Кто ты? (СИ) [Инна Рудольфовна Чеп] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Кто ты?
1
Толпа неистовствовала. — Ведьма. — Лиходейка. — Предательница. — Убийца. Идущая в окружении стражников девушка не обращала на крики внимания. Босые ступни кровоточили, длинная грязная роба из грубого материала натирала и без того болевшее тело. Волосы спутались колтунами и почти не прикрывали лицо. Впрочем, даже это ее не волновало. Желание спрятаться, исчезнуть покинуло ее еще неделю назад. Теперь она жила совсем другим чувством. Сначала пришло недоумение. И надежда. Происходящее с ней казалось недоразумением, чуть ли не розыгрышем, но последующие за арестом события ее скоро в этом разубедили. Потом сознание затопили обида, боль и страх. Один день не отличался от другого и даже известие о смерти отца проскользнуло мимо ее сознания. Надежда на помощь друзей или короны, которая была многим обязана их семье, медленно умирала. Наконец пришло ощущение беспомощности и апатия. После этого с вопросами к ней стали приходить реже, а затем и вовсе оставили в покое. На целых три дня. Сегодня четвертый. Сегодня, слыша крики неистовствующей толпы, людей, которых отец обеспечивал работой, для которых строил больницы и детдома, она наполнилась ненавистью. Ненависть растекалась по телу вместе с кровью, стучала в груди в унисон с сердцем, и наполняла собой каждую мысль. У ведьмы даже кончики пальцев покалывало от охвативших ее чувств. Вот только сил хватало только на то, чтобы кое-как переставлять ноги. Эшафот возник неожиданно. Девушка даже не заметила, как ее провели сквозь оцепление. Только вздрогнула и, словно очнувшись, растерянно огляделась, когда один из стражников пихнул ее ружьем в спину. На мгновение она замешкалась, и ее опять толкнули. Осужденная упала, больно стукнувшись головой о ступеньку и в кровь разбив колени. — Эй! Поживее там! — крикнули с помоста. Девушку тут же подхватили под локти и волоком затащили на импровизированную сцену. — Девица из рода Серли по имени Вера обвиняется в государственной измене, членовредительстве путем ведовских ритуалов, пособничестве при покушении на его высочество Дария… Глашатай упоенно перечислял прегрешения ведьмы. Народ улюлюкал и пытался докинуть до грязной девицы тухлые продукты. Рабочие с фабрик, лавочники, мелкие предприниматели, слуги из богатых домов, дворцовая челядь… вне зависимости от своего положения в обществе, люди жаждали зрелищ в этот просвещенный век не меньше, чем столетия назад. Король, с семьей и свитой восседавший на внешней галерее ближайшего дома, благосклонно кивал. В сторону благородных "зрителей" девушка не смотрела. Губы ее шевелились, словно она читала молитву, но стоявший неподалеку служитель Отца всего живого приблизиться к ней не рискнул. — …приговаривается к смерти через сожжение. Ее подтащили к столбу. В спину впились огромные занозы от неотесанного ствола, к которому ее усердно приматывали толстенной веревкой. Ноги, стоявшие на колючем хворосте, закровоточили сильнее. Девушка изогнулась, наклонилась насколько это было возможно вперед. По бледным губам скользнула злая усмешка, а глаза зажглись зеленым. — Последнее слово приговоренной, — вперед выступил церковник. — Раскаивается ли дитя Отца жизни в содеянном? Король отрицательно махнул рукой, приказывая пропустить сию часть представления, но служитель Отца, вдохновенно взиравший на толпу, этого не заметил. Девушка подняла голову и посмотрела на короля. Потом перевела взгляд на его жену. — Пусть сгинет вместе со мной то, что тебе всего дороже! — выкрикнула она хриплым, но сильным голосом. Королева в испуге обернулась. Потом взяла себя в руки и с независимым видом вернулась в прежнее положение. Но руки у нее дрожали. В отличие от мужа, она была человеком набожным и в ведовство искренне верила. Палач поднес факел к соломе, она тут же занялась. Следом затрещал хворост. Огонь с упоением лизнул ветки и подступил к босым ступням. Осужденная громко, пронзительно закричала. Толпа смотрела. Король оглаживал бороду и кивал своим мыслям. Королева беспокойно ерзала в кресле. Когда пламя догорело, королевская чета отправилась во дворец. Где их ждала новость о том, что с одним из детей случилась беда.***
Тьма и тишина. Если бы это случилось в первый раз, она бы наверно свихнулась. А так только запаниковала слегка, осознав себя лежащей в странном продолговатом ящике. Обшарила все руками, толкнула крышку, но та еле сдвинулась. Девушка испугалась и стала толкать активнее. Когда щель достаточно расширилась, она вылезла наружу и оказалась…в склепе. Горел только один факел, и неизвестная направилась к нему, по пути отметив боль в собственном теле и адский холод в помещении. Обшарив с факелом все углы, странная особа к несчастью своему заключила, что кутаться ей придется в гобелен с молитвенного стола, есть и пить здесь нечего, а оба выхода заперты снаружи. Кажется, ей предстояла смерть от истощения.***
— Призрак? Охранник, выпучив глаза, закивал. — Ваше благородие, так точно! Призрак! Я зайти не успел, а он как метнется в угол. Белый саван пола не касается, и ног не видно. А за саваном след дымный… Словно из ада только вылез, честслово! Вот этими глазами видел! Офицер в отставке Янус Дирек поморщился. Как человек прагматичный и много повидавший, он ни в Отца всего живого, ни в Ад, а уж тем более в духов и призраков не верил. — А кто с тобой был в паре? Он призрака видел? Подчиненный замялся. — Так мы разделились, — неуверенно промямлил он. — Чтоб время сэкономить. Кто туда полезет-то в усыпальницу? Это ж не сокровищница! Дирек нахмурился. А вот это уже ни в какие рамки не лезло. Если излишнюю набожность и деревенские предрассудки он еще был готов терпеть, то пренебрежение приказом — нет. Тем более оболтусов этих он набирал не несуществующие сокровища охранять. — Лексий. — Секретарь тут же подскочил к офицеру с пером и бумагой. — Найди мне еще двух толковых ребят. Эта пара уволена. Передай управляющему, пусть выдаст им жалование за две недели. Охранник испуганно переводил взгляд с молодого секретаря на начальника. — Так вашбродь, за что… Там же и вправду призрак… — За неисполнение приказа. Во время инструктажа я несколько раз повторил, что обход помещений делается парами. Этот дом еще месяц назад принадлежал преступнику, государственному изменнику, и я не намерен напороться на кинжал его товарищей или предприимчивого вора, только потому что моя охрана не соизволила выполнить приказ. Стоило бы вам еще плетей всыпать, но тогда, боюсь, вы с моего двора не скоро уберетесь. Так что у вас есть час на то, чтобы сдать оружие и покинуть замок. А с призраком мы разберемся. И подписав еще пару бумаг, Янус действительно отправился в склеп. На всякий случай зарядив пистолет.***
Когда лязгнули засовы и заскрипела, открываясь, дверь, девушка испытала ужас и облегчение одновременно. Неопределенность не давала сосредоточиться, давила гранитной глыбой, хороня под собой чувства и желания. Теперь все должно было решиться. И когда судьба свернет с перекрестка на одну из дорог, она сможет определить, что делать дальше. И как. — Эй, есть здесь кто? Призрак или кто ты там, выходи. А то пущу солдат осматривать каждый угол! Военный. Это видно по осанке, по командному голосу. Отец часто общался с военными по рабочим вопросам. Впрочем, от ошибок это его не уберегло. — Это я. Я здесь. Она вышла, придерживая руками пыльный гобелен. Тощая — это видно по впалым щекам, высокая, волосы то ли черные, то ли настолько грязные, что таковыми кажутся. Большие темные глаза, которые, впрочем, она тут же опустила в пол, нос с горбинкой, подбородок с ямочкой. Закончив рассматривать незнакомку, Янус сделал вывод, что на вора или убийцу она вроде не похожа. По крайней мере, те не ходят на дело голыми. Хотя, если это отвлекающий маневр… то перед ним стояла бы аппетитная блондинка, а не это нечто, похожее на сухофрукт. — Как зовут? Неизвестная вздрогнула, напряглась. Обвела взглядом склеп. — Да кто как, ваше благородие. Можно просто Ви. Отец звал Витой, мать Вирой, братья Вишкой. — Как нарекали? — Вирой. — Где твоя одежда? Девушка нахмурилась, задумавшись. Растерянно осмотрелась. — Не знаю. Не помню. — Как здесь очутилась, тоже не помнишь? — нехорошо прищурился офицер. — Не помню. — Пальцы Виры, сжимающие края гобелена, побледнели, губы затряслись. "То ли очень хорошо играет, то ли и в правду с головой не все в порядке," — подумал Дирек. — Лексий, проводи девушку к кухарке, пусть помоет и оденет, за платье, скажи, я заплачу. И за доктором пошли. Секретарь протиснулся вперед, схватил девицу под локоток и, отгоняя слишком любопытных, потащил ее в сторону кухни. Янус обошел склеп. Лично проверил каждый угол, простучал стены и пол, но кроме нескольких гробов, пыли, пепла и странного медальона на кожаной веревке ничего не нашел. Медальон отправился в карман, крышки гробов на законные места, а сам новоиспеченный хозяин дома — в кабинет. Появление незнакомки настораживало. Неожиданно свалившееся офицеру в руки поместье было связано с очень странными событиями, в которых бывший военный счел своим долгом разобраться для собственной безопасности. Не успел он заняться расследованием, как в дом неизвестным никому способом проникает некая девица в неприглядном виде… Абсурд. Особенно, учитывая неряшливый и болезненный вид девушки. Однако даже если появление незнакомки не связано с его расследованием, то это ничего не меняет, кроме количества проблем: вместо одной их становиться две. И первую стоило решить, как можно быстрее. Этот дом Диреку подарили за "верную службу короне" около месяца назад. Пока он уладил все дела, пока приехал и обустроился, прошло еще две недели. Итого полторы недели назад он задумался о том, а куда делся предыдущий хозяин этого маленького поместья. И нарыл неутешительную информацию: владельцем являлся один очень известный промышленник, оказавшийся государственным преступником. С тех пор офицер стал очень бдительно следить за исполнением его приказов и поручений. Помимо этого, он тщательнейшим образом проверил прислугу, поставщиков продуктов и обыскал весь дом, но ничего интересного не нашел. Дирек не верил в богов, но верил в офицерскую честь, силу данного слова и присягу. Он не являлся фанатичным сторонником короля, однако искренне считал своим долгом служить на благо родной страны. И теперь, сосланный на волю, с ужасом взирающий на светскую жизнь, он с удовольствием занялся этим расследованием. Сегодня же мысли о доме потеснила незнакомка в гобелене. Янус прокручивал в памяти произошедшее в склепе и так и эдак, но уловить фальшь в голосе девушки не смог. От размышлений его отвлек секретарь, пришедший с докладом о прибытии доктора. После тщательного осмотра девицы врач появился с отчетом о состоянии гостьи в кабинете Дирека. Янус, как гостеприимный хозяин, предложил спиртное на выбор. — Что конкретно вас интересует? — поинтересовался доктор, наливая себе вина. — Интимные заболевания? Физические или психические отклонения? Наличие побоев? Офицер поморщился. Интересовало его отнюдь не это. — В первую очередь — голова. Она могла потерять память? Частично. Доктор огладил редкую козлиную бородку и неуверенно кивнул. — Могла. На голове есть пара шишек, вполне может быть кратковременная потеря памяти в результате сильного ушиба. — А в целом? — Истощение, синяки, царапины — ничего, требующего немедленного вмешательства. Дирек усмехнулся. Будь девушка из знатного семейства, доктор плясал бы вокруг нее с бубном после сломанного ногтя, а подобранная замарашка не стоила его внимания даже полумертвая. А то Янус не видел ее заострившиеся скулы и шаркающую походку. Впрочем, спасибо медику, что, хотя бы согласился ее осмотреть "только из личного уважения к столь выдающемуся военному". Офицер еще немного послушал городские сплетни и вежливо выпроводил гостя, сославшись на позднее время. Отдав распоряжение Лексию насчет завтрашнего дня, он направился в служебное крыло.***
Вира смотрела на отблески огня. Печь гудела, дрова весело потрескивали. Но в горле стоял ком, а в глазах слезы. Страшно. Там, в склепе, ощущая кожей пронизывающий взгляд военного, она впервые почувствовала необъяснимый ужас. На мгновение пришла мысль, что умереть было бы не так уж и плохо…тем более у нее не было ни плана дальнейших действий, ни средств и друзей, способных помочь в осуществлении этого непридуманного еще плана. Но она справилась с собой и сыграла дурочку. И не важно, поверили ей или нет. Суть была в том, что у нее худо-бедно получилось притвориться. Отец всегда говорил, что лицедейка из нее никудышная. Он ошибся. Просто раньше стимула не было. Итак, игра. Хотя страх ее там, в склепе, был настоящим. И растерянность тоже. Она просто не ожидала, что окажется в этом месте. Вира погладила рукой выщербленные края стола. Такие знакомые предметы. Такие чужие лица. Дом дышал прошлым и в тоже время казался просто близнецом того замка, который был ей знаком с детства. Сновали туда-сюда слуги — их было намного меньше, чем раньше. Появились суровые охранники с дубинками у пояса и ружьями на плечах. Где-то что-то пропало, а где-то появилось, что-то переставили на другое место, покрасили, починили. Не рассказывает сказки при свечах неугомонная Нида, не дергает за косу кухаркин сын Асен — кучерявый мальчишка, уже превращающийся из ребенка в подростка. Даже доктора теперь приглашают другого. Впрочем, оно и к лучшему. Теперь, когда все так сложилось, она не может позволить раскрыть себя, не может просто умереть. Она должна кое-что узнать и кое-что сделать. А для этого надо остаться неузнанной. Итак, игра. Игра с целью, со смыслом. У нее есть задача. У нее есть поле для деятельности. И один маленький козырь в рукаве. Поле… Дом, который стал чужим. А ведь когда-то здесь они с… Не стоит вспоминать умерших. А живых из прошлой жизни лучше сторониться. Благо, это не сложно — ни одного знакомого лица она здесь пока не встретила. Это облегчает ей игру. Если только она вообще с ней справиться. А она должна справиться. Другого шанса у нее не будет, ведь она осталась одна — остальные предали или умерли. Ей некуда деваться, а значит, у нее нет выбора… По телу прошла дрожь. В душе поднялась ненависть. Глаза на мгновение полыхнули зеленым. Девушка провела дрожащей рукой по лицу. Ненависть так ненависть. Говорят, она прочнее любви. — Вира? Скрипнули половицы под военными сапогами. Вскипело внутри раздражение: он что, всегда в форме ходит? Но она подавила невольную гримасу и обернулась к военному, привычно опустив глаза в пол, и с нейтральным выражением лица. — Да, ваше благородие. Она чувствовала, как он поморщился. Не любит подобные обращения. Наверно из "чистых" вояк, кои служат за совесть, а не ради наживы. Таким претит титулованность — слишком много бездарных благородных особ они видели. И в этой совестливости Вира тоже видела опасность: такие люди предают не за деньги, а, что гораздо хуже, за идею. — Садись. Девушка послушно села, офицер устроился напротив. — Я Янус Дирек, отставной офицер королевской армии. Ты знаешь, где ты находишься? — Нет. — А где сейчас твоя семья? На глаза непроизвольно навернулись слезы. Вира поглубже вдохнула и ровным голосом ответила: — Я сирота. Дирек заметил и сжатые кулаки, и судорожный вдох. На мгновение захотелось поверить, пожалеть истощенную девчонку, но его слишком часто били в спину. Да и с даром этим королевским, недозамком государственного изменника, было все не так просто. У Януса складывалось ощущение, что его бросили в пасть чудовищу и теперь ждут исхода сражения: змей то ли съест офицера, то ли отравиться и выплюнет. Кто кого в общем. Поэтому он напустил в голос суровости и продолжил: — Что, все погибли? И братья, и родители? Виру переполнило отчаянье. Что он привязался? Вот она сидит перед ним — уставшая, голодная, еле сдерживающая слезы, хватается за край стола, чтобы не свалится с табурета, если вдруг закружится голова. А он развалился напротив, ногу на ногу закинул и вопрошает с видом инквизитора!!! — Да, — ногти впились в ладонь. — Все. Пожар был в селе. У меня мать лекарка, а отец мелкий лавочник. Когда загорелось, все меньшОго бросились искать, меня выставили за порог — за помощью бежать. А у нас в сундуках оказывается что-то ядовитое было. Кто сгорел, кто отравился испарениями. Я одна осталась. Главное, запомнить, что все именно так и было. Он же как пить дать будет проверять ее рассказ на несоответствие. — И с какого момента у тебя провал в памяти? Ее осенило. Вот оно! — С похорон. Помню староста брагу всем разливал, что-то говорил, а за его спиной бабы причитали. И все. Очнулась непонятно где, без единой вещи. — А это? Твое? Он достал медальон. Глаза Виры расширились. Вот почему она оказалась в склепе! Старый медальон служит якорем! Но… Она вовремя сообразила, что собеседник внимательно следит за ее реакцией. И что она показала слишком много эмоций для той, которая ничего не знает. — Ой! — девушка отпрянула. — Это ведовской амулет что ли? Вы от меня его уберите, мало ли! У нас говорили, кто у ведьмы амулет украдет, в зверя дикого обернется и всю деревню сожрет! Спрятали б вы его от греха подальше! Возможно, она хорошо сыграла. Или просто офицер знал, что монограмма на медальоне — инициалы бывшего хозяина этого дома и к безродной девке из далекой деревни иметь отношение он не может. Как бы то ни было, мужчина благосклонно кивнул и встал. — Слуги здесь приходящие, так что комнат для сна не предусмотрено, но есть пара пустых кладовок, можешь там обустроиться. Не с охраной же тебя селить. Отъешься, будешь помогать по кухне или куда там тебя приставят. Да и еще…как говоришь, называлась твоя деревня? — Село, — поправила Вира, мысленно злорадствуя. — Болотище. Он улыбнулся уголками губ и вышел. Вира проводила мужчину задумчивым взглядом. Она так и не поняла, за кем осталась победа в этом раунде.2
