Иди [Инна Рудольфовна Чеп] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Иди

- Вадим, иди.

Он стоит рядом - высокий, тощий, весь в крови. В глазах - упрямство, на поясе - изогнутый нож, спина прямая, словно он на параде, а не посреди бесконечной степи. Согнутая - но прямая! Как это ему удается? Тупой солдафон!

Чуть впереди застыла девчонка. Худое, ещё детское тельце обмотано грязным тряпьем, за спиной почти пустая котомка, на ногах - грубые сандалии. Ее ноги сбиты в кровь, как и их, но так же, как и они, она безмолвно идёт дальше.

Они, как дураки, верят, что она выведет их к своим. К их "своим".

- Вадим, идём.

На языке хрустит пыль, глаза опухли и слезятся, болячки на лице чешутся. Хочется коснутся кожи ногтями, провести раз, два... да всю содрать эту демонову кожу, если получится, лишь бы не зудело!!! Но сдирать уже нечего.

- Это трава. Она путает разум.

Трава. Да, та самая, которой дышат тижийские жрецы. Дышат - а потом срезают с живого человека кожу. Для начала - кожу. Ритуал у них такой. Древний. Проливать кровь во имя демонов, поить их чужой болью.

Теперь украденная трава помогает им идти.

Плохо помогает.

Ноги не слушаются. Солнце бьёт по глазам, выжигает те слезы, которые ещё может из себя выжать организм, сушит болячки. Кровь сворачивается, засыхает. Но мир не перестает быть красным.

Шаг. Шаг. Шаг.

Степь бесконечна. Пыль, солнце да пожухлая трава до самого горизонта. Иногда кажется, что весь мир - Степь, и им никогда не дойти до ее края. По крайней мере такими темпами.

Даже странно, что тижийцы до сих пор не догнали двух пленников-калек. Возможно, это действительно заслуга девчонки. Или подсуетился ее брат, что помог им сбежать в обмен на жизнь сестры. Демоны, которым поклоняются тижийцы, коварны и жестоки. Чем больше им дают крови и боли, тем больше они требуют в следующий раз. Не важно чьей - врагов, предателей или степных детей. Она должна была достаться демонам вчера. Или сегодня? Сколько прошло дней с ночи побега? Цифры в голове путаются. Да что ж так ярко светит солнце!

Девчонка смотрит раскосыми темными глазами, отворачивается, идёт дальше. Маленькая, хрупкая.

Сколько ей? Одиннадцать? Меньше?

- Суки.

Невзор молчит. Сосредоточенно шагает рядом. Что с него взять, военного дурака. Идёт, подволакивая ногу, словно тупой мул. Вон и губу уже закусил от боли, по подбородку течет струйка крови, а останавливаться не собирается. Вот бы стать таким же железным! Несгибаемым. Но трава хоть и туманит разум, а от боли избавляет не до конца. Лицо чешется, босые ноги обжигает нагретая солнцем земля, плечо горит. Если рана начнет гнить...

Да какая разница уже? У него нет лица. У него нет родных - отец ясно дал понять в письме, что с врагами не торгуется. Даже за жизнь единственного сына. Наверно даже публично отрекся. Так что у него, Вадима, ничего и никого нет. Только никому ненужная, никчемная жизнь. За которую он зачем-то все ещё цепляется.

На шее висит мешочек с выбитыми зубами. Когда он вернётся, найдет чародея, который их вставит ему обратно. Даже если такой один во всем мире - найдет.

Он думал об этом последнюю неделю.

Зачем?

- Набить бы отцу рожу. Напоследок.

Невзор усмехается. Корка на губе от этого лопается и по подбородку стекает ещё одна струйка крови. Он стирает ее здоровой рукой. Вторая болтается безвольной плетью.

- Ничего, дипломат, прорвёмся.

В словах военного чудится насмешка. Дипломат? Нет. Глупый мальчишка, записанный в посольскую миссию по знакомству. Длинная родословная да красивый почерк - вот и все заслуги. Кто ж знал, что тижийский тадж оскорбится вскользь оброненным словом и отдаст все посольство жрецам на обряды. Всех. Последний, кто остался в живых, шагает по бескрайней степи на пару с тижийской девчонкой да глупым пленным капитаном...

