Грезы (СИ) [Shpora] (fb2) читать онлайн

========== Пролог. Колыбельная ==========

Драко любил вечерние прогулки вокруг пруда в парке. Близость к природе стала неожиданно приятным дополнением к уединенности его новой квартирки. «Странный выбор жилья для аристократа, пусть и опального», — кривились обломки старого порядка, до сих пор кичившиеся своей родословной. Но Драко было плевать на мнение людей, благоразумно обеспечивших себе непричастность к событиям в Малфой-мэноре. Что действительно не давало ему покоя, так это чувство беспомощности, которое смутным эхом разносилось по комнатам родного дома. Сохраняющий снаружи былой блеск и величие, рожденный из надежд и стремлений многих поколений, мэнор был осквернен. Более не уютное родовое гнездо, а вместилище жутких воспоминаний и несбывшихся ожиданий, наполненный исключительными магическими чудесами и великими произведениями искусства, теперь его удел — одиноко пустовать и покрываться пылью забвения.

Покинув мэнор, Драко с облегчением нашел убаюкивающую предсказуемость в квартирке на окраине города, на границе с парком. Природа позволяла сохранять душевное равновесие. Здесь никто не нарушал его покой и уединение, здесь можно было забыть о сложностях на работе и в жизни, перестать доказывать всему миру свое право на существование. Под тихий шорох гравия мечущиеся в его голове мысли затихали, запах зелени и воды понижал градус эмоций, а желтый свет фонарей дарил уют. Альтернативные варианты поддержания баланса нравились Драко гораздо меньше — он либо терял остатки гордости и начинал ходить к психотерапевту, либо становился алкоголиком, регулярно заливающим бесцельность существования с друзьями, такими же отверженными, как и он.

Вечерняя прогулка в городском парке, старом и запущенном настолько, что это был почти лес, стала его ритуалом. Он приходил сюда сразу после захода солнца, чтобы застать переход вечерних сумерек в ночь. Темнота ласково опускалась на него мягким одеялом, согревая освещенными окнами далеких многоэтажек. Желтые фонари вдоль парковых дорожек приглашали в уединенное путешествие под аккомпанемент сверчков и успокаивающего шепота ветра. В эти моменты было легко ощутить себя единственным человеком в целом мире — не существовало долга, привязанностей, беспощадного порядка вещей. Шагая по гостеприимной дорожке, Драко в один вечер воображал себя исследователем первозданного леса, в другой — его всесильным повелителем. Он представлял себя суровым волком, что выслеживал в загадочных дебрях быстрого зайца, и честным тружеником муравьем, что с единомышленниками строит лучший мир вопреки суровым обстоятельствам.

Но бывали дни, когда полет его фантазии нарушали бесцеремонным вторжением. Иногда это был пожилой волшебник, степенно гуляющий с бульдогом. Драко недоумевал, как можно по собственной воле завести такую мерзкую собаку — косолапую, вечно слюнявую и с несуразной приплюснутой мордой. Собственно, с этого размышления и началась игра «Кто этот дед?», суть которой была в разгадывании истории жизни незнакомца. Сноб-интеллектуал, распугавщий всех знакомых высокомерной тирадой “Только недалекое ничтожество может не замечать благородной стати этой исконно английской породы собак”? Или же несчастный, покинутый родными глава семейства “Только собака никогда не предаст”? А может застенчивый, жаждущий любви неудачник “Моя единственная обязательно узнает мою чуткую натуру в этом милом песике”? Драко больше нравилась версия с ожидающей дома милой старушкой. Однако цинизм нашептывал, что бабуля, существуй она на самом деле, хоть раз выбралась бы на прогулку с нежно любимым супругом.

В другие дни это была бегунья. Слава Мерлину, что они не пересекались — она облюбовала противоположный берег пруда. Однако ритмичный хруст гравия настолько не соответствовал естественному хаосу лесных звуков, что мгновенно уничтожал окружавшую Драко идиллию. Поначалу это бесило. Но со временем Драко начал воспринимать ее как диковинную птицу, за стремительным полетом которой ему посчастливилось понаблюдать украдкой. Ее яркие кроссовки напоминали пару снитчей — то ли танцующих, то ли заигрывающих друг с другом. Надо признать, бегала она красиво, а главное — целеустремленно. Порой Драко задавался вопросом — она бежала от демонов прошлого или навстречу прекрасному светлому будущему? И почему ее бег никак не ассоциировался с настоящим, с сиюминутным моментом, где она была молода и успешна? Временами Драко ловил себя на мысли, что хотел бы бежать вместе с ней, но быстро заключал, что восхищаться со стороны ему нравится больше.

Сегодня он был совершенно, идеально одинок в своей прогулке. Его губы медленно растягивались в умиротворенной улыбке. Его внимание рассеялось, он чувствовал единение с окружающим миром, поэтому не сразу обратил внимание на изящный силуэт, показавшийся далеко впереди. На огромном валуне, что лежал в пруду вблизи берега, глядя на луну, сидела девушка. Обнаженная спина, хрупкие плечи. И волосы — длинные, густые, зеленоватые. Наверно, в воде их можно было спутать с гибкими коварными водорослями, что обвивают ноги и тащат беспечных на дно. Она неторопливо расчесывала их и заплетала в косы, не забывая украшать цветами, что были разбросаны вокруг. Незнакомка нежно улыбалась луне и пела на древнем языке. Драко не понимал ни слова, но в хрустальном голосе слышались обещание и зов. Хотелось вечно слушать эту чарующую песнь, раствориться в ней и воспарить к звездам, забыв об всем на свете. Драко завороженно подходил все ближе и ближе, следуя за натянутой призрачной нитью голоса. Вот он уже мог разглядеть ее милое личико и пухлые губы, с которых срывались древние слова. Его охватило понятное любому мужчине предвкушение. Хотелось броситься к этой нагой нимфе и осыпать ее тело иступленными поцелуями.

Луна окрасилась кровавым светом затмения. Красавица ни на мгновенье не прекращала петь, и все же ветер донес ласковый шепот «Поцелуй меня». Она взглянула на него своими огромными глазами. Казалось, этот взгляд проник в самые темные закоулки его души, осветив их болотными огнями. Она рыскала в разуме Драко, как будто что-то искала. Его мир сузился до замысловатой вязи песни и глаз, что затягивали его как темный омут, и Драко не был уверен, кого же он встретит на глубине — прекраснейшую из женщин или сказочного монстра. Там мелькали бесформенные тени эмоций незнакомки, которые он не мог ухватить и понять. Пока не разглядел главное чудовище этих вод — безобразного огромного сома, имя которому Голод.

Чувство опасности мгновенно развеяло наваждение. Песнь разлетелась хрустальными осколками разочарованного стона. Драко понял, что стоит по пояс в воде, а незнакомка протягивает ему руки, обещая ядовитый поцелуй. Как только чары спали, она с достоинством поднялась на ноги и, не сводя с него взгляда, сладко потянулась, давая рассмотреть свое гибкое тело, что купалось в кровавом мареве затмения. «Еще увидимся», — прошептал ветер, и чертовка нырнула в озеро.

Драко начал выбираться из воды, радуясь, что обошлось без свидетелей его сексуального умопомрачения. Вот же черт, что это за тварь? Его истязаемому воздержанием организму было все равно, он требовал разрядки. Драко был уверен, что отсутствие личной жизни аукнется ему сегодня ночью эротическими снами.

Комментарий к Пролог. Колыбельная

С дебютом меня! Немного не успела к Хеллоуину, но надеюсь, эта работа продлит послевкусие праздника.

Пожалуйста, пишите комментарии, мне очень важно знать ваше мнение!

========== 1. Летаргия ==========

Он только что победил грозное чудовище, что охраняло замок. Они сражались до самой ночи. Сейчас он шел через пустые залы, в которых цвело запустение и колючие кусты невинно-белых роз. Причудливые тени сопровождали его в неверном свете люмоса. Он устало брел по замку с твердым намерением овладеть своим трофеем.

Он знал, что его ждали, молились о его пришествии, а потому без колебаний вторгся в девичью спальню. На полках, столах и полу горело множество оплавленных свечей, заливая комнату подводно-голубым сиянием. Возле стрельчатого окна с причудливой решеткой сидела дева, безмолвно глядящая на лиловый туман, что поглощал изможденную пустошь. Ее лицо покрывала паутина вуали, тонкой настолько, что не скрывала мутной печали сапфировых глаз. Она была неподвижна, словно беспечная бабочка, навечно застывшая в вязкой магии замка. После пролитой крови и грязи битвы ее красота особенно ярко ослепляла его. Он бережно провел огрубевшим пальцем по мраморной щеке. Тепло мужской руки вывело ее из спячки — губы разомкнулись и глубокий вздох ознаменовал победу над оцепенением.

И вот она уже ведет его сквозь мрачные коридоры и залы, демонстрируя свое грандиозное приданное. Он следовал за ней, не задавая вопросов, просто зная, что необходимо как можно скорее скрепить их блестящий союз. Сколь же великолепен был этот замок в эпоху своего расцвета. Следы былого величия угадывались в истлевших гобеленах и покрытом сетью морщин мраморе. Когда-то множество людей наполняли эти холодные стены радостью и жизнью. Теперь здесь была жизнь иного рода — розовый плющ и пурпурный виноград вгрызались в вековой камень. Пол устилала палая листва — все еще яркая, но уже необратимо опаленная увяданием. Диковинные хрустальные цветы тихо шептались, наполняя сырой воздух зябким перезвоном. В неверном голубом свете неожиданно вспыхнул острый блеск металла — отточенным движением невинная дева отсекла соцветие от сильного стебля, который теперь истекал пурпурным соком. Из срезанных цветов его нареченная ловко сплела пышный венец невесты и попросила своего принца возложить на ее чело.

Они продолжили свой путь сквозь разрушенные коридоры, мимо лестниц, ведущих на вершину пустоты. Череда портретов, что должна была радостно напутствовать жениха и невесту, теперь хранила не мудрость веков, а безмолвие — вершители истории проиграли схватку с плесенью и бурным потоком человеческой памяти, обратившись в дряхлые огрызки сознания, и это не вызывало в нем сожалений. Лишь небольшой портрет в скромной раме казался невосполнимой потерей. Сырость сожрала самое важное — лицо женщины было утрачено навсегда. И все же эти буйные каштановые волосы смущали разум тенью узнавания. Однако он пришел сюда ради легендарной красавицы, а не безымянной дочери забытой эпохи, а потому поспешил за своей суженной, что уже ушла далеко вперед.