Спустя несколько дней девушка уже надраивала полы в доме. Непривычная к подобной работе, она попеременно получала то от суровой Дарьи (старшая над прислугой) гневные тирады и обещание нажаловаться хозяину на иждивенку, то от жалостливой кухарки Милы — лишний кусок хлеба, а иногда и пирога. Охране она старалась на глаза не попадаться, как и военному. Зато Лексий повадился таскать ей пирожки с повидлом. — Вон ты какая тощая, — говорило это недоразумение, пихая Вире в руки кулек с гостинцем, — тебе есть надо. Девушка секретаря почти ненавидела. Потому что ненавидеть остальной мир с ним не получалось. Веселый жизнерадостный парнишка, болтавший без перебоя, заставлял ее вспоминать счастливое прошлое. Когда она была вот такой же — немного наивной, немного глупой, искренне верящей, что уж с ней-то ничего плохо случиться не может. Каждому в этом мире так кажется. До поры до времени. — Фекла сегодня расфуфыренная пришла. Ей хозяин денег дал, сказал одежды всякой прикупить и ему на одобрение принести. Ну она и вырядилась портовой девке хлеще. А он одежду забрал, ее отругал и вон выставил из кабинета. Лексий был находкой. Сплетнями он делился охотнее любой деревенской кумушки, а знал он в силу своего положения немало. Поначалу Вира даже рассчитывала что-нибудь эдакое у него выведать о работодателе, но парень при всей его разговорчивости некоторые темы умело обходил или отшучивался. — Что ты со мной возишься? — спросила где-то на второй день их совместных обедов девушка. Секретарь ответил честно: — А с кем еще тут говорить? Служанки либо строят глазки, либо разглагольствуют об удое молока. Офицер Дирек мне начальник, а не друг, да и разница в возрасте у нас ого-го, а ты всего на чуть-чуть меня младше, и сразу видно, что начитанная. Вира попыталась скрыть досаду: — Прямо уж так и видно? — Видно-видно! — закивал парень. — Ты грамотно говоришь, знаешь много, за собой ухаживаешь. Вон волосы всегда расчесаны и купаться на озеро бегаешь каждый день. Девушка поперхнулась пирожком и уставилась на собеседника. Нехорошо так уставилась. Тот торопливо отодвинулся на противоположный край скамьи. — Честное слово, я не ходил смотреть! Это дворовые судачили. Типа появилась из ниоткуда, а из себя вся как барыня, и гребешок из старого хозяйского хлама выпросила, и на озеро хозяйское ходит, а делать ничего не умеет. — Хозяйское? — удивилась Вира. Раньше это был самый обычный водоем. Лексий поторопился объяснить: — Прежний-то владелец дома и садик тут разбил с какими-то редкими цветами и рыбок в озеро запустил. А как его в казематы забрали, сначала люди из дознания тут все вверх дном перевернули, а потом находчивые деревенские стали растаскивать, что можно. Кусты роз повыдернули в первую очередь, потом рыбу принялись ловить да сараи разграблять. Но тут нынешний хозяин приехал, слава Отцу. Крестьян разогнал, слуг новых нанял, стал в порядок дом приводить. А к клумбам и озеру подходить запретил. — И что, слушаются? — усмехнулась Вира. Лексий, почуяв, что гроза миновала, придвинулся ближе. — Ну, с тех пор как он одного воришку у озера подстрелил, стали слушаться. — А власти? — Он военный, да еще герой какой-то там операции, они к нему не суются. Половина считает его свихнувшимся, половина — чуть ли не ревизором под прикрытием. В общем, все очень доброжелательно обходят Дирека стороной. Вира поперхнулась пирожком. — Дирека? Я думала, он что-то вроде управляющего. Или начальника охраны. Лексий фыркнул. — Да он сам себе начальник охраны. А управляющий у него есть, только толку-то, если управлять нечем. Секретарь не удержался и стащил из корзинки, припасенной для собеседницы, один пирожок. Девушка не возражала. — Это же дом известного промышленника! — сказала она. — Как нечем управлять? А земли? А фермерские хозяйства? А заводы? Я слышала, сам король нередко был заказчиком этого… — она сглотнула. — Серли. Парень облизал пальцы, с сожалением глядя в пустую корзинку. — Какие заводы, что ты! Он же признан изменником! Все отошло казне. И дома тоже. Только дом в столице и именном поместье тут же отдали каким-то знатным особам. А этот никому не приглянулся — маленький слишком для таких шишек. Вот им и наградили нашего вояку, он как раз выходил на пенсию. Вира подсчитала что-то в уме. — Разве он такой старый? — удивилась она. Да, седина в волосах у офицера проглядывала, но на человека, вышедшего на пенсию, пусть и военную, он не походил. Лексий закивал. — Не, не по возрасту, а вроде как "за заслуги". Хотя, поговаривают, не угодил он кому-то высокородному. Или ему дали задание. И никакая это не пенсия, а новая операция. Что в конце концов ей известно об этом человеке? Только слухи. А для тайной полиции нет ничего проще, чем эти слухи сфабриковать. — Лексий, вы слишком любите сплетничать. Отвратительное качество для секретаря. Они подскочили одновременно. Корзинка из-под пирожков упала на землю, прямо под ноги предмету их беседы. Янус подобрал плетенку, задумчиво обнюхал. — С вишней? Прошлый год, говорят, очень урожайный на вишню был. А в этом морозы цветы побили… Вира, застигнутая врасплох, забыла опустить глаза и сделать лицо попроще. Сейчас она с любопытством рассматривала мужчину, занявшего место прежнего хозяина в этом доме. Высокий (лишь немного ее выше), загорелый (видно, много проводит времени на улице), среднего телосложения, глаза умные, внимательные, немного седины в волосах и короткой аккуратно подстриженной бороде. На типичного солдафона он похож не был, и как раз-таки это ее и пугало. Неужели правда из тайной полиции? Но почему тогда он не знает ее лица? Лексий дрожащей рукой забрал протянутую ему корзинку. — Ваше… — Он не виноват, — Вира перебила испуганного секретаря. — Это я затеяла этот разговор. Просто хотела разобраться, что это за место и какие в нем живут люди. Думала, может вспомню что-то важное. И только теперь она заметила удивленно приподнятые брови. Девушка поспешно опустила глаза. Хотела было добавить "ваше благородие", но сообразила, что такая резкая смена тона будет выглядеть еще подозрительнее. Поэтому благоразумно промолчала. Молчал и Янус. Но она кожей чувствовала его изучающий взгляд. — Так…это…я нужен? — кажется, красноречие в этот раз отказало Лексию. — Нужен. Придется украсть вашего кавалера, Вира. Ему пора работать. В голосе военного чувствовалось недовольство. Но больше он ничего не сказал, даже не пожурил за дерзость. И это подчеркнуто-вежливое "вашего"… Он не знает, кто она. Иначе, давно бы ее сдал тайной полиции. Но он явно чувствует, что она не та, кем старается казаться. Будет копать? Или плюнет на безродную девку? Собственно, в зависимости от действий военного Вира и собиралась сделать окончательный вывод: простой он вояка, от которого откупились маленьким поместьем, или все же засланный шпион. Впрочем, при любом раскладе девушка решила держаться подальше от этого странного человека. Он ей не внушал ни капли доверия.***
Доверия рассказ девицы не вызывал. Янус смотрел на согнувшегося над бумагами Лексия и хмуро думал: вот почему этот нечем не примечательный парень так быстро завоевывает сначала внимание, а потом и дружбу окружающих? Балабол, каких поискать, несерьезный, во многих отношениях даже ветреный, этот человек находил подход к каждому: от разухабистого сына булочника до нелюдимой знахарки, жившей на отшибе. Вот и подозрительная девица уже судачит с ним за жизнь, а ведь появилась здесь всего неделю назад. — Лексий, как там вирина память? Секретарь вздрогнул, оторвался от переписывания данных и задумчиво почесал за ухом. — Не знаю. — Ну, она много тебе о себе рассказывала? О семье там, друзьях, деревне? Помнит что-нибудь из прошлого? — Не знаю, — растерянно пожал плечами парень. — Она не очень разговорчивая. Больше слушает. — А спрашивает о чем-нибудь? — Да не особо. В основном о доме. Янус встал. Подошел к окну. Солнце немилосердно сжигало остатки цветов на клумбе. — Найди садовника. — Так ведь денег не хватит. — А ты Феклу рассчитай. Лексий насупился. — За что? И почему я? Этим управляющий должен заниматься. Дирек развернулся к парню лицом. — Управляющего я сам рассчитал. Так что ты теперь выполняешь его функции. А Фекла… если тебя берут на работу, то надо работать, а не намазывать лицо килограммом свеклы и расхаживать перед мной непонятно в чем. — Может, она в вас влюбилась, — обиделся за девушку Лексий. Фекла хоть и было девкой глупой и самолюбивой, но очень уж у нее фигура ладная, грех на такую не засмотреться! Особенно спереди. — В деньги она мои влюбилась, — отрезал офицер. — При чем в деньги несуществующие. Я на свою пенсию еле-еле дом в порядке содержать способен, разбазаривать их на подарки глупым курицам я не намерен. К тому же, что девке голову морочить, если она себе придумала невесть что. Я ей желаемого дать не могу. Ни статуса, ни подарков. Тем более, она мне нежеланна ни в каком смысле. Так что чтоб завтра же ее тут не было. А садовника разыщи поскорее. Хотя бы к концу недели. Лексий поставил на бумаге последнюю закорючку и выдохнул. Положил лист сушиться, отставил чернильницу с пером и встал. — А… — обернулся он уже у двери. — Управляющего-то за что? Дирек посмотрел на него, чуть прищурившись. — Не люблю, когда на меня доносы пишут. Понял? Секретарь кивнул. — Еще вопросы будут? — Ну…жалованье-то увеличится? Янус отрицательно покачал головой. — Не устраивает — можешь вернуться к мэру младшим писарем. Лексий скривился. — Ну уж нет! Чтоб меня за каждую ошибку секли? Еще чего! И, бурча себе под нос неприличные эпитеты в сторону мэра, он вышел. Янус взял чистый лист бумаги и сел писать письмо.***
Вира, пыхтя, тащила ведро с водой от колодца. Дарья, которая хоть и была старшей над прислугой, но сама работать не чуралась, несла два ведра, но шла куда быстрее своей подопечной. — Да шевели же ногами быстрее! Откуда ж ты такая взялась неумеха! Куда мать твоя смотрела, когда дочь-лентяйку растила! Вира с грохотом поставила ведро наземь. — Не трогай родителей! Они были хорошими людьми! Неумеха — значит, моя вина, не их! Женщина оглянулась. — Не языком чеши, а ногами! Или ты работать и ночью хочешь? Девушке ничего не оставалось, как побрести следом. К ночи она все же управилась. Но утром хмурая Дарья ее все равно отправила к военному. На выходе из его кабинета Вира встретила рыдающую Феклу. И ей вдруг стало страшно. Показалось, что снова она идет по длинному грязному коридору, в большую комнату с заляпанными кровью стенами, где ей будут задавать вопросы, ответов на которые она просто не знает… Хлопнула за спиной дверь. Перед глазами поплыло, и девушка схватилась рукой за стену. — Вира? Она почувствовала чужие руки, потом плюшевую мягкость кресла. На лице оказалась вода. — Вам лучше? Ей вдруг захотелось увидеть Лексия. Услышать его ни к чему не обязывающий треп. Она открыла глаза и осмотрелась. Комната уже не кружилась перед глазами. Но секретаря в ней не было. — Вам лучше? — настойчиво повторил офицер. Она вздрогнула, поспешно встала. — Да, спасибо. Я… — Да сидите, — на плечо легла рука, заставляя ее вернуться в объятья кресла. — Как придете в себя, посмотрите, что из сложенного на столе тряпья вам подойдет. Я посылал Феклу за одеждой, но она, кажется, неверно поняла задачу. Выберете себе одежду и можете идти. — И все? — вырвалось у Виры удивленно. За то время, пока она сюда шла, голову посетили картины одна другой страшнее. Что ее заставят работать и ночью. Что за плохую работу выгонят из дома в чем появилась. Что за ней приехали из Тайной полиции и снова заберут в казематы… Стало дурно. Кожей ощущая пламя камина, хоть и сидела она от него далеко, девушка неосознанно начала теребить ворот платья., словно он ее душил. Янус, услышав ее вопрос, поднял голову от бумаг, в чтение которых он уже успел погрузиться, и взгляд его сделался жестким. — А что вы предлагаете? Отблагодарить меня за одежду здесь же? Не дом, а бордель какой-то! — он сердито откинул в сторону перо. — Одна свеклой мажется с головы до пят, другая в баню лезет, третья чуть ли ворот не рве… Пощечина вышла звонкая. Янус с удивлением дотронулся до покрасневшей щеки. Девушка, стоявшая рядом, была похожа на кого угодно, только не на дочку мелкого лавочника. Осанка, разворот плеч, гордо вздернутая голова, даже то, как она держала подол платья — все указывало на небедное происхождение и хорошее воспитание. Сбежавшая от папаши дочь большого чинуши? Запятнавшая честь дворянка? — Я вам ничем не обязана! Даже тот хлеб, которым меня кормили, я честно отработала! Вы права никакого не имеете упрекать меня в чем-либо! И уж тем более я не давала повода для оскорблений подобного рода! И я терпеть это… Она резко замолкла. Словно поняла, что сделала ошибку. Глаза ее, сейчас почему-то приобретшие зеленоватый оттенок, сначала ткнулись в пол, потом забегали по комнате. Когда взгляд Виры зацепился за камин, она испуганно отступил назад и опять схватилась за ворот платья. Камин не горел. Но она же еще минуту назад отчетливо чувствовала его жар! Или в комнате просто слишком душно? Девушка сначала испуганно попятилась, а потом развернулась и выбежала в коридор. Янус, озадаченный увиденным, даже подошел к камину и тщательно его осмотрел. Но ничего, что могло напугать собеседницу, не нашел. Списав странное поведение служанки на плохое самочувствие и потрепанные последними событиями нервы, мужчина решил не заострять на этом внимание. По крайней мере, пока. Он вернулся к столу и перечитал полученное вчера письмо. Дело об измене промышленника казалось ему очень странным. Словно много фактов замолчали. Неужели в сговоре с этим Серли был кто-то из высокородных? Или он был в курсе королевских тайн, поэтому общественности сообщили далеко не все? Материалы расследования (по крайней мере те, с которыми ознакомили общество, и те, которые удалось раздобыть по своим каналам) никак не давали общей картины преступления. Въедливый офицер хмуро перечитал все сведения, что у него были, попробовал составить из них картину преступления и не смог. Не было ее, этой картины. Только отдельные данные, да и то довольно неуверенные. Янус всегда был дотошен. И никогда не исполнял приказы бездумно. И за первое и за второе его жутко недолюбливали, но военным он был талантливым, за что и терпели. До поры до времени. А после "бального инцидента" его и вовсе выперли со службы. Спихнув в награду странный дом (от которого ничего хорошего ждать не приходилось) и небольшую пенсию. И плевать Янусу, если честно, на разборки сильных мира сего, но скоро сюда должна была приехать особа, которую Дирек собирался защищать от всего на свете, а это значило, что нужно быть уверенным, что однажды этот дом не подожгут, в него не залезут воры или убийцы. Поэтому первым делом стоило разобраться с этим странным расследованием, чтобы понять уровень возможной угрозы (или ее отсутствия, что было бы лучше всего) и составить план по ее предотвращению. Ну, или план бегства…***
Вира неслась по коридору, пока не ткнулась в грудь Лексию. Парень пошатнулся и выронил кипу бумаг себе под ноги. — Эээ… Недоумение в его голосе отрезвило девушку. Мир из мистически-враждебного вдруг вернул себе статус обыденного. Вира отступила назад, перевела дыхание. Бежать. Надо бежать, вдруг совершенно четко поняла она. Далеко. Лучше на север, за горы. Туда точно никто никогда не сунется. Немедленно собрать вещи (благо собирать-то и нечего: косынка, сменная исподняя рубашка, да гребешок) и сегодня же, вот прямо сейчас покинуть этот проклятый дом! Лексий присел, собирая разлетевшиеся по коридору бумаги. Вира, уже навострившаяся бежать дальше, вдруг заметила пару писем, на одном из которых аккуратным витиеватым почерком был написан адресат. Девушка присела рядом с Лексием. Кажется, он что-то говорил, но она видела только неприметный лист бумаги с незнакомой ей печатью. На секунду ей стало так жарко, словно она уже попала в Ад, она покачнулась и, чтобы удержать равновесие, коснулась рукой пола. Письмо лежало почти рядом с пальцами. Вира оглянулась на секретаря, но тот увлеченно разбирал подобранные бумаги по группам и на нее не смотрел. Она решилась и неуловимым движением спрятала бумагу в рукав. — Ну как, ты согласна? — Лексий обернулся к ней с недовольным видом, видимо, спрашивал не первый раз. Девушка поспешно кивнула. — Тогда завтра с утра за тобой зайду. Вира активно закивала. Лексий быстрым шагом направился в сторону кабинета. Вира побежала к выходу. Нет, она уже передумала покидать дом сегодня. Но ей очень надо было в лес.3
