Последний рейс «Лузитании» [Адольф Хоулинг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


А. А. Хоулинг, М. Хоулинг
Последний рейс «Лузитании»


A A. Hoehling М. Hoehling

THE LAS TVOMGE OF THE "LUSITANIA"


LONDON

PAN BOOKS LTD

1959

А. А. Хоулинг М. Хоулинг

Последний рейс

"ЛУЗИТАНИИ"

Перевод с английского Ю. В. Медведева


ЛЕНИНГРАД

„СУДОСТРОЕНИЕ"

1990

ББК 39.42

Х85 УДК 656.61.086.2


Рецензент, автор предисловия и научный редактор С. Б. Колызаев

Оформление обложки и макет художника В. Е. Корнилова

Х85


Хоулинг А., Хоулинг М.

Последний рейс «Лузитании»: Пер. с англ. Ю. В. Медведева. - Л.: Судостроение, 1990. - 128 с, ил. - Перевод изд.: The last voyage of the «Lusitania» (Лондон, Великобритания, 1959)

ISBN 5 - 7355 - 0160 - 7


В 1915 г. немецкая подводная лодка торпедировала один из крупнейших для того времени лайнеров «Лузитанию», в результате чего погибло 1198 человек. Об обстановке на борту лайнера, действиях капитана судна и командира подводной лодки, о людях, оказавшихся в трагической ситуации, рассказывает эта книга. Она продолжает ставшую традиционной для издательства «Судостроение» серию книг об авариях и катастрофах кораблей и судов.

Для всех, кто интересуется историей судостроения и флота.


2705140300 - 024

X____________________ 50 - 90

048(01) - 90


ББК 39.42


Научно-популярное издание

Хоулинг А. А. и Хоулинг М.

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС «ЛУЗИТАНИИ»

Заведующий редакцией Д. В. Павлов Редактор Т. И. Ильичева Художник обложки В. Е. Корнилов Художественный редактор Е. Я. Радомысльский Технический редактор Т. Н. Павлюк Корректор А. Г. Михайлюк


ИБ N 1276


Сдано в набор 30.06.89. Подписано в печать 11.03.90. Формат 70Х lOO'/ie. Бумага офсетная N 2. Гарнитура литературная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 10,4. Усл. кр.-отт. 21,78. Уч.-изд. л. 9,81. Тираж 100 000 экз. Заказ N 223. Изд. N 4300-88. Цена 50 коп.

Издательство «Судостроение», 191065, Ленинград, ул. Гоголя, 8.

Ленинградская типография N 2 головное предприятие ордена Трудового Красного Знамени Ленинградского объединения «Техническая книга» им. Евгении Соколовой при Госкомпечати СССР. 198052. г. Ленинград, Л-52, Измайловский пр., 29.

ISBN 5 - 7355 - 0160 - 7

© Перевод на русский яз., комментарии Ю. В. Медведева, 1990 © Предисловие С. Б. Колызаева, 1990.


ПРЕДИСЛОВИЕ


Представляемая читателям книга рассказывает о трагической гибели крупного и быстроходного пассажирского трансатлантического лайнера «Лузитания», обладателя «Голубой ленты Атлантики». Английский лайнер был торпедирован маленькой немецкой подводной лодкой в мае 1915 г., в самом начале подводной войны. Еще в самом начале XX в. развернулось соревнование между германскими и английскими быстроходными пассажирскими лайнерами на океанских путях между Европой и Америкой. Пользуясь материальной поддержкой правительства, германские компании спускают на воду могучие скоростные лайнеры «Дойчланд», «Кронпринц Вильгельм», «Кайзер Вильгельм II», «Кронпринцесса Цецилия», которые один за другим становятся обладателями «Голубой ленты Атлантики» - почетного символического приза самому быстроходному «трансатлантику». Эти пассажирские пароходы в военное время предназначались для использования в качестве вспомогательных крейсеров и могли быть в короткое время вооружены 150-мм артиллерией.

В качестве ответной меры английское правительство приняло решение о постройке новых лайнеров-гигантов, способных вернуть владычице морей утерянный престиж, отобрать у немецких скороходов Голубую ленту и, при необходимости, нести военную службу в качестве вспомогательных крейсеров или военных транспортов. В 1907 г. по заказу компании «Кунард» и при весьма существенной финансовой поддержке английского правительства были спущены на воду однотипные лайнеры «Мавритания» и «Лузитания», способные принимать по 2200 пассажиров и развивать скорость более 25 уз. На каждом из них предусматривалась в военное время установка 12 шестидюймовых пушек и размещение соответствующего боезапаса.

До 1914 г. лайнеры работали на трансатлантической линии, с началом первой мировой войны пути их разошлись. «Мавритания» была переоборудована в плавучий госпиталь, в конце войны использовалась как войсковой транспорт для американских войск, после войны обеспечивала доставку американских солдат ня родину, а затем одной из первых вернулась к мирной «профессии» трансатлантического лайнера. Судьба «Лузитании» сложилась иначе. Британское Адмиралтейство сочло невыгодным использовать огромный лайнер в военных целях и разрешило судовладельцам оставить его на трансатлантической линии. Прошло еще несколько месяцев, и «Лузитания» вышла из Нью-Йорка в свой последний рейс.

Сейчас, через три четверти века после описываемых событий, мало кто знает о соревнованиях престижных трансатлантических скороходов в канун первой мировой войны, немногие помнят, что означали понятия «германская подводная война», «неограниченная подводная война», «подводный террор». Трудно представить себе теперь, с каким напряжением в годы первой мировой войны всматривались моряки и пассажиры судов, оказавшихся в «запрещенных зонах», в каждую точку на поверхности воды, в глубине души надеясь, что она не окажется перископом подводной лодки или следом стремительной торпеды. Довоенные планы Германии совершенно определенно свидетельствуют о том, что никаких предположений использоиать подводные лодки против торговых судов противника, да и вообще широко их использовать, у немцев не существовало, ведь страна вступила в первую мировую войну всего с двумя десятками подводных лодок.

Совершенно неожиданно для Германии в первые же два месяца войны подводные лодки потопили целый ряд английских кораблей, которые не предпринимали никаких мер против подводных атак и легко становились жертвами нового оружия.

Первые действия немецких подводных лодок, направленные на уничтожение боевых кораблей противника, оказались удачными потому, что никакой противолодочной тактики, хотя бы самой элементарной, тогда еще не существовало.

Эффект от потопления военных кораблей был потрясающим, но, конечно, решительного влияния на ход войны не оказал.

На рубеже 1914 - 1915 гг. встал вопрос о подводной войне против торговых судов противника. Внимание морского командования на подобное использование подводного оружия обратили командиры лодок, наблюдавших во время боевых походов за непрерывным потоком коммерческих судов на торговых путях вокруг Англии. От этих офицеров стали поступать на имя командования донесения и проекты подводной войны против английского торгового флота…

Подробнее о событиях тех лет, тактике и стратегии сторон, можно будет узнать из статьи, публикуемой в очередном номере сборника «Человек, море, техника», который выпускает издательство «Судостроение». Здесь заметим лишь, что всего в годы первой мировой войны немецкие подводные лодки потопили более 5800 судов вместимостью 13,2 млн. рег. т, в том числе английских вместимостью примерно 10,7 млн. рег. т. Германский флот потерял 178 подводных лодок из 372. Для сравнения скажем, что во время второй мировой войны немецкие лодки потопили 3000 грузовых судов общим тоннажем около 15 млн. т. Германия потеряла 781 подводную лодку из 820 участвовавших в боевых действиях.

Возвращаясь к событиям, описанным в этой книге, необходимо отметить, что «Лузитания» оказалась лишь одной из многих жертв этой подводной войны, однако стечением обстоятельств она очутилась в центре международной политики, которая во многом определила дальнейший ход первой мировой войны на море. К трагедии привела совокупность по меньшей мере нескольких конкретных причин. Но в данном случае было бы неправильным истоки всех бед искать исключительно в ошибках людей и четко очерчивать круг виновных. Мореплавание никогда не обходилось без риска, но военные опасности и жертвы не идут ни в какое сравнение даже с крупнейшими катастрофами мирного времени. Такое событие, как гибель «Лузитании», было запрограммировано всем ходом войны вообще и жестокостью подводной войны в частности, когда риск человеческой ошибки многократно умножается военной опасностью.


С. Б. Колызаев


Памяти артиллеристов парохода «Джеймс Хэррод», погибших во второй мировой войне

Люди живут и умирают не напрасно, их смерть теснее сближает нас, и мы начинаем думать о человечестве лучше…


Элберт Хабберд



ПРОЛОГ


В год 1915-й 8 мая американцы, проснувшись, узнали, что для них внезапно завершилась целая эпоха, ибо случилось нечто такое, что должно было повлиять на их ближайшее будущее и судьбы всего мира. В предыдущий полдень огромный лайнер «Лузитания» компании «Кунард» был потоплен германской подводной лодкой у ирландского побережья. Более половины людей, находившихся на борту, погибло, включая детей. Среди них было несколько человек, чьи имена знал почти каждый.

Гибель «Лузитании» была воспринята как нечто значительно большее, чем одна из величайших морских катастроф. Она явилась своего рода Конкорд-Бриджем [1] 1915 г., вызвав подобно Аламо [2] и «Мэну» [3], всеобщее горе. Именно после гибели «Лузитании» Соединенные Штаты Америки, смирившись с тем фактом, что времена спокойной изоляции закончились, в течение последующих двух лет устремились в европейскую' войну навстречу своему совершенно новому положению мирового лидера.

Возможно, что ни до, ни после «Лузитании» не было судна, которое так сильно повлияло бы на последующую историю мореплавания. В истории судостроения она занимает достойное место наряду с фултоновским «Клермонтом» [4]. Ее паровые турбины произвели настоящий переворот в судостроении и обеспечили трансатлантикам прибавку в скорости сразу на несколько узлов [5]. Повсеместно судостроители устремились к своим чертежным доскам, впрочем об этой стороне истории «Лузитании» исписаны целые книги.

Современные суперлайнеры, вроде «Юнайтед Стейтс» [6] или «Куин Элизабет», оснащены паровыми турбинами того же типа, что и впервые примененные на «Лузитании». Они также могут поблагодарить ее за появление лифтов, телефонов в каютах, полную электрификацию и кондиционеры, которыми могли тогда похвастать лишь немногие американские отели.

История собственно «Лузитании» странным образом забыта. Ее исследователи должны рыться в запыленных подшивках газет в поисках пожелтевших страниц, рассказывающих об отдельных фрагментах этого трагического события, тогда как в 1915 г. название потопленного судна было у всех на устах. Оно пробудило Мейн-стрит [7] от спячки и подтолкнуло навстречу остальному миру.

Таким образом, эта книга представляет собой документальный рассказ о роковом рейсе судна, оказавшем влияние на историю мореплавания нашего века.


1
ТУМАННЫМ УТРОМ



Мягкое и туманное весеннее утро 7 мая 1915 г. в Ирландии. Совсем рассвело. Легкая сероватая пелена нависла над тихими неподвижными водами на всем протяжении от Уотерфорда в проливе Св. Георга при входе в Ирландское море до уединенных скал Фастнет у юго-западной Ирландии. На южном побережье Ирландии большинство рыболовных суденышек уже возвратилось к своим причалам. Крупные морские чайки, широкие крылья которых чернели по концам, с пронзительными криками выныривали из тумана и устремлялись вниз за рыбой. Все было почти так же, как в любой другой день на этом море, сыром и соленом, необъятном и вечном. Но для молодого командира германской подводной лодки, светловолосого и круглолицего, похожего на школьника, этот день не был обычным. Подводная лодка U-20 капитан-лейтенанта Вальтера Швигера, всего неделю назад покинувшая Эмден, шла в надводном положении в 15 милях к югу от мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, вдающегося далеко в море.

В этом районе рыбного промысла, всего в 25 милях от порта Куинстаун, Швигер отлично «поохотился» - за последние двое суток он потопил торпедами два парохода компании «Хэррисон Лайн» и расстрелял из пушки парусное судно.

Это был его первый боевой поход на U-20 за время войны, продолжавшейся еще менее года. Лодка сменила в этом районе U-24 и U-32. Другие субмарины находились на своих позициях и тоже принимали участие в смертельной схватке за британские торговые коммуникации. U-27 вышла в море одновременно с U-20. У того же ирландского побережья U-23 записала на свой счет четыре судна. Капитан-лейтенант Херзинг, потопивший 5 сентября британский крейсер и ставший первым германским героем-подводником, находился на своей U-21 где-то в этих же водах, следуя в Адриатику. [8] Здесь же была и лодка U-39. Она отправила на дно неподалеку от о. Дей у побережья Шотландии судно «Трюро» компании «Вильсон». Английские моряки, сумевшие высадиться в спасательные шлюпки, успели разглядеть номер на ее боевой рубке до того, как субмарина погрузилась на глубину. Несомненно, у побережья были и другие немецкие подводные лодки, что дало основание Британскому Адмиралтейству сделать настоятельные предостережения, которые звучали в эфире последние 12 часов.

Все наводило на мысль, что в это майское утро германские субмарины находились в ожидании чего-то определенного.

В первом раунде войны адмирала Тирпица против британского торгового судоходства экипажи подводных лодок, находясь на острие удара, испытывали моральный подъем. Тридцать пять рядовых и три офицера на борту 650-тонной подводной лодки Швигера считали свою «маленькую скорлупку» счастливой и даже в определенной степени приятной. [9] Матросы спали рядом с торпедами, которым они давали имена «Берта», «Сияющая Эмма», «Желтая Мэри». Некоторые спали со своими любимцами-собаками в ногах. Каждая торпеда была начинена почти 150 кг ужасной новой взрывчатки, названной тротилом, и имела дальность хода около 7 км.

Сейчас U-20 находилась на поверхности и шла малым ходом, заряжая аккумуляторные батареи и одновременно вентилируя помещения, пропитанные стойкими запахами дизельного топлива, машинного масла, приготовленной пищи и человеческих испарений, составлявшими как бы часть ее ограниченного мирка.

Капитан-лейтенант Швигер в своей расстегнутой кожаной куртке стоял в ограждении боевой рубки. Он наслаждался свежим и мягким утренним воздухом. Лицо его выражало спокойствие и удовлетворение. Дизели лодки успокаивающе рокотали, а сама она плавно покачивалась на ходу. Над песчаным морским дном было 100 м.

Около полудня туман поредел, и вскоре совсем прояснилось. Теперь Швигер в бинокль мог различить отдельные скалы мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, возвышавшегося над водой почти на 80 м. Этот мыс был таким же прекрасным ориентиром, как и мыс Севен-Хедс, десятью милями западнее. Швигер мог различить также смутные очертания домов в Кинсейле и рыбацких хижин, разбросанных вдоль берега. Яркое весеннее солнце все резче прорисовывало детали ирландского побережья, но и подводная лодка с прояснением теряла свою скрытность. Ее мог заметить любой военный корабль, и Швигер время от времени осматривал в бинокль весь горизонт. Солнце припекало все жарче, и он скинул куртку.

Швигер любил море, надолго становившееся его домом, и ему не хотелось уходить с мостика. Не спускаясь вниз, он ел сосиски с картофельным пюре, слушая доносившуюся из открытого рубочного люка граммофонную запись популярной мелодии «Роза Стамбула» с ее игривой веселостью и мрачными вагнеровскими обертонами. Жизнь выглядела безмятежной и приятной.

Незадолго до 14 часов по лодочному времени Швигер заметил в бинокль темное пятнышко, быстро вырастающее из-за горизонта на западе. Вначале он решил, что это мачты и трубы двух эскадренных миноносцев, но, вглядевшись еще раз, приказал записать в журнале боевых действий:

Прямо по носу четыре трубы и две мачты парохода, следующего прямо на нас (он идет от зюйд-зюйд-веста в сторону мыса Галлей-Хед). Судно опознано как большой пассажирский пароход.

По тревожному сигналу, наэлектризовавшему экипаж, лодка моментально ожила, все бросились к своим боевым постам, а находившиеся наверху прогрохотали по стальному трапу сначала в боевую рубку, а затем еще ниже - в центральный пост.

В подводном положении U-20 могла развивать около 9 уз против 15 уз на поверхности, но именно под водой лодка была грозным оружием и находилась в большей безопасности.

Швигер последним спустился в боевую рубку и задраил за собой тяжелый рубочный люк. После того как захлопнулся люк, ведущий в центральный пост, Швигер остался с помощником и рулевым. Механик доложил по переговорной трубе из центрального поста:

- К погружению готовы!

- Погружение! - рявкнул Швигер.

Тотчас унтер-офицеры поста погружения и всплытия начали быстро вращать маховики приводов клапанов вентиляции, воздух со свистом начал выходить из цистерн главного балласта.

- Оба мотора малый вперед! - скомандовал командир.

Теперь лодку двигали электромоторы, питающиеся от аккумуляторных батарей.

- Цистерны заполнены, - снова доложил механик.

Под тяжестью многих тонн принятой в цистерны воды лодка с легким дифферентом на нос заскользила вниз и исчезла с морской поверхности.

Швигер сидел в кресле и наблюдал в перископ знакомую ему картину волн, вздымающихся на поверхности моря. Вода стекала по объективу перископа серыми ручейками и ярко вспенивалась, как только лодка превышала перископную глубину.

- Прямо руль! Так держать! Оба мотора полный вперед!

Почувствовалась нарастающая дрожь вращающихся все быстрее электромоторов. Лодка вздрогнула и рванулась вперед.

Швигер приказал записать:

2.05 пополудни. Погрузились на 11 м и идем полным ходом на сближение с пароходом, полагая, что он повернет вправо для следования вдоль ирландского побережья.

Швигер спешил занять удобную позицию для стрельбы из носовых торпедных аппаратов. Он непрерывно и монотонно отдавал команды помощнику, управлявшему электролебедкой перископа:

- Выше… Выше… Стоп… Ниже… Выше… Стоп… Ниже… Стоп…

Ниже… Так держать! [10]

На долю секунды Швигер оторвался от окуляра перископа и взглянул на показания находящегося рядом глубиномера. Затем для верности постучал по его стеклу пальцем.

Граммофон теперь молчал. Экипаж стал серьезным и напряженным. Лодка успела наполниться своим привычным тяжелым запахом, к которому как бы на заднем плане примешивался застоявшийся в отсеках дымок крепких сигар…

Предстоящая жертва приближалась, становясь благодаря сильной оптике перископа почти осязаемой. Тем не менее Вальтер Швигер счел нужным отметить в журнале только примерное водоизмещение парохода.

В то время, когда на борту подводной лодки командир опознавал 32-тысячетонный лайнер, на «Лу-зитании» ни капитан Вильям Томас Тернер, самый что ни на есть морской волк из числа морских волков компании «Кунард», ни кто другой из находившихся на борту парохода не знал о том, что их ждет.

В то время как Швигер подкрадывался к «Лузитании», капитан Тернер решил определиться по способу траверзного расстояния [11] до мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, маячившего слева по носу. Этот надежный способ определения своего места в море требовал, однако, более получаса хода постоянным курсом. Капитан Тернер приказал лечь на новый курс, слегка изменив предыдущий до 87°, т. е. идти почти прямо на восток. Одновременно он приказал поддерживать строго постоянный ход в 18 уз, т. е. значительно ниже 25 уз с лишним, сделавших однажды «Лузитанию» королевой Атлантики. На ее борту часы показывали около 2 часов пополудни по Гринвичу.

Швигер, часы которого показывали на один час больше, приказал записать:

2.50 пополудни. Пароход повернул, взяв курс на Куинстаун, и тем самым дал нам возможность подойти на дистанцию атаки. Идем полным ходом с целью занять позицию у него прямо по носу.

Тернер, хотя и непреднамеренно, пошел навстречу пожеланиям Швигера. О такой мишени, какая предстала перед ним, командир подводной лодки мог только мечтать. Идущий строго по прямой без каких-либо изменений скорости и курса, пароход выглядел как идеальный пример на схеме, нарисованной на классной доске в военно-морском училище.

Пока лайнер и подводная лодка сближались, большая часть из 1257 пассажиров «Лузитании» заканчивала второй завтрак - ленч либо прогуливалась по широким, как улицы, палубам. Некоторые любовались зеленью ирландского берега, находившегося так близко, что можно было ясно различить дома. Другие упаковывали багаж, поскольку ожидалось прибытие в Ливерпуль.

Вместе с экипажем на судне было около 2 тысяч человек, т. е. примерно на тысячу меньше обычного |3. В списке пассажиров можно было обнаружить самых разных людей, которых объединяло одно: каждый имел причину, вынудившую его добираться в воюющую державу через зону военных действий. Например, на борту лайнера находился один из богатейших людей мира, назначивший в Лондоне деловое свидание. Был здесь и чикагский промышленник, стремившийся вследствие угрозы введения в США «сухого закона» к расширению иностранного рынка для своего оборудования по производству пива. На борту находились также знаменитый философствующий писатель, прославленный продюсер, превративший театр в большой бизнес, арктический исследователь, спиритуалистка, спешащая на заседание Общества спиритуалистов в Лондон, автомобильный промышленник, родители с шестью детьми и, наконец, сотни «маленьких» людей и маленьких детей, о которых мир ранее никогда не слышал.

Со своего места в боевой рубке Швигер не терял судна из поля зрения. Сейчас его долгом было уничтожение этого гиганта. Сентиментальности или даже жалким проблескам сострадания не было места в бесстрастных статьях военных уставов не только его страны, но и его противников. Поэтому он вывел лодку в расчетную позицию для торпедной атаки. Теперь важно было выбрать нужный для выстрела момент, чтобы не упустить шанс. Переговорная труба донесла надтреснутый голос торпедиста:

- Торпедные аппараты готовы!

Командир метил почти в упор. Огромный лайнер, дымя всеми четырьмя трубами и разрезая надвое морские волны, заполнил уже почти все поле зрения перископа. Его надстройки сверкали белизной.

Швигер не сомневался в успехе!


2
ПРЕДЧУВСТВИЯ



В последний день апреля 1915 г., пришедшийся на пятницу, на Пенсильванском вокзале в Нью-Йорке сошли с поезда Чарльз А. Плэмандон и его жена Мэри. У этого усатого, коренастого и деятельного уроженца Среднего Запада среди ряда дел наиболее значительным было отплытие на «Лузитании», намеченное на следующий день.

- Доброе утро, Эм, - сказал он своему сыну Эмброузу - старшекурснику юридического факультета Колумбийского университета, приехавшему на вокзал.

- Как бэби? - спросил Эм. Плэмандон-старший, президент чикагской компании

«А. Плэмандон», производящей оборудование для пивных заводов, задержался на две недели, ожидая рождения еще одной внучки, которая получила при крещении имя Бланш. Из-за этого он пропустил уже два рейса. Плэмандон не любил поездки через океан, и только интересы дела могли заставить его покинуть любимый дом на берегу озера в пригороде Чикаго, но он вынужден был искать европейский рынок для сбыта своих машин. С этой целью и была намечена встреча в Ливерпуле с представителями дублинской «Гиннесс стаут компани». Желая совместить деловую поездку с отдыхом, Плэмандон уговорил жену сопровождать его.

Все трое пробирались сквозь толпу в пыльных лучах утреннего солнца, освещавшего бетонный пол вокзала. Промышленник поинтересовался ходом войны, и Эм поведал ему, что британские войска предприняли новые атаки на высоту 60 и что у Ипра м идут кровавые бои [14].

Плэмандон с женой и сыном позавтракал в номере на седьмом этаже отеля «Уолдорф-Астория». Для младшего Плэмандона это был удобный повод напомнить отцу о своем желании вступить во французский Иностранный легион [15]. В качестве доводов сын привел сообщения о распятии немцами канадских солдат, насилиях над бельгийскими женщинами и хладнокровных расстрелах их мужей.

- Что же еще мог сообщить Лондон, - фыркнул его отец. - Ведь англичане воюют с Германией!

Вытаскивая записную книжку, чтобы сделать в ней последние пометки, он заметил, что с этими разговорами пора кончать, и затем добавил:

- А почему бы тебе не отправиться в Сан-Франциско поглядеть на Всемирную выставку? Как бы то ни было, жди нашего возвращения, мы будем в отъезде лишь несколько недель.

Шагая обратно на занятия и глядя на бесконечные ряды домов из коричневатого камня и кирпича, вытянувшиеся вдоль Парк-авеню, Эм решил все же ослушаться отца и записаться на военную службу.

Примерно в это же время собиралась в путешествие Элизабет Дакворт из Тафтвилла в штате Коннектикут. Она набила два огромных чемодана так плотно, что ее зять Билл Смит опасался, как бы они не лопнули. Биллу было трудно поспевать за этой крепкой женщиной, размашисто шагающей мимо текстильной фабрики, где он работал. До недавнего времени она тоже работала здесь ткачихой. Они дошли до Нор-вич-авеню, где она села на электричку, шедшую в Нью-Лондон, чтобы поспеть к поезду. В мгновение ока вагон поглотил ее и увез прочь по извилистому пути, сбегающему с холма, на котором примостился маленький фабричный городок. В то время как вагон с грохотом несся мимо полей и маленьких городков у р. Коннектикут, Элизабет мысленно вернулась в Блэкборн, большой дымный Блэкборн в графстве Ланкашир, где она появилась на свет 52 года тому назад.

…Из окна материнского дома были видны хризантемы. Вечером на кухне мерцал огонек. С Ирландского моря ветер приносил угольный дым и мягкий туман. Зимними вечерами в темных домах теснились усталые от работы люди, детишки с грязными личиками в ветхих одежках. В тяжелые времена длинные очереди за продуктами…

Элизабет Дакворт возвращалась в Англию, куда ее гнала тоска по родине. Ей было наплевать на разговоры зятя о том, как опасно сейчас пересекать океан. Она всегда была независимой, а в 52 года тем более поздно меняться.

На станции Нью-ЛондОн Элизабет еще раз проверила свой драгоценный билет 3-го класса на «Лузитанию» и положила его обратно в туго защелкивающуюся сумочку. Теперь дальше в Нью-Йорк, в Нью-Хейвен. За проезд до Нью-Йорка она заплатила три доллара и четыре цента. Взгромоздив свой увесистый багаж в вагон, Элизабет откинулась на сиденье, расстегнула воротничок блузки и достала из сумки бутерброд. При этом ей показалось, что она уже ощутила запах фабричного дыма в Блэкборне.

В то время как Элизабет ела свой бутерброд, семья из трех человек сидела за ленчем в отеле Готэм в Нью-Йорке, где царила гнетущая атмосфера викторианской эпохи. Это были мистер и миссис Аллен Д. Лоуни с четырнадцатилетней дочерью Вирджинией Брюс. Лоуни был американцем, переселившимся в Англию. Этот непременный участник охотничьих компаний уже довольно давно не скакал по полям, верхом вслед за борзыми по ту сторону холмов Нортгемптона. Вот и сейчас он спешил во Францию по делам Красного Креста. Миссис Лоуни, тоже американка, часто жила в Штатах. Когда в ней начинала преобладать тоска по мужу, он приезжал за ней в Нью-Йорк, чтобы увезти вместе с дочерью обратно в Нортгемптон.

Мистер Лоуни был доволен: семья воссоединилась, предстояло морское путешествие и краткая передышка от поездок вблизи передовой. Вирджиния Брюс была счастлива больше всех - она предвкушала недельное путешествие на большой и быстрой «Лузитании» в Лондон!

В нижней части Нью-Йорка у бетонной стенки пирса N 54 экипаж «Лузитании», состоявший из 702 мужчин и женщин, старался приготовить судно к рейсу таким образом, чтобы его высокий форштевень мог уже через неделю рассекать воды р. Мерси.



Лайнер «Лузитания» прибывает в Нью-Йорк. На переднем плане видно скопление кебов. Снимок 1907 г.

Умудренный опытом старший механик Арчибальд Брайс совершал обход машинного отделения - царства пара, огня и металла. Он записал в машинном журнале, что 6 из 25 котлов судна холодные. Имеющиеся кочегары едва могли обслужить 19 котлов. На этот раз пересечение Атлантики займет значительно больше времени, чем в рекордном рейсе 1909 г. Тогда на это ушло всего четыре с половиной дня.

Угольные баржи, стоявшие у борта судна, доставили для его бункеровки на 1 тыс. т меньше угля, чем требовалось для создания полных запасов в 7 тыс. т. Это означало уменьшение скорости в рейсе примерно до 21 уз. Все, однако, соглашались с капитаном Тернером, что «Лузитания» даже в этом «стреноженном» состоянии сможет «дать фору» по меньшей мере в 6 уз самой быстроходной подводной лодке. В полдень 30 апреля 1915 г. это выглядело достаточным преимуществом.

Экономия была необходима во всем. Альфред А. Бут - молодой председатель совета директоров компании «Кунард» - сообщил, что по причине военного времени поток пассажиров сильно уменьшился. Билеты 3-го класса были распроданы только на одну треть, что означало для компании крупные убытки в том случае, если судно будет выполнять рейс полным ходом и с полной командой.

«Лузитания» была почти готова к выходу в море. В салоне 1 -го класса, выполненном в позднем геор-гианском стиле, на мозаичные панели красного дерева была нанесена свежая полировка. Тяжелые вельветовые занавеси были тщательно вычищены. Со свода обеденного салона 1-го класса в стиле Людовика XVI улыбались девять нарисованных муз. Казалось, они, как и посетители, совершающие экскурсию по судну, были вполне довольны роскошью салона.

Разнообразие поступавших на борт грузов делало «Лузитанию» похожей больше на обычный трамповый пароход - скромного международного бродягу. В списке ее грузов числились 200 тыс. фунтов листовой бронзы, 111 762 фунта [16] меди, множество различных механизмов из Бостона, 217 157 фунтов сыра, 342 165 фунтов говядины, 43 614 фунтов жира, 185 040 фунтов бекона, 207 бочонков коннектикутских устриц, 25 бочек смазочного масла, 655 упаковок с кондитерскими изделиями, несколько тюков с кожами, 5 больших ящиков с автомобилями и автомобильными частями, 17 мест с зубоврачебным оборудованием и медикаментами. Среди прочей всякой всячины находились ящики с цыплятами, которые предназначались для стола.

На борт были приняты также некоторые другие грузы, которые кое-кем могли рассматриваться как контрабандные. Они состояли из 4200 ящиков боеприпасов для винтовок, свыше 100 ящиков пустых шрапнельных стаканов и незаряженных дистанционных трубок. Все они были внесены в грузовой манифест [17] таможенным контролером порта Нью-Йорк Дадли Филдом Мелоном в последнюю минуту.

В целом груз «Лузитании» оценивался относительно скромно - в 750 тыс. дол. По слухам, на судно было погружено на 6 млн. дол. золота в слитках, которые были заперты в одной из прочных кладовых на нижней палубе, но это почему-то не нашло отражения в судовом манифесте.

Полдень уже миновал, а груз все еще поступал в трюмы. Матросы продолжали наносить белила на без того блистающую белизной надстройку лайнера.

В это время в другой части Нью-Йорка в доме N 4 по 58-й авеню, принадлежавшем Чарльзу Б. Алек-сандеру, к собранию Общества специальной помощи с речью обращалась Мари де Паж. Эта хорошенькая бельгийка, жена доктора Антуана де Паж из Брюсселя, завершала свой успешный тур по Штатам по поручению бельгийского Общества помощи и госпиталя в Ла-Пенне, известного под названием «Госпиталь королевы», который находился под началом ее мужа и был уже забит ранеными.

Пожертвования значительно превысили 100 тыс. дол. наличными, примерно на такую же сумму было обещано поставок, и мадам де Паж рассматривала оказанный ей в Питсбурге несколько дней назад прием как «превосходящий» по результатам те, которые ей устраивали в Вашингтоне и других американских городах в течение двухмесячной поездки по стране.

В полдень, когда легкий майский ветерок из Центрального парка, проникая через открытые с кружевными шторами окна, доносил шум уличного движения с 5-й авеню, мадам де Паж наносила заключительные штрихи, рисуя положение ее истощенной войной Бельгии. Она говорила о войне взволнованно, поскольку один из ее сыновей сражался на Западном фронте.

Под конец она поблагодарила присутствующих и сказала, что должна поторопиться в гостиницу, чтобы упаковать вещи.

- Я отплываю завтра на «Лузитании», - сказала она.

Это была ее последняя отсрочка, необходимая для завершения дел в Америке. Мадам де Паж перед этим сдала свой билет на «Лапландию», которая вышла в море днем раньше.

В этот же самый час Альфред Гуинни Вандербилт, чьи капиталы составляли около 100 млн. дол., одевался к обеду в отеле в нижней части Парк-авеню. Его слуга Рональд Денье только что упаковал хозяйский багаж для трехнедельной поездки в Лондон. В других апартаментах няня укладывала в постели Альфреда-младшего и Джорджа. Отъезды и приезды в жизни их отца были такими заурядными событиями, что он попрощался с детьми так, будто отправился в свои конюшни на ферме в Оклахоме. Тем не менее он был хорошим и добрым отцом не только для Альфреда и Джорджа, но также и для Билла, который жил с его первой женой. Вандербилт превратил их покои в волшебный мир игрушек, и друзья свидетельствовали об истинном наслаждении, которое он получал от игр с детьми в редкие минуты досуга.

В этот раз к отъезду из дома его призывали лондонские конюшни. Как директор Международной конно-выставочной ассоциации, он должен был провести в Лондоне встречу с другими директорами. Служащие Национальной конно-выставочной ассоциации, с которыми он совещался сегодня днем, согласились, что война развивается быстро и следовало бы возобновить проведение осенних выставок, отмененных за год перед этим.

Его прощание с Нью-Йорком было весьма скромным. Он вместе с другом X. Вандерхорстом Коксом и миссис Вандербилт направился в театр «Эмпайр» на пьесу «Знаменитый случай», поставленную совместно Дэвидом Беласко и Чарльзом Фроманом после их почти двадцатилетней размолвки.

Среди других посетителей театра в этот вечер был и капитан Тернер, который перед этим пообедал в одном из любимых ресторанов, а затем навестил свою хорошенькую племянницу Мерседес Десмор - актрису этого театра - за кулисами.

Драматург и инсценировщик Джустус Форман пренебрег спектаклем. Вместо этого он засел в гриль-баре «Никебокер» [18] на углу 42-й авеню и Бродвея - постоянном месте встреч писателей, актеров и газетчиков. Возможно, он хотел не только полюбоваться новой фреской Мэксфилда Пэрриша, на которой изображен король Коль [19], но надеялся также услышать доброе слово о своей пьесе «Дефис», которая начала идти в театре.

Он ушел рано, как только начали появляться некоторые знакомые, поскольку надо было успеть упаковаться для отплытия на «Лузитании». Форману предстояло ехать вместе с продюсером Чарльзом Фроманом, который предрекал ему будущее преуспевающего драматурга. Сам Форман был куда менее оптимистичен. Чтобы превзойти себя, он обязался написать для нью-йоркской «Тайме» серию писем с фронта с пометкой «Франция».

В нижней части Манхаттана два юных моряка коротали вечер в «роскошном», но сомнительном окружении. Восемнадцатилетний Лесли Мортон и его старший брат Джон Клиффорд, кадеты [20], вместе с девятью товарищами оставили учебное парусное судно «Наяда», чтобы не пропустить «великую» войну. Двести пятьдесят долларов, которые перевел им телеграфом отец на оплату билетов 2-го класса, они быстро истратили на банановое мороженое, и теперь вместе со своими, нетерпеливыми соплавателями с «Наяды» должны были отработать возвращение домой на быстроходной «Лузи», и были счастливы.

В Бостоне состоятельный торговец обувью Эдвард Б. Бовен решительно пересек комнату своего загородного дома и остановил граммофон. Танцевальный ритм оборвался. Последовавшая за этим тишина была желанной. Он наконец принял решение. Беседа с недавно прибывшими лондонскими коллегами возымела свое действие. Бовен снял телефонную трубку и назвал телефонистке домашний номер своего транспортного агента.

- Алло! - сказал он. - Свяжитесь, пожалуйста, с компанией «Кунард». Мы не едем завтра на «Лузитании».

Багаж был уже упакован, а в спальном поезде, отправляющемся на Нью-Хейвен в полночь, для него и миссис Бовен было заказано купе.

- Во мне растет чувство, - сказал он своим друзьям, - что с «Лузитанией» должно что-то случиться. Мы обсудили это с миссис Бовен и решили отменить поездку, хотя у меня важные деловые свидания в Лондоне.


3
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ



1 мая 1915 г. в Нью-Йорке накрапывал теплый моросящий дождик. Это была суббота, и люди, как всегда в этот день, уже с полудня направлялись по домам. Но для газетных издателей эта суббота оказалась особенной. В утренних выпусках на последних страницах газет в черном обрамлении было помещено платное объявление такого содержания:


Предупреждение

Всем путешествующим и намеревающимся отправиться в рейс через Атлантику напоминается, что Германия и ее союзники находятся в состоянии войны с Великобританией и ее союзниками. Военная зона включает воды, примыкающие к Британским островам и в соответствии с официальным предупреждением, сделанным германским имперским правительством, суда, несущие флаг Великобритании или любого из ее союзников, подлежат в этих водах уничтожению. Лица, намеревающиеся отправиться в военную зону на судах Великобритании или ее союзников, делают это на свой собственный страх и риск.

Германский имперский посол. Вашингтон. 22 апреля 1915 г.


Предупреждение было помещено вслед за расписанием судов компании «Кунард», рекламирующих сегодняшнее отправление «Лузитании» - «самого быстроходного и большого парохода, совершающего рейсы через Атлантику». В расписании сообщалось, что «Лузитания» должна выйти в следующий рейс из Нью-Йорка 29 мая.

Германское предостережение прозвучало диссонансом в окружении веселых рекламных сообщений курортных отелей.

Многие, правда, так и не прочитали предостережения, в частности, те пассажиры компании «Кунард», которые должны были ехать на «Лузитании» 3-м классом и поднялись на борт судна раньше.

Но издатели почуяли, что тучи сгущаются. Даже самые «зеленые» начинающие репортеры не пропустили его. Нью-йоркские газеты запросили свои вашингтонские отделения. Их корреспонденты обратились в германское посольство, и граф Йоган фон Бернсторф разъяснил, что предостережение было подготовлено как «акт дружбы» по отношению к Соединенным Штатам в интересах безопасности их граждан.

Пока немецкие дипломаты выражали свою озабоченность и лояльность, прошедшие огонь и воду газетные репортеры, фотографы и кинохроникеры стали собираться на пирсе N 54, несмотря на неотвязный моросящий весенний дождь.

Они нашли, что на этот раз подготовка к отплытию отличалась от обычной. Больше, чем всегда, было волнений, шума и путаницы. Некоторые уличные фотографы нащелкали снимки лайнера и бесстыдно торговали ими вразнос, выкрикивая при этом «Последний рейс „Лузитании"!»

Хотя лоцман уже поднялся на высокий, с семиэтажный дом, мостик и буксиры озабоченно сновали у входа в ковш между пирсами, были основания полагать, что судно не отойдет по расписанию в 10 часов. Дело в том, что на причал прибыли переведенные с «Камерунии» пассажиры в количестве 41 человека, а их багаж тащился за ними где-то позади. Большинство этих пассажиров было несказанно обрадовано. Еще бы, они поедут на самом большом, самом быстроходном и самом безопасном судне и прибудут в Ливерпуль на целых четыре дня раньше!

Посадка шла черепашьими темпами - Скотланд-ярд проверял пассажиров, посетителей и весь багаж.

Чарльз П. Самнер, генеральный агент компании «Кунард» в Нью-Йорке, дал свою оценку предупреждению, сделанному германским посольством:

- Вы видите, как это подействовало на публику, - сказал он репортерам, наблюдающим за пассажирами, которые тянулись к борту судна, ни один билет не был аннулирован.

Александр Кемпбелл, генеральный управляющий лондонской компанией «Джон Дивер и сын», производящей виски, поднявшись на борт судна, вторил Самнеру:

- Я полагаю, что все это чепуха, - сказал он весело, поправляя свою шляпу. - «Лузитания» может легко уйти от любой немецкой подводной лодки, а Британское Адмиралтейство присмотрит за судном, когда оно будет у ирландских берегов.

Джустус Форман торопился попасть на судно. Его такси застряло в утренней уличной пробке, и он был приятно удивлен, когда увидел, что произошла задержка с отправкой. На вопросы репортеров, боится ли он нападения подводной лодки, ответил резко:

- У меня нет времени волноваться по пустякам, - и спустился вниз в свою каюту.

Правда, Форман где-то в глубине души чувствовал беспокойство, и в этом он был не одинок. Сэр Хью Лейн, театральный критик и одно время директор Ирландской национальной галереи, мог рассказать репортерам об этом, но, тем не менее, поведал лишь о контракте с художником Сарджентом, заключенным в пользу Красного Креста:

- Я уже просил самую красивую женщину Англии позировать ему для портрета.

Виноторговец из Нью-Йорка Джордж А. Кесслер, обладатель густой черной бороды, имел при себе 2 млн. дол. в акциях и других ценных бумагах. Он держал в памяти ряд сделок, которые, возможно, ему предстояло финансировать. Этот человек относился к тому сорту людей, когорые предпочитают иметь все свое при себе.

- Это значительно безопаснее, - пояснил он судовому эконому Джеймсу Мак-Коббину.

В свою очередь, Мак-Коббин признался «королю шампанского», что это его последний рейс и что он собрался удалиться на ферму, приобретенную недавно в Голден-Грин.

Элизабет Дакворт вскарабкалась по трапу 3-го класса, незамеченная прессой. Она тащила один раздутый чемодан впереди, а другой позади себя. В этом положении Элизабет оказалась зажатой в группе потных молодых канадских добровольцев, отправляющихся за океан на войну. Военные были размещены в судовых помещениях всех классов, некоторые из них, имея форму при себе, оставались в гражданском платье [22].

Вскоре после десяти, когда весь багаж был наконец на борту, а швартовы приготовлены к отдаче, репортеры «приперли» к стенке на просторной прогулочной палубе интересующую их газеты троицу, состоящую из капитана Тернера, Вандербилта и Чарльза Фромана.

Все трое мужчин были мало похожи друг на друга как по внешнему виду, так и по отпечатку, накладываемому их профессиями. Фроман, короткий, приземистый, смахивающий на лягушку, одетый как всегда в темный двубортный костюм с жестким воротничком и в темной же войлочной шляпе. Вандербилт высокий, атлетически сложенный, с выражением самоуверенности, которую часто принимали занадменность, одетый в угольно-серый однобортный костюм с фуляровым галстуком-бабочкой в крапинку и в твидовой кепке. В петлице его красовалась алая гвоздика. Тёрнёр, низкий и неуклюжий. Козырек его фуражки украшал золотой шнур, четыре золотые нашивки блестели на рукавах. Он выглядел лет на восемь моложе своих 59.

В ответ на вопрос об угрозе подводных лодок Вандербилт ответил с усмешкой:

- Почему мы должны бояться германских подводных лодок? Ведь в море мы можем обставить любую из них.

Тогда репортеры спросили его, не рассчитывает ли он на удачу, которая однажды уже улыбнулась ему, когда он в ночь перед отплытием «Титаника» три года тому назад вдруг отказался от поездки. Вандербилт лишь робко улыбнулся.

- Вы думаете, - спросил капитан Тернер, кладя руку на плечо Вандербилта, - что все эти люди взяли бы билеты на «Лузитанию», если бы они полагали, что ее сможет догнать немецкая субмарина? Эти разговоры о торпедировании едва ли не лучшая шутка из всех, что мне приходилось когда-либо слышать! - И он, и миллионер расплылись в улыбке.

- Германия может собрать на нашем пути все свои подводные лодки, - пророкотал Тернер в сторону репортеров, - но мы все равно уйдем от них. Я никогда не слышал хотя бы об одной субмарине, которая могла бы давать 27 уз хода. Мы можем, даже хотим это показать, если представится случай.

Он напомнил, что еще зимой, будучи капитаном «Трансцльвании», успешно обставил подводные лодки у Куинстауна. Один из репортеров поинтересовался, нельзя ли для обмана вражеских субмарин поднять американский флаг, но Тернер оставил этот вопрос без ответа.

Подобная «увертка» была использована несколькими рейсами раньше, когда судном командовал «гениальный ирландец» Доу, которого из-за болезни заменил в этом рейсе Тернер. Однако этот шаг вызвал официальный протест Белого дома. В объяснении, правда, прозвучало, что вся идея принадлежала находившимся на борту «нервозным» американцам.

Будучи капитан-коммодором компании «Кунард» и капитаном «номер два» в английском торговом флоте, Тернер имел право командовать новыми лайнерами компании в их первых после постройки рейсах. Вот и «Лузитания» после своего спуска на воду в первых рейсах через Атлантику в 1908 - 1909 гг. нуждалась в твердой руке Тернера. Он понял судно и приручил, подчинив себе его гигантскую силу и сделав самым быстроходным в Атлантике. В 1910 г. он ступил на мостик «Мавритании» и побил свой собственный рекорд. Триумфом его 0ыло командование «Аквитанией» в первом рейсе в прошлом году.

Фроман стоял, опираясь на трость. В Англии он намеревался просмотреть постановку своей пьесы «Розовый восторг» в театре герцога Йоркского в переулке Св. Мартина и заключить договор на осень. Это был его ежегодный визит, один из тех, которые он обычно наносил в конце зимы. Фроман занял на «Лузитании» те же апартаменты, что обычно занимал на однотипном лайнере «Мавритания».

Тернер заметил, обращаясь к Фроману, что Элен Тэрри этим утром отправилась в Англию на американском судне «Нью-Йорк», и тут же добавил, что другая актриса - Рита Джоливе - находится на борту «Лузитании». Мисс Джоливе только что закончила играть ведущую роль в пьесе «Что значит быть женщиной», которую получила, обратив на себя внимание игрой с Отисом Скиннером в пьесе «Рок».

Интервью завершилось. Фроман захромал вдоль поручней, тяжело опираясь на свою трость. Он выглядел очень усталым и, может быть, поэтому не сказал репортерам, бравшим у него интервью, что Элен-Тэрри заказывала билет на «Лузитанию», но ее друзья настояли на том, чтобы она отказалась от него. Айседора Дункан [23] со своей труппой танцовщиц также были на борту «Нью-Йорка».

Снующие по причалу, подобно уличным разносчикам, хроникеры отщелкали сотни футов пленки. Многие фото- и кинорепортеры улыбались, представляя себе, какая отличная шутка получится, если они сопроводят снимки пояснительными надписями типа «Последний рейс „Лузитании"».

Они засняли Плэмандонов, выходящих из такси, израсходовав при этом больше пленки, чем намеревались, так как мистер Плэмандон беспокойно копался в кармане, отсчитывая мелочь водителю. Миссис Плэмандон выглядела очень изящно в своей украшенной цветами шляпке. Молодой Эм, который решил проводить родителей, предстал исключительно опрятным в своем длинном приталенном пальто.

Как только старший Плэмандон ступил на палубу судна, рассыльный вручил ему телеграмму. Он полагал, что это какое-то сообщение, поступившее в последнюю минуту из его конторы, но, вскрыв ее, нахмурился и передал телеграмму сыну.

Это было самое странное послание из всех, какие им когда-либо приходилось читать. Оно предостерегало родителей Эма, если тем дорога жизнь, от поездки на «Лузитании» и было подписано словом «Смерть». Пока они обсуждали, не отменить ли поездку, на борт, чтобы повидаться с ними, поднялся их друг Дэвид Форган - президент первого национального банка Чикаго. Теперь телеграмму читал он, почесывая при этом затылок и обсуждая ее с Плэмандоном. Затем Форган пожал плечами:

- Это работа какого-нибудь помешанного, Чарли, - наконец сказал он, - забудь об этом!