Он настиг ее возле огромной купели, мерцающей голубоватым сиянием. Его невеста, не замечая безмолвного приближения, обращалась к кому-то в глубине сияющих вод.

— Здравствуй, сестра. Как давно мы не виделись. Скучала ли ты по мне? — старые двери сварливо проскрипели в ответ. — Я пришла поделиться радостью. На сей раз сомнений быть не может, он — тот самый, — раскат грома надменным «и этот тоже?» прокатился по пыльным залам. — Меня оскорбляют твои нескончаемые насмешки! Ты совсем как наши родители, что всегда разочарованно сетовали о моей наивности. Почему, даже спустя столько лет, ты не хочешь признать мою правоту? Почему ты так настойчиво отвергаешь силу красоты и юности? Почему насмехаешься над неоспоримой истиной — любовь найдет тебя и спасет от всех горестей и невзгод? Любовь прекрасна, чиста, непорочна, и она стоит даже целой жизни в ожидании! — Ветер в дымоходе злобно провыл «Глупышка!». — Замолчи! Я была права — любовь всегда побеждает, нужно только верить. Мой нареченный заберет меня в свой дом, назовет своей женой и будет любить вечно. А ты так и останешься здесь, печальный памятник бездушной мысли. О, сестра, все было бы иначе, не перечь ты мне. Но ты так полагалась на голос разума — и посмотри, чем ты стала! — более не печальная красавица погрузила руку в воду купели, чтобы наконец явить миру свою собеседницу. В ястребиной хватке фарфоровых пальцев пульсировал синими венами беззащитный мозг. — Холодный расчет обратил тебя в мерзкую, склизкую дрянь. И ты останешься такой на целую невыносимую вечность, пока я буду прелестной и любящей женой. Ну же, сестра, возрадуйся моему счастью! Быть может это утешит тебя в твоем бесконечном растворении, — и красивейшая из женщин брезгливо отбросила свою плоть и кровь обратно в купель. Влага все еще мерцала на ее руке, и он уловил забавную игру света — кожа покрывалась россыпью темных пятнышек и сетью морщинок. Не медля более ни мгновения, она указала ему путь к месту их обручения, а затем поспешно скрылась в сияющем лиловом тумане.

Он пробирался сквозь слепящую неизвестность, торопясь навстречу процветанию и благополучию. То тут, то там его путь преграждали могучие скрюченные деревья. Их узловатые ветви черными когтями рассекали искрящееся марево. Мутные зеркала, что крепились к стволам, искривляли и без того неверное пространство. Он с беспечной усмешкой отметил, как похож этот странный лес на обороняющихся воинов, что укрываются щитами. Слабое эхо металось меж стволами, превращая постукивание ветвей в робкое предостережение и отчаянную мольбу.

Полянки бирюзовой лаванды и лазоревых анютиных глазок, напротив, указывали ему верный путь сладким шепотом «иди ко мне… ты мой… люби только меня… прочь от других…». Повинуясь этому зову, он вскоре разглядел неземное, бестелесное создание в белом одеянии и прозрачнейшем хрустальном венце. Блеск тумана извращал подвенечный наряд: изысканное кружево мнилось рыбьими хребтами, а жемчуг перекатывался со звуком стучащих зубов. Даже шелк ее волос казалось тусклым и покрытым серебристым инеем. Она приветственно тянула к нему руки, призывая спешить к алтарному камню.

— Любовь моя, наконец ты со мной. Я так долго ждала тебя, хранила себя для тебя. Ты — моя жизнь, без тебя меня нет. Я сделаю, что захочешь и как захочешь. Я буду славить твою смелость и доблесть. Закрою тебя от стрелы и меча. Изведу всех, кто будет тебе докучать. Прокляну твоих врагов. Я стану, какой захочешь, скажу, что пожелаешь, буду покорной и кроткой. Только люби меня, слышишь? Люби меня вечно, мой принц. Люби меня — и я вся твоя, без остатка.

Лихорадочный румянец распустился на ее щеках, а горящий взор молил об ответе. Какой неравноценный обмен и насколько очевидный выбор: по-собачьи преданная красавица-жена за одно короткое «люблю тебя». Он скрепил лживую клятву поцелуем. Ее пальцы судорожно вцепились в его плечи, не позволяя сбежать от женщины, что готова так слепо верить в его пустые слова. Огонь ее безумия перекинулся на него, распаляя первобытный голод. И вот он уже готов взять свое по праву.

— Люби меня, — сбивчиво шепчет юная дева, осыпая его лицо поцелуями.

За стенами замка разыгралась буря, так похожая на шквал чувств в его душе — неудержимая, яростная, сносящая все преграды. Резкий порыв ветра, что проник неизвестно откуда, в мгновенье ока разогнал искрящийся туман. Теперь сплетение их тел освещали только всполохи молний, а раскаты грома соперничали в громкости с биением их сердец. Когда от цели его отделяли несколько толчков и пара стонов, очередная вспышка молнии исказила реальность, и он увидел под собой безобразную старуху, что бесстыже извивалась на каменном алтаре. Он отпрянул от неожиданности и омерзения, но тут же в темноте его позвал юный голос:

— Любимый, вернись ко мне! — и нежные руки сковали его в змеиных объятьях. Он с опаской провел по ее лицу, волосам и груди и лишь после этого убедил себя, что глаза его обманули.

Уже в следующий миг он был в седле и гордо вез свою добычу домой, позволяя окружающим любоваться ею и завидовать ему. Он предвкушал похотливые взгляды соседей-правителей и блага, что он выменяет на прелесть своей покорной жены. Он строил планы, как дуэли за честь супруги помогут благопристойно устранить самых яростных из его политических соперников. Приветливая улыбка и нежный голос покоряли встречающуюся им чернь, что так и льнула к этому неземному созданию. На очередном постоялом дворе к ним подошла старушка и угостила прелестницу яблоком. Как только Красавица откусила кусочек, ее глаза в ужасе расширились, и она начала медленно оседать на землю.

— Помоги мне, Драко! — умоляюще прошептала она, прежде чем ее глаза закрылись.

Вот же черт, откуда ему знать, как спасать от отравленных яблок? Даже друзьям не успел похвастаться…

***

Пробуждение было мерзким — зябко, сыро, неудобно. Как будто он спал на камнях. Драко с удивлением обнаружил, что проснулся как раз-таки на них — гравий врезался в щеку острыми краями. Кто-нибудь объяснит, какого черта он делает в парке на берегу пруда, возле самой кромки воды?

Комментарий к 1. Летаргия

Пожалуйста, пишите комментарии, мне очень важно знать ваше мнение! И буду благодарна, если поможете подобрать метки.

========== 2. Ночной ужас ==========

Комментарий к 2. Ночной ужас

«Ночной ужас» — один из видов расстройства сна, характеризующееся ночными приступами крайнего ужаса, страха или паники, с последующим криком или вскакиванием с постели.

Он тихо крался на звук чистых женских голосов, поющих в ночи о радости и веселье. Вскоре он подошёл к опушке леса и притаился за поваленным деревом. На зелёной поляне были сложены костры, через которые прыгали женщины в простых белых рубахах, восхваляя жизнь и свободу. Он точно знал, что эта вакханалия опасна, особенно для мужчин. И все же так хотел стать частью этого буйства, купаться в безумии и смехе.

Большой костер с громким треском выбросил столп ярких искр высоко вверх. Прямо над ним на метле парила обнаженная ведьма. Ветер ласково трепал ее волосы цвета огня, отчего она сама казалась искрой костра. Запрокинув голову, чародейка так жадно пила из кубка, что брага текла по подбородку и проливалась на грудь. Гибкий прогиб ее спины позволял любоваться острыми сосками и крепкими ягодицами, что напрашивались на звонкий шлепок. Бросив пустой кубок товаркам, она с адским смехом начала свой стремительный полет над кострами. Она была подобна стихии и древней богине — яростная, ликующая, приносящая молнии и страх. И желание — желание пасть ниц, служить ей и обладать ею. Ее полет завораживал, заставлял забыть, кто ты, оставляя лишь беспощадную бурю страстей. Он не уловил, в какой момент она стала изгибаться как кошка, а смех сменился влажными стонами. Воспаленное воображение нарисовало яркую картину, как весь полет ее нижние губы сливаются в безостановочном поцелуе с гладким древком метлы. О, он бы сейчас без раздумий заменил дьявольский агрегат меж ее соблазнительных бедер своим ртом.

От похотливых мыслей его отвлек странный для этого места аромат. Этот запах был таким знакомым и таким важным. А еще — сокровенным. Свежескошенная трава, бодрящая мята и пергамент. Он похоронил это знание глубоко в душе, вместе со своей надеждой на светлое будущее. Он принял решение очень давно, и не собирался его менять. Но сейчас… Это было почти подло — напоминать ему сейчас, как же невероятно хорош этот аромат, что несет одновременно волнение и покой. Он начал лихорадочно осматривать толпу веселящихся чародеек в поисках источника такого влекущего запаха, и не находил. Как же так? Почему? Ему это так нужно…

Пронзительный вскрик «Мужчина!» привел его в чувство. Вся поляна замерла и безмолвно обернулась в его сторону, даже пламя костра возмущенно застыло. Кровь застучала в висках, и в звенящей тишине весь шабаш слышал, как его сердце начало ускорять свой ритм. Тук. И вот уже одна из чародеек хищно раздувает ноздри, шумно втягивая его запах — тук-тук — а другая плотоядно облизывают алые губы. Тук-тук, тук-тук. Тягучие, липкие от пота и страха мгновения всеобщего бездействия. Тук-тук-тук-тук.

И он бросился наутёк.

Быстрее, быстрее! Перескочи через куст. Пригнись. Не останавливайся! Волчий вой совсем рядом. Петляй, сбей со следа. Не дай себя поймать! Легкие жжет каленым железом. Свет факела! Замри! Пережди за деревом. Дыши тише. Еще тише. Ушли. Пора, двигайся.

