Слово о Боливаре [Вячеслав Анатольевич Хреников] (fb2) читать онлайн
- Слово о Боливаре 276 Кб, 10с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Вячеслав Анатольевич Хреников
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Вячеслав Хреников Слово о Боливаре
В темноте сцены освещается портрет Симона Боливара. Голос за кулисами произносит: — Здравствуйте. Это Симон Боливар. Национальный герой Венесуэлы. Освободитель. Полное имя — Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепьсон и Понте Паласиос и Бланко. Освободил от испанского владычества Венесуэлу, Колумбию, Панаму, Эквадор, Перу, и Боливию. Отменил рабство. А история наша повествует о том, как прекрасная Эсмира… — Глупая корова! — перебивает другой голос. — В общем, смотрите, и слушайте сами, — заканчивает голос за кулисами. Портрет Боливара затемняется, освещается сцена. За столом сидит мужчина неопределенного возраста, и несколько потрепанного вида. Он недоволен: — Глупая корова! Вечно ее нет дома. И ужина нет. Эсмира! Нету. Опять у мамаши своей сидит. Рассказывают друг дружке, какой я нехороший. А мне что делать? — думает. — Помолюсь — ко, я Пресвятой Деве, пусть явит чудо. Подходит к Образу, просит: — Пресвятая Дева, сделай чудо. Протягивает руку за Образ, что — то нащупывает там, торжественно объявляет: — И чудо свершилось! Достает из — за Образа бутылку. — Так вот, где ты ее прячешь, богохульник! — появляясь на сцене, восклицает Эсмира. — Вечно она не вовремя, — вздрогнув от неожиданности, бормочет Мужчина. Поворачивается, прячет бутылку за спину, и переходит в наступление: — Женщина! Где тебя носит? Муж уже два часа как дома. Голодный, злой, трезвый, — мужчина демонстративно ставит бутылку на стол, садится, — а тебя нет! Где ты ходишь, женщина? — А женщина ходила к соседям. Занимала денег, чтобы накормить этого лентяя! — отвечает ему Эсмира. — Почему лентяя, — удивляется мужчина, — и, зачем занимать? Я ведь позавчера приносил деньги. — Это те, которые ты вчера проиграл в таверне? — интересуется Эсмира. — Вот попомни мое слово, Пепе, когда — нибудь, ты проиграешь свои штаны. И будешь ходить в юбке! — Почему в юбке? — Снова удивляется Пепе. — А потому, что у нас нет больше штанов! — Не говори так, — обижается Пепе, — когда — нибудь мне повезет, — вот увидишь, обязательно повезет. — Повезет? Да тебе повезло один единственный раз в жизни. Когда я согласилась выйти за тебя замуж! — Она согласилась! Скажите, пожалуйста. Можно подумать, у ваших ворот стояли толпы женихов. — У меня были женихи! — А куда же они все подевались? — Это ты, их всех разогнал! — Разогнал, — довольно соглашается Пепе. — А я могла бы выйти замуж за приличного человека! Скажи спасибо, что я живу с тобой. — А куда ты денешься? — Ах, вот так? — Да, вот так. — Так, по твоему, я никому не нужна? — Эсмира возмущена, ищет, чем бы его уязвить. — Да, если хочешь знать, я давно уже наставила тебе рога! Ты рогоносец, Пепе! — кричит она в запале. — Что? — Пепе хватает со стола нож, подскакивает к ней: — Кто? — Кто, что? — оробев, переспрашивает Эсмира. — Он! — Кто, он? — Он! Кто? — Он? — Он! — Он… Он.. — Он! Он! Он! Прижатая к стенке Эсмира лихорадочно ищет выход, взгляд ее падает на портрет, и ее осеняет вдохновение: — Он! — и она указывает на портрет. — Кто? — в растерянности переспрашивает Пепе. — Он, — торжественно повторяет Эсмира. — Симон Хосе Антонио де ла Сантисима Тринидад Боливар де ла Консепьсон и Понте Паласиос и Бланко! — с каждым словом Эсмира наступает на Пепе, а портрет Боливара становится все ярче, и ярче. Когда