Невинная жертва (СИ) [Дарья Веймар] (fb2) читать онлайн

========== I часть. Глава 1 ==========

1880 год. Самара.

В квартире царила предпраздничная тишина. Самара праздновала Рождество, и ничего не предвещало беды. Елка гнулась под стеклянными шарами, а иголки сыпались на хрустящую бумагу.

Катерина Игнатьевна привыкла поздравлять жильцов с каждым праздником и сегодня несла завернутый в теплое полотенце большой праздничный пирог.

— Ольга Алексеевна! Елена Дмитриевна! Мария Дмитриевна! Алексей Дмитриевич! — весело, предвкушая радость детей и улыбку голубушки Ольги Румянцевой.

Однако ее встретила лишь тишина. Ольга Алексеевна никогда не запирала дверей. Ее чистое сердечко не могло понять, что есть и плохие люди, которые могут обворовать или, прости Господи, убить. Она возвышенная, и детки такие же. Мальчик уже скрипку осваивает, девочка на фортепиано играет, голосочек такой тоненький, что заслушаешься. Чисто соловушка.

Младшенькая, Леночка, очень слабенькая. Вот, Агафья Фоклеевна, кухарка, говорила, что у девочки хворь недавно какая-то приключилась. Весной на воды поедут, дай ей Бог здоровьечка.

— Ольга Алексеевна! Голубушка! Это я, Катерина Игнатьевна, — громко сказала хозяйка. Никто не ответил.

Она встревожилась и осмелилась пройти дальше в прихожую.

Чем-то пахло. Знакомый такой запах, тяжелый. От него становилось дурно, чем ближе к гостиной, тем дурнее пахло.

Одним глазком Катерина заглянула в большую комнату.

Блюдо выскользнуло из рук…

========== Глава 2 ==========

Сомин проснулся от истошного женского крика. Василий Павлович оторвал голову от подушки.

— Что это? — Виктория перевернулась на другой бок и открыла глаза.

— Да какая-то баба орет. Дуры вы все. Уу, ненавижу! — настроение учителя географии сразу испортилось. Енгалычева молча закрыла глаза и натянула на себя одеяло. Сомин хмыкнул и сдернул с Виктории одеяло. Лежать обнаженной в нетопленной квартире под злобным взглядом мучителя было выше ее сил. Енгалычева покорно встала и неспешно стала одеваться.

Василий Павлович проворно поднял с пола ее гимназическое платье и отбросил его на стол. Вика потянулась за ним, но тут же получила по рукам.

— Я опоздаю, — тихо сказала она, но Сомину на нее было все равно. Он перехватил ее запястье и заставил сесть к нему на колени.

— Где ты вчера шлялась? — его руки больно стиснули ее талию.

— Не ваше дело.

— Вот как? Не забывай, кто ты и где ты.

Вика закрыла глаза, чувствуя как Сомин целует ее в шею и как по ее щекам катятся слезы. Она вещь. Такая же вещь, как табуретка или шкаф. Подстилка.

От этих мыслей стало очень больно, она не удержалась и всхлипнула. И мгновенно очутилась на полу, больно приложившись спиной о стул.

Василий Павлович с усмешкой смотрел на нее сверху вниз.

— Я тебе говорил не реветь? Говорил?

— Говорили. Простите, больше не буду.

— Правильно, девочка. Хватит, разлеглась тут. Ты мне благодарна будешь, сапоги будешь целовать.

Виктория поднялась на ноги. Сомин улыбнулся, глядя на ее смятое белье и растрепанные волосы.

— Скажи, — он шагнул к ней и взял за подбородок. — По гроб благодарна будешь? Если бы не я, кувыркалась где-нибудь в борделе.

— Не буду. Лучше в бордель. И так с малолетства живу в разврате.

Вика злобно взглянула на него. Сомин облапил, притянул к себе.

— Так будешь или нет?

— Нет, старый греховодник.

— Ну и дура, — Василий Павлович отпихнул ее от себя. — Отработаешь эти слова, отработаешь долгими ночами любовных трудов, — старик гнусно усмехнулся.

Енгалычева села на кровать и мрачно смотрела на восходящее солнце над крышами Соборной.

Шесть лет непрестанного разврата. Шесть долгих лет. Сначала приют, а потом неожиданно появившийся опекун. Лучше фабрика, чем греть чужие постели. Она готова уйти хоть в монастырь, хоть в тюрьму.

Виктория ненавидела Сомина. Ему она не нужна, он держит лишь из боязни, что она скажет миру правду. Что Роза Павловна, начальница гимназии, лишит его места и что хорошенькая, недавняя выпускница женского института, преподавательница музыки Арина Андреевна перестанет с ним здороваться и флиртовать в рекреациях. А то, что ее, Вики Енгалычевой, судьба растоптана — это никого никогда не будет заботить. Крест на ее замужестве, никакой порядочный мужчина гулящую замуж не возьмет. Неудачные роды в четырнадцать лет поставили крест на ее будущих детях.

У ней нет ни подруг, ни родных.

И это в восемнадцать лет. С двенадцати в кабале Василия Павловича. Что будет после того, как она закончит гимназию, Вика не представляла. Енгалычева знала, что у Сомина другая, более молоденькая любовница.

В гимназии классная мымра снова начнет читать нотации и стыдить перед всем классом. Не скажешь невинным барышням, которые еще только французскими романами зачитываются, какие тебе снятся сны по ночам. Или вместо снов.

Вика тихо плакала.

— Енгалычева! — от крика она вздрогнула. — Опоздаете в гимназию, будете сильно-пресильно об этом жалеть!

