оставалась ложью. Он уже решил для себя: «Этого заявления не будет…» Тем более с его подачи — начальника вокзального розыска. «Иначе уголовное дело. Верняк. Искать кошку в комнате, где ее не было…» — Я понимаю… Отбиться от заявления выглядело делом непростым. «Мужик серьезный. Бог знает, кому направит свою телегу…» Вернулись в Линейное Управление. Тут все оставалось попрежнему. Дежурный отсутствовал, телефоны молчали. — Что Качан? — Не звонил, — помощник все еще занимался протоколом. Отсутствие известий от Качана настораживало. «Что-то произошло…» Прошли в кабинет. Потерпевший подвинул все тот же стул, напротив Игумнова, сел: — Заявление я должен отдать на регистрацию дежурному? Или вам?! Он догадывался или знал о главном смертном грехе милиции — там не оченьто регистрировали преступления, раскрыть которые были не в состоянии боролись за высокий процент раскрываемости. Если они делали это грубо и неосторожно, их выгоняли как нарушителей законности а, если регистрировали все подряд, но не могли обеспечить высокий процент, от них все равно рано или поздно тоже освобождались. «Во всем мире отказались от игры в цифры. Кроме нас…» Недавно вновьназначенный министр — без года неделя в милиции — с чьейто подачи тоже провозгласил — «задача — существенно повысить процент раскрываемости преступлений…» — … Или переслать по почте? — Можете отдать мне. Я проверю. Кстати, билет на электричку у вас с собой? — Наверное. Надо поискать… — Поищите, пожалуйста. Игумнов по диагонали просмотрел заявление, составлено оно было грамотно, исполнено аккуратным разборчивым почерком… Внизу стояла приписка: «Об ответственности за ложный донос предупрежден». Подписи не было. «На почте он будто бы составлял, скотина…» Игумнов отложил бумагу. — Что вы скажете о нападавших? Потерпевший пожал плечами. Молодые ребята. Я там все написал. Один — брюнет, симпатичный парень, другой — тот что, повыше, блондин. Он грубее… — Вы забыли подписать, — Игумнов снова вернулся к бумаге. — Это мы сейчас… — Потерпевший достал ручку. Вернувшись с перрона в помещение, он почувствовал себя много увереннее. — Пожалуйста… — Он вроде даже повеселел. — Преступников можно будет перехватить. Оба заметные… — Считаете? — Без сомнения. Оба высокие, без головных уборов. В коротких куртках. Куртки темные, похожи на мою… Он потряс полой. «Как перед ищейкой оброненным на месте происшествия платком или перчаткой…» Игумнов все не готов был взять след. К тому же подпись под заявлением явно отличалась по цвету от остального текста. «Дома что ли писал или на работе?!» — Вы собирались показать билет… — Это важно? — Заявитель явно чувствовал себя хозяином положения. — А если ограбят безбилетника?! Вы преступников не ловите?! Он для вида поискал по карманам. — По- моему, я его выбросил. — А сколько он стоил? — Не помню. Это все? — Минутку. Игумнов набрал номер пункта оборота электропоездов. — Что за электричка стояла… — Он назвал путь и примерное время. Дальняя? — Нет, до Расторгуева. Перегоняли вне расписания… — Спасибо, — он положил трубку. — Вы садились в голову? В хвост? Потерпевший почувствовал недоброе — насторожился. — В средину… — В тамбуре, кроме вас, были еще пассажиры? — Ни единого человека. — А, вообще, на платформе? — Со мной, помоему, мало садились… «Вранье…» В Расторгуевской электричке, пассажиры занимали как раз всю средину поезда — чтобы на конечной быть ближе к переходному мосту — к остановке видновского автобуса. Заявитель этого не знал. «И вообще… Да никуда он не собирался, на ночь глядя!..» Перед Игумновым сидел чиновник, из неплохо оплачиваемых. Возможно даже из одной из структур исполнительной власти. Целью его прихода было сделать ложное заявление о разбое. «Только вот подготовился он недостаточно. А, может, не рассчитывал напороться на профессинала…» — Долго еще? Лжезаявитель взглянул на часы. От Игумнова не ускользало ни одно его движение. «Сейчас он свалит, а я должен буду либо зарегистрировать его фуфло, либо бросить в корзину»… В первом случае вокзальный розыск будет обеспечен работой, лишенной смысла, — в ущерб раскрытию действительных преступлений. Процент раскрываемости в Управлении и без того стоял на самой низкой из допустимых отметок. Дальше обычно следовал разгром с вызовом на коллегию. И такую коллегию уже готовили. С треском, с организационными выводами на самом высоком уровне… Не регистрируя заявление, он, Игумнов, становился заложником в неизвестно чьих руках. «При желании может в любой момент отправить в отставку, а то и под суд..». — Чего ждем? — Потерпевший двинул стул. — Сейчас закончим… — Игумнов снова взял заявление. Можно было проверить заявителя по Центральному адресному бюро. Но с этим все могло обстоять благополучно. Заявление, скорее всего, было оформлено от действительно существующего лица. — Вы не написали, где работаете… — Название вам ни о чем скажет. Это закрытое учреждение… — Игумнов уловил скрытую насмешку. — Пропуск у вас тоже похитили… — Он лежал вместе с паспортом. — Иначе говоря, у вас при себе ни одного документа… — Нет… Жестом, знакомым каждому менту, тот машинально дотронулся до куртки слева, на уровне нагрудного кармана, словно проверял. Игумнов немедленно уловил жест. — Может посмотрите еще раз? — Я и так знаю. — В этом кармане… — Игумнов показал. Заявитель не выдержал. — Мне это уже надоело! — Мне тоже. Игумнов снял трубку прямой связи. У телефона был помощник дежурного. Там у тебя носильщики. Пусть зайдут. Нужны понятые… — Что вы задумали?! — Потерпевший вскочил. Это был крупный осанистый мужик. Два дюжих носильщика уже входили. — Будете понятыми!.. Игумнов вышел из-за стола. Металлические фиксы в верхней челюсти поблатному блеснули. Они стояли друг против друга под люстрой, в центре кабинета. — Я предложил этому гражданину показать, что у него при себе… Он отказался… Носильщики отводили глаза. Положение выглядело щекотливым. Одно начальство хотело силой обыскать другое. Им не хотелось встревать. Заявитель отстраняюще выставил вперед руку. — Только посмей! Я помощник депутата Государственной Думы… — Он уже грозил прямым текстом. — не думай! Я все о тебе знаю. Ты — Игумнов, начальник розыска. Дежурный сегодня — майор Масловский. Если посмеешь поднять на меня руку — вас просто уберут отсюда! — Я хочу посмотреть, что у тебя в том кармане… Это будет твой самый гибельный шаг, капитан. — Заявитель все еще держал правую руку выставленной, как бы отстраняя его. — Не ухудшай положения, в которое ты попал. Вылетите оба! Без пенсии! — Ты еще будешь меня лечить?! Игумнов прихватил вытянутую руку, подал на себя и тут же привычно завел назад. Перегиб в локте был из самых простых и наиболее болезненных приемов. Менты на земле пользовались им по десятку раз на день. Заявитель сделал попытку вырваться. — Не дергайся. Могу нечаянно сломать… — Игумнов был не из боязливых. Свободной рукой он огладил куртку потерпевшего на груди — под ладонью знакомо возник прямоугольный объем. — Бумажник, выходит, на месте?.. — Рука его нырнула в верхний карман пиджака. — А что это?! Он отпустил заявителя. В руке он держал удостоверение. — «Министерство внутренних дел Российской Федерации…»Понятно… А это? — Вместе с удостоверением лежал сложенный несколько раз листок папиросной бумаги. — «Для служебного пользования»…. Игумнов раскрыл корочки. «Черных… Старший инспектор, подполковник милиции…»Ясно! — Он обернулся к понятым. — Все свободны. Спасибо. Носильщики вышли. Игумнов развернул напечатанный на тонкой папиросной бумаге документ: — «План-задание»… «С целью проверки выполнения „Инструкции о регистрации преступлений…“» «Сохранность табельного оружия на момент проверки…» Так вот как вы нас проверяете, козлы!.. Все укладывалось в одну понятную схему: в ближайшую неделю предполагалось заслушивание на Коллегии МВД. Проверяющие приступили к работе… Игумнов вернулся к столу, открыл сейф. Заявление о разбое вместе со служебным удостоверением старшего инспектора и «Планзадание» легло на полку. Игумнов запер сейф, сунул ключи в кариман. — Все, подполковник, свободен! — Послушай… — Бай! Маски были сорваны. Черных тоже возвратился на место, ногой подтащил стул. — Верни удостоверение, Игумнов! — Он сел. — Мне теперь и в министерство не войти! — Твои проблемы. Старший инспектор полностью сменил тон. — Завтра тебе прикажут и ты тоже пойдешь! Ты ведь понимаешь, это не моя инициатива… Причина была не в нем. И даже не в том, кто его послал. Все начиналось выше. Внизу это знали. — А как насчет твоего ложного заявления?! — Игумнов кивнул на сейф. Это уголовное преступление. Закон, он для всех. В курсе? Черных заговорил почеловечески: — Ты режешь меня… — А что бы со мной было, если бы я тебя, суку, не поймал! Если бы бросил в корзину то, что ты там намарал?! Что бы со мной сделали?! Думал об этом?! Прости! Я понимаю. — Ни хера ты не понимаешь… — Я тебе клянусь… Черных открыто унижался. Мы пригодимся друг другу! Тебе когда майора получать? Звания старших офицеров, начиная с майорских, раньше присваивались приказами по министерству. Там все еще этим козыряли. — Я по корешам с вашим кадровиком… Старший инспектор был прохиндей и не собирался это скрывать. — И с обоими замминистрами. Вместе охотимся, поддаем… «Крутит всеми, хитрец. Привык — все сходило с рук…» — Ладно! — Игумнов швырнул чистый лист. — Пиши. «Рапорт…»То да се… «Сего числа я согласно вашему указанию, подал ложное заявление о разбое…»И — так далее… Черных опешил: — Ты чего?! Думаешь, я это напишу?! — Оба подбородка его затряслись. — На себя?! — А ты как хотел?! — Мне же уберут сразу! — Не уберут! Я буду держать бумагу у себя. Никто и знать ничего не будет. — Тогда зачем?! Игумнов не унизился до вранья. — Так будет спокойнее. Завтра тебе могут другое задание дать… Похлеще! Приходится быть на страже… Черных упорствовал недолго. Он оказался авантюрного склада. — А… Была- не была! Только смотри, капитан. Я ведь тоже непрост. Черных со стулом придвинулся к столу, достал ручку. Начал писать. Ручка скользила легко. В министерстве своем они только и делали, что писали. — Готово. Все? — Теперь расписку. «Я такойто получил в линейном управлении удостоверение личности…» Черных подумал, махнул рукой. — Держи… В расписке был с деся-ток слов. — Еще номер удостоверения и твой номер телефона… — Да он есть в справочнике! — Черных уже убрал ручку. — Допиши домашний и сотовый. Вдруг придется… — А… Семь бед — один ответ… Черных дописал. — Вот. Только сунь подальше… — Это уже моя забота. Игумнов снова прочитал расписку, остался удовлетворен. — Держи… — Он достал из сейфа удостоверение. — Теперь свободен! — Спасибо. — С документом к старшему инспектору вернулся привычный имидж. — У тебя где транспортный… — Он перегнулся через стол, подвинул телефонный аппарат. — Я должен доложить в Главк… — Давай, не стесняйся… — Чего уж… — Он вздохнул. Предстоящий разговор с дежурным по Главку не сулил Черныху ничего приятного. Он набрал номер. — Кузьмич! — Доклад был полуофициальный, полуприятельский. Все они там давно уже дружили — вместе пили и стучали друг на друга. — Черных докладает… Черных! — Дежурный по Главку ждал его звонка. — Наконецто! Ты где? Как там, по Каширскому ходу? Был у них? — Был. — Старший инспектор подмигнул Игумнову. — У них все в порядке. Молодцы. Приеду объясню… — Ну, ты даешь, блин!.. — Дежурный даже выругался. — Я уже стружку снял с ответственного по московскому управлению, почему ему не доложили о разбое… Замминистра в курсе. А ты — «Молодцы!».. Ты чего должен был привезти, Черных?! Какой компромат!.. — Я знаю… Была причина, Кузьмич. — Это ты сам ему объяснишь. — О н звонил?! — Тото… Предстоявшее объяснение с руководством обещало быть серьезным. Дежурный по Главку все хорошо себе представлял, поэтому даже не позлорадствовал. — Тебе куда машину? — Подсылай прямо к вокзалу…. Разговор был закончен. Черных положил трубку. Он выглядел попрежнему беспечным, хотя явно играл с огнем. — Выкручиваться придется? — Игумнов взглянул на него не без любопытства. — Отмажусь… — Старший инспектор кивнул на расписку и рапорт на столе. — Поосторожнее с этим… — Не волнуйся. Вы нас к этому приучили…* * *
Очень быстро, сразу после отъезда министерского проверяющего объявился неизвестно где обретавшийся все это время дежурный. Обостренное чувство самосохранения выручило и на этот раз. Без такового дежурные бы не продержались на этой работе и месяца. Он позвонил Игумнову по прямому телефону. — У нас все в порядке, Игумнов? — Майор уютно перекатывал во рту леденец. — Вроде да. — А то мне позвонили сверху. «У вас на вокзале тяжелый нераскрытый разбой. В электропоезде. „Двое под угрозой ножа отобрали документы и деньги…“». Он выждал, но Игумнов не пожелал объяснить. — Всето они знают и даже раньше нас! — Дежурный вздохнул. Игумнов не поддался на провокацию. Сказал только: — Нас проверяют. На регистрацию заявлений и на сохранность оружия. Качан не объявился? — Не было. И, кстати, пистолет не сдал. Он на линии? — В Домодедове. Подожди! Мне звонят!.. Может он?! Телефонный звонок прошел на городской номер. На другом конце провода был Никола. — Ты где? — В Домодедово. Тут, похоже, готовится разборка, Игумнов!.. — Качана встретил? — Пока нет. — Ладно. Объясни, что там…* * *
Частные охранники, в которых Никола заподозрил бывших офицеров спецслужб, отдалялись от уснувшего на скамье мужчины. Потом оба спрыгнули с платформы, перебежали пути. Никола не оставлял их без внимания. Теперь они быстро уходили впереди к маневровому парку. В глубине станции разбегались по путям синие и красные сигнальные огни. Никола двигался бешумно. Это была его стихия — ночь, бесшумное скольжение силуэтов в перекрестках света. Две серые тени и крадущаяся за ними третья… Удалось ли охранникам произвести зачистку поезда, о которой они докладывали своему начальству? Нашли ли кого искали?! Оба охранника двигались в нескольких десятках метров впереди по междупутью. Никола видел, как один из них то и дело подносил к уху мобильник. Несколько раз Николе пришлось пролезать под грузовыми вагонами. Те двое впереди попрежнему двигались быстро, не оглядываясь. Их, похоже, наводили на цель по мобильнику… На маневровом парке должно было что-то произойти. «Ищут кого-то…» Охранники были недалеко от переходного моста через пути. Здесь у них произошла заминка. Они приостановились, зашли за стоявший рядом рефрижераторный состав. Никола наблюдал. Нет, они не полезли в морозильник. Просто стояли в тени состава. У переходного моста внизу слышались приглушенные голоса. Там тоже кто-то стоял. Поодаль чернела иномарка с зажженными подфарниками. В ней могли находиться люди. Двое впереди, производившие зачистку электропоезда, молча следили, не делая попытки двинуться дальше. Люди внизу у опор моста и были их конечной целью. Держась в тени рефрижератора, Никола осторожно приблизился. Обе компании принадлежали двум разным группировкам. Стоявших у моста было трое. Кроме того один из их сообщников находился вверху на переходном мосту. Они кого-то ждали, негромко перебрасываясь короткими репликами. По доносившимся словечкам, знакомой манере поведения Никола сделал вывод: «Братва. А те двое — спецслужбы…» Вторые были менее понятны. Спортсмены и контрактники, занявшиеся охраной, вымогательством, рэкетиры, ушедшие в киллеры… «У этих на уме один беспредел…» За последней ниткой пути впереди виднелась дорога. Она была пуста. Вся эта сторона до самого шоссе и днем обычно была тише: этажность застройки здесь была ниже, а деревенские огороды больше. Тут проходила граница станции. Заснеженные деревья вдали, дома, уснувшие дворы — все казалось выключенным из жизни…* * *
Потянулись долгие минуты. Блатняки у опоры переходного моста продолжали оставаться на своих местах. Недавние попутчики Николы тоже не собирались менять наблюдательный пункт. К братве кто-то должен был подъехать. Поскольку электричкине ходили, тут могли ждать только машину. Увидеть ее с облюбованной им точки Николе не удалось. К рефрижераторному поезду подцепили тепловоз. Громкий стук металла пронесся из конца в конец состава. Николе пришлось срочно отходить. Новое место нашлось у стоявших особняком сцепа полувагонов. Отсюда даже все было лучше видно. Двое, следившие за происходящим по другую сторону рефрижератора, тоже переместились. Никола присел. Теперь ему были видны только их ноги. Стоявшие у моста время от времени окликали кого-то, кто стоял наверху, на переходном мосту. Никола понял, что они из одной бригады, из той, которая должна подняться на мост не раньше, чем возникнет в том необходимость. Прошло около получаса. Никола успел перекурить. По другую сторону между составами была видна освещенная привокзальная площадь с иномарками, коммерческими палатками, киосками. Основная и престижная часть Домодедова тоже находилась там. На площади в любой час ночи всегда можно было взять бутылку водки или пивка, именно это Никола вскоре и намеревался сделать… Но вначале разобраться с этими двумя впереди — для кума они, наверняка, представляли интерес. Неожиданно на отвороте шоссе мелькнули огни. Оттуда правили две машины. Первым шел квадратный «джип», похожий на железнодорожный вагон. Вторая была тоже иномарка — блестящая, длинная. Обе машины на скорости повернули к переходному мосту. Тормознули… Захлопали дверцы. Николе удалось рассмотреть одного — вышедшего из машины первым. Он был плечистый в трехцветной куртке с наброшенным на голову капюшоном. Цвета куртки напоминали российский флаг. На его появление первыми отреагировали попутчики Николы, следившие за всем от дальних сцепов, они сразу ломанулись назад к станции. Очень скоро они были уже по другую сторону Главного пути. Никола рванул за ними. Но ему сразу пришлось отстать. По этой стороне привокзальной площади следовало двигаться осторожно. С этим ничего нельзя было поделать. Тем не менее через несколько минут он уже был у торгового ряда. Прохожих тут почти не было. Поздняя патрульная машина появилась на перекрестке, на скорости прошла мимо по направлению к платформе. Никола отвернулся к ближайшей витрине. Менты не тормознули. Бандитского вида частные охранники скрылись за коммерческими палатками. Никола не стал туда соваться. Отошел. Осмотрелся. Теперь прямо над ним был переходной мост и одинокая фигура наверху. Это был человек, которого внизу у опоры моста подкрепляла братва высокий, в шапке с завязанными под подбородком наушниками. На секунду он попал в поток неяркого света — по каширскому пути двигался товарняк. Никола увидел его лицо. «Японский бог! Негр!» Он снова огляделся. «Телефон…» Телефонавтомат был тут же, на площади. К удивлению Николы он оказался исправным. Еще через минуту Никола уже говорил с Игумновым. — Здесь две группы. Одна на маневровом парке. Это братва. К ним подъехало пополнение… Никола обрисовал плечистого в трехцветной куртке с капюшоном. — А еще вторая. Эти их пасут. С ними я ехал в электричке от Нижних Котлов… — Тоже братва? — Думаю, частные охранники. Бывшие менты или фээсбэшники. Звонили какомуто подполковнику. По сотовому… Кого-то ждут… Игумнов внимательно слушал. — Да! И этот на мосту… Негр! Ты мне показывал его фотку… — Мосул Авье. — Ну, высокий, в шапке с наушниками… — А что милиция? Никола объяснил: — Тут патрульная машина, я видел. — Держи меня в курсе. Качан нашел тебя? — Пока нет.* * *
Сотрудник милиции появился неожиданно. Качан не заметил, как мент вышел из-за здания станции. Обратил внимание, когда тот уже поднялся на платформу. «Тоже старший лейтенант! Как я!» Вот в ком он сейчас нуждался! — Ваши документы… Старший лейтенант остановился против света. Качан его хорошо рассмотрел. Старлей оказался незнакомым. Приятное чуть вытянутое лицо. Длинный правильный нос. Светлые виски, отдающие в рыжину. Веснушки. — Чего, друг? Домой жена не пускает?! — Почему?! — Качан поднялся навстречу. Старлей не спускал с него испытующих глаз. — Заснул в электричке?! А потом проехал в отстойник… — Все вопросы носили отвлекающий характер. — Дело известное… Правую руку патрульный из кармана не вынул — там у него был пистолет. «Осторожничает…»- сам Качан поступил бы так же… — Нука круугом! Не забыл?! С шуткамиприбаутками старлей заставил Качана повернуться спиной, обхлопал по бокам. Провел руками вдоль ног. «Пусто…» Тем не менее продолжил отвлекать: — Пушки нет? Старлей дернул «молнию» на куртке, сунул руку в верхний карман пиджака. На свет появилась белоатласная визитная карточка, которую Качану вручил в палатке охранник. — Так… На минуту его внимание отвлекла рация. Послышались позывные… Патрульный замер… Появившийся откудато из-за вокзала милицейский «жигуль» притормозил рядом с крутой лестницей на переходной мост через пути. С платформы был хорошо виден его бортовой номер. — Командир… Качан запнулся — его снова мутило. — Ну?! — С вытянутого, в веснушках лица смотрели светлые незлые глаза. Качан спросил для начала. — Курить найдется? Старлей достал «Мальборо». — Держи. Огонь есть? — Да, спасибо… Был самый момент назвать себя, но Качан не успел. У ментов что-то произошло. Опять заработала рация. Патрульная машина снова двинулась с места. Изнутри открыли дверцу. Легкий парок выхлопа окутал стопсигнал… — Слушаю… Да… — Разговаривая, старлей крутил в руках визитную карточку. — Еду… — Он, наконец, рассмотрел визитку, поднял глаза на Качана. — «Коржаков Евгений Иванович, Фирма „Освальд“. Старший консультант по менежменту. Телефон. Факс…» Качану показалось — старлей както странно на него посмотрел, но ничего не сказал. Не обращая больше внимания на Качана, быстро пошел к машине. Патрульные умчали. «Коржаков Евгений Иванович»… — Качан испытал настоящее потрясение. «Фирма — „Освальд“»… Коржакова он помнил. Этой зимой они оба участвовали в задержании нигерийских наркокурьеров в международном аэропорту «Шереметьево». Тот занимался борьбой с международной контрабандой наркотиков по линии одной из спецслужб. Какой именно — Качан не знал. Спецслужба эта была из глубоко законспирированных и реализовывала свои агентурные данные на нигерийских наркодельцов через линейную и воздушную милицию. Этим объяснялось участие в операции Качана и начальника уголовного розыска другого аэропорта «Домодедово»- Желтова… Мысли Качана приняли новое направление. «Коржаков был здесь неделю назад. Он странно повел себя в коммерческой палатке „Азас“. Сделал подарки „торфушкам“, пообещал работу охраннику… — Тут все было со значением. — После Никола увидел на станции наркодельцов, опознал Мосула Авье… Тут цепочка…» Об этом стоило подумать. «У Коржакова интерес к Домодедово…» Но… С пропажей «макарова» все остальное теряло смысл… В Домодедово его держало только поручение Игумнова: «Никола…» Того нигде не было. С отъездом патрулей на платформе ничего не изменилось. Тускло горели огни. Между тем ночная жизнь продолжалась. Где-то близко на парке отправления вдоль состава пробежала громкая дрожь сцепки. Там подцепили тепловоз. Холодная искра вверху обозначила контактную сеть, там, где ее касался поднятый токоприемник. Еще через несколько минут невидимый в темноте состав двинулся к выходному светофору. Качан проследил убегающий проблеск. Поднял глаза. Плечистая фигура на переходном мосту возникла неожиданно. Высокий, молодой африканец в пальтишке, в светлых брюках, в шапкеушанке, завязанной под подбородком, молча смотрел а него сверху… «Мосул Авье тут?!»* * *
Нигериец на переходном мосту продолжал наблюдать. Кроме платформы он видел плоский участок пути за переходным мостом, площадь, коммерческие палатки… Острый взгляд привычно выхватывал среди деталей ночного пейзажа припарковавшиеся иномарки. Час машин, которых он ждал, еще не наступил… Родом из провинции, обучавшийся в Москве в Институте русского языка, Мосул Авье легко ориентировался в чужом пригороде. Время от времени ему приходилось приезжать сюда по своим делам то одному, то со своей русской подружкой, которую он брал обычно с собой, чтобы поездки не выглядели особенно подозрительно. Но, когда наступал «день икс»- такой, как сегодня, — его сопровождала охрана. Эскорт входил в крупную подмосковную группировку, которая давала нигерийцам «крышу». Бойцы прибыли сюда еще до полуночи, своим ходом, и все это время вели наблюдение за местом, где должна была произойти встреча на высшем уровне. Нигериец окончательно успокоился, когда последним появился один из авторитетов группировки — плечистый, в трехцветной куртке с наброшенным на глаза капюшоном… … Мосул Авье перевел взгляд на платформу внизу. Человек у скамьи попрежнему не уходил, ждал первого поезда на Москву. Он не внушал опасения. «Одинокий пассажир. Ночные русские дела…» Нигериец подозревал о его проблемах. Там, на родине, были тоже похожие ситуации. Если проецировать на Нигерию — это как если бы бомж из народностей фeльбе или ибо поддал бы в поезде, заснул и проснулся за Лагосом или Ломе, в локомотивном депо, а потом маялся бы, ожидая утреннего поезда… Мосул Авье на мосту рассматривал сверху ночную картину подмосковной глубинки. Видел он и подъехавший милицейский патруль и сцену личного обыска. Что-то все-таки ему не нравилось. Он отошел от перил. Обтянутая подвязанной внизу ушанкой, круглая, как футбольный мяч, голова нигерийца отбрасывала на платформу овальную тень.* * *
