Странное исчезновение Доры [Альбина Пату-Чебыкина] (fb2) читать онлайн

Альбина Пату-Чебыкина Странное исчезновение Доры

Майкл Кроул уже несколько недель спал урывками. Он просыпался среди ночи – всегда около двух – и долго вслушивался в окружавшие его городские и домашние звуки: шум запоздавшего автомобиля, рычание проснувшийся у соседа собаки, гудок очень далекого поезда, журчание воды в посудомоечной машине, поскрипывание кровати в соседней спальне, шёпот листвы.

Городом Санта-Марию, штат Калифорния, конечно, назвать было нельзя. Может городком, городишкой. Сам Майкл относился к нему спокойно, без фанатизма и без презрения. Ну живет и живет. Они могли бы также жить во Фресно, Санта-Кларе, Саннивэйл, Сакраменто или в Сан-Рамоне, но вот – так случилось поселились им в тихой Санта-Марие – поближе к работе Майкла и к любимому им с детства озеру Тахо, где можно было кататься на лыжах зимой и дышать сосновым воздухом летом. Жена же Майкла – Дора – городок так и не смогла полюбить. Она называла его не иначе как «деревня», скучала по культурной жизни, интересным разнообразным людям, которых было полным-полно в Бостоне, где они начали свою совместную жизнь двадцать лет назад. Хотя, справедливости ради, Дора была не такой уж несчастной женщиной: у нее были подруги, много подруг, двое детей, муж неплохо зарабатывал, был свой собственный большой дом, сад, прекрасный калифорнийский климат, яркое солнце каждый день улыбалось через окно. Было еще много чего, что можно было бы без конца перечислять. Иногда Майкл от бессонницы занимался этим.

Дора спала сейчас в соседней комнате. Это ее кровать грустно поскрипывала в ночи. Майкл спал в кабинете с лета. Может ещё поэтому сон не шел. Диванчик в кабинете был удобен днем, когда Майкл после обеда заваливался на него со своим телефоном и чашкой горячего кофе. «Дора, дорогуша, будь любезна. Еще кофейку налей?» И Дора, его Дора, подходила, красиво виляя бедрами, брала его чашку из рук и медленно шла на кухню за новой порцией бодрящего черного кофе, который так любил Майкл.

Но летом все радикально изменилось.

Утром Дора стремительно выбегала из своей комнаты непричесанная, с разметавшимися по плечам волосами, с проглядывающей в них первыми седыми волосами.

«Что стало с ее белокурыми кудрями?» думал Майкл, но никогда, конечно, не произносил вслух. Он боялся дориной реакции, которая могла обрушиться на него за любую мелочь, такую как оставленные им на диване носки, или журнал. Да и вообще последнее время – за одно лишь присутствует его за столом летним утром. День начинался не с той ноги, когда Дора просыпалась в плохом настроении. А было это теперь почти ежедневно. Дора кричала на слишком сильно подгоревший бекон и на детей, которым этот бекон предназначался. «Ну, когда же это уже…» – бормотал Майкл и уходил в ванную. Ему надо было идти на работу. Он целовал детей перед школой, и они уходили с Дорой. «Зачем ты снова надел эти кроссовки? Я же тебе говорила…» – слышал Майкл, когда дети уже спускались по лестнице. «Столько крика, ну сколько уже можно…”– думал Майкл. Он старался уйти пораньше, не дожидаясь прихода Доры и ее ежедневного ритуала накладывания макияжа. Один раз он замешкался, отвечая на звонок, и случайно заглянул в комнату, думая, что она еще не вернулась. Она сидела перед трюмо, громко дыша. Это было какое-то надрывное, страшное дыхание, дыхание злобы, кипевшей в ней. Дыхание больного человека на аппарате ИВЛ. Майкл отскочил от двери как ошпаренный и быстрыми шагами двинулся в коридор, на выход. Он никогда не хотел видеть больше эти сжатые губы, будто потерявшие свежесть просроченные красные колбаски, и эти холодные голубые глаза, злобно-бездонные, под веками кричащих неуместных ярких цветов.

Так думал Майкл о Доре и удивлялся, как сильно они изменились. Он стал бояться Доры, но вместе с тем, его все еще тянуло к ней. Он все еще любил ее.

Да, диван был отличным местом днем. Но ночью, ночью он любил свою кровать, теплое Дорино тело и ее посапывавшее дыхание рядом. Она тоже, наверное, не спит, кровать скрипит. Думает. О чем? В последнее время он не узнавал ее, не узнавал свою жизнь. Дети подрастали. Деньги есть. Казалось бы, живи-радуйся. Майкл работал инженером-программистом в небольшом стартапе, в который пришел вовремя – стартап продали, и он получил хорошую сумму на жизнь. Он продолжал работать. Но мог бы, в принципе и на пенсию уже выходить. При мысли о пенсии Майкл усмехнулся. Компанию продали в два года назад. Уже тогда что-то началось с Дорой. Она стала странной. То накрасится, как проститутка и уйдет куда-то с подругами. То неделями сидит дома, в какой-то бесформенной одежде, смотрит чушь на ютюбе, постит хрень на своем фарсбуке и инстахламе. Брюки себе купила уродские в клеточку и выкрасила несколько прядей в рыжий цвет. Клоун-клоуном. Майкл так любил, когда Дора одевалась сексуально: брючки в обтяжку, короткая юбочка, чтобы, можно было проходя мимо, поласкать по попке. А тут эти клоунские штаны. И в какой-то момент – бах – no sex: днем она занята, ночью устала, утром надо спешить собирать детей в школу. Не дождешься. Только в определенные часы, определенным образом, по расписанию, никакой спонтанности. А однажды, вообще башку сносит – он ее будит в ночи, хочет ласкать, а она вырвалась, дышит тяжело и говорит: «Отпусти, меня тошнит». Ну он тогда ушел на диван.

На мгновение Майкл погрузился в сон. В нем была Дора. Она звала. Дора бежала по направлению к лесу и махала ему рукой. Ее счастливая улыбка говорила ему что-то одними губами, его губами. Он смотрел на еe рот, но никак не мог разобрать, что она ему говорит. Рот шевелился. Рука продолжала махать. Но Дора исчезла. Ее не было. Майкл резко проснулся от громкого хлопка и шума как будто бы отъезжающей машины. Привиделось. Надо что-то делать со сном.

Кровать в соседней комнате больше не попискивала. Дора заснула, должно быть. Майкл хотел было туда рвануть. Открою дверь, лягу с ней, сорву одежду. Ей будет приятно. Любой женщине приятно чувствовать себя желанной. Но нет, дверь в ее комнату заперта. Они всегда так делали, чтобы дети не врывались по ночам, а теперь вот и ему не войти.

