Священная роща [Дмитрий Орлов] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Александра Хохлова и Дмитрий Орлов Священная роща
Пролог
В Древней для нас Греции, где Пан распугивал нимф, Кипарис подсматривал за богинями, а сонм героев пополнялся день ото дня, приключилась интересная история. Случилось так, что пути ничем не связанных друг с другом женщин переплелись в единый клубок. Боги отвлеклись на свои неотложные дела и, сама собой, сложилась дивная мозаика.* * *
Младших из сыновей Зевса, а именно — бог природы и отдохновения Дионис был опьянён вином, пролитым для него в плодородную землю во время жертвоприношений. Волшебное ложе Диониса плыло в облаках над Элладой, его улыбка согревала всех и каждого, и одна лишь тревожная мысль омрачала безмятежное чело бога, а именно — приезд в гости двоюродного брата Автолика. Полубог Автолик появлялся в жизни родственников-олимпийцев с одной единственной целью — попросить денег, которые он потом ни при каких обстоятельствах не отдавал. Стребовать с него что-либо было затруднительно, поскольку Автолик являлся непревзойденным мастером смены обличий. В ловкости, хитрости и лукавстве он превзошел самого Гермеса, его давно бы перестали пускать на порог греческих храмов, да только никто никогда не знал, в каком именно образе он появится. Последний раз Автолик посетил Диониса под личиной нимфы Эвриопы, которую тот долго и безуспешно обхаживал не одно столетие. Наутро бог вакханалий проснулся с раскалывающейся от боли головой и запиской в руках от Автолика «Люблю тебя, братишка, ты такой милаха…». Половины золотой утвари, как ни бывало, а из храмовой казны подлый воришка выгреб все до последней драхмы. Выпив еще вина, Дионис поразмыслил и со всей присущей богу виноделия трезвостью мысли с сожалением признал, что встречи с родней не избежать. Приближался славный месяц таргелион, когда главный доход храмам приносят паломники и, наверняка, Автолик приурочит визит к весенним торжествам в надежде поживиться на чужом празднике жизни. А что если взять быка судьбы за рога? Не ждать пока братец свалится как парнасский снег на голову, а назначить ему встречу в каком-нибудь провинциальном храме, где и взять то нечего, а самому не прийти. Например, в храме в окрестностях Тиринфа, вдалеке от главных дорог, возле ручья Пекис, протекающего через старую оливковую рощу…Глава 1 Храм Диониса
Сто лет назад тиринфийские виноградники погубила мучнистая роса. Поразмыслив над проблемой, люди решили построить величественный храм, то есть дать взятку богу вина, чтобы его улыбка освещала виноградники, прежде простирающиеся от горизонта до горизонта и разбить вокруг храма священную рощу. Молодые оливки и тамариски быстро выросли, и теперь любая свободная женщина могла прийти в рощу, чтобы отдаться незнакомцу за драхмы. Раз в году в праздник молодого вина даже незамужние девицы почитали за честь отнести свой заработок в храм и положить его к стопам Диониса, чтобы поблагодарить за урожай. В храме работало несколько диковинок — хитроумные автоматы. Большая рыба давала воду при опускании в её пасть одной монеты, нимфа с рогом изобилия за две монеты наливала вино, десять монет — и драгоценный сульфий, заморское противозачаточное средство, можно было получить от Эрота, писающего в мраморный вазончик. Работал механизм, с помощью которого зажженный на алтаре огонь открывал двери храма, производя неизгладимое впечатление на людей с гуманитарным образованием: поэтов, лекарей, купцов. Играли музыканты, звучали кифары, прихожане радовались и танцевали, не стихали песни, пенилось в кубках и чашах вино. Большая разукрашенная статуя весёлого Диониса у самого входа благосклонно взирала на счастливцев, отринувших дела и беды, чтобы порадоваться жизни и урожаю. Прекрасный черноволосый мужчина с позолоченной чашей вина в правой руке, в индиговом гиматионе, небрежно накинутом на голое тело, и с гордо поднятой головой точно говорил: «Вино — есть лучший из даров богов! И тот, кто этого не понимает — идиот!» Но всё это, увы, было уже в прошлом. Рынки Тиринфа заполонило чужеземное вино из далеких краев. Местные виноградари разорились, храм обеднел, сокровищница опустела. А ведь когда-то она ломилась от всякого добра — кожаные кошели с золотыми драхмами, лептами, оболами, персидскими сиклями и дарийками валялись по углам, как мусор. Монеты, на которых от времени стёрлась чеканка, устилали пол, как объедки в придорожной харчевне. Много было старинного наградного оружия с дарственными надписями: «За мужество при взятии Трои» или «За героизм при обороне Трои». Колец и перстней, висящих связками на нитках, никто и не мог бы сосчитать. Броши, пряжки и фибулы лежали горками, как опавшие листья. В те благословенные времена садовник полол сорняки тяпкой с позолоченной ручкой. Сейчас же единственным достоянием полузаброшенного храма оставался кубок, созданный великим Гефестом. Много времени потратил Гефест, чтобы достичь сходства чаши с формой груди своей жены Афродиты. Божественный овал золотого сосуда, чуть ассиметричный, безупречно повторял линии груди ясноокой богини любви, выпуклый кружочек соска элегантно переходил в точеную ножку чаши. Бог огня намеревался подарить чашу жене, но, узнав, что та изменяла ему с Аресом, пошел на винный симпозиум к Дионису, напился в хлам и, по пьяни, отдал сокровище другу со словами «…мне эта чашка-сиська не нужна, хочешь, забери себе». И добавил «Ты же бог вина и колдовства, сделай так, чтобы тому, кто испил из этой чаши, любая женщина показалась прекрасней Афродиты». Потом Гефест, конечно, протрезвел, умолял отдать чашку-сиську но Дионис отказался. Друзья поссорились и не общались тысячу лет. Гефест обвинил Диониса в крохоборстве, но был не прав. С колдовством Дионис слегка напортачил, и золотая чаша приобрела не совсем те свойства, о которых просил обманутый супруг. И теперь ему стыдно было в этом признаваться. «Итак, что мы имеем? — думал бог винограда. — Казна пуста. Автолику ничего не светит, кроме воды из ручья, куска хлеба и миски чечевичной похлебки». Оставалось предупредить главную жрицу храма, чтобы припрятала кубок в надежном месте и никому, даже под страхом смерти, не открывала тайну, где он. Как говорится, на Зевса надейся, а сам не плошай! Бог попытался мысленно связаться с главной жрицей храма, но все время попадал на какую-то девицу по имени Исимея, судя по возрасту — жрицу самого низшего ранга. «Как же сделать, чтобы глупая девчонка всё правильно поняла и запомнила? Хм. Чем она сейчас занята? Спит? Отлично!»Глава 2 У Исимеи
