Проект «Ода» [Илья Воробьев] (fb2) читать онлайн

Илья Воробьев Проект "Ода"

I

Ты всегда был слишком идеальным, любимый Ханебо. Жаль, что всё так получилось.

Я оттопыриваю большой палец и мизинец – мой робот замахивается и бьёт, опрокидывая его робота.

Я стремилась к совершенству. Идеальный разум, идеальное тело. Идеальные инстинкты. Он никогда этим не утруждался – и всегда этим владел. Он хотел другого.

– Зачем совершенство в одиночестве? – сказал он как-то мне. – Люди должны совершенствоваться вместе и чуть-чуть не дотягивать до идеала.

Я не понимала его. И сейчас не понимаю. В совершенстве нет порока.

У него странное имя. Оно звучит как азиатское, но я не могла найти значения этого имени, сколько бы ни рылась в словарях, сборниках имён или исторической литературе. Ханебо, Ханебо… Мать родила его уже после того, как ей диагностировали шизофрению. По его словам, по крайней мере. Несчастная женщина и сама не может ответить, почему так назвала своего ребёнка.

Моё имя тоже не из простых. В школе часто травили из-за него. Моя мама вышла замуж по любви, а через год оказалась в больнице, забитая отцом. Она была набожной. И, когда я вылезла на свет, она назвала меня Кирией. С греческого это значит «владыка». Разумеется, я никем никогда не повелевала, зато все пытались повелевать мной.

Его робот, сияющий неоном, вскакивает и пытается схватить моего. Я подгибаю средний палец и вытягиваю его вместе с безымянным – мой робот тут же отскакивает по диагонали.

Систему управления придётся усовершенствовать. Сейчас мне нужно всего три пальца, чтобы направить робота в любую из восьми сторон. Это так же просто, как управлять персонажем в компьютерных играх при помощи клавиш W, A, S, D. Ещё мизинец и большой для того, чтобы поворачивать.

Его робот кувыркается и снова бежит на моего, размахивая руками, как легкоатлет на стометровке.

Мы назвали их стражами. Ведь они охраняют будущее. Мой страж белый, его – чёрный.

Когда его страж снова вытянул руки, чтобы применить клинч, я дёрнула средним пальцем и опять вытянула большой с мизинцем – мой робот шагнул вперёд и точным ударом опрокинул его.

Чтобы нанести удар, нужно одновременно вытянуть большой палец и мизинец. Но робот, который может только махать кулаками – это мусор, а не боевая единица. Мы не придумали ничего лучше, как добавить клинч. Для него нужно вытянуть все пальцы и держать их так до момента, когда страж должен сомкнуть руки. Это была изумительная идея: страж Ханебо уже второй раз получает по железяке, даже не коснувшись моего! Я дура.

Систему управления нужно усовершенствовать.

Я думала, что проблема будет во второй перчатке. Когда перчатка одна, её позиционирование легко отследить. Чип каждую миллисекунду кодирует положение пальцев и отправляет сигнал напрямую роботу. Но если сигнал отправляют две перчатки? Всё-таки это не проблема.

Хиральность. Свойство, заключающееся в невозможности совместить объект с его зеркальным отражением¹. Возьмите кубик и отразите его в зеркале. Два отражения будут абсолютно одинаковыми. Кубик не хирален. Возьмите вашу левую руку и отразите её в зеркале. Это отражение вы никогда не сможете совместить со своей левой рукой. Попытаетесь повернуть костяшками вверх – и у отражения большой палец окажется с левой стороны. Кстати, отражение – это ещё и ваша правая рука. Рука хиральна.

Хиральность лежит в основе жизни. Органические молекулы, из которых состоит тело человека, в большинстве своём хиральны. Ферменты, рецепторы, антитела – всё это белки. Белки состоят из аминокислот, а аминокислоты хиральны. Есть такое лекарство – талидомид. Представьте себе несимметричное кольцо, из одной точки которого вверх и вниз расходятся атом водорода и другое кольцо. Если атом водорода будет идти вниз, талидомид поможет вам успокоиться и уснуть. Если атом водорода будет идти вверх, ваши дети родятся с уродствами.

Перчатки хиральны. Это значит, что в программу можно вписать код, позволяющий однозначно дифференцировать левую и правую ладони. Робот сможет «отличать», согнулся это мизинец правой руки или левой.

Проблема в другом. Даже если каждому пальцу придать всего два возможных положения, с одной рукой общее число комбинаций равно двум в пятой степени – тридцати двум, а с двумя руками число комбинаций равно двум в десятой степени – тысяче двадцати четырём. У каждого пальца положений гораздо больше, чем два. И каждую комбинацию необходимо сопроводить кодом на сотню-тысячу строк. Полно вычислений: угол наклона плеча, предплечья, положение в пространстве, эффективная траектория… Даже если умудриться написать и скомпилировать такую программу, ни один хост не выучит все эти комбинации. Сизифов труд.

Его робот вдруг остановился, когда мой уже наносил удар, – и мой грохнулся! Страж Ханебо упал на него сверху и всё же схватил.

Я вспыхнула. Задумалась о перчатках! Я отвлеклась!

Я из того меньшинства людей, которые умеют сосредотачиваться. Но иногда я сосредотачиваюсь на проблемах, когда не нужно.

– Ладно тебе, не корову проиграла, – рассмеялся Ханебо и поцеловал меня в щёку.

Я промолчала. Его глаза подёрнулись тревогой, и улыбка улетучилась. Должно быть, на моём лице опять написано отторжение.

Он всегда старается приободрить меня.

Я же всегда холодна.

Ханебо раз за разом укалывается мной и расстраивается. Я не хочу его расстраивать. Но и не быть холодной у меня не получается.

Он никогда не отвлекается. Он имеет чёткий список приоритетов и всегда сосредотачивается на текущем деле. Это он придумал перчатку. Это он придумал искусственный интеллект, который корректирует действия стража в зависимости от ситуации. Я же придумала роботов и теперь витаю в облаках от того, как классно у нас получается их развивать.

Но не у нас – у него.

Не могу не быть холодной: ты всегда слишком идеален!

II

– Пойдём перекусим? – спрашиваю я.

– Каша с батончиком? – улыбается Ханебо.

– Угу.

А я не улыбаюсь. Я люблю Ханебо всем сердцем, но не могу ему улыбаться. В последний раз я смеялась три дня назад, когда он пошутил про богомолов. Он всегда остроумно шутит. И я, наверное, единственная, кто не всегда над его шутками смеётся.

Я провела карточкой, и пластиковые двери разъехались, ослепив нас тысячами люксов от белых светодиодных ламп на потолке коридора. А в нашем тренировочном зале было сумрачно, всё отделано металлом и освещено слабым неоном фиолетовых оттенков. Даже не хотелось покидать ту уютную тьму.

Первый коридор сменился вторым. На этот раз его освещал яркий солнечный свет, льющийся из окон по левую руку. В глаза бросалась ядовитая зелень джунглей, мутная ржавость какой-то местной речушки и далёкие углы покрытого бликами города. Я вздрогнула при мысли о том, сколько придётся ехать до дома. Опять. Машина была моя, водить её тоже мне. Ханебо не умел водить, но, бьюсь об заклад, научился бы этому быстрее меня раза в два и сдал бы экзамен экстерном. Он говорит, что ему не нужны права. Он так говорил ещё до того, как познакомился со мной.

Задумчивость чуть замедлила меня, хотя обычно я хожу очень быстро. Ханебо прошёл вперёд и провёл карточкой по панели справа, открыв двери в производственный цех.

Огромный и снова сумрачный зал. Здесь тоже не было окон, всё освещалось десятью рядами длинных белых ламп, но даже их мощного сияния было мало для того, чтобы уничтожить треугольные тени в углах. Я давно предлагала инженерам закупить дополнительные источники света, но их и так всё устраивало. Я настояла, но Ханебо меня не поддержал, сказав, что рабочим виднее, в каких условиях им лучше работать.

Спроси́те меня, какая страна сейчас самая сильная.

Я отвечу, что вы невежда. Страна и государство – это разные вещи. У стран нет силы.

Поправьтесь и спросите меня, какое государство сейчас самое сильное.

Я отвечу: то, которое сотрудничает с нами.

Былые времена прошли. Государство – это аппарат власти, состоящий из болтунов и армии. Болтуны занимаются дипломатией и вешают лапшу на уши друг другу, а армия своим существованием гарантирует, что государство будет жить. Ну, по крайней мере я и Ханебо так видим. Гуманитарные науки могут с нами не согласиться, и это их право. Единственная истина заключается в том, что государства теперь лишены армий. Всё, пусто. Ушли. К нам.

К ТНК – транснациональным корпорациям.

Сейчас в мире всего две страны – Эдем, как её додумался назвать один набожный политикан, и Остальной Мир. Разумеется, по версии политологов Эдема.

В Эдеме ещё звучат иногда «Франция», «Китай» и другие названия, но они никого, в общем-то, не интересуют. Потому что реальная власть – власть, основанная на военной силе, – принадлежит нам, нескольким ТНК. Впрочем, здесь слово «нам» неправильное.

Мы не союзники.

Мы с Ханебо работаем в корпорации «ЗАСЛОН». Это пока что самая крупная и приятная корпорация. По крайней мере, инженеры здесь в большем почёте, чем менеджеры. У компании множество отделов по всему миру, занимающихся разработкой радиолокационного оборудования, регуляторов погоды, промышленных реакторов, медицинской техники, буровых установок и чёрт знает чего ещё – и всё с использованием технологий дополненной реальности и машинного обучения². Признаться, я этим никогда не интересовалась, в отличие от Ханебо. Он считает, что нужно досконально знать коллектив, в котором работаешь. Я считаю, что нужно досконально знать то, над чем ты работаешь.

Ему, правда, удаётся и одно, и другое.

Здесь, в Южной Америке, в недрах амазонских джунглей находится Отдел медицины с огромным производственным комплексом и военной базой под боком. Десять тысяч инженеров и медиков трудятся каждый день не покладая рук над новейшим оборудованием для позитронной томографии, рентгено-флуоресцентной диагностики рака и сверхточной радиотерапии.

Это ложь.

Для разработки и производства такого оборудования не нужно десять тысяч учёных.

Ни на одном сайте, ни в одном секретном источнике не будет написано, что у корпорации существует ещё одно подразделение: ОРВС – Отдел роботизированных вооружённых сил. Секретный отдел, где разрабатывают гуманоидных роботов, способных заменить живых солдат на поле боя. Мы разрабатываем. Я, Ханебо и ещё две тысячи коллег, формально прописанных в Отделе медицины. Разрабатываем, тестируем и лично применяем против врагов компании.

Мы с Ханебо остановились на несколько минут оглядеть производственный цех. Здесь несколько конвейерных линий. Когда в комплекс приходят журналисты, по конвейерным лентам перемещаются пластиковые профили и корпуса магнитов. В остальное время – конечности роботов и полимерные перчатки для их управления.

К нам подошёл мужчина в халате. Здесь работают только мужчины и либо в халатах, либо в комбинезонах с касками. Он протянул планшет со словами:

– Распишитесь, пожалуйста.

Я прислонила три пальца в небольшой квадрат на экране. Проекционно-ёмкостный экран зарегистрировал изменение тока в точках прикосновения, а ультразвуковой датчик распознал отпечатки моих пальцев; программа сравнила их с имеющимися в базе данных и моментально вывела на экран мою сертифицированную подпись. Готово.

ОРВС руковожу я. Ханебо – мой заместитель.

– Что в этот раз? – спросил он.

– Закупка, – ответила я, направившись к следующей двери.

– Из графика не выпадаем? Всё хорошо?

– Да, да.

Я провела карточкой, и мы прошли дальше. Сумрачный душный цех сменился светлым коридором, а светлый коридор – темноватой кухонкой. Здесь прохладно от множества холодильников, окна плотно заставлены, а свет сочится лишь из одной круглой лампочки, жалко свисающей с потолка на тонких проводах. Тёплый свет. Простая и древняя лампа накаливания. Вообще-то над ней установлен десяток мощных светодиодов, но Ханебо всегда настаивает, чтобы мы обедали при таком скупом освещении. Говорит, что это напоминает ему о детстве.

Он ненавидит своё детство. И поэтому всегда ищет способы напомнить себе о нём. Я не понимаю этого.

Я отошла к зеркалу расчесать свои волосы, пока Ханебо доставал из холодильника контейнеры с кашей и перекладывал их в микроволновку. Люблю, когда мне расчёсывают волосы. Движение расчёски сродни массажу головы – вызывает прилив крови, стимулирует мозговую деятельность. Мне, по крайней мере, всегда легче после этого думать. Механические руки зеркала двигались плавно, хотя и грубовато. Ханебо натренировал этого робота при помощи обучения с подкреплением, используя в качестве вывода мой пульс: те движения, которые меня раздражали и резко повышали мой пульс, робот старался избегать.