Больше никого не осталось. Демоны питаются человеческой болью. И они всегда голодны. Всегда.

Шаг. Шаг. Шаг.

На бедре порез. Глубокий. Ничего важного не затронуто, но болит, сволочь, словно отрезали полноги. Каждое движение заставляет сцепливать зубы. Те, которые ещё остались на своих местах. Их немного, но зато родные. Свои. А остальные потом вставят. Не свои, так чужие.

Зачем он об этом думает?

А лицо?

Тоже нарисуют чужое? Батенька, верно, порадуется пуще прежнего.

По возвращении - непременно поцеловать матушку и набить морду отцу. Если бы не его письмо!

Мир кружится. Мир смеётся над ними, решившими вдруг обмануть судьбу. Пыль степи лезет в глаза, рот, уши. Они едят эту пыль, пьют ее, ею купаются. Они становятся этой демоновой Степью сами. Ещё немного - и их тела осыпятся бесчисленными песчинками на сухую выжженную солнцем землю.

- Вадим, иди.

Небо светлое. А солнце кружит, словно хищный истриб, выжидающий удачного мгновения для атаки. Кружит-кружит-кружит...

- Дай траву.

- Он нэ дойдэт.

- Дай! Вадим, жуй! Давай, парень!

Сомкнуть челюсти - почти непосильная задача. Встать на четвереньки - подвиг.

- Давай! Давай, сукин сын! Вставай!!!

Матушку не трогайте. У нее и любовник-то всего один. Исключительная верность. Любовнику.

Так и надо папаше.

- Вадим, иди!

Демонов на вас нет. Отрежьте эту ногу, от нее больше зла!

Шаг. Шаг. Шаг.

Небо темное, гневное. Сумрак накрывает Степь серой вуалью. Холод пробирается под лохмотья, когда-то бывшие модным костюмом, сшитым из дорогущих аламейских тканей.

Звёзды кружат над головой, звёзды поют маминым голосом колыбельную, но стоит прикрыть глаза, как по плечу бьют.

- Пора.

И так раз за разом.

Шаг. Шаг. Шаг.

Зачем?

- Вадим, иди.

- Вадим, ложись.

Кружит солнце, кружат звёзды, кружится земля...

Кружит зверь вокруг трёх обессиленных путников...

Трава коварна. Трава - зло. Цена выносливости и забвения - реакция. И вот уже зверь прыгает вперёд. Тижийка кричит. Кричит, а сама бьёт вцепившегося в ногу степного кота котомкой.

Шаг...

Это даже не битва. И исход предрешён. Но последние зубы впиваются в шею дикого зверя с невероятной злобой.

Трава позволяет делать то, что невозможно совершить, будучи в здоровом уме.

Теперь у них покалечена проводница. Но зато есть мясо. И крови напились. Потом рвало, но все же...

Солнце бьёт по глазам, слепит, девчонка, опирающаяся на руку, кажется тяжелее бесконечных Белых гор.

Иди, Вадим.

- Слышишь, Вадим? Это пограничные земли! Пограничные! В той стороне - деревня союзников-шиданцев. Там наши. Должны быть наши!

Девчонка тяжелее всего Стольградского дворца господаря. Язык присох к нёбу. Ноги подкашиваются, заплетаются, словно он выпил три бутылки арсенийского красного залпом. Пот мешается с кровью. Мир дрожит, мир кружится, мир предает его, то и дело норовя уйти из-под ног.

На шее болтается мешок с выбитыми зубами. Тщательно собираемыми после каждой пытки.

В девятнадцать не хочется расставаться даже с такой мелочью.

Или ему уже двадцать?

Зачем?

Если ответ и есть, он спрятан где-то очень глубоко.

Иди, Вадим.

Небо темнеет, грозит обрушиться им на головы. Надо прижать девчонку к себе. Мужская голова всяко крепче женской. Авось выживет тижийская дура. Степняки, они крепкие, твари.

- Иди, Вадим.

Будь ты проклят, солдафон, со своей вечной присказкой! Надоел!

Кровь стекает по бедру.

Ноги дрожат.

Мир кружится, сводя с ума.

И все же:

Шаг. Шаг. Шаг.



Оглавление

  • Иди