Экономическая мысль. Том 1 [Мюррей Ньютон Ротбард] (pdf) читать постранично, страница - 3

Самой
наглядной демонстрацией этого аспекта работы историка для меня стал
двухтомный труд Квентина Скиннера «Истоки современной политической мысли», значение которого можно по достоинству оценить и не разделяя бихевиористской методологии автора4.
Для меня — как, вероятно, и для всех — идея непрерывного прогресса науки, ее движения «вперед и вверх» была полностью опровергнута
знаменитой книгой Томаса Куна «Структура научных революций»5. Ее
автор уделил ноль внимания экономической науке, вместо этого сосредоточившись на таких неизменно «точных» науках, как физика, химия
и астрономия, что является стандартной практикой у философов и историков науки. Введя в интеллектуальный дискурс слово «парадигма»,
Кун разрушил то, что я предпочитаю называть «виговской теорией истории науки». Эта теория, которую разделяют почти все историки науки,
в том числе экономической, состоит в том, что научная мысль развивается постепенно, год за годом, путем разработки, тщательного анализа и проверки теорий, и таким образом наука движется вперед и вверх,
с каждым годом, десятилетием и поколением узнавая больше и получая
все более правильные научные теории. Подобно стороннику виговской
теории истории, придуманной в Англии в XIX в., согласно которой положение дел постоянно улучшается (и поэтому не может не улучшаться),
адепт виговской теории истории науки явно или неявно утверждает (на
первый взгляд с бóльшим основанием, чем обычный виг-историк), что
в любой отдельной научной дисциплине «более позднее, всегда лучше
3

ix

Введение

x

более раннего». Независимо от того, занимается ли он историей науки
или историей вообще, он, по сути, утверждает, что в любой момент исторического времени «то, что фактически имело место, и было правильным» или, по крайней мере, оно было лучше, чем «то, что было раньше».
Неизбежным результатом становится самодовольный оптимизм в духе
доктора Панглосса, который не может не вызывать острого раздражения. В историографии экономической мысли следствием такой позиции
становится твердая, хотя и не выраженная явно точка зрения, что каждый отдельный экономист или по крайней мере каждая экономическая
школа внесла свою важную лепту в неизбежное движение вверх. Поэтому неоткуда взяться крупной системной ошибке, которая сделала бы
глубоко ущербной или даже несостоятельной целую школу экономической мысли, не говоря уж о том, чтобы завести в тупик всю экономическую науку в целом.
Однако Кун потряс мир философии, продемонстрировав, что наука
развивается совсем не так. После того как центральная парадигма выбрана, никто не занимается ни проверкой, ни отсеиванием, а попытки
проверить базовые посылки предпринимаются лишь тогда, когда серия
провалов и аномалий в господствующей парадигме ввергает науку в «состояние кризиса». Совершенно не нужно принимать нигилистический
философский подход Куна — подразумевающий, что ни одна парадигма
не является и не может быть лучшей, чем другая, — чтобы понять, что
его не столь прекраснодушный взгляд на науку выглядит правдоподобным и с исторической, и с социологической точки зрения.
Но если стандартное романтическое, или оптимистическое, представление не работает в случае строгих наук, то тем более оно не может не
быть полностью неадекватным применительно к таким «нестрогим наукам», как экономика — дисциплина, в которой невозможна лабораторная экспериментальная проверка и где на экономические представления
человека оказывают влияние многочисленные еще менее строгие дисциплины, такие как политика, религия и этика.
Поэтому для экономической науки не может быть действительной
никакая презумпция о том, что более поздние идеи лучше, чем более
ранние, или что все знаменитые экономисты внесли заметную лепту
в развитие этой дисциплины. Нельзя ведь утверждать, что каждый из
них поучаствовал в возведении некоего постоянно растущего здания, —
представляется более вероятным, что экономическая теория развивалась конфликтным, зигзагообразным образом, когда более поздняя системная ошибка порой вытесняла прежние, но более адекватные парадигмы, направляя тем самым экономическую мысль по совершенно
ошибочному, а возможно, и трагическому пути.
В последние годы экономическая теория, находящаяся под доминирующим влиянием формализма, позитивизма и эконометрики и выставляющая себя в качестве строгой науки, не проявляет особого интереса
к своему прошлому. Она сосредоточена, как и всякая «настоящая» наука,
4

Введение

на только что вышедшей журнальной статье или новейшем учебнике,
а не на исследовании собственной истории. Ведь не тратят же современные физики много времени на обдумывание оптики XVIII века!
Однако в последние одно-два десятилетия доминирующая парадигма
вальрасианско-кейнсианского неоклассического формализма все больше ставится под сомнение, и в различных отраслях экономической