Майкл посмотрел на часы. Уже четыре утра, черт, а сна ни в одном глазу. Он встал. Вышел из кабинета в коридор. Из коридора, через заднюю дверь в сад. Вот тебе раз. Дверь открыта. Я забыл или Дора, когда выносила мусор? Слава богу, здесь частная собственность – высшая ценность, да и в нашем городишке люди приличные, не голодранцы. Никто к тебе не сунется. Можно хоть все двери открывать. Все-таки есть и у нашей деревни достоинства. То ли в Бостоне, где они с Дорой жили двадцать лет назад, еще студентами, снимая вместе вонючий недорогой угол. Помнится, Дора однажды оставила доллары на покупки в облезшей тумбочке их прихожей. Там же – на тумбочке – лежал и их фотоаппарат. Дора тогда занималась фотографией и купила себе дорогой Никон. Однажды утром, поднявшись, Дора и Майкл не обнаружили ни Никона на тумбочке, ни денег в тумбочке. Дверь оказалась незапертой. Дора забыла ее закрыть. Ох и рассердился тогда на нее Майкл. Пощечина прозвучала очень звонко. Ну а как иначе? А если бы они спали также чутко, как сейчас, двадцать лет спустя, и проснулись бы среди ночи, когда воры их обчищали. Вероятно, воры бы тогда прирезали их как неоперившихся цыплят. Именно так кричал Майкл, в той маленькой тесной квартирке двадцать лет назад, А Дора стояла и плакала, вытирая красную щеку, все повторяя “Я не хотела, я не хотела, я не хотела”. Вспоминая это, Майкл медленно натягивал резиновые сапоги, чтобы выйти в сад. Было ещё темно, хоть глаз выколи.

Майкл щелкнул выключателем. Загорелся свет в саду. Он вышел на крыльцо, спустился, взял лопату и пошел на самый край сада выкапывать дерево. Точнее, дерево было уже спилено. Но огромный пень остался в земле, и Майкл уже два дня возился с этим пнем пытаясь выкопать его. Яму он вырыл уже огромную, но пень все еще держался всеми своими корневыми силами за землю и не хотел оставлять насиженного места. Комья земли глухо падали рядом. Мерные движения лопаты, казалось, успокаивали Майкла. Яма росла.

***

Мира открыла глаза. В комнате ещё было совсем темно. Хотя сегодня была суббота и можно было бы поваляться в кровати, Мира одним рывком выскочила из теплой постели и опустила босые ноги на холодный пол. Девочка привыкла вставать около 7-ми каждый день, как в школу. Мира включила светильник и начала одеваться. Родители, наверняка еще спали. Они всегда просыпались позже Миры. Мама то уж точно проснется в это субботнее утро не раньше 8:30. Она соня, как и Дэйв. Папа – может пораньше. Мире было тринадцать. Одевшись и наспех пройдясь расческой по длинным волосам, Мира открыла свою заветную коробку с коллекцией охотничьих ножей. Их было уже целых четыре. Последний – ее любимый – она получила на свой день рождения три месяца назад от папы. Это был старинный складной нож из стали с двумя лезвиями – одним основным, длиной в целых 4,3 дюйма и вторым вспомогательным поменьше. Папа приобрел нож на ибей. Девочка сама его выбрала. А папа только принял участие в аукционе и вовремя предложил цену, которую никто не перебил. Нож удалось отхватить за 90 долларов. Рукоятка ножа была берестяной, теплой и совсем не скользила во влажной мириной руке. Мира погладила долговечный материал рукоятки и потом крепко сжала ее в своей холодной ладони. Нож будто откликнулся ей своим теплом. Мира пристально посмотрела на лезвие: в стальном свечении отразились глаза девочки темными неясными впадинами.

Мама совсем не поддерживала хобби Миры, даже была против: «Ну что это за занятие для девочки? Ножи? Коллекционировать? С ума сойти! Неужели нет других занятий?»

Папа защищал: «Ой да ладно тебе, разошлась. Может она хирургом будет»

«Ага или поваром» -, парировала мама, -«ловить на дворе собак и тут же их готовить еще тепленькими» – голос мамы смеялся, а глаза – нет. Они горели каким-то испуганным огоньком, который вроде готов был вырваться, но потом затихал перед очередной вспышкой.

Мечта Миры была теперь одна – получить в свою коллекцию мачете, а уж конечно, не стать врачом, или тем более каким-то там поваром. Профессия для глупых девчонок. Но об этом Мира молчала. Не хотелось делиться ни с папой, ни уж тем более с мамой, ни с глупышкой Дэйвом.

Папа, наверно, может и понял бы. Он и сам любил оружие. Правда не холодное, а настоящее. Дома у него хранился большая полуавтоматическая винтовка AR-15. Папа иногда ее вынимал и показывал детям. Мама всегда была против. И смотрела на папу так, будто он был киллером. В какой-то момент они даже очень сильно поссорились из-за этого. Они так кричали, что Дэйв начал плакать, и Мире пришлось его увести, закрыть ему уши и сидеть с ним в комнате, продолжая слушать крики родителей. Потом она услышала странный хлопок и сразу после этого плач мамы и грохот закрывающейся двери. К ссорам родителей Мира уже привыкла. Но последнее время это было совсем чересчур. Родители поселились в разных комнатах.

После очередной перестрелки в одной из школ страны мама укорительно посмотрела на папу, сказав что-то типа «И поэтому я тоже не приветствую любовь к оружию в этом доме». Папа что-то невнятно пробурчал про охоту. И они снова оба замолкли. Правда, после этого папа куда-то унес винтовку, и Мира больше ее никогда не видела. Возможно, он ее запер в чулане, куда Мире и Дэйву доступ был запрещен. Возможно, он ее продал. Мира не знала. Она знала только, что папа больше не возьмет ее на охоту, а может быть больше никогда не поедет сам. Что-то безвозвратно поменялось в их доме. Мира не понимала, что именно, но так чувствовала.

Родители теперь все больше молчали. Маму как будто подменили, и она стала сильно раздражать Миру. В маме раздражало многое, если не все: ее утренние поцелуи и невнятные лепетания, восторженные всхлипывания по поводу редких успехов Миры в школе, замечания за столом, поглаживание по голове, когда мама проходила мимо нее, натянутая улыбка, когда кто-то что-то говорил за ужином. Все было совсем не к месту, ненатурально, натужно, глупо. Вообще, эти семейные ужины уже давно пора было отменить к чертям. За столом в основном слышалось чавканье Дэйва, мамины редкие вопросы, на которые никто не отвечал, папины покрикивания. Папа хоть и кричал иногда и на Дэйва, и на Миру, и на маму, Миру он особо не раздражал. Он просто существовал рядом, кричащий ли, молчащий, но не мешал ей. Мама же была какой-то странной, как тот огонёк, что горел в ее глазах: то полный энтузиазма и готовый вырваться наружу, чтобы целовать до посинения, громко говорить, бежать без оглядки; то полный безразличия, тихий как шуршание травы, какой-то во всем невнятный, размытый, как картинка за стеклом во время дождя.

Короче, жизнь, была не ахти. В какой-то момент на очередном бестолковом ужине Мира прямо спросила родителей, в лоб: «А когда вы разведетесь?»

Мама закашлялась, глупо улыбнулась, сказав невпопад «Об этом лучше спросить папу». Папа посмотрел на свой кусок пиццы и сказал: «Это пока не в планах». Дэйв продолжал тихо чавкать, ничего не понимая.

«А ну ка закрывай рот» – вдруг крикнул папа. Дэйв расплакался и упал со стула. А мама с воплем «Ну чтооо, такое», ушла из кухни в свою комнату, громко хлопнув при этом дверью. Мире опять пришлось успокаивать Дэйва, пообещав дать ему маршмэллоу, как только он прекратит рыдания.