Качан отошел от скамьи. Мосула Авье с несколькими африканцами он видел месяц назад в Городском суде во время процесса над двумя их земляками — наркокурьерами. Московских нигерийцев сопровождали крепкие парни из видновской братвы. Те ни во что не вмешивались — только присутствовали. И этого было достаточно. Африканцы, напротив, вели себя шумно. Что-то кричали на своем подсудимым, которых арестовали в международном аэропорту «Шереметьево» при попытке провоза кокаина транзитом через Россию в Нигерию… — Чего они? — спросил Качан у студентапереводчика. Тот объяснил: — Интересуются, кто их сдал… Удалось ли московским нигерийцам получить ответ на свой вопрос, Качан не узнал. Емуто истина была хорошо известна: «Данные на нигерийцев поступили из фирмы „Освальд“ через Коржакова…» Отсюда следовало, что и неделю назад, когда Коржаков появился в коммерческой палатке, он тоже приезжал сюда по делам нигерийских наркодельцов. Что-то готовил… «А, впрочем, Бог с ними, с африканцами, с наркотой…» Качан отвернулся, сделал несколько шагов пог платформе. Никакое даже самое сверхуспешное задержание наркокурьеров не могло уже его спасти. Требовалась воля, чтобы осознать это, поставить на всем крест. «Меня все равно выгонят…» Позади оставалась ментовская жизнь, о которой никому не расскажешь, которую сможет оценить только тот, кто ею жил, кто с нею сросся, для кого она стала неотделимой. Качан взглянул на часы: время почти не двигалось. Остаток его последней ментовской ночи тянулся впустую, зазря… С платформы была видна та же картина, что и африканцу на мосту притихшая вокзальная площадь, витрины, разноцветные бутылки, коробки, отсвечивающие на снегу елочным золотом… Нешумная ночная суета на площади шла своим чередом. Рядом с коммерческой палаткой «Азас», где Качан недавно тусовался с афганцем и «торфушками», снова остановилась иномарка — на этот раз «джип». Несколько покупателей на фоне освещенной витрины выглядели как плоские одномерные силуэты. «Накануне Мосул Авье и его партнеры приезжали „пустые“ — проверяли… Они убедились, что слежки нет. Сегодня все должно повторится, но уже по настоящему…» Тут наверняка готовилась стрелка. Перед тем, как встречаться, охрана наркодельцов и той, и другой стороны обычно проводила серьезную работу. Бойцам- охранникам поручали зачистить само место встречи и все вокруг. Подъезды к станции, последние электрички… «Платформа постоянно находилась под наблюдением… — Качан машинально потянулся к пустой наплечной кабуре. — Это значит, кто-то обязательно должен был видеть, что произошло со мной. Может тот же Мосул Авье…» Додумать не пришлось. Из-за вокзала показался патрульный «жигуль». Качан снова увидел грубо раскрашенный герб и все тот же бортовой номер. Это возвращался давешний старший лейтенант. Все это время «жигуль», видимо, кружил где-то в районе станции. Появление патрульных было кстати. «Три мента — это уже сила…» Отсутствие у него милицейского удостоверения Качана не могло смутить: то, что он человек из конторы, можно было быстро проверить. Задать парутройку вопросов. Хотя бы — кого он знает в Домодедовском управлении?.. Имен двух оперов, бравших перед полуночью «гжелку» в коммерческой палатке «Азас», было бы достаточно… Уже знакомый Качану старлей вышел из патрульной машины, двинулся к платформе. За ним из «жигуля» показался еще сотрудник в форме, пошел рядом. На секунду оба попали под мерцание светильника. Внешность старлея снова показалась Качану приятной. Правильные черты лица, деревенские промытые веснушки. Мент шел легко. Правая рука покоилась глубоко в кармане шинели. Его напарник был в сержанских погонах — кряжистый угловатый. По тому, как он двигался — тяжело, вразвалку — можно было предположить в нем мрачноватую ленивую силу. Сержант непроявлял инициативу, смотрел кудато в сторону. Старлей, напротив, выглядел озабоченным. На этот раз их интересовал Качан. Если не считать африканца на переходном мосту, вверху, других людей вокруг не было. — Поедешь с нами! — объявил старлей. — Пошли. Качан не возражал. Заметил только: — Погоди, командир… — Без шума! Тон патруля исключал малейшее возражение. Правую руку старлей попрежнему держал в кармане. Все же Качан сделал еще попытку снять напряжение: — А, может, здесь разберемся, ребята?! — У него было что им сказать. Вместо ответа старлей вытянул из кармана руку. В ней был «макаров». Качан на секунду впился глазами в пистолет. Братблизнец пропавшего у него «макарова». Клонированный экземпляр. Ствол уперся Качану в грудь. — Давай в машину! Живо! — Ребята… Качан поднял глаза. Африканец на мосту спокойно наблюдал за действиями патрулей внизу. Может вспоминал родную нигерийскую ментуру. Сержант сделал шаг за спину задержанного. Скомандовал негромко: — Руки! Выхода не было. После того, как он враз лишился пистолета и служебного удостоверения, ничто больше уже не могло его особенно расстроить. Качан протянул руки. Он не был напуган. Своих коллег, в том числе и незнакомых, он знал, как облупленных. «При исполнении» перечить им было бесполезно и небезопасно. Старлей присовокупил: — Иди и молчи. Качан продемонстрировал им спокойное, даже ироничное восприятие происходящего. — К вашим услугам… Сержант проворно обхватил дужками металлических браслетов обе его кисти. Запорные устройства щелкнули. Качан скосил глаза: наручники были стандартные милицейские. «Это ты зря, между прочим…» У него было с собой чем их открыть. — Шевелись… — Как скажешь, командир… Все приказания коллег и действия были знакомы. Оригинальностью не отличались. Теперь старший опер мог на себе ощутить их давящую бессмысленную тупость. Втроем спустились с платформы. Старлей и сержант вышагивали, как и положено, по бокам. Старлей снова сунул руку с пистолетом назад в карман. «Крутые ребята… — Качан не мог не признать. — Интересно, откуда они…» Таких тут сроду не водилось. «Может гастролеры? Заехали в чужой район, на бутылку сшибают…» При случае следовало расспросить о них коллег. Домодедовские опера должны были тут всех знать. Патрули подвели его к машине. Со стороны все выглядело обычно: стражи порядка конвоировали бомжа или пьяного, а, может, и находящегося в розыске опасного преступника… Сержант открыл заднюю дверцу. — Забирайся… Качан мельком оглядел машину. Обычный патрульный «жигуль». На водительском месте никого не было. Машину вел один из этих двоих. Рация была включена, оттуда, не переставая, выдавалась текущая оперативная информация. Патрули находились на дежурном приеме и были в курсе всех криминальных новостей и передвижений соседних постов… Качана сунули на место позади шофера. Старлей отстегнул браслет на левой кисти Качана, замкнул на металлической ручке под крышей салона. В каждом экипаже придумывали свое. В их линейном управлении до этого пока не додумались. «Чтобы пристегнть обычного задержанного?! Это уж слишком круто!» — Может ни к чему, командир?.. — Помолчи, целее будешь… Качан впервые взглянул на происходящее серьезно. «Непонятно, что у них на уме…» С такими следовало быть осторожнее. Качан представлял себе эту публику. Они вполне могли вывезти из города и высадить гденибудь в лесу. «Пусть выбирается на своих двоих…» Наиболее оборзевшие так и поступали в отношении бомжей, цыган, проституток… Теперь он рад был, что не сказал им, кто он. Убоявшись ответственности, такие могли решиться на все. Патрули вели себя странно. У них явно были какието планы в отношении его. — Будешь шуметь… — старлей, стоя у открытой дверцы, ткнул его стволом в висок. — Замочу и брошу тут, на рельсы… Угроза выглядела не пустой. — И в жизни никто ничего узнает. Так? Качан не ответил. Как розыскник он не мог не признать его правоту: «Глухой час. Труп под платформой. Сотня версий. Наши пути — мои и старлея с сержантом — нигде раньше не пересекались. Никаких причин для убийства: ни месть, ни ревность… На них никогда не выйдут. Ни одному розыскнику в голову не придет…» Вот и очередной висяк к предстоящей Коллегии по нераскрытым убийствам… — Догнал?! — Да… Он был нужен им для какого-то серьезного разговора. Старлей опустил пистолет, свободной рукой что-то достал из кармана. Сержант стоял тут же, оба не сводили с Качана глаз. Старлей протянул руку: — А ну! Быстро! Откуда у тебя это? — Не вижу! Старлей сунул ему к лицу прямоугольный листок плотной бумаги. — Как к тебе это попало? Одной рукой он все сжимал «макаров», во второй белела визитная карточка. На этот раз Качан прочитал ее: «Коржаков Евгений Иванович»… — Говори быстро! — старлей бросил визитку на сиденье рядом, свободной рукой передернул затвор. — Хочешь поплохому?! — Старлей приблизился к нему вплотную. Качан бросил взгляд на площадь. Несколько одиноких прохожих тянулись к ларькам. Борьке показалось, он узнал Николу. «Никола, наверняка, сообщил, что мы не встретились. Возможно, меня уже ищут!..»3
После звонка Николы Игумнов первым делом связался с Домодедовской милицией. Фальшивый заявитель из МВД — подполковник Черных — и его неудачная попытка подставить ночной наряд под удар Коллегии на время ушли в сторону. Игумнов сразу забыл о них. — Алло, дежурный… Поговорить с домодедовским дежурным не удалось. Трубку снял помощник, ничего вразумительного о готовящейся на станции разборке он сказать не мог. — Я доложу ответственному, когда приедет… — И еще. Там, на станции, наш старший опер. Качан… Пусть его объявят по перронному радио. — Это мы сейчас. Прошли еще полчаса. Качан так и не объявился. Оставалось ждать и одновременно готовиться на случай, если старший опер оказался в гуще начинающейся в Домодедове разборки. Для начала следовало еще заранее, сейчас, определить возможный состав ее участников. Игумнов задумался. Никола сообщил про две бригады. Одна была связана с нигерийскими наркокурьерами, вторые — частные охранники неизвестной фирмы. Сюда входили и те двое, с которыми Никола ехал в электричке от Нижних Котлов. Эти выслеживали первых… Мосул Авье на переходном мосту, скорее всего, ждал третью команду партнеров по наркобизнесу. Впрочем, у Игумнова были и до этого сообщения на африканца. Они поступили от другого его помощника, точнее помощницы. Агент Игумнова — Ксения работала «по иностранцам». Еще в январе, беседуя с соотечественниками, Мосул Авье в ее присутствии вставил в разговор название знакомой станции. Он упомянул «Домодедово»… Компания тусовалась в Конькове на пересечении Островитянова и Академика Волгина — в студенческом общежитии нигерийцев. Там в тот раз языки развязались полностью. Из осторожности Игумнов не вписал название станции в сообщение. Как и подозрения Ксении по поводу пистолета и наркотиков, находившихся в тот момент у ее нигерийских приятелей в общежитии. Игумнов записал лишь десяткую часть намеков и разговоров. Предосторожность шла от его, Игумнова, опыта. Любое сообщение с упоминанием наркобизнеса или огнестрельного оружия немедленно попадало на контроль Вверху. Потом ни с Игумнова, ни с его помощницы уже не слезли бы… И вот этой ночью данные его помощницы неожиданно получили подтверждение. Никола тоже говорил об Африканце и о Домодедове. Данные агентов совпали. Ни о чем не подозревавший Качан оказался в самом эпицентре событий… Игумнов взглянул на часы, набрал номер телефона. — Алло! — Я слушаю… — У телефона была Ксения, она уже спала: — Чего так поздно, начальник?! Они работали вместе несколько лет. Сотрудничество их началось почти сразу после ее совершеннолетия. — Как ты? — Я в порядке… — У Ксении был молодой свежий голос. — Догадываюсь. Отношения их за все это время претерпели различные изменения — от самых близких до чисто служебных. Сейчас в них снова заметно наступало потепление. Дело шло к весне… — Что-нибудь срочное? — Ты както говорила об африканце и Домодедово… — Да. Это Мосул. — Напомни еще раз, как он выглядит… — Высокого роста, стройный. Правильные черты лица….. — Одет? — По разному. Иногда в длинное пальто до пят. Знаешь? Иногда, как наши, в кожаной куртке или даже в джинсовке… — На голове шапка… — С наушниками. Обычно он их завязывает под подбородком. У него отморожено ухо. «Точно он…» — Что-нибудь еще, Игумнов? — Я хочу, чтобы ты срочно перебралась к ним в общежитиие. — Прямо сейчас?! — Она подумала. — А что? Это мысль… Ксения была авантюрного склада. В ее лице Федеральная Служба Безопасности наверняка потеряла разведчицу экстра- класса, российскую Мата Хари… — Возьми такси. Придумай причину. Самого Мосула Авье в общежитии сейчас нет. Он в Домодедово в интересной компании. Будет лучше, если ты подождешь его возвращения. Может удастся что-нибудь узнать. — А что там, в Домодедове? — Похоже готовится разборка. Там Качан. Для него это может оказаться… фашлой!.. Игумнов привез словцо из Афгана: так арабы называли непруху. — Что ж! — Задание оказалось ей по душе. — Сейчас выезжаю… — Если будут какието осложнения, по первому твоему звонку мы сразу подъедем… — Ребята живут на шестом, так что прихвати пожарную лестницу… — Мы выстелим внизу коробки, чтоб мягче приземляться…И еще. Помнишь? Ты приезжала в суд, когда судили нигерийцевнаркокурьеров… — Задержанных в Шереметьево… — Да. О посещении его помощницей судебного заседания в ее рабочем деле тоже не было ни слова. И это Игумнов тоже сделал намеренно. В Главке наверняка нашлись бы охотники использовать Ксению по линии борьбы с незаконным оборотом наркотиков гденибудь на другой Дороге, на СевероКавказском или Азиатском направлении. Это было опасно и хлопотно. Неизвестно в чьи руки она могла попасть. «Чужой агент, а оперативники — они разные…» Ради карьерного успеха кто-то мог послать девчонку в самое пекло. Подставить, спалить. — Я им сказала тогда, что хочу попрактиковаться в синхронном переводе… Ксения усиленно зубрила на своих курсах английский. — Мосул Авье и наркокурьеры, которых судили, знали друг друга? Ксения ни минуты не сомневалась: — И очень хорошо. Они все из Ломе. — А кто еще был тогда на суде? Наших, российских, много? В сегодняшней ночной разборке, судя по сообщению Николы, участвовали уголовники. Надо было узнать как можно точнее. — Человек пять. Помоему, это видновская братва… Кстати, Игумнов: Качан тоже тогда был на суде… — Его сейчас нет. — Я скажу тебе, кто еще в курсе! Начальник розыска с воздушки!. — Желтов?!* * *
Игумнов набрал номер. — Слушаю… — У телефона оказался их дежурный. — С железки беспокоят… — Наконецто… — иронически пропел тот. У них были нормальные отношения с коллегами. — Тыто чем обрадуешь, друг? — Это зависит от величины запросов. Начальник розыска ваш, конечно, дома, второй сон досматривает… — Желтовто? — Ну да. — Обижаешь, начальник… — Неужели здесь?! Нука покличь его. Тото он рад будет… Игумнов представил, как его закадычный дружбан Желтов тяжелый, лысый, с грубым в серых щербинках лицом — понимая, что речь идет о нем, еще не зная, кто звонит, грозит дежурному кулаком. Емуто что ждать хорошего от ночного звонка?! — Слушаю, Желтов… — Игумнов. Ты чего злишься? Может голоден? — А что — у меня на лице написано?! — Просто представляю. Чего не дома? — Да тут… Желтова задержали неожиданно возникшие обстоятельства — грабеж в центре площади. Прямо у подня-того на пьедестал самолетапамятника «ТУ104»… — Сумку выхватили. А там у них документы, билеты, деньги… Грабителей было трое. Им помешал случайно вмешавшийся миллиционерпассажир. Заорал, бросился следом. Один из преступников, спасаясь, побежал в сторону находившейся в отстое электрички. Двое других бросились в залы. Желтов вместе с потерпевшим обследовали электропоезд, но никого не нашли. Видимо, в последнюю минуту тот изменил маршрут, свернул в здание… — Все закоулки обыскали, урны… Хоть бы билеты выбросили! Зачем им?! А у потерпевших через полтора часа самолет. Скоро посадку объявят… — Пойдешь уговоривать пассажирскую службу… — А че делать?! Для порядка перебросились ничего незначащими фразами. — Говори, зачем звонил, — потребовал Желтов. — Ты был вместе с Качаном свидетелем по делу нигерийских наркокурьеров… — Это Качан был со мной. — Точно. Меня интересуют некоторые данные… — На нигерийцев? . — В основном, на их московские связи. Найдешь? — Для этого мне надо зайти к себе, поднять записи. А что за спешка? Скажешь? — Качан, как сквозь землю провалился. — Послал куданибудь? — В Домодедово, на станцию. А там нигерийцы. Готовится разборка…* * *
Никола еще не успел повесить трубку после звонка Игумнову, как ситуация на площади начала быстро меняться. Издали раздался шум приближающихся машин. Первым шел «мерседес», он быстро правил к платформе. У переходного моста водитель резко тормознул. Никола передвинулся к ближайшей витрине, чтобы ничего не упустить. Из машины никто не выходил, за тонированными окнами все было глухо. Так прошло несколько минут. Была уже глубокая ночь. Людей вокруг видно не было. Только освещенные витрины палаток, светильники. Африканец на переходном мосту внимательно следил за происходящим. Никола ждал. Дверцы «мерседеса» захлопали неожиданно и одновременно. Из машины показались четверо — накачанные, крутые — двинулись к мосту. Появившийся первым — в длинном пальто, видимо, старший, держался в средине. Двое других были телохранители. Лиц их Никола не видел. Сзади справа шел еще один — коренастый, в незастегнутой куртке — в руке он нес кейс. Приехавших в «мерседесе» на переходном мосту ждали. Увидев их внизу, негр в ушанке с опущенными наушниками приветственно поднял руку… Тот, что шел впереди, в черном пальто, тоже посигналил рукой. Шедший позади — в незастегнутой куртке, с кейсом, ускорил шаг, он, несомненно, нес, валюту. Это были те, кого тут еще с ночи желали видеть. Обе бригады встречались в соответствии с намеченным ими же уговором для передачи товара. Вновьприбывшие уже поднимались по скользким обледенелым ступеням, когда на площадь вылетела еще машина — черный джип «Чероки». На полном ходу он поскочил к опорам переходного моста и замер. Машина, показалось Николе, словно взбрыкнула, останавливаясь. К выскочившим из нее пассажирам — высоких, в камуфляжной форме, в высоких ботинках и омоновских черных масках — примкнули еще двое, появившихся откудато из-за палаток. Никола узнал знакомых охранников, ехавших вместе с ним в электричке из Нижних Котлов. Теперь вся команда бросились наверх, вслед за прибывшими в «мерседесе». Появление «третьей силы» произвело наверху впечатление разорвавшейся бомбы. Увидев их, высокий, в ушанке, африканец на мосту что-то крикнул своим внизу. С другой стороны пешеходного моста уже поднималась братва… Прибывшие в «мерсе» повернули назад. Старший — в длинном пальто обернулся, что-то крикнул. Телохранитель справа от него поднес ко рту сотовый телефон. На всем протяжении лестницы и вверху уже шла разборка… Разговор сразу пошел громко, на повышенных тонах. Разбирались быстро. Никола не мог уяснить смысла. Братву оттеснили. Негра взяли в кольцо вновьприбывшие в камуфляжах. Никола сходу вернулся к телефону. Набрал номер Игумнова. — Началось… Он быстро обрисовал ситуацию. С места, где он сейчас находился, можно было разглядеть происходившее на мосту лишь отчасти. Над путями сбилось в кучу человек пятнадцать. Все три группы сошлись посредине. Можно было догадаться, что разговор идет крутой. Охранники в камуфляжах — «третья сила»- все больше оттесняли африканца в сторону. Каждую минуту можно было ожидать начала стрельбы. Однако, выстрелы прогремели совсем с другой стороны. Со стороны площади. Стреляли патрульные ПМГ. Их машина находилась за палатками. Там у них что-то произошло. Но Никола этого не видел. Внимание его было привлечено к тому, что происходило на мосту. — Я еще позвоню! Все! — Качана не видно? Нет!* * *
Ствол уперся Качану в висок. — Ну! Откуда она у тебя? — Тебе визитка нужна, командир? — Качан попробовал отойти дуриком. Но внутренне готовился к любому развитию событий, улучив момент, он убрал очки и, как потом оказалось, вовремя. — Забирай ее и разойдемся! — Знаешь, о чем говорю! Саша, напомни! Старлей посторонился. Сержант возник сбоку. Качан поднял плечо под удар, но сержант оказался левшой — удар пришел с другой стороны, откуда Качан не ждал. — Вы че, ребята?! — От кого ты ее получил? Откуда она у тебя? Отмалчиваться дальше было нельзя. Подставлять «торфушек» из «Азаса» и охранника, которому Коржаков оставил визитку, ему как менту было западло. Да старлей и не поверил бы. — Я ее тут и подобрал. На платформе… Сержант — угрюмая скотина — не стал ждать. На этот раз он двинул правой. Оказалось: одинаково бьет с обеих рук. «Левша хренов…» Качан не успел защититься. Сержант разбил ему губу. Старлей продолжил допрос: — Откуда ты знаешь Коржакова? Работаешь на него? Качан бросил взгляд на дорогу. Помощи ждать было неоткуда. Впереди было пустынно. Тылы палаток, закрытые двери. Тусклый свет на снегу. Если съежиться — в верхней части лобового стекла возникала еще часть переходного моста и начало пустой платформы. — Давай быстро! Говори! — Спрашивай!.. — Ты был с ним в тот день в Домодедово?! Сержант готовил очередной удар. Неожиданно старлей вернулся к началу разговора: — Слышь… Как тебя кличут? Качан мог назвать любую первую попавшуюся фамилию. Но он предпочел комбинационный вариант. Тут оставалось место для маневра. — Такая же как у него, командир… — Качан кивнул на визитку. — Коржаков?! — Старлей замолчал, обдумывая. Так ты ему свой? — Ну! Качан воспользовался паузой. — Угости сигареткой, командир! Старлей полез за сигаретами. Опыта в дознании у него, похоже, не было. Скорее всего он действительно нес постовую службу по охране порядка. «Небось обираешь водителей да азеров. Грабишь коммерческие палатки…» Старлей посчитал, что задержанный вроде пошел в раскол. Достал сигарету, сам дал прикурить. — Он брат тебе? Качан глубоко затянулся. — Троюродный… — Он уже пожалел, что назвал себя Коржаковым. «Всю жизнь ты был легкомысленным, Борька. С детства еще. Таким и помрешь. И не своей смертью…» — Наши деды были родные братья… Откудато со стороны Каширского конца платформы двигалась мотодрезина. Негромкий ритмичный стук словно выделил тишину на площади. Качан прислушался. Потом звук так же неожиданно пропал, дрезина остановилась, где-то недалеко, за входным светофором. Старлей не дал ему времени собраться с мыслями. — Когда ты последний раз его видел? — он поспешил развить успех. — Сейчас вспомню… Тут следовало придерживаться фактов — свидетельства охранника коммерческой палатки и «торфушек». — Примерно неделю назад… — Один он был? — Не один, он собирался сюда, в Домодедово. Старлей переглянулся с сержантом. — Похоже на правду. Я знал, что Коржаков тогда приезжал не один! Это относилось уже к сержанту. И тут же последовал новый вопрос Качану: — У тебя с ним дела? — Какие дела… — Качан подумал. — Я его охраняю. — Личка, что ли?! — Ну! — Качан незаметно скосил глаза на наручник. Браслет был обычный — его открывал стандартный ключик. Один такой Качан постоянно держал в подкладке рукава, приклеенный скотчем. Скоро он мог понадобиться. — Где вы с Коржаковым виделись в последний раз? — старлей начал новый заход. — На Арбате, — с равным успехом он мог назвать любое другое место:. «На Плющихе», «В Химки — Ховрино…» — В ресторане что ли? Качан кивнул. — В «Метелице»! — уверенно заметил старлей. — Да. — А еще в Шереметьево! В международном аэропорту! Так?! Странным образом старлей попал в точку: их тогдашняя с Коржаковым поездка в Международный аэропорт Шереметьево была в связке с делами нигерийских наркокурьеров. Сегодня на переходном мосту тоже был нигериец Мосул Авье. Качан не сразу решить этот кроссворд. Если нигерийцев разрабатывало — Региональное управление по борьбе с организованной преступностью или Федеральная Служба Безопасности — они не стали бы поручать наблюдение патрулям… Внезапно он догнал: «Эти патрули… Это — же пятая колонна! Оборотни! Днем они трутся среди нас, а ночью служат наркомафии!..» Старлей снова взглянул на своего напарника. Лицо сержанта было малоподвижно, ничего не выражало. До него все доходило медленно и с трудом. — Так как насчет «Шереметьева»?! Были вы там?! — Приходилось… Старлей поправил переносную рацию, попросил связь. Теперь у него было что доложить начальству или еще комуто, на кого они работали. — Второй! Прошу связи с Первым… Патрульные чуть отошли за машину, чтобы Качану не было слышно. Неожиданно старлей замолчал. Обернулся. На площади за их спинами что-то происходило. Качан на заднем сидении пригнулся, чтобы видеть. Площадка и лестничные марши на переходном мосту оказались вдруг заполненными бегущими людьми. С обеих сторон стенка на стенку сошлось не менее двух десятков. «Вот так номер…» Патрульные на минуту оставили его без внимания, замерли, глядя на площадь. Нельзя было терять ни секунды… Чтобы достать подклеенный скотчем ключ и открыть наручник потребовалось меньше секунды. Еще он схватил визитку, сжал в кулаке… В следующее мгновение Качан был уже рядом с сержантом. С устрашающим «хой!» — как на тренировке в зале — выбросил руку вперед и вверх и одновременно нанес удар ногой. Прием был из стандартных. Тем не менее действовал безотказно. Сержант на долю секунды потерял контроль. Удар пришелся по подбородку. В тот же момент Качан переместился к старлею. Тот не ждал нападения, симпатичное, в веснушках, лицо было напряжено — он ждал связи с начальством… Качан слета резко врезал ему прямым. Удар пришелся на ключицу. Одновременно локоть Качана двинулся вперед, оказался ниже грудной клетки все было отработано — и стремительно влетел старлею под дых… . Качан бросился к платформе. На ходу заметил: по крайней мере три группы сошлись на переходном мосту. Африканцы, российские крутые, появившиеся с обеих сторон, люди в камуфляжах и в омоновских черным масках с прорезями. Посреди площадки моста уже выясняли отношения. Издалека снова донесся ритмичный стук. Стоявшая в отдалении дрезина тронулась с места, плавно набрала скорость. Хлопнул выстрел. Но уже позади. Качан не обернулся. «Старлей? Сержант?» Он выскочил на платформу. Дрезина была уже рядом. Водитель раскусил его намерения. Над станцией взвыл тревожный гудок. Качан пропустил первый поручень автомотриссы. Схватился за второй. Водитель прибавил скорость. Качана потащило. Чтобы забросить ноги вперед, на ступеньку, его, борькина собственная скорость и скорость электрички должны были хоть на мгновение сравняться. Качану это не удалось. Центростремительная сила тут же неодолимо прибивала его к дрезине. Автомотрисса продолжала разгоняться. Сжимавшую поручень ладонь было уже невозможно разжать. Ноги запаздывали. Впереди была оградка и конец высокой платформы. А там… В последнее мгновение Качан упруго бросил тело вперед, подтянулся. Ноги почувствовали под собой опору ступени. В окне дрезины мелькнуло бледное едва различимое в тусклом свете лицо машиниста. Качан на секунду почувствовал усталость и даже безразличие. Сзади прогремели еще выстрелы. Теперь стреляли на пешеходном мосту… Качан был уже в безопасности. Протяжный долгий гудок разнесся вдоль железнодорожного полотна, среди едва приметных в ночи темных домов, пустынной лесопосадки… Дрезина мчалась без остановок. Мелькали дачные поселки, безлюдные с поднятыми полосатыми шлагбаумами переезды, пустыри. Качан пришел в себя. Выстрелы, ощущение своих не поспевающих за дрезиной по платформе ног, рука, онемевшая на поручне — все было уже позади… На этот раз все снова обошлось. А что, если бы его поволокло… Край платформы с металлической оградкой был уже рядом… Увы! Так не могло продолжаться всегда. С каждым счастливым случаем удача сжималась, как шагренева кожа… Сегодняшняя история с пистолетом, была тоже про это. Сколько раз все сходило ему с рук?! Автомотриссе дали зеленый путь. Водитель заперся изнутри, он так и не показался. Ни о чем не спросил — гнал сколько мог, пока впереди, поперек путей, огромным многопалубным кораблем, не возник вокзал, с освещенным перроном внизу и растянутыми по фасаду вверху почти трехметровыми буквами:М О С К В АДрезина сбавил ход. Качан занял место на лесенке. Он спрыгнул с автомотриссы в начале восьмого пути, как и взошел на нее — находу, не представившись, ничего не объясняя.