она заканчивает, Пепе, оторопев, садится на стул. — Врешь, — говорит он с надеждой. — Нет. — Да, где ты могла встретиться с ним? Он и не бывал у нас никогда. — А помнишь, я ездила в Лиму? — Это когда ты не могла родить мне ребеночка? — Это когда ТЫ не мог сделать мне ребеночка! — И ты поехала помолиться Пресвятой Деве. — И я молилась ей! Весь день. А вечером я пошла в сад. И встретила там Его! — она указывает на портрет. — А что он там делал? — Гулял. — Один? — Со своей собакой! — И что? — А то, что я подошла к нему, и сказала: — «Синьор Боливар, вы подарили всем нам свободу! Так сделайте же еще одно доброе дело. Подарите мне ребеночка». — И что? — И он подарил! — Врешь! Пепе вскакивает, замахивается на нее ножом. — Только попробуй, — предостерегает его она, и указывает на портрет. Пепе, глядя на портрет, осторожно кладет нож на стол. — Фернандо, мой сын, — говорит он, обращаясь к портрету. — Нет, — обрывает его торжествующая Эсмира, — ты ничего не умеешь. Даже делать детей. — Потаскуха! — в отчаянии кричит Пепе, и выскакивает, хлопнув дверью. Эсмира, глядя на портрет, виновато разводит руками. Сцена затемняется. Голос за кулисами объявляет: — А это латиноамериканская таверна. Сюда приходят латиноамериканские мужчины, чтобы выпить пива, поиграть в карты, обсудить последние новости, и похвастаться своими победами над латиноамериканскими женщинами. Сцена освещается. За столом сидят несколько мужчин, играют в карты. Пепе среди них. Он немного пьян. Рассказывает соседям: — А какая красотка у меня была в Гуаякиле! Вам такие женщины и не снились. А потом, еще в Кито, такая креолка — огонь! Эх, да что вам говорить, деревенщина! — Пепе покровительственно машет рукой. Его сосед по игре выкладывает карты на стол, насмешливо говорит ему: — Хватит считать ворон, Пепе, ты опять проиграл. Пепе ошеломленно смотрит в его карты, в свои, выругавшись в сердцах, бросает карты на стол, отворачивается. Сосед сгребает со стола деньги, прячет их в карман, и с довольным видом говорит, обращаясь к Пепе: — Пепе, зачем ты садишься играть? Ты же все время проигрываешь. Тебе никогда не везет. Ты просто неудачник, Пепе. Пепе, задетый за живое, вскакивает со стула: — Кто? Что? Я? Да, если хотите знать, у моей жены любовником был сам Симон Боливар! Из темноты, под потолком возникает портрет Боливара. Все молча, смотрят на портрет. Пепе, сообразив, что ляпнул что — то не то, пытается исправить положение: — А еще наша Бьянка двенадцать щенят принесла. — Ты же говорил, только трех, — возражает кто — то. — А остальных я утопил! — Зачем? — А, чтобы вы от зависти сдохли! И, не дожидаясь ответа, Пепе торопливо покидает сцену. После паузы один из мужчин говорит: — Совсем Пепе заврался. — Ты про сучку? — Не могла она двенадцать щенят принести. — От Боливара? — Вы про Эсмиру, или про Бьянку? — Да, про обеих врет! Совсем крыша съехала. Нашел, чем хвастаться. — Нет, с одной стороны, быть рогоносцем, конечно позор, — после некоторого раздумья замечает один из мужчин, — но, с другой стороны, если рога тебе наставил не кто — нибудь, а сам Боливар, это делает тебя человеком причастным к истории. Воцаряется многозначительное молчание. Затемнение.