***

Дэйв лежал в своей постели и смотрел на потолок. Сквозь ставни уже продирался в его комнату скудный осенний солнечный цвет, но на его потолке еще горели звездочки. Их налепила мама, чтобы Дэйву не было так страшно по ночам. Дэйв любил на них смотреть.

Ему не хотелось подниматься, хотя он слышал уже крики папы «Дора, Дора». «Опять они ссорятся. Ну чтоо такое» – подумал мальчик и снова закрыл глаза. Свет теперь пробивался не только через ставни, но и огромным световым пятном через дверь. Папа заглянул к нему минуту назад, крикнув «Ну вставай уже, Дэйв», и оставил дверь открытой. Дэйв же лежал, не двигаясь, закрыв глаза. «Папа не заметит и подумает, что я сплю». Папа редко замечал Дэйва, а когда замечал – то скорее, чтобы сделать ему замечание.

«Дэйв, не чавкай, Дэйв, не бегай, Дэйв, не говори глупостей, Дэйв, молчи, Дэйв, говори, Дэйв, вставай, Дэйв, Дэйв, Дэйв…. »

Вот также, несколько месяцев назад, Дэйв лежал в своей кровати с головной болью и температурой. Ему было холодно и жарко одновременно. Мама то и дело подбегала к нему, проводя своей гибкой красивой рукой по лбу. «Ну как ты, мой малыш?». Дэйв ничего не отвечал. Он хотел, чтобы мамина ладонь всегда лежала на его голове. В этот вечер Дэйву стало совсем плохо, температура не спадала, его начало рвать. То и дело проваливаясь в какое-то небытие, в котором он бежал куда-то вдаль по зеленой траве, он слышал взволнованный голос мамы, говорящий по телефону с медсестрой вперемежку с карканьем вороны. «Откуда у нас в доме появилась ворона?» – думал Дэйв, проваливаясь снова в зеленую пустоту. Через мгновение в комнату Дэйва вошли двое больших людей. Это были пожарные. Их вызвала мама для Дэйва. Дэйв слабо улыбнулся. Он любил пожарных.

После двух дней, проведённых в детской реанимации и продолжительной болезни дома, Дэйв оставался еще очень слабым и в школу не ходил. Время от времени он слышал тихий и грустный мамин голос по телефону и обрывочные слова «воспаление, мозг, вирус, оболочка» долетали до него. Наверное, она говорила со своей подругой Сандрин, или Рамьей, или Мишель, или Татьяной. У мамы была целая куча подруг с разными красивыми именами и Дэйву приходилось их все запоминать, потому что мама всегда настаивала, чтобы Дэйв при встрече говорил всем этим тетям «Добрый день, Татьяна», «Добрый день Сандрин», «Добрый день, Мишель», как будто сказать «Добрый день» или «Всем добрый день» было недостаточно. Два месяца назад он наконец пошел в школу, но стало еще хуже. На уроке он сидел тихо и объяснения учительницы были похожи на обрывистые фраза мамы по телефону «сложение, штата Коннектикут, наш герой пытается спастись, деление, прочитайте стихотворение». В какой-то момент Дэйву казалось, что он делает первый шаг голой стопой прямо на зеленую траву. «Дэйв, ты что заснул? Уже перемена». Это Мисс Лидия подошла к нему и тронула за плечо. Дэйв вздрогнул. Он не любил, когда его трогали. Он вышел на улицу перед школой. Его одноклассники бегали как заводные. Он сел на траву. Она была такой же как во сне. Ах да, вспомнил: во сне он видел маму, она махала ему и звала куда-то вдаль. А вдали виднелся лес. Такой темный и большой. Мама что-то говорила ему одними губами, но он не мог разобрать. «Ай. Аййаййййайй. Ауууч». Дэйв закричал. Какой-то кретин бросил мяч и попал ему прямо в голову. Кто? Снова этот придурок Лео? Получи! Он схватил камень с земли и кинул в Лео. Или это ты, урод? Он схватил другой камень и запулил его прямо в лицо Мартина.

«Дэйв, что ты делаешь? Остановись!» Мисс Лидия бежала к нему по лужайке, спотыкаясь и теряя по дороге свой зеленый шарф.

«Мама, мама» – закричал Дэйв. Он проснулся. Надо же. Хотел притвориться перед папой, а заснул ведь не понарошку.

«Вставай Дэйв. Надо найти маму. Ее нет в комнате. Куда она ушла? Она ничего тебе не говорила?»

Дэйв вскочил и побежал на кухню. Мама часто оставляла ему записочки на холодильнике. Когда он еще только учился читать, мама вешала на холодильник слова и фразы и просила его их прочитать. Он это терпеть не мог. «Представь, Дэйв, ты потерялся. Я тебе звоню и говорю, что мы встречаемся у ресторана «У Шарлотты». А как же ты найдешь этот ресторан, если не будешь уметь читать»?

Записка висела под магнитиком. Конечно, папа ее не обнаружил. Он не писал маме записок. И она ему тоже – нет. Он не мог знать об этом секретном месте.

Дэйв медленно прочитал.

«Мне надо подумать и отдохнуть. Беру выходной. Целую детей. Я вас люблю. Мама Дора».

Мира стояла за спиной Дэйва.

«Пап, что это еще за выходной? Вы снова поссорились? Что вообще происходит? Мама должна была отвезти меня к Маргарет на день рождения». Мира недовольно фыркнула носом и ушла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

«Эй потише там» – прикрикнул папа. «Выходной. А мне кто даст выходной?»

Дэйв подошел к папе сзади и тихо сказал: «Пап, а мама вернется?»

***

Она не вернулась ни в субботу, ни в воскресенье. Все выходные он звонил ей. Сначала были гудки, которые заканчивались автоответчиком. Трубку никто не брал. В субботу ближе к вечеру, он получил текст от Доры: «Мне надо подумать. Извини, что так ушла. Я приеду в воскресенье, ближе к ночи. Пока мне больше не звони. Я тебя люблю. Все обсудим на неделе». Текст был странным, но Майкл уже привык к странностям Доры. Он продолжал звонить, но теперь сразу стал попадать на автоответчик, как будто телефон совсем отключили. Майкл оставил Доре двадцать голосовых и сообщений и более тридцати смс. Сначала его послания были гневные, потом спокойные, затем беспокойные, в воскресенье утром он позвонил в очередной раз и сказал, что все прощает, потом просто дышал в трубку, пока автоответчик не остановился. В воскресенье он получил еще одно сообщение, говорившее: «Мне уже лучше. Я прихожу в себя. Это было важно для меня. Пожалуйста, позволь мне еще побыть сама с собой до понедельника»

Начиная с субботы от также обзвонил всех ее подруг, точнее тех подруг, номера телефонов которых у нее были. А у него их было три. Сначала Сандрин – возможно самая близкая подруга Доры. Француженка, говорящая по-английски с тяжелым французским акцентом. Сандрин каталась на лыжах на озере Тахо и обещала перезвонить, как приедет. Она ничего не знала об исчезновении Доры. Затем он позвонил Татьяне. Татьяна была мамой девочки, когда-то учившийся с Мирой. Несмотря на странное имя, Татьяна была обычной американкой. Татьяна тоже ничего не знала. Она виделась с Дорой последний раз в прошлый выходной на дне рождения у Рамьи. У Доры были другие подруги с полурусскими-полускандинавскими именами – какая-то Зветлана и Ольга. Майкл не знал этих дам. Знал только, что они существовали и дружили с его женой. Номеров их у него не нашлось.