Плэмандоны прошли в отведенную для них каюту, а рассыльный продолжал сновать между пассажирами, раздавая еще десятки телеграмм, часть из которых была также подписана страшным словом

«Смерть», а иные - «Джон Смит», «Джордж Джонс» и тому подобными распространенными именами.

Одну из них получил Вандербилт. Она гласила: «Из достоверных источников известно, что «Лузитания» подлежит торпедированию. Вы поступите лучше, если немедленно отмените поездку». Но и он игнорировал ее.

Семья Кромптонов - мистер Кромптон, высокий нескладный британец, живущий в Филадельфии, миссис Кромптон и шестеро их детей - возвращались в Англию на «неопределенное время». Четверо сыновей и две дочери сильно различались по возрасту: старшему Стефану было 17 лет и младшему Питеру - 9 месяцев от роду. Международные поездки для детей не были внове, так как деловые интересы их отца - директора судоходного предприятия «Бут стимшип компани лтд» требовали его присутствия в различных частях мира. Стефан, например, родился во Владивостоке, а тринадцатилетняя Альберта в Южной Африке. Они не получили подобной телеграммы.

Всего на борту «Лузитании» находилось 129 детей, включая 39 младенцев, лепечущих, хныкающих и орущих, чьи родители часто слышали от официальных лиц, представляющих компанию «Кунард», что поездка на «Лузитании» является наиболее быстрым и безопасным средством пересечения Атлантики, особенно для матерей и их детей, которые хотят побыстрее попасть туда, куда они спешат.

Любой посетивший «Лузитанию» мог заметить, что это - комфортабельное и совершенное судно. Сие подтверждало наличие детской комнаты, диетической кухни для младенцев и лазарета с доктором и нянечками, а также других замечательных нововведений: лифтов, помещений для собак и других домашних животных, путешествующих морем со своими хозяевами, телефонов и электрических сигнальных лампочек, а также помещений для горничных и слуг. Арочные дверные проемы, канделябры, инкрустации из красного дерева, дамасские диваны, глубокие и удобные «бабушкины» кресла, висячие зимние сады и пальмы в кадках - все это создавало элегантную и близкую к домашней атмосферу. Особенным преимуществом «Лузитании», которым ее владельцы неумеренно восхищались, была ее «непотопляемость». Двойное дно судна и водонепроницаемые отсеки считались достаточно надежными.

И только слабый запах просмоленного палубного настила, тросов, краски, машинного масла и смазки, угольного дыма, а также вездесущий солоноватый аромат моря подсказывали, что «Лузитания» все же остается судном.

Это необыкновенное судно пользовалось успехом у экстравагантных пассажиров. Один из них - Элберт

Хабберд, разместившийся в комфортабельной каюте на палубе «В» по правому борту, доверительно сообщал окружавшим его репортерам, жуя при этом яблоко, следующее:

- Я находился в дружеских личных отношениях с кайзером, но не знаю, как они будут выглядеть сейчас, поскольку, вы знаете, мною написаны некоторые вещи, которые могут ему не понравиться… И если я прибуду благополучно и германский император не захочет видеть меня в Берлине, то придется набраться терпения, чтобы повидать его позднее на острове Св. Елены.

Хабберд имел эксцентричный характер, каким обычно отличаются выходцы со Среднего Запада. Он перепробовал, и успешно, массу различных занятий, начиная от продажи мыла и кончая игрой в водевилях. Теперь он известен, как «Фра Эльбертус» или «Мудрец» из Ист-Ороры в штате Нью-Йорк, благодаря культу писания, которое для многих превратилось в ремесло. Его книг и статей в журналах было так много напечатано, что их следовало бы уже измерять на вес.

Сама наружность Хабберда привлекала внимание: сверкающие глаза, длинные волосы, небрежно надвинутая шляпа, широкий, чрезмерно большой галстук. Сейчас он выглядел, как один из 12 апостолов в полусовременном одеянии. Именно этого ему и хотелось.

Хабберд только что закончил небольшой этюд под названием «Кто отверз веки дьяволу?», где говорилось много весьма нелестного о кайзере Вильгельме. Если он увидится с кайзером, то это, по его мнению, может не только послужить поводом для заключения будущего мира, но и хорошей историей для его журнала.

Репортеры выжали из Хабберда ответ на самый злободневный вопрос.

- Я не думаю, чтобы они утопили судно, - заметил он с кривой ухмылкой. - Это было бы слишком хорошо для меня. Я бы утонул вместе с ним и, пожалуй, это был бы единственный путь, следуя которым я мог бы удовлетворить свои амбиции и вступить в Храм Славы. Я пошел бы прямо на дно и стал бы настоящим героем.

Затем он добавил уже серьезно:

- Я не предприму никаких усилий, чтобы попасть в спасательную шлюпку, даже если в ней будет лишнее место.

Вместе с ним на судне находилась его жена Алиса Хабберд.

После 10.30 стало очевидным, что лайнер готов к отходу. Сигнальные звонки «Все на берег!» прозвучали по всему огромному судну. Прощальные процедуры мгновенно пришли к завершению. По судовым коридорам начал растекаться кухонный запах.

Посетители и провожающие устремились вниз по трапу. Грузовые люки были уже задраены. Палубная команда сменила свою парадную одежду - накрахмаленные спортивного покроя тужурки - на более подходящие для моря свитеры с высокими воротниками и плотные куртки. В приливе активности матросы приступили к работе, выполняя тысячи малых дел, непостижимых для сухопутных людей.

В полдень на сигнальных фалах с мостика был поднят лоцманский флаг «Н», а над узким кормовым мостиком - американский флаг. Цепочки разноцветных флажков побежали вверх на переднюю фок- и заднюю грот-мачты. Они придали всему праздничную атмосферу. Казалось, судно отправлялось в прогулочный рейс.

Черный дым извергнулся из красно-черных дымовых труб. Сходни были со скрипом убраны на причал цепочками дюжих напрягшихся грузчиков, а швартовы толщиной с руку сброшены со швартовных тумб.

Глубоко внизу судна послышалось пыхтение, переросшее в приглушенный рев четырех паровых турбин. Мощный водоворот вскипел под кормой. До 12.30 «Лузитания» была оттянута от причала.

Она дала три могучих басовито-низких гудка, которые заставили людей зажать уши и которые сразу заглушили судовой оркестр, игравший на палубе «Типперери» [25], как, впрочем, и мужскую хоровую группу королевских певцов Уэлса, которая в другом конце той же палубы торжественно исполняла «Знамя, усыпанное звездами».

Кое-кто на причале бросал в скользящее вдоль него судно пригоршни конфетти. На шлюпочной палубе Элберт Хабберд, сменивший свою черную обвисшую щляпу на серую спортивную кепку, старательно махал рукой газетным фотохроникерам. Рядом с ним стояла улыбаясь Алиса. Они были в подавленном настроении.

За три минуты «Лузитания» вышла на середину реки. Люди продолжали махать носовыми платками, шляпами и маленькими флажками, которые продавали уличные торговцы. Но постепенно они притихли, а затем стали прикладывать свои носовые платки к глазам.

Для «Лузитании» внезапно все ушло в прошлое. После всех сомнений и страхов она наконец покинула свой причал и была сейчас так далеко от тех, кто махал ей с берега, как если бы находилась уже по другую сторону Атлантического океана.

Три буксира тянули «Лузитанию», пока не развернули ее точно вниз по течению. По сравнению с огромным судном они выглядели карликами, но, тем не менее, успешно справлялись с его буксировкой.

Отплытие «Лузитании» всегда было великолепным зрелищем. Пассажиры паромов, пересекающих Гудзон, вытягивали шеи, когда она величественно проплывала мимо доков Хобокена. Даже флегматичный шкипер баржи с определенным уважением смотрел на нее своими иссеченными ветром глазами.

Если не считать небоскреба Вулворта, «Лузитания» была сейчас самым большим предметом в Нью-Йорке.



Лайнер «Лузитания» в Атлантическом океане

Один из провожающих отбыл еще до того, как «Лузитания» полностью освободила пирс N 54. Это был Эм Плэмандон. Он пересек Вест-стрит, миновал угрюмое, напоминающее утюг, здание матросской ночлежки, пакгаузы и направился вверх по 14-й авеню в сторону подземки. Он расстроился из-за неудавшейся попытки вовлечь в разговор свое театральное божество - Фромана, хотя и был осведомлен о том, что робкий и застенчивый Фроман никогда не дает интервью своим поклонникам, за что его и прозвали «немым».

Эм доехал до остановки «Южная переправа». Здесь он выбежал на эспланаду, опоясывающую район Бэттери и Аквариум.

Огромный лайнер, уносящий его отца и мать вместе с другими 157 американцами, покинув Гудзон, уже выходил в широкую нью-йоркскую гавань, прибавив при этом свой ход. Черная, вьющаяся полоска дыма, истекающая из его четырех труб, начинала стелиться более полого. Даже сопровождающие чайки замахали крыльями в ускоренном темпе, чтобы в своем полете над высокой грациозной кормой столь величественного судна не отставать от него.

Моросящий дождь прекратился, и проглянуло солнце, теплое и яркое. Его лучи искрились на белизне надстроек «Лузитании» и временами вспыхивали, отражаясь от крупных золотых букв, составляющих название судна на его носу.

Вместе с другими субботними гуляками и бездельниками, населяющими скамейки Бэттери-парка Эм ждал, когда судно минует Статую Свободы. Он знал, что оно скоро придет на траверз о. Статен и вслед за тем выйдет в проход Нарроус, ведущий к океану.

Судно становилось все меньше и меньше, и вскоре ничего уже не могло напомнить о нем, кроме бледного кильватерного следа и легкого ностальгического запаха угольного дыма, растворяющегося в воздухе.

Примерно в это же время в Бриджпорте миссис Джеймс Г. Брукс из своей комнаты в отеле «Балтимор» говорила по телефону с нью-йоркскими знакомыми. Ее муж, служащий «Вид Чейн компани», отбыл сегодня на «Лузитании», но не разрешил взять такси с тем, чтобы проводить на нем судно вниз по реке.

- Джей [26] что, спятил? - спросили ее друзья. - Разве он не видел предупреждения в утренних газетах, Рут?

Рут Брукс не ответила. Она думала о своих четырех маленьких детях и мучила себя мрачным вопросом, что она и ее няня мисс Хикс должны будут предпринять, если…

Ее Джей в возрасте 41 года был все еще «мальчиком» из штата Мэн. Он вырос, плавая в ледяных водах р. Андроскоггин, резвясь с бревнами, сплавляемыми вниз по течению, подобно тому, как другие дети проделывали это с надувными мячами на озерах. Эта мысль привела ее в лучшее состояние духа.

В Бэттери Эм подобрал вечерний выпуск газеты «Сан», чтобы почитать его в долгой дороге до Морнингсайд-Хайтс, и медленно зашагал обратно к метро, кутаясь в свое пальто.

«Четыре дирижабля и один аэроплан летали ночью над городом Лав-стовт в графстве Саффолк, но бомб не сбрасывали. Немцы обстреляли Дюнкерк из дальнобойных орудий калибром предположительно 42 см. На менее известном театре военных действий в Южной Африке был захвачен немецкий поезд, а на Востоке японцы направили ультиматум Пекину. Повсюду видны были приметы войны».

Многое случилось и дома.

«В Филадельфии 3000 женщин-суфражисток [27] провели марш от Вашингтон-сквера до Метрополитен-хауза; в городке Вест-Оранж какая-то вдова отравилась газом, оставив квартирной хозяйке в уплату за него один доллар. Новая нью-йоркская линия подземки «Си-Бич» вступила в эксплуатацию. Полиция выловила трех наркоманов, которые сбежали из больницы Бельвю».

Рекламные объявления предлагали разнообразные товары, начиная от весенних мужских костюмов за 17 долларов 50 центов, до «вечной» завивки для женщин и усовершенствованных глушителей для автомобилей «Форд».

В Вашингтоне Вудро Вильсон продолжал считать, что Америка «не может и не должна ввязываться в европейскую войну».

Поскольку трансатлантический кабель еще не донес последние новости, газета не сообщала, что танкер «Голфлайт», принадлежащий Соединенным Штатам, в это утро был торпедирован у островов Силли при входе из Атлантики в Английский канал [28]. Танкер смог выброситься на берег. Но три американца, включая капитана, погибли.


4
ПОДВОДНАЯ ЛОДКА U-20



В ранние предрассветные часы 30 апреля лодка U-20 покинула свой причал в Эмдене. Проводы были скромными, не играли оркестры, не махали платочками девушки, лишь немногословные пожелания удачи и счастливого возвращения прозвучали вслед уходящей лодке.

Предыдущий вечер капитан-лейтенант Швигер, которому незадолго перед этим исполнилось 32 года, по традиции провел в винном погребке на набережной со своими приятелями - командирами подводных лодок. Это было общение равных, которые долгое время провели в уединении боевых походов.

Их служба в корне отличалась от службы армейских частей, либо марширующих «гусиным шагом» и орущих патриотические гимны, либо устало бредущих к линии фронта по грязным и разбитым дорогам Фландрии. Это была служба вдумчивого, а зачастую и мечтательного личного состава, без особого трепета смотревшего на портреты Бисмарка и его прусских потомков. Подводники могли обойтись без показного блеска, а награждали их часто посмертно.

Херзинг, чье имя чаще других упоминалось на вечеринке офицеров, представлял исключение. Еще 5 сентября 1914 г., когда германские адмиралы продолжали спорить о том, представляют ли боевую ценность маленькие подводные лодки или нет, он открыл боевой счет, потопив торпедой британский легкий крейсер «Пэтфайндер». Херзинг командовал U-21 и с 25 апреля находился в боевом походе.

Упоминалось также имя Дрёшера, который, командуя U-20, в октябре, после боевых действий в Английском канале, впервые обошел вокруг Ирландии и Шотландии, обогнул Британские острова с севера и возвратился в базу. Вплоть до начала первой мировой войны подводные лодки считались интересными механическими штуковинами, к которым адмиралы большинства флотов мира относились лишь насмешливо-терпимо. Лодки рассматривались ими как оборонительное оружие прибрежного действия с весьма ограниченными возможностями в отличие от наступательного оружия флотов сильных - линейных кораблей. В военно-морских кругах Германии многие, не исключая и создателя германского флота гросс-адмирала Тирпица, считали, что только полностью проверенное и повсеместно признанное оружие имеет право на развитие и усовершенствование, ко всяким же нововведениям надо относиться с недоверием. Первая экспериментальная подводная лодка частной фирмы появилась в Германии в 1903 г., первая подводная лодка вошла в строй германского флота только в 1908 г., т.е. всего за восемь лет до войны.



Немецкая подводная лодка U-20

Мысль «задушить неприятельскую торговлю» возникла у командиров подводных лодок еще в начале войны. 20 октября 1914 г. U-17 потопила у берегов Норвегии английский пароход «Глитра», но предоставила команде возможность спастись, как того требовали нормы международного права. 26 октября был поврежден торпедой французский пароход «Амираль Гантом». В ноябре U-21 потопила артиллерийским огнем пароходы «Примо» и «Малахит», а в январе остановила и потопила подрывными патронами еще три парохода. Действовавшая в Английском канале U-20 без предупреждения потопила торпедами за один день 30 января три парохода: «Эйкариа», «Токомару» и «Ориоль». До начала 18 февраля 1915 г. официальной войны против торговли подводные лодки потопили 11 британских пароходов и 1 союзный. Адмирал Тирпиц начал понимать, что это новое и притом ужасное оружие.

Подводные лодки могли нанести судоходству гораздо больший урон, нежели одиночные крейсера-рейдеры, подобные «Эмдену». Подводная война стала ответом британскому флоту и блокаде, которая грозила Германии. В начале 1915 г. в германском флоте было всего [27] боевых подводных лодок, но они бросились в бой с таким неистовством, которое оказалось для англичан совершенно неожиданным.

Ненависть Германии теперь была обращена на Англию, которая после взятия немцами упорно сопротивлявшихся укреплений Вервье, Льежа и Намюра преподнесла им горькую пилюлю, придя на помощь союзникам. Кампания, начатая подводными лодками, явилась целительным бальзамом для прусской военной машины, которая стала поскрипывать. Еще одним актом отчаяния стало применение отравляющих газов против канадских войск у Ипра [29]. Но и оно не смогло изменить положения на Западном фронте, а именно кровопролитного топтания на месте.

Перед Швигером, когда он готовился к боевому походу на U-20, была поставлена четкая задача: любое судно, перевозящее груз для поддержки врага, должно быть потоплено. Однако невооруженные суда отправлялись на дно без предупреждения или предоставления их командам и пассажирам времени для посадки в спасательные шлюпки, что являлось нарушением Гаагской Конвенции [30]. Несмотря на различные официальные заявления Германии о том, что воды вокруг Британских островов представляют собой военную зону, неограниченная подводная война без всяких исключений не объявлялась в безусловной форме вплоть до начала 1917 г.

Перед выходом в море лодки U-20 и U-27, входившие в третью подводную полуфлотилию, получили общие директивы из морского генерального штаба:

Ожидается выход крупных английских войсковых транспортов из Ливерпуля, Бристоля, Дартмута… следовать на позиции вокруг Шотландии возможно быстрее… оставаться на позициях так долго, как позволят запасы топлива и торпед… атаковать транспортные суда, торговые суда, военные корабли…

В соответствии с установившимся обычаем эти инструкции, по всей вероятности, сопровождались устными распоряжениями, которые никогда не регистрировались [31].

Лодка Швигера была загружена до отказа. Все свободные места были заполнены провизией: в наиболее прохладных торпедных отсеках - мясо и овощи, между огнетушителями втиснуты банки с сосисками, под узкими матросскими койками уложены коробки с маслом, а под койкой командира в его тесной выгородке, служившей каютой, нашли себе место соль и специи.

Эмден военного времени продолжал еще спать, когда матросы U-20 по команде отдали швартовы. Затем снизу послышался приглушенный звук работающих электромоторов. Подобно длинной серой акуле, подводная лодка заскользила прочь от привычного причала мимо громоздких силуэтов больших кораблей и тихо прошла по левой стороне мелководного канала, направляясь к выходу в неспокойное Северное море.

Рассвет уже наступил, когда лодка миновала песчаные рифы о. Боркум, прикрывающие с моря береговую черту Голландии и Германии, западные отмели р. Эмс и, наконец, плавучий маяк Боркум-Риф в Северном море в 25 милях от берега - последнее напоминание морякам об их родной земле. Радист настроил свою аппаратуру на частоты станций Боркум и крейсера - плавбазы «Аркона».

Лодка поравнялась с маленьким рыболовным траулером, с него послышались возгласы «Удачной охоты!» Вслед за этим рыбаки передали на борт целую сетку сельди. Младший лейтенант, помощник Швигера, получая подарок, ответил:

- Боже, покарай Англию!

И лодка U-20, продолжая свой путь на запад, скрылась в облаке голубоватых дизельных выхлопов.

Кто-то достал свой аккордеон, кто-то завел граммофон. Слышалась музыка, доносились запахи пищи - кок готовил завтрак, состоящий из какао и хлеба с мармеладом. На узкой верхней палубе курили сигары.

Подводная лодка шла в надводном положении, но с выключенными красным и зеленым ходовыми огнями. При этом она раскачивалась вверх-вниз на столько, на сколько ее команда могла чувствовать себя в море. Эта лодка считалась счастливой, за что каждый на ее борту был предан ей.



Командир немецкой подводной лодки U-20 капитан-лейтенант Вальтер Швигер

В следующий полдень, когда «Лузитания», такая большая, что на ее палубах могла разместиться целая флотилия подводных лодок, направляясь в сторону приемного буя N 1, вспенивала воду в канале Амброз, с U-20 впервые увидели вражеский берег. Далеко слева по носу субмарины виднелась острая оконечность о. Фэр-Айл, лежащего к северу от Шотландии между Оркнейскими и Шетландскими островами и хорошо знакомого каждому из команды лодки. Появление на горизонте этого клочка суши означало, что лодка покрыла почти половину своего пути. Пройдя остров, командир должен был дать приказ положить руль «лево на борт» и направиться к югу, в сторону будущей засады у ирландского побережья. Командиры подводных лодок делали этот огромный крюк, предпочитая идти сначала на север, а затем спускаться на юг, нежели смертельно рисковать при проходе через узкий и опасный Дуврский пролив.

Мелкие чайки Северного моря уступили место более крупным и смелым, выросшим в Атлантике. Похолодало. Море и небо приобрели серо-зеленые оттенки и стали как будто необъятнее. Лодка U-20 шла в надводном положении.

Вскоре показались красно-серые утесы островов Сент-Килда, относящихся к Гебридам. В одной из гаваней островов спряталась база сторожевых катеров. Поэтому U-20 постаралась обойти заброшенные острова много мористее.

3 мая, оставаясь в виду Гебридских островов, капитан-лейтенант Швигер неожиданно встретил грузовое судно, выглядевшее примерно на 20 тыс. т. Он выпустил по нему одну торпеду, которая прошла мимо. Разглядев, что судно несет датский флаг, Швигер решил отказаться от повторной атаки. Он начинал беспокоиться, выполнит ли свою задачу. Между командирами подводных лодок начало обостряться соперничество, и U-23 установила в нем вызывающий рекорд - только с 28 по 31 апреля она потопила военный угольный транспорт «Мобил», затем еще два других угольщика «Фулджент» и «Чербери», а также русский пароход «Звороно».

Были потоплены и другие суда в Северном море и в районе островов Сент-Килда вплоть до Бйская.

Суда нейтральных и воюющих сторон с одинаковым страхом ожидали появления боевых рубок подводных лодок со стекающей с них водой или первого предупреждения в виде торпеды, что означало разрушительный конец их миру, казавшемуся до этого безопасным.

В эти же дни в Северном море был торпедирован и отправлен на дно пароход «Катэй» под датским флагом. Неподалеку от него был потоплен артиллерийским огнем английский траулер «Стреттон», после того как его команда высадилась в шлюпки. Траулер «Мэри Айлингтон» был торпедирован у ирландского побережья, а пароход «Дан» вблизи Шотландии. Члены экипажа парового траулера «Беннингтон», который 30 апреля сумел уйти от немецкой субмарины, еще продолжали поздравлять себя с этим событием, как судно снова было торпедировано у Абердиншира. На этот раз оно затонуло. Экипаж другого торпедированного и добитого из пушки рыболовного судна «Гренджвуд» высадился на крохотный островок из группы Оркнейских островов с населением всего из трех человек.

На подводных лодках ликовали. Любому школьнику было ясно, что при таких темпах ни торговый, ни рыболовный флоты Британии и ее друзей не продержатся долго.

В среду 5 мая, через пять дней после выхода из Эмдена, Швигер прибыл в район мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл.


5
КАПИТАН ТЕРНЕР



1 мая, когда лодка U-20 направлялась в море, «Лузитания» оставила лоцмана у Санди-Хука [32], спустила лоцманский флаг и прошла вперед еще несколько миль в легком тумане, давая через одинаковые интервалы сигналы гудком. Постепенно она замедлила ход, а затем легла в дрейф, совершенно перестав продвигаться вперед. Во мгле возникли неясные силуэты трех кораблей британских военно-морских сил, которые вскоре превратились в реальные переоборудованный лайнер и два военных корабля. Маленький катер отвалил от одного из них и теперь покачивался у борта «Лузитании». С него передали туго набитые мешки, оказавшиеся почтой. Затем катер вернулся к своему кораблю, и вахтенный помощник капитана «Лузитании» поставил рукоятку машинного телеграфа на «Полный вперед!» Внизу раздался звонок, и потные механики на платформе машинного отделения сразу же завращали большие маховики маневровых клапанов. Судно, с возрастающей силой разрезая воду, устремилось на запад.

Вспомогательный крейсер «Карония», бывший лайнер, которым капитану Тернеру однажды довелось командовать, крейсер «Эссекс» и линейный корабль «Бристоль» остались позади, снова растворившись во мгле. Они патрулировали в американских прибрежных водах.

«Лузитания» спокойно, развивала ход в 20 уз. Ее скорость была предметом постоянного восхищения пассажиров, четверть миллиона которых она за восемь лет службы перевезла через Северную Атлантику. Вскоре она обогнала другие лайнеры, идущие на восток: «Камерунию», направляющуюся сейчас, после внезапного реквизирования Адмиралтейством, в Галифакс вместо предусмотренного расписанием Глазго, «Нью-Йорк», следующий в Ливерпуль, «Роттердам», идущий в Роттердам, «Бергенсфьорд», держащий курс к Бергену, и, наконец, «Канопик» - к Генуе. Все они остались где-то позади в океане…

Пассажиры неумело примерили патентованные спасательные жилеты. Родители натягивали их на своих детей, которые становились похожими на надувные игрушки, что у большинства вызывало улыбки.

Во время полуденного чая судовые оркестранты исполняли произведения, которые, как им казалось, должны были нравиться пассажирам. В музыкальном салоне звучали печальные аккорды, мелодии «Утомленная вами» Кэрри Джекобса Бонда, любимого композитора Элберта Хабберда. Это был его излюбленный мотив, «увлажняющий» глаза. Обладая в целом энергичным и кипучим характером, этот человек временами впадал в слезливую сентиментальность. Хабберд пересекал океан не впервые, но испытывал душевный трепет перед путешествием. В субботу утром он написал своему другу Э. В. Эдварду: «Я могу встретиться здесь с минами или подводными лодками, а равно познакомиться затем с любой шальной пулей в окопах».

Тем не менее, на судне, как и дома, он мог целыми днями делать заметки, записывать наблюдения и даже сочинять целые статьи. И считал при этом, что, если ему и не удастся приблизиться к кайзеру ближе, чем расположены парижские пригороды, он все равно сможет вернуться домой с массой интересных и подробных впечатлений, начиная от описания рейса лайнера и его пассажиров и кончая налетами германских цеппелинов и английской точкой зрения на американский нейтралитет. После чая, уже находясь в своей каюте на палубе «В», он почувствовал отрешенность, которую часто испытывал в лесах. Разные мысли приходили ему в голову…

Стук в дверь каюты напомнил Хабберду, что уже вечер и коридорный пришел проверить светомаскировку. Затемнение судна, закрытие всех иллюминаторов и люков стало уже обычным делом.

Элберт сменил рубашку, небрежно повязал другой галстук, и чета Хаббердов направилась по длинному коридору палубы «В», покрытому блестящим линолеумом. Их путь был отмечен многочисленными белыми, красными и голубыми лампочками, обозначавшими выходы наверх, душевые, прачечные и даже огнетушители и другие судовые принадлежности. Затем они легко поднялись по одному из трапов красного дерева, расположенных с каждой стороны коридора, и продолжили путь по палубе.

Воздух был свежим, а звезды яркими. Хабберды прошлись несколько раз вокруг всей палубы, раскланиваясь при встрече с другими пассажирами. Спустившись снова вниз, они понаблюдали, как официанты затемняли черными шторами окна салона, подобно тому как это делали коридорные в каютах. По роскошно отделанному. коридору Хабберды вышли к одному из двух лифтов в средней части «Лузитании», проходящих через шесть палуб судна. Они оказались на палубе «Д» и вошли в белый с золотом двухэтажный обеденный салон. Высокое, снабженное вдобавок куполом и внутренним балконом помещение на 500 персон, стилизованные коринфские колонны и необъятный буфет красного дерева - все это создавало ощущение царственного величия.

Хабберды прошли в носовую часть салона, поближе к группе, которая не могла не привлекать внимание. Это была многочисленная семья Кромптонов.

Компаньонами за столом у Хаббердов были молодой парень по имени Эрнст Каупер, канадский военный корреспондент, печатавший свои статьи под псевдонимом «Джек Кэнек», «Джек Канадец», и его издатель Пэрси В. Роджерс из Торонто. Элберт Хабберд немедленно стал называть корреспондента просто Джеком, и они сразу превратились в хороших друзей-попутчиков. Джек выразил сожаление, что его брат Чарльз, служивший до этого рейса механиком на «Лузитании», перед выходом судна из Ливерпуля был переведен на другой лайнер.

Вечер перешел в ночь спокойную и без происшествий. Обычными были страхи пассажиров, совершавших плавание впервые, которых беспокоил вопрос, будет ли лайнер испытывать бортовую или же килевую качку.

Наступило мягкое, но туманное воскресное утро второго дня плавания. Вскоре прояснилось. Ближе к полудню капитан Тернер посетил судовую часовню в главном салоне, где вознес молитву во здравие короля и всех находящихся в море. Вернувшись на мостик, он приступил, пыхтя своей трубкой, к изучению рапортички о полуденном местонахождении судна.

Преодолев 501 милю, «Лузитания» оказалась южнее полуострова Новая Шотландия. И хотя дул легкий бриз, а волнение было небольшим, судно, которое однажды установило рекорд, покрыв за сутки расстояние в 617 миль, не могло пройти больше, держа под парами только 19 котлов.

Тернеру казалось, что на судах компании «Кунард» он постоянно участвует в гонках с немецкими лайнерами - обладателями «Голубой ленты Атлантики», такими, как «Дойчланд», «Кайзер Вильгельм II», или с новейшим германским судном «Кронпринцесса Цецилия». «Лузитания» всегда «показывала им корму», благодаря четырем гигантским турбинам общей мощностью 70 тыс. л. с, которыми оснастили ее на верфи «Джон Браун», тем самым внеся вклад в историю морского судостроения. До этого времени никто не пытался устанавливать быстро вращающиеся турбинные двигатели на таких огромных судах.

«Лузитания» могла похвастать еще многими другими новшествами, например, электрическим управлением рулевым устройством, дистанционным закрытием водонепроницаемых дверей, автоматической пожарной сигнализацией и электроприводом шлюпбалок для быстрого спуска спасательных шлюпок. Она обладала, естественно, и всем самым необходимым для того, чтобы превратить ее не только в самое быстроходное, но и самое безопасное судно в Атлантике.

Тернер поднялся на мостик. По пути его приветствовали капитан-администратор Дж. К. Андерсон и старший механик Арчибальд Брайс, которого он особенно любил.

В свои 54 года Брайс выглядел старым и загрубевшим, как бы прокопченным в пылающем аду котельных отделений. На судах компании «Кунард» этот ветеран проплавал 32 года. Служба на море, как и у Тернера, была традицией в семье Брайсов. Его отец стал механиком на одном из первых колесных пароходов компании «Кунард», вскоре после ее образования в 1.840 г.

Во время беседы Брайс напомнил Тернеру о заявлении Китчинера [33], в котором говорилось, что война может начаться в мае [34]. Но капитан Тернер и так получил достаточно предупреждений об этом:


Секретно. Суточное рейсовое извещение от 15 апреля 1915 г.

Германские субмарины действуют в основном у выступающих в море мысов и на подходах к берегу. Суда должны огибать выдающиеся мысы на большом расстоянии.


Через день поступил секретный меморандум от 16 апреля 1915 г.:

Опыт войны показал, что быстроходные пароходы могут значительно уменьшить возможность неожиданной атаки подводных лодок, следуя противолодочным зигзагом, т. е. изменяя курс через короткие и непостоянные промежутки времени, например от десяти минут до получаса. Подобных курсов должны почти неуклонно придерживаться военные корабли, находясь в районах вероятной встречи с подводными лодками. Под водой субмарина развивает очень незначительную скорость и ей чрезвычайно трудно выйти на позицию для атаки, пока она не произведет необходимых наблюдений и не рассчитает курс атакуемого судна.

Однако, несмотря на эти напоминания о войне, Тернер чувствовал себя как бы слегка в стороне от нее. Ведь «Лузитания» по-прежнему могла уйти от всего, чем располагали немцы, кроме, разве что, крейсеров. Она имела на борту граждан нейтральных государств, была безоружна и не везла существенной контрабанды. И хотя она принадлежала к числу резервных вспомогательных судов, Адмиралтейство отказалось от ее использования в качестве вспомогательного крейсера. Поэтому почти каждый на борту «Лузитании», в том числе и капитан, имел основания чувствовать себя в безопасности.

Тернер являлся коммандером [35] добровольческого резерва Королевских военно-морских сил. Сейчас, спустя четыре года после выхода в отставку, его рассматривали фактически как перешедшего возрастной рубеж морской службы, хотя он оставался еще достаточно крепким в свои годы. Так же выглядел и Арчи Брайс, который служил старшим механиком еще на «Аквитании», но был отозван с нее, когда ту затребовало Адмиралтейство.

Тернер желал, чтобы все «отвергнутые» имели такой же большой опыт, как он сам и Брайс, ведь в нынешнем экипаже «Лузитании» оказались только что оперившиеся птенцы, вроде Вальтера Скотта Куорри - двадцатидвухлетнего инженера с о. Мэн, совершающего свой первый рейс. Брайс заметил Тернеру, что само появление этого малого на судне является курьезом, поскольку, по широко распространенному мнению, о. Мэн поставляет только бесхвостых кошек.

Капитан же подумал о том, что он в этом возрасте был уже матросом-ветераном. Вопреки воле своего отца - шкипера парусных судов, желавшего, чтобы его сын сделался министром, - Вилли убежал из дома на море, нанявшись каютным юнгой. Он был готов на все, чтобы избежать канцелярской жизни «у черта на побегушках». Его первым судном был барк «Грасмер», разбившийся во время шторма на рифах и пошедший на дно вблизи Белфаста. Он стоически отказался от предложенной помощи более сильных моряков и самостоятельно, преодолев бушующие на скалах буруны, сумел выбраться на берег.

В 13 лет Вилли нанялся на клипер «Уайт Стар» палубным юнгой и в первом Же рейсе прошел на нем вокруг мыса Горн. Когда «Уайт Стар» прибыл на Галапагосские острова, Вилли был немало удивлен, встретив там своего отца - капитана парусника «Куин оф Нэйшн».

Вилли сменил судно и следующий год провел в плавании под отцовской командой. После этого он продолжил свое морское образование на знаменитых кораблях с полным парусным вооружением: «Уор Спирит», «Ройял Альфред», «Принс Фредерик», «Тандерболт» и «Ройял Джордж». В свободное от вахты время он изучал навигацию, ибо никогда не упускал из виду свою конечную цель - стать капитаном.

- При работе на мачтах я был самым шустрым, - хвастал он иногда, - не считая одного грека, который повстречался мне. Но у того, должно быть, среди не очень отдаленных предков была обезьяна.

Будучи вторым помощником капитана на «Тандерболте» в рейсе на Калькутту, он охотился на дельфинов с утлегаря [36] судна, с которого накатившийся гребень большой волны смыл его за борт. Старший помощник капитана сбросил Тернеру с кормовой палубы спасательный круг. Это позволило ему продержаться на воде 1 час 20 минут, в течение которых команда смогла закончить утомительный маневр, связанный с разворотом и приведением судна к ветру, чтобы лечь в дрейф. Маневр закончился тем, что была спущена гребная шлюпка, которая подобрала Вилли из воды. В течение этого времени он был окружен акулами, от которых отбивался как мог. Одной из акул он даже нанес апперкот правым кулаком.

Когда насквозь мокрый Вилли поднялся по штормтрапу на бак высокобортного «Тандерболта», капитан судна - приверженец строгой военной дисциплины - уже поджидал его:

- Это вы, мистер Тернер? - спросил он, прекрасно узнавая мокрую фигуру, цепляющуюся за раскачивающийся штормтрап.

- Так точно, сэр! - отрапортовал Тернер.

- Хорошо. Вы можете взойти на борт и отлежаться на своей койке три дня, - затем педантично заметил: - Вытряхните воду из часов, прежде чем уляжетесь, а то механизм может заржаветь.

Эту историю особенно любил рассказывать Тернер. А таких историй у него было достаточно. Тернер не раз обогнул земной шар. Ему стали одинаково хорошо знакомы «ревущие сороковые» ниже мыса Горн и тихие тропические острова в южной части Тихого океана по другую сторону заветной Новой Зеландии.

Тернер любил паруса, но знал, что будущее каждого моряка определяет сила пара. Он неохотно перешел на лайнер «Лейланд» компании «Инмен» и некоторое время служил младшим офицером на нем, пока в 1878 г. не перешел в компанию «Кунард», где стал третьим помощником капитана на «Шербуре», совершавшем рейсы из Ливерпуля в Средиземноморье.

Он знал, что компания «Кунард» назначает капитанами только имеющих опыт командования судами. Поэтому Тернер вполне сознательно вернулся на время к смоленым палубам и вздымающимся над ними парусам и стал капитаном клипера «Стар оф Ист».

В 1883 г. с прекрасным аттестатом от владельцев этого судна Тернер в последний раз спустился на берег по сходне парусника. На этот раз компания «Кунард» взяла его к себе. К этому времени она превратилась в мощное и быстро растущее судоходное предприятие, от которого в значительной мере зависело Британское почтовое ведомство, отправляющее многочисленную заморскую корреспонденцию.

Компанию возглавляли способные директора, не уступавшие старому надменному Э. Г. Кунарду, чьим девизом, ставшим уже легендарным, было: «У нас никто не погибает!»



Капитан «Лузитании» Вильям Томас Тернер

Но, прежде чем стать капитаном, Тернер был вынужден пройти длительный путь. Кое-кто объяснял задержку в продвижении Тернера по службепрямым характером и стремлением к правдивости, которые ставили его в невыгодное положение по сравнению с другими, более покладистыми претендентами. Только в 1903 г. он добился командования небольшим пароходом «Алеппо», совершающим рейсы в Средиземное море.

Дальнейшее продвижение пошло быстро. Стало очевидным, что он мастерски управляет судами, блестяще швартуется в портах и, вдобавок ко всему, является хорошим примером для подчиненных. Тернер командовал все более крупными судами: «Карпатией», «Ивернией», «Умбрией», «Каронией» и «Карма-нией». Он «чувствовал» эти огромные творения из железа и стали, благодаря опыту, приобретенному во время управления разными деревянными судами с их индивидуальными особенностями.

Тернер принял «Лузитанию» от своего старого друга Джима Уатта в начальные годы соперничества с германскими лайнерами и управлял ею твердой рукой возничего римской колесницы.

Он стал самым знаменитым капитаном в Северной Атлантике, которого ненавидели и уважали его немецкие соперники. Члены экипажа любили этого несколько грубоватого человека - факт примечательный в морской среде.

- Если вы идете в рейс с Вилли Тернером, - говорили эти люди, - вы идете на образцовом судне.

Пассажиры соглашались с ними.

Тернер стал преемником капитанов таких судов, как «Мавритания» (однотипный лайнер с «Лузитанией», но немного более быстроходный), затем «Аквитания» (будучи больше двух предыдущих, могло похвастать не только обычной роскошью, но и плавательным бассейном).

Однажды Тернер поставил своеобразный рекорд, пришвартовав огромный лайнер в Нью-Йорке всего за 19 минут. Будучи капитаном «Мавритании», в 1912 г. спас экипаж горящего парохода «Вест Пойнт». За успешное маневрирование при подъеме спасательных шлюпок в трудных условиях ему была присуждена специальная медаль «Общества спасения при кораблекрушениях».

В общем, жизнь Тернера была насыщенной… Времени, чтобы покопаться в саду своего дома на спокойной Вилльерс-авеню в Грейт-Кросби, расположенного в пределах слышимости пароходных гудков на р. Мерси, было мало. У него было два сына: Норман - офицер королевской артиллерии, воевавший со своим полком где-то во Франции, и Пэрси, который пошел по стопам отца и сейчас служил в торговом флоте.

В то время как Тернер прохаживался по мостику, Брайс спустился в свои владения, чтобы выполнить важные обязанности. В его подчинении было 24 офицера - штат, даже по военному времени, громадный. Их список он часто произносил на одном дыхании, как какое-то языческое заклинание:

- Кокборн, Смит, Дункан, Дункан, Литл, Хетерингтон, Фэйрхерст, Коль, Лич, Уили, Джонс, Андерсон, Келли,…, Куорри.

Почти к каждому из них Брайс относился, как к своему ребенку, о котором следует беспокоиться, и о каждом из них он имел собственное суждение. Один из членов его машинной команды был «баловнем судьбы». Смазчик Фрэнк Тауэр сумел выплыть с «Титаника», а позже с «Импресс оф Айрленд» - судна, которое затонуло в заливе Св. Лаврентия после столкновения с другим судном, в результате чего погибло 1024 человека…

В субботу после завтрака капитан Тернер наблюдал за тренировкой экипажа по посадке в одну из двух дежурных шлюпок, в качестве которых попеременно назначались шлюпка N 13 по правому борту и N 14 по левому. Команда шлюпки, имевшая отличительные значки (в соответствии с номером спасательной шлюпки) и облаченная в спасательные жилеты, по свистку занимала одну из шлюпок, которую никто не пытался спустить на воду. Матросы занимали в ней места и оставались на них, пока не звучал другой сигнал. По нему экипаж выпрыгивал из шлюпки и расходился по своим постоянным постам. Участия пассажиров в таких учениях не требовалось.

Обозревая спокойную блестящую поверхность океана, Тернер удовлетворенно попыхивал своей трубкой. Все выглядело так же, как в одном из лучших рейсов года. Затем, но уже с меньшей «приятностью», он подумал о предстоящих ему светских обязанностях по приему и угощению пассажиров.

Тернер спустился вниз на воскресный обед в главный обеденный салон к своему капитанскому столу, предназначенному для наиболее именитых пассажиров, вроде Вандербилта, Фромана и членов аристократических фамилий. В их число входили хорошо известные ему по прошлым рейсам и новички, например, Д. А. Томас, который был одно время членом парламента от партии либералов, благодушно царствующий над более чем 50 тыс. шахтеров Уэлса; капитан 2 ранга Дж. Фостер Стэкхаус - исследователь-океанограф, планирующий на 1916 г. международную экспедицию в Антарктику; Альберт Л. Гопкинс - президент судостроительно-судоремонтной компании в Ньюпорт-Ньюсе, намеревающийся предложить свои услуги в «преодолении» угрозы подводных лодок; майор Уоррен Перл, бывший главный хирург армии Соединенных Штатов… «Лузитания» всегда привлекала видных людей.

Но, независимо от того, принадлежали ли его гости к тому же кругу, что и он сам, или же были отделены от него непроходимой пропастью пола и образа мышления, Тернер вынужден был развлекать их, отвлекаясь от своей главной роли судоводителя, и растрачивать время, принадлежащее его судну. Иногда он удивлялся, почему это обстоятельство не включено в молитвеннике в число «морских опасностей».


6
В ПРОСТОРАХ АТЛАНТИКИ



Лайнер «Лузитания» упорно продвигался вперед, делая почти 20 уз. С каждым оборотом своих гребных винтов, судно все дальше углублялось в просторы Атлантики. Утром в понедельник 3 мая «Лузитания» миновала отмели Гранд-Бенкс. Пригревало солнце. Многие, особенно те, кто перед отплытием отправил в Англию прощальные письма, ощущал неловкость из-за своих субботних опасений.

Жизнь на судне вошла в обычное успокаивающее русло. К 9 часам утра почти вся вторая смена заканчивала завтрак. Пассажирам 1-го класса предлагали обильное и разнообразное меню, возбуждающее аппетит. Пассажиров 3-го класса ожидало более скромное питание. Как временами сообщала компания «Кунард», «Лузитания» находилась сейчас на государственной службе, и не приносила прибыли. Но на ней по-прежнему обеденный салон 3-го класса был лучшим среди судов, работающих в Атлантике. Он представлял собой большое помещение, чем-то напоминающее учреждение, с длинными поперечными столами, за которыми с каждой стороны располагалось по десять кресел. Сами по себе кресла были неинтересными, с гнутыми стальными ножками и деревянными спинками.

Салон 3-го класса располагался на палубе «Д» почти в самом носу судна, где хорошо ощущались размахи килевой качки. Упрощенные дорические колонны являли собой несущие конструкции и служили напоминанием о социальных различиях между 1-м и 3-м классами. Они контрастировали с вычурными колоннами, поддерживающими потолок в салоне более дорогостоящего класса. Обеденный салон 2-го класса находился на той же палубе, но в корме, и многие жаловались на сильные сотрясения, вызываемые четырьмя расположенными ниже громадными гребными винтами судна. Все оформление этого салона было выполнено в ионическом стиле.

После завтрака пассажиры 1-го класса или няни препровождали маленьких детей в специальную детскую на палубе «С». Это помещение, расположенное примерно посредине судна по соседству с детским обеденным салоном, было самым удобным для путешествия. Но близость котельной N 2 беспокоила некоторых нянь, которые не понимали, что наличие на «Лузитании» новой системы вентиляции типа «Термотанк» означало как минимум циркуляцию воздуха по всему судну и даже относительно равномерную температуру.

Пятилетний Джон Кромптон проводил большую часть времени в детской 1-го класса. Его гувернантка Дороти Аллен, недавно закончившая колледж в Маунт-Холиоке, больше внимания уделяла его девятимесячному брату Питеру. Здесь же были восьмилетний Билли Ходжес и его шестилетний брат Дин, также из Филадельфии. Их тридцатишестилетний отец Вильям Ходжес-старший был направлен фирмой «Бэлдвин локомотив уоркс» для проведения деловых операций во Францию. Дома он был больше известен как органист местной пресвитерианской церкви имени Хэрпера.

Однако большинство из 129 детей, бывших на борту, находились в помещениях 2-го и 3-го классов. Наиболее плотно был ими населен 2-й класс. Здесь дети размещались в большом игровом «загоне», где их опекали, выполняя роль пастушек, судовые горничные. В 3-м классе специального помещения для детей не было предусмотрено, хотя именно здесь обитала семья с шестью детьми. Соседи миссис Вильяме из Плейн-филда в штате Нью-Джерси помогли оплатить ей проезд до родной Англии. Там ее с детьми - Эдит, Эдвардом, Джорджем, Флоренс, Этелью и Дэвидом - должен был встретить муж, машинист по профессии.

Семейство Вальтера Митчела из того же Плейнфилда ехало с большими удобствами во 2-м классе. Многие матери, заказавшие вначале билеты 3-го класса, впоследствии, после того как проездная плата в нем была снижена с 70 до 50 дол., поменяли их на более комфортабельный 2-й класс, и теперь более 20 грудных младенцев превратили 2-й класс в подобие детских яслей.

В 12 часов дня в курительном салоне 1-го класса, расположенном ближе к корме, Чарльз Лориа щелкнул пальцами от досады - «Лузитания» прошла за сутки 491 милю. Всего нескольких миль не хватило ему, чтобы выиграть пари. Бостонский книготорговец, едущий проведать свои лондонские конторы, поспорил со своим соседом Лотропом Витингтоном, известным специалистом по генеалогии, живущим поблизости от Бостона в Ньюберипорте, о том, сколько миль судно пройдет за сутки.

Многие взрослые пассажиры занимали себя чтением книг, подобных только что опубликованному роману Теодора Драйзера «Финансист». Внимание Теодейт Поуп было захвачено значительно менее популярной книгой Генри Бергсона «Материя и память», которую читал вслух ее компаньон по поездке Эдвин Фрэнд.

На борту «Лузитании» присутствовали, как обычно, молодожены. Стюарт Мейсон женился в Бостоне 21 апреля. Он приехал из Ипсвича, чтобы взять в жены американку Лесли - дочь мистера и миссис Линдсей. Отец Лесли, наделенный разнообразными талантами писателя, актера, театрального мецената и миллионера, владел огромным каменным особняком, отличающимся баронской пышностью, над водами Чарльз-Ривер.