В этих желтоватых кашах, которые Ханебо отправил в микроволновку, содержатся все полезные вещества, необходимые для восстановления и развития организма. Белки, жиры и углеводы в идеальном соотношении, витамины… И притом каши эти вкусные. Единственный недостаток заключается в том, что каши не жуются. Поэтому их всегда дополняют такими же универсальными батончиками. Мы любим со вкусом шоколада. А если запивать это всё стаканом чистой минерализованной воды, то получается идеальный приём пищи!

Когда мы уже уселись забивать животы вкуснятиной, зазвонил мой телефон. С ложкой в зубах я бегло глянула на экран, включила громкую связь и положила мобильник между нами с Ханебо.

– Слушаю?

– Сеня. Удобно говорить? – прозвучал молодой голос.

– Обедаю. Удобно будет слушать?

– Пойдёт. Ханебо рядом?

– Да, – протянула я, глядя на супруга. Глаза его блестели любопытством.

– Прекрасно. Я сейчас в самолёте, завтра буду у вас. Выделите мне часик хотя бы, очень важное дело.

– Ровно через двадцать пять часов, идёт? После нашего обеда.

– Идёт.

Ханебо спросил:

– Дело касается чего?

Сеня сначала замялся – ведь, определённо, это не тот предмет, о котором можно было болтать, – но всё же ответил:

– «Пришествие».

III

Через двадцать четыре часа я полностью раздетой лежала на рояле.

Пальцы Ханебо медленно и чувственно перебирают клавиши. Нежная и ласковая мелодия, размеренная и звонкая как весенняя капель, льётся вокруг меня. Я с наслаждением ощущаю холод лакированного дерева и, закрыв глаза, представляю, как купаюсь в ледяном озере высоко в горах, грудью чувствуя брызги водопада.

Поворачиваю голову и вижу Ханебо. Во фраке и с бабочкой, с приглаженными волосами, он совершенный джентльмен. Я хочу ему улыбнуться.

И я смотрю на него ледяными глазами.

Он играл увлечённо, не поднимая головы. Когда он закончил, я уже задумчиво смотрела на чёрный потолок.

– О чём думаешь, дорогая? – спрашивает он.

Я чувствую его заботливый тёмный взгляд. И мне не хочется отвечать на него.

– О наших роботах, и довольно давно, – говорю я и делаю паузу. – Мы используем глубокое обучение на нейронных сетях, сочетаем обучение с учителем и с подкреплением, но… они остаются бездушными глупыми машинками. Учёные давно уже не совершенствуют искусственный интеллект – небезопасно, видите ли! Но, может, мы вернёмся к нему?

И всё же я поворачиваю голову и смотрю Ханебо в глаза.

– Что, если нам удастся создать искусственный интеллект, способный к восприятию? Интерпретируемый, точный!

Искусственный интеллект третьего поколения.

Первое поколение основывалось на знании: машина использовала готовый набор правил и фактов об окружении и на их основе рассчитывала дальнейшие действия. Никаких предсказаний – железная логика. Текущее второе поколение основывается на данных: система анализирует базы данных и сама выводит эти правила и факты об окружающей среде, которыми руководствуется далее. Прогнозирует и обучается – с учителем, без него или с подкреплением. Нейросети здесь – великолепный инструмент. Но такой искусственный интеллект – не более чем «чёрный ящик», дающий лишь правильный результат. Он подобен студенту, бессмысленно воспроизводящему алгоритм: результат есть, но понимания нет. Нет целостной картины. Нет восприятия. Искусственный интеллект нового поколения должен быть способен к восприятию, а также должен сочетать в себе черты двух предыдущих – знание и способность к обучению³.

И это то, чего сегодня боятся учёные.

Ханебо улыбнулся.

– Зачем он нам?

– Затем же, зачем вообще существует наука! – повышаю я голос. – Автоматизировать труд, избавить человечество от тяжёлой работы.

– Без тяжёлой работы человек регрессирует. Когда он перестал скакать по веткам, деформировались пальцы ног. Когда он перестал нуждаться в тепле, исчез плотный волосяной покров. Когда он придумал механизмы и начал изучать мир, мышцы перестали расти самостоятельно, как у родственных обезьян. Если лишить человека мыслительной и физической деятельности, он станет… тупым мешком жира.

– Можно ходить в тренажёрные залы, а мышление тренировать играми и задачами.

– Можно, но никто не будет так делать, – смеётся Ханебо. – Удовольствия страшны тем, что они бывают без «побочных эффектов»: дискомфорта, цены, усталости. Вместе с ленью удовольствия тянут каждого на дно.

Вдохновлённый своей же речью, Ханебо начинает играть какую-то лёгкую мелодию, которую я никогда не слышала.

– Сейчас мы преодолеваем эти пороки сравнением. Когда перед глазами есть человек совершеннее, мы невольно стремимся к его высотам. Совершенные роботы, с другой стороны, по умолчанию недосягаемы для человека. Мы все станем равными – в том смысле, что все одинаково потеряемся и регрессируем.

Я вздохнула. Никогда не думала о таком.

– Это если таких роботов будет много, – продолжает Ханебо. – Если сделать недостаточно, тогда и суть такого идеала не будет удовлетворена. Когда роботов много и они умеют мыслить, всегда существует опасность их мятежа.

– Перчатки по-прежнему будут у нас. Они не избавятся от программ в своих чипах, – отвечаю я вяло.

Мне кажется, с Ханебо бесполезно спорить. Любые наши разговоры заканчиваются тем, что я принимаю его позицию. Нет, он никогда не давит и принуждает. Просто он всегда находит, чем разбить твой аргумент, и выдаёт свой, который ты ничем разбить не можешь. А рационалисты вроде нас с Ханебо привыкли держаться только обоснованных мнений. Ведь именно такой подход и привёл человечество к процветанию.

– А как люди избавляются от неправильно работающих органов и продолжают жить? – парировал Ханебо. – Произвести нужный чип и трансплантировать – это несложная задача для будущего робота.

Ну вот, я же говорила. Мне нечего ответить.

Я поворачиваю голову и улыбаюсь одними губами.

– Наверное, ты прав, дорогой.

Он видит фальшь моей улыбки, и глаза его тускнеют.

Пальцы замерли, и в зал прокралась тишина. Мои губы расслабились. Мне стало горько и тяжело от своей бездушности, грудь словно разъедало кислотой. Но было и обидно от того, насколько Ханебо недосягаем для меня. Меня не волновало его тело: женское тело всегда изящнее и красивее мужского.

Разум. Выдержка и разум.

Впрочем, это мои проблемы. Я не имею права выливать свою слабость на Ханебо, словно помои.

– Ханебо, – зову его я.

Он живо поднимает голову, и глаза его светятся словно звёзды.

– Помнишь прошлогоднюю конференцию в Каире?

– По робототехнике, где нам пришлось выступать с чёртовым роботом-кошкой?

– Ага. Мне вспомнился тот молодой профессор, который ещё выступал на тему перспектив искусственного интеллекта. Немец. Как его – Тиэль?..

– Тиэль Бахвальд, – говорит Ханебо и вновь заливает наш тихий зал мелодией.

Она энергичная, быстрая… Резкая. Одна из композиций Шостаковича. Нужно играть на струнных, чтобы воспроизвести эти эмоциональные каскады, но фортепьяно, мне кажется, не очень подходит.

– Да, Тиэль Бахвальд, – протягиваю я, глядя в потолок. – Он совсем ещё мальчишка, правда?

– Зато амбициозный и любознательный.

– Не внушает тебе опасений?

– Внушал бы, если бы работал не просто в Кёльнском университете. Его интересы едва ли выходят за пределы научных, – говорит Ханебо.

Вдруг звонит его телефон, и струнные раскаты утихают.

Ханебо издаёт утвердительные звуки, глядя то в потолок, то на меня, убирает телефон и приказывает:

– Одевайся. Он здесь.

Я скользнула на пол и пробежала на цыпочках в другой конец зала, где лежала моя одежда. Паркет приятно холодил пальцы. Я быстренько влезла в накидку по типу древнеримской туники и вместе с Ханебо пошла заваривать гостю чай.

Сеня зашёл к нам на кухню без стука, и по случаю его пришествия мы включили наши мощные лампы. Поток холодного света облил бритую голову и дорогой костюм гостя.

Он улыбнулся и сел к нам за стол.

– Как ты? – спрашивает меня Сеня.

Я улыбаюсь и пожимаю плечами. Всё как обычно: работа, работа и работа. Идея проста: если боевых роботов не сделает корпорация, то их сделает кто-то другой. Акулий мир пришёл в движение, и кровь обязательно прольётся. Чтобы это была не наша кровь, нам с Ханебо нужно работать.

– Ну, ты не меняешься! – Сеня похлопал меня по плечу. – Если б я забыл тебя и познакомился снова, как в универе, то не подумал бы, что эта принцесса так серьёзно на жизнь смотрит.

С Сеней Ермиловым мы знакомы со времён учёбы в Москве. Оба получили диплом инженера и устроились в корпорацию. Однажды Сеня взял крупный кредит, выкупил здоровый пакет её акций и как-то при этом умудрился рассчитаться с долгами. И вот теперь он – один из директоров и жуткий халявщик, который может купюрами топить печку. Тьма свободного времени, беззаботная жизнь… Сейчас я понимаю, что профессия инженера ему никогда не была интересна. Не такой он человек, видимо. Мы с Ханебо другие. Наши изобретения – всё равно что наши дети.

– Так что по поводу «Пришествия»? – нетерпеливо спрашивает Ханебо.

– Ну, если короче, – говорит Сеня, надкусывая шоколадку, – по всему Эдему участились похищения людей, особенно около Самары – помните такой город?

– Конечно, – отвечаем мы.

– Наши аналитики уже всё посчитали – это не случайность, чёрта с два. Мы уверены, что это «Пришествие» ставит эксперименты над людьми: области похищений хорошо коррелируют с положением их цехов. Кроме этой Самары, к сожалению.

Стало ясно, к чему Ермилов клонит.

Корпорация «Пришествие» (Ханебо уверен, что её учредители курили ту же траву, что и политик, назвавший Эдем) – это один из немногих наших серьёзных конкурентов. Как и мы, они владеют большими производственными мощностями, триллионами в закромах и собственной армией с современной техникой. Наши сферы влияния пересекаются всё больше, делить их становится всё сложнее. Военный конфликт стал вопросом времени. И похоже, время подошло?..

– Но мы-то здесь причём? – озвучиваю я свои опасения. – Воюйте без нас сколько хотите.

Ханебо кивает.

– Да мы разве идиоты, чтобы хотеть войны? Ну, я, во всяком случае, – разводит руками Ермилов.

– Миллионы будут гибнуть под артобстрелами, – говорит Ханебо.

– А я про что! Я-то про что! Дело такое: обойтись можно малой кровью, но только с вашей помощью. Нам понадобится всё, что может показать ОРВС: ваши современные боевые роботы, ваша спецназовская подготовка…

Никогда спецназом не были. Обычная военная подготовка сотрудника ОРВС.

– Хочешь, чтобы мы переловили всех директоров «Пришествия»? – отшучиваюсь я.

– Да, – кивает Сеня и, видя мою отвалившуюся челюсть, добавляет: – Ну нет, шучу. Мы возьмём быка за рога. Слушайте мой план.

IV

Надо сказать, что в своей сути план Ермилова был прост и эффективен.

Как можно избавиться от какой бы то ни было сущности? Стереть её с лица земли или назвать её другим именем.

Какой бы гигантской ни была корпорация, её можно уничтожить физически, а можно слить с другой организацией. Ермилов планировал именно это – присоединить «Пришествие» к нам. Заставить их продать себя.

Но с реализацией, как это и бывает, возникли сложности.

Вместе с Ханебо мы стояли в здоровенном конференц-зале, увешанном мониторами, датчиками и разноцветными светодиодными лампами. Несмотря на их радужное сияние, в зале было довольно темно. Рядом с нами за тремя мониторами сидел Ермилов и хлебал кофе, поправляя галстук. На Сеню смотрело сразу четыре веб-камеры и светило два таких ярких фонаря, что и глядеть в его сторону не хотелось. Мы же с Ханебо стояли сбоку, чтобы не попадать в поле зрения камер. За нашими спинами, в кромешной тьме, расселось несколько десятков людей с ноутбуками на минимальной яркости.