Третий звонок он сделал Рамье. Рамья была хорошей подругой Доры. Она жила неподалеку. Они вместе с Дорой ходили на йогу. Рамья была уже многие годы в разводе с мужем. Детей у них не было.

Причина того, что Майкл так тянул со звонком Рамье заключалась в очень простом и вместе с тем очень непростом объяснении – в один из дней 5 лет назад, спосле первых сложных лет с малышом Дэйвом, отношения Доры и Майкла расклеились. Тогда Майкл пошел искать утешения на стороне, по дороге встретив Рамию. Рамия была красивой женщиной – полной противоположностью Доры. Дора – тонкая голубоглазая блондинка, веселая, смешливая, открытая. Рамья – жгучая брюнетка, черноокая, таинственная и молчаливая.

Рамья сказала, что виделась с Дорой последний раз на своем дне рождения. Она была в поездке в Монтерее, на побережье. Она пообещала обзвонить других подруг Доры и сказала, что если Доры не будет и в понедельник, то она сможет помочь с детьми, когда приедет с океана. Под конец, Рамья уверила, что все образумится, и Дора скоро вернется.

Но она не вернулась.

В понедельник утром, отправив детей в школу и позвонив в офис, чтобы взять выходной, Майкл, прихватив с собой фотографию Доры и ее записку, свой телефон с текстовыми сообщениями и отправился в полицейский участок.

Там он написал заявление о пропажи Доры.

***

Дору нашли на следующий день, во вторник. В лесном массиве большого городского парка «Семи морей», куда она по субботам любила приходить с сыном.

Работники парка обнаружили кусок пластика, зарытого в землю, и хотели его вытащить. Когда они потащили пластик наружу, из него высунулась мёртвая женская рука. Полицейская бригада прибыла на место сразу. Зону отцепили. Рядом с обнаженным телом Доры обнаружили ее водительские права, и сомнений в ее личности не было.

Уже через час к Майклу пришли полицейские. Он только что отвез детей в школу и собирался на работу. Вместо этого, он поехал в морг.

***

Она лежала на металлическом столе, тело было завернуто в белую простыню, холодное и твердое. Ее кожа – пурпурно-серого оттенка, говорила о том, что разложение уже начались.

Лицо Доры было совсем не такое как при жизни, веселое, смеющееся, а какое-то…. совсем не ее, чужое. Это была чужая женщина.

«Это не она. Не она. Дора всегда улыбалась» – плечи Майкла затряслись, как при землетрясении, он рухнул на пол всем телом.

«Почему? За что?»

***

Детектив Карл Линч только заканчивал свой ранний завтрак и собирался выехать на работу, как ему позвонили. В лесопарковой зоне “Семи морей” найден труп женщины. Дежурный полицейский Рэй Бертон и криминалист Эмили Мариани уже выехали на место преступления.

Последний глоток горячего кофе. Лязг ключа от входной двери. Вой мотора. Через 10 минут Линч будет в парке. Его охватило радостное возбуждение. За 4 года в полиции Санта-Марии число интересных криминальных кэйсов можно было пересчитать по пальцам одной руки. В основном передозировки. Правда, за предыдущие 15 лет работы в Лос-Анжелесе было и вещи поинтереснее: нередко перестрелки и разные кровавые семейные истории. Но никогда еще -тело молодой женщины, завернутое в пластиковый пакет, брошенное в парке.

Город пока только просыпался. Соседка, старушка миссис Корэл, в одной ночной рубашке и наброшенной поверх черной куртке, вывозила с внутреннего двора свой мусорный бак. Стая ворон с громким карканьем пролетела прямо перед лобовым стеклом Карла.

«Ну что за твари? Двадцать лет назад их не было так много. Вот бы взять карабин и отстрелить с десяток». Вдалеке уже начали виднеться игровые детские сооружения парка «Семи морей».

***

Он сразу узнал ее. Ee светлые локоны в беспорядке падали на ее мертвое красивое лицо. Глаза непрерывно смотрели в одну точку. Пластик был развернут. Она была обнажена.

Эмили Мариани подвела его к трупу и начала рассказывать о том, что уже удалось узнать.

«Дора Кроул, в девичестве Богрофф. 42 года. Проживала в Санта-Марие вместе с мужем и двумя детьми. Муж сообщил о ее исчезновении в понедельник утром. Она ушла в субботу утром, оставив записку. Он думал, что просто взяла выходной. Получил от жены 2 сообщения в субботу и воскресенье. Поэтому и заявил лишь в понедельник. Труп найден во вторник утром работниками парка при уборке. Предположительно смерть наступила в субботу в вечером. Жертве было нанесено 7 ножевых ударов в область сердца и живота. Орудие убийства не найдена. Недалеко была обнаружена лопата. Труп пытались закопать. Но яму вырыли неглубокую. Лопату уже отправили в лабораторию. Дальнейшие детали, точное время смерти удастся узнать после вскрытия. Вероятно, сообщения, которые получил муж написал уже убийца, когда жертва была мертва»

«Одежда не обнаружена? Есть ли признаки сексуального насилия?» – тихо спросил Карл и отвернулся, слеза скатывалась по его щеке.

«Одежду не нашли. Сексуального насилия пока не вижу. Но нужно будет посмотреть более детально. Из отдела выезжает Нэнси и Грэг, сообщить мужу и отвезти его в морг для идентификации. Еще. Муж заявил, что жертва покинула дом в своем автомобиле. Пока автомобиль найдет не был. Его ищут. Бертон осматривает мусорные баки неподалеку. Может быть удаться обнаружить нож или одежду. Но шансов мало – вчера весь мусор был вывезен с территории парка. Если предположить, что ее убили в воскресение… да и убита она была не здесь, а в другом месте»

К ним подошел Рэй Бертон.

«Ничего?»

«Ничего»

«Хорошо. Кто говорил с мужем, когда принимали его заявление в понедельник?»

«Я», – громко произнесла Эмили и продолжила, – «Его имя Майкл Кроу. Инженер. Информационные технологии. Хорошо зарабатывает. Был очень расстроен. Принес фотографию и записку. Нервничал. Говорил, что жалеет, что поздно обратился. Звонил ей все выходные, но она не отвечала. В воскресение телефон вообще был отключён. Он сразу попадал на автоответчик. Думал, что она просто решила отдохнуть. У них был сложный период в семье. Получил два сообщения от жены, но сказал, что они были какие-то странные. Жена никогда не писала так подробно в сообщениях по телефону. Понял, что что-то не в порядке, когда она не вернулась в воскресенье вечером. Сказал, что она бы так не поступила, потому что дети. В общем, был очень расстроен и охотно отвечал на все вопросы. Есть запись нашего разговора»

«Хорошо. После опознания я опрошу мужа. Пусть его после морга сразу привезут в участок. Сколько миль от парка до дома Кроулов?»