Наконец он оторвался от погони и с облегчением повалился наземь, переводя дыхание. Холодный воздух драл глотку, мучительно хотелось пить. Но напряженные мышцы расслаблялись, грудь взымалась все медленнее и ровнее, а стелящийся туман остужал разгоряченное тело. Теперь он слушал тихие шорохи ночного леса и видел, как ветер нежно качает верхушки желтых елей. Как же здесь спокойно…

И в этот момент на него с диким хохотом напрыгнула огненная ведьма. От неожиданности он начал перекатываться по земле, пытаясь ее сбросить, но чародейка вцепилась в него как смерть. Она прижала его руки к земле и коренья деревьев тотчас обвили его запястья. Сердце бешено колотилось, глаза расширились в ужасе. Сидевшая на нем ведьма оценивающе склонила голову набок и провела пальцем по его щеке:

— Какой красивый! И какой непослушный. Разве мамочка не говорила тебе остерегаться лесных ведьм? О, по глазам вижу, что говорила. Но зачем слушать женщину, ты же такой большой и сильный, — злобно оскалилась она. — Нужно тебя проучить, проказник. Что же с тобой делать? Из тебя вряд ли получится вкусный супчик — твое мясо уже не такое сочное, как у детей. О, можно разобрать тебя на зелья — зубик, глазик или ноготок. А из твоих серебряных волос получится сильный амулет. Но что же делать со всем остальным? — она в задумчивости провела своей рукой по его груди, животу, а затем, приподнявшись, ещё ниже.

— О! — она восторженно округлила глаза. — А таким грех не воспользоваться по назначению. Скажи-ка мне, ты уже знаешь, как им пользоваться, чтобы осчастливить девицу? — хитро прищурилась она.

— Развяжи меня и узнаешь — дерзко ухмыльнулся он, отгоняя страх.

— Ну, что же ты! — слегка разочарованно протянула он. — Лесную ведьму решил перехитрить? Дрянной мальчишка! — и неожиданно она впилась в его рот животным поцелуем. Он удивлённо охнул, а через мгновенье мучительно застонал прямо в ее рот, наполненный острыми клыками. Она разорвала поцелуй, довольно посмеиваясь, и начала вылизывать его окровавленный рот. — Какой ты сладенький! Ты же будешь послушным мальчиком? Или тебе нравятся мои поцелуи? Ну же, кивни, не бойся! Какой умница, — удовлетворенно похлопав его по щеке, бестия выпрямилась.

Он с ужасом рассматривал хищный рот и молочно-белую шею, по которой зловеще ползли алые дорожки его крови. На ее теле начали проступать сияющие письмена, украшая порочную наготу, а в хитрых глазах заплясали искры похоти и жажды.

— Ну же, разве я не красивая? — зашептала она, начав скользить бедрами по его паху, как морская волна. — Разве ты не хочешь, чтобы я обхватила твоего дружка рукой и ласково сжимала, пока он наливается кровью? Я буду целовать тебя — нежно, осторожно. Льнуть к твоей груди. Обнимать, обжигая свои жаром. А потом я начну наглаживать его, вверх — вниз, вверх — вниз, и снова, и снова, пока твое дыхание не собьется, и ты от бессилия не начнешь закусывать свои чудесные губы. Тогда я слегка ускорюсь, чтобы всполохи наслаждения заставили тебя выгибаться и постанывать. И в этот момент, когда твои глаза будут закрыты от удовольствия, а тело напряжено от предвкушения, ты почувствуешь влажную, горячую, узкую тесноту. Она будет так завлекать тебя, что ты захочешь оказаться в ней полностью, без остатка. Ты забудешь обо всем и станешь стремится лишь туда, где глубже, уже, теснее. И в момент, когда ты наконец-то достигнешь своей цели, тебя переполнит наслаждение и собственное семя.

Она бесстыже застонала от собственных слов, запрокинув голову с блаженно закрытыми глазами, ни на мгновенье не прекращая тереться о грубую ткань его брюк. Он видел влажный блеск меж ее бедер, но это свидетельство ее страсти не радовало. Он чувствовал лишь липкий порабощающий страх. Своими ястребиными когтями чародейка нетерпеливо разодрала его рубаху, оставляя болезненные глубокие царапины на его груди и животе. Она жадно припала к кровавым дорожкам и повела по ним неестественно длинным языком к его ключице и шее, оставляя на теле влажный след. Добравшись до уха, она чувствительно прихватила мочку губами, а затем властно прошептала:

— Люби меня!

Он тут же почувствовал, как кровь прилила в низ живота, и уже через несколько мгновений его тело было готово ублажать ведьмину похоть. Она нетерпеливо насадилась на него с протяжным стоном, и пелена животного желания накрыла с головой. Ему казалось, что он в горячечном бреду, кошмарном и волшебном одновременно. Бестия скакала на нем, как на необъезженном жеребце. Ее совершенные груди подпрыгивали при каждом толчке, и у него сводило скулы от желания сжать их, припасть своими израненными губами к соскам и прикусить их. Рассудок покидал его с каждым ее влажным толчком, он как зверь начал чувствовать запах ее разгоряченной плоти и влажного лона, такой прекрасный, такой первобытный. Рык вырывался из его глотки. Когда в нем не осталось ничего, кроме звериного желания обладать ею, когда он слился с окружающим его лесом, в тот же самый миг его руки освободились от одной только мысли. Он резко притянул ее к себе, сжав в стальном объятии, и начал яростно вколачиваться в ее податливое тело, видя над собой лишь медные нити ее волос и блеск луны. Она сбивчиво стонала, уткнувшись в его шею, не успевая переводить дыхание. Чужое горячее дыхание на тонкой коже, так близко к беззащитной сонной артерии, заставляло кровь кипеть от опасности и наслаждения. Как она и обещала, он безумно стремился глубже, и когда достиг своей цели, его закрытые глаза увидели яркие звезды, что распускаются пышными цветами наивысшего экстаза.

Он смог открыть глаза, лишь когда его дыхание выровнялось. Чародейка стояла в стороне, потягиваясь как довольная кошка. Он хотел было подняться и подойти к ней, но она пригвоздила его к месту взглядом. Он тут же почувствовал свою истерзанную плоть — искусанные губы, расцарапанную грудь — страх снова начал обвивать его липкими щупальцами.

— Не смей больше подходить к кострам, иначе тебе несдобровать. Смотри! — она указала куда-то за его плечо. Он обернулся и увидел цветущий папоротник.

— Спасибо — поблагодарил он пустоту, ведь чародейка уже исчезла.

Он перепрятал клад, оплаченный его кровью и гордостью. Нужно тратить его с осторожностью, чтобы никто не заподозрил, чей это дар. Он добрался до своей деревни лишь на следующий день, после захода солнца. И с удивлением вновь увидел костры. Вот только их сложили не лесные ведьмы, а инквизиция.

Ликующая толпа с улюлюканьем подбрасывала дрова, чтобы пламя веселее пожирало женщин, так похожих на их собственных жен и дочерей. Омерзительная вонь паленой плоти и наполненный болью вой разносились по деревне под пьяный хрюкающий смех селян.

На одном из костров стояла чародейка с волосами цвета огня.

— Помоги мне, Драко! — закричала она, с мольбой глядя на него.

Вся площадь замерла и безмолвно обернулась в его сторону, даже церковный колокол поперхнулся своим звоном. Он судорожно вздохнул, и свежие шрамы заныли. Нет, он не должен подходить к кострам, иначе ему несдобровать. Но было уже поздно — с диким воплем «Ведьмин любовник!» человеческое стадо вспыхнуло праведным гневом. «Зажарим его во славу света!», — скандировали они, хватаясь за факелы и вилы, чтобы спустя мгновение хлынуть в его сторону лавиной — плотной, яростной, беспощадной. От топота их тяжелых сапог вибрировала земля, они неотвратимо приближались, они затопчут его, с хрутом перемалывая его кости в острые осколки; от них не спрятаться, не убежать, не…

***

… спастись!

Драко с отчаянным криком подорвался с кровати.

А нет, не с кровати — он сидел в водах пруда. Что ж, не придется никуда ходить, чтобы умыться и прогнать отголоски кошмара. Два пугающих сна за одну неделю — давненько с ним такого не было. Он даже почти забыл, как это выматывает. Надо поразмыслить, что спровоцировало обострение.

И причем здесь пруд.

Комментарий к 2. Ночной ужас

Спасибо трем (или все-таки двум?) прекрасным читателям, поставившим лайк и подписавшимся на работу. Мысль, что я пишу своего рода эксклюзив, подбодрила и позабавила меня 😁😁

Как думаете, пора добавить метку “Рейтинг за секс”, или это все еще намеки на него? 😏

========== 3. Сонный паралич ==========

Комментарий к 3. Сонный паралич

«Сонный паралич» — состояние паралича мышц, возникающее во время пробуждения или засыпания. Человек находится в сознании, но не способен пошевелиться и заговорить; ощущает чужое присутствие в комнате; чувствует, как что-то давит на грудь; переживает сильный испуг.

— Моя жизнь так скучна… — печально вздыхала она, изображая жеманную куколку.

— Так же, как и твой наряд? — усмехнулся он, принимая чашку горячего чая.

— Фи, какой ты грубиян, — она шутливо поморщила носик, удобнее располагаясь на стуле, обитым темным шелком. — Попомни мои слова — суровость викторианской морали будет повергать в ужас будущие поколения.

— А ее двуличность — вызывать приступы смеха. Хотя, должен отметить, что положение женщин в обществе стремительно улучшается. Думаю, в скором времени ты даже сможешь порадовать окружающих умеренным декольте.

— И я о том же. Я бы с радостью облачилась в мой любимый ярко-зеленый прямо сейчас, но пока что обязана соответствовать образу благовоспитанной девицы, а потому — не могу позволить ни единого намека на легкомысленность.