Сцена в полумраке. За столом сидит Эсмира. Опустив голову на руки, дремлет. На сцену на четвереньках вползает Пепе. Что — то мычит. Эсмира просыпается, вскакивает, подбегает к нему, наклоняется, пытается поднять. — Пепичек! Пришел! Пепе отталкивает ее: — Уйди, женщина. Забодаю! — пытается ее боднуть. — Не забодаешь, Пепичек, нечем тебе бодаться, — успокаивает его Эсмира — Как, нечем? — Нету у тебя рогов. — Есть! — Нету. — Есть. — настаивает Пепе, снова пытается ее боднуть, потом переспрашивает: — Как, нету? — Так. Не изменяла я тебе, — признается Эсмира. — Никогда, и ни с кем? — доверчиво спрашивает Пепе. — Никогда, и ни с кем, — подтверждает Эсмира. Пепе садиться на пол. — И даже с самим Боливаром? — Даже с самим Боливаром. — А я уже всем расхвастался, — разочарованно говорит Пепе. — Вот дурак. Зачем? — Они назвали меня неудачником. — Пепе размазывает по лицу пьяные слезы. — Я неудачник, Эсмира? Эсмира садиться рядом с ним, обнимает его голову, прижимает к своей груди, гладит. — Пепе, ну какой же ты неудачник? Подумай сам, разве стала бы я жить с неудачником? Знаешь, как я ждала тебя с войны? Я ведь ни одной ночи не спала. Я каждый день ставила за тебя свечку Пречистой Деве. И все ночи напролет молила ее, чтобы ты вернулся домой. Живой и здоровый. — Правда? — Конечно, правда. — И ты каждый день ставила за меня свечку? — Да — А где ты их брала? — подозрительно спрашивает Пепе — В приходской лавке, где же еще? — По три сентаво за штуку? — поднимает голову Пепе. — Зато, ты вернулся. — Да, я вернулся, — успокаивается Пепе. — А знаешь, как там было трудно? Тогда, в горах мы чуть не замерзли все до смерти. И потом, в сельве, когда нам совсем нечего было есть, мы чуть не сожрали друг — друга. Спасибо сеньору Боливару. Мы ведь тогда съели всех его лошадей. И знаешь, я никогда не изменял тебе. Ни разу, за всю войну. — Так уж и ни разу? — Ну, может всего пару раз, в Гуаякиле, и еще в Кито. Но я тогда был совсем пьяный, а они были страшные, как обезьяны. Если бы я был потрезвее, я бы даже близко к ним не подошел, такие они были страшные. Честное слово. — Паскудник, — ласково говорит Эсмира. — Ага, — соглашается Пепе. — Но ты все равно вернулся. — Да, я вернулся. — Пепе, пошли спать. — А Фернандо точно мой? — Твой, твой. — Ну, пошли. Обнявшись, они уходят. На сцене остается только портрет Боливара, освещенный загадочным лунным светом. Появляется Эсмира. Она оглядывается на дверь, говорит, вполголоса, обращаясь к портрету: — Синьор Боливар, не сердитесь, пожалуйста, на меня, за то, что я наврала Пепику. Знаете, он ведь совсем не виноват, что у нас никак не получался ребеночек. Просто он что — то себе там отморозил, когда вы с ним ходили по горам, и прогоняли испанцев. Но вы ведь простите меня, сеньор Боливар? У нас ведь с Пепиком только один Фернандо, а у вас так много детей. Мы все ваши дети. За спиной у нее появляется Пепе. Смотрит на нее, качает головой, тихонько уходит. Эсмира не замечает его. — Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Прощается она с портретом, тоже уходит. Спустя минуту, на цыпочках входит Пепе. — А вы проказник, сеньор Боливар. — Шутливо грозит портрету пальцем. — Но, вы не волнуйтесь, между нами говоря, я на вас совсем не в обиде. Я ведь все понимаю. Не могли же вы в самом деле отказать женщине, да еще такой, как моя Эсмира. Это было бы даже неблагородно, с вашей стороны. Пепе садиться за стол, достает из кармана бутылку, наливает в стакан. . — А я все понять не мог, в кого пошел мой Фернандо. Сам — то я между нами умом никогда не отличался. А он у нас такой умница, просто диву даешься. — Пепе пьет, отваливается на спинку стула, говорит мечтательно: — Эх, синьор Боливар, чувствую, заживем мы теперь, после победы над испанцами, как сыр в масле. Да еще у вас за пазухой. Красота. — Пепе. Ты где? — Слышен голос Эсмиры. — Иду, иду. Спокойной ночи, сеньор Боливар. — Торопливо говорит Пепе, уходит. Сцена затемняется.