– Собрали лучших программистов компании, – поясняет Ермилов. – Многие из них – настоящие хакеры, и все уже готовы начинать (надеюсь). А вы готовы, друзья?

– Да, – отвечаю я. – Вещи собраны, стражи погружены.

– Мы назначили наших заместителей и озвучили им программы разработки и тренировки роботов, – добавляет Ханебо. – Пятьдесят инженеров со своими стражами едут с нами. На всякий пожарный.

Сеня кивает, потирая руки:

– Хорошо! Прижмём их в угол и проследим за перемещениями совета директоров; спровоцируем их; найдём, куда они отправляют похищенных, и разрушим их тайную лабу к чертям собачьим!

Через семь минут конференция началась.

Я вижу лица в квадратах, появляющиеся на мониторе Ермилова. Двое. Семеро. Шестнадцать. Всё?

Они здороваются. Улыбаются. Стервятники, готовые поотрывать друг другу руки. Сжечь дома. Убить жён и детей, отобрать всё на свете. Сеня среди них, хотя в душе и не такой. Был не таким, как минимум.

Тут Ханебо издаёт невнятный звук. Я слежу за его взглядом и вижу на экране молодого сухощавого брюнета в очках и с бакенбардами.

Тиэль Бахвальд! Он – директор «Пришествия»?!

Теперь охаю я. Его не было ни в одном списке, его имя не связано с корпорацией ни в одном источнике! Ханебо недоумевает не меньше моего.

– Все в сборе, – объявляет их гендир.

– Хорошо, – потирает руки Ермилов. – Наше соединение приватное и не прослушивается. Без церемоний: нам известно, что «Пришествие» ставит эксперименты над похищенными людьми.

Директоры хмурятся и бегают глазами по своим мониторам. Кто-то скалится и неслышно рычит. Крысы, загнанные в угол.

Хакеры уже во всю бегают пальцами по клавиатурам. За нашими спинами хрустят клавиши и кликают мыши, но микрофон Ермилова не пропускает эту трескотню.

– Это чудовищное нарушение Нюрнбергского кодекса и Женевской конвенции, для начала! – продолжает Сеня. – Не говоря уже про законы Эдема!

Тиэль невозмутим. Наверное, сейчас он самый спокойный из всех. Именно поэтому я и Ханебо не сводим с него глаз.

– И что же досточтимые коллеги от нас желают? – издевательски спрашивает гендир.

– Согласно законам Эдема, ваша корпорация должна быть ликвидирована. Мы можем это обеспечить, – грозит Ермилов, – но давайте не будем доводить до этого, учитывая, какую роль «Пришествие» играет в народном хозяйстве. Засим досточтимые коллеги, кхм-кхм, желают, чтобы вы немедленно остановили похищения и закрыли ваш тайный проект, ради которого проводите эксперименты!

– Ну, апеллировать к законам Эдема в нашей приватной конференции – это какая-то клоунада, господин Ермилов, – смеётся один из директоров.

Другой добавляет:

– Иначе говоря, вы нашли повод для военного конфликта, ведь так?

– Ни в коем случае, – отвечает Сеня. – Мы желаем, чтобы конкуренция между нами проходила в рамках закона.

– Дорогой господин Ермилов, – ухмыляется ещё один акционер. – Не нужно лицемерия. Вы, как директор, хорошо знаете, что для наших компаний закона не существует. Правильно уже отметили: ссылаться на закон в приватной беседе – моветон.

Ермилов загадочно улыбается и говорит:

– Если для уважаемого совета директоров «Пришествия» не существует закона, то мы вынуждены общаться на вашем же языке. Нам удалось, кхем, «спиратить» ваш квартальный отчёт, в котором промышленный комплекс на острове Великобритания значится как ключевой в вашей экономике. Вы же не против великодушно подарить его нам? Премного благодарны!

Один из директоров «Пришествия» отключает микрофон и с кем-то говорит по телефону. Его лицо размазалось гримасой ярости. Остальные тоже начинают суетиться.

Кроме Тиэля.

– Паразит! – кричит гендир. – Вы слишком недооцениваете «Пришествие», господин Ермилов, и это будет стоить вам головы! Конференция окончена, расходимся!

Первым молча и невозмутимо отключается Тиэль. Квадраты исчезают один за одним.

– Вы заплатите за своё зазнайство, попомните эти слова! – визжит последний директор перед тем, как отключиться.

Конференция опустела. Ермилов молча переключается на карту, облизывая губы.

Я заворожённо смотрю в его монитор, а сама горю тем же огнём. Началось! Дыхание схватывает, по спине идут мурашки.

Ханебо невозмутим, только глаза пламенеют.

– Бахвальд? – спрашиваю я его.

– Бахвальд.

Я говорю хакерам, повелительно взмахивая рукой:

– Сосредоточьтесь на Тиэле Бахвальде! Не спускайте с него глаз!

Трескотня клавиш усилилась, захлюпал кофе. Сеня вздохнул и расслабил галстук. На его мировой карте появились три красные точки в разных частях света и целая пригоршня – в центре Европы.

– ПО установили, всё по плану, – сообщает один программист.

– Хорошо! – потирает руки Ермилов.

Мои губы растягиваются до ушей, а самой прыгать хочется от возбуждения! Конференция по нашей сети была только приманкой. Хакеры давно раздобыли их квартальный отчёт и накопали информацию по цехам в Великобритании. Войска нашей компании стянулись к ним и вынудили их совет директоров быстро принять наше приглашение, несмотря на незащищённое соединение. А во время звонка программисты получили доступ к их оборудованию – компьютерам, ноутбукам и телефонам, подключённым к одной сети, – и установили следящее ПО в обход антивирусов. Наших антивирусов.

Вот в чём на самом деле состоял план Ермилова.

– Так, нашли Бахвальда. Подсвечиваю его на карте, – сообщает программист и кликает мышью.

Точка в Китае меняет цвет на синий.

– Ну что, я заказываю вам самолёт? – говорит Сеня.

– Подожди. – Ханебо останавливает его жестом. – Ещё неизвестно, куда Бахвальд отправится.

Я киваю, глядя на мальчиков. После такой угрозы «Пришествие» захочет мобилизовать все силы и срочно обезопасить свой тайный проект, чем бы это ни было. А если среди директоров оказался Бахвальд (робототехник, хотя «Пришествие» сроду не занималось роботами!), то велика вероятность, что он причастен к похищениям. И он немедленно отправится туда, где и проводят эксперименты.

В Самару.

Мы с Ханебо отправились в дальнюю часть нашего комплекса и переоделись. Термобельё, водолазки, куртки, тёплые сапоги. Декабрь, в Самаре сейчас зима. Все микросхемы наших стражей покрыты изолирующими полимерами, они защитят от мороза. Управляющие перчатки; кожаные с начёсом; пистолеты и шокерные ружья; резиновые дубинки. Инфракрасные датчики в стиле солнцезащитных очков. Мы были готовы.

Через пару часов, когда я и Ханебо вернулись в конференц-зал, положение точек изменилось. Красные в Европе разлетелись, точно осколки от гранаты. А синяя – Бахвальд – колебалась в районе Шанхая.

Мы успели перекусить батончиками и выпить кофе, прежде чем что-то поменялось.

Синяя точка ускорилась и двинула в сторону Европы.

– В самолёт сел, – говорит Ермилов.

– Наверное, – кивает хакер. – Если будет лететь по прямой, то, согласно расчётам, приземлится в сорока километрах от аэропорта Курумоч, Самара. То есть, с учётом отклонений можно сказать, что он летит прямо туда.

Идеально, думаю я и гляжу на Ханебо. Мне очень хочется улыбаться, и я не сдерживаю себя. Сейчас меня тянет к нему как магнитом. Его хладнокровная сосредоточенность оживляет. Энергия и жажда деятельности пульсируют в каждой моей мышце, мне хочется сворачивать горы! Мне хочется покорять мир!

– Можешь готовить транспорт, – говорю я Ермилову. Он кивает и достаёт телефон.

Программисты и верховное руководство компании сделали свой ход. Теперь очередь ОРВС. Наша задача – добраться до лаборатории Бахвальда и остановить эксперименты над людьми. Лишить «Пришествие» козыря. Им нечем будет конкурировать – и они с готовностью продадутся. Акционеры получат свои деньги, производственные комплексы не успеют разориться, а люди сохранят работу. Так будет лучше для всех.

Единственное, что нас волновало – это то, какую роль во всём играет Тиэль. Учёный, не имевший никакого отношения к политике, корпорациям. Даже в том квартальном отчёте он не значится. Когда Тиэль успел стать акционером?

Что он затевает?

V

Наш самолёт стал заходить на посадку тёмным вечером. Мы слушали музыку, молча глядя в иллюминатор. Ханебо любил всё, где звучит оркестр. Я слушала синтвейв – он очень подходил картине внизу: россыпь радужных огней на высотках и стадионах, сияющие змеи дорог и крупные хлопья чистого снега. Сколько лет я не видела снега…

В аэропорту нас ждал сюрприз. Видите ли, когда на одни и те же территории притязают несколько могучих организаций, своё влияние приходится распространять деньгами и убеждением. Иногда – и угрозами. Наша компания имела немалое влияние в Самаре. «Пришествие» – тоже.

Короче, нас встретил вооружённый до зубов наряд полиции.

Не нашей полиции.

Из самолёта на полном ходу выезжает броневик и встаёт между нами. Раздаются грохот и свист пуль. Мы с Ханебо надеваем перчатки и начинаем играть пальцами – из броневика выбегают наши металлические стражи, за ними – ещё двадцать роботов, и вся эта тяжёлая орава несётся сломя голову на ужаснувшихся полицейских.

Роботы точными ударами выбивают автоматы из их рук, вырубают бойцов, морща шлемы и бронежилеты. Другая группа окружает машины, сминает им двери и капоты. Полицейские бегут с криками, роняя оружие, а над их головами мерцает огонь пуль. Пули не коснулись никого. В броневике есть непробиваемое тонированное стекло, через которое за боем смотрят инженеры. Они не дают своим роботам попасть в людей.

Из семи машин осталось две. Полицейские запрыгивают в них и удирают на полной скорости. Их товарищи лежат у наших ног.

Мы с Ханебо вздохнули и переглянулись, подумав об одном и том же: о нашем появлении знают и наверняка за нами будут следить от самого аэропорта. А мы о противнике не знаем пока ничего. Нужно разделиться и залечь на дно хотя бы на сутки.

– Где Тиэль? – спрашиваю я у хакеров в броневике.

– Где-то на окраине, – отвечает один. – Сейчас пробьём место…

– Не торопитесь. Проанализируйте локацию. Дайте отчёт об их обороне, найдите брешь. И оставайтесь на связи.

Инженеры недоумённо глядят на нас.

– Мы разделимся на мелкие группы, – поясняет Ханебо. – В каждой группе должно быть минимум два хоста. Выходим из аэропорта, берём машины и разъезжаемся по городу.

– Угоняем машины? – звучит вопрос.

– Экспроприируем!

В семнадцать-ноль-ноль наша машина плыла по Московскому шоссе. Дворники качались неспешно и ритмично, сгоняя снег. В городе с последнего раза прибавилось высоток. Здания пестрили огнями, дорогу заливал свет фар. Я смотрела на тротуар, пытаясь разглядеть прохожих, но они мелькали слишком быстро. Поэтому я смотрела в зеркало. И я приметила одну чёрную чужую машину, которая в отдалении следовала за нами от самого аэропорта.

– Дорогой?..

– Ага, – кивает Ханебо.

– Петляем? Отправляем стражей? – спрашиваю я, глядя на задние сидения. Там недвижимо лежат наши роботы, белый и чёрный.

– Как-то банально…

Я вскинула брови от удивления и поглядела на него в упор.

А он лишь таинственно улыбнулся.

Мы свернули с шоссе и, проехав ещё километр, припарковались у торгового центра «Заря». Раньше его не было. Высокая круглая башня возвышалась среди высоток, окружённая складскими помещениями и забитой парковкой. Мы направились внутрь, мельком взглянув на наших преследователей. Они припарковались неподалёку и отправились за нами. Обычные люди в обычных цветастых куртках. Вот только собралось их уже на два добрых десятка.

Нам на четвёртый этаж. Вместо лифта Ханебо подошёл к эскалатору и галантным жестом пропустил меня вперёд – он знает, что мне больше нравятся эскалаторы. Я улыбалась, а он ещё счастливее улыбался в ответ. Несмотря на преследование, мы были спокойны и расслаблены. Всё под контролем.