Дарья накричала на нее из-за невыполненной работы, но сегодня девушка на это только пожала плечами. Женщина ушла жаловаться офицеру на нерадивую служанку, а Вира присела на край лавки, нащупывая одной рукой письмо, спрятанное под одеждой. — Что, плохо, детонька? — всполошилась собиравшаяся домой Мила. — На, молочка с пирожками поешь, — перед ней поставили большую деревянную кружку с теплым молоком и накрытую полотенцем корзину, от которой умопомрачительно вкусно пахло. — Беды все от недоедания. Да ты руки-то от живота убери, никуда он от тебя не денется. Кушай, пока Дарья не вернулась, потом вряд ли успеешь. Или…ох ты, Отец всего живого! — она всплеснула руками. — Али ребенка носишь? Не от кузнеца ли? Больно много он о тебе расспрашивал… Охоч он до новых девок-то, шельмец! Виру подобный ход мыслей кухарки разозлил. Неужели она действительно выглядит, как девица, бросающаяся на мужчин при первой возможности? То военный, теперь Мила… Ладно, этот солдафон, но Миланья как может о ней так думать? Заботилась же всегда, кусок лишний подсовывала… — Если хозяйский, ты ему сразу скажи. Он может не красавец, и не шибко этот…обходительный, а все же в самом соку мужчина. Если правильно поговорить, еще хозяйкой здесь окажешься. А если от кузнеца, то тут думай: парень он видный, до женского пола охочий, девки за ним косяками бегают, такого на себе женить уметь надо! Могу тебе знахарку хорошую посоветовать. Даст травок и опять как девица бегать будешь. — Так уж прям и как девица? — ехидно уточнила Вира. Мила наклонилась к жующей девушке и таинственным шепотом сообщила: — А ты думаешь, прям все дворянки непорченые замуж идут? Главное — знахарку хорошую найти, а та наведет, что надо. Понятно, пошли сплетни. Вира допила залпом молоко и поставила ее с грохотом на стол. — Спасибо, я пойду. Работа сама не сделается. — Так подсказать, где знахарка живет-то? — Не беременная я, теть Мил, — девушка, не обернувшись, помахала кухарке рукой. — До завтра. Та только осуждающе покачала головой. Осадок от разговора остался. Перед тем, как пойти работать, она долго стояла перед зеркалом в прихожей, пытаясь понять, что в ее виде вызывает столь неприятные мысли у окружающих ее людей. Вира никогда не была суровой поборницей нравственности и даже года три назад училась целоваться на соседском парне, но многие вещи имели для нее особое значение. А после сегодняшних разговоров она чувствовала себя…грязной, что ли. Не собой. Даже в зеркале стояла незнакомая ей мрачная худая девушка, в которой никак не удавалось узнать себя прежнюю. И тут Виру осенило: ее прежней и вправду нет. И не будет никогда. Все изменилось. И вялые мысли, и ее растерянность, и непоследовательное поведение — результат умирания старой личности и рождения новой. А она — так, переходное состояние, без каких-либо четко выраженных признаков. Намывая полы в ночной тишине (Дарья обещала завтра с утра проверить качество ее работы, хотя какое тут качество, если ни черта не видно толком?), Вира запоздало рассуждала, стоило ли брать письмо. И не следует ли ей в самом деле бежать отсюда сломя голову? Вот прямо сейчас. Ситуация девушке очень не нравилась, и интерес военного к делу предыдущего хозяина этого дома только ухудшал ее положение. Если рассуждать разумно, то бежать стоило и делать это надо было немедленно. Только вот Вира не дура, знает, чем заканчиваются путешествия одиноких девушек, тем более, если нет у этих девушек ни денег, ни даже вещей. В каком-то смысле ей повезло, что она оказалась именно здесь, только вот везение это было временное. Часы тикали убаюкивающе, тряпка елозила по полу все медленнее… — Что это вы тут делаете? Стражник, делающий обход, заглянул в ведро, но обнаружил там только грязную воду. Его напарник прошел вперед. — Работаю! — неожиданно для себя самой рявкнула Вира. — Можем поменяться! Стражник пробурчал что-то недовольное и пошел дальше. Девушка потянулась было за тряпкой, но в поле ее зрения оказались еще одни ноги. — Что это вы тут делаете? — раздалось над головой. Да что же это такое, издеваются они что ли! — Танцую, не видно? — Вира, чувствуя клокочущее внутри раздражение, поднялась. И оказалась нос к носу с Диреком. Тот отступил на шаг назад. — Понятно… А почему ночью? Терять ей уже было нечего. — Днем света много, мешает! — Ааа, — мужчина выглядел озадаченным. — Может, все-таки днем доделаете? — Это официальное разрешение? — вцепилась в возможность поспать Вира. Офицер понимающе улыбнулся. — Дарья лютует? Идите спать, ей скажете завтра, что я разрешил. И, Вира, — он посмотрел на ее потрепанное платье, полученное с чужого плеча. — Вы бы насчет одежды вопрос решили… На этом Янус посчитал разговор оконченным и ушел в спальню. Девушка с ненавистью бросила тряпку в ведро и направилась к озеру. Избавляться от грязи и тяжелых мыслей.***
Дым от сожженных трав вился над бумагой, складываясь в слова. "Уважаемый офицер Дирек. К моему огромному сожалению, вынужден вам сообщить, что наша инстанция не может ответить на ваш запрос. Мои люди этим делом не занимались, а перенаправить ваше письмо начальству я не могу, так как вы являетесь лицом, действующим в частных интересах. С искренним уважением, А. Вильмон" Вира смотрела на письмо, как на ядовитую змею. Сургуч был нетронут, однако, содержание его девушке стало известно. И письмо врало. Уж кому как не ей знать, что человек с этим почерком лично вел допросы по "делу Серли". Но почему офицер интересуется этим делом? Если он заслан сюда на "дорасследование", то должен иметь или полную информацию о "преступлении века" или по крайней мере доступ к ней. Если же он действительно обычный военный, оказавшийся здесь по прихоти Отца всего живого, то зачем он копается в этом деле? Вира отогнала размытые воспоминания месячной давности. С тех пор, как она сюда вернулась, девушка старалась не думать о том, что этому предшествовало. Мозг активно ей в этом помогал: картинки из прошлого словно обесцветились и затерялись где-то на задворках памяти. Да и вечный контроль Дарьи не давал ей расслабиться не на минуту. Вира уставала настолько, что вечером она просто падала на кровать и сразу засыпала. Утром ее поднимали ни свет ни заря и, вставая, она даже и не пробовала задуматься: а что же ей снилось? Попав в чуждую ей среду, девушка списывала усталость, нервозность и опухшие глаза на недосып и непривычную физическую работу. Она не знала, что ночами мечется по кровати, тонко поскуливая. Сегодня, как и обычно, ей приснится кошмар, в котором письмо будут писать ее кровью. Но утром она об этом не вспомнит, хоть и будет чувствовать страх и усталость.***
Утро не задалось. Письмо мозолило глаза. Его надо было вернуть, но как? В кабинете Вира не убиралась, Дарья ей, "безрукой", помыв хозяйских комнат не доверяла, а Лексий… — Эй, ты готова? Девушка выглянула в маленькое окошко. Именно из-за него она ивыбрала эту комнату. Каждое утро солнце заглядывало к ней в гости, освещая нехитрый интерьер ее обиталища: узкая старая кровать, стол, стул, щербатый таз с водой для умывания. Сегодня вместе с солнцем ее будил Лексий. — К чему? — вырвалось у Виры. Секретарь рассмеялся. — А еще спорила "Что за выражение такое: девичья память"! Мы за покупками идем. Ты же вчера согласилась. Дирек выдал денег, сказал одеть тебя, я предложил тебе сходить на ярмарку в деревню — у них там праздник урожая сегодня или что-то вроде того. И весело, и полезно. Так что выходи, пока все красивые ленты не разобрали! Вира почувствовала себя неуютно. Мелькнула мысль отказаться. Ей не хотелось чувствовать себя обязанной постороннему человеку, который к тому же являлся для нее потенциальной угрозой. Но тут взгляд ее упал на собственные ладони. "И черт с ним! — неожиданно зло подумала девушка. — В конце концов мне положена какая-никакая зарплата!" И она решительно взялась за гребешок. И не прогадала. Впервые за два месяца Вира почувствовала себя живой. Лексий шутил, спорил с какими-то мужиками, торговался за каждую медяшку, делал комплименты деревенским красавицам и чуть ли не подрался с женихом одной из них. Жизнь вокруг них кипела. Девушка, пораженная разнообразием звуков и красок, совершенно забылась и искренне улыбалась в ответ на улыбки окружающих. Она приобрела одежду, сапоги, зеркало, новый гребешок и несколько лент. А еще они с секретарем досыта наелись местной выпечкой. Встретилась им и юродивая гадалка. Размахивая алой шалью, она увязалась следом за ними с криком: — Руку дай, руку дай, руку дай! Лексий поначалу пытался от нее отделаться, а потом с усмешкой протянул вперед обе ладони. Скорбная умом женщина долго прыгала перед ними, потом бросила руку секретаря и неожиданно резво вцепилась в кисть Виры. Девушка и опомниться не успела, как юродивая запричитала: — Дорога! Одна дорога вам! Лентой вьется от чужого дома в чужие края. Если кнут не сгубит — дойдете. А иному не бывать! Лексий рассмеялся и поделился с женщиной пирожками — деньги юродивой ни к чему, еще убьют лиходеи какие-нибудь за звонкую монету, а вот еда, одежда, кров — пригодится. Женщина съела угощение и бросив на прощание: — Сердце его в твоих руках вижу! — скрылась в толпе. Видимо, нашла новый объект гадания. — Во шустра! — восхитился парень, еще не отошедший от этого знакомства. — Наговорила ерунды непонятной и сбежала! Эй, — увидев, что Вира напряженно осматривается, он несильно толкнул ее в плечо, — не бери в голову. Это ж блаженная! Она на голову тю-тю! Девушка кивнула. Впрочем, она быстро забыла об этой встрече — пестрый людской водоворот опять закружил их с Лексием и вынес к лавкам с тканью. Когда Вира вернулась с узелком с вещами к себе в комнату, ноги гудели от усталости. Девушка села на кровать, посмотрела в окно, за которым садилось солнце…и расплакалась. Чувствовать себя живой было больно.***
Янус смотрел на письмо, лежащее на столе. Его тут не было. Он помнил, как взял у Лексия корреспонденцию, положил на стол — наверху лежало письмо от мэра, наверно, опять какое-нибудь приглашение, — и вышел. А теперь поверх этой стопки лежал еще один лист бумаги. Офицер внимательно изучил его внешний вид, затем аккуратно взял его двумя пальцами. Яд, если и был, то действовать он собирался не сразу. Янус повертел письмо в пальцах, отметил нетронутость сургуча и немного успокоился. Наконец он заметил неприметную печать в углу листа и поспешно развернул бумагу. Отказ. Мужчина, собственно, и не надеялся, что ему предоставят всю информацию на блюдечке, но чтобы совсем ничего… Неужели они не понимают, что это подозрительно? Профессионалы! Янус задумчиво потеребил край листа, затем открыл ключом верхний ящик стола и положил бумагу туда. Вошел Лексий. — Сделано, — сообщил он весело, роясь в карманах. — Что? Садовника нашел? Секретарь отрицательно махнул головой. — Нет. Купили вчера Вире одежду. Вот сдача. — Сдача? — Янус посмотрел на выложенные на стол деньги так, словно подозревал их в государственной измене. — Я думал, вы все потратите. — Я тоже так думал! — радостно поделился молодой человек. — Впервые вижу женщину, которая тратит не все деньги, что ей дали! Дирек подумал тоже самое. Неужели он ошибся и девчонка та, за кого себя выдает? Крестьяне и лавочники умеют беречь деньги. Дочки аристократов или власть имущих — никогда. — Я уеду дня на два. Ты за это время должен сделать вот что… Получив распоряжения, секретарь вышел. Янус с ненавистью посмотрел на свое рабочее место, за которым провел последний месяц и направился в противоположную сторону — к окну. Солнца сегодня не было, природа словно давала понять: все, лето кончилось, ждите дождей. "Алисия должна успеть приехать до распутицы," — подумал офицер, задумчиво переводя взгляд с неба на сад. На мгновение ему показалось, что Лиса уже здесь: вот ее темная макушка мелькает среди деревьев… Нет, конечно, это Вира тащит зачем-то под окна ведро с водой. Янус с интересом стал наблюдать за девушкой. Как-то так получилось, что, выполняя поручения, Вира раз пять проходила мимо клумб. Точнее того, что от них осталось. Пара поникших кустов роз укоризненно качались на ветру, остальные цветы (те, которые выжили) стелились по земле. Совесть девушки не выдержала и в обеденный перерыв, наскоро перекусив чем попало, она направилась к некогда прекрасным клумбам. Розы кололи руки, тонкие травянистые стебли выскальзывали из пальцев, словно они обиделись. "Ты нас бросила, — говорили они ей, — забыла, предала". Вот так. Ничего не делая, она всех предала. А ее? Перечислять ли поголовно тех, кто предал ее? — Ловко у вас получается. Вира поспешно утерла нос рукавом. Дирек стоял за спиной, а она оборачиваться не собиралась, но все же не хотелось, чтобы он заметил ее состояние. Или посмеется, или отругает, или, что еще хуже, пожалеет. А она и так устала чувствовать себя бесполезной безродной шавкой, которую держат при себе из жалости. Военный, не дождавшись ответа, продолжил: — Может, вы возьмете на себя заботы о саде? От остальных дел, разумеется, Дарья вас освободит. — Хорошо. — Это платье вам идет гораздо больше. Первым порывом Виры было подскочить, насмешливо поклониться в пояс, выражая глубочайшее восхищение щедростью ее благодетеля. Потом она решила представление не устраивать и промолчала. Янус, заметив напрягшуюся спину, нерешительно начал: — Вира, извините. Я не имел ввиду ничего такого…точнее имел, просто… Просто навалилось все и сразу. Фекла эта, преступление, приезд Алисии, нерадивость стражников, настойчивость мэра… Он мог спать по два часа в сутки. Но не два месяца подряд. — Мы немного неправильно поняли друг друга… — Мы??? Офицер вздохнул. — Хорошо, я. Я понял вас неправильно. Приношу свои глубочайшие извинения. Вире следовало сказать "Ваши извинения приняты" или что-то в этом роде. Именно поэтому она просто кивнула. А Янус ждал. Видимо, кивок его не удовлетворил. — Хорошо. Вы извинены, — специально коверкая язык, произнесла Вира. Военный вздрогнул от неправильной, режущей слух формулировки. Девушка, следившая за ним краем глаза, посчитала это своей маленькой победой. — Кстати, вы не говорили, какое мне полагается жалование. Как садовнику. — А-а, — офицер грустно оглядел свои владения и вздохнул. — Завтра Лексий вам передаст всю информацию. И он поспешил вернуться в дом. Кажется, денежная тема была офицеру неприятна. Поле боя осталось за Вирой, что подняло ей настроение на весь день. И даже сплетница Мила за ужином не смогла ей его испортить. В этот вечер на озеро Вира отправилась раньше обычного, еще до заката. Поэтому после стандартных банных процедур, девушка осталась на берегу, любуясь природой, а не поспешила спать. Когда из кустов донеслось: — Эх, а ты уже здесь! Вира подпрыгнула от неожиданности. Из странных, сюрреалистичных мечт ее грубо вернули в суровую реальность. Из кустов вылез здоровенный детина в красной рубахе. Он остановился перед вскочившей девушкой, разведя руки чуть в стороны, словно говорил: ну разве я не хорош? — Че, пойдем? Вира отступила назад. — Куда? — Да куды хошь. Но лучше на сеновал или в конюшню, там удобнее. Коленки задрожали. — Это зачем? Дурацкий вопрос, но на ум ничего другого не пришло. — Так миловаться! Ты девка ладная, хоть и тоща до ужаса, и я парень видный, вон, — он потряс ручищами, — кузнец! Обниму, дышать тяжко станет. "Девка ладная" стала пятиться активнее. Только не хватало, чтоб он ей ребра переломал! В голову пришла мысль, что такой сверху ляжет, раздавит. Виру затошнило. Запах немытого тела, пота и кваса действовал похлеще любого рвотного средства. — Чего сторонишься-то? — обиделся кузнец. — Я парень-огонь, каждая на селе скажет, да и тебе не впервой. — Не впервой??? — Так, тяжела же, все знают. Хороша, значит, раз так быстро ребеночек получился… Первым желанием, когда Вира отошла от шока, было утопиться, благо озеро вот оно в десяти шагах. Вторым — вырвать Миле поганый язык. Потом девушка узрела приближающегося к ней детину и, подобрав юбки, с визгом бросилась к дому. Никогда в жизни она не бегала так быстро! Закрыв в комнате ставни и подперев дверь столом, она еще долго не могла прийти в себя. Ходить купаться она решила теперь только после полуночи. И нож бы надо раздобыть на кухне.***
Через два дня Вира узнала, что с кузнецом у нее все было. Хотела было идти ругаться, но вспомнила огромную фигуру и решила, что сплетни она как-нибудь переживет. Репутацию ей теперь беречь не надо. К тому же жить здесь долго она в любом случае не собиралась. С утра приехал Дирек — уставший и злой. Отругал стражу (какое громкое слово, а их всего шесть человек), потребовал ванную и еду и ушел к себе, устало потирая красные от недосыпа глаза. Куда он ездил? Зачем? Почему так торопился, что даже осунулся? Эти и еще тысяча и один вопрос терзали Виру на протяжении всего дня. Она даже предложила Дарье помощь в уборке дома, но та неожиданно отказалась. — У тебя с садом действительно хорошо получается. А в доме твоими стараниями не чище, а грязнее становится. Девушка пошла искать Лексия, но тот отговорился работой и с хмурым видом куда-то убежал. Пришлось ей мучиться от неизвестности полночи. Незадолго до рассвета Вира не выдержала и прокралась к кабинету. Дверь была не заперта. Это ее чрезвычайно удивило. Дирек же военный! Он помешан должен быть на безопасности! Однако любопытство пересилило осторожность, и девушка приоткрыла дверь. В комнате на столе горела единственная свеча. Так как осталось от нее меньше трети, Вира решила, что ее просто-напрасто забыли потушить. Следов чьего-либо присутствия она не обнаружила и тихонько прокралась к столу. Ящики, в отличие от двери, были заперты. Стол был новый, судя по всему, сделанный на заказ, в интерьер он вписывался слабо, зато, по-видимому, хорошо выполнял главную свою функцию — берег секреты хозяина от любопытных глаз всяких поломоек. Вира подергала каждый ящик за ручку по нескольку раз, исследовала пальцами замки, поводила над ними руками, но толку от ее манипуляций не было никаких. Она с досадой осмотрелась… И словно оказалась в прошлом. Пальцы невольно пробежали по корешкам книг, погладили толстые тома "Экономических исследований", вцепились в почти родную "Металлургию", с нежностью раскрыли "Марфушины сказки". За мгновение до того, как на нее наставили ствол, Вира вынырнула из воспоминаний и почувствовала опасность, но сделать ничего не успела — металл обжег холодом затылок. — Поднимаешь руки вверх и медленно оборачиваешься. Книга выпала из ладоней, громко ударившись об пол. Вира дернулась в сторону, уверенная, что мужчина выстрелит немедленно, среагировав на потенциально опасный звук, но Дирек моментально оценил ситуацию и стрелять не стал. Отведя руку с пистолетом, второй он схватил попытавшуюся отскочить вбок девушку и выволок в коридор, под свет канделябров. — Вира? Что ты здесь делаешь? Девушка, выпущенная на свободу, прислонилась спиной к стене. Мысленно она уже попрощалась с жизнью, и теперь сердце стремилось выпрыгнуть через горло, а ноги дрожали. Дирек, оценив ее состояние как "никуда не денется", вернулся в комнату и осмотрел место происшествия. Вышел он оттуда с подобранной с пола книгой "Марфушины сказки". Остановился напротив ночной гостьи, поглядывая на нее с насмешливым интересом. — Заснуть не могу, — прохрипела Вира, не выдержав паузы. Горло пересохло, зато сердце постепенно успокаивалось, и ноги дрожать перестали. — А попросить? Вира только сейчас заметила, что офицер, несмотря на поздний час почти полностью одет: рубашка, штаны и сапоги наличествовали, не хватало лишь мундира. "Спит он в них что ли?" — подумала она с раздражением. Взгляд остановился на груди мужчины — тонкий шрам перечеркивал ее слева направо и