На судне находились также подростки, возвращающиеся в Англию, и среди них двенадцатилетний Эвис Долфин, который должен был после поступления в британскую школу остаться у бабушки с дедушкой. Его овдовевшая мать содержала частную лечебницу в Сент-Томасе в канадской провинции Онтарио. На судне он был взят под дружескую опеку профессором Холборном, возвращавшимся к своему дому и семье в Шотландию. Стафтон Холборн имел почетное звание «леерда» [37] крохотного островка в Северном море, называвшегося по-разному: то Альтимо Тюли, то Фула. Двести его обитателей были его верными «подданными». Эвис стал почетным «подданным» после того, как они, доказывая свою неразлучность, стали вместе прогуливаться, вести беседы и читать.

Профессор С. Холборн был авторитетом в области классической литературы, а его аудиторией являлся весь мир. Это была открытая и твердая личность. Во время плавания он без стеснения критиковал «отсутствие учений по надеванию спасательных поясов и пользованию шлюпками» [33].

Как-то после полудня он сидел в курительном салоне. К нему подошел один из пассажиров и попросил выйти, чтобы поговорить. На палубе этот джентльмен объяснил профессору, что уже выбрана депутация, представляющая мужскую часть пассажиров, которая хочет настоятельно попросить его прекратить разговоры о спасательных средствах.

- Это может напугать дам, - предостерег джентльмен.

Шотландец не стал спорить с этим человеком, но извлек долю горького юмора из происшествия.

В 3-м классе Элизабет Дакворт подружилась с миссис Алисой Скотт из Нельсона и ее маленьким сыном Артуром, с которыми разделяла свою небольшую каюту. Обе женщины испытывали чувство взаимной приязни, да и мальчик вел себя хорошо.

Во 2-м классе, который оказался более заселенным, ехал 601 пассажир. Многие из них проводили большую часть времени на палубе или в салонах. Одним из таких пассажиров был Арчибальд Дуглас Дональд шотландско-канадского происхождения в возрасте немногим более 20 лет, работавший в компании «Траскон Стил» в Бостоне. Он направлялся на офицерские курсы при Эдинбургском университете, каюту делили с ним Джон. Вильсон и два других попутчика. Вильсон был его соседом по комнате еще в Кембридже. Сейчас каюта являла собой джунгли из одежды и смятого белья.

С целью самозащиты от этого беспорядка Дональд втянулся в карточную игру, в так называемый марафонский бридж, и отрывался от этого занятия только для того, чтобы поесть, погулять по палубе или поболтать со знакомыми, вроде обворожительной Грейс Фрэнч. Его компания садилась за карточный стол в 10 утра, делала полуденный перерыв для общения с дамами, а затем тасовала карты допоздна.

Партнеры у Дональда были одни и те же: Вильсон, другой сосед по каюте Билбраф и пассажир, которого все называли «субмарина» вследствие его озабоченности возможным нападением подводных лодок. Такое прозвище пристало к епископальному священнику Г. Л. Гвайеру из Калгари в Западной Канаде. Этот гигант ростом в шесть с лишним футов ехал вместе с молодой женой Маргарет, с которой он обвенчался три недели назад. Но бедняжка Маргарет редко видела своего драгоценного новобрачного, проводящего время за картами, и ей ничего не оставалось другого, как тосковать по вересковым зарослям, мягкой туманной дымке и запаху древесных костров.

Среди других духовных лиц на борту «Лузитании» были его преподобие Г. М. Симпсон из Британской Колумбии и отец Безил В. Мэтьюрин - капеллан римско-католической церкви Оксфордского университета и широко читаемый автор религиозных сочинений. Тридцать лет назад доктор Мэтьюрин пребывал в лоне епископальной церкви и был приходским священником храма Св. Клемента в Филадельфии. Тогда он соперничал со знаменитым проповедником Филлипсом Бруксом. Студенты-богословы читали его проповеди и трактаты как евангелие. Даже теперь его речи пользовались успехом. Он прочитал курс лекций в Бостоне, а недавно закончил великопостные чтения в нью-йоркской церкви Лурдской божьей матери.

Постепенно стрелки часов «Лузитании» передвигались вперед навстречу британскому времени, опережающему нью-йоркское на шесть часов. Ко вторнику 4 мая судно покрыло почти половину своего океанского пути.

Перевод часов на европейское время повлиял на пробуждение Чарльза Фромана, который, подобно Элберту Хабберду, постоянно ощущал его нехватку. В 5 часов утра этот человечек беспокойно заворочался в своей постели. Боль от суставного ревматизма, развившегося после падения три года тому назад, сделала его еще более беспомощным, чем раньше. Но жизненная привычка и всегда бодрствующий мозг заставили его подняться. При этом Фроман обдумывал сразу дюжину различных предприятий. Перед тем как оставить Нью-Йорк, он продиктовал своему секретарю Питеру Мэйсону программу выпуска спектаклей на весь следующий сезон. Сейчас мысли Фромана перебросились на рукопись французской пьесы «Красивая авантюра», которую он прихватил с собой. И в Англии и в Америке Фроман считался величайшим театральным импресарио из всех, кого когда-либо знал мир.

Соратники Фромана знали, что он вывел американский театр из отчаянного состояния и превратил его в престижный бизнес. Благодаря ему не стало больше бродячих трупп. Он верил, что вернул актерам и актрисам чувство достоинства и обезопасил от невзгод.

Громкие и энергичные голоса перед окном его каюты напомнили Фроману, что день уже начался. Во время завтрака он с недоумением вспомнил, что двое его молодых знакомых из германского посольства - капитан Бой-Эд и полковник фон Папен - советовали ему не отправляться на «Лузитании».

Об этом вслух говорили по всему городу. Озабоченными выглядели и его друзья: Элен Тэрри, Мод Адаме, Джулия Андерсон, малышка Энн Мардок, Отис Скиннер, Джон Дрю, Вильям Жилетт и даже его хороший друг Чарли Диллингем. Могло ли быть, чтобы они восприняли германские угрозы всерьез?

Пожав плечами, Фроман начал заводить портативный граммофон, стоящий у его постели, и хриплая мелодия джаза Александера наполнила каюту. Затем он закурил первую сигарету, захлопнул крышку и позвал своего нового слугу Вильяма Стонтона.

Наконец Фроман решил одеться и выйти на палубу. Он упустил возможность воспользоваться помощью судового хирурга доктора Джеймса Пойнтона, так как последнего тоже свалил ревматизм. На его место заступил более молодой человек доктор Дж. Ф. Мак-Дермотт. Возможно, что Мак-Дермотт поднимется наверх с лекарствами для обоих больных.

Даже при поддержке «жены» (так Фроман называл свою трость) он с большим трудом мог двигаться по каюте. Он устроил себе передышку, тяжело опустившись на обитое дамасской тканью сиденье диванчика под окном, где можно было, по крайней мере, почувствовать свежий запах моря. Стонтон был послан за запасами имбирного пива и каштанов. Мысль Фромана продолжала работать. Нельзя было скрыть того, что 1914 г. был плохим. Но, хотя Фроман сделал театр делом всей своей жизни, деньги для него значили мало. При его необычайном нюхе на писателей и актеров Фроман считал совершенно лишним участвовать лично даже в режиссуре. Он никогда не написал ни строчки для театра и только один раз показался на сцене.

Публика не всегда соглашалась с выбором Фромана. Находившийся на борту «Лузитании» Д. М. Форман относился как раз к числу таких.

Чарли Клейн, который также находился на борту судна, считался более удачливым театральным сочинителем. Он был автором «Льва и мышки» и ряда других метких вещичек. В Лондоне ему предстояло представить более молодого писателя Формана влиятельным театральным умам.



Пассажиры «Лузитании» на шлюпочной палубе. Снимок сделан в одном из ранних рейсов, дополнительные шлюпки еще не установлены

Недавно Фроман обнаружил, что все более задумывается над будущим театра. Не так давно он высказал мнение, что вульгарные «развратные» пьесы и музыкальные ревю могут вытеснить со сцены традиционные салонные комедии и, конечно, кинематограф сделает свое дело.

Фроман мог смело тратить время на размышления. Его синдикат контролировал в Америке, Англии и Франции около 60 театров, игравших за год до 500 пьес. Когда приходило время кончины того или иного театра, он быстро закрывал его, замечая при этом: «Неохота смотреть на это!»

Прошло три, затем четыре часа после полудня, боли временами отпускали его. До окончания рейса Фроману предстояло провести прием, но сегодняшнюю ночь он предпочел провести в постели, прислушиваясь к шуму судовых машин и вдыхая свежий запах моря. Сейчас он механически ломал голову над осенней театральной программой.

Ночью «Лузитания» пересекла воображаемую линию, обозначающую половину пройденного пути.

Среда 5 мая выдалась такой же теплой и ясной, как предыдущий день. Океан оставался спокойным и даже свободным от «барашков».

Мари де Паж уклонилась от общения с Теодейт Поуп, предпочтя ему беседу с Джеймсом Хоутоном из города Трои в штате Нью-Йорк. Последний намеревался помочь ее мужу в бельгийском госпитале в городе Ла-Пенн. Доктор признался ей, что в пятницу вечером перед отплытием написал новое завещание. На это она просто пожала плечами, сказав, что считает себя удачливой оптимисткой.

Наиболее подходящей ассистенткой для доктора в Брюсселе она считала Эдит Кавелл. Это означало, что Эдит предстоит сперва пробраться через расположение немецких войск, несомненно, не без известных трудностей, поскольку миссис Кавелл англичанка. Однако мадам де Паж предпочитала думать, что врачи и медсестры стоят вне политических разногласий и войн. Она напомнила доктору Хоутону, как хорошо сестра-хозяйка Кавелл организовала для доктора де Паж клинику и школу медицинских сестер - первое такое учреждение во всей Бельгии. Немного их было и в остальной Европе.

С подобными же целями направлялся в Европу и доктор Ховальд Фишер из Вашингтона. Он намеревался помочь своему зятю основать госпиталь где-либо во Франции. С ним была его невестка Дороти Коннер - доброволец Красного Креста. Оба знали Мари де Паж и вели разговоры с ней о том, чтобы объединить свои усилия с доктором де Паж в Ла-Пенне.

В эту же среду доктору Фишеру и Дороти Коннер посчастливилось познакомиться с четой Плэмандонов. Оказалось, что мистер Плэмандон знал в Чикаго брата доктора Фишера - Вальтера. Чарльз Плэмандон должным образом отметил встречу в своей черной записной книжке.

Позднее днем Альфред Вандербилт получил радиограмму с уведомлением о том, что в Нью-Йорке неожиданно скончался его ближайший друг и однокашник по Йельскому университету Фредерик Н. Дэвис - нью-йоркский строитель.

Так прошла среда, и почти каждый, независимо от цели своего путешествия, все более нетерпеливо стремился прибыть к месту назначения.

Между тем в ту же среду, находясь в районе мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, командир подводной лодки U-20 начинал проявлять свое нетерпение.

На востоке показалась большая шхуна. Ее грязные латаные паруса, полные ветра, покачивались в нескольких милях от берега. «Эрл оф Латам» - так называлась шхуна - везла груз ирландского бекона, яиц и картошки в Ливерпуль, находящийся в 270 милях к северо-востоку.

Швигер прошел вдоль ее борта, крикнув в мегафон, чтобы команда оставила судно. Его приказание было выполнено. Артиллеристы заняли свои места у палубного орудия, и, когда покинувшие шхуну люди оказались от нее достаточно далеко, U-20 послала свой первый снаряд в старый деревянный корпус. Облачко желто-коричневого дыма взвилось кверху, и звук разрыва разнесся над водой.

Разорвалось еще восемь снарядов, прежде чем шхуна, накренившись, легла мачтами на спокойную поверхность моря и медленно исчезла под водой.

Этим же вечером U-20 выпустила торпеду по 3-тысячетонному норвежскому пароходу, но промахнулась. Когда это судно устремилось к лодке, как бы намереваясь протаранить ее, Швигер дал команду срочно погрузиться и продолжил свое патрулирование.

В течение ночи, пока заряжали аккумуляторы, лодка Швигера дрейфовала вдоль побережья, двигаясь в сторону пролива Св. Георга. Воздух был прохладным и свежим, а небо ясным и звездным. «Подобная ночь создана специально для подводных лодок», - решил Швигер.


7
РАДИОГРАММА



В четверг 6 мая многие пассажиры кают, находящихся на палубе «В» и «С», были разбужены какими-то новыми звуками, поначалу испугавшими их. Это были таинственные отрывистые удары и буханье дерева о металл, изредка вторгавшиеся в привычный уже фон судовых шумов. Ни гудков, ни звона тревожных сигналов, ни неистового стука в каютные двери за этим не последовало, и «Лузитания» продолжала идти спокойно и ровно, как и ночью.

Гуляющие по палубе могли видеть, как расчехлили и вывалили за борт спасательные шлюпки. Правда, лопари шлюпочных талей не были потравлены, и шлюпки еще удерживались на шлюпбалках специальными цепными стопорами так, что их кили приходились выше прогулочной палубы на уровне поручней.

Это была обычная предосторожность - лайнер находился в 500 милях от ирландского берега и военной зоны.

К завтраку с обоих бортов свешивалось уже по 11 шлюпок [39]. Кроме обычных тяжелых спасательных шлюпок вместимостью по 60 человек каждая, на палубе располагались меньшие по размеру так называемые складные шлюпки [40], так что спасательные средства были рассчитаны в общей сложности на 2605 человек, что на 600 с лишним мест превышало число людей, находившихся на борту «Лузитании». Имелось также дополнительное количество спасательных жилетов, включая детские, и 30 спасательных кругов, наполненных пробкой и снабженных автоматически загорающимися светящимися буйками. Каждый такой круг мог удерживать человека на плаву живым до тех пор, пока тот был в состоянии выдерживать холод.

Капитан Тернер ценил такого рода предосторожности, предпринимаемые с момента катастрофы «Титаника». Он полагал, что «Лузитания» застрахована от подобного.

К восходу солнца 22 шлюпки висели уже на талях. На правом борту, обращенном теперь к востоку, тени от 11 шлюпок протянулись поперек прогулочной палубы. В полдень тени от других 11 шлюпок должны будут лечь наискосок через прогулочную палубу левого борта.

Глядя на покачивающиеся на талях под скрипучий аккомпанемент туго натянутых тросов спасательные шлюпки, пассажиры невольно начинали вести разговоры о подводных лодках.

В тот же день 6 мая, когда туман повис над горизонтом, Швигер перехватил у Кинсейла в 18 милях к югу от Уотерфорда пароход водоизмещением 4 тыс. т. Это был лайнер «Кандидат» компании «Хэррисон Лайн», который на своем пути к Ямайке только что оставил по корме выкрашенный в темно-зеленый цвет плавучий маяк Конингбег.

Торпеда, выпущенная без предупреждения, сразу же прервала путь судна. Но перед тем, как оно затонуло, команда и пассажиры невредимыми покинули его.

Во время торпедирования лайнера в районе Уотерфорда находилось четыре вооруженных траулера. Но ни они не видели U-20, ни Швигер не видел их. По стечению обстоятельств другое судно такого же размера и принадлежащее той же компании «Хэррисон Лайн» - «Центурион», следующее в Южную Африку, попало в поле зрения перископа Швигера.

Еще одна торпеда - и «Центурион» отправился на дно вслед за «Кандидатом». Примечательно, что на этот раз жертв [41] не было. Швигер записал в своем журнале:

От дальнейшего продвижения в сторону Ливерпуля - желанного района действия - пришлось отказаться по следующим причинам… Прохождение проливом Св. Георга для дальнейшего следования к Ливерпулю потребовало бы такого расхода топлива, что возвращение вокруг южного побережья Ирландии стало бы невозможным. Я намерен возвращаться, как только будет израсходовано 2/5 топлива. Я намерен также избежать следования Северным проливом (с другой стороны Ирландского моря. - Прим. авт.) в связи с наличием там патрульной службы, с которой U-20 повстречалась в прошлый поход. В моем распоряжении осталось три торпеды, из которых я надеюсь сохранить хотя бы две на обратный переход.

В связи с изложенным мною решено остаться, пока не будет израсходовано 2/5 топлива, и атаковать пароходы южнее входа в Бристольский залив… Шансы для атаки здесь лучше, а оборонительные средства противника менее эффективны, чем в Ирландском море у Ливерпуля…

К полудню «Лузитания» прошла за сутки 484 мили, делая в среднем чуть больше 20 уз.

Тернер не испытывал удовлетворения. С самого начала его беспокоило то, что «Лузитания» оказалась как бы стреноженной. Сейчас он ощущал неотвязное и необъяснимое беспокойство. Он отослал Арчи Брай-са вниз, в хорошо.знакомый старшему механику мир жары и пара, металла и смазки, несмолкающего шума и голых по пояс людей. У нестерпимо горячих топок трудились кочегары. В пылающих зевах топок ревело пламя.

По команде Арчи Брайса механики начали поворачивать маховики маневровых клапанов, регулирующих подачу пара. Стрелки тахометров четырех гребных валов, показывающие количество их оборотов в минуту, передвинулись вправо и задрожали, перейдя цифру 180. Здесь они немного задержались, как бы намереваясь продолжать свое движение, но, подобно запыхавшемуся бегуну, не смогли преодолеть оставшуюся часть дистанции.

Давление пара в 19 работающих котлах дошло до 195 фунтов на квадратный дюйм [42]. Была бы «Лузитания» военным кораблем без гражданских пассажиров на борту, механики могли бы «врубить на всю железку», закрепив наглухо предохранительные клапаны на котлах, положившись на то, что они не взорвутся.

Брайс прикинул, что если погода будет спокойной и поможет ответвление Гольфстрима, идущее вдоль ирландского побережья, то средняя скорость судна за ночь может составить 21 уз, но ни одной десятой узла сверх этого. Он поднялся наверх, чтобы доложить Тернеру о том, что «Лузитания» развила максимально возможный ход, при существующем расходе и давлении пара, не подвергаясь при этом риску.

Капитан Тернер не мог приказать ему произвести манипуляцию с предохранительными клапанами.

В тот же день вечером на судне состоялось последнее за рейс общественное мероприятие - концерт. На следующий день перед прибытием в Ливерпуль каждому предстояло упаковывать свои вещи. Перед концертом многие устроили у себя приемы, в том числе и Фроман. Среди гостей, наполнивших его каюту, были актриса Рита Джоливе, Чарльз Клейн, Джустус Форман, Элберт и Алиса Хабберд, Вандербилт и сам капитан Тернер. Среди приглашенных был также судовой парикмахер Лотт Гэдд, что еще раз свидетельствовало о демократизме Фромана, которое произвело должное впечатление на гостей.

В другой, находившейся неподалеку, каюте, супружеская пара Плэмандонов из Чикаго более спокойным образом отмечала шампанским 36-ю годовщину своей свадьбы. В своей записной книжке Чарльз Плэмандон сделал пометку: «Четверг, 6 мая, «Лузитания», 488 миль. Приятная погода, весь день солнце. Вечерний концерт для семей моряков».

Компания, собравшаяся у Фромана после обеда, оставалась у него до вечера, но капитан Тернер был вызван наверх. Рассыльный вручил ему радиограмму, полученную от Британского Адмиралтейства в 7.50 пополудни. Она гласила:

Подводные лодки проявляют активность у южного побережья Ирландии.

Эта радиограмма вызвала у Тернера дополнительное беспокойство в связи с недостатком содержащейся в ней информации. Возможно, что часть ее была пропущена при передаче. Поднимаясь на мостик, он нацарапал на бланке текст, требующий разъяснения.

В 7.56 пополудни радиооператор Стюарт Хатчинсон отстукал азбукой Морзе запрос, который военно-морская радиостанция на мысе Лендс-Энд, находящаяся теперь всего в 375 милях к востоку, должна была тут же получить.

В течение нескольких минут Тернер получил ответ - это была радиограмма, абсолютно идентичная первой.

Капитан стоял в темноте на мостике, а «Лузитания» продолжала нестись вперед. Ветер, дувший в лицо, был мягким. Интуиция старого моряка подсказывала капитану, что земля уже недалеко, хотя это были еще не ее запахи. Он знал, что даже ночью цвет и состав океанской воды заметно меняется при постепенном подъеме морского дна,'' особенно с приближением к устью р. Мерси, с ее достаточно глубоководным каналом для судна с осадкой в 37,5 фута.

В 8.30 начальник радиостанции принял другое, более определенное послание из Адмиралтейства:


Всем британским судам!

Берите ливерпульского лоцмана на баре р. Мерси и остерегайтесь мысов. Проходите гавани на полном ходу. Подводные лодки у скал Фастнет.


«Лузитания» подтвердила прием, и радист на станции Лендс-Энд сделал об этом пометку в своем журнале.

Тернер со старшим механиком снова прикинули: «Четыре гребных винта развивали максимальные при данной производительности котлов обороты и обеспечивали скорость 21 уз. Вот если бы случился туман, которые часто нависают над ирландским побережьем! Это можно было бы только приветствовать. Еще бы, лодки у Фастнета!»

Спасательные шлюпки были вывалены за борт. Двери в водонепроницаемых переборках закрыты, за исключением тех, которые нужны были для доступа к кабелям, механизмам и важным приборам управления, но и их можно было перекрыть в последний момент. Если он наступит, то плаванию судна придет конец.

Механики подтвердили, что выполнили все предосторожности, а палубные офицеры проверили наблюдательные посты. После полудня палубная вахта была удвоена. Теперь в «вороньем гнезде» на мачте находилось уже два наблюдателя вместо одного, как обычно, а на баке - два впередсмотрящих. На мостике постоянно присутствовало не меньше двух офицеров, которые вместе с дополнительно выделенными рулевыми наблюдали за возможным появлением субмарин и чего-либо «подозрительного», что могло хотя бы отдаленно походить на перископ или перископный бурун.

Официанты и коридорные получили приказ проверить, плотно ли закрыты и затемнены все окна и иллюминаторы. Тернер полагал, что все сделано должным образом. На него произвела впечатление та настойчивость, с которой передавалось последнее указание Адмиралтейства, в течение ночи и ранним утром оно прозвучало целых семь раз.

Капитан вернулся в свою каюту, раскурил трубку и по привычке подержал в руках свой старый секстан, лежащий на столе. Этот старый компаньон еще со времен парусных судов был для Тернера гораздо дороже, нежели лежащий в маленьком капитанском сейфе новый секстан, стоящий 1500 фт. стерл.

Сейчас Тернер перелистывал хорошо знакомую ему подшивку конфиденциальных циркуляров компании «Кунард», отпечатанных синей краской. Папка была полна ими. Попыхивая трубкой, от которой вился вверх голубоватый дымок, он читал эти циркуляры, надеясь найти в них намек на то, как действовать дальше. Ситуация стала гораздо опаснее, чем он думал, выходя из Нью-Йорка.

Среди документов он нашел германскую декларацию от 4 февраля 1915 г., которая гласила:


1. Воды, окружающие Великобританию и Ирландию, включая весь Английский канал, объявляются зоной военных действий. Начиная с 18 февраля 1915 г. каждое вражеское торговое судно, обнаруженное в указанной военной зоне, будет уничтожаться, при этом не всегда можно будет устранить опасность, которой подвергнутся команда и пассажиры.

2. Суда нейтральных стран в зоне военных действий будут также подвергаться опасности, так как в связи с злоупотреблениями нейтральным флагом, имеющими место в результате директивы британского правительства от 31 января, а также из-за рисков морской войны, не будет возможно избежать уничтожения даже нейтральных судов при атаках, направленных против вражеских судов.

3. Северный путь вокруг Шетландских островов, восточная часть Северного моря и полоса шириной 30 миль вдоль побережья Голландии не представляют опасности.

Начальник морского генерального штаба

С. фон Поль


К этой декларации прилагалось множество других документов, именуемых «напоминаниями»:

Поскольку Англия объявила все Северное море между Шотландией и Норвегией местом военных действий, Германия объявляет воды, окружающие Великобританию и Ирландию, включая весь Английский канал, включенными в театр военных действий и будет пресекать всеми военными средствами плавание вражеских судов в этих водах. Для этого она будет принимать меры к уничтожению после 18февраля любых торговых судов противника, обнаруженных в вышеуказанной зоне военных действий, хотя при этом не всегда будет возможным избежать опасности, которая будет угрожать людям и грузам. Власти нейтральных стран соответственно предостерегаются от дальнейшего направления своих экипажей, пассажиров или грузов на таких судах.

Здесь же была подшита стопка британских меморандумов, разъяснений и различных предупреждений:

…В действительности речь идет об использовании торпед, независимо от безопасности команд или пассажиров, против любых торговых судов под любым флагом. Поскольку германское адмиралтейство не в состоянии держать в этих водах какие-либо надводные средства, эти атаки могут производиться только подводными лодками.

10 февраля Британское Адмиралтейство попыталось определить, каким образом можно бороться с увеличивающимися военными потерями на море:

Суда, плавающие в районах нахождения подводных лодок, должны иметь спасательные шлюпки вываленными за борт и полностью снабженными всем необходимым. Опасность является наибольшей вблизи портов и выступающих в море мысов. Подходы к берегам в этих районах должны осуществляться после наступления темноты. Поскольку это совместимо с определенными условиями и уровнем прилива, суда должны подходить к портам на рассвете.

«Лузитания» шла в ночи со скоростью 21 уз. Если не считать коротких предупреждений, монотонно передававшихся по радио, ночь прошла так же безмятежно, как и последние пять ночей в океане. Ни судов, ни огней, ничего подозрительного. Впередсмотрящие позевывали.

Сказав, чтобы его позвали, если появятся новые радиосообщения или если у вахтенного помощника возникнут какие-либо сомнения, Тернер удалился с мостика.

После удачной охоты в четверг U-20 проводила вторую ночь в надводном положении, дрейфуя вдоль ирландского побережья на запад. Швигер хорошо определился по маякам, которые дружески подмигивали ему с берега. Он мог установить расстояние до берега по мерцающим желтым отблескам в окнах домов на берегу.

Лодка не повстречалась ни с одним из вспомогательных военных судов, патрулирующих ирландское побережье от Фастнета до Уотерфорда. Если бы Швигер мог выбирать, следует расходовать на них торпеды или нет, то, встретив их, отказался бы от этих целей, ибо, как замечали языкастые британские газетчики в своих частных беседах в пивных на Флит-стрит, эти суда были вооружены, подобно флоту Джильберта и Салливана [43].

В этот же вечер на другом берегу Атлантики в редакциях нью-йоркских газет происходили следующие события. Таинственные голоса по телефону спрашивали, правда ли, что «Лузитания», вышедшая в рейс в субботу, торпедирована. Некоторые интересовались, поступили ли сообщения о ее прибытии в Англию. Другие просто высказывали свои сомнения о безопасности такого большого судна. Много звонков было из пригородных районов - Вестчестера, Коннектикута, Лонг-Айленда и Нью-Джерси. Все они оставались анонимными.

Газетчики сочли абонентов чудаками и не опубликовали ни слова о ночном феномене. Позднее они узнали, что все газеты были опрошены подобным образом. Только тогда они с удивлением задумались, а не были ли анонимные звонки информированы о «Лузитании» и подводных лодках из специальных источников?

Рано утром пассажиры «Лузитании» были снова разбужены глубокими стонами туманного горна.

После рассвета лайнер продолжил путь в перемежающихся сгустках тумана примерно в 25 милях от мыса Кейп-Клир на юго-западной оконечности Ирландии. Тернер, который до этого спал урывками, приказал снизить ход до 18 уз. Это уменьшение хода только частично объяснялось туманом. Другой причиной было то, что он хотел пройти последние мили Ирландского моря в темноте и прибыть к ливерпульскому бару около четырех часов утра в воскресенье 8 мая. Прилив в эти часы будет как раз таким, чтобы Тернер смог быстро принять на борт лоцмана и войти под прикрытие берегов р. Мерси. Впрочем, он мог и вовсе не брать лоцмана.

Тернер с удовольствием позавтракал. Из года в год его завтрак состоял из одного и того же меню - овсяной каши, ломтика копченой рыбы, вареного яйца и пары оладий, намазанных мармеладом.

К восьми часам утра туман сделался плотнее, и Тернер просигналил в машину снова снизить ход с 18 до 15 уз. Снижение скорости с 21 уз, которые поддерживались ночью, заметили все, кто находился на борту судна. Об этом они могли понять по изменению тембра и силы гула, издаваемого машинами.

Судно нащупывало носом свой путь на восток, следуя курсом 87° и по-прежнему подавая сигналы хриплыми гортанными звуками туманного горна [44]. Пассажиры облепили поручни и всматривались в туман, поглощающий их.

В это время капитан-лейтенант Швигер, находившийся на расстоянии приблизительно 130 миль от «Лузитании», записывал в своем журнале:

Поскольку туман не рассеивается, я принимаю решение следовать обратно, чтобы в случае хорошей погоды войти в Северный пролив.

Он выждал немного дольше обычного. Его лодка продолжала слегка покачиваться на мертвой зыби, пока машинная команда заряжала батареи. Свободный от вахты торпедист заводил свой граммофон, кок напевал, поджаривая хлеб для бутербродов, собаки лаяли, бегая по палубе, кто-то смеялся над старыми шутками. Словом, война представлялась чем-то далеким.

Утром «Лузитания» миновала скалы Фастнет, расположенные у мыса Кейп-Клир, приблизительно на 20 миль мористее его. Из-за тумана удалось лишь приблизительно определить счислимое местоположение судна. Немногочисленные пассажиры, и среди них Джеймс Брукс, полагали, что наблюдали скалы Фастнет со шлюпочной палубы, Тернер утверждал, что не видел ничего подобного. Не видел он и субмарины, которая, как сообщалось, находилась где-то у этой одинокой груды скал.

Чуть позже в 11 часов утра туман рассеялся, и наступила ясная и теплая погода. Море напоминало гладкое озеро с легкой мертвой зыбью, лениво накатывавшейся со стороны берега. Тернер приказал увеличить ход на 3 уз, доведя его до 18 уз. Курс судна оставался прежним. Глаза всех находившихся на мостике были устремлены в сторону ожидаемого появления земли.

Несколько минут не было видно ничего, кроме собирающихся в стаи грязно-серых морских чаек, которые, хлопая крыльями, пролетали вдоль судна, поворачивая головы из стороны в сторону. Некоторые пассажиры заметили, что это единственный эскорт, сопровождающий «Лузитанию». Не было видно даже ни одного рыбацкого суденышка.

В 11.35 утра в радиорубку поступило новое сообщение Адмиралтейства:


В южной части Ирландского пролива действует подводная лодка. Последний раз замечена в 20 милях к югу от плавучего маяка Конингбег. Дайте «Лузитании» знать об этом.


Перед полуднем по левому борту возникли смутные очертания берега. Пассажиры и команда наблюдали, как он становится все ближе и отчетливее. Чарльз Плэмандон описал это событие в своей записной книжке, пометив его 11 часами утра - недоразумение, которое могло произойти из-за того, что судовые часы были переведены на час вперед.

Капитан Тернер раскурил свою трубку и прищурился. «Это, должно быть, Броу-Хед, - наконец решил Тернер, - мыс средних размеров, выступающий на 15 миль и расположенный к северо-западу от скал Фастнет, почти на западном побережье Ирландии». Тем не менее, он был в замешательстве - по его расчетам, лайнер должен был пройти скалы Фастнет значительно мористее и сейчас держать направление на Куинстаун.

К 12 часам дня расстояние, пройденное за предыдущие сутки, составило всего 462 мили. Тернер попросил Брайса еще раз проверить, готовы ли котлы дать достаточное количество пара на случай, если ему потребуется экстренно скомандовать самый полный ход. Третий помощник Дж. И. Левис был послан вниз посмотреть, надежно ли закрыты бортовые иллюминаторы на нижних палубах.

В этот же самый час Швигер, который лишь пятнадцать минут назад погрузился, снова всплыл и записал в своем журнале:

12.50 пополудни. Судно с очень мощными машинами прошло прямо над лодкой. Когда лодка подвсплыла на перископную глубину 11 м, было установлено, что судно, прошедшее над лодкой 10 минут назад, - английский малый крейсер старого типа (класса «Пелорус»?) с двумя дымовыми трубами. Следую за крейсером, чтобы атаковать его, если он изменит курс. Крейсер идет на большой скоростизигзагообразным курсом, постепенно исчезая в направлении Куинстауна… [45]

В 12.40, когда большинство пассажиров завтракало, Тернеру была вручена еще одна депеша Адмиралтейства, полученная через радиостанцию Валеншия в Ирландии:

Подводная лодка в 5 милях к югу от мыса Кейп-Клир. При обнаружении в 10.00 утра следовала курсом на запад.

Если открывшаяся земля действительно была мысом Броу-Хед, то это означало, что «Лузитания» уже миновала подводную лодку, которая должна была находиться по корме и значительно ближе к берегу.

«Туман, - подумал Тернер, - вне всякого сомнения спас их. Враг был значительно ближе, чем он даже мог предполагать. Может быть, подводная лодка следует курсом зюйд-вест на перехват морских путей, ведущих к Ирландии, как раз туда, где «Лузитания» была рано утром». Это рассуждение, как и ранее полученное сообщение Адмиралтейства о местонахождении других подводных лодок впереди по курсу «Лузитании» в 20 милях к югу от плавучего маяка Конингбег, между Уотерфордом и проливом Св. Георга, навели Тернера на мысль идти ближе к берегу. Так представлялось более безопасным.

Он изменил курс, взяв на 20° севернее прежнего курса, который вел судно к побережью Ирландии. Теперь новый курс составлял 67°. Пассажиры 2-го класса, расположенного в кормовой части палубы «С», наблюдали, как изогнулся кильватерный след лайнера. Это обрадовало их, всем показалось, что они ближе к спасительной земле.

Вскоре после 13 ч вахтенные на мостике заметили возвышающийся берег. Тернер был совершенно уверен, что это - мыс Галлей-Хед. Тотчас же к удовлетворению, с которым Тернер узнавал этот крутой приметный мыс, примешалось беспокойное чувство досады. Галлей-Хед находился в 60 милях от мыса Броу-Хед, и совершенно очевидно, что судно не могло покрыть это расстояние всего за один час. За это время оно могло преодолеть самое большее треть этого расстояния. Если это был Галлей-Хед, то ранее он видел не Броу-Хед. «Лузитания» по-прежнему шла на восток, держа курс 67°. Ирландский берег постепенно приобретал ясные и определенные очертания. К 13.30 уже можно было различить. деревья, верхушки крыш и церковные шпили, медленно проплывающие влево. Появились чувство облегчения и уверенность в том, что плавание через Атлантику прошло благополучно. Дни, проведенные в пустынном океане, постепенно превращались в воспоминания.

Теперь вокруг лайнера простирались гладкие, голубовато-зеленые воды, остающиеся пустынными. Никаких признаков судоходства или присутствия военных кораблей любого типа не было заметно. Это поставило в тупик Тернера, Брайса, Андерсона и других офицеров «Лузитании». Они знакомились с адмиралтейскими картами, относящимися к XXI военной зоне, которая начиналась от островов Бласкет у западного побережья рядом с заливом Дингл и простиралась вдоль южного побережья вплоть до мыса Карнсор при входе в пролив Св. Георга и Ирландское море. Для защиты этого района были выделены патрульные силы ирландского побережья, состоящие из нескольких старых крейсеров и эсминцев и еще 4 вооруженных яхт и 16 траулеров. Но где же хотя бы один из них?

Оборона жизненно важных торговых путей Британии, по общепризнанному мнению, была слабой, а ее военные корабли несли ужасные потери в Дарданеллах. Поэтому все другие силы, которые могли быть высвобождены, охраняли главную базу флота в заливе Скапа-Флоу и патрулировали Северное море, чтобы Флот открытого моря [46] не мог вырваться на свободу.

Тернер был извещен об ирландском прибрежном патруле. Но он не знал, что в Куинстаун только что прибыл принимать командование знакомый ему контр-адмирал Г. Л. А. Худ. Это назначение следовало расценивать в качестве «пощечины» за недостаточно эффективную деятельность по организации Дуврского патруля.

В 13.40 открылся берег, так же хорошо знакомый Тернеру, как его трубка или розы перед крыльцом дома в Грейт-Кросби; это был мыс Олд-Хед-оф-Кинсейл. Моряки столетиями брали пеленги на этот, напоминающий сахарную голову, мыс.

Тернер теперь твердо знал, где он находится. Он знал также, что должен избегать выступающих оконечностей берега и что, согласно указаниям Адмиралтейства, должен проходить мимо портов полным ходом. Идя прежним курсом, судно пришло бы на траверз Куинстауна и оживленного порта в заливе Корк меньше чем через два часа. Если увеличить ход, то судно прибудет к ливерпульскому бару до наступления полной воды, но тогда оно вынуждено будет опасно маневрировать перед устьем р. Мерси в течение нескольких часов.

Тернер знал, что в опасных водах принято следовать зигзагообразным курсом, но считал, что противолодочный зигзаг надлежит применять только после того, как субмарина обнаружена. Больше того, в случае следования зигзагообразным курсом он не сможет твердо определить свое местонахождение. Тернер же, приняв ранее какой-то участок береговой черты за мыс Броу-Хед, хотел, сейчас не только полюбоваться мысом Кинсейл, но и безошибочно определить позицию «Лузитании».

В соответствии с другим пунктом имеющейся у него инструкции Адмиралтейства, Тернеру следовало придерживаться середины пролива.

Но подходы к проливу Св. Георга вдоль этого побережья достаточно широки, а следование серединой пролива могло вывести судно прямо на субмарину, которая, как сообщалось, находится впереди у Уотерфорда.

Единственное, чего капитан Тернер не знал, так это то, что в районе его следования было торпедировано 23 судна уже после того, как он вышел из Нью-Йорка. Адмиралтейство не соизволило сообщить ему об этом [47].

Вокруг «Лузитании» не было видно ни одного эскортного корабля, ни одного вспомогательного судна. Присутствие хотя бы одного вооруженного траулера могло бы разрешить дилемму, перед которой находился капитан. Чтобы не огибать в опасной близости песчаные островки Салти, протянувшиеся на значительном расстоянии от побережья западнее входа в пролив Св. Георга, Тернер должен был снова изменить курс вправо и следовать почти строго на восток.

В 1.45 пополудни рулевой вернул «Лузитанию» на прежний курс 87°.

С тяжелым сердцем пассажиры наблюдали, как лайнер отворачивает прочь от зеленой дружелюбной земли. Спустя несколько минут впередсмотрящий на баке матрос Томас Махоуни обнаружил нечто «вызывающее подозрение». Это был предмет конической формы, показавшийся справа по носу в двух румбах [48] от курса. Он доложил о нем вахтенному помощнику, что вызвало «небольшое смятение на мостике». Пока спорили, что бы это могло быть, лайнер прошел почти рядом с предметом, оказавшимся безвредным буем.

Вильям Томас Тернер, облеченный на судне полной властью, почувствовал себя тревожно и одиноко. Его одиночество могло быть по-настоящему понятно только капитанам. Это было чувство ответственности перед людьми, вверившими ему свои жизни, ответственности, которую шкиперы испытывали со времен парусного флота, когда единолично решали, брать ли рифы перед штормом, идти ли прежним галсом или ложиться на другой? Какой курс принесет спасение, а какой приведет к кораблекрушению? Война усилила эту ответственность, добавила проблем, постоянно требующих от морского ветерана решений. Одиночество Тернера усугублялось тем, что он не мог или из гордости не желал спросить совета ни у кого, даже у такого капитана-администратора, как Андерсон. «Ты командуешь лучшими судами компании, - рассуждал Тернер, - предполагается, что именно ты обладаешь способностью принимать решения в такие моменты, как этот. Там, где методы и предостережения Адмиралтейства оказываются бесполезными, только ты способен спасти свое положение». Быстро взвесив все имеющиеся у него альтернативы, Тернер пришел к решению. Он приказал определить место судна по траверзному расстоянию до мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл. Для этого «Лузитания» должна была следовать строго постоянным, без каких-либо отклонений курсом в течение сорока минут. При этом скорость тоже должна была выдерживаться постоянной, не изменяемой даже на доли узла. Только тогда, когда определения будут закончены, но не раньше, Тернер будет уверен хотя бы в одном - в точном местонахождении «Лузитании» [49].

Другой офицер - капитан-лейтенант Швигер - уже знал, где находится «большой пассажирский пароход». Он не отрывал своего перископа от этого судна с того момента, когда оно впервые показалось из-за горизонта. Сейчас капитан лайнера «услужливо» выводил судно в положение, удобное для расчета торпедного удара.

- Торпеды готовы, - услышал Швигер.


8
ТОРПЕДЫ С ПРАВОГО БОРТА



Третий помощник капитана Альберт А. Бистик приступил к определению места «Лузитании» по пеленгам мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл. Судовые часы на мостике показывали 1.50 пополудни. Десятью минутами позже Бистик, которого капитан Тернер обычно называл почему-то «Биссит», освободился и прошел в свою каюту.

Он только собрался присесть за маленький письменный стол, чтобы внести необходимые записи в свой журнал, как в дверях каюты показался багажный кладовщик.

- Люди ждут вас в багажной кладовой, сэр, - обратился он к Бистику.

Согласно правилам компании «Кунард», во время утомительной процедуры подъема громоздкого багажа на грузовом лифте должен был присутствовать кто-либо из судовых офицеров. Необходимо было также поднять из почтового трюма около трех тысяч мешков с почтой, подлежащих первоочередной разгрузке в порту прибытия.

Бистик встал из-за стола, но тут же вспомнил, что на нем новый форменный костюм, купленный на днях в Нью-Йорке. Даже для наблюдающего офицера подъем багажа был грязной работой. Поэтому Бистик сказал багажному кладовщику, что сейчас придет, и начал быстро переодеваться в старую униформу.

Часы над его столом показывали 14.09, надо было поторапливаться.

В то время как Бистик и большинство других судовых офицеров готовились к выполнению своих послеполуденных обязанностей, пассажиры прогуливались по залитым солнцем палубам либо отдыхали в палубных креслах. Остальные упаковывали вещи или же заканчивали ленч во вторую смену.

Британские торговцы хлопком Роберт Дж. Тимминс и Ральф Моуди, основавшие свои конторы в техасском Гейнсвилле и ехавшие в одной каюте, продолжали еду. Они изрядно пропотели, играя в мяч, и сейчас охлаждались напитками. Оркестр заиграл «Голубой Дунай», оба совершенно размякли и почувствовали себя умиротворенными. Они от души посмеялись, вспомнив греческого капитана, который прошлым вечером, натянув на себя спасательный пояс, выкарабкался в слегка покачивающуюся шлюпку и проспал в ней всю ночь. Непреклонного грека не могли убедить никакие доводы и увещевания. Тимминс счел это самым забавным из всего, что ему когда-либо доводилось видеть.

- У нас еще есть время, - сказал он, откидываясь назад своим большим тяжелым телом и вытирая при этом испарину с лица, которое вновь расплылось в улыбке.

Моуди взглянул на наручные часы и согласился с Тимминсом - они показывали как раз два часа с минутами.

Арчибальд Дональд в обеденном салоне 2-го класса также заканчивал ленч вместе с Гвайером, его женой Маргарет и еще одной соседкой по столу мисс Лорной Пейви из Саска-чевана. Дональд наблюдал, как Лор-на ест грейпфрут, и при этом делал вид, что находит это забавным. Он поддразнивал Лорну по поводу выбора десерта, но все-таки присоединился к нему. Лорна, хорошенькая круглолицая девушка, ехавшая работать в обществе Красного Креста, выглядела смущенной.

Англичанин Герберт Эрхардт, как и другие, заканчивал еду. Он изучал химию в университете Торонто и сейчас возвращался на лето домой, причем раньше, чем обычно, поскольку учебные семестры в Канаде были сокращены в связи с военным временем. Во время рейса он играл роль своего рода Пайда Пайпера [50]. Шесть-семь малышей буквально прилипли к нему и не оставляли ни на шаг. По счастью, одна шестнадцатилетняя девушка протянула ему в этом деле руку помощи. Эта роль забавляла двух его братьев и еще одного молодого человека, разделявшего с ними каюту.

Теодейт Поуп и ее приятель психолог Эдвин Фрэнд в это же время наблюдали за молодым англичанином, который сидел за столом напротив них. Официант принес ему мороженое, но забыл захватить ложечку. Присутствующим это показалось забавным, они улыбались, пока кто-то не заметил, как медленно движется судно. Теодейт даже предположила, что машины не работают. Когда оркестр заиграл «Голубой Дунай», она вместе с Эдвином покинула стол. Выходя, они столкнулись с молодым англичанином Оливером П. Бернардом - сценическим директором бостонской оперы и лондонского театра Ковент Гарден. Он как раз оплачивал счет за вино.

Теодейт и Эдвин прошли на палубу «В» и облокотились на поручни правого борта. Оба сочли море «изумительно голубым и нестерпимо сверкающим под солнцем». Когда они, продолжая прогулку по палубе, огибали угол кормового курительного салона, отделанного массивными панелями, часы в нем показывали 2 часа 9 минут пополудни.

Оливеру Бернарду тоже показалось, что судно остановилось. Выйдя на почти пустынную прогулочную палубу левого борта, он испытал раздражение от столь медленного движения. Затем он прошел на правый борт и устроился на открытой веранде кафе, всматриваясь в сверкающую поверхность моря. Оливер продолжал пребывать в задумчивости, как вдруг нечто на поверхности моря заставило его вернуться мыслями к действительности.

Дороти Коннер и доктор Фишер прибыли к ленчу с большим опозданием и теперь потягивали кофе со своими компаньонами по столу - юной суфражисткой леди Макворт и ее состоятельным отцом, бывшим депутатом парламента от либеральной партии Д. А. Томасом. Последний подтрунивал над Дороти, которая утром нашла туман, окутавший судно, весьма гнетущим и угрожающим.

- Это страшно скучный и бестолковый рейс, - призналась она. - Я не могу справиться с мыслью о том, что мы будем испытывать, идя вверх по проливу.

Супруги Хабберд ходили по палубе «Лузитании» быстро, если не сказать возбужденно.

Сейчас на прогулочной палубе Хабберд разговаривал с бостонским книготорговцем Чарльзом Лориа. Автор этюда «Кто отверз веки дьяволу?» оставался поглощенным идеей увидеть кайзера. Сверкая глазами, он снова и снова повторял, что его вряд ли радушно примут в Германии.

Джеймс Брукс из Бриджпорта, стоя на палубе у радиорубки с правого борта, был занят разговором с англичанином, представляющим чикагскую фирму, и его женой.

Под ними на прогулочной палубе отдыхала в кресле миссис Флоренс Пэдли, едущая из Ванкувера с визитом в Ливерпуль. Кто-то из стоящих перед ней заметил:

- Смотрите, дельфины! Миссис Пэдли вскочила, чтобы увидеть их.

В обеденном салоне 3-го класса несколько человек все еще продолжало сидеть за столами. Среди них была и Элизабет Дакворт. Ее знакомая по путешествию Алиса Скотт с маленьким сыном Артуром только что направилась в каюту.

Многие в своих каютах укладывали детей в постели. Погремушки и игрушки были отложены в сторону.

В течение нескольких секунд между 14.09 и 14.10 7 мая 1915 г. одна эпоха завершилась, началась новая…

По всем отсекам подводной лодки U-20 прозвучало электризующее:

- Торпедный аппарат - товсь! Швигер, впившись взглядом в окуляр перископа, давал последние поправки рулевым, управляющим вертикальными и горизонтальными рулями, похожими на плавники. У него не было даже времени взглянуть на глубиномер.

