Гонзо [Владимир Евгеньевич Псарев] (fb2) читать онлайн

Владимир Псарев Гонзо

"Остров Возрождения".

Апрель 2018 года, Западная Сибирь.

Его зовут Вячеслав Молодин. Ему двадцать шесть лет. Он начинающий журналист, и в таком статусе ходит уже не первый год. Все "благодаря" своему принципу – искать особенное, громкое. А громкого никак не происходит, или разбирается другими. Искать, находить и выворачивать на свой лад, словно глядя изнутри события. Его настольная книга – "Ромовый дневник" Хантера Томпсона. Пока все его коллеги зарабатывали имя "валом" однотипных новостей, перепечатывали чужое, Слава хотел написать большой материал с оттиском субъективизма, оттого имя его нечасто где-то появлялось.

– В идеале можно было бы раскрыть какое-то преступление раньше полиции и все это красочно и подробно описать, – мечтал Слава, туша сигарету об край кружки с кофе.

– Я же сама алтайская, – подкинула мысль коллега. – В моих краях странное убийство произошло, похожее больше на казнь, и никто ничего не знает. Вот, буквально вчера. Не знаю, нужно ли тебе это.

– О, а это уже кое-что, Маш.

– Но тебе же никто поездку не профинансирует. Убийство и убийство, сочинить небольшую колонку можно и сидя тут – в Новосибе. А расследованием пусть полиция занимается. Это я понимаю твои порывы, хоть на практике и не разделяю, но главред и понимать не станет.

– Неперспективно?

– И на рейтинг не сильно сыграет, даже если ты что-то и узнаешь раньше всех.

– Рейтинги – не совсем моя модель журналистики.

– Я бы тоже была поклонницей Томпсона, если бы не понимала, что таких журналистов один на тысячу. А остальным публицистам на своей харизме и одном громком материале раз в полгода много не скушать.

Слава тоже все понимал – не дурак, но мечта есть мечта, и она всегда находится чуть выше разума. Мечты – это неосмысленные реакции подсознания на окружающую действительность.

– Поеду, все равно поеду, Маш.

Девушка высоко подбросила в руках зажигалку и ловко ее поймала:

– Перекур окончен. Пойдем.

***

Проводником по Алтаю в первый день вызвался бывший сосед Маши. Взрослый мужчина, часто возивший индивидуальных туристов по отдаленным местам:

– У нас столько красот, до которых "оптовикам" лень добираться.

Из Горно-Алтайска ехать оказалось меньше получаса, и большая часть пути шла вне асфальтированных дорог. Слава сразу заметил некое сходство представшей картины с хтоническими пейзажами Центральной России, так искусно используемыми режиссерами среднебюджетных отечественных фильмов ужасов и триллеров. После весеннего паводка горные долины сильно заболочены, и сейчас машина остановилась на небольшом полуострове временного моря среди голых изуродованных зимой стволов:

– Этот край не пахнет "Хьюго", – заметил проводник.

Тело молодого человека уже давно увезли, и посещение места преступления было важно скорее просто для визуализации. Вряд ли здесь можно было что-то найти. Проводник указал перстом на берег:

– Вода еще поднялась, и еще чуть-чуть, и самого места мы бы не увидели. Вот тут, на отмели. Вода – муть сплошная, даже не блестит.

Слава смотрел в свинцовое небо и глубоко вдыхал вечерний воздух. Настолько чистый, что голова может закружиться. Он еще холоден, но уже наполнен весенней свежестью. Очень вкусный. Летом солнце его совершенно перегреет и запрет среди скал.

На влажной серой пыли в метре от кромки воды, сам не понимая, как это могло произойти, Слава заметил длинный черный женский волос. Тонкий, он теперь даже нарочно едва различим в этом мрачном монохроме. Слава поднял и повращал между пальцев:

– Среди "судмедов" или следователей были женщины?

– Я не видел, – пожал плечами мужчина. – Да и место-то, мягко говоря, непопулярное. Сюда никто в это время года не поедет.

– Чей же он тогда? – Слава в полоборота смотрел на собеседника.

Мужчина еще раз пожал плечами:

– Не могла же его баба завалить?

Слава поднял вверх палец:

– Девушка.

В голове не укладывалось, как ему удалось увидеть то, что не заметили эксперты, несколько часов работавшие здесь. Хоть этот волос мог никому ничего и не дать:

– Какой же он черный, и кажется, не крашеный. Очень редкий.