Наконец, хлопнула входная дверь. Виктория упала на ковер и разрыдалась.

Постепенно истерика прекращалась и уступила место решительности.

Енгалычева в каком-то порыве отчаяния, смешанного со злобой, подошла к шкафу и с силой распахнула дверцы.

Она вытащила небольшой чемоданчик и с ожесточением принялась запихивать в него вещи. Старые заштопанные платья, прохудившиеся ботинки, вот и все нехитрое имущество.

Бежала из злочастной квартиры, злополучного города налегке, не думая о том, что у ней нет денег на билет и что на следующей же станции ее задержит полиция.

========== Глава 3 ==========

Новый Год приносит детишкам много разных подарков. Особенно много сюрпризов выпадает милым мальчикам из сыскного отделения полиции города Самары. Вид праздничной сводки радовал глаз, только Варфоломеевских звезд и расписных игрушек не хватало. А самый главный приз был начальнику сыскного отделения Коломейцеву Григорию Илларионовичу. Жирно подчеркнуто красным карандашом полицмейстера первая строка сводок. « Тройное убийство на Соборной улице».

— Сергей Анатольевич! Велите дежурному экипаж подать. Да и доктора Фомина позовите из мертвецкой.

В гостиной пахло кровью, курился дымок сожженного магния. Фотограф складывал треногу, а городовые кряхтели, разматывая рогожку.

— Извините, Григорий Илларионович, голов-то нет. Опознание затруднено, — доктор вытер руки полотенцем и сложил инструменты в саквояж.

— Ничего. Городовой, позовите домовладельца. Сергей Анатольевич, осмотрите место преступления.

Григорий Илларионович раздал приказания и внимательно прошелся по квартире, глядя под ноги. На ковре в пятне крови лежал платок. Коломейцев аккуратно поднял его и развернул. На неровно подрубленном крае чернели написанные химическим карандашом инициалы «В. Е».

— Григорий Илларионович, картина ясная. Всем троим накинули веревку на шею. Очень ясно видна странгуляционная борозда. Потому что преступник, извините, рассек шею гораздо выше, — к следователю подошел доктор.

— Избавьте от подробностей. Когда наступила смерть?

— Между десятью и одиннадцатью часами вчерашнего вечера.

— Ваше высокоблагородие, домовладелец прибыл-с, — молодцевато подбежал нижний чин.

Коломейцев кивнул. Господин в пальто с потертым бобровым воротником переминался в прихожей.

— Вы можете кого-нибудь опознать?

— Д-да, но м-может не стоит… — домовладелец трусил, глядя, как городовой раскрывает рогожку. — Я и так всех знаю. Ольга Алексеевна Румянцева, 55 лет. Мария Дмитриевна Румянцева, 17 лет. Алексей Дмитриевич, 10 лет. И Елена 7 лет. Ольга Алексеевна женщина вдовая. Муж умер три года назад.

— Семья состоятельная?

— Бедны-с. Не совсем нищие, но кредиторы бывали-с. Грозились ямой.

— Долговой? Кто обнаружил трупы?

— Хозяйка квартиры, Катерина Игнатьевна Краснощекина.

— Где она сейчас?

— В дворницкой. Только она… тово… — домовладелец замялся.

— Что?

— Умом маленько… тронулась.

— Доктор Фомин ей окажет необходимую помощь. А теперь, любезный, посмотрите внимательно и скажите, кто есть кто.

Рогожку распахнули во всей красе. Господин позеленел и с трудом пробулькал:

— Вот это Ольга Лексеевна, а это Лешенька и Леночка. Господи!

Домовладелец поспешно выскочил вон из квартиры.

Коломейцев оставался спокойным.

— Григорий Илларионович, дверь черного хода открыта, — Сергей Анатольевич вернулся весь в пыли и паутине.

— Интересно. Возьмите фонарь. Надо осмотреть.

На лестнице под ноги шмыгнула облезлая кошка. Григорий Илларионович чуть не поскользнулся в луже помоев. Дверь, расколотая надвое, уныло висела на сорванных петлях.

Следователь заметил, что на ступенях кровь.

Топор нашли за поленницей. В куче дров торчали чьи-то ботики. Коломейцев заинтересованно дернул ногу. Обувь слетела, а тонкая девичья нога оказалась теплой.

На миг сыщика объял ужас, он что-то пробурчал. Городовые начали отбрасывать наваленные дрова.

На щеке «трупа» алела ссадина, а платье непристойно задралось. Григорий Илларионович одернул подол и велел городовым растянуть шинель.

С губ девушки сорвался стон. Сергей Анатольевич вздрогнул, как ужаленный, и закричал сыщику:

— Она жива!!!

Коломейцев бросил осматривать топор с налипшим клочком светлых волос и подошел к помощнику:

— Доктора Фомина немедленно! В дворницкую ее!

========== Глава 4 ==========

На покосившемся столе стояла миска с уксусной водой. Катерина Игнатьевна, приведенная в чувство, хлопотала над сидящей девушкой. Та глупо таращила глаза в сторону, беспрестанно подносила израненные пальцы ко рту и мычала. Коломейцев бился над ней около часа.

— Увы, Григорий Илларионович, потрясение было для нее слишком сильно. Она лишилась рассудка. Вы ничего не добьетесь. Марию Румянцеву надо отправить в лечебницу доктора Фогеля. Только под опытным руководством специалиста она, может быть, придет в себя. Но на это потребуются годы.

Следователь молча кивнул и сказал:

— Зарубить топором могла и женщина. Сергей Анатольевич, обыщите всю квартиру Румянцевых. Головы должны быть там. Убийца слишком торопился.