- Пли!

Послышалось шипение воздуха в носовом торпедном отсеке, и лодка вздрогнула, полегчав сразу почти на целую тонну.

Капитан-лейтенант Швигер отметил в донесении:

Чистый носовой выстрел с дистанции 700 м торпеда «G» с заданным углублением 3 м под углом встречи 90°. Установленная скорость хода 22 уз.

Впередсмотрящий на баке «Лузитании» матрос Лесли Мортон вдруг заметил с правого борта предательскую белую полоску в воде, устремленную к судну. Он тотчас же крикнул с бака на мостик в свой мегафон:

- Торпеды с правого борта!

Мгновением позже матрос первого класса Томас Куин со своего насеста в «вороньем гнезде» на мачте заметил тот же смертоносный след и потянулся к телефону внутренней связи.

Второй помощник капитана П. Хеффорд услышал крик Мортона и повторил:

- Идет торпеда, сэр!

Капитан Тернер, изучавший с левого крыла нижнего мостика мыс Олд-Хед-оф-Кинсейл, оторвал от него глаза. В этот момент торпеда была уже так близко, что даже с противоположного борта судна шириной 88 футов, где он стоял, можно было увидеть ее пенистый след.

Тернер успел сделать только один шаг к середине мостика, где стоял рулевой.

В 2.10 пополудни (в 3.10 по показаниям часов на подводной лодке) Швигер продолжил запись в своем журнале:

…удар пришелся в правый борт сразу позади мостика. Необычно сильная детонация сопровождается очень большим (выше первой дымовой трубы) взрывным облаком. В дополнение к взрыву торпеды, очевидно, был второй взрыв (котел, уголь или порох). Надстройка и мостик над местом попадания раскололись на части, и возникшее пламя охватило высокий мостик. Судно сразу же остановилось, кренясь на правый борт и одновременно погружаясь носом…


9
ВЗРЫВ



Никто на «Лузитании» не мог с уверенностью сказать, куда попала торпеда и какие разрушения она причинила. Довольно удивительным, однако, было то, что случившееся ни для кого в общем-то не явилось сюрпризом. Капитан Тернер до удара торпеды, пробившей стальную обшивку судна толщиной в 7/8 дюйма, так и не успел перейти с левого крыла мостика на правое. Он почувствовал, как судно содрогнулось от ужасного взрыва, который, как он полагал, пришелся на кочегарки правого борта.

Палуба, казалось, приподнялась под ногами и снова осела. Наружу с шумом вырвался столб воды и пара, вместе с кусками угля, обломками дерева и стальными осколками, которые, взметнувшись на 160 футов выше радиоантенны, затем лавиной обрушились на верхнюю палубу. Королева скорости как бы споткнулась и накренилась на правый борт. Тернер скомандовал положить руль лево на борт…

Земля была так близко, но смогут ли они дотянуть до берега?

Свист и шипенье во взорванных, жизненно важных недрах «Лузитании» сразу же дали на это ответ - паропроводы перебиты. Лопаясь, они издавали звуки, подобные очередям пулемета «Максим».

Судно пока еще продолжало идти вперед со скоростью почти 18 уз за счет колоссальной инерции. Но машинный телеграф уже не работал. Мерцание ламп указывало на то, что и генераторы грозят остановкой.

Часы показывали 2.10 пополудни. В течение нескольких минут после этого на судне наблюдалось замешательство. Радист Роберт Лейт выскочил из обеденного салона 2-го класса в коридор и взбежал по трапу, чтобы сменить на ключе своего младшего помощника. В считанные секунды он почти машинально отстучал в эфир:


Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл.


Он повторял это снова и снова, сопровождая текст позывными «Лузитании» MSU. При этом он отметил, что питание в судовой электросети ослабевает. Его глаза устремились на аварийное динамо в углу радиорубки.

Второй механик Эндрю Кокборн, стоявший на верхней решетке многоэтажного машинного отделения, обнаружил, что ангел смерти пощадил его. После ослепительной вспышки огня и оглушительного сотрясения в его скользких от машинного масла и влажных владениях сразу же наступила темнота, извергающая пар. Воздух стал тяжелым от дыма. Он подумал, что взорвался котел.

Кокборн, держась за поручни, проверял, не ранен ли он, вдруг послышался шум воды, врывающейся внутрь судна в количестве, которое могло быстро привести его к гибели. Было совершенно ясно, что судно получило большие внутренние повреждения. Судя по своему местонахождению и самому факту существования, Кокборн решил, что центр взрыва пришелся на котельные отделения N 1 и 2, которые сейчас, вероятно, уже полностью затоплены. Он подозревал, что оба угольных бункера также разрушены взрывом. В этом районе он в последний раз видел Арчибальда Брайса вместе с другими механиками.

Старший третий механик Джордж Литл, находившийся ниже уровня ватерлинии, наблюдал, как стрелки паровых манометров упали с цифры 190 фунтов на квадратный дюйм на [50], свидетельствуя о последнем слабом вздохе умирающего.

Брукс с высшей точки надстройки на узкой палубе радиорубки увидел торпеду всего в 100 футах от того места, где находился. Она заворожила его. Все же Брукс крикнул:

- Торпеда! - И машинально вцепился обеими руками в низенькие поручни палубы и перегнулся через них, балансируя в воздухе одной ногой. Ему было видно, как торпеда исчезла внутри корпуса судна.

Брукс застыл в позе балетного танцора, но ничего не произошло. Приглушенный корпусом взрыв внутри лайнера вырвался наружу. Толчок и встряска от него куда больше ошеломили Брукса, чем звук разрыва.

Затем ближайший к мостику вентилятор, прямо напротив первой дымовой трубы судна, извергнул пар, воду, уголь, дым и различные обломки. Брукс как бы оттаял и на свою погибель сделал пару шагов в сторону радиорубки. Вода сбила его с ног, ударяя прямо в лицо, а пар не давал дышать. Он с ужасом почувствовал, что вот-вот задохнется. По счастью, ветер отнес пар в сторону, и Брукс смог снова дышать, но страшно напугался. Вскочив на ноги, он пересек палубу радиорубки и бросился вниз по трапу на шлюпочную палубу левого борта и по ней к кормовому курительному салону. Вбежав в него через кормовую дверь, он обнаружил, что салон уже опустел.

Брукс был охвачен паникой и никак не мог остановиться. Выскочив из курительного салона на правый борт, он увидел нескольких перепачканных кочегаров в мокрой от пота и прилипшей к телу одежде, которая делала их похожими на атлетов. Затем он снова устремился вперед.

Палубы выглядели пустынными. Создавалось впечатление, что мало кто осведомлен о случившемся. Тогда Брукс направился в сторону мостика.

Лориа, находившийся на прогулочной палубе, ощутил удар, как «тупой, скорее приглушенный звук». Судно затряслось перед следующим взрывом, который прозвучал для Лориа, как грохот котла, рухнувшего в машинном отделении. Он тоже оказался свидетелем фонтана из пара, угля и обломков, а спустя несколько секунд услышал, как эти обломки падают на палубы и надстройку. Его белая рубашка покрылась сажей.

У Лориа, имевшего некоторый опыт мореплавания в Массачусетском заливе, не было сомнений, что «Лузитания» серьезно повреждена. По ее крену на правый борт и почти моментальному дифференту на нос он заключил, что она погружается.

На судно прекратило крениться, начав выпрямляться, и Лориа моментально изменил свое мнение. Казалось, что оно сможет остаться на плаву, и это убаюкало его, как, впрочем, почти всех остальных на борту.

Лориа предложил Хаббердам пойти в свои каюты за спасательными жилетами. Он знал, что каюта Хаббердов на палубе «D» находилась рядом с главным трапом и они смогут сбежать вниз и вернуться обратно в считанные секунды, даже несмотря на крен судна. Но Хабберд продолжал стоять, нежно обнимая Алису за талию, не выказывая намерений сдвинуться с места.

- Если вы не желаете пойти сами, - провозгласил Лориа, - стойте здесь, я принесу их вам.

Бостонский книготорговец устремился вниз. Пока он спускался по трапу, его мнение изменилось снова. Крен был достаточно опасным и мог вынудить их поплавать. Но эта перспектива не испугала его.

Леди Макворт тоже услышала взрыв. Для нее он прозвучал «глухо и не очень громко». Она еще раньше мысленно решила для себя, что если что-нибудь произойдет, то следует сначала пойти за своим спасательным поясом или жилетом, а уже затем наверх. Поэтому сейчас, пока ее отец продолжал стоять на месте, глядя на море, она уже бежала по ступенькам трапа, которые имели странный, непривычный наклон.

Ее каюта на палубе «D» находилась в самом конце коридора. На полпути она повстречала горничную, которая выглядела удивительно спокойной, несмотря на то, что ее крахмальная наколка сидела криво, что при других обстоятельствах выглядело бы комично. И леди Макворт и горничная вцепились в поручень, так как судно уже сильно накренилось. Обе женщины столкнулись, затем постояли немного, произнося взаимные любезные извинения, пока не сообразили, что теряют драгоценные секунды, улыбнулись, понимая абсурдность своего поведения, и устремились далее.

Достигнув своей каюты, леди Макворт стянула со стенного крючка свой спасательный жилет. Затем, передвигаясь вновь по коридору, она добралась до достаточно удаленной каюты отца, сгребла его жилет и вновь вышла в главный проход.

Люди уже заполнили его в поисках собственных спасательных жилетов. Леди Макворт взбежала по трапу, ведущему на палубу «А», оттуда на шлюпочную палубу^ и по ней вырвалась на левый борт. Она полагала, что здесь будет безопаснее, поскольку эта сторона больше удалена от субмарины.

Здесь, освещенные солнцем, стояли доктор Фишер и мисс Коннер. Леди Макворт спросила, может ли она постоять с ними, пока отыщет взглядом своего отца.

- Я полагаю, что вы тоже волнуетесь, - заметила она, обращаясь к Дороти Коннер.

Флоренс Пэдли подошла к площадке лифтов, намереваясь отправиться вниз за своим спасательным жилетом. Она шагнула к поручням, чтобы рассмотреть «дельфинов», и сразу сообразила, в чем дело:

- Это торпеда! - воскликнула она и устремилась к лифтам. Подбежав ближе, она увидела, как один из них устремился вниз. Решив, что ее каюта на палубе «D» находится слишком глубоко внизу, она передумала и вместо этого взлетела вверх по трапу, выходящему на шлюпочную палубу. В спешке она потеряла туфлю.

Огибая угол курительного салона на прогулочной палубе, Теодейт Поуп и Эдвин Фрэнд вдруг прервали беседу и посмотрели друг на друга. Звук взрыва донесся до них так ясно, что не оставалось никаких сомнений. Когда брызги воды и обломки пролетали мимо палубы, Фрэнд стукнул кулаком по ладони и воскликнул:

- Клянусь Юпитером, они достали нас!

Как раз в тот момент, когда они устремились в узкий коридор, судно так сильно накренилось вправо, что их обоих отбросило к стенке. Но они избежали душа с сажей, который каскадом обрушился на палубу. Восстановив свое равновесие, они отправились на шлюпочную палубу, где заранее договорились встретиться с остальными друзьями в случае опасности.

Палуба вдруг заполнилась людьми. Две женщины передвигались, жалостно «стеная». Судовой офицер выкрикивал приказания приостановить спуск шлюпок и убеждал всех спускаться ниже на палубу «В», поскольку шлюпки приспущены до этого уровня. Никто не обращал внимания на его слова.

Прежде чем подчиниться приказу, спиритуалиста из Фармингтона выждала секунду с выражением тоскливой покорности. Она лишь на мгновение приостановилась, чтобы посмотреть, как спускается шлюпка, набитая мужчинами и женщинами.

Судно странным образом продолжало идти вперед. Как и другие пассажиры, Теодейт Поуп удивлялась, почему капитан не остановит «Лузитанию».

В обеденном салоне 2-го класса был слышен не сам взрыв, а только звон бьющегося стекла. Арчибальду Дональду показалось, будто кто-то свалился в стеклянную оранжерею. Большинство сидевших за столами в едином порыве вскочило на ноги. Раздалось несколько воплей и затем тупых ударов - кое-кто грохнулся в обморок. Возвышающийся над всеми преподобный Г. Л. Гвайер тронул Дональда за плечо и предложил:

- Давайте успокоим людей.

По его тону можно было подумать, будто он намеревается вознести молитву. Оба они быстро встали у выхода и как могли громко крикнули, что все будет в порядке и что не следует спешить. Никто не поверил им, но все же это возымело действие. Все, в том числе и те, кто вначале находился в состоянии полуистерии или был парализован страхом, покинули помещение организованно, как подразделение солдат. Не возникло даже малейшего беспорядка. Каждый двигался быстро, но никто не пихался и не толкался.

Пока люди выходили, крен увеличивался. Тарелки, чашки, соусники и столовое серебро - все это начало падать со столов на палубу. Для некоторых звук бьющейся посуды прозвучал громче разрыва торпеды, который многие ошибочно приняли за взрыв боеприпасов..

Одна женщина, проходя мимо Дональда, упала в обморок. Муж подхватил ее под плечи, а Арчи взял за ноги, и так они подняли ее вверх по трапу. Это оказалось нелегкой задачей, поскольку ступеньки находились теперь под углом, затрудняющим передвижение по ним.

Первое, на что Дональд обратил взгляд, выйдя на кормовую палубу 2-го класса, были перепачканные кочегары и повара, покидающие свои посты. Он остановился, чтобы прислушаться к доносившемуся сверху скрипу талей, на которых спускались со своих шлюпбалок спасательные шлюпки. Его поразил вид членов экипажа. Охваченные нескрываемым ужасом, они производили впечатление «кучи дикарей».

В то время как Дональд и Гвайер приняли на себя командование обедающими во 2-м классе, студент Герберт Эрхардт нашел себе другое дело. Он заметил, что многие иллюминаторы оставались открытыми. Вместе с Вильсоном - соседом Дональда - и некоторыми другими пассажирами и официантами он закрывал их и туго задраивал массивными латунными барашками. Эрхардт подумал, что это поможет спасти судно. Про себя он отметил, что люди покидали помещения без всякой паники, и решил сходить за своим спасательным жилетом, так как в дополнение ко всему почувствовал запах дыма.

Его каюта находилась сразу же за трапом, так что добраться до нее не представляло труда, даже если бы судно шло ко дну. Однако в каюте, где все было перевернуто вверх тормашками, он обнаружил, что его жилет кто-то уже забрал. Тем не менее, это не вызвало у него тревоги. Эрхардт всегда был исключительно выносливым пловцом и мог оставаться на поверхности даже полностью одетым. Поэтому ему представлялось нелепым не доплыть до Ирландии, в жилете или без него.

Прежде чем покинуть каюту, он переложил деньги из своего чемодана в карман. Это была плата за работу демонстратором на химическом факультете университета в Торонто, которой он чрезвычайно гордился, несмотря на скромность суммы, поскольку это был первый заработок в его жизни.

На палубе Эрхардт обнаружил людей, «спокойно» ожидающих спуска спасательных шлюпок. Он столкнулся нос к носу с одной девочкой, относившейся к нему по-дружески, и нашел ее в крайнем возбуждении - ее братишка потерялся. Отец с матерью и младшая сестра находились здесь же.

Эрхардт отправился искать мальчика. Постепенно в нем росло чувство страха, но в то же время росла решимость не позволить этому страху полностью завладеть его чувствами или заставить сделать «что-либо такое, о чем он пожалел бы или чего бы стыдился всю последующую жизнь».

В самых глубоких закоулках помещений 3-го класса во время удара торпеды произошли огромные разрушения. Элизабет Дакворт, прогуливающаяся с миссис Скотт и ее сыном, почувствовала, как судно содрогнулось от носа до кормы.

Они поспешили на свою носовую палубу, но им сказали, что там «зияющая пробоина» в борту судна, так что оно, вероятно, будет погружаться носом, вблизи которого они как раз находились. Казалось, что зеленые морские волны, готовые свободно перекатываться через брашпили, цепи и тросы на баке,

скоро подступят еще ближе и затопят и женщин, хотя они и находились несколько выше.

Обе женщины, отряхивая золу со своих блузок, вдруг почувствовали себя совершенно беспомощными посреди океана и были потрясены этим. Мгновенье Элизабет почти окаменело смотрела, как другие бросались к спасательным шлюпкам. Ее охватила паника. Вместе с Алисой Сжотт и маленьким Артуром она вцепилась в просмоленные тросы такелажа фок-мачты и начала быстро карабкаться по ним вверх, делая при этом невероятные усилия.

Один из судовых офицеров поднялся наверх более проворно, чем это трио, и спокойным голосом сказал, чтобы они спустились вниз. Он заверил их, что спасательные шлюпки готовы и находятся на уровне прогулочной палубы, которая специально предназначена для того, чтобы нормально покинуть судно. С поручней этой палубы пассажиры могут сходить прямо в спускаемые шлюпки.

Элизабет сказала Артуру, чтобы он соскользнул вниз по тросу и что она поймает его. Но он выглядел робким и испуганным.

- Давай! - крикнула она. Артур призвал на помощь всю свою храбрость и скользнул вниз. Но Элизабет не успела подхватить его, и мальчик с глухим стуком упал на спину. Он лишился чувств и оставался лежать на деревянном настиле палубы почти без дыхания, точно мертвый. Но через несколько секунд Артур пришел в себя, и все трое поспешили к спасательным шлюпкам.

Другой офицер прокричал им:

- Мы можем посадить в шлюпку маленького мальчика, а для вас нет места!

- Хорошо, сажайте его, - ответила Элизабет, направляясь к другой шлюпке. Надвигающаяся буря голосов привела ее в замешательство.

Во второй шлюпке также не оказалось места для них. Матрос, стоящий рядом, указал ей на человека, спускающегося по длинному тросу в одну из раскачивающихся за бортом шлюпок правого борта, а также на давящих друг друга и временами кричащих людей. Элизабет споткнулась и упала на палубу. Офицер поднял ее и потащил к последней шлюпке.

Официант салона 1-го класса Роберт Виманн во время взрыва торпеды стоял у своего столика, ожидая, когда последний посетитель закончит ленч. Вслед за этим на палубу и столы сверху посыпались, разбиваясь при падении, арматура, детали стеклянного купола, всевозможные украшения, висевшие на стенах. Виманну показалось, что лайнер быстро накренился на правый борт. Он помог одной из женщин подняться по круто наклоненному и заполненному людьми трапу, взывая при этом ко всем:

- Время есть, судно не тонет!

Сам он не верил ни одному своему слову, полагая, что взрывом разворочено все внутри «Лузитании». При этом Виманн испытывал больше любопытства, нежели страха, поэтому вышел на палубу посмотреть, что случилось и чем он может там помочь.

Роберт Тимминс из Техаса так и не смог получить вторую порцию мороженого. Неожиданно он услышал удар. Казалось, торпеда пронизала судно насквозь и вышла с другой стороны.

Он и Моуди, тоже техасец, немедленно отодвинули свои кресла. Оба обратили внимание на то, что судно резко накренилось, еще до того, как они оставили обеденный салон 1-го класса. Не спеша они направились вниз к своей каюте, расположенной по левому борту, за спасательными поясами. Когда они на ощупь вошли в нее, крен стал очень большим. Так же вдвоем они поднялись на шлюпочную палубу правого борта, где сразу же принялись помогать двум матросам спускать шлюпку, в которой находилось примерно 60 человек.

Рядом с Тимминсом стоял Джордж Кесслер, нью-йоркский виноторговец, имевший при себе 2 млн. дол. в ценных бумагах. Куря свою сигару, он помогал женщинам садиться в шлюпку. Он сказал, что поступает «в духе Конвенции, но не верит, что «Лузитания» может затонуть».

Тогда же Тимминсу показалось, что он увидел на мостике впереди шлюпочной палубы коренастую фигуру капитана Тернера, который поднял руку, как спортивный судья, останавливающий игру. В этот момент с мостика прибежал буфетчик с приказанием остановить спуск шлюпок.

«Лузитания» обладала еще слишком большой инерцией и, став неуправляемой, продолжала двигаться вперед, вспарывая при этом зеленую воду, пенящуюся вдоль ее бортов.

Как бы в подтверждение переданного буфетчиком приказа раздался громкий шлепок о воду и послышались пронзительные вопли, после чего снова наступила тишина. Посмотрев в ту сторону, Тимминс увидел спасательную шлюпку, свисающую только на одних талях из двух. Она была спущена слишком быстро, и люди из нее посыпались за борт прежде, чем лодка достигла воды.

Тимминс наблюдал за происходящим со странной,почти тупой отстраненностью, будто все происходящее его не касалось.

В шлюпке находились пятидесятичетырехлетний строитель и владелец недвижимости из Лос-Анджелеса мистер Байлик и миссис Байлик, баптистский священник из Ричмонда в штате Индиана Дэвид Лоинд с женой Алисой.

Тимминс продолжал таращить глаза на полуразбитую шлюпку, раздавленные тела в воде, немногочисленных плавающих из числа оставшихся в живых. Затем он увидел людей, появившихся, по-видимому, из 3-го класса. Он чувствовал, что судно оседает все ниже, и понял, что ситуация ухудшается. Какая-то женщина из 2-го класса умоляла дать ей место в шлюпке. Он уступил ей свое. Потом к нему обратилась за помощью женщина из 3-го класса с ребенком. Ее сопровождал муж, выглядевший так, будто он болен туберкулезом. Вероятно, такой большой человек, как Тимминс, внушал доверие. Он посоветовал женщине прижать малыша к себе и начал помогать ей.

- Вы думаете, они останутся живы, сэр? - испуганно спросил Тимминса муж этой женщины.

- Я думаю, да, - ответил торговец хлопком.

Бистик, тот самый, что направлялся в багажную кладовую, не добрался до нее. Сразу после взрыва до него дошло, что все находившиеся глубоко внизу погибли, включая десятки матросов, имеющих навыки спуска шлюпок и управления ими. К тому же оборвался лифт, заживо похоронив, как в западне, тех, кто не был убит непосредственно взрывом. Когда он появился на палубе, его поразила воцарившаяся было на судне странная тишина, прерывающаяся на мгновения только хныканьем детей и криками чаек. Затем, подобно нарастающему ветру в заколдованном лесу, снизу послышался шум взволнованных голосов.

Бистик побежал к своему посту N 10 на шлюпочной палубе левого борта. Здесь он руководил спуском спасательной шлюпки до уровня поручней, но из-за увеличивающегося крена та легла на борт судна.

В этот момент появился капитан-администратор Андерсон, чтобы посмотреть, можно ли спустить шлюпки. У него возникла мысль, как спрямить судно.

- Беги на мостик и скажи, чтобы заполняли балластные танки левого борта, - приказал он.

Бистик молниеносно преодолел путь до мостика и прокричал приказание второму помощнику Хеф-форду, а затем вернулся к спасательной шлюпке N 10.

Спуск остальных спасательных шлюпок с левого борта происходил столь же трудно, что и шлюпки N 10. Все с геркулесовыми усилиями были вытолкнуты за борт, при этом они ударялись о большие заклепки с двухдюймовыми полукруглыми головками, выступающими почти на целый дюйм над поверхностью обшивки судна.

Человек, сидящий в одной из шлюпок и парализованный страхом, никак не хотел подчиниться команде судового офицера и освободить место. Тогда в нее вскочил матрос с топором:

- Прыгай! - скомандовал он и угрожающе замахнулся топором.

Человек подчинился мгновенно.

Стало ясно, что с этого борта не удастся спустить больше ни одной шлюпки.

Лейт продолжал в радиорубке монотонно и настойчиво отстукивать ключом призывы о помощи:

Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл… MSU

Стрелка амперметра на панели передатчика вздрогнула, пошла вниз и, упав до нуля, замерла на месте. Лейт постучал по стеклу прибора - судовые генераторы остановились. Он встал с кресла и быстро включил аварийное динамо, питающееся от собственной аккумуляторной батареи. Вновь из-под его ключа полетели искры:

Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл…

Часы над передатчиком показывали 2.14 пополудни.


10
SOS



Сигнал SOS с «Лузитании» был принят сразу многими радиостанциями. Все они знали судно и его позывные, поэтому новость произвела электризующее действие. Радисты плотнее прижали к ушам наушники и напряженно вслушивались в эфир, стараясь уловить продолжение этого однообразного скупого сообщения.

Английский танкер «Наррагансетт», принадлежащий англо-американской нефтяной компании и следующий из Ливерпуля на Байону (штат Нью-Джерси), находился в 35 милях к юго-востоку от «Лузитании», когда его радист Толбот Смит принял сигнал бедствия.

«Та-та-та… ти-ти-ти… та-та-та…»

SOS - звучал знакомый призыв о помощи, известный каждому с тех пор, как «Титаник» впервые послал его в эфир.

Смит нацарапал сигнал в своем блокноте и выбежал из радиорубки на мостик. Здесь он вручил сигнал бедствия капитану Чарльзу Л. Харвуду. Реакция Харвуда была мгновенной. Он изменил курс на северо-западный и приказал:

- Самый полный вперед!

Капитан надеялся при этом прибыть к мысу Олд-Хед-оф-Кинсейл вовремя.

Его судно «Наррагансетт» водоизмещением 9196 т не было ни новым, ни быстроходным. Но, тем не менее, механики заставляли его увеличить ход с жалких 11 до 14 с небольшим узлов.

Танкер, содрогаясь и вибрируя всеми своими заклепками и листами обшивки, тяжело двигался вперед. Со стороны это выглядело так, будто потрепанная мусорная баржа возомнила себя эскадренным миноносцем. Некоторые хватались за головы, отыскивая глазами рундуки со спасательными поясами, однако тут же вспоминали, что «Наррагансетт» - опытный спасатель. Когда два года тому назад посреди Атлантики горел пассажирский лайнер «Волтурно», «Наррагансетт» ответил на его призыв о помощи. Танкер оказался как раз тем, кто помог выпустить успокаивающую волнение нефть в штормовой океан и тем самым дать возможность другим судам снять людей с пылающего «Волтурно».

Радист танкера «Наррагансетт», отвечая «Лузитании», добавил к своему лаконичному тексту шутливое обещание:

…будем с молоком к утру!

Когда капитан танкера Харвуд читал принятый с «Лузитании» сигнал бедствия, точно такие же действия предпринимал капитан Вуд на сухогрузном судне «Этониан», принадлежащем компании «Лейланд Лайн» и следующем из Ливерпуля в Бостон. Теперь уже его радист источал «искры», передавая в эфир нацарапанную каракулями радиограмму.

«Этониан» тоннажем 6400 бр.-рег. т находился примерно на 7 миль южнее «Наррагансетта». Между ними размещалось третье судно - «Сити оф Эксетер», принадлежащее компании «Эллерман Лайн» и следующее на запад под командованием капитана Дж. Р. Рэя. Оно вошло в строй год назад и было больше каждого из двух предыдущих. Все три судна поддерживали друг с другом радиосвязь.

Сейчас на «Этониан» и «Сити оф Эксетер», стараясь не отстать от «Наррагансетта», клепали предохранительные клапаны на котлах и вовсю шуровали в топках, поднимая давление пара до предела. Каждый матрос и кочегар знал, что огромный пассажирский лайнер Нуждается в помощи и она не должна опоздать.

Призыв о помощи был получен и на берегу сигнальным постом на самом мысе Олд-Хед-оф-Кинсейл, а также станциями на мысе Лендс-Энд и Валеншия. Он, несомненно, был услышан и мощными радиостанциями германского адмиралтейства на о. Гельголанд в Вильгельмсхафене и Эмдене.

Сигнальный пост в Кинсейле немедленно передал сообщение контр-адмиралу сэру Чарльзу Коуку, возглавлявшему военно-морскую базу в Куинстауне. Дежурный офицер базы покрутил рукоятку телефона на своем столе и вызвал оперативный отдел на набережной Дип Уотер.

Маленькие буксиры «Джулия», «Флаинг Фиш», «Уорриор» и «Сторм-кок» приготовились к выходу в море.

Сообщение достигло также ушейконтр-адмирала Г. Л. Худа, только что прибывшего принять командование Ирландским прибрежным патрулем. Он распорядился отдать швартовы своего флагманского корабля - древнего крейсера «Джуно» и трех других, входящих в его соединение - «Айсиса», «Сатли» и «Венуса».

Адмирал Худ расхаживал крупными шагами по мостику «Джуно» и временами бросал неравные взгляды на шпили кафедрального собора Св. Кольмана, возвышающиеся над Куинстауном, и массивные скальные образования Спай-Хилл в окрестностях. «Все эти ориентиры могли бы остаться за кормой уже теперь, если бы его нерасторопная команда перестала копаться и поторопилась!»

На посыльных и рыболовных суденышках, в том числе на «Блю Белл» и «Леди Элси», на маленьких портовых катерах и гребных шлюпках, даже на тех судах, которые не имели радиоустановок, люди в считанные минуты узнали о несчастье. По всему южному побережью Ирландии, от бухты Бантри до пролива Св. Георга, моряки узнали о том, что «Лузитания» терпит бедствие. Флотилия, насчитывающая около двух дюжин суденышек самого различного типа и размеров, приготовилась ответить на ее зов.

На самом мысе Кинсейл уже много часов находилась группа наблюдателей. Всего два дня назад на их глазах затонуло расстрелянное артиллерийским огнем парусное судно «Эрл оф Латам». Они знали, что в этом районе находится по меньшей мере одна вражеская лодка и что сегодня здесь должен пройти большой лайнер.

Среди собравшихся вблизи маяка Кинсейл, расположенного на неровном каменистом мысу, находились рыбак Джон Харрингтон, пятнадцатилетний Джон Д. Мерфи и служащий береговой охраны Л. Мак-Карти. Некоторые сидели на каменной ограде, ограничивающей территорию маяка, деля пространство со свиньями и цыплятами маячного смотрителя. Присутствовало также несколько школьников, отпросившихся с уроков.

Из-за мыса Севен-Хедс, огибая его, показался внушительный четы-рехтрубный силуэт «Лузитании», над которой стлался шлейф дыма. Она увеличивалась на глазах. Затем все увидели, как та изменила курс и услышали взрыв торпеды.

«Это был как бы сильный грохот, напоминающий отдаленный рев туманного горна», - вспоминал впоследствии юный Мерфи.

За всю историю Кинсейла, насчитывающую несколько тысячелетий, перед его жителями никогда ранее не разворачивалось подобное зрелище.


11
ЭВАКУАЦИЯ



Рулевой Хью Роберт Джонстон наблюдал за кренометром, расположенным под компасом. Этот прибор представлял собой маленький отвес. В момент взрыва его грузик резко качнулся, но затем остановился, показывая постоянный крен около 15° на правый борт, хотя пузырек спиртового уровня, расположенного чуточку выше, продолжал хаотично перемешаться из стороны в сторону. Однако в течение последующих четырех минут показания кренометра значительно изменились.

Джонстону удалось было направить нос судна в сторону Кинсейла, и он, несмотря на бешено бьющееся сердце, почувствовал облегчение. Но когда рулевой увидел, что нос лайнера продолжает быстро катиться влево, то понял, что битва проиграна.

- Право на борт! - гаркнул капитан Тернер со своего места между левым крылом мостика и штурвалом. Затем он повторил приказание, но не получил подтверждения.

Рулевой, доложивший перед этим, что руль положен на 35° влево, предположил, что рулевой механизм «застыл» в этом положении и, следовательно, судно обречено теперь двигаться по широкой плавной дуге [52].

После этого Тернер приказал отработать машинами назад, чтобы задержать движение судна, но опять не. получил ответа. До его сознания дошло, что машины, без сомнения, вышли из строя.

Тернер послал капитана-администратора Андерсона на шлюпочную палубу, чтобы временно приостановить спуск спасательных шлюпок. Затем он подошел к нактоузу компаса и стал изучать показания кренометра так пристально, будто это могло что-либо изменить.

- Не спускай с него глаз, следи за креном! - сказал он Джонстону и затем приказал второму помощнику Хеф-форду спуститься на бак, чтобы закрыть водонепроницаемые двери [53]. Перед тем как уйти, Хеффорд тоже предупредил Джонстона:

- Следи за кренометром и спиртовым уровнем и крикни, если крен увеличится!

Их приказания были совершенно излишними, поскольку рулевой, будучи старослужащим, прекрасно понимал, что «Лузитания» может опрокинуться.

Грузик указателя продолжал висеть, показывая

постоянный крен в 15°, и казалось, есть шанс, что «Лузитания» не накренится дальше. Был и другой робкий проблеск надежды на спасение, ведь судно непрерывно продвигалось все ближе к берегу. Ирландские холмы прорисовывались все отчетливее, и между ними и лайнером усматривалось черное пятнышко, похожее на рыболовное суденышко.

Если бы судно продержалось хотя бы час, Тернер мог бы достичь берега, чтобы выброситься на него. В одном Джонстон, как и остальные, не сомневался - он плавал под начальством самого отважного капитана из всех, когда-либо стоявших на капитанском мостике.

Указатель снова сдвинулся с места, показывая 16, 17, 18, 19… и наконец 20° крена на правый борт. Джонстон продолжал смотреть, но судно не стремилось выровнять положение.

В этот момент старший помощник Пайпер обратился к капитану Тернеру:

- Я пойду на бак помочь Хеф-форду с люками, похоже, что судно быстро погружается носом. Возможно, мы сможем это немного замедлить, - с этими словами он бросился вниз по трапу.

- Два-а-а-дцать градусов на правый борт! - нараспев прокричал Джонстон громким отчетливым голосом, обращаясь к Тернеру, единственному, кто еще оставался вблизи рулевой рубки. Весь мостик вдруг опустел.

Джонстон почувствовал себя совершенно бесполезным на руле. Наблюдая за указателем крена, он испугался, что тот не остановится, пока «Лузитания» совсем не перевернется. Эта мысль наполнила его леденящим ужасом.

Глубоко внизу старший второй механик Кокборн и старший третий механик Литл наблюдали хаос, в который моментально превратился их упорядоченный ранее мир машинного отделения. Гонг, которым отдавались команды кочегарам, умолк. В кочегарке N 1 перед центральным котлом, обливаясь потом, стоял в нерешительности Томас Мэдден. Те из «черной шайки» кочегаров, кто остался в живых, были контужены. Война дала себя знать. Пять фунтов в месяц были и без того маленькой зарплатой, чтобы париться за нее в аду, но это…

Кочегар Мэдден определил, что взрыв произошел перед правым котлом. Теперь морская вода лилась каскадом в котельный отсек через одну из многочисленных переборок, которая не выдержала ее давления. Он знал, что турбины остановились. Их рев всегда вплетался в успокоительный ритм четырех вращающихся гребных валов. Сейчас до него доносился только угрожающий шум вырывающегося на свободу пара.

Сгореть или утонуть само по себе ужасно, но оказаться ошпаренным - еще хуже. Вода, зеленая, темная и маслянистая, плескалась у ног Мэддена. Своими ногами он ощущал ее ледяной холод. Взглянув на раскаленный уголь в топке и подступающую к нему воду, он представил себе, каким обжигающим будет пар.

Мэдден отбросил в сторону свою лопату и устремился к водонепроницаемой двери. Она оказалась наглухо закрытой. Он барабанил в нее до тех пор, пока не отшиб суставы пальцев, и, поняв тщетность этого, бросился обратно к своему месту перед котлом. Здесь он увидел забортную воду, переливающуюся через котлы. Мэдден прикинул, что она стоит уже фута на полтора выше палубного настила. Он ринулся к аварийному выходу - одному из многих узких вертикальных скоб-трапов, ведущих через вентиляционные шахты наверх к шлюпочной палубе. Напор подступающей морской воды подталкивал его. В какой-то момент он оказался даже полностью погруженным в холодную, грязную воду. Она была соленой, и Мэдден на время закашлялся и оглох. Освещение погасло, и он оказался в темноте, нарушаемой только светом раскаленных топок. Мэдден поднялся, отяжелевший от воды, и начал с трудом карабкаться по скоб-трапу через вентиляционную шахту.

Несколькими палубами выше почти на самой корме Мартин Мэннион был в замешательстве. Компаньоны, с которыми он играл в покер в курительном салоне 1-го класса, покинули его в первые же секунды после взрыва торпеды. Окинув взглядом помещение, наклоненное под сумасшедшим углом, он увидел, что все столики опустели, а многие кресла перевернуты. Оставался один человек - бармен, и Мэннион проделал путь «в гору» к бару.

- Давайте как-нибудь добьем партию, - предложил он бармену.

Бармен, развязывая фартук, посмотрел на него покрасневшими выпученными глазами.

- Да идите вы к черту! - заорал он, преодолевая стойку бара одним прыжком, а затем пронесся через хаос курительного салона в сторону двери, выходящей на палубу.

Мэннион перелез через стойку бара с некоторым трудом. Из груды битого стекла он извлек бутылку эля и открыл ее…

Леди Макворт, стоя на шлюпочной палубе, как зачарованная наблюдала за пассажирами, устремившимися наверх из 3-го класса. Было похоже, что эти люди пробивают себе дорогу к шлюпке, находящейся рядом с ней. Они выглядели бледными, напуганными и, как она поняла, не соблюдали никакого порядка, поскольку сильные отталкивали в сторону слабых. Это поразило леди Макворт.

То здесь, то там мужчины, обхватив женщин за талию, пытались протолкнуться с ними вперед. Совершенно не было видно детей. Она подумала, что дети вряд ли уцелели в этой давке среди пронзительно кричащих людей.

- Я всегда полагала, что в такой ситуации все же соблюдается порядок, - сказала леди Макворт Дороти Коннер.

- Я тоже, - согласилась с ней Дороти, - но я чертовски много поняла за последние пять минут.

Чуть дальше на палубе нью-йоркский экспортный маклер Айзек Леман по-своему пытался навести порядок. Он сбегал в свою каюту за револьвером и теперь потрясал им, но не перед пассажирами 3-го класса, а перед матросами, которые по команде, отданной капитаном-администратором Андерсоном, приостановили спуск шлюпки.

- Я застрелю первого же, кто откажется помогать в спуске! - орал Леман, стоя перед ошеломленными членами экипажа, а затем развил свою угрозу:

- Ко всем чертям, вместе с капитаном!

Матросы подчинились угрозе и, хотя некоторые пассажиры карабкались в шлюпку, отдали удерживающие ее крепления. Преждевременно освобожденная шлюпка качнулась, и люди, занявшие в ней места, опрокинулись в воду. Попытки Лемана ускорить спуск обернулись не так, как ему хотелось.

Вопреки командам с мостика, другие шлюпки тоже спускали. Казалось, что члены экипажа колебались между привычкой исполнять приказания и стремлением спастись.

Одна из шлюпок при спуске наклонилась так, что повисла почти вертикально и из нее выпала половина пассажиров. И, хотя она не перевернулась, оставшиеся в ней обитатели вновь вскарабкались на борт судна.

После этого леди Макворт, наблюдавшая за происшествием, решила, что смотреть дальше на такие вещи небезопасно, и повернула прочь. При этом ее поразило, что ни один из членов ее маленькой компании даже не попытался попасть в шлюпку. Некоторые высказывали опасения, что с субмарины их могут расстрелять из пулемета. Леди Макворт отметила про себя также, что многие люди перемещаются по палубе осторожно и бесцельно, подобно пчелиному рою, потерявшему свою матку.

Доктор Фишер, стоявший до этого как зритель на футбольном матче, решил наконец спуститься вниз за спасательными жилетами. Но, как только он пошел, пронесся слух, что переборки перекрыты и опасность миновала. Как бы в подтверждение этого «Лузитания» ощутимо выпрямилась.

На какое-то время все почувствовали облегчение. Затем послышалось угрожающее поскрипывание обшивки, и лайнер снова начал валиться на борт, причем на этот раз даже быстрее, чем раньше. Столы, стулья, посуда - все, что не было закреплено, пугающе загрохотало где-то внутри судна.

Теодейт Поуп и Эдвин Фрэнд при виде отвесно повисшей шлюпки почувствовали тошноту. Вслед за леди Макворт и Дороти Коннер они прошли вниз на палубу «В» к правому борту, где увидели, как шлюпку благополучно спустили на воду, не задев палубы. Ей и Эдвину показалось, что судно стало тонуть быстрее, ложась бортом на воду, т. е. прямо на спасательные шлюпки.

- Это неподходящее место для прыжка, - заметила Теодейт.

Они повернули, чтобы через людскую толчею на палубе «В» пробраться к трапу, по которому только что спустились со шлюпочной палубы. Они шли, прижавшись друг к другу. Еще не добравшись до трапа, они столкнулись с мадам де Паж. Ее сопровождали доктор Хоу-тон и мужчина, незнакомый Теодейт. Бельгийка энергично успокаивала женщин и детей, помогая им садиться в спасательные шлюпки. Она только что закончила перевязывать руку человеку, который поранился, помогая экипажу в спуске шлюпок. Это был Мэтт Фримен - чемпион Англии по боксу в легком весе среди любителей.

Доктор Хоутон помог Мари де Паж надежно завязать спасательный жилет и посоветовал ей приготовиться к прыжку. Теодейт отметила, что глаза бельгийки были широко открыты от возбуждения, но решительны. Коннектикутская дама хотела было поприветствовать ее, но нашла, что сейчас не время для других слов, кроме предложений о помощи. Пара достигла, наконец, верхней палубы, с которой увидела еще несколько шлюпок, спущенных благополучно.

- Лучше бы вам сесть в шлюпку, - сказал Фрэнд, показывая на одну из них, быстро заполняющуюся людьми.

Случайный знакомый Фрэнда - Эрнст Каупер - помогал шестилетней девочке Элен Смит забраться в ту же шлюпку. Элизабет Хэмпшир из Дербишира пока держала ее на руках.

- Она просила меня спасти ее, - пояснил Каупер, - сказала, что не могла найти ни маму, ни папу, ни младшую сестренку Бесси, а бабушка будет ждать ее в Ливерпуле.

Теодейт, подобно леди Макворт, пришла в ужас от того, что в спасательных шлюпках нет детей, она хотела узнать, не случилось ли чего-либо в отведенных для них помещениях или же малыши просто не знают, что им делать и куда идти.

Она поймала себя на том, что думает об их матерях: миссис Ход-жес, которая говорила, что «если мы пойдем ко дну, то все вместе», миссис Кромптон с ее шестью детьми, которые сидели в обеденном салоне прямо перед ней. Теодейт не видела их с самого момента взрыва торпеды. Сама Теодейт отказалась войти в шлюпку без Эдвина Фрэнда, а он, в свою очередь, заявил, что не сделает шагу к шлюпке, пока на палубе остаются женщины. Они вместе направились «в гору», т. е. на корму, так как заметили, что нос судна погружается.

Вода уже перекатывалась через него, лилась каскадами по носовым трапам, ведущим в помещения команды, в канатные ящики для гигантских якорных цепей и в другие помещения, расположенные в передней части судна.

Перед ними появилась служанка Теодейт Эмилия Робинсон.

- О, Робинсон, - только и смогла вымолвить Теодейт.

На лице служанки появилась «дежурная улыбка», но даже Теодейт, считавшую себя светской и неробкой женщиной, пригвоздил к месту ее взгляд.

- Спасательные жилеты! - понял Фрэнд, выводя свою компаньонку из транса. Оба нырнули в ближайшие каюты, в которых царил беспорядок, и нашли там три патентованных спасательных жилета «Бодди».

Роберт Виманн, идущий по прогулочной палубе, увидел, что люди со всей доступной им скоростью бегут в сторону кормы. Официант поспешил за ними. Это была как раз та часть судна, где Виманн жил, где, он помнил, у основания трапа находится шкафчик со спасательными жилетами. Так как трап принял теперь почти вертикальное положение, Виманн ухитрился спуститься вниз, держась за поручни. Остальные карабкались по нему вверх на четвереньках. Виманн ухватил три или четыре жилета в тот момент, когда судно вновь угрожающе накренилось. Он укрепил один жилет на женщине и один на себе. Остальные отшвырнул в сторону, чтобы помочь женщинам и детям подняться на шлюпочную палубу…

Джеймс Брукс не рискнул спуститься вниз за спасательным жилетом и продолжал свой путь по палубам. Проходя мимо мостика в первый раз, он увидел капитана Тернера, поднявшего руки и приказывающего:

- Не спускать больше шлюпок. Все идет к лучшему!

Брукс продолжил свой путь, все более успокаиваясь. В этот момент он увидел, как пассажиры первой шлюпки высыпались из нее в море. «Если бы только можно было остановить движение «Лузитании», - подумал он, - то этого было бы вполне достаточно для безопасного спуска шлюпок на воду». Однако казалось, что лайнер, независимо от того, управляется он или нет, продолжает упорно вспарывать воду, двигаясь по направлению к мысу Олд-Хед-оф-Кинсейл.

Затем мимо Брукса прошел человек, облаченный в двубортную морскую тужурку, с револьвером в руке. Представитель компании по производству цепей из Бриджпорта услышал, как он кричал, что никто не должен сейчас занимать места в шлюпках.

В следующее мгновенье Джеймс Брукс увидел капитана-администратора Андерсона, бегущего в сторону кормы. Долго он не размышлял, куда направляется Андерсон и почему так спешит, ибо заметил по крайней мере 60 повиснувших на трубчатых поручнях женщин, которые, очевидно, не могли или же боялись тронуться с места и спуститься в спасательную шлюпку.

- Подходите, леди, я помогу вам, - крикнул Брукс.

Рослый и крепкий, он сразу же внушил им доверие. Брукс подхватывал их одну за другой по мере того, как они прыгали со шлюпочной палубы в шлюпку. Только сильный человек мог сделать это.

Флоренс Пэдли, выбежавшая по трапу на шлюпочную палубу, услышала голос капитана-администратора:

- Все в порядке! Мы идем к берегу!

Земля не показалась ей обнадеживающе близкой. Но, как бы то ни было, у нее была возможность покинуть судно на спасательной шлюпке, как это делали другие. Увидев шлюпку, в которой находилось мало людей, она устремилась к ней.

Профессор Холборн, как только взорвалась торпеда, сразу же подумал о спасательных жилетах. Не обнаружив ни одного на палубе, он пошел со своим двенадцатилетним другом Эвисом Долфином в коридор, где находилась его каюта.

Каюта профессора пребывала в полном хаосе. Зубная щетка, бритва, тюбик с кремом катались по полу. Широко открытые двери гардероба обнаруживали одежду, которая беспорядочно свешивалась наружу. Широкополая шляпа упала с полки и нашла приют в углу у двери. Самое худшее заключалось в том, что иллюминатор больше не был привычно и четко разделен на равные части, состоящие из синего моря и голубого неба. Сейчас он весь был светло-голубым и безжизненным.

Холборн уцепился сначала за койку, а затем, держась одной рукой за дверь гардероба, другой пошарил по полке в поиске жилетов. При этом он боялся, что гардероб опрокинется и накроет его. Наконец он выскользнул обратно в коридор и укрепил жилет на Эвисе. В руках он нес еще два жилета. На обратном пути на палубу они с Эвисом повстречали своих компаньонов по путешествию, в том числе миссис Смит, которая отказалась от предложенного Холборном жилета, напомнив ему, что его жена и трое детей ждут его. Под их уговоры он нацепил жилеты себе на шею, а его компаньоны отправились дальше на поиски свободной шлюпки.