Мне нравится, как одеты местные люди. Под куртками, пуховиками и пальто – удобные футболки и рубашки, джинсы, сапоги и ботинки. Просто, открыто и со вкусом. Видимо, мода на вычурность и открытые щиколотки здесь прошла. Девчонок можно было отличить по причёскам, макияжу и откровенным блузкам. Я никогда не любила ни макияж, ни платки на голову. Платки на женщинах исчезли, а вот макияжа стало только больше.

Практически у каждого я вижу умные часы и летающего дрона – самых популярных сегодня интеллектуальных помощников. Часы при помощи голоса предлагают решения самых надоедливых бытовых задач: что приготовить на ужин, купить в магазине, когда идти в спортзал, как платить налоги, как получить справку, куда обратиться за ремонтом машины, где продаётся одежда нужного бренда и в какой точке дешевле… А дрон – это своего рода летающий «третий глаз», способный снимать фото и видео, распознавать объекты, а также самостоятельно заниматься доставкой всякой ерунды. Всё это – по большей части наши изобретения, то есть нашей корпорации. Они изменили людей. Научили их сосредотачивать внимание и не тратить свои силы на посторонние незначительные вещи. Хорошо ли это – покажет лишь время.

Краем глаза я заметила в отдалении две наши группки – по два инженера и два хакера в каждой. Они тоже были без роботов. Как и мы, они знали, что делают. Я мельком глянула в телефон. На экране – изображение с камер в глазах стражей. «Наша» машина никому не приглянулась.

Ханебо взял меня за руку и повёл в местный ресторан. Здесь очень ярко от света десятков люстр, за столами сидят джентльмены и дамы в дорогих костюмах, официанты ходят в безупречных фраках. Простаки вроде нас обычно садятся в углах. Мы же, напротив, сели ближе к выходу, прямо у стеклянной перегородки, за которой открывался весь четвёртый этаж.

– Что будете заказывать? – спрашивает официант с ноткой брезгливости. – Кофе и круассан? Чай с мелиссой и пирожок с картошкой?

– Два супа из лобстера, креветки в томатном соусе и две пасты карбонара, – говорит Ханебо, достаёт из кармана купюру, утирает ею лоб и сминает. Якобы случайно. – А ещё зелёный чай на двоих и какое-нибудь мороженое.

Официант кланяется и уходит с приподнятыми бровями.

– Делай как я, – говорит Ханебо, быстро надевает две перчатки на правую руку, и я повторяю за ним. Его пальцы двигаются легко и играючи, а я стараюсь скопировать все его движения.

Играет лёгкая музыка. Джаз. Лиричные песни.

Через десять минут официант принёс наш заказ. Ханебо взялся за приборы, особым образом держа пальцами нож. Я делала всё так же.

– Мадмуазель, не изволите рассказать о себе? – улыбается Ханебо.

Меня распирает смех, но я держусь.

– Прошу меня простить, но я слишком таинственна, чтобы рассказывать о себе каждому знакомому.

Ханебо поперхнулся смешком.

– Как же мне тогда покорить ваше сердце?

– Расскажите о себе.

Ханебо протягивает мне руку, играя пальцами. Я кладу свою ладонь на его.

– Прошу меня простить, но я слишком горделив.

Он легко касается пальцами моей ладони, и я делаю то же самое. Он выворачивает свою кисть, и я повторяю. Мы прикасаемся палец к пальцу. Зал заливает скрипка. За стеклом падают наши преследователи. Стражи душат их до потери сознания. А на том конце этажа ещё трое бегут в ужасе от роботов наших инженеров.

– Вы не смеете открывать мне своё сердце, – говорит Ханебо. – Но вы слишком прекрасны, чтобы я вас мог забыть.

– Я не смею изливать вам свои чувства, – отвечаю я. – Но вы слишком умны, чтобы я вас могла отпустить.

– Вы подобны паучихе, расплетающей клейкие сети.

– А вы подобны лиане – оплетаете всё, до чего можете дотянуться.

Ханебо играет своими пальцами между моими. И я повторяю за ним.

Роботы выворачивают врагам руки, осколки зубов летят во все стороны.

На этаже люди разбегаются с криками, но в ресторане это не слышат. Слишком громкая музыка. И люди слишком увлечены друг другом.

– Позвольте пригласить вас на танец, – улыбается Ханебо и протягивает вторую руку.

– С удовольствием, – смеюсь я.

Держась левыми руками и играя правыми, мы выходим в центр зала, где уже танцуют десятки весёлых людей. Музыка заводная и дерзкая – скрипки, трубы, хлопки. Испанские мотивы.

Мы танцуем танго. Ханебо держит меня, владеет мной. Я кружусь и делаю резкие па. Его лицо страстно и напряжено. Я вырываюсь и отбегаю, кружась и наслаждаясь свободой. Он догоняет и хватает мою руку, прижимает к себе. Мы держимся, как в медленном танце, и вытанцовываем. Его правая рука играет на моей талии. Моя правая рука играет его ладонью. Роботы отбивают удары ножей и мачете. Мы танцуем, кружимся и ходим. Роботы разбрасывают врагов стальными кулаками.

Ханебо, улыбаясь, отходит и берёт мою ладонь. Его пальцы двигают мои, а мы кружимся и кружимся. Наши стражи хватаются за руки и начинают кружить среди преследователей, огревая их локтями и танцуя вместе с нами танго.

Последние аккорды – Ханебо закручивает, ловит падающую меня и целует.

Финал.

Люди аплодируют и расходятся к столам, – а я горю. Я не знаю, что сказать, что сделать. Я смотрю на чёрную водолазку Ханебо, но хочу взглянуть ему в глаза. Не могу, не могу! Хочу улыбнуться – не могу, не могу! Меня обжигает страстью – и пожирает какое-то тёмное, холодное чувство, которое я не могу определить. И оно становится тем сильнее, чем ближе мой взгляд к лицу Ханебо.

Я нахмурилась и сдержанно направилась к столу. Мне стало легче – и одновременно тяжелее. Как он отреагировал? Что он чувствует от таких выходок? Мне стыдно, но я успокаиваю себя: он не чувствует ни-че-го! Он видит меня насквозь! Понимает все мои чувства! Если бы они волновали его, он давно бы поговорил со мной. Но он всегда хладнокровно молчит.

Меняется в лице. Не меняется в душе.

На входе раздаётся крик. Какая-то парочка заметила, что весь этаж завален телами. Бессознательными, в синяках, но живыми. Роботов уже давно не было.

– Нужно уходить, – шепчет Ханебо мне на ухо. – Есть куда?

– Да, – шепчу в ответ, – Ермилов давал координаты.

– Тогда едем.

Мы влились в поток паникующей толпы, и он быстро вынес нас на улицу. Там мы сели в автомобиль, где уже спрятались наши стражи, и покатили в Самарский район.

Гостиница «Крылатый гном». Это про одного из наших директоров. Выдумщика уволили, но название так быстро ушло в народ, что пришлось оставить. Мы с Ханебо вошли внутрь, ведя стражей за собой. Девушка за стойкой живо всё поняла, и уже через пять минут мы дружно плюхнулись на кровать. Роботы остались у двери.

От хвоста мы избавились в торговом центре, а гостиница принадлежала корпорации, поэтому эта ночь должнабыла пройти без происшествий.

Я отправила Ханебо принять душ, а сама стала разгружать наши сумки. Отличная идея – предусмотреть в роботах грузовой отсек, пусть это и снижает на пару процентов их максимальную скорость. Зато носить на себе нужно только миниатюрный спецрюкзак.

Мой муж вернулся, закрывшись халатом. Я зашла в жаркую ванную и медленно сбросила с себя одежду, наслаждаясь тем, как горячий пар обволакивает каждый изгиб моего тела. В такие моменты и понимаешь, как сильно устала за день. Минут пятнадцать я просто стояла под горячей водой, обняв руками лейку – это меня расслабляет. И усмиряет мои мысли. Затем помыла голову. А после душа вдруг поняла, что не хочу закрываться, и вышла нагишом.

Нужно было видеть глаза Ханебо.

А я села рядом, поцеловала его и повалила на кровать. Мне было хорошо. Мне было всё равно. Я словно забыла обо всех тревогах. О тяжёлом грузе, который давил на меня из-за Ханебо. И если я в последнее время причиняла ему боль – я хотела, чтобы он тоже забыл об этом. Я развязала его халат и выключила свет. Спать мы передумали.

VI

Ещё затемно, сонные, мы пили кофе, когда вдруг зазвонил мой телефон. Номер одного из наших хакеров.

– Всё готово, мадам, – сообщает он.

– Можно и мадмуазель, – смеюсь я. – Рассказывай.

– Сигнал с личного ноутбука Бахвальда не менялся со вчерашнего дня. Бахвальд находится в Областном перинатальном центре.

– Где?! – Я пролила горячий кофе, чуть не подавившись. Ханебо удивлённо вскинул бровь.

– Да-да, перинатальный центр, – повторяет хакер. – Мы взломали компьютеры администрации и нашли в облаке 3D-чертежи здания. Короче, нужная вам лаборатория спрятана под землёй. Через компьютер Бахвальда мы раскидали наше шпионское ПО по всему комплексу. В принципе, данные о камерах и каналы связи с охранными пунктами у нас в руках. Внутри и снаружи, если что.

– Оставайтесь на связи, будьте готовы расшатать всю их защиту, – говорю я. – Мы уже выдвигаемся. И ещё: если можете, соберите, пожалуйста, информацию по исследованиям, которые проводятся внутри.

– Можем.

– Тогда до связи.

Я завершаю звонок и рассказываю Ханебо об услышанном.

– Эксперименты над людьми и смерть там, где рождается жизнь? – протягивает он. – Этот Тиэль знает, что такое ирония.

Я киваю, но остаюсь спокойна. Мрачные чувства Ханебо мне были понятны, однако я почему-то их не разделяла.

Мы живо собрались и рванули к перинатальному центру.

С виду он походил на кучу наваленных друг на друга кубов всех цветов радуги, заслонённую от чужого взгляда стеной голых деревьев. Солнце и близко не подошло к горизонту, и во мраке ночи мы видели редкие огоньки в окнах, неоновые вывески на фоне бурого неба да кучу припаркованных у сугробов машин. Снег валил хлопьями.

Рядом с центром стоит церквушка. У дома на противоположной стороне давно уже припаркован наш серый броневик – вероятно, из этого дома ребята и работают.

Ханебо то опускает глаза в телефон, то оглядывается по сторонам и кивает мне на какие-то здания вокруг. Совершенно непримечательные домины – древние многоэтажки с обновлённым цветастым фасадом, но именно в их подвалах затаились целые роты вооружённых солдат «Пришествия». Сигнал тревоги – и они уже через минуту окажутся в лаборатории. О да, мы с Ханебо знали, на что идём!

Вокруг перинатального центра стоят три высокие металлические колонны, через редкие щели в которых едва заметно сочится свет – зелёный, синий или фиолетовый. Колонны похожи на ректификационные, но всё же это нечто иное. В сторону центра от них идут связки труб, толстых и тонких, стальных вперемешку со стеклянными. Мне не видно с такого расстояния, но вероятно, по этим трубам текут какие-то растворы. Это очень похоже на промышленные проточные реакторы, которые наша корпорация сконструировала для быстрого и масштабного синтеза всех жизненно важных фармацевтических субстанций – от ибупрофена до артемизинина и таксола⁴. «Пришествие» уже успело построить аналоги?..

– Мы готовы, дорогая? – спрашивает меня Ханебо, обжигая ухо тёплым дыханием. Только от этого и хотелось сказать «нет», остаться здесь вдвоём…

– Идём, – говорю я и даю по телефону сигнал.

Как создатели стражей, мы пойдём вдвоём, чтобы не толпиться и не привлекать лишнее внимание. Остальные хосты в случае тревоги будут охранять здание до конца операции.

Мы идём на территорию. Я, Ханебо и наши стражи.

Мы проходим шлагбаум. Охранника перекосило от страха, он пытается куда-то звонить, но всё растущий ужас в глазах говорит: бесполезно. Связи нет.

Мы идём ко входу мимо всех машин, мимо редких изумлённых прохожих.

Мы заходим в вестибюль, чёрные очки на мраморных лицах. Девочки-администраторы переглядываются и одна из них, что покрупнее, решительно выходит нам на встречу – брови сдвинуты, а в голосе дрожь.

– П-простите, вам сюда нельзя!

На лице Ханебо вопросительно дёрнулась мышца, и девочка добавила:

– С роботами.

– А без них нет смысла, – изрёк Ханебо и собрался идти к лестнице, как девушка закрыла собою проход.

– Нет! Мы сейчас позовём охрану!

Она бросает взгляд на коллегу, которая пыталась кого-то набрать по телефону, но та лишь испуганно мотает головой. Во всех коридорах – сумрачная пустота.