* * *
Высвеченный пронзительным светом перрон впереди, несмотря на ночь, не был безлюден. По нижней палубе корабля- вокзала сновали пассажиры и команда. Светились витрины киосков. В них круглосуточно торговали всем крайне необходимым в пути — дорожной снедью, аудикассетами, детективами. Он машинально дотронулся до пустой наплечной кабуры — нет, все происшедшее не было сном. Возвращение на родной вокзал было бесславным. Качан замедлил шаги. В Управление идти было стремно. Дежурный мог встретить уже в дверях. «Давай сразу в ружейку. Сдай оружие.» Им было всегда спокойнее, когда все пистолеты и автоматы лежали у них под замком. Сегодняшний майордежурный еще не представлял, какое потрясение его ждет очень скоро. «Как и Игумнова…» Начальник розыска был эту ночь ответственным за работу наряда. Случившееся ударяло сразу по многим. Игумнову и майорудежурному за плохое руководство суточным нарядом грозило как минимум по выговору. Рикошетом — задевало начальника линейного управления и зама по воспитательной работе — комиссара… Штатный райкомовский инструктор начал сразу с майора, как им и пообещали при переводе в МВД, теперь работал уже на папаху. «Хрен ему теперь, а не папаха…» Тот первый завтра потребует его крови. С самим Качаном тоже все было ясно: «Дело подсудное..».* * *
Качан прошел в вокзал недалеко от дежурки. Вестибюль цокольного этажа в этом месте был открытый — с выходом на площадь. Где-то поблизости ощущался сильнейший запах гари… «Что-то сгорело… Если бы это ружейка!..»- он не додумал до конца. Телефоныавтоматы тянулись вдоль стены. Даже по виду они выглядели неисправными. Качан снял подряд несколько трубок, послушал. «Глухо, как в танке…» Наконец он нашел одну — с сигналом, нашарил в кармане пару жетонов. Набрал номер. Результат был тот же. Первый жетон проскочил, словно его и не было вовсе. Качан врезал ладонью по ящику. На короткий миг жизнь там, внутри, проснулась. Он опустил еще жетон. — Алло… — У телефона был Игумнов. — Алло! — Это я… — Алло! Говорите! Аппарат тоже оказался с дефектом. — Желтов?! Перезвони! Не слышу…* * *
Телефонный аппарат на столе у Игумнова еще несколько раз отзывался на чейто призыв мелкими рассыпчатыми звоночками. Кто-то упорно порывался до него дозвониться. «Желтов?..» Игумнов дважды еще хватал трубку. — Алло!.. Звонили, по всей видимости, из телефонаавтомата. Это убедило, что звонит не Желтов. «Ксения?!» Наконец, чейто голос прорвался сквозь помехи и треск. Игумнов в первую секунду его не узнал. — Качан?! Ты где? Связь наконец установилась. — Я здесь, на вокзале. Рядом с настенными автоматами… У меня неприятность… — Стой там…* * *
Игумнов выскочил на перрон без куртки — тяжелый, крепкий, на голову выше всех. Пробежал сквозной вестибюль. Качан все еще стоял рядом с поломанными автоматами. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: «Беда…» Несколько лет назад вот так Качан, тогда еще совсем молодой опер, под конец ночи пришел к нему в кабинет. Долго протирал очки… В кабинете, как всегда вертелся кто-то из посторонних. Требовались какието графики, сведения… Инспектор службы принес очередную липу. Наконец, и он убежал. Они остались вдвоем. Игумнов уже догадывался о чем пойдет речь. «Жена!» Жена Качана — смазливая разбитная бабенка — работала на контейнерной площадке. О ней уже ходили разговоры… — Сейчас позвонили с контейнерной, Игумнов. Там есть молодой мужик, стропольщик… — У него вдруг сломался голос. Жену Качана вспоминали именно в связи с молодым стропалем… — Их застали в пустом контейнере. Вдвоем… Игумнов не дал ему продолжить. — Молчи! — Я должен выговориться… — Не надо! Молчи! — Мне некому сказать, Игумнов! Ты мне как старший брат! — Я ничего не слышал! — Игумнов заорал: — Ты мне ничего не говорил, слышишь!.. Где Цуканов?! Пусть зайдет! Пойми! Вы помиритесь, а я останусь для тебя постоянным напоминанием… И вообще! Никому ни слова! Слышишь? Все! Иди, работай! И вот теперь… Качан, надвинув «бандитку» на глаза, снова протирал стекла очков. Куртка на нем была расстегнута… Он занимался очками особенно тщательно, когда у него щемило на сердце. Игумнов знал Качана лучше, чем тот самого себя. — Что случилось? — Пистолет… Игумнов понял. — Где? — Все в нем оборвалось. — В Домодедове на перроне. Получилось так… Вскоре Игумнов уже представил себе всю картину. Коммерческую палатку «Азас» в ночном длинном ряду подобных — с красочными корбками и экзотическими бутылками снаружи; с «торфушками», левой водкой — «осетинкой» внутри. Обледенелую — сколько ее не чисть платформу перед прибытием последнего электропоезда из Москвы; прикорнувшего на скамье Качана. Потом патрулей, начавшуюся разборку российсконигерийской наркомафии… — … Водитель дрезины еще позвонит. Не знаю, что он подумал. Это все. — Теперь о краже пистолета, кроме самого Качана, знал старший наряда и его непосредственный начальник. Процесс пошел…* * *
В обязанность Игумнова входило немедленно поставить в известность вышестоящее начальство. Транспортное Управление внутренних дел на Московской дороге в течение часа должно было проинформировать МВД России. Инструкция об этом была одной из краеугольных в системе. Нарушителей — в назидание другим — ожидало примерное наказание вплоть до увольнения со службы… — На мне можно ставить крест… От «пахана» сейчас ничего не зависело. Утрата табельного оружия никому еще не сошла с рук. Финал мог быть только один — позорное изгнание… — Идем ко мне, — Игумнов повернул в отдел. — Там дежурный… — Молчи. С этой минуты Игумнов брал вину за задержку информации на Верх на себя. Это уже грозило ему большим, чем выговор… Качан ничего не сказал. Любая благодарность выглядела бы сейчас оскорбительно ложной. — Может не стоит? Все равно из этого дела мне не выпутаться, Игумнов… Утром, в конце смены, тайное так или иначе должно было стать явным. — … Только тебя подставлю. — Пошли.* * *
Поиск оружия всегда был делом муторным, заканчивавшимся чаще всего ничем. По каждому пропавшему стволу составляли планы оперативнопоисковых мероприятий, из года в год рассылались формальные ориентировки и отдельные поручения. В конце каждого квартала писали справки о выполнении намеченных мероприятий и составляли планы на следующий… Списки объявленных в розыск «макаровых», составленные Главным Научноисследовательским Центром управления и информации, занимали сотни страниц. Они начинались номерами пистолетов, похищенных еще полсотни лет назад и все еще числящихся в розыске. В последние годы с заводапроизводителя под видом продажи спортивного оружия аналог «макарова» отправляли тысячами, большинство стволов прямым ходом попадали на Кавказ в театр боевых действий… С этим успели смириться. Страшнее, когда похищенный «макаров» неожиданно заявлял о себе там, где этого меньше всего ждали — при вооруженном налете на обменный пункт или на месте заказного убийства… В кабинете Игумнов уточнил детали: — Милицейский патруль — старлей и сержант… Что им все-таки надо было от тебя? — Их интересовал он… — Качан достал визитную карточку. Игумнов прочитал вслух: — «Коржаков Евгений Иванович, Фирма „Освальд“. Старший консультант по менежменту. Телефон. Он же факс». Абонементный ящик… — Я и Желтов ездили с ним в «Шереметьево». Сведения о нигерийских курьерах, которые прилетели из Бразилии, поступили от него. Но по легенде все выглядело так, будто данные эти были от нас… Игумнов повертел в руках визитку. Он вспомнил этот случай. — Откуда она у тебя? — Охранник из палатки… Просил узнать. Коржаков обещал ему работу и хорошие бабки. Патрули, когда обыскивали, нашли у меня. И сразу как оборзели… Игумнов внимательно слушал. Затем вернулся к началу. — Как Коржаков оказался в коммерческой палатке? — Случайно… — Качан на секунду задумался. — Тут все непонятно. Охранник тоже не знает. Вошел, познакомился. Что-то купил. Сделал всем подарки. Коньяк, конфкты… Все выглядело странно. — Почему ему открыли в палатке, где его никто не знал? — Дверь оказалась незаперта… Игумнов предположил: — Может от кого-то уходил?! — Подумав, он снова вернулся к патрулям. — Непонятно. Патрули видели Африканца? Качан был в этом уверен: — Мосул Авье стоял на мосту, над нами. Не могло быть, чтобы патрули его не заметили… — Ты считаешь, они — менты? Думаю, да. Но не домодедовцы. Я бы узнал. Крупные ребята, рукастые… — Качан провел пальцами по лицу. Губа уже не кровоточила. Второй удар сержанта пришелся ему в скулу. — Менты, работающие на наркомафию… В этом случае они до конца смены останутся на линии. Качан думал об этом: — Не исключено, что где-то в ближайшем районе… — Их надо найти. Они могут знать про «макаров». — Может мне вернуться в Домодедово?.. — Туда поедет другой… — Игумнов подвинул к себе телефон, снял трубку. — Надо точнее все узнать В том числе про Коржакова. Он понадобится… Игумнов набрал номер, с ходу поднял с постели зама. — Цуканов! Ты здесь нужен. Быстро! Одна нога там, другая здесь… — Случилось что-нибудь?! — Случилось. Заместитель Игумнову попался неплохой, но из выработавшихся, заканчивавших службу. Цуканову требовались постоянные подталкивания, иначе он сразу останавливался. Игумнов не давал ему спуску, хотя и ценил как опытного надежного розыскника. — На месте узнаешь. Возьми такси. Без тебя не обойтись. Все! Он снова вернулся к Качану: — Выходит патрулюстарлею известно о Коржакове… Качан вспомнил: — Он спросил: «Приезжал ли я вместе с Коржаковым в „Шереметьево“»… — Прямо в цвет!.. — Поэтому я подумал, может их тоже привлекли к разработке… Все находившиеся этой ночью в Домодедово так или иначе имели отношение к обороту наркотиков и нигерийскими наркокурьерам — обслуживали, охраняли, разрабатывали… Бандиты, секьюрити, менты… Качан попал в самую гущу интриг вокруг международного наркокартеля:.. Но сейчас наркобизнес Игумнова не интересовал. Главным было найти исчезнувший пистолет… — Когда ты увидел Мосула Авье? Это было до того, как ты обнаружил… — После. Поезда уже не ходили. Определенно. — Тоесть, пистолета уже не было. — Нет. Но нигериец что-то мог видеть… Под избранным углом зрения все эти наркокурьеры, братки, частное охранное агентство, зачищавшее электричку — все они были свидетели. Они наблюдали за платформой, могли видеть, случившееся с Качаном. Игумнов принял эту версию. — Я послал Ксению в общежитие на Островитянова. Может там что-то известно… — Он поискал глазами зажигалку. — Что утешает? «Макаров» пропал не в толчее гденибудь на оптовом рынке в «Тушинском», где полно народу. Вокруг тебя были только преступники и менты… — Слабо утешение. Начальник розыска так не считал. Мы всех их просеем. Кого-то ты видел. Еще есть Никола, он тоже захватил начало действия. Наконец, Желтов…* * *
Желтов перезвонил быстро, скорее, чем ожидал Игумнов. Домодедовцам полегчало: на телеграф подбросили сумочку с билетами и паспортами потерпевших. — Успели на регистрацию? — Сейчас проводили на посадку… Желтов был доволен: потерпевшие улетали, заявление о разбое можно было порвать. Статистика преступлений осталась прежней. — Теперь займемся твоим случаем, Игумнов. Открываем потайную тетрадь… При такой постановке дела с учетом, Желтов, как все начальники розысков, вел двойную регистрацию преступлений. — Пиши… Среди коллег Желтов слыл классным аккуратистом. В Академии МВД в свое время его конспектами пользовался весь курс. Сейчас пунктуальность розыскника служила созданию видимости успехов в борьбе с уголовной преступностью, успехов, которых желали видеть на самом верху. — Наркокурьеры из Бразилии. «Иса Раки Зария» и «Моди Ибрагим Бари»… — Меня интересуют московские связи. Суд… — Вот…. «На суде присутствовали несколько нигерийцев — студентов московских ВУЗов в сопровождении блондинкипереводчицы с английского»… Желтов наверняка имел в виду Ксению. — Уголовники были? — Видновцы… Игумнов их хорошо знал. Бригада подмосковного города Видное, называвшая себя видновской братвой, держала часть каширской ветки Дороги, включая станцию Домодедово. Игумнов взял быка за рога. Ты их верхушку представляешь? Кто из них мог сам приехать на разборку. Плечистый, в куртке цветов российского флага… Желтов подумал. — Предполагаю, это Соха. Вторая перчатка России в полутяжелом весе. Мы иногда вместе в футбол играем. Сосед по даче. Такую там махину себе отгрохал… Мы называем ее Бастилия. Как раз он любит поиграть мускулами. — У тебя есть к нему подходы? — Я и сам с ним поговорю. На стыке полярных сфер всегда существовала тайная калитка, у которой встречались и мирно беседовали полицейский агент и авторитет преступного мира, объявленный в розыск бандит и представитель органов государственной безопасности… — Что у тебя к нему, Игумнов? — Твой сосед сейчас на платформе в Домодедове… — Игумнов тоже знал Соху и его связи. На каждого из них в отделении имелась оперативная разработка. — Там стрелка… — К утруто, надеюсь, он вернется… — Соха был на суде над нигерийцами? — Нет. Там был другой… — Спасибо… — Разговор о криминальном авторитете был лишь прелюдией. — Как ты вообще попал тогда в ту историю с африканцами?! Домодедово тогда еще не был международным аэропортом… — Вот именно. «Еще»! — У тебя бразильская агентура?! Игумнов сделал Качану знак — тот снял вторую трубку. Данные начальника розыска воздушки и Качана следовало состыковать и дополнить одни другими. — Агентура была чужая… — Желтов усмехнулся. — Третьего человека. Тут я не располагаю информацией. А на суд нас с Качаном вызвали в качестве свидетелей, поскольку оба мы во время задержания находились в транзитной зоне Шереметьева… — А Коржакова?! — шепнул Качан. Игумнов уже спрашивал: — А настоящего инициатора не вызвали! Я имею в виду третьего! — Естественно, чтобы не засвечивать. У тебя что-нибудь случилось? — Я думаю, кто-то из этих нигерийцев и видновской братвы сейчас тоже в Домодедово на платформе. — Это возможно… — Желтов с секунду посомневался, потом предложил. А что если тебе напрямую обратиться к тому мужику, к третьему! — Откуда он? — Этого тебе, помоему, и мой шеф не скажет. Ему позвонили. Откуда, он мне не сказал. Из министерства ли, ФСБ или из Регионального управления… А, может его старые, личные связи. После этого приехал их представитель и выехал со мной и Качаном в Шереметьево… — Я понял. — Думаю, они хотели обезопасить своего источника. Проследить, чтобы случайно его не спалили. Видно, важная птица. Старший офицер. — У тебя есть сведения о нем? — Фамилия, имя-отчество. Помоему, телефон. — Пишу. — Сейчас… Он у меня в другом блокноте… — Желтов поискал. — Вот! «Коржаков Евгений Иванович…»* * *
Времени, чтобы что-то предпринять, оставалась мало. Хотя в Домодедово этой ночью было не менее трех бригад, участвовавших в разборке, двое, подходившие к Качану на платформе, — в куртках, без головных уборов — о которых рассказал мент — уборщик, — могли принадлежать только к двум из них. В первую входили нигерийцы. После полуночи они появились на маневровом парке Домодедово, а один из них — Мосул Авье — задолго до назначенного часа занял наблюдательный пост на переходном мосту. С нигерийцами в машинах располагалась их крыша — бойцы из видновской преступной группировки. А по другую сторону переходного моста на площади, нес службу работавший на наркодельцов милицейский патруль: старлей и сержант, поддерживавшие радиосвязь с дежурным и располагавшие всем объемом оперативной информации. Кто-то из этой бригады должен был обязательно, если не участвовать, то видеть происшедшее с Качаном… Мысль Игумнова несколько раз добегала до этой точки и тут терялась. Ей словно не хватало ресурса, чтобы преодолеть некий барьер. Оптовых покупателей наркотиков, четверых, которых видел Никола, телохранителей, их босса, в длинном пальто, и еще одного — с кейсом, прибывших в «мерседесе», повидимому, следовало исключить… «Эти прибыли к платформе с опозданием. На них как на очевидцев похищения пистолета надежд никаких…» Наибольший интересвызывала бригада, в которую входили попутчики Николы по электричке. Два охранники неизвестного агентства. Оба были именно в коротких куртках, без головных уборов… Оба следили за нигерийцами и потом присоединились к группе, прибывшей в «джипе» «Чероки». Эти не были уголовниками. «Бывшие сотрудники спецслужб…» Их действиями руководили по мобильнику. На платформе в Нижних Котлах они звонили своему начальству: «Товарищ подполковник»… Игумнов щелкнул зажигалкой. — А ты знаешь, вот мы и вышли на Коржакова… Он и есть подполковник, с которым они ими руководил. Подумай, как все сходится. Ведь он охотился на нигерийских наркокурьеров в Шереметьево… Он ночью приезжал в Домодедово… — Пожалуй… — Обстоятельства, о которых мы не знаем, загнали его в палатку к твоим торфушкам и охраннику… Качан кивнул скорее механически: — Да. — Им интересовались патрулиоборотни… Теперь становится известным охранное агентство, которое участвует в разборке… Оно указано в визитке Коржакова. Это «Освальд»!.. И эти двое в электричке, они оттуда… Игумнов убрал зажигалку. Он знал, кто сейчас может помочь. Рэмбо! Лучший друг, бывший муровец, возглавлял крупнейшую в России ОхранноСыскную Ассоциацию — «Лайнс». — Сейчас… — Он потянулся к телефону, набрал номер офиса. Уныло потянулись гудки. Номер президента Ассоциации не отвечал. «Может дома… Может гденибудь в дороге…» На всякий случай набрал номер мобиля. — Алло… Рэмбо действительно оказался в машине. Частные охранники «Лайнса» несли службу в нескольких престижных банках. Время от времени по негласному графику Рэмбо по ночам лично контролировал и охранников, и проверяющих. — Это Игумнов. Не помешал?.. Игумнов представил, как его дружбан, похожий на «нового русского», каким их рисуют в журналах — накачанный, с близко помедвежьи посаженными к носу глазами — гонит в «джипе» под незатейливую мелодию очередного «блатняка». — Добрые люди все спят. Это вы там по ночам колобродите, начальник… Рэмбо был рад звонку. Игумнов еще оставался частью его ментовского прошлого. — Мне надо тебя срочно увидеть. — Повидиму, время не ждет, раз ты звонишь… — Нет. Это возможно? — Видишь ли, сейчас я повернуть не могу. Но через час постараюсь быть. Может ты както обозначишь, что тебя интресует. Чтобы все было быстрее. — Это, скорее всего, охранная фирма… — А название? — «Освальд»…* * *
Телефонный звонок прозвучал сразу, едва начальник розыска положил трубку. Игумнов успел подумать: «Кто же это? Ксения? Она только еще прибыла в общежитие…» — Слушаю, Игумнов… — Доброй ночи! — голос старчески дребезжал. — Узнали? Это Витенькина мама… Звонила мать Виктора — его агента, долгие годы состоявшего на содержании МВД, погибшего случайно, по небрежности медиков, несколько лет назад. — Не забыли про нас? «Конечно же, забыл. Каждый день тут такое!..» — Ну что вы?! — А мы тут. Сидим, поминаем… Может заедете? А? Сегодня была годовщина витькиной гибели. Ее единственного, ее непутевого сыночка… — Вот и еще год пролетел… «Мать есть мать…» Витькина мать — отмечала тяжелый этот день всегда на работе, в проходной Механического завода, недалеко от вокзала. Домой — кудато на край города, в Выхино, люди, помнившие Витьку, едва ли бы приехали. Да и были ли они, эти люди?! Менты, выплачивали ему содержание и не общались с ним вне службы, соседи, которых он вынужден был обходить стороной… На задней половине проходной, когда завод не работал, во время дежурства мать собирала скромный небольшой стол. Все, кроме водки, было свое домашнее: огурцы, грибы, квашеная капуста. — Тут у нас все свои… Игумнов представлял всю компанию: сослуживцысторожа, патрули постоянные посетители ночных проходных… — Может и Ксеня приедет… — Ксения начинала когда-то в администрации завода. Игумнов нередко использовал проходную для встречи со своей помощницей. — Приезжайте… — А что?! Он снова взглянул на часы. — Мне тут до утра… Если удастся — обязательно… — У других хоть с производства навещают… Как, мол, там мать одна живет без кормильца… Она так и не знала, чем в действительности Витька занимался, что делал… Все документы — трудовая книжка завода, где он будто бы работал все было легендировано. — К одной так сам директор приехал… А тут: «умер Максим, и хрен с ним!» Так что давайте! По граммулечке за упокой души… — Я постараюсь… — Спасибо. Директора уж я, конечно, не жду, хотя, кто знает…А вдруг?! — Она замялась. — На всякий случай я оставила на двери записку… — Что ж разумно… Генерал Скубилин, наносящий визит матери агента уголовного розыска… «Скорее мир перевернется…» Николе, валявшемуся на грязных нарах, выкручивавшемуся в сложных ситуациях, презираемому своими и чужими, время от времени напивавшемуся в одиночку, была доступна высокая светлая радость — знать, что он разыскал очередного убийцу, успевшего поверить в свою безнаказанность, и перехитрил его!.. «А, собственно, почему бы и нет?! Могли бы прислать венок и цветы… — Игумнов раньше не думал об этом. — Кто, собственно, такой, Скубилин, что не может позвонить матери агента и выразить соболезнование?!»* * *
Настроение генерала Скубилина был напрочь испорчено поздним звонком заместителя министра. Приказ, отданный в форме дружеского совета, следовало неуклонно выполнять. «Самому разобраться с разбоем в электропоезде…» «Даже укрыть не могут!.. — Жернаков был предельно откровенен. — Чем жестче мы будем, тем больше у нас шансов устоять. Иначе на нас повесят всех собак…Разберись и сразу прими меры. В шею. Сразу. Грязной метлой…» Было непонятно, как в Министерстве узнали о незарегистрированном разбое по Каширскому ходу… Какие грядут последствия… Едва замминистра положил трубку, генерал Скубилин связался со своим дежурным. — Что у тебя на вокзалах? Начальник Московского транспортного Управления не здоровался, не представлялся. Резкий высокий фальцет нельзя было спутать. Дежурный от неожиданности как обычно на секунду потерял дар речи, потом принялся частить: — Пока все тихо, товарищ генерал! Небольшой пожар в магазине с электроникой на Каширском направлении… Сейчас он ликвидирован. В Рязани на перроне взломали палатку. На место вышла оперативная группа…А так по большому счету… Скубилин коротким вопросом сразу поставил его на уши: — Ты обстановкой владеешь?! Дежурный замялся. — Да или нет? Не слышу! Мучитель был опытный. — Да. — «По большому счету…» Оно всегда тихо, если уши заткнуть! Ты на службе и ничего не знаешь! А я дома и знаю! — Слушаю вас, товарищ генерал! — Укрытый от регистрации разбой у тебя! В курсе? — Нет… — В электропоезде! — Я сейчас узнаю… — Ничего не надо узнавать! Бери машину и срочно гони сюда. Хотя нет, не надо. Я сам. А ты — на телефон… Еще раз срочно обзвони вокзалы. Накрути хвосты! Министерство уже начало проверку. Если что найдут — я тебе первому голову оторву! Понял? — Есть, товарищ генерал! — Что ты понял? — Мне первому головы не сносить… — Всех обзвони и транспорт к подъезду. Прямо сейчас. Машина за Скубилиным пришла быстро. Генерал уже дожидался ее у подъезда. — Давай по вокзалам… — Он сел рядом с водителем. — Понял… Водитель был обстоятельный, немногословный. Умел держать язык за зубами. На долгом веку своем перевидал много начальства, понимал с полуслова. Сразу погнал на Белорусский. Вокзал был к дому ближе других. Ехать было недалеко. Ночной Ленинградский проспект был почти пуст. Доехали быстро. Скубилин вышел из машины недалеко от входа в уже закрытую станцию кольцевого метро, дальше пошел пешком. На тротуаре, несмотря на поздний час, не прекращалась мелочная торговля. Торговали водкой, свежим хлебом, дешевой дорожной снедью. Неумолкавшее вокзальное радио передавало сообщения о поездах… Высокий, холеный, в щегольской куртке Скубилин прокладывал себе дорогу среди многочисленных бомжей, таксистов, людей кавказской национальности. Тут и там мелькали испитые физиономии дешевых вокзальных девок. Скубилин прошел в вокзал. Внутри был полный порядок. В зал для транзитных пассажиров впускали по билетам. Сержант — средних лет, энергичный здоровяк с медалью — ветеран Чеченской войны находился здесь же. Едва Скубилин появился, сержант мгновенно его заметил, замер по стойке «смирно». Приблизившись строевым, отрапортовал по форме. Охранник сбоку тоже вытянулся. Скубилин не заблуждался на их счет — его тут ждали. Дежурные по Управлению, посылая машину начальству, сразу оповещали Белорусский. — Приготовь постовую книжку… Сержант уже держал ее в руке. — Вот, товарищ генерал. Скубилин сделал отметку о проверке несения службы. Холодно кивнул, прощаясь. Идти по залам не имело смысла. Дальнейшее было вполне предсказуемо. Пока он выйдет на перрон, сержант поставит в известность соседние посты и командира отделения. Через несколько минут о его прибытии будет оповещен весь дежурный наряд. А сам дежурный тут же сообщит о визите соседям на Киевский, Савеловский, Рижский… Садясь в машину, Скубилин приказал водителю: — Давай по Садовому Кольцу прямо…* * *