Холборн подсадил Эвиса в вываливаемую спасательную шлюпку и сразу отвлекся. Двое обнаженных мужчин прыгнули со шлюпочной палубы. Они вошли в воду поблизости от плавающей разбитой шлюпки. Холборн изумился тому, как быстро эта пара оказалась за кормой лайнера, и заключил из этого, что «Лузитания» движется еще с порядочной скоростью вперед. Он продолжил свой путь по палубам, предлагая спасательные жилеты друзьям Эвиса и помогая им занимать места в шлюпках. Сам он был первоклассным пловцом, поэтому решил пройти на нос и доплыть до шлюпок.

Тем временем Герберт Эрхардт разыскал брата девочки и привел его к семье. По палубе было трудно перемещаться. Из этого он заключил, что «Лузитания» затонет прежде, чем все спасательные шлюпки будут спущены. Тогда он впервые испугался. Когда палуба еще больше накренилась, он сел, чтобы не потерять равновесие. Остальные скользили поперек всей палубы вплоть до поручней. Эрхардт встревожился, как бы, соскальзывая вниз, не ударить находящихся там людей и не причинить им вреда. Он заметил, что погрузившийся нос судна вызывал «ужасающие завихрения» воды, из которых вряд ли кто-нибудь сможет выплыть.

Мимо него пролетали палубные кресла, пустые шлюпки, обломки различных предметов. Эрхардт почувствовал, что, возможно, доживает последние секунды своей жизни. Скользя вниз по палубе, он начал перекатываться, надеясь таким образом избежать удара о людей, находящихся внизу, и соображая, ударится ли сначала о поручни или сразу о воду. При этом он не забывал повторять: «Мне гораздо лучше, чем большинству этих людей, ибо у меня нет здесь никого, кто бы от меня зависел». Затем начал беззвучно молиться о своей невесте и матери.

Арчи Дональд наблюдал за кочегаром, который в этот момент балансировал на поручнях, прежде чем совершить почти профессиональный прыжок в воду. Его грациозность показалась Дональду не соответствующей обстоятельствам. В этот момент он услышал звук шлюпки, спускаемой на талях со шлюпбалок и увидел, как она разбилась при ударе о воду на куски. Прикинув, он нашел, что тросы, должно быть, оказались слишком короткими.

Кочегар, сделавший прекрасный прыжок, плавал на поверхности, пока он не поравнялся с кормой судна, а затем исчез из виду. Вдохновленный решимостью кочегара Дональд прикинул, что наилучшая тактика - покинуть судно, и как можно скорее. Он заметил валявшийся поблизости пустой ящик из-под пива с двумя ручками. Ему показалось, что это вполне готовое к использованию спасательное средство.

Сначала он снял свои наручные часы, чтобы они не намокли, потом достал из пиджака свои карманные часы и осторожно положил и те и другие в брючный карман, наконец снял пиджак. Крепко сжимая в руках ящик из-под пива, Дональд начал карабкаться по ступенькам трапа на следующую палубу. Здесь он столкнулся с едва знакомым доктором Р. Дж. Мекреди из Дублина, который, перехватывая поручни руками, спускался по трапу вниз. На молодом ирландском физике был спасательный жилет, другой он держал в руке.

- Где вы достали жилеты? - удивленно спросил Арчи.

- Внизу, в каютах, - ответил доктор Мекреди. Он сообщил также, что вода вливается через иллюминатор его каюты.

Арчи до этого не вспомнил о спасательных средствах, но, по счастью, обнаружил, что находится на той же палубе левого борта, где помещается его каюта. Он отметил также, что дверь в коридор сейчас была открыта. Арчи на ощупь прошел в каюту, которая служила ему домом в течение шести дней, и отыскал последний оставшийся жилет. Ему показалось, что крен стал еще сильнее и что скоро он, по-видимому, будет передвигаться по стенкам.

Арчи оставил свою каюту и вышел на левый борт к шлюпочной палубе. Здесь перед ним разыгралась сцена, оставшаяся незамеченной остальными пассажирами. Норман Стоун из Ванкувера методично срывал одежду со своей жены. Несмотря на яркий солнечный свет и «уединенность» как на Тайме-сквере [54], Стоун не остановился до тех пор, пока покорная миссис Стоун не оказалась раздетой до чулок. Тогда он надежно укрепил на ней спасательный жилет, несколько уменьшивший ее наготу.

Дональд, занятый, как и другие, прежде всего своим собственным спасением, был просто потрясен тем фактом, что именно Стоун «выглядел знающим совершенно точно, что надо делать». Затем Стоун начал срывать чехол ближайшей складной шлюпки, т. е. делать то, что команда судна должна была выполнить значительно раньше. Арчи помог ему. Находясь на левом борту, он отметил, что ужасно высоко над водой находится палуба. Он видел, как люди занимали места в шлюпках, слышал скрежет и удары шлюпок об обшивку и заклепки корпуса судна, но не знал, достигали они воды в целости или нет.

Арчи не чувствовал себя испуганным. Мысли приходили к нему в голову с изумительной ясностью, поразившей его. Он решил спуститься «под гору» в район 1-го класса. Здесь он помог пассажирам заполнять шлюпку, отгоняя от нее группу неистовых чумазых кочегаров, которые столпились вокруг.

- Женщины должны быть приняты первыми! - выкрикивал он. Мужчины присоединились к нему, держа «черную шайку» на расстоянии.

В конце концов, когда около 20 женщин уже было в шлюпке, мужчины, находящиеся на палубе «Лузитании», начали спускать ее. Шлюпка опускалась слишком быстро на носовых талях, а трос кормовых талей застрял в блоке. Кто-то перерезал трос, задерживающий спуск, но было уже поздно. Все находившиеся в шлюпке попадали из нее в воду.

Переведя свой взгляд назад, на тех, кто еще оставался на палубе, Дональд заметил Элберта Хабберда и его жену Алису. Он сразу же понял, что это - они, хотя никогда и не встречался с ними. Хабберды выглядели «очень поседевшими», держались за руки. Арчи слышал, как они отказывались от помощи и посадки в шлюпку.

Это был тот же Элберт Хабберд, который в своих сочинениях философствовал: «Сейчас мы здесь, но когда-то должны уйти. И когда мы будем уходить, то надо сделать это красиво».

Поблизости находился Тимминс из Техаса, окруженный группой пассажиров 3-го класса, среди которых были русские. Тимминс не мог понять их, но попытался хоть как-то успокоить. Подняв кверху руку и кивая головой, он повторял:

- Хорошо, хорошо! Казалось, они поняли его. Один поцеловал ему руку. Изумленный этим поступком, Тимминс на мгновение даже забыл, что происходит с судном.

Тимминс, как и леди Макворт, слышал приказание освободить шлюпки и заверение, что судно «в безопасности», но не разделял этого оптимизма, хотя тоже заметил, что «Лузитания» несколько выпрямилась. Его друг Моуди, стоящий рядом, спросил:

- Ну, как она, старина? Тимминс покачал головой, так как полагал, что с лайнером «покончено» и что море врывается внутрь судна с ужасающей быстротой. Однако он решил не сообщать своих мрачных умозаключений пассажирам 3-го класса.

На прогулочной палубе по пути на корму матрос первого класса Томас Махоуни, который полчаса тому назад опознал «подозрительный» предмет, пытался помочь шести испуганным мужчинам и женщинам выбраться из курьезного положения. Они сидели на навесе открытого кафе, как на насесте, пытаясь спуститься на палубу.

- Становитесь на мои плечи! - советовал он им, так как его рост позволял решить эту проблему.

Но в этот момент стойки навеса сломались, и вся беспорядочная куча рухнула на него.

Поблизости испуганная миссис Стюарт Мейсон взывала о помощи.

- Где мой муж? - причитала молодая темноволосая новобрачная из Бостона. Из глаз у нее неудержимо катились слезы.

Оливер П. Бернард пытался всячески успокоить ее:

- Теперь все хорошо. Мы идем прямо к берегу. Не волнуйтесь так сильно, - уговаривал он.

Повторяя вопрос «где мой муж?», Лесли Мейсон таращила на Бернарда глаза как помешанная. Бернард знал ее отца Вильяма Линдсея. Сейчас он взял девушку за плечи и потряс ее.

- Стойте здесь, - сказал он. - Не уходите отсюда, ваш муж найдет вас здесь, конечно, если шлюпки будут спускать с этого борта. Я поищу спасательные жилеты на случай, если они нам понадобятся. И он посоветовал ей взять себя в руки,

Бернард обрел решимость, и собственные страхи покинули его. Устремляясь вниз, он еще продолжал думать о торпеде, направлявшейся к «Лузитании», и об ударе, который произвел «легкую» встряску, как будто в огромный корпус судна врезался буксир.

При входе в помещения 1-го класса через одну из дверей салона Бернард почти наткнулся на Альфреда Вандербилта. Тот, с обнаженной головой, одетый в темный костюм в мелкую полоску, нес нечто похожее на дамскую шкатулку для драгоценностей. Казалось, Вандербилт ожидал начала следующих скачек в Эскоте.

Он ухмыльнулся Бернарду, как бы забавляясь его волнением. Бернард же как раз перед ударом торпеды подумал об этом мультимиллионере как о человеке, которому нечего делать, кроме как управлять четверкой лошадей в Брайтоне и проделывать путь в 3 тысячи миль, чтобы осуществить свое желание. «Америка, - считал Бернард, - кишит богатыми бездельниками». Он не любил очень состоятельных людей, и это было больше, чем простое отвращение к их деньгам, хвастовству, яхтам и домам, «подобным королевским борделям».

Этим утром, например, он подумал о себе, как обычно, в третьем лице: «Если бы только он мог верить в бога и вечную жизнь, вместо того чтобы считать жизнь не заслуживающей внимания, ибо любой мужчина или женщина, собака или блоха разделяют в конце ее ту же участь, что и стебли травы - все расцветает на мгновение, чтобы быть втоптанными в забвение…»

Поглощенный своими мыслями, он не заметил крена и больно ударился об основание трапа, затем вскочил, выпрямился и, прихрамывая, побежал дальше. В коридоре было дымно и темно. Несколько раз он падал, один раз скатился в боковой проход прежде, чем смог остановиться. Все же он добрался до каюты Мейсона и позвал:

- Стюарт!

Из темной каюты не последовало ответа, и Бернард пошел дальше. Свою каюту он нашел без труда, так как она находилась в самом конце коридора. Он помнил, что его спасательный жилет лежит сверху на гардеробе. Когда он нащупывал его, тяжелый шкаф наклонился. Ужас охватил его, ведь он мог оказаться замурованным во мраке, как крыса.

Бернард вскарабкался на койку и продолжил поиски, уже стоя сбоку от гардероба, пока не стащил с него спасательный жилет. В этом же конце коридора находился другой трап, по которому он вернулся на палубу, удивляясь, как он не подумал о нем раньше. Здесь он обнаружил, что Лесли Мейсон ушла.

Какая-то женщина, увидев, что он несет жилет, пронзительно закричала:

- Где вы его взяли, где? Бернард позволил ей вырвать у

себя жилет и продолжил свой путь по палубам, чтобы узнать, что сталось с Мейсонами. Многие шлюпки уже отошли, но палубы продолжали кишеть людьми, ищущими спасения. Один из кочегаров шатался как пьяный. Его лицо было в алых пятнах, а голова пробита. При виде его Бернард живо представил себе, как много людей было убито или искалечено в момент взрыва. Он подумал о женщинах с маленькими детьми в их каютах, которые они так и не смогли покинуть.

Сейчас Бернарду показалось, что шлюпок уже не хватит на всех. При этом он думал не о себе, а о тех несчастных, которые не могли попасть в них из-за неправильного обращения. Бернард взобрался на узкую палубу радиорубки, расположенную выше шлюпочной. Отсюда он мог взирать вниз на ужасный спектакль с отрешенностью, почти граничащей с олимпийским спокойствием. Мелодия «Голубого Дуная», которую Бернард слушал за ленчем, все еще звучала в его голове, и он все еще явственно ощущал аромат съестного, доносившийся из обеденного салона. Но только один вопрос занимал его мысли: как скоро «Лузитания» затонет?

В некотором отдалении Бернард рассмотрел мужчину, плывущего на спине. Мужчина был обнажен, медленно греб руками и улыбался, глядя вверх на судно. Это дало мыслям Бернарда новый толчок. Он встал и начал раздеваться. Снял пиджак, жилет, воротничок и галстук. Затем положил булавку от галстука в брючный карман и, аккуратно сложив одежду, положил ее у основания широкой дымовой трубы, при этом отметил, что такое следование привычкам в данных обстоятельствах нелепо.

С усталым смирением Бернард подумал о тщетности жизни, хотя выглядел погруженным в величественную печаль. Все его жизненные устремления и мелкие достижения были пустяками, которые могут быстро исчезнуть без следа. Бернард вздохнул и начал расшнуровывать ботинки.

Одновременно он наблюдал за Элизабет Дакворт. Она металась в поисках шлюпки, но не смогла сохранить равновесие. Помощник капитана, поднявший ее на ноги после того, как она споткнулась и упала, помог ей войти в шлюпку. Как только она поставила туда ногу, кто-то начал выкрикивать проклятия. Шкивы спусковых блоков не желали крутиться, а матросы испытывали при этом такие трудности, что Элизабет предпочла подобрать свои юбки и снова сойти на наклонную палубу судна. Миссис Алиса Скотт, мать маленького Артура, осталась в этой шлюпке.

Когда шлюпка была наконец спущена, Элизабет увидела, как она опрокинулась, вывалив всех находящихся в ней людей в воду у борта судна, которое тем временем продолжало неудержимо двигаться вперед, как будто никогда не остановится. Элизабет слышала отчаянные крики людей и с ужасом наблюдала, как Алиса Скотт исчезла внизу в пенящейся зеленой воде и больше не показалась наверху. Элизабет начала шепотом молиться: «Господь, пастырь мой, упокой меня на злачных пажитях и веди меня к водам тихим, подкрепи душу мою, направь меня на стезю правды ради имени Своего. Если я пойду долиной смертной тени, не убоюсь зла…»

За спиной Элизабет три ирландские девушки пели: «Там вдалеке есть зеленый холм…» Они весело затянули эту мелодию еще до удара торпеды, но теперь их пенье звучало приглушенно и испуганно.

В радиорубке взмокший от пота оператор Лейт, пытаясь ослабить воротничок, продолжал отстукивать свой морской реквием:

Приходите немедленно. Большой крен. Десять миль южнее Олд-Хед-Кинсейл.

Чтобы удержаться при увеличивающемся крене, он должен был упереться в стол и панель передатчика. При этом он молился, чтобы его призыв был услышан.

Часы над ним показывали 2.20 пополудни.


12
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС



На палубу вернулся Чарльз Лориа. Один спасательный жилет он надел на тело, остальные перекинул через руку. Лориа вышел прямо на левый борт, где видел Хаббердов, но те исчезли. Лориа прошел на корму, жилеты он отдал тем, кто в них нуждался. Его поразило, что почти каждый надел свой жилет неправильно, и Чарльз занял себя тем, что начал поправлять их. При этом он держался более высокого левого борта. Прервав свою работу, Лориа прошел в сторону носовой части судна, где он последний раз видел Элберта и Алису. Он прошел туда и обратно раз десять, недоумевая, как эта пара могла исчезнуть так бесследно. Он остановил миссис Пэдли, которая сообщила, что видела Хаббердов около дымовой трубы. Женщина, оказавшаяся рядом с ним, крикнула в сторону мостика:

- Капитан, что мы, по-вашему, должны делать?

- Стойте там, где стоите, мадам. С судном все в порядке, - услышали они ответ капитана Тернера.

- Откуда вы черпаете вашу информацию? - упорствовала дама.

- Из машинного отделения, мадам, - ответил Тернер. Тон его показался Лориа строгим и начальственным.

Женщина направилась к корме, и Лориа пошел вслед за ней. По пути они пытались утешить пассажиров. Сам Чарльз был уверен, что лайнер отделяют от гибели считанные минуты.

Лориа решил вернуться в свою каюту за некоторыми личными вещами, которые он хотел иметь при себе, даже в том случае, если погибнет. Он спустился по носовому трапу, как и Бернард, поскольку главный трап был заполнен людьми, поднимавшимися наверх. Затем он нащупал дорогу в свою каюту по темному коридору. При мерцающем пламени спички Лориа быстро нашел, что хотел, а «Лузитания» тем временем угрожающе скрипела, и внутри нее слышался грохот. После этого она еще больше накренилась.

С паспортом и другими бумагами, запихнутыми в карманы, Лориа покинул свою каюту и двинулся обратно, ступая одной ногой на палубу, а другой на переборку. Взглянув вниз в поперечный проход, оканчивающийся иллюминатором, он увидел, что тот открыт и вода находится уже всего в нескольких футах. Удивившись, почему это отверстие в борту не закрыто, он пошел дальше.

Проходя салон 1 -го класса, Лориа увидел, что кресла в нем попадали, а некоторые опрокинулись и торчали ножками вверх, подобно мертвым лошадям на поле боя. С камина, отделанного под мрамор, косо свисала отслоившаяся краска, а вельветовые занавески наполовину свешивались внутрь помещения, как крахмальные воротнички, потерявшие форму. Когда Лориа вышел на палубу, ему бросилась в глаза свисающая со шлюпбалок спасательная шлюпка, заполненная женщинами и детьми. Он подумал, что если шлюпку не освободить от креплений немедленно, то «Лузитания» увлечет ее за собой на дно.

Лориа вскочил на корму шлюпки и убедился, что она на плаву, так как вода была уже вровень с поручнями палубы «В». Судно могло затонуть в любой момент. Он освободил один конец талей, удерживающих шлюпку, в то время как один из официантов тщетно пытался пере резать другой толстый трос карманным ножом.

Поскольку «Лузитания» продолжала крениться все больше, ее трубы нависли над шлюпкой, представляя собой все более возрастающую угрозу. Люди смотрели вверх на четыре чудовищные трубы и бледнели от ужаса. Некоторые закрывали глаза. Лориа, получив удар раскачивающейся кормовой шлюпбалкой, упал, увлекая за собой массу людей на дно шлюпки. Пытаясь встать на ноги, он ощутил холодок паники и посоветовал остальным выпрыгнуть из шлюпки:

- Это ваш единственный шанс! - крикнул он.

Прыгнув за борт, Лориа вошел в воду, толкая, нескольких человек впереди себя. Уже в воде он убедил их держаться группой, положив руки на плечи друг друга. Отплыв примерно на сотню футов, он сплюнул соленую воду и оглянулся назад.

Палубы огромного лайнера оставались заполненными людьми, сбившимися в кучки и державшимися за неподвижные предметы, чтобы сохранить равновесие. По мере того как вода поднималась выше к их ногам, они карабкались вверх по палубным стойкам. Многие цеплялись за них в отчаянной надежде остаться на судне. Эта безнадежная мысль овладела и Плэмандонами. Буфетчик Эдвард Скей видел их в последний раз вместе на прогулочной палубе; тогда они не вняли его уговорам воспользоваться спасательной шлюпкой.

Одна дама сказала Оливии Норт, что намерена пройти в каюту, чтобы встретить свою смерть по крайней мере в комфорте, и уговаривала Оливию разделить с ней компанию.

- Нет, я буду бороться за свою жизнь! - ответила девушка.

Оливия натолкнулась на женщину, перекладывающую вещи в своем чемодане с такой изумительной беззаботностью, как если бы судно сейчас входило в устье р. Мерси, приближаясь к Ливерпулю.

Джеймс Брукс помог всем 60 женщинам, вверившимся его заботам, занять места в шлюпке. Но «Лузитания» продолжала крениться, и палубы с правого борта находились уже почти на уровне поверхности моря. Было трудно освободить шлюпку не только от спусковых талей и блоков, но и от коротких цепей, которыми она крепилась к шлюпбалкам. Трудность заключалась в отдаче стопоров, освобождающих цепи.

Еще до того, как шлюпка с этими женщинами была освобождена, она оказалась на плаву. Встречный поток воды прижал ее к борту у шлюпбалок. Раздался отвратительный хруст дерева, и большинство женщин оказалось в морской воде.

Брукс понимал, что настало время прыгать за борт. Он вглядывался в скопление деревянных обломков, покрывавших море на сотни квадратных ярдов вокруг судна, совершенно не думая при этом, откуда они появились и каким образом так быстро засорили воду. Это напомнило ему вечно заполненную сплавным лесом родную р. Андроскоггин, где он, еще не умея плавать, барахтался на поверхности, держась за бревна. Не сняв ботинки, Брукс прыгнул за борт. Ему показалось, что морская вода не холоднее, чем в Андроскоггине.

На борту судна доктор Мекреди терпеливо дожидался очереди к тросу, по которому люди соскальзывали вниз прямо в воду. Были слышны аккуратные и негромкие всплески. Это выглядело кульминационным моментом неорганизованного, как считал доктор, «оставления судна, где с самого момента торпедирования все выглядело крайне хаотичным». Его собственный спуск лишь подкрепил это мнение. Трос представлял собой лаглинь, тянущийся за кормой для регистрации скорости судна, и первые шесть футов его были изготовлены из тонкого стального тросика. В результате «некомфортабельного бегства» он содрал значительную часть кожи со своих пальцев, прежде чем оказался в воде. Со свежими ссадинами, разъедаемыми соленой водой, он начал взбираться на ближайшую шлюпку, выглядевшую и без того перегруженной.

Неподалеку подводная лодка U-20 погрузилась в почти могильную тишину, нарушаемую лишь приглушенным жужжанием электромоторов. Капитан-лейтенант Швигер отметил в своем журнале:

Судно вот-вот опрокинется. Большая растерянность на борту. Шлюпки вывалены, и некоторые из них спущены на воду. Они, должно быть, потеряли головы. Переполненные шлюпки были спущены носом или кормой вниз и поэтому сразу же заполнились водой и затонули. Вследствие крена удалось спустить меньшую часть шлюпок.

Судно погружается. На его борту стало различимым название «Лузитания», выполненное золотыми буквами. Дымовые трубы окрашены в черный цвет. Кормового флага не несет. Шло со скоростью 20 уз…

Оставшиеся на борту пассажиры - это были мужчины - делали отчаянные попытки собрать детей, многие из которых, вероятно, остались внизу, как в западне.

Отец Безил Мэтьюрин, бледный, но спокойный, отпускал грехи тем, кого видел перед собой и кто передавал детей в спасательные шлюпки.

Нью-йоркский политический лидер Линдон В. Бейтс, который пересекал Атлантику, спеша на помощь Бельгии, спускался вниз по совершенно темным наклонным' проходам до тех пор, пока вода не поднялась до уровня палубы. Тогда он подхватил кресло в качестве средства спасения и бросился с ним на корму. Он уже видел, как двое из его группы - Мари де Паж и доктор Хоутон - прыгнули в воду, держась за руки.

Капитан 2-го ранга Стэкхаус находился на палубе вместе с лейтенантом королевской легкой пехоты Фредериком Лассеттером. Стэкхаус посоветовал молодому человеку по: искать свою мать. Когда Лассеттеры вернулись, то увидели, что Стэкхаус завязывает свой собственный жилет на маленькой девочке.

- Вам лучше прыгнуть, - посоветовал Стэкхаус. Лассеттер решил последовать его совету. Он бросил последний взгляд на Стэкхауса, помогающего женщинам садиться в шлюпки, и услышал, как тот объясняет, что не может присоединиться к ним, поскольку «есть другие, которые должны покинуть судно первыми».

Буфетчик Роберт Чизем проходил по палубе «В» мимо Вандербилта, который тщетно пытался спасти женщину, бьющуюся в истерике.

- Торопитесь, мистер Вандер-билт, а то может быть слишком поздно, - крикнул ему Чизем.

Но Вандербилт не обратил внимания на совет буфетчика, в частности потому, что этот атлет не мог проплыть и сажени.

Двадцатипятилетняя Алиса Миддлтон, детская няня из Сиэтла, принимая предложенный ей спасательный жилет, узнала в своем благодетеле Вандербилта. Другие слышали, как он говорил своему слуге Рональду Денье:

- Найди всех ребятишек, каких сможешь, парень!

Неподалеку на этой же палубе Чарльз Фроман с сигарой во рту стоял в спокойной и глубокой задумчивости перед окружавшим его трио, которое состояло из его хорошенькой приятельницы актрисы Риты Джоливе, ее шурина Джорджа Вернона и капитана А. Дж. Скотта - английского военного, следующего из Индии через Соединенные Штаты.

- Стойте там, где стоите, - советовал Фроман. - Дело идет к концу, и здесь у нас больше шансов на спасение, чем в спасательной шлюпке.

Наконец Скотт, сняв свой спасательный жилет, заставил Фромана надеть его, приговаривая:

- Если суждено умереть, то только раз.

Продюсер, в свою очередь, был озабоченбезопасностью молодой актрисы. Он не сводил с нее взгляда:

- Вам лучше держаться за поручни и сохранять силы.

В считанные секунды он снял жилет, который Скотт отдал ему, и помог надеть его на женщину. Когда вода подошла ближе, Фроман с улыбкой заметил:

- Зачем бояться смерти? Это самое прекрасное приключение в жизни.

Рита узнала слова из пьесы «Питер Пан», написанной Джеймсом Барри - другом и любимым автором Чарльза Фромана. Но финал еще не наступил. Она знала, что им придется поплавать на пути к нему, и начала подбирать свои юбки. Когда она сообразила, что Фроман не выживет в холодной воде, ее охватил страх. Вцепившись в поручни, она продолжала стоять как вкопанная на одном месте, а вода подступала все ближе и ближе.

Многие молодые люди, не страдающие ревматизмом, не вдавались в философские раздумья. Когда Арчи Дональд посмотрел вверх на возвышающиеся над ним части судна, ему показалось, что поручни шлюпочной палубы стремительно надвигаются, чтобы придавить его. Он подозвал буфетчика, чтобы тот помог ему завязать тесемки спасательного жилета, затем положил все свои деньги - около сорока долларов - в конец носка, нагнулся, чтобы снять ботинки, но передумал, так как на это уже не было времени. Вода находилась всего в каких-нибудь 12 футах от палубы. Тогда он нырнул и ударился о нее со всплеском.

Арчи сразу же почувствовал пронизывающий холод. Затем жилет быстро выбросил его на поверхность. К его изумлению, плавание оказалось непостижимо легким делом. Создавалась иллюзия скольжения над поверхностью воды с невероятной скоростью, поскольку жилет удерживал его голову и грудь высоко над ней. Он продолжал работать руками с единственным желанием отплыть прочь от судна.

Поблизости группа мужчин, уже взобравшихся на плот и сгрудившихся на нем, слабыми голосами пела «Типперери».

Герберт Эрхардт вспомнил, что в момент удара о воду нужно держать рот закрытым, а глаза открытыми и грести наверх к свету, куда бы потоки воды не разворачивали его. Затем нырнул. Ему показалось, что он все дальше и дальше удаляется от света, хотя старается плыть в его сторону, и погружается все глубже и глубже. Наконец, вода стала светлее - он вынырнул на поверхность и смог дышать снова. Болели легкие. Вдобавок он не миновал водоворота, который нес прямо на него пустую шлюпку. Герберт вскинул обе руки над головой, чтобы защититься. Волна пронесла шлюпку, а он опять ушел под воду. Снова ему пришлось выбираться наверх к свету, который постепенно становился все ярче. Наконец свежий воздух вновь наполнил его легкие. Теперь он всплыл в относительно спокойном месте и сделал передышку, чтобы привести в порядок дыхание.

Мэтт Фримен, британский чемпион по боксу, после того как его руку перевязала Мари де Паж, побежал на корму и посмотрел вниз. Его удивило, что палуба находится не так уж высоко над водой. Будучи в хорошей спортивной форме, Мэтт не сомневался в себе. Став на поручни, он нырнул, но при этом ударился о край плавающей шлюпки. На голове образовалась глубокая рана, и он почувствовал даже в воде, как из нее вытекает кровь. Но это не нокаутировало его, и он продолжал плыть.

Примерно в это же время Роберт Виманн подумал, что взорвалась вторая торпеда. Как только лайнер начал погружаться носом, он понял, что уже не сможет ничего больше сделать для других пассажиров. Взобравшись вслед за Мэттом Фрименом на кормовые поручни, Роберт ощутил благоговейный страх перед предстоящим прыжком в воду с высоты сотни футов, но тем не менее прыгнул. Когда он вынырнул на поверхность, двое мужчин вцепились в него, и ему пришлось погрузиться в воду снова, чтобы освободиться от них.

Матрос Томас Махоуни решил, что от его помощи в спуске шлюпок мало толку, и пошел на корму, где начал спускаться в воду на морской манер по свисающему канату. На полпути вниз он обнаружил, что находится как раз над гребными винтами, которые, как ему показалось, медленно вращаются. Он оказался перед жестоким выбором - свалиться между лопастями винта или вскарабкаться обратно на палубу.

Решив подняться обратно по канату, он с огромным трудом, дюйм за дюймом, вскарабкался наверх и наконец достиг кормовой палубы. Встав на поручни, он прикинул, какое расстояние ему надо пролететь вниз, и прыгнул. Вынырнув на поверхность, ошеломленный, но невредимый, он поплыл по направлению к видневшемуся плоту.

Вслед за ними с кормы судна, превратившейся в чудовищный трамплин, начали прыгать остальные. Это был кочегар Томас Мэдден, которому в конце концов удалось выбраться наверх через вентилятор, и кочегар Фрэнк Тауэр, которому ранее удалось спастись с «Титаника» и с «Импресс оф Айрленд». Для него кораблекрушения приняли характер мрачной повседневности.

Еще один кочегар неожиданно был выброшен на палубу снизу через аварийный люк несколько меньшим по силе внутренним взрывом. Он был весь в саже, синяках и кровоточащих ранах, но живой. Ему достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы оценить крен судна. Он тоже прыгнул вниз с борта. Многие члены машинной команды были чрезвычайно напуганы и производили впечатление потерявших рассудок, что казалось самым страшным в происходящем кошмаре.

Бок о бок с членами команды плыли пассажиры. Пятнадцатилетняя Вирджиния Брюс Лоуни находилась среди них. Как и Флоренс Пэдли, она оказалась в воде, вывалившись из опрокинувшейся шлюпки. Вирджиния была опытной пловчихой. Быстрыми мощными гребками она плыла прочь от кренящегося судна. Повернув голову, она увидела свою мать и отца. Они стояли у поручней рядом со своим другом Альфредом Вандербилтом. При взгляде на них она почувствовала глубокую боль в сердце и одновременно беспомощность. Вирджиния знала, что никогда их больше не увидит.

Лейтенант Лассеттер, взглянув из воды вверх на крепко сбитую фигуру своего друга капитана второго ранга Стэкхауса, спокойно стоящего на корме, ощутил схожие чувства.

Плыл и Эвис Долфин. В спасательной шлюпке, куда его поместил профессор Холборн, он оставался недолго. Двое мужчин прыгнули в нее, как только она коснулась воды, и опрокинули. У Эвиса было такое чувство, что только он один смог выбраться из-под перевернувшейся шлюпки. Вскоре он заметил вблизи плот с гребущими людьми, которые втащили Эвиса на него.

В некотором расстоянии от Эвиса во всю мочь плыл Холборн. Прыгнув в воду, он очутился в джунглях тросов, опутывающих лайнер, подобно противолодочным сетям. Как только ему удалось освободиться от них, он устремился вперед подобно семидесятипятилетнему профессиональному спринтеру. На секунду он вспомнил, как в Нью-Йорке перед отплытием на «Лузитании» несколько раз его «посетило» странное предчувствие несчастья.

Многие люди, старые, немощные и молодые, не прыгали за борт. В их числе был Патрик Л. Джонс - лондонский штатный фотограф и репортер американского телеграфного агенства. За ним наблюдал, стоя на палубе «В» по правому борту, автомобильный заводчик Чарли Т. Джеффри из Кеноша в штате Висконсин. Обвив руками палубную стойку, Джонс, едва удерживая равновесие, делал снимки с такой быстротой, с какой только мог перезаряжать и фокусировать свою камеру.

- Лучше прыгайте за борт! - прокричал ему Джеффри.

- Это будут самые лучшие снимки из всех, которые когда-либо делались! - ответил Джонс, не отрываясь от дела.

Джеффри подумал, что это наиболее хладнокровный поступок, который ему довелось увидеть, и заторопился. Он колебался, прыгать ли ему или искать складную шлюпку.

Теодейт Поуп оставила надежду получить в шлюпке место для себя и Эдвина Фрэнда. Пока они с Эмилией Робинсон ждали его возвращения со спасательными жилетами, стало очевидным, что огромный лайнер заканчивает свое существование.

Это громадное, богато отделанное, красивое судно, которое сенатор из штата Юта назвал более красивым, нежели храм царя Соломона, вот-вот должно было затонуть.

Фрэнд завязал жилеты на женщинах. Они встали у поручней. Шлюпка, находящаяся поблизости, уже была занята людьми. Посмотрев вверх на наклоняющиеся дымовые трубы, они ощутили, как быстро кренится судно. Теперь уже можно было видеть серый ободранный корпус судна ниже того места, где проходит ватерлиния. Он выглядел подобно брюху гигантского кита. Настало время прыгать.

- Вы первый, - сказала Теодейт.

Фрэнд переступил через тросы и соскользнул по стойке, поддерживающей шлюпочную палубу, на расположенную ниже палубу «В». Оттуда он прыгнул вниз. Обе женщины ждали, когда он появится на поверхности. Через несколько секунд они с облегчением увидели его голову, подпрыгивающую в пенистой воде, и его лицо, улыбающееся и подбадривающее их.

- Давайте, Робинсон, - сказала Теодейт и переступила через тросы, как это сделал только что Эдвин Фрэнд. Она, как и Фрэнд, соскользнула вниз, нащупала ногой точку опоры и прыгнула. В этот момент она испугалась, что служанка не последует за ней.

Но Теодейт не смогла вынырнуть на поверхность. Ее закружило и занесло под что-то деревянное. Она открыла глаза и моргнула ими в зеленой воде. Вероятно, ее ударило о киль шлюпки.

«Это конец», - подумала Теодейт, вновь закрыла глаза и замолотила руками в полусознательной попытке выбраться на поверхность. Она вспомнила свою мать, затем она начала перебирать в памяти все здания, которые спроектировала, построенные и строящиеся. Ей захотелось, чтобы все сделанное было сделано правильно.

Уже спокойно она подумала о любимых друзьях и вверила себя в беззвучной молитве попечению господа бога. Затем она получила неожиданный удар по голове, который почувствовала даже через все еще остававшуюся на ней соломенную шляпку, и потеряла сознание.

Предметы, плававшие в воде, представляли не меньшую угрозу для людей, чем холод самой морской воды. Сразу же после взрыва водная поверхность вокруг «Лузитании» странным образом быстро заполнилась обломками сломанных и разбитых в щепки шлюпок, палубных кресел, деревянных подпорок и другого хлама. Охваченные страхом, пассажиры не могли взять в толк, откуда все это появилось.

Доктор Хоутон помнил, как его голова ударилась обо что-то, когда он шел под воду Течением его отнесло от Мари де Паж. На мгновение он оглянулся, увидел, как она вынырнула из воды и поплыла прочь, затем потерял женщину из виду…

Доктор Фишер вернулся на палубу с двумя спасательными жилетами.

- Чтобы достать их, мне пришлось пробираться по глубокой воде, - сообщил он леди Макворт и Дороти Коннер. Эта новость подтолкнула их к действию. Маргарет Макворт расстегнула свою юбку, чтобы та не мешала ей в воде. Затем она продолжила свое наблюдение за креном «Лузитании». Подобно другим, она придерживалась мнения, что он не должен увеличиваться, но судно продолжало крениться.

- Я полагаю, что нам лучше прыгнуть в море, - озабоченно сказал доктор Фишер. Взглянув на приближающуюся воду, он удивился, что судно еще удерживается на плаву под таким немыслимым углом.

Доктор Фишер и Дороти Коннер направились к месту, освободившемуся от спасательной шлюпки, подобно тому, как это делали перед тем Теодейт и Эдвин Фрэнд. В этом месте не было поручней, которые мешали бы им…

Маргарет Макворт сделала несколько шагов назад, пытаясь собраться с духом перед прыжком в добрых 60 футов вниз со шлюпочной палубы в воду. Она все больше и больше боялась предстоящего, при этом плотно прижимала к себе еще один спасательный жилет, который захватила для своего отца.

- Смешно испытывать физический страх перед прыжком, - пыталась она внушить сама себе, - когда мы находимся в такой смертельной опасности.

Маргарет видела, что другие люди, стоящие на краю шлюпочной палубы, также опасаются прыгать. Вода вдруг омыла палубу, и она обнаружила, что до поверхности моря уже менее 60 футов. В следующее мгновенье зеленая вода уже кружилась вокруг ее колен, затем она была поглощена ею.

Несколько ниже маленькая кучка людей, крепко державшихся друг за друга (это были Фроман, Скотт и Верной), оказалась насильно разъединенной ударом большой массы воды. Пенистая волна, разбившаяся о них, казалось, унесла с собой и всех других, отчаянно боровшихся и кричащих людей…

Вода содрала с Риты Джоливе ботинки. Подобно Фроману, она мысленно приготовилась к смерти и была совершенно-спокойна, оказавшись под водой:

- Мысль о боге посетила меня, как и каждого в минуты, подобные этой. Все мелкие споры о вере и ее догматах показались такими глупыми и тщетными.

Рита была явно удивлена, что вода над ней посветлела и она всплыла на ее поверхность. Достигнув одной из перевернутых спасательных шлюпок, она вцепилась в нее. За борта лодки держалось не менее 30 человек, которые, по-видимому, и опрокинули ее. Остальные барахтались вокруг, отчаянно пытаясь зацепиться за шлюпку. Под их тяжестью шлюпка оседала все ниже и ниже.

Риту охватила паника. Хотя ей казалось, что уже смирилась со смертью, сейчас она снова жаждала жить. И как раз сейчас она встретилась со смертью во второй раз…

В рулевой рубке, левая сторона которой смотрела ненормально высоко в голубое небо, а правая омывалась морем, капитан Тернер тоже не хотел умирать.

Рулевой Хью Джонстон выкрикнул нараспев:

- Два-а-а-дцать пя-ять градусов! - и с этого момента медный грузик креномера быстро пошел вправо.

Тернер наблюдал за рулем и индикатором крена со все более мрачным выражением. Наконец он решительно сказал своему рулевому:

- Спасайся!

Джонстон оставил руль и устремился на правое крыло мостика за спасательным кругом. «Пройдет совсем немного времени, - подумал он, - прежде чем меня смоет с судна». Он никогда не знал никого столь же «холодного», как капитан Тернер.

Радист Лейт, взмокший от пота, без устали передававший сигнал SOS, знал, что судно тонет, но только крепче вцеплялся в передатчик. В неистовстве он изменил свой призыв:


Присылайте помощь быстрее. Опасно кренюсь!


Вальтер Швигер также знал, что все это не может продолжаться долго. В 2.25 пополудни (в 3.25 по часам подводной лодки) он отметил:


Похоже, что судно продержится на плаву совсем немного. Погрузился до 24 м и следую в море. Не мог выпустить вторую торпеду в это скопище людей, пытающихся спастись…


Снаружи радиорубки с ее выступающими изоляторами и проводами Оливер Бернард заканчивал расшнуровывать свои ботинки. Он считал, |что находится здесь практически один, но, подняв глаза, увидел в дверях радиорубки старшего электромеханика Хатчинсона, говорящего с Лейтом.

- Что нового, Боб? - спросил Хатчинсон Лейта.

Не успел Лейт ответить, как подбежал балансируя, чтобы не упасть, один из механиков:

- Водонепроницаемые двери в порядке, совсем в порядке. Не волнуйтесь, - сообщил он Хатчинсону.

Как только механик двинулся дальше, трое мужчин уставились друг на друга. Электромеханик попытался успокоить Бернарда, сообщив ему, что множество судов на подходе.

Актер оглядел горизонт и, не заметив никаких признаков других судов, ответил:

- Меня это не интересует. Я не могу проплыть и ярда.

Внутри радиорубки Боб Лейт встал и подтолкнул свой вращающийся стул в сторону Бернарда, пояснив, что за это можно будет держаться.

- Не годится даже для мельничного колеса, - заметил Бернард.

Мужчины улыбнулись, а стул проехал вниз по наклонной палубе и стукнулся о поручни правого борта. Бернард обнаружил, что стало совсем трудно стоять. Крен угрожающе увеличился, а нос судна почти погрузился.

Радиооператор прекратил подачу сигналов бедствия, затем достал маленький фотоаппарат и, неуверенно сохраняя равновесие на коленях, сделал снимок.

- Какое впечатление это произведет! - прокомментировал он, обращаясь к Бернарду.

Мужчины осмотрелись. На расстоянии около одной мили от судна они различили одну спасательную шлюпку, идущую в сторону ясно видимого берега. Им показалось, что в этой шлюпке находились матросы, которые гребли, дама, дети и офицер. Солнце играло на золотых нарукавных нашивках офицера. Бернард, электромеханик и радист переглянулись с горестным взаимопониманием. Настало время и для них покинуть судно. Все трое как бы по молчаливому соглашению направились к поручням правого борта, скользя по палубе.

Бернарду показалось, что «Лузитания» близка к тому, чтобы опрокинуться и унести с собой всех, кто еще оставался у нее на борту. Он вцепился в поручни трапа, съехал по ним вниз с наружной стороны и приземлился на шлюпочную палубу, повернувшись при этом лицом внутрь. Ботинки на резине, которые еще были на нем, предохранили его от падения кувырком.

Край палубы, когда он соскользнул к нему, находился вровень с водой. Спасательная шлюпка, плавающая рядом, удерживалась талями только одной шлюпбалки. Он узнал в ней шлюпку N 2, из которой пассажиры вывалились в море. Сейчас ею завладели новые люди, и Бернард бултыхнулся в шлюпку прямо через их головы. Очутившись в шлюпке, Бернард помог находившимся в ней людям. Вместе с Д. А. Томасом он помог сесть в шлюпку какой-то женщине и задержал молодого парня, который делал отчаянный летящий прыжок.

Тросы со шлюпбалки удерживали шлюпку у борта «Лузитании» и могли увлечь ее на дно. Кто-то вовремя достал топор и перерубил тали. Едва устранили эту угрозу, как нависла новая, намного большая опасность. Лайнер накренился так сильно, что шлюпка оказалась захваченной одной из стальных оттяжек дымовой трубы. Труба нависла над крохотной шлюпкой, готовая сорваться с места и придавить всех, как мух, или в лучшем случае накрыть их всех площадью, достаточно широкой, как лирически описывал рекламный проспект, для того чтобы «через нее мог проехать экипаж, запряженный лошадьми».

Все объединились в отчаянном усилии, которое наконец увенчалось высвобождением шлюпки из-под прошедшей на волосок от нее оттяжки трубы.

В это время огромный лайнер медленно скользил прочь от них вниз на глубину. Казалось, судно решило затонуть буквально под ними, подобно чудовищной рыбе, изогнувшейся перед тем, как опять погрузиться в пучину.

В этот момент рулевой Хью Джонстон был поднят водой с правого крыла мостика, подобно пловцу, подхваченному течением, которое смывает все на своем пути. Он чудом миновал выступающие вентиляторы, тросовые оттяжки и штаги, поручни и другие препятствия.

На другой стороне мостика, которая тоже почти полностью омывалась водой, находился Тернер. Он бросил быстрый взгляд на часы - было 2.28 пополудни. Значит, прошло точно 18 минут с того момента, как «Лузитанию» торпедировали. Он считал, что остался последним человеком на судне, хотя это было не так, и что уже через несколько мгновений ему нечем будет командовать.

Это был самый кошмарный и трагический момент за все его существование как капитана, момент, равный для него концу света. Только что 32-тысячетонный лайнер был реальностью, подобной целой планете, причем неизмеримо надежной, а спустя мгновение он - ничто.

Тернер был в полной форме, даже в фуражке с золотым узором на козырьке. Четыре широких золотых нашивки на рукавах слегка позеленели от морского воздуха, но выглядели впечатляюще. «Если его долг состоит в том, чтобы, как и подобает храброму, гордому мужчине и настоящему британцу, пойти на дно вместе с судном, то он готов».

Палуба составляла немыслимый угол с поверхностью зеленой, холодной и безжалостной воды, поднявшейся выше его ног, воды, разрушающей сейчас все на своем пути и не пощадившей даже приборы на его мостике - компас, штурвал, медный машинный телеграф…

Тернер глубже надвинул на голову фуражку, чтобы она не слетела и начал карабкаться по отвесному трапу, ведущему с мостика к площадке для сигнальных фалов.

Матрос Мортон, тот самый, что заметил торпеду (или два параллельных торпедных следа, как он утверждал впоследствии с все возрастающей уверенностью), плыл прочь от перевернувшейся шлюпки и оглянулся как раз в тот момент, когда Тернер оказался у фалов. Вид капитана, остающегося на судне до самого последнего момента, в то время как он барахтался изо всех сил, спасая собственную жизнь, поразил своим драматизмом Мортона до глубины души.

Сейчас Вилли Тернер, подобно юнге парусного флота, карабкался все выше и выше, теперь уже по такелажу. Смола сворачивалась катышками на его ладонях, и ее привычно острый запах пробуждал в нем ностальгические чувства, которые он пытался подавить. Воспоминания о давно ушедших лучших днях с головокружительной быстротой проносились в его сознании. При этом Тернер мысленно вопрошал бога, чем он заслужил все это.

Огромный лайнер вздрагивал у него под руками, сжимавшими тросы. Глубоко под ним слышались странные приглушенные раскаты, исходившие, казалось, с самого морского дна. Над ним простиралось небо, глубокое и яркое. Почти горизонтально лежащие трубы источали вверх тонкие струйки приятно пахнущего угольного дыма. Чайки проносились мимо…

Увидев плывущее в его сторону весло, Тернер отпустил руки и поплыл к нему. Сначала он сгреб его, но затем отпустил. Сильными взмахами он устремился к качающемуся на волнах креслу и ухватился за него.

Фуражка все еще оставалась у него на голове, когда он оглянулся на свое судно. Казалось, что трубы и мачты принимают более прямое положение, описывая в небе дугу в сторону зенита, куда они и должны были смотреть. Всепоглощающая волна, подобная прибою в штормовую погоду, вспенилась у основания труб и пронеслась над палубой радиорубки и всем, что еще оставалось на шлюпочной палубе. Это была одна большая длинная волна.

Теперь, когда нос «Лузитании» погрузился под воду, перед оставшимися на корме быстро сменялись странные картины. Даже в этот момент они ясно осознавали, что. подобное вряд ли когда-нибудь повторится.

Как только лайнер резко погрузился носом, его кормовая оконечность поднялась вверх на добрую сотню футов, открыв взгляду четыре почти неподвижных гребных винта вместе с необъятным 65-тонным рулем. В довершение к этому кошмару судно совсем остановилось, замерев на месте. Его движение вперед неожиданно и странно прекратилось.

Тем, кто не отваживался прыгать с кормы, включая Ч. Т. Джеффри из Кеноша и Перри Джонса, открылась жуткая истина.

Капитан Тернер, набрав полные легкие воздуха, смотрел на свое огромное судно, балансирующее под немыслимым углом и трепещущее всем своим существом. Не знавшие ни одного морского термина понимали только, что «тупой конец» лайнера торчит к небу и выглядит подвешенным за него. Но все одинаково сознавали, что «Лузитания», имевшая длину от форштевня до ахтер-штевня около 800 футов, уже коснулась морского дна.