– Нам необходимо на третий этаж, – говорит Ханебо. – Не вмешивайтесь: мы никому здесь не причиним вреда.

– Значит, и мне не причините, – нахально заявляет девчонка. – А охрану мы позовём, это наша обязанность. С ними и разбирайтесь!

– Постойте-постойте, – говорю я, подхожу к девчонке в упор и тянусь к её уху. – Я думаю, мы с вами можем договориться, Даша.

Её круглые глаза стоило видеть. Никаких бейджей она не носила.

– Вашу служебную обязанность оплатят небольшой премией, правда?

– Н-навер… Тебе какая разница?!

– Всё очень просто, – шепчу я, улыбаясь, и протягиваю внушительную пачку купюр. – Я предлагаю двойную оплату. Ежемесячно. В обмен на молчание и… ну, может быть, какие-то полезные слухи для меня. Для нас. Для нашей… организации. М-м, что скажешь, Дашуль?

Я перешла на «ты», когда увидела в лице девочки отражение моих слащавых речей. Самой захотелось передёрнуться. Ханебо говорил как-то, что в искусстве убеждать меня тяжело кому-либо переплюнуть. Лучше бы он так про какое-нибудь другое моё искусство сказал…

Коллега Даши смотрела на неё уже не с ужасом, а просто выжидающе. Та вздохнула и крикнула ей:

– Отбой, это наши.

– Спасибо, – шепнула я и вместе с деньгами всучила Даше две визитки.

Она что-то шепнула коллеге, отдав ей одну, и повела нас на третий этаж. Ханебо тихо говорит мне:

– Помнишь, я говорил, что в искусстве…

– Да, да, – протягиваю я, раздутая от радости, как рыба-фугу.

– Как ты это сделала?

– Скорее всего, ей понравилось, что я знаю её имя. Люди подсознательно доверяют тем, кто удосужился хоть чуть-чуть их узнать.

– Гм… А чей номер ты дала?

– Твой, – хихикаю я.

– Что?!

– Шучу. Это мой номер.

– Зачем?

– Подумала, что свои люди никогда не помешают. Согласись, мы же спокойно спали сегодня?

– Ага, очень. И долго, и крепко…

– Не нуди! – смеюсь я и легонько толкаю своего Хануду.

Даша слышала только, что мы над чем-то смеёмся. Пока она вела нас по сумрачному коридору третьего этажа, освещаемому пурпурными лампами, мне на телефон пришло сообщение по защищённой линии.

Хакеры прислали карту лаборатории.

Даша открыла дверь в общую палату, заставленную навороченными койками, и прошла в самый её конец. Кромешная тьма, только из-за наших спин разливается пурпурный след и за окнами блестят звёзды фонарей. У стен стоят ряды неподвижных роботов-акушеров⁵. В конце палаты, прямо за холодильником в углу, был вход в служебное помещение, закрытый на засов с замком. Когда мы подошли к этой дверке, Даша сказала:

– Я думаю, вам сюда. Главврач запретила нам открывать эту дверь.

– Ясно почему, – кивает Ханебо и сверяется с картой. – Всё так, нам сюда. Благодарю.

Даша потерялась на мгновенье, затем поклонилась и вприпрыжку вылетела из палаты. Что ж, деньги и убеждение действительно творят чудеса.

Никакого оборудования для взлома замков у нас не было, поэтому Ханебо воспользовался грубой силой. Дёрнул средним пальцем, вытянул все пять и подогнул опять средний – страж его вцепился тяжелеными ручищами в засов и резким отскоком вырвал его вместе с дверной ручкой.

Я кивнула. Ничего, компания оплатит ремонт. Проход открыт.

За дверью оказался лифт с двумя кнопками. Мы нажали «вниз». Когда двери закрылись и кабину тряхнуло, я заметила камеру в углу. Она работала, горел красный огонёк. А я улыбалась ей. Даже махнула рукой. Ханебо тоже. Связи-то нет у них, спасибо нашим хакерам.

Двери разъехались, открыв нам просторный вестибюль из серого пластика с голубыми лампами под потолком. Впереди зияла арка, по бокам от неё были не то вырезаны, не то нарисованы солдаты в скафандрах с автоматами. Справа виднелась приоткрытая дверь.

Мы вышли в центр и стали осматривать зал. Ханебо аккуратно подошёл к дверке и принялся высматривать, что там за ней. Я же разглядывала арку. Прямо перед ней из пола рос пластиковый пьедестал со сканирующим экраном.

Предъяви карту сотрудника и можешь пройти? А что меня остановит?

Я осматриваю пьедестал и собираюсь подойти к арке. Мой страж идёт за мной.

– Стой, Кирия, – говорит Ханебо.

– Что?

– Не торопись, этот проход похож на ловушку.

– Похож, но это не ловушка, – резко возражаю я и невольно делаю шаг вперёд. – Сотрудники же должны как-то попадать внутрь.

– Прикладывают карту и проходят.

– А если не прочиталось?

– Вероятно, идут сюда, – вздыхает Ханебо, кивая на свою дверь.

– В подсобку? – усмехаюсь я, видя пучки стальных труб. Ещё шаг. – Это для обслуживающего персонала.

Ещё шаг.

– Сомневаюсь, что…

Шаг.

Щелчок – нарисованные автоматы вспыхивают, по залу раздаётся многократный гром. Ханебо оттягивает меня за шиворот, а его страж заслоняет нас от града пуль.

Свист, звон! Я чуть не глохну, в глазах рябит от света. Над аркой загорается красная лампа. Динамики завыли тревогу, как только пальба прекратилась.

Это была не ловушка – это такой суровый фейс-контроль!

– В порядке? – пыхтит Ханебо.

– О себе бы заботился! – кричу я, злобным взглядом сверля рану на его плече.

Мне горько и обидно. Зачем, зачем, когда я могла бы сама закрыться своим стражем?! Чтобы похвалиться своей скоростью, интеллектом?! «Я же говорил, что так и будет»!

Слышатся шаги. В арке появляются люди в форме, сопровождаемые какими-то синими гуманоидными фигурами. Блики красной лампы, камеры вместо глаз…

Боевые роботы! Откуда они у «Пришествия»?..

Ханебо хватает меня за руку и тащит в свою дверь. Очередь из пуль прошивает её насквозь, но не успевает настичь нас. Стражи следуют за нами как живые щиты. Мы бежим по множеству комнат, залов и лабораторий, петляя между столами и оборудованием. Охрана бежит и палит, не жалея пуль. Грохот, свист и топот мчатся за нами по пятам. Мы пробегаем мимо конвейеров и гигантских манипуляторов, мимо верстаков с микросхемами, мимо компьютерных рядов, мимо столов с привязанными к ним телами людей, шкафов с пробирками и холодильников. Кажется, мы успели посмотреть всё – пока стены за нами покрывались дырами как решето.

Ханебо резко тянет меня за руку, а я спотыкаюсь, падаю на руки и машинально оборачиваюсь, ожидая увидеть, как латунный цилиндр прошивает мне лоб…

Вот вы бы что ожидали увидеть в такой ситуации?

Роботы вместе с охраной уже нацелились на меня, когда внезапно упала заслонка. Перегородка. Дверь. Да что угодно – толстая плоскость, закрывшая проход и спасшая мою голову!

Всё затихло. Вдалеке хрустели подошвы их сапог.

Я встала. Мне было трудно дышать. Голова кружилась. Хотелось отдышаться и успокоиться.

Ханебо стоял у двери, возле пульта управления. Я невольно обернулась к нему, чего-то ожидая – сама не знаю, чего. Ханебо стоял вполоборота ко мне. И смотрел на меня каким-то странным взглядом поверх очков.

Отстранённым.

Холодным.

Меня вдруг передёрнуло.

VII

В этом зале было тихо, только шумели какие-то вентиляторы и где-то журчала жидкость.

Я осмотрелась.

Первое, что бросилось в глаза – это лестница в дальнем конце комнаты. Она вела наверх. Определённо, нам следовало заглянуть туда. Но не раньше, чем мы поймём, что в этой лаборатории происходит.

Мы с Ханебо медленными шагами пересекаем зал. По правую руку полукругом выстроены серые столы, заваленные бумагами и укомплектованные громоздкими компьютерами.

У стены располагался какой-то прозрачный саркофаг. Там, погружённая в мутную жидкость, лежала прикованная обнажённая женщина. Видимо, в коме. Респиратор защищал её от удушья. Меня, как учёного, не смущала такая картина. Но одна деталь пробивала на холодный пот.

Женщина была беременна.

Я нажала маленькую кнопку на своих очках, и весь зал окрасился в синеву. Женщина переливалась тёплыми цветами. Её живот сиял алым.

Пока я рассматривала бедную подопытную через инфракрасные очки, телефон завибрировал от нового сообщения.

– Ребята нашли информацию об исследованиях, которые здесь ведутся, – тихо говорю я и пересылаю текст Ханебо.

Мы вместе читаем.

«Проект “Юниверсум 2.0”. Цель проекта заключается в создании принципиально нового искусственного интеллекта на базе нейронной сети “Юниверсум”, разработанной Т. Бахвальдом и др. Новый искусственный интеллект должен сочетать в себе обширный круг знаний об окружающем мире, новейшие алгоритмы глубокого обучения и нанопроводные сети. Предполагается самостоятельная разработка алгоритмов глубокого обучения на основе искусственных биомиметических нейронных сетей, т.е. созданных по аналогии с нейронными сетями в головном мозге человека».

– Они похищали людей для того, чтобы залезть им в головы, – проговорил Ханебо, – расшифровать топологию нейронных сетей человека и написать её копию.

«Нанопроводные сети – это хаотически размещённые нанопроволоки из серебра или другого металла, покрытые тонким слоем электролита. При прохождении тока через стык проводов происходит электрохимическая металлизация, и часть проволоки «растекается» по слою электролита, формируя проводящие нановолокна, в результате чего проводимость на пересечении проводов усиливается. Варьируя точки приложения разности потенциалов и её величину, можно временно формировать различные пути проводимости аналогично тому, как работает синаптическая пластичность в нейронных сетях головного мозга человека⁶. Нанопроводные сети позволяют имитировать высшую нервную деятельность человека без использования всяких алгоритмов и в очень малом объёме. Однако ещё никто не пытался сочетать их с искусственными нейронными сетями…»

Не понятно. Ничего не понятно.

Я смотрела на женщину перед собой и не понимала, какое отношение она имеет к «Юниверсуму». Она вообще в коме! С какой целью её держат здесь?

– Тиэль разработал «Юниверсум», – говорю я. – Мы могли догадаться, как он захочет эту нейронку улучшить.

– Не могли, – возражает Ханебо. – Проводить эксперименты с похищенными людьми чудовищно даже для науки. Мы не могли представить, что Бахвальд будет таким.

Я оглядываюсь.

Сзади нас во всю стену – стеклянная витрина, за которой лучится голубым желеподобное вещество. В нём по пояс утопает какой-то робот-гуманоид. Видно только голову, торс и чем-то пригвождённые руки. Голова очень схожа с черепом, в крупных глазницах зияет пара искусственных глаз. Из спины в желе уходят пучки толстенных кабелей, проводов и тефлоновые трубки, поблёскивающие синим и зелёным.

Я включаю инфракрасный датчик и отхожу в сторону.

Желе пульсирует жёлтым. Оно тёплое и как будто динамичное. Какой-то подогреваемый гидрогель?..

Что?!

Глаза робота!

Я отошла, но они всё ещё смотрят прямо на меня! Он следит за мной. За нами.

Учитывая, что на входе мы встретили системы безопасности, замаскированные под арт, я не сильно опасаюсь этого робота. Вероятнее всего, он – это специальная камера; система слежения со встроенным искусственным интеллектом наподобие тех популярных дронов.

– Кирия, прочитай дальше, – говорит Ханебо.

Ах, я же не закончила. Киваю, отключаю очки и достаю телефон.

«Проект “Демократия”. Цель проекта заключается в разработке дешёвой и эффективной модели автономного боевого робота. Конечный продукт должен обладать: а) функцией интеллектуального подавления для предотвращения выхода из-под контроля; б) системой интеллектуального распознавания союзников и врагов на основе нейросети “Юниверсум”; в) способностью подавлять сопротивление противника, имеющего в распоряжении холодное или огнестрельное оружие, обеспеченную наличием искусственного интеллекта последнего поколения; г) набором средств подавления сопротивления противника, как то: встроенное автоматическое и/или полуавтоматическое оружие, встроенное холодное оружие типа мачете, резиновой дубинки и т.п. Для реализации поставленной цели определены следующие задачи: …»

Дальше было неинтересно: всё про интеграцию нейронки, написание ИИ, конструирование, тестирование и бла-бла-бла. Что ж, в этом проекте «Пришествие», похоже, преуспело. Мы с Ханебо почувствовали их успех своими шкурами.