«3-3,5»

«Понятно. Около часа пешком и минут пятнадцать на машине. Мог сам избавиться от тела. Рэй, посмотри, пожалуйста, все припаркованные у парка машины. Также узнай, кто заказывал убер и лифт до парка и обратно в промежутке воскресенье утро -понедельник вечер. Также поезжай и расспроси всех соседей Кроулов, если кто, что видел в субботу, воскресенье или понедельник. Эмили, пожалуйста, посмотри все камеры наблюдения в 3-х милях от парка и в трех милях от дома на предмет наличия и перемещения автомобилей Доры и Майкла Кроулов, в также самих Доры и Майкла и вообще отметь все и всех, кто тебе покажется подозрительным, начиная с пятницы. Телефон Доры был найден?

«Нет. Ни вещей, ни телефона, только ее водительские права, как будто убийца хотел, чтобы ее сразу опознали»

«Ее бы и так сразу опознали… Я тоже ее знал. Встречались один или два раза у общей знакомой. Санта-Мария – маленький город. Все друг друга знают. Ну все. За работу. Встречаемся в участке»

Он отвернулся и пошел к машине. Он уже не слышал слов соболезнования Эмили. Какие к черту соболезнования? Соболезнуйте детям, мужу? А ему? Кем был он Доре? Черт побери, что вообще произошло? Как могла она оказаться нагая в этом пластике в яме? Кому помешала ее улыбка и светлые локоны? Карл сжал кулаки до треска кожи на ладонях. Ему хотелось врезать кому-нибудь. Вороны снова пролетели с жутким карканьем.

«Кто? Неужели этот ее мужичонка? Поссорились. Она подала на развод. Он не хотел ее отпускать. Она ушла. Он подстерег ее где-то вечером. Одного ранения было мало. Она была еще жива. Умоляла его ради детей. Но он методично наносил ей удары один за другим, пока она перестала дышать….Надо будет после него опросить детей. Скажу Эмили, чтобы вызвала социального работника».

***

Он знал Дору уже двадцать лет. Вот он – молодой полицейский, приехавший в Санта-Марию. Вот она – веселая белокурая девчонка. У него тогда была другая – рыжеволосая Джейн, Дженни. Он уже забыл. Да, впрочем, сколько у него их было. Всех не упомнить. И длились они порой одну ночь. Но Дору забыть было невозможно. Она только приехала из Бостона с молодым мужем и… Ай…

Карлу не хотелось вновь заходить не эту территорию. Пусть и только в воспоминаниях.

Он любил брюнеток. Они всегда его зажигали. И вообще они были умнее, более рассудительнее блондинок. Но Дора была не просто блондинкой. Она была голубоглазой, искренней, веселой, неземной красоты блондинкой, с идеальным телом, занимавшейся бегом и йогой, читающей, умеющей рассказывать анекдоты и говорящей даже самые банальные вещи с изяществом мудреца. Дора была Дорой. Она было его Дорой. Но его Дора была замужем…и видимо по-своему любила Майкла.

Вообщем, из их историии ничего путного не получилось. Он уехал. Они потеряли контакт. Карл начал делать карьеру в Лос-Анжелесе. Женился. Неудачно. Развелся. Снова женился. Снова развелся. И вот четыре года назад зачем-то вернулся опять в Санта-Марию. Захотелось спокойной жизни. И уже здесь пару лет назад, он оказался на каком-то вечере.

Звон бокалов. Джазовая музыка. Шелест платья. И вот подходит она и говорит какую-то банальщину. После этого вечера они снова начали встречаться. Тайно. В основном у него. Никогда в публичном месте. Она все еще была замужем, за тем же чудаком Майклом и хотела сохранить брак, потому что дети. Он ничего не мог поделать с этим аргументом.

Была зима. Они лежали тогда у камина в его доме, с бокалом вина. Дети были у друзей, а муж уехал на несколько дней в командировку. Это время было редким для них. Дора была похожа на кошку, мягкую, ласковую, но при взгляде в ее глаза у Карла вдруг возникло беспокойство. Беспокойство конца. Дора тогда отвернулась и подошла к зеркалу.

Она могла подолгу стоять перед зеркалом, дышать, как учили ее на йоге и краситься. Это ее успокаивало.

Дора была красивой женщиной, умеющей подчеркнуть данное ей природой. Ее тонкий хорошо прочерченный рот красился долгими старательными мазками, чтобы губы выглядели идеально. Она посмотрела на свое отражение и сделала несколько вдохов и выдохов. К ее красивым голубым глазам подбирались разные тени – Дора любила новизну – и затем резкими и точными движениями красивых длинных рук накладывались на веки, придавая ее глазам то игривое, то томное и романтическое выражение, но сегодня.. сегодня в ее глазах горел недобрый огонек, готовый вырваться наружу и сжечь все и всех на ее пути…

Теперь ее глаза были закрыты. Навсегда.

«Кто этот подонок?»

Карлу хотелось кричать, бить все вокруг, топтать ногами землю, в которую убийца пытался закопать ее улыбку и светлые пряди, но надо было успокоиться и идти работать. Впереди предстоял сложный день.

***

Церемония прощания и похороны были назначены на 20 ноября, почти через две недели после нахождения трупа.

При вскрытии в теле Доры было обнаружено лекарство амбьен, в большом количестве поглощённое Дорой перед смертью. Амбьен принимали многие, в том числе и сама Дора, у которой с юности были проблемы с бессонницей. Ее мог также дать убийца, чтобы затем нанести ножевые удары и избежать ее сопротивления. Отпечатков никаких нигде найдено не было. Убийца был очень осторожен. Лопата тоже никуда их не привела. Такую лопату можно было купить в любом Хоум Депо. Отпечатков на лопате не было. Орудие убийства и одежду Доры так и не нашли. Камеры показали немного. Автомобиль Доры в день ее ухода из дома, покидающий дом. За рулем была Дора. Затем в этот день его обнаружить не удалось. В ночь с воскресенья на понедельник, вновь появился автомобиль Доры. Он был где-то на подступах к парку. За рулем сидела какая-то непонятная черная фигура. Ни лица, никаких других деталей разобрать не удалось. Предполагалось, что это и был убийца, привозивший тело в парк, оставивший там машину и направившийся пешком домой. Также в ночь с воскресенья на понедельник, одна из городских камер зафиксировала, прыгающую фигуру в большом черном пальто, идущую от парка. Направление движения этой фигуры отследить не удалось.

Через два дня после обнаружения тела, автомобиль нашли на краю города. В нем спал бомж. Бомж был арестован по подозрению в убийстве и доставлен в полицейский участок. Трясясь от страха, холода и наркоты, бомж рассказал, что в один из утренних часов, какого именно числа, он не помнил, так как был под воздействием, он проходил мимо парка «Семи морей» и увидел припаркованный автомобиль. На сидении лежал ключ. Он обрадовался, так как подумал, что нашел себе отличный дом и крышу над головой. После решения городских властей выселить всех бездомных с территории парка «Семи морей», ему негде было жить, а его палатка была украдена кем-то из его сотоварищей по несчастью. Короче, машина представляла собой прекрасную возможность для ночевки, чем он и воспользовался, отогнав машину на край города и устроившись в ней на ночлег. Тут-то и настигли его полицейские. Бомжа продержали в участке столько, сколько позволял закон, но так и не смогли найти прямых улик или какого-либо мотива. Прыгающая фигура в черном в ночь убийства Доры могла бы быть фигурой бездомного, но эту ночь он провел в приюте Святой Риты за городом, и тому были многочисленные свидетели.