Мимо Министерства внутренних дел махнули дальше, на Валовую. К Павелецкому. Скубилин высадился на площади, пустынной улицей, у музея «Траурный поезд В. И. Ленина», не заходя ни в какие залы, открытым полуэтажом прошел на перрон. Он так и не нашел ответа на мучивший его вопрос. «Кто мог сообщить в Министерство, что на вокзале разбой… И что именно в электричке. И что его не зарегистрировали! Кто же этот верный человек, что сообщил Жернакову…» Генерал Скубилин не долюбливал Линейное Управление по Каширскому ходу. О его ссоре с тамошним начальником ходили скандальные сплетни. Все было известно всем в мельчайших подробностях. Нынешний начальник много лет назад был у него, у Скубилина — личным шофером, адъютантом, денщиком. «Пацан прибывший в столицу откудато из глухомани — со станции Поназырево, только что демобилизовавшийся из Армии…» Долгое время тот входил в генеральскую семью как свой человек. Возил дочку шефа сначала в школу, потом в институт. Оказался способным: между дел заочно закончил с красным дипломом Академию МВД. С помощью генерала сделал стремительную карьеру. Получил отдел, а затем и Линейное Управление. Подполковника… Однако стоило креслу под Скубилиным зашататься, как его протеже немедленно поменял свои привязанности. За предательство соперник пообещал ему место своего заместителя и тот согласился. Теперь он был вместе с врагами Скубилина и Жернакова. «Мог и нарочно свинью подложить… Например, дал команду не регистрировать разбой и сам же стукнул в Министерство. Подчиненные его не выдадут. Их, конечно, накажут. А он к ближайшему празднику не только снимет взыскания, но еще и выпишет материальную помощь…» Несколько мрачных личностей — обычная публика железнодорожных станций и морских портов — потянулись навстречу, скользнули по нему обостренными взглядами. Менты и воры быстро находили здесь друг друга. Скубилин был без вещей и, следовательно, не был пассажиром. Из осторожности участники ночной вокзальной жизни ускорили шаги. Мимо висевших на стене телефоновавтоматов с оборванными трубками, генерал направился повернул в сторону дежурки. «Интересно, кто у них дежурит из розыскников?..» В технике укрытия заявлений существовало четкое распределение обязанностей. Непосредственно этим занимались сотрудники уголовного розыска. Дежурных старались не вмешивать. Те были людьми официальными, потом заявители всегда могли на них указать… Внезапно шагах в десяти впереди Скубилин увидел своих подчиненных: начальник розыска Игумнов — тяжелый, без куртки, быстро, не глядя по сторонам, направлялся к дежурной части. Рядом вышагивал один из розыскников — в вязаной шапкебандитке, коренастый, в очках. Кто стоял за укрытым разбоем в электричке, генералу уже не надо было объяснять. Все стало ясно. «Пусть чуть расслабяться, надо застать врасплох…» Скубилин резко свернул в сторону. Спустился в подземную часть вокзала. Рейд по тылам — мимо камер хранения ручной клади — оказался удачным, никто из дежурного наряда его не опознал. Скубилин мог себя поздравить не только с этим. То, что виновным в укрытии разбоя оказался сам начальник розыска было наруку. «Ударить, как следует, и материалы отправить в Транспортную прокуратуру. Чтобы мало не показалось…» То, что советывал замминистра. Крутые меры к начальнику розыска должны в полной мере быть оценены Наверху. За верность, поддержание дисциплины железной рукой, точное следование указаниям руководства министр прощал многое. «Авось и эту Коллегию переживем…» Прежде чем вернуться назад на перрон Скубилин еще постоял у киосков с сувенирами — днем это и в голову бы не пришло да и не было времени. Покрутившись на перроне с четверть часа, Скубилин снова двинулся на перрон. Вокзал он знал хорошо. Мимо киосков, заполненных газетами, женскими детективами, видео и аудиокассетами он напрямую быстро вышел к дежурной части. Еще подходя, почувствовал запах гари. Вспомнил: «Пожар в магазине с электроникой!..» В нескольких метрах напротив Линейного Управления еще дымилось свежее пепелище. Молоденький милиционерик с автоматом, охранявший вход, чемуто улыбался, созерцая мокрые угли. Генерал обратил на него внимание: «Телок…Уведут вместе с автоматом. Нашли кого поставить на подъезд…» Тут же рядом с пепелищем еще стояло несколько зевак. Скубилин, не раздумывая, решительно двинулся вперед. Молоденький автоматчик попытался преградить ему путь, но в последний момент узнал. От неожиданности перешел на шепот: — Здравия желаю, товарищ генерал! Скубилин вошел в коридор, и первым, кого он увидел, был дежурный. Майордежурный подомашнему — с полотенцем на плече, в расстегнутой форменной сорочке — рукава засучены, без галстука — нес чай в кружке. Скубилину показалось, что он даже насвистывает в избытке благодушия. Увидев генерала, майор на мгновение замер. — Где Игумнов сидит? — спросил Скубилин, проходя. Дежурный молча показал. На секунду он потерял дар речи. Генерал бывал здесь ночью раз в сто лет. — Кто там с ним? — Качан, старший оперуполномоченный…* * *
Скубилин вошел без стука. Качан, сидевший лицом к двери, увидел начальника Управления первым. Вскочил: — Товарищ генерал! В голове пронеслось: «Скубилину известно про пистолет!» Ночной приезд начальника Московского Управления объяснялся только этим. Игумнов, заканчивавший разговор с матерью Витеньки, успел крикнуть в трубку: — Постараюсь быть! Он вышел из-за стола. Не здороваясь, Скубилин проплыл на хозяйское место — крупный фигуристый мужчина, с ухоженным лицом, с манерами актера или театрального деятеля. — Садитесь, орлы… — пронзительный фальцет словно принадлежал другому. Если закрыть глаза, казалось, говорит кто-то другой худой, дерганый. Но с этим уже ничего нельзя было сделать. — Ничего не скажешь, отличились… Начало не обещало ничего хорошего. -. Мне все известно. Поэтому я здесь. Оперативники молчали. Лицо Качана пошло пятнами. «Кто мог дознаться?!» Кроме него и Игумнова никто не знал о пистолете. Скубилин сразу заметил:. «Старший опер менжуется. Значит, в курсе…» Сейчас нельзя было давать им время, чтобы собраться с мыслями. Наступать и наступать. Главное — заполучить незагеристрированное заявление о разбое. Как он поступит с виновными, он уже решил. — Вы оба попали в скверное положение… Давай разбираться, Игумнов. Ты ведь, по- моему, у нас капитан. Когда у тебя выходит срок званию? Кажется, осенью? Игумнов помедлил с ответом. Начальник Управления его не долюбливал. На этот счет у Игумнов не заблуждался. В прошлом между ними произошло неприятное для Скубилина объяснение. Генерал делал вид, что не помнит. Но это ничего не меняло. — В октябре. — Так, что, товарищ без пяти минут майор… Игумнов предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Прямо переходить к делу. Он сразу понял, что речь идет о министерском проверяющем и его ложном заявлении. Кто-то, не дождавшись, чем закончится визит Черныха в дежурную часть, поспешил отрапортовать об успехе комбинации… Скубилин перевел взгляд на другого: — Итак, Качан… «Все сообщили, даже фамилию…»- Скубилин до этой ночи и не слышал о нем. — Я хочу знать, как все было, друзья. Потом решим, что делать. Так будет лучше для всех… — Скубилин мельком оглядел стол, но никаких бумаг не увидел. — Мне все известно, поэтому я здесь. Я не враг никому из вас. Кстати, у тебя какая выслуга, Игумнов? На пенсию, по моему, ты не заработал. Ведь так? Скубилин добивался их признания примитивно: «Колет, как карманных воров… Пряник и кнут». Впрочем других приемов раскола не существовало в природе. — Как все произошло, орлы?! Генерал обернулся к Качану: — С тобой у меня разговор особый… — Понимаю… Старший опер ни секунды не сомневался: речь идет о похищенном оружии. «Рассказать все равно придется. Зажигалку вместо „макарова“ не сдашь…» Игумнов горел из-за него. «Выслуги у него нет, уйдет без пенсии…» Скубилин снова почувствовал, что попал в точку. — Давай, Качан. Смелей. Качан вздохнул… Но «пахан» не позволил ему открыть рот: — У нас все в ажуре, товарищ генерал! О чем вы?! Скубилин разгадал его маневр. Взглянул неприязненно. Начальник розыска. Все испортил… — Ты подумай лучше… — Я знаю! Игумнов держался откровенно грубо. Работягам, как он, обеспечивавшим начальству липовый процент раскрываемости, многое прощалось. С ними рассчитывались потом, когда их ловили на укрытых заявлениях с поличным и их нельзя было использовать дольше. Тогда их гнали сряной метлой и материалы передавали в прокуратуру. Их изгоняли, система продолжала работать и другие шли следом по тому же пути…. — Я говорю: подумай хорошо… — Что вы имеете в виду, товарищ генерал? Скубилин не унизился до ответа. Он почувствовал, что упустил шанс. Взглянул на часы. Шел третий час. До утреннего приема дежурства было достаточно времени. Начальник Управления еще надеялся заехать домой — поспать. Он изменил тон. — Вызови дежурного… Через минуту майор уже стоял рядом. — Слушаю, товарищ генерал… — Тот успел надеть фуражку и китель, держал во рту что-то ароматическое, отбивавшее запах. Скубилин свел брови у носа. — Мне сейчас звонили из Министерства о ваших делах… Качана отпустило. Словно в детской игре: «теплогорячо» сменилось на «холодно — очень холодно». Но только на время. Холодок снова прошел под сердцем. Суд над ним — утратившим табельное оружие и примерное наказание только откладывались… «У Скубилина еще будет шанс! Всего через несколько часов!» — Где заявление о разбое?! — раздалось пронзительное. — О разбое? — Майор держался с невозмутимостью бравого солдата Швейка. — Первый раз слышу, товарищ генерал… Дежурный был уверен, что играет обычную, хорошо известную обоим игру. Вокзал запросто давал процент раскрываемости, о котором могли только разве мечтать передовые европейские страны, оснащенные первоклассной полицейской техникой. Добиться этого можно было лишь укрывая, большую часть заявлений о совершенных разбоях и кражах. Оба хорошо это знали. Скубилин вроде требовал полной регистрации преступлений, грозил страшными карами, а дежурный делал вид, что убоялся и с чистым сердцем отшивал потерпевших, за что начальник Управления в душе был ему благодарен. «Не для себя же я рискую погонами, пенсией, а то и свободой!» За месяц, если следовать тому, что им внушалось вслух, дежурные московских вокзалов могли похоронить всю официальную статистик — каждый не регистрировал в день от одного до трех десятков заявлений. — Значит, не было разбоя? — Нет, — майор ничего не знал о Коллегии, к которой готовился Скубилин. Игумнов не мог им не залюбоваться: «Сама невинность. Рот дудочкой. Круглые выпученные бельма известной телеведущей…» — Тогда я тебе скажу… — Слушаю вас, товарищ генерал… — Как у тебя со слухом? — Пока не жалуюсь… Разбой в электричке! Двое… Под угрозой ножа… Скубилин уже еле сдерживался. — Ничего не слыхал… Слово офицера!.. — «Слово офицера»! Да в министерстве уже все знают! Замминистра звонил мне домой. Куда вы после этого?! — А у нас все в ажуре, товарищ генерал… — Дежурный перекатил во рту леденец. Так уже случалось не раз. Приедут, наругают, насуют матюков, а сами довольны: молодец, дежурный, этого не расколешь! Сказал «нет!» и на этом стоит! А одним незарегистрированным разбоем меньше! На этот раз было подругому: Скубилину необходимы были виновные! Майор так ничего и не уловил — играл все ту же игру. — Им там наверху и не такое привидится… Знаете, когда коту делать нечего… — Он не волновался. За дежурство в него было влито не менее поллитра разного сорта спиртного в пересчете на водку. — Заместителю министра привидилось?! Скубилина понесло: — Где заявление потерпевшего?! — Ничего не знаю, товарищ генерал! — Я тебе дам «не знаю»… Укрытые заявления обычно прятали не в дежурке, Скубилин обернулся к начальнику розыска: — Игумнов! Тот блеснул блатными фиксами: — Слушаю…. — Ключи от сейфа. Живо! — Начальник Управления больше не сдерживался. — Службой тяготитесь, а не один не подал сам рапорт об увольнении… «Прямо не в бровь, а в глаз!» — Открывай! Игумнов молча шагнул к сейфу. Замок щелкнул. — Бумаги на стол… Это был акт бессилия. — Все? — Игумнов не был напуган. — Все до одной! — Вот… — Клади сюда! Как и следовало ожидать, все бумаги — входящие и исходящие, все заявления — были официальные, надлежащим образом зарегистрированые. Заявления подполковника Черныха о разбое в электропоеде и его расписки среди них не могло быть. Скубилин лично просмотрел каждую бумагу, перекочевавшую из металлического шкафа на стол. Потом перешли к содержимому самого письменного стола. Игумнов был невозмутим. Ни один стоящий оперативник за последние лет сорок — после усиления борьбы за высокую раскрываемость преступлений никогда не не стал бы хранить компрометирующие документы и записи у себя в сейфе. Тем более в столе. Не дожидаясь, пока Игумнов уберет последние бумаги, Скубилин круто выматерился, не прощаясь, пошел к двери.4
Следы патрульной машины, помотавшей Качану нервы в Домодедово, так и не обнаружились. Качан бросил трубку. «Никаких концов. Как призрак. „Летучий голландец…“». Игумнов взглянул вопросительно. — Машины с таким бортовым номером никто не видел… — Качан покачал головой. — Старшего лейтенанта с конопушками и сержанта тоже никто не вспомнил… — Может они из ГУВД Московской области? — Сейчас проверяют… — Как у них вообще проходит ночь? — В области? Более или менее спокойно. Пьянь, бомжи. Семейные скандалы…Все обычное. Он невольно представил: «Меня выгонят, а служба все также будет катиться дальше. Но без Качана. Та же пьянь, бомжи. Семейные скандалы…» — А что Коржаков? С Коржаковым было тоже неясно. В компьютере адрес не значился. По второму аппарату — через коммутатор — чтобы не занимать линию, Качан вызвонил Центральное адресное бюро, старшую. Представился, назвал пароль. — Линейное управление… «Коржаков Евгений Иванович»… Обычное «Ждите» зафиксировало то, что заказ принят. Сотрудница картотеки на минутудругую исчезла, потом раздался ее сонный голос: — «Коржаков…»Записывайте адрес… Она назвала улицу, дом… — Спасибо. Где работает?.. — Сейчас… — Внезапно она запнулась. — Ваша фамилия? — Качан. — Ваш телефон?.. Качан удивился, но продиктовал. — Что насчет работы Коржакова? — Сведениями не располагаю… — Сторожевого листка нет на него? Не разыскивается? — Нет сведений. Они положили трубки одновременно. Качан остался озадачен. В ответах сотрудницы Адресного чувствовалась поспешность и растерянность. «Попросила почемуто повторить мой телефон…» Причина могла быть одна. На переломе бессонной ночи старшая расслабилась, на минуту потеряла контроль. Звонок застал ее врасплох. Коржаков не был рядовым гражданином. Давать сведения о нем она не имели права. «В конце решила подстраховаться. Уточнила телефон. На случай, если начальство узнает о промахе..». Качан повторил адрес для Игумнова: — Варсонофьевский переулок… — Самый Центр. — Очень странно. У меня попросили номер телефона… — В Адресном?! — Игумнов тоже удивился. Качан привел объяснение, показавшееся ему наиболее вероятным. — Пожалуй, — Игумнов подругому взглянул на роль, которую Коржаков играл во время задержания нигерийских наркокурьеров в международном аэропорту «Шереметьево». — Повидимому, в прошлом большая шишка из спецслужб. Это наводило на размышления. Тем временем в коридоре раздались шаги. Потом громкие голоса. Это примчал заместитель Игумнова. Дежурный вышел в коридор его поприветствовать. — Цуканов… — Майор не был обескуражен разносом, который устроил генерал. Редкое дежурство заканчивалось мирно. Вот кто мне сегодня поставит бутылку!.. — Только за этим меня вызвали! А мокруха?! — Наговоришь еще! Шуточки были одного толка. Оба возвращались с ярмарки «в проженных кафтанах» с многочисленными выговорами и последними предупреждениями. Оба — кандидаты на «выкинштейн», которых как «штрафнков» использовали в самых сомнительных и явно противозаконных ситуаиях. — Ладно… Давай… — они, наконец, оторвались друг от друга. В следующую минуту Цуканов уже входил в кабинете Игумнова. — Привет… Изрядно обрюзгший, с выкатившимся из под куртки брюшком, Цуканов был свеж, жизнерадостен — ему хватило времени, чтобы выспаться. — Я уж думал, тут вас положили всех… — Он бросил на стол свернутую трубкой газету. Подтащил себе стул. — Пока нет… — Игумнов подвинул к нему чайник с заваркой. Стакан. Пей. И сейчас поедешь. Времени нет рассиживаться… — Уже пью… Чай был не самый горячий, не самый крепкий. — «Чай жидок, хозяин — русский»… — Сострил Цуканов. — Ладно. Куда ехать? — В Домодедово. — Чего там? — Дело стремное… Цуканов ничего не записывал. У него была цепкая память оперативника. Он достал ручку только когда речь дошла до номера патрульной машины. — Выходит, милицейский патруль в связке с нигерийцами и видновской группой. Я правильно понял? — Да. — Нападавших мы тоже не знаем? — Нет. Они приехали вчетвером в «джипе». На станции их уже ждали. Двое. Похоже, частные охранники. Перед тем они чистили последнюю электричку… Цуканов запыхтел. — А чего сами домодедовцы не займутся? Им чего? Не судьба? — Нам судьба. Отвертеться не удалось. — У них всегда не понос, так золотуха… — Теперь конкретно. Там есть коммерческая палатка на площади… — Я вроде все знаю. — «Азас». Цуканов ее знал. — Торгашки там из Шатуры. Торфушки. Сама палатка под крышей кавказцев. Азербайджанцы держат… — Запиши. Неделю назад к ним заходил некто Коржаков… — Игумнов познакомил его с подробностями. — Оставил эту карточку… Цуканов переписал: — «Старший консультант по менежменту фирмы „Освальд“»… — Поднял плечи. — Впервые слышу… — Я звонил в «Лайнс». Рэмбо обещал узнать. — Моя задача… — Все узнать. Как Коржаков попал к ним. Как себя вел. Что рассказал о себе. Причина визита. Ведь не из-за красивых же глаз он сделал подарки «торфушкам»?! Кстати… — Он знал своего зама. — Не советую что- нибудь в палатке пробывать. Особенно левуюй водку! В госпиталь загремишь! Цуканов отмахнулся. — Да, ладно, Игумнов! Учи своего отца морковку дергать…. И для этого ты меня вызвал?! — Почти… — Игумнов продолжил вроде беспечно. — Если услышишь, что у кого-то ночью появился пистолет, с меня ящик коньяка… Зам насторожился. Самого его учить дергать морковку не надо было, он сам мог научить когоугодно. Настроение у Цуканова сразу упало. Он перевел взгляд на Качана. За время инструктажа тот не сказал ни слова. — Что за пистолет? — Табельный «макаров». «Так и есть…» — А как? Игумнов рассказал. — Ясно… — Шансов найти пистолет до утра не было никаких. «Завтра грядут крупные неприятности. Качана выгонят. Игумнову объявят служебное несоответствие. Это в лучшем случае. На него у начальства большой зуб…» — Вот номер пистолета… Цуканов взглянул мельком. Номер записывать не стал: — Вряд ли мне попадется много стволов. Дежурный знает? — Нет. Пока только мы трое… Теперь еще: тебе может позвонить Ксения, я послал ее в общежитие к африканцам… — Я один еду? — Возьмешь с собой старшего опера… — Кого же это? — «Штирлица». Подполковник какого-то хитрого подразделения был прикомандирован к Линейному Управлению временно, пока ему подыскивали должность. О прежней его работе ничего не было известно. За новичком тянулся шлейф загадочных слухов. Причиной его появления на вокзале называли прокол. Он то ли замочил кого-то по заданию высокого начальства, то ли, наоборот, организовал побег осужденному… Сведения об этом просочились в печать. Возник громкий скандал. В деле оказались замешаны известные лица. Руководство Штирлица сразу от него открестилось, штрафника на время убрали подальше с глаз, оформили на вокзале старшим опером. — Только не вводи в курс дела… — Менты ему не доверяли. С коллегами новый сотрудник не сходился. Был известен среди них как «Прикомандированный» или «Штирлиц». Без имени и звания. Иногда к нему приезжали на вокзал друзья по прежней службе — в черных «волгах», спортивного вида, явно офицеры спецслужб. — Пока будешь в палатке «Азас», пусть он сходит на станцию. Надо переговорить с монтерами пути… Цуканов вздохнул. — Думаешь он сможет? — Хотя бы перепишет. С уборщиком на платформе Домодедово поговори сам. Ты его знаешь… — Кириллычато?! Заместителя по строю?! Да как облупленного! — И договоримся. На наркотики не отвлекайся. Нигерийцы, Коржаков, патрули… Нас они интересуют лишь постольку- поскольку. В связи с «макаровым». Инструктаж был закончен. — Вооружись: там все может быть. — Понял. Как у нас с машиной?.. Возьмешь дежурную. Мы тем временем махнем на Варсонофьевский. К Коржакову. И, может, в ОхранноСыскную Ассоциацию. К Рэмбо. — А транспорт? Вызовешь Карпеца? — Цуканов догадался. Свободных машин в дежурке не было. Карпец был младший инспектор розыска, он жил рядом, на Москве- товарной. — Придется. Другого не придумать… Игумнов набрал телефон младшего инспектора. — Слушаю… — Карпец спал чутко — снял трубку уже на втором гудке. Доброе утро… — Игумнову было жаль его поднимать, но выхода не было. — Твои «Жигули» на ходу? — С вечера бегали, товарищ капитан. — Запрягай. Есть дело. Карпец был безотказен. Спросил только: — Случилось чего? — Ты нужен. — Еду.* * *
В дверях появился майордежурный. — Извини, Игумнов: я без стука… Можно? Это была шутка. Стучать полагалось только входя к начальнику и к его первому заму. — Ничего, ничего. Валяй. — Спасибо. Я вошел. В руке он держал тонкостенный стакан в фирменном подстаканнике МПС, знакомом каждому пассажиру дальнего следования. Проводницы подавали в нем чай. Майор предпочитал портвейн, приправленный «боржомом». — Я все думаю, Игумнов, чего вдруг он взъелся, Скубилин?! Дежурный хлебнул из стакана, предварительно помешав в нем ложечкой. — Может какая злая муха укусила?! Все тихо, служба идет нормально. Вдруг ворвался, всех облажал… Как ты считаешь? Начальник розыска не ответил. Приход дежурного был некстати. Майор не смутился. — Бог с ним, со Скубилиным… Тут вот какая история… Свое сообщение дежурный приберег на конец. — Удивительные случай… — Он даже не рассчитывал, что ему поверят. Прямо «Тысяча и одна ночь»… Сейчас позвонил машинист дрезины. В Домодедове, на переходном мосту, была настоящая схватка. С пальбой… Он стоял на ветофоре, все видел… Игумнов и Качан слушали молча. Не удивились. Дежурный поначалу не обратил на это внимания. — Как в гангстерском фильме. Сразу несколько групп. Со стрельбой, с нападением на патрулей… Ни для Игумнова, ни для Качана его сообщение не стало сенсацией. Дежурный не подал вида, договорил: — …И вдруг некто… Выскочил из патрульной машины. Вырубил мента, который его охранял… И бегом к платформе…Водитель дрезины отправлялся, дал гудок. Хотел отогнать. Куда там! — Дежурный достал леденец. отправил в рот. — Интересно? — Очень… — Игумнов блеснул фиксами. — Что там дальше? — Патрульные его не догнали. Парень на полном ходу вскочил в дрезину… Такая стрельба началась. — Майор скомкал конец рассказа. Он рассчитывал на большее. — На всякий случай я проинформировал Домодедово… — Он помолчал. — Ты ведь в курсе?.. — Да. — Я так и понял. Дежурный привычно анализировал. — Что-то случилось. Правда, Игумнов? Сначала генерал. Теперь приехал из дома Цуканов, взял машину. Вы с Качаном тоже кудато собираетесь. Вы оба едете? — Оба. И с нами Карпец. — Какието дела… — Майор хлебнул из стакана. — А дежурный обо всем узнает последним… Хочешь что-то сказать? — Да. Вооружишь меня и Карпеца… — Ясно. А еще? Может я тоже смогу поучаствовать?… — Поищи экипаж этой патрульной машины… — Игумнов подал бумагу с номером. — Это мы мигом. А когда, потвоему, я узнаю обо всем остальном? — Ты? — Начальник розыска щелкнул зажигалкой, полюбовался пламенем. Потом загасил вовсе. — Ты узнаешь все утром перед сдачей дежурства. Я обещаю. Когда у нас край? — В восемь. Я должен дать сводку в Управление. — Без десяти восемь я тебя во все посвящу. Игумнов поднялся, захлопнул сейф. Взглянул на часы: младший инспектор уже должен был находиться на месте вместе с машиной. — Без меня может позвонить Ксения. Все запиши и поставь в известность меня или Цуканова… — Он переждал, подытожил. — А до этого ты ничего не слышал, не знаешь…Большие знания преумножают печаль. — Я знаю, Игумнов. Особенно на нашей службе.* * *