Весь ее вид кричал о приличиях и серьезности — каждый дюйм тела ниже подбородка был покрыт тканью. Длинная юбка с турнюром была чернее ночи, белая сорочка наглухо застегнута на все пуговицы, а маленькая шляпка и аккуратный низкий пучок завершали образ чопорной леди. Ее наряд прекрасно соответствовал сдержанному интерьеру популярной чайной, которую облюбовали седовласые снобы и их благочестивые матроны. Казалось, моду теперь определял сам город — сумрачный, парадно черно-белый, но чаще — грязно-серый, с редкими каплями цвета. Его собеседница безошибочно воспроизвела эту палитру в своем наряде, элегантно расставив акценты. И если бордовая помада была очевидным выбором, то небольшая брошь, дополняющая высокий воротник, удивила его.

— Ты променяла фамильные изумруды на рубины?

— Это карбункул. Мой суровый великан испытывает нежную страсть ко всему кроваво-красному, радую его, чем могу.

Ее последняя забава — бородатый мужлан с огромными ручищами, который уместнее смотрелся бы на лесоповале, а не в великосветском родовом имении.

— Почему ты вообще с ним связалась?

— Он отличная партия — богат, молод, знатен.

— Недалек умом…

— О, поверь, ты не прав, — ответила она с неожиданно нежной улыбкой.

— Как скажешь. Итак, чем мы сегодня займемся?

Они были знакомы невероятно давно — еще со школы — в самом близком смысле. Шли годы, но временами они устраивали «вечера ностальгии» — эстетично, распущено, без правил и запретов. Удобно иметь партнера по любовным игрищам, который знает и разделяет твои низменные желания. Тайным сигналом служило приглашение в респектабельную чайную — они ведь старые друзья, которые так давно не виделись!

— Хочу поиграть. В слежку. Или в охоту. Очень хочется быть пойманной, — бросила она кокетливый взгляд из-под невинно опущенных ресниц.

— Лорд-лесоруб не удовлетворяет твои аппетиты?

— Обычно — более чем. Но мой верный рыцарь довольно закостенел в своих предпочтениях, — уклончиво ответила она, делая глоток из изысканной чашки.

— Так и скажи — у него нет фантазии.

— Скорее, у него особое представление о порочных развлечениях. Признаться, мне они тоже пришлись по вкусу, и я с радостью к ним присоединилась. Однако, мой неистовый жеребец не разделяет мою тягу к разнообразию и экспериментам, потому каждый раз мы следуем определенному сценарию, и это навевает тоску.

— И вот ты уже вспомнила обо мне.

— Именно. Ты просто идеальный вариант — свеж, бодр, без ревнивой жены, набожной матери и приятелей, что задают неуместные вопросы. Никто не заметит, если ты исчезнешь на пару дней.

— Да хоть на неделю, — неожиданно кисло пробормотал он. В этот момент интерьер чайной показался ему особенно мрачным. — Боюсь, мое вмешательство разрушит вашу идиллию.

— Ну пожалуйста, ты же истинный джентльмен и не бросишь даму в беде!

— Да, ты однозначно права — как я могу пройти мимо страдающей от однообразных соитий тебя? Это просто недопустимо! — усмехнулся он. Слава Мерлину, гул в зале заглушает их откровенный разговор.

— Хватит паясничать! — обиженно потребовала она. — Ты просто не представляешь весь масштаб бедствия — вся моя жизнь состоит исключительно из серого однообразия. Даже светская жизнь — сплошное разочарование. На днях мой ласковый мишка вынудил меня посетить самый унылый прием во всем Лондоне.

— Полагаю, вечер у премьер-министра? — заинтересовано спросил он.

— Именно. Скучные мужские разговоры о политике и спорте, — расстроено выдохнула она.

— Люди не могут быть хороши во всем. Ты — отвратительная спутница жизни, а госпожа премьер-министр — бездарная светская львица. Она талантлива в ином.

— Она? — недоуменно вздернула бровь подруга. — Просвети меня, будь любезен, — навострила уши вертихвостка.

— Простолюдинка без денег и связей, создала себе репутацию и обеспечила продвижение в политике исключительно силой своего интеллекта и упорным трудом. Не спорю, как минимум одно полезное знакомство у нее в итоге оказалось, но от него не было бы толку, будь она обычной заурядностью. Это целеустремленное следование к своей цели не может не восхищать. Она — странная смесь холодного рационализатора и наивного мечтателя. А главное, я действительно верю, что она сможет найти верный путь для всего магического сообщества в наше непростое время. Быть может тогда развеется угольный смог, закончится нескончаемый дождь, грязь станет дорогами, а мы наконец увидим солнце.

— Ты так увлеченно о ней говоришь, — тягуче заметила подруга. Казалось, даже тембр ее голоса изменился.

— Не преувеличивай. Мне нравится ее политическая программа. Она не просто постулирует идею всеобщего благосостояния, а четко описывает необходимые меры, и они довольно изобретательны, а главное — действенны. К тому же, я поспорил с одним нашим общим знакомым на довольно крупную сумму, что ее переизберут на второй срок, в чем я абсолютно уверен. Так что это всего лишь меркантильный интерес.

— О, нет… тут интерес совсем другого рода, гораздо более потаенного… — она плавно потянулась к нему через столик, еле уловимо наклоняясь все ближе. Гул в зале стих. Ее пальцы бархатно скользнули по его ладони, в глазах зажглись болотные огни. Благочестивые матроны, хрустя шеями, по-совиному вывернули головы в их сторону и уставились на их пару немигающим взглядом.

— Дорогая, вспомни о приличиях, ты привлекаешь внимание, — иронично прошептал он.

— Напомни, как выглядит госпожа премьер-министр? — не обращая внимания на его реплику, вкрадчиво спросила милая подруга. Она вела себя очень странно. Необычно даже для нее. Свет позеленел, теперь зал походил на аквариум. Это было неправильно. Что-то было здесь не так. От чая понесло тиной и стоячей водой. Он сделал что-то не то, сказал лишнее… Надо отвлечь внимание. Сменить тему. Иначе она поймет все неверно и уйдет. Оставит его одного. А он не в состоянии провести еще один вечер наедине с собой.

— Я не понимаю, к чему вопросы о других, когда рядом со мной прекраснейшая из женщин. Поэтому давай вернемся к планированию нашего многообещающего вечера. И хватит гипнотизировать меня, оставь эти низкопробные уловки для своих преданных фанатов.

Она замерла на мгновенье, а затем ее губы медленно расплылись в хищной улыбке. Маска недалекой светской львицы была сброшена, и теперь он видел ту, с которой не мог навсегда попрощаться долгие годы — порочная, уверенная в себе гадюка.

Она расслаблено откинулась на спинку стула и поднесла к губам горячую чашку. Сизый дым льнул к ее бордовому рту, пока она, облаченная в чувство превосходства, давала себя рассмотреть. Четкие движения и гибкие позы приковывали его взгляд к этой хищной женщине. Гадюка точно знала, что именно эти мгновения тишины, пока она молчала, а он ощупывал ее взглядом, распаляли желание вернее, чем все ее фальшивые уговоры до.

Допив чай, она собралась покинуть его:

— Если в течении 10 минут ты свернешь в переулок, то тебя ждет небольшой подарок за вступление в игру.

Он молча проследил за ее плавной походкой, начав отсчет. Конечно же, он примет приглашение. Но не собирается бежать ради ее «приветственных» подачек. Он давно усвоил основное правило приятного вечера — томить на медленном огне.

Он остановился на малолюдной улице и заглянул в арку между домами, что вела к тускло освещенному дворику. От дальней стены отделился силуэт. Когда она успела сменить строгий наряд на белый плащ с капюшоном? Не важно. Главное, что она ожидала на выходе из арки, приглашая в царство теней. Он сделал шаг навстречу — и игра началась.

Острый удаляющийся стук женских каблучков и вслед на ним — его твердая поступь. Ритм шагов разгонял кровь, распалял желание. Она отлично подготовилась, продумав детали их маленького приключения: светлый плащ резко выделялся в ночи, делая цель заметнее, создавая иллюзию легкости добычи. Но это была лишь уловка. Ему придется потрудиться, чтобы поймать этого быстрого зайчонка.

И маршрут она тоже продумала. Он понял это, когда чертовка остановилась возле китайских фонарей, наполненных мерцающими светлячками. Тревожные блики окрасили ее белый плащ красными разводами и подчеркнули ядовитую ухмылку — время для обещанного подарка. Не дожидаясь, пока он сократит дистанцию между ними, она распахнула плащ.

Все так же каждый дюйм ее тела ниже подбородка был покрыт тканью платья. Вот только здесь не было ни капли былой благопристойности — прозрачное кружево скрывало столь мало, что он четко разглядел чулки и полное отсутствие иного белья, и это заставило его на мгновенье замереть на месте. Она медленно потянула вверх подол платья, и ажурный цветок мягко заскользил по ноге, обтянутой чулком. Он не отрываясь следил за этим путешествием, почти физически чувствуя гладкость капрона и шершавость кружева. И вот наконец — край чулка. А вслед за ним — обнаженная кожа. Дюйм, затем еще один. Он сглотнул вязкую слюну. Его ладонь почти зачесалась от желания прикоснуться к бархату бедра, скользнуть по нему сначала легко, невесомо, а затем усилить хватку, впиться пальцами, погружаясь в эту податливую мягкость и оставляя багровые синяки. Завороженный, он начал осторожно приближаться.

Он был уже так близко к цели, когда она резко запахнулась и начала их догонялки. Стерва поманила куском аппетитной плоти и выхватила ее прямо у него из-под носа. Это она зря — он сильнее и быстрее, он получит свое.

Он преследовал ее как почуявший кровь хищник. Она петляла по подворотням, повышая градус агрессии в его крови. Это были своего рода поддавки — когда он терял ее из виду, она намеренно мелькала краешком светлого плаща из-за угла. Когда она уставала, и дистанция между ними сокращалась настолько, что оставалось только протянуть руку — он начинал насвистывать себе под нос и переходил на неторопливый чеканный шаг. Один раз он все же схватил ее и прижал к стене. Ее грудь вздымалась высоко и часто. Интересно, это от бега? Или все же от предвкушения? Не важно, главное, что это красиво. Он потянул руку, чтобы сжать эти манящие холмики, но звонкая пощечина прозрачно намекнула, что дама требует продолжения погони. Он дал ей небольшую фору, и пока смотрел вслед, с удивлением подумал, что ему нравится бежать за ней, но никак не вместе с ней.