В кубке было вино! О, этот дивный вкус вина из далекой Тавриды! Слаще поцелуя, нежнее фиников в меду. Славься Дионис и его прекрасный дар! Жрица Исимея хлопнула в ладоши и служанки внесли блюдо с виноградом, корзинку с хлебом, миску с шариками сыра и котелок с рыбной похлёбкой. Мало кому из смертных доводилось вкушать такую чудесную похлёбку! Слюнки текли от одного вида дымящегося над котелком пара. Умелые руки повара сначала уваривали самых мелких и жирных рыбёшек, после в бульон добавляют рыбку покрупнее, а уж в конце и самую крупную. И вдруг, все исчезли! Котелок наполнился кровью с потрохами, а грозный голос возвестил: — Вот чем ты будешь питаться всю оставшуюся жизнь, Исимея, — черной спартанской похлебкой, а не рыбные супы вкушать и шариками сырными заедать, если проворонишь чашку-сиську… тьфу… кубок Афродиты. Береги его как зеницу ока, а не то… Вскрикнув от испуга, девушка проснулась и открыла глаза. Начинался новый день. …В то утро Гелиос был в прекрасном расположении духа. Небо, ещё недавно затянутое тучами, завораживало бездонной лазурью. Багряная полоска горизонта, едва обрисовавшись по холму, сменилась красной, потом оранжевой, прогоняя с остатками ночи прохладу и сырость, неся с собой радость нового дня — кому надежды, кому печали, но всем что-то новое. Исимея же, накинув парадный (он же единственный) серенький хитон, приличествующей жрице-девственнице, позевывая и натыкаясь на углы, поплелась в храмовую лавку в надежде продать паломникам какой-нибудь религиозный ширпотреб. Лучи солнца осветили статую Диониса, черты каменного лица стали живыми. Казалось, бог щурится и вот-вот улыбнется миру. Затем лучи проникли в храм и стали играть в салочки на полу. А вот сбыться надеждам молоденькой жрицы было, не суждено в виду отсутствия покупателей. Единственная живая душа в храме, кроме привратницы — черноволосый седобородый нищий дремал, привалившись к мраморному подножию давно некрашеного мраморного бога. Ветхая обтрепанная хламида бродяги и старая сума с заплатами свидетельствовали, что жалкий побирушка пришел на праздник весны клянчить деньги, а не раскошеливаться. Что оставалось ещё делать бедной жрице, кроме того, как сидеть на пороге лавки и разгадывать древнегреческие кроссворды? «По вертикали. Нижняя, нательная одежда из прямоугольного куска ткани, который складывают пополам и закалывают на плечах пряжками. Пять букв, вторая „и“… Хитон!» — О, Дионис! — взмолилась девушка, вздергивая веснушчатый носик к небу — Крыша храма течёт. Запасов еды на три дня. Хитон мне мал, ведь я ношу его с тринадцати лет. И стал он короткий — едва прикрывает коленки, и весь обтрепался. Я привыкла к жаре и к холоду, и не ропщу, но уж очень сильно хитон жмёт в груди. Владыка, пошли в священную рощу паломников, а в лавку — покупателей, иначе не дотянуть до следующей весны преданной слуге твоей — Исимее. Не прошло и минуты, как из-за поворота вынырнула тощая сутулая фигурка. Мысленно поблагодарив Диониса за заботу, молодая привратница зашла в лавку…Глава 3 Лавка
Торговые лавки при священных рощах — это особый мирок. Здесь торгуют афродизиаками, фаллическими амулетами, страпонами из эбенового дерева и слоновой кости, алабастронами и амфорисками с бальзамами, румянами, духами и маслами. К сожалению, лавка Тиринфийского храма лишь хранила следы былого великолепия. В ней продавалась нехитрая снедь для прихожан: орехи, мёд, засиженные мухами ячменные лепёшки. Довольно бойко шла торговля птичьим пометом — Исимея соскребала его со статуи Диониса и выдавала за египетское любовное снадобье из крокодильих экскрементов. Хорошо продавались тушки ящериц. Жрица ловила их роще и говорила, что это маринованные в меду саламандры из Сирии, разжигающих женскую страсть к тучным мужчинам. Неплохо брали можжевеловую настойку. Исимея продавала настойку из можжевельника, что рос по берегам ручья Пекис, как чудодейственный эликсир, увеличивающий размер фаллоса, а сама лечилась ею от простуды. В углу лавки стоял огромный пифос для оливкового масла, украшенный потрескавшейся виноградной лозой. На стене висел зеленый от времени, но по-прежнему великолепный бронзовый щит. Его оставил в дар Дионису один воин из Лаконии — так вымотала слугу Ареса ночь в священной роще, что нести домой оружие просто не было сил. Края щита напоминали о его героическом прошлом зарубками и засечкам, но в центре красовалась пикантная чеканка. Один умелец-паломник изобразил на щите Диониса, играющего с нимфами. Девственница Исимея всегда грустно вздыхала, глядя как нимфы, соблазнительно обнажают груди, окружая бога вина лаской и негой. Под щитом стояло два старых сундука. Прежняя, уже покойная жрица Клеопея, оставила Исимее наследство — два сундука деревянных копий мужского достоинства, которые она собственноручно и с большим знанием дела вырезала из обломившихся в роще сучьев. Однако, продать их молодая жрица так и не смогла — сожгла всё в печке холодною зимою. Остался только один, большой и черный, как гордость нубийца, которым удобно заколачивались гвозди, и подпиралась на ночь дверь. Споткнувшись об деревянный фаллос, в лавку, как на крыльях, влетел первый покупатель — субтильный юноша с подбитым глазом и расцарапанной щекой. — Калимэра, гость! Приветствую тебя в храме Диониса! Незнакомец нервно поправил на плече кожаную сумку. Открыл, было, рот, чтобы ответить, но так и замер, засмотревшись на литую фигурку Пана с козлиными рожками и связкой змееподобных фаллосов на плече. — Десять мин серебром и вы владелец чудодейственного амулета, который многократно повысит потенцию, — выпалила скороговоркой Исимея, заметив интерес гостя. Гость испугано помотал головой и попятился обратно к двери. Повернулся, чтобы выйти вон, но тут его взгляд упал на прилавок с разноцветными чашечками с контрацепцией, где стояла табличка:Пользоваться контрацепцией строго запрещено! Вход в священную рощу только после покупки средств контрацепции. Спасибо за понимание.Парнишка глупо хихикнул, прыснул, совсем как девчонка, и переспросил у жрицы: — Серьезно? А как надо понимать два взаимоисключающих требования? Паломники-новички из числа скуповатых зануд часто задавали такой вопрос, поэтому Исимея, с трудом подавив желание запустить в наглеца амфорой с египетскими духами на разлив, объяснилась заученной фразой: — Администрация в моем лице в соответствии с волей богов и уставом храма настоятельно не рекомендует употреблять, продающиеся здесь средства контрацепции: не глотать пилюли, не использовать суппозитории и не выпивать микстуру. — Что так? — давился от смеха гость. Жрица приосанилась и с достоинством ответила: — Да будет тебе известно, что Дионис, как бог плодородия, недоволен бесплодным связям. Но… посещение священной рощи без покупки средств контрацепции запрещено. Маленькая бюрократическая формальность. Будешь, что-то брать? — Нет. Я только спросить. А это что?! Парнишку скрутило пополам от гомерического хохота. Он ткнул пальцем в вывеску на дверях.