Младший инспектор Карпец — вальяжный, обманчиво спокойный и добродушный — в своем «жигуле» на площади с трудом перемогал сон. Площадь была пуста. В тусклых огнях за палатками перед музеем «Траурный поезд В.И. Ленина» свора бездомных собак облаивала припозднившегося бомжа. По звонку Игумнова Карпец собрался в минуту. На этот счет у него была собственная теория субординации. «Прикажет начальник розыска — выполняй! Он — пахан! Скажет: „ты ничего не видел, не знаешь!“ В точности повторяй. Стой на своем, как велел! Потому что он знает полный расклад вокруг лучше тебя…» Бывший ковылковский лимитчик из Мордовии, Карпец изучил эту систему досконально сам и тому же учил новичков. «Скажет пахан: „Бери вину на себя! Говори, что ты там был! Или, наоборот, не был…“Делай, как он говорит. Может потом он же и взыщет с тебя за это — молчи! Не сомневайся, никого не выдавай. Ты не знаешь всего. Может у него не было другого выхода. Ты помог ему, потому что взял все на себя. Через месяц взыскание с тебя снимут. А потом, смотришь, уже велели написать рапорт на материальную помощь, подкинули бабок, а там уже и премию…» Тонкости службы имели практический смысл. «Кто, кроме пахана, замолвит за тебя слово, когда ты следующий раз снова погоришь?! Не удержишься — поддашь на дежурстве с земляком. Или, скажем, носильщик или кладовщик в камере хранения поставят тебе бутылку…» «Идут!» От вокзала показались Игумнов и старший опер. Карпец сразу понял: произошло что-то серьезное. Начальник розыска поздоровался молча. Качан буркнул неразборчиво. — Сходи, получи оружие… — сказал Игумнов. — Есть… Карпец вернулся быстро. В его отсутствии, похоже, начальник розыска и старший опер так и не сказали ни слова друг другу. Обдумывали положение. Младший инспектор сел за руль. — Куда нам? — Сначала в Варсонофьевский переулок… Карпец и не слышал такого. — Давай в Центр… — Игумнов взглянул на часы. В случае, если руководителя менежмента «Освальд» не окажется на месте, они еще успевали в офис Охранносыскной Ассоциации. Игумнов не сомневался: в «Лайнсе» у Рэмбо наверняка есть материалы на Коржакова и его фирму. Гнали с ветерком. На Садовом кольце особенного движения не чувствовалось. Тусклоосвещенные тротуары были пусты. Игумнов думал о патрулях. «Старлей и сержант, задержавшие Качана в Домодедово… Качан теперь их и через сто лет опознает… Они упустили его и оттого им сейчас неспокойно…» Фактически Качан знал про предательство патрульных и мог сдать обоих ментовоборотней их начальству. И не только их. Получалось, что за нигерийской преступной бригадой наблюдал с платформы телохранитель Коржакова, а, значит, — в прошлом мент или сотрудник другой спецслужбы. Он представлял серьезную опасность: видел в деле всю банду… Выстраивалась логическое продолжение. Оплошность старлея с сержантом могла стоить жизни обоим. Выход был один — физически устранить Качана. Проштрафимся патрульным видновская крыша могла поставить задачу и определить срок — до утра! Утром будет уже поздно… «Но как найти Качана? Искать через „Освальд“?! Но это уже только завтра!» Внезапно Игумнов догнал: — Зацепка у патрулей была одна. Та же самая, что и у ментов: «Адрес Коржакова… Рано или поздно они наверняка тоже приедут в тот же адрес, на Варсонофьевский, чтобы перехватить Качана!..» Заехали с Рождественки. В исконных московских переулках, здесь, чувствовалась близость соседней Большой Лубянки — вотчины бывшего Комитета Государственной Безопасности, перешедшего под крышу Федеральной Службы Безопасности. Среди истых москвичей переулок пользовался дурной славой — в тридцатые тут прямо днем в подвалах, соединенных тунелем с главным зданием — Домом Номер Один — чекисты расстреливали свои жертвы. Менты не любили бывать во владениях «смежников». «Жигуль» оставили на углу, далеко от дома Коржакова. Не особо быстро, чтобы не привлекать внимания натыканной всюду наружной охраны ФСБ, двинулись по переулку. Откудато из подъезда появился милиционер. Взглянул сквозь них. Морозец неожиданно ослаб. К утру предполагалась оттепель. Было почти безлюдно. Встречный мужчина в штатском, явный «топтун», проводил их внимательным взглядом. В дело нигерийской наркомафии можно было, в принципе, втравить ФСБ. «Иностранцы все-таки!» Но тогда, если бы «макаров» Качана нашелся, сохранить тайну уже точно бы не удалось… Впрочем, ждать много от чекистов в течение оставшихся часов не приходилось. Они долго запрягали и еще дольше ехали. Кроме у них были другие приоритеты. Еще вчера они в упор не замечали уголовников. Рот был забит своими заботами. То это были баптисты, то «Память», то евреи. Теперь кавказцы… Менты их интересовали лишь постолькупоскольку. Когда-то они собирали данные на сотрудников, у которых завелись собственные иномарки. Их владельцы считались заведомо коррумпированными. Теперь у фээсбэшников снова начиналась звездная пора… — Сюда, — Игумнов вошел во двор. В другое время он бы основательно подготовился, прежде чем среди ночи бесцеремонно вломиться в квартиру. Сейчас было не до этого. В проеме высокой арки им пришлось остановиться. Начальника розыска неожиданно вызвали по «сотовому». — Игумнов? — голос был молодой, самоуверенный. — Старший лейтенант Самарский. Управление МУРа… Звонивший подражал грубоватой манере легендарных муровских сыскарей. Разница была одна — когда те называли себя, оказывалось, что их имена на слуху в мире розыскников. О старшем лейтенанте Самарском Игумнов слышал впервые. — Привет Игумнов… — Ломкий продолжил фамильярно продолжил. — Качан у тебя работает? — Ну… Игумнов сразу подумал о похищенном пистолете. Существовало несколько вариантов. «„Макаров“ сдали в МУР, дежурный сразу принял меры: установил принадлежность…» Могло быть и подругому: «Кого-то задержали с пистолетом… По номеру установили владедьца. Далее тот же результат…» Наконец, могло произойти самое худшее: произошло преступление, киллер бросил пистолет на месте преступления… «„Макаров“ идентифицировали по стреляной гильзе…» — Он сейчас проверял по Адресному одного человека… Игумнов понял: никакого чуда не произошло. — Коржакова Евгения Ивановича. В курсе? — Да. — Он у вас что ли, Коржаков?! — Голос зазвучал мягче. Игумнов понял: старший летенант тоже строил воздушные замки, прослышав про звонок Качана. — Как ты узнал сотовый? — Игумнов хотел убедиться в том, что с ним действительно говорит сотрудник. — Ваш дежурный дал. Качан оставил в Адресном свой номер. Я перезвонил. Вот сегодняшний пароль. Все путем… Что у тебя на Коржакова? Минутудругую они прощупывли друг друга. Качан ничего понять, волновался. Разговор шел явно о нем. Младший инспектор Карпец не вникал в суть, он хотел есть, рука его то и дело касалась бутерброда, который в последнюю минуту жена сунула ему в карман. — Разговор не телефонный. — Могло статься, что старший лейтенант мог сильно облегчить их поиски. — Ты где сейчас? — На Петровке. Но я должен отъехать в 108е. А чего? Игумнов взглянул на часы. Езды от Варсонофьевского до МУРа было всегоничего. Тем более ночью… — Я еду домой через Центр… — Отлично. Ты мог бы сейчас подскочить на Петровку?! — Запросто. — Тогда давай. Я буду ждать на воротах… — Договорились. Игумнов обернулся к младшему инспектору, протянул ладонь. Карпец положил ключи отмашины. «Пахан, он и есть пахан… За паханом не пропадет…» Игумнов закрыл ладонь с ключами… — Пойдете без меня. Горячку не пороть. Попробовать найти с Коржаковым общий язык… Главная опасность сейчас для него и для нас — два патруляотморозка. Эти церемониться не будут. Минутку!.. Он вспомнил, достал из наплечной кобуры «макаров», передал Качану. — Держи. — Может не надо? — Качан слабо запротестовал. — Мало как обернется… — Как бы не обернулось!.. — Они и так были повязаны. — Контакты по мобильнику и через дежурного. Разбежались…* * *
Дом на Варсонофьевском выглядел старым, с широкими пролетами чистейших, отмытых до белизны каменных лестниц, с высокими дверями одна против другой на каждой площадке. В подъезде стояла полная тишина. На всех этажах, кроме первого, горел яркий свет. — Здесь… Квартира Коржакова оказалась на пя-том — с новой стальной дверью, с «глазком» в средине. — Начинаем… Качан встал сбоку — на случай, если бы пришлось подставить и не дать закрыть дверь изнутри. Кроме того он не хотел, чтобы старший консультант по менежменту «Освальда» увидел его раньше времени. Младший инспектор, наоборот, встал напротив «глазка»- невысокий, с загадочной улыбкой, из-за которой многие ему не доверяли. — Давай! — Качан снял очки — как всегда перед задержанием или просто дракой.* * *
Карпец позвонил. Звонок, оказался пронзительным, казалось, разбудит весь дом. Открыть, однако, не спешили. Карпец выждал и позвонил снова. Звонки были неспешные, длинные. За вторым звонком последовал третий. К двери никто не подошел, зато в квартире по другую сторону площадки залаяла собака. Судя по тембру пес был серьезный. В квартире напротив не спали. Было слышно, как там работает телевизор. Через минутудругую в ней защелкали запоры. Карпец и Качан отошли от двери. — Вы к Евгению Ивановичу? На лестничной площадке показался мужчина спортивного вида — высокий, чисто выбритый, в спортивном костюме, во «въетнамках» на босу ногу. Звуки телевизора сквозь приоткрытую дверь стали еще явственнее. Напротив, собака, услышав щелчки замка, сразу замолчала. Переговоры взял на себя Качан: — Не знаете, он дома? — Нет вроде. — Мужчина не ложился спать, во всяком случае вид у него был абсолютно не сонный, голос тоже. — Вы звонили? — Никто подходит. — Значит нет. Я бы слышал, если бы он приехал. Собака сразу бы залаяла… Появление незнакомых людей на лестнице ночью его не очень встревожило. — Обидно… — Качан вздохнул. — Договаривались? — Мы предупредили, что заедем… — Я, между прочим, его уже несколько дней не вижу… — Сосед не спешил закрыть дверь. — Может уезжал… Вы когда с ним разговаривали? — Сегодня. Он заезжал на фирму. Сосед удивился: — Утром? После обеда… — Качан наугад выбрал второй вариант. Принялся легендировать. — Мы должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом. И вот. Просто не знаю, что думать… — Я скажу, если дождусь… — Сосед пояснил. — Я приехал с Камчатки. Ложусь, когда все встанут выключат… — Я думал, просто сова… — Что ему передать, кто был… — Он знает. Из «Освальда». — Коллеги, значит… — Да. А вы сами… — Профессия моя мирная. Я психолог… Прощались, сдружившись. — Да! — Качан вроде вспомнил. — Никто к нему не приезжал из наших? — Нет. Из милиции, правда, были, — Сосед придержал дверь, которую было открыл. — Из милиции?! — Двое. С час назад. Старший лейтенант и второй. Помоему, сержант… Качан кивнул: — Они и в офисе были. Старлей, он рыжеватый… — Да. В конопушках. А сержант — мордастый, угрюмый… Игумнов не ошибся: патрули действительно приезжали — им нужен был он Качана… — У них какието дела к Евгению. — Я так и понял. Сосед сказал напоследок: — Заезжайте. Было приятно… — Нам тоже. Они направились к лифту. Дверь позади захлопнулась. Качан вызвал кабину, мигнул младшему инспектору. Тот вошел в лифт. Начал спускаться. Качан остался на площадке. Подождал. На площадке было тихо. Так продолжалось несколько минут. Потом в квартире соседа раздался телефонный звонок. Трубку сняли. Сам разговор слышен не был… Качану это не понравилось. Получалось, будто кто-то наблюдал за лестничной площадкой и позвонил соседу сразу, как только они ушли… Он неслышно спустился вниз. Карпец ждал его на выходе. Он сунул половик под входную дверь — теперь они могли вернуться в дом без особого шума в любую минуту. — Перекусишь? — Карпец мог, наконец, приняться за бутерброд. Качану ничего в рот не лезло. Он покачал головой. Поднимешься наверх. Будешь внутри, на лестнице… — Старший опер щелчком отбросил сигарету. «Ну и дела…»- Так скверно еще никогда не было. — Про патрулей не знаю, а Коржаков еще может объявиться. Приметы у него хорошие — коренастый, темноволосый, приятные черты лица…5
Сам Качан видел Коржакова только однажды, но в течение целой ночи. Времени присмотреться было предостаточно. В тот день предупредили из Транспортного Управления: — В ноль часов быть в «Шереметьеве». В транзитной зоне у них два нигерийских наркокурьера, летят из РиодеЖанейро. Ты выступишь в роли инициатора. Это оперативная комбинация. Вроде все данные пошли от тебя. С тобой едет один человек и еще начальник розыска домодедовского Аэропорта Желтов… Желтова Качан отлично знал — закадычный дружбан Игумнова, заканчивавший вместе с ним Академию — тяжелый, лысый, с грубым в серых щербинках лицом. Он был идеальныим напарником. Поездка обещала быть легкой и приятной. — Теперь детали… Наркотики обоих курьеров были спрятаны в багаже. Вещи следовали отдельно. — Разобрался? — Сто процентно. При успешной реализации Качана и начальника розыска воздушки ждали поощрения: Качан мог рассчитывать на снятие раннее наложенного на него взыскания. Примерно так же обстояло дело и у Желтова. — Действуй… Оперативная группа со своим сообщением о наркокурьерах из Бразилии свалились к дежурному в «Шереметьево», как снег на голову. Вместе с Желтовым прибыл и человек, добывший в действительности всю информацию о наркокурьерах. Представитель какой-то фирмы, носившей незапоминающееся малозвучное название. Теперь Качан уже знал его «Освальд». Сотрудник фирмы — коренастый, представительный мужик — держался поармейски, просто. — Коржаков Евгений Иванович… — Представившись, сразу перешел на ты. — Можешь просто Евгений… Он был явно из старших офицеров спецслужб, по виду и манерам тянул в звании на полковника. Было ясно: в случае успеха Евгений может рассчитывать на реальное поощрение — процент от стоимости конфискованного товара. В тот вечер полковничьего вида представитель и его проблемы Качана не интересовали. О чем он теперь сильно сожалел. А тогда… Дежурный аэропорта передал их молодой женщине — старшему инспектору контрабандного отдела. Коржаков в соответствии со своей легендой сразу ушел в тень. Все чары таможенницы достались на долю Качана… — Постараемся, чтобы все на высшем уровне… Старший инспектор задержала в руке его ладонь, рука оказалась ухоженной, теплой. Качан — нормальный мужик — ответил рукопожатием и улыбкой. Он уже попал под обаяние молодой таможенницы. Неожиданная приязнь показалась ему взаимной, могущей иметь последствия. «Интересно, где они тут уединяются в таких случаях…» Не могло быть, чтобы в огромном аэропорту не было ни одного укромного места. «Может в одном из бортов. В какомнибудь из „боингов“…» — Идемте… Таможенница пошла впереди. У нее были идеально округлые бедра две долгие рыбины. По внутренней лестнице они поднялись на следующий этаж. Желтов и Коржаков остались в дежурке. — Сюда… Она толкнула обитую серым дерматином дверь. Внутри оказалась служебка непонятной фирмы: высокий барьер, развешанные по стенам схемы. Двое амбалов за столами у окна подняли головы. По комплекции каждый из них мог сойти за вышибалу. Один из них поднялся к барьеру. Это был сотрудник ФСБ. Ему, повидимому, позвонили снизу. — Данные на наркокурьеров у вас? — Вот… Качан передал заранее подготовленную записку. — Иса Рака Зария… И еще… Второй ФСБшник за клавиатурой быстро вывел на экран компьютера списки летящих транзитом. Поднял голову: — Вот они. Летят по маршруту РиодеЖанейро Москва- Ломе. Скоро у них посадка в самолет на Лагос… Через несколько минут они уже знали: — Сейчас они в транзитной зоне. Сидят отдельно друг от друга. Делают вид, что незнакомы. С прибытием самолета начнется погрузка багажа…* * *
Тридцатитрехлетний Иса Рака Зария- коренастый угрюмый африканец, не вступал в общение с другими пассажирами. Его самолет прибыл еще с вечера, нигериец ждал свой рейс, прохаживаясь вдоль зоны для транзитников, не подозревая, что находится на крючке спецслужб. Качан незаметно наблюдал. Нигериец выглядел внешне весьма уверенно, хотя Качан сразу угадал в нем глухое тревожное волнение. В какойто момент он заметил, как африканец поймал на себе неосторожно брошенный взгляд одного из таможенников — волнение его сразу стало заметным. Африканец, как опасный хищник, взад и вперед двигался в своей запертой клетке. К тому моменту, когда старший инспектор контрабандного отдела таможни — назвала его фамилию, это был уже другой человек. Иса Рака Зария мгновенно вспотел, почти на глазах превращаясь в растерянного юнца, у которого опустились руки. Однако, инспектор словно ничего не замечала. Переговаривалась с проходившиими мимо коллегами, отвлекалась на пустяки. Тут играли ту же игру, что и менты, когда обнаруживали наркотики либо оружие, либо другое недозволенное вложение гденибудь в камере хранения ручной клади. Как ни в чем не бывало, инспектор спокойно предложила ему собственноручно заполнить таможенную декларацию. Иса Рака Зария должен был подтвердить наличие одного места ручной клади и одного места багажа. — Please… Нигериец подтвердил следуемое. У него был неровный плохо разработанный почерк. Он ответил утвердительно на вопрос об отсутствии у него с собой наркотических средств, вещей и предметов, не принадлежащих ему. С каждой минутой он волновался все больше. Качану почеловечески было жаль его. На вопросы тот отвечал невпопад, руки его дрожали. По лицу стекали струйки пота. Сразу вслед за этим инспектор пригласила понятых и предложила нигерийцу пройти в зал комплектации транзитного багажа — опознать свои вещи. На короткое время наркокурьер воспрянул духом. Войдя в зал, он сразу уверенно показал на грязнокоричневатую сумку, лежавшую среди других сумок и чемоданов. Сумка была закрыта на металлический замок. К ручке была прикреплена багажная бирка, номер ее совпал с номером отрывного талона, который предъявил нигериец… На сносном английском инспектор предложила нигерийцу открыть замок. Нигериец держался из последних сил. Пот застилал ему глаза. Безумным взглядом он окинул инспектора и державшегося с ней рядом сотрудника… — Там только книги… Подарок. — Прекрасно. Вот и покажите. Сумка уже находилась на столе для досмотра. Нигериец повиновался. Щелкнул замок. Книги оказались научными, в отлично сделанных переплетах с золотыми тиснениями, с весьма мудреными названиями на английском. На помощь таможеннице подошел еще один старший инспектор контрабандного отдела — полный подвижный служака, проработавший в таможне, должно быть, не менее четверти века. Он трубно высмор кался в большой клетчатый платок, прежде, чем взяться за дело. Тут же в присутствии снова растерявшегося наркокурьера таможенник вскрыл полиэтиленовые пакеты, в которых находились книги. Гром грянул, когда наступил черед самих книг. Добрая половина изданий оказалась снабжена специальными тайниками. В вырезанные с внутренней стороны обложек пространства, были помещены другие полиэтиленовые пакеты, заклеенные липкой лентой. Поверх каждого тайника был наклеен лист бумаги по формату обложки. Пакеты тут же вскрыли. Нигериец словно впал в состояние прострации. В пакетах оказался порошок белого цвета. Тут же на месте был проведен экспрессанализ. — Кокаин… — Что и требовалось доказать, — заметил державшийся в тени Коржаков и подмигнул Качану. Иса Самба Зария объяснял путанно: — Часть книг не моя. Мне передал знакомый в Бразилии, попросил отвезти в Ломе. Там его знакомые должны были их взять у меня… — Кто он? — Я его плохо знаю. Глаза африканца рыскали по сторонам. Он на что-то еще надеялся. В десятках тысячах километров от Бразилии и от Ломе… — Где он сам? — Не знаю. — Может здесь, в Москве? — Я ничего не знаю. Припереть нигерийца было ничем. И тогда Коржаков на хорошем англий ском неожиданно осведомился: — Может его зовут Мосул Авье?!* * *
Вслед за Иса Рака Зария был задержан и второй нигериец — Моди Ибрагим Бари. Старавшийся держаться по возможности в стороне Коржаков тем не менее переговорил с каждым из них. Он ничего не записывал, но ничего и не упускал… «Не было ли у него при себе записывающего устройства?!» Преступление обоих нигерийских наркокурьеров имело все основания считаться хрестоматийным. В будущем предстояло доказать, что оба являются членами одной организованной преступной группы, поставляющей наркотики из Бразилии в государства Африки через Москву. Это не представляло особого труда. Российская милиция тесно сотрудничала с бразильской полицией, обе давно уже обменивались агентурными данными. От Качана и прибывших вместе с ним тайн делать не стали. Первоначальный опрос подозреваемых не занял много времени. ФСБшники и старший инспектор Контрабандного отдела сносно говорили на английском. Перевозчики наркотических средств, как водится, вначале давали одинаково путанные показания. Друг друга они не знали и никогда не видели один другого ни в Нигерии, ни в Бразилии… Никто из них в СанПауло наркотические средства в тайники не упаковывал и не знал, что в обложках книг спрятан кокаин. Наркотики не потребляет и к их перевозке отношения не имеет. Качан вначале не особо прислушивался, поглядывал на симпатичную инспекторшу. Желтов и вовсе дремал. В какойто момент Коржакову пришлось отказаться от своей роли стороннего наблюдателя: — А как насчет его проживания в «ПолистаЦентре»? — спросил он у инспектора, разговаривавшего с Иса Рака Зарией. — Что там? Он не скрывал, что имеет доступ к неким каналам информации. По ним к нему поступило сообщение, что оба задержанные жили в Рио в одной гостинице. Задержанные понемногу сдавали свои позиции, выдвигали новые версии, теперь уже приближенные к истинным. Иса Рака Зария, потный, словно на съемках, под жаром осветительной аппартатуры, попытался дать всему новое объяснение: — Я познакомился с Моди Ибрагимом Бари как с земляком в «ПолистаЦентре». Мы проживали в разных номерах, встречал его только за завтраком. Как то разговорились… — Дальше… — Через несколько дней после знакомства Моди Ибрагим Бари позвонил мне в номер, попросил отвезти в Нигерию книги… Один из ФСБшников перехватил инициативу- попросил уточнить: — Чем он объяснил свою просьбу? — Книги забыты будто бы другим нашим земляком у стойки администратора гостиницы… — Потом? — Я согласился. Взял. И вот результат. В обложках оказался кокаин… Коржаков мигнул Качану, в руках он держал телекс. Качан в роли инициатора передал бумагу ФСБшнику. Текст телекса подтверждал: Иса Рака Зария и Моди Ибрагима Бари вместе бронировали два места на самолет, следовавший рейсом «Аэрофлота» из Нигерии в Бразилию. У задержанного опустились руки. Тем временем в вещах нигерийца среди платежных чеков — на покупку в СанПауло галстука, рубашки и брюк, нашли три других — на приобретение книг — тех самых, что оказались в багаже. Прокомментировать этот факт Иса Рака Зария не смог. Успех спецслужб был налицо. Даже беглый анализ реакций Иса Рака Зарии и его сообщника свидетельствовал, что ни тот, ни другой сами не являются потребителями наркотиков. У обоих не было заметно признаков наркотического одурманивания. В дальнейшем отсутствие хронических признаков наркомании должны были подтвердить судебнопсихиатрические экспертизы. Это означало бы, что нигерийцы имели контакт с кокаином не в связи с его потреблением, а в процессе транспортировки. «Самые настоящие наркокурьерыпрофессионалы…» Второй нигериец Моди Ибрагим Бари был более крупной птицей. Оказалось, что Коржаков имеет и о нем достаточно сведений. По данным Генерального Секретариата Интерпола, Моди Ибрагим Бари четыре года назад уже задерживался за контрабанду в аэропорту «Заветнем» в Бельгии. Тогда при нем находилось больше полутора килограммов кокаина… ФСБшники и с ними Коржаков переключились на курьера рецидивиста. Действовали они слаженно как профессионалы. «Волки тоже не сговариваются, кому с какой стороны, под каким углом нападать… Чувствуют друг друга…» Качана на время оставили с Иса Рака Зариа и старшим инспектором контрабандного отдела в ее кабинете. С этого момента он практически Коржакова уже не видел до самого отбытия из «Шереметьева». Он включился в гонку и даже смог записать кое-что на свой счет. Виной тому отчасти была симпатичный инспектор. Оставшись с Качаном и наркокурьером, она повела себя сочувственномягко, поженски. Предложила: — Cafe? Иса Рака Зария рассеянно кивнул. Она собралась в пищеблок. Когда Качан полез за бумажником, тактично отвела его руку. Он снова ощутил ее ладонь. — Вчера зарплату получила… Качан остался вдвоем с нигерийцем. В углу негромко работал телевизор. Транслировали концерт популярного эстрадного певца. Известная звезда эстрады в промокшей от пота робе без устали носилась по сцене. Качан подошел, уменьшил звук. В Высшей Школе МВД на улице Академика Волгина он учил английский, как все — спустя рукава. Никто из них не верил, что когданибудь в этой жизни язык им понадобится. — Ты женат? Иса Рака Зария понял вопрос. — Женат. Двое детей… — Большие?. Нигериец показал на уровне стола. Потом неожиданно принялся объяснять: — У меня возникла финансовая проблема… Я обратился за советом к Моди Ибрагиму Бари. — Он вытер потный лоб рукой. — Наши родители были знакомы. Он закончил технический колледж. Работал супервайзером…У него есть знакомый. Тот взялся помочь. Оплатил мои счета… Пятьдесят тысяч наира. — Это много? Три тысячи долларов… За это, он сказал, я должен слетать с другом в Бразилию. Привезти кое-что… Всю подготовку он провел сам, получил заграничные паспорта и визы, сам купил нам билеты… Ису Рака Зарию угнетали размеры изъя-того у них в багаже. Количество приобретенного кокаина подходило под определение «крупное»… Качан смог его успокоить. — Вы покупали в Бразилии, не в России… Иностранные граждане подлежали ответственности за преступления, совершенные вне пределов России, лишь в случаях, предусмотренных международными договорами. — Между Россией и Бразилий такого договора не существует. — Правда?! — Для нигерийца это явилось открытием. — Уголовное преследование по приобретению кокаина в крупных размерах в Бразилии подлежит прекращению… Нигериец даже повеселел. Качан не приминул этим воспользоваться: Иса Рака Зария мог знать кого-то из живущих в Москве земляков. — Может ты видел кого-то из них в Рио… Иса вспомнил: — Один человек. Из Ломе. Студент. Он скоро должен прилететь… — А приметы? — Ты его узнаешь! Над виском родимое пятно… — С грузом? На лице Иса Самба Зария мелькнуло подобие улыбки. Он постучал себя по животу. Качан понял: «Курьер с кокаиновой начинкой…» В кабинете уже входили. Коржаков шел последним, он не слышал их разговор. Больше не говорили. Коржаков пожал руку Качану, Желтову. Операция удалась. По ценам «черного рынка» стоимость контрабандно доставленного из Бразилии наркотика составила свыше двух миллионов долларов США. Процент от этой суммы шел фирме-инициатору…* * *
Варсонофьевский был попрежнему пуст. Качан отошел к соседнему зданию — такому же заслуженному пенсионеру столичного градостроительства, как и первое, вошел в темноту. Отсюда он мог наблюдать за подъездом в котором скрылся Карпец. Мысль его снова переключилась на Коржакова. «На чем он тогда приехал в „Шереметьево“? — И внезапно вспомнил. — „Фиат“! Серебристого цвета…» Он и начальник розыска воздушки Желтов простились с ним у машины. Коржаков опустил стекло, пригнулся к окну. Над рулем висела какая-то безделушка… «Какая?..» Вспомнить он не смог, но наверняка узнал бы, если бы вдруг увидел… «Надо посмотреть вокруг…» Попрежнему стараясь держаться в тени домов, Качан вышел в переулок. Тишина была абсолютной, даже не верилось, что он идет по самому центру Москвы. Коржаков не обязательно мог оставить машину у самого дома и даже, наоборот: скорее всего, припарковался где-то дальше, чтобы не светить номер. Качан прошел в сторону Рождественки… По такой же безлюдной Рождественке он дошел до Большого Кисельного, повернул назад. «Фиат» Качан заметил в ближайшем от Варсонофьевского — Сандуновском переулке. Качан нагнулся к лобовому стеклу. Над рулем болталась желтая маленькая кукла. «Пиккачо».. — Качан узнал ее. — «Он!»..* * *
Проводив розыскников, майор дежурный еще постоял у входа в Линейное Управление. Он только что он вооружил младшего инспектора и теперь смотрел, как тот сбегал с перрона к машине, где его ждали Игумнов и Качан. До этого он видел отъезд Цуканова вместе с прикомандированным к Управлению спецназовцем- подполковником Штирлицем, которого все опасались. Машина стояла тут же у входа. Заместитель Игумнова протиснулся на второе сидение, расстегнул куртку. В руке он держал скрученную в трубку газету, которую так и не раскрыл. Дежурный видел еще, как Цуканов достал пистолет, вогнал патрон в патронник. Поездка, похоже, была непростой. Еще через минуту, отъезжая, машина, уже проурчала на пандусе. Майор почесал затылок. С пепелища еще тянуло гарью, но зеваки уже не толпились. От стоянки такси тянулся жидкий ручеек встречавших. Радио как раз объявляло о прибытии новороссийского пассажирского… Он отбросил окурок. Игумнов, Качан и Цуканов перед тем, как отбыть, выглядели озабоченными. Определенно, что-то произошло, о чем он — дежурный — узнает самым последним, когда надо будет докладывать Наверх. «Что за дела?!» Его не привлекала роль польского болвана в игре, даже если она была спасительной, как сегодня. Он позвонил в Домодедово насчет патрульной машины, которой интересовался Игумнов. Домодедовский коллега уклонился от прямого ответа, темнил. Патрули вроде заезжали в дежурку, но никто не поинтересовался, чьи они, откуда. «Потолкались и уехали…» Было о чем задуматься. «Патрульная машина неизвестной приписки… Разборка на переходном мосту в Домодедове, про которую рассказал машинист дрезины… Человек, который вскочил к нему на ходу…» На вокзале — слава Богу- было тихо. В здании Линейного Управления тоже не чувствовалось тревоги. В изоля-торе временного содержания ни одного задержанного — пустые камеры… И тем не менее происходившее в Домодедове, какимто образом было связано с отъездами и Цуканова со Штирлицем, и Игумнова, и Качана… Кто-то тяжело протопал в коридоре. — Товарищ майор! Это был помощник. — Из Домодедова звонят! У них перестрелка…* * *