— Вы подозреваете девушку в убийстве? — удивился Фомин.

— Но это невозможно! — вскинулась Катерина Игнатьевна. — Я близко знала Ольгу Алексеевну и ее деточек. Царство им Небесное!

— Кто такая? — нахмурился сыщик.

— Это Екатерина Краснощекина. Она трупы нашла-с, — подсказал домовладелец.

— Сколько лет? Род занятий?

— Четвертый десяток скоро будет. Я из модисток, денег мало, решила часть квартиры в найм сдать.

— Как вы нашли трупы?

— Я Ольге Лексеевне всегда по праздникам пироги ношу. Она их страсть как любит. Вот и сегодня утром иду с Рождеством Христовым поздравить, дверь отперта. Я вошла. Никого нет. Тихо.

— Дверь отпертая вас не смутила?

— Нет, ваше высокоблагородие. Ольга Алексеевна чистым человеком была, блаженной немного. Добро нищим раздавала и воров не боялась. Красть у них было нечего, бедны-с. Вот и на щеколду не запиралась. Довело до греха! Довело! — Краснощекина жалобно завыла. — Девочки умницы, Лешенька так чудно на скрипочке играл. Погубил изверг! Деточек невинных загубил!

— Что было дальше? После того, как вы вошли, — прервал ее завывания Коломейцев.

— Иду по прихожей. Тишина. Думаю, что спят еще. Умаялись праздновать. Хотела в столовую пройти, пирог отнести. А путь через гостиную…

Женщина вытерла подбородок передником и перекрестилась:

— А там страсть, не приведи Господи такое увидеть… Сидят на диванчике… Обезглавленные… Мученики святые! — заголосила она и обняла Машу. Румянцева дернулась, отпихнула ее и забилась в угол топчана.

Фомин поспешно накапал Краснощекиной каких-то капель. Она успокоилась.

— Что было дальше?

— Я обмерла. Потом к Никитичу побежала. Он до городового побежал, но того не было. Полиции на месте не было. Грабеж!

—Вы близко знали Румянцевых, — Григорий Илларионович пропустил реплику мимо ушей. — Кто их посещал? Знакомые, родственники?

— Они, — женщина всхлипнула, — родных не имели. Умерли все в холерный год. А знакомых было мало, только соседи. Господин Сомин из квартиры выше навещал. Его воспитанница была подругой Машеньки по гимназии. Да и я, грешная.

— В каком часу вы пришли к ним?

— В шесть.

— А смерть наступила между десятью и одиннадцатью часами вечера прошлого дня. Где вы были в это время?

— Была в мастерской. Все портнихи салона мадам де Льен могут это подтвердить.

— Мы это проверим. Вы по нашему требованию можете быть вызваны в управление. А вот что еще.

Коломейцев вытащил найденный платок и поочередно поднес к носу Краснощекиной и домовладельца:

— Эта вещь вам известна?

Помощник, запыхавшись, ввалился в дворницкую. На него все вопросительно повернулись.

— Головы нашли, — отдышавшись, сказал он.

— Где?

— В дымоходе. Запихивали с силой. Помялись немного.

— На эту гадость пусть доктор посмотрит, — брезгливо поморщился Григорий Илларионович. — Городовой, дуйте в околоток и вызовите медицинскую карету. Трупы отправить в морг, Румянцеву — в лечебницу. Под усиленным конвоем. А вы, доктор, что считаете по поводу Марии? Могла она убить?

— Никак нет. Девушка слабая, да зрелище убийства матери потрясло ее и изменило рассудок.

— А топор рядом с ней?

— Возможно, она в панике бежала через черный ход. Потом вышел убийца и выкинул орудие убийства. Нет, это полностью исключено.

— Тогда этот платок. Он принадлежал убийце. Я в этом уверен. Осталось лишь найти владельца. Извините, доктор, отвлекать вас не буду. Головы ждут.

Григорий Илларионович вышел во двор. И тут на него налетел Сомин.

Волосы Василия Павловича были взъерошены, а пальто расстегнуто.

========== Глава 5 ==========

Час назад Сомин вернулся в квартиру. Забытые тетради лежали на столе, а кругом беспорядок. Вещи Виктории валялись на полу. Чемодана и верхней одежды не было. Сомин растерянно заглянул в полупустой шкаф, прошелся по комнатам. В гимназию Енгалычева не явилась, это было второй причиной возвращения Василия Павловича домой.

Дверца шкафа скрипнула от сквозняка, и тут до учителя дошло, что Вика сбежала. Он заскрипел зубами от бешенства и грязно выругался. Сомин метался, как разъяренный тигр.

— Я тебе устрою сладкую жизнь, мерзавка, — он погрозил кому-то кулаком. — Запоешь ты у меня!

Василий Павлович выдвинул ящик с деньгами и со столовым серебром. Все было на месте. Старик гнусно улыбнулся и завернул ложки в платок, туда же легли все деньги. Сверток вместе с тетрадями отправился в портфель. А сам Сомин спустился вниз за полицией.

Ему повезло. За первой же поленницей наткнулся на начальника сыскной Коломейцева. С ним Василий Павлович был знаком по картежному столу.

— Григорий Илларионович, голубчик, помогите! — он схватил его за рукав.

— Что случилось?

— Воспитанница моя, Виктория Енгалычева, сбежала. Она украла все мое серебро!

— Не может быть! Пройдемте в вашу квартиру.

Полицейские лениво бродили по управлению. Шел обед, многие разворачивали нехитрые пожитки. В кабинете Коломейцева Сергей Анатольевич дописывал протокол, Сомин расписывался в заявлении.