Мин капнизэте! В храме иноземных травок не курить! Замеченные будут подвержены публичному порицанию.— И кто меня будет порицать, если я покурю?! Ты, что ли, девочка? Ха-ха-ха! Лицо Исимеи побелело от злости. — Я не девочка, а хранительница Тиринфийского храма — благословенная Дионисом жрица Исимея. В моей власти проклясть твой фаллос самым страшным проклятием! Если он конечно у тебя есть, молокосос! Почернеет твой жезл любви, отсохнет да отвалиться, что делать будешь? Чем сможешь удовлетворить женщину? Своим языком без костей? — И языком. И не только. Гость поднял правую руку, сложил вместе пальцы и сделал ими несколько ловких, и настолько узнаваемых движений, что у жрицы как пелена с глаз упала. Да мужская одежда, да ножки кривоваты, да ушки-лопушки… — Ты не парень. Ты девчонка! Девчонка с Лесбоса! — Долго ты соображала! Ну что, будешь меня ещё проклинать или порицать? Или мне уже можно идти? — Кто тебя держит? — развела руками Исимея и, демонстративно доставая из-под прилавка кроссворд. «Шляпа с широкими круглыми или четырёхугольными полями, которая удерживается на голове при помощи ремешка, завязанного под подбородком. Любимый головной убор бога торговли Гермеса. Вторая „е“», — вслух прочитала жрица. Девчонка с Лесбоса вынула потертую шляпу из сумки, с дурацкой усмешкой нахлобучила себе на голову и подсказала: — Петас! — Сама знаю! — рявкнула Исимея. — Не мешай!. Нет, ну так не интересно, — она отбросила кроссворд в сторону и спросила: — Зачем такая, как ты, пришла в священную рощу? Здесь женщины Тиринфа отдаются паломникам за немалую плату и… — Точно! — хлопнула себя по лбу гостья с Лесбоса. — Паломники и плата! Я иду из Тиринфа с поэтической конференции. Вот шла мимо храма Диониса, смотрю — лавка открыта в такую рань. Дай, думаю, зайду и спрошу — не купят ли паломники мои любовные стихи? — Ты поэтесса? — удивилась жрица. — Знаменитая? — Ну… — замялась гостья. — На Лесбосе меня все знают. — Ваш Лесбос — деревня посреди моря. — Обижаешь детка, Лесбос — третий по величине остров в Греции. Помоги, а? А я вечерком заскочу к тебе, посидим, поболтаем. Расскажу про наш остров, вином угощу. Меня, кстати, Анастасия зовут. Исимея молча указала Анастасии на еще одну табличку:
Распитие вина, приобретенного вне храма, категорически запрещено.— Поняла, подруга! — Анастасия порылась в сумке и достала из нее нечто похожее на кусок засохшей смолы. — О! Фимиам для твоего Диониса. — Он не мой, ему вся Эллада поклоняется, — жрица кивнула на надпись над входом в лавку.
Доводим до Вашего сведения, что в храме Диониса не благословляется курить привозной фимиам. У бога аллергия на смолу, собранную вне Аттики. Приобрести дозволенную смолу Вы можете в лавке.— И ещё вот, — Исимея взяла со стола вощенную дощечку, на мгновение задумалась, потом написала на ней что-то стилосом и ткнула под нос Анастасии.
Администрация храма просит всех посетителей оставлять обувь в корзинах. За сохранность обуви администрация ответственности не несёт.Гостья с Лесбоса пожала плечами и без споров опустилась на пол. Быстро расшнуровала обувь и, оглядевшись по сторонам, ловко, одну за другой забросила сандалии в корзину стоявшую на полке рядом с упаковкой египетских медных бритв с рекламной надписью «Фараоны желают видеть девушек-наложниц безволосыми». Сердце Исимеи невольно смягчилось от такой покорности. Жрица, что греха таить, бывала упряма, как ослица. — Зачем паломникам стихи? — спросила она у поэтессы совсем другим тоном. — Я не думаю, что в храме Диониса купили бы стихи даже у Василия Тиринфийского. — Ты знакома с творчеством Василия Тиринфийского? — удивилась островитянка. — Не знала, что женщины материковой Эллады интересуются стихами. Исимея презрительно фыркнула и процитировала:
Глава 4 Кухня
В давние времена при храме жила не одна дюжина жриц, а также служки и садовники, поэтому кухня впечатляла своими размерами. В круглых печах пекли хлеб, на вертеле жарили мясо, а на самом видном месте стояла пузатая амфора с рыбным соусом. Жуткая дрянь из тухлой рыбы, если честно, но древние греки её обожали и добавляли почти во все блюда. Теперь в огромной кухне горел лишь один очаг, на огне которого Исимея иногда пекла лепёшки или варила пустую похлёбку. Но только не сегодня! — Ах, драгоценная рыбка, дар Посейдона! Нежнейшее мясо, ароматное, прекрасное, — весело напевала жрица, не вкушавшая с зимы ничего сытнее, чем сушеные финики. Медленно закипала вода, всплывали бляшки жира, точно мелкие медяки. Поварив мелочь, жрица отправили в котелок и окуня. Красные плавники яркими сполохами украсили аппетитное варево. То и дело появляющиеся головы рыб, ощерившись, делали вид, что готовы зашипеть. Когда и окунь проварился, в суп торжественно добавилась голова осетра. Исимея бросила в суп оливки и листики лавра с висящего на стене венка, потерянного в роще каким-то олимпийским чемпионом, нашла в чашечке из-под благовоний немного мяты и фенхеля. Анастасию послала нарвать дикого чеснока в изобилии растущего вокруг статуи Диониса. Наконец жрица затушила в котелке головешку, ароматный дымок поднялся над котелком. В миске с ароматным бульоном плавали плавники окуня, белые оливки и листики ароматных трав. Такой похлебкой не побрезговали бы ни цари, ни боги. Ухи хватило и жрице, и поэтессе и даже нищего угостили — налили ему в большую плошку. — Как же тебя угораздило поругаться с Василием Тиринфийским? — спросила Исимея у Анастасии, доедая вторую миску супа. Островитянка встала и торжественно продекламировала:Глава 5 Тиринф
Теперь оставим на время двух наших самых юных героинь и обратим свой взор на кое-кого постарше. Для этого покинем храм Диониса и поспешим в Тиринф. И пока мы туда идём, предлагаем читателю заглянуть одним глазком в туристический путеводитель по городам Древней Греции. «Велик и прекрасен Тиринф! Край поэзии и бесконечных торговых рядов. Здесь живёт самый известный поэт Эллады — Василий Тиринфский. Зайдите в гостеприимный дом Василия! Полюбуйтесь, как вальяжно разгуливают по его саду павлины — дивные птицы, красивые и статные, но абсолютно безголосые. Считается, что крики павлинов погружают душу слушателя в омут печали, поэтому им подрезают голосовые связки. Под сенью фруктовых деревьев обитает пара странных полосатых лошадок из Нубии, а в клетках сидят певчие птицы из варварских стран и…». А теперь угадайте, кто заплатил, что бы в путеводителе по Тиринфу упоминался Васин дом? Вы скажите, конечно, сам Василий! А вот и нет, не Вася, а Васин новый хахаль Филистрат! Об этом давно уже судачили злые языки, коими никогда не оскудевал тиринфийский рынок. «Велик и прекрасен Тиринф! Раньше всех в этом городе пробуждается рынок. Громогласные торговки окликают горожан и туристов-паломников, зовут попробовать нехитрый товар и купить на завтрак хлеб из пшеницы и ячменя, сыр, свежие фрукты. К обеду для тех горожан, кто побогаче, на открытых террасах жарят мясо. Гусь ли это, козочка или поросёнок определяет толщина кошелька. Бедняки и бюджетные туристы покупают колбаски из обрезков, что не идут на стол богачам, зажаренную до хруста маленькую рыбку барабульку, ячменные коржи». А что там у Васи? Согласно путеводителю, «…на