Первый звонок о разборке на станции поступил в милицию еще в начале третьего. У телефона была торгашка одной из коммерческих палаток. — Можете срочно подъехать?.. Тут такое творится!.. — Что творится-то?! Кто звонит? Она не назвала себя. — Подъезжайте, увидите… — Торгашка бросила трубку. Тем не менее домодедовские оперативные группы выехали быстро. Ничего криминального не обнаружили. На всякий случай прочесали прилегающий район. Между дел подобрали всех, кто имел несчастье попасть на глаза. Вернулись. И тогда снова позвонили: — Убивают! Срочно… — снова звонила женщина, но уже другая. По мобильнику. Пришлось ехать во второй раз. К этому времени разборка на переходном мосту уже закончилась. Свидетели попрятались. Ни одной припаркованной иномарки. Гнетущие признаки недавно совершенного тут преступления… «И прихожу то слишком рано, то слишком поздно прихожу…»- писал поэт. Правда, по другому поводу… Кровь обнаружили сразу. Недалеко от лестницы, ведущей на переходной мост со стороны площади. Мазки вели со ступеней. Кто-то раненный покинул поле сражения отсюда, со стороны площади. Внизу виднелись отметины протекторов. Там стояли машины… Стараясь не оставить следов оперативная группа поднялась наверх. Несколько стреляных гильз бросились сразу в глаза. Они были разбросаны на смерзшемся снегу настила вокруг большого кровавого пятна.* * *
Другой участник разборки был серьезно ранен именно здесь. В него стреляли почти в упор. Картина случившегося поддавалась расшифровке. Раненый упал на колени — на обледеневшем покрытии остались отпечатки окровавленных ладоней. Потом ему помогли подняться. Судя по формам капель, он не мог двигаться самостоятельно. Сообщники унесли его на руках ко второй лестнице — по другую сторону путей, к маневровому парку. Где-то там стояла машина… Кинолог с собакой рванул вниз. За ним потопали оперативники. Внизу ждала их привычная страшная жатва. Не исключено, что братки еще издалека заметили круговерть огня над кабинами приближавшихся к станции милицейских «газонов». Труп оставили, забросали снегом…* * *
— Привет! Слышал уже что у нас? Домодедовский дежурный заговорил с коллегой на вокзале в Москве как об уже решенном, про труп умолчал, чтобы не пугать: — Подсылай свою оперативную группу… — Сейчас? Майордежурный любил прикинуться фраером. Так было веселее. Перебросил леденец во рту. — Конечно! — Это запросто… — Сможешь?! Домодедовец ожидал всего, кроме согласия. Подумав, он заподозрил, что отказ последует в завуалированной форме. — У тебя как с транспортом? Но он и тут ошибся. — Нормально. Машина тут. — Вот и хорошо. — Домодедовец успокоился. — Давай… Майор спросил небрежно: — А че там? — Разборка. На мосту над путями… — Постой… — Майор вроде бы даже подосадовал. — «На мосту над путями…»Мы ведь мосты не обслуживаем!.. — Ты не понял! Переходной мост над железной дорогой! Над Главными путями! — Я все понял! В черте города мы обслуживаем только рельсы и шпалы… Майор принялся компостировать мозги. — У вас ведь город, по моему… — Полвека с лишним! — Ну вот! Есть бумага о разограничении территории. Начальство подписало. Домодедовский дежурный задумался. Москвич, похоже, говорил дело. Про бумагу о разграничении территории обслуживания он действительно слышал краем уха. На всякий случай спросил: — У тебя нет ее под рукой? — Надо поискать. А чего там на мосту? Чего нибудь серьезное? Домодедовец быстро попрощался. — Пока точно не знаю. Мое дело поставить в известность… Майор перекатил конфетку во рту. Он уже знал от кого надо ждать самую точную информацию… Заместитель Игумнова Цуканов и перемогавшийся в ожидании назначения подполковник по прозвищу «Штирлиц» пригнали на привокзальную площадь в Домодедово довольно быстро — по почти пустому в этот глухой час ночи скоростняку. У станции Цуканов сразу заметил сотрудников домодедовской милиции в штатском, они перекрыли подход к пешеходному мосту. Тут же поблизости толпились нивесть откуда-то появившиеся в такое позднее время зеваки. Для начала Цуканов сразу освободился от своего спутника, которому откровенно не доверял. Штирлиц прямым ходом отправлялся к монтерам пути. Работяги могли многое рассказать о событиях этой ночи, если бы захотели. — Перепишите всех, кто работал в ночную смену… Предварительный инструктаж подполковника он произвел еще в дороге, теперь только напомнил: — И не забудьте насчет милицейских патрулей… — В качестве чужого подполковник был для всех только на «вы». — Я понял, — Штирлиц — типичный внешне сотрудник Комитета Глубокого Бурения — поджарый, вроде неловкий, с мелкими чертами лица и отличной пластикой собранного мускулистого тела, поправил воротник куртки. Внимательно взглянул на Цуканова. — Что-нибудь еще? Он постоянно напрашивался на поручения. Это настораживало. Не меньше чем тянувшийся за Штирлицем скандальный шлейф — слухи о принадлежность к таинственным спецслужбам, обрывки недвусмысленных разговоров. «Кто его знает, чем они там занимались у себя? Если засекали мобильник Джохара Дудаева — черт с ним… А если закладывали гексаген или подрывали собственные блокпосты под видом вахабитов?!» — Я буду там… — Цуканов кивнул на мост. — Там вроде оцепление… Зам только махнул рукой. — Закончите с монтерами — возвращайтесь сюда… «Выканье» давалось Цуканову с трудом. Нормальные люди все были друг с другом на «ты». Если, конечно, человека не собирались арестовывать. Тогда закон обязывал соблюдение ненужного этикета… — И здесь ждите… У ближайшей милицейской цепочки Цуканова действительно притормозили. Правда, тут же разобрались. Не понадобилось даже милицейского удостоверения. Свернутая газета, грубоватое запанибратство выдавало своего. Кроме того сразу нашелся и знакомый мент — не раз приезжавший на вокзал за билетами… — Что тут было? — Они поздоровались. — Разборка… Цуканов накоротке выспросил подробности: — Есть убитые? — Один. Прямо в сердце засадили. Огнестрельное… — А оружие? — Не нашли. Но есть гильзы. — Отечественные? — Да. Я думаю, стреляли из «макарова»… — Ладно. Еще поговорим. Я здесь… Цуканов отошел. Настроение у него сразу ухудшилось. Похищенный у Качана пистолет мог быть пущен в дело. Причем немедленно. И прямо тут, недалеко от места, где был похищен… «До пенсии не дадут доработать…» Все должно было разъясниться очень быстро. Каждая пуля, каждая стрелянная гильза несли на себе следы оружия, из которого выпущены. Их сравнивали с другими, с мест нераскрытых преступлений, проверяли по соответствующим картотекам. Светился ли данный пистолет раннее, когда, где — эксперты должны были это узнать уже к утру. Использование милицейского ствола тем более не могло остаться незамеченным. С ментовским оружием дело обстояло проще — все оно было зараннее отстреляно. За каким подразделением оно значится, должно было стать известным еще быстрее. Пока домодедовцы возились с протоколом, начал идти небольшой снежок. Цуканов прошел ближе к вокзалу: где-то вблизи должен был находиться бывший коллега — уборщик станции, о котором говорил Игумнов. «Так и есть!» Вскорости Цуканов увидел его. Эксподполковник оставил скребок, возил по асфальту широкой фанерной лопатой, отделанной внизу металлической блестящий лентой. — Привет, командир! Они знали друг друга давно. Вместе начинали постовыми на Курском. Кириллыч был старше, удачливее. Выправка, рост, десятилетка. К тому же хохол, с начальством услужлив… Язычка его, правда, боялись. Мог съесть любого. Карьеру сделал быстро. Теперь, правда, здесь, на платформе… А у него, у Цуканова кафтан прожжен, выговор на выговоре, а все держат… — И ты здесь! Они отошли к ограждению платформы. Пообрюзгший, с брюшком, розыскник и отставник, согнавший жирок на физической работе. — Курить не начал? — Цуканов поискал по карманам. — Как здоровье, Кириллыч? — А чего здоровье?! Все время на воздухе… Как вы там? — А у нас чего? — Безраличный тон, каким был задан вопрос, Цуканова не обманул. — Все одно… Отставник был в курсе всех внутренних интриг, козней, подсиживаний. Держаться с ним следовало осторожно. Цуканов достал сигареты. Эксподполковник потянулся к пачке. — И я одну испорчу… — Давай, — пора было приступать к делу. — Тут у вас жарко, — он кивнул в сторону моста. — Передали: чуть ли не бой произошел… — Ты разве не участвуешь?! — В осмотре? Неясно пока чья территория…. Надо взглянуть в схему разограничения обслуживания… Кириллыч разогнал дым рукой: — Территория моста наша. Я помню. Сам подписывал… — Это когда было? Наверное, при министре Бакатине… — Сказал! После Куликова. — Подполковник оперся на лопату. — Ты того… имей в виду. Дело все равно вам передадут… У Цуканова были более важные заботы. — Только один труп? — Один. Могло быть и больше. У нас тут обстановка серьезная… — А как началось? Уборщик задумался. — Сначала молодого мужика обшарили. Прямо тут, на платформе. Это еще до последней электрички… — А кто? — Двое. Он на лавочке заснул. Ты в курсе? — Впервые слышу… — Ну! Цуканов заверил: — Никто не говорил. — Ну там сегодня на дежурстве этот… Майор… — Отставник въедливо следил за коллегами. — он кого угодно сплавит… — Что у него взяли? — Бумажник, деньги. Он ко мне подходил. Спросил, кого я видел… — Ясно. Ты посоветовал меньше пить… — Точно. — Приметы рассмотрел? — Они далеко были. Считай, на другом конце платформе… Ничего нового узнать не удалось. Кириллыч повторил все, что Цуканов уже знал от Игумнова: «Двое… То ли к электричке бежали, то ли только что из нее выскочили…» — … Не видно из-за пассажиров. Тут еще помощник машиниста окликнул. Поздоровкался… Электричка была последняя, на Каширу… — А что потерпевший? — Как был на лавочке, так и остался… — Молодой? — Молодой. В очках, коренастый. В вязанной бандитке на голове. Он подходил потом. — Откуда он? — Не сказал. И я его не видел… Цуканов погасил сигарету. «Верно, Качан при нем мало работал…» На всякий случай спросил: — Ты Качана знаешь — старшего опера? — Нет. Пришел, наверное, когда меня уже не было… — Коллега не придал значения вопросу, думал уже о другом. — Тут такие вещи происходят… Раньше, когда был начальником, только по ориентировкам и представлял… — Сейчас на тебя внимания не обращают… — Именно! Потому и творят… — Тут недавно мужика похитили. Веришь?! — Кириллыч неожиданно разговорился. — С площади. Прямо при мне… — Во дают… Давно? — Неделю назад… Вот там, — он показал на крайние освещенные палатки вблизи платформы. — Там хлебная, а рядом эта… «Азас»! «Палатка, в которую с вечера заходил Качан!..» — Рядом «фиат»- серебристый, навороченный… Цуканов не пропускал ни одного слова. — Я как раз хлеба купил, возвращаюсь… Мужик этот впереди меня шел. Подошел к «фиату», достал ключи… — Надо же… — Впереди стоял черный «джип»… Знаешь, похож на сундук, стекла затемненные… Смотрю: из него с двух сторон. Четверо… — В какое это время? Ночью?! — Ночью! Как сейчас. Наставили пистолеты… Мужик и пикнуть не успел. Схватили, сунули в «джип» и… Цуканов был весь внимание: — Ну дела… — А теперь самое интересное, Цуканов! Рядом с «джипом» стоял ППГ милицейский патруль! Патрулисволочи! Все видели! И ни один не вышел…* * *
Палатку Цуканов нашел быстро. «Азас» не отличался от десятка других таких же. Освещенные витрины. Яркие коробки, бутылки, свежие южные фрукты. Иллюзия новогоднего праздника… Цуканов вспомнил. Както летом брал здесь ящик пива «Карлсберг». Торфушки — молоденькие девчонки с острыми язычками — понравились. — Дядечка, а менты тоже любят «Карлсберг»? — Та, что побойчее, наблюдала, как Цуканов — одышливый, с брюшком — грузит коробки в милицейскую машину. — Ментыто и должны пить пиво, дочка. Пиво ударяет менту не в голову, а в… — В мочевой пузырь… — В ноги. Чтобы бегать резвее… Для начала Цуканов постучал в ставень. Окошко открылось. Первым Цуканов разглядел охранника, он стоял у полки. За прилавком сидела девица, с которой они говорили о свойствах «Карлсберга». Она узнала его: — А пива вашего не завезли, дядечка… — «Карлсберг» потом. Поговорить надо. Открой дверь, пожалуйста. Послышался шелчок поворачиваемого ключа. Цуканов вошел. Внутри было тесно. Впереди, против двери, виднелся завешенный одеялом закуток. Пахло горячим разваренным картофелем. — Как торговля? — По разному… — Вторая девица освободила застеленный газетой стул. Этой ночью вообще ничего не наторговали. Стрельба была. Слышали? Человека убили… Торгашки оказались словоохотливы: — Такое творилось. Мы все повыскакивали!.. — Патрули кого-то задерживали… — Оказывается, тут по ночам народ еще ходит! — подбросил Цуканов. — Как сказать. Больше ездит. Постепенно он вышел на заходившего после полуночи «частного детектива». — Еще Борька был!. Молодой симпатичный… — В очках… Речь, несомненно, шла о Качане. — Наверное, у вас какоето дело к нему? Продавщица кивнула на охранника. — Узнать об одном бизнесмене… — А что за бизнесмен? Может я знаю? — Коржаков, — охранник вошел в разговор. — Я дал Борьке его визитную карточку… Цуканов предпочел изучить проблему основательно. — Принеси мне, милая, баночку чешского… — Может чего покрепче? Водочки?.. — Левая водка обходилась недорого. Хозяева учили привечать ментов. — Нина, дай ту початую… Цуканов остановил. — Лучше пивка. — Вот, пожалуйста… Цуканов с треском сорвал пряжку. Припал к отверстию. — Клево… Торфушки засмеялись. Цуканов обнадежил: — Я знаю одного Коржакова. Может тот? — Евгений Иванович… — подсказала все та же торфушка. — Он солидный мужик… Цуканов слушал, не перебивая: никогда не знашь, что потом пригодится. — Из новых русских. Одет модно. Длинное английское пальто, галстук со «свинками». Стрижка… — Он был с машиной? — «Фиат». Я видела, стоял у палатки. Иначе, как бы он попал?! Электрички не ходили. Пешком?! Не похоже! — Цвет «фиата» не помнишь?. — Серебристый… Цуканов сделал еще пару глотков из банки. Миссию свою он мог считать законченной. Оставалось, правило, которое никогда не подводило: «еще чутьчуть сверх того, что уже есть!» Он продолжил: — Зачем Коржаков приезжал? Влюбился в тебя… А?. — Скорее в Нинку… — Конфеты обеим подарил… — вставил охранник. — А тебе коньяку… — Он не звонил от вас? — Звонил. Но не от нас…Телефон у него с собой был… — Женщине, мужчине? — Без понятия… С очередным неторопливым глотком пива неожиданно пришла догадка: — Что он еще оставил, кроме визитки? Цуканов попал в точку. Охранник объяснил: — Спросил: «Конверт есть?» Я нашел. «Оставлю у вас несколько своих бумаг. Здесь они будут целее. Вы народ честный, порядочный. Завтра заеду, постараюсь отблагодарить…» И так с концами…. Цуканов отставил банку. — А бумаги? Целы? — Куда они денутся?! — Охранник достал из под стойки заклеенный плотный конверт. — Покажи, — Цуканов протянул руку. Охранник забеспокоился: — А если Коржаков явится?! Скажешь милиция изъяла. Направишь ко мне… — Цуканов уже завладел конвертом. — Посмотрим, что в нем. Составим протокол… Так? — Так… — Обеим торфушкам было тоже интересно. Цуканов надорвал конверт, выложил на прилавок содержимое. В конверте оказались документы. Первым бросился в глаза новый заграничный российский паспорт. Вместе с ним лежала еще потрепанная книжка незнакомого Цуканову подмосковного санатория. Еще заместитель Игумнова кредитную карточку «Альфа-банка»… «Оставил все, что удостоверяло его личность…» Коржаков словно собирался идти в разведку в тыл врага. «Или в баню…» После разговора с Кириллычем Цуканов знал, что все это могло означать. «Коржаков заметил, что его пасут, заскочил в ближайшую палатку…» — Он долго пробыл у вас? — Да нет. Это все быстро. — Еще конверт найдется? — спросил Цуканов. — Вот, последний… — Конверт за мной… — Он аккуратно запечатал документы. Мысль его не прекращала работать: «Преследователи потеряли Коржакова на площади. Не знали, где он. Поэтому установили наблюдение за „фиатом“ и по периметру. Как только Коржаков подошел к машине, его взяли…» — Еще пивка? — спросила все та же торфушка. — Нет, спасибо. Пора было уходить. Оставалось замаскировать свой интерес к Коржакову. — Я постараюсь найти его и все вручить. Не это сейчас главное. Главное — это убийство, что сегодня на платформе… Ему удалось переключить их внимание с Коржакова на недавние события. — Так вы говорите, народу ночью было немного… — Считай никого… — Так уж и никого… Торгаши принялись вспоминать. — Детектив этот Борис… Потом два кавказца… — Молодая пара, что купила ананас… — Всего пять человек?! Все та же энергичная торгашка напомнила: — Еще два мента. Как обычно. Взяли бутылку «Гжелки»… Это наверное уже около часа ночи… — Знаете их? — Здешние домодедовские опера. На линии живут… Вы уходите?* * *
Туповатый сержант на подходе к мосту ничего не пожелал слышать, показал Цуканову кудато в сторону. Зам не стал спорить. Опытным глазом он приметил бурое пятно на снегу, рядом с тротуаром, потом у лестницы. Кто-то сбегал тут сверху, оставляя вокруг кровавые брызги… Цуканов оставил в стороне ментовскую цепочку, перешел пути. Впереди был маневровый парк с разбросанными в ночи как попало синими и красными сигнальными огнями. Рассвет еще не чувствовался в прозрачной черноте неба. Место происшествия можно было узнать издалека: длинные тени на фоне мощных зажженных фар передвижной криминалистической лаборатории. В оперативной группе было человек восемь. Цуканова тут знали. Осмотр подходил к концу. Тело убитого уже лежало на носилках, прикрытое новой трехцветной курткой. Цуканов поднял край, чтобы взглянуть. Убитый был мужик до тридцати, коренастый, лотный, с толстой золотой цепьюна шее. Цуканов поправил куртку. Большинство пострадавших в разборках выглядели примерно одинаково: молодые, накачанные. Возраст жертв в последние годы сильно понизился. К этому уже успели привыкнуть. Домодедовский начальник розыска взял быка за рога: — Стреляли в него на вашей земле — на переходном мосту… Мы все зафиксировали. Так что пусть твой майордежурный сунет схему разограничения себе в… Внешне он был мало походил на коллегу — высокий, с блестящими глазами на выкате, с усами подковой. В деле — такой же продукт «борьбы» за раскрываемость- их можно было запросто менять местами. — Это как начальство решит. Нам-то что с тобой?! — Цуканов рассудил мудро — достал сигареты. — Ты как сейчас? В завязке? Тот постоянно бросал и тут же снова начинал курить. Накануне он снова завязал. — Одну можно. Одна роли не играет. От него Цуканов узнал последние самые свежие новости. — Убитый, его кличка Соха. Видновский авторитет. В прошлом чемпион по боксу… Документов, правда, при нем никаких. Только пачка сигарет и зажигалка… Но я уверен, это он… — Он несколько раз подряд затянулся. Представляешь, что предстоит?! Какая разборка должна начаться… Братва ведь это так не оставит! Убийцу достанут из под земли… Цуканова интересовало свое: — Оружие нашли? — Нет. Только гильзы. Эксперт повез их к себе. Они еще поговорили. — Я сейчас… — Цуканов направился к переходному мосту. Наверху он увидел «Штирлица». Подполковник наверняка воспользовался документом прикрытия, каких всегда полно в спецслужбах. Менты разглядывали его откровенно враждебно. «Чуют волка…» Но милицейское оцепление его пропустило. Цуканов принялся осторожно взбираться навстречу. С этой стороны на лестницы были тоже кровавые потеки, здесь тащили смертельно раненного Соху. На самом переходном мосту ничего уже нельзя было рассмотреть, кроме такого же бурого пятна но уже на настиле. Размеры позволяли предположить, что ранение было очень серьезным. Соха после него уже не смог оправиться… — Смерть мгновенная… — констатировал «Штирлиц». Он был уже рядом, поднял воротник, на мосту тянуло прилично. — Пропустили? — поинтересовался Цуканов. А куда они денутся?! «Поступаете в распоряжение предъявителя данного документа». И подпись вашего заместителя министра и печать… — он взглянул на Цуканова. Глаза его ничего не выражали, кроме безучастного внимания. — Даа… «С такой бумагой, смотришь, он и нас с Игумновым к себе пристегнет…» Цуканов поспешил перейти к делам: — Как с монтерами пути? — Там порядок… Оказалось, домодедовцы еще раньше переписали работавших ночью монтеров пути и с некоторыми успели даже побеседовать. Из результатов опроса они не делали тайны. — Ночью на парке никого и ничего не видели. — А как со списками? — Тоже. Завтра к вечеру обещали прислать… Цуканов вздохнул: «За этими списками мы еще наездимся…» Но комментировать не стал: знал — через месяц, не позже, сегодняшний «Штирлиц» объявится в новой должности. «А уж должность эта низкой никому не покажется…» Высокое начальство не забывало, что погорел он, выполняя его приказ, а потом, когда изгнали из элитного подразделения и при всех проверке, никого не назвал, не сдал, как бы не хотели недоброжелатели. Работу подполковнику подыскивали на самом верху. Но сразу назначить на нее было нельзя — только с несколькими короткими остановками. Первая и самая короткая должна была стать эта — в Линейном Управлении… — Ко мне что-нибудь еще есть? — спросил «Штирлиц». Цуканов обрадовал: — Вам придется съездить в Москву… — Сейчас?! «Штирлиц» был непротив слинять. Он тоже понял: домодедовцы не оставили мысль передать железке ночное убийство. Вопрос решается на Верху. Если это произойдет, тут можно было застрять на сутки… — Надо срочно отвезти документы… — Всегда готов… Цуканов передал конверт. — А транспорт?.. — В том и загвоздка… Получалось неудобно с подполковником, может, с завтрашним начальником Управления. Цуканов заменжевался. Но выбора не было. — К сожалению, транспорт только попутный. Водитель подбросит вас до поста, переговорит с инспектором ГИБДД. Тот поможет… В Москве надо будет сразу отдать это начальнику розыска. Игумнову. — Ясно. Что-нибудь передать на словах? — Ничего. Он знает. — Что-нибудь еще? — Нет, езжайте. «Штирлиц» пошел к машине. — Цуканов!.. — зама окликнул домодедовский начальник розыска — он тоже поднялся на мост. — Качан с тобой? — Нет. Он тебе нужен? — Не мне… — Он провел по усам. — Звонил старший опер. Спрашивал… — А что? Как с ним связаться? — Цуканов сразу заинтересовался. — Да никак! — начальник розыска осторожно взял из пальцев Цуканова зажженную сигарету, затянулся. — Теперь только завтра. Старший опер, он, живет за разъездом Белопесоцким, в деревне. И так непонятно, как дозвонился. С ним до утра никакой связи… — Жаль… Цуканов достал еще сигарету, прикурил. Домодедовец снова глубоко затянулся. Несколько секунд кайфовал. — Так хорошо квартал начали… И на тебе! Убийство. И к тому же авторитета! — От криминалиста не поступало ничего больше? — Цуканов кивнул в сторону места происшествия. — Насчет оружия… — Только предварительно. Это «макаров»… — Подозреваемые хоть есть? — Трое. Я только из дежурки, всех видел. — Местные? — Один. Двое- москвичи. Частный охранник и еще третий. В годах. Старый вор… Цуканов что-то заподозрил: — Фамилии помнишь? Вот… — Коллега показал вырванный из блокнота листок. Третьей в списке стояла фамилия «Анчиполовский…» «Никола!..» При задержании тот всегда называл фамилию мужика, по многу лет не выходившего из психушки. Цуканов ткнул в список. — Отпусти вот этого. Он не при чем и на воле будет полезнее… — Твой человек? — Домодевский начальник поднял глаза. — Тогда сделаем так. Приехал следователь прокуратуры, я через него оформлю. — Возражать не станет? — Он?! Да еще рад будет. Охота ему тут всю ночь гнить. Он и тех двоих освободит…* * *
Cтарший опер МУРа, позвонивший Игумнову на Варсонофьевский насчет Коржакова, ждал на Петровке, 38. Игумнов уже подъезжал, когда по мобильнику объявился «Штирлиц»: — У меня пакет от майора Цуканова. — Что за пакет? — Майор Цуканов просил срочно передать. Я только что из Домодедова. «Штирлиц» доехал быстро. Он был из удачливых. Недаром сделал карьеру в спецслужбах. И даже последний его неуспех обещал обернуться новым взлетом. Правда, в смежной службе — в ментуре… Инспектор ГИБДД Домодедова подсадил его в «мерс» к крутым новым русским — через полчаса он был уже в Москве, в самом Центре. — Ты где сейчас? — Игумнов тоже обращался на «вы» только к задержанным, к тем, кого собирались арестовывать. И еще к высокому начальству. Зловещее прошлое «Штирлица» и его недалекое блестящее восхождение он намеренно игнорировал. — Далеко? — У площади Восстания. На углу. Справа от меня высотка. Знаете? Отлично. Переходи на другую сторону, на угол Большой Никитской… Все находилось в Центре, довольно близко друг от друга. — Стой там, я сейчас подъеду… Игумнов любил высокие скорости, когда-то недолго был гонщиком, а начинал службу в ГАИ на спецтрассе. Уже через несколько минут на углу Садового Кольца и Большой Никитской он заметил одинокую фигуру в куртке с поднятым воротником. «Штирлиц!..» Подполковник приглядывался к редким машинам, гнавшим в направлении Театральной. Искал отечественные марки. Игумнова тем не менее он прозевал. Заметил лишь, когда тот затормозил, опустил стекло. — Вот! — «Штирлиц» передал конверт. — Мне ехать? — Нет, — тот не входил в их команду. — Бери такси. И на вокзал. Скорее всего, ты будешь нужен Цуканову… — Опять в Домодедово?! — Да, дежурный отправит тебя тепловозом… — Все? — Да, разъезжаемся. На светофоре Игумнов вскрыл конверт. Исполненное калиграфическим почерком второгодникашкольника послание Цуканова содержало несколько отдельных сюжетов, не отделенных друг от друга знаками препинания.«Убить нельзя помиловать…»Тем не менее Игумнов разобрался:
«Коржакова похитили…»Причем в ту самую ночь, когда он заходил в палатку «Азас». Там он оставил личные документы, которые Цуканов изъял. В похищении Коржакова участвовали оборотни-патрули… Сегодняшняя ночная разборка в Домодедове закончилась мокрухой. За переходным мостом обнаружен труп. Убитый оказался видновским авторитетом Сохой… «Соседом по даче начальника розыска воздушки… С которым Желтов обещал переговорить…» Он порвал записку. Еще в конверте лежали документы. Игумнов раскрыл заграничный российский паспорт:
«Коржаков Евгений Иванович…»Лицо на фотографии показалось на кого-то похожим, хотя Игумнов был уверен, что видел его впервые… «„Комитет Глубокого Бурения…“ Такое, чтобы увидел и тут же забыл…» Тут же находилась карточка «Альфа-банка», лечебная книжка военного санатория. Последняя была вообще не заполнена. «Непонятно…» Он переложил паспорт в карман. «Все. Погнал…» Последняя мысль пришла как бы вдогонку: «Если Коржакова похитили неделю назад, а теперь ищут… Значит…Коржаков бежал!..»