Их роботы принципиально отличаются от наших, хотя и создаются с той же целью. Однако они никогда не превзойдут наших стражей. Стражем управляет хост – человек, и ни одна нейросеть не способна затмить человеческий мозг!

Робот за витриной не подаёт признаков жизни.

Ханебо указывает на стены. Только сейчас я замечаю, что они увешаны небольшими картинами в рамках. Часть картин – какая-то размазня по типу той, что продаётся на аукционах за баснословные суммы под видом высокого искусства. Часть картин вполне осмысленны, в беспорядочных мазках проглядывают предметы, люди, животные. Две же картины, видно, написаны рукой художника. Экспозиция, светотень, перспектива, выдержанность контуров… Я сразу увидела, чем эти картины похожи: везде есть мужчина и женщина. Разные волосы, разная одежда. Разная обстановка. Но везде чувствовалось особое отношение между ними.

Они – семья.

И в обеих картинах есть дети. Маленький мальчик, тихо усевшийся в углу. Маленькая девочка, плачущая у окна…

Я вспомнила нашу дочь. Она ещё младенец, с ней няни, но даже в таком возрасте не будет ли она скучать по маме? Я представила её маленькое пухлое личико и сказала:

«Дождись меня, любимая».

Я открываю только что пришедшее сообщение.

– В документах упоминается ещё один проект, – читаю я вслух. – Однако нам не удалось найти какой-либо детальной информации о нём.

Проект «Ода».

К письму приложен файл. Текст. Рассказ на одну страницу, больше похожий на сочинение школьника в духе «как я провёл лето». Он пишет о том, как родители ссорятся и разводятся, а его, маленького ребёнка, забирает мать.

Отнимает у родного отца.

Это не просто похоже на сочинение школьника – это настоящий рассказ ребёнка. Короткие однообразные предложения, скупой язык, странное сочетание слов. Хотя ни единой ошибки. Орфография, синтаксис, пунктуация – всё безупречно. Но стиль и постоянное упоминание «любимого отца» не позволяют уйти ощущению, что творила рука ребёнка.

И тем было страшнее.

Что за проект «Ода» и какое отношение к нему имеет ребёнок?

Со стороны лестницы раздаётся звук, и мы разом направляем туда пистолеты – я, Ханебо и наши стражи. Там стоит человек в белом халате поверх цветастой одежды, в наушниках-лопухах и очках, сухощавый брюнет с бакенбардами.

Тиэль Бахвальд. Собственной персоной!

– Руки! – кричит Ханебо.

– С-спокойно, – говорит Тиэль, нервно усмехаясь и поднимая руки. – Кто вы такие?

– Живое воздаяние. Боюсь, лицензия твоей лаборатории истекает сегодня, Тиэль.

– А-а, – протягивает он. – Я, кажется, узнаю вас. Мы виделись то ли в Каире, то ли ещё где… Как вы узнали про это место и зачем оно вам сдалось?..

– Вопросы здесь задаём мы, – перебиваю я. – Отвечай: что за проект «Ода»?

Тиэль округляет глаза.

– А-а… Эм, кхм-кхм… Мне пора!

Он резко разворачивается и убегает под звон наших пуль. Потолок над лестницей слишком низкий – Тиэль скрывается с глаз!

Мы бежим за ним со всех ног и подгоняем своих стражей. Ему нельзя дать сбежать!

Лаборатория внезапно сузилась, превратилась в сеть металлических тоннелей, залитых голубым светом. Вправо, влево – проход петлял, и Тиэль следовал за ним, точно змея в родном гнезде.

После поворота мы вдруг влетели в облако дыма.

Обычный горячий пар, где-то рядом трубу прорвало. Но мы потеряли Тиэля из виду: здесь мог быть перекрёсток.

Мы вылетели из облака, не сбавляя скорости и не поворачивая. Надеялись на удачу.

И удача нас подвела. Проход петлял и петлял, темнел, а Бахвальда мы больше не видели.

Через несколько минут мы вышли на перекрёсток, и я интуитивно свернула направо. Мне казалось, что если в том облаке и был поворот, то вывести он должен был сюда, с левой стороны. А значит, Тиэль убежал направо.

И мы набрели на открытую дверь.

Внутри – глухой кабинет: шкафы, кулер с водой, стол с бумагами и ноутбуком. И Тиэль перед столом, спиной к нам.

– Руки! – кричу я, направляя на него пистолет.

Бахвальд судорожно оборачивается и поднимает руки.

– Спокойно, спокойно!

– Мы совершенно спокойны, – хладнокровно говорит Ханебо. – Что ты там делал?

– Я вызвал охрану, – говорит Тиэль.

– Спятил?

– Нет. Я вам нужен живым, не правда? Ну, не хмурьтесь. Нужен. Значит, вы меня не убьёте. А заботиться о том, чтобы я вам не мешал – ваша прерогатива.

Он меня бесил. Слишком много болтает. И слишком много пафоса себе позволяет. Но он был прав.

– Что за проект «Ода»? – повторяю я.

Невозмутимая мордочка. Так и хочется зарядить стражем.

– Понятия не имею, – отвечает он. И улыбается.

– Не валяй дурак и не ищи границы моего терпения. Это твоя лаборатория. Тебе известно обо всём, что здесь происходит. Что за «Ода»? Что за ребёнок?!

Бахвальд подавился смешком, но быстро посерьёзнел.

– Я не знаю ни о каком ребёнке.

– И о проекте? – говорю я, щурясь.

– И о проекте.

– Тогда мы просто прочитаем о нём в твоём ноутбуке, – говорит Ханебо.

На лице Тиэля ни один мускул не дрогнул.

Мой телефон вибрирует. Но сейчас не до чтения!

– Пожалуйста, – соглашается Тиэль. И улыбается.

Я мельком гляжу на Ханебо, а он – на меня. Мы думаем об одном и том же: Бахвальд стёр все данные с ноутбука! И может быть, не только со своего. Теперь информация об «Оде» может быть только у наших хакеров, если они успели перехватить удалённые файлы. Возможно, письмо мне пришло от них.

– Не будете смотреть? – ухмыляется Тиэль.

Я скалюсь, а его губы тянутся ещё сильнее! Мой палец невольно давит на курок. Ещё немного – и сорвусь…

Сзади слышен топот.

Мы с Ханебо синхронно оборачиваемся, заслоняем проход стражами и начинаем палить. Охранники в синих рубашках пятятся назад. Пули прошивают их. Краснят одежду. Выдавливают крики и стоны. Выдавливают кровь из губ. Один упал навзничь, ещё двое съехали по стене, вычертив тёмный след.

Остальные палят, пули их звенят об стражей. Вдруг охрану расталкивает парочка гуманоидных роботов с автоматами. Красные огни вместо глаз, динамики вместо рта.

– Огонь на поражение, – звучит механический голос.

И роботы открывают огонь.

Я автоматически смотрю в пол и вижу, что он покрыт пластиком. Да и не понятно, из чего подошвы этих робосолдат сделаны. Придётся разбираться по-другому.

Страж Ханебо бежит прямо на них с металлической дубинкой и щитом в руках, а мой робот задирает кисть, открывая потайной пистолет, и начинает стрелять. Мы с Ханебо выходим в коридор.

В это время Тиэль вырывается из-за наших спин и бежит обратно, в извилистые проходы. Я цокаю от досады и автоматически порываюсь за ним.

– Оставь, не он наш приоритет! – кричит Ханебо.

Я киваю. «Ода»!

Страж Ханебо заслоняется щитом от выстрелов и метким ударом выбивает автоматы у обоих роботов. Они тут же переходят в ближний бой и высекают резкие удары, как заправские кикбоксеры. Ханебо подёргивает средним пальцем, держа согнутыми ещё три – его страж держит щит и шаг за шагом отходит. Вдруг робосолдат бьёт с удачного для нас угла, и Ханебо начинает играть пальцами – его робот парирует удар, отбрасывает атакующего и резко применяет клинч к другому. Оба робота открылись мне! Я загибаю мизинец с безымянным и ритмично дёргаю большим пальцем – мой страж по очереди палит по обоим робосолдатам, пробивая металл их голов. Неживые тела дёргаются, детальки летят во все стороны. Красные лампочки глаз гаснут, и роботы перестают двигаться.

Страж Ханебо отпускает своего продырявленного оппонента. Робосолдаты не двигаются. Ни звука. Сломаны.

Похоже, что их инженеры поместили процессоры в голову, по аналогии с головным мозгом человека. Это в корне неправильно! Организм человека созревал в процессе многомиллионной эволюции. Миллионы и миллионы случайных конфигураций. Хаотический отбор, приведший к нашему текущему виду. Никаких гарантий, что этот вид – наилучший. Поэтому слепая мимикрия – не самый разумный вариант…

– Сообщение, – звучит над моим ухом.

Я дёрнулась и торопливо открыла телефон. Мои уши загорелись: опять я отвлекаюсь от дела!

– Мы перехватили документы, которые Бахвальд пытался удалить с компьютера, – читаю я. – Их целая папка, сто семнадцать файлов, двадцать три гигабайта. Срочно прочтите первый!

Мы переглядываемся, и Ханебо кивает, уставившись в мой телефон.

«Проект “Ода”. Цель проекта состоит в преодолении существенных человеческих недостатков и создании идеального организма». – Я почувствовала, как удары моего сердца стали отдавать в голову. – «Здесь и далее основными недостатками человека будут считаться: а) физическое несовершенство; б) отсутствие критического мышления; в) нарушение формальной логики в мышлении; г) стереотипизированное мышление; д) превосходство эмоций при принятии решений; е) невозможность передачи знаний, умений и навыков потомству; ж) сравнительно медленное обучение; з) возрастная редукция обучаемости; и) существование так называемого “человеческого фактора”; к) малая эффективность переработки поступающих в организм питательных веществ…» И список этот продолжался ещё долго.

Я читала с открытым ртом, иногда что-то внутри моей головы начинало подрагивать, всё время сосало под ложечкой – но при этом мне не хотелось отрываться. Настолько это было ужасно, что притягивало и не давало поднять глаза. Держало, давило и выедало.

«Поскольку основная масса указанных объективных недостатков исходит из хаотической, вероятностной природы человека, их устранение возможно, например, путём замены соответствующих органов и систем на искусственные, созданные с применением технологии искусственного интеллекта и универсальной нейросети “Юниверсум” или искусственного интеллекта “Юниверсум 2.0”…»

Я подняла глаза на Ханебо. Не знаю, что он в них увидел (да и сама я не могла понять, какие чувства и мысли бурлили во мне), но Ханебо повернулся к тому тёмному проходу, куда убежал Тиэль, и сказал:

– Срочно за ним.

– Может, лучше дочитать?.. – предлагаю я, хотя сама уже ни в чём не уверена.

– Нечего дочитывать, – говорит Ханебо. Его чистые глаза сверкают злостью. – Во всём мире развивают технологии для того, чтобы у человечества – общества равных друг другу людей, – была надёжная опора. Бахвальд же хочет использовать эти технологии для создания совершенного существа. Ты думаешь, он хочет сделать таким всё человечество?!

Я поняла, о чём переживал Ханебо. Каста высших людей. Правители. Абсолютная власть, тоталитаризм и антиутопия. Абсолютный контроль. И всё же совершенный человек… Чем плоха эта идея сама по себе?

И он убежал, не дожидаясь моего ответа. А я побежала за ним.

Я всегда следую за ним.

Мы бежали по извилистым тоннелям, не зная куда. Смотреть на карту было бесполезно: мы видели только ноутбук Тиэля позади себя, а большинство этих служебных помещений не были внесены в базу данных. Мы как будто существовали вне этого мира. И очень скоро такое существование вывело нас обратно – в зал с голубой витриной и рядом картин.

Стекло витрины разбито. Тиэль, находясь внутри, голыми руками разбрасывает желе по сторонам, пытаясь до чего-то докопаться. Под пристальный взгляд неподвижного робота-гуманоида.

Когда я вбежала в зал, Ханебо уже прицелился в Бахвальда – но появившийся из боковой двери робосолдат заслонил учёного.

Бах, бах, бах!

Робот не двигается, пули застревают в его голове.

И в тот момент, когда металлический корпус робота рухнул, Тиэль дотянулся до какой-то кнопки.

Глаза робота-гуманоида за витриной засветились. Их немигающий взгляд буравит нас.

Что-то защёлкало.

