Слово солдата [Борис Борисович Зюков] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

вражеских истребителей и не сразу почувствовал глухую ноющую боль в ноге. Неужели ранен? Вот те и на! И до фронта не дошел, а уже подбили…

Мое село освободили от оккупантов месяц назад, и все, кто мог носить оружие и кому подошло время, ушли в армию, чтобы сразу же пополнить поредевшие ряды наступающих частей. В запасном полку ускоренными, фронтовыми темпами нас научили стрелять, обмундировали, сформировали маршевые роты, и вот я вместе со многими односельчанами иду к передовой. На мне великолепная, пахнущая складом шинель, как определили знатоки, еще довоенного темно-серого плотного сукна. Шапка с самодельной жестяной звездочкой, простая и удобная солдатская амуниция. Вот только с обувкой вышла неувязка — так и не нашел вездесущий старшина в запасном полку сапоги или ботинки сорок пятого размера. И пришлось мне щеголять по разбитым фронтовым дорогам в старых отцовских вытяжках, сшитых сельским сапожником хромым Ванюхой Квашей еще накануне войны. Были удобны и дороги мне те сапоги своей просторностью и едва уловимым, таким родным домашним запахом дегтя. А еще удобны они были тем, шутили мои товарищи, что долго не задерживали в себе влагу. Вода в одну дырку вливалась, в другую выливалась, и в сапогах всегда было сухо…

Так что же у меня с ногой? С опаской переваливаюсь на бок. Боюсь даже глянуть на ступню левой ноги, которой, может, и нет совсем. Оказалось, ничего страшного. «Мессершмитт» немного просчитался, и крупнокалиберная пуля, начисто срезав каблук сапога, не достала пятки самую малость.

Одновременно радость и огорчение всколыхнули душу. Было ясно, что обыкновенная и будничная фронтовая беда на сей раз пронеслась мимо. Но ясно было и то, что до полного развала в такой непролазной грязи моим вытяжкам осталось совсем немного. А где взять на мою ногу другую обувку?

В тот день еще несколько раз проносились над лесом вражеские самолеты, но теперь мы были настороже и, едва раздавалась команда «Воздух», дорога мгновенно оказывалась пустой.

Около полудня объявили привал, подошла полевая кухня, повозка с хлебом и другими припасами. Для начала каждый получил по куску хлеба и большой жирной селедке. Никогда после не приходилось мне есть что-нибудь более вкусное.

Но кроме селедки в тот раз ничего другого не досталось. Где-то неподалеку ухнул тяжелый вражеский снаряд. За ним второй, третий…

— Кончай обедать! Рассредоточиться!

Мы бросились на противоположную сторону дороги. Торопливо построились роты и, увеличив интервалы, двинулись дальше. Мимо, попыхивая необыкновенно вкусным паром разомлевшей каши, протарахтела полевая кухня. Больше мы ее не видели.

К вечеру были почти у самой передовой. Остановились в редком лесочке, где находились ближние тылы дивизии, в которую мы шли. Сюда изредка залетали вражеские снаряды и мины. Невдалеке переговаривалась пулеметной дробью передовая.

Накрапывал дождь. Было приказано рыть блиндажи, и мы дружно взялись за дело. И тут-то напомнила о себе селедка, которую мы ели на марше с таким аппетитом. Нестерпимо хотелось пить, а вокруг только грязные лужи да набухшие влагой голые ветви, опавшие листья.

Нашему отделению достался почти готовый трофейный блиндаж, и мы справились с делом раньше всех. Невдалеке, на склоне холма, оказалась чудом сохранившаяся скирда соломы. Перекрыли бревнами крышу, засыпали землей — и готово немудреное солдатское жилище. Тепло и уютно. Солома на потолке, солома под боками. Снопами той же соломы закрыли дверь блиндажа. А у выхода совсем по-домашнему коптит каганец — плошка из крышки трофейного котелка.

Все было бы хорошо, и некоторые уже блаженно похрапывали на свежей соломе, если бы чертовски не хотелось пить. Селедка напоминала о себе все сильнее. Мой односельчанин и сосед Степан Басюк, будучи несколькими годами старше меня, не вытерпев мук жажды, дважды отправлялся с котелком на поиски воды и все безуспешно.

— Стоим в таком гиблом месте, что везде грязи по колено, а чистой воды — ни глотка, — ворчал Степан, укладываясь на соломе.

Из его же рассказа мы узнали, что неподалеку дымит чья-то полевая кухня, рядом с той кухней, на повозке, полная бочка воды, но подступиться к бочке никак нельзя. Какой-то необыкновенно свирепый старшина гонит всех прочь, близко не подпускает никого к своему хозяйству.

— Чистый аспид… — засыпая, бормочет Степан.

Недолго пришлось нам блаженствовать в теплой, уютной землянке. Сквозь сон я услышал, как невдалеке рванул вражеский снаряд, прошуршала над головой осыпающаяся с потолка земля, заскрипели бревна. А еще через минуту раздался истошный крик:

— Братцы, горим!

В том месте, где недавно так уютно, по-домашнему коптил самодельный каганец, полыхало пламя. Сухая солома с веселым треском на наших очумевших спросонку глазах превращалась в сплошную золотистую стену нестерпимого жара. Было ясно, что огонь отрезал нам путь к спасению — горело у выхода…

Кто-то первым решился на единственно