терялся за развязанным воротом. Девушка смущенно отвела взгляд. — Я думала, вы спите. Я не собиралась воровать — почитала бы и вернула. Вопреки ожиданиям, военный протянул ей книгу. — Берите любую. Это имущество предыдущего хозяина дома. Мне они ни к чему, а выбросить рука не поднимается. Вира осмелела. — Тогда, я зайду? — она неуверенно шагнула к кабинету. Янус кивнул. Девушка взяла из его рук "Сказки", на секунду скрылась за дверью и вышла с большим томом "Географических описаний". Дирек протянул ей свечу и пожелал спокойной ночи. Девушка поспешно удалилась. Почувствовав, что сон ушел бесследно, Янус прошел в кабинет, зажег свечи и устроившись в кресле у окна, начал размышлять. Итак. Александр Серли — крупный промышленник. Начинал с мелкой лавки в столице, затем уговорил одного богатея вложиться в сомнительное предприятие — и выиграл. Получив деньги, открыл сначала шахту по добыче полезных ископаемых на севере страны, потом маленький заводик, потом еще один. К сорока пяти годам являлся одним из богатейших людей государства, сам король был его должником. В политических играх или незаконных авантюрах замечен не был. Жена умерла четыре года назад от пневмонии, единственная дочь сожжена три недели назад по обвинению в колдовстве и государственной измене. По официальным данным Серли спонсировал покушение на наследника престола с целью посадить на трон своего ставленника. Дочь ему якобы помогала, в том числе по плану промышленника, должна была стать следующей королевой. Покушение провалилось, исполнителя поймали, допросили с пристрастием, тот указал на заказчиков. Семейство Серли и еще пару незначительных личностей казнили, ставленник заговорщиков, двоюродный дядя короля, успел сбежать в южные королевства. Все. И из этого нагромождения фактов (фактов ли?) совершенно ничего не было понятно. Особенно роль наследницы промышленника. Если сам Серли проходил по делу, как главный заговорщик, то основным обвинением его дочери было колдовство. Что у Дирека, например, вызывало некоторые вопросы. По старинной легенде, в королевстве Илендия ворожбу прировняли к преступлениям против государства и короны после того, как проклятие одной сильной ведьмы унесло жизни всех детей правящей семьи. Корона перешла к племяннику короля вместе со строгим наказом сжигать всех обнаруженных ведьм. По некоторым письменным свидетельствам, наследник поначалу не собирался проводить столь жестокую политику, но, когда его жена и дочь сначала заболели, а потом, после лечения у одной известной ведьмачки, умерли, он вроде как тронулся умом и создал орган, карающий принявших "дар из Ада" — Инквизицию. С тех пор считаться ведьмой в Илендии стало небезопасно. Через пару столетий страсти, конечно, поутихли. Инквизицию в конце концов отменили, а в деревнях стали появляться знахарки, приходящие из ниоткуда и уходящие в неизвестном направлении, стоило им почувствовать угрозу, однако сам указ о сожжении за ведовство так и не был отменен. И пока в соседних государствах подобные способности изучались, ставились на учет, а то и на службу государству, или вообще старательно культивировались и взращивались, в Илендии все связанное с так называемой "магической" материей, усердно замалчивалось. И это тоже было странно. В государстве давно уже не было показательных сожжений ведьм. И тут вдруг на костер отправляется юная девушка. Слишком опасна? Но чем? И зачем из этого делать представление? Тем более, что статья-то древняя-предревняя. Да и люд, давно не встречавшийся с имеющими особую силу, ведьм считает скорее деревенскими страшилками, чем реальностью. Дирек и сам не особо верил в их существование, хоть и слышал, что за границей чуть ли не университеты ведовские открывают. Впрочем, он по жизни верил только тому, что сам увидел или потрогал. Так кем же все-таки были Серли? Ответа на этот вопрос у офицера не было. И объективных сведений тоже. Опрос бывшей прислуги ничего Диреку не дал. Одни отказывались разговаривать, другие, наоборот, делились небылицами, как Вера Серли резала лягушек и летала на метле. Люди из круга промышленника имели такие деньги и положение в обществе, что Януса даже на порог их домов не пускали, половина особ на просьбу о встречи ответила категорическим отказом, половина вообще его письма проигнорировала. Ходили слухи о наличие у изменника любовниц, внебрачных детей и даже воспитанниц-колдуний, из которых он собирался делать армию по завоеванию престола, но были эти сведенья настолько нелепы, что в расчет их Янус не брал. Итог: расследование зашло в тупик, скоро приезжает Алисия, а у озера следы чужака, и что он там забыл неизвестно. Вывод: необходимо что-то предпринять. И, пожалуй, стоит начать с незваного гостя.4
Вира заметила, что Мила стала ее невероятно раздражать. Даже от ее заботы хотелось забиться куда-нибудь в темный угол и не показываться, пока кухарка не наговориться о нравственности, трудностях воспитания детей и прочей чуши. С некоторых пор девушка стала рекордными темпами глотать пищу и, отговариваясь работой, убегать в сад. Зато освободилось время по вечерам, и Вира теперь понемногу вычитывала из "Описаний" главы про северные земли. Оказалось, территории за горами называют дикими, и о них толком ничего неизвестно, только страшные слухи. Возможно, девушке стоило испугаться, но она от этих известий почему-то наоборот успокоилась. Там ее точно не найдут. Никогда. А смерть от лап чудовищ… Она ничем не хуже, чем от рук человеческих. Можно кое-что придумать. И запастись оружием. Зная места, пистолетом разжиться не проблема. Были бы деньги. Составив некоторое подобие плана, Вира отложила книгу. Взяла на кухне острый нож и направилась к озеру. Ночь дышала осенью. Еще немного, и на природе уже не покупаешься. Размышляя над этой проблемой, девушка по привычке неслышно шагала по тропинке, пока не почувствовала чужое присутствие. Ночное время суток и нож в рукаве придали ей уверенности, и когда она краем глаза уловила движение за спиной, то резко развернулась, метя "ладному парню" в плечо. Руку перехватили, вывернули так, что пальцы разжались сами собой, и нож полетел в траву. — Да что же это такое! — раздосадованный Янус неприлично сплюнул себе под ноги. — Опять вы! Взгляд его стал сначала подозрительным, а затем, когда он увидел у Виры гребень и мыльный корень, разочарованным. — Вы всегда так поздно ходите купаться? Девушка потерла покрасневшую кисть. — А вы против? — Нет, — Янус к чему-то прислушался. — Никого не встречали? Вира подумала и сказала правду: — Был кузнец из деревни. Офицер заинтересовался. — Зачем приходил, не знаете? Девушка покраснела и недовольно буркнула: — Может, рыбу ловить. Я-то что? Дирек подобрал из травы нож, потрогал лезвие. — А вы отчаянная, — он посмотрел на нее вдруг как-то по-новому. — Но глупая. Возгордившуюся было Виру наполнило негодование. Все только и говорят ей, что она то-то и то-то делает неправильно! Недостаточно хорошо! Она ленивая, безрукая, развращенная (это Мила, намеками) и т. д. и т. п. А вот родители… Она опять ощутила себя потерянной между прошлым и будущим. Если у нее оно вообще есть, это будущее. — Да, наверное, — Вира забрала нож и поплелась в сторону воды, мечтая лишь об одном — остаться наедине с собой. Но покоя ей не дали — Дирек двинулся следом. — Я постерегу, — он нагнал ее за пару секунд и зашагал рядом. — Обещаю не подсматривать. Кажется, он улыбнулся. Но девушка хранила суровое молчание. Только покосилась пару раз на ремень, за который были засунуты два пистолета. Потом была вода, тишина и ночь. Тишина, темнота и чужое присутствие рядом. Она не смогла насладиться этой ночью и, раздосадованная ушла спать раньше обычного. Единственное хорошее, что было в этой встрече — ей предложили топить баню вместо ночных прогулок до озера. " С паршивой овцы… — подумала Вира, уже засыпая. — Хотя, он больше похож на барана…"***
В том, что Янус Дирек упрямый баран, Вира убедилась на следующий день. — У меня нет на это денег. — Как будто я много прошу! — Вряд ли вы согласитесь есть ваши розы вместо обеда и ужина! — Это вы выразили желание привести клумбы в порядок! Сохранить цветники! — Сохранить надо то, что есть, а не добавлять проблем моей голове и вашим рукам, между прочим! Мне эта рассада вообще не нужна ни каким боком! Ни старая, ни тем более новая! Янус злился и выплескивал эту злость на пришедшую просить денег для "привидения клумб в порядочный вид" Виру. Лексий не появлялся уже два дня. Утром пришло письмо от знакомого из города, что "ни села ни деревни Болотище, где числилась семья лавочника с дочерью по имени Вира, в нашем округе нет". Привыкший за последние несколько дней к постоянному мельтешению девушки перед глазами, Дирек был этим письмом озадачен и раздосадован. И помимо воли волновался за языкастого секретаря, к которому уже успел привязаться. А еще дурацкий разговор с кузнецом… — Вира, в вашем положении нельзя волноваться, — примирительно сказал он, вспомнив об этом разговоре. Девушка замолкла и уставилась на него огромными глазами, приобретшими вдруг зеленоватый оттенок. — Что? В каком положении? — она еще немного поизображала выброшенную на берег рыбу и вдруг засмеялась. Самое интересное, что Янус впервые увидел, как она смеется. Ему показалось, что в глазах ее плескался огонь. Зеленый огонь. — Вы что, Милиным россказням верите? А еще говорят, мужчины сплетни не собирают! Янусу стало не по себе. Взрослый мужчина, офицер, а занимается какой-то ерундой. Спорит о цветочках, заботится о беременных…то есть заботиться-то надо, но…то есть не о беременных… Тьфу! Дирек поднялся и решительно взял плащ, валяющийся на кресле. — Скажите Миле, я пообедаю в городе. Если Лексий придет, пусть меня дождется, к ужину вернусь. Вира проводила взглядом вышедшего мужчину. С одной стороны, она чувствовала нестерпимую обиду на то, что он поверил россказням сплетницы, с другой, ей вдруг действительно стало весело от всей этой ситуации. Вот будет смех, когда месяцев через шесть у нее все еще не будет живота! Хотя, Мила, наверно, и тогда придумает, что всем сказать. Про знахарку, например. Или что она ребенка в приют сдала… Но Янус! Он-то как узнал? К прислуге он хоть и относится вполне уважительно (что выдает в нем человека либо недворянского происхождения, поднявшегося за счет личных качеств, либо обедневшего дворянина из тех, кто живет часто еще хуже крестьян. Дети из таких семей как раз очень часто идут в армию, но не в элитные полки, которые на парадах выступают, а в самые настоящие военные части, где война, кровь и месиво из человеческих тел. Что опять приводит к мысли о том, что Дирек поднялся по служебной лестнице не из-за покровительства папочки, а благодаря талантам и старанию), но ни с кем за душу не говорил, а за провинности по армейской привычке гонял нещадно. Впрочем, он скорее всего просто хотел от нее отвязаться, вот и сменил резко тему. Но ведь поверил! Вира разочаровано покачала головой. Баран упертый, как есть баран! Не нужны ему клумбы, видите ли! Как будто она денег много просит! Кстати, о деньгах… Девушка, вспомнив что-то несомненно важное, кинулась к книжным шкафам. Порылась в них, нашла старую потрепанного вида книгу и открыла. Заначка осталась на месте. Вира выгребла из тяжелого фолианта все, что там было и, счастливая, ушла к себе. Этого ей должно было хватить на цветы. И еще на кое-что.***
К ужину Дирек не вернулся. Ближе к полуночи входная дверь распахнулась от пинка, и в дом вошел хмурый офицер с человеком на руках. Вира, поджидавшая его в соседней комнате, тут же выскочила навстречу. — Пусть готовят ванну. И пошли за доктором. Девушка растерянно смотрела, как Янус укладывает бледного Лексия на диван на живот. — Так нет же никого… — напомнила она и даже рукой в сторону часов показала: мол, поздно уже, разошлись по домам все. Военный выругался. Лексий застонал. — Помогайте! — рявкнул Дирек, и Вира не посмела ослушаться. Вдвоем они половину одежды с секретаря сняли, а половину срезали. Вира подумала, что месяца три назад от вида крови просто грохнулась бы в обморок, а теперь она отстраненно и деловито осматривала располосованную спину. — Нужна теплая вода, чистые тряпки, кое-какие травы, — на автомате перечислила девушка, позабыв, где находится и с кем. На мгновение Янус вытаращился на нее, как на привидение, а потом уточнил: — Рубашки пойдут? Если на полосы порвать? — Да. Воду можно на печке разогреть, она еще горячая. Травы… Трав не было. Вира выбежала во двор с подсвечником и бросилась в сад. Кое-что отыскать удалось — сказывалась неухоженность сада, которым никто не занимался все лето, и близость леса, щедро поделившегося семенами. Но нашлось далеко не все. Когда девушка вернулась в дом, Янус уже притащил таз с водой и сосредоточенно рвал свои рубашки на тряпки. Сам он мундир скинул, и взгляд Виры невольно скользнул к расшнурованному вороту, оголяющему грудь. Дирек этот взгляд поймал. — У вас шрам, — она поспешила скрыть смущение и принялась обмывать безвольное тело Лексия. — Несколько, — поправил военный. — Работа такая. Он сложил в кучу получившиеся куски ткани и, не получив больше никаких распоряжений, вышел. Вира смыла кровь, потом протерла спину парня отваром и накрыла чистыми тряпками. Но она чувствовала, как тает в ее руках его жизнь… Веселый шебутной парень, примиривший ее с существованием на этом свете и в этом доме, умирал. Слишком поздно нашел его Янус, слишком мало у нее трав, да и те собраны как зря… Девушка вышла в коридор. Дирека видно не было. Видно, ушел спать. Или мыться с дороги. Вира решительным шагом вернулась к дивану. Положила на располосованную спину левую руку и сказала первое слово…***
Он хотел только переодеться и вернуться к Лексию, но заметил на столе письмо, доставленное еще утром, но до сих пор непрочитанное из-за его поспешного отъезда в город на поиски собственного секретаря. Янус озадаченно посмотрел на лист без опознавательных знаков и вскрыл послание. "Офицер Дирек, Узнав о вашем интересе к одному необычному делу, считаю своим долгом сообщить вам следующую информацию: Король высказывал предложение сосватать Веру Серли своему кузену 54-летнему Илие Санти, но Александр вежливо, однако однозначно, отклонил это предложение. Аркен Вабер, по общеизвестным данным, друг и конкурент Серли, за день до ареста последнего имел продолжительную беседу с неким господином Эйгелем на летнем балу в столице, после чего с семьей срочно отбыл на юг для поправки здоровья супруги. Дело промышленника вел некий Ариц Вильмон. Это все, что я могу вам сообщить на данный момент. С наилучшими пожеланиями, Неизвестный". Дирек несколько раз перечитал письмо. Если сказанное в нем правда, то вопросов по этому делу становилось еще больше. Однако и ниточка к ответам появлялась. А. Вильмон — человек из тайной полиции, тот самый, который писал, что его люди это расследование не вели… Значит, дело действительно касается королевской семьи, только вот с какой стороны? Аркен Вабер — промышленник, недавно похоронивший жену. Поговаривают, что детей он отправил в одно из южных королевств, но правда ли это, неизвестно. По крайней мере, его сыновей в Илендии не видели уже более месяца, а дочерей — более трех месяцев. Правда, некоторые считают, что детей он вывез из страны после того, как у него пропала младшая, любимая дочь. Илие Санти. Старик, переживший четверых жен, ближайший соратник короля. Скончался две недели назад, по официальным данным — от лихорадки. Эйгель…темная лошадка. То ли повеса-стукач, то ли прекрасный агент тайной полиции с великолепными актерскими данными. Считался другом Вабера. Янус перечитал послание еще раз и спрятал в ящик стола. Теперь у него появилась ниточка. И даже не одна. Сегодня следует выспаться, а завтра на свежую голову набросать новый план действий. Обмывшись над тазом и переодевшись в свежее, офицер поспешил вернуться в гостиную. В дверях он замер, не в силах отвести взгляд от открывшегося его глазам зрелища: Вира стояла над Лексием, положив одну руку ему на спину, и что-то напевала. Глаза ее светились зеленым, а от ладоней исходило…не сияние, а….туман? Выглядело так, словно дым клубился у нее под пальцами. Янус сглотнул. Девушка подняла на него глаза и испуганно отскочила назад. Некоторое время они так и стояли — по разные стороны от дивана, нервно наблюдающие друг за другом в абсолютной тишине ночи. Потом застонал Лексий и Вира испуганно дернулась назад от этого звука. "Она боится!" — осознал вдруг Дирек, сам испугавшийся увиденного. И уверенно шагнул в комнату. — Ты ведьма? — он постарался произнести это миролюбиво. — Я думал, это все сказки, деревенские легенды. — Не все, — девушка попятилась, неосознанно прижимая руки к груди. — Надеюсь, что не все. Потому что жизнь этого болвана, — Янус кивнул на тело, безвольно лежащее на диване — мне дорога. И я надеюсь, ты поможешь мне ее сохранить. Вира постаралась не обольщаться, но все-таки выдохнула. Убивать ее здесь и сейчас, кажется, никто не собирался. Правда, это не гарантировало ей безопасность на будущее. — Так ты можешь помочь? — Янус нетерпеливо показал на секретаря. Девушка шагнула к дивану и снова положила ладонь на успевшую пропитаться кровью ткань. Губы зашептали непонятные Диреку слова, а глаза опять позеленели. Офицер не приближался — наблюдал издали, решив, что ведьме так будет спокойнее. Вира иногда косилась на него с опаской, но речитатив не прерывала. Где-то через полчаса она еще раз протерла спину Лексия от крови и намазав ее густым отваром трав, накрыла парня простыней. Военный, внимательно следивший за ее манипуляциями, спросил: — Жить будет? — Будет. — ведьма складывала окровавленные тряпки в таз. — Кровь я почистила, а остальное со временем заживет. Если сделать правильную мазь — заживет быстрее и следов останется меньше. Но нужны определенные компоненты. Дирек посмотрел на нее с подозрением. — Какие компоненты? Вира мысленно скривилась. Вот так всегда. — Кровь трех младенцев, слюна черного петуха, горсть костной муки… — с серьезным видом начала перечислять она. С каждым ее словом офицер все сильнее мрачнел. Девушка грустно вздохнула. — Травы. Травы и вода — вот и все, что нужно. Дирек понял не сразу. Замер, хмурый и сосредоточенный на какой-то мысли, потом, видимо, до него стало доходить, что собеседница про кровь и кости шутила, и лицо его разгладилось. Он даже улыбнулся ведьме, но та не ответила на улыбку — отвернулась, подхватила таз и молча вышла. Янус проводил ее озадаченным взглядом. Невзрачная с первого вида незнакомка оказалась полна сюрпризов. С одной стороны, это интриговало. С другой, она являлась угрозой. Военный посмотрел на Лексия. Парень дышал ровнее, спокойнее, лицо его во сне разгладилось, словно он чувствовал, что все будет хорошо. Да, Лексию ведьма помогла, но что дальше? В любом случае она опасна просто потому что сильнее — с ее-то возможностями… И тут Дирека осенило. Она. Его. Боялась. Значит, нет у нее никакой силы. По крайней мере той, которая может противостоять ему. Ну разбирается девушка в корешках. Ну пустила дым из пальцев, подумаешь. Она остается при этом просто испуганной девчонкой. А что если испуганная ведьма решит больше не пугаться? И сейчас она собирает вещи, чтобы покинуть негостеприимный дом? Янус кинулся на кухню, потом в каморку садовницы, но ее нигде не было. Только деревянный гребень лежал на столе, цепляясь кончиком за Географические описания. Офицер понадеялся, что это означает, что девушка вернется.***