Гордость компании «Кунард», первый суперлайнер, приводимый в движение паровыми турбинами, имевший новейшую систему вентиляции, оборудованный лифтами, телефонами, электрическими люстрами, украшенный висячими садами, гобеленами, эта морская «борзая», способная развивать ход более 25 уз, обгоняющая лучшие германские лайнеры; судно, способное обставить любую вражескую субмарину, судно, возвышающееся от киля до кончиков мачт на 216 футов, скользнуло сквозь 300-футовую толщу воды у ирландского побережья и крепко уткнулось своим грациозным носом в ил на морском дне.

Тот, кто все еще стоял на круто возвышающемся кормовом срезе, услышал грохот внутри надстройки судна, в его грузовых трюмах, в машинном отделении и во всех других глубоких, как пещера, закоулках длинного корпуса, как будто там рухнули вниз огромные массы железа. Они как зачарованные смотрели вниз на скопление мужчин, женщин и детей, кружащихся, подобно мухам или червякам в пруду, обессиленных людей, знавших не больше капитана Тернера, за что господь бог сотворил такое с ними.

«Лузитания» находилась в 11 милях от берега в направлении 183°, т. е. почти прямо к югу от белого маяка Олд-Хед-оф-Кинсейл, и в 270 милях от Ливерпуля. Это было то же самое место, где никому не известная, болтавшаяся на волнах парусная шхуна «Эрл оф Латам» была перехвачена подводной лодкой меньше суток тому назад.

Капитан Тернер должен был признать - громадная «Лузитания» разделила участь других судов. С ужасающе нарастающим грохотом лайнер начал оседать на корму. Снова по нему вдоль последних выступающих частей надстройки и палубных настилов прокатилась волна. Несколько шлюпок, подобно поломанным игрушкам, продолжало висеть на шлюпбалках.

На одной из последних шлюпок, отошедших от тонущего судна, находился доктор Мекреди, который взобрался на нее через корму, подтянувшись на руках. Он вымок, его руки болели и кровоточили. Примерно в 50 ярдах над ним продолжали угрожающе маячить корма и гребные винты «Лузитании». Он молча наблюдал, как судно оседает, но не знал, что этот удивительный лайнер выкинет в следующий момент.

Неподалеку от доктора матрос Томас Махоуни так же зачарованно наблюдал за происходящим, но по-своему толковал увиденное. По его мнению, судно бросало восхитительный вызов всем, даже в своей смертельной агонии.

Находящиеся на кормовом срезе Ч. Т. Джеффри, Перри Джонс и другие неохотно покидали этот крохотный островок, еще служивший им прибежищем.

С другой шлюпки, которая только что отошла от «Лузитании», Элизабет Дакворт взирала на мир, никогда еще не виданный ею. Море было заполнено телами, массой различных обломков. Это было ужасное зрелище. Видеть мертвых мужчин и женщин - это одно дело, но дети, младенцы! Это было нечто такое, что невозможно осознать, и ни вера, ни жизненный опыт не могли здесь помочь. О тех, кто оставался, как в западне, в глубоком и теперь затопленном мире помещений 3-го класса, она даже не осмеливалась подумать.

Достаточно громко, чтобы ее могли слышать стоящие рядом, она во второй раз затянула 23-й псалом: «…потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виде врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так благость и милость Твоя да сопровождает меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».


13
В ОТКРЫТОМ МОРЕ



Когда Арчи Дональд, откашлявшись от попавшей в рот воды, оглянулся назад, он увидел вырисовывающийся в воздухе силуэт гребных винтов и руль «Лузитании». Группа людей, спасающихся на шлюпке, уперлась веслами в нижний гребной винт и отталкивалась от него. Затем Дональду показалось, что судно ложится на борт, а корма обращена в сторону берега, и он сильно испугался удара мачты. При этом он, как это ни странно, подумал: «Из чего сделаны поддерживающие ее штаги, из пенькового или стального троса?». Но тросы прошли мимо него меньше чем в 15 футах. Вслед за этим трехфутовая волна приподняла Дональда и швырнула обратно в воду, которая считанные секунды до того была спокойной, как в пруду. Водоворот засосал его вниз.

Под водой Арчи боролся с течением, совершенно не испытывая страха. Когда он наконец вынырнул на поверхность, восьмидюймовый брус и двухдюймовая доска шириной шесть дюймов, подобно снарядам, выскочили из воды возле него. Не сносить бы ему головы, если бы они вынырнули ближе! Теперь же он почувствовал себя в целости и сохранности. Достигнув прочного бруса, который легко мог убить его, Арчи уцепился за дерево.

Некоторые пассажиры благополучно покинули лайнер только для того, чтобы столкнуться с другой непредвиденной и смертельной угрозой. Ее таила в себе радиоантенна, которую пассажиры привыкли видеть поднятой высоко в небо, значительно выше дымовых труб.

Когда «Лузитания» опрокидывалась, антенная проволока поймала Лориа за плечи и увлекла под воду. Пожалуй, он не удивился бы так сильно, если бы субмарина всплыла под ним и он оказался бы сидящим верхом на ее боевой рубке.

Чудом Лориа удалось освободиться от антенны и снова выбраться на поверхность, как и другим, например Вирджинии Брюс Лоуни и Джеймсу Бруксу. Большинство, однако, при этом получило тяжелые ссадины. Когда Брукс снова показался на поверхности, подпрыгивая на волнах, руки его оказались порезанными проволокой. В это время «Лузитания» шла вниз с громоподобным ревом, который бывает при разрушении больших зданий во время пожаров. Брукс подумал, что этот ужасный звук может исходить от турбин, сорвавшихся со своих фундаментов и разбивающихся в носовой части судна. Ему показалось, что судно погружается бортом, продолжая крениться, а Лориа - что оно, оседая кормой, вернулось почти на ровный киль. Тернер определил, что судно начало выпрямляться и не дошло до прямого положения каких-то 5°.

Некоторые из числа команды, подобно Виманну и Махоуни, после исчезновения «Лузитании» почувствовали очень сильный взрыв, как если бы взорвались котлы. Махоуни был уверен, что на какой-то момент над водой показался сразу же рассеявшийся пар [55]. Виманн был поражен покоем, установившимся над всем этим зрелищем невероятного разорения, круговорота людей и обломков, достигающего около полумили в поперечнике [56].

Лориа послышался еще и длинный томительный стон, поднимающийся из глубин и звучавший несколько мгновений, будто погибшие взывали из далеких глубин. Впоследствии спасенные припоминали, что даже воды моря стенали от ужаса.

Над тем местом, где погрузилась «Лузитания», все увидели волну, поднявшуюся из глубин и несущую обломки кораблекрушения. По мнению профессора Холборна, это пятно выглядело наподобие «свиного фарша» и имело вид рыхлой белесой массы, выброшенной, по всей вероятности, последним внутренним взрывом. Его едва не задела задняя мачта, при падении она разбила вдребезги спасательную шлюпку, находившуюся поблизости. Тогда он направился к другой шлюпке, взяв на буксир мужчину, плывущего рядом с ним.

Оливер Бернард, находившийся в шлюпке в относительной безопасности, оценил происходящее, как «кипящую массу, поднявшуюся с глубин в результате вулканоподобного извержения под безмятежной поверхностью моря».

Доктор Мекреди обнаружил, что его шлюпку относит, и очень заметно. Из этого он сделал вывод о наличии небольшого, как бы отливного, течения.

Тимминс погрузился в воду так глубоко, что заключительных мгновений агонии «Лузитании» не увидел. Его последним воспоминанием был «ниагарский водопад», который обрушился на него, когда надстройка судна вместе с ним устремилась вниз, пробивая толщу воды. Вскоре вода вокруг него стала черной, как внутри коровьего брюха, а голову сжало подобно стальным тискам от увеличивающегося давления. Вдобавок что-то стукнуло его по макушке. Он прикинул, что находится на глубине не меньше 60 футов, а это, по крайней мере, на 50 футов превышает глубину, на которую ему когда-либо приходилось нырять. Но он оставался таким же методичным, как всегда. Оттолкнувшись от надстройки и поднимаясь вверх, он продолжал считать и обнаружил, что ему пришлось сделать ровно 31 гребок, прежде чем он выбрался на поверхность.

После секунд, показавшихся часами, черный цвет превратился в серый. Тимминс проморгался, огляделся вокруг и определил, что находится примерно в 150 ярдах к востоку от основного скопления обломков кораблекрушения. Он был поражен тишиной. Лишь шум, похожий на легкое бормотание, разносился над поверхностью воды.

Мимо в сплетении тел и обломков предметов проплыл мальчик на вид лет десяти, не издававший ни звука. Тимминс приложил пальцы к его ребрам, но биения сердца не ощутил. Тогда он оторвал глаза от неподвижного тела и увидел дымок парохода, идущего на горизонте в западном направлении.

Алиса Миддлтон, няня из Сиэтла, была увлечена водоворотом глубоко вниз. Ей показалось, что ее благодетеля Вандербилта смыло с палубы в тот же момент, когда он кончил завязывать жилет на ней. Впоследствии кое-кто говорил, что видел Вандербилта закуривающим сигару и бредущим по палубе.

Под водой голова Алисы оказалась втянутой в открытый иллюминатор, давление воды быстро нарастало, казалось, ее барабанные перепонки не выдержат. Она ощущала такую боль, что не знала, как только ее вытерпела и как все это пережила. Однако она все же вынырнула на поверхность, чтобы сразу же прийти в ужас от громадного количества тел, особенно детских, плавающих вокруг нее. Они напоминали кукол.

Рядом с ней барахталась женщина. Алиса смотрела на нее, не веря своим глазам. Женщина рожала прямо здесь, в воде. Это была наиболее страшная сцена, свидетелем которой ей пришлось (либо предстояло) быть за всю свою жизнь. Она ощущала сострадание и полную беспомощность, так как ничего не могла сделать для этой женщины. Алиса потеряла сознание.

Маргарет Гвайер выпала из шлюпки в воду, была зачерпнута одной из дымовых труб судна вместе с кучей обломков кораблекрушения, и компаньоны уже посчитали ее пропавшей. При погружении «Лузитании» ее всосало внутрь трубы. Но взрыв внутри судна выбросил ее из трубы наружу, как из пушки. Молодая женщина взлетела в воздух, а затем упала вниз в воду на порядочном расстоянии от своей шлюпки и своего мужа.

Вильям Г. Пирпонт из Ливерпуля попал в столь же эксцентричное приключение. Он плавал поблизости от капитана Тернера, вдруг тот увидел, как Пирпонта неожиданно проглотила исчезающая под водой дымовая труба. Затем «инспектор» (так Тернер назвал этого джентльмена) вылетел обратно, а воздух при этом вырывался наружу с ужасным свистящим звуком. Тернер скептически смотрел на происходящее, давшее повод для мрачного юмора. Пирпонт ударился о воду и сразу устремился прочь, гребя за десятерых, настолько он был напуган.

Этот случай лишь на минутку отвлек Тернера от чувства потери, испытываемого им. Теперь он знал, почему судно после торпедного удара так страшно накренилось. Как это ни парадоксально, причиной послужила его чрезмерная водонепроницаемость! Несмотря на 175 герметически закрываемых водонепроницаемых отсеков, поступление воды по правому и левому бортам не было равномерным. Перед самым концом тысячи тонн воды, по-видимому, прорвались через продольные переборки, играющие роль сдерживающих плотин, и судно выпрямилось.

Несимметричность затопления привела к потере многих спасательных шлюпок и превращению грациозного лайнера, находившегося некогда под его командованием, в кренящееся и зарывающееся в воду чудовище. Тернеру пришло в голову, что судно было еще и чрезмерно перетяжелено в верхней части, т. е. недостаточно остойчиво. Девять палуб делали его похожим на отель со слишком большим количеством этажей.

Держась за плавающее кресло, Вилли Тернер медленно подгребал по-собачьи. Он видел бугор «кипящей» воды, медленно уменьшающийся по мере исчезновения пузырей. Затем море снова стало спокойным. Ничто больше не напоминало о «Лузитании», кроме хаоса из шлюпок, обломков и людей. За восемнадцать минут лайнер был совершенно уничтожен, стерт с лица земли, как будто этот современный плавучий Карфаген никогда и не существовал.

Король шампанского Джордж Кесслер таращил глаза из своей шлюпки на то же пенистое пятно и через несколько мгновений изрек испуганно:

- Боже мой, «Лузитания» исчезла!

Все произошло точно так, как Хабберд писал в свое время о «Титанике»: «Огромное железное чудовище наклоняется, скользит, скользит легко, но неизбежно вниз, вниз и вниз в глубины моря. И там, где только что горделиво возвышалось огромное судно, остались обломки кораблекрушения, мертвые и умирающие».

«Но кто бы сейчас мог рассказать о самом Элберте Хабберде и Алисе Хабберд и огромном железном чудовище - «Лузитании»? Где находился теперь «Фра» и где была Алиса?» - озадаченно подумал Эрнст Каупер, обшаривающий взглядом людей, находящихся в воде вокруг его шлюпки. Он мог бы присягнуть, что в последние мгновенья видел чету Хаббердов, спускающуюся по трапу в одну из кают. И Лориа тоже не мог понять, как в самом деле они оставили палубу, ведь не растворились же они в воздухе.

Ч. Т. Хилл, выброшенный из неправильно спущенной шлюпки, утверждал потом, что видел эту чету в ней. Однако Лотт Гэдд, судовой парикмахер и приятель Фромана, занимавшийся спуском той же шлюпки, отрицал это. Еще кто-то полагал, что узнал Хабберда в одиноко барахтающемся в воде человеке, тщетно пытающемся ухватиться за цилиндрическую стальную бочку, кто-то «видел», что Хабберд был втянут дымовой трубой.

Каупер допускал, что ни один человек из наблюдавших это безумное зрелище не может быть полностью уверен ни в чем.

С берега погружение судна чем-то напоминало опрокидывание игрушечного кораблика в спокойном лебедином пруду. Для юного Мерфи «Лузитания» просто осела глубже в воду и наконец исчезла. Для девочки по имени Констанция Керни, как и для многих других, это был только звук взорвавшегося котла: «Бу-у-м», который сигнальная станция в Кинсейле зарегистрировала в 2.33 пополудни.

Американский консул Уэсли Фрост в закоптелом помещении своего консульства, расположенного на втором этаже над баром в Куин-стауне, получил первое известие о происшедшем примерно в это же время. Он покрутил рукоятку телефона, попросил соединить его с главным казначеем Норкоксом в штабе адмирала Коука и получил от него сообщение, которого не хотел слышать:

- Это правда, мистер Фрост. Мы боимся, что судно затонуло.

Представить себе подобное было невозможно.

Местный агент компании «Кунард» Дж. Дж. Мерфи действовал, как во сне, но быстро. Он начал с необходимых приготовлений: договорился об отелях, набрал добровольцев в группы первой помощи, просигнализировал в Лондон, уведомил врачей и королевский госпиталь, предупредил морги.

С получением известия все южное побережье Ирландии ожило. Даже малюсенькие местечки, вроде Корт-макшерри, Клонакилти, Росскарбери и Ойстерхейвен, бурлили от возбуждения. На трехмильном выступе самого мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл - в Рингартине, Бей-Весте, Рингалар-ски-Пойнте, Блэк-Хеде, Бюлленс-Бее, Китчен-Пойнте и даже у самых омываемых морем скал Брим-Рок - начали собираться люди, чтобы попросту понаблюдать, как к месту происшествия отбывают спасательные суденышки.

Не успев поразмыслить о том, что скажет обо всем этом государственный секретарь Уильям Джен-нингс Бриан, Фрост увидел, как головные суда «москитного флота» уже проходят мимо города.

К западу от Куинстауна, находясь в воде, спасающиеся, вроде Арчи Дональда, тоже пытались организоваться. Арчи держался за свой брус, пока не заметил скопление складных шлюпок. Он подплыл к ним и был втянут на борт. Первым человеком, которого он увидел, оказался один из его соседей по каюте Джордж Билбро из Смитс-Фолса в Канаде. Вдвоем они принялись за постановку парусиновых бортов на одной из шлюпок и достигли успеха.

Вскоре у них на борту было уже четверо женщин и четверо мужчин. Мадам Н. М. Пападапуло, оказавшись разлученной со своим мужем, продержалась в воде без спасательных средств почти 20 минут. Гречанка плавала в платье, и Дональд был изумлен тем, что она не безнадежно промокла. Другая женщина, не умевшая плавать, держалась за палубное кресло и выглядела, можно сказать, хорошо. Вслед за ней была подобрана Оливия Норт.

Мисс Т. Винтер из Нью-Йорка Дональд посчитал храбрейшей женщиной из всех когда-либо встречавшихся ему. Ее смыло с судна, когда она цеплялась руками за парусиновый чехол складной шлюпки. Не умеющую плавать, беспомощную без спасательного жилета, ее несло вместе с обломками кораблекрушения. Когда женщину подобрали, на ней были только нижняя юбка и блузка, а из ран на голове и спине сочилась кровь. Но несмотря на все это, она сразу же взялась за работу - делала другим искусственное дыхание, чем спасла несколько жизней. Хотя Дональд был уверен, что несколько раз невольно наступал на ее босые ноги, он не услышал от нее ни одного жалобного слова.

В конце концов в шлюпке оказалось 34 человека мужчин и женщин, но в воде по-прежнему оставались сотни людей. Каждый подходящий обломок кораблекрушения был покрыт ими.

«Самое тяжелое - смотреть, как люди борются за свои жизни». Дональд всем сердцем желал помочь как можно большему числу людей, но не отваживался брать на борт других, боясь затопить не слишком мореходную шлюпку, нос которой к тому же был поврежден.

Его команда выглядела весьма пестрой. Почти никто не знал, как грести или править. Один беспокойный индивидуум непрерывно причитал о своих деньгах и ценных бумагах. В конце концов он стал настолько нестерпимым, что Дональд стукнул его веслом по голове. Это успокоило пассажира, который надулся и замолк. Дональд сомневался в том, что они смогут когда-нибудь достичь маяка, на который он держал приблизительный курс.

Лорна Пейви, которую он оставил в обеденном салоне 2-го класса, преодолевала свои собственные трудности. Она безоговорочно подчинилась преподобному Г. Л. Гвайеру и оставалась на том же самом месте, где и была, до тех пор, пока салон почти полностью не опустел. Картежник Джон Вильсон, сосед Дональда по каюте, заметил ее, когда закончил закрывать иллюминаторы. Он схватил ее за руку и почти силком поволок через груды цветов, столового серебра, битой посуды и стекла. Вверх они вынуждены были подниматься по стойкам поручней трапа, поскольку его ступеньки находились уже почти под углом в 45°. Выбравшись на палубу «С», Вильсон заметил внизу шлюпку, уже спущенную и наполовину заполненную водой и людьми. Он сказал Лорне, чтобы та спускалась вниз по тросу.

Мисс Пейви совершила спуск, при этом ее длинная и просторная юбка вздулась и почти коснулась воды. Вильсон последовал за ней, и они перевалились через планширь внутрь шлюпки. Здесь им пришлось яростно вычерпывать воду собственными башмаками, так как никто не заметил, что пробку в днище шлюпки никто не завинтил, пока ее почти полностью не затопило. Одновременно они пытались убедить группу озлобленных кочегаров, сидевших на веслах, остановиться и подбирать других людей. В шлюпке оказалось всего 12 человек, и оставалось много места, но гребцы отказывались внимать их требованиям.

В то же время матросы Лесли Мортон и Вильям Перри быстро подбирали людей на свою складную шлюпку. Они подняли таким образом около 30 человек и гребли в сторону находящегося на расстоянии около 5 миль от них, как им показалось, двухмачтового рыбачьего суденышка. Оба они были поражены одним членом своего «экипажа» - четырнадцатилетней девочкой Кетлин Кей, которая работала веслом, подобно мужчине. При этом она помогала заполнять шлюпку, устраивать в ней спасенных и руководила оказанием им первой помощи.

С Теодейт Поуп все обстояло не столь благополучно. Она пришла в сознание, но оказалась в каком-то «сером мире». От удара по голове, который несколько смягчили соломенная шляпка и волосы, она на короткое время лишилась зрения. Поначалу она не видела даже солнечного света, хотя была уверена, что находится уже на поверхности. Постепенно Теодейт осознала, что окружена сотнями неистово кричащих и толкающихся в «водяном аду» людей. Мужчина, обезумевший от испуга, вцепился в ее плечи. Когда он, нависнув над ее головой, уставился ей прямо в лицо одичавшими глазами, полуослепшая Теодейт различила в них панический страх. Мужчина был без спасательного жилета, под его тяжестью она опять погрузилась под воду. Теодейт слишком обессилела, чтобы бороться смужчиной, который сжимал ее все крепче.

- О, не надо, пожалуйста! - умоляла она.

Вода сомкнулась над ней, и она опять впала в беспамятство. Когда Теодейт открыла глаза во второй раз, то оказалась плавающей на спине, над ней было яркое голубое небо. Вокруг нее плавали мужчины и женщины, но на большем, чем раньше, расстоянии. Справа она заметила мужчину с глубокой раной на лбу, поблизости от него можно было различить женский затылок. Слева Теодейт увидела старика, «торчащего» из воды. Его спасательный жилет имел, по-видимому, исключительную плавучесть, так как он плавал как бы стоя в воде. Поскольку он занимал более высокую позицию, позволяющую видеть горизонт, Теодейт спросила:

- Не подходят ли спасательные суда?

Посмотрев вокруг, он ответил:

- Нет.

Какой-то итальянец, обхватив руками маленький жестяной бачок, плыл на нем и что-то монотонно напевал. Временами раздавались отдельные вскрики и где-то вдалеке, как бы на заднем плане, слышалось нестройное пение «Типперери».

Видневшиеся вдали судовые шлюпки казались переполненными. Теодейт удивилась, куда мог подеваться Фрэнд. Ей показалось, что вода теплая и что она будет в состоянии продержаться на плаву некоторое время. Рядом на воде покачивалось весло. Теодейт схватила его за один конец, а другой подтолкнула к старику, который полустоял в воде слева от нее. Все более пропитывающееся водой и тяжелеющее платье тянуло ее вниз. Теодейт перекинула правую ступню через лопасть весла, а левой рукой продолжала держаться за него. Это увеличило ее плавучесть. Теперь можно было больше не тратить свои истощающиеся силы, чтобы удерживаться на поверхности. Затем она попыталась приподнять голову, чтобы посмотреть, не приближается ли спасение, но вместо этого погрузилась обратно в воду, утомленная даже этим усилием. «Это слишком ужасно, чтобы быть правдой», - подумала Теодейт и вновь потеряла сознание.

Неподалеку от Теодейт перевернутую шлюпку Риты Джоливе, которая снова почти погрузилась под тяжестью многих вцепившихся в нее людей, как раз вовремя поддержала снизу другая, складная, шлюпка, которую занесло под первую и заклинило там. Переведя дыхание, Рита обратила внимание на окружающих и даже узнала несколько знакомых лиц или подумала, что узнала, так как все были перепачканы сажей. Она, например, была рада видеть доктора Фишера из Вашингтона, и вместо приветствия выдавила слабую улыбку.

Дважды раздавался крик: «Спасательные суда идут!», и дважды она подумала, что их испытания закончены. Но эти надежды вновь уступали место холодному разочарованию. В какое-то мгновение ей почудилось, что она видит лодку или ее часть, поднимающуюся и снова исчезающую поблизости. «Это субмарина, которая то всплывает, то погружается», - решила она. Другие подумали то же самое. Некоторые клялись, что видели боевую рубку лодки. Наиболее истеричные полагали, что немцы будут стрелять из пулеметов либо перережут тросы, соединяющие обломки кораблекрушения, за которые они держались.

Как бы то ни было, в действительности капитан-лейтенант Швигер почти в это самое время внес в журнал своей U-20 запись такого содержания:


Иду на 11-метровой глубине и осматриваюсь вокруг. Далеко по корме дрейфует большое количество спасательных шлюпок. «Лузитании» не видно. Затонувшее судно должно находиться в 14 милях от маяка Олд-Хед-оф-Кинсейл на глубине 90 м по пеленгу (на маяк) на 358°, в 27 милях от Куинстауна… 50°22,6N; 8°32W. Берег и маяк видны хорошо.


На борту флагманского корабля «Джуно» адмирал Худ решал, должен ли его командир А. К. Макрори повернуть обратно в Куинстаун. Он получил рятиограмму от сигнальной станции Куинсейл с известием о гибели «Лузитании». Там полагали, что в их услугах больше нет необходимости - другие спасательные суда подберут оставшихся в живых [57].

Греческое каботажное судно «Катерина», услышав сигнал SOS, последовало за «москитным флотом» и более крупными судами, вроде «Энтониан», «Наррагансетт» и «Сити оф Эксетер». Большое количество па-русно-моторных судов также повернуло в сторону мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл.

Многие из тех, кого они надеялись спасти, продолжали находиться в воде, не у всех была даже такая ненадежная защита, как складная шлюпка. Так, Мэтт Фримен, еще не оправившийся от ошеломившего его удара головой о шлюпку, был вовлечен в жуткую борьбу не на жизнь, а на смерть против пяти других мужчин за рукоятку маленького бочонка, который он только что нашел.

Атлет ослабел от усилий, предпринимаемых для того, чтобы оставаться на плаву. Будучи не в состоянии противостоять массе вцепившегося в него мужчины, он ускользнул от него и от бочонка. Затем. он завладел проплывающим мимо палубным креслом и наконец достиг перевернутой спасательной шлюпки, в которую уже вцепилась дюжина людей. Находясь в полусознательном состоянии, он тем не менее отдавал отчет в том, что человек десять умерло рядом с ним в воде.

Страхи и физические страдания многих усугубляло предположение, что их уносит в море. Официант салона 1-го класса Виманн, разделяя перевернутую складную шлюпку с десятью другими людьми, потерял надежду на спасение. Берег постепенно исчезал в отдалении.

Капитан Тернер заметил чаек, устремившихся сверху вниз в его сторону. Он отбивался от них своими сильными руками, размышляя при этом, действительно ли они нападают или просто любопытствуют.

Леди Макворт отчаянно вцепилась в кусок тонкой доски в несколько дюймов шириной и в два-три фута длиной. Она была уверена, что только он один удерживает ее на поверхности, хотя на ней был хорошо закрепленный спасательный жилет. Вскоре она примкнула к большому и круглому плавучему острову из людей и обломков. В дополнение к доскам и креслам здесь же находилось также множество корзин для кур, но без их недавних обитателей.

Мужчина с белым лицом и желтыми усами взялся за другой конец малюсенькой доски. Доска вряд ли была рассчитана на двоих, но леди Макворт не видела оснований возражать. Когда же мужчина попытался продвинуться к ее концу доски, она испугалась. Ей потребовалось сделать усилие, чтобы произнести слово, но в конце концов она собралась с духом и сказала, чтобы он отправлялся обратно к своему концу доски. Вскоре после этого он исчез, и Маргарет никогда его больше не видела, хотя, как ей почудилось, он схватился за куриную корзину.

Многие молились вслух удивительно бесстрастно и монотонно. В это время Маргарет Макворт услышала другие голоса, слабо и нараспев взывающие о помощи: «Ло-о-о-дка… ло-о-о-дка… ло-о-о-дка!»

Она присоединилась к этому хору, но через минуту или две бесполезность зова стала очевидной. Маргарет действительно увидела в некотором отдалении одну или две шлюпки, но все, что они могли сделать, - это подобрать людей, находившихся в воде рядом с ними.

Ее ноги сильно замерзли, но все же она решила попытаться доплыть до шлюпки. После нескольких гребков Маргарет Макворт выдохлась и сдалась. Тонкая доска представлялась ей единственным спасением, и она продолжала плавать в воде, сжимая ее так крепко, что никакая сила не заставила бы ее расстаться с ней.

Маргарет не ощущала острого чувства безысходности и была исключительно благодарна судьбе, что не захлебнулась и не утонула, будучи увлеченной под воду. Пока ее голова находилась над водой, она не находила в своем положении ничего ужасного. Женщина даже начала привыкать к относительному удобству положения, которое создавал спасательный жилет, ее голова была слегка откинута назад, как при лежании в гамаке. При этом Маргарет подозревала, что другие могут быть напуганы больше ее погружением в холодную воду, вызывающую состояние легкой ошеломленности. Подобно Теодейт Поуп, все происходящее представлялось ей страшным сном, который исчезнет, как только она проснется. Она смотрела на солнце, голубое небо и спокойное море и спрашивала себя, не очутилась ли, сама не подозревая того, на небесах, и одновременно надеялась, что это не так.

Вскоре Маргарет почувствовала себя уже менее уютно, начала окоченевать в воде и испытывать морскую болезнь от легкого покачивания на небольшой гладкой зыби. Ей пришла в голову идея снабжать спасательные жилеты маленькими пузырьками хлороформа, чтобы люди могли вдыхать его и незаметно терять сознание в моменты, подобные этому, что было бы милосердно.

Мертвая зыбь относила ее все дальше и дальше, пока она не заметила, что находится в доброй сотне ярдов от ближайшего к ней человека. Ей стало одиноко. Вскоре Маргарет задремала…

Над водой все еще звучали звуки церковных гимнов, сначала мрачного и просящего «Пребудь со мной», затем «Ближе, Господь, к Тебе». Некоторые узнавали в профессиональном исполнении певцов хора из Уэл-са, которые при отплытии из Нью-Йорка пели «Знамя, усыпанное звездами», а во время рейса давали концерты в салонах. Действительно, на одной из перевернувшихся шлюпок уцелели четыре представителя мужского хора.

Когда профессор Холборн достиг шлюпки, то обнаружил, что мужчина, которого он тащил за собой, умер. Он отпустил его. Шлюпка и без него была переполнена, и командовавший ею младший офицер решил, что следует попытаться достичь другой, почти пустой шлюпки, находившейся на расстоянии около трех четвертей мили. Грести было трудно, но в конце концов они подошли к ней. Двое мужчин, закутанных в одеяла, приветствовали их.

Холборн остался в первой шлюпке, все еще перегруженной даже после пересадки с нее 15 пассажиров. Он чувствовал, что приходит в себя, хотя все еще продолжал испытывать озноб. Этому способствовали и солнце и энергичная гребля.

Шлюпка Холборна шла к берегу через казавшиеся бесконечными «поля» из обломков кораблекрушения. Множество тонущих людей взывало о помощи, но младший офицер, командовавший шлюпкой, вынужден был отказывать им в этом. Холборн же полагал, что они могут «абсолютно безопасно» для себя принять на борт по меньшей мерс еще человек десять. Что особенно потрясло профессора, так это вид примерно 30 людей, утонувших из-за неправильно надетых спасательных жилетов.

Старший электромеханик - Джордж Хатчинсон плавал около человека, похожего на Вандербилта. Хатчинсон пытался поправить на нем спасательный пояс прямо в воде, но понял, что это - непосильная задача. Их несло отдельно от остальных.

Вскоре гребцы в шлюпке Холборна заметили одномачтовое рыболовное суденышко и утроили свои усилия…

Брукс нашел складную шлюпку, в которой находились рослый моряк и еще какой-то мужчина, и присоединился к ним. Все трое достали складные ножи и приступили к сборке парусиновых бортов шлюпки. Работа была утомительной, в дальнейшем ее осложнила борьба людей, цепляющихся, как клещами, за ее низкий планширь. Все трое тщетно пытались убедить их держаться не за саму шлюпку, а за идущий вокруг нее спасательный линь, чтобы не мешать работе по установке бортов, которые было достаточно сложно закрепить на положенном месте. Всякий раз, как Брукс принимался это объяснять, он слышал в ответ лишь крики отчаяния. Люди полагали, что их пытаются отпихнуть от лодки. С опущенными бортами складная шлюпка напоминала плот, но даже в этом состоянии она выглядела довольно привлекательной для тех, кто чувствовал себя на грани катастрофы. После того как были установлены борта, следовало вставить на место сиденья, а затем выловить из окружающих их обломков весла для гребли. Приняв на борт еще одного «новобранца» и подоспевшего Лориа, они полностью укомплектовали шлюпку-четверку. Мужчины начали грести, но услышали крик. Они перегнулись через борт и подхватили за протянутые им руки женщину, которую приняли за африканку. Ее одежды были почти полностью сорваны, на теле, покрытом ссадинами, нельзя было отыскать ни одного белого пятнышка.

- Маргарет Гвайер, - представилась она.

Рассказ женщины о том, как ее выбросило из дымовой трубы, выглядел неправдоподобным, но никто не переспрашивал - чувство реальности у каждого за последние полчаса претерпело изменения.

Другая женщина плыла к шлюпке сильными гребками, расталкивая в стороны мертвые тела, будто это - многочисленные лилии в спокойном пруду. Брукс объективно оценил, как хорошо были уложены ее волосы и как превосходно она плыла.

- Возьмете меня следующей? - последовал спокойный вопрос еще одной женщины, плывущей прямо по носу шлюпки и стиснутой упаковочными клетями так сильно, что она не могла высвободить руки. Ее волосы покоились на окружающих обломках, а сама она безмятежно жевала резинку. Лориа подумалось, что голос женщины звучал слишком равнодушно, как если бы она просила ломтик хлеба с маслом.

Ее шерстяная юбка пропиталась многими фунтами воды, но, приложив усилия, мужчины все же втащили ее в шлюпку. Она села и откинула свои волосы назад, продолжая жевать резинку.

Пара рыжих кочегаров-кокни [58], после того как завершила комплектование экипажа, присоединилась к гребцам.

Складная шлюпка шла теперь по чистой воде по направлению к маяку, который, казалось, находился в бесконечном удалении, хотя был виден четко и ясно.

Вскоре прямо по носу возникли паруса рыболовных судов. В этот момент шлюпка поравнялась с плывущим мужчиной.

- Я самостоятельно! - пояснил он любезно, отказываясь от помощи.

Но не успела шлюпка отойти на несколько ярдов, как мужчина изменил свое решение и закричал. Он держался на одном из больших спасательных кругов «Лузитании», который почти неограниченное время мог удерживать его на поверхности, но, видимо, холод становился непереносимым. Когда его втянули в шлюпку, он выглядел посиневшим от холода. Для Л. Мак-Марри из Торонто, как он представился, кораблекрушения не были в новинку. Он был на борту лайнера «Рипаблик» компании «Уайт Стар», когда тот был протаранен у маяка Нантакет. В тот вечер по радио впервые был передан сигнал CQD [59], применявшийся до появления сигнала SOS. Вскоре Мак-Марри «оттаял» и мог приложить руки к веслам. Все вместе продолжали грести в сторону рыболовного судна.

Герберт Эрхардт, переведя дыхание, обнаружил, что оказался на перевернутой шлюпке, где уже находились два брата - его соседи по каюте. Рядом плавала почти перпендикулярно к первой еще одна шлюпка. Младший из двух братьев перелез на нее. Вследствие этого маневра шлюпки отделились друг от друга. Эрхардт и старший брат начали помогать людям взбираться на днище их шлюпки. Одна женщина умерла через несколько мгновений после того, как ее вытащили из воды.

Шлюпка была почти затоплена, когда на нее взобрался еще один мужчина. Несколько минут он пролежал, стараясь восстановить дыхание, не в силах даже оторвать голову от мокрых досок обшивки. Когда он оглянулся вокруг, то издал глухой стон и снова уронил голову на обшивку, громко рыдая - в умершей женщине, лежащей поперек шлюпки, он узнал свою жену.

Чуть позже мимо проплыло тело мужчины в спасательном жилете. Эрхардт приподнял его из воды, надеясь опознать кого-нибудь, но первым опознал труп его сосед по каюте, находившейся рядом, - это был его отец.

На их складной шлюпке, страшно перегруженной, воцарилось уныние, которое не рассеялось даже при приближении небольшого парохода. Он шел, это было совершенно очевидно, по назначению. Прошло немного времени, как на горизонте возникло множество непрерывно увеличивающихся дымовых столбов. Эрхардт подумал, что это - эскадренный миноносец. С корабля, который прошел от них на расстоянии слышимости, их окликнули:

- Все ли у вас в порядке?

- Да! - выкрикнул в ответ Эрхардт.

Корабль, а это было вспомогательное судно «Индиан Принс», обещал вернуться за ними позднее.

Оливер Бернард в своей шлюпке тоже поднял из воды мертвую женщину. Вместе с палубным буфетчиком, несколькими кочегарами и штивщиками угля он налегал на весла, вдруг по его борту рядом с планширем проплыло женское лицо, такое же зеленое, как море. Женщину положили на дно шлюпки. Оливер понял, что ее уже не оживить - на губах женщины выступила пенистая слизь, а глаза слепо смотрели вперед.

Бернард неуклюже помогал остальным грести. Вскоре все заметили рыбацкое судно вблизи берега и совершенно успокоились. По пути они взяли на буксир еще две спасательные шлюпки и плот. Их «связка» стала напоминать маленький извивающийся поезд, ползущий черепашьим шагом по поверхности моря.

Буксировка сильно осложнила греблю, но никто не протестовал против этого - все знали, что ведут к спасению 150 жизней. Все это время где-то на заднем плане сознания Бернарда странным образом звучала мелодия «Голубого Дуная».

Элизабет Дакворт уже не молилась, у нее было другое занятие. Вскоре после того, как ее спасательная шлюпка отгребла от тонущей «Лузитании», она заметила мужчину, барахтающегося в воде, и спросила командовавшего шлюпкой младшего офицера:

- Мы можем ему помочь?

- Нет, - ответил тот.

- Нет, мы можем, - огрызнулась Элизабет.

Офицер пристально посмотрел на ткачиху из Тафтвилла, на ее твердо сжатые челюсти и скомандовал гребцам остановиться. Несколько сильных мужчин с помощью решительной Элизабет ухватились за человека в воде и, хотя это оказалось нелегким делом, втащили его в шлюпку.

После этого шлюпка, в которой находилась Элизабет, направилась в сторону Куинстауна, «показывая», несмотря на большую загрузку, лучшее время среди остальных шлюпок. Пенистый след пузырился у нее за кормой, свидетельствуя о быстроте хода. Миссис Дакворт сосредоточила все внимание на веслах.

До Куинстауна они не дошли, но оказались первыми, кто повстречал головное судно «москитного флота» - траулер «Пил-12» из Глазго, тот самый, что внес успокоение в души Лориа и других, стремившихся к нему. Пока мокрые и полуодетые люди, оставшиеся в живых, карабкались на его борт, рыбаки степенно и недоверчиво покачивали головами.

Элизабет ступила на палубу траулера, казавшуюся чрезвычайно большой после шлюпки. В это время другую шлюпку, в которой виднелось только три человека, отнесло на расстояние голоса. Младший офицер, тот, что был в шлюпке Элизабет, окликнул их, спрашивая, что случилось. Со шлюпки ответили, что она опрокинулась и все остальные в воде, и попросили подгрести обратно, чтобы помочь им.

- Я не могу спасать каждого, - услышала Элизабет голос офицера, отрицательно мотающего головой.

В этот момент оба плавучих средства - «Пил-12» и шлюпка - дрейфовали рядом. Элизабет прикинула расстояние между ними.

- Вы должны спасти меня! - вдруг выпалила она, затем подобрала юбку и перепрыгнула через пространство в несколько футов над водой, отделяющее ее от шлюпки. Когда она коснулась ногами шлюпки, та качнулась под тяжестью удара, но не опрокинулась. Элизабет снова засучила рукава своей блузы и взялась за весло.


14
ПЕЧАЛЬНОЕ ИЗВЕСТИЕ



В Нью-Йорке вторая половина пятницы выдалась облачной, мягкой и несколько сырой. Все предвещало дождь. В своей комнате на пятом этаже вновь построенного здания Фарнелд-холл Колумбийского университета Эмброуз Плэмандон то средоточивался на книгах по юриспруденции, то бросал взгляды в окно. Его взор скользил мимо двух возвышающихся многоквартирных жилых домов, мимо Бродвея и устремлялся на виднеющуюся за ним р. Гудзон, ведущую в иные дали. Тайная тоска по странствиям вновь овладела им. Он еще не забыл о французском Иностранном легионе. Эм только что прикончил бутерброд со швейцарским сыром и бутылку молока, приобретенные в лавке на 116-й авеню. Было без четверти два, предстояло преодолеть еще длинные тусклые полдня, прежде чем он сможет насладиться концертом Грига и Чайковского. В противном случае придется принести вечер в жертву юридическим миазмам Блэкстона [60].

Спустя некоторое время в его комнате прозвучал зуммер. Эм поднялся, довольный поводом отвлечься от занятий, и вышел в коридор общей спальни. Здесь в торце коридора висел в маленькой будке телефонный аппарат, трубку которого он и снял.

- Эм? - раздался взволнованный голос Гарри Эски-на, управляющего Гранд-театром и старинного друга семьи. - Я только что из редакции «Геральда». Там мне сказали, что «Лузитания» потоплена.

Эта новость ошеломила Эма:

- Ничего, - сказал он, находя свой ответ довольно спокойным, - дадите мне знать, если узнаете больше?

Совершенно машинально Эм вернулся к своему письменному столу. Просидев за ним считанные секунды, он надел свои старые теннисные туфли и спустился вниз в университетский двор. Здесь в подернутом легкой дымкой сиянии майского дня он часто заморгал глазами. После этого он посмотрел назад на семиэтажное кирпичное здание, затем на статую Томаса Джефферсона слева от себя, на молодой вяз по другую сторону от Фарнелд-холла и купол собора Св. Джона-пророка, возвышающийся над крышами. Хорошо знакомый пейзаж плыл у него перед глазами. Он был настолько сильно потрясен, что не смог полностью совладать со своими чувствами.

По мягкой весенней траве Эм шел через университетский городок по направлению к кабинету профессора Джона Баррета Мура, чтобы узнать, не может ли он быть освобожден от экзаменов по международному праву.

Известие о «Лузитании» в разных районах Нью-Йорка вызвало различную реакцию. Экипажи стоящих в Хобокене германских лайнеров, в том числе гигантского «Фатерланда», каким-то образом узнали обо всем раньше газет и провозглашали шумные тосты в барах и пивных, расположенных на набережной [61].

В других районах Хобокена новость была встречена отнюдь не радостно. Двое из его выдающихся представителей - Огден Хаммонд, бывший американский дипломат, и его жена Мэри, - находились на борту «Лузитании».

В расположенном поблизости районе Нью-Джерси Билли Сандэй заканчивал проповедь в молитвенном доме по поводу Дня увеселений, когда репортер сообщил ему эту новость. Слезы полились из его глаз. Обращаясь к пораженной аудитории, он пронзительно вскрикнул:

- Это отвратительно, ужасно, гнусно!

Чарльз П. Соммнер, генеральный агент компании «Кунард», просидел около часа, потрясенный печальным известием, прежде чем составить официальное сообщение о случившемся. Он вспомнил сцены, разыгравшиеся в конторе конкурирующей компании «Уайт Стар», когда три года тому назад пошел ко дну «Титаник». Его коллеги из этой компании, вынужденные встречать убитых горем родственников, первыми узнали, из какого материала плетутся ночные кошмары. В конце концов знакомый газетчик вернул его к действительности.

Примерно в то же время, когда Гарри Эскин звонил Эму Плэман-дону, агент компании «Кунард» уже оглашал свой первый бюллетень.

Для Бродвея известие означало, что погиб Чарльз Фроман, так как все связанные с театральным миром знали о его увечье и не представляли себе, как он мог бы спастись.

Фондовая биржа работала последние минуты перед закрытием, но их оказалось достаточно для молниеносного падения акций. Для Уоллстрита это известие означало, что война добралась до него.

Представители государственного департамента подверглись допросу газетчиков по поводу гибели «Лузитании». Наконец в 3.30 пополудни поступило официальное сообщение из Лондона. Надежды на спасение пассажиров, которую оставляли первые сообщения, оказались мнимыми. Посол Пейдж окончательно развеял их:

- «Лузитания» была торпедирована у ирландского побережья и затонула в течение получаса. О пассажирах известий пока нет.

В германском посольстве репортеров встретили с плохо скрываемой боязнью. Советник посольства князь фон Хатцфельдт Трахенберг принял на себя их первое нападение, граф фон Бернстроф предпочел подождать депеши из Берлина.

- Они не хотели никого убивать, - утверждал князь.

Многие репортеры подали это изречение как непревзойденный перл.

Бывший президент Теодор Рузвельт [62] расценил германскую акцию как «пиратство, превосходящее по масштабам любое убийство, когда-либо совершавшееся в старые пиратские времена». Ему взбрело в голову, что его славные волонтеры-кавалеристы снова оседлают коней, поэтому он громогласно заявил:

- Мы не можем воздержаться от действий, ведь мы обязаны предпринять их во имя человечности… для поддержания нашего собственного национального достоинства!

Президент Вильсон сохранял, как сообщали газеты, «спокойствие и осмотрительность».

В Тафтвилле Билл Смит, вернувшись со своей смены, отдыхал дома. Закатав рукава рубашки, он соображал, будут ли суббота и воскресенье дождливыми, слишком дождливыми для рыбалки? В этот момент в проеме прикрытой входной двери возник Джордж Уиллер, уже пробежавший газету и покончивший со сладким:

- Они достали «Лузитанию», Билл, - сказал он.

Билл не очень удивился тому, что судно, на котором в Англию отправилась его теща, потоплено.

- Ну и ну! Говорил же ей, что не следует отправляться, - ответил Билл, - но ты же знаешь, как это с ней бывает. Некоторые люди просто не могут не преодолевать трудности. Он верил, что теща осталась в живых.

В глубине души он действительно полагал, что одной торпеды, а возможно, и двух, не хватит, чтобы остановить крепкую и решительную Элизабет Дакворт.

Билл Смит, почесывая в затылке, продолжал беседу с Джорджем Уил-лером, а вечерние выпуски газет восточного побережья уже сбегали с ротационных машин. Со страниц газет на читателя глядели дюймовые буквы. Такое издатели проделали однажды, в августе 1914 г., когда разразилась европейская война. Тогда они пустили в ход набор, кощунственно именуемый ими шрифтом «второго пришествия». Все газеты, хотя и по-разному, излагали один и тот же потрясающий факт:

«ЛУЗИТАНИЯ» ТОРПЕДИРОВАНА У ИРЛАНДИИ ГЕРМАНСКОЙ СУБМАРИНОЙ».

На страницы бостонских газет, читатели которых более сдержанно относились к сенсациям, проникла ложная информация о том, что судно оставалось на плаву 12 часов.

В Ист-Ороре штата Нью-Йорк были приспущены флаги, а в витринах магазинов и лавок выставлены портреты Элберта Хабберда, задрапированные черным крепом. Его последователи, потрясенные, скорбящие и почти неспособные продолжать работу, внимали заверениям юного Берта:

- Ни мой отец, ни Алиса Хабберд не погибли. Сообщения об этом ложные. Они должны спастись!

Затем Берт позвонил в Нью-Йорк своему другу - газетчику Артуру Брисбену, чтобы расспросить его о последних сообщениях.

Коммутатор телефонного узла Ист-Ороры был перегружен сверх всякой меры. Оператор Эмма Джегги даже глубокой ночью продолжала работать, вставляя штеккеры в гнезда, вызывая далекую Калифорнию и Мексику.

По всей стране прокатилась запоздалая волна «предчувствий».

В Буффало, на 20 миль севернее Ист-Ороры, миссис В. Г. Браун сообщила об одном из них: в ночь перед отплытием лайнера ее мужу приснился сон, в котором «Лузитания» была торпедирована, а он сам погиб.

В Элвуд-Сити друзья супругов Альфред Смит, шестилетней дочери Элен и малютки Бесси были озабочены их судьбой. Маленькая Элен, вспоминали они, в последние недели много раз с опасением говорила о ее надвигающемся визите к бабушке и дедушке в Ливерпуль.