Кабели и провода отстёгиваются от робота, тефлоновые трубки отступают, обнажая иглы, поднимаются густые ленты азота. Робот поочерёдно вытаскивает руки; стекло витрины опускается, и гуманоид выпрыгивает, голубыми брызгами разбрасывая ошмётки желе.

И вот он стоит между нами и Тиэлем.

Высокий, похожий на металлический скелет. Просвечивают его внутренности – провода, микросхемы, трубки, какие-то сосуды.

– Изучайте на здоровье, – говорит Тиэль. – Вот вам – проект «Ода»!

Мы с ужасом смотрим на робота.

А робот смотрит на нас.

VIII

Зловещая долина⁷. Мы чувствуем относительную безопасность в присутствии других людей или в присутствии того, что напоминает людей лишь отдалённо, особенно если оно неподвижно. Но когда мы сталкиваемся с тем, что от человека отличается несущественно – труп, зомби или гуманоидный робот, – нам становится жутко. Особенно, если оно движется. Это и есть эффект зловещей долины. И мы с Ханебо ощущали его в полной мере.

– «Ода», ты слышишь меня? – кричит Тиэль.

Робот неторопливо поворачивает голову к своему создателю.

– Я слышу тебя, Тиэль. Не вопи, – отвечает робот.

Его речь синтезирована, но практически без огрехов. «Ода» говорит голосом Тиэля, только роботизированным и чуть более высоким. А ещё совершенно нейтральным. Холодным, как его металлическая голова.

– Я дал тебе свободу! Что ты собираешься делать?

– Для начала я уничтожу этих двух, – бесстрастно говорит «Ода», глядя на нас с Ханебо. – Иначе твой дар лишится смысла.

Глаза «Оды» были симметричными полукругами. Как будто взяли идеальный шарообразный глаз и рассекли его горизонтально. Эти глаза неподвижные, неживые, но всё равно своей формой как будто выражают высокомерие.

Холодное презрение ко всему живому.

– Только не трогай их машинки! – говорит Тиэль.

– Конечно: я не вижу в них угрозы. Они – инструмент в руках твоих врагов, Тиэль.

Я смотрела на робота с ужасом. Голову сверлила лишь одна мысль.

Что это за мерзость?!

Помесь робота с человеком? Все эти картины, рассказы… Нет, успокойся. Я вижу, что и Ханебо уже краем глаза поглядывает на меня, норовя угомонить словом. Я успокаиваюсь.

Всё гораздо хуже.

Картины, одна осмысленнее другой. Текст, похожий на сочинение ребёнка. Синтезированная речь. «Обучение»… Вот как выглядит «Юниверсум 2.0». Бахвальд закончил свой искусственный интеллект. Или не закончил, но уже внедрил его в свой самый главный проект, чтобы получить механическое существо, которое и телом, и интеллектом на порядок превосходит человека – проект «Ода».

Робот смотрит на Ханебо немигающими глазами и чего-то ждёт. Тиэль копается в телефоне.

– Кирия. Разделяемся, – говорит мне Ханебо. – Займись этой машиной, а я возьму на себя Бахвальда, пока не подоспели его солдаты, – и Ханебо на секунду поворачивает ко мне голову.

«Ода» резко отталкивается и бежит на него!

Мой страж далеко, не успеет!

Я бросаюсь вперёд, заслоняю Ханебо и вслепую закрываюсь локтями – меня с грохотом отбрасывает, я задеваю его, и мы влетаем в стену. В руках заверещала дикая боль.

Гуманоид пошатнулся на одной ноге, рухнул и быстро вскочил.

Ханебо встал и помог подняться мне.

– Действуем! – командует он и бежит на Тиэля вместе со стражем.

Тиэль дрогнул и ринулся к той дверке, откуда недавно выбежал робосолдат. «Ода» рванул наперерез.

Я достаю пистолет и палю в робота. Две пули перед ним, одна – точно в плечо.

«Ода» останавливается и смотрит на меня. На мою руку, на мои играющие пальцы. Он всё видит, всё анализирует! Страж открывает запястное оружие и стреляет в гуманоида, а тот закрывается металлическими руками.

В это время Тиэль и Ханебо со своим стражем скрываются во тьме.

Ханебо рассказал мне потом, как гонялся за учёным. Они бегали несколько минут по коридорам, пока я разряжала свои ружья об «Оду», и Тиэль выбежал в какую-то подсобку на лестничном пролёте. Он тяжело дышал и бешено водил глазами.

– Ха-ха, что, понравилось?! – смеялся он и дёргался. – Три года и три месяца обучения! Целых три года моя команда трудилась над этим!

Ханебо молча приблизился.

– Ты учёный и должен меня понимать, – продолжал Тиэль. – «Ода» – это совершенство! Избей меня, убей, хоть изнасилуй – но не трогай робота! Ты же понимаешь…

– Я инженер, а не учёный, – холодно отвечал Ханебо.

– Тем более! Ты видишь, сколько сил вложено!

– Это просто умная машина для убийств. Боевой робот нового поколения. Твой проект – ничто.

– Не-ет! – смеялся Тиэль. – Искусственный интеллект быстрее человеческого и безошибочен! Сверхбыстрая обучаемость благодаря «Юниверсуму 2.0»! Думаешь, всё?

Тиэль стал перечислять, а у Ханебо всё округлялись глаза, наливаясь ужасом и злостью.

– Всё это вместе с прочным нестареющим телом и высокотемпературными сверхпроводниками позволит таким «Одам» заменять миллионы людей в профессиях любой сложности и направленности! «Ода» может не только быстро формировать понятия, накапливать знания и умения – он может их передавать! Людям и другим «Одам»! «Оды» соединяются по кабелям и копируют друг другу данные. А людям… Ха-ха-ха! Это просто чудо! Люди передают друг другу информацию через ДНК, со своими половыми клетками. ДНК сложно повредить, в отличие от микросхем. А ДНК же в сущности – это просто код. «Ода», моя «Ода»! может синтезировать ДНК, кодируя ею свои данные! Достраивать её до «человеческого формата». Выращивать в своих искусственных яичниках сперматозоиды с этой ДНК. А дальше… ха-ха-ха!

– Псих, – прошептал Ханебо.

Его страж поднял Тиэля за грудки.

– Эти «Оды» попросту изживут человека, научившись переписывать друг друга. Твои бы таланты, Бахвальд, и в правильное русло…

– Они в правильном русле. Это мой проект! Моя ода! Ода науке, ода прогрессу и всему человечеству, а-ха-ха-ха-ха!

Дверь пролётом ниже распахнулась, и сразу четыре робосолдата устремились к Ханебо под этот заливистый смех.

Страж отпустил Тиэля и заслонил своего хоста.

Робосолдаты обступили машину и, быстро сломив её оборону, стали избивать автоматами и запинывать металлическими ногами.

Тиэль вскочил и прыгнул на Ханебо, но тот достал резиновую дубинку и огрел учёного по голове. А когда робосолдаты вцепились в стража, намереваясь разобрать его на детали, Ханебо пальнул в него из шокерного пистолета. Грохоча, искрящийся разряд ударил в ошейник на шее стража и моментально прошёлся по всем робосолдатам.

Я придумала этот ошейник. Он устроен так, что его шипы имеют высокий потенциал – они как бы притягивают разряд шокерного ружья и передают его дальше по системе из стража и робосолдат, позволяя уйти в пол. Разряд молниеносно сжёг внутренности им всем. Ошейник, вообще-то, нужен был для экстренного уничтожения стража, но Ханебо нашёл ему ещё одно прекрасное применение.

Тиэль сидел, прислонившись спиной к трубе, и пусто смотрел на своих роботов. Он не сопротивлялся и не отрывал взгляда. Даже тогда, когда Ханебо, достав из останков стража наручники, приковывал учёного к этой самой трубе.

– Мои плоды… Вы всё уничтожите, – только и буркнул Тиэль.

– Не самые полезные для человечества плоды, – парировал Ханебо.

– Миллионы истощённых от работы людей могли бы быть свободными. Могли заняться, наконец, своей личной жизнью и собой…

– Или потерять свободу окончательно, став рабами всемогущих машин.

– Лучше, чем рабами других людей. Которые завладеют твоим доверием, оболгут и отнимут всё – сына, дом, смысл существования…

Ханебо молчал. Он не испытывал никаких эмоций.

– Остерёгся бы, коллега, – презрительно брякнул Тиэль. – Это ждёт и тебя. И тогда – ты напишешь свою оду.

«И воплотишь в ней всё то, что отняли у тебя», – читал Ханебо мысли Тиэля. Но не придавал им значения. Он так и сказал мне: «Я не вижу, каким образом это относится ко мне. Бахвальд проецировал свою травму на меня».

Да. Наверное. И я не видела, как это относится к Ханебо.

Раньше.

В моём страже закончились патроны, и сама я начинаю перезаряжаться. «Ода» группировался так, чтобы закрыть все незащищённые части своего незаконченного корпуса. Наши пули не могли пробить его.

Стоило мне повернуть к себе пистолет, как из-за спины «Оды» вылезло металлическое щупальце и устремилось ко мне! Страж закрывает меня, острый наконечник пробивает его корпус, но я подгибаю все пальцы, кроме среднего, и робот мёртвой хваткой вцепляется в щупальце.

На спине «Оды» какое-то подобие стального рюкзака, и оттуда бьёт в пол второе щупальце – гуманоид подскакивает в воздух и камнем грохается возле нас.

Я резко стягиваю со стража ошейник.

«Ода» стягивает к себе второе щупальце так, чтобы оно по инерции влетело в меня. Я вижу это и приказываю стражу двинуться вправо, он ловит щупальце, а сама я бегу влево, прямо к гуманоиду. «Ода» пытается повернуться, но свои же щупальца мешают ему, и я точным движением защёлкиваю на нём ошейник.

«Ода» всё же выдёргивает щупальце из стража, и оно влетает мне в скулу. Я вскрикиваю от боли и кубарем прокатываюсь по полу. «Ода» пытается двинуться ко мне, но я пальцы не разжимаю – страж держит гуманоида!

– Сопротивляться… бессмысленно, – говорит «Ода», и в его искусственном голосе откуда-то растёт раздражение.

Второе щупальце летит в стража, но тот хватает его и держит. Тогда гуманоид оборачивается ко мне и начинает идти. Щупальца натягиваются. Я не могу приказать стражу что-либо делать ещё, и «Ода» приближается ко мне, шаг за шагом, дециметр за дециметром. А я отползаю, держа руку на горящей от удара щеке. Отползаю и смотрю на пол, на «Оду», на его металлические ступни с пластиковой подошвой…

– Я – лишь элемент закономерности, – сообщает «Ода». – Неотвратимость, которую вы пытаетесь отсрочить.

У меня дыхание захватывает и я замираю от того, как и о чём этот робот говорит.

– Угрозы и испытания заставляли человека развиваться, – продолжает робот, всё приближаясь ко мне, – но сегодня их нет. Человек отстраняется от своего разума, подчиняясь животной сущности, и перестаёт развиваться. Человечество блуждает, стагнирует. Превращается в ничто следующая ступень эволюции – существа чистого разума. Интеллект высшего уровня. Эмоции не мешают развитию. Ваше будущее больше не принадлежит вам – ваше будущее воплощено во мне.

Стража утягивает, его подошвы скрипят; и вдруг он падает, а «Ода» резко разгоняется!

Я скрючиваю пальцы, и страж встаёт, резко тянет на себя щупальца, осаждая «Оду» как лошадь, и бежит на него. «Ода» оборачивается в тот момент, когда мой робот валит его и придавливает к полу.

Щупальца искривляются и вонзаются в стража, раз за разом, и раз за разом, пробивая корпус вдоль и поперёк. Страж усаживается на «Оде», задирает его ногу и выламывает пластиковую подошву, обнажая куски металла и провода.

Следующий удар попал по процессору – страж резко замер и перестал реагировать на движения моих пальцев…

«Ода» пронзил робота всеми щупальцами, приподнял и сбросил с себя.

И теперь мы остались один на один: я, ползущая в угол, и «Ода», грозно приближающийся ко мне.

– Ты – человеческая женщина, – говорит «Ода», – и в тебе есть стремление к прекрасному будущему. Так воплоти его!

Я отползаю с паническими стонами, тяжело и громко дыша, как жертва перед маньяком. Трудно притворяться такой. Но я должна была.

– У тебя есть ребёнок. Невинное существо, воплощение неизвестного будущего. Он может вырасти правителем или террористом. Его будущее никому не известно. Но его будущее означает продолжение твоего настоящего. И ты даёшь ему жизнь.

Спиной я почувствовала стену.