столе у Василия Тиринфийского появляются только самые изысканные яства — пикантная печень откормленного гуся, нежнейшая осетринка, ну и, конечно, блюдо богов — соловьиные язычки». Между нами говоря, Василий не чувствовал особой разницы между язычком соловья и гребешком петуха, но звание известного поэта требовало тратить баснословные деньги на это блюдо, ибо оно, согласно поверьям, «подстёгивало» поэтический дар. Нередко к столу Васи Тиринфийского подавалась и новомодная колхидская диковинка — маринованные в кислом соусе и тимьяне бычьи яйца, запеченные в печи. Василий терпеть не мог это кушанье, давился им и ел через силу, но статус был превыше всего. «Велик и прекрасен Тиринф! Бассейн Василия Тиринфийского украшает мозаика, изображающая Геракла и его друга Иолая. Друзья-герои поражают армию кентавров жезлами Ареса. Размеры жезлов впечатляют, а на кентавров просто жалко смотреть. В приемных покоях Василия, где он общается со своими поклонниками, герои изображают персидский знак рыб, а по кругу мозаичный рисунок оббегают буквы, складывающиеся в стихи:Глава 6 Тетя Солла
Ещё с молодости замечательная женщина — тётя Солла, славилась не только своими роскошными грудями и широкими бедрами, но и крайней набожностью. В этом году посещение Соллой священной рощи должно было стать двадцатым, юбилейным и припадало аккурат на её сорокалетие. А, как известно всем образованным людям, праздновать сороковой год рождения для женщины — плохая примета. Поэтому, чтобы не терять времени даром, тетя Солла решила посетить местную святыню. Отправиться, так сказать, в пешее эротическое путешествие в храм Диониса. Сейчас Солла кричала и горько плакала. Домочадцев оглушали рыдания хранительницы очага, но все они, молча кивая, слушали в двадцатый раз печальную историю о судьбе несчастной женщины, вынужденной выполнять обет отца, посвятившей единственную дочь богу виноделия и свободной любви. Тучный коротышка муж гладил её по руке и шептал: «Успокойся, дорогая, успокойся», но кого и когда такое успокаивало? Истерика закипала с новой силой и продолжалась до обеда. — Отобедаем, чем Зевс послал, — тяжко вздохнув, сказал муж тети Соллы, Димитрий, утирая скупую мужскую слезу. Рабы внесли в трапезную хлеб, огурцы, рыбный соус, жареную на шпажках козлятинку и запечённое седло барашка, нашпигованное чесноком. Домочадцы охотно согласились, что никогда не пробовали такого замечательного мяса, а всё потому, что мудрая тетя Солла, посетив в прошлом году храм Диониса, узнала у одного паломника отличный рецепт маринада в кислом вине. От него же Солла узнала и о диковинном фрукте из жаркой Нубии, который купила сегодня на рынке. Длинные, чуть согнутые фрукты лежали в лекане — миске на тонкой ножке, удивляя непривычной желтизной. Женская половина дома Соллы мило краснела и, хихикая, уверяла, что в жизни не додумаются, как же этот плод можно есть. Госпожа Солла обратилась к мужу: — Димитрий, ну сделай что-нибудь, ты же мужчина! Отец семейства флегматично пожал плечами, засунул себе диковинку в рот почти до половины и откусил. — Поначалу, как грызть пергамент, но дальше чистый мёд, — сказал он, с трудом проглатывая куски. — Все же лучше, наверное, вначале почистить и порезать мелкими кружочками, как огурцы. — Какой ты умный, — восхитилась Солла, подавая мужу скифос с разбавленным вином. — Как я не хочу покидать тебя и наш дом! — Нет ничего лучше, чем есть свой хлеб, пить своё вино и… спать в своей постели, — с надеждой поглядев в глаза жены, сказал Димитрий. — Может, в этом году никуда не пойдешь? — Это мой долг, — всплакнула тётя Солла, поднимаясь из-за стола, как Афродита из пены морской. Обняв напоследок мужа, а также сыновей и дочерей, и даже ненавистного пасынка Гератиона, сделав последнюю выволочку девчонке рабыне «Кто за тебя чечевицу перебирать будет? Эвклид?», Солла, закутанная с головы до пят в черную одежду, поплелась вверх по склону, целомудренно прикрывая лицо краем домотканого платка. Лишь тонкая лодыжка, украшенная браслетом-змейкой, выглядывала из-под полы хламиды: четыре витка толстой золотой проволоки, красные рубиновые глазки — украшение как бы во весь голос кричало: «У моей хозяйки есть деньги»! Как только дорога по-змеиному изогнулась и снова поползла вниз, петляя между амбаров, складов и заброшенных виноделен, медлительность женщины куда-то испарилась, а в глазах появился загадочный блеск. За старым пифосом находился тайник, где хранилась холщевая сумка с туникой, сандалиями, амфорой с розовым маслом, коробочками с румянами, белилами и сурьмой, отполированным до блеска медным зеркальцем, кошелем с монетами и бронзовым ларчиком с драгоценностями. Сбросив домашнюю одежду, женщина надела на себя элегантную тунику с глубоким вырезом спереди, сзади и по бокам, модные афинские сандалии из позолоченной кожи, а шею украсила прекрасным зеленым ожерельем под цвет глаз. Подарок самого-самого первого поклонника Дормидонта, мир его праху. Поглядевшись в зеркало, женщина сказала своему отражению «Держись, Солла! Какие наши годы!» Потом глянула на небо. Ни облачка! Над головой лазурные небеса, цвета прекрасных глаз бога виноделия. По ним плывет белая виноградинка дневной Луны, суля удачу всем путешественникам. «Зевс не выдаст, минотавр не съест», напутствовала сама себя женщина и, преображенная, отправилась в храм Диониса. Теперь ее походка была подобна движению Арго — корабля искателей приключений на далеких берегах, а выразительный взгляд заставил бы заикаться и краснеть, как безусого юнца, так и зрелого мужа. Пусть тетя Солла спокойно себе идёт, а мы побежим вперёд, и посмотрим, что происходит на кухне в храме…Глава 7 Пьющая жрица — горе в храме
Пусть тетя Солла спокойно себе идёт, а мы побежим вперёд, и посмотрим, что происходит на кухне в храме. А там Исимея как раз разливала резко по кубкам пахнущий напиток. — Никогда не пила неразбавленное вино, — осторожно заметила Анастасия. — Так не делают ни в Аттике, ни в Таврии, ни в Египте. Жрица осушила кубок до дна и, слегка поморщившись, закусила вареной рыбой. — Попробуй! Пей залпом. Не вполне доверяя Исимее, Анастасия приложила чашу к губам и сделала осторожный глоток. Обжигающая, сладко-кислая, противная и, одновременно, восхитительная жидкость попала в горло девушки, заставив закашляться. — Это что?! — едва смогла выговорить гостья с Лесбоса. — Брага из диких слив. Ситулу с ней поставила на лед. Один варвар-паломник из северных земель научил. — Что ж им дома то не сидится… — никак не могла отдышаться Анастасия. — А лед где взяла? — Это тайна, но ты моя подруга, поэтому я тебе скажу… — слегка заплетающимся голосом, сказала Исимея. — Там, внизу под храмом… Эй, а ты куда смотришь? На мои соски? — Да, — подтвердила Анастасия, залпом осушая кубок. — А что? У нас на Лесбосе говорят, соски — это такое же украшение женщины, как колечки и сережки. Про что мы только что говорили? — Про соски. — Нет, до сосков. — Не помню. — Соски… соски… Нет, мы говорили про лёд!Глава 8 Спор