Коломейцев прохаживался по кабинету и поглядывал на учителя географии. Его внезапно осенило.

— Это ее платок? — Григорий Илларионович протянул ткань инициалами вперед.

Сомин внимательно осмотрел его и кивнул.

— Где вы были между десятью и одиннадцатью часами прошлого дня?

— Ужинал. Это может подтвердить кухарка, — Василий Павлович усмехнулся. — Виктории не было.

— Где была ваша воспитанница?

— Не знаю. Она пришла очень поздно.

— Во сколько?

— Примерно в час ночи.

— Вы знаете ее знакомых? — Григория Илларионовича захлестнул азарт.

— Пара подруг из гимназии.

— В этот круг входила Мария Румянцева?

Сомин кивнул:

— Вика часто бывала у наших соседей. Девушки вместе гуляют в городском саду.

— Скажите, может, этот вопрос вам покажется очень странным, но был ли у Енгалычевой любовник?

— Извините, — Василий Павлович вскочил на ноги. — Но я не до такой степени осведомлен. Это очень унизительно — копаться в личной жизни взрослой девицы…

— Я вас понимаю. Господа! — громко произнес следователь. Полицейские оторвали глаза от бумаг. — Дело об убийстве Румянцевых закрыто! Викторию Николаевну Енгалычеву объявить в циркулярный розыск.

========== Глава 6 ==========

Поезд приближался к дебаркадеру. Где-то вдалеке горели костры в полях.

Вика стояла в тамбуре, зажатая между высоким крестьянином и полной купчихой.

В духоте третьего класса на рассвете прокричал петух. И заплакал младенец. Измученная Виктория вылезла из своего угла, закрытая от взора кондуктора нагромождением корзин и прошла в тамбур, лавируя между сонными людьми.

В Серпухове, по слухам, жила тетка. Вика ее ни разу не видела, но решила ехать в чужой город. Без денег, с одним чемоданчиком в руках она ездила зайцем, ужасно боялась обер-кондукторов и станционных жандармов. Сердобольные мамаши и бабушки совали бедной сиротке милостыню, как в душе называла поданный ей пряник или яблоко Вика. Она не просила и никому ни на что не жаловалась.

Енгалычева ночевала на вокзалах в компании босяков, каждое утро ждала нужного поезда и, рискуя жизнью, пробиралась в вагоны.

Она не имела ни календаря, ни часов. Поэтому не знала, что прошел месяц, только видела, как постепенно лето сменяется осенью.

Город встретил ее дождем. Впервые Вика поняла, что не знает, где ей жить и что искать. Она шла по пустой улице. Возможности переодеться в сухое у ней не было: чемодан украли в Коломне.

Енгалычева закашлялась. Перед ее затуманенным взором возникли какие-то фигуры.

Виктория замахала руками, но ноги ее подвели: подогнулись и ослабли. Сквозь шум в ушах она услышала что-то про несчастную нищенку.

Женщина два месяца пролежала в больнице. Ее постоянно навещала пожилая монахиня, подобравшая ее на улице.

Чужая забота о ней тяготила Викторию. Она притворялась немой. В ноябре во время прогулки Енгалычева пролезла через дырку в заборе и бросилась бежать.

На вокзале дворник уныло скреб метлой гнилые листья.

— Дядечка, дядечка, когда поезд в Москву?

— Чего тебе надобно, гулящая? Пошла вон, иначе городового кликну. Срам-то какой!

К ним уже подбегал, дуя в свисток, грузный унтер.

— Отпустите! — Виктория отбивалась как могла. Под конвоем двух рослых жандармов женщина за нарушение общественного порядка была препровождена в камеру мирового судьи.

Полноватый полицейский доверительно склонился к ней:

— Имя, фамилия, род занятий.

— Виктория Николаевна Енгалычева. Учащаяся педагогического класса Первой самарской женской гимназии.

Добродушный следователь на мгновение не поверил своим ушам. Он не мог поверить, что эта миловидная девушка совершила четвертование и ограбила опекуна.

— Вы?!

На стол легла ориентировка.

— Дежурный! Девицу под усиленным конвоем в острог! В одиночные камеры!

========== Глава 7 ==========

Енгалычеву судили в Самаре.

Зал Окружного уголовного суда был забит народом. Дамы прикладывали к глазам лорнеты, выискивая знакомых, мужчины перешептывались и лениво шуршали газетами. Царило оживление.

Всем было любопытно взглянуть на кровожадное чудовище, исчадие ада.

Присяжные сверялись со списками, склонив густо напомаженные головы.

Судебный пристав, низенький человек в очках, вышел вперед и прокричал:

— Суд идет!

Все встали. Незаметно и быстро появились судьи. Председательствующий коротко поклонился аналою. Господа в расшитых золотом воротниках мундиров поспешно сели, открывая появившегося за их спинами прокурора.

Тот бодрой, независимой походкой прошел к своему месту и погрузился в чтение бумаг.

Судебный пристав отряхнул мундир и вытянулся по струнке. Подбежал к своему столу запоздавший секретарь, роняя на бегу листок.

Председательствующий встал. Жужжание в зале стихло.

— Ввести подсудимую!

Скрипнули в конце двери, и в зал вошли два жандарма с саблями наголо. Между ними бледная, с опущенными глазами шла Енгалычева.

Многомесячное тюремное заключение вымотало ее. Она побледнела, осунулась, подурнела. Но хуже всего была грызущая нутро тоска. От которой не было избавления.

От жадных, удивленных и беспощадных взоров ее отделяла деревянная решетка.

