Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве [Наталья Максимовна Давыдова] (fb2) читать постранично

Наталья Максимовна Давыдова Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

I

В двадцатых числах июля 1919 года на Ефремовском вокзале города Ельца из вагона вышел невысокий стройный человек средних лет в кожаной тужурке с вещмешком за спиной. Это был Александр Александрович Вернишев, назначенный сюда комиссаром 42-го запасного пехотного батальона 13-й армии.

Моросил дождь. После вагонной духоты и давки было даже хорошо, дождь освежал. Александр вздохнул наконец полной грудью, подкрутил усы и двинулся вверх по горе. Вид города изумил его.

В те дни, когда он получал свое назначение, главнокомандующий вооруженными силами на Юге России генерал-лейтенант Деникин издал приказ, названный «Московской директивой».

«Вооруженные силы Юга России, разбив армию противника, овладели Царицыном, очистили Донскую область, Крым и значительную часть губерний - Воронежской, Екатеринославской и Харьковской.

Имея конечной целью захват сердца России - Москвы, приказываю...»

Ситуация была серьезной. 3 и 4 июля, сразу же как только «директива» стала известна в Москве, собрался пленум ЦК РКП (б), обсудивший вопросы, которые встали перед страной в связи с началом похода белых армий на Москву.

Все на борьбу с Деникиным!!!

Таков был ответ Ленина.

Тем не менее деникинские части пока что примерно в двухстах верстах от Ельца, и продвижения на этом фронте у них нет, наше контрнаступление только намечается, генерал Мамонтов в станице Урютшнской лишь готовит свои шесть тысяч сабель и три тысячи штыков к рейду по тылам красных. Короче, боевые действия не слишком активны.

И Елец живет своей жизнью, В мещанских садах зреют яблоки, сливы и груши. Поспела малина, вишня, смородина и медовый крыжовник. Запах яблок отнюдь не исчез еще из елецких усадеб, в кладовых и чуланах можно найти бутыли с домашним вином, а в городе есть сахар, по дворам варится варенье, город пропах этими сладкими запахами детства. В полях вокруг Ельца подымается пшеница, а в окрестных лесах пошли грибы. Город варит, сушит, солит, маринует. Кое-кто уже копает картошку. В огородах лук, чеснок, горох, артишоки, салат, подсолнухи. Почти возле каждого дома ульи. У многих куры, свиньи, блеют овцы и козы, мычат коровы. В Петрограде о пшенной каше мечтали, здесь, случается, пекут и пироги. Жизнь бурная, но, вместе с тем, естественная, при земле. Для тех, кто в Ельце - свой. Чужим хуже, а их немало. Вокзал забит до отказа, как все вокзалы войны, на улицах толпы народу, явно пришлого, приезжего. Но тут важно что? Большинство прибыло сюда именно подкормиться и привезти хоть что-нибудь голодной своей семье. На лицах написана надежда. Елец - это большой базар, рынок, где можно купить, выменять, украсть.

В Петрограде к осени этого года цена коробка спичек доходила до 75 рублей, фунта масла - до 3 тысяч, одна свеча стоила 400-500 рублей, сахару не было совсем. В Ельце же коробок спичек стоил около рубля.

Елец построен из белого камня. Белым камнем вымощены улицы, из белых тесаных глыб сложены фундаменты крепких домов, свободно и широко поставленных. Глухие заборы, похожие на крепостные стены, могучие ворота. На окнах ставни, зачастую сами окна смотрят внутрь, дома к улице повернуты «спиной». Частная жизнь горожанина скрыта от посторонних глаз, как и его хозяйство, видны только шапки деревьев в саду. И у каждого дома лабаз, сам дом как лабаз. Ширь, мощь, порядок, неприступность. От щедрот своих давал Елец прибежище бездомным, сирым и убогим, беглым и странникам. «Елец - всем ворам отец», а рядом «Ливны - всем ворам дивны».

Идя пешком в штаб батальона, немного плутая, проходя запущенным садом, с его огромными деревьями и. разметавшимися кустами, потерявшими былое парковое благоразумие, с цветниками и клумбами, где среди сплошной травы мерещились розы и азалии, шалея от этого сада и не соображая толком, что перед ним, - хотя отец лесничий и учил его разбираться в деревьях и травах, он, увы, этому так и не выучился, - уже в этот первый елецкий час Александр вдруг необычайно остро почувствовал, понял, что этот город притягивает его к себе, что он должен был очутиться здесь, что это, быть может, главный город в его жизни.

В каком-то проулке возле забора он увидел среди травы сливы, мраморные, матово-сизые, поднял несколько штук, обтер платком, который ухитрялся сохранять чистым, и съел. Мякоть успела забродить, они не походили на те, южные крупные сливы, которые он ел в детстве, он опьянел от их терпкого винного вкуса. Попросту был голоден. Когда подходил по главной аллее к фонтану, его качало.

Он сделал еще несколько шагов и услышал хриплые медные звуки, еще не вполне понимая, что это такое. А еще через мгновение понял - заиграл оркестр в раковине. При его приближении? Навстречу ему?

Он отчасти утратил представление о реальности, увидел Головинский проспект в Тифлисе, где вырос, увидел свою отроческую