Вслед за ней он заскочил в какой-то дом и помчался вверх по мраморной лестнице. Она заскочила в квартиру и попыталась спешно запереть дверь, но он с разбегу снес эту несущественную преграду.

И вот они в замкнутом пространстве.

— Больше не сбежишь, зайчонок, — скалится он.

Она настороженно пятится от него по комнате, натыкается на столик, вслепую пытается нащупать хоть что-то, что отсрочит неизбежный финал их погони. Он с легкостью уклоняется от летящего в его сторону пресс-папье, не переставая глядеть на нее. Она делает отчаянную попытку убежать в соседнюю комнату, но он настигает ее, хватает за волосы и опрокидывает лицом в шелковое покрывало кровати. Она вырывается, кричит, пытается сбросить его. Но это все уже не важно — она в его руках. Он лишь сильнее вжимает левой рукой ее голову в покрывало, чтобы заглушить крики и срывает плащ. Его приветствует причудливая деталь платья — серебряная змея, пригретая на обнаженной спине. Правой рукой он властно оглаживает оголенную кожу, пробирается под кружево платья и скользит далее по груди, пока не сжимает сосок. Она вскрикивает, но уже не так строптиво. Он слышит в этом возгласе нотки удовольствия, а потому тянется губами к ее уху, почти ложится на нее, дав прочувствовать вес его тела. И тихо шепчет:

— Попалась!

Она снова пытается его сбросить, брыкается, но от этого лишь рвется тонкое кружево, а его рука теперь свободно перемещается с груди на живот и ниже, меж ее ног, которые она плотно сжимает. Его пальцы настойчиво скользят глубже, погружаясь во влажный жар. И она не может сдержать тягучий стон. Волна удовольствия заставляет ее изгибаться и плотно прижаться ягодицами к нему.

— Нравится? — снова шепчет он ей на ухо, не прекращая творить волшебство умелыми пальцами.

— Да… — стонет она в ответ, продолжая прогибаться в пояснице.

— Тогда задериплатье. Только медленно, — он ни на секунду не собирается выпускать ее из капкана своих рук. Она повинуется, и ткань с легким шорохом скользит вверх, обнажая бедра и ягодицы. — Хорошая девочка. А теперь расстегни мои брюки.

Ей неудобно, она делает это вслепую, протянув руки себе за спину. Но его пальцы, танцующие на клиторе, отлично мотивируют ее.

Ему не нужно просить о чем-то еще — страсть ведет ее в правильном направлении, а потому разделавшись с брюками она не останавливается, и ее теплая ладонь проскальзывает в его белье. Ее прикосновение одновременно нежное и крепкое, и это окунает его с головой в океан удовольствия. Он растворяет в этом моменте, перестает существовать…

— А ну, слез с нее, ублюдок! — вопль раненного кабана и медвежья хватка на плечах, а затем — его грубо отшвыривают к стене. Он видит лорда-лесоруба нависающего над кроватью, в руке которого опасно поблескивает топор. — Ах ты, лживая стерва! — рычит он, глядя налитыми кровью глазищами на свою возлюбленную.

— Нет, любовь моя, ты все не так понял… — лепечет она, пытаясь отползти на другой край кровати.

— Ты должна была заманить его в наше логово, чтобы мы развлеклись, лишь слегка отступив от сценария. А это ни хрена не слегка! Я так и знал, что ты не спроста его предложила, — он схватил ее за лодыжку и грубо подтащил ближе к себе. — Как ты там говорила? «Всем плевать на него»? «Никто не будет его искать»? «У него нет близких, чтобы оплакать, никому нет до него дела»? — он поднял ее, ухватив за горло.

— Милый, послушай… — сдавленно просипела она.

— Молчи, тварь! — он с размаху залепил ей пощечину, сильную настолько, что она снова упала на кровать. — Я чувствовал, что ты хочешь покувыркаться с ним. Тебе мало меня? Не соответствую твоим высочайшим стандартам? Я совсем ничего не значу для тебя? — ревел раненным зверем огромный мужик. Его сила, рост, положение в обществе не спасли от вероломства любви. — Ты хоть что-то чувствуешь ко мне? Что творится у тебя внутри? — и тяжелый топор с размаху опустился на женскую грудную клетку.

Она приняла его ярость покорно, лишь тихо охнула от силы удара. Словно хотела быть наказанной тем, к кому так необъяснимо привязалась и так предсказуемо предала. Мужчина не ее мечты, но ее жизни рубил и рубил, проламывая ребра, разбрызгивая горячую кровь, погружаясь все глубже во внутренний мир своей возлюбленной. Отбросив более ненужный топор, дровосек погрузил руки в живое, трепещущее нутро.

Он потрошил ее с одержимостью отвергнутого человека, несокрушимого снаружи, но раненного в самый беззащитный уголок робкой души. Мы прячем этот уголок, защищаем как умеем, даже утверждаем, что его не существует в принципе. Но однажды, сквозь крохотные изъяны этой защиты гибкой змеей пробирается человек, что обретает над нами поистине магическую власть. Мы говорим, что наш возлюбленный подобрал ключ к нашей душе. Но это романтический бред. Ведь на самом деле это рейдерский захват особо охраняемой территории. И все прекрасно, пока милый уж не превращается в королевскую кобру, что выжигает своим ядом наше нежное нутро.

— Желудок, легкие, печень… — ручищи, по локоть заляпанные в крови, выворачивали душу все еще живой женщины. — Не то… Где же?.. Где же оно? — сбивчиво бормотал громила, пытаясь что-то найти. — Нет, снова не то. Где твое сердце, цветочек? Где оно? Почему его нет? — Мужлан начал заливаться слезами в тщетных попытках найти подтверждение всем клятвам, которыми она так убедительно сыпала. — Почему ты так бессердечна, цветочек? Я не верю, это не может быть правдой!

И сокрушенный атлант взвыл, затягиваемый в черную дыру безутешного горя, где можно только рыдать, рвать на себе волосы и проклинать всех богов. А еще — сжимать в медвежьих объятьях убитую тобой женщину. Такую любимую. И такую бездушную.

Разбитая, сломленная, она все это время глядела только на него, своего старого друга, и наконец тихо прошептала:

— Помоги мне, Драко.

Он в ступоре сидел, зажавшись в угол. Он почти был готов сорваться с места, чтобы защитить ее. Но не стал. Потому что такова их расплата — всех бесчеловечных, немилосердных, безразличных к чужим жизнями. И тех, кто провел черту между своей семьей и всеми остальными. Тех, кто помог себе, а не ближнему. Их судьба — быть выпотрошенными, в попытках найти сердце и душу, подвергнуться детальному анализу и осуждению. И никто не придет на помощь. Такова их кара за решения, которые принимали не они.

***

Драко проснулся опустошенным. Его не удивило, что он лежит в водах пруда. Спокойная вода бережно держала его на поверхности.

Он бежал из Мэнора от этих кошмаров. Но они пробрались сюда, в его новую жизнь. Видимо, он будет носить их в себе до самой смерти. И сейчас, глядя на бескрайнее звездное небо, Драко пришел к выводу, что именно кошмары подтверждают — у него все еще есть сердце и совесть. Однако, это не переубедит тех, кто желал ему сдохнуть в муках, как и их родные. Он никогда не искупит зло, причинённое его семьей и его окружением. Это была суровая правда — некоторые деяния непростительны, их последствия нельзя исправить. Многие, почти не скрывая, ждали, что в порыве раскаяния гаденыш Малфой совершит торжественное самоубийство. Другие язвительно замечали, что трус на такое не способен. Драко и правда всерьез рассматривал этот вариант. Но после долгих размышлений пришел к выводу, что самоубийство — самый легкий выход. В мучениях или же просто тихо заснув — ты сбегаешь от проблем и непростых решений в пустое призрачное ничто. Что это, как не трусость?

Продолжать жить — вот акт наивысшей храбрости. Под гнетом пожизненного осуждения и недоверия пытаться сделать мир хоть немного лучше, ведь некоторое зло вечно и нет такого Избранного, что его победит. Кто-то прямо сейчас голодает, кто-то — узнает смертельный диагноз. А кто-то хочет утопиться, потому что страдает от отсутствия любви и поддержки… Наш мир так сложен и многогранен, что любая мелочь может сделать его чуточку лучше. И разве не из этих маленьких кирпичиков строится дорога человечества в будущее, которое не обязательно будет светлым, но уж точно менее мрачным, чем настоящее?

А сны… Пусть иногда будут.

Как напоминание.

Хвост Большой Медведицы указывал на выход из парка, и Драко выбрался из пруда, зная, что его ждет тяжелый, одинокий, но не бессмысленный путь. Единственная мысль, что не давала покоя — он точно знал, кого увидит в следующем сне. Драко тревожило и одновременно интересовало, на какую же глубину его заведет собственное подсознание.

Комментарий к 3. Сонный паралич

Еще две части. Или одна. Смотря, как пойдет.

========== 4. Голос подсознания ==========

Комментарий к 4. Голос подсознания

Все для тебя, один-единственный ждун :)

Сегодня был великий день — благородные рыцари приносили клятву верности Молодой Королеве. Начищенные латы и щиты ослепительно сверкали. Свет, проникающий через витражи, окрашивался грубый камень в причудливые цвета. Солнце золотило каштановую косу правительницы.

Рыцари по одному подходили к трону, преклоняли колено и клали к ногам Королевы свои мечи в знак готовности служить и почитать ее. Смиренно склонив головы, они произносили слова древней клятвы. Молодая Королева возвышалась над ними, излучая достоинство и спокойную уверенность.

Длинная толстая коса была более величественным украшением, чем тяжёлая золотая корона. Ее белое целомудренное платье не могло скрыть женственных изгибов тела. Гордые львы были вышиты золотом на подоле и рукавах. Твердой рукой она осеняла рыцарей древним мечом, что был украшен алыми рубинами. Этот меч был наследием эпохи героев, лишь избранные могли взять его в руки.