Вика забыла про жмущее в подмышках платье, про сползший на плечи платок. Ее обуял страх.

Сколько ненависти, насмешки было в лицах людей! Девушка не выдержала и опустила глаза.

Председатель перечислял фамилии присяжных, вымарывая неявившихся и негромко распекая опоздавших. Священник оправлял епитрахиль.

Виктория молчала, лишь изредка посматривала на свои обгрызенные ногти.

Шарканье ног присяжных отвлекло ее. Зал загудел, Вика испугалась и вжала голову в плечи.

Из-за шума она не сразу сообразила, что ее кличут.

— Подсудимая, встаньте!

Ноги сделались ватными, девушка уцепилась за решетку. Прямо на нее так близко, что сделалось дурно, смотрел Сомин.

— Ваше имя?

— Виктория Николаевна Енгалычева.

— Возраст?

— Семнадцать лет.

— Ваше звание?

— Дворянка Санкт-Петербургской губернии.

— Вероисповедание?

— Лютеранка.

— Род занятий?

— Учащаяся восьмого класса Первой женской гимназии Самары, — с тоской проговорила Вика.

— Под судом и следствием прежде состояли?

— Нет.

— Копию обвинения получили?

— Да.

— Сядьте.

Судья приступил к заслушиванию списка заявленных сторонами свидетелей и экспертов и выяснению вопроса, является ли неявка некоторых из них уважительной и не влечет ли оная неявка невозможность приступить к рассмотрению дела.

Адвокат, представленный Соминым, лениво перебирал карандаши на столе.

Прокурор начал зачитывать длинное обвинительное заключение еще до первого перерыва. Монотонный голос наводил тоску, присяжные морщились, пытаясь разобрать невнятную речь обвинителя.

Не было прочтено и четверти текста, как председательствующий объявил перерыв до трех часов пополудни.

Слушание возобновилось с повторным прочтением обвинения. Наконец, прокурор перечислил пункты и номера статей Уложения о наказаниях и Устава уголовного судопроизводства Российской империи, на основании которых гимназистка Енгалычева оказалась на скамье подсудимых, и сел.

Председатель обратился к Виктории:

— Вы признаете себя виновной?

— Нет, — твердо ответила девушка.

— Расскажите свою версию событий.

— Я поругалась с моим опекуном Василием Павловичем Соминым и в расстроенных чувствах решила бежать.

— Прихватив с собой все деньги! — крикнули из зала. На смельчака зашикали. Председатель позвонил в колокольчик.

— Я… я не знала, куда идти. В нашей квартире нет черного хода. Я увидела открытую дверь и вошла. Я ничего не хотела красть! Думала, что там должен быть черный ход. Я увидела там эти… эти…

Вика захлебнулась в слезах.

— Я не помню, что там было! Не помню! Я выбежала во двор, не помню, как выбежала!

В этот момент адвокат приподнялся со стула и помахал рукой.

— Прошу вас, господин защитник, — кивнул председатель.

— Вы заходили в гостиную?

— Не помню. Наверное, да.

Прокурор тряхнул головой и запросил слова у судей:

— Госпожа Енгалычева, вы подтверждаете кражу денег и столового серебра у вашего опекуна господина Сомина?

— Нет. Мне не нужны были его деньги. Никогда я не возьму их даже в дар от него самого.

На этих словах Виктория взглянула на Василия Павловича. Тот пожал плечами и отвернулся.

========== Глава 8 ==========

Он больше на нее не смотрел, когда свидетелей повели к присяге. Вика стояла бледная и, не отрываясь, смотрела на потный затылок Сомина.

В душном зале чадили лампы, от тюремной баланды подташнивало. Девушка опустила голову, поправляя сползший на спину платок.

— Свидетельница Краснощекина, встаньте! — - председательствующий мягко взглянул на квартирную хозяйку. Рядом с ней, опираясь на трость, стоял домовладелец. Енгалычева удивленно взглянула на них, не понимая, какое они имеют отношение к ее делу.

Виктория не понимала, за что ее держат в тюрьме. На допросы не вызывали, а обвинение прокурора она не расслышала. Поэтому удивление было искреннее. Вика тихо ахнула, когда Катерина Игнатьевна живописно описала кровавую картину расправы.

— Ах, да! Я припоминаю, Ольга Алексеевна лежала на дива… — простодушно воскликнула гимназистка.

—Помолчите, подсудимая! — оборвал ее председатель суда. — Вам слова никто не давал.

Зал загудел. Дамы неодобрительно перешептывались. Присяжные нахмурились.

Снова прозвенел колокольчик. Сомин поднялся. Пригладил жиденькие рыженькие волосы под пристальным взором защитника и оправил синий сюртук с узкими петлицами министерства народного просвещения.

— Кем вы приходитесь подсудимой?

— Опекуном. Взял сироту из приюта. Виктории было всего двенадцать лет.

— В день убийства Румянцевых с десяти до одиннадцати вы слышали что-то подозрительное?

— Да. Шум внизу, но я не придал этому значения. Может быть, возвращался кто-то из подвыпивших жильцов.

— Енгалычева была с вами?

Сомин немного смешался и с запинкой ответил:

— Нет. Время было позднее, я волновался из-за ее отсутствия. Виктория вернулась только в час ночи.

— Неправда! — девушка прильнула к решетке. Председатель пригрозил вывести ее из зала. Енгалычеву душили слезы. Внезапно она поняла все: ее обвиняли в зверском убийстве ее подруги Леночки и Ольги Алексеевны.