"Вчерашнее завтра".

– Бросьте меня здесь, – попросил Слава, когда въехали в город.

– Такой себе ресторанчик, – подметил проводник.

– Мне потом пешком до гостиницы пару минут.

– Как скажете, всего доброго.

– Спасибо за помощь.

На веранде навстречу Славе выскочила из дверей невысокая черноволосая девушка с пронзительными и очень серьезными глазами. Следом за ней вышагнули два молодых человека. Они двигались так уверенно и резко, что журналист просто отскочил к столам, не осмелившись стоять у них на пути.

– Саш, сейчас доедем до новенького, – послышалось за спиной, когда Слава переступал через порог.

Внутри достаточно чисто и уютно. Аскетично, но уютно. Одна из официанток сама повела его за свободный столик. Их здесь много, и как она выбрала нужный – остается на совести судьбы. Ему подали меню, он по диагонали просмотрел его, позвал официантку. Заказал то, что можно было заказать и без него – эспрессо и "цезарь".

– Он у нас отвратительный, – улыбалась девушка.

– Пожалуйста, – спародировал ее улыбку Слава.

Официантка громко хлопнула корочками меню, как офицер "корочками" МВД, и молча удалилась. У стены, которая находилась за спиной у Славы, началось какое-то движение. Стало любопытно, и журналист повернулся. Девушка с кудрявыми каштановыми волосами, сидевшая, когда он заходил, спиной к основному залу, сейчас стояла полубоком. Парень замер от удивления. Этого он точно не ожидал увидеть.

– Софа!

***

– А давай сегодня сделаем вид, что у нас нет никаких обид? А нам самим нет еще и двадцати лет. Ты помнишь?

– Помню.

– А как вызывающе после наших свиданий мои пальцы пахли форелью. Ты никогда не носила белье под платьями.

Диснеевская принцесса смущенно улыбалась:

– Все еще мечтаешь о славе, а, Слав?

– Ну, надеюсь, не зря.

– Я слышала про тебя много.

– А я про тебя вообще ничего.

– В наших краях никого не упускают из вида.

– А ты так и кочевала по провинциям вокруг Сиба?

Зеленые глаза напротив блестели, и в них отражалось желание. Или Славе так казалось.

– Да, тут как-то интереснее загадывать среди осенних луж, доживешь ли ты от огорчения от них до их очаровательности весной. Люблю среднюю полосу во всем.

***

В гостиничном номере не спалось. Вода в кулере холодная. Гостиница чужая. А ему снова будто хочется на ту сторону. Хочется гладить ее ноги и мечтать. Мечтать о детях. Мечтать о тихих вечерах. Она не поверит, но ему снова так хочется на ту сторону. Ему теперь снова будут сниться ее ноги, ее руки, ее губы, а оттого спать совершенно не хочется. Или не о детях он мечтает? Может, это инстинкт, наложившийся на юношескую травму?

"Золотой Рог".

Вертолет американского производства неприметного в темноте черного цвета с погашенными огнями двигался в вязком ночном воздухе. Группа из пяти пассажиров внутри.

Макс понимал недосказанность между ним и его женщиной, а винт обходительно глушил голоса для окружающих. Слева от него сидела стройная девушка. Вся в темно-фиолетовом, с собранными пучком темными натуральными волосами, казавшимися в свете Луны совершенно черными. Черными настолько, будто такого цвета не существует. Такими казались и ее глаза – поглощающими абсолютно все люмены. Радужки словно горизонты событий, сворачивающие под собой пространство и время. Ярко-выраженные скулы с немного впалыми щеками придавали лицу еще бо́льшую воинственность.

– Даже металлический контейнер, каким бы прочным и квадратным он ни был, не может скрыть того факта, что в нем что-то есть, и это что-то необходимо достать. Понимаешь? И человек, которого терзают сомнения, рано или поздно чем-то себя выдаст – специально или нет. Эмоции – лишняя деталь в механизме добычи денег, но такая необходимая в системе правосудия. Поэтому я его и убрал. Пожалуйста, не сомневайся.

– Ты только о себе думаешь, – голос ее был ниже среднестатистического женского.

– О нас, дорогая.

– Не я тебе дорога.

"Разумеется, эта женщина опять ничего не поняла. Такие вот у меня чувства, да".

