Красный Цветок [Вера Константиновна Ефанова] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

открыл глаза, уже темнело. В неясных сумерках он разглядел озабоченное лицо девушки-подростка, сидевшей на корточках рядом с ним. Потом возле девушки появился старик. Он покачивал головой и причмокивал.

В другой раз он очнулся в маленькой комнате с низким потолком. Хозяева перетащили его ночью на самодельных носилках. Он лежал на кане, укрытый одеялом, сшитым из лоскутов. В полуотворенную дверь виднелись кусочек темно-синего неба и развесистое дерево с коричневато-красными плодами, сторожившее колодец в углу двора.

Он болел долго и тяжело, а вокруг него шла жизнь. Старый Ван копошился в поле и на огороде, а вечером возвращался и, посасывая коротенькую трубку заглядывал к нему и качал головой. Его жена Ван Най-най, ковыляя на крошечных ножках, хлопотала по хозяйству и с причитаниями кормила и гоняла двух поросят черных, худых и длинных, и четырех маленьких хлопотливых куриц — всю свою живность. Иногда к ней забегали соседки обменяться новостями. Тогда двери во двор плотно претворяли, и через бумагу, натянутую в окне, голоса доносились глухо и мягко.

Ухаживала за ним Хуан-Эр. Это она поила его горячим и пахучим отваром каких-то трав, и делала примочки, и смазывала, и бинтовала его раны, и кормила его жидкой чумизной кашей и молоком из соевых бобов. И когда она притрагивалась жесткой прохладной ручкой к его лбу, ему сразу становилось легче. Поправляясь, он все чаще с нетерпением поглядывал на дверь, потому что ему казалось, что пока она находится возле него, выздоровление идет гораздо быстрее.

И он выздоровел. Сначала осторожно, придерживаясь за стены, бродил по комнате, потом вечерами стал выходить во двор — привыкать к воздуху. Ночи были уже прохладные, и с финикового дерева у колодца с шуршанием осыпались листья.

Он уже знал печальную историю семьи, приютившей его: старшего сына убили японцы в тридцать седьмом году, тогда же повесилась старшая дочь, не вынесшая позора и надругательства вражеских солдат. К партизанам ушел второй сын, и через месяц они узнали, что он погиб в бою. Третьего сына забрали в солдаты гоминдановцы. Он бежал, но его поймали и расстреляли. Все. Осталась только Хуан-Эр — Красный Цветок, нежная и любимая дочь.

Хуан-Эр было шестнадцать лет, но выглядела она полуребенком. Туго заплетенные косички, перевязанные красными шерстинками, висели по обе стороны ее милого загорелого личика. У нее был маленький прямой нос, круглый подбородок и большие мягкие глаза, которые с обожанием и покорностью следили за каждым его движением. Иногда он брал ее огрубевшие от работы и все же изящные и узенькие руки в свои, тихо поглаживал и говорил о том, что ей надо будет учиться, что скоро жизнь изменится, что она узнает много интересного и хорошего. У него никогда не было сестры, и ему казалось, что Хуан-Эр — его маленькая сестренка.

Прощаясь, он пытался сказать старику, что отблагодарит их, как только доберется до своих, но тот так сердито зафыркал и замахал трубкой, что он не докончил фразы. А Хуан-Эр он крепко взял за руку и сказал ей, что сейчас будет очень занят, у него будет много-много срочных и важных дел, но, как только чуточку освободится, он приедет и возьмет ее с собой, и она будет учиться в большом городе и увидит весь огромный и интересный мир.

Она пошла проводить его до проселочной дороги и, уже расставаясь, на мгновение горячей щечкой прижалась к его щеке. А потом он шел, и у него слегка щипало в горле.

Через двое суток он был уже со своими. И с того момента жизнь понеслась вперед неудержимым радостным вихрем. Был взят Мукден, гоминдановцы беспорядочно откатывались назад, оставляя раненых. Сдавали города. Складывали оружие целые полки.

Он был в рядах войск, штурмовавших богатый, чванливый Тяньцзин. Он вступил в Пекин с первыми частями Народно-освободительной армии и шел по улицам, с интересом и восхищением оглядываясь на мрачные гигантские сторожевые башни, на золотые крыши дворцов и на памятники древней столицы.

Дальше он не пошел. Его оставили работать в Пекине. Пекин, разбегавшийся во все стороны кривыми переулочками, отгородившийся от чужих глаз высокими заборами и надежными воротами, — кто только не населял его в то время! Там были и старички-монархисты с тощими седыми косичками, и потомки разбойничьих генералов, и иностранные миссионеры, и важные, толстые купцы, абсолютно уверенные в непоколебимости капиталистического строя, и восторженные юноши и девушки, и скромные мастера — изумительные артисты — резчики по дереву, кости и камню, и громкоголосые насмешливые рикши, и недоверчивые, осторожные владельцы крошечных магазинчиков и мастерских, и целая армия рабочих, понявших, что и в их каторжной жизни наступают наконец радостные перемены. Пекин становился столицей громадного великого народного государства. В Пекине было много работы. Пекину нужны были молодые, смелые и энергичные люди.

Он сразу с головой ушел в работу, не приходилось разбирать, был ли то день или ночь, сегодня или завтра. Он