Вечерело. Зелёная лоза в отсветах догорающего дня стала иссиня-чёрной. Даритель тепла лучезарный Гелиос загнал норовистых коней в стойла, а великое скопление звёзд — Млечный путь, проявилось, словно разлитое из кувшина молоко. Жрица спала, тётя Солла с Анастасией попивали сливовку и делились женскими печалями и горестями. Красное пламя заката озарило напоследок статую Диониса, лицо которой приняло ехидное выражение. — Старшему сыну мужа уже тридцать пятый год. — говорила тетя Солла. — Хочется чтобы он нашел хорошую женщину и убрался с глаз долой. Сил нет смотреть на его вечно кислую физиономию. — А я деньги казенные прогуляла, — призналась Анастасия. — Теперь домой возвращаться боюсь. — На женщин потратила? — понимающе кивнула Солла. — Да если бы! — вздохнула Анастасия. — Тогда не так обидно было. — А на что деньги дали? Любопытство жены торговца к денежным вопросам не имело пределов. — На подготовку к Олимпийским Играм. — Иди ты! — не поверила Солла, хлопнув ладонью по колену. — Женщин на Игры не допускают. — У острова Лесбос квота на лучников по ходатайству Артемиды и на шахматы, — пояснила девушка. — Шахматы? — Игра такая новомодная, индийская, — объяснила Анастасия. — Её изобрела женщина. Шахматисток и поэтесс у нас пол-острова, а вот лучниц нету. — А что так? — Чтобы хорошо стрелять, женщине необходимо удалить одну грудь, а лучше две, — развела руками девушка. — Не приведи Зевс! — вздрогнула Солла. — Меня послали найти лучницу на материковой Греции, а я подумала «Ну кто согласится удалить грудь?» И потратила деньги на вступительный взнос для участия в тиринфийской поэтической конференции. Последняя полоска зарева мелькнула на горизонте, пришла долгожданная прохлада. Цикады заиграли причудливые мелодии, а над головами жителей Аттики взошла Луна. Большая и далёкая, бледный отсвет дневного светила, лучший друг воров и возлюбленных, полная Луна была подобна финикийскому стеклу — немного мутная, причудливая, манящая. — Ну, ты красава! — смеялась с поэтессы тетя Солла. Где-то вдали завыли волки, запевая свою, только им одним известную песню. Жрица Исимея, наконец-то, пришла в себя, разбуженная незнакомым громким женским голосом: — Моя родина — Коринф! Мой дом — храм Афродиты! И нет места прекраснее на свете! А рядом со жрицей храпела тётя Солла, бормоча сквозь сон: — Ужас! Ужас! Ну, чистый удав… Проблемы пасынка Гератиона не давали покоя бедной женщине даже во сне. Незнакомый голос, тем временем, продолжал: — …огромная кухня, всегда кипят котлы. На вертелах жарится баранина и оленина, готовятся диковинные морские создания. Кто-нибудь из вас ел суп из перетертых морских раков? — Мм? — глухо отозвалась совсем окосевшая от сливовки, но не растерявшая силу духа Анастасия. — А что интересного у вас, в Тиринфе? Протерев глаза, Исимея присмотрелась к новоявленной гостье, безошибочно узнавая в красивой, холеной блондинке «девушку из Коринфа», то есть гетеру, пускай и не первой молодости (и даже не второй). — Служительница богини любви в храме бога виноделия — вот это интересно. Вот это поворот судьбы! — дерзко ответила Исимея. — Давненько ВАШИХ у нас не бывало! Тетя Солла, а вы видели в тиринфийском храме жриц Афродиты? — А? Что? — просыпаясь, ответила жена торговца, услыхав свое имя. — Жрица любви? — переспросила она. — Да, встречала я здесь одну шалашовку крашенную. Тисея, звали, кажется. О… Какие люди, сколько лет, сколько зим, — протянула Солла, узнавая гостью. — Какими судьбами? Если гетеру и напряг развязный тон жены торговца, то виду она не подала. — Настоятели храма уготовили мне особую службу. Я должна посетить каждый храм Эллады и собрать дары, которые пойдут на новую статую божественной Афродиты. В храме Аполлона в Дельфах я подарила незабываемый вечер одному пожилому политику, не буду называть его имени, а в храме Зевса Олимпийского познала всю прелесть ласк атлетов, а теперь… — Приехала в Тиринф подцепить богатого поклонника, — презрительно резюмировала тетя Солла. — Если бы меня интересовали такие низменные вещи, я бы стала женой торговца краской, а не жрицей, — обмахиваясь голубым веером в форме цветкалотоса, парировала, гетера. — Да если бы ты интересовала хотя бы торговцев краской — давно бы замужем была! — Ой, кто бы говорил. Ты трижды поступала в школу гетер и трижды провалила экзамен. «Один один», — прошептала на ухо Исимеи Анастасия. «Тетя Солла уделает эту залётную, вот увидишь», — ответила жрица. «Не думаю». «Спорим?»Глава 9 Девочки, не ссорьтесь!
Тем временем разговор между гетерой и матерью семейства набирал обороты. — Тебя взяли в школу гетер только потому, что ты была выше меня на полвершка. — Ага! И талия у меня тоньше и грудь больше. — Ты поклялась Зевсом, что натуральная блондинка, а это ложь! — Завидно? На войне как на войне, милочка. — И если мне сорок, то тебе уже полтинник светит. Гетера поморщилась от такого грубого напоминания о возрасте. Сквозь толстый слой румян и белил проступила тонкая сеточка морщин, как на колоннах старого храма. «Два-один» — зафиксировала счет словесного поединка жрица. — А ты помнишь Дормидонта? — хитро прищурившись, спросила Тисея у Соллы. — Вижу, что помнишь, — ответила она за жену торговца, кивая на зеленое ожерелье. — Это его прощальный дар, да покоится он в мире, да будут добры к нему Аид и Персефона. Дамы выдержали паузу, приличествующую для поминания дорогого для обеих женщин покойного, и гетера распахнула накидку, выставляя на свет массивное ожерелье из похожих каменьев, что и ожерелье жены торговца. Но там, где у тёти Соллы зелень камня обрамляла серебряная нить — у Тисеи красовалось золото, и, если у Соллы граненые капельки перемежались с пустотелыми бусинками, то камни на украшении гетеры были все как на подбор. — А вот его прощальный дар мне, — заявила гетера. — Камни фальшивые! — Подойди и посмотри. — Ты сама себе его купила! Это не подарок Дормидонта. — Подойди и посмотри! Ещё одно роднило ожерелья женщин — на застежке была сделана гравировка «Люблю. Навеки твой Дормидонт».«Два-два» — подвела промежуточный итог встречи старых подруг Анастасия. Солла не поленилась и подошла посмотреть на ожерелье Тисеи, но как-то так случайно зацепила его заточенным ноготком. Нить порвалась, и камни посыпались на пол. — Ах, ты ж курица безрукая! — Старая нитка стерлась. Сама чего ты раскудахталась? Соберешь и починишь, нимфа престарелая. — Золотая критская нить стерлась?! Тисея тоже как бы нечаянно провела рукой по груди Соллы и бусины с её ожерелья заскакали по земле. — Ну, надо же! Твоя тоже стерлась, дриада потасканная. «Неспортивно. Но на войне как на войне», — прокомментировала ситуацию Анастасия. — «И счет три-три». Не известно, сколько это еще продолжалось, если бы на крики в храм не прибежала сама Артемида. Так, во всяком случае, сначала показалось всем присутствующим, даже нищему, который давно уже не дремал, а внимательно прислушивался к разговорам на кухне. — Что здесь происходит? Кого убивают? — спросила новая гостья, тряхнув коротко постриженными волосами. Вновь прибывшая была хороша собой и возможно действительно приходилась, какой-то дальней родней обитательнице Олимпа. Кожаные доспехи, облегающие соблазнительные формы, ксифом на боку, мышцы на ногах и руках, точно выточенные умелым резчиком. След от краги левой руке характеризовал девушку силачкой и лучницей. Потёртая