В длинной череде вассалов, он был последним — чистейшей крови, грязнейшей чести. По залу разнеслись возмущенные шепотки, когда он направился к месту присяги. Слишком многие считали, что ему здесь не место. Но прямо сейчас его судьбу решал лишь один единственный голос. И воле этого голоса он не посмеет противиться. Дело не в том, что владелица голоса обладала всей властью их уединенного мира. Дело в ее глазах. В них пылает пламя, которое освещает будущее. Королева точно знает, как будет лучше для всех. И только благодаря этому знанию народ и он сам уверены в завтрашнем дне.

Приняв бразды правления, Королева принесла великую жертву — чтобы привести королевство к гармонии, она отказалась от личного счастья. Она никогда не возьмет мужа, не заведет любовника. Молодая Королева родом из иного племени, и ее магия — как и ее пламенный взгляд — остаются при ней только вместе с ее девичеством. Как только она познает мужчину, сила покинет ее безвозвратно. Злые языки говаривали, что это ложь — мол, Королева просто не хочет делиться властью или отвлекаться от дел королевства на мужа. Но он был убежден, что это клевета завистников. Королева чиста в своих помыслах, она не умеет и не может лгать.

Подойдя к Королеве, он смиренно преклонил колено. Она протянула руку и, осторожно коснувшись пальцами его подбородка, плавно подняла его голову в вверх. Заглянув в его глаза, Королева чистым ясным голосом обратилась к собравшимся:

— Дабы показать всем собравшимся, что Мы считаем этого рыцаря Нашим верным слугой и прощаем ему, но не забываем, все прегрешения, Мы даруем ему Нашу Королевскую милость.

Она медленно наклонилась и нежно коснулась своими мягкими губами его лба. Казалось, этот поцелуй прожёг кожу, череп и добрался до его самых потаенных грез, таких пленительных, но таких несбыточных. В них было все, чего так страстно желало его сердце: озорные пляски у вечернего костра, неистовые жаркие ночи при свете луны и нежные крепкие объятья в предрассветной дымке. В этих отчаянных мечтах ее единственным одеянием были чудесные тяжёлые локоны, густые настолько, что прятали ее от его восхищённого взгляда. В них он осыпал ее нагое тело поцелуями, готовый раствориться в ней, лишь бы всегда быть ее частью. В них он хрипло шептал ей «моя Гермиона», пока любил ее. В них его наивысшим счастьем был тягучий стон, что срывался с ее зацелованных губ, и блаженно закрытые глаза.

Но у него были лишь ее прямые ясные взгляды и мимолётные улыбки, которые он прятал глубоко в своем сердце и робко вспоминал лишь изредка, в минуты мучительного томления. Он знал, что никогда не будет стоять с ней рука об руку. Даже если она решит отказаться от своего пламенного взора и довериться мужчине, Королеве нужен истинный король, а не изворотливый хорек. Он был уверен, что чувства столько презренного труса оскорбят ее, и потому молчал, ни жестом, ни словом, не выдавая своих мук. Пока молчал.

Церемония завершилась. Рыцари поспешили к праздничным столам, что были накрыты в цветущем саду возле радостно журчащего фонтана.

— Проводи Нас на пир, благородный рыцарь, — распорядилась Молодая Королева.

Это была высочайшая привилегия, которой он не ожидал. От потрясения он смог лишь вымолвить:

— Слушаюсь, моя Королева.

Они двинулись в путь. Ее лицо выражало собранность и решимость. Сопровождающая свита держалась поодаль, без слов поняв, что Королева требует уединения.

— Мы получили твое прошение о походе в Святую Землю. Но Мы не понимаем цели этого путешествия. Ты — единственный наследник древнего рода, твое место при дворе, — непривычно строгий голос сулил неприятности. Королева шла медленно, смотря только вперед и не поворачивая головы в его сторону.

— Ваш двор — это отражение Вас, моя Королева. Честь моего рода запятнана, и прежде чем присоединиться к Вашей свите, я должен отмыть эту грязь, дабы она не искажала свет Вашего правления, — искренне ответил он.

— Как самоотверженно — все ради блага Королевы, — в ее голосе послышался звон металла. — Что же ты хочешь найти в этих странствиях? Золото? Славу? — казалось, королевская осанка стала еще величественнее. — Быть может, любовь заморских красавиц?

— Себя. Я хочу найти себя.

Она остановилась, резко повернулась к нему и потребовала:

— Посмотри на Нас.

Приказ, которому он не хотел сопротивляться.

Он увидел плотно сжатые губы, ноздри, что раздувались от частых вдохов. И глаза, в которых бушевало адское пламя. Оно ревело, яростно испепеляя преграду его сдержанности. Пламя бесновалось, требуя ответа, выжигало ворох благопристойных отговорок. И неожиданно стихло, растопив ледяную глыбу, в которую он заковал свое еле живое сердце. Сердце, которое так отчаянно молило Салазара о чуде и которое хранило его клятву самому себе.

Он поклялся, что отправится в дальнее странствие. Будет побеждать чудовищ, становясь сильнее и храбрее. Разнесет слово о справедливом правлении Молодой Королевы и совершит подвиги в ее честь. Отыщет величайших мудрецов, с их помощью постигнет тайны мироздания, а после убедит их поступить на службу к Королеве, которая так чтит знания.

Он вырастет. Юнец, владеющий лишь наследием предков, останется в мрачном прошлом. Ко двору вернется мужчина, достойный ее внимания — умудренный, покрытый славой и доблестью. И лишь тогда он дерзнет искать ее нежной дружбы. Ему не нужно ее девичество, но нужно ее сердце. А если она все же отвергнет его, он продолжит преданно служить ей.

Судорожный вздох оборвал морок. Теперь Королева с грустью глядела на горизонт, задумчиво прокручивая скромное кольцо на нежном пальце.

— Ты прав, сначала ты должен найти себя, — прошептала она, понимая и принимая его выбор. И вот ее подбородок вновь гордо вздернут, а она торжественно произносит: — Слушай Наше напутственное слово, рыцарь. Ты будешь помнить, что твоя жизнь принадлежит Нам и королевству, а потому — не допустишь серьезного ранения и не посмеешь умереть в чужих краях. Попрощайся с портретами предков и поезжай как можно скорее.

— Слушаюсь, госпожа. Я удалюсь, не медля, дабы не портить этот светлый праздник, — он склонился в поклоне.

— Да, езжай сей же час, — произнесла она, продолжая прокручивать кольцо. — Раз разлука неизбежна, то чем быстрее ты уедешь, тем скорее возвратишься в Наши владения.

На том их пути расходились на долгие годы. Тихий звон завершил прощальную речь — кольцо упало на каменные плиты пола. Он быстро опустился на колено, чтобы подобрать скромную полоску золота, и неожиданно осознал, насколько близко он был сейчас к Королеве. Не в силах противиться искушению, он осторожно прикоснулся к ее стопе. И сразу же услышал тихое:

— Я буду ждать тебя.

Более не сказав ни слова, Молодая Королева твердым шагом направилась навстречу свету. Она смотрела только вперед, не оборачиваясь на коленопреклоненного рыцаря, воровато сжимающего ее прощальный подарок.

Окрыленный, он поспешил к галерее, где находились портреты великих людей прошлых лет. Тут было немало представителей его древней фамилии. Из галереи он наблюдал очень странную сцену — праздник посетил медноволосый названный брат Молодой Королевы. Вот только он пришел не один, и это вызвало жуткий переполох.

— Как ты можешь верить этой ведьме? Она же была ближайшей соратницей Злого Короля! — потрясенно вопрошала Королева.

— Ты просто не знаешь ее, как я, — мягко отвечал ей названный брат. — Чтобы она не сказала, ты всегда будешь видеть в ее трепетном сердце лишь черноту. Я же познал ее душу, и потому она откровенна со мной. — Он обратил влюбленный взор на свою спутницу. — Она лишь женщина, в которой так много желания оберегать того, кто дорог ей. Ее сердце искало мужчину, о котором она сможет заботиться, как о величайшей драгоценности. И который будет любить ее в ответ, восхваляя ее преданную натуру. Такому мужчине она была готова отдаться без остатка. О, милая подруга, ты никогда не понимала, как радостно мужчине знать, что он центр мироздания для своей жены, — закончил медноволосый с сияющей улыбкой.

— Жены?! Что же ты натворил, мой милый друг. Разве ты не видишь, что она опутала тебя лживыми обещаниями? Ты для нее не особенный, — печально озвучила Королева свою правду.

Но медноволосый видел все иначе, а потому слова подруги лишь оскорбили его:

— Посмотри на эту святую женщину. Она гонима, презираема, но все же пришла сюда по просьбе мужа, и за эту стойкость я восхваляю ее! — он рухнул на колени перед женой, что годилась ему в матери, и начал осыпать поцелуями ее руки. — Жена моя, ты единственная из женщин посвятила свою жизнь мне и только мне. Люди черствы и слепы — даже моя ближайшая подруга — но какое нам до них дело? Мы сами создаем свое счастье.

— О, как же ты прав, мой милый поросеночек, — наконец молвила женщина, нежно целуя мужа в лоб. — Ей не понять нашего счастья. Житейские радости недоступны ей, ведь они сгорают в огне знания, что пылает в ее глазах. Но ты должен исполнить долг верного друга. Приведи ее к счастью — потуши огонь!

Медноволосый целеустремленно двинулся в сторону Королевы. Храбрые рыцари бросились на помощь своей госпоже, но яркая вспышка заклятия — и тяжёлые цепи опутали их с головы до пят.

Он был непростительно далеко — среди ликов известных магов былых времен — а потому чары на него не подействовали. Он сорвался с места, спеша защитить столь важного для него человека. Препятствие возникло там, где он не ожидал — портреты вдруг протянули руки, хватая его за плечи, горло, волосы. Предки задерживали продвижение, нашептывали: «Ты ничем не поможешь. Это не твое дело. Иди своим путем». И ему потребовалось все мужество и упорство, чтобы противиться воле семьи.

А в это время близкий друг уже топил Королеву в фонтане. Тупая сила пыталась укротить пламя души. Королева яростно отбивалась — она одна хозяйка своей жизни, и только ей решать, жить ли сегодняшним днем или уверенно смотреть в будущее.