* * *
Петровка, 38 была рядом. Cтарший опер Самарский уже ждал — высокий вихрастый живчик, коротко подстриженный, с треугольным узким лицом. На нем была спортивная куртка, кроссовки, джинсы. Так теперь ходили сыскари во всей Европе. И еще в Израиле. Игумнов?.. — он открыл дверцу, сел рядом. — Привет… Старший опер МУРа и внутренне тоже поддерживал корпоративный дух розыскного братства, Игумнов это сразу почувствовал, узнав знакомую манеру. — Ты чего припозднился? — спросил он, словно они знали друг друга сто лет. Дежуришь?.. — Домой еду, — Игумнов не стал говорить про дом в Варсонофьевском, у которого он недавно стоял. Ни о чем, что его в действительности заботило. — Живешь поблизости? — У Белорусского. — Счев этикет соблюденным, предложил. — Давай к делу, старшой… — Что у тебя на Коржакова? — Самарский поправил надплечную кобуры под курткой, подвинулся ближе на сиденьи. — Простой интерес… — Так не бывает, Игумнов, — Муровец недоверчиво засмеялся. — Бывает. — Игумнов достал визитную карточку. — В одном месте мы изъяли это… Тебе она нужна? — Нет. Вот если бы документы! — Держи! — Игумнов приложил к визитке российский заграничный паспорт. Самарский глянул: — Коржакова?! Ну ты щедр! — Старший опер обрадовался, как ребенок. Где же он находился? — На линии по Каширскому ходу… — А точнее… — Всему свое время… Старший оперуполномоченный успокоился, но тут же спросил: — Почему ты все-таки им заинтересовался? — Документы лежали в одном месте, а человек за ними не приходил. Подозрительно, согласись… Очередь задавать вопросы перешла к Игумнову: — Как ты узнал про Качана? Тебе позвонили из Адресного? Старший опер засмеялся. — Там у меня жена… — Ну, ты ценный кадр для начальства… Зеленая улица постоянно. — А сеструха в первом спецотделе! В Главке области… — Вот это связи, ничего не скажешь… Коржаков в розыске? — По моей записке. Жена положила ее в картотеку. «Позвоните Самарскому» и телефон… Извини, Игумнов! — Его мобильник внезапно проснулся. Старший опер прильнул к сотовому. — Да… Понял. Повтори… Игумнов перевел взгляд. На нескольких этажах Московского Главка горел свет. Там находились кабинеты МУРа, вся остальная часть здания была затемнена. Сбоку со Второго Колобовского выезжали машины. «Оперативники? Начальство? Что-то произошло?!» — Извини… Самарский вернулся к разговору. — У меня появились данные, что Коржакова похитили. Был анонимный звонок в МУР дежурному. — Установили, откуда звонили? — Из Одинцовского района. — Давно? — Неделю назад… Все совпадало. — Стали проверять. Дома его не видели. Мы связались с его фирмой…Старший опер приоткрывал свои карты. — Я под благовидным предлогом позвонил туда. Земляк, мол. То да се… Там он тоже не появлялся… — Живет один? — Прописан один… — Как у вас считают, что с ним? — Наверное все же похитили… — Муровец подумал. — Но теперь меньше версий… Заграничный паспорт здесь, значит и сам Коржаков в России… В любом случае с меня бутылка… Игумнов пожал плечами. Снова прозвонил мобильник. На этот раз звонили ему. Это был Цуканов. — Слышишь? Николу задержали в Домодедове… — Он успокоил. — Нет, ничего такого. По подозрению. Как участника разборки… Тонкость вот в чем: среди задержанных частный охранник… Понял? — Пока нет… — Из той фирмы… — Из «Освальда»?.. — Да. Ты собирался узнать о них в «Лайнсе». — Сейчас я туда еду.* * *
Коттедж, арендованный ОхранноСыскной ассоциацией, был освещен. Окна соседних зданий, принадлежавших крутым строительным боссам были темны. Угрюмый секьюрити на воротах, пропуская внутрь, что-то пробурчал. У коттеджа в ряду других машин Игмнов увидел красный «джип» Рэмбо. Президент «Лайнса» был уже на месте. Игумнов припарковал машину, прошел к дверям. Подождал, пока дежурный на мониторе удостоверится в его личности. Рэмбо наверняка поставил в известность о ночном госте. Ждать пришлось недолго. Запорное устройство сработало. Игумнов оказался внутри. Мимо дежурного и второго секьюрити прошел наверх. Рэмбо уже вышел ему навстречу — двухметровый, рукастый, одетый дорого, но без притензий: белая сорочка с галстуком, брюки. Все от первоклассных западных фирм. — Ну чего?! Задумал переходить к нам, Игумен?! Он давно и пока безуспешно переманивал его в «Лайнс». — Только еще думаю… — Смотри, потеряешь место! Когда тебя ждать? — Сразу, как только выгонят. Тут уже недолго… — Непруха?.. Как арабы называли, помнишь… — Фашла. Через тихую поночному приемную прошли в кабинет. По дороге Рэмбо включил чайник. — Кофе? Садись… Пока хозяин кабинета занимался кофе, Игумнов привычно огляделся. На стене — дицензии, Диплом Всемирной Детективной Сети «Лучшему Региональному Управлению России — 2000». За стеклом в шкафу переплеты Справочников. Бизнес, охрана, оружие… «Однажды придется снять форму, придти в „Лайнс“. Рэмбо предложит деловую разведку…» — Прошу… — Спасибо. — Игумнов мельком взглянул на часы на стене. Стрелки показывали три ровно. Сейчас поедешь… — От Рэмбо ничего не ускользало. — У меня еще тоже дела. Так что там с «Освальдом»? — «Освальд»- лишь постолькупоскольку… Кофе пах ароматно. Игумнов сделал короткий глоток. Кофе был у Рэмбо отменный, хозяин «Лайнса» подал его в большой фирменной чашке «классик». Игумнов отставил «классик». — Коржаков… Фамилия говорит что-нибудь? Рэмбо не отказал себе в удовольствии — заметил: — Я знал одного Коржакова. Бывший президентский охранник. Писатель… Депутат. Это, очевидно, не тот. — Очевидно. — А твой Коржаков у меня здесь… — Он показал на компьютерную распечатку. — Но вначале все-таки фирма… Рэмбо прошуршал страницами. — Если не вникать в подробности… Рядовое охранное агентство. Появилось недавно, на рынке охраны почти неизвестно. Рекламы нет. Штат, в основном, из бывших сотрудников спеслужб. Деньги большие. Но все согласно устава: охрана, сопровождение, личка… — А главный? — Ткачук. — Большие звезды?.. Генерал. Вотчина его — Средняя Азия: Афган, Таджикистан… Офис на Дмитровке. Но там обычно никого, кроме дежурных. Его резиденция в Подмосковьи… — В санатории… — Точно. Твой Коржаков при нем в качестве начальника оперативного отдела… — Рэмбо отставил распечатку. — Тут его установочные данные. Вот его адрес… — Варсонофьевский переулок… — Да, Варсонофьевский. — Он у меня есть… Собственно, и Коржаков меня интересует сегодня лишь постолькупоскольку… — Загадки загадываешь, начальник… А если напрямую? Игумнов подвинул чашку, сделал пару коротких глотков. — У моего старшего опера на платформе вытащили пистолет… Рэмбо — другану и в прошлом крутому сыскарю МУРа — можно было доверять, как себе. — В Домодедове была разборка, связанная с Коржаковым, с «Освальдом», но там свои дела… — Игумнов перевернул распечатку, достал ручку. Здесь Главные пути. Это переходной мост… — Он расставил стрелки. Тут нигерийцы, уголовники. Это сотрудники «Освальда», их «джипчероки». Это скамья, тут сидел Качан. Партнеры нигерийцев приехали позже. Они могли всего не застать… Игумнов подвел итог. — Кто-то должен был все видеть. — Тебя интересуют люди из «джип» «чероки»… — Кроме того нигерийцы. И братва. Охранники «Освальда» предварительно провели зачистку электропоезда. Три группы. Трое, кто ими руководил, могут быть в курсе. Точнее уже два. Соху убили… — Видновского авторитета… — Да. Остались Коржаков и Мосул Авье… Рэмбо внимательно слушал. — Твоя цель пистолет… Да. «Макаров» не мог уйти далеко. Посторонних на платформе не было. Ну кто еще ночью?! Только преступники и менты. — Я понял. — Только вот времени остается мало… — Во сколько у тебя сдача дежурства? — В восемь. Рэмбо взглянул на часы: — Четыре часа, двадцать три минуты… Игумнов объяснил: — Цуканов и мой помощник — сейчас в Домодедове. Там, в камере охранник из «Освальда». Может что выйдет… К нигерийцу в общежитие я уже послал своего человека. Коржаков неизвестно где. Неделю назад его похитили, но ему удалось бежать. На него я могу выйти только через фирму… В начале года Коржаков приезжал в Шереметьево с данными на нигерийских наркокурьеров… Рэмбо прикурил от тяжелой настольной зажигалки: — Генерал Ткачук пойдет на контакт с тобой только, если поймет, что ты достаточно информирован… — Да. Поэтому надежда все на тебя. Рэмбо достал из стола небольшой листок. — Пожалуй, это тебе пригодится… «Фирма занимается отслеживанием конкурентной торговли кокаином на деньги крупного наркобизнеса…»Тоесть генерал ведет ту же борьбу с незаконным оборотом наркотиков, но с другим знаком. Им платят за то, что они сдают конкурентов. Кроме того они тянут за это с государства… — Понимаю. — У Ткачука крепкие старые связи. ГРУ, Внешняя разведка… — Ясно. — Ты упомянул Шереметьево… — Коржаков сдал двоих — Иса Раки Зария и Моди Ибрагима Бари. Рэмбо прочитал: — «Получено вознаграждение за конфискованный в Шереметьево с помощью фирмы груз кокаина»… — Он поднял голову. — Приз довольно крупный. — Сто тысяч. В баксах. Я думаю, для начала разговора тем у тебя предостаточно… Игумнов достал санаторную книжку. — Это, повидимому, пропуск в резиденцию. Он был у Коржакова… — Да. Там все их бригада. В первом корпусе…Генерал Ткачук, его правая рука — полковник Хохлов… Тут недалеко… — Одинцовский район? — Точно. — Оттуда был анонимный звонок о том, что Коржакова похитили… — Послать с тобой? — Нет, нет. Тебе не надо ввязываться. — Хорошо. Я позвоню попозже. Если от тебя ничего не будет, я беру людей и еду к ним на процедуры…6
Санаторий располагался в месте, известном как «Подмосковная Швейцария». Мягкие погодные условия, неповторимые по красоте живописные перелески… Всероссийская здравница всего в часе езды от столицы. Место паломничества многочисленных туристов… Игумнов однажды приезжал сюда вместе с первой женой. С обрыва открывался вид на российскую глубинку. Сбоку по гребню вереницей тянулись храмы, заканчивавшиеся у стен древнего монастыря. Осенью городок был полон гулом звонниц и запахами яблок, которые неслись из каждого сада… Вдали виднелась станция Окружной железной дороги. Пассажирский поезд тут ходил едва ли не два раза в сутки. Санаторий был изестен далеко за пределами области. Все доступные в условиях средней полосы виды лечения. Бальнеология, физиотерапия, спортивная медицина. Господа офицеры брали в библиотеке журналы, ходили на дискотеку, в кино. Пили по номерам «абсолют». Он был тогда внове. Как и датский спирт… Игумнов подъехал в полной темноте. Половина светильников вокруг не горела. Он припарковался подальше от ворот, у знаменитого монастыря. К санаторию прошел пешком. В проходной не спали. Солдату с повязкой на рукаве Игумнов издалека махнул санаторной книжой. — Закурить найдется? — спросил тот. Игумнов зацепил из пачки несколько сигарет, молча рассыпал на стойке. Толкнул дверь. На аллеях не было ни души. Игумнов двинулся вдоль осевой. Впереди сбоку виднелось центральное здание, в нем размещались клуб, столовые, библиотека…* * *
Первый корпус санатория располагался неподалеку. Мрачный прямоугольник, ушедший по первый этаж в сугробы. В нескольких окнах на третьем — генеральском- этаже горел яркий свет. Тут попрежнему ложились спать уже под утро… За сотню метров до корпуса неожиданно сотовый Игумнова подал признаки жизни. На мобильный позвонила Ксения. — Привет, Игумнов! Как настроение? Отличное… — Игумнов сошел с аллеи, остановился у большого закрытого подъезда то ли столовой, то ли клуба. — Ты где? На Островитянова? — Да. Тут у них дискотека. Народ живет, веселится… Это ты, как монах… Ксении беззастенчиво кокетничала. Игра была знакома каждому резиденту, работающему с женщинойагентом. Раскрепощенность, ни к чему не обязывающий обоих флирт, взаимная влюбленность приносили результаты. Наставление же по работе с агентурой, напротив, требовало полной официальности отношений. — Как там наши друзья? — Его интересовали нигерийцы, приезжавшие в Домодедово на разборку. — Вернулись какието озабоченные. И снова уехали… А меня и еще одну девчонку оставили… Послышался шум сливного бачка. Ксения звонила из студенческого туалета в общежитии. Ее никто не слышал. Она находилась в самом пекле. Нигерийские наркодельцы постоянно проверялись. Им помогали в этом кадровые разведчики Ткачука, слежку за всеми подозрительными вели профессионалы. В последнее время Игумнову все труднее становилось находить укромное место для встречи. Явочная квартира была неблизко, а надолго уезжать с вокзала… — В чем у них дело? — Я спросила: «Куда вы? Девочки вас ждут?!» «Нет, деловая встреча…» Мне показалось у них неприятности и они поехали к комуто советоваться. Да! Вот еще! Мосул исчез! С ними его не было!.. — Дождись их. Если Мосул не приедет, постарайся узнать, где он… — Насчет этого мог и не напоминать… Обижаешь, начальник! Ксения была авантюрного склада. Еще девчонкой в школе в сочинении. «Делать жизнь с кого»? написала, что хотела бы стать валютной проституткой. Сочинение прорабатывали на всех педагогических советах, совещаниях. Несколько строк ей посвятил знаменитый главред газеты «Первое сентября». По мере взросления Ксения все больше склонялась к идеям свободного предпринимательства. Теперь она меньше стремилась в путаны, учила английский и, как могла, искала связи в мире бизнеса. В интервью, которое Ксения разослала главам нескольких частных фирм она без ложной скромности указала: «Сильная личность, коммуникабельна, умею работать с людьми, активна и полна энергии, готова начать новые проекты…» В качестве причины ухода с прежней работы Ксения назвала «отсутствие перспективы роста». Приписка в конце интервью гласила: «Уровень оплаты: не заинтересована в предложениях с оплатой ниже 500$ в месяц…» Сейчас, в ожидании ответа на свои предложения, Ксения была абсолютно свободна. — Мне кажется, с Мосулом что-то произошло. Думаю: будут новости. Готовь премию, Игумнов… — У нее было легкое настроение. — Приня-то. Звони. Если не сможешь связаться со мной, поставь в известность дежурного. Или Цуканова. Оба в курсе. — Поняла. Кстати, Игумнов! Не забыл, какое сегодня число? — Ты насчет Витеньки? — Сегодня его поминают. Они сейчас там, в проходной. На фабрике. Мне звонила его мать… — Мне тоже. — И как? — До рассвета я вряд ли выберусь. — Не стыдно, Игумнов! — Она снова громыхнула сливным бачком. — Если уж ты, мент, не помянешь, то кто?! Витька и живой был один, а теперь и мертвый один! Ты и ко мне тоже бы не пришел?! В том, что она говорила, был обидный, но справедливый резон. — Постараюсь. Посмотрим, как будет… — Я тоже приеду. От корпуса уже шел кто-то из часовых. Игумнов заставил себя собраться его приезд к Ткачуку был, безусловно, поступком опрометчивым, времени на раздумья уже не оставалось. Он свернул к корпусу. Вход внизу охранял наряд охранников «Освальда» в новеньких камуфляжах. В караульной тоже не спали. Играли в домино. — Вам кого? — Старший — без знаков различия на куртке — поднялся над столом с костяшками. Он был одного роста с Игумновым, тоже длиннорукий, поджарый. «Все они из спецслужб…» — Мне нужен полковник Хохлов… — Как доложить? Игумнов достал милицейское удостоверение. Старший взглянул пристально, поднялся к телефону. — Тут к вам… — Он отвернулся, чтобы Игумнов не слышал. Потом, ни слова не говоря, сунул трубку Игумнову. — Слушаю… — голос на другом конце провода был официален. — Начальник отделения уголовного розыска капитан… — Игумнов назвал себя. — Я по поводу вашего человека, который исчез… В трубке наступила пауза. — Подождите минутку… Пауза продолжилась. Наверху совещались. — Передайте трубку дежурному… Трубка переместилась. — Слушаю, товарищ полковник… Есть. Понял… — Дежурный водворил трубку на место. Его отношение к прибывшему и тон мгновенно изменились. Теперь они были одновременно и официальными, и уважительными. — Извините, товарищ капитан, вы на территории воинской части. Необходимо сдать оружие… Это было явное нарушение правил: менты сдавали оружие только в следственных изоля-торах и на зонах. Игумнов скорее почувствовал, чем увидел, как с обоих сторон за его плечами сгруппировались караульные… «Даже лучше, что я без „макарова“… — Подумалось. — Могло случиться, в одну ночь потеряли бы сразу два пистолета. Выгнали бы обоих…..» — При мне нет оружия. — Извините: необходимая формальность. Стоявший сзади прапорщик провел по одежде Игумнова металлоискателем. Мотнул головой: «чист!» — Сюда, товарищ капитан. Проходите… Один из охранников поднялся его проводить.* * *
Аккуратный, со строевой выправкой офицер в штатском выглядел слишком молодо, чтобы оказаться правой рукой Ткачука. Тем не менее было именно так. Он пригласил Игумнова войти. Представился. — Полковник Хохлов Александр Александрович, советник президента фирмы… — Чтобы предупредить вопросы, он сразу сообщил. — Генерал уже знает, что вы здесь. Садитесь. Номер был генеральский, с просторным холлом и огромной гостиной. Игумнов присел в кресло, так чтобы видеть обе двери. — Да, да… — Когда Игумнов вошел, советник президента фирмы разговаривал по телефону и поглядывал на дисплей включенного компьютера. Не волнуйтесь… Хозяин номера появился неслышно из глубин аппартамента. Энергичный, с квадратным торсом. В отлично пошитом фирменном пиджаке. — Генерал Ткачук… Несмотря на поздний час в номере никто не спал. Это не могло быть случайностью. Игумнов был совершенно уверен: между бодрствованием хозяев номера и наездом на нигерийцев на переходном мосту в Домодедово существовала связь… В номере знали и об убийстве преступного авторитета, и об исчезновении лидера нигерийских наркокурьеров в Москве Мосула Авье, и о задержании одного из сотрудников…* * *
Никола откинулся к стенке палатки. Он сразу понял: «Наезд!..» Четверо в камуфляжной форме из «джипа» «чероки», проскочившего на полном ходу к опорам переходного моста, и еще двое в куртках — ехавшие в последней электричке вместе с ним, действовали как истые профессионалы… Нигерийцев и их прикрытие из видновской братвы сразу отсекли от покупателей. Последние их не интересовали. Ни босс, ни другой с кейсом… Один из телохранителей не врубился — выхватил газовый пистолет… Его укротили немедленно. Самым жестким образом… Кровавый след потянулся по ступеням лестницы к «мерседесу»… С другой стороны моста на помощь нигерийцам бросилась братва. Негра в шапке с завязанными наушниками под подбородком нападавшие взяли в кольцо. На всем протяжении лестницы и вверху уже шла разборка. В самой гуще Никола снова увидел плечистого, в трехцветной куртке с капюшоном, которого видел внизу, у опор моста… Никола не мог ничего понять. «Может наскочил ОМОН?» Ментовская патрульная машина, стоявшая поодаль, не двигалась. «Что там? Группа поддержки?!» На лобовом стекле тормознувшего «джипа» «чероки» белела бумажка. «„Проверке не подлежит“?! Или „разгонщики“ под видом ментов?! Сейчас хрен разберешь!» Неожиданно раздались выстрелы. Николе показалось: стреляли из патрульной машины. На мосту им отозвалось несколько громких хлопков… Внезапно сразу вся кодла бросилась с моста к лестницам по разные стороны, к Ожидавшим внизу машинам. Общая картина мгновенно разбилась на отдельные кадры. В какойто момент один из нападавших вверху вдруг вылетел из груды тел, покатился по ступеням. Никола узнал своего знакомца по электропоезду- белесого, в куртке, без головного убора. В конце первого пролета ему удалось зацепиться ногой за перила… Вверху быстро удалялись в сторону маневрового парка братки и нигерийцы. Они кого-то несли. На миг Николе показалось — он снова увидел знакомую трехцветную куртку… Нигерийца в ушанке, напротив, потащили к «джипу» «чероки» камуфляжники, сунули на заднее сиденье… В этот момент со стороны города внезапно послышались звуки ментовской сирены, показались огни проблесковых маяков. Это гнала домодедовские менты. В сторону Москвы по Главному пути на полной скорости проскочила путевая дрезина. Одновременно патрульная машина, стоявшая в центре площади, неожиданно развернулась, начала быстро удаляться… У бандитских машин произошла толкучка. К отъезжавшему «джипу» «чероки» бросилось сразу несколько собровцев. Водитель «джипа» оказался опытным — дал задний ход, чтобы не дать ментам отрезать его от шоссе. Дверцу изнутри захлопнули уже на ходу, рванули в ночь. Маневр принес успех. Но не полный. Один из команды не успел вскочить. Это был все тот же белесый знакомец Николы по электричке. Повезло домодевским ментам. Белесого взяли в кольцо. Раздались предупредительные выстрелы… Знакомец Николы бросился за палатку — Николе с его места все было хорошо видно. За палаткой тот с маху сел на снег. Похоже посчитал, что сидящего не подстрелят… Когда менты забежали за палатку, он уже поднял руки над головой. На него обрушились удары дубинок. Досталось и от ботинок. Но это продолжалось минуты две. Не больше. Менты выпустили адреналин, обыскали, потащили в машину… «Джип» с остальными заккамуфляженными уже гнал на приличной скорости. Менты и не пытались его преследовать. Через минуту в той стороне видны были лишь красные сигнальные огни. Потом и они исчезли. Николе в самую пору было побеспокоиться о собственной судьбе. Но момент был упущен. Сзади уже набегали двое. — Руки! Никола увидел направленный на него ствол. Не удивился и не испугался. Это были менты. С ними все было предсказуемо. Для порядка ему пару раз врезали по шее, хотя и не особо сильно. Потом закрутили руки, подвели к той же машине, куда посадили Белесого. — Давай, — подтолкнул один из сержантов. — Телись… Руки! Вслед уже толкали кого-то третьего. Этот был местный, молодой, в импортном пальто, дорогих туфлях. Принадлежал ли он тоже к участникам раборки? Его притащили из-за палаток. — В горотдел, — скомандовали сзади.* * *
В машине Никола осмотрелся. Оба его спутника были молодые, модно и дорого одетые, явно борзые. Неужели ментам, прихватившим его, не приходило в голову, что он никак не мог входить в одну с ними компанию?!. Впрочем, он не заблуждался: менты прихватили его для счета. «Не было выбора…» Теперь начальство могло доложить: «принятыми по горячим следам мерами задержано трое подозреваемых. Ведется проверка…» По дороге оба борзых громко несли ментов, всю их контору, кончая министром… Ехать было недалеко. Никола помалкивал. Заталкивая в машину, менты обыскали его довольно поверхностно. В поле пальто находилась заправленная во внутренний шов заточка, с которой он практически не расставался. Теперь настало время от нее освободиться. Осторожно, почти не двигаясь, одной рукой он потихому выпростал острое стальное жало. Никто в его сторону не смотрел. Теперь заточка была уже у него в рукаве. Оставалось решить, как от нее освободиться. Можно было оставить под сиденьем. «В этом случае ее сразу обнаружат. Свидетелей у ментов не будет. Но от них можно ожидать, что угодно..» Заточку могли в наглую засунуть назад в карман, а потом обнаружить снова, но уже с понятыми. «А это, считай, новый срок..». Когда дело касалось особоопасного рецидивиста, менты всегда действовали по понятиям, а не по закону… Наконец, можно было попытаться сбросить улику в снег, когда их поведут в здание… «И все-таки…» Никола осторожно опустил руку с заточкой. Теперь он ожидал очередного толчка. Дорога была с выбоинами… Водитель заложил короткий вираж. Никола разжал пальцы. Заточка негромко стукнула о днище кузова. Никто не обратил внимания. Теперь по ходу движения тюремный ступер должен был постепенно сместиться к заднему борту… Они уже подъезжали. Водитель притормозил. У здания городской милиции их уже встречали. — Выходи по одному. Руки за голову… Никола мог себя поздравить: тут ему не удалось бы избавиться от заточки. Их встретили тычками. — Быстрее… Никола выходил вторым. На его долю пришлось несколько ударов по голове и сзади по почкам. Последнему досталось еще сильнее… Потом всех троих усадили в дежурке. Тут уже обыскивали дотошно, как в тюрьме — раздели до нага, поверили каждый шов… Когда обыск заканчивался, в дежурке появился коренастый усатый мужик — начальник домодевского уголовного розыска. Задержанные уже одевались. — Ну- ка сейчас мне, как на духу… — Он держал руку за спиной. — Кто выбросил? Быстро! Он внимательно всматривался в каждого. Никола его интересовал меньше, чем остальные: он и по возрасту, и по одежде выпадал из числа предполагамых участников разборки. Вор смотрел перед собой бесцветными, как у недельного кобелька, глазками, онто точно знал, что могло быть там, у него за спиной. Кроме того он видел: начальник розыска откровенно гонит туфту. — Ты ведь знаешь! Я тебе говорю! Он обращался к недавнему знакомцу Николы по электропоезду, и тот Никола видел — смешался. Вопрос застал врасплох. — Там отпечатки пальцев. Куда ты денешься?! — Усатый коротко взглянул на стоявшего рядом оперативника. Тот понял — передал ему сигарету, которую перед тем прикурил. — Как фамилия? — Мент усилил нажим. — Быстро! Задержанный назвался. Фамилия была редкая — Никола ее не запомнил. В памяти задержалось только имя: «Руслан». С самим Николой разбирались в последнюю очередь: — Фамилия, имя… — Анчиполовский Ефим… — Отчество? Год рождения, адрес? Никола ответил на все вопросы. Точно назвал он и день и месяц рождения, на чем обычно ловится половина всех, кто идет под чужим именем. Проверка по компьютеру все подтвердила. — Есть. Прописан… Теперь он мог качать права. Хотя и не особо круто: — За что задержали, начальник?! Завтра с утра на работу… — Хочешь сказать, что трудишься?! — Как же начальник… — Кого ты паришь, дед! Давай его на оправку! Утром разберемся! «Значит в камеру…» Самым важным теперь — было передать Игумнову, где он находится. «Что-нибудь придумаю…» Сзади уже кричали: — Пошли, дед. Руки! Небось наученный уже? — Гнилой насквозь. — Да уж видно! Бывал у нас… — Неужели нет… Домодедовское КПЗ, а понынешнему ИВС или иваси, могло считаться родным. Первый раз он сидел в нем много лет назад во время переследствия, тогда еще честным пацаном. — Заходи… В камеру он попал к уже знакомому Руслану, который дернул его из электрички. Когда Никола поздоровался, охранник не ответил — молча мерял шагами камеру. Мысли его были далеко. Одного взгляда на него Николе было достаточно, чтобы понять его состояние. Нынешние крутые куражились на воле, но не имели опыта выживания ни в тюрьме, ни на зоне. Не обращая больше внимания на напарника, Никола нашел себе место дальше от двери, чтобы не дуло. Снял пальто, свернул. Неспешно разделся. В камере, если бывало тепло, он спал обычно в кальсонах, на аккуратно сложенных шкерах. Пальто клал под голову. Свет ему не мешал… Свободное его поведение объяснило соседу, кто есть кто. Охранник догнал. Он перестал ходить. Нагнулся к Николе. — Слышь? — прямоугольное с белесыми ресницами лицо возникло совсем близко. — Я вспомнил. Ты ведь был в электричке. Мы тебя… — Он поискал слово. Не нашел. — Ну, — Никола зевнул. — Ты прости… Никола не ответил. Было уже поздно. Сокамерник продолжал ходить от стены к стене. Он нуждался в разговоре. Никола понял: «Первая его первая ходка…» Внезапно Белесый остановился: — Может ты знаешь: статья 126… Что там? Статья была новая. Но Никола слыхал о ней. — Похищение человека. — А срок? — Там три части… Организованная группа? — Да. С применением оружия… Тот перестал ходить, оглянулся на очко в двери. — Если тяжкие последствия или смерть от пяти до пятнадцати. Белесый сразу скис. — Тут еще важно вот что… Где это? Чечня? — Здесь. На станции… Никола проследил известные ему передвижения сокамерника. «Зачищал электричку… Следил за африканцами и братвой на мосту. Когда началась разборка, бросился на мост вместе с бригадой, приехавшей в „джипе“. А тут домодедовские менты… Уехать вместе со своми не успел…» Само задержание происходило у Николы на глазах. Белесый вел себя с опаской, нервно… «Забежал за палатку, сел на снег… И в дежурке тоже. Когда мент принес заточку, держал за спиной заточку, весь задергался… Он ведь не знал о ней?!» Поговорить не удалось. Снаружи с силой громыхнул засов. — Анчиполовский, с вещами!.. Сокамерник вперился Николу откровенно завистливым взглядом. Ничего не сказал. — Выходи, пока не передумал… — Мент остановился на пороге. — То сажают, то отпускают… Сам оденешься, дед? А то, может, помочь? — Сам. Этому могло быть только одно объяснение… «Игумнов…» Никола ошибся. В Домодедовский горотдел приехал Цуканов.* * *