Ночь дышала горечью. Почему-то сегодня Вира чувствовала именно так. Ясная луна насмешливо взирала на нее с небосклона. "А чего ты хотела? — спрашивала она. — Восторгов? Благодарности? Ты же помнишь ту девочку из леса…" Да, она помнит. Заплаканное личико дочери охотника, ее разорванный бок. Помнит его: бородатое лицо, на котором застыла гримаса ужаса, дрожащие руки, с невероятной силой сжимающие ружье, сжатые зубы, полный боли взгляд. Помнит собственные пальцы, из которых лилось тепло…и тепло от крови, которая текла из дыры в ее животе. Она никогда не забудет, как менялись эти глаза: боль уходила, уступая место сначала ужасу, а потом решимости. И еще запах пороха… Та девочка все равно умерла. И Вира тоже умерла… Шрам на груди. Ведь этот военный много должен знать о боли и смерти. Неужели он тоже потом достанет пистолет и… Нет, она ему нужна. Если бы захотел, он бы уже застрелил ее. Значит, уже не застрелит. Вот только взгляд его, когда она начинала перечислять выдуманные "компоненты" зелья, не сулил ей ничего хорошего. Он поверил ее шутке. А значит поверит и любому наговору. Для него она — ожившая деревенская страшилка, где ведьмы летают на метлах, пьют детские слезы, крадут младенцев и купаются в крови. И когда он посчитает, что она опасна… Но почему, почему он не убил ее? Дирек военный, а это не просто профессия, это определенный склад ума. Он должен был уничтожить ее, не задумываясь, не дав и слова сказать в свое оправдание. А вместо этого попросил о помощи. Почему? Рассвет осветил опушку. Вира посмотрела на собранные травы и углубилась в лес за оставшимися. У нее еще было достаточно времени на раздумья. По крайней мере она на это надеялась. Она вернулась к обеду. Подол платья вымок почти до самых бедер и неприлично лип к ногам. В волосах застряли листья и даже пару мелких веточек, но Вира не пошла купаться или расчесываться, а сразу направилась на кухню, где отвоевала маленький чугунок и место в печи. Дарья посмотрела на нее с состраданием и ушла шпынять новую поломойку, Мила, устроившись на скамейке в углу, упоенно перемывала ей косточки с зашедшим пообедать конюхом. Вира не обратила на это внимания. Сделала настой, перелила в деревянную миску и ушла к Лексию. Девушка то ли правда не заметила следившего за ней Януса, то ли решила на него не отвлекаться. Мужчина прошествовал за ней от самой кухни, с неудовольствием отмечая беспорядок в ее внешнем виде. — Вы бы переоделись, — посоветовал он, отводя взгляд от облепленных мокрой тканью ног. Вира не ответила — она всецело погрузилась в лечебные процедуры. Лексий еще не пришел в себя, так что сложностей с обмыванием спины теплым настоем у нее не возникло. — Вам не впервой кого-то спасать? — спросил Дирек в конце процедуры. Ведьма вздрогнула. Взгляд ее стал более осмысленным, а фигура почему-то поникшей. — Да. Но в прошлый раз в меня за это стреляли. Она устало опустилась на стул и наклонилась к тазу с водой, чтобы обмыть руки. — Обещаю не стрелять, — на полном серьезе заверил ее хозяин дома. — И никому вас не выдам. Вира фыркнула. Обещают мужчины многое, а вот делают гораздо меньше. Словно подслушав ее мысли, Янус добавил: — Слово офицера. Этому, пожалуй, можно было поверить. Ведьма даже перестала коситься на пистолет, прикрепленный к поясу военного. Дирек рассматривал ее как-то по-новому. Заинтересованно, что ли. Так отец смотрел на новомодную забаву — кроссворд. Вире сравнение не понравилось. Она мысленно обозвала собеседника болваном и отвернулась к окну. Легче не стало. А двигаться не хотелось. Даже, чтобы уйти. Пожалуй, если бы не офицер, девушка заснула прям тут же, но мужчина был настроен на беседу и оставлять ее в одиночестве не спешил. — Вы, наверное, не очень хорошего мнения о людях… — Я человек, а не неизведанная тварь, — довольно резко возразила ведьма. — Просто знаю и могу чуть больше обычного лекаря. Как вы деретесь лучше обычного дворянина. Янус кивнул и на какое-то время замолчал. Теперь первой не выдержала девушка. — Как это произошло? — спросила она, кивая на Лексия. Дирек перевел взгляд на юношу и вздохнул. — Как мне рассказывали, он зашел в корчму с бывшим товарищем по работе. Сначала обсуждали какую-то Феклу, которая Лексия вроде как отвергла, потом перешли на рабочие проблемы. Наш парень взял и брякнул что-то нехорошее про мэра, а за соседним столом ужинали городские стражники. В общем, его схватили, приволокли сначала в мэрию, а потом на площадь, привязали к столбу и высекли. Хорошо, я случайно мимо проходил, а то бы так там и остался. Дома-то не знали ни где он, ни что с ним, и соседи ничего рассказать не могли, взяли ведь его далеко, практически на другом краю города. Я подумал, родне все равно нечем за доктора платить, и принес его сюда. А тут вы. Вира, почти заснувшая под монотонный рассказ, встрепенулась. — Я, — подтвердила она. Янус задумчиво рассматривал некоторое время ее сонное лицо, а затем в лоб спросил: — И все же откуда вы? — Из села Болотище. — Вира, сел и деревень по названию Болотище в нашей местности много, только вот ни в одном из них не горел лавочник, у которого имелась бы дочь по имени Вира. Девушка наконец-то посмотрела ему прямо в глаза. — Стрелять будете? — Что? — не понял Дирек. — Стрелять. Сейчас. В меня. Будете? — она встала со стула. — Да что вы говорите! — возмутился Янус. — Нет, конечно. Я… — Тогда я пойду, — перебила его ведьма. Развернулась и вышла из комнаты. Хотелось спать.5
Янусу не давали покоя зеленые глаза. Как интересно, она это делает? В результате напряжения определенных сил в организме меняются местами… эти, недавно открытые… Королевские и служебные особенности организма? Современные ученые твердили о наборе характеристик, которые передаются по наследству. Похожесть внука на бабушку, например, а не на родителей, они объясняли наличием особенностей королевских — то есть преобладающих, и служебных — подавленных. Мол, бабушкины характеристики могли оказаться королевскими и возобладали в теле внука, а родительские служебными, и они как бы спят за ненадобностью. Может и у нее так? А когда это…туман или что ведьма там из пальцев пускает, выходит наружу, то особенности королевские засыпают, а служебные просыпаются? Янус поморщился. Наука не была его коньком, хоть он иногда и почитывал популярные журналы, которые притаскивали из столицы военные из их гарнизона. Иногда через силу, иногда с искренним интересом. В любом случае это было лучше, чем шататься в свободное время по кабакам, пропивая и без того невеликое жалованье. Однако то, что он прочитал пару статей по анатомии, отнюдь не делало его знатоком человеческого организма. И сейчас мозг, привыкший ко всему подходить рационально, пасовал перед вопросом: как у ведьмы получается менять цвет глаз? Да еще на такой яркий. Офицер вспомнил ночь: полумрак, тонкая фигура у дивана, огромные зеленые глазищи, в которых застыл испуг… А она поправилась. Откормила Миланья девушку, молодец. Походка стала уверенней, ноги вон появились. А ведь была скелет скелетом. Одно плохо: она по-прежнему осталась для него незнакомкой, тайной за семью печатями. Откуда все-таки девушка появилась в склепе? Кто она на самом деле? Опасна ли? Если да, то почему до сих пор ничего не предприняла? Как раз-таки сил набиралась? Янусу пришлось признаться самому себе, что в злонамеренность этого воздушного существа ему не верится. Однако приобретенная подозрительность требовала ведьме ни в коем случае не доверять. Устав размышлять над этой дилеммой, мужчина наметил план последующих действий. И первым пунктом стояло посещение некоего Вабера.***
Повозка остановилась у корчмы. — Прибыли, — стражник слез с козел и заглянул в приоткрытое окно. — Спасибо, — произнес мелодичный женский голос. — Алиса, просыпайся, мы приехали. — Правда? — сонно спросили в ответ. — Здесь будет так же отвратительно как в трех тавернах до этого? — Не привередничай! У нас довольно ограничены средства на эту поездку! Тебе это известно лучше всех. — Правда? — юный голос сочился ехидством. — Потому что я два дня назад ночевала на конюшне? Где, кстати, была ты… — Вы! Алиса, к людям надо обращаться на "вы", если они не являются родственниками или близкими друзьями! Сколько можно тебя поправлять? Хочешь, чтобы все знали, откуда тебя забрали? — Хочу! Невидимая женщина с мелодичным голосом вздохнула и толкнула дверцу повозки. Впереди их с собеседницей ждала еще одна ночь в негостеприимном месте. Скорее бы эта поездка закончилась!***
Вира проснулась ближе к ночи. Слуги уже разошлись по домам и свет горел в одной единственной комнате — там, где лежал Лексий. Девушка осторожно прокралась к дивану. — Я не сплю. Голос у парня был хриплый, словно он весь день орал песни неприличного содержания. Почему секретарь офицера ассоциировался у ведьмы именно с таким репертуаром, девушка объяснить не могла. Но у нее так отчетливо нарисовалась перед глазами картина, как Лексий отплясывает на столе в корчме под нечто разухабистое, что она улыбнулась. Парень неожиданно улыбнулся в ответ. — Я помню твои руки. Спасибо. Не уверен, что доктор или Дирек стали бы меня обмывать. Вира вдруг отчетливо поняла,что офицер — стал бы. Не побрезговал и не посчитал ниже своего достоинства. Янус вообще в плане отношений с людьми был удивительно непринципиален. Она уже и забыла, когда обращалась к работодателю "ваше благородие", а он ей ни одного замечания не сделал. И Лексий вон, очень даже нагло ведет себя для обычного секретаря. И никто его за это не сечет розгами. — Что грустишь? — парень освободил из-под простыни руку и взял Виру за ладонь. — Боишься, что расскажу всем, что ты меня видела без одежды? Ведьма вспыхнула. Каков нахал! И видела она далеко не все, только верх! Ниже-то его не секли, не маленький. Хотя стоило бы! — Эй, прости, я пошутил. Хотел развеселить тебя, а получилось наоборот. Вира выдохнула. Именно сейчас она поняла, что все с Лексием будет хорошо. — Раз уж к тебе вернулось твое отменное чувство юмора, можно и тряпки поменять. Парень испуганно дернулся. — Нет-нет-нет! Не трогай спину!!! Мольба прошла мимо вириных ушей. Возмездие было неумолимо. Когда с процедурами было покончено и Лексий, накрытый свежей простыней, начал засыпать, девушка убралась в комнате (воды она наплескала солидно), на кухне и отправилась к озеру. Звездное небо, ночная прохлада и нож в руке давали ощущение свободы. На мгновение Вире захотелось пуститься в пляс, сметая рукавами звезды и закружившись в лиственном хороводе…но переполнявшие душу эмоции улеглись, глаза вернули свой обычный цвет, и ведьма просто уселась на берегу, обхватив руками колени. Хотелось жить. Сейчас она почти ненавидела себя за это. За мысли о нуждающемся в ее помощи Лексии, о странном офицере с шрамом на груди, который почему-то не убил и не выдал ведьму, хотя, как типичный военный, был обязан это сделать в первое же мгновение, когда увидел зеленые глаза. "Может, глаза ему и понравились? — с усмешкой подумала Вира. Посмотрела на исколотые огрубевшие руки и спрятала их в складки подола. Глаза, наверное, единственное, что в ней может нравиться. Или косы. Тяжелые темные косы очень даже хороши будут, если их вымыть с настоящим мылом. Тут ведьма вдруг вспомнила огромного потного кузнеца с кисло-квасным запахом изо рта и решила, что с наведением красоты можно повременить. Тем более, все равно не для кого. Она задумчиво осмотрела нож, лежащий рядом и со вздохом встала. Пора лечь спать, завтра ей рано вставать, и так целый день на клумбах не появлялась. А ведь надо с утра и другие дела сделать. Одно так уж точно.***
Рано утром в одной небезызвестной определенному кругу лиц лавке на краю города появилась незнакомка в дорогом, хоть и потрепанном плаще и с вуалью на лице. — Мне нужен клевер, — заявила она продавцу. Тот приподнял бровь в недоумении, но неизвестная протянула ему деньги, и он кивнул. Дальнейший диалог происходил в соседней комнате, откуда женщина вышла с покупкой, а лавочник — с кошельком солидного размера. Обе стороны остались довольны этой встречей.***
Аркен Вабер боялся. Чего или кого? Говорил он неохотно, пытаясь то и дело уйти в экономические темы. Да, его допрашивали. Нет, он ничего не знал, и это доказано. Нет, дочери не дружили. Где сейчас? На водах с дуэньями. Кто лечил жену? Право слово, какое ваше дело… С каждым вопросом Дирек понимал, что на встречу эту промышленник согласился только потому что решил, что сейчас он действует не как частное лицо, а по поручению тайной полиции. И теперь Вабер, догадавшийся, что ошибся, решал, как бы побыстрее избавиться от собеседника. Можно было, конечно, вызвать охрану, но по отношению к военному, да еще имеющему какие-то там медали, действовать подобным образом он счел неразумным. И теперь мужчина крайне нелюбезно пытался подвести офицера к мысли, что пора уходить. — Последний вопрос: вы не знаете, Серли был азартен? Может, он был кому-то должен большую сумму или услугу? Обрадованный Вабер, не задумываясь, выпалил: — Должен? С его-то оборотом средств? Вы что, смеетесь? У него сам король назанял столько, что треть страны пришлось бы отдавать в уплату! Азартен он был, но только при проведении какой-нибудь экономической операции или открытии нового дела. Все? — Да, — Янус встал. — Спасибо за беседу. Аркен пожал протянутую руку. — Было приятно познакомиться, — заявил он с видом "чтоб мои глаза тебя никогда не видели!" Офицер улыбнулся в ответ. Несмотря ни на что, он узнал из этого разговора кое-что важное.***
Януса она заметила издалека. Он шел, пошатываясь, от конюшни к дому. Вира не обратила бы на это внимание, но один рукав у мужчин был слишком темен. Проклиная свое любопытство и непоседливость, ведьма бросилась навстречу. — Что с рукой? Он не отругал за фамильярность, только безразлично махнул здоровой кистью. — Идиот какой-то встретился в лесу. Недоразбойник. Все в порядке. Вира видела, какой там порядок. Он ее хоть чувствует? — Больно? — Больно, — мужчина усмехнулся, — но было и больнее. Его повело чуть в сторону и конец у фразы он выдал сквозь сжатые от напряжения зубы. Кровь капнула с рукава на землю. Ведьма решительно схватила офицера за здоровую ладонь и потащила в дом. — Ненормальный! — смешно ругалась она. — А если заражение? Янус недовольно отмахивался от крикливой девицы. — Не будет. В первый раз, что ли. Та шипела не хуже змеи. Вот почему мужчины так самонадеяны? Особенно, если сталкиваются с чем-то повторно? Что, если напортачили один раз, надо обязательно повторить? — Сейчас спиртным обеззаражу… Протест Януса проигнорировали. С него решительно сняли плащ и мундир, но перед рубашкой Вира спасовала. Полюбовавшись на застывшую в тяжелых раздумьях девушку, Дирек просто оторвал окровавленный рукав. — Так лучше? — Да, — ведьма благодарно кивнула. Усадила его в кресло и умчалась на кухню за теплой водой. Руки у нее были немного шершавые, но нежные. И голос такой…умиротворяющий. А может ему, пробывшему в дороге весь день, просто хотелось спать. — Не спать! — его нерешительно ударили по щеке. — Пей! Уже командует. Вот стоит один раз уступить женщине и все, сядет на шею. — Молодец. А теперь поднимайся. Янус оперся на девушку, старательно тянущую его в сторону спальни. Она была живой, теплой и пахла розами и молоком. Он запомнил лишь этот запах. И провалился в сон.***
Вира внезапно ощутила себя матерью. Причем сразу двух детей. Стирая в бадье окровавленные тряпки, она с упоением представляла, как бы она этих деток выпорола за хроническое пренебрежение собственным здоровьем. "В первый раз что ли". Так, — видимо, в первый! Потому что есть надо. И спать. А не скакать на лошади сутки напролет неизвестно зачем. Куда он так торопился? Организм истощен. Это при нормальном режиме такая потеря крови сказалась бы меньше на самочувствии, а при подобном отношении к собственному телу тут удивительно, что он вообще доскакал до дома. Чем этот солдафон думал? А если бы он там в лесу и свалился? И куда бы она его дела, если бы он отключился в саду или коридоре? За ногу потащила бы? Хорошо, до кровати почти дошли — туловище Януса как раз на нее завалилось, а ноги уж Вира как-то сама закинула. И Лексий хорош. Вставать ему приспичило! Теперь спина опять кровоточит. Дурак самонадеянный! Шутит он! А в глазах слезы стоят. А то она не знает, что ему больно. Ткань плюхалась в воду, брызги разлетались в разные стороны, а Вира самозабвенно ругала двоих мужчин, испортивших ей этот день. Как будто у нее других забот нет, за ними ходить! — Мила, на ужин мясной бульон и пирог какой-нибудь. Сладкий. Кухарка послушно кивнула. Вира в пылу своего негодования не заметила, как стала отдавать приказы и поручения, и делала это так грозно и уверенно, что все кидались их исполнять. Новая поломойка хотела было возмутиться, но Дарья схватила разинувшую рот девку за ухо и выволокла в коридор. Ведьма этого не заметила. Она стирала, кипятила тряпки, делала настой, шла проверять самочувствие двух болванов, сажала купленные утром на деньги из старой заначки розы. Где-то за полночь она просто упала на кровать и уснула. Даже озеро сегодня было забыто.***