Герберт Оуэне, также из Элвуд-Сити, в этот день вернулся со сталелитейного завода домой раньше обычного совершенно разбитым и почти потерявшим дар речи от ужаса. Его жена и два маленьких сына - Рональд и Реджинальд - тоже находились на «Лузитании».

В Чикаго сестры Эмброуза Плэмандона - Мэри и Шарлотта - получили первое известие внезапно и неожиданным образом. Они разговаривали между собой по телефону, как вдруг телефонистка, вероятно по небрежности, подключила их к линии газетного репортера.

- У вас есть какие-либо сведения о судьбе ваших отца и матери на «Лузитании»? - спросил он грубовато и без обиняков.

Ни та ни другая не принадлежали к истерическому типу женщин и сразу же начали действовать, пытаясь все разузнать. Прежде всего они связались со своим дядюшкой доктором Джоном Б. Мерфи. Тот телеграфировал в Дублин компании «Гиннесс стаут компани» и в лондонское отделение компании «Свифт». Свифты были близкими друзьями Плэмандонов.

Их подруга миссис Роджер Салливан сказала, что состоит в дальнем родстве с радиооператором в Кинсейле и знает приходского священника в местечке Клонакилти. Не теряя времени, она составила им телеграммы.

Для Мэри и Шарлотты весь последующий день был заполнен лихорадочным метанием. В их комфортабельном доме из серого камня не умолкал телефон, а у дверей все время появлялись люди. Сестры не обращали внимания ни на набирающий силу ветер с озера Мичиган, ни на увеличивающиеся размахи деревьев за большими квадратными окнами их гостиной, ни на надвигающийся штормовой ветер.

Репортеров в Чикаго больше заинтересовала другая семья - местного агента транспортной конторы Вильяма Маунси, который поспешил в Ливерпуль на «Лузитании» в сопровождении своей дочери и зятя - мистера и миссис Ч. Л. Лунд - с необычной миссией. В прошлом году его жена пропала во время катастрофы лайнера «Импресс оф Айрленд» в заливе Св. Лаврентия. Недавно из Ливерпуля поступило сообщение, что в одной из лечебниц города находится полоумная женщина, боящаяся воды и бормочущая, что ее зовут Маунси.

В Саут-Бенде, штат Индиана, где отца Безила Мэтьюрина широко чтили и уважали, священники поспешили в церковь на молитву. Некоторые вспомнили отрывок из его книги: «Большой победой человеческой мысли является то, что она покорила пространство и время и огибает земной шар по телеграфным проводам. Но величайшей победой остается та, которая дает человеку силу и храбрость хладнокровно встречать передаваемые по этим проводам послания, говорящие о том, что все ценимое им в жизни потеряно для него».

Когда Мод Адаме появилась в Гранд-театре Канзас-Сити, публика отметила ее заплаканное лицо и голос, готовый сорваться, когда она исполняла свою роль в новой пьесе «Куолити-стрит».

На Всемирной выставке в Сан-Франциско опустился «мрачный занавес».

В городе Виктория (в канадской провинции Британская Колумбия) наэлектризованные сообщениями о «Лузитании» толпы сразу же приступили к действиям. Они разгромили так называемый «Дойчес Ферайн», или германский клуб, выбили окна, вытащили на улицу мебель и разрубили ее на куски. Пока мужчины, вооруженные обрезками труб, водружали над баром портрет короля Георга и подкреплялись спиртными напитками, хозяева спасались бегством. Неистовство толпы распространилось на пивоваренный завод, немецкую гостиницу и другие заведения, пока наконец не было введено военное положение и не вызваны в спешном порядке войска из Ванкувера.

Вся Канада была потрясена новостями о «Лузитании». На ее борту находились ее сыны и дочери, отправившиеся в путь, чтобы влиться в вооруженные силы. Монреальцам показалось, что повсюду воцарился мрак. Газетчики в больших городах и маленьких городишках с одинаковым рвением рылись в редакционных справочных столах в поисках дополнительных материалов об этом замечательном судне, которое сейчас лежало на дне на подходе из Атлантики к Ирландскому морю. Они извлекали из архивов пространные восторженные статьи, подобные той, которая была напечатана в

«Сайентифик Американ» в августе 1907 г.: «Двойное дно, простирающееся по всей длине судна, имеет высоту 5 футов… Имеется 9 палуб, а трюм подразделен на 175 отдельных водонепроницаемых отсеков, которые полностью удовлетворяют требованиям о непотопляемости при любой ординарной аварии».

Бостонская «Глоуб» вспомнила официальное заявление, появившееся после катастрофы «Титаника», в котором говорилось: «При аналогичном несчастном случае «Лузитания» осталась бы на плаву и смогла следовать своим ходом».

Для издателей, продолжавших выискивать способы проиллюстрировать громадность судна, это прозвучало как эпитафия. Они обнаружили, например, что «Лузитания» была на 34 фута длиннее, чем здание Капитолия в Вашингтоне, и поспешили с помощью фотомонтажа наложить ее изображение на фотографию этого здания. Другие издатели поместили фотографию судна в положении «на попа» рядом с небоскребом Вулворта. Подобные же вещи были проделаны и в Лондоне, где для сравнения использовали изображения моста Лондон-Бридж, здания Парламента и колонны Нельсона.

«Дейли Ньюс» пошла еще дальше. Ретушер искусно наложил изображение дымовой трубы «Лузитании» на середину улицы Аджил-стрит в Глазго, где она заняла место от одного тротуара до другого. Не будучи удовлетворенным этим, он изобразил трамвай и кебы, идущие через пещерообразное нутро трубы.

К вечеру экстренные выпуски газет появились на улицах рекордно рано. Хотя лондонцы уже попривыкли к ежедневным сообщениям о кровавой «бане» на континенте и постоянно испытывали страх перед угрозой новых налетов германских цеппелинов, новость о торпедировании «Лузитании» вызвала у них шок. Лондонские бобби даже хватали мальчишек-газетчиков, чтобы самим пробежать статьи и убедиться, что новость, к сожалению, правдива.

Постепенно вестибюль конторы компании «Кунард» на Кокспур-стрит начал наполняться людьми, большей частью тихими и сдержанными. Две дамы среднего возраста, например, «надеялись на чудо», как они сообщили.

Уинстон Черчилль, первый лорд Адмиралтейства, уже дал свои разъяснения. Он говорил, в порядке оправдания, что «наши ресурсы не позволяют нам выделять эскадренные миноносцы для эскортирования почтовых и пассажирских судов… основной принцип заключается в том, что торговое судоходство должно само заботиться о себе».

Посол США Уолтер Хайнс Пейдж в своем представительстве на Гросвенор-сквер около 4 часов дня получил краткое сообщение о том, что «Лузитания» торпедирована, что она выбросилась на берег и все люди спасены. Один из его друзей из страхового общества Ллойда передал, что судно взорвано спрятанной на борту «адской машиной». Не прошло и нескольких минут, как ему была передана другая телеграмма от консула Фроста, которая развеяла оптимизм первого сообщения.

Пересекая Гросвенор-сквер по пути в свою резиденцию, американский посол думал о том, что этим вечером он должен дать обед, который, несомненно, будут прерывать по мере прохождения жестоких бюллетеней через шифровальную комнату посольства. При этом он пребывал в замешательстве.

Даже англичане, сражающиеся во Франции, узнали новость до окончания дня. Е. Д. Флауэр из Уилтшира находился в окопе под Ипром, окруженный со всех сторон проводами. Вдруг он увидел, как телефонист снял наушники и повернулся к приятелю:

- Послушай, дружище! «Лузитания» потоплена! - крикнул он. - Только что сообщили по телефону из штаба.



Закулисные действующие лица трагедии с английской стороны - Уинстон Черчилль и адмирал флота лорд Фишер. Снимок 1913 г.

- Она что, торпедирована? - спросил другой солдат, которого Флауэр считал «неотесанной деревенщиной».

- Нет, дуралей ты проклятый, - ответил телефонист, напяливая наушники, - просто столкнулась с креветкой!

Тогда, 7 мая 1915 г., сидя в окопе связистов под Ипром, они находили это крайне забавным. Над их головами разрывались шрапнели, и война, слишком реальная для них, продолжалась.

До матери капитана Тернера, живущей в пригороде Ливерпуля, вести дошли через близкую приятельницу семьи. Миссис Тернер с надеждой смотрела на благообразную старую леди с точеными чертами лица и белоснежными волосами, свисавшими длинными локонами. В этот момент никто еще не знал списка спасенных.

- Я очень огорчена гибелью такого числа людей и, конечно, такого прекрасного судна, - сказала она спокойно, - но позвольте вас заверить, что Вилли выдержит. Я уверена, что он выполнит свой долг до конца, что не утонет.

В самом Ливерпуле у конторы компании «Кунард» кружила толпа, значительно большая и менее спокойная, чем в Лондоне. Медсестра Лорри Долфин - тетка маленького Эвиса - провела нескончаемо длинный и тревожный день и всю ночь в ожидании первого списка спасенных, а пока деловито и профессионально оказывала помощь людям, впадающим в истерию.

В огромном родном порту «Лу-зитании» отчаянная тревога охватила сотни домов. Ливерпуль дал «Лузитании» наиболее значительную часть ее экипажа: рядовых и офицеров, официантов и горничных.



Толпа народа у конторы компании «Кунард» в Ливерпуле в ожидании новостей о «Лузитании»

Вечером группы разгневанных мужчин и женщин скитались по скучному, пропахшему углем городу, методично разбивая окна в каждой лавке, носящей германское имя или хотя бы отдаленно напоминающее тевтонское. Многочисленные лавки немецких мясников, торгующих свининой и изделиями из нее, превратились в мишени. Разгром продолжался, а полиция решала, какой путь действий ей избрать: арестовать погромщиков, хладнокровно созерцать происходящее или одобрить его.

Но этот день был днем «преуменьшений», и даже сама «Тайме» отметила только то, что «в Ливерпуле имела место значительная демонстрация чувств».

До крошечного островка Фула далеко к северу от шотландского побережья новости доходили медленно. Но когда и до них дошли печальные известия, соседи не отваживались сказать об этом леди на «холме» - миссис Холборн. Она стояла на каменных ступенях, ведущих в сад, когда над его воротами затрезвонил колокольчик и кто-то из ее наиболее импульсивных друзей выпалил:

- «Лузитания» потоплена!

У супруги профессора подкосились ноги и, пока ее домочадцы спешили к ней, она стояла, вцепившись в дверной косяк, чтобы не упасть. Выпив глоток бренди, она уверенно заявила, удивив своих слуг и соседей, что Бернард жив. Она призналась, что прошлой ночью ее посетил сон, из которого она узнала о катастрофе и о том, что «король Фула» благополучно добрался до берега.

В Уэлсе расклейщики газет устремились на улицы раньше, чем издатели смогли взглянуть на их текст еще раз. Поздно вечером наиболее типичные заголовки гласили: ОГРОМНОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ БЕДСТВИЕ Д. А. ТОМАС СПАСЕН

Друзья магната угольных шахт Уэлса - Д. А. Томаса - обрадовались этому сообщению и в своих клубах приняли решение добыть один из таких плакатов, чтобы подарить Томасу и его дочери леди Макворт, когда они прибудут домой.


15
СПАСЕНИЕ



Пароход «Наррагансетт» прошел почти 22 мили и находился в 13 милях от местоположения «Лузитании», которое значилось в ее последней радиограмме. Было 3.45 пополудни. В это время второй помощник капитана Джон Леттс заметил перископ слева по корме.

- Перископ! - крикнул он через весь мостик капитану Харвуду. Крик был подхвачен и прокатился от человека к человеку с носа до кормы судна, достигнув даже машинного отделения, расположенного глубоко под палубой.

Торпеда устремилась к судну еще до того, как на нем смогли переложить руль на борт. Находящиеся на мостике наблюдали, как она приближается к ним. Солнце продолжало сиять на небе, а море оставалось спокойным и голубым, отчего все происходящее казалось невероятным.

Капитан Харвуд бросил взгляд на Леттса, а тот на рулевого. Рулевой оглянулся через плечо и увидел позади себя старшину рулевых, который побелевшими пальцами начал делать записи в своем журнале.

Капитан-лейтенант Швигер выпустил торпеду, которая, как он отметил, была у него последней. Он «промазал», и торпеда прошла вдоль кормы судна, которое он принял за сухогруз компании «Кунард». После этого Швигер записал в журнале, что торпеда оказалась с дефектом. Теперь он был на пути домой, находясь где-то между мысом Кинсейл и скалами Фастнет. Швигер вновь проложил курс на Оркнейские острова, чтобы вернуться через минное заграждение в Северном море, пробираясь уже не в Эмден, а в Вильгельмсхафен, чтобы снарядить лодку для следующего похода.

Капитану Харвуду не требовалось много времени, чтобы прийти к новому решению. Все выглядело ясным и понятным. Сигнал SOS, полученный полтора часа назад, оказался приманкой, переданной немцами.

- Повернуть влево! - скомандовал он рулевому. Нос судна медленно покатился к западу прочь от ирландского берега. Команда смотрела на изогнутый и пенистый кильватерный след с явным облегчением. В течение следующего часа танкер шел зигзагообразным курсом, удаляясь от места гибели «Лузитании».

Около 5 часов пополудни лайнер «Этониан» догнал пароход «Сити оф Эксетер». Капитан первого судна - Вуд - определил, что находится всего в нескольких милях от «Лузитании». Когда «Сити оф Эксетер» пересекал курс лайнера компании «Лейланд Лайн», капитан Вуд приказал своему старшине рулевых поднять флажный сигнал:

- Слышали вы что-нибудь о бедствии?

Капитан «Сити оф Эксетер» Рэй еще не успел ничего ответить по ручной семафорной азбуке, как Вуд заметил перископ подводной лодки, которая почему-то маневрировала между двумя судами на расстоянии около четверти мили и прямо по носу у его «Этониан».

Затем субмарина нырнула со всплеском, который был увиден впередсмотрящими на «Этониан». Вуд просигналил в машинное отделение, чтобы там выжали всю возможную скорость, и был удовлетворен немедленным ответом. Через несколько минут Вуд увидел, как перископ появился снова, теперь уже по корме. Субмарина следовала за судном, но постепенно медленно отставала.

Когда между субмариной и «Этониан» уже образовался заметный разрыв, капитан Вуд заметил еще одну подводную лодку, идущую в надводном положении справа по носу. Он отвернул прочь от нее. Субмарина пошла следом.

Примерно через восемь минут преследователь «Этониан» погрузился. Перископ первой лодки исчез за кормой. Но оба парохода, и «Этониан» и «Сити оф Эксетер», на полном ходу поспешили уже на запад, пытаясь как можно быстрее увеличить между собой и подводными лодками расстояние. Оба капитана рассудили, что оказание помощи «Лузитании» - дело военно-морского ведомства.

«Этониан» и «Сити оф Эксетер», по всей вероятности, оказались ближе к тому месту, где затонула «Лузитания», чем считали офицеры обоих судов, поскольку с нескольких спасательных шлюпок были видны оба парохода.

Одна из этих спасательных шлюпок находилась «под командой» Элизабет Дакворт и трех мужчин, которые вытащили из воды около сорока человек. Элизабет и мужчины, изнемогшие от гребли, полагали, что оба парохода идут, чтобы спасти их. Но затем они увидели, что пароходы изменили курс и, постепенно уменьшаясь в размерах по мере приближения к горизонту, оставили после себя лишь двойной след угольного дыма в небе. Элизабет заключила, что они, очевидно, ничего не знают об их затруднительном положении.

Тимминс и Рита Джоливе из другой точки тоже видели оба парохода.

Когда Элизабет прибыла обратно на траулер «Пил-12», рыбаки обступили поручни и приветствовали ее и трех других «героев» бурными возгласами. Спасенные были переправлены на рыболовное судно.

Шлюпка профессора Холборна подошла к уже переполненному людьми траулеру, чтобы передать на него своих пассажиров. Холборн помог спуститься в маленький, провонявший рыбой трюм сначала спасенным женщинам, а потом мужчинам. Затем вернулся на верхнюю палубу и сел. Его биладрожь.

Когда состояние многих спасенных еще более ухудшилось, к борту траулера подошел буксир «Сторм-кок» и забрал их. При этом команде спасательного судна - знаменитого старого сооружения, которому однажды пришлось подавать буксир огромному бегемоту-кабелеукладчику «Грейт Истерн» [63], - потребовались считанные мгновения, чтобы принять на борт все это скопище обессиленных людей.

Третий электромеханик погибшего лайнера В. Э. Г. Джонс держался за деревянные обломки, пока не увидел большой ящик, плывущий в его сторону. Это оказался крепкий деревянный рундук для хранения спасательных поясов, когда-то стоявший на палубе. Вскарабкавшись на него, он обнаружил, что внутри находится дама в относительно безмятежном настроении, хотя и мокрая по пояс.

- Найдется здесь место еще для одного? - спросил он ее.

Оба уселись рядом, бок о бок, холодные и мокрые, и сидели так до тех пор, пока их не прибило к борту «Стормкока».

Холборн заметил, что плита в каюте буксира не топится. Это показалось ему еще одним примером глупости.

- Ради бога, разожгите ее, - сказал он капитану, - здесь люди умирают от пневмонии.

Огонь был разожжен, однако Холборн на этом не успокоился и попросил еще составить списки спасенных.

- На берегу мучаются в неизвестности родственники и друзья, жаждущие новостей, - умолял он, но убедить капитана сделать это Холборн не смог.

Виманн, еще недавно полагавший, что помощь никогда уже не придет, был удовлетворен приемом на борту спасательного судна. Вскрытые по такому случаю банки с солониной и бочонок с галетами показались ему самой прекрасной едой, которую он когда-либо ел.

Леди Макворт подобрала уже в сумерки гребная шлюпка и передала на пароход «Блюбелл». Она была обязана своим спасением менее существенному предмету, чем ящик для спасательных поясов, а именно плетеному креслу, в котором находилась в воде без сознания. Кресло приподняло ее над водой достаточно высоко, чтобы можно было различить при свете угасающего дня. Из воды ее подняли вместе с телами умерших.

- Я полагаю, что в этой женщине сохранилась частица жизни, - заметил, подняв Маргарет на палубу, судовой практикант. - Подождем и посмотрим.

Маргарет очнулась, когда было уже темно. Она лежала на палубе, закутанная в одеяла, и с удивлением обнаружила, что, кроме них, на ней нет ни клочка одежды. Когда она задвигалась, подошел матрос, взглянул на нее и заметил:

- Так-то лучше!

Он подходил к ней несколько раз, повторяя одно и то же. Это становилось даже слегка забавным.

Маргарет смутно представляла, что произошло, но полагала, что лежит на палубе «Лузитании», и не могла понять, почему не ее собственная горничная, а этот странный матрос склоняется над ней. Наконец матрос принес чашку жидкого чая, который начал возвращать ее к действительности. Маргарет рассудила, что ничего страшного с ней, в конце концов, не произошло, хотя все ее тело бешено содрогалось, а зубы, как кастаньеты, выбивали дробь от холода. Резкую боль в спине она отнесла на счет ревматизма. Затем матрос предложил ей спуститься в каюту, чтобы согреться, признавшись при этом:

- Вначале мы оставили вас здесь, так как думали, что вы мертвы, смысла загромождать вашим телом каюту не было.

Рассуждая с сомнением о том, как спустить ее вниз по каютному трапу, он изрек:

- Потребовалось три человека, чтобы поднять вас на борт…

Леди Макворт полагала, что сможет идти, попыталась сделать шаг, но обнаружила, что опять нуждается в помощи трех человек. Третий в это время поддерживал ее длинные, намокшие волосы, с которых капала вода. Ее поместили на капитанскую койку, только что освобожденную одним из спасенных, окончательно пришедшим в себя.

Вскоре Маргарет и большая группа спасенных, находившихся в тепле и свете каюты, слегка опьянели просто от сознания, что остались живы. Они разговаривали и громко смеялись до тех пор, пока не пришел матрос и не спросил, не потеряли ли они кого-нибудь во время катастрофы. Это произвело неожиданно отрезвляющее действие. Маргарет вспомнила, что до сих пор ничего не знает об отце. Одна из женщин, которая секунду до этого смеялась, теперь тихо произнесла, решив, что ее муж утонул:

- Он был у меня единственным на свете.

Маргарет Макворт представила, какой перелом произошел в жизни этой женщины и как много времени потребуется, чтобы устроить ее заново. Это привело ее в угнетенное состояние. Позже в одном из спасенных Маргарет узнала капитана Тернера. Он сидел, забившись в угол каюты, холодный, измученный и оглушенный размерами произошедшего.

Его спасли золотые нашивки. Один из матросов «Блюбелла», отличавшийся острым зрением, заметил их слабый отблеск. К этому времени капитан пробыл в воде более трех часов. В последние минуты тяжких испытаний его поддержал матрос Джек Роупер.

Рядом с Тернером тихо сидел его молодой офицер Бистик, которого тоже спасла новая форменная одежда. Он собирался ее снять перед тем, как спуститься вниз в багажную кладовую, да так и не успел. «Биссит», как упорно продолжал называть его Тернер, оказался жив благодаря полузатопленной складной шлюпке и пустым бакам.

В присутствии Маргарет к капитану Тернеру обратилась одна из пассажирок. Вежливым и бесстрастным тоном, полностью лишенным всяких эмоций, она обвинила его в «отсутствии организованности и дисциплины» на его «Лузитании».

Незадолго перед этим с таким же пугающим спокойствием она поведала другим спасенным, как ее инструктировали посадить своего юного сына на плот, как она это сделала и как затем плот опрокинулся. Ее мальчик так и не показался на поверхности.

- Его смерть была никому не нужна, - сказала она, обращаясь к Тернеру.

Сидящий тут же матрос заметил, что она, должно быть, истеричка, но леди Макворт возразила:

- Лишившаяся ребенка мать - пожалуй, единственная на борту, кто так не выглядит.

Теодейт Поуп обнаружил вечером траулер «Джулия», осевший почти до шпигатов под тяжестью спасенных и тех, кто не выжил. Теодейт, которую удерживало на плаву весло, матросы выудили из воды баграми и положили на палубу среди мертвых. Миссис Теодор Нейш, знакомая Теодейт по путешествию, узнала ее. Хотя Теодейт окоченела от соленой воды и выглядела подобно мешку с цементом, миссис Нейш показалось, что в ней еще теплится искра жизни. Она убедила двух матросов сделать мисс Поуп искусственное дыхание. Они разрезали ее одежду складным ножом и терпеливо работали почти два часа. Наконец дыхание Теодейт восстановилось, хотя она продолжала находиться в полубессознательном состоянии еще час или два. Матросы завернули Теодейт в одеяло и положили на пол в капитанской каюте перед печуркой, топившейся древесным углем.

Было почти 10.30 вечера, когда Теодейт пришла в себя и увидела лежащей перед маленькой открытой топкой. Повернув голову, которая по-прежнему разламывалась от боли, возникшей вследствие удара, полученного в воде, она увидела мужчину, склонившегося над столом и глядящего на нее.

- Она очнулась, - услышала Теодейт его голос.

Две женщины слегка похлопали ее по щекам и сказали, что доктор уже идет. Теодейт спросила, как их зовут, и тут же поняла, каких усилий стоит ей разговор. Ее дико трясло, несмотря на тепло от огня, она совершенно не представляла, где находится и что произошло с судном.

Теодейт Поуп была еще относительно щедро одета - ее завернули в одеяло. Эвиса Долфина, к примеру, прежде чем положить рядом с плитой, завернули на спасшем его судне в коврик.

С наступлением сумерек спасательный флот стал почти беспомощным. Суда скопились у мыса Кин-сейл, как при ловле омаров, когда они скользят между скал после захода солнца, проверяя свои ловушки. Здесь находились два или три баркаса с гребцами из небольших рыбацких деревушек, портовые перевозочные суденышки и траулеры, в том числе относительно крупное греческое судно «Катерина», факт пребывания которого сам по себе свидетельствовал об удивительном бесстрашии его капитана, вспомогательные военные суда, подобные «Джуно», который, подобрав незначительное количество людей, поспешно ретировался обратно в порт, и другие.

Многих из команды и пассажиров «Лузитании», включая находившихся в шлюпке Брукса и Бернарда, переправили на скрипящее и весьма живописное судно «Флаинг Фиш». Это был один из последних колесных пароходов, который служил в качестве посыльного для крупных судов, стоящих в гавани на якоре. Те, кто ступал на его палубу в прежние дни, нежно называли его «Галопирующим гусем».

На борту этого «Галопирующего гуся» произошла трогательная встреча Маргарет Гвайер, по-прежнему черной от сажи, которой она вымазалась в дымовой трубе, со своим мужем-священником. Сначала муж не мог узнать в подбежавшей к нему «негритянке» супругу. Когда все же это произошло, он крепко сжал ее в своих объятиях, и так они стояли, смеясь и плача, наподобие двух разрисованных цирковых клоунов.

Бернард в своей мокрой и грязной одежде ходил по ограниченному палубному пространству, чтобы хоть как-то сохранить тепло, и в этот момент заметил несколько вспомогательных военных судов, спешащих для оказания запоздалой помощи. Д. А. Томас взорвался по этому поводу.

- Возмутительно, просто возмутительно! - и с большой горечью продолжил: - Все, что произошло со шлюпками, я считаю, выявило потрясающую неподготовленность экипажа. Уровень подготовки людей оказался значительно ниже, чем мы имели право надеяться. Все было ужасно!

Бернард подумал, что Томасу следовало бы быть адмиралом или фельдмаршалом, и ответил:

- Это начинается сверху. Какой эффективности можно ожидать от команды, если у них нет достойного примера на мостике?

Многие спасенные, которые не смогли найти даже такого ненадежного прибежища, как складные шлюпки, были подобраны прямо из воды, ставшей к вечеру более холодной. Несколько мужчин и женщин среднего возраста, подобно Теодейт Поуп, чудом остались в живых после четырех- или семичасового пребывания в воде. Они были сняты с плавающих весел, досок, коробок и бочонков. Уже в сумерках были найдены старший третий механик Р. Г. Дункан и какая-то дама, вцепившиеся в маленький пустой бачок. В течение первых двух часов женщина прижимала к себе мертвого ребенка, пока Дункан не настоял на том, чтобы она отпустила его безжизненное тельце.

Преподобный Г. М. Симпсон из Британской Колумбии, лишенный своего церковного воротничка и облачения, сидя в складной шлюпке, с вдохновением налегал на весло, прерываясь только для того, чтобы вытаскивать спасаемых из воды. Одним из них был маленький мальчик Бобби Кей из Нью-Йорка, который оказался очень выносливым. Мать Бобби - миссис Джеймс Кей - смыло за борт у него на глазах.

В конце концов Симпсону удалось привлечь внимание к своей плавучей пастве, размахивая штанами, поднятыми на весле.

Радист Робрет Лейт взобрался на полузатонувшую шлюпку, благодаря чему остался жив. То же произошло и с Мартином Мэннионом, который задержался в курительном салоне 2-го класса, чтобы напоследок одному покончить со всей выпивкой. Всю последующую жизнь он вспоминал, как выбрался из салона на палубу, как попал в воду и в шлюпку, но так и не вспомнил.

Грейс Фрэнч, знакомая Арчи Дональда, спасла свою жизнь весьма своеобразно - она удержалась на плаву, взобравшись поверх трупа какого-то крупного мужчины.

Еще одну женщину заметили на заходе солнца, благодаря отблескам его последних лучей от кольца с крупным бриллиантом - ее рука плавала на уровне поверхности, а голова была под водой. Обнаружившие ее матросы рыболовного судна делали ей искусственное дыхание, но тщетно.

Еще с одной складной шлюпки подняли трех человек, в том числе Кесслера с его густой черной бородой, спекшейся от соли. Лодка погружалась в воду до тех пор, пока волны не стали перекатываться через нее, но затем снова всплыла на поверхность. Первоначально на этой лодке было до 50 мужчин и женщин, но после по меньшей мере семи погружений их число сократилось до трех человек, которые каждый раз приплывали на шлюпку обратно.

На борт спасательных судов ежеминутно поднимали живых и мертвых мужчин и женщин, людей самого различного финансового и общественного положения: Ч. Т. Джеффри, Роберта Тимминса, доктора Хоутона, Эрнста Каупера, доктора Фишера, пробывшего почти четыре часа в воде, Риту Джоливе, Дороти Коннер, Флоренс Пэдли, Вирджинию Брюс Лоуни, Кетлин Кей, Эдит Вильяме, старшую из шести детей Вильям-сов, ее брата Эдди… Но ни в одной шлюпке, ни в воде, скрытой теперь темнотой, никто не видел ни их матери, ни остальных четырех братьев и сестер. Никто не помог подняться на борт ни одному из членов семьи Кромптонов, с тихой спокойной улочки Св. Мартина в Филадельфии, не так давно состоявшей из восьми душ.

Леди Аллан из Монреаля оказалась в одной спасательной шлюпке с двумя своими служанками - Эмилией Дэвис и Энни Уолкер. Но где ее очаровательные дочурки-двойняшки? Леди Аллан слегка замешкалась, когда, держа детей за руки, прыгала с «Лузитании».

А куда делись Мари де Паж, мистер Вандербилт, продюсер Фро-ман, мудрец Хабберд со своей Алисой, новеллист Форман, исследователь Стэкхаус, судостроитель Гоп-кинс, историк Витингтон, хранитель музея Лейн и винокур Кемпбелл, называвший разговоры о германских субмаринах «чепухой»? Куда они исчезли, в самом деле?! Куда делась служанка Теодейт Поуп - Эмилия Робинсон, не такая удачливая или сильная, как служанки леди Аллан? Имя Эмилии Робинсон, так же как и имя Вильяма Стонтона - слуги Фро-мана, было хотя бы зарегистрировано в списках пассажиров, тогда как остальные слуги и служанки исчезли с лица земли под анонимными эпитафиями, вроде «служанка миссис Смит» или «слуга мистера Джонса».

Куда исчезли Вальтер Скотт Куорри - молодой механик с о. Мэн, совершавший свой первый рейс, отец Безил Мэтьюрин, священник Лойнд? Что стало с судовым экономом Мак-Коббином или с капитаном-администратором Андерсоном, которого в последний раз видели бегущим на корму в рубашке с закатанными рукавами? Где фоторепортер американского телеграфного агентства с его «фотографиями века»? И старший помощник капитана Пайпер, бежавший на нос судна, чтобы закрыть крышки люков на баке в последней отчаянной игре со смертью, чтобы выиграть хоть немного времени для быстро тонущего судна и его пассажиров, где он? Где тот Пайпер, которого соплаватели уже признали героем?

Вскоре в спасательных операциях зазвучали странные нотки соперничества. Судно «Стормкок», принявшее на борт почти столько же погибших, сколько и живых, направляясь к берегу, встретило два рыболовных судна из Арклоу - «Даниэль» и «О'Коннель» - и «Элизабет» из Кинсейла. Оба судна, оснащенные, помимо парусов, вспомогательными двигателями, подобрали столько людей, сколько могли разместить.

«Стормкок» подошел к этим двум судам и предложил передать ему своих пассажиров. Но ирландские прибрежные деревушки уже соперничали за честь спасения людей, поэтому поначалу оба кинсейлских шкипера - Джимми Хаген с «О'Коннель» и Уайт с «Элизабет» - заявили, что «Стормкок» - достаточно большое судно, чтобы еще немного поработать для спасения людей. Уайт добавил, что они должны спешить со своими пассажирами в Кинсейл, поскольку некоторые «очень плохи». Но все же «Стормкок» победил в споре и забрал к себе спасенных. Некоторые из них умерли еще до прихода в Куинстаун. Позднее врачи объяснили, что длительное пребывание в воде и шок все равно привели бы к такому концу, даже если бы судно очень спешило в Кинсейл. Но это не успокоило население.

Солнце уже давно зашло, и вода в гавани Куинстауна выглядела, как черное зеркало, когда пестрый спасательный флот начал прибывать в нее. Маленькие суденышки быстро скользили мимо призрачных очертаний Королевской верфи и Королевского яхт-клуба, с берега доносились запахи пищи и торфяных костров.

В порту спасенные обрели безопасность, что вызвало у них обратную реакцию. Если до этого момента им пришлось мобилизовать свои силы, чтобы выдержать тяжелую борьбу за жизнь, то теперь запасы их эмоций исчерпали себя, произошел упадок сил. Многие, например Герберт Эрхардт, Арчи Дональд и мисс Винтер, пока суда приближались к причалам, все еще ухаживали за теми, кто находился в более отчаянном положении. Так, Эрхардт, студент из Торонто, не оставлял надежду оживить женщину, «выуженную» им из воды.

«Флаинг Фиш» стоял на.рейде, пока его мостик перемигивался с берегом, прося по азбуке Морзе разрешения подойти к причалу, которым раньше судно не пользовалось. Это время показалось его пассажирам бесконечным. Бернард, в частности, решил, что волокита с движением и порядками в гавани демонстрирует «удивительное равнодушие» портовых властей к происшедшему.

Маленькие ялики крутились у борта судна, и из разговоров с прибывшими на них людьми спасенные поняли, что никто из них особенно не удивлен гибелью «Лузитании». Один старик в такой лодчонке с уверенностью заметил:

- Они подкарауливали вас уже давно.

Из других реплик выяснилось, что субмарины появлялись в бухтах Глендор, Данмануи и Дингл с регулярностью, свидетельствующей об их постоянном пребывании в этом районе.

Наконец к причалу подошла «Джулия». На ее борт поднялся врач. Он осмотрел Теодейт Поуп в капитанской каюте и позвал двух матросов, чтобы помочь ей сойти на берег. Матросы сделали кресло из сплетенных в замок рук, но Теодейт настолько ослабела, что едва не опрокинулась, когда они ее подняли.

Врач зашел сзади, чтобы поддержать ее, когда они ступят на сходню.

- Дорогу, дорогу! - покрикивал один из матросов на любопытных жителей Куинстауна.

Причалил и пароход «Блюбелл». Его капитан спросил Маргарет Мак-ворт, готова ли она сойти на берег. Внезапно застыдившись, она попросила пару булавок, чтобы справиться с крошечным одеялом, которым была прикрыта. Это вызвало взрыв хохота среди матросов, и кто-то притащил ей теплую британскую солдатскую шинель. Только после этого Маргарет ступила на трап.

- Я, должно быть, здорово ослабла, - вспоминала она потом, - так как вынуждена была опуститься на колени и ползти на четвереньках, а у другого конца трапа меня ждал мой отец.

Капитан Тернер, по-прежнему облаченный в одеяло, напоминал напыщенного индейского вождя. Когда он побрел с судна, нестройный хор горожан сдержанно поприветствовал его.

Консул Фрост стоял на странно притихшем причале. Впоследствии, потрясенный виденным, он докладывал: «Этой ночью при свете газовых фонарей мы увидели жуткую череду спасательных судов, выгружающих живых и мертвых. Суда начали подходить около 8 часов и продолжали прибывать с небольшими интервалами почти до 11 часов ночи.

Судно за судном появлялось из темноты и временами можно было различить два или три из них, ожидающих своей очереди в облачной ночи, чтобы выгрузить покрытых синяками содрогающихся женщин, искалеченных и полуодетых мужчин, маленьких детей с широко открытыми глазами, число которых было незначительным… Женщины хватали нас за рукава и умоляли сказать им хоть что-то об их мужьях, а мужчины, с усилием подавляя свои чувства, непрестанно передвигались от одной группы к другой в поисках потерянных дочерей, сестер или новобрачных. Среди бочонков с краской и свернутых тросов на затемненных причалах начали вырастать штабели трупов, сложенных как дрова. Голоса звучали приглушенно и прерывались то тут, то там приступами болезненного кашля или подавляемого плача».

Таким было «прибытие» «Лузитании».


16
В КУИНСТАУНЕ



Куинстаун превратился в громадный склеп. Нормальный уклад его жизни был нарушен так, будто на окраинах его происходило генеральное сражение. Некоторые из спасенных, уже пришедших в себя, отправились на поиски пристанища. Для других неутомимые представители компании «Кунард» уже заказали помещение в самом большом в городе отеле «Куинз». Вскоре 43 его комнаты превратились в сухопутный эквивалент кают 1-го класса «Лузитании». Его владелец, немец по происхождению, упорхнул в подвал и заперся там среди винных бочек на всякий случай. Остальные гостиницы заселили постояльцы более демократического состава. В отеле «Роб Рой», например, Виманн разделил комнату с Хиллом, чей стол он обслуживал в салоне 1 -го класса. Они от души посмеялись над тем, что у Хилла чудом сохранилась бутылка яблочного сидра, часть которого он пожертвовал официанту.

- Сейчас его распивают рыбы, - философствовал Виманн.

Дороти Коннер поймала себя на том, что сухо и официально потребовала комнату с ванной, будто по прибытии в какой-нибудь американский город. Гостиничный клерк не выказал особого удивления и назвал ей номер. Когда она пришла туда, то увидела комнату, которую ей предстояло разделить с пятью другими женщинами. Дороти попросила приготовить горячую ванну и пунш. После ожидания, которое показалось бесконечным, она получила маленькую плошку чуть теплой воды и бутылку холодного лимонада. Пожилая женщина, принесшая это, в качестве премии прочитала ей лекцию об эгоизме. Непьющий Брукс тоже томился жаждой. Он заказал большую бутылку ирландского виски, которое он прикончил вместе с соседом по комнате Чарльзом Джеффри. Это немного скрасило их существование. Они даже не потрудились оглянуться на процессию едва прикрытых женщин, проходивших мимо их полуоткрытой двери. Ранним утром Брукс услышал, как Джеффри спрашивает в сущности голую юную леди, смывающую с себя угольную пыль и грязь по другую сторону холла, не нужно ли что-либо приобрести для нее в городе.

Та, даже не взглянув в их сторону, ответила:

- Нет, благодарю вас.

Ответ ее они сочли вполне естественным.

Некоторых, подобно Теодейт Поуп, препроводили в постель. Теодейт била дрожь, хотя она и приняла большую дозу коньяка. В вестибюле по пути наверх она встретила молодого человека, который за ленчем еще на «Лузитании» так и не успел съесть свою порцию мороженого. Он ничего не мог сказать в ответ на настойчивые расспросы о том, спасся или нет Эдвин Фрэнд.

В ту ночь ни Теодейт, ни другие пассажиры с «Лузитании» так и не смогли отдохнуть. Щелкали выключатели, слышались стоны, опознавали маленьких детей, выясняли имена спасенных, вручали или принимали телеграммы.

Эвису Долфину дали стакан горячего молока и уложили в постель.

Арчи Дональд вместе с Вильсоном и Бильбру вышел на поиски своих знакомых по путешествию - Лорны Пейви и мисс Винтер, которые были зарегистрированы в отеле «Куинз».

Вилли Тернера принял местный банкир. В его квартире капитан выпил чая, сумел высушить свой форменный костюм и вскоре появился на улице. Выглядел он бодро.

Элизабет Дакворт оказали медицинскую помощь и поместили в отель «Вестборн». Только теперь она поняла, что испытала. Роль, которую эта женщина в возрасте 52 лет взяла на себя, оказалась слишком трудной, и теперь она «сломалась».

Оливер Бернард, потрясенный пережитым и увиденным, бродил по городу до тех пор, пока совсем не развиднелось. Он наткнулся на морг, где среди других ужасающих вещей увидел «груды тел, напоминающие проткнутых, поломанных кукол, лежащих в стороне, как какой-то фабричный брак». Впоследствии он никогда не мог забыть этого мрачного зрелища.

…Невинные жертвы войны - дети, чьи лица настолько потеряли естественный цвет, что не верилось, будто эти маски когда-либо были живыми, матери, жены и дочери, лежащие в ряд по стенам вокруг всего сарая, мужчины, нагие и полунагие… Во втором сарае солнце, просачивающееся сквозь грязные окна, слабо отражалось на нескольких золотых нашивках, по которым только и опознали (так были обезображены лица) капитана-администратора Андерсона, до конца остававшегося верным своему долгу. В третьем сарае среди искореженных тел легко можно было опознать бедного Чарльза Фромана - единственного, кто не был обезображен. Должно быть, он умер, совсем не сопротивляясь…

…Ужаснее всего было то, что в своей смерти все выглядели одинаково. Посмертные маски этих жертв не обнаруживали их индивидуальностей. Ничего, кроме отталкивающего безжизненного однообразия. Что стало с этими людьми, слепленными по образу и подобию бога!

Всю ночь и утро Бернард встречал пассажиров, ищущих своих близких или друзей, матерей, ищущих детей, жен, ищущих своих мужей, мужей, ищущих жен, братьев, ищущих сестер, и детей, ищущих родителей. Он надеялся встретить дочь Билла Линдсея - Лесли - или ее мужа Стюарта Мейсона, но этого не произошло.

Лесли, однако, была там. Консул Уэсли Фрост нашел ее тело на бальзамировочном столе в импровизированной операционной на задворках конторы отделения компании «Кунард». Она лежала, подобно статуе, олицетворяющей убиенную невинность.

Тело Стюарта прибило к берегу, о чем и известили Линдсея в Бостоне. Большой холл с дубовой лестницей, расходящейся наверху в обе стороны, с которой Лесли совсем недавно бросала свой свадебный букет, выглядел теперь для Линдсея, как мавзолей.

Субботним утром, когда уже стало очевидным, что дальнейшие поиски пропавших бесполезны, в окнах магазинов и лавок Куинстауна, а вскоре и деревень вдоль ирландского побережья, появились записки примерно такого содержания: «„Лузитания" - исчезнувший ребенок. Пропала пятнадцатимесячная девочка с очень красивыми курчавыми волосами и румяным личиком. В белой шерстяной вязаной кофточке и таких же чулочках. Пытается говорить и ходить. Имя Бетти Бретертон. Любую информацию просьба направлять мисс Браун, отель „Куинз", Куинстаун».

Многие спасенные, счастливые тем, что остались в живых, отправились за покупками. Компания «Кунард» подписала обязательство на оплату счетов за одежду тем, кто остался буквально голым, а таких было на удивление много. В одном из универсальных магазинов среди посетителей Беатрис Вильяме, которую подобрал пароход «Блюбелл», узнала Тернера. Капитан был в полной форме, не хватало фуражки, которую он подыскивал для замены пропавшей. Беатрис, которой теперь предстояло добираться к своему больному отцу в Уэлсе, показалось, что Тернер выглядел чрезвычайно суетливым.

- Вы еще можете беспокоиться из-за фуражки, - обрушилась на него молодая женщина, - когда многие из нас потеряли все, что имели. Стыдитесь!

Из Лондона прибыл юрист Уэбб Уэйр, чтобы организовать немедленные поиски Вандербилта. Его уполномочили нанять буксиры и создать команды, способные обшарить все закоулки побережья и сделать все возможное для определения местонахождения богатого повесы или его останков. Была объявлена награда в 1000 долларов тому, кто укажет это место.

Из числа пропавших нашли немногих. Тела Плэмандонов из Чикаго прибило к берегу. Когда эту новость по телеграфу передали в Штаты, у Эма в Фарнелд-холле и его сестер в Чикаго наступило почти облегчение - ожидание и неопределенность закончились.

Утром в Чикаго флаги были приспущены.

Питтсбург также понес тяжелые утраты - погибли девять из двадцати его сограждан. К их числу он отнес также свою недавнюю гостью - Мари де Паж, которой присвоили звание почетного гражданина города.

Становилось все яснее, что все восемь Кромптонов из Филадельфии вместе с их гувернанткой Дороти Аллен исчезли. Это потрясло соседей Кромптонов по улочке Св. Мартина.

Из семьи Ходжес спасся только шестилетний Дин; Вильям Ходжес, органист мемориальной церкви Харпера, его жена и сын Билли пропали.

Хобокен оплакивал миссис Огден Хаммонд. Ее муж, бывший посол, оказался в числе живых. Миссис Вальтер Митчел из Ньюарка также осталась жива, но потеряла мужа и десятимесячного ребенка.

Джеймс Брук произвел свое опознание тела Фромана. Он нашел его так же, как и Бернард, проходя по моргам. Поблизости он увидел тело женщины, продолжающей крепко сжимать по мертвому ребенку в каждой руке.

Джустус Майлз Форман, молодой и более крепкий, чем его друзья Клейн и Фроман, исчез бесследно. На сцене бостонского театра на Холлис-стрит в те дни в последний оаз упал занавес по окончании его пьесы «Дефис».

В Ист-Ороре лавки «ройкрофте-ров» опустели. Жизнь как бы остановилась, так как «Мудрец» погиб. Как некоторые с грустью заметили, кайзер в конце концов выиграл свой 'последний раунд.

Тело отца Безила Мэтьюрина предали земле на каменистом берегу бухты Белликаттон два старых рыбака. В знаменитой часовне в Лондоне по этому поводу приготовлялись к последнему обряду.

Тело капитана Дж. Б. Миллера из города Эри в Пенсильвании, служившего в береговой и геодезической инспекции Соединенных Штатов, прибило к берегу в заливе Голуэй.

Тот из спасшихся, кто чувствовал в себе силы, отправился вдоль побережья пешком на поиски своих любимых и друзей. Они обшаривали мелководные бухточки, расспрашивали рыбаков, старух, детей и всех, кто, как они надеялись, мог что-либо видеть. Многие исколесили все ирландское побережье, прежде чем прекратили поиски. Среди них была и миссис Байлик, искавшая своего мужа.

Более состоятельные для своих поисков смогли нанять автомобили, хотя назвать так эти древние диковины с паровыми двигателями, передвигающиеся с большим трудом, можно было условно. Пассажиры, перемещающиеся в этих машинах, снова обратились к молитвам. Поэтому большинство предпочло двигаться по проселочным дорогам, ведущим к морю, в повозках, запряженных лошадьми, мерно цокающими копытами.

Герберт Эрхардт всю ночь спал так крепко и звучно, что полисмену, переписывающему спавших, пришлось основательно потрясти его, чтобы добудиться. Утром Герберт нашел матерей двух девочек, с которыми успел подружиться на судне. Весь день он потратил на то, чтобы отыскать хоть какие-то следы детей, но поиски оказались безуспешными. Свою роль Пайда Пайпера он сыграл до конца.

Довольно забавным образом он нашел… свои ботинки, те самые, которые еще в спасательной шлюпке отдал одному дрожавшему пассажиру. Пытаясь купить новую пару в обувном магазине Куинстауна, он увидел на полу свои старые башмаки, выброшенные за ненадобностью. Эрхардт надел их, зашнуровал и вышел как ни в чем не бывало.

Лесли Мортон осматривал покойницкие в поисках своего брата Клиффа. Клифф в то же самое время и там же искал его. Там они и встретились. Радостно-печальным приветствиям не было конца. Как потом выяснилось, каждый из них послал домой телеграммы одинакового содержания, сообщив, что ищет другого. Но девять остальных юных кадетов, которые, стремясь скорее попасть домой, оставили учебное судно «Наяда», погибли.

Всех обрадовала весть о спасении самого младшего пассажира «Лузи» - двухмесячного Билли Доерти с Лонг-Айленда. Спаслась также его мать миссис Милли Доерти. Она позировала, улыбаясь, с малышом на руках перед многочисленными фотографами, понаехавшими со всех уголков Британских островов.

Алиса Миддлтон, которую люди, вытащившие из воды, первоначально по ошибке приняли за умершую, полностью пришла в сознание в частной лечебнице Куинстауна. Врачи назвали ее воскрешение после нескольких часов пребывания в коматозном состоянии своим «чудом». Алиса же считала, что ее спас жилет Вандербилта. Одно только не находило объяснения - у нее, как и у другой спасенной - Теодейт Поуп, совершенно выпали все волосы, вероятно от пережитого.