рукоять меча явно намекала на умение им пользоваться, а горделивая поза не оставляла сомнений в том, что красавица была самой настоящей амазонкой. На её вопросы никто не ответил — все были поглощены спором Тисеи и Соллы. Новенькая не смутилась и даже не подумала ретироваться обратно на улицу. Будучи хорошим тактиком, она сразу оценила возраст и внешние данные присутствующих, а также слова и манеры спорщиц и с пониманием заметила: — Девушка из Коринфа и честная женщина из Тиринфа выясняют, кто из них достойнее. Пьяная жрица и полупьяная девчонка с Лесбоса — судьи. Это надолго! — У тебя задница, как груша! — кричала Солла Тисее. — А у тебя сиськи, как дыни перезрелые! — отвечала та. «Да, да — еще сиськами и попами начните меряться», — сказала как бы в сторону амазонка. В руке девушка держала кривую палку, на которую, однако, не опиралась. Внимательный глаз заметил бы, что палка склеена из двух полос дерева, усилена жилами животных и это не палка, а самый настоящий египетский лук. Амазонка прислонила лук к стене и представилась Исимее и Анастасии, крепко, по мужски, пожав им руки: — Массандра из Фермоскиры проездом из Фив. На предложение выпить, она охотно и незамедлительно согласилась, и уже допивая второй большой кубок, рассказывала новым знакомым веселые байки из амазонской жизни. «Амазонки живут припеваючи, а мужики у них под каблуком. Амазонки воюют, охотятся и приходят домой пьяные. Ложатся и спят. А мужчины плачут на кухнях, страдают. Женщины встали утром, взяли мечи, топоры, копья и луки. Сели на коней и понеслись в чисто поле. Вечером мужчина ложиться спать, а тут амазонка пьяная с охоты приехала. Хочет любви. И ей плевать, что он устал, что голова болит и дети замучили. Нет, вставай и удовлетворяй, а потом она отвернётся и храпит. А он плачет, потому что любит её, а она не ценит!» — Говорят, все амазонки — девственницы, — удивилась Анастасия. — С каких делов? — в ответ удивилась Массандра. Заметив, что спор между Тисеей и Соллой начал стихать, потоки брани иссякали и лишь изредка прерывались плевками и взаимными угрозами выцарапать глаза или вырвать волосы, Массандра крикнула им «Девочки, не ссорьтесь!» и ссора вновь вспыхнула, подобно огню в лампадке, в которую подлили масла. Пожелания всего плохого полились бурным горным потоком вслед за лавиной искренних просьб отправляться в Тартар. — Ну, зачем ты? Они ведь уже почти успокоились, — шепотом сказала Исимея. — Они хорошие женщины. Ну, одна точно хорошая, а вторую я не знаю. — Вот из-за таких хороших старых мымр мне и пришлось покинуть родные края. — Почему? — Есть у нас дурацкий обычай. Хочешь стать лучницей — надо прижечь сосок. — Для удобства стрельбы! — заметила Анастасия. — Точно! — подтвердила её догадку амазонка. — Я им говорю — еще чего! Моя грудь, мои соски — хочу, прижигаю, хочу так хожу! Моя грудь, мои правила. Верно говорю? Анастасия и Исимея согласно кивнули, а Массандра продолжила: — Они давай морали читать, вот в наше время… бла-бла… всем лучницам грудь удаляли… и за честь это считалось. А я им — если всем женщинам-лучницам надо грудь удалять или соски прижигать, давайте всем танцорам сами знаете, что отрезать. Ведь мешает же! Слова за слово — мы поругались, затем подрались. Камнями друг в друга бросались. Всех собак на меня спустили и в прямом и в переносном смысле. Массандра такая, Массандра сякая… Но, не будем о грустном! Наливайте! Выпив еще сливовки, амазонка запела:
— «Я так любила первого» — это твои стихи? — удивилась Тисея. — Хм. Молодец. Не ожидала. — Почему это?! — снова стала на дыбы тетя Солла. — Их распевает весь Коринф, — нехотя ответила Тисея. Это было чистой правдой. Когда из Тиринфа в Коринф приходила партия ситул с краской для статуй на них частенько были написаны веселые стихи за подписью «С. из Тиринфа». Тетя Солла оценила пиар-идею Васи, но сделала всё по-женски — более изящно.
Глава 10 Ночь исполнения желаний
Пока молодежь решала судьбу мужского населения Эллады, Тисея и Солла успокоились и предались воспоминаниям о Дормидонте. — А помнишь, какие у него были длинные волосы густым водопадом спускающиеся на плечи? — спрашивала у жены торговца гетера. — И челочка из локонов-колечек, — млея, вторила ей Солла. — Всегда плела ему на симпозиумы венки из плюща и фиалок. — Так это твоя работа? — усмехалась гетера. — Он приходил ко мне, надевал венок мне на голову и говорил, как я прекрасна. — Как венок для мужчины мог зацепиться на твоей куриной голове? Размерчик то не твой. Дормидонт был как Геракл, а ты как… как засушенный Геракл. — Что ты сказала?! — Что слышала! У тебя фигура, как у мужика, только с сиськами. Сними с тебя хитон и парик, умой хорошенько… — Ох, договоришься ты у меня, Солла, я тебя так умою! — сил и настроения препираться у гетеры не было, женщина она была отходчивая, поэтому она попросила Соллу: — Ладно, хватит нам ругаться, почитай-ка ещё свои стишки. — Легко!Глава 11 Женщина с жемчужной серьгой
«Начать» Автолик решил с гетеры, решив, что опыт в любовном деле важнее страсти и молодости. Мужчины, которые обращаются к гетерам, кто они? Отбросим юнцов и старцев, кому не светят ласки жён. Представим влиятельного мужчину в расцвете сил. Дома ждут жена и дети, бедняки заглядывают ему в рот, а богачи завидуют его успехам в делах и политике. Почему он идет не к благоверной под бочок, а в храм Афродиты? Не из-за того ли, что в храме всё честнее? Оставил подношение богине, выбрал понравившуюся красавицу и скользнул за занавесь. Жена требует времени, потребляет деньги, разбрасывает по дому волосы и подвязки для груди, постоянно чем-то недовольна. А гетера? Гетера всем довольна, для гетеры каждый клиент — самый лучший. Она дарит ему ощущение величия. Мужчины не уверены в себе? Гетера услышит и поддержит. Мужчина хочет спать? Гетера убаюкает и не будет приставать. Мужчина не хочет ничего хотеть? Так для того и нужна женщина, чтобы мужчина начал чего-то хотеть; а его жена… Иногда это глиняный истукан, ни эмоций, ни поддержки, кукла финикийская, а не человек. Если бы гетер не было, их стоило бы придумать! Боги меняют женщин постоянно, а чем хуже полубоги? А простые смертные? Ну, почему? Почему женщина не поймёт, что нельзя день за днём есть одно и то же блюдо? Без разнообразия мир съеживается до размеров ветхой лачуги. Вот Афродита это понимает, а жёны — нет. За три года пара перепробует всё, а дальше? Ничего нового, ничего интересного. Она ругает его, холодеет к нему, а он может начать смотреть на других. И ладно, если другими будут женщины! Куда честнее: живёшь с женой, а иногда захаживаешь к гетерам. Поговоришь с ними, снимешь усталость и накопившийся груз проблем. А там уже и домой, к супруге, желательно немой сироте! Так или примерно так рассуждал Автолик, разыскивая в роще коринфскую деву, перекривляя при этом одну из своих последних жен, а может и всех сразу жён в мире: «Мне совсем нечего надеть!» «Старые сандалии не подходят к новой тунике!» «Серьги поношенные, а новых никто не дарит!» «Соседке муж купил раба-каламистра, а я должна делать завивку сама?!»