Сцена освещается.
Появляется Пепе. В руках у него покрывало. Он оглядывается по сторонам, говорит, обращаясь к портрету: — Извините, сеньор Боливар, у нас переворот. Не обижайтесь, но будет лучше, если я вас укрою. Влезает на стол, накрывает портрет покрывалом. Сквозь дыру в покрывале виднеется глаз Боливара. Пепе слезает со стола, подмигивает глазу, решает: — Схожу — ко я в таверну. Сцена затемняется. Освещается сцена, теперь это таверна. За столом сидят трое или четверо мужчин, спорят. Пепе среди них. Портрет Боливара затемнен, почти не виден. Один из мужчин заявляет: — И ни в одной битве Боливар не участвовал! Ни в Карабобо, ни при Бояке, нигде его не было. Он только и делал всю войну, что по бабам бегал, да под юбками прятался! Пепе возмущенно вскакивает: — Как это прятался? Как это его нигде не было? Педро, — обращается он к одному из мужчин, — ты что молчишь? Мы же вместе там были. Ты же тоже все видел. Скажи им! — Пепе, успокойся, — отвечает Педро. — Как успокойся? Как это можно? Это что делается? Глазам не верю! — Пепе! — Что? — Закрой глаза. — Зачем? — Ну, закрой. — Ну, закрыл. — Что ты видишь? — Ничего. — Вот. Так всем и говори. Ничего не видел. — Но… — И запомни, Пепе, чем чаще ты будешь закрывать глаза, тем меньше мерзости ты увидишь. — Обалдеть, — не открывая глаз, говорит Пепе. Мужчины за столом между тем продолжают осуждать Боливара. — И перед испанцами он трусил. — И драпал постоянно. — А сколько денег присвоил… Пепе открывает глаза, решительно встает: — Нет. Не для того мы пятнадцать лет воевали, чтобы все это слушать. Педро, пойдем, выйдем. Есть дело. Пепе и Педро уходят.
Затемнение. Сцена освещается. Появляется радостный Пепе. — Эсмира! У нас переворот. Мы победили. Влезает на стол, снимает покрывало с портрета. — Появляется Эсмира: — Кто победил? — Мы с Боливаром! — Кого победили? — Неважно. — Пепе слезает со стола, передает покрывало Эсмире. — Убери покрывало, и принеси вина. У нас праздник. — Эсмира берет покрывало, качает головой, уходит. Пепе говорит, обращаясь к портрету: — Сеньор Боливар, поздравляю, мы опять на коне. Эсмира! А, ее не дождешься, — машет рукой, — схожу лучше в таверну. Уходит. Затемнение. Сцена освещается, входит Пепе, в руках у него газета. Он чем — то недоволен. Говорит, обращаясь к портрету: — Сеньор Боливар, что — то мы за вас сражались, сражались, а пользы не видно. Что — то тут не так, сеньор Боливар. Пепе садится за стол, разворачивает газету, начинает читать. Восклицает: — Так, вот оно что! Начинает читать вслух: — … и подло обманул ожидания народа. А также, намеревается путем пожизненной узурпации власти присвоить себе императорские полномочия… Ай- ай- ай. Пепе поднимает голову на портрет: — Так вы узурпатор, синьор Боливар. А мы — то думали… — Пепе осуждающе качает головой. Задумывается: — Нет. Не могла моя Эсмира мне с таким тираном изменить. Нет. — Пепе оценивающе смотрит на портрет: — Да и Фернандо на него совсем не похож. Снова принимается за газету. Повторяет: — Тира — ан. — , после паузы — Деспот! Поднимает взгляд на портрет: — И нечего тут на меня пялиться. Эсмира! Неси покрывало. Появляется Эсмира, приносит покрывало. Пепе откладывает газету, встает, берет у нее покрывало, влезает на стол, накрывает портрет. — В моем доме не место тиранам! — стоя на столе, объявляет он. — Может, тогда снимем? — предлагает Эсмира. Пепе оглядывается на портрет, смотрит на глаз Боливара, который виднеется сквозь дыру, решает: — Нет. Пусть висит. На всякий случай. — слезает со стола. Затемнение. Сцена освещается. Пепе сидит за столом, Эсмира чем — то занята по хозяйству. Входит Педро. Пепе встает: — Ну, что, видел нашего Фернандо? Эсмира прекращает свои занятия, ждет ответа. — Да. — Как он? — Сидит. В Каракасской тюрьме. Говорят, опасный политический преступник. Далеко пойдет. Если не шлепнут. — Типун тебе на язык, — машет на него рукой Эсмира. — Ладно, пойду. Там у нас кое — что намечается. Пепе? — Без меня. Педро пожимает плечами, уходит.