Пробыл в участке какое-то время и Майкл. Обвинения ему так и не предъявили. Улик против него никаких не было. Весь выходной он провел с детьми. Также могла бы быть под подозрением дочь Доры. У Миры была коллекция ножей. Она хорошо владела оружием. По словам ее школьных учителей и одноклассников, Мира могла быть агрессивной, местами даже неадекватной. У Доры были конфликты с мамой, но у кого не бывает проблем в подростковом возрасте. Явных проблем с законом, правонарушений, психических отклонений у Миры не было. Кроме того, нигде на камерах наблюдения около парка или в ночь убийства Доры, Миры видно не было. Никаких других улик на Миру также не указывало.

Сына из-за малолетства и отсутствия мотива, в качестве подозреваемого никто не рассматривал.

Также были проверены алиби соседей и подруг Доры, и все эти проверки не дали криминальной бригаде во главе с Карлом не единой зацепки.

Все было тщетно. Все было бесполезно. Все было напрасно.

Последней надеждой Карла было наблюдать за людьми на прощальной церемонии и на похоронах. Может быть там убийца выдаст себя?

***

После обнаружения мертвого тела Доры, Майкл попал на какую-то незнакомую улицу, заволоченную туманом. Он не понимал, где он и кто он. Он существовал просто потому, что его пальцы шевелились, глаза открывались, а сердце билось. Но существование это было только физиологическим. Дома у Кроулов все время находились какие-то люди: Сандрин, Татьяна, Рамья, Мишель, русско-скандинавские знакомые его жены, одноклассники детей и их мамы, и даже папы, знакомые Доры по родительскому комитету, по йоге, по ее группах в фейсбуке. Соседи приносили горячие супы и соболезнования. В какой-то момент зашел даже строгий красивый полицейский, ведущий дело об убийстве. Он просто тихо посидел с Майклом около часа. Потом похлопал его по плечу и ушел. Майкл, не будучи способен ни на какие ощущения –все его ощущения как будто исчезли после смерти Доры – тем не менее почувствовал что-то вроде удивления, удивления от того, что полицейский был подавлен не менее него самого, удивление от того, как много людей знали и ценили Дору.

Родители Доры умерли, когда она была еще совсем юной. Братьев и сестер у нее не было. В Санта-Марию из соседнего калифорнийского городка приехала мать Майкла, восьмидесятилетняя старушка, которая больше мешала, чем поддерживала, задавала бесконечные глупые вопросы. Миссис Кроул и Дора не поладили сразу после свадьбы Майкла. Дора всячески избегала общения со свекровью. А Миссис Кроул наоборот хотела все время быть рядом: советовать, критиковать, продолжать ухаживать за своим деткой Майклом. В какой-то момент, сразу после рождения Миры, миссис Кроул, недовольная скудным общением с сыном, выставила ультиматум Майклу – или она. или Дора. Майкл любил мать и был ей очень благодарен, но стоя у колыбельки с крохотной Мирой, он понял, что выбора никакого нет. Он теперь отец и роль отца была важнее роли сына. С этого времени, несмотря на довольно близкое соседство, общение Майкла, Доры и внуков с миссис Кроул ограничивалось только их утренним ежегодным визитом в рождественский день. Даже дни рождения детей и самой миссис Кроул, а также день благодарения было принято отмечать лишь коротким звонком по телефону.

Майкл сидел у камина и смотрел на огонь. Теперь для него самым важным казалась роль мужа. Эта роль была сейчас важнее роли отца. Он хотел быть с ней, со своей Дорой, пусть просто в мыслях, на той улице, где царил туман. В тумане Майкл видел Ее очертания. Она то приближалась, то удалялась куда-то вдаль, где вообще ничего нельзя было разобрать. Там была просто зеленая бесконечность.

***

Главными организаторами церемонии прощания и самих похорон выступили лучшие подруги Доры – Санлрин и Татьяна. Татьяна занималась оповещением всех о случившемся, коммуникацией со всеми в городе и за его пределами. Сандрин- организацией всех процессов, связанных с церемонией и общением с похоронным бюро. Они же, а также их многочисленные помощницы – подруги и знакомые Норы – занимались Мирой и Дэйвом, и бесконечным круговоротом всех входящих и выходящих из дома Кроулов.

Поминальная служба должна была пройти утром 20 ноября в похоронном бюро Лима и Кампания. Все было готово. Рамья надела на детей приличествующую мироприятию темную одежду. Мира захотела накрасить глаза и подвести черные стрелки. Миссии Кроул уже была готова высказать своё несогласие, но Рамья подняла руку:

«Миссис Кроул. Сегодня тяжелый день для всех нас, а особенно для Миры и Дэйва. Давайте не будем добавлять драмы там, где ее можно избежать».

Мира с благодарностью посмотрела на Рамью. Рамья взяла за руку Дэйва и Миру и вышла из дома.

День выдался холодный. Резкий ветер дул, поднимая ворохи листьев и стаи кричащих ворон. Вороны направлялись к похоронному дому, также, как и череда автомобилей. Парковочных мест вблизи всем не хватило. Люди парковались на соседних улицах. Вереница одетых в черное мужчин и женщин, двигалась по направлению к похоронному дому Лима и Кампания.

В зал всем пройти не удалось. Несколько пришедших остались на подходе к залу, в котором проходило прощание. С десяток – решили остаться на входе в здание. Те, кому удалось протиснуться или даже найти место в небольшом зале – проходили мимо большого портрета красивой улыбающейся белокурой Доры, как будто смотрящей в свое яркое будущее и не видящей в нем ничего такого, что могло бы сделать ее улыбку менее лучезарной.

Начались речи. Первым на сцену поднялся Майкл. Точнее Мишель и Татьяна помогли ему это сделать и остались по обе его стороны. Он постоял у микрофона с минуту, вытер слезу и тихо прошептал:

«Зачем? – это единственный вопрос, который крутится сейчас в моей пустой голове. Я не могу примириться с такой страшной…» дальнейшие слова его были зарыты в беззвучных рыданиях. В этот момент Татьяна поспешила эвакуировать его со сцены и посадить на первый ряд.

Затем на сцену поднялась Мира. Рамья держала девочку за руку.

«Я просто хотела прочитать это стихотворения для мамы. Мама любила поэзию:

Там за радугой в небе выше звезд

сны твоей колыбельной, магия твоих грез.

Там за радугой в небе стаи птиц,

там в краю сновидений мечты на знают границ.

Я так хочу когда-нибудь

во сне покинуть млечный путь и жить там,

где все проблемы словно лёд растают

и печаль уйдёт,

там мой храм

Там за радугой в небе стаи птиц,

там в краю сновидений нет печальных лиц…

Мира запнулась и утерев покрасневший нос, быстро сбежала со сцены.