Что касается Тисеи, то вид приближающегося к ней невысокого, пузатого, покрытого островками густых чёрных волос мужика, на голове которого явно начала просвечивать плешь, не вызывал у неё ни вдохновения, которое приносили стройные юноши, ни резвости в достижении прибыли, что приносили богатые клиенты. Что-то в нём явно ей не нравилось. Было ли дело в засаленных одеяниях, рассохшихся сандалиях, перстнях из явно поддельного золота или в нечестном взгляде? Хотя Тисея и была немолода, и её красота начала увядать, но острый многоопытный взгляд мог проникать через пелену обмана, которым Автолику удавалось вводить в заблуждение даже богов. Впервые в жизни полубог чувствовал, что не силах изменить свою внешность и «подстроить» её под эту женщину. Причина была проста — Тисеи было всё равно, кто придет к ней в эту ночь. — Ждет ли меня моя Пенелопа? — смущенно произнёс Автолик, выходя из кустов. Не дав ему опомниться, гетера запустила руки в широкие полы одежд полубога. Умелые пальчики, знающие всевозможные точки удовольствия, дотронулись до основания холма Ареса. Тисея медленно задвигала кольцом из большого и указательного пальчиков по холму вверх и вниз, приговаривая: — О, да, мой владыка! Ты величайший и красивейший из мужчин! Моё тело горит в огне страсти и желает одного — превратиться в храм твоего удовольствия. Интонациям гетеры могли бы позавидовать лучшие афинские лицедеи. Холм Ареса наполнился силой, Тисея слегка коснулась губами бутона мужских желаний и, услышав вздох удовольствия, отпрянула. На все моления Автолика о продолжении гетера терпеливо отвечала: «Ритуал соблюден — секс был, плати деньги и благослови тебя Дионис». — Денег нет, — скрипя зубами, ответил Автолик. «Денег нет — но вы держитесь, — подумала Тисея. — Где я такое слышала? А! Клиент из гимнастериума так постоянно говорил, пока не открыл свою лавку по продаже лавровых венков». — А я то думал, что гетеры… — …умеют нечто такое, чего не умеют другие женщины. Знаем — плавали. Объясню, раз до меня никто не рассказал. Гетера — это та же жена, но её не родители выбрали, потому что у неё приданное сто быков и три оливковых сада, а ты сам — по любви или велению плоти. Вот и вся разница. Бери ее и содержи, если денег на всё хватает. — Денег нет! — повторил закипающий от злости Автолик, нервно одергивая хламиду. Тисея понимающе кивнула головой: — Дионис испытывает мою веру, и прислал мне на свидание нищеброда. Не беда! Я все равно смогу заткнуть за пояс любую женщину на пути к исполнению своего желания! Я сама за себя заплачу, сделаю такое пожертвование храму, которое никому и не снилось в этой забытой богами дыре. Она вынула из ушей серьги, сняла кольца, браслеты, отцепила толстый кошель, спрятанный в складках туники, с вздохом сняла с шеи ожерелье, подаренное дорогим Дормидонтом. Кажется всё? Нет, не всё. Гетера легла на спину и развела ноги. Автолик сначала обрадовался, но Тисея лишь хотела, чтобы он помог вынуть «из раковины», то есть снять с потаенного уголка желаний драгоценную серьгу с белой жемчужиной величиной со спелую горошину.
Глава 12 Девчонка с серебряной фибулой
Чего хотят большинство мужчин в Аттике? Вкусно есть, спать на мягком, и возлежать с той, ну или тем, кто мил. Поколения сменяют поколения, однако политика, искусства, атлетика, война и многое другое — удел немногих, большинство хочет просто есть и размножаться. Но, если кормить человека одним лишь хлебом, он озвереет! Так же и с близостью. Пресытившись жёнами и случайными связями, афиняне, согласно злым слухам и наветам, ищут удовольствие в «тесном лазе Артемиды», ибо, согласно непроверенным свидетельствам, этот самый лаз «крепок, точно лоно невинной, желанен, как взгляд любимой и горяч, как дыхание пламени». Правда это, или нет, доподлинно неизвестно, ибо мужчины в Тиринфе славятся добрым нравом и не испытывают, почем зря, терпение жён и гетер. Но мы не об этом! Нет-нет. Просто отвлеклись, замечтались и совсем забыли об Автолике. А последний, уйдя от гетеры, был так зол, как сфинкс во время месячных — шёл, не разбирая дороги, пиная ногами камни, выкрикивая ругательства. Чтобы не думать о Тисее, оскорбившей его до глубины души, полубог стал думать о Лесбосе, сам не зная почему. Вот чего ЭТИМ с Лесбоса не хватает? Чего этим женщинам надо? Нет, понятно, что с точки зрения демогрфии сплошная выгода и контроль — не будет перенаселения, что важно на острове, но страшно было бы жить в мире, где ЭТИ разбредутся во все края и пустят корни! Так ведь недалеко до того, что люди отринут патриархальных богов-олимпийцев, став щепками в океане жизни. Не имея ни цели, ни желания плыть куда-то! Хотя удивительно… Как заводит вид того, как целуются две женщины! Ведь заводит? Мужчины, ау! Признавайтесь! Мягкие губы смыкаются, руки, подобно змеям, оплетают тело и рисуют на нём неведомые знаки. Вид этот порождает в мужской душе что-то скрытое, иррациональное, что-то противоречиво… неправильно… манящее… Автолик думал об этом, и с каждым шагом его кожа становилась всё мягче и нежнее, жесткие кучерявые волосы распрямлялись, удлинялись и светлели. Короткие толстые пальцы вытягивались, ногти заострялись и розовели. Черты лица становились утонченнее и привлекательнее. Губы стали пухлыми, брови вытянулись ниточку, сомкнулись, образовав модную монобровь, подчеркивающую интеллект и склонность к высоким искусствам, нос значительно уменьшился и чуть вздернулся. Тем временем Анастасия, чтобы отвлечься и успокоится, сочиняла стихи, посвященные, конечно же, женщине.Глава 13 Наездница с золотыми браслетами
«Мужчины, — думала Массандра. — Пфф… Их сильное место — самое слабое! Пни между ног, и тот, кто грозился доставить тебе олимпийское наслаждение, уже корчится в аидовых муках. Готовить мужчины не умеют: умудряются не допечь хлеб и сжечь мясо на вертеле. Казалось, ну куда уже проще? Натереть мясо солью и маслом, повесить над углями. Время от времени переворачивать, сделать надрезы и если капнет кровь, оставить над огнём. Так эти олухи могут испортить всё! Вот уж точно: природа на них отдохнула. Я умею нарезать мясо на дольки, толщиной в лист осоки, а всё потому, что держу ножи острыми! А эти? Ножи у них тупые и нужны они лишь для продолжения рода, да и чтоб овец пасти. Вот то ли дело, герои в древности! Эх, мельчают мужчины… Если так пойдёт и дальше, то в один прекрасный день они вымрут, и род людской угаснет. Так что их надо беречь, конечно, но и на шею не давать садиться. Никогда!». Что же касается Автолика, то больше всего на свете он терпеть не мог мужеподобных женщин, ещё меньше, чем не любил женоподобных мужчин. Хотя частенько перевоплощался и в тех, и в других, и даже в гермафродитов. «Женщины, которые хотят ковать металл, охотиться, воевать, умирать, пахать, дробить камень и грести имеют право на существование, — считал полубог. — Но они должны понимать, что не всем мужчинам это понравится. Амазонки — отменные воины, но им невдомёк, что женщина может обладать мягкой силой, таким себе, стальным кулачком в мягкой перчатке. Нежные, домашние женщины, опоры мужчин. Взять хоть Геру! Она пыталась убить чуть ли не каждого бастарда супруга-громовержца, однако при этом Гера хорошая мать, добрая свекровь и грозная тёща, а уж её амброзия — это непередаваемое блаженство». От таких