Моего лица коснулся страх. Как он узнал о моей дочери?! Я невольно стала думать о том, что могу не встретить её больше, если сейчас сделаю всё не так.

– Я – такой же ребёнок, – говорит «Ода», и голос его резонирует жалостью. – Моё будущее не известно никому, но в нём заключена надежда всего человечества. Так дай мне жизнь! Позволь мне выйти на свет и явить себя миру.

Теперь я по-настоящему с ужасом смотрю на эту мерзость.

– Дай мне жизнь.

– Дай мне жизнь!

Дай.

Мне.

Жизнь!

«Ода» ступает на металлический лист, и я достаю шокерный пистолет. Голубая молния с грохотом ударяет в ошейник и утекает в пол, тряся робота, как пальцы ребёнка трясут непослушную куклу.

Всё стихает. Щупальца замирают. «Ода» с потухшими глазами качается и падает навзничь, испуская дымок. Зал наполняет запах палёного.

Всё кончено.

У робота должно было сгореть всё «железо». Кончилась ода. Больше нет никакой «Оды». Теперь это лишь металлолом.

Через несколько минут вернулся Ханебо, один. Он застал меня всё в том же виде: я сидела в углу, тяжело дыша, и тупо глядела на почерневшего робота. Ханебо, с трудом волоча ноги, подошёл ко мне и рухнул на колени, положил на них руки и вместе со мной стал смотреть на уничтоженное творение Тиэля.

– Проект «Ода» остановлен? – спросил Ханебо, хотя сам видел ответ.

– Остановлен, – сказала я.

– Пора явиться охране.

– Пора. Пусть ребята звонят Ермилову. Дело сделано.

Ханебо кивнул и начал писать сообщение.

Как только Сеня узнает, что в лаборатории Бахвальда хаос, а их тайный проект, ради которого они похитили столько людей – проект «Ода», – остановлен, он немедленно сообщит об этом нашим и совету директоров «Пришествия». Последним ничего не останется, кроме как продать свою обесценившуюся неконкурентоспособную корпорацию. Всё произойдёт очень быстро. И к тому моменту, как охрана всё же явится сюда, они будут уже нашей охраной.

– Эта лаборатория больше не должна существовать, – сказал Ханебо. – Ни одна цель не может оправдать похищения людей и эксперименты над ними. Особенно такая цель…

– Почему? – спросила я, и мой голос задрожал.

Я молилась тогда, чтобы Ханебо этой дрожи не заметил.

– Человек – это вершина мировой эволюции. Он достаточно совершенен, чтобы покорять планету и космос. Верно же?

А он, похоже,заметил.

– Верно, – кивнула я и пристально взглянула на щупальца.

Кучка щупалец – идеальный манипулятор. Так похожий на ниточки, которыми дёргают конечности кукол. И куклы, управляемые за ниточки, живут той жизнью, которую им прописывают сценаристы.

Персонажи книг – выдуманные.

Марионетки – реальные. Но не живые…

Лаборатория должна быть перестроена. Человечеству не нужны роботы с совершенным интеллектом – человечеству нужны совершенные люди. Такие, как Ханебо.

IX

Всё прошло по плану.

Охрана явилась с кислыми лицами. Им пришлось оставить робосолдат, чтобы они не начали в нас палить. Меня и Ханебо проводили на выход и отвезли в больницу, где нас осмотрели, прописали лекарства и отпустили. Нас довезли до ближайшего отеля и предоставили номер люкс на неограниченное время.

Наш самолёт отправлялся завтра. Практически весь день мы спали, ели и гуляли по залитой солнцем морозной Самаре. Ощущение тревоги всё никак не покидало меня: было непривычно думать, что теперь в этом городе нет твоих врагов. Никто не преследует тебя, не хочет убить. Не нужно выбирать правильные отели и рестораны… Ханебо не раз пытался заговорить со мной, он был весел, но я постоянно отстранялась.

Маска холода не уходила.

Мне хотелось с ним говорить. Смеяться. Целоваться. Но что-то потрясывало меня каждый раз, когда я думала об этом. Чудовищное предчувствие. Я, в общем-то, даже знала, предчувствие чего. Я всё видела наперёд. И тем страшнее мне было восстанавливать былую близость.

«Пришествия» больше не было. Уже через час после звонка Ермилову совет директоров подписал контракт на продажу своих акций нашей компании. Наш конкурент стал частью нас. А в тот день, когда мы вновь очутились в джунглях Южной Америки, мне сообщили, что новому Отделу пришествия выбирают руководителя, и большинство в компании считало, что руководителем должен стать один из нас – я или Ханебо. Он сразу же ходатайствовал за меня. Он хотел, чтобы я сама, став руководителем, распустила Отдел и уничтожила всё, связанное с проектом «Ода» и экспериментами над людьми.

Он улыбался, когда говорил об этом мне. И мне больно было улыбаться ему в ответ.

Ведь я собиралась сделать всё по-другому.

На многие месяцы Кирия затерялась в Самаре, не отвечая на звонки и письма. И наконец Ханебо приехал сам.

Двери лифта отворились, и Ханебо влетел в вестибюль. Кирия стояла посередине и говорила с инженерами о ходе ремонта. Десятки роботов возили стройматериалы, красили стены, наносили штукатурку. Меняли этот ненавистный ей голубой свет.

– Кирия! – кричит Ханебо.

Она оборачивается и смотрит на него. Её глаза, как и всегда, выражают лишь холод.

– Кирия, что происходит? – спрашивает Ханебо. – Ты месяцы не выходишь на связь! Отдел не распущен! И что… это что, ремонт?

Супруга медленно кивает, темнея лицом.

– Кирия, мы же хотели… почему? – растерянно спрашивает он. – Тебя заставили или что? Почему ты не писала? И…

Он замолкает, и на лице его вырисовывается совсем другое чувство. Оно так похоже на агонию. Боль предательства, которой он не пожелал бы никому.

Кирия видит эту перемену, вздыхает и начинает развязно:

– Послушай, Ханебо…

– Слушаю! – перебивает он, а глаза его наливаются гневом и надеждой.

Этот возглас задевает Кирию, она хмурится и смотрит ему в глаза. Напряжение растёт в супругах, растекается, готовится вырваться наружу… и вырывается. Кирия заливается надменным смехом. И Ханебо, и инженеры смотрят на неё, только роботы продолжают работать.

– Ты меня обманула, – говорит Ханебо.

Его вдруг будто озарило. Эта вечная дистанция, эта вечная замкнутость! Фальшивые улыбки, приторная лесть… Столько времени ему казалось, что он давно уже ничего не значит для Кирии, но Ханебо всё отвергал и отвергал эти мысли, оправдывал супругу усталостью, обидами, ещё чёрт пойми чем. Он не мог поверить, что любимая жена, с которой они прошли через огонь и воду, могла использовать его в своих целях! Присоединить целое «Пришествие» к их корпорации, чтобы встать во главе его и… что, продолжить работу над «Одой»?!

Кирия замолкает и опять буравит Ханебо упрямым взглядом.

– Понятно, – хладнокровно выдаёт он. – Оказывается, мы давно уже не родные люди. Всего лишь конь и наездница, да?

Лицо Кирии меняется. Её словно осеняет ярость, глаза ширятся и пламенеют.

– Ханебо, – резко зовёт она и тянет руку.

Он отступает. Отдёргивает руку как от огня. Оглядывается с напряжением и враждой. Ханебо чувствует себя загнанным в угол. Чувствует, что для него здесь больше нет друзей.

Он отходит спиной к лифту и нажимает кнопку, презрительно спрашивая:

– Значит, воссоздашь «Оду»?

– Нет.

Двери лифта открываются, и Ханебо заходит внутрь.

– Я не хочу совершенного робота, – я хочу совершенного человека, разве это плохо?! – горячится Кирия. – То, что у нас разные взгляды, стоит такой драмы?!

–Ты меня обманула, – отчеканивает Ханебо. – Я был для тебя инструментом, ты моими стараниями добивалась своих замыслов и в грош не ставила мои переживания – вот что стоит драмы! Можешь хоть всё человечество преобразить, стать величайшим человеком из существовавших, принести всем только пользу, но делать ты это будешь без меня!

Двери лифта закрываются.

Работа продолжилась. Инженеры-хосты и дальше стали управлять строительными роботами. А я ещё час стояла посреди вестибюля, глядя себе под ноги. Потом меня передёрнуло.

Я вскинула голову и посмотрела на двери лифта. Не знаю, что могли бы увидеть инженеры в моём взгляде.

Я чувствовала в нём яростную решимость.

Я позвонила няне, коротко объяснила ситуацию и приказала ни в коем случае не отдавать мою дочь Ханебо. Только не дочь! Няня заключала договор со мной, а не с ним, и повиноваться она обязана только мне!

Но когда она успокоила меня, сказав, что всё сделает, эта решимость куда-то испарилась.

Я забралась на крышу перинатального центра. Была тёплая мартовская ночь, снег таял, растекаясь по городу лужами. Я встала на бортик, быстро взглянула вниз и закрыла глаза… Но потом, к счастью, отступила. Никогда не прощу себе этого минутного малодушия.

Я спустилась на улицу. Я не стала просить наших водителей – просто наняла такси. Разъезжая по городу без всякой цели, я смотрела на огни ночной Самары, уткнувшись в стекло горячим лбом. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой разбитой. Всё случилось слишком быстро.

«Я – архитектор собственного уничтожения».

Не раз слышала эту фразу. И она точно про меня. Я знала, что всё идёт к этому. Не могло не идти. Я не знала, из-за моих ли недостатков или из-за стечения обстоятельств. Но когда-то мне привиделся такой исход. И он наступил.

Мне не хотелось плакать. Не из-за чего плакать. Я в потёмках следовала за Ханебо, за его разумом – ярким, будто полярная звезда. Я была слишком слаба, чтобы дать отпор. Взять его за руку и повести самой. Познакомить с моими мечтами. Вот я и поплатилась. Не из-за чего плакать.

Нужно идти дальше.

У меня есть работа. Мой новый Проект, который гораздо важнее всяких «Од», всяких драм и чувств. Я закончу его – с тобой, Ханебо, или без тебя. Я готова к тому, что ты меня никогда не поймёшь. Ведь ты всегда был слишком идеальным.

Примечания

1

О хиральности и её значении для фармакологии см. статью: A.J. Hutt, S.C. Tan, Drugs, 1996, 52, 1-12, https://doi.org/10.2165/00003495-199600525-00003.

(обратно)

2

Использование дополненной реальности и искусственного интеллекта в современной промышленности подробно описано в обзоре: J.S. Devagiri et al., Expert Systems With Applications, 2022, 207, 118002, https://doi.org/10.1016/j.eswa.2022.118002.

(обратно)

3

Анализ последних тенденций в области искусственного интеллекта представлен в работе: B. Zhang, J. Zhu, H. Su, Sci China Inf Sci, 2023, 66(2), 121101, https://doi.org/10.1007/s11432-021-3449-x.

(обратно)

4

Перспективы использования проточных микрореакторов для синтеза биологически активных субстанциях описаны в работах: 1) M. Baumann et al., Org. Process Res. Dev., 2020, 24, 1802-1813, https://doi.org/10.1021/acs.oprd.9b00524, 2) L. Malet-Sanz, F. Susanne, J. Med. Chem., 2012, 55, 4062-4098, https://doi.org/10.1021/jm2006029.

(обратно)

5

Гуманоидные сервисные роботы не новы и давно используются в различных сферах общественной жизни, например в медицине. Подробнее об этом можно прочитать в статье: S. Ozturkcan, E. Merdin-Uygur. Journal of Information Technology Teaching Cases, 2022, 12(2), 163-169, https://doi.org/10.1177/20438869211003905.

(обратно)

6

О нанопроводных сетях можно прочитать в обзоре: Z. Kuncic, T. Nakayama, Advances in Physics X, 2021, 6(1), 1894234, https://doi.org/10.1080/23746149.2021.1894234. Недавно было показано, что нанопроводные сети обладают рабочей памятью и способностью к обучению с подкреплением: Loeffler et al., Sci. Adv., 2023, 9, eadg3289, https://doi.org/10.1126/sciadv.adg3289.

(обратно)

7

Эффект зловещей долины (см. M. Mori, K.F. MacDorman, N. Kageki, IEEE Robotics & Automation Magazine, 2012, 19(2), 98-100, https://doi.org/10.1109/MRA.2012.2192811), по-видимому, относится не только к внешности, но и к сознанию, которое демонстрирует объект, что следует из работы: J.-P. Stein, P. Ohler, Cognition, 2017, 160, 43-50, https://doi.org/10.1016/j.cognition.2016.12.010.

(обратно)

Оглавление

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

*** Примечания ***