Янус проснулся от металлического лязга. Рука было дернулась под подушку — за пистолетом, но тело тут же пронзила боль. К тому же подушки в районе досягаемости не оказалось. Офицер приподнялся, опираясь на здоровый локоть, и осмотрелся. Он лежал поперек собственной кровати прямо в грязной дорожной одежде, укрытый углом одеяла. Подушки обнаружились в изголовье — то есть слева от него. Больная рука была примотана к туловищу чистой рубашкой. Кажется, предпоследней в его гардеробе. У окна опять что-то звякнуло. Дирек выругался и поднялся. — Ой! — Мила, расставляющая на столе тарелки, всплеснула руками. — Ваше благородие, что ж вы поднялись-то! Лежите-лежите, я сейчас все подам! Я вчера и бульончика вам сварила, и этот ваш…чай навела с травками, а вы проснуться не изволили. Вот, решила с утра пораньше прийти, кушать-то, наверно, хотите зверски. Янус прислушался к себе. Есть хотелось. Желательно мяса. Хорошо прожаренного, и чтоб жир стекал по пальцам…Он сглотнул слюну и направился к столу. — Вот, ваше благородие! — тараторила Меланья. — А она: то-то и то-то мол надо! И смотрит так, словно убить хочет — нехорошо, зло смотрит. Я и повинилась, пошла исполнять. Да вот только в толк не возьму: кто она такая нам приказывать? Выступала как барыня вчерась: каждому дала заданье, а сегодня вон, не видати, солнце уже взошло, а ее нетути. Почивать, видно, изволила. А по какому праву, ваше благородие, она себе такое позволяет? Как хозяйка выхаживает в чужом доме! В вашем доме, ваше благородие! Дирека больше всего сейчас интересовал суп в его тарелке, но так как кухарка была его подательницей, он благодушно спросил: — Кто "она"? — Так приблуда эта, Вира, ваше благородие! Вот попомните мое слово… Янус с грустью смотрел на брызжущую слюной женщину. — Спасибо, Мила, я разберусь. Кухарка осеклась, радостно закивала и пулей вылетела за дверь. Даже посуду не забрала (чего офицер тайно боялся, ибо доесть не успел). А может, она и приходила отнюдь не ради его завтрака… Не успел мужчина задуматься над ее словами, как в дверь постучали. — Входите. Сонное лицо, две толстые косы до пояса, перевязанные темно-синими лентами, скромное платье по щиколотку. — Звали? Она не была яркой. Но что-то в ней было. Может быть то, что она не побоялась раскрыться ради спасения Лексия? Или что на себе тащила его раненого до спальни. Хотя могла бросить где-нибудь по дороге, он и не вспомнил бы, и пойти за помощью, к конюху, например. Но не бросила. А еще он вспомнил, как она ходила с ножом к озеру. — Доброе утро. Мне тут сказали, вы вчера…скажем так, присмотрели за работой прислуги. Вира поморщилась. Уже наябедничали. А ей и сказать особо нечего — она вчерашний день помнит урывками. — И? В голосе ни капли раскаяния. И никакого "ваше благородие" от нее не дождешься. Янус улыбнулся. — Спасибо. Девушка опешила. Ее лицо приняло выражение крайнего удивления, смешанного с недоверием. Где-то минуту она переваривала полученную информацию, а потом выдала: — Значит, все хорошо? — Наверное, — военный осторожно коснулся пальцами привязанной к боку руки. — Мне б помыться. — Скажу баню истопить, — понятливо кивнула девушка. — Попаритесь — и сразу все поменяю. Тряпки как раз высохли…Ой. Она опять раскомандовалась, что ж такое! Вира прикусила язык. Думать надо, что говоришь! И кому… — Отлично, — Янус согласно кивнул. И все. Ведьма покосилась на него с подозрением. Может, он так над ней издевается? Дирек, заметив этот взгляд, вздохнул: — Вира, я очень хорошо знаю, что из себя представляют мои слуги. Больше всего на свете их занимают три вещи: как получить побольше денег, при этом поменьше работая и пораньше уходя домой. И я действительно благодарен вам, что кони вчера остались накормлены, вещи, — он с печалью оглядел свою грязную рубашку, — постираны, а дом протоплен. — Почему не наймете других, если эти вас не устраивают? — резонно заметила девушка. — Устраивают, — с грустью признался офицер. — по деньгам устраивают. Я специально набирал деревенских, потому что они согласны на мЕньшую зарплату. А слуги из города, да еще если с хорошими рекомендациями…представляете, сколько они запросят? Боюсь, моей королевской выплаты за службу хватит, чтобы нанять одного-двух человек, не больше. Хорошо, что появилась Дарья, она каким-то чудодейственным образом умудряется заставлять прислугу работать. Знала Вира, что это за чудо. И человеколюбивыми методы Дарьи она бы не назвала. С другой стороны, Диреку скорее всего важен результат, а не процесс его достижения. К тому же он прав: если этих сплетниц не разгонять, то они целый день так и просидят на кухне. А слуг в доме и так было немного: Вира, конюх, кухарка Мила, Дарья, девушка для "черной" работы (она же поломойка), да на особом счету Лексий. В общем, работы всем хватит: дом хоть и небольшой, а внимания и ухода все равно требует. — Так я пойду? — ведьма нетерпеливо посмотрела на дверь. Сытый Янус закивал. — Спасибо за заботу, Вира. — Работа такая, — пожала девушка плечами и вышла. Она не знала, зачем сказала это. Просто показалось ей в этом "спасибо" что-то…чуть ли не интимное. Что-то теплое, искреннее и она вдруг испугалась, захотелось от этого откреститься, спрятаться, небрежно смахнуть все хотя бы на долг. Выглядело, наверно, глупо. И жалко. Ну и хорошо. Пусть он лучше считает ее дурой, чем…кем? Жалостливой дурой? Расчетливой стервой (если предположить, что она о нем заботиться из корыстных целей)? Отец всего живого, да какая разница, пусть думает, что хочет!***
Лексий шутил, поломойка заливисто хохотала. Вира ощутила укол ревности. Она тут лечит его, вертится как белка в колесе, а он с глупой девкой развлекается! — А вот был у моего друга случай… Кажется, таз шлепнулся на пол слишком сильно. Собеседники, увлеченные друг другом, вздрогнули и одновременно повернули головы на звук. — Вира! — Лексий так радостно ей улыбнулся, что девушка просто закипела от негодования. Даже кровь к щекам прилила. — А мы тут вспоминали… — Надеюсь, не меня, — сказала ведьма таким тоном, словно готова была убить за одно упоминание о себе. — Н-нет, — Лексий от ее мрачного вида опешил. — Э-э, Фира, ты иди, у тебя наверно работы много. Фира все-таки была не настолько глупа, чтобы не понять. Она поцеловала секретаря в щеку (!!!) и, пообещав зайти вечером, выпорхнула из комнаты. Парень присмотрелся к Вире, сосредоточенно раскладывающей тряпицы, и осторожно спросил: — У тебя что-то случилось? Случилось! Еще больше двух месяцев назад случилось! Вся жизнь перевернулась вверх тормашками, словно ее из этой жизни вытряхивали как из пыльного мешка. А она почему-то осталась. Одна на всем белом свете. И никому-никому не нужна-а-а… Девушка уселась прямо на пол рядом с диваном и разрыдалась в голос. Испуганный Лексий осторожно гладил ее по голове, приговаривая что-то глупое. Было тепло от растопленного камина и мокро от соленых слез, ручьем текущих из глаз. — Ну что ты! — приговаривал парень. — Ты же мой самый лучший друг! Я для тебя знаешь что? Я для тебя…все! Вот! — У тебя много друзей. Лицо Лексия вдруг сделалось очень серьезным. — Друзей у меня мало. Приятелей — много. Девушки не то, чтоб вешались, но и вниманием не обходят. Фекла вон заартачилась, с кузнецом пошла встречаться, а со мной нет. А Фира, например, не против и под звездами…гхм…побеседовать. Знакомых у меня полдеревни и почти весь город. Только я не каждого знакомого другом называю. Тебя — назвал бы. Вира улыбнулась. — Даже если я ведьма? — Ну не такая уж ты суровая, скажешь тоже. Ну хочешь я тебе метлу сделаю? С узорной палкой! Я когда-то резьбой по дереву увлекался. — Почему ты ко мне так хорошо относишься? Лексий посмотрел на нее грустно. — Добрая ты. Хоть и нелюдимая немного. Но в беде не бросишь. Меня же вот не бросила. Вире стало тошно. — Лекс…я человека убила. — Я тоже. Ведьма даже плакать перестала от удивления. Только смотрела на секретаря большими от ужаса глазами. — Да пристали двое вечером в переулке. Так бы я сам там лежал, но у меня в кармане нож завалялся — товарищ узор на рукоятке просил вырезать. Ну, и вышло, что одного я зарезал, а другой убежал… Ты знаешь, я потом неделю пил, думал, сам помру. А потом ничего, смирился как-то, привык. Вот Дирек вообще представляешь, сколько народу положил? И ничего, ходит, ест-пьет, по борделям шатается. Ой… Вира покраснела. Такие подробности ей были за ненадобностью. Но на душе стало легче, светлее. Словно рассвело после долгой ночи. Даже многодневная усталость куда-то испарилась. — Хороший ты, — она встала. — Давай спину. Лексий с готовностью лег обратно на диван. И тут же начал рассказывать какие-то небылицы. Через пять минут Вира уже смеялась. "У нее красивый смех, — заметил только что вошедший Янус, — мелодичный". Он вспомнил громоподобный хохот незабвенной Феклы, услышанный случайно однажды на кухне, и поморщился. Как одни, даже надев дорогое платье, умудряются выглядеть вульгарно и совершенно по-деревенски (в плохом смысле этого слова), а другие и скромную старую одежду носят с достоинством? — Ой! — Лексий заметил работодателя и вскочил с дивана, чем вызвал протестующий вопль девушки. — Ваше благородие! Простите непутевого! Такого больше не повторится! Дирек поморщился. — Первый раз от тебя слышу подобающее обращение, — заметил он насмешливо. — Второй! — практически по-военному отрапортовал секретарь. — Первый был, когда я к вам на работу устраивался. — Ну вот и не устраивай представление, — посоветовал офицер. Выглядел он солидно посвежевшим и на ногах стоял уверенно, из чего Вира заключила, что выздоровление идет полным ходом. Вымытый и сытый, Янус явно был настроен на благодушный лад. Больную руку он придерживал здоровой и спокойно уселся в кресло, ожидая, когда ведьма перебинтует спину секретарю. Ведьма… Стоит перед ним, самая настоящая, вон даже потрогать можно, и о чем-то переговаривается с Лексием. Глаза опухшие, неужели обидел кто? Косы две отъевшимися змеями свисают до пояса…ленты темно-синие под цвет глаз. А руки порхают уверенно, словно она каждый день кого-нибудь да лечит. Мог ли он, довольно скептически относящийся к всяким деревенским байкам и городским легендам, представить, что встретиться с персонажем практически мифическим? Нет, про королевский закон о запрете колдовства он знал, но был уверен, что и сам король серьезно к этому не относится. Хотя…девчонка Серли ведь казнена в том числе и по обвинению в колдовстве. Наговор? Перестраховка? Или она действительно что-то могла? Почему тогда не сбежала? Военный посмотрел на Виру и вспомнил, как она испугалась, когда он увидел ее за ворожбой. Значит, не так уж страшны могущественные ведьмы, как о них говорят. Впрочем, будь иначе, их не сжигали бы десятками на кострах. Девушка, словно услышав его размышления, повернулась к Диреку. Но лицо ее было расслабленно, из чего он сделал вывод, что читать мысли ведьмы все-таки не умеют. Она молча осмотрела рану, намазала чем-то и перебинтовала. Все это время Лексий передавал что-то из последних слухов, но Янус к бодрому голосу секретаря не особо прислушивался. Внимание его было сосредоточено на бледном лице садовницы. Вира внимание офицера чувствовала, но глаз не поднимала. Они стояли практически вплотную — так близко, что девушка ясно ощущала тепло мужского тела, а его чуть прерывистое дыхание (рука конечно, еще болела) касалось ее макушки. От военного пахло хвоей и немного вином. — Он знает? — Янус произнес это шепотом, легонько касаясь ее пальцев. Вира отрицательно качнула головой. Лексий не воспринял ее слова всерьез. И если быть честной с самой собой, она была этому даже рада. Потому что, возможно, когда он поймет, что она не шутила и не преувеличивала, то одним другом у парня станет меньше. Ей, потихоньку возвращавшейся к жизни, не хотелось терять единственного человека, который дарил тепло. В какой-то момент она даже стала воспринимать секретаря как брата. Иногда — младшего, иногда — старшего, в зависимости от ситуации. Кроме него у нее никого больше не было. Она стала всерьез задумываться над тем, чтобы остаться здесь. Работать в саду, смеяться над шутками Лексия, внимать сплетням, передаваемым Милой… А потом приходили воспоминания двухмесячной давности, и становилось страшно. Ей казалось, вот-вот ее узнают. За ней придут. И все повториться. А может быть, будет даже хуже… Никогда в этом месте она не ощутит себя полностью в безопасности. И даже в этой стране. Увы. Вира побросала запачканные полосы ткани в таз и вышла, провожаемая взглядами двух мужчин. — Обиделась что ли? — по-своему истолковал ее молчаливый уход Лексий. — Задумалась, — угадал Янус. Он посмотрел в окно — на улице моросил дождь. — В шахматы играть умеешь? Секретарь кивнул.6
За шахматами хорошо думалось. Правда, совсем не о пешках и ферзях. Хотя…и о них тоже. Кем же был Серли? По официальной версии ферзем, решившим стать королем. Но был ли заговор? Может, все это подстроено просто для дискредитации одного из приближенных короля? Ирий Алмас хоть и являлся действующему монарху двоюродным дядей, но был его на 13 лет моложе. Предприимчивый мужчина, обладающий незаурядным умом — так о нем отзывались окружающие. С чего вдруг удачливому ученому, обладающему деньгами, связями и родством с королевской четой, плести политические интриги? У него и так было все необходимое и даже больше, к тому же ранее интереса к государственным делам он не проявлял никакого. Шантаж? Пообещали что-то заоблачное? Или…приворот? Если есть ведьмы, почему бы дочке Александра Серли действительно ей не быть? И кто сказал, что она не могла приготовить какое-нибудь любовное зелье, чтобы сманить Ирия на свою сторону? Отец, кстати, выводил ее в свет крайне редко, отговариваясь болезненностью девушки и ее творческими "запоями". Но картинами дочери он никогда не хвастался даже перед близкими партнерами или друзьями. Впрочем, если девушка была ведьмой и практиковала свои умения часто, это многое объяснило бы. Зачем им понадобился молодой Ирий, если Серли предлагали выдать дочь за старика Санти? Он королевских кровей и ближайший сподвижник короля. Или именно поэтому? В чем состояло покушение на принца? Почему провалилось? Почему именно на принца, а не на короля? Или король должен был умереть потом, якобы от горя? Не проще ли было женить Веру на наследнике? Тем более, если в их распоряжении было приворотное зелье? Отчего скоропостижно скончался Санти? Случайность? Удар по королю, реализованный оставшимися на свободе заговорщиками? Сколько реально людей арестовали кроме семьи Серли и нескольких слуг? Что они рассказали под пытками (а что их пытали, Дирек не сомневался)? Какая часть из предоставленной ими информации правдива, а что сказано в угоду тем, кто вел допрос по принципу "со всем соглашусь, только не бейте"? — Шах и мат. Дирек посмотрел на доску, на Лексия, потом опять на доску. — Надо написать письмо, — сказал он задумчиво, — нет-нет, сиди, я сам. Не хотел он обращаться к этому человеку. Но, наверное, придется.***
— От него ребенок! — доказывала Мила жующему конюху. — Иначе б выгнал давно. — А ты че, свечку держала? — гоготнул конюх (Сема, кажется). Кухарка всплеснула руками. — Да ты глянь, как она себя ведет! Будто тут уже хозяйка! Ходит, вырядилась, шала… — Рот закрой. Дарья говорила тихо, но как-то…угрожающе. — А ты, что? Покрываешь? — неожиданно пошла на нее Меланья, уперев руки в бока. — Сама ребенка прижила на стороне не пойми от кого и других с пути праведного совращаешь? Дарья стояла спокойно, словно была каменной глыбой, а не женщиной из плоти и крови. Когда Мила подошла к ней вплотную, она чуть склонила голову набок по-птичьи как-то и, посмотрев кухарке в глаза, тихо, но четко произнесла: — Отойди, а то выдеру тебе всю шевелюру. И Мила вдруг заткнулась и отошла. На этом моменте Вира тихонечко прикрыла дверь на кухню и пошла обратно в сад. Вот почему так часто бывает, что люди оказываются совсем не такими, как мы их представляем? Та же Мила например. Казалось, такая добродушная женщина, а на самом деле… — Это что такое? Если бы не гневное восклицание военного, то Вира, наверно, просто врезалась бы в него. А так она успела затормозить. Проследив, куда смотрит работодатель, девушка невинно ответила: — Розы. Дирек попытался испепелить ее взглядом, но у него не вышло. — Вижу, что розы. Откуда? Раньше их здесь не было. — Я посадила, — скрепя сердце, призналась ведьма. После этого высказывания Янус так на нее посмотрел, что Вира невольно вздрогнула. " Убьет!" — пронеслось в голове. Но офицер только спросил: — Откуда деньги? — Часть Лексий выдал, часть заработала, продав травы местной знахарке. Она, оказывается, не сильно в них разбирается. Мужчина кивнул. Девушка топталась на месте, не зная, что делать: уйти под предлогом неотложных дел или остаться. — Вы плакали, — сказал вдруг Дирек. На нее он не смотрел — изучал клумбы. Не хотел смущать? Вира впервые видела деликатного военного. — Бывает. Женщины часто истерят без повода. Она стала рядом, тоже рассматривая цветы. Результат своих трудов ей нравился. — За вами я такого не замечал. — Просто не присматривались. — Присматривался. Девушка покосилась на невозмутимого собеседника. И как ей это понимать? — Вира, откуда вы? Ну вот! Теперь понятно, почему он ей заинтересовался, можно выдохнуть. Или напрячься? Он просто спрашивает или думает не сдать ли ее властям? Хотя хотел бы, давно сдал. Ведьма почувствовала, с одной стороны, облегчение, а с другой почему-то легкое сожаление. Так было на первом приеме, когда молодой кавалер, направляющийся в ее сторону, пригласил не ее, а подругу. — Вы боитесь? — не дождавшийся ответа Янус повернул к ней голову. Сегодня он почему-то гладко выбрился. — Без бороды вам лучше, — заметила девушка, — и выглядите моложе. Офицер улыбнулся. — Рад, что вам понравилось Ведьма почему-то покраснела и поспешно перевела взгляд обратно на клумбу. Собеседник последовал ее примеру. — Вообще-то я не такой уж и старый. А вам сколько лет? — Такие вопросы задавать неприлично. "В высоком обществе — да, "- подумал офицер, но говорить вслух ничего не стал. Какая-нибудь Фекла на его вопрос ответила бы с подмигиванием "Стоко-то, ваше благородие! В самом соку!" Не было никакой деревни "Болотище", и семьи лавочника тоже не было. — Девятнадцать, — ответила Вира, по-своему истолковав затянувшуюся паузу. — Практически старая дева, — она улыбнулась. — Неужто никто не сватался? Ведьма безразлично пожала плечами. — Почему? Сватались. Правда, не ко мне, а к приданному. — И большое оно у вас было? — Хотите посвататься? Его больше нет. Она говорила это спокойно. Без сожаления, без вызова. Так, не совсем смешная шутка. — Есть вещи, которые стоят гораздо больше любого приданного, Вира. — Например? — Верность. Искренность. Доверие. Она посмотрела на собеседника. Заходящее солнце позолотило его светлые волосы, успевшие отрасти за два месяца вольной жизни. — Они нужны далеко не всем. — А такое всем подряд и не дарят, — он развернулся к ней лицом и глаза их встретились. — Вы, например, мне врете. А я не доверяю вам. Девушка испуганно отступила назад, ошарашенная внезапной сменой тона. — Но я надеюсь, что вы не сделаете ничего во вред мне и моим близким. Иначе я буду вынужден причинить вам боль. Его взгляд стал требовательным, а черты лица заострились. Вира почувствовала, как задрожали ноги. "Вы не хотите сотрудничать, и я вынужден причинить вам боль". Стало так жарко, словно она стояла в печке посреди горящих дров. А потом спина почувствовала холод.***