Пламя, заключенное в Королеве, нагревало воду фонтана, уже поднимался обжигающий пар. Руки фанатично влюбленного олуха покрылись волдырями, пунцовое лицо обратилось в свиное рыло. Вода вскипела, и ошпаренный мужчина с диким визгом выскочил из фонтана.

— Она сделала мне больно! — растерянно захрюкал он, ошеломленно глядя на жену.

— Иди ко мне скорее, мой нежный поросеночек, — запричитала ведьма. — Где болит, покажи?

Увидев обожженные ладони мужа, колдунья заботливо проворковала:

— Сейчас подую — и все сразу пройдет.

— Она плохая, она обидела меня, — чувствительный пятачок подрагивал в такт мужским всхлипам. Мозолистые кулаки потирали свиные глазки, из которых градом катились слезы. Поистинне громогласный рев начал разноситься по саду.

— Ну-ну, не плачь, мой хороший, — утешительно приговаривала ведьма, нежно поглаживая медные волосы и пунцовые щеки, — мамочка разберется с ней, как девчонка с девчонкой.

Ведьма перевела озлобленный взгляд на соперницу:

— Как ты посмела лапать мое сокровище? — пошипела ведьмы и бросилась к фонтану.

Колдунья была уже в паре шагов от Королевы, когда он преградил злодейке путь.

— О, защитничек подоспел, — расхохоталась ведьма. — И что ты сделаешь, слабак?

Не дожидаясь ответа, она набросилась на него, придавив к земле заклинанием, и заглянула в глаза:

— Да, в тебе тоже есть пламя. Не такое сильное, как в ней. Но ты тоже знаешь. Совсем мало — всего лишь свою дорогу в завтрашний день. Но для такого, как ты, даже этого предостаточно, — брезгливо сказала она. А затем произнесла с безумной усмешкой: — Муж мой, подай нам воды, рыцаря мучит жажда.

— Не трожь его! — Голос Королевы встревоженной птицей пролетел по залу. — Тебе ведь нужна я? Хорошо, я пойду с тобой добровольно. Только оставь его.

— Послушай ее, жена, — вдруг вступился за подругу заплаканный боров. — Для чего он тебе? Ты же сама говоришь, что он слаб и жалок, — прохрюкал медноволосый.

— Ох, мой милый поросеночек. Ты так простодушен и недальновиден. И от того я лишь сильнее люблю тебя, — нежность озарила лицо ведьмы. Она стала объяснять мужу, как неразумному ребенку: — Все они опасны, ведь даже крошечный уголек можно раздуть в яростное пламя. А потому, я должна потушить все уже сейчас.

— Прислушайся к ее просьбе, жена, — упрашивал боров с душой человека.

— Будь по-твоему, муж мой, — решила ведьма. Она перевела оценивающий взгляд на Королеву, — я и так заберу тебя с собой, глупая девчонка, потому обмен не равноценен. Какое же условие тебе поставить? — она на мгновение задумалась, а затем ее лицо искривила мерзкая ухмылка. — Ты так кичишься своей добродетелью, бережешь свое доброе имя. Ну так выбирай — его глаза или твое благочестие. Пройдись по саду обнаженной, не прячась и не скрываясь. Позволь липким взглядам пройтись по потаенным местечкам твоего девственного тела, а пошлым словам и насмешкам осквернить твои уши, что привыкли к вежливым речам. И тогда твой бесполезный рыцарь будет спасен.

Он начал возражать и осыпать ведьму бранными словами, но в ответ получил лишь сильный удар под дых и раздраженное:

— Да замолчи ты уже! — Ведьма грубо развернула его голову в сторону фонтана, — лучше наслаждайся зрелищем. Ты ведь так мечтал об этом дне, — елейно прошипела она в его ухо.

Его сокровенная мечта обращалась кошмаром. Королева сбрасывала одежды ради него, но не для него. Ее пальцы подрагивали, распутывая шнуровку платья. Спина все так же оставалась идеально прямой, но взгляд был обращен в пол. Она не медлила, не пыталась оттянуть неизбежное. Белая ткань с тихим всплеском соскользнула в воды фонтана. Королева начала свое шествие по саду.

Все повторялось. Он не мог ей помочь. Снова.

Единственное, что было в его власти — закрыть глаза, не смотреть, чтобы хотя бы так сберечь частицу ее гордости.

— Заканчиваем этот цирк, — услышал он голос ведьмы. — Главному зрителю представление не по нраву. Идем, девочка, тебя ждет прекрасная бесконечная непредсказуемость.

Он распахнул глаза и увидел, как достойнейшая из женщин погружается в воды фонтана.

— Не ходи за мной, Драко, — сказала она на прощание.

Чары более не сдерживали его. Он подбежал к фонтану, и смотрел, как дно все углублялось, а Королева все отдалялась от него в неизвестность. Теперь это был не радостно бьющий фонтан, а глубокий колодец, заполненный темными водами. Что прячется в этих глубинах? Рискнет ли он исследовать дно? И будет ли Королева ждать его там?

Да, сейчас он ей не пара. Да, он хотел отправиться в странствие, чтобы отыскать свою храбрость. Да, она четко сказала, чего он не должен делать.

Но жизнь непредсказуема. Ей плевать на план, который ты подготовил. В самый неудобный момент она создает ситуации, которые одновременно и помогают расти, и становятся экзаменом. И уже не нужны путешествия за тридевять земель, цель которых — стать достойным человеком. Ведь достоинство не зависит от географии. Его взращивают годами именно в таких неожиданных моментах, закаляют невзгодами и непростыми решениями. А потом до конца жизни проверяют на прочность.

Он выбрал путь достойного человека и будет следовать по нему, сколько сможет.

Отбросив все сомнения, он нырнул в колодец.

Комментарий к 4. Голос подсознания

Ну что ж, вот и финишная прямая. Что же выберет Драко - утонуть в сладких фантазиях или прозябать в серой действительности?

И кстати, как вам семейка Рон / Беллатриса, жизнеспособны ли такие отношения?

========== Финал. Третьи петухи ==========

Очень поздним пятничным вечером (или скорее слишком ранним субботним утром) Гермиона Гренджер сидела на скамейке в парке и пыталась осознать всю стремительную цепь событий, превратившую ее прелестный загул по барам в миссию «Спасти рядового Малфоя».

Этот самый спасенный сидел рядом, откинувшись на спинку скамьи, видимо пытаясь изобразить свеженький труп — тихий, бледный, с закрытыми глазами. Сейчас его обнаженная грудная клетка вздымалась равномерно, хотя еще пару минут назад он рвано откашливался и пытался отвязаться от Гермионы, настойчиво заверяя ее, что он в порядке.

— Ну уж нет, Малфой, я хочу шоколадную медальку за спасение утопающих, — сказала она, торопливо высушивая их одежду и накладывая Согревающие чары. — А для этого утопающий должен быть живым, — добавила она, глядя, как Малфой в очередной раз пытается встать с усыпанного гравием берега. — Поэтому я все-таки посижу с тобой минут 15, просто чтобы убедиться, что тебе и правда не нужно в Мунго, — она перехватила его за талию и помогла добраться до скамейки.

И вот они сидели рядом: помятый, босой тип в пижамных штанах и вульгарная девица в кроссовках, коротком ярком платье и с размазанным макияжем.

Просто сидели. Вдвоем. Молча. На рассвете.

И это нервировало Гермиону.

Целых 30 секунд она пыталась проникнуться красотой фантастически раскрашенного неба. Еще секунд 15 слушать радостный щебет птичек и шелест листвы. На мгновенье ее посетила мысль поймать дзен, любуясь спокойной гладью пруда. Но идея была заведомо провальной — теперь она знала об опасности, живущей в этих водах.

Молчание выводило Гермиону из себя, ей хотелось заполнить тишину парка осмысленной речью. Остатки адреналина бурлили в крови как пузырьки шампанского, требовали активного действия, а увиденное на дне нуждалось в пояснениях от непосредственного участника. Но спросить Малфоя, о чем была песнь сирены, заманившая его на дно, Грейнджер не могла. Это было слишком интимно, он пошлет ее в неведомые дали, и будет абсолютно прав.

Она вообще не знала, как разговаривать с Малфоем, ведь не понимала, что он сейчас за человек. После суда, где она выступала в его защиту, они не виделись несколько лет. Около года назад она стала замечать его гуляющим на другом берегу пруда. И все, что она знала о сегоднешнем Драко Малфое — время его одиноких прогулок совпадает с ее вечерними пробежками.

Надо начать разговор издалека. О чем там беседуют малознакомые люди? О природе, о погоде? Она представила эту чопорную светскую беседу:

— Утро сегодня просто чудесное, Вы не находите, месье? Этот рассвет, это чарующее пение опасных тварей — очень даже шармон.

— Вы определенно правы, мадмуазель, — ответил бы он своим аристократическим выговором. — Надеюсь, Вы не в обиде, что те коварные прелестницы вырвали у Вас клок волос? Бешеные дамы, знаете ли, всегда находили меня невероятно аппетитным.

— Ах, ну что Вы. Я чрезвычайно рада, что именно Вы стали первым, за которого я дралась с толпой оголодавших до мужского тела хищниц.

Гермиона не сдержала смешок. Такой вариант беседы был, конечно, прекрасен, но не все разделяли ее чувство юмора.

Резкий звук вывел Малфоя из спячки. Открыв глаза, но все еще не глядя на нее, он напряженно спросил:

— Что тебя рассмешило, Грейнджер?

— Так, ничего серьезного… — тянула она слова, пытаясь придумать приличное оправдание. — Эээ… Просто вспомнила, как Падма сегодня навернула на своих длиннющих шпильках и упала прямиком в объятья знойного красавчика, который потом угостил нас коктейлями, — прохихикала Гермиона. И это была чистая правда.

Мерлин, что это была за ночь! Она давно так не веселилась. Смех, танцы, алкоголь — и на пару часов жизнь становится удивительно легкой. И потом еще весь следующий день хочется улыбаться. Вот прямо как сейчас.

— И как же ты оказалась в парке? — в голосе Малфоя прорезался интерес, даже голову повернул в ее сторону.