Василий Павлович добавил еще что-то, но она уже ничего не слушала. Вика смотрела в одну точку. Свидетелей было много: и девочки из гимназии, и дворник, видевший, как Виктория разрубала трупы, и мальчик-разносчик, опознавший топор.

Вопросам прокурора и защитника не было конца.

Енгалычева не слышала, как эксперты читали кровожадное заключение, не видела, как некоторых дам вынесли из зала в глубоком обмороке и присяжные заседатели косились на нее, осматривая вещественные доказательства и удаляясь в совещательную комнату.

Вынесение приговора было перенесено на следующий день.

========== Глава 9 ==========

Утро 17 января началось с длинной проникновенной речи прокурора. К ее концу все смотрели на Викторию озлобленно и подарили обвинителю гром аплодисментов. Это смутило защитника. Он, пунцовея, промямлил, что претензий к обвинению не имеет, и сел. Судьба Енгалычевой была решена.

— Я не виноватая! Не виноватая! — простонала Вика.

Председательствующий напомнил о смягчающих обстоятельствах ввиду малолетства подсудимой, и заседатели вновь удалились на совещание.

Все встали. Председатель суда зачитал приговор:

«На основании вышеизложенных соображений и указанных законов и согласно 1 и 3-го пунктов 771 и 776 статей Устава уголовного судопроизводства, Самарский окружной суд по уголовному отделению, с участием сословных представителей, определяет: дворянку Санкт-Петербургской губернии Викторию Николаеву Енгалычеву, 17 лет, признать виновной в преступлении, предусмотренном 2-м пунктом 1924 статьи Уголовного уложения. На основании этого закона лишить прав состояния и подвергнуть каторге на девять лет с последствиями по 28—31 статьям Уголовного уложения.»

Горло сжал спазм. Девять лет каторги! Девять лет! За что?!

========== II часть. Глава 10 ==========

Прошло две зимы. В январе в одном из знатных домов давали бал.

Женщины легкомысленно кружились с мужчинами, старые матроны вязали чулки.

Провинциальное мещанство источало зловонный дух на приезжего «статского генерала», как шептались по углам кумушки.

Даниил Владиславович Пшежмецкий, родом из Польши, посему не утративший дворянскую гордость, смотрел на все с благородным презрением.

Петербург заинтересовался зверским убийством Румянцевых. Виновник ажиотажа в Департаменте полиции стоял рядом. Яков Платонович Штольман, чиновник особых поручений, как язвительно выражались светские львы, при всесильном князе Мещерском, сумел пробиться к самому…

Пшежмецкий получил неожиданную командировку в Самару.

Коломейцева без долгих разговоров сослали в Красноярск.

Теперь статский советник бросал на своего помощника неласковые взгляды и украдкой вздыхал, вспоминая сахарные плечики панночки Зоси, ждущей его в Крыму.

Яков Платонович галантно раскланялся с проходившими мимо дамами и резко, как чертик на пружинке, подскочил к седовласому генералу. Полицмейстер удивленно пошевелил кустистыми бровями, Даниил Владиславович встревожился. Наломает дров этот особый чиновник. Пшежмецкий торопливо, насколько позволяла подагрическая нога, подошел к генералу с извинениями. Но их не потребовалось.

Полицмейстер, разгоряченный рябиновой настойкой, приятельски хлопнул Штольмана по плечу. Пшежмецкий заметил, как Яков Платонович поспешно прячет синий листок, и недовольно пожевал губами.

Генерал махнул в сторону буфета. Подлетел развязный адъютант с орденком и с тиком в углу глаза. Губернская полиция быстро перешептывалась, адъютант косился на Штольмана, потом молодцевато козырнул и утиной походкой заковылял из зеленого балагана под названием городской бал.

Падал снег. Извозчик скорчился на козлах.

Даниил Владиславович откинул медвежью полость и сел. В желудке было нехорошо, лицо статского приняло желчное выражение.

Яков Платонович ждал. Пшежмецкий искал повод к нему придраться. Он открыл уже было рот, чтобы осыпать упреками, но вернулся адъютант с папкой под мышкой и в сопровождении городовых.

— Ваше превосходительство, его высокопревосходительство дали согласие на осмотр квартиры Румянцевых.

— Голубчик, — Даниил Владиславович сердито взглянул на помощника, — вы понимаете, что прошло три года? Что вы там можете найти?! Ваша Енгалычева давно уже где-нибудь в Твери.

Тут вмешался адъютант:

— Виктория Енгалычева арестована и сейчас находится в нашей губернской тюрьме.

— Она вернулась? Но это невозможно…

Яков Платонович коротко поклонился:

— Позвольте мне приступить к расследованию?

— Хорошо, — нехотя кивнул Пшежмецкий.

========== Глава 11 ==========

В губернской тюрьме было много крыс. Одна, самая наглая, с огрызком хвоста пыталась забраться по ножке стола, но постоянно соскальзывала.

Вика спокойно лежала на нарах, чувствуя, как одеяло шевелится под тяжестью взбирающейся на нее крысы. Енгалычева встряхнула тряпку, раздался шлепок и писк ушибленной твари.

Весной Виктория бежала с каторги. В горячечном бреду, с трясущимися руками она с товарками дошла до Байкала.

Как в кошмаре, перед ней пронеслась встреча с медведем и как озверевшая товарка накинулась на нее с ножом. Из семи беглых дошли до Байкала только четверо.

Вика просила бросить ее умирать, но подруги перевезли через Байкал на дырявом баркасе.