– Наша жизнь – более ценное достояние, чем деньги. Жизнь и свобода. Жизнь не в смысле биологии, а свобода не в поле юриспруденции. Настоящая свободная жизнь , когда ты сам выбираешь, как реализовывать свое счастье и чем кормить своих демонов.

– Но это эгоизм! А чужие жизни?

– Нет большего эгоизма, чем альтруизм, – Макс проигнорировал вопрос. – В отличие от обычного, он играет на подсознании.

Женя лишь цокнула:

– Такого цинизма не видел даже Анатолий Мариенгоф. Поверь мне.

– Поверю, потому что не понимаю, о ком ты. Но ты же знаешь, что во мне бьются два человека. Они встали спина к спине. Один – против прошлого, а другой – за будущее. И я не знаю, кто победит.

– Тот, кого ты будешь кормить, – хладнокровно ответили губы в темной помаде. – И пока ты кормишь первого, хоть и кажется тебе обратное. И кормишь его на убой.

Напротив сидел молодой человек, пришедший на смену убитого. Влад. Он ничего не знал и просто хотел заработать. Но за любой жаждой денег стоит преступная предыстория, о которой он пока не задумывался.

– Жень, давай сейчас без истерик.

– Я спокойна.

Спокойствие девушки после бури эмоций накануне и двадцатью минутами ранее вызывало бурю в душе уже у него, но он вовремя вспомнил, что должен быть сильнее. Максим просто наслаждался ее красотой – отсветами Луны в тени лицевых костей и аккуратными черными бугорками в верхней части туловища.

Вертолет приземлился за скалой на высохшую глину. Выйдя из облака пыли, Женя несколькими движениями отряхнула песок с кожаной куртки.

– Жень, ты с Владом сегодня поедешь. Подстрахуешь.

– Как скажешь, – даже не посмотрев на Максима, бросила девушка. – Поехали, малыш.

Автомобили были накрыты черными кофрами, уравнивавшими с воздуха их с землей. Четыре "Доджа Челенджера" – один "Хэлкет" в голове и три "ЭсЭрТи". Ткань поползла по изгибам кузовов. Сумки в минуту перебросили из вертолета в багажники.

– Твоя вот эта, – перстом указал Владу Макс.

– Мог бы и не утруждаться, – через плечо "бросила" Женя.

– Ох.

Женя небрежно уронила себя на пассажирское и громко хлопнула дверью, что было уже против правил даже в пустыне.

Автомобили двинулись по сигналу Макса.

– А как мы обойдем системы слежения? – собственный вопрос показался Владу немного наивным. – Я не совсем понял в самом начале. Ты, я думаю, объяснишь четче.

– Спасибо за комплимент. Вот смотри, – не обронив ни единой эмоции продолжила Женя. – В головной машине стоит авиационный генератор помех. Такие используют в военных самолетах, чтобы нарушать системы наведения ракет и размывать показания радаров противника. Они глушат связь почти во всем радиодиапазоне. Не спрашивай, где такую достали, и как ее запитали. Камеры и датчики движения на границе, конечно, хорошо защищены от подобных штук, но никто не проектировал их, чтобы сопротивляться авиационным "глушилкам". Никто и подумать не мог, что такая "глушилка" может катиться по земле. На несколько минут датчики теряют возможность передавать картинку в штаб, и в этот момент мы проходим через границу. Конечно, мы попадаем в поле зрения камер, и на записи мы будем, но будет уже слишком поздно. Номеров на машинах нет. Мы просто черные тени. Маршруты мы тоже регулярно меняем.

Влад одобрительно кивнул:

– Вот теперь мне стало намного понятнее.

Женя впервые на его памяти улыбнулась:

– Не отставай.

Сложно не отставать, когда из-за пыли, да еще и в полуночной темноте, совершенно ничего не видишь перед собой. Опытная Женя, уже чувствуя автомобили, подсказывала, когда подворачивать. Миновав пустынное дно пересохшего древнего озера, углубились в долины среди холмов. Тут тоже нет растительности. Влад не заметил, как они перешли границу. Это было понятно лишь по перебоям систем навигации автомобиля и шипению рации в руках у девушки. Но физически – ничего. Просто прокатились.

После остановки Макс выскочил и, пробегая мимо машины Влада в самый хвост колонны, обронил:

– Вот так мы это и делаем.

