Составитель бестиариев [Валерий Генрихович Вотрин] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

О приезде иностранного специалиста было сообщено загодя. Еще за три месяца до его прибытия директор Нижнехоперской биологической станции, профессор Тольберг, получил сначала телефонограмму из своего университета, а потом — письмо на бланке, в котором значилось, что испанский биолог Федерико Агилар Серрана прибудет на две недели изучать особенности поведения выхухоли и необходимо его на это время разместить и оказывать ему всемерное содействие.

Письмо вызвало у профессора Тольберга удивление: он еще не встречал иностранцев, интересующихся выхухолью. За границей, как было ему известно, вообще мало знают об этом животном. Но даже себе Тольберг боялся признаться в том, что он, ведущий специалист по выхухоли, знает о ней так же мало, как и его иностранные коллеги.

Биологическая станция стояла в живописнейшем месте — на низком левом берегу Хопра, в старой тенистой дубраве, подходящей к самому пляжу, песчаному, чистому, пустынному, — из тех, которыми так славится эта река. На той стороне возвышались крутые меловые склоны правобережья, а позади станции, там, где кончалась дубрава, начиналась майская полынная степь — зеленое пространство, иссеченное дорогами и балками.

Тольберг, сухощавый, горбоносый, дочерна загорелый, жил на биостанции практически круглый год. Семьи у него не было: Тольберг был убежденным холостяком. Со студентами он был приветлив, охотно помогал, но близко не сходился: по природе был затворником и любил, казалось, одних собак — их, крупных лобастых псов, похожих на степных волков, на станции было семеро.

Летняя практика еще не началась, и кроме Тольберга на станции жили аспиранты — Леня Крупицын и Кристина Введенская, оба из Ростова, оба черноволосые, живые, веселые, похожие друг на друга, как брат с сестрой, и так же, как и близкие родственники, непрестанно вздорящие друг с дружкой по всяким пустякам. Они еще не провели на станции и недели, а уже успели несколько раз крупно рассориться и вновь помириться.

Биостанция была небольшая: она была основана специально для изучения выхухоли. Даже в лучшие времена научный и технический персонал не превышал десяти человек, а два года назад, после урезания финансирования и сокращения штатов, остался один Тольберг. Три других штатных единицы никто не хотел занимать, поэтому директор станции одновременно был и инженером, и завхозом, и главным научным сотрудником. Биостанция состояла из трех деревянных зданий: двухэтажного главного корпуса, крошечного домика лаборатории и одноэтажного общежития. Все здания, построенные в 1950-х, изрядно обветшали, а домик лаборатории совсем завалился на бок. Средства на реставрацию биостанции уже третий год обещал выделить университет — и каждый раз ремонт откладывали. Плохое техническое состояние зданий было излюбленной темой Тольберга, и, если он начинал об этом говорить, перевести разговор на что-то другое, как неоднократно пытались Леня с Кристиной, было непросто.

Встречать ученого гостя в Волгоград Тольберг поехал сам: просто больше было некому. Встреча в аэропорту прошла очень сердечно: испанец хорошо говорил по-русски и тепло поздоровался с Тольбергом. Это был высокий осанистый человек лет сорока, с приятным умным лицом. От него веяло искренним дружелюбием. Но больше всего поразила Тольберга его одежда: испанец был одет в строгий черный костюм и темную сорочку, над которой сверкал белизной жесткий воротничок. По этому одеянию Тольберг догадался, что на его биостанцию пожаловал католический священник.

Видя растерянность Тольберга, тот рассмеялся:

— Так вас не предупредили? Но я честно указал свой монастырь и цель приезда!

— Монастырь? О монастыре мне точно никто не говорил, — развел руками Тольберг.

— Пусть вас это не смущает: в стенах монастыря располагается очень известный научный центр и крупное издательство. Мы выпускаем довольно специфичную литературу, — произнес дон Федерико.

Тольберг решил, что подробнее расспросит испанца позже. В дороге разговор вертелся вокруг общих вещей — погоды, политики, культурных особенностей. До этого, как выяснилось, дон Федерико никогда не бывал в России, а русский язык выучил специально для того, чтобы ознакомиться с научными работами о выхухоли. Заниматься этой темой он начал всего год назад, когда приступил к своему научному труду. Тольберг похвалил его русский, и дон Федерико скромно ответил, что у него дар к языкам — помимо русского, он говорит также на английском, французском, итальянском и немецком.

На биостанцию приехали уже под вечер. Дон Федерико вылез из машины, глубоко вдохнул и с широкой улыбкой повернулся к Тольбергу:

— Хорошо!

Вместо ответа Тольберг поежился и с тревогой огляделся. Смеркалось. От реки веяло холодком. Вокруг в молчании стояли дубы, точно сошедшиеся посмотреть на приезд заграничного гостя. Во