В субботу во второй половине дня отправились первые поезда в Кингстаун, откуда отходил паром, следующий через Ирландское море на Холихед, что западнее Ливерпуля, чтобы спасенные пассажиры «Лузитании» могли закончить свое путешествие, прерванное торпедой. Часть пассажиров после всего пережитого сочла морской паром слишком ужасным и предпочла задержаться в Ирландии. Остальные, прежде всего Виманн, Хью Джостон и другие члены экипажа, с нетерпением ожидали отправки в Ливерпуль.

В Лондоне воскресным утром посол Пейдж поднялся с рассветом, чтобы встретить на вокзале Юстон первый состав, везущий 80 членов экипажа и пассажиров «Лузитании». Он питал слабую надежду отыскать уже в этой группе своих сограждан. Когда он к 6 часам прибыл на старый закопченный Юстон, Лондон был еще спокойным, туманным и дымным. Вид широко расползшегося старого города вызывал тягостное чувство у американского посла. Всегда суетливый, гудящий вокзал выглядел сейчас безмолвным и траурным. Даже лоточники и продавцы газетных киосков попритихли.

Когда первый состав прибыл из Холихеда, встречающие его - они ожидали его здесь с четырех-пяти часов утра - двинулись вдоль платформы.

Спасенные представляли собой смятенную кучку лунатиков, таращивших потухшие глаза и одетых кое-как. У одних руки были на перевязи, других поддерживали члены семьи или знакомые по путешествию.

Кое-кто продолжал спать в вагонах, тогда как сопровождающие продолжали выкрикивать их имена. Объявление одного имени вызвало бурную радость мужчины, стоящего на платформе. Он перепрыгнул через железную ограду, чтобы сообщить эту новость группе дам, ожидающих в главном вестибюле вокзала. Однако их радость была недолгой, так как сопровождающий принес извинения - имя должно было быть вычеркнуто из списка.

К одному десятилетнему мальчику бросилась мать, она сжала сына в объятьях и зарыдала. Другой мальчик лет 12 оказался менее везучим, в результате катастрофы он, так же как и Вирджиния Брюс Лоуни, лишился обоих родителей, поэтому его отправили в контору компании «Кунард».

Несколько человек расспрашивали о Хью Лейне, но никто ничего не знал о нем и даже о том, спасся ли он.

Человек средних лет в черном, сопровождаемый армейским офицером, прибыл из конторы компании «Кунард», где он провел всю ночь. По мере того как подходили поезда, этот человек ходил по перрону, расспрашивая спасенных. Наконец, после четвертого, последнего состава, прибывшего этим утром, он не выдержал и разрыдался. Железнодорожные служащие и газетные репортеры видели еще нескольких плачущих мужчин.

Доктор Антуан де Паж поспешил из своего госпиталя в Ла-Пенне, чтобы встретить доктора Хоутона, узнать что-нибудь о жене он почти потерял всякую надежду.

Ближе к полудню посол Пейдж поплелся с вокзала, уныло волоча ноги. Со стороны он выглядел даже хуже, чем некоторые из спасенных, получивших ранения. Пока он шел, толпа на перроне рассеялась.

Следующий день, понедельник, повсеместно на Британских островах с утра выдался теплым и ясным. В Куинстауне жители проснулись от цоканья лошадиных копыт по булыжной мостовой. Выглядывая в окна, они видели процессию повозок, на каждой из которых стоял накрытый британским государственным флагом 'гроб. В городе не оказалось достаточного количества лошадей, а также катафалков и фургонов, поэтому для похорон пришлось собрать лошадей со всего графства Корк.

Процессия двигалась в сопровождении военного оркестра, играющего скорбную мелодию шопеновского «Траурного марша». На тротуарах, обнажив головы, стояли мужчины и женщины, а по всему городу и на судах в гавани были приспущены флаги. Многие обыватели в знак траура закрыли окна ставнями.



Траурная процессия в Куинстауне

Это было необычайное зрелище. Нескончаемый поток небольших, грубо сработанных, но покрытых сверху флагами повозок, раскачивающиеся спины медленно бредущих лошадей и мерный погребальный стук копыт… Процессия миновала хорошо знакомые лавки и пивные городка, известные своей беззаботностью, бар «Якорь» и затем здания компаний «Джозеф Гроган» и «Тилер», расположенный в самой его высокой точке собор Св. Кольмана, колокола которого мерно звонили по усопшим, а затем проследовала еще две мили до старого церковного кладбища. Здесь солдаты выкопали братские могилы, которые должны были принять первую группу из более чем ста гробов, в которых лежали неопознанные жертвы.

Незадолго до объединенного протестантско-католического богослужения, начавшегося в 4 часа пополудни, из толпы выступила вперед какая-то женщина и попросила открыть указанный ею гроб. После того как служитель выполнил ее просьбу, она некоторое время всматривалась внутрь, затем покачала головой и зашагала прочь с кладбища.

В 4.30 погребальный обряд был закончен, и зрители медленно начали расходиться. В их ушах продолжала звучать мелодия гимна «Пребудь со мной», который для многих из них теперь навсегда стал ассоциироваться с этим солнечным ирландским днем, когда деревянные ящики, ряд за рядом, опускались в большие ямы, чтобы быть засыпанными землей и камнями.

Как раз в тот момент, когда, как описывал репортер, святая вода, окропляющая гробы, искрилась на солнце, подобно серебристому дуновению, а дымок от ладана смешивался с тяжелым воздухом, папа римский Бенедикт телеграфировал из Рима кайзеру, что сожалеет о его бесчеловечных методах.

Доктор де Паж опознал тело своей жены Мари. Теперь ее должны были похоронить в Бельгии, которую она любила.

Сара Лунд из Чикаго добралась до Ливерпуля и в одной из частных лечебниц смотрела на женщину, утверждавшую, что она с «Импресс оф Айрленд». Но это была не ее мать. Ее миссия оказалась вдвойне бессмысленной и трагичной - отец Сары - Вильям Маунси - и ее собственный муж пропали в результате этой трагедии.

В Кинсейле Дж. Дж. Хорган, юрист и следователь по делам о насильственной смерти, закончил дознание, начатое им в субботу. В живописном здании Маркет-Хаус, построенном несколько столетий назад, он обратился к суду присяжных из 12 лавочников и рыбаков со словами: «Скромные, высоконравственные граждане, вам предстоит рассмотреть дело о пяти жертвах катастрофы, тела которых прибило к берегу в Кинсейле».

В их числе были молодожены - шотландская девушка Маргарет Мак-Кензи, которая ранее переехала с семьей в Соединенные Штаты, и Джеймс Шайнеман. Они обвенчались за 12 дней до отправления «Лузитании». Не сказав ничего родителям, они отправились в свадебное путешествие на «Лузитании», хотя первоначально заказывали места на «Камерунии». Теперь надгробный камень на маленьком кладбище при церкви Св. Мальтуса обозначил конец их короткого совместного жизненного пути.

Среди свидетелей на следствии присутствовал капитан Тернер. «Одетый в плохо сидящую старую форменную тужурку и страдающий от пережитого, - сообщал один из наблюдающих за процессом, - он выглядел сломленным человеком, нет, он был таким». Хорган отметил, что в конце разбирательства капитан склонил голову, разразившись слезами.

Трагедия, свидетелями которой стали сердечные и участливые ирландцы, произвела на них сильное впечатление. Поэтому, несмотря на их исторически сложившееся более благосклонное отношение к немцам, нежели к англичанам, они вынесли под руководством Хоргана обвинительное заключение, которое гласило:

Смерть покойных наступила вследствие продолжительного погружения в море в восьми милях на зюйд-зюйд-вест от мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл в пятницу 7 мая 1915 г. в результате гибели королевского торгового судна «Лузитания» от торпед, выпущенных без предупреждения германской подводной лодкой. Мы находим, что это ужасное преступление противоречит международным законам и соглашениям всех цивилизованных наций, и поэтому обвиняем перед судом цивилизованного мира офицеров указанной подводной лодки, императора и правительство Германии, по приказу которых они действовали, в предумышленном и массовом убийстве.

Тем временем были подсчитаны окончательные потери. Из 1959 человек, отправившихся в рейс на борту «Лузитании», погибло 1198, включая 785 пассажиров. Из 159 американских граждан погибло 124. Из 129 детей погибло 94. В это число входит 35 младенцев, которые почти все (кроме четырех) погибли.

Итоги катастрофы были подведены. Похороны закончились, остальные тела подлежали отправке для предания родной земле. Жизнь спасенных вошла постепенно в обычную колею.

Но история «Лузитании» на этом еще никоим образом не заканчивалась.


17
В НЬЮ-ЙОРКЕ



Америка была ошеломлена и охвачена сомнениями. Ее собственные граждане, даже не граждане воюющих сторон, стали жертвами войны.

После шока по стране прокатилась волна общенациональной боли, подобная волне, поднявшейся при погружении «Лузитаиии». Граждане страны испытали подъем, которого не испытывали со времен Поля Ревери [64]. Растущий призыв к действию отозвался в сердцах людей и нашел отражение в передовицах газет и журналов. В нью-йоркской «Сан» кайзер Вильгельм был изображен надевающим медаль на шею бешеной собаки на фоне маленького флага с надписью «Лузитания», исчезающего в волнах. Филадельфийская «Норт Американ» представила Гогенцоллерна в виде монстра, топящего женщину своими собственными руками. В «Уорлде» этот же правитель был изображен злорадно ухмыляющимся из-под черной маски в окружении теней погибших детей, которые спрашивают: «Но почему ты убил нас?» Денверская «Рокки Маунтин Ньюс» заявила: «Сегодня человечество против того, чтобы такие вещи… могли быть возможны в двадцатом столетии». Чикагская «Трибюн» рекомендовала быть осмотрительными и настаивала на предоставлении президенту Вильсону национальной поддержки. «Сан-Франциско кроникл» предлагала пересмотреть систему обороны, заметив при этом, что германские подводные лодки низводят дредноуты до статуса «железного хлама».

По другую сторону Атлантики германская пресса рассматривала катастрофу с «Лузитанией» как повод для веселья. «Франкфуртер цайтунг» провозгласила торпедирование «необычайным успехом», а в Мюнхене для увековечения этой операции была выбита специальная медаль. На одной ее стороне под лозунгом «Бизнес, как обычно», изображались пассажиры в конторе компании «Кунард», покупающие билеты у черепа. На другой стороне под надписью «Контрабандным товарам - нет!» погружалась «Лузитания», палубы которой были переполнены фантастическим грузом аэропланов, пушек и танков. Медаль вместе с открытками, выполненными в том же духе, нашла себе дорогу в Англию, Францию и другие страны. Озадачивала ясно выбитая на ней дата - 5 мая.

В Филадельфии президент Вильсон заявил, что мы «слишком горды, чтобы сражаться из-за подобных вещей и что нация настолько права», что не требуется «убеждать других силой». Но никто с ним не согласился.

Капитан-лейтенант Швигер шесть дней спустя после того, как он отправил «Лузитанию» на дно, привел свою лодку U-20 в Вильгельмсхафен. В своем журнале он отметил:

Лоцман Хельсман Ланц из резервистов, взятый нами, снова выполнил свои обязанности очень добросовестно. Он оказал большую помощь, поскольку знал все английские суда с их постройки и мог без промедления сказать, какую скорость хода они обычно развивают.

Казалось бы, что эту запись командир подводной лодки сделал совершенно излишне, ведь ранее он уже зафиксировал в журнале, что не мог установить названия своей самой крупной жертвы, пока не разглядел золотые буквы у нее на носовой части прежде чем судно зарылось в воду.

Швигеру был оказан восторженный прием, которого он в общем-то ожидал. Но из штаба флотилии просочились слухи о том, что кайзер, оценив мировую реакцию на происшедшее,уже не выказывал удовольствия.

13 мая была отправлена первая нота президента Вильсона Германии. В ней содержалось требование отказаться от таких действий, как потопление «Лузитании», и дать заверения, что в будущем атаки на невооруженные торговые суда без предупреждения производиться не будут.

Содержащееся в ноте утверждение о «бесспорных» правах Америки было воспринято всеми с удовлетворением. Однако одни, в том числе и бывший президент Рузвельт, выражали неудовольствие ее чрезмерной мягкостью, другие, в том числе государственный секретарь Бриан, наоборот, считали ноту слишком жесткой. Специальный советник президента Вильсона Эдуард Хауз 5 мая получил от него телеграмму с просьбой дать совет в связи с нападением на американское нефтеналивное судно [65]. Хауз ответил, что угроза Германии начать неограниченную подводную войну должна быть принята за чистую монету.


Телеграмма Хауза президенту Лондон, 5 мая 1915 г.


Я считаю, что в настоящем случае достаточно будет резкой ноты с указанием, что вы намерены потребовать полной компенсаций.

Я опасаюсь, что в любой момент может произойти более значительное нападение, так как они совершенно не считаются с последствиями.

Эдуард Хауз


7 мая он записывает в своем дневнике о свидании с королем Георгом V, происходившем в Букингемском дворце в полдень этого дня, т. е. не более чем за два часа до того, как огромный лайнер компании «Кунард» был торпедирован: «Мы начали достаточно странно, мы заговорили о том, что немцы могут потопить какой-нибудь океанский пароход… Король заметил:

«- А вдруг они потопят «Лузитанию» с американскими пассажирами на борту…»

Хауз решил обсудить этот вопрос этим же вечером в американском посольстве в Лондоне, где он должен был присутствовать в качестве почетного гостя. При этом он думал, согласится ли посол Пейдж с его ответом королю, суть которого состояла в следующем: «В подобном случае Америка будет достаточно оскорблена нарушением своих прав, чтобы вступить в войну».

Многие спасенные с «Лузитании» были склонны согласиться с полковником Хаузом, что война неминуема.

Матрос Махоуни, например, опять был в море, где вел теперь уже личную войну против Германии. Бернард и Дональд - оба были в рядах британской армии. Доктор Фишер и. Дороти Коннер были заняты госпитальной и хозяйственной работой во Франции.

Д. А. Томас, нисколько не напуганный происшедшим, посоветовался с Уайтхоллом насчет обратной поездки в Соединенные Штаты с целью покупки боеприпасов и другого военного снаряжения для Великобритании. Таким образом, он начинал свою собственную контратаку.

24 мая Америка вновь вспомнила о своих потерях. Прибыл лайнер «Нью-Йорк» с несколькими спасенными с «Лузитании». В его нижних трюмах прибыли тела менее удачливых путешественников, среди них находилось и тело Чарльза Фромана.

На следующий день тысячи людей заполнили 5-ю авеню перед храмом, где должна была состояться заупокойная служба по Фроману. Внутри храма скорбящие актеры и актрисы, авторы пьес и театральные управляющие слушали раввина Джозефа Сильвермана, читающего нараспев погребальные молитвы. Гроб был украшен просто - единственным букетиком фиалок от Мод Адаме.

Тела Чарльза и Мэри Плэмандон также прибыли в Нью-Йорк. Многие жители Чикаго прервали утром свои дела, чтобы присутствовать на торжественном реквиеме в их память в соборе Святого Имени.

Элизабет Дакворт по восстановлении сил вновь надела свое серое хлопчатобумажное платье и приступила к работе на фабрике боеприпасов королевского арсенала в Блэк-борне.

По мере того как война в Европе набирала силу, антигерманские чувства выросли до небывалого уровня. Герберт Эрхардт сменил свое имя на «Гервард», а Роберт Виманн официально стал Бернсом.

15 июня лорд Мереей, который вел расследование по делу «Титаника», начал следствие «по делу о гибели парохода «Лузитания». В течение шести недель в зале Вестминстерского аббатства он и эксперты-консультанты министерства торговли выслушали показания 36 спасенных, включая капитана Тернера, и других квалифицированных свидетелей [66].

Выводы были по существу такими же, как и у следователя Хоргана в Кинсейле. Капитан Тернер и его судоходная компания были освобождены от ответственности, и всю вину возложили на тех, кто замыслил преступление, и тех, кто его осуществил.

28 июля сестра Риты Джоливе - Инез Верной - решила, что жить без мужа Джорджа, который погиб вместе с Фроманом, она не в силах, и выстрелила себе в голову.

В Манчестере прозвучали колокола в честь свадьбы механика Джона Уэлша и модистки Герты Нильсон, пары, спасшейся с «Лузитании». Роман родился еще на борту судна, а затем, совсем как в детских книжках, молодой человек спас любимую, поддерживая ее на поверхности, пока не подошла помощь. Оливия Норт помолвлена с Перси Ненсоном, матросом с «Джуно».

Радист Роберт Лейт и юный впередсмотрящий Лесли Мортон были приняты при дворе.

В начале 1916 г. Д. А. Томасу был пожалован титул виконта. В палате лордов этот человек стал одной из наиболее влиятельных в Великобритании фигур военного времени, его прочили на пост Главного продовольственного контролера и министра здравоохранения. Занятый и вездесущий человек, он мог в один день выступать перед свиноводами Уэлса, а на следующий - открывать национальную Неделю ребенка в Лондоне.

Но некоторые, вроде Теодейт Поуп и Алисы Миддлтон, долго были прикованы к больничным койкам. Лишь год спустя после гибели «Лузитании» Теодейт Поуп сочла себя достаточно поправившейся для того, чтобы совершить путешествие в Фар-мингтон (штат Коннектикут), чтобы сочетаться браком с бывшим послом в России Джоном Уоллесом Риддли.

Нью-йоркская газета «Геральд» к годовщине гибели «Лузитании» выпустила специальный номер с колонками, обрамленными траурными черными рамками, так же как это было сделано через несколько дней после ее торпедирования. В редакционной статье выражалось сожаление, что Германия не «поплатилась» за эти действия.

Спустя год после гибели «Лузитании» по всей стране все еще проходили суды, в которых звучали отголоски трагедии. Миссис Мэй Дэвис Гопкинс, например, суд постановил выплатить 40 тысяч долларов в качестве страховой премии по полису, взятому ее покойным мужем А. Л. Гопкинсом - президентом судоходно-судоремонтной компании в Ньюпорт-Ньюсе. Большинство бывших пассажиров лайнера, располагавших какими-либо документами, могли получить денежную компенсацию ущерба или подобное утешение от страховых компаний, от американского правительства, британского правительства, компании «Кунард» и даже от Берлина [67].

7 мая 1916 г. капитан Тернер находился в нью-йоркском порту, теперь он командовал грузовым судном «Алтония». У него были неприятности с командой, и он был вынужден пригласить британского консула для урегулирования разногласий по вопросам заработной платы.

8 первый день нового 1917 г. капитан Тернер принял в Марселе транспорт «Иверния», направлявшийся в Салоники. Перед этим он только что сошел на берег в Ливерпуле после бегства от очередной субмарины и сразу же поспешил через всю Францию, чтобы выручить заболевшего друга капитана Артура Рострона. По странному стечению обстоятельств у мыса Матапан в Греции «Иверния» была торпедирована, причем погибло 153 человека. В последний момент перед тем, как обреченный лайнер погрузился в воды Средиземного моря, капитан Тернер прыгнул с мостика. Он удерживался на поверхности, ухватившись за плавающий стул, в ожидании очередного спасения. После этого компания решила, что ее старейший капитан больше не должен испытывать свою удачу. Через два с половиной года после своей отставки он все же получил должность подменного капитана [68] в Ливерпуле. Альфред А. Бут в знак признания заслуг старого капитана добился его награждения орденом Британской империи.

Вальтер Швигер стал седьмым подводным асом Германии. Он потопил вражеские суда общим тоннажем 190 тыс. т, 7 сентября 1917 г. U-88, которой он командовал, подорвалась на мине у датских берегов.

В Америке тучи сгущались. 31 января 1917 г. Германия провозгласила неограниченную подводную войну, которая в действительности началась 7 мая 1915 г. Меньше чем через месяц, 25 февраля 1917 г., во время снежного бурана, тоже у мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл, был торпедирован и потоплен еще один лайнер компании «Кунард» - «Лакония».

Инциденты, подобные этому, подтолкнули президента Вильсона принять 4 марта решение о вооружении американских торговых судов. Увеличивающееся число потопленных судов и появление нот, в которой Германия побуждала Мексику заняться подстрекательством Японии к войне с Соединенными Штатами, если президент Вильсон объявит войну Германии, не способствовали успокоению нации.

В марте 1917 г. в военной зоне были торпедированы три американских судна средних размеров: «Сити оф Мемфис», «Виджиленсия» и «Иллинойс». Двадцать четыре американца погибли. Вскоре за ними на дно последовали другие суда.

2 апреля в 8.30 пополудни президент Вильсон появился перед притихшим сенатом, чтобы попросить провозгласить войну с Германией. Это произошло в понедельник, а уже в пятницу палата представителей ратифицировала это заявление и в 1.13 пополудни Вильсон подписал декларацию, выражающую его уверенность в том, что «Америка найдет себя» [69].

В общей цепи мрачных событий, приведших к войне, определенно, была и гибель «Лузитании».


ЭПИЛОГ



Сорок один год - достаточно большой срок для того, чтобы в Нью-Йорке ничего уже не напоминало о событиях, развернувшихся весенним утром 1915 г. в самом конце 13-й авеню. Теперь только пирс N 54, трухлявый и наводненный крысами, усыпанный битым стеклом, обломками штукатурки и обрывками плакатов, еще продолжал существовать, подобно дому с приведениями, нашептывающему: «„Лузитания" отправлялась в рейс отсюда».

С тех пор отгремела еще одна война и другие события заслонили своей тенью значение гибели этого судна. Тем не менее «Лузитания» и все события, связанные с этим лайнером, остаются неподвластными времени. Дети могут прочитать о них в книжках по истории, где, правда, иногда они найдут лишь простое упоминание о них.

До второй мировой войны предпринимались попытки спуститься на затонувшее судно, лежащее примерно в 11 милях от мыса Олд-Хед-оф-Кин-сейл, и достать легендарные миллионы, заключенные в золотых слитках, хранящихся в его прочных водостойких кладовых. В 1935 г. британский водолаз Джим Джеррет пытался проникнуть через обшивку затонувшего лайнера, лежащего на глубине около 300 фунтов. Джеррет считал, что «Лузитания» лежит на левом борту. Более поздние промеры эхолотом показали, что могучий лайнер находится на ровном киле и направлен носом в сторону пролива Св. Георга и Ливерпуля, т. е. лежит по ходу рейса, прерванного торпедой. Ирландские рыбаки подтверждали это.

Ветераны-водолазы и спасатели, где бы они ни собирались, размышляют над тем, каким образом можно спуститься в этот подводный мир темноты и призраков, чтобы обследовать корпус «Лузитании», наиболее знаменитый лайнер из числа погибших в мировой войне, которые превосходили его по размерам и которые унесли с собой большее количество жизней.

Из числа спасенных с «Лузитании» многие прожили спокойную жизнь, казавшуюся в тот майский день в ирландских водах недостижимой. Капитан Тернер последние годы наслаждался своим садом, собакой, кошкой и трубкой в Грейт-Кросби и скончался в возрасте 80 лет. Элизабет Дак-ворт, сохранившая энергичность до конца дней, уснула вечным сном в 1955 г. в возрасте 92 лет в Тафтвилле (штат Коннектикут). Второй механик Эндрю Кокборн умер в том же году в Саутгемптоне, в возрасте 84 лет. В Фармингтоне, тоже в Коннектикуте, в особняке, спроектированном Теодейт Поуп Риддли в колониальном стиле, в 1946 г. перестал звучать ее голос. До сих пор никто не может правильно оценить, чем же была катастрофа и во имя чего было уничтожено столько человеческих жизней.


КОММЕНТАРИИ ПЕРЕВОДЧИКА


1 Имеются в виду американские города Конкорд и Лексингтон (штат Массачусетс), в районе которых произошли первые вооруженные столкновения между английскими войсками и американскими повстанцами, положившие начало войне за независимость в Северной Америке 1775 - 1783 гг. В бою 19 апреля 1775 г. английский отряд численностью 2 тыс. человек был разбит меньшим по численности (400 чел.) отрядом повстанцев.

2 В 1836 г. при обороне францисканской миссии Аламо (штат Техас) от мексиканцев американцы понесли большие потери. Нападение мексиканцев на Аламо послужило одним из оправдательных поводов для США при развязывании захватнической войны против Мексики в 1846 г., в ходе которой была отторгнута почти половина территории этой страны.

3 Имеется в виду взрыв на борту американского броненосного крейсера «Мэн» в порту Гавана в 1898 г., в результате которого погибла значительная часть экипажа корабля. Он послужил одним из поводов к испано-американской войне - первой империалистической войне за передел колоний, развязанной американскими империалистами (22 апреля - 13 августа 1898 г.).

4 «Клермонт» - колесный пароход с паровой машиной, плававший по р. Гудзон. Построен американским изобретателем Р. Фултоном в 1807 г. Считается первым в мире практически пригодным пароходом.

5 В 1909 г. «Лузитания» пересекла Атлантический океан за 4 суток 11 часов 42 минуты и стала обладательницей «Голубой ленты Атлантики» - весьма почетного международного приза для быстроходных трансатлантических лайнеров.

6 Американский лайнер «Юнайтед Стейтс» - последний обладатель «Голубой ленты Атлантики», на рейс из Нью-Йорка в Англию в 1952 г. затратил 3 суток 10 часов 40 минут.

7 Мейн-стрит - буквально «главная улица», которая имеется в каждом, даже самом маленьком, американском городе и поселке. Здесь в переносном смысле - американский обыватель.

8 Лодка U-21 первой из германских подводных лодок совершила переход из Северного моря вокруг Оркнейских островов в Адриатическое море и 13 мая 1915 г. вошла в гавань Каттаро, что для того времени было значительным достижением.

9 Подводная лодка U-20, построенная в 1913 г., имела следующие тактико-технические данные: водоизмещение надводное 650 т, подводное 840 т; 2 носовых и 2 кормовых торпедных аппарата, боекомплект из 9 торпед, одно 88-мм артиллерийское орудие; дальность плавания в надводном положении 5200 миль при скорости 8 уз, в подводном - соответственно 80 миль и 5 уз; скорость полного хода в надводном положении под двумя дизелями мощностью по 850 л. с. - 15,5 уз, в подводном положении под двумя электромоторами по 550 л. с. - 9,6 уз; экипаж - 4 офицера и 35 унтер-офицеров и матросов.

10 По воспоминаниям помощника командира лодки, Швигер сказал, что видит «четырех-трубное судно с двумя мачтами водоизмещением свыше 25 тыс. т и со скоростью 22 уз».

11 Разновидность крюйс-пеленга. Основан на решении равнобедренного прямоугольного треугольника, у которого один катет - расстояние, пройденное между пеленгами (при углах 45 и 90°), а другой - расстояние до маяка.

12 См. примечание 5.

13 По имеющимся данным, в этом рейсе пассажиров было больше, чем в предыдущих рейсах, а экипаж «Лузитании» был сокращен на 258 человек, в том числе, машинная команда - на 83 человека, а в палубной команде вместо 77 матросов 1-го класса был в наличии только 41, т.е. меньше одного человека на каждую шлюпку, включая складные. В связи с этим капитан-администратор вынужден был доукомплектовать кадровые экипажи спасательных шлюпок официантами и кочегарами, многие из которых не имели необходимого морского опыта.

14 Ипр - город на северо-западе Бельгии (провинция Северо-Западная Фландрия), в районе которого в первой мировой войне произошел ряд крупных сражений, в том числе 22 апреля 1915 г. между 4-й германской и 2-й английской армиями. В этом сражении германские войска впервые применили химическое оружие (хлор).

15 Имеется в виду единственное в то время во Франции воинское формирование, в которое допускались (в добровольном порядке) на службу иностранцы, причем только на должности рядовых. Иностранный легион отличался строгой дисциплиной и жестоким обращением с рядовыми. Намерение Эмброуза объясняется тем, что граждане США не могли до вступления страны в войну служить в регулярных вооруженных силах воюющих государств.

16 1 фунт равен примерно 454 г (0,453 592 37 кг); 1 морская миля=1852 м (в Англии - 1853 м), единица длины, связанная с размерами Земли и соответствующая 1 дуговой минуте земного меридиана; 1 фут равен 12 дюймам (0,3048 м).

17 В грузовом манифесте значатся 1248 ящиков артиллерийских боеприпасов и 4927 ящиков 7,69-мм винтовочных патронов.

18 Никебокер - прозвище жителей Нью-Йорка.

19 Коль - король Регеда времен короля Артура и рыцарей «Круглого стола», действительная историческая личность V з. н. э., т.е. начала темного времени британской истории, прообраз «старого дедушки Коля» из детских стихов.

20 Здесь - курсанты, проходившие парусную практику.

21 Официальное оповещение об объявлении военных зон в водах, омывающих Великобританию и Ирландию, было опубликовано 4 февраля 1915 г. за подписью начальника германского адмирал-штаба.

22 Ни авторы книги, ни другие источники не приводят данных о количестве военнослужащих на борту «Лузитании» и не сообщают, представляли ли они собой организованную воинскую отправку или нет. Известно лишь, что ко времени своего последнего рейса «Лузитания» официально не числилась ни вспомогательным, крейсером, ни войсковым транспортом Адмиралтейства.

23 Дункан Айседора (1878 - 1927) - американская танцовщица, одна из основоположниц школы танца «модерн». Танцевала босиком в древнегреческом хитоне, используя античную пластику. В 1921 - 1924 гг. жила в СССР, была женой Сергея Есенина.

24 «Фра Эльбертус» [итал. frate - брат] - обращение, употребляемое итальянскими монахами.

25 Популярная ирландская песня, начинающаяся словами: «Путь далек до Тиг.перери, далеко шагать…».

26 Сокращение имени Джеймс, означающего в переводе фамильярное «простак», «балаболка»; здесь - игра слов.

27 Суфражистка - участница, сторонница суфражизма [англ. suffragisrrK suffrage - право голоса] - женское движение за предоставление женщинам одинаковых с мужчинами избирательных прав; возникло в Англии во второй половине XIX в.

28 Английское название пролива Ла-Манш.

29 См. примечание 14.

30 Имеются в виду Гаагские мирные конференции 1899 и 1907 гг., однако в решениях этих конференций конкретных ограничений боевых действий подводных лодок против торгового судоходства не содержится. Во второй мировой войне подводные лодки воюющих сторон вели исключительно неограниченную подводную войну.

31 Для командиров подводных лодок были изданы следующие инструкции:

«1. Важнейшим соображением является безопасность лодки: ради нее следует избегать всплытия на поверхность для осмотра судна, так как помимо опасности возможного нападения со стороны неприятельских судов нет никакой гарантии того, что не имеешь дело с неприятельским судном, даже если оно идет под нейтральным флагом. То обстоятельство, что на пароходе поднят нейтральный флаг, еще не является гарантией, что он действительно - нейтральное судно. Поэтому потопление его будет оправдано, если его нейтральность не подтверждается другими обстоятельствами.

2. Имеется основание предполагать, что вскоре неприятельские подводные лодки примут участие в борьбе с нашими подводными лодками и что они в этой борьбе будут использоваться совместно с судами-ловушками. При потоплении артиллерийским огнем какого-либо, уже покинутого командой, судна подводные лодки не должны быть без хода, наоборот, стрельбу надлежит производить на ходу, идя зигзагообразными курсами.

3. Необходимо считаться с тем, что торговые суда могут быть вооружены либо открытой, либо скрытой артиллерией. Вооруженные пароходы представляют для подлодок, особенно при погружении и всплытии, большую опасность. Поэтому погружаться и всплывать следует на расстоянии, превышающем дальность действительного артиллерийского огня.

4. Если подводная лодка приближается в надводном положении к пароходу, с виду покинутому командой, она должна непрерывно обстреливать его, чтобы этим заставить показать скрытое вооружение, если оно на пароходе имеется. В случае нежелания, по каким-либо соображениям, использовать торпеду для потопления парохода, необходимо тщательно осмотреть пароход из-под воды в перископ и только после этого всплывать, принимая указанные меры предосторожности. Если предварительный осмотр невозможен, пароход нужно остановить выстрелами из пушек с дистанции, на которой исключена действительность ответного огня. Суда, кажущиеся подозрительными даже после оставления их командами, а также большие и ценные пароходы рекомендуется топить торпедой, приближаясь к ним под водой.

5. Подводная лодка, действовавшая успешно в каком-либо районе, должна переменить позицию, отойдя не менее чем на 100 миль. Это требование вызывается тем, что большинство коммерческих судов снабжено радио; давая тревожные сигналы перед потоплением, они привлекают к своему месту все находящиеся вблизи средства противолодочной борьбы. Прежде всего приходится считаться с тем, что через некоторое время появятся неприятельские подводные лодки; на этом основании подводная лодка не должна долго оставаться в надводном положении около поврежденного ею парохода, потопление которого по тем или иным причинам задержалось. Пожары таких пароходов видны с очень больших расстояний и обычно служат сигналом для неприятельских противолодочных средств».

32 Изогнутая коса при выходе из устья р. Гудзон и канала Амброз в океан.

33 Кнтчинер Гораций Альберт - английский военный деятель, фельдмаршал, с 1914 г. - военный министр. Погиб в июне 1917 г. у Оркнейских островов на пути из главной базы английского флота Скапа-Флоу в Россию на крейсере «Хэмпшир», подорвавшемся на мине.

34 Имеется в виду вступление в войну США.

35 Коммандер - соответствует званию «капитан второго ранга».

36 Утлегарь - продолжение бушприта - наклонного или горизонтального рангоутного дерева, выступающего впереди форштевня и служащего для крепления нижних углов носовых парусов.

37 Леерд (шотл.) - помещик.

38 По некоторым данным в записной книжке третьего помощника капитана «Лузитании» А. Бистика, совершавшего тогда на этом океанском лайнере свой первый рейс и ответственного за шлюпки левого борта, сохранилась запись о том, что учения по спуску шлюпок в Нью-Йорке провести не удалось из-за наличия под бортом угольных барж. Тогда ограничились знакомством его с выделенными для этого членами экипажа и распределением их по своим постам.

39 На снимке, сделанном вскоре после выхода «Лузитании» из постройки, видно, что она имела по восемь спасательных шлюпок с каждого борта. На более поздней фотографии заметно, что на каждом борту установлено еще по три шлюпки, но еще без шлюпбалок.

40 Речь идет о складных шлюпках системы Лэндина, размещаемых одно время на судах для экономии места. Они представляли собой пустотелые деревянные днища-понтоны, на которых еще на борту судна или уже в воде могли устанавливаться брезентовые борта. Удерживались они на палубе деревянными клиньями. Не исключено, что эти дополнительные спасательные средства появились в связи с переоборудование «Лузитании» для перевозки войск.

41 По имеющимся данным, лодка U-20 первый раз встретилась с «Кандидатом» в 7 часов утра и сделала два предупредительных выстрела, но потом потеряла пароход в тумане. Через полчаса, когда туман отнесло в сторону, лодка снова обнаружила его на близкой дистанции и вынудила лечь в дрейф, предоставив команде и пассажирам время покинуть судно. Впоследствии они были подобраны патрульным кораблем.

Без предупреждения впервые за две недели был потоплен именно «Центурион», в несколько раз меньший, чем «Лузитания». Несмотря на это, первая торпеда не могла заставить его затонуть, а после второй он продолжал оставаться на плаву еще 1 час 20 минут, но все опять обошлось без человеческих жертв. В связи с недостаточной эффективностью своих торпед командиры германских подводных лодок предпочитали всплывать. В своих журналах они отмечали, что торпеды почти бесполезны против судов, у которых водонепроницаемые переборки и люки надлежащим образом задраены.

42 1 фунт / кв. дюйм равен примерно 0,07 атм. Давление в 195 фунтов на кв. дюйм равно 13,7 атм, т.е. обычное для паровых котлов тех лет.

43 Имеются в виду комические оперы Джильберта и Салливана, изобилующие невероятными ситуациями, в которых все происходит шиворот-навыворот.

44 Как показывают некоторые источники, в этот момент Тернер считал, что оставил скалы Фастнет и вражеские субмарины позади и что впереди находится ожидающий его крейсер «Джуно», где, он надеялся, его туманные сигналы и будут услышаны.

45 По ряду свидетельств, это был крейсер «Джуно».

46 Флот открытого моря - главные силы германского флота.

47 Как следует из опубликованных данных, председатель совета директоров компании «Кунард» А. Бут 7 мая утром, узнав из газет о гибели «Кандидата» и «Центуриона», потребовал от старшего морского офицера в Ливерпуле предупредить «Лузитанию». Несомненно, сообщение было послано, но впоследствии две радиограммы исчезли из регистрационных книг Адмиралтейства и адмирала Коука. К счастью, уцелел один заверенный экземпляр на радиостанции Валеншия, прием которой был подтвержден «Лузитанией» в 11.02 утра по Гринвичу. Поскольку он был передан по коду, капитану Тернеру потребовалось много времени, чтобы расшифровать его, и до конца своих дней он был уверен, что ему предлагалось зайти в Куинстаун.

48 Румб равен 1/32 части горизонта, т.е. П'Д дуговых градуса.

49 По некоторым данным, в этот момент Тернер считал, что миновал крейсер «Джуно» в тумане и что вход в пролив Св. Георга, примерно посредине которого находится плавучий маяк Конингбег, - наиболее подходящее место для вражеских подводных лодок. Для того чтобы играть с ними в «кошки-мышки» среди отмелей и скал у ирландского берега, ему необходимо, как он полагал, предварительно определить свое точное местоположение.

50 Пайд Пайпер - - герой поэмы (1842) Роберта Браунинга, делающий твердые и заманчивые, но иллюзорные предложения. Здесь в переносном значении - лидер, дающий безответственные обещания, рассказывающий «сказки».

51 По ряду поздних свидетельств, водолазы, спускавшиеся на затонувшую «Лузитанию» в годы, когда техника сделала это более доступным, единодушно свидетельствовали, что носовая часть судна была разрушена огромным внутренним взрывом и большие куски обшивки, вывернутой им изнутри наружу, были найдены на некотором расстоянии от корпуса. Таким образом, результатом взрыва торпеды Швигера было затопление только угольных бункеров правого борта, что в худшем случае привело бы к крену судна, а причиной гибели «Лузитании» явился вторичный взрыв от детонации боеприпасов.

52 По показаниям свидетелей, Тернер приказал дать «полный назад», но из этого ничего не вышло, так как один из двух паропроводов заднего хода оказался поврежденным. Последующая попытка направить судно в сторону мыса Олд-Хед-оф-Кинсейл не дала результатов, так как руль уже вышел из воды.

53 Капитан Тернер почти сразу же после взрыва торпеды приказал перекрыть все водонепроницаемые двери, которые еще не были закрыты, и наблюдал также за специальными индикаторами, показывающими, какие переборки исправны, а где имеется пламя или течь. В этот момент раздался второй грохочущий взрыв, и индикаторы носовых отсеков на приборной панели заметались как одержимые. Из всех вентиляторов начал вырываться пар вместе с угольной пылью.

54 Один из самых оживленных и людных перекрестков Нью-Йорка.

55 По мере оседания в воду кормы судна переборки котельных отделений прорывало и котел N 3 взорвался, причем взрывом сорвало и опрокинуло третью, считая от носа, дымовую трубу.

56 По имеющимся данным, из 48 спасательных шлюпок, в том числе 22 обычных и 26 складных, успешно удалось спустить только 6.

57 По ряду данных, дело было вовсе не в адмирале Худе. Адмиралу Коуку сообщили о несчастье с «Лузитанией» почти сразу же после получения от нее сигнала бедствия в 2.15 пополудни. Он немедленно приказал крейсеру «Джуно», прибывшему в гавань сразу после полудня, тотчас же выйти к месту катастрофы. После того как корабль вышел в море, маячный смотритель на мысе Олд-Хед-оф-Кинсейл сообщил о том, что «Лузитания» затонула. Коук дополнительно выслал к месту гибели судна «все, что могло плавать», и просил об этом же. капитанов портов Кинсейла и Ойстерхейвена, а затем направил донесение о своих действиях в Адмиралтейство.

Адмирал Оливер получил это донесение еще до 3 часов дня и немедленно доложил о нем адмиралу Фишеру, который воспринял новость спокойно, но как только узнал, что «Джуно» уже в море, приказал немедленно отозвать его обратно, хотя крейсер находился уже в зоне видимости людей, плававших в воде. Из-за этой акции, вызванной боязнью за сохранность «Джуно», а может быть и чем-то другим, несчастные провели в воде почти два лишних часа, и многие за это время утонули или умерли от холода.

58 Кокни - коренные жители Ист-Энда - восточной части Лондона, выходцы из низов, говорящие на особом диалекте.

59 Сигнал CQD состоял из сигнала общего (циркулярного) вызова CQ и D - начальной буквы слова Disaster и Danger, означающих «бедствие» и «опасность». Истолковывался также как Come Quick Danger - «Приходите быстрей - опасность».

60 Блэкстон (1723 - 1780) - англ. юрист, профессор Оксфордского университета. Известен по четырехтомному труду «Комментарии к английским законам».

61 Германские лайнеры, в том числе такой гигант, как «Фатерланд», были интернированы американскими властями. После поражения Германии в войне они стали собственностью страны-победительницы.

62 Рузвельт Теодор (1858 - 1919) - 26-й президент США Более известен Франклин Делано Рузвельт (1882 - 1945) - 32-й президент США.

63 Первый цельнометаллический пятимачтовый и пятитрубный парусно-винто-колесный английский пароход, построенный в 1853 - 1860 гг. для рейсов через Атлантику. Считался техническим чудом XIX в. Использовался для прокладки первого трансатлантического кабеля.

64 Ревери Поль (1735 - 1818) - участник американской революции. По профессии художник, чеканщик по серебру и печатник. Принимал участие в так называемом бостонском чаепитии (когда члены организации «Сыны свободы» проникли в бостонском порту на английские корабли и выбросили в море партию чая). Известен тем, что 18 апреля 1775 г., прискакав на коне, предупредил население Коннектикута о наступлении английских войск.

65 Речь идет о пароходе «Голфлайт», который 1 мая был торпедирован с немецкой подводной лодки, но не затонул.

66 По ряду данных, Британское Адмиралтейство старалось обвинить во всем капитана Тернера и отрицало, что радиограмма, которую он истолковал как рекомендацию зайти в Куин-стаун, когда-либо посылалась. Лорду Мереей «адмиралтейские верхи» направили письмо, разъясняющее, что «в интересах политической выгоды считается необходимым, чтобы основная вина за катастрофу была возложена на капитана». Лорд Фишер на основании предъявленного ему ложного свидетельства заключил, что «Тернер не дурак, а мошенник и, вероятно, подкуплен немцами». Мнение Черчилля было таким же.

Тем не менее, лорд Мереей обнаружил, что правительство вводит его в заблуждение, и вынес приговор, оправдывающий Тернера. В нем говорилось, что «капитан стремился выполнить свой долг наилучшим образом и, хотя другие, возможно, действовали бы по-другому и более успешно, он не должен быть обвинен». В остальной части приговора лорд Мереей защищал правительство, находя, что на «Лузитании» не произошло других взрывов, кроме, по меньшей мере, двух торпед, и что судно не перевозило ни контрабанды, ни войск.

Любопытно, что, спустя несколько дней после первых заседаний суда, лорд Мереей отказался не только от причитающегося ему вознаграждения, но и от дальнейшего участия в суде, а своим детям сказал, что «случай с «Лузитанией» - это проклятый грязный бизнес».

67 По ряду данных, консул Фрост получил письменные показания всех спасшихся американских граждан и направил их госдепартаменту США и министерству торговли в Лондон. Ни одно из этих 35 показаний не было оглашено при рассмотрении дела о катастрофе, а в архивах не осталось ни малейших следов этих документов, кроме копии подтверждения того, что они получены. Министерство торговли в Лондоне, располагая показаниями 289 спасшихся членов экипажа «Лузитании», обнародовало только 13 из них, причем все они без исключения начинались одними и теми же словами: «В момент отплытия судно находилось в хорошем состоянии и было должным образом снаряжено, не было вооружено, не имело оружия ни для нападения, ни для обороны и никогда не перевозило такого снаряжения. Перед выходом из Нью-Йорка проводились шлюпочные учения».

68 Капитан, назначаемый на время стоянки судна с приходом его в порт.

69 По имеющимся данным, 20 сентября 1917 г. сенатор Роберт Ла-Фоллет, заявил в своей речи, что «Лузитания» перевозила боеприпасы и президент знал об этом. Сенат немедленно затребовал от него объяснений, и сенатор затребовал подлинный грузовой манифест судна. В этом ему было отказано, но таможенный контролер Дадли Филд Мелон предложил свидетельствовать в его пользу, в результате чего сенат отклонил рассмотрение дела.

Отсутствие подлинного манифеста не позволило американскому суду до конца раскрыть причины катастрофы, но не помешало вынести постановление в пользу компании «Кунард» и Британского Адмиралтейства. В действительности документы находились у президента Вильсона, который запаковал их в конверт и передал на хранение в архив казначейства с пометкой «Может быть вскрыто только президентом Соединенных Штатов».

Через 25 лет, в январе 1940 г., когда Англия и США вновь вступили в отношения, схожие с теми, что были в 1915 г., президент Ф. Д. Рузвельт приказал доставить ему из архива этот конверт, но, прежде чем эти документы стали открытыми для общественности, прошло еще 25 лет.


Предисловие к русскому изданию

Пролог

1. Туманным утром

2. Предчувствия

3. Предупреждение

4. Подводная лодка U-20

5. Капитан Тернер

6. В просторах Атлантики

7. Радиограмма»

8. Торпеды с правого борта

9. Взрыв

10. SOS

11 Эвакуация

12 Последний шанс

13. В открытом море

14. Печальное известие

15. Спасение

16. В Куинстауне

17. В Нью-Йорке

Эпилог

Комментарии переводчика



7 мая 1915 г. огромный лайнер „Лузитания" английской компании „Кунард" был потоплен германской подводной лодкой у побережья Ирландии. Более половины людей, находившихся на борту, погибло. Но до сих пор никто не может сказать, во имя чего было погублено столько человеческих жизней. Сегодня история гибели „Лузитании" забыта. Эта книга представляет собой документальный рассказ о трагическом рейсе судна, оказавшемся волею судеб в центре событий, повлиявших на историю нашего века. Она продолжает ставшую традиционной для издательства „Судостроение" серию книг об авариях и катастрофах судов и кораблей.



This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
11.09.2022

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ
  • ПРОЛОГ
  • 1 ТУМАННЫМ УТРОМ
  • 2 ПРЕДЧУВСТВИЯ
  • 3 ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
  • 4 ПОДВОДНАЯ ЛОДКА U-20
  • 5 КАПИТАН ТЕРНЕР
  • 6 В ПРОСТОРАХ АТЛАНТИКИ
  • 7 РАДИОГРАММА
  • 8 ТОРПЕДЫ С ПРАВОГО БОРТА
  • 9 ВЗРЫВ
  • 10 SOS
  • 11 ЭВАКУАЦИЯ
  • 12 ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
  • 13 В ОТКРЫТОМ МОРЕ
  • 14 ПЕЧАЛЬНОЕ ИЗВЕСТИЕ
  • 15 СПАСЕНИЕ
  • 16 В КУИНСТАУНЕ
  • 17 В НЬЮ-ЙОРКЕ
  • ЭПИЛОГ
  • КОММЕНТАРИИ ПЕРЕВОДЧИКА