Теперь оставалось дождаться, когда приедут "принимающие". Они заберут российский груз, передадут тот, что должен наоборот въехать в Россию, и скроются среди скукожившихся от недостатка влаги кустарников – буквально в никуда.

"Магия возраста".

Следующий день прошел в докучании всем, кто знал жертву, и не принес никаких особых новостей. Кажется, Слава нарвался на очень среднего человека из очень средней полосы. В голове даже мелькнул образ девушки, с которой он столкнулся у входа в ресторан. Слишком уж черные у нее были волосы. Или взгляд запомнился. Или облегающая темно-фиолетовая куртка. И эти молодые люди. Но они остались какими-то безликими. Обычные интеллигентные парни, ничем не выделяются. Такие же, как и он. Вспомнились книги по психологии, в которых любят твердить, что зло непременно предшествует добру, и что самое страшное из зол именно то, которое свершается подобным тебе. Тем и отталкивает, что пошатывает твою уверенность одновременно и в твоей исключительности, и в твоей добродетельности.

– Да ну, бред какой-то, – сам себе вслух Слава озвучил неоспоримый контр-аргумент, и тут же выбросил образы из головы.

София оставила свой номер телефона, и когда солнце уже село, Слава набрал ее. Через час они снова ужинали в том же ресторане, только блюд в этот раз было намного больше. Поклонник Томпсона поделился своими переживаниями:

– Мне кажется, что я опять промахнулся. Ничего тут не узнать. Даже в отделе был – там на все это почти "забили". Говорят, бывает.

– Да брось, – цедила Софа, перекладывая еду между щеками. – Я думаю, изначально было понятно, что дело не выгорит. Не хочу преуменьшать ценность твоих порывов, но дело и вправду рядовое.

– Но похоже на организованную преступность, так ведь?

– Это просто контрабанда. Кто-то что-то не поделил. Здесь немало таких историй, поэтому полиция права. Полиция давит на то, что контрабандой должны заниматься пограничники и "безопасники". Пограничники пытаются бегунов гонять, но с переменным успехом, а свои неудачи вручают полиции. Все прекрасно понимают, что произошло, но зацепиться за что-то будет трудно.

– Видимо, это мой карго-культ.

– Не вини себя. Мы все что-то ищем.

За те годы, что Слава не видел девушку, она стала более мудрой. И более мудрой, чем он. Стала какой-то непрошибаемой что ли.

– Я не виню. Мы – наркоманы. Только каждый в поисках чего-то своего. Зависимости повсюду.

– Правильно.

– Поэтому я попробую еще. Завтра непременно попробую.

После ужина, пара добралась до гостиничного номера, и не покидала его до утра. Эта ночь ни была похожа на те, что были в глубокой юности. В ней было меньше нежности, но больше сомнений. Вот она – магия возраста.

"Реальные иллюзии".

Полгода спустя.

Странное расследование стало слишком личным. Слава подсознательно бился над нерешенной задачей – на самом деле решенной задачей. Решенной давным давно. И давным давно потерявшей объективный смысл. Кто убил того человека полгода тому назад? Кому это важно? Похоронили – и забудь. Его тревожила сама случайность, которая в итоге привела к воскрешению его чувств, в том числе и терзающих, и к появлению на свет его дочери. Да, именно к появлению. Пусть она еще томится во чреве своей матери, но она уже осязаема, и часто толкается ножками. Она уже здесь.

Пока Слава не смог этого до конца принять. Что-то тянулось из глубины души.

– Я думал, что просто с тобой высплюсь. А ты мне – "у нас будет дочь". Я хотел, правда. Но мечта десятилетней давности сбылась так неожиданно, что я оказался не готов.

Жестко, но честно. Софа ночами обнимала его и утешала, но с каждым разом обнимать ей становилось все сложнее – живот неустанно рос.

– Тесно между детством и тестом на беременность, я понимаю, – и как бы ей ни было обидно, она находила в себе силы смазывать резкие грани ради создания союза, в котором сама не росла. – Я осень бы любила лишь за то, что всем одиноко. Давай, дорогой, ложись спать, не сиди. Я тоже не могу так уснуть.