Появлению заместителя Игумнова в домодедовской дежурке предшествовала цепь телефонных переговоров. Начало им положила Ксения своим звонком дежурному на вокзал… — Срочно разыщи Игумнова или Цуканова… Они разговаривали не более десятка секунд. На большее у Ксении не хватило времени. В каждое следующее мгновение нигерийцы могли застать ее с телефонной трубкой в руке. Кому она звонит около четырех утра ей было бы трудно объяснить. Своим стремительным звонком Ксения задала темп. — Я перезвоню в четыре ровно… Предупрежденный Игумновым дежурный понял: речь пойдет о наркокурьере. Цокнул леденцом во рту. — Будет сделано, дочка… Времени оставалось меньше получаса. Игумнов был по дороге к военному санаторию на Минском шоссе, Цуканов — в Домодедове. — И смотри не занимай телефон, блин!.. — Ксения не церемонилась. — Ёкэлэмэ- нэ… — Майор перебрал известную половину алфавита, но она уже бросила трубку. Ничего не оставалось. Когда надо было, майор соображал быстро. С ходу связался с домодедовским дежурным: — У меня дело. Там сейчас наш Цуканов… — Он сразу ухватил быка за рога. — Пока не видел… — Он на месте происшествия. Наверняка с начальником розыска. У тебя рация. Передай, чтобы срочно мне перезвонил. Тут такая лажа. Начальника Управления ждем. Генерала Скубилина… Домодедовский дежурный попался на удочку: — Чего ему не спится?! — По воводу вашего убийства. Хочет знать детали… Так что сделай! Побыстрому. При встрече рассчитаюсь. Посулы сыграли свою роль. В Домодедове тут же была задействована рация с позывными начальника уоловного розыска. — «Воркута10»… — Вас слушаю… Цуканов действительно оказался на месте происшествия вместе с Усатым. Сообщение об интересе генерала Скубилина к домодевскому убийству произвело желаемый эффект. Через несколько минут оба были уже в городском Управлении. Из дежурки Цуканов сходу позвонил на вокзал. — Ну чего там еще за прикол? Кто едет? Рушайло?! — Никуда не отходи. Сейчас тебе перезвонит игумновская помощница… — Понял… Цуканов положил трубку. Зная дежурного, он и не ожидал другого. Между тем домодедовцы не сводили с него глаз, пытались узнать свою судьбу. — Чего там со Скубилиным? — Пока неясно. Будет звонить… Неожиданно увидел: на столе у дежурного лежала заточка. — А это откуда?! — В машине нашли… Цуканов был уверен, что знает, чья она, но промолчал. В такие дела чужих не посвящали. — Да! — Он словно только что вспомнил. — Распорядись насчет «Анчиполовского»… Он достал сигареты. — А может оставить до утра? — Начальник розыска уже тянулся к зажигалке. В результате недолгого воздержания у него словно развилось острое никотиновое голодание. — Все-таки он в камере с подозреваемым. Вдруг разговорятся… Что-то подсказало Цуканову не согласиться: — Пусть выводят, пока я здесь. Может что-нибудь прояснилось… Сколько они уже вместе? — Полчаса не больше… — Давай. Я пока останусь в дежурке. Звонок раздался через пару минут. В связи с тяжким преступлением в Домодедово то и дело звонило начальство разного уровня. Помня об этом, дежурный каждый раз представлялся по форме, позволяясебе единственное послабление — пропускал половину слов. Так было и на этот раз: — Ответ…дежу… домодедовск… вэдэ капитан мили… В ответ свежий женский голос удостоверился: — Малыш! Ты? — Послушайте, вы кому звоните!? Цуканов едва успел перехватить у него трубку. — Это мне… Слушаю, Цуканов! У телефона была Ксения. — Малыш! Мы может приедем с подружкой… — Фраза предназначалась для чужих ушей там, откуда она звонила. Обращение можно было опустить. Ксения на несколько секунд замолчала. Послышался скрип двери. Продолжила она спокойно, даже весело. На секунду ей удалось остаться одной. — Мосул так и не появился. С ним что-то случилось… — Понял… — И еще. Тут оставили сотовый аппарат. Кто-то позвонил. Я взяла трубку… это был курьер. Он только прилетел в Москву…Минуту! Кто-то идет… — Она что-то ответила на английском, снова дважды скрипнула дверь. Разговор сразу стал конкретным. — Курьер едет сюда. Скоро будет. Никто не будет ничего знать и не выйдет на встречу. Он будет торчать внизу. У магазина «Мишель». Вы можете взять прямо у входа… — Как я его узнаю? Ты его знаешь! Пятно на виске. Качан узнал о нем в Шереметьеве… Он слетел с «начинкой»… «Челнок»! Она имела в виду уже известного курьера, провозившего наркотики внутри, в желудке. В последний раз тому удалось ускользнуть… — А ты не спалишься… — Все! В следующую минуту рядом с Ксенией кто-то появился. Закончила она неожиданно: — Меня сегодня не жди. Я ночую у подруги. Целую.* * *
Подходивший к Игумнову из глубины санаторного номера генерал Ткачук смотрелся хорошо — худощавый, высокий, с энергичным лицом, с квадратным подбородком. Последний чуть портил намечающийся второй, в котором уже угадывались будущие мешочки, постариковски легкие и дряблые. Безупречно сшитый фирменный пиджак Ткачука в интерьере спокойных тонов военной здравницы выглядел как яркий лоскут. — Ты из линейной милиции, капитан… Так? Какой же это участок? Игумнов сузил объект обслуживания до интересующего. — Каширский ход… Точнее, Домодедово. Аккуратный полковник — советник главы фирмы тотчас проявил интерес, оставил компьютер. Генерал хотел что-то сказать, его прервал тихий стук в дверь. — Да… — Ткачук подал знак. Гладкая высокая официантка в шортах вкатила сервированный на колесиках столик. Поставила перед Ткачуком. Генеральский стол выглядел заманчиво. Осетрина, балычок. Красная икра. Ткачук тоже остался доволен. Уверенно подвинул себе кресло. Пригласил Игумнова: — Наверняка не ужинал. Знаю вашу собачью работу… Игумнов не заставил себя упрашивать. Полковник Хохлов сел третьим. Генерал объяснил: — У меня, понимаешь, дробное питание…Врачи заставляют есть через каждые два часа. Днем ли, ночью… Последствия кровавой разборки в Домодедово как бы не имели отношение к ночному бдению в «Освальде». «Дробное питание…» Водке тут предпочитали хорошие коньяки. Официантка обошла стол, разлила по рюмкам «Армянский». Перед каждым поочередно возник для обозрения ее аппетитный лошадиный круп. Потом она тихо удалилась. — Пододвигайся. Как тебе это? — Ткачук оглядел стол, ткнул салфетку за ворот. — Отлично, — Он кивнул на круглые часы над компьютером. — только, кК сожалению, надо возвращаться. Мало времени. — А много и не надо. Мы на коротке… Дай я за тобой поухаживаю… Ткачук перегнулся через стол, положил на тарелку Игумнова балычок. Добавил грибки. — Капитанство — лучшая пора службы. Майор это как долговременная точка. Четыре года ходишь и никакого продвижения. Если, конечно, нет руки… У вас кто н а Управлении? — Генерал Скубилин. — Вася?! — Василий Логвинович. Рэмбо был прав: сюда, в «Освальд», тянулись старые дружественные каналы связи. Не исключено, что у Ткачука существовал выход и выше — на Министерство. И не только на МВД. — Старый мой дружбан!.. — Ткачук приподнял над столом хрустальную рюмку. Игумнова коснулся благородный запах. — Ну! За твою первую большую звезду, капитан! К коньяку были нарезанные ломтиками дольки лимона, обсыпанные сахаром и натуральным кофе. Ткачук не стал тянуть. Выпил. — А теперь давай, капитан. Что конкретно тебя привело? Игумнов пригубил рюмку, вернул на место. — Мне нужно переговорить с Евгением Ивановичем… — Коржаковым?! Ткачук и его ближайший помощник словно наткнулись на установленную для них растяжку. Генерал взглянул на замершего советника, словно в том, что сидевший за его столом мент интересуется референтом фирмы по менежменту, была его, полковника Хохлова, персональная вина. Сделано это было для него, для Игумнова. Ткачук был обо всем осведомлен и не нуждался ни в чьей в консультации. Он развел руками. Увы, капитан! Коржакова я представить тебе не могу. Исчез Евгений Иванович. Ты знаешь это не хуже меня… Игумнов не подтвердил, не опроверг. — Накануне мы вот так же посидели, а утром он уехал. Как всегда. И больше не появился. — Он сообщил, куда едет? — Нет. — Коржаков был вооружен? Я своих сотрудников не обыскиваю, как ты понимаешь. Бывший боевой офицер. Подполковник. Он оформлен как частный охранник, значит есть лицензия на оружие… Дальше пусть тебе мой советник расскажет… Тот сразу вошел в разговор. — Вечером, когда он не вернулся, мы не придали значения. Подумали — к комуто заехал. Дело молодое. На второй день он на службе не появился. Тогда уже забеспокоились… — Фирма обращалась в милицию с заявлением о розыске? — Нет, не видели надобности. Игумнов задумался. — Перед тем замечалось что-нибудь настораживающее? — Сослуживец говорил, что Коржакова пасли какието двое… — Он видел их? — Да. Молодые, высокие. В куртках. Таких сейчас много. Правда? Разговор получался клочковатый, неровный. — Какая у него машина, у Коржакова? — «Фиат», серебристый, последняя модель. Про нее пока ничего неизвестно. Тяжесть обсуждения, как в хорошем романе, была перенесена на самый конец. Советник взглянул хитро: — Я думаю, этих двоих вы должны знать лучше… — Почему? Слово снова взял Ткачук: — Это твои коллеги. Не знал?.. — Нет. А откуда известно, что это менты? — Они, собственно, не скрывали… — Их проверили? — Конечно. Это — работники подмосковной милиции. Патрули…Кто именно я уже не помню. Это и неважно… — Он оглянулся на советника. Полковник разлил по рюмкам коньяк. — Давай, — Ткачук поднял рюмку. — Ты за рулем? Игумнов отрицательно качнул головой: — Молодец. Значит, мыслишь глобально. Давай по граммулечке… И закуси яичком. В яйцах чудесная сила. Знаешь об этом? — Догадываюсь… — Я не о том. Объясняю: яйцо — единственный натуральный продукт, что при варке твердеет! Так что… Они выпили. — На что тебе Коржаков?! Игумнов взглянул на часы. Было начало пя-того. Времени осталось мало. Очень скоро с последним боем часов, как в сказке про Золушку, в жизни, которой они жили все последнее время, многое могло измениться и обесцениться… Пора было приступать к делу. — Он причастен к тому, что произошло сегодня ночью в Домодедово. Есть данные, что фирма не только проводит информационную разведку, но и берет закон в свои руки… — «Освальд» не имеет к этому отношения, поверь… Ткачук поправил салфетку. — Я создал фирму для консультаций по защите от криминала. Кто обращается, того я и снабжаю информацией. Понимаешь? Я не клиента своего проверяю, а тех, кого он заказывает. Презумпция порядочности. А еще тайна заказчика. Это главное. А кто он, заказчик? Наркоман или «голубой»? Или еще кто… Меня не касается. Игумнов не комментировал. Проверить, чем в действительности занимался «Освальд», было невозможно, поскольку консультации считались абсолютно конфиденциальными и материалы могли сразу уничтожаться по просьбе клиентов. Да и задача Игумнова была иной. — Выходит, все данные самого Коржакова? — А вот у него и спроси. Он мужик самостоятельный… — Между тем в международном порту Шереметьево он выступал от имени фирмы… — Ты мне веришь, капитан?! Советник был на чеку, чтобы вступить. Но генералу помощь не понадобилась. Он потянулся, положил себе на тарелку грибки, добавил и гостю. — Гляди, какие мелкие опята. Между прочим, тут собирали… — Он поднял вилку. Перевел разговор. — Горячность — плохой советчик, капитан. Понимаешь: я сам до всего не дохожу. Рук не хватает… — Понимаю. — Нужны умные соратники. Сейчас, например, требуется человек — вести переговоры с клиентами. И лучше, чтобы этот человек был из ваших, из ментов. Не военный. Деньги плачу приличные. Может предложишь такого? Намек был прозрачен. Игумнов покачал головой. Из его друзей никто бы не пошел бы служить в криминальный бизнес. Да и не об этом он сейчас думал. Функции «Освальда» были весьма специфические. Люди генерала охраняли команду Мосула Авье и одновременно сдавали других прилетающих в Москву нигерийских наркокурьеров, о которых узнавали от своего клиента. Так не могло продолжаться вечно. Фирму ждала западня. «Неделю назад нигерийцы с помощью видновских уголовников и двух коррумпированных ментов- патрулей, выследили Коржакова в Домодедово. Сунули в машину, едва он вышел из палатки… Потом при какихто обстоятельствах ему удалось бежать…» Ткачук отложил вилку. — А теперь по существу! Ведь не Коржаков же тебя в действительности интересует! А твой старший опер, что дежурил на платформе, Качан… А еще точнее — то, что у него пропало… Ткачук знал про «макаров»! Игумнова испытал настоящее потрясение. Удар был нанесен точно Генерал и его советник не спускали с Игумнова глаз… Выручил звонок на сотовый. Звонил именно Качан: — Я нашел «фиат» Коржакова. Он в Сандуновском переулке. Недалеко от его дома. Еще теплый… Игумнов хватило выдержки, чтобы спросить о другом: — Ты один? — Да. Карпец остался в Варсонофьевском. В доме…* * *
Расставшись со старшим опером, Карпец поднялся в лифте наверх. На шестом он вышел, присел на ступеньку. Здесь можно было временно обосноваться. Карпец достал из куртки хлеб с «Рамой» и колбасой. Начал есть. Бутерброд успела сунуть жена, пока он собирался — быстрая на руку хохлушка. Такая же лимитчица, как и он. Она работала кассиршей в предварительных кассах, химичила на билетах. На ней держалось все. Он, Карпец, только нес свою бесконечную ментовскую вахту, смысл которой был неясен ему самому… Задремал он сразу. Разбудил тихий металлический звук. По решетке лифтного заграждения поднималась большая серая крыса. Внезапно внизу хлопнула дверь. Черневшая сбоку кабина лифта просигналила о том, что в подъезде появились люди. Раздался громкий стук. Кабина тронулась с места. Растерявшаяся крыса кинулась поперек решетки, спрыгнула. Быстро побежала вниз. Конец длинного хвоста тянулся по ступенькам. Младший инспектор тихо поднялся. Подошел к перилам, заглянул в лифтную шахту. Подсвеченная изнутри кабина быстро опускалась. Внизу никого не было видно. Карпец прислушался. Лифт снова двинулся. На этот раз вверх. Карпец встал сбоку. Кабина, не останавливаясь, миновала пятый этаж… Шестой… На верхнем этаже громко сработало тормозное устройство. Больше Карпец ничего не услышал. Дверь не открылась. Из лифта никто не вышел. Кабина пришла пустой. Кто-то запустил проверку на вшивость… Карпец снова бесшумно переместился к перилам, заглянул вниз. Было возможно всякое. Карпец ждал от противника такой же хитрости, на которую был способен сам. Он прислушался. «Так и есть…» Те, кто послали на разведку вверъ пустой лифт, поднимались пешком. Это было подозрительно. Карпец снял туфли. В носках, бесшумно двинулся наверх. Дом был девятиэтажный. Карпец все не слышал звуков отпираемой внизу двери. Его и людей, поднимавшихся следом, разделяли всего три лестничных марша. Было ясно: кто-то намеренно не воспользовался лифтом… На последнем этаже свет не горел. Карпец подскочил к чердачному люку. «Фашла!», как любил говорить Игумнов. «Непруха!..» На люке висел замок. Пути дальше не было. Карпец заглянул в лестничный пролет, снизу поднимались двое в камуфляжах. Надо было что-то предпринимать… Карпец опустился на ближайший лестничный коврик у двери, туфли поставил сбоку. Прилег, положил руки под голову, смежил веки… «Стоп!» Секунду подумав, он выташил пистолет и удостоверение сунул под коврик ближе к двери. «Пьяный муж под дверью собственной квартиры… „Жена не пускает…“». Поднимавшиеся остановились ниже полуэтажом. Яркий луч фонарика ударил в лицо. Карпец сделал вид, что просыпается. Зажмурился. Поднял голову. — Не он, — сказал тот, что был с фонариком. Они поднялись на площадку. — Милиция… — Тот же человек коснулся Карпеца ботинком. Младший инспектор потер лицо руками. Ничего не сказал. У него не было инструкций на случай появления коллег. Проявлять инициативу было не в его правилах. — Чего домой не идешь? — произнес тот же голос. — Баба не пускает? Карпец поднялся осторожно, стараясь не сдвинуть ногами коврик под дверью. — Протрезвел?! — Я и не пьяный… — Он держался естественно. — Ключ потерял… — Обшмонай его, — сказал тот, что с фонариком. Мордастый, плотный, стоявший сбоку, придвинулся. Вблизи он выглядел тяжелым, остойчивым. Казалось, центр тяжести у него, как у японских борцов сумо, находится где-то низко. Он провел руками вдоль одежды Карпеца. — Чистый… — Давно тут живешь? — Первый заговорил уже миролюбиво. Карпец кивнул. «Вот бы Качан сейчас появился…» На это было мало надежды. — Коржакова знаешь? С пя-того этажа… — спросил тот, что с фонариком. Карпец кивнул. — Пошли. Покажешь, — он посветил Карпецу в лицо. Тон исключал любое возражение. Карпец не возражал: — Сейчас. Можешь убрать фонарь? Карпец нагнулся к туфлям. Фонарь погас. На мгновение наступила полная тьма. Карпец успел вытащить из под коврика пистолет, сунул в куртку. Второй рукой прихватил милицейское удостоверение. Не глядя, кое как натянул туфли. — Пошли! — Тот больше не включал фонарик. Карпеца пустили впереди. Двое, назвавшиеся ментами, шли чуть позади. Они контролировали каждое его движение. — Тут он живет, — Карпец указал на дверь. — Звони! — А чего я скажу?! — Скажешь, ключ забыл… — Они, как давече он и Качан встали по обе стороны двери. Мордастый, в куртке, точно, как до этого Качан, приготовился сунуть ботинок в дверную щель, едва она возникнет. Карпец сделал еще одну попытку уклониться: — Да я звонил ему. Никого нет. — Делай, что тебе говорят! Младший инспектор пожал плечами. — Быстро! Он позвонил. В квартире Коржакова была полная тишина. — Давай еще. Результат был тот же. Пес за дверью соседа напротив громко залаял. — Еще! Карпец снова позвонил. Сзади, у соседа, громыхнул замок. Милиционеры обернулись. Карпец отошел, обеспечивая себе пространство для маневра. Сосед в спортивном костюме осторожно, чтобы не выпустить пса, протиснулся на площадку. — А Евгения Ивановича все нет… — Он сразу узнал всех троих. — Так и не пришел. Тот, что был с фонариком, переключил внимание с Карпеца на соседа психолога. Бедолага с верхнего этажа сделал свое дело и мог отправляться назад на свой коврик под дверью — досыпать. Напарник тоже потерял к нему интерес. — Как же нам с ним встретиться… Качан осторожно покинул опасную зону. Дальнейший путь его мог быть только вниз. Менты задали соседу те же вопросы, что и Качан. В ответах соседа не содержалось нового. Сосед и сам это почувствовал, потому что показал в сторону сваливавшего потихому Карпеца: — Они тоже интересовались. Я и им говорил то же… Конец фразы застал младшего инспектора маршем ниже. Карпец получил фору — оба мента замешкались. Но через пару секунд лестница загудела под ударами тяжелых ботинок. Оставшиеся лестничные марши Карпец словно пролетел по воздуху. Броском, всем телом, ударил в дверь. Морозный воздух ударил в лицо… Теперь можно было принять в сторону, направить пистолет на тех, кто бежал следом: «Уголовный розыск! Стой! Стрелять буду!» Делать это, однако, было нельзя. Случай не подпадал ни под один из пунктов, разрешавших применение оружие. Напротив, увидев его — выдавшего себя вначале за жильца, в гражданском, с пистолетом в руке против входа — в него мог стрелять каждый… Дом стоял в глубине переулка, бежать можно было в любую сторону. Чуть вдали у другого подъезда стояла припаркованная патрульная машина. Карпец не побежал к ней. Бросился под арку — за угол. Между контейнерами с мусором, с картонными коробками из под сигарет пробежал в глубь двора. Впереди был темный участок — сараи, деревья…. Карпец с ходу нырнул за контейнер. Он успел в последний момент. Сзади уже гнались. Один из ментов, бросившийся за ним под арку, что-то заподозрил. Протопал почти рядом. Второй долго не появлялся. Карпец слышал, как заработал мотор. Патрульная машина двинулась в объезд. Младший инспектор достал пистолет. Но патрон в патронник не дослал. Ждал. Снова раздались шаги. Тот же мент возвращался. Теперь он не мог миновать мусорные контейнеры. Тропинка огибала их именно тут. Карпец переместился, пропустил мента вперед. Тот пробирался бесшумно. Заглядывал за каждый выступ. Когда темный силуэт возник над коробкой из под импортных сигарет совсем рядом, Карпец прыгнул вперед, рукояткой пистолета врезал сзади по голове. Человек подогнул колени, ткнулся лицом в снег. Карпец нагнулся, быстро обыскал: «Макаров!» Одним движением он переложил пистолет к себе в куртку, затем сунул руку в нагрудный карман лежавшего. Вынул удостоверение: «Старший лейтенант милиции Залетнов… Имя-отчество. Владелец имеет право… Ношение и хранение… Инспектор патрульно- постовой службы…» Карпец подхватил старлея за куртку, потянул за контейнер. Обмякший мент зацепил ногой за брошенное кемто дырявое ведро — оно с грохотом покатилось. Стук, казалось, разбудит весь дом. Положение Карпеца выглядело катастрофическим: «Отключил своего брата мента и разоружил! Что теперь?! Отстреливаться от второго?! Сваливать?!» Старлей вотвот должен был придти в себя. Карпец тоскливо подумал: «Хоть бы кто-нибудь появился! Качан, Игумнов!..»* * *
В номере генерала Ткачука нарисовался еще гость — сухощавый, скуластый азиат — средних лет, с тонкими усиками. — Здравия желаю, товарищ генерал… — Здравствуй. Садись… Генерал его не представил. Гость подтянул кресло, устроился по правую руку Ткачука. Советник главы фирмы потянулся к коньяку, чтобы наполнить ему рюмку, но тот мягко отвел руку. — Я за рулем. — Значит, мыслишь не глобально, — заметил Ткачук. — Как же ты говорить со мной собрался?! Ночной разговор планировалось зараннее. Дело, конечно, было не в дробном питании Ткачука. За столом в генеральском номере собирался синклит фирмы. Предполагалось что-то вроде разбора полетов… Ну как, капитан? — Ткачука не отвлек ни телефонный звонок на мобильник Игумнову, ни приход азиата с усиками. — Что там со старшим опером?! С Качаном? Главе «Освальда» было известно, что человек на платформе был его старший опер. И даже знал фамилию — «Качан». — Что с ним? Может я могу помочь?! — Генерал ждал ответа. Первая мысль Игумнова была короткой и самой продуктивной. «Ткачук не держал в руках удостоверения Качана… И тот, кто ему докладывал, тоже не видел исчезнувшего документа…» Удостоверение было старым: Качан в нем значился просто оперуполномоченным. Короткая эта мысль потянула следующую: «Значит Качана узнали…» Из участников ночной разборки на переходном мосту Качана видели раньше и могли знать его должность только двое. «Коржаков и Мосул Авье…» С первым Качан разговаривал в международном аэропорту Шереметьево. Второй видел его в суде над нигерийцаминаркокурьерами, где Качан давал показания как свидетель… «Мосул Авье? Вряд ли! Значит Коржаков!» — Такие дела, капитан… — генерал осторожно разбил яйцо вкрутую, посолил. — Извините… Сотовый телефон Игумнова, проснувшийся для того, чтобы сообщить о «фиате» Коржакова, который Качан обнаружил в Сандуновском переулке, теперь неусыпно бодровствовал. Слушаю… Игумнов не назвал звонившего, не задал ни одного вопроса. В номере воцарилось молчание. Тут интересовались не тем, что старшего опера застали спящим на платформе и ошмонали. Это была проблема Игумнова и самого Качана. Игумнову могли звонить с места происшествия с последними новостями. — Да, да… — Игумнов не дал понять, о чем идет речь. Звонил Цуканов. Сообщение касалось нигерийской группировки. Вся компания вернулась в общежитие на Островитянова без Мосула Авье. Местопребывание лидера нигерийской наркомафии до сих пор оставалось неизвестным… — Мосула Авье увезли в «джипе» «чероки»… — Точно? Это был прорыв: «Нигерийца захватили люди Коржакова!..» Цуканов договорил: — Еще есть данные, что наркокурьер «желудок» пасется у общежития на Островитянова. Твоя подруга сообщила. Кроме Мосула Авье, встретить его некому. Я решил подъехать туда вместе со Штирлицем… — Он быстро перечислял новости. Еще Никола. Его сейчас отпустят. Да!.. — Он вспомнил. В Домодедово звонил их опер с линии. Спрашивал Качана. В связи с чем, почему — ничего не сказал. Все. Отключаюсь… Игумнов спрятал мобильник в куртку. «Происшедшее на платформе с Качаном видел Мосул Авье. Теперь он у них в руках! Ткачук знает обо всем от тех, кто сейчас работает с нигерийцем. Мне необходим Мосул Авье. А не наркокурьер с его желудком полным наркоты…» Отдать Цуканову другой приказ не позволяли обстоятельства. В обстановке номера чувствовалась нервозность. В дверь неожиданно постучали. — Позже! — рявкнул Ткачук. В коридоре послышались удаляющиеся шаги. Спокойным за столом оставался лишь пришедший последним гость. Азиат ел с аппетитом. Маловыразительное лицо его тем не менее четко фиксировала малейшие повороты темы за столом. Игумнов внимательно следил за ним: генерал не пригасил бы на ужин неизвестно кого. Человек этот мог в равной степени оказаться и начальником службы безопасности, и киллером. Генерал обернулся к Игумнову: — Cвежие новости? — На нигерийцев и их партнеров наехали. В Домодедове была разборка. Убит видновский авторитет Соха… — Безобразие… А кто наехал? Известно? — Домодедовцы разберутся. Действовали грамотно. Вначале зачистили последний электропоезд, платформу… Маленькая Чечня! — И кто же это?! — В голосе прозвучал металл. Игумнов продемонстрировал тусклый блеск нержавейки в верхней челюсти. — Там были и люди из «Освальда»! Ткачук мельком взглянул на азиата. Тот ел, не поднимая глаз, но заметно было: от него ничего не ускользает. В номере снова раздался звонок. На этот раз звонили на аппарат, установленный сбоку на тумбочке. Трубку снял советник. — Сейчас узнаю… — Полковник обернулся к Ткачуку. Игумнову показалось: он растерялся. — Просят капитана Игумнова… — Советник отнес руку с трубкой в сторону. — Что передать? Ткачук на секунду задержался с ответом, потом махнул рукой. Трубка перешла к Игумнову. Звонил Рэмбо. — Как дела? Послать несколько человек на выручку? — Обойдется. — С Ткачуком познакомился? — Да. Я перезвоню. — Давай. Игумнов вернул трубку… — Беспокоится? — Генерал усмехнулся. — Есть еще добрые души. Я понимаю, что это не Вася Скубилин… — Ткачук потянулся за коньяком, плеснул себе. Выпил, не чокаясь. Игумнов оказался крепким орешком — приходилось менять тактику. — Мне надо увидеться с Мосулом Авье, — Игумнов отодвинул тарелку. Клиентом фирмы… — Это ему решать, капитан, Мосулу. Мент в принципе выдвинул вполне приемливое условие. — Позвоните нигерийцу… — Игумнов протянул мобильник советнику. — С вами он будет говорить. Хохлов кивнул в сторону генерала: ему требовалось указание руководства. — Кроме того у меня нет его номера… — Вот он… — Номер Игумнов получил от Ксении, пользовавшейся им для связи с африканцами. Генерал кивнул. Адъютант нажал кнопки. В комнате стало тихо. За Мосула Авье ответил автоответчик. Незнакомый, мужской голос заговорил сначала поанглийски, потом по-русски, с акцентом: «— Вы звоните по номеру… К сожалению мы не можем сейчас вам ответить. Пожалуйста, оставьте информацию после гудка…» — Morning! — Советник заговорил свободно. Игумнов с его скверным английским тем не менее уловил общий смысл. — «Информация для господина Мосула Авье… С вами Александр Александрович. Вам позвонит господин Игумнов… Мы просим вас дать нужную ему информацию…» — Дайка я припечатаю… — Ткачук поманил советника. Полковник придвинулся, подал мобильник. Генерал прокашлялся. «Приветствую… Велкамм, Мосул!.. О кэй! Бай!» Он оттолкнул руку с сотовым. Дружески мигнул Игумнову. — Вот так, капитан. Теперь оно надежное… Советник продублировал сообщение африканцу на пейджер. Но Игумнов не заблуждался. Легкость, с которой Ткачук согласился выполнить его просьбу, объяснялась одним: «Африканца держат взаперти и вне связи…» Африканец — наркоделец был идеальный заложник, лучше не бывает: обратиться за помощью в милицию он не мог… Оставалось ждать, когда «Освальд» назначит за него сумму выкупа… Ткачук счел вопрос решенным: — Обдумай предложение насчет работы. Особо не тяни. На носу выборы губернатора. А там и думские. Запиши мой сотовый. — Я запомню. — Здесь ты прав: бумага она и есть бумага. Запоминай… Прощаясь, Ткачук заметил благодушно: — А Коржаков… Что же?! Отдыхает сейчас гденибудь на Женевском озере… Игумнов промолчал: заграничный паспорт Коржакова находился у старшего опера МУРа Самарского. Теперь он еще более уверлся: «Мосула Авье похитил Коржаков! Возможно перевез его на Варсонофьевский — там никто не станет его искать. Не зря „фиат“, у которого сейчас Качан, еще теплый!» Ткачук по его лицу догадался, что мент остался при своем мнении. Аудиенция закончилась. Генерал подал руку: — Большие знания умножают печаль, капитан… Звони. — он обернулся к советнику. — Проводи капитана…* * *
Игумнов и полковник Хохлов были еще на лестнице, а трескавший за генеральским столом азиатского вида телохранитель поднялся следом, на ходу вытер губы салфеткой, легко, словно в бесшумных ичигах, скользнул к двери. Сспустившись на этаж ниже, Азиат прошел коридором в соседний подъезд, чтобы первым оказаться внизу. Ткачук не поднял головы. Он ничего никому не приказал. Каждый поступал самостоятельно и из их автономных действий складывался общий, согласованный сценарий действий «Освальда». Управление сотрудниками фирмы можно было сравнить с выездкой. Генерал не отдавал приказов. В одном случае молча кивнул, в другой раз пожал плечами или просто промолчал… Это и было приказом. И никаких следов. Ни на аудиокассете, ни на бумаге. Когда один из эфэсбэшников както сообщил прессе, что приказ физически уничтожить олигарха он получил от начальства то ли на лестнице, то ли по дороге из туалета в кабинет, его подняли его на смех. «Такое важное указание… Да начальник наверняка пригласил бы в кабинет, сидел за столом!..» А между тем это и был естественный стиль отдания приказов такого рода. И соответствнные формулировки — ни в коем случае не «замочить», «прикончить» или «убрать», а только «разобраться», «посмотреть попристальнее…» Приезд Игумнова в санаторий был неприятным предвестием для фирмы. «Освальд» нигде себя не рекламировал. Не было его и в только что изданном сборнике «Созвездия безопасности», включавшем всех главных лидеров Российского охранного бизнеса. Ниша, занимаемая фирмой, была незаметной и насквозь криминальной: обеспечение охраны нигерийского наркобизнеса в Москве и блокирование действий конкурентов. До этого Ткачук разрабатывал таджикскоафганские связи официально — по линии всем известного могущественного и весьма осведомленного ведомства. Все тамошние наработки оттуда пришлись весьма кстати «Освальду». Форватер был проложен. Фирма не без выгоды для себя смогла сдать большую часть своих клиентов и перейти на сторону их противников. И теперь оказывалось, что это не осталось незамеченным. До этого менты появлялись в фирме всего дважды. И оба раза в связи с исчезновением Коржакова. Старший опер МУРа, приезжавший первым, был плохо информирован, он собирался искать Коржакова — профессионального контрразведчика так же, как искал бы любого отдыхающего санатория, который ушел вечером и не вернулся к завтраку… Сегодняшний гость оказался опасно осведомленным. Капитану из линейной ментуры располагал сведениями из какого-то тайного источника, отслеживавшего охранный бизнес. Генерал Ткачук ничего не знал о «Лайнсе» и его девизе «Мы никогда не спим…» «Большие знания умножают печаль, капитан…» Сегодня слова иудейского царя знал каждый… «Не надо совать нос не в свои дела…» Поднявшийся вслед за ментом телохранитель должен был надолго отбить у ночного гостя охоту совать нос в дела генеральской фирмы. Дверь в номер отворилась — это возвращался советник. — Проводил? — Да. Все в порядке.* * *
Спускаясь с Игумновым в подъезд, полковник не проронил ни слова. Охранники внизу, заслышав шаги, побросали костяшки — имитировали служебное рвение. — До свиданья, товарищ капитан… — У дверей внизу советник повернул назад:* * *
Игумнов вышел на аллею, прошел вдоль здания. Территория санатория была попрежнему пустынна. Заснеженные газоны, темные окна корпусов, редкие светильники вдоль дорожек… Выждав минутудругую, Игумнов вернулся в здание — дверь за ним не закрыли. В караульном помещении уже сели за домино. Обернулись. Игумнов предупредил возможные вопросы: — Я оставлю записку Коржакову… Старший — не посвященный в высокую политику начальства — был, если не доброжелателен, то по крайней мере нейтрален. Возражать не стал. — Оставляйте… — Игра преостановилась. Игумнов достал чистый листок. Разборчиво вывел:«Позвони мне. Игумнов».Старший смягчился, увидев, что мент не злоупотребил временем. У него на руках были отличные кости. — Я передам. — Ты видел его сегодня? — спросил Игумнов между прочим, подавая записку. Старший подумал: — Утром, когда заступили. Потом он сразу уехал. — Ну давай, старшой. — И ты тоже.
Последние комментарии
13 часов 34 минут назад
15 часов 51 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 15 часов назад