Он даже не сразу сообразил, что произошло. Вот ведьма стоит в двух шагах от него, а через секунду она хватается за горло и падает, закатив глаза. Янус даже подумал, что девушка обморок симулировала, но ни пощечины, ни угрозы сдать ее властям немедленно на ведьму не подействовали. Пришлось тащить ее в дом на руках. Из обжитых спален в порядок была приведена одна гостевая, в которой и обитал новый хозяин дома. Покои Александра Серли и его дочери Дирек закрыл на ключ, как и еще две гостевые комнаты. Пришлось нести бессознательное тело в кабинет, где у окна стояла узкая софа. Вода не помогла, а вот от платка, намоченного спиртом, девушка вздрогнула и начала приходить в себя. Сначала она непонимающе хлопала глазами и морщилась от закатных лучей солнца, заглядывающих в окно, потом увидела офицера и резко вскочила с софы, отчего ее повело в сторону. Однако помощи Януса не потребовалось — ведьма восстановила вертикальное положение, ухватившись за спинку стоящего рядом кресла. — Я могу идти? Голос у нее дрожал. — Куда? Вы на ногах не стоите! Девушка так на него посмотрела, что Дирек ощутил себя самым противным существом на свете. Кажется, она готова была хоть ползком покинуть это помещение, лишь бы оказаться подальше от него. — Стою, — процедила ведьма сквозь зубы и сильнее вцепилась в обивку. Кажется, он выбрал не те методы, чтобы вызвать откровенность. Ни пряник, ни кнут не сработали. А может, дело не в методах, а в нем. И в ней. — Вира… Ее глаза загорелись зеленым. В первое мгновение он даже испугался. Потом шагнул вперед. Девушка отпрянула назад. Рука соскользнула со спинки кресла, но ведьма устояла на ногах. Волосы ее растрепались и выбились из кос, но это делало ее по-домашнему милой. — Вира… — Янус попытался вспомнить, что хотел сказать… — Ваше благоро…дие, — Дарья, появившаяся в дверях, на мгновение запнулась, а потом как ни в чем не бывало продолжила: — Там стражник вернулся, с которым вы письмо посылали. Вы просили доложить сразу по возвращению. Дирек шепотом выругался и вышел. Дарья покосилась на ведьму. Та шагнула к двери. — Не ходи к ним…такая, — сказала вдруг она. — Придумают опять невесть что. Через парадную выйди в сад, я тебе хоть гребень вынесу. Ведьма благодарно кивнула.***
Лексий вернулся домой. Спина его потихоньку заживала, и он окончательно вернулся к прежнему стилю поведения: нагловатый, жизнерадостный балагур. Янус наоборот ходил мрачный. То косился на Виру так, что та сбегала под первым попавшимся предлогом, то шипел на слуг, то каждые полчаса спрашивал секретаря, не было ли письма. Один из стражников, которые куда-то были из дома отосланы где-то через неделю после вириного появления, вернулся и теперь целый день "патрулировал" дом — то есть ходил от кухни, где тащил в рот все, что попало под руку, до комнат, которые мыла новая поломойка. Девушка к подобному вниманию относилась благосклонно, но вездесущая Дарья угрозами, а пару раз и грязным бельем, выгоняла мужчину, мешающего трудовому процессу. Постепенно Вира перестала общаться с остальными слугами — кроме Лексия и изредка Дарьи. На нее косились, но с нравоучениями не лезли — видимо, дали плоды милины сплетни, и ее побаивались, так, на всякий случай — вдруг и правда с хозяином якшается? Ведьме были противны шепотки за спиной, но разборок она не устраивала — если глупые люди что-то вбили себе в голову, их не переубедить даже кулаками. К тому же участвовать в базарных спорах и драках она считала ниже своего достоинства. Так и ходила по дому в одиночестве с гордо поднятой головой. Под конец недели работы стало меньше. Клумбы были приведены в порядок и даже частично подготовлены к зиме. Вира, посчитав, что работу она сегодня может закончить и пораньше, натаскала в баню воды и пошла мыться. Когда дверь приоткрылась, стражник гаркнул: — Хто здеся? Вира завизжала от неожиданности. Мужчина заткнул пальцами уши, а когда визг закончился, протиснулся внутрь, присматриваясь. Наконец взгляд его наткнулся на ведьму в исподней рубашке, и он улыбнулся. — А, это ты, краля. И он сделал еще шаг в ее направлении. Вира сориентировалась в мгновение ока. Подхватив пустое ведро, она огрела им стражника и кинулась к выходу. За спиной матерились. Девушка за секунду проскочила предбанник, где топтался второй стражник, и босиком кинулась по тропинке к дому. За спиной послышался грохот. Вира опять завизжала и побежала быстрее. Когда она влетела в дом и судорожно закрыла за собой дверь на все три засова, в прихожей появился сонный военный с подсвечником в руке. — Что случилось? Тяжело дыша, ведьма прислонилась спиной к двери. — Ничего, — заверила она хриплым голосом. Янус окинул ее внимательным взглядом, и Вира вдруг осознала, что стоит перед ним в исподней рубашке, распахнутой на груди, мокрая с головы до ног. Она схватилась за ткань и свела ее пальцами у самого горла. Дирек молчал. Ведьма краснела. На улице один стражник ругался, а другой над ним хохотал. Садовница вдруг поняла, что они просто обходили все помещения и испугалась она совершенно зря. Хотя, после встречи с кузнецом, она по вечерам от каждой тени шарахалась. Так, на всякий случай. Молчание затянулось. Из-под двери сквозило. Почувствовав, что замерзает, девушка поспешно скрестила руки перед собой, прикрывая грудь. А Янус все смотрел, не отрываясь. Ведьма была красива. Не кукольной красотой законодательниц мод. Не радующими взгляд формами. Не показной искушенностью. Она просто была красива. Именно в эту минуту, именно такая — с грязными ступнями, растрепанными волосами, в отвратительной грубой рубашке, облегающей стройное тело. Мокрая, испуганная, стыдливо прикрывающая грудь… Он попытался что-то сказать, но голос не слушался, пришлось прокашляться. — Вас Фома напугал? Она закивала, пряча глаза. Смотреть в таком виде ему в лицо было выше ее сил. — Идите к себе. Путь в сторону кладовок пролегал мимо офицера. Вира сделала неуверенный шаг… Дирек так быстро оказался рядом, что она даже не успела испугаться. На плечи ей накинули мужской домашний халат. — Идите. И она ушла. Но ей еще долго мерещились теплые руки, на мгновение коснувшиеся озябших плеч.***
На следующий день погода установилась хорошая, солнечная, и Вира, копавшаяся на клумбе, с удовольствием слушала доносившееся из открытого окна монотонное звучание мужского голоса. Дирек что-то диктовал, Лексий писал. Наконец скрип пера замолк, зато послышался голос секретаря. — Это-то зачем считать? Вы ж не интендант крепости, а хозяин небольшого дома. Перед кем мы отчитываться собираемся? — Перед собой, — ответил офицер. В ответ пробурчали: — Не зря говорят, что вы дотошней распорядителя ада… — Что еще обо мне говорят? — спросил военный насмешливо. — Ну… — Лексий замялся. — Что вас за дуэль выгнали. То есть отправили на почетную пенсию! — тут же поправился он. — Дуэль была, — совершенно спокойно ответил Янус, — даже несколько. Однако на пенсию меня отправили за чужой поединок. Судя по воцарившейся тишине, секретарь ждал продолжения с открытым ртом. Офицер вдохнул. Но почему-то продолжил рассказ. — Был у меня в отряде один…человек. Ну как был…числился. Род высокий, самомнение еще выше. По юбкам великий ходок. Мы в приграничном городе на квартирах стояли. Он и соблазнил одну девчонку. Ну как соблазнил…она и сама дура, если честно. Решила, коли так — то женится он на ней. А он…не женился, понятное дело. Еще и всем растрепал. Брат девушки узнал, вызвал на дуэль подлеца. А тот только рассмеялся и сказал, что с таким отребьем не дерется. Это ниже его достоинства. — И что? — Я обеспечил дуэль. И только. Парня жалко. Толковый. Семья у них дурацкая. Родители люди корыстные и не очень умные. Сестра девушка, скажем честно, легкомысленная. А паренек хорош. — А кто выиграл-то? — Парень. Я же сказал, франт этот самонадеян был слишком. — А как же вы его драться заставили? Пауза. — Пистолет к голове приставил. — Да вы что? И он поверил? — Поверил, — с легкой усмешкой. — У меня была в армии своеобразная репутация. Но речь о другом. Ты понял, почему я тебе рассказал эту историю? — Почему? — Потому что нельзя улыбаться Вире, таскать ленты Фекле и звать на сеновал Фиру. Понятно? — Ага, — покаяния в шкодливом голосе не было ни на грамм. — Здорово наверно вот так строить молодняк, вылазки там всякие, медали… Вира, даже сидя за окном, почувствовала, как в один миг изменилась атмосфера в комнате. — Война, это не парад, щенок. И нет в ней ничего хорошего. Война — это когда твою сестру насилуют, твоего отца убивают, а твои дети умирают с голоду. А твой друг лежит рядом и пытается засунуть кишки обратно в живот, потому что пока не понимает, что через несколько минут умрет. Если повезет — через несколько минут. А может мучиться и дольше. А если ты все-таки выживешь и вернешься с войны, то поймешь, что племянники, которых ты помнишь младенцами, уже нянчат своих детей, а твоя невеста превратилась в старуху, у которой пятеро сыновей и четыре внука. Все понял? Голос был сухим, надтреснутым. Сейчас Вира верила этому голосу. Перед глазами вставали картины, одна другой страшнее. — На сегодня все. Завтра подсчитаем, чего и сколько необходимо закупить на зиму. И помни о вреде самомнения. Хлопнула дверь. Видимо, впечатленный Лексий ушел, забыв попрощаться. Зашелестели бумаги. Ведьма укутала на зиму последнюю розу и ушла на другую клумбу.7
— Пойдем! — Не пойду! — Прошлый раз ходила же! — Лексий всерьез собирался обидеться. — И решила больше не ходить! — Вира вырвала руку и отступила назад. — Что вы здесь кричите? Из закрытой раньше гостевой спальни вышел Дирек. — Так это…на ярмарку идти не хочет! — секретарь обвиняюще ткнул пальцем в ведьму. — Что за ярмарка? — заинтересовался офицер. — В соседней деревне. Последняя в этом году между прочим! На мгновение военный задумался, а потом сказал, обращаясь к Лексию: — Скажи Семе, пусть вам телегу запряжет и мне коня. Съездим, посмотрим, чем там торгуют, может что-нибудь на зиму запасем. Спорить с работодателем Вира не решилась. И через полчаса она уже тряслась в телеге по дороге в деревню. Секретарь правил, Янус ехал рядом. Поначалу страхи и опасения девушки не оправдались. Они купили Лексию нож, пару домотканых рубашек и какую-то железяку, а Вире валенки, шаль и тулуп, пока Дирек договаривался насчет зерна. Потом мужчины куда-то отошли, оставив ее сторожить приобретенное. Ведьма спокойно сидела в телеге, жуя пирожок, когда услышала за спиной: — Вот она! Вира обернулась. На нее (точнее на телегу) шла, уперев руки в бока, краснолицая дородная девка с толстенной косой. — Вырядилась! Растопырилась! Ванюшу моего поджидает! Садовница поперхнулась. В попытке обрести голос, он начала судорожно кашлять. Девица восприняла это как знак. — Ишь ты, почти у самой кузницы расселась! Немощь бледная! Да на что ты ему сдалась, ни кожи, ни рожи! А у меня — во! Крестьянка и без того фигуристая, выпятила грудь колесом. На мгновение Вире показалось, что ее сейчас этим колесом и задавят. — Эй, болезная! Что к жене моей пристаешь? — Лексий сел рядом, приобнимая девушку одной рукой. Дородная девица поначалу замялась, не зная, продолжать ли наступление, но тут появился Дирек, и она скрылась в толпе. Видимо, численное преимущество противника ее устрашило. — Не успели отойти, она уже у кого-то мужика отбила! — засмеялся парень. — Кто он хоть такой, этот Ванюша? — Н-не знаю, — голос чуть подрагивал. Девица выглядела столь решительно (и внушительно), что ведьма и вправду испугалась. — Кузнец местный, — ответил вместо нее Янус, — плечи шире нашей повозки, девки за ним табунами ходят. — Это тот, от которого так пахнет квасом, что тошнить начинает еще шагов за десять? После столь ошеломляющей характеристики "первого парня на деревне" никто из мужчин даже в шутку не стал спрашивать, имела ли девушка симпатию по отношению к объекту разговора. Когда Лексий ушел за последним мешком, Янус вдруг полез в карман пальто и с демонстративно независимым видом протянул Вире…бусы. Темно-синие, под цвет лент в косах. — Тебе, — пояснил он. — Подарок. Девушка не знала смеяться или бояться. Бусы были простенькие, но красивые. Про такие вещи говорят: "Сделано с душой". Всю дорогу ведьма перебирала пальцами цветное стекло, пытаясь отгадать значение этого жеста. Но не смогла. Выкидывать подарок ей показалось бесчеловечным и, решившись, на обратной дороге она надела их на шею. Янус, увидев это, довольно улыбнулся. Но торжествующе, а как-то тепло. Смущенная ведьма отвернулась и на него больше не смотрела. Обратно возвращались уже вечером. До города идти было вроде близко, но Лексий жил на противоположном его конце, и Янус оставил секретаря ночевать в доме, ворча, что "второй раз тебя разыскивать еще не хватало". Парень обосновался на знакомом диване в гостиной, веселя Виру наполовину реальными наполовину выдуманными историями. Девушка расположилась в кресле у камина, забравшись на него с ногами. Было тепло и уютно. В какое-то мгновение к ним присоединился Дирек, и Лексий, не переставая вещать нечто остроумно смешное сел играть с ним в шахматы. Его голос и треск поленьев в камине действовали на ведьму умиротворяюще. Она проснулась от холода. Холодные руки трогали ее лицо. — Вира! Вира, слышишь меня? Девушка недоуменно кивнула. Пальцы легонько прошлись по щеке, не понять то ли случайно задели, то ли погладили на прощанье. — Все нормально? Голос у Януса был встревоженный. За его плечом с обеспокоенным видом мельтешил Лексий. — Да. А что случилось? — Ты кричала, — офицер смотрел на нее очень внимательно, — Сильно кричала. — Чтотебе снилось? — тут же влез парень. Ведьма задумалась. — Не помню… — она растерянно посмотрела на мужчин. — Совсем. Да я с тех пор, как сюда попала, вообще сны не запоминаю. Военный нахмурился еще сильнее. — Вира, давай-ка ты переселишься в одну из гостевых спален? Только там убраться надо и белье постелить. — Чтоб обо мне опять судачили? — процедила девушка. — Все и так думают… — она резко осеклась, не закончив фразы. — Ну? — Дирек навис над ней в ожидании продолжения. — Что? — Что я ваша любовница! — выпалила ведьма на одном дыхании и покраснела. У Януса с языка чуть ли не сорвалось "Я был бы не против". Он выпрямился и отошел на шаг в сторону камина. — Послушайте, Вира, перемывать нам кости будут в независимости от того места, где вы спите. Зачем же тогда лишать себя комфорта? Она еще немного попротестовала, а затем пошла выбирать комнату. К удивлению Януса, девушка заселилась в спальню бывшей хозяйки дома. Но говорить об этом впечатлительной девушке офицер не стал.***