Ради ожидаемо неожиданно своей женщины Слава ложился в постель и по два часа не шевелился, изображая сон. Потом отключался, и на утро просыпался разбитым. По вечерам он любил негромко включать уже немодные песни, при том, исключительно на русском языке. За ними он чувствовал отголоски старых переживаний таких же живых людей. Переживания давно отгорели, но вдруг отзываются в тебе спустя пару десятков лет пускай даже посредством одного слова – это и есть сила искусства.

У ребенка должна быть не только мать. И девочкам пример настоящего мужчины еще важнее, чем мальчикам – во благо создания крепкого будущего союза. Если мальчика отец учит конкретным вещам, то девочку – абстрактным, а абстракция всегда шире и порой бесконечно вариативна в своей применимости.

– Слезы детства стали улыбкой в подростковом возрасте, а во взрослой все вернулось назад. Правда? Время – вода, – твердил Слава.

Он надеялся, что однажды ему самому надоест поедать себя. Аутоканнибализм, которым он занимался, передался ему от отца, и ближе к родам Слава понял, что не хочет, чтобы такие вещи передавались дальше. Только сделать пока ничего не мог.

Полная Луна висела над кромкой гор. Ровно семь месяцев назад он сюда приехал, и бросил всю прошлую жизнь. Скоро предстояло вернуться ради будущего ребенка в город покрупнее, но теперь ему будет не хватать тысячелетних скал и этой сибирской хтони, вкус которых он раньше не ощущал. Вкус местам придают люди. Люди – соль любой земли.

София уснула. Ей сейчас все время жарко, и она сбрасывает с себя одеяло. Но не полностью. Верхний край всегда слегка прикрывает плечи – так она чувствует себя в бо́льшей безопасности:

– Я чувствую этот мир плечами, – признавалась девушка. – А во сне не хочу ничего чувствовать и закрываю этот портал.

Вращая пальцами ее каштановый волос, подобранный с поверхности стола, Слава вспомнил, как так же вращал черный волос неизвестной ему девушки. И все же – кто она? Сколько ей лет? Как ее зовут? Хотелось узнать ее историю, ведь именно она невольно "виновата" в нынешней его жизни. Или не она? Сугубо спортивный интерес. Никого ведь так и не нашли, и все, что у него есть от неизвестной ему истории – это память о маленькой частичке тела. Даже не сама частичка.

"Времени нет".

Той же ночью – буквально в паре километров – Влад стоял на пороге дома своего временного властителя. Звонить пришлось около минуты, Но Макс в конце концов впустил его в свой дом. Так начиналось очередное дело.

Такие апартаменты Влад видел только в фильмах. Бра на стенах разливали мягкий свет по коридорам. Переходы между комнатами, оформленные в японском стиле, немного веселили, но в то же время вызывали чувство восхищения. В огромной гостиной на коврике для фитнеса, полностью обнаженная, Женя делала третий подход по тридцать раз, и так отчаянно, словно пыталась обнулить возраст. Затем она ушла в душ, чтобы вернуться в люди в привычном для всех окружающих обличии. На Влада она не обращала внимания. А он про себя отметил, что ребра все же торчат.

– Ты первый, кто это видит, – придал моменту важности Макс.

– Сочту за честь.

– Не иронизируй. Садись.

Макс расхаживал по квартире в халате и с бокалом шотландского виски в руке. Для него это просто очередное дело, а для Влада любое очередное – все еще особенное.

– Не заматерел ты, – Макс лил односолодовый в стекло.

– Потому я здесь.

– Верно.

– В Бога веришь? – неожиданно спросил Макс, раскинувшись напротив в плетеном кресле.

"Господи, это не кухня, а целая штаб-квартира", – подумал про себя Влад.

– Отчасти. Пока не разобрался.

– А я верю в Дьявола.

– Почему? В Библии Дьявол проигрывает.

– Да, но прошло две тысячи лет, и он все еще жив. Все думают о месте, но никто не делает поправку на время. Бог бессилен. Он лишь пытается убедить людей в их безгреховности, в то время как властвует Дьявол. Если и верить во всю эту чушь, то лишь в ту часть, которая действительно освобождает, а не дразнит счастливой жизнью в обмен на послушание, как и любая мирская власть. Не проводишь аналогии?

– Может быть и провожу, но я ищу какого-то спасения. Может быть, даже от себя самого.

– Да нет его. Дьявол говорит: "Живи здесь и сейчас". Посмотри на Женю.

За стеной шумела вода, и посмотреть на девушку сейчас было невозможно. Да и ничего там уже не осталось, чего не видел Влад.