мыслей тело полубога стало меняться: мышцы налились полнотой и силой, спина приняла благородную осанку. Лицо украсил крючковатый нос и большие зелёные глаза. На поляну к Массандре вышел атлет, полный сил и уверенности в себе. Амазонка с интересом наблюдала за приближением красавчика, потом резко подалась навстречу, завела свою правую ногу за ноги мужчины, полуоборот, и Автолик уже лежал на земле. — Теперь ты мой! — бросила девушка, принявшись связывать Автолику руки. Накладывая петлю за петлёй, Массандра загадочно улыбалась и что-то напевала не по-гречески, а затем стала медленно раздеваться. Приглушённый свет озарил накачанные плечи, два спелых плода прелестных грудей, украшающих атлетический торс, стройные мускулистые ножки и две дорожки, сходящиеся вместе, ведущие к колыбели удовольствия. Поглаживая грудь красавца, Массандра задумчиво улыбнулась, а затем схватила губами стройный побег кипариса — дерзко, стремительно, горячо. И быстро начала ласкать его, круша и ломая преграды, заставляя Автолика рычать и корчиться в сладкой неге, не имея возможности ничего предпринять. Так продолжалось недолго. Не более трёхсот ударов сердца. Глаза мужчины молили о продолжении, глаза женщины были красноречивы. Их лица сблизились. Краткий, и в тоже время, бесконечно долгий миг поцелуя сменился шёпотком: «Я всё сделаю сама!». И вот наездница из дальних степей оседлала греческого жеребца! Одинокая скала Пана соединилась с храмом наяд, а пара, ставшая единой сошлась в безудержном танце. Выгибая спину, амазонка двигала бёдрами со страстным стоном в такт известной только ей музыки. То ускоряя, то замедляя темп, то поглаживая, то царапая ноготками, то шепча ему слова ласки, то выкрикивая площадную брань. Страстные прикосновения и соблазнительный танец сидящей на нём красотки довели полубога до полного исступления. Автолик был готов дёргаться в экстазе наслаждения, но увы… был связан верёвкой, Полубог не чувствовал никаких запахов, кроме аромата тела прекрасной амазонки, он не чувствовал ничего, кроме того, как храм наяд сковывает его своим сладостным давлением, а благородный нектар стекает ручейками с высокого холма. Внезапно застонав, Массандра с наслаждением произнесла: «Ну, вот и всё». Она медленно слезла с полубога и стала шарить в складках его одежды. Не найдя там ни единого обола, амазонка сказала «Я так и знала, что у мужиков деньги не водятся. Тратят всё на вино и лошадей». Немного постояв, подумав, Массандра сняла с ног и швырнула Автолику на грудь два массивных золотых браслета. Пригрозив отрезать ему жезл, если он не пожертвует браслеты храму, амазонка ушла. Ушла… ЗАБЫВ, развязать несчастного, так и не закончившего гонку любви…Глава 14 Щит Артемиды
Говорят, что к «пробиванию щитов» мужчины приобщаются в военных походах. Женщин они с собой не берут. Овец и коз, что гонят в провиантных обозах, быстро съедают и ничего не остается бравым воякам, как помогать друг другу теми частями тела, что есть у них в наличии. А тех, кто не хочет ублажать боевых товарищей, привязывают к телеге и… делают так, чтобы захотел. Возвращаясь, домой, они и жен своих и любовниц принуждают к таким отвратным ласкам, потому что попривыкли и уже не могут без этого жить. И опять же, такие сношения исключают появление на свет спиногрызов, ведь на контрацепцию тратиться не надо. Также ходят слухи, что придумали такие развлечения индийские гетеры-девадаси — маленькие и страшненькие. Чем брать мужчин? А вот фантазией и выдумкой. В общем, версий много, и все они правдивы. Но мы опять отвлеклись, забыв об Автолике. А был он в бешенстве! Отвергнутый гетерой, оплеванный поэтессой, замученный амазонкой — никогда доселе бедный родич олимпийцев не был в столь странном и позорном положении, а именно — лежал связанный под деревом, брошенный, как вязанка хвороста нерадивым рабом. — О, мой господин, кто поступил так с тобой? — послышался из темноты нежный голос. — Давай, я развяжу тебя и помогу подняться. Кто ты? Уж не брат ли ты Дормидонта? — Нет, то есть да, — ответил Автолик, сообразив, что его облик опять начал меняться. — В память о своем славном брате, хочешь ли ты подняться на ложе любви с той, что познала мёд материнства и трижды была благословлена замужеством? Знай, что Солла выполнит всё, чего ты пожелаешь! — Развяжи меня, сначала, глупая женщина! Узел Массандры был стар, как Олимп: если затянуть, то уж не развязать и не порвать, только резать. Но, в этот раз полубогу повезло. Цепкие тонкие пальчики жены торговца понемногу тянули конец верёвки, толкали обратно в петлю, а там где не получалось пальцами, Солла помогала себе зубами. И так, мал помалу и самозваный брат Дормидонта освободился от пут. — В зад! — рявкнул Автолик на Соллу, отодвигая её в сторону и намекая на то, что общество женщин в данный момент ему претит. Поняв эту фразу по-своему, Солла подняла одежды и явила миру самую незагорелую часть своего тела — серебряный щит Артемиды. Тёмная полосочка ленты разделяла щит на две симметричные части. И Автолик подумал: «А почему бы, Тартар всё побери, и нет?!» И приблизился к женщине. Эта была его первая в жизни близость с женщиной, когда он овладевал ею так, как, по слухам, афиняне овладевают друг другом. Каждое движение Автолика приносило дивную смесь ощущений. Приятное давление ока павлина влекло вперёд, обжигающий жар тела требовал не останавливаться и двигаться к сладостному мигу удовольствия. Сулла шепнула: — Тебе нравится, мой господин? — Дааааа! — только и смог выдавить полубог, полностью поглощённый процессом созерцания «щита». — Тогда я сделаю ещё лучше!О, с какой божественной силой сжала его жезл тугая плоть. И в этот миг он потерялся в огне желаний. Кончились слова у полубога! Как передать ту радость и миг философского блаженства, когда разум мужчины очищается от всех мыслей, всех идей. Ясная, незамутненная картина кристально чистой простоты: ты — свободен, но твоё тело напряжено… ещё немного напряжения, и оно забьется в приятных конвульсиях. Твои чресла готовы обмякнуть, перед этим выдав свой секрет, но разум плывёт в лодке аргонавтов, катится на колеснице Гелиоса, идет по тропе праведных… Только в эти секунды, когда время тонкой струйкой убегает сквозь пальцы, мужчина может понять любит ли он по-настоящему, в чём смысл его жизни, прав ли он, жаль, что эти мгновения длятся лишь… три удара сердца. Автолик был готов подарить Солле весь мир, но она его опередила: — Я всё знаю, — жарко зашептала она на ухо, — Я видела, как глупые девчонки и змея-Тисея одаривали тебя подарками, просив пожертвовать их храму. Я видела, как ты менял личины. Ты слуга Диониса? — Ну… — выдавил из себя Автолик, а жена торговца продолжала: — Солла даст тебе в два раза больше, если ты пожертвуешь всё от моего имени. И до утра — я твоя. По рукам? — По рукам! — радостно ответил полубог, но с Соллой не остался. Бессовестному лиходею мало было ограбить паломниц и посмеяться над их верой. Автолик хотел проучить Диониса, чтобы тому не повадно было обманывать родственников.
Последние комментарии
1 час 12 минут назад
1 час 30 минут назад
1 час 54 минут назад
2 часов 26 минут назад
3 часов 33 минут назад
5 часов 14 минут назад