Каждую минуту на них мог наткнуться казачий разъезд. Но лишь большое желание жить заставляло Вику идти окольными путями; пробираясь через болота Западной Сибири, она падала ночью на гнилые, заросшие тиной гати. С отуплением смотрела, как вспыхивают на кочках голубые огоньки.

Надрывный кашель изредка раздавался над лесом, пугая птиц. Соседка по бараку умерла от воспаления легких уже рядом с Томском.

Енгалычева равнодушно смотрела на труп, пока ее не тронули за плечо и не повели дальше.

В Томске, унижаясь, просили милостыню на коленях, вывернув наизнанку бушлаты с красным тузом на спине.

Уголовники помогли с деньгами. Одетая в платье с чужого плеча, Виктория села в поезд и уехала в Самару. Она не думала, что Сомин донесет на нее в полицию. Так и произошло. И вот теперь уже третий месяц она, поседевшая, с изъязвленным лицом, сидела вместе с крысами и ждала своей участи. А участь была одна — новый срок где-нибудь на Сахалине.

========== Глава 12 ==========

Яков Платонович внимательно оглядел квартиру. За два года в ней практически ничего не изменилось. Жильцов в ней не было, они боялись въезжать в квартиру, где произошло убийство.

Штольман повернулся к городовым:

— Вы помните, как здесь все лежало?

— Так точно, ваше высокоблагородие.

— Тогда покажите, где лежал платок Енгалычевой.

Нижний чин затоптался на месте и указал на край ковра.

Яков Платонович присел на корточки и спросил:

— Трупы лежали на диване?

— Так точно.

— Следы на полу были?

Городовые замялись, а Штольман подошел к дивану. На кожаной обивке в прорехах торчали клочки рыжеватой ваты. Разрезов было особенно много на подлокотнике, обивка превратилась в лоскутки, там же намертво в вату впитались бурые пятна.

Яков Платонович раскрыл папку и подошел к окну, откуда падал свет.

«Головы были обнаружены в дымоходе».

Чиновник подошел к камину и заглянул внутрь. Он быстро провел пальцами по узкой трубе и внимательно рассмотрел налипшую на руку сажу.

На улицу вышли через черный ход, но Штольман не поинтересовался, где нашли топор, а лишь зачем-то поскреб ногтем по дверному косяку и велел подавать экипаж.

========== Глава 13 ==========

Даниил Владиславович, кутаясь в персидский халат, с недоверием слушал помощника.

— Как это так? То есть вы хотите сказать… Енгалычева не убивала?

— Посудите сами. Девушка семнадцати лет, из дворян. Она не привыкла к тяжелому труду, следовательно, силы поднять топор и хладнокровно зарубить троих сопротивляющихся людей она не могла. Доктор описал ее, как барышню истеричную, с больными легкими. Из протокола осмотра трупов видно, что Румянцеву оглушили первой, а детей добили позднее, еще живыми. Обивка дивана была иссечена топором, кровь впиталась в правый подлокотник, а это совершенно в противоположную сторону, где стояла Енгалычева.

На двери черного хода, на расстоянии примерно три аршина и тридцать вершков, несколько пятен крови. Рост высокого, физически крепкого мужчины, который мог запихнуть головы в дымоход. Я явственно разглядел отпечатки пальцев на косяке. По ним легко найти преступника.

— Голубчик, я не верю в эту чепуху, в ваши отпечатки пальцев.

— Ваше высокопревосходительство, в интересах следствия я обязан снять отпечатки пальцев со всех жителей этого дома.

Генерал вздохнул:

— И кто же будет первым мучеником?

— Енгалычева.

========== Глава 14 ==========

Вика судорожно закашлялась и прижала окровавленный платок к губам.

— Замучить меня хотите! Хотите! Не убивала я! Не верите… Я так и знала, что никто не поверит.

— Я поверю вам, Виктория Николаевна. Расскажите, как было дело.

— Вы хотите заново вывернуть мне душу? Видите… Я умираю… Я не доеду до Сахалина. Невозможно узнать правду, уже прошло много лет.

— Два года — это не такой большой срок.

— Два года? — Вика с обезумевшими глазами вцепилась в рукав Штольмана. — Это было всего лишь два года… Семь лет…

Енгалычева вытерла капельку крови с подбородка и начала тихий свой рассказ. Яков Плтонович слушал внимательно, но с каждым словом он убеждался, что несчастная невиновна.

— Вы говорите, что Сомин смутился, когда сказал против вас?

— Да. Он не мог признаться, что я была вместе с ним… Он все время лгал. Его не было дома, это может подтвердить горничная Фекла, она принесла мне еду в одиннадцать часов, а поднос я ей отдала в два часа. Сама спустилась вниз и отдала. Мне еще показалось странным, что запах тяжелый, как на бойне.

— И вы встретили Сомина?

— Нет. Он появился только к трем часам, сквозь дрему я видела, как он с ожесточением снимал одежду. На рукаве было пятно крови. Я спросила, что это. Он озлился и сказал, что это не мое дело.

— Почему вы этого не сказали на следствии?

Енгалычева встала и, пошатываясь, подошла к зарешеченному окну. Ее глаза слезились от света.

— Я не могла. Следствия не было.

— Как не было?!

— Не было. Я узнала только в зале суда, что меня обвиняют в убийстве Ольги Алексеевны. А после ничего не могла сказать — быстро сослали в Сибирь.

Штольман нахмурился и встал:

— Мария Румянцева сообщила, что мать убивал мужчина. Я подозреваю в убийстве вашего опекуна Сомина.

— Она помешанная, господин следователь. А от помешанной толку мало. Разве на суде поверят словам душевнобольной?