– Ты думаешь, мне ее даровал Господь? Вот эту черную во всех своих деталях бестию?

– Почему во всех? Кожа у нее белая, – съязвил Влад, подразумевая совершенно другое. – Думаю, что нет. Но мы ведь говорим абстрактно. Неуместно приводить примеры только из своей жизни.

– А мне принадлежит лишь моя.

– Но получается, что она принадлежит Дьяволу?

***

– И чтобы продлились дни твои на земле, что наш Господь даровал нам. И да даст он тебе силы, чтобы исправить то, что можно исправить. И дарует терпение, дабы принять неизменное. И разум, чтобы отделить одно от другого. Амен, – шептали до черноты накрашенные девичьи губы.

Еще с воздуха контрабандисты заметили несвойственное движение патрулей. Женя толкнула Макса, но тот не прореагировал. Тогда она спросила:

– Тебе не страшно? Давай отменим. Что-то не так.

Макс на пять секунд повис:

– Мне было страшно лишь однажды, когда я проснулся в Омске в одной постели с тобой, а пить начинал в Красноярске.

– Да что ты? – девушка смотрела на него с открытым ртом, изображая детское удивление, за которым легко читалась издевка.

– Вот именно, что даже тогда мне не было страшно. Продолжаем.

Женя посмотрела на сидящего напротив Влада, улыбкой передав ему насмешку над показной бравадой Макса. Она знала, что Влада не интересуют ни чужая постель, ни стройное до неприличия тело нравившейся ему чем-то другим девушки. Он чувствовал глубже.

Справа от Влада сидел Саша, их старый компаньон. Муж двадцати пяти лет от роду. Много видел, но ничего не запоминал надолго. Это его дар, как признавались многие.

Вертолет приземлился в том месте, с которого они уже начинали пару месяцев назад. Макс вправду никогда не уезжал и не возвращался мимо одних и тех же датчиков движения, чтобы путать пограничную службу. Только когда те начинали забывать маршруты, все повторялось.

Женя выскочила первой всего через пару секунд после касания "птичкой" земли. Расчехлили стоявшие у отвесной скалы машины, перебросили груз. Девушка ушла в голову колонны к своему сожителю – теперь только так мог назвать его Влад.

Моторы завели под шум взлетающего вертолета, спустились на гладь пересохшего озера в облаках пыли. Теперь Влад ориентировался лучше, вернее чувствовал хвост впередиидущей машины, которую совершенно не видел. Просто все было рассчитано до метра и до секунды, и никогда не менялось в ходе игры. Он все выучил.

Навигатор резко потерял сеть – значит постановщик помех заработал. Еще несколько секунд, и покажутся навешанные на колья камеры ночного видения, неустанно до этого передававшие сигнал.

Резко, из-за гула собственных моторов, водители услышали приближение посторонних автомобилей. Кряканье сменилось призывами остановиться и угрозами открыть огонь, но реакции не последовало ни после первого предупреждения, ни после второго.

Женя косилась на Макса, и ее взгляд говорил больше любых слов. Спектр варьировался от "я тебе говорила", до "пожалуйста, остановись". Она проклинала весь этот мир, в который ушла с головой. Он ей настолько надоел, что это было невозможно скрыть.

Что-то защелкало. Крупнокалиберные пули прошили головной автомобиль с правой стороны, изрешетив "второго пилота". Звон осколков и визг металла взбодрил Макса. Женя упала лицом на переднюю панель. Рваные куски кожаной куртки, с которых текла ее кровь, лишь на секунду увлекли внимание "властителя", но он смог тут же включиться обратно. Давил на газ с остервенением, забыв, что за ним тянется "змея". Последняя извивалась и тащилась сначала по озеру, а затем мимо холмов. Правила прекратили действовать. Других участников гонки он перестал определять из-за теперь совсем непроглядных клубов пыли. И давил на педаль до тех пор, пока не стал слышать ничего, кроме слабого звука знакомых ему автомобилей.

От погони ушли, но какой ценой? Сотрудники пограничной службы остановились лишь потому, что закончилась их юрисдикция. Но для жизни и смерти ничего не заканчивалось.

Хрупкое тело юной девушки обмякло, и держалось лишь за счет дверцы "бардачка". Некогда сияющей в свете Луны щекой ее лицо подпирало все сорок пять килограмм ковчега души.