Детектив Линч наблюдал за всей этой печальной картиной с третьего ряда зала. Уже после своей первой беседы с Майклом, он окончательно вычеркнул его из списка подозреваемых. Представить себе, что Майкл хладнокровно убивает свою жену, избавляется от ее тела и остается с двумя детьми, один из которых – нелегкий подросток, а другой- еще совсем ребенок с серьезными проблемами со здоровьем – было невозможно. Кроме того, у Майкла было алиби. Также алиби были у всех возможных подозреваемых, включая бездомного мужчину, Миру, Миссис Кроул, Сандрин, Татьяну, Мишель, Рамью. Представить кого-то из этого списка с занесенным над Дорой ножом, а затем с лопатой в парке, было нереально. Впрочем, жизнь и профессия научили Карла не верить первому впечатлению о людях, плохому или хорошему. Факты и только факты. Алиби, улики, мотивация.

Татьяна только что покинула сцену и казалось, какой-то порядок в зале восстановился. Люди, наконец, осознали, зачем они здесь оказались – вспомнить об усопшей добрым словом. Татьяна говорила о той важной роли, которую Дора играла для местной коммьюнити, о том, каким прекрасным человеком, организатором и другом она была для многих.

Затем выступил священник – отец Марк. Он рассказал о том, какой прекрасной матерью была Дора и какой важной была для нее роль матери. Детектив Линч и не подозревал, что Дора была религиозной и ходила в церковь, впрочем, он далеко не все знал о Доре.

Сандрин рассказала несколько историй из жизни Доры и даже вызвала улыбку зала.

Следующим человеком, поднявшимся на трибуне, была Рамья. Детектив Линч не видел эту женщину в доме Кроулов. Его встретила и проводила Татьяна. Он не смог опросить ее лично, так как она сама приехала в участок, чтобы дать показания. И эти показания были собраны Эмили Мариани. Когда Рамья поднялась на трибуну и поправила свою короткую стрижку, то этот жест показался детективу Линчу знакомым.

«Я познакомилась с Дорой пять лет назад, когда переехала из Нью-Йорка в тихий городок Санта-Марию.. . Мира была тогда маленькой девочкой, а Дэйв – совсем малышом. Мы сразу стали подругами. Я помню этот момент, когда мы встретились с ней в раздевалки клуба йоги и сразу стали друг другу симпатизировать…»

Рамья сделала паузу и продолжила.

«Дора была очень солнечным человеком. Ее улыбка озаряла наши сердца»

Она мельком взглянула на Линча. Он слушал.

«Мы будем всегда помнить тебя, Дора. Пусть земля тебе будет пухом. Аминь»

Получилось скомкано и слишком коротко, но Рамья не могла больше находиться в центре внимания, под пронзительным взглядом Карла. Она стремительно сошла со сцены, не взглянув ни накого.

Ощущение того, что эта короткостриженая темноволосая женщина с носом и веками, изменёнными пластикой, ему знакома – не покидала Карла.

***

Рамья вернулась в этот вечер абсолютно разбитая. Единственное, чего ей хотелось – лечь поскорее в свою холодную постель и уснуть как убитая.

«Как убитая» – усмехнулась Рамья. Убитая у нас только одна единственная и это не я. Несмотря на желание сразу лечь спать, Рамья налила себе бокал красного вина и присела у камина. За заслонкой потрескивал огонь.

«Неужели этот маскарад, наконец, закончен? Что я там несла?

«Я познакомилась с Дорой семь лет назад, когда переехала из Нью-Йорка в тихий городок Санта-Марию.. . Мира была тогда маленькой девочкой, а Дэйв – совсем малышом. Мы сразу стали подругами….Взгляд Карла тогда поменялся, как будто, он что-то увидел или вспомнил. Но нет. Наверняка, ничего. Мне показалось»

Она посмотрела на пламя в камине и увидела Дору двадцать лет назад. Дору – глупую, совсем ещё юную белокурую пустышку. Дора – в аллее супермаркета, собирающая упавшие пакеты с хлопьями, Дора – глупо ей улыбающаяся. Рамье было непонятно, как мужчины могли так терять из-за нее голову. Сначала Майкл – этот чудак-программист. Затем ее Карл – молодой красивый и перспективней полицейский, не пропускающий ни одной юбки, верящий в людей и в прекрасное будущее.

Они познакомились с Карлом двадцать лет назад. Молодой выпускник полицейской академии патрулировал улицы и выписывал штрафы. Рамье пришлось тогда включить все свое очарование, чтобы не получить штраф. Впрочем, тогда ее звали не Рамья, а Дженнифер. Это имя подходило ей гораздо больше, чем глупое сочетание букв «Рамья» – выбранное родителями. Дженнифер была стройной рыжеволосой и синеглазой девушкой. Ей всегда нравился синий цвет и свои природные карие она с помощью контактных линз переделала в синие. Дора тогда только приехала из Бостона, со своими бостонскими замашками и с молодым супругом – Майклом. Дженнифер и Дора столкнули в супермаркете. Дора по своей природной невнимательности и неуклюжести уронила коробки с хлопьями. Дженнифер взялась ей помогать. Слово за слово. Дора попросила у Дженнифер номер телефона, сказав, что ей хотелось приобрести подруг в новом месте. Потом звонок Доры, час, проведенный в кофейне – девушки начали общаться, хотя ничего, казалось бы, не связывало скрытного умного интроверта-программиста Дженнифер и красивую открытую всем горизонтам блондинку Дору. Пока Дженнифер пыталась связать с собой Карла, придумывая различные многоходовочки, Карл познакомился с Дорой и увлеченный ее шармом, казалось, напрочь забыл о Дженнифер. Но Дора была замужем и похоже, все же по-своему любила Майкла. Дора порвала с Карлом. Дженнифер, так и не сумевшая вернуться в жизнь Карла, уехала на восточное побережье, затаив смертельную обиду на Дору.

Время текло, но обида не уходила, а только превращалась в какой-то морозный сквозняк, сильно дувший во все щели сознания Дженнифер и делающий ее больной. Она хорошо устроилась в Нью-Йорке. Нашла работу и мужа. Детей так и не случилось. С мужем не заладилось, и они расстались. Дженнифер вернула себе свое старое имя и стала Рамьей. Она также коротко подстриглась, из рыжей превратилась с жгучую брюнетку, и сильно изменила свою внешность, благодаря пластическому хирургу. Ей никогда не нравилось ее лицо.

Пять лет назад она почему-то захотела вернуться в Санта-Марию, туда, где ее предали, где она ощутила разочарование жизнью. Но сквозняк превращался в настоящий ураган, несущий ее по направлению к западу.

***

Вернувшись в Санта-Марию, Рамья сначала вела затворнический образ жизни. Затем она нашла Дору в соцсетях, полистала ее фотографии с детьми, Майклом, во время занятий йогой и рисованием. Дора всегда была глупой пустышкой, выставляющей свое счастье напоказ.

Рамья сняла себе дом в квартале, где жила Дора, купила гантели и штангу для занятий спортом и начала серьёзно продумывать план действий.

Рамья записалась в тот же клуб йоги, который посещала Дора. И там вновь познакомилась с ней.

«Привет, я Дора», – весело произнесла ее давнишняя подруга, улыбнувшись своей фирменной улыбкой Доры Кроул. При этих словах Рамье захотелось только одного – ударить Дору по лицу, повалить ее на пол и долго бить ногами, но она лишь улыбнулась в ответ, тихо сказав:

«Приятно познакомиться, я – Рамья».

Как и предполагала Рамья, Дора не узнала в ней рыжеволосую подругу двадцатидневной давности.

Пока все шло, как по маслу.

Дора и Рамья сблизились. В какой-то момент Рамья даже потеснила многолетних подруг своего врага – Сандрин и Татьяну. Не удивительно, ведь Рамья была в разводе и без детей и могла часами слушать жалобы Доры. Как будто ей было совсем нечего делать. У нее было много, очень много дел, но она сидела и слушала нудные завывания Доры о жизни, несправедливости и мужчинах. Рамье надо было во что бы то не стало, стать доверенным лицом Доры. От этого зависело, сработает ли ее план.

И план сработал.

Именно Рамье позвонила Дора, когда у нее в очередной раз не заладилось с Майклом. Рамья жила одна. Она сразу же пригласила Дору приехать к ней в выходной и провести у нее время. Рамья попросила никому об этом не говорить, так как излишние коммуникации могли навредить самой Доре.

В субботу рано утром машина Доры подъехала к дому Рамьи. Дверь открыла Рамья.

«Добро пожаловать», – сказала она,медленно закрывая дверь за спиной Доры.

Мышка съела сыр. Ловушка закрылась.

Пригласив Дору в дом, Рамья завела машину Доры к себе в гараж, чтобы никто из соседей (которых, впрочем, было немного – дом Рамье стоял на отдалении) не смог бы увидеть автомобиль Доры с улицы.

Дора рассказала о том, что оставила записку дома. Никто не знал, куда и насколько она уехала. Маленькая птичка попала прямо в острые коготки, ни о чем не подозревая своими птичьими мозгами.

Рамья угостила Дору кофе и пообещала приютить ее на выходные. В тишине кухни, Рамья подсыпала приличную дозу амьена, нашедшегося в прихожей в сумочке Доры.

На этот момент алиби Рамьи уже было подготовлено. За неделю до событий, она сняла небольшой домик на побережье Тихого океана, в городке Монтерей. В пятницу она уже успела туда сгонять перед начавшимися выходными. В съемной комнате и ванной, она намочила полотенца и смяла простыни, сделав все, чтобы обозначить свое присутствие в доме, затем она выпила кофе в ближайшей кофейне, сделав покупку кредитной картой. Далее она зашла в пару бутиков и купила там несколько безделушек. В пятницу ближе к вечеру, она, поменяв предварительно номера на своей машине и одевшись так, чтобы невозможно было понять, что это именно она за рулем, уехала из Монтерея, стараясь ехать по проселочным дорогам с наименьшим количеством камер.

Вернувшись ночью в Санта-Марию, она оставила свою машину на улице в нескольких кварталах от своего дома, чтобы никто не заподозрил, что она уже не в Монтерее.

Проходя мимо Доры с чашечкой кофе с амьеном, Рамья увидела движение быстрых пальцев Доры по клавишам телефона– 1980.

Удача улыбалась Рамье всеми своими белоснежными зубами.

«Когда о Доре можно будет уже не беспокоиться, я смогу отправить текст Майклу. Таким образом, он не станет заявлять в полицию по крайней мере до понедельника.

Амьен подействовал, когда Дора ушла принимать душ. Рамья открыла дверь ванной, где Дора уже лежала обнажённая на полу. Она засыпала. Все складывалось идеально.

Рамья переложила Дору на пластик и…весь ураган, таившийся внутри Рамьи, вышел наружу. С каждым ударом кухонного ножа, Рамья как будто успокаивала бурю внутри и обретала себя.

Тело было завернуто в пластик, отнесено в багажник машины Доры, где должно было ждать своего часа до ночи воскресенья. Первая часть была выполнена. Но надо было доиграть эту пьесу до конца.

В ванной все было тщательно вымыто и вычищено. В субботу и в воскресенье Рамья отправила сообщения с телефона Доры. Функция аппарата была выполнена, и теперь он подлежал уничтожению. На субботу и воскресенье Дора затаилась в доме, не выходя их него ни на секунду, не включая свет, и не делая ни малейшего шума, чтобы не выдать своего присутствия в Санта-Марие. Согласно своему алиби, Дора все еще наслаждалась морским воздухом на побережье Тихого океана.

В ночь с воскресенья на понедельник была назначена финальная фаза спектакля.

Рамья нацепила на себя несколько слоев черной одежды, шапку и маску, вывела машину Доры из гаража и поехала в парк. Именно в этот момент городские камеры зафиксировали странную черную фигуру за рулем автомобиля Доры. Приехав в лесопарковую зону «Семи морей», Рамья поспешила вырыть небольшую яму и сбросить в нее тело. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то из запоздалых прохожих, страдающий от бессонницы старичок или бездомный застал ее в обнимку с трупом. Силовые упражнения были как нельзя кстати при переноске тела. Когда работа была завершена, машина оставлена неподалеку, Рамья вышла из парка прыгающей походкой. Именно тогда ее движения и зафиксировала камера. Пройдя несколько кварталов, Рамья воспользовалась своим велосипедом, который был привязан в одном из дворов. Она проехала несколько улиц, бросив велосипед. Два последних блока на пути к дому, она дошла пешком. Ее никто не видел. Дома она сожгла всю свою одежду, также как за день до этого она сожгла все вещи Доры.

Было 4:30 утра. Рамье очень хотелось спать, но ей предстояло еще разыграть ее утреннее возвращение после выходного в Монтерее. Она натянула зеленую шапочку на глаза, надела темные очки, и завязала горло зеленым шарфом. Всего полтора часа за рулем машины, и вот она снова в Монтерее. Шарф, очки и шапочка оказываются в ближайшей городской урне. С 6 утра до 9:30 – сон в домике у моря. 9:30-9:45 – утренний туалет и душ. 9:45-10:15 – утренний кофе и омлет, в кофейне, долгий разговор с официантом и растерянные извинения по поводу двух разбитых стаканов – ах, простите мне мою утреннюю неуклюжесть. 10:30 – cмена номеров на машине и возвращение в Санта- Марию с обязательным проездом по улицам с городскими камерами.

«Уф, пора спать. Я так утомилась своими воспоминаниями, как будто прожила все это снова. Но спектакль окончен. Занавес. Главной актрисе пора отдыхать».

С этими мыслями и пустым бокалом, Рамья поднялась с дивана перед камином, чтобы идти в спальню. Вдруг воздух комнаты резануло звуком дверного звонка.

«Кто это так поздно? Майкл?» Она вспомнила чудака Майкла, когда познакомилась с ним во второй раз. Как и Дора, он так и не понял, что имел дело со старой знакомой Дженнифер. У Майкла и Доры дела тогда шли не важно, и Рамья воспользовалась их размолвкой, чтобы переспать с Майклом. Но это не принесло ей ровно никакого удовлетворения. Только полное уничтожение могло стать ее победой.

Рамье совсем не хотелось открывать, но она направилась к двери. Она сможет быстро выпроводить Майкла. С Майклом всегда было легко разобраться.

Рамья открыла дверь.

«Добрый вечер, Дженнифер. Как поживаешь?» – на пороге стоял Карл Линч.

КОНЕЦ