— Дело в том, Виктория Николаевна, что Румянцева оправилась от болезни. Ее забрал в Петербург известный благотворитель. Мария прошла курс лечения за границей, а по приезде отправила вот это письмо.

Виктория осторожно развернула надушенную бумагу и прочитала вслух:

— Я наслышана о ваших способностях, мсье Штольман. И прошу расследовать, нет, я не так написала, я умоляю вас наказать убийцу моей матери. Я знаю его имя и сейчас, находясь в здравом уме и твердой памяти, сообщаю: это Василий Павлович Сомин.

Енгалычева истерично рассмеялась и закрыла лицо руками.

— Наконец-то, наконец -то, — непрестанно шептала она и внезапно замолчала. — Но этого недостаточно.

— Благодарю за содействие. Я сумею доказать его вину. Дайте вашу руку.

Вика сразу прижала пальцы к груди:

— Зачем?

— Снять отпечатки пальцев.

— А как это поможет уличит Василия? — она с недоверием.

— Узор на пальцах у каждого абсолютно разный. Ни у кого нет одинаковых отпечатков пальцев. Я просто равню их с отпечатками и вычислю преступника.

Женщина немного помедлила, но руку все-таки протянула…

Виктория вытирала пальцы от чернил, когда лязгнул замок, и снова тюрьма погрузилась в невыносимую тишину.

========== Глава 15 ==========

Жильцы сидели в большой старинной кухне и злобно перешептывались. Их подняли на ноги и выудили из темных квартир, чтобы посидеть в душной кухне и послушать самонадеянного следователя. Городовой выровнял стопку бумаги и сверился со списком.

Жильцы шептались. Сомин спокойно смотрел на всех, не понимая необходимость в этой процедуре.

Городовой стал вызывать их по списку. Яков Платонович поманил пальцем рыжую горничную Феклу. Она вздернула конопатый нос и, прижимая к себе серую кошку, вышла в коридор.

— Фекла Арпухина, пятнадцати лет? — спросил Штольман.

— Да, барин. А по какой надобности?

— Ты приносила Енгалычевой ужин в тот день?

— Ну да, я. А что?

— Она была одна?

— Ага. Василия Павловича, греховодника окаянного, не было и пропади он к черту.

— Приставал?

— Не то слово. Шагу ступить не давал, все тискал.

Штольман промолчал, затем добавил:

— К трем часам будь в управлении.

Фекла кивнула:

— Хорошо, барин. Давно на него надо управу найти, замучил совсем.

К Якову Платоновичу подбежал городовой:

—Вашвысокобродь, бумага от прокурора пришла. Отпечатки у Сомина сняли.

На черной лестнице было темно.

— Дайте бумагу. И возьмите фонарь.

Желтый кружок выхватил бурые пятна. Яков Платонович вытащил лупу и приложил лист бумаги. Пару минут он напряженно всматривался, пока не заболели глаза. Сомнений быть не могло. Следователь повернулся к городовому:

— Давайте сюда фонарь. Помогите Ермейчику с листами разобраться. Тополев пусть понятых возьмет и отряд для обыска. Исполняй.

========== Глава 16. Эпилог ==========

Сомин молчал. Перед его глазами на стуле лежали порыжевший от крови сюртук и рубашка, найденные в сундуке.

— Ну я, я был в квартире, —раздраженно ответил старик. — Но только пользы-то от это вы не получите. Орденок решили получить? Не выйдет. Пять часов у вас уже сижу. Зачем девок-то приволокли? Одна дура, вторая — каторжница.

— А третья сумасшедшая, — раздался над его ухом звонкий девичий голос. Василий Павлович вздрогнул. Мария Румянцева в нарядной накидке опиралась на руку чиновника с прокурорским взглядом.

— Я видела вас в день убийства. Вы с улыбкой убивали мою сестру. Вы убийца.

Нервы Сомина не выдержали. Он вскочио на ноги, но в его плечи вцепились полицейские.

— Я убил. Убил в припадке безумия. Я давно выбрал Леночку. Она была красивее сестры. Я затолкал ее га лестницу черного хода. Девочка сопротивлялась. Мне это нравилось. Люблю строптивых. Но на шум неожиданно пришла мать. Она ударила меня. Я рассвирепел, схватил лежавший топор. Что было потом, я не помню. Когда опомнился, захотелось уйти. Ушел к себе.

Мария стояла бледная, но в обморок падать не спешила.

— Утром мы с Викой проснулись от крика. Я понял, что тела обнаружены, и заторопился в гимназию. Но по дороге забыл тетради и опять вернулся к себе. Виктории не было дома. Она сбежала. Это привело меня в ярость. И я решил отомстить, свалив всю вину на нее. Спрятал столовое серебро и решил пойти в полицию. Дальше вам известно. В суде было проще простого подтвердить отсутствие Вики. Я был уверен после вынесения приговора, что меня никогда не будут считать убийцей.

Яков Платонович усмехнулся:

— Самонадеянность часто оборачивается провалом. Конвой, в камеру его!

Эпилог.

На следующий день Штольман, как только вошел в кабинет, сказал дежурному:

— Тополев, передайте Енгалычевой, что Сомин сознался в убийстве и она свободна.

— Ваше высокоблагородие, она того…

— Что? Говорите яснее.

— Енгалычева умерла на рассвете.

Сомин был осужден на пожизненную каторгу, сослан на Сахалин и там был убит людоедом.

Мария Румянцева вышла замуж за прокурора и уехала с мужем на Дальний Восток. В годы русско-японской войны их следы затерялись. Говорили, что видели вдову среди сестер милосердия, покидавших оставленный Врангелем Крым.