Макс безжалостно вытащил Женю на холодный песок и стоял над ней. Влад так и не понял, кто она теперь для него – кусок мяса и костей среди монгольских степей, или главный в жизни человек. Он тяжело дышал, сплюнул рядом. Влад, подбежав, упал на колени, схватился за шею. Пульса нет. Семь пулевых. Не просто пулевых, а словно взрывов снарядов. Правая грудь разорвана сразу двумя. Значит, разорвано и легкое. Печень, правая почка, кишечник. Почти мгновенная смерть. Почти? Не больше десятка секунд между проникновением и касанием с передней панелью и последним осознанным вдохом. Что она думала? А что думал Макс?

– Саш, заверни ее и в багажник.

Повисла пауза.

– Это все?

– А что ты хочешь? – сорвался на крик Макс.

– А когда умрем мы? Что скажешь? Или вообще ничего? – уточнил чужой вопрос Влад.

Макс со всей силы ударил в крыло своего "Доджа". Неправда, что чувства не оставляют следов – металл сжался и прогнулся. Навечно. Или пока его не сомнет пресс.

– Меня уже не сохранить, Владик, – Макс остановился. – Но сохрани то, что я любил. Мою речь, мою любовь, мое мироощущение. Не пророни ничего от отправителя к получателю. Сохрани от всего. Ведь не каждый цветок окрепнет, а лишь тот, которому повезет с почвой. Да, Влад, как мне с тобой.

Влад кивнул, хоть и не совсем понял чему, и помог оттащить тело. Он взял своими ладонями под ключичные суставы, коснувшись кончиками пальцев за края грудей. За края тела человека, вчера дышавшего и ставившего цели. Макс стоял и глубоко дышал. Он смотрел на Луну. Дождался, пока тело погрузят, достал "Беретту", и приставил к виску. Влад успел схватить его за ноги лишь тогда, когда выстрел, снимающий всякую ответственность, уже раздался.

Два тела рухнули в пыль. Пыль лезла в горло, смешивалась со слюной, отторгалась. Естественные процессы смешались с душевной болью, и первые стали бессмысленными. Естественно. Потом вообще забудутся. Больно. Лежали два тела – живое и тело Макса.

– Он проиграл, – скулил Влад.

Три парня стояли над чудовищным "полотном", не зная, что сказать или сделать. Вокруг лишь мягкий свет. Кровь высохнет, а им как жить? Ладно, любые слова – лишь слова. Влад рыдал, осознавая реальную величину личностей, пред ним павших.

– Собери все, что можешь, а потом кремируй, – выдохнул в пол Саша.

– Ладно, как скажешь уже.

– Ничего больше не скажу.

***

Спустя полгода, когда Влад устанет жить ночами, и когда возрождение к жизни вернется желанием смотреть на мир под светом солнца, он сам вернется в Новосибирск и продолжит.

– Ты пустой, словно замешал в алюминии спирт с героином, – бросила ему когда-то Женя.

Влад не почувствует обиды, ведь это правда. Он уберет зажигалку воспоминаний из-под ложки, в которую перемолота его жизнь.

Все советуют выбрать жизнь, словно есть выбор. Для многих выбор действительно может стоять очень четко – между жизнью и смертью. Духа или тела, или того и другого. Но смерть – это лишь принятие неизбежного. Если мы родились, мы ее уже не выбираем – она ведь все равно когда-то настигнет.

***

София Разумовская в метель родила дочь. Слава отказался присутствовать на родах, хоть девушка и умоляла. Ему тяжело видеть, как человек, в чувствах к которому он не разобрался за десять лет, страдает из-за него, и порождает человека, который может пострадать в будущем из-за того, что он ни в чем разобраться не может. Ему только предстояло переложить основы гонзо-журналистики, в которой так и не преуспел, на реальную жизнь – посмотреть на свою личность изнутри.

Девочку София назвала Уто́пией. Очень странное имя, а для России – сумасшедшее. Но звучит красиво. И одновременно сочетает в себе мечты ее матери о большом, терзания отца о маленьком и несовершенство всеобъемлющего мира. Девушка и сама не знает, как эта мысль ее посетила, но безмерно довольна собой.

Оглавление

"Остров Возрождения".

"Вчерашнее завтра".

"Золотой Рог".

"Магия возраста".

"Реальные иллюзии".

"Времени нет".