Они говорят мне, что я Бог (СИ) [Demonetta] (fb2) читать постранично

Разделяй и властвуй. Избежать бунта проще тогда, когда ты не даешь прорасти его семенам.

Можно ли было сказать, что мир был странным местом? Разодранный на неравноценные куски, он был разбросан по пустоте, где-то возвышаясь величественными горами и утесами, а где-то ниспадая журчащими водопадами, глубокими пещерами, наполненными сверкающими внутри друзами, ценными металлами и полезными ископаемыми, но были ли они так ценны, как все полагали? На деле, та же друза, пока её не расколешь, была похожа на самый обычный камень. Ей нужно было, чтобы её раскололи, разбили вдребезги, чтобы явить миру сияние восхитительных аметистов, хрусталя или кварца. То же самое касалось и меди, и железа, и золота. Пока их не коснулась рука человека, чтобы изменить, превратить во что-то ценное, они оставались лишь чуть более красивой галькой под ногами.

Так же было и с людьми, считал Великий. Люди, по сути своей, также являлись бесконечной, волнообразной кривой, постоянно становясь то выше, то ниже в своих талантах и умениях, но всех людей объединяло одно - им, сродни миру, построенному на пустоте, словно необработанному металлу, требовалась рука, что направляла бы. И чтобы построить лучший мир, Великий создал систему, в которой человек не просто нёс какую-то определённую ценность, но и знал, что он необходим. Таким образом, Великий дал цель в жизни людям, находящимся на его попечении.

Питер вздохнул, обняв руками книгу Учения, страницы которой пожелтели от старости, а края узорчатого переплёта выглядели потрепанными, и прикрыл глаза. Гул паники в голове тревожно жужжал, и подросток, силясь унять подступающую истерику, медленно выдохнул, ощущая, как грудная клетка опускается вниз. Лёжа в своей постели без сна, он отчетливо чувствовал, как грохочущее сердце стучит в ушах.

Из-за приоткрытого окна был слышен мерный шум молодой листвы, по-летнему тёплый ветерок колыхал усыпанные почками ветки, а тихий шорох шагов работников ночных смен словно бы намекал, что его время на исходе, пора было спать, иначе глаза наутро снова будут словно бы засыпаны песком. Запах старой книги, чуть-чуть пыльный, терпкий щекотал ноздри, та покоилась в объятьях молодого человека словно испуская волны уверенности и покоя. Перечитывая ее снова, он словно чувствовал, как невидимые длани Великого лежат на его плечах, изгоняя сомнения и страх перед неизвестным будущим.

За широкой деревянной ширмой, накрытой небольшим куском кружевного полотна, в их общей с тётей комнате погас свет. Будучи дневным работником, Мэй, как и её племянник, ложились спать, едва наступал комендантский час, умиротворенные благим трудом. Бархатной волной на дом Паркеров опустилась тьма, принимая в свои заботливые объятия. Питер, было, повернулся набок, прислушиваясь к зудящему, убаюкивающему гулу вокруг, но волнение в его крови будто пело. Завтра утром он точно как те работники за окном, как его тётя, обретёт свой смысл в служении Великому. При этой мысли все существо Питера наполнилось теплотой.

Тем временем, натужно, словно нехотя крохотная стрелка маленьких настольных часов щёлкнула, указывая на цифру двенадцать, заставив зажмуриться от восторга до белых искр, пляшущих под веками и ерзать ногами по покрывалу от нетерпения.

Вот ему и шестнадцать. Наконец, он достиг возраста, когда мог преклонить колени и получить Благой Дар. В ночной тишине он перевернулся раз, другой. Все вокруг казалось неудобным. Питер не мог дождаться завтрашнего дня, но сон никак не шёл. Мог ли он завтра встретиться с Великим? Каким он будет по отношению к юноше? Добродетельным, всепрощающим и всезнающим, как о нем говорят? Даст ли он Питеру совет, который поможет подростку лучше служить? Или, может, сам, своей рукой направит туда, где юноша найдёт искупление за своих родителей?

Великий иногда оказывал честь, являясь к тем или иным новоиспеченным, хотя и редко. В такие дни распределительный корпус, ответственный за поставку продовольствия, был особенно щедр, раздавая не только крупы, мясо и молоко, но и конфеты, фрукты, и даже морские деликатесы. Так, однажды, лет пять назад, когда мальчик из их района был принят в космический разведывательный флот, что было крайне почетно, Питер попробовал забавную скрюченную козявку. Креветки, - так называл их главный распределитель в тот день.

Шорох за ширмой стих, оставив его наедине с лёгким ветерком, покачивающим лимонные занавески. Тётя Мэй глубоко вздохнула, погружаясь в сон.

Юноша огорченно пожевал губу, - не смотря на то, что в своей группе он имел самый высокий балл и закончил класс робототехники с отличием, шанс, что именно к нему придёт Великий, чтобы дать свое благословение, сводился к минимуму. Зачастую, это была огромная честь, оказанная самым талантливым новоиспеченным или их детям, а Питер, к своему безмерному сожалению, чувствовал, что не достоин. Он был сыном двух