— Скажем так — это моя милая маленькая традиция. Трансфигурировать туфли в более удобную обувь и пройтись по тихому парку на рассвете, чтобы насладиться послевкусием отличного вечера, — миролюбиво пояснила она и, не дав Малфою задать следующий вопрос, быстро произнесла, — тебе нужно написать заявление в Аврорат, чтобы они зачистили пруд. Иначе она снова тебя в него заманит, — максимально серьезно сказала Гермиона.

— Нет.

Как емко. А главное — информативно.

— Что «нет»? Не напишешь заявление или не заманит?

— Все «нет», — ответил он непреклонно, снова закрываясь в своей раковине.

Гермиона опешила от такой категоричности:

— Ну ладно… Сама напишу, — сказала она растерянными голосом.

— Только меня не упоминай, — добавил Малфой не терпящим возражения голосом.

И они снова молчали. Кажется, Малфоя это абсолютно не волновало. Гермиона пыталась быть сдержанной, но ускоряющееся постукивание ногой выдавало ее нарастающее возмущение.

Ну как так можно? Что за пренебрежение собственной жизнью? Он давно в зеркало смотрел? Его фантазии выматывают его, медленно сводя с ума, чтобы затем в самом прямом смысле убить. А он, вместо того, чтобы устранить первопричину, категорично заявляет «Нет». Вот где здесь здравый смысл? Где хваленая слизеринская расчетливость? Нет, ну не может она это так оставить!

— Малфой, послушай. Сирены не оставляют своих жертв в покое. Ты можешь убеждать себя, что ее песня больше не очарует тебя. Но она взывает к желаниям, которым люди не способны сопротивляться. Обычно это сексуальное влечение. Но если по какой-то причине это недостаточно сильный мотиватор, она начинает давить на другое — потребность в любви, поддержке, игра на чувстве одиночества…

— Или вины, — прошелестел он, смотря на фантастически красивое небо.

Вина.

Так вот за кем он пошел — за беспомощной заплаканной девушкой с изуродовой рукой. Да, точно, она тоже была среди вихря образов, напавших на Гермиону.

— Прошло столько лет, тебя оправдал суд, я ни разу не упрекнула тебя. А ты продолжаешь винить себя за действия своей безумной тётки? — не могла поверить она.

— Да, — прошелестел он. И тут же сменил тему, — как ты оказалась на дне?

— Я нырнула в пруд, — пожала плечами Гермиона, оттягивая неловкий разговор.

— И почему же ты нырнула в пруд? — в его голосе послышалось раздражение.

И это ее уязвило. Она вообще-то спасла его, а он теперь подробный отчет требует? Хочет правды — да пожалуйста:

— Увидела, как ты нетвердой походкой входишь в воду. Сначала я подумала, что купания в крови девственниц больше не действуют. Но поскольку ты смотрел в одну точку и не корчился в лучах восходящего солнца, решила, что тебя просто покусал зомби.

Малфой ошарашено оглядел ее с головы до ног:

— Женщина, ты в своем уме?

— Ой, ну вот не надо сейчас меня осуждать! Напоминаю: суббота, утро, я все еще не слишком трезва. Когда ты нырнул, я уже предвкушала, как буду рассказывать это Падме — мы с ней столько пьяных чудиков видели этой ночью, но ни один из них не устраивал заплывы в пижаме. И только тогда до меня дошло, что купальный костюм у тебя не подходящий. Ты все не всплывал, и я нырнула следом, — закончила рассказ Гермиона.

Пару секунд Малфой молчал, а затем задал самый главный вопрос.

— И что же ты увидела на дне? — спросил он, скрещивая руки на груди. Его плечи напряглись, создавая отчетливый рельеф под светлой кожей.

Гермиона помедлила. Ей предстоял путь по тонкому льду его самоуважения. То, что она увидела, конечно же, касалось ее напрямую. Но в первую очередь, это были его фантазии — сокровенные, не предназначенные для чужих глаз. И судя по его настороженной реакции — Гермиона никогда не должна была узнать об их существовании. Сейчас Грейнджер могла опошлить их, обесценить, замарать своей насмешкой. Вот только…

— Там было много версий меня, — медленно начала Гермиона. — Прекрасная дева. Загадочная чародейка. Легкомысленная кокетка. И множество других образов. Была даже принцесса в золотой короне…

— Королева, — прошептал Малфой, а затем, прочистив горло, повторил чуть громче, — это была Королева.

От этого уточнения Гермионе стало удивительно тепло и уютно. Малфой так усердно прятал смущение за маской холодной отстраненности, что это заставляло лишь бережнее к нему относиться.

— Знаешь, — наконец сказала она тихо и мягко, — мне никогда не делали комплиментов в такой наглядной форме. Спасибо, — искренне улыбнулась Гермиона.

Острый момент был пройден. Пусть все останется так. Ему не стоит знать, что она успела рассмотреть гораздо больше.

Драко сидел неподвижно, словно замер в нерешительности. Она изподтишка разглядывала его профиль — впервые за их долгое знакомство. Между темными бровями у него была еле заметная морщинка. На крепкой шее темнел свежий лиловый засос. В ямочке над ключицей застряли пару камешков гравия, и Гермиона чуть было не потянулась убрать их с его бледной кожи.

Наконец, Малфой нашел в себе силы продолжить разговор:

— Это была не ты, а мое представление о тебе. Я отдаю себе отчет, что совсем не знаю тебя, — он осторожно посмотрел на нее, словно оправдываясь.

Гермиону умилило это признание. Ее называли Золотой девочкой, героиней Войны. Люди часто идеализировали ее, даже не пытаясь понять, какая она на самом деле. Но в сказочных видениях Малфоя было что-то особенное. Образы, созданные его воображением, льстили ее женскому самолюбию.

— Я даже не знаю, кем ты работаешь, — продолжил Малфой, наконец-то развернувшись к ней всем корпусом. — Наверно в Министерстве?

— Драко… — шумно вдохнула она, недовольно морща нос, — ну зачем ты спросил? Ведь так хорошо общались… — что ж, время признаться, что она заколебалась быть умницей. — Я недавно уволилась.

— Неожиданно. Почему? — спросил он озадачено. Порыв ветра забавно взъерошил его волосы.

— Это долгий разговор про самореализацию и экзистенциальный кризис, — нехотя ответила Гермиона. — Но если очень кратко — я поняла, что работа больше не приносит мне удовольствия.

— И чем же ты займешься? — с невероятно теплой улыбкой поинтересовался он.

— Пока не решила, — ответила Гермиона уклончиво. — Возможно, просто поеду в кругосветку. Или стану писательницей — все будут в восторге от моих кратких и пресных дамских романов. На худой конец, могу всех удивить и стать порноактрисой, — сказала она со смешком.

Это была неудачная шутка. Очень-очень неудачная, особенно в этой ситуации. Драко побледнел, его обаятельная улыбка потускнела:

— Так ты все видела.

Конечно, она все видела. И ни секунды об этом не жалеет.

Когда она нашла Малфоя под водой, то застала шокирующей красоты картину.

Он был с обнаженной девушкой. Она обвилась вокруг него руками и ногами как лоза и припала ртом к его губам, делясь драгоценным кислородом. Он обнимал ее, нетерпеливо скользил ладонями по ее ногам, ягодицам, спине. Двое влюбленных парили в зеленоватых водах, их волосы — платиновые и каштановые — переплетались между собой. Проникающий с поверхности свет подчеркивал изгибы их впечатанных друг в друга тел. Между любовниками была щемящая нежность и еле сдерживаемая страсть, будто они были разлучены сотни лет, страдали, искали дорогу и вот, наконец, нашли друг друга. Происходящее было так интимно, что Гермиона почувствовала себя наглой вуайеристкой, влезшей в супружескую спальню. Но она не могла отвести взгляд от этой искренности чувств и желаний. Это гипнотизировало. Заставляло шире раскрыть глаза, чтобы не упустить ни мгновения. Облизать и прикусить губу, чтобы ощутить хоть искру их удовольствия. Провести ногтями по своему бедру, чтобы почувствовать прикосновение так близко, и так далеко от зарождающего между ног возбуждения. Разогнать воспаленное воображение, чтобы представить, что это ее широко разведенные бедра обхватывают мужскую талию. Это ее жадные пальцы скользят по мускулистым плечам и рельефной спине. Ее язык сплетается с его влажным, горячим языком. Ее лицо он покрывает быстрыми поцелуями.

И это правда было ее лицо.

Именно в тот момент до Гермионы наконец дошло, что Малфоя соблазнила принявшая ее облик сирена.

Грейндреж не собиралась рассказывать ему, что видела столько подробностей. И не потому что почувствовала себя оскорбленной. Нет, все совершенно наоборот. Она почувствовала себя желанной, необходимой как воздух. Воспоминание об этом моменте должно было стать термоядерным топливом для ее самоудовлетворения.

Но ее тупое чувство юмора и неосторожный язык все испортили.

Малфой резко поднялся со скамейки и с каменным выражением лица произнес:

— Мне пора, — сказал он, глядя в сторону выхода. — Спасибо за помощь, Грейнджер. Я больше тебя не потревожу.

-Драко, постой! — она вцепилась в его ладонь раньше, чем поняла, что делает. Приблизившись к нему вплотную, она хотела сказать, что ему не стоит смущаться, что ей нравится его внимание, но произнесла совсем другое:

— Поцелуй меня.

Ее дыхание участилось, сердце пустилось вскачь. Она испуганно смотрела в его серые глаза. Гермиона не любила делать первый шаг. И после Рона избегала отношений с однокурсниками. Но она так устала от своих собственных правил и от одиночества. Еще пару часов назад Драко Малфой не значил для нее абсолютно ничего. Но после тайком подсмотренного откровения, Гермиона именно с ним ощутила давно забытую душевную близость.

А Малфой все молчал и ничего не делал, будто боялся поверить в реальность происходящего.

Гермиона поняла, что сглупила. Выставила себя озабоченной дурой. И попыталась перевести все в шутку:

— Поцелуй меня в терапевтических целях. Чтобы в будущем понимать, где идеальная сирена, а где — всего лишь я, — произнесла она с судорожной ухмылкой, разжимая пальцы на его ладони.

Вот только он не выпустил ее руку. Малфой бережно провел большим пальцем по ее костяшкам, глубоко вдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и наконец произнес:

— Обязательно поцелую. Но сначала сходи со мной на свидание.