Начались дожди. Деревенские стали приходить в поместье позже, а уходить раньше. Лексия Дирек убедить переселиться в дом не смог и в результате выделил ему лошадь. В саду Вира больше не работала и как-то незаметно она стала вместе с секретарем зависать в кабинете. Иногда они на пару переписывали какие-нибудь "важные" данные (например, сколько сена запасено на зиму), а иногда девушка просто устраивалась с книгой на софе у окна, пока мужчины занимались делами. Ее не выгоняли. Подобное времяпрепровождение, а также ее переселение из хозяйственного крыла в жилое окончательно настроило слуг против нее. После ожога на руке (это Мила так ей суп наливала, после чего была уволена) есть Вира стала в основном в компании Лексия и изредка — вместе с Янусом. Готовить вместо кухарки пыталась Дарья, но через два дня ведьма сама стала за плиту — просто от скуки. Готовила она не волшебно, но сносно, а пироги у нее и вовсе хорошо получались. Дирек относился к ней странно. Метался от "ты" к "вы" и обратно. Вира его немного сторонилась — так на всякий случай, хотя делать это, живя через три комнаты было сложновато. Она очень отчетливо помнила сцену в саду, но и теплые руки, накинувшие на озябшие плечи халат помнила тоже. А ведь мог отругать, посмеяться, или вовсе сказать "сама виновата, нечего ночью шататься невесть где!" В конце концов, какое ему до нее дело? Холодно ей или жарко, страшно или нет? Можно ли часть его поступков объяснить просто благородными манерами? И что тогда делать с той его угрозой? Собственное двоякое отношение к офицеру ее ставило в тупик. И Вира просто постаралась стать невидимкой. Это было тем проще, что интересовали Дирека в последнее время две вещи: письмо, которое никак не присылали, и состояние дорог. Так прошло несколько дней. Пасмурная погода опять сменилась солнечной и ведьма, взяв книгу, вышла читать на крыльцо. На этот раз книга была художественная — историческая повесть, может, именно поэтому чужую фигуру она заметила только, когда та заслонила солнце — Ты че, грамотная шо ль? "Ванюша" стоял в трех шагах, а запах немытого тела девушка чувствовала так отчетливо, будто он сидел у нее на коленях. — Да, — односложно и недружелюбно ответила она, давая понять, что продолжать разговор не намерена. Однако кузнец был человеком простым и в тонкостях интонаций не разбирался. — Чего не зашла? Марфа сказывала, ты на ярмарке была. — Невеста твоя ревнует, зачем зря девушку расстраивать? — Вира упорно опустила глаза в книгу. Читать она хочет, а не разговаривать! — Да, — парень довольно осклабился, — она такая! Ругала тебя по чем зря! Горячая девка! Так че ты не зашла-то? Вира почувствовала себя мученицей. Пришлось закрыть книгу и встать. — Иван, ты безусловно прекрасный…кузнец, но я не могу иметь с тобой никаких отношений! Незадачливый ухажер стал расстегивать телогрейку. — Это да! Я этот, прекрасный! За верхней одеждой на землю кинули рубашку. — Во! Смотри! — Он напряг руку. Наверное, он действительно был в каком-то роде совершенен: высокий, широкоплечий, поигрывающий солидными мускулами. Только вот ведьму тошнило и от его вида, и от его запаха. — Мне пора. Она развернулась, чтобы зайти в дом, но ее схватили за руку. — Ты че, немощная? Все девки табуном ходят! Волосы друг другу дерут! А ты нос воротишь? Его лицо побагровело. — Слушай, Ванюша, — девушка почувствовала себя наставницей умственно отсталого, — Тебе что, просто не дает покоя, тот факт, что я с тобой на сеновал не пошла? Парень задумался. — Ну да, — выдал он, немного подумав. Вира почти услышала, как скрипят, ворочаясь, мысли в его голове. — Тогда считай, что я больная. Он недоверчиво прищурился и наклонился к ней. На самом деле кузнец просто хотел грозно посмотреть нахалке в глаза, люди говорят, мол, можно по глазам узнать врет человек или нет, но ведьма этого не знала и перепугалась не на шутку. Свободная рука нырнула в складки юбки, а в следующее мгновение парень с удивлением взирал на приставленный к горлу нож. Такого от смирной девицы он видимо не ожидал. — Два шага назад, — раздалось из-за спины деревенского богатыря. Оторопевший парень выпустил вирину руку и отошел назад. Ткнувшись прямо в пистолет. — Оделся, живо, — Янус показал дулом на брошенные на землю вещи и опять наставил его на неуемного ухажера. — Положил заказ на землю и пошел отсюда. Иван беспрекословно повиновался. Когда он, нервно оглядываясь, направился в сторону деревни, офицер предупредил: — Подойдешь к ней еще раз — пристрелю. Кузнец понятливо закивал и припустился бегом. — Спасибо. Вира говорила искренне. К ее удивлению голос не сорвался и руки не дрожали. Военный убрал оружие и подошел к ней вплотную. — Испугалась? Она нервно улыбнулась. — Пока еще не поняла. Мужчина нерешительно качнулся вперед, потом назад, посмотрел на побелевшие губы…и обнял. Ведьма на секунду замерла, а потом ткнулась ему лбом в плечо. Янус облегченно выдохнул. — Оторвать бы этому молодцу кое-что, — в сердцах сказал он. Вира рассмеялась.***
Ведьма проклинала себя последними словами. Что она делает! Стояла, как дура, уперев голову ему в плечо, да еще и смеялась! Ну, допустим, смех это нервное. Но остальное! Как можно вести себя так фривольно с малознакомым…хорошо, со знакомым мужчиной, которому не совсем доверяешь? И ведь хотелось! В смысле, доверять. Стоять вот так на крыльце, забыв про все на свете, чувствовать теплое дыхание над ухом и знать, что на кого-то можно положиться. Что он придет, улыбнется и скажет: "Эй, не бойся, я все решу". И можно будет не бояться. Так говорил отец. И у него даже получалось "все решать". До некоторых пор. А больше мужчин в жизни Виры не было. Тем более тех, на которых можно положиться. Дирек кстати ей тоже не доверяет. Видимо, офицерская честь заставляет его вести себя соответствующим образом по отношению к ней, не смотря на личные чувства. Хотя и в этом она не может быть уверена: офицеров она видела не мало (трое даже пытались на ней жениться), только вот чести у них не наблюдалось. Она вспомнила как мужчина ее неуверенно обнял. Это вряд ли соответствовало поведению благородного человека, пришедшего на помощь девушке в беде… А ведь, если вспомнить, ее никогда не обнимали вот так — крепко и в тоже время как будто бы сомневаясь в своем праве на этот жест. Обычно как раз-таки ее пытались обнять, не задумываясь о том, что она может быть против. Приличной дочери следует выполнить волю отца и выйти за того, кого он укажет, — так считало большинство и направляло свою любезность в его сторону. Меньшинство пыталось предложить ей бежать и венчаться без батюшкиного благословения (и соответственно так и старались полапать, якобы от большой любви к ней). А двое даже пытались похитить… Общество ошибалось. Виру не воспитывали послушной марионеткой. Или глупой курицей, думающей только о балах и нарядах. Отец с искренним увлечением сам занимался воспитанием дочери, и пусть она не блистала научными познаниями или тягой к экономике, дурой ее назвать было нельзя. Женихи уходили ни с чем, потенциальные друзья тоже. Для девичьих разговоров и забав хватало приятельниц и служанок. Сердце никто не трогал. А для души была семья. А теперь никого не осталось. Может, причина в этом? Говорят, одиночество убивает. Однако, Вира чувствовала, что скорее умрет, чем позволит себя обнять тому же Ванюше или, например, конюху Семе. А вот Дирека обнять хотелось. Наверно, защитный механизм срабатывал. Мол, если военный, то оборонит. А ей как раз-таки хотелось спокойствия и давно покинувшей ее уверенности, что "все будет хорошо". Списав все на страх и одиночество, девушка успокоилась. В конце концов, Лексия она вообще полуголого видела. А тут всего лишь обняли, делов-то. Пережить можно. И то, что ей понравилось, как уверенно и в тоже время нежно ее обнимали, она тоже переживет.***
— Фекла замуж выходит, — грустно, под стать дождливому дню, сообщил Лексий за обедом. Вира его душевные муки не оценила. — И хорошо. Секретарь печально вздохнул. — Оно конечно хорошо. Но как жалко! — Кого? Себя? — ведьма смотрела на собеседника с насмешкой. — Так ты бы на ней не женился. — Это да. Она ж дура дурой. Но фигура… — взгляд парня стал мечтательным. — Ешь уже, — девушка подвинула к нему тарелку, — сейчас Дирек позовет. — Не позовет, — Лексий вгрызся в кусок пирога, проигнорировав луковый суп. — На сегодня одно задание: перерисовать медальон. А я рисую хорошо и быстро. Так что все уже сделано. Сердце ухнуло в пятки. — Какой медальон? — Кругленький, на кожаной веревке, — секретарь с сомнением посмотрел на суп, потом на свой живот и решительно потянулся к тарелке. — Узорчик какой-то витиеватый. Обычный, в общем. Даже не золотой. Мысли в голове путались. Как спросить, чтобы не вызвать подозрений? — Подарок? Парень дрожь в голосе не заметил. — Да нет, нашел где-то. Он ювелиру в столицу писал, тот сказал прислать находку, но офицер наш уперся: не хочу, мол, отдавать, еще потом не докажу, что мое. Сошлись на рисунке. Я так думаю, этому знатоку украшений и самому интересно посмотреть на вещицу, из-за которой его так активно беспокоят. Сейчас Дирек послание допишет, и я могу возвращаться в город, заодно на станцию зайду, занесу письмо, я ж там рядом живу. Стати, слышала хохму? Вроде кто-то, вернувшийся из-за гор, сказал: в диких землях появился закон. Это в месте, которому второе имя беззаконие! Не иначе, чья-то шутка, неправильно понятая спьяну. О! Пока вспомнил! Мать просила узнать: ты где розы покупала? Она у меня цветочница, так что не зря интересуется. Эй, Вира, ты меня слышишь? Девушка, уставившаяся в одну точку отсутствующим взглядом, отмерла. — Да, конечно. А что ты спрашивал? Лексий отодвинул тарелку. — Где ты розы покупала? — Розы…да, розы… — она опять погрузилась в раздумья. Секретарь посмотрел на большие настенные часы, сыто икнул и вышел из-за стола. Розы подождут, раз подруга сегодня не настроена на общение, а мечтает непонятно о чем. Ему торопиться надо — на освободившийся внезапно вечер он уже кое-что запланировал.***
В кабинет зайти незамеченной не удалось — недалеко Дарья и Фира убирали две закрытые раньше гостевые комнаты. — Любовницу привезет! — заявила поломойка со знанием дела. В ответ промолчали, и она вдохновенно продолжила: — Не может такой мужик без любовницы! — Да ты никак специалист? — Не первый год, чай, по чужим домам! Я с малолетства тружусь, господ повидала — полгорода… — Оно и понятно, — голос у старшей над прислугой сочился ехидцей. — Если языком чесать, а не работать, тебя с любого места через неделю попрут. Три давай сильнее. Девушка засопела. — Привезет, вот увидите! Или здесь заведет! — А ты что ль метишь? Фира аж подскочила от такого обвинения. — Да, упаси Отец всего живого! Он же старый, почти как вы (Дарью перекосило)! И некрасивый! Ни вжисть с ним не легла бы! — Нормальный мужик, — вступилась женщина за нанимателя, — деньги платит исправно, руки не распускает, не урод и не подлец. Да и в возрасте самом хорошем: уже мужчина, а не глупый юнец, а стариком он тебе кажется по глупости да по молодости твоей. Оно в семь лет и пятнадцать годков видятся закатом жизни. Секретарь-то твой думаешь, замуж позовет? — Да мне и не надо, — фыркнула поломойка с гордым видом — Я Лексия для души держу! А для брака он не годен: делать нечего по хозяйству не умеет, зарабатывает гроши… — А то ты мастерица на все руки! Шевелись давай, еще белье и портьеры перестирывать! Дальнейший разговор застывшая в коридоре Вира слушать не стала. Стало понятно, что Дарья с поломойкой будут ходить туда-сюда: вытряхивать, уносить на стирку, приносить свежее и т. д. А кабинет совсем рядом. Не дай Отец, пойдут искать хозяина, чтобы что-нибудь уточнить… Ведьма посмотрела на дверь кабинета с невыразимой тоской и пошла обратно на кухню.8
Ночь давно вступила в свои права, и дом погрузился в темноту и тишину. Вира зажгла свечу и осторожно вышла в коридор. Дверь в спальню военного была закрыта. Вот только находилась она прямо напротив кабинета… Подбадривая себя мыслями о том, что, достав медальон, она сможет почувствовать себя свободной — действительно свободной, девушка прокралась в заветную комнату. Конечно же ящики были заперты, но сегодня ведьма взяла с собой иголку, брошь и крючок для вязания. Однако, стоило ей начать возиться с замками, как в углу что-то или кто-то зашевелился. Вира тут же зажгла все свечи в подсвечнике, стоявшем на столе и двинулась к камину. В большом кресле спал мужчина. Брови его были нахмурены, а губы плотно сжаты — наверно, снилось что-то нехорошее. Правая рука, свободно свисающая с подлокотника (видно, рана совсем зажила и неудобств уже не доставляла), пару раз нервно дернулась. Стреляет он там что ли в кого-то? Ведьма посмотрела на лицо военного, в полутемной комнате выглядящее слишком суровым…"Убьет, — подумала с грустью девушка. — Узнает, кто я — и непременно пристрелит." Воск капнул на руку Януса, и тот дернулся. — Алисия? От хриплого сонного голоса Вира испуганно вздрогнула и попятилась. Не хватало еще, чтоб он ее здесь застукал. Она аккуратно собрала принесенные железки и медленно выскользнула в коридор. Потом шагнула назад. Может, разбудить его? Вдруг ему сейчас там, во сне, плохо? Что-то ничего запланированного осуществить у нее не получается. Сбежать без медальона она не может — в конце концов, опять здесь же и окажется. Выяснить правду вообще не в ее силах, потому как, кто она такая? Безродная девка без денег, связей и даже без прошлого. Отомстить… Кому? До достойных мести ей не добраться, а причинять вред людям посторонним бессмысленно и жестоко. И даже держаться подальше от потенциально для нее опасного офицера она не в состоянии. Девушка решительно шагнула в комнату, поставила на стол подсвечник и подошла к мужчине. На мгновение замерла напротив, а потом неожиданно разгладила указательным пальцем морщинку между бровями. Янус резко выдохнул и обмяк в кресле. Словно секунду назад был готов бежать воевать со всем миром, а теперь расслабился. Правду она тогда ему сказала: без бороды он выглядит моложе. И привлекательнее. По крайней мере он такой менее…военный что ли. Его даже хочется не бояться… Дирек не был похож на отца. Но он не походил и на известных ей молодых франтов и деловитых стариков, желающих когда-то на ней жениться. В меру умен и умеет думать своей головой, что удивительно для военного. Честен. Прост в общении, не любит подобострастия и лести. Трудолюбив и дотошен, привык все проверять, а не пускать на самотек. Наверно, он из тех немногих людей, на кого можно положиться. Вот только не ей. Именно потому что он человек чести, тем более бывший военный. Ведьма отвела взгляд. Судя по всему, если нечто плохое и снилось Диреку, то уже сменилось чем-то нейтральным или приятным. Поэтому девушка сочла свою миссию выполненной и шагнула назад. Янус от скрипа половиц вздрогнул и дернулся. Девушка инстинктивно отпрянула в сторону, но сделала это столь поспешно, что наткнулась на стол, с которого тут же упало пресс-папье. Раздался грохот. Мужчина открыл глаза. Взгляд его из сонного за секунду превратился в чрезвычайно внимательный. Осмотрев кабинет, он воззрился на Виру. — Вы изображаете привидение? А где цепи? И правда, и рубашка, и шаль на девушке были белые. — Отдала Дарье пугать нерадивых слуг. Офицер встал. — Опять пришли за книгой? Если бы он только знал, зачем она пришла, он бы ей так не улыбался! — Вы…беспокойно спали. Офицер провел рукой по лицу, словно снимал остатки сна. — Что ж, бывает. Я вас напугал? Надеюсь, я во сне не метал ножи и не сыпал проклятиями? Вира неуверенно улыбнулась в ответ. Наверно, она сделала это слишком вымученно, потому что Янус посерьезнел. — Я не очень хорошо шучу, — немного смущенно сообщил он, приглаживая волосы. — Нет-нет, все хорошо! — поспешно заверила ведьма. Постояли помолчали. — Э-э, вина? — офицер махнул рукой в сторону полки со спиртным. — Не стоит. Вира, упорно рассматривая книжный шкаф, а не стоящего перед ней мужчину, мучительно размышляла, как уйти, чтобы не вызвать подозрений. — Да что же вы стоите! Садитесь! В тот же момент как по команде ведьма почувствовала, что босые ноги замерзли и вообще из окна дует. Так как военный отошел к столу и судя по всему возвращаться на прежнее место не собирался, девушка уселась в еще теплое после чужого тела кресло и подогнула ноги. — Берн? — спросил Дирек, — Перуан? — Что? — Вы смотрели на полку с поэзией, — Янус поднял руку и продекламировал:Ведьма не столько слушала стихотворение, сколько следила за выражением лица читающего. Мужчина это заметил. — Нет? Революционер вам не по душе? Значит, лирик?
— Прекратите, ради Отца жизни! Только не Перуан! Дирек рассмеялся. — О! Он не так уж и плох! Просто тогда были немного иные стандарты красоты. — И слова видимо тоже, — проворчала девушка, — потому что единственное, что могут вызвать эти сравнения — паническое бегство и от стихотворца, и от его музы. — Ну, у него есть кое-что сносное:
— О, нет! — взбунтовалась покрасневшая ведьма. — Замолчите! — Кажется, дамам "сладкоголосый вольнодумец" нравился… — задумчиво произнес офицер, что-то припоминая. — Не имею чести причислять себя к дамскому обществу! Тем более подобному! Вира так поспешно открестилась от статуса "дамы", что Дирек рассмеялся. — Однако в поэзии вы разбираетесь, — заметил он. — Как и вы, — прищурилась девушка. Мужчина развел руками. — Чем только не приходится себя занимать, когда неожиданно появляется свободное время. Иногда посмотришь, какие журналы сослуживцы читают и диву даешься! А читать все равно больше нечего… Пока закажешь что из столицы, переквартируют на другое место. Вира решилась и задала давно интересующий ее вопрос: — Вы высокородный? — От высокого рода у меня только фамилия, — отмахнулся Янус, — дом и тот после смерти матери забрали ее кредиторы в счет долга. — А отец? — Умер пятнадцать лет назад в Белверской компании. Тоже военный. Семейное дело, так сказать. — А ваш? Это была провокация, и оба это понимали. — Сгорел. Я же говорила. Непринужденность беседы испарилась. Вира почувствовала себя крайне глупо: сидит полуголая (ночная рубашка толстая и длинная, к тому же поверх нее накинута огромная белая шаль, но все же!) в темном кабинете и разговаривает с мужчиной о поэзии. Ночью. Абсурд. — Поздно, — девушка встала. Подхватила подсвечник и прошмыгнула мимо Дирека к двери. — А все же — кто? — спросили ее спину. Она обернулась.
Вира подняла глаза на военного. Лицо у того было чрезвычайно сосредоточенное. — Далинский, "Ночные повести", — подсказала она и поспешно прикрыла за собой дверь. В коридоре она перевела дыхание и демонстративно спокойным шагом дошла до своей комнаты. Почему-то ведьма даже не расстроилась, что вскрыть замки не получилось. В любом случае, вечер был проведен с пользой. По крайней мере она немного больше узнала о Диреке. В том числе уникальный факт: человек, который должен быть типичным солдафоном, разбирается в поэзии. Хотя бы поверхностно. Вира впервые видела военного, который знал более одного литературного имени. Занимательная получилась беседа. Жалко, что он про отца спросил — уют сразу исчез из кабинета, а ведь она почти почувствовала себя… дома что ли. А теперь душу гложет разочарование. Вот так и бывает: хотела сделать доброе дело, а напоролась на провокацию. Но почему он так хмурится во сне? Что ему сниться? И кто такая эта Алисия???
Последние комментарии
23 часов 43 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад