Материя любви [Дарья Михайловна Михайлова] (fb2) читать онлайн

Дарья Михайлова Материя любви

I

У Неё были длинные волосы цвета дубовой коры, на солнце отливающиеся янтарным блеском. Если бы ее любимый человек закрыл глаза и вдохнул запах ее волос, он бы сразу же мыслями очутился в сосновом лесу.

Она пахла осенью. Дождливым небом. Внезапным порывом ветра. Морским прибоем.

Окружающих неизменно цепляли ее глаза, мимо которых невозможно было пройти, не заглянув в них. Они были глубокого серо-синего цвета, издалека напоминающими пенистые морские волны, а вблизи отдающими диким ураганом в мрачную февральскую ночь. Ее глаза, на удивление холодные, казалось, абсолютно не подходили всему остальному, что было в ней. Они резко выделялись из ее образа и потому магнетической силой приманивали мужчин.

Это была женщина, которая позволяла себе чуть больше остальных. Она носила платья с вырезом, который открывал для прохожих больше, чем надо бы. Она не носила бюстгальтер, но ее шаг был непосредственен и свободен, будто она не замечала, что все представители мужского пола следили за движением ее груди. При дуновении ветра подол ее платья поднимался, оголяя ее бедра, а она невинным движением руки опускала непослушную ткань. Она не носила маникюр, не следовала последней моде, не красилась, за исключением нежно-розового, едва заметного блеска для губ, придающего ее образу какую-то негласную интимность.

Дети тянулись к ней, как и все взрослые. Каждый раз, когда она показывалась на их горизонте, какой-нибудь ребенок обязательно вытягивал указательный палец в ее направлении и выкрикивал что-то наподобие «Тетя идет!!!». Она всегда была в центре внимания. Когда она оказывалась рядом, дети тотчас окружали ее, маленькими пальчиками хватали шелковый подол ее платья, с неподдельным изумлением вслушивались в глубину ее голоса, удивленно всматривались в ее загадочные глаза. Она не выражала активного одобрения их действиям, но и не сопротивлялась проявлению интереса маленьких созданий. Чаще всего она ненадолго останавливалась у группы детей, произносила пару ласковых фраз, подмигивала им или в шутку поднимала поочередно брови, тем самым вызывая еще больший восторг у юной публики, и продолжала идти дальше.

Контрастно поведению с детьми она вела себя отстраненно и даже холодно с окружающими ее ровесниками и людьми старше. Она никогда не улыбалась проходящим мимо людям и при этом всегда смотрела им прямо в глаза, словно испытывая их силу воли. Сама того не подозревая, она держала всех, кто хотя бы мельком взглянул на нее, в своей власти.

Она привлекла мужчин своей необузданностью, но ею же их и отталкивала. Боясь, ее желали. Ее сторонились, пытаясь подойти к ней как можно ближе. Она волновала сердца каждого.

Она выглядела необычайно, дико красивой- за это ее любили, она была загадочной, требующей особенного отношения- поэтому никто ее не касался. Окружающие слишком боялись ее своенравия, поэтому лишь негласно вступали в ее культ. Они втайне для своих друзей возводили ее на пьедестал, были готовы молиться ей, преподносить жертвоприношения, как язычники перед идолом; но никто из них не осознавал, какую серьезную ошибку они совершали, возвышая ее над религией.

За всю жизнь она не любила ни одного мужчину. Некоторым отдавалась в порывах страсти, позволяла называть себя нежными именами, делая этих мужчин самыми счастливыми на свете, однако сама она никогда никого искренне не любила- то ли потому что ее не научили этому навыку в детстве, то ли потому что она не хотела. Так или иначе, и любовь, и такие, как она- слишком сильные материи, чтобы ужиться на одном свете.

II

Темно-серый цвет ее матовых глаз преследовал меня всю жизнь. Ее запах, похожий на аромат леса после дождя, остался у меня в голове и давал о себе знать февральскими бессонными ночами.

Впервые я ее встретил в школе. Мне было 10, как и ей.

Это была до необычайности красивая девочка, в мутных глазах которой таилось нечто загадочное и недоступное для окружающих и этим пугавшее больше Марианской впадины или легенд о Лохнесском чудовище.

Она появлялась в школе раз через раз, что удивляло меня, поскольку я переносил все ее действия на себя, и, если бы я осмелился прогулять уроки, мать непременно бы об этом узнала и наказала жестким ремнем. Однако ее никто не наказывал- по ней это было видно. Я знал, чувствовал, что за ее пропусками стоит нечто большее, чем просто нежелание учиться. Справедливости ради, стоит сказать, что она вовсе не входила в круг безалаберных троечников-хулиганов. Он училась хорошо и много читала. К слову, она всегда носила с собой какую-нибудь книгу с множеством закладок и заметками на полях.

В классе она всегда вела себя отстраненно и почти не общалась со сверстницами, за что удостоилась прозвища «тихоня». В душе я сильно злился на ребят за то, что они так ее обзывали, но вступиться за нее у меня не хватало душевных сил. Об этом я жалею до сих пор бессонными ночами. Стоит сказать, она вообще мало говорила. Но не из-за маленького словарного запаса или необразованности, а скорее из-за отсутствия необходимости в этом. Порой, ее тишина говорила больше, чем слова окружающих.

Дерзкое поведение этой зеленоглазой девочки, смешанное с ее таинственным молчанием, производило необычайное впечатление на меня. Сейчас я могу точно сказать, что это была влюбленность, но тогда мне казалось, что я сошел с ума. Во время школьных занятий она часто пристально смотрела на меня, и я чувствовал ее взгляд на своей спине. Я знал, что она не сводила с меня глаз все 40 минут урока, однако это отнюдь не означало, что она по-особенному ко мне относится. Я не раз видел, как подобным взглядом она прожигала спины моих одноклассников, и от одного этого вида сотня мурашек пробегала по моему позвоночнику. От ее холодного взгляда непроизвольно хотелось спрятаться, он внушал естественный страх, и поэтому физически она меня отталкивала, но все мои мысли крутились только вокруг нее. Весь мир уходил у меня из-под ног каждый раз, когда я встречался с ней взглядами. Она долго и пристально всматривалась мне в глаза, и я неизменно первым уводил свой взгляд в страхе, что она узнала о моем самом большом секрете и самой сильной слабости-одержимости ею.

Красота этой девочки была по-особенному целомудренна и чиста, сравнима с утонченностью Евы. Так что никому из нас и в голову не приходило представлять себя рядом с ней. Мы с друзьями никогда не обсуждали ее- смеялись над ее подругами, но на разговоры о ней между нами было негласное табу. Но сейчас, спустя многие годы, оглядываясь в прошлое и вспоминая, как мои друзья смотрели на нее исподтишка, я уверен, они, как и я, были готовы пойти на ужаснейшие вещи, лишь бы приблизиться к ней.

Она исчезла из моей жизни так же резко, как и появилась в ней. Просто в один день восьмого класса она не пришла в школу. И на следующий день. И больше она никогда не появлялась в стенах этого здания.

Но несмотря на ее таинственное исчезновение, она не уходила из моей головы: ее образ прочно застрял у меня в мыслях и не давал мне покоя даже после выпуска из школы. Сначала после ее ухода, ошеломленный и растерянный, я всеми силами пытался найти ее, отыскать какие-то ее следы: ненароком я спрашивал о ней у учителей, своих родителей, у одноклассниц, однако никто четкого ответа мне дать не мог. Светлана Викторовна, наша классная руководитель, в ответ на мои расспросы сказала: «Видишь ли, у людей случаются в жизни разные ситуации и иногда их невозможно контролировать». Сначала я сильно разозлился, потому что ничего не понял, но после этого я прекратил поиски. Не знаю, почему, но я отчетливо чувствовал ее взгляд в этот момент, будто бы остерегающий меня и запрещающий мне нарушать границы ее личного пространства.

III

Тот ноябрь побил все рекорды по количеству осадков в день. Непрекращающиеся ливни затапливали улицы, сопровождаясь по ночам громкими раскатами грома и яркими молниями. Выход людей из дома в тот месяц обязательно сопровождался печально-раздраженным вздохом и никак не обходился без зонта и дождевика.

У меня эта погода вызывала какое-то страшное опасение той тишины, которая возникает после всех бурь. Ноябрьские дни я провел дома в тупом напряжении, размышляя о сущности бытия и источниках хаоса.

На тот момент мне исполнилось 23 года. Я окончил университет полгода назад и оставался безработным лодырем в доме отца и матери. Я подрабатывал, рисуя на заказ картины, однако чувствовал себя отсоединившейся ячейкой общества, выброшенной во взрослый мир и вынужденной одиноко бродить по нему до конца своих дней. К 23 годам я сильно разочаровался во взрослой жизни: за все время я состоял всего в одних отношениях, причем я даже не заметил, как они начались (вероятно, по инерции); спустя два года, которые прошли для меня словно в тумане, она меня бросила, но я и не сильно расстроился, стоит отметить. Подобно любовной истории складывались мои дела и в остальных сферах жизни: учился я нормально, не то что бы отлично, но и не безобразно; с родителями поддерживал контакт скорее по привычке, нежели от искреннего желания быть с ними; в профессиональном плане мне могло бы повезти- мне предлагали несколько вакансий- однако из-за завышенных ожиданий и слишком больших амбиций я упустил все шансы.

Но этот пасмурный ноябрь подарил мне нечто большее, чем все предыдущие месяцы моей жизни вместе взятые. Было ли это даром или проклятьем…?

Хмурый и без настроения, с огромным зонтом в правой руке и пакетами для продуктов в левой, впервые за неделю я вышел из дома в магазин. Все было как обычно: те же полупустые полки, тот же грязный ноготь кассирши, указывающий на сумму покупки на кассовом аппарате. Я вышел из магазина в еще более угнетенном настроении, однако перед светофором я резко замер, но не от красного света, а от того, что прямо перед пешеходным переходом стояла она.

Я узнал ее сразу же, в одно мгновение, мне не нужно было видеть ее лицо, чтобы удостовериться в том, что это она. Долгие годы я искал ее образ среди сотен прохожих, а теперь, найдя, я стоял как вкопанный, не зная куда себя деть.

Она стояла как ни в чем не бывало, без зонта, в легком платье не по погоде с накинутым на плечи плащом. Капли дождя беспощадно спускались на ее хрупкие плечи, окутывали ее волосы, однако, казалось, она чувствовала себя очень комфортно в этих суровых условиях. «Как же это похоже на нее!» Она несильно изменилась. Как и тогда, в средней школе, от одного ее вида все мои предплечья покрывались гусиной кожей и дыхание останавливалось. Не исчезло и ощущение необузданной дикости ее красоты. Ее каштановые волосы отросли и казались такими же непослушными, как и 10 лет назад. Тонкая шея, уверенная осанка и привычка трогать мочку правого уха. Я улыбнулся. Она была прекрасна. Даже наблюдая за ней со стороны спустя долгое время с нашей последней встречи я чувствовал то же самое, что и в восьмом классе- странное возбуждение и непосильный страх перед ее красотой.

Я не знаю, сколько я так стоял, завороженный ею, не способный пошевелиться. Однако все это время светофор бездушно отсчитывал секунды до ее ухода, а я всем телом чувствовал, как мои легкие наполняются тревогой и одиночеством.

Подойти к ней или нет?

IV

Нечто похожее на любовь накрыло его с головой, когда он этого меньше всего ожидал. Он оказался полностью во власти хрупкого на вид создания, опьяненный чувствами и отрезанный ими от реальности.

Несмотря на ее силу над ним, она подчинилась ему, как лесная лань, по своей воле пошедшая навстречу охотнику и позволившая себя подстрелить. Как человек искусства, он любил наблюдать за красотой, и, когда его Муза отдалась ему, позволила обладать ею, он ощутил себя на седьмом небе от счастья. Он ухаживал за ней, как за хрупкой розой. Он смотрел на неё, как мастер смотрит на свой шедевр. Лаская ее, он признавался ей в любви. Клялся ей в верности. Обещал увезти туда, где никто не посмеет думать о ее теле. Он нежно дотрагивался до ее бёдер, одержимый ею, вдыхал запах ее волос, всматривался в глубину ее глаз, трогал ключицу, обожествлял ее.

Он был из тех людей, что созданы для любви. Он чувствовал то же, чем вдохновлялся Шекспир, работая над «Ромео и Джульеттой», он осязал любовь такою же, какой ее видел Рембрандт и Микеланджело. Она была для него его собственной Мадонной, Мона Лизой, Девой Марией. Он был готов полностью отдаваться любви, не замечая, что, находясь под властью горячей энергии страсти, упиваясь каждой клеткой ее тела, он медленно тонул и продолжал тратить последний кислород, произнося нежные слова в постели.

Однако было нечто странное и не доступное к пониманию никому в их отношениях. По вечерам несколько раз в месяц она куда-то уходила и возвращалась лишь поздно ночью, всегда неизменно грустная и как никогда молчаливая. Он мирился с ее вольнолюбием и никогда не задавал лишних вопросов, поскольку чувствовал, что это может отпугнуть ее, и поэтому каждый раз он терпеливо ждал ее прихода. К тому же, ему безмерно нравилось сохранять в своей душе неразгаданную тайну о ней.

Последнее у него получилось.

V

Прошло два месяца, которые протекли для меня словно год. Время рядом с ней не утекало сквозь пальцы, как это случалось у меня до ее встречи. Каждый момент, который мы проводили вместе, был наполнен для меня сотней красок и ощущений. Я жил настоящим, забыв обо всем остальном, включая семью и работу.

Но все изменилось в один день.

Однажды вечером она раньше обычного вернулась домой после своего тайного ухода. Не раздеваясь, она зашла в спальню и молча остановилась передо мной. Я почувствовал исходящее от нее напряжение, смешанное с глубокой грустью. Находясь в ее власти, я напрягся, сел на край кровати и стал ждать от нее каких-то действий.

–Мы не можем быть вместе,– выговорила она тихим, едва дрожащим печальным голосом.

Весь воздух за одну секунду исчез у меня из груди, а сердце начало биться в три раза быстрее.

–Ч-что?..

– Я ухожу.

–Но…н..я не понимаю.. Я что-то не так сделал?– растерянность, шок, дикий испуг.

– Все в порядке. Ты отличный человек,– впервые за все время нашего общения ее голос был настолько ласков и полон искренней любви и нежности.– Так просто будет лучше. Это моя вина, мне надо было это сделать еще раньше.

– Что?…О чем ты говоришь?

Она молча стояла передо мной, и вдруг я заметил блестящую каплю, движущуюся от уголка ее глаза по щеке. Она плакала. Никогда до этого она не была при мне столь уязвимой. Никогда до этого я не видел ее такой… такой… человечной.

В этот момент мой мир перевернулся с ног на голову- я не был готов к такому. К тому, что она захочет расстаться и будет плакать прямо передо мной. Внезапно я увидел ее совершенно другой- не той молчаливой, загадочной и возвышенной, какой она казалась мне до этого. Она стояла тут, прямо напротив меня, как любая другая девушка, плакала и смотрела на меня обычным взглядом. «Артемида оказалась обычной смертной». Я совершил ошибку.

Резко все оборвалось.

VI

Внезапно посреди ночи раздался глухой стон. Он резко проснулся. Первая мысль: «Это был сон. Она рядом». Чтобы удостовериться в этом, он повернулся на бок и хотел обнять ее, однако место рядом с ним было пусто. Он медленно, осознавая действительность, приподнялся с кровати, кровь плавно начала притекать к его голове, дыхание замедлилось. Он огляделся. В первую очередь посмотрел рядом с собой: одеяло на ее половине было аккуратно сложено, подушка лежала немятой- ее не было.

Его обдало холодным потом, по позвоночнику пробежала дрожь.

Он зажег лампу, и грязно-желтый свет разлился по комнате. Он произвел несколько безрезультатных попыток позвать ее, но в ответ услышал обеспокоенный голос матери. Это было последнее, что он хотел слышать в тот момент.

–Сынок, ты что-то сказал? Что случилось?– прямо где стояла она несколько часов назад, теперь перед ним стояла мать в старой ночной рубашке с растрепанными от сна волосами.

Он ошарашенно посмотрел на женщину перед собой, опустил лицо в ладони и еле заметная слеза скатилась по его щеке: «Нет-нет-нет»

– Сына, с тобой все в порядке? Ты выглядишь нехорошо,– мать заботливо дотронулась до его плеча, однако он резко и холодно одернул ее руку и встал.

«Неет, этого не может быть».

Он почувствовал, как слабо, поддаваясь инерции, его ступни, обойдя слабую фигуру матери, перешагнули через порог комнаты- словно со стороны он наблюдал за происходящим в его теле. Не было ни ее пальто на вешалке, ни сапог на коврике. Исчезли и ее кружка со стола, и резинка для волос с прикроватной тумбочки. Везде лежали вещи его и его родителей, но ее предметов не было. Она не оставила никаких следов своего присутствия. Тогда он судорожно достал телефон, начал искать ее контакт, однако не нашел ни ее номера, ни аккаунта в инстаграме. Словно ее вообще никогда не существовало.

Внезапно он почувствовал острую боль в висках. У него закружилась голова.

«Почему она меня покинула?»

В глазах у него все помутнело, он резко начал смеяться, как смеются люди, потерявшие рассудок. Между приступами смеха он шептал неразборчивые фразы, в которых встречалось ее имя.

Все это время его мать, сильно испуганная полусумасшедшим состоянием своего сына, ходила за ним, пыталась его успокоить, узнать, кого он ищет, однако все было тщетно- он ее словно не замечал.

Внезапно он остановился, подумал и, изменившийся в голосе и поведении, теперь полностью спокойный, развернулся к матери.

–Мам, прости, что разбудил тебя. Иди спать. У меня все хорошо, просто приснился кошмар,– он убедительно посмотрел матери в глаза, неестественно нежно улыбнулся ей, дотронувшись до ее плеча.

–Точно? Сын, т…ты же знаешь, что если у тебя что-то п-прои…

–Конечно, мам. Ну что со мной может случиться?

Тогда она громко выдохнула, нежно поцеловала сына в щеку, пожелала спокойной ночи, развернулась и, тихо шурша подошвой тапок по линолеуму, дошла до своей комнаты и бесшумно прикрыла дверь в нее.

Прошло 15 минут, он удостоверился, что его родители крепко спят, тихо оделся, взял с тумбочки в коридоре ключи от машины отца, беззвучно вышел из квартиры, во дворе нашел припаркованный автомобиль и сел в него. В помутненном рассудке он завел мотор и выехал на шоссе. Разогнался до скорости 150 км в час при допустимых 90 на трассе.

Что было у него тогда в голове-сейчас уже сложно сказать. Хотел ли он того, что произошло спустя пару минут, или нет, были ли у него планы на завтрашний день- все это не имеет уже никакого значения, потому что из той ночи он запомнил только резкий толчок, приглушенный звук тормозов, мутные огни фар.