Пепе сидит за столом, положив голову на руки. Эсмира рядом, протирает тряпкой пыль. Пепе тоскливо говорит Эсмире: — Выгоню я вас из дому. И тебя, и твоего сумасшедшего президента. — Может все перемениться? — отложив тряпку, спрашивает Эсмира с надеждой. — А толку? Президенты меняются, а жизнь все хуже и хуже. Эсмира снимает передник: — Пойду, схожу на почту, узнаю, нет ли каких вестей от Фернандо. - — уходит. Пепе некоторое время сидит, смотрит в пустоту. Внезапно вскакивает, озлобляясь, кричит портрету: — От тебя все наши несчастия! Да пропади ты пропадом, чертов Боливар! — вскакивает на стол, срывает портрет, бросает его в глубину сцены. Раздается звон разбитого стекла, а потом возглас Эсмиры: — Пепе! — Что? — спрашивает Пепе — Что? Входит Эсмира. В руках у нее портрет Боливара. Она держит его как икону. — Что стряслось? Опять переворот? — обеспокоенно спрашивает Пепе, слезая со стола. — Он умер. — Кто? — Освободитель. — Ерунда. Он уже сто раз умирал, и тысячу раз уходил. И каждый раз он воскресал, и возвращался. — Нет. На этот раз он умер по — настоящему. — Как? — В середине декабря. В Санта — Марте. Его доконала чахотка. — И он умер? — Да. — Как? — Совсем. — А как же мы? — А нам надо жить. Дальше. Без него. Пепе подходит к Эсмире, берет у нее портрет Боливара, осторожно ставит его на стол, достает из кармана свечку, ставит ее перед портретом, зажигает, отходит. — Теперь, ты будешь на него молиться? — спрашивает Эсмира. Пепе обнимает ее, поворачивается лицом к залу, и произносит: — Америка капризная женщина. Но она любила тебя, Боливар. Она сражалась за тебя, и шла на тебя войной, хранила тебе верность до последнего вздоха, и изменяла тебе с первым встречным, спасала тебя от смерти, и подсылала к тебе наемных убийц, возносила тебя до самых небес, и опускала ниже плинтуса, забрасывала цветами, и обливала помоями, провозглашала тебя освободителем, и объявляла тираном, осыпала комплиментами, и поносила последними словами. Ты родился одним из богатейших ее сыновей, а ушел от нее нищим отцом. Но всегда и во всем ты оставался ей верен. Ты принес ей свободу. Ты ее сын, любовник, муж, и отец. Так спи же спокойно, Симон, свободный гражданин свободной Америки. Ибо это звание ты всегда ценил превыше всех остальных. И ты заслужил его по праву, равно как и все остальные свои титулы. Спи спокойно, Симон. Америка помнит, и любит тебя. Ты покорил ее сердце, и останешься в нем навсегда. Виват Либертатор! Музыка. Занавес. Все.
Последние комментарии
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 18 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад