Хочу замуж! (СИ) [Кора Бек] (fb2) читать онлайн

Хочу замуж!

1

Меня зовут Астра. Астра Иванова. Нет, это не псевдоним, и уж тем более, — не шутка. Между прочим, мы, взрослые девушки, не склонны шутить. Вообще! Думаю, не стоит уточнять мой возраст. Ну, какая разница, правда? Скажу лишь, что я не замужем. И дело здесь вовсе не в отсутствии у нас, взрослых девушек, чувства юмора. Всё гораздо сложнее и серьёзнее. Признаюсь вам по большому секрету: нам просто не до смеха.

Скажу прямо: нелегка она, жизнь взрослой девушки. Мы, как бельмо на глазу у всего остального мира. Нас обсуждают и осуждают все, кому не лень. А не лень — многим (иногда мне кажется, что тех, кому — не лень, в смысле: не лень перемывать взрослым девушкам косточки — тьма-тьмущая). В общем, каждому второму, если не первому.

Многочисленные доброжелатели нередко подозревают нас в карьеризме, упрекают в чёрствости, эгоизме и привередливости. И это, прошу заметить, в лучшем случае! В худшем — нас, взрослых, самостоятельных и зачастую привлекательных девушек, принимают за истеричек и психопаток.

Ещё добрые люди порой повергают нас в тихий ужас своим поистине неуёмным желанием нам помочь. Ну, в смысле: помочь выйти замуж. Согласитесь, о каких шутках может идти речь при таком положении вещей?

А ведь в действительности мы — чувствительные и легкоранимые натуры, которые большую часть своего времени посвящают самоанализу, пытаясь найти ответы на два жизненно-важных вопроса: Кто виноват и Что делать? Вы скажете, это извечные вопросы русской интеллигенции? Нет, это вопросы, которые очень волнуют всех взрослых девушек.

Правда, мне в некотором роде повезло. Я знаю ответ на первый из двух вопросов: Кто виноват?

Уже с раннего детства я, если не понимала, то предчувствовала всю сложность уготованной мне судьбы. А как иначе? Жизнь с таким абсолютно нелепым и даже несуразным именем, как у меня, да ещё в сочетании со столь «редкой» в России фамилией, не может быть лёгкой по определению. Что тут скажешь? Только одно: имя, как и родителей, не выбирают…

Помню, как в детстве я отчаянно завидовала своим подружкам, которых звали: Валя, Ира, Люся. Ни в детском саду, ни в школе, ни во дворе никто и никогда не переспрашивал этих девочек, как их зовут. Не округлял от удивления глаза. Не цокал языком. Не свистел вслед. Господи, не жизнь, а сказка! Правда, как я теперь догадываюсь, эти девочки сами не понимали своего счастья. Ну, Валя и Валя, что тут такого? Главное — не Миша или Коля, верно?

Мне же вечно приходилось выкручиваться из положения. Я росла довольно сообразительной девочкой и уже в шестилетнем возрасте меня отдали в школу, где я несколько видоизменила своё имя и стала называть себя Асей. Коротко. Прилично. Понятно.

Но одноклассники моих усилий не оценили. Они называли меня либо Аськой (Вы представляете себе этот кошмар в ночи — Ась-ська?!), либо по фамилии — Иванова. Конечно, мне это всё очень не нравилось. К тому же, появились проблемы в личной жизни, и после окончания четвёртого класса я без всякого сожаления перевелась в другую школу.

Для нового коллектива требовалась новая красивая легенда. Я не стала мелочиться и без особых заморочек поменяла себе пятую графу. Естественно, поменять себе национальность в документе невозможно, а на словах — почему бы и нет?

Между тем моя мама очень любила слушать песни болгарской певицы Лили Ива́новой. Говорят, она была очень популярна в СССР. Признаюсь, фамилия «Ива́нова» ласкала мой слух больше, нежели «Ивано́ва». Она таила в себе какую-то интригу, волнующий намёк на дальние страны, романтические путешествия, другую — более интересную и насыщенную жизнь.

С небрежным, как и положено иностранцам видом, я рассказывала своим новым товарищам легенду о том, будто мой отец — болгарин по происхождению, вот почему родители и дали мне столь необычное имя — Астра. Впрочем, необычным оно являлось только здесь, а в той же Болгарии, согласно озвученной мною версии, имя Астра — абсолютно в порядке вещей.

Я знала, что проверить правдивость этой истории было нельзя. Мой папочка ушёл из семьи, когда мне было всего лишь три месяца, а вытянуть хоть какую-то информацию из моей меланхоличной от природы мамочки практически невозможно.

Моя матушка очень не любит, когда её беспокоят. Она жила и живёт своими воспоминаниями, мыслями, мечтами. Ей хорошо наедине с собой. Хотя, если речь вдруг заходит о её любимых цветах, мамочка сразу заметно оживляется. Полагаю, вы уже догадались, какие цветы любит моя мама? Лично я не люблю цветы в принципе. Но это так, к слову.

Номер про папу-болгарина, как говорится, прокатил. Хотя бы в школе я больше не слышала насмешек по поводу своего имени. А вот приучить одноклассников и учителей к правильному произношению моей фамилии (имеется в виду, в болгарском варианте) мне, к сожалению, не удалось. Все упорно продолжали называть меня Ивано́ва. Мне пришлось признать своё поражение в этом вопросе.

“Что ж, от судьбы, видно, не уйдёшь, — размышляла я на досуге. — Ну, ничего. Вот выйду замуж, и моя жизнь полностью изменится!”.

Эх, знать бы, где упасть, соломку бы подстелила!..

2

После окончания школы я благополучно поступила в институт на филологический факультет. Может быть, вы замечали, что все, кто не имеет определённых склонностей к какому-либо виду деятельности, почти всегда идут поступать на филфак? Там учиться проще простого.

Не нужно уметь решать задачи, знать и запоминать всевозможные формулы, теоремы, как на физмате, или заучивать таблицу Менделеева и разбираться в молекулярных соединениях, атомах, как на факультете химии. Потому что если ты знаешь алфавит и не делаешь по две ошибки в каждом слове, то можно смело подавать документы на филфак. Именно так поступает большинство благоразумных людей.

Я не стала ломать голову и влилась в стройные ряды большинства. Впереди была целая жизнь, и казалось, что ты всегда успеешь в ней что-либо изменить. Да, слишком поздно я узнала истину: Первый шаг определяет все последующие шаги. По-моему, кто-то из великих её сказал, а может, в каком-то фильме я эти слова слышала. Это не столь уж важно. Главное: в итоге получилось то, что получилось.

А между тем, даже обучаясь на филологическом факультете института, где на группу из тридцати человек приходилось всего три парня, я могла бы при желании устроить свою личную жизнь, выйти замуж, иметь детей! Но тут вмешалась неумолимая судьба.

Вы не поверите, но у моего воздыхателя (одного из тех самых трёх): застенчивого рыжеволосого мальчика с добрым веснушчатым лицом, и угловатой, как у подростка фигурой, фамилия была Ко́зел! Подчёркиваю, ударение в его фамилии падало на первый слог. На первый, не на второй. Но вы же знаете наших людей!

Бедному студенту приходилось постоянно поправлять сокурсников и преподавателей, которые норовили назвать его Козлом. Разумеется, якобы случайно. Но, при всей своей застенчивости, он делал это без всякого смущения, а с определённым изяществом и даже достоинством. Ко́зел, вообще, всегда вёл себя достойно и интеллигентно, из-за чего я поначалу и отнеслась достаточно благосклонно к его ухаживаниям. Девчонки в группе поговаривали, будто его предки были дворянами. Хм, вполне возможно. Вот только…

Господи, при такой бешеной конкуренции: десять девчонок на одного кавалера, я готова была закрыть глаза на его рыжие вихры (А ведь терпеть не могу рыжих!). Наверное, со временем я привыкла к его имени: Вася (А что? У меня в детстве был кот Васька!). Я научилась бы не обращать внимание на его патологическую застенчивость и говорила бы за двоих, создавая видимость диалога. Но я не готова была стать мадам Ко́зел.

Ну, какое мне дело до того, что папа Васи был поляк (всамделишный поляк в отличие от моего «болгарина», который после развода с моей матушкой женился на немке, а позднее уехал в Германию, позабыв про свои русские корни и родную дочь)? Я же не повешу на грудь табличку с надписью: «Мой муж — поляк, а наша фамилия — Ко́зел». О нет, это было свыше моих сил! Не для того я столько лет мечтала избавиться от фамилии Иванова, чтобы стать теперь мадам Ко́зел.

Откровенно говоря, в идеале мне хотелось иметь не просто красивую, а звучную фамилию. Ну, например, Македонская. И звучит хорошо, и сразу определённое уважение к себе вызывает. Не отказалась бы я и от фамилии, имеющей французские корни. Я, вообще, всегда питала слабость к французской культуре в целом, и к французским именам в частности. Скажем, в сочетании с такой фамилией, как де Монсоро, даже моё дурацкое имя смотрелось бы вполне-таки прилично. Астра де Монсоро! По-моему, не плохо, да? Однако, увы, это не про меня.

Эх, Вася-Вася, как же ты меня подвёл! Ну, не совсем ты, конечно, а твои предки, но только мне от этого, поверь, не легче…

Вася сделал мне предложение, когда мы учились на втором курсе. Получил весьма корректный отказ. Был очень расстроен, даже похудел, но долго горевать ему не позволила другая наша одногруппница Лиля Колмогорова. Наверное, потому что у неё никогда не было комплексов по поводу того, как её зовут, Лиля первой пошла на контакт и довольно скоро без всяких колебаний взяла себе новую фамилию. Она стала Лилей Ко́зел.

Между прочим, теперь мадам Ко́зел — счастливая мама четверых детей и жена директора крупного картонно-бумажного комбината. А некогда застенчивого паренька нынче просто не узнать! Я иногда вижу Васю по телевизору: такой вальяжный мужчина! И телеведущие с придыханием произносят его фамилию. Как будто он вовсе не Ко́зел, а Путин, или Медведев. Вот ведь, как в жизни бывает!

3

Довольно длительное время судьба оберегала меня от душевных травм и переживаний. В меру своих сил и способностей я грызла гранит науки. Вечерами нередко засиживалась допоздна в читальном зале институтской библиотеки, корпела над учебниками. Иногда бегала с девчонками на дискотеку.

Хочу похвастаться, что пару раз я принимала участие в студенческих театральных постановках. Правда, мне доставались весьма скромные роли в эпизодах, но всё равно это было очень волнительно и безумно интересно.

После премьеры я сказала подружкам, что теперь я знаю, какие чувства испытывают космонавты перед взлётом. Эх, если бы не моя, слишком уж заурядная внешность, в своё время я пошла бы сдавать документы в театральный институт! И тогда со мной не приключилась бы следующая история.

На последнем курсе института я по уши влюбилась в преподавателя зарубежной литературы. До этого исторического момента я в своей жизни влюблялась только раз. Это случилось, когда я училась в четвёртом классе. Объектом моих нежных чувств стал одноклассник, которого звали Серёжа Васильев. Худощавый долговязый мальчишка с непослушными вихрами тёмных волос и вечно удивлённым взглядом круглых карих глаз.

Меня, твёрдую хорошистку (на отличницу я не тянула из-за своих сложных, неприязненных отношений с математикой), не смутило даже то обстоятельство, что Серёжа Васильев был отъявленным двоечником. Сей печальный факт вкупе с его высоким ростом способствовали тому, что Серёжу сажали всегда только за последнюю парту.

А мне так нравились правильные черты его лица, и особенно нос: очень аккуратный, точёный! В тот незабываемый романтический период моей жизни мне приходилось во время уроков частенько оборачиваться назад, чтобы увидеть предмет своей любви. Это привело к ужасным последствиям. О моих чувствах вскоре узнал весь класс.

О Боже, что мне тогда пришлось пережить! Малышня из первого класса, завидев меня, начинала выкрикивать: «Тили-тили тесто, жених и невеста!». Каждый из моих одноклассников считал своим долгом как-либо меня поддеть, уязвить. Девчонки за моей спиной шептались и хихикали, а мальчишки старались дёрнуть меня за косичку, вырвать из рук портфель, или хотя бы просто показать язык. Но самое ужасное, что в числе моих обидчиков был Серёжа Васильев!

А ведь я уже примеряла к себе его фамилию и даже склонялась к мысли, что если вдруг у меня не сложатся отношения с этим Серёжей, замуж я всё равно выйду только за того, кого будут звать Серёжей. Представляете, как всё у меня было серьёзно? Однако моих чувств никто не оценил. Спустя время я перевелась в другую школу. С твёрдым намерением начать новую жизнь, и больше никогда не терять голову от любви.

Однако прошли годы, и я опять влюбилась. Сейчас я опишу его внешность, и вы поймёте: не влюбиться было невозможно.

Интеллигентное худощавое лицо. Коротко-подстриженная, щеголеватая бородка. Аккуратный небольшой нос. Глубокий взгляд красивых серых глаз, загадочно поблёскивавших из-под очков в тонкой металлической оправе. Безумно сексуальный голос с приятной картавостью. Стройная, даже изящная фигура смотрелась очень привлекательно, и невысокий рост ничуть не портил общего впечатления. Уж не знаю почему, но своим внешним обликом Юрий Петрович Филимонов мне отчасти напоминал Владимира Ильича Ленина в его молодые годы. Разумеется, такие харизматические личности способны без труда покорить неискушённое девичье сердце. Что со мной и случилось.

Впрочем, голову от любви к Юрию Петровичу потеряла не я одна. Стоило ему только показаться на горизонте, как все девчонки из нашей группы, включая в том числе и тех, кто уже успел выскочить замуж, едва не пищали от восторга. За исключением Лили Ко́зел. Не знаю, притворялась она, или на самом деле искренне любила своего Васю, но только Лиля глаз от него не отводила ни при каких обстоятельствах. Повезло моему бывшему поклоннику! В отличие от меня.

Я с ума сходила от своей любви. Днём и ночью думала только о нём. Пыталась найти что-либо общее между мной и предметом моего обожания. Нашла! Мы с ним отчество одинаковое имели: он — Петрович, я — Петровна.

А ещё Юрий Петрович, как и я, являлся большим поклонником французской классической литературы. Он с увлечением рассказывал о жизни и творчестве Монтеня, восхищался остроумием Дидро, цитировал Бальзака и Гюго. Его непринуждённая манера поведения и неземное обаяние просто завораживали. Лекции профессора Филимонова (А он в 36 лет уже являлся профессором и, судя по отсутствию обручального кольца на правой руке, холостяком) старались не пропускать даже отъявленные прогульщики. Все девчонки строили ему глазки, а я втихомолку страдала от ревности и неразделённой любви. В общем, моя участь, как вы, наверное, уже догадываетесь, была предрешена. Попалась, как кур во щи.

4

Наступила весна. Может быть, романтические настроения, которые обычно навевает это время года, а может, исходившие от меня любовные флюиды сделали своё дело, но Юрий Петрович вдруг обратил на меня внимание.

Мы стали встречаться. Предмет моих недавних тайных грёз довольно часто приглашал меня то в кино, то в театр, то в цирк, то на прогулку в парк. Дарил цветы. Читал Есенина, Пушкина, Гюго. Едва ли не каждый день звонил. Мы делились друг с другом своими планами, мечтали о совместной поездке на юг России, много смеялись и шутили. Все девчонки из нашей группы мне завидовали. Разумеется, за исключением Лили Ко́зел.

Моя душа пела. Мне безумно захотелось перемен: сейчас, немедленно. Я, наконец, поддалась уговорам подруг и отказалась от очков, придававших мне чересчур серьёзный вид. Вместо них я стала носить мягкие контактные линзы. Я так осмелела, что позволила себе забыть обо всех своих прежних комплексах, связанных с фигурой и внешностью в целом.

Помню, я ещё только школу заканчивала, когда соседки, сидевшие на скамейке у подъезда, уже шептались за моей спиной, что пора меня выдавать замуж. Вон, дескать, какая дылда вымахала: такой рожать, да рожать надо! Эх, сглазили меня болтливые бабы!

Нет, я не похудела и не заболела. Просто осталась во взрослых девушках.

А, может, соседки догадывались, что мне вовсе не нравится быть такой, которую в народе называют «кровь с молоком», вот они и подначивали меня? Нет, конечно, не от злобы. От Балды, лишь бы языком потрепать.

Народ-то у нас, сами знаете, какой: душевный, разговорчивый. Стоит кому о своей беде только заикнуться, как у других один намёк на неприятности у соседа тут же слезу прошибает. Пусть не всегда трезвую, но это — уже мелочи.

А уж что только я не делала, чтобы похудеть! По утрам бегом занималась. Правда, периодически. Сами понимаете, в дождь, или в мороз — не побегаешь, в плохом настроении — тоже, но ведь это же лучше, чем ничего?

Перепробовала кучу диет. И одним кефирчиком питалась (Как вспомню, так вздрогну), и на ржаном хлебе с водой сидела, и после 6-ти вечера голодом себя морила, да только ничего не помогло.

Легко было древним восточным мудрецам советовать: «Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу». У них на Востоке лето — почти круглый год. При желании можно запросто одними фруктами, да ягодами обходиться, и не испытывать никакого чувства голода.

А вот у нас зимой, поди, как следует не поешь — от холода и голода быстро скукожишься, особенно вечером, после тех самых 6-ти часов, когда мороз на улице ещё больше усиливается. Уж не знаю, как Богу душу не отдала с этими диетами? Пронесло.

Ещё с другими, такими же, как и я, закомплексованными дурами, ходила в тренажёрный зал. Только зря деньги потратила. Тренировками нужно заниматься постоянно для того, чтоб от них толк какой-то был. А мне постоянно чего-либо не хватало: то денег, то времени, то терпения. Бросила.

Однако я на этом не успокоилась и изобрела новый способ похудеть из разряда «дёшево и сердито». Я стала у себя дома подниматься и спускаться по лестнице пешком. А живу я на 12-ом этаже, точнее, ещё жила. Потом я переехала, но — обо всём по порядку.

Врать не стану: поначалу было очень тяжко. Спускалась-то я с лестницы, аки быстроногая лань. Так легко и красиво, что у самой аж дух от восхищения захватывало. Зато поднималась наверх, как лось, отмахавший без перерыва с добрый десяток километров. Ноги в коленях от усталости прямо-таки подгибались. Но потом привыкла. И самое главное: довольно скоро ощутила эффект.

Ноги хорошо накачала, попу подтянула так, что джинсы обтягивающие уже не стыдно было на себя надеть. Но вот тонкой талией обзавестись мне, к сожалению, почему-то не удалось. А ведь эта часть тела прежде всего бросается в глаза. Обидно, правда?

Наверное, у Бога было плохое настроение в тот день, когда он меня ваял. Такое впечатление, будто меня вырубили топором, не приложив даже минимума фантазии. Или другой вариант. Работая над моим обликом, Господь решил, что у девочки с таким несуразным именем, как у меня, должна быть самая что ни на есть заурядная, обыкновенная внешность для того, чтоб окружающие её особо не замечали, а значит, и лишний раз не обижали. По-моему, вполне логично, хотя всё равно ничего хорошего.

Так я и жила, ощущая себя серой посредственностью, которой не суждено испытать великую силу любви, или совершить в своей жизни что-либо значительное. Иногда мне даже приходила в голову мысль о том, что, если б я родилась уродиной или калекой, мне бы не было так тяжело, как в моём обличье «серой мышки».

Однако серая посредственность, как и всё живое в природе, тоже нуждается в любви. Вот и я влюбилась. Второй раз в жизни. И, о чудо, мне ответили взаимностью!

От счастья кружилась голова. Мне безумно захотелось изменить себя, чтобы я смогла себя полюбить и принять. Мне очень хотелось удержать свою любовь, и я начала работу над собой. Действовала настолько решительно и смело, что окружающие только диву давались.

Классические костюмы и строгие сарафаны дружно полетели на антресоли. Их место в моём гардеробе заняли короткие юбки, легкомысленные блузки и кокетливые платья. Привычные «лодочки» на невысоком устойчивом каблучке заменили открытые туфельки на шпильках. В них я, правда, была выше Юрочки. Но — в разумных пределах. К тому же ноги у меня — не кривые, грудь — не маленькая, ну а крепкое телосложение, между прочим, на Руси всегда ценилось, как залог хорошего здоровья. И не зря.

Ведь, если здраво рассудить, все эти, ныне модные худосочные модели, хорошо смотрятся только на подиуме. Для обычной, нормальной жизни эти девушки не пригодны. Ну, как с такими формами можно выносить даже одного ребёнка? В старину недаром говорили: «Не бери в жёны красивую, не бери в жёны богатую, а бери в жёны здоровую». А народ, как известно, всегда зрит в корень. Только не подумайте, что я в такой ненавязчивой форме своей фигурой хвастаюсь. Я просто мнение народа выражаю.

Конечно, совершить абсолютную революцию в плане изменения внешности мне тогда не удалось. Ну, что я, к примеру, могла сделать со своими глазами? В них напрочь отсутствовала столь соблазнительная для мужчин томная поволока, как у героинь романтических киноисторий. Их не обрамляли длинные пушистые ресницы, способные отбрасывать на женское лицо загадочную тень. Они не имели интересного разреза, или волнующей глубины. Обычные, карие, маловыразительные глаза.

А нос? Будь у меня такая возможность, в своё время я с большим удовольствием поменялась бы этой, весьма примечательной частью лица, с моей первой любовью — Серёжей Васильевым. Мальчикам абсолютно ни к чему иметь нос красивой и правильной формы. Всё равно рано или поздно они этот нос самым банальным образом разобьют, либо им его сломают в какой-нибудь дурацкой драке. В общем, мужской нос не имеет никаких перспектив.

А вот женское лицо красивый нос мог бы значительно приукрасить. Спрашивается, где справедливость в этой жизни? Я совершенно не понимаю, зачем мне нос «картошкой»? И хоть народная мудрость гласит: «С лица воду не пить», мужчинам эту истину не объяснишь.

Только, пожалуйста, не говорите мне про пластическую хирургию! Я понимаю: красота требует жертв. Но, по-моему, всё должно быть в разумных пределах. И жертвы — тоже.

Хотя одну жертву во имя красоты, будучи влюблена, я принесла. Претерпев жуткие мучения, я сделала себе татуаж, дабы мои довольно-таки пухлые от природы губы (хоть в чём-то мне повезло) выглядели ещё более привлекательно. Результат меня порадовал, и я стала чаще смотреться в зеркало. А следуя советам более опытных подруг, перед зеркалом я училась искусству кокетничать.

То, словно маленькая девочка, капризно надувала свои губки. То, подобно кинозвёздам, растягивала губы в широкой улыбке. То взволнованно дышала, чуть приоткрыв рот и сделав губы «трубочкой», как это делают модели с глянцевых обложек модных журналов.

К счастью, татуаж вскоре сошёл. Наверное, мастер на мне сэкономил, либо он не был мастером своего дела. А я перестала заниматься глупостями и почувствовала себя человеком разумным, то бишь способным отвечать за свои поступки. Однако до этого исторического момента я успела сделать ещё одну глупость.

Отдавая дань моде, я перекрасила свои каштановые волосы. Хотела стать блондинкой. Но, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась и поспешила перекраситься в прежний цвет.

В те дни я не ходила, а парила над землёй. С глупой улыбкой на лице и широко-распахнутыми навстречу счастью глазами. На улице ко мне подходили бомжи и предлагали пойти выпить. Наверное, принимали за свою. Да, было времечко!..

5

События стремительно развивались, и я уже готова была принести на алтарь любви свою девичью честь. Ну, вы же понимаете, что я хочу сказать?.. Но тут вмешался перст судьбы. Возможно, чувствуя передо мной определённую вину за мои детские переживания и обиды, судьба порой предупреждала меня об опасности, либо уберегала от непоправимого шага.

Чудным летним днём я шла через сквер в библиотеку, чтобы сдать учебники. На душе было волнительно и радостно одновременно. За спиной остались четыре года учёбы в институте, и уже через несколько дней нам должны были вручить дипломы. А сегодня вечером меня ожидало свидание с Юрочкой. Он пригласил меня на день рождения к своему другу, который тот собрался отметить в загородном Доме отдыха.

Не скрою, моему самолюбию польстило то обстоятельство, что любимый решил представить меня своим друзьям. На мой взгляд, это явно свидетельствовало о серьёзности его намерений. Быть может, уже в скором времени я получу новый паспорт. По-моему, Астра Филимонова — звучит весьма-таки неплохо и, я бы даже сказала, гармонично. Во всяком случае, лучше, чем Астра Иванова.

А ещё в этом новом паспорте обязательно должен стоять штамп. Я — человек консервативный и мне не по душе эти, так называемые гражданские браки. Согласитесь, любой мало-мальски серьёзный договор всегда заверяется не только подписями сторон, но ещё и печатями. Ну так, решение о создании семьи — дело гораздо более важное по сравнению с любыми договорами, пусть даже и государственного значения, верно?

Ох, говорила мне бабушка с самого детства: «Не беги, Астуся, впереди паровоза. Помни, всему своё время»! На словах я с бабушкой, конечно, соглашалась, а на деле всё время пыталась обогнать даже не паровоз, а самолёт. И, что особенно обидно: не успеешь придумать что-нибудь фантастически-красивое, вознестись на крыльях мечты в небесную высь, как тут же с треском падаешь вниз. И так конкретно падаешь.

Причём эти головокружительные падения никогда не заставляют себя долго ждать. Складывается такое впечатление, будто насмешница — судьба буквально караулит меня, чтобы лишний раз развлечься. Но я-то — девушка серьёзная. Разные развлечения — не для меня. Вот мечты — это дело другое!

Итак, ясным летним днём летящей походкой, которая отличает всех счастливых людей, я направлялась в библиотеку, мечтая о предстоящем мне вечером свидании. Вдруг слышу: знакомый голос. Моё сердце тотчас взволнованно забилось. Я подняла взгляд и едва удержалась на ногах при виде следующей картины.

Перед площадкой с небольшим фонтаном бегала очаровательная малютка трёх-четырёх лет с золотистыми кудряшками на голове. С кулёчком семечек в руках девочка носилась за голубями. Кажется, малышка хотела покормить птиц, но они от неё убегали.

Рядом на скамейке расположились женщина и мужчина. Глядя на раскрасневшееся, немного рассерженное личико девочки, мужчина и женщина весело смеялись. А вот мне было совсем не до смеха. В мужчине, главе счастливого семейства, я с болью в сердце узнала Юрочку.

Он наклонился к своей спутнице, чтобы её поцеловать, и тут наши взгляды встретились. Юра изменился в лице. Я изо всех сил пыталась сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. И вдруг, к своему ужасу, увидела, что с другого конца аллеи мне навстречу идут Лиля и Вася Ко́зел.

Вася нёс на руках розовощёкого малыша полутора-двух лет. Супруги смотрели друг на друга влюблёнными глазами. Однако их очевидное состояние абсолютного счастья не помешало моим однокурсникам увидеть меня. От неожиданности оба застыли, как два соляных столпа. Я почувствовала приступ дурноты.

Вдруг со скамейки, противоположной той, на которой сидел Юрий Петрович со своей спутницей (язык не поворачивается назвать её женой), вскочил какой-то парень и бросился ко мне. Здоровый верзила в форме десантника. Из-под лихо надвинутого набекрень голубого берета торчали непослушные вихры тёмных волос. Круглые карие глаза светились неподдельной радостью. Бравый десантник едва не сбил меня с ног.

— Ась-ська?! Сколько лет, сколько зим! Вот так встреча! Обалдеть!

Боюсь, теперь уже я, застигнутая врасплох, напоминала соляной столп.

— Простите?.. — Блин, меня сто лет никто не называет Аська! Ещё б я не застыла на месте от неожиданности!

Всё, что я смогла из себя выдавить под напором верзилы, — это “Простите”. А он, фонтанируя искренней радостью от нашей встречи, сначала весьма ощутимо сжал мне плечи, а затем начал трясти меня, как грушу.

— Что, не узнала? Ну, Аська, ты даёшь! А ведь мы только вчера с ребятами тебя вспоминали. Почему-то уже давно никто из наших тебя не видел. Ну, куда же ты пропала-то, Аська?

— Мне больно. Не надо меня трясти, — наконец, сумела я сказать, осторожно высвобождаясь из медвежьих объятий десантника, когда тот полез в карман, по-видимому, за сигаретами.

Но парень вынул бумажник и, глядя на меня торжествующим взглядом, достал из него маленькую, чёрно-белую, обрезанную по краям, любительскую фотографию. Затем, укоризненно покачав головой, сказал:

— Эх, Аська-Аська! Вижу, забыла ты меня. А я твою фотку с собой, как видишь, ношу.

На фотографии, немного помятой и не очень хорошего качества, я увидела себя и Серёжку Васильева — мою первую любовь из далёкого детства. Нас сфотографировал кто-то из родителей при посадке саженцев во дворе школы. У меня тоже был такой же снимок, но потом он где-то затерялся.

— Ой, Серёжа, это ты?! Боже, как ты за эти годы изменился!

Позабыв про Юру и супругов Ко́зел, я бросилась на шею бывшему однокашнику.

— Ага, узнала-таки! Ты даже не представляешь, Аська, как я рад тебя видеть!

Моя школьная любовь взял меня за талию и, немного приподняв над землёй, начал кружиться вместе со мной.

Такое со мной, честно, было впервые в жизни. Я — девушка довольно крупная и высокая, но в этот момент я почувствовала себя прямо-таки Дюймовочкой. И пусть я была чуть повыше ростом и Юрия Петровича, и Васи, уверена: ни тому, ни другому не по силам было бы не то, что закружить меня, но даже поднять на руки.

— Серёжа, пожалуйста, перестань! У меня кружится голова!

Я кокетливо засмеялась, немного запрокинув назад голову (мои уроки кокетства перед зеркалом всё же не прошли даром!).

Мой старый однокашник с довольной улыбкой на лице опустил меня на землю. Приглаживая немного растрепавшиеся волосы и оправляя на себе платье, я незаметно бросила быстрый взгляд по сторонам.

Может, мне показалось, но в глазах Васи промелькнуло на мгновение что-то вроде ревности, он даже чуть покраснел. А Юрий Петрович хмурил брови и, по-видимому, сам того не замечая, нервно барабанил пальцами по колену своей спутницы

6

— Ась, ты чего меня не узнала? Я, что, так сильно изменился?

— Ну, конечно, Серёжа! Вон, как вымахал, настоящий Илья Муромец!

— Так ведь и я тебя не сразу признал. Всё-таки лет десять, а то и больше не виделись. А кроме того, Ась, ты тоже очень изменилась. Такая красавица стала, просто глаз не оторвать!

— Ты всерьёз это говоришь? Да ну, Серёж, перестань!

— Ещё как всерьёз, Ася! Сам не знаю почему, но будучи в армии, я часто о тебе вспоминал. Недавно вернулся на гражданку, а вчера встретился с нашими пацанами. Пытался у них что-нибудь узнать о тебе, да только тебя никто не видел. А сегодня — такая встреча! Ась, можно я тебя в щёчку поцелую? Ну, пожалуйста, один раз, на радостях?

Не успела я что-либо сказать в ответ, как Васильев сграбастал меня в своих объятиях и звонко чмокнул в щёчку. Воспользовавшись нашей невольной близостью, я принюхалась к Серёжке: трезвый, аки огурчик. Вывод напрашивался только один: я действительно изменилась в лучшую сторону, коли моя первая (и, если вы помните, безответная) любовь вдруг проникся ко мне нежными чувствами.

Я вовсе не утверждаю, что прям влюбился, но по глазам Васильева было видно, что я ему нравлюсь. И вдруг, присмотревшись повнимательнее к своему старому товарищу, я поняла, почему не сразу узнала его.

— Серёжа, а что с твоим носом случилось? Неужто ты стал жертвой армейской дедовщины?

Некогда красивый точёный васильевский нос, из-за которого-то, собственно, я в своё время и влюбилась в Серёжку, теперь стал таким приплюснутым, как будто по нему проехались танком. От моей, каюсь, ужасной бестактности, бравый десантник пришёл в замешательство и даже покраснел.

Я тоже покраснела и мысленно обругала себя за то, что этим дурацким вопросом поставила в неловкое положение своего спасителя. Ведь моя первая школьная любовь, сам того не ведая, своим отношением ко мне и искренней радостью от нашей случайной встречи, избавил меня от несмываемого позора перед супругами Ко́зел и утёр, извиняюсь, нос моей второй любви Филимонову.

А у меня-то, между прочим, при виде моего бывшего поклонника и его жены, которые, как и все наши одногруппники, были прекрасно осведомлены о наших отношениях с Филимоновым, мелькнула ужасная мысль, что теперь мне не остаётся ничего другого, как прийти домой, напиться разных таблеток и заснуть вечным сном. А что обо мне будут говорить после моей смерти — это уже не столь важно. Так я думала каких-нибудь четверть часа назад. Однако сейчас мне уже хотелось жить, и даже очень!

— Нет, что ты, Ась, какая дедовщина? Думаешь, я за себя постоять не смогу? — Васильев подтянул живот и расправил плечи. — Нос я сломал ещё, когда в училище учился. Так, глупая драка между пацанами.

Ну, что я вам говорила? Мальчишкам от красивого носа никакого прока! Всё равно они этот нос рано или поздно разобьют, либо им помогут изменить его форму. У настоящих пацанов так всегда бывает.

Это только хилые интеллигенты (я бросила пренебрежительный взгляд в сторону Филимонова, который пытался взять себя в руки, и теперь усиленно делал вид, будто занят разговором со своей спутницей) способны сохранить свой нос в неизменном виде. Ведь они никогда не суют этот нос туда, куда их не просят. Вслух я нарочито-оживлённым тоном произнесла:

— Серёжа, ты неправильно меня понял! Все знают, что настоящих мужчин шрамы только украшают. С тобой я без всяких колебаний пошла бы в разведку! Ты — не обманешь, не подведёшь.

Васильев выпятил грудь колесом и довольно улыбнулся. Зато у Филимонова нервно задёргались губы, а его щеголеватая бородка, прежде придававшая ему в моих глазах такой неотразимый шарм, вдруг стала торчком и теперь напоминала собой бородку, ну сами догадываетесь, наверное, какого животного. Подозвав дочку, Филимонов спешно засобирался уходить, за что на моих глазах получил нагоняй от своей жены, по-видимому, недовольной их скорым и неожиданным уходом.

Вася Ко́зел пришёл в себя и также со своим семейством двинулся в дорогу. Возможно, чувствуя неприязнь к Филимонову, который на своих лекциях в подчёркнуто-артистической манере нередко обращался к Васе с вопросом: «Ваше мнение, господин Козёл, пардон, Ко́зел?», чем очень смешил девчонок из нашей группы (парни никогда при этом не смеялись), сейчас был вполне удовлетворён тем, что профессор-задавака оказался в глупом положении.

Кивнув на прощанье головой, Вася весело мне подмигнул. Желая поддразнить Лилю, я подмигнула в ответ. На мой взгляд, с моим бывшим поклонником и его женой мы расстались почти дружески. Мудрая Лиля Ко́зел мне даже улыбнулась.

Свидетели, а также виновник моего несостоявшегося позора ушли, и мне стало скучно. Серёжка Васильев, не подозревавший о своём участии в без пяти минут драме, продолжал радоваться нашей нечаянной встрече.

Мы присели на скамейку, на которой ещё недавно сидели супруги Филимоновы, и я попыталась продолжить наше общение.

С моей первой любовью мы не виделись одиннадцать лет. Раньше общались, как и все дети: играли на переменах или после уроков; бывало, мутузили друг друга; иногда Васильев списывал у меня домашнее задание; на каникулах брали абонемент и вместе бегали в кино (Хорошо помню, билет на один детский фильм стоил 10 копеек. Вот было время!). Так продолжалось до тех пор, пока в четвёртом классе неожиданно для себя я не влюбилась в Серёжку. Однако он моих чувств не только не оценил, но ещё с другими мальчишками меня дразнил. Потом я перевелась в другую школу, и больше наши дороги с Васильевым не пересекались.

Казалось бы, мы так давно не виделись, что теперь разговорам на разные темы конца и краю не будет. Но разговор почему-то не клеился. Я без особого энтузиазма вспоминала нашу первую учительницу — Лидию Алексеевну. Серёжка рассказывал новости о наших бывших одноклассниках, некоторых из них я уже даже не могла вспомнить. Тогда он стал говорить о себе.

Выяснилось, что после окончания восьмого класса Васильев пошёл учиться в профтехучилище на газоэлектросварщика. Однако поработать по специальности он не успел: забрали в армию. Отслужив в воздушно-десантных войсках, вернулся на гражданку и сейчас наслаждался законным отдыхом, как человек, отдавший свой долг Родине. В скором времени вместе с друзьями собирался махнуть на юг, к морю. То ли в шутку, то ли всерьёз позвал меня с собой, но я отказалась.

Мои чувства к Серёжке давно угасли, но самое ужасное: мне совершенно не о чем было с ним говорить. У нас не было ни общих тем, ни интересов. Посидев ещё немного для приличия, я попрощалась с Васильевым.

Он попросил у меня телефончик, но я, игриво улыбнувшись, ему отказала. Пусть думает, будто бы я с ним кокетничаю, ведь сегодня Серёжка спас меня от позора, и я не хотела быть неблагодарной по отношению к своей первой любви.

7

Вернувшись домой, я отключила телефон и почти неделю провела взаперти. Мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Всё-таки что ни говори, а к Юрию Петровичу я испытывала сильные искренние чувства. Увы, как оказалось, для него я была всего лишь игрушкой.

Уже спустя годы я абсолютно случайно узнала, что профессор Филимонов к 36-ти годам (а именно столько лет ему было на момент нашей встречи) умудрился быть трижды женатым. По всей видимости, я увидела его в сквере с третьей по счёту супругой.

Право, не знаю, что он в ней нашёл? Маленькая, худая, с тонкими губами, острым носом и таким же острым подбородком. Глаза небольшие, впалые, и как будто выцветшие: то ли голубые, то ли серые — не разобрала. Очень неприятный взгляд: холодный и колючий. Даже её короткие тёмные волосы были не как у нормальных женщин: слишком ершистые.

Глядя на супругу Юрия Петровича, на ум невольно сразу же приходило сравнение с колючкой. Не знаю, может, её, бедную, в детстве часто обижали, а то и били? А когда она встала со скамейки, собираясь уходить, то оказалось, что у неё ещё и ноги кривые. Вот и пойми после этого мужчин!

В добровольном затворничестве я провела целую неделю. В этот период своей жизни самой себе я очень напоминала свою маму: такая же меланхоличная, серьёзная и задумчивая. Но потом усилием воли мне удалось взять себя в руки, и я вышла к людям.

Лебединой походкой, с бледным утомлённым лицом, загадочно-томным взглядом, интригующими тёмными кругами под глазами и с полуулыбкой на губах. Я немного похудела и даже, на мой взгляд, похорошела.

Теперь самой себе я напоминала одну из бальзаковских героинь: довольно молодую, красивую, знатную даму, которую оставил любовник для того, чтобы жениться на другой. Ужас ситуации заключался в том, что именно в эти дни красавица собиралась дать большой бал, о котором она заранее оповестила всех своих друзей и знакомых.

Бал состоялся в назначенный день. На него съехалось множество народа, прослышавшего об измене любовника виконтессы. Всем хотелось увидеть собственными глазами падение виконтессы, считавшейся до сего дня баловницей фортуны.

Но — дудки! Красавица-аристократка продемонстрировала всем своим завистникам и недоброжелателям потрясающую выдержку и хладнокровие, после чего она с достоинством покинула Париж — город, в котором предали её мечту о счастье. Я решила последовать примеру виконтессы.

К сожалению, ввиду отсутствия родового замка, я не могла пригласить своих знакомых на бал. Однако это, несколько непредвиденное обстоятельство, ничуть не помешало моему замечательному замыслу.

Я стала инициатором проведения прощального девичника для девчонок из нашей группы. С местом встречи голову ломать особенно не пришлось. Все студенты нашего института в свободное время с удовольствием посещали уютное кафе «Лаванда», расположенное неподалёку от нашей альма-матер.

Признаться, к тому моменту я уже жалела о том, что неделю тому назад, желая немного покуражиться, я необдуманно поддразнила Лилю Ко́зел, когда на её глазах подмигнула её законному супругу. Теперь она могла мне отомстить, даром что в последнюю нашу встречу в сквере Лиля вместе с Васей оказалась невольной свидетельницей безмолвного, но очевидного инцидента между мной и Филимоновым.

Однако умничка Лиля как ни в чём не бывало обняла меня за плечи и даже не повела бровью, когда её муж, заглянувший в конце вечера в кафе для того, чтоб проводить супругу домой, по-дружески поцеловал меня в щёчку, давая понять, что он целиком и полностью на моей стороне, и готов в любую минуту поддержать меня в беде.

Откровенно говоря, в тот момент я немного пожалела о том, что Вася Ко́зел — не мой муж. Такой классный парень! Из тех людей, с кем можно (без дураков) пойти в разведку.

В разгар девичника на пороге кафе неожиданно нарисовались знакомые всем нам лица. Это были Юрий Петрович Филимонов собственной персоной и преподаватель английского языка по фамилии Крысятников.

Надо сказать, что сия м-мм неблагозвучная фамилия абсолютно не соответствовала натуре этого доброго и покладистого по характеру человека, которого в нашем институте обожали все студенты. Но мне по личному опыту было хорошо известно, как порой несправедлива бывает судьба.

Однако, к чести Виктора Ивановича, эта несправедливость не отразилась на его характере. Он никогда ни на кого, пардон, не крысился, а, наоборот, был всегда приветлив.

По всей видимости, учёные мужи заглянули в кафе отдохнуть после праведных трудов, либо отметить начало очередного трудового отпуска, что, разумеется, никому не возбраняется, ведь мы все — живые люди со своими слабостями и желаниями.

А вот профессор Филимонов дал слабину на моих глазах. Едва переступив порог кафе, он застыл, как будто кол ненароком проглотил. Думаю, вы уже догадались, кто явился причиной его временного паралича.

Наверное, Юрий Петрович, в течение всей предыдущей недели безуспешно посылавший мне сообщения на Ватсап с мольбами о встрече (домашний-то телефон я отключила), никак не ожидал увидеть меня в шумной, весёлой компании. Возможно, он полагал, что я не отвечаю на его послания, поскольку днём и ночью лью слёзы в подушку, оплакивая свою любовь.

Но ведь это не я придумала поговорку: «Отольются кошке мышкины слёзы». Разумный человек должен уметь отвечать за свои поступки, а настоящий мужчина к тому же обязан не терять хладнокровия при любых ситуациях. Из этой мудрой мысли напрашивался один вполне очевидный вывод: Юрия Петровича, увы, нельзя было отнести к разряду настоящих мужчин. Так, знаете ли: ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан.

Из ступора Юрия Петровича вывел его коллега. Наверное, Виктору Ивановичу надоело переминаться с ноги на ногу за филимоновской спиной, и он протолкнулего вперёд. Поприветствовав своих бывших студенток взмахом руки, Филимонов и Крысятников заняли столик в глубине зала.

8

К тому моменту, когда в кафе появились двое преподавателей, веселье за нашим столом достигло апогея. Мы пили за нашу дружбу, за сегодняшнюю встречу, за окончание института, за получение дипломов, за светлое будущее и за каждую из нас по отдельности.

Позабыв обо всех прежних обидах, недоразумениях и размолвках, мы клялись друг другу в вечной дружбе и нетрезвыми голосами кричали: «Виват самым красивым и классным девушкам Петербурга!». Весёлая публика в зале активно поддерживала нас аплодисментами. Мы реально чувствовали себя самыми красивыми, умными и просто неотразимыми!

Каюсь, в нетрезвом состоянии меня (в обыденной жизни незаметную серую мышку) почему-то вечно тянет на какие-нибудь подвиги или авантюры. В таких случаях подружки старались удержать меня за фалды (как говорится, от греха подальше), но сегодня все были в неадеквате.

Ведущий объявил белый танец. Я, не мешкая, поднялась со стула и волнующей походкой направилась к столику, за которым в ожидании сделанного ими заказа сидели двое коллег: Филимонов с Крысятниковым.

Обворожительно улыбнувшись преподавателю английского языка, я пригласила его на танец. Крысятников — высокий, толстый, лысый дядька — на мгновение опешил от моей наглости, но довольно быстро пришёл в себя, удивительно легко для его тучного тела поднялся и повёл меня на середину танцпола.

Откровенно говоря, несмотря на своё не совсем адекватное состояние, в душе я переживала за то, что получится из моей затеи. Мне никогда ещё не приходилось танцевать с такими толстяками, как Крысятников, и я боялась, что мои руки во время танца просто-напросто не дотянутся до его плеч, ввиду разделяющего нас, пардон, большого крысятниковского живота.

Нет, серьёзно. Я сама-то — девушка не худая, но у Виктора Ивановича живот, и вправду, был очень большой.

Однако мои опасения оказались напрасными. Думаю, со стороны мы смотрелись вполне-таки прилично. Во всяком случае, над нами никто не смеялся. Зато смеялась, точнее хихикала я сама.

Дело в том, что большой живот Виктора Ивановича напомнил мне барабан, по которому в школьные годы я любила стучать перед началом занятий в школьном кабинете музыки, за что нередко получала нагоняй от учительницы. Хотя стучала я хорошо, во всяком случае, нетихо точно.

Теперь волей-неволей, ощущая близость крысятниковского живота, мне ужасно захотелось постучать по нему, если не барабанными палочками, то хотя бы руками. Мысленно представляя себе эту веселую картинку, я хихикала буквально над каждым словом Виктора Ивановича, который, желая меня развлечь, непрерывно что-то говорил.

Музыка умолкла, и Виктор Иванович проводил меня до моего столика, отодвинул стул, чтоб я могла сесть, и, галантно поклонившись, поцеловал мне ручку. Стоило ему удалиться, как заинтригованные и даже отчасти как будто протрезвевшие девчонки набросились на меня с вопросами.

Откинувшись на спинку стула и поигрывая ножкой, я абсолютно спокойным тоном сообщила им о своём разрыве с Филимоновым, с которым, между прочим, у нас ничего серьёзного не было и просто быть не могло, поскольку у меня есть парень. Причём давно: мы с Серёжей дружим ещё со школы.

Дело в том, что во время его службы в армии кто-то из его друзей написал ему, будто бы у меня появился другой. Мы поссорились и перестали переписываться. А чтобы мне не было обидно из-за напрасной клеветы я сделала вид, будто приняла ухаживания Филимонова.

Но недавно мой парень вернулся на гражданку. Мы встретились, попросили друг у друга прощения, так как оба были не правы, и уже ближайшей осенью собираемся справить свадьбу. А это означает, что господин Филимонов абсолютно свободен: налетай, кто хочет, я не обижусь!

Услышав такие любопытные новости, девчонки оживлённо загалдели, а я с небрежным видом обронила, что мой парень — бывший десантник, красавчик ещё тот! Вы не поверите, но моей истории все поверили! Все, включая Лилю Ко́зел.

В одно мгновение я превратилась в героиню вечера. Со всех сторон на меня посыпались поздравления, пьяные поцелуи, слёзы и объятия. Мы снова пили: за меня, за моего парня, за его маму и мою предполагаемую свекровь, за будущих детишек, за то, чтоб всё у нас было хорошо.

Ой, что было в тот вечер! Мы не только много пили, но ещё много курили и много танцевали. Девчонки заказывали в мою честь одну песню за другой и громко пищали, когда ведущий, кланяясь в нашу сторону, объявлял очередной номер. Во время каждого танца я выходила на середину танцпола. Девчонки хлопали в ладоши и подбадривали меня громкими криками.

Несколько раз я падала, точнее, почти падала (Пол в кафе был скользким. И кто догадался класть в заведении такого рода на пол кафель?), однако, мне на помощь всякий раз приходил Крысятников. По-видимому, Виктор Иванович дошёл до нужной кондиции и теперь пытался за мной приударить.

Но, на беду Крысятникова, я начала радоваться жизни в этот вечер значительно раньше него, и теперь наши кондиции находились в абсолютно разных измерениях (или плоскостях?). Как бы то ни было, но моя кондиция явно зашкаливала, не позволяя принять ухаживания препода. Короче, мне и без Крысятникова было хорошо.

Зато Филимонов был мрачнее тучи. Разумеется, он слышал сегодня все поздравления в мой адрес, и принял за чистую монету новость о том, будто я собираюсь выйти замуж. Он даже не пытался ко мне приблизиться. Просто пил за своим столом в то время, как его коллега прилагал все усилия, чтоб охмурить меня.

Что ни говори, а в тот тёплый, летний и очень весёлый вечер я совершенно случайно взяла реванш. А всё, благодаря нашей славной русской традиции, устраивать такие застолья, чтоб в ушах звенело и, чтоб всем всё было ясно без долгих разъяснений. Девчонки так искренне радовались за моё счастье, что мне даже стало немного неудобно от их наивного восторга, но я успокоила свою совесть тем, что своих институтских подруг я теперь не скоро увижу. А за это время в моей жизни многое может измениться, и я, к примеру, действительно выйду замуж. Разумеется, не за Серёжку Васильева.

— Прости меня, Серёжа, если ты сейчас вдруг читаешь эти строки. Для правдоподобности своего рассказа мне пришлось в тот вечер озвучить твоё имя и описать твою внешность. Ну, ты понимаешь, всех девчонок всегда ужасно интересуют подробности чужой личной жизни, а я, к сожалению, была не в состоянии так, сходу, придумать что-нибудь приличное и достаточно правдивое. Ну и кроме того, Лиля Ко́зел тебя в сквере видела. Кстати, она мне потом шепнула на ушко, что ты очень даже видный парень, так что имей это в виду.

А я на этом празднике, пусть ненадолго, но почувствовала себя звездой. Весь вечер я находилась в центре внимания и, между прочим, не только своих институтских подруг. Некоторые посетители кафе, то ли не разобрав суть звучавших в мой адрес поздравлений, то ли пребывая в не совсем адекватном состоянии, подходили ко мне, чтоб попросить у меня автограф.

Я — девушка не высокомерная, поэтому автографы раздавала направо и налево, а вот фотографироваться с желающими запечатлеть себя в моём обществе, к счастью, отказывалась. Всё-таки хоть немного, но соображала, то бишь контролировала свои действия. Честно скажу: я всегда стараюсь относиться к себе по возможности объективно и, если есть за что меня хвалить, я обязательно себя хвалю. Как видите, всё по справедливости. Да, мы, взрослые девушки, такие!

Не забываем подписываться и ставить лайки))))) В моих планах — целая серия книг о приключениях Астры Ивановой. Как я писала в комментариях, Астра — это персонаж, списанный с реального человека. А потому мне есть, мои дорогие, что вам рассказать. Но, к сожалению, я не вижу пока какой-то реакции, за исключением нескольких девочек (моя вам искренняя признательность!), которые поставили мне лайки. Буду очень рада любым отзывам

9

С того памятного девичника прошло уже немало лет, а я до сих пор с ужасом вспоминаю, как на следующий день после нашей весёлой вечеринки у меня жутко болела голова. Она так разламывалась от невыносимой боли, что мне хотелось её открутить и поставить куда-нибудь в сторонку, так сказать, до более лучших времён. Я ведь вчера не только перепила, но ещё и сигарет накурилась до одури.

Помню, как мучительно припоминая все известные мне рецепты лечения от похмелья, я, держась за стеночку, с трудом добралась до кухни. Открыла кран, налила себе холодной воды, выпила. Но лучше мне не стало. Трясущимися руками приготовила крепкий кофе, однако, от него головная боль почему-то ещё больше усилилась.

Ощущая себя по меньшей мере Ньютоном, я продолжила свои эксперименты. Умудрилась на самой нижней полке холодильника (в этот, весьма сложный для меня ввиду моего физиологического состояния, момент я почувствовала себя Ольгой Корбут) отыскать среди банок со всевозможными маринадами и вареньями бидон с квашеной капустой. Стремясь побыстрее получить желаемый эффект, наложила себе сразу полную чашку, но уже вторая ложка с капустой встала мне поперёк горла.

Тогда я выпила стакан холодного кефира. Затем минут пятнадцать лежала на диване, подобно святым, скорбно сложив на груди руки, и прислушиваясь к своей голове. Она упрямо продолжала болеть.

Кряхтя и спотыкаясь едва ли не на каждом шагу, как столетняя старуха, я опять побрела на кухню. Вновь продемонстрировав кухонным стенам (единственным безмолвным свидетелям моих нечеловеческих потуг) сложный гимнастический трюк, я достала из нижней полки холодильника банку солёных огурцов.

Рискуя уронить двухлитровую ёмкость себе на ноги, я налила полный бокал огуречного рассола и залпом выпила его. При этом меня не покидало жуткое ощущение, что мои, враз онемевшие от холодного напитка, зубы сейчас посыпятся прямо на кухонный пол.

Ради избавления от невыносимой головной боли я была готова в то утро на любые жертвы. Однако, по закону подлости, мне не помогла ни одна, из предпринятых мною экстренных мер. Более того, из-за смешения несовместимых между собой напитков у меня случилось, пардон, расстройство желудка.

Но даже и этой напасти, разгневанному моим легкомыслием Господу Богу, показалось мало. На другой день у меня так прихватило горло, что я потеряла голос, лежала и не могла ничего толком поесть. Зато головная боль прошла. Правда, за своё выздоровление я заплатила достаточно высокую цену. Но будучи сознательным членом общества, на следующий день с похмелья я на чём свет стоит ругала себя за своё глупое поведение.

Да, я взяла достойный реванш: негодный ветреник Филимонов бы прилюдно посрамлён, а также подвергнут жестоким мукам ревности. И поделом ему! Нечего вводить в опасное заблуждение неопытных порядочных девушек. Ходить без обручального кольца на пальце, выступая в соблазнительной роли холостяка. У нас и так в стране мужчин мало, а тут тебе женатики под ногами путаются, воду мутят.

Я на личном опыте узнала, что значит быть звездой. Честно скажу: тяжела она, шапка Мономаха. Простым людям жить легче и даже приятнее: от повышенного внимания к твоей персоне очень быстро устаёшь. Короче говоря, игра не стоит свеч.

Мне без особого труда удалось, аккурат перед самым нашим расставанием, возвыситься в глазах своих институтских подруг. Ведь добрая половина девчонок, разменяв третий десяток, не имела даже самого завалящего жениха (отчасти по причине однородного полового состава нашей студенческой группы).

Трёх наших одногруппников я в расчёт не беру, поскольку они позволили себя охомутать уже на первых курсах института, из-за чего, в том числе, у нас в годы учёбы вошли в моду девичники, будь они неладны!

Как вспомню последний из них, так до сих пор дрожь от ужаса по телу бежит. Всё-таки не умеем мы, девчонки, нормально веселиться без парней: они одним своим присутствием держат нас в нужном тонусе. Ну а в их отсутствие, чувствуя себя несправедливо обделёнными мужским вниманием, мы начинаем хулиганить.

Только не подумайте, что я себя оправдываю. За свои поступки нужно отвечать, как бы тебе постфактум не было стыдно, когда больше всего на свете хочется поскорее забыть о том, как ты накануне по дурости набедокурила, заявив, подобно тому вору из байки: «Я — не я, и лошадь — не моя». Нет, я ни от чего не отказываюсь: что было, то было.

Моя беда в том, что я редко пью. Правда-правда, не смейтесь! Я принимаю спиртное только по большим праздникам, из-за чего мой организм к нему плохо адаптирован. В переводе на русский язык это означает, что я не умею пить, то бишь не знаю своей нормы. Но как «незнание закона не освобождает от ответственности», так и моё неумение пить порой приводит меня к весьма печальным последствиям.

Зная об этой деликатной особенности моей сверхчувствительной натуры, подружки на вечеринках обычно следили за мной в оба глаза. Но на этот раз они дали маху, поскольку сами напились до беспамятства на радостях от того, что нескончаемым зубрёжкам и предэкзаменационному мандражу пришёл-таки конец.

Теперь (конечно, при условии, что кому-то из них придёт в голову заняться педагогической деятельностью) они сами могут с полным правом доводить других до мандража. По закону бумеранга.

А ведь мои изначальные намерения носили, можно сказать, весьма возвышенный характер. По примеру бальзаковской героини, я хотела с достоинством покинуть общество, в котором для меня не нашлось места под солнцем. Согласно моему утончённому замыслу, весь мой внешний вид, сказанные мною в ходе нашего вечера слова, моё поведение должны были сводиться к тому, чтоб окружающие запомнили меня «молодой и красивой».

Чтобы ни у кого не закралось даже мысли, будто у меня есть какие-то проблемы. Чтоб никто не посмел подумать, что я рассталась с Филимоновым не потому, что мне так захотелось, а потому что другой развязки у нашего любовного романа быть не могло. Согласитесь, всё ж по уму было придумано, верно? Вот только что получилось на деле…

Но прошу вас, не надо иронизировать. За своё легкомысленное поведение на девичнике я саму себя наказала просто нечеловеческими страданиями. Уж стыдила, как не стыдит, наверное, за грехи тяжкие самый строгий и придирчивый священник на исповеди. Ревела белугой так, что глаза от слёз опухли, из-за чего пришлось примочки на веки прикладывать, а, выходя на улицу, одевать солнцезащитные очки. Ругала себя самыми последними словами.

Признаться, я раньше даже не подозревала, как много нехороших слов знаю, всё-таки как-никак филолог по специальности, из чего, кстати, можно сделать весьма любопытный вывод: в состоянии сильного стресса каждый человек способен узнать о себе много нового.

Господи, да если бы кто мне раньше сказал, что я (в недавнем прошлом примерная студентка) на вечеринке в кафе стану зажигать со своим преподавателем, который годится мне в отцы (речь идёт о Викторе Ивановиче Крысятникове), что на глазах у всего честного народа я напьюсь, как сапожник, и буду танцевать, как проститутка, то такому нахалюге, честное слово, я без всяких колебаний набила бы морду!

А ещё подала бы на этого рассказчика в суд за клевету! И не потому, что я драчунья, у которой вечно руки чешутся, или скандалистка, у которой без скандалов тут же в горле пересыхает.

Откровенно говоря, я, вообще, ни драться, ни горло драть не умею. Ну, как-то не было повода учиться орать или кулаками махать. Но ведь своё доброе имя нужно отстаивать, правда? И всеми доступными средствами. Да только доброго-то имени у меня больше нету. Было, но ушло. Теперь же с меня можно было смело писать картину «Раскаявшаяся грешница».

10

Стоило мне оклематься с похмелья, как чувство мучительного стыда за своё глупейшее поведение на приснопамятном девичнике захлестнуло меня, подобно огромной и неумолимой волне. Ведь я не только опозорилась перед девчонками и Виктором Ивановичем, но ещё умудрилась подвести своего любимого, среди зарубежных классиков, писателя Оноре де Бальзака! Думаю, мсье де Бальзак меня точно бы не простил.

Я пустила коту под хвост саму идею устроенного мною прощального вечера: «Запомните меня молодой и красивой». Да уж, запомнили! Оставить такую память о себе я не пожелала бы даже злейшему врагу…

И всё же у меня ещё оставался шанс довести до ума хотя бы концовку бальзаковской истории. В произведении французского классика, оставленная любовником красавица-виконтесса, покидает Париж. Ну, так я тоже могу уехать!

Будь сейчас советское время, в поисках романтики, настоящей любви и верной дружбы я могла бы отправиться на БАМ, или на какую-нибудь другую комсомольско-молодёжную стройку. Но нынче время другое. Романтические порывы и искренний энтузиазм уже не только не востребованы, но даже кажутся смешными и старомодными. Народ в поисках денег уезжает заграницу, либо в первопрестольную.

Однако мне не подходит ни то, ни другое. Заграницей меня никто с распростёртыми объятиями не ждёт, а Москва — город дорогой и во многих отношениях опасный.

Оставлять свой родной Петербург ради какого-нибудь провинциального города всё равно, что «шило на мыло сменять». Но оставаться здесь, где так много мест напоминало мне о пережитой мною любовной драме, я тоже была не в состоянии. Ведь мои чувства к Юрию Петровичу Филимонову являлись абсолютно искренними, и я не могла вычеркнуть всё это из своей жизни за один день. Мне необходимо было сменить обстановку, чтобы прийти в себя и залечить свои душевные раны.

Тщательно взвесив все «за» и «против», я решила уехать в село. Конечно, не на всю жизнь, а на сколько меня хватит. Этот переезд действительно означал бы для меня кардинальные перемены в жизни, в которых я сейчас так сильно нуждалась. Правда, при этом меня отчасти смущало то обстоятельство, что в деревне я была всего лишь однажды, да и то в далёком детстве.

Нет, меня туда, конечно, никто не гнал. Но я ж такая дура упёртая, прости Господи: втемяшила себе в голову, что хочу начать жизнь с чистого листа, и всё тут!

Между тем, о жизни в деревне я судила по прочитанным в юности рассказам и фильмам советских лет. В них сельские жители представали, как правило, искренними, добрыми, очень дружными и трудолюбивыми людьми. Всем миром они решали любые проблемы, все вместе весело и как-то трогательно-чисто отмечали праздники, всегда без малейшего раздумья приходили друг другу на помощь.

Эта искренность в отношениях, их определённая романтика меня восхищали и умиляли одновременно. Спрашивается, почему бы туда, к таким замечательным людям, не поехать? Я же буду для них своей в доску!

О своём гениальном решении я незамедлительно оповестила самых близких родственников: бабушку, маму и крёстную. На эту новость все отреагировали по-разному.

Крёстная долго пыталась меня отговорить: дескать, что ты, горожанка до мозга костей, потеряла в деревне? Пугала описанием трудностей сельского быта, предлагала помочь устроиться на работу в какое-нибудь тёплое местечко. Но я была непреклонна.

Матушка, как всегда не стала спорить с моими доводами на тему: «Я уже взрослая, и вправе сама принимать серьёзные решения». Знает, что бесполезно.

А вот старенькая бабушка расплакалась. Я была её единственной внучкой и, конечно, она во мне прям-таки души не чаяла. Жила моя милая бабулечка в другом конце города. После смерти дедушки она осталась одна в двухкомнатной квартире, но переезжать к нам с мамой не захотела.

Я часто её навещала, привозила продукты, помогала убирать дом, ходила в аптеку, а в свободное время очень любила слушать бабушкины рассказы о её детстве и молодости.

До выхода на пенсию моя бабушка работала учительницей, преподавала русский язык и литературу. Возможно, этим объяснялась её просто изумительная память.

Она помнила до мельчайших подробностей, как начиналась Великая Отечественная война, как ушёл в 1941-ом году на фронт и не вернулся с войны её отец, как «со слезами на глазах» страна праздновала День Победы, как в 1953-ем году народ искренне оплакивал уход из жизни товарища Сталина. Помнила всех советских вождей. Что интересно, с каждым из руководителей советского государства бабушка в разные периоды своей жизни, соответствовавшие времени их правления, пила во сне чай. Так она сама, смеясь, мне рассказывала. До сих пор не знаю, что бы это значило. Но бабушкиным рассказам я полностью доверяю.

Когда я сообщила бабушке о своём решении уехать в деревню, у неё, у бедной, от неожиданности даже шитьё из рук тут же выпало. Моя бабулечка была небольшого росточка, худенькая, очень подвижная и, со свойственной жителям города-героя, гордой статью. А сейчас я вдруг с ужасом увидела, что её плечи враз ссутулились, голова поникла, а по впалым щекам, покрытым паутиной морщин, побежали крупные круглые слёзы.

Мысленно проклиная себя за свою дурную неугомонную головушку, за ту череду совершённых мною глупостей, которые в итоге привели меня к такому, мягко говоря, не популярному среди моих родных решению, я, как могла, успокаивала бабушку, обещая не задерживаться в деревне слишком долго.

Я говорила, что мне просто нужно привести в порядок нервы, якобы потрёпанные в ходе подготовки и сдачи госэкзаменов, для чего психотерапевт (А я и вправду была у него на приёме, только по другому поводу) посоветовал мне на время сменить обстановку, чтобы не усугублять ситуацию и не доводить дело до таблеток. Последний мой довод оказался решающим, и бабушка, пусть не сразу, но успокоилась, а затем в срочном порядке принялась вязать мне тёплые носки и рукавицы. Природа (А деревня в определённом смысле есть та же самая природа) дураков не терпит.

Признаться, я уже начинала в душе сожалеть о своём скоропалительном решении, однако, отступать было поздно. Мои родные оказались не только оповещены о предстоящем мне отъезде, но даже успели с этим смириться. Я отнюдь не хотела выглядеть в их глазах идиоткой, у которой «семь пятниц на неделе». К тому же, я ещё очень надеялась, что с моим исчезновением из города вся эта дурацкая история с девичником быстро забудется.

А теперь представьте, каково было моё разочарование (и это ещё мягко сказано), когда, созвонившись спустя неделю после того злополучного вечера (Всё это время телефон у меня дома был отключен), с одной из институтских подруг — Викторией Лепишевой, я вдруг узнала, что, оказывается, никто из них не помнит подробностей нашего праздника!

Все сходились во мнении, что застолье получилось очень весёлым, но впредь нужно пить меньше. Хотя, как не преминула заметить подруга (А, надо сказать, Вика была большой задавакой, мы с ней сошлись лишь на последнем курсе института на почве любви к французской классической литературе), к ней лично это не относится, поскольку она всегда всё, дескать, помнит, так как не имеет привычки напиваться, как свинья.

При этих словах подруги я от неожиданности поперхнулась и, не подумавши, ляпнула, что в скором времени собираюсь уехать из города, как будто бы это обстоятельство способно было умалить, или оправдать моё поведение на прощальной вечеринке.

Затем, сделав небольшую паузу для того, чтобы придать своим словам больший вес, я сообщила Виктории, что мой отъезд продиктован обстоятельствами личной жизни. Якобы моему жениху после скоропостижной кончины дяди достался в наследство большой добротный дом в деревне, и мы решили пожить какое-то время за пределами города, подышать чистым воздухом и насладиться красотами природы, благо тамошние места ничуть не уступают той же Швейцарии, а то и превосходят её.

Моим словам Вика Лепишева сначала очень удивилась, поскольку не сразу поняла, о каком женихе речь идёт. Мне пришлось ей в нескольких словах пересказать свою байку о женихе — бравом десантнике. Тут пришёл черёд поперхнуться моей институтской подруге. Явно смутившись, она принялась сбивчиво и как-то неуверенно меня поздравлять.

Я, правда, не совсем поняла, с чем именно: то ли с тем, что у меня на двадцать втором году жизни жених появился, то ли с тем, что этот жених получил в наследство дом? Но одно я поняла точно: наши девчонки действительно ничего не помнили. Вообще, ни-че-го!

С трудом удерживаясь от смеха, я попрощалась с Викторией Лепишевой, а потом похвалила себя за этот, безусловно, значимый телефонный звонок. Выходит, моё реноме не пострадало, и теперь со спокойной душой можно было начинать жизнь с чистого листа. Правда, в другом месте. Но, как говорится: «Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь». Я уезжаю.

11

Остаток лета я посвятила ремонту бабушкиной квартиры. А бабушке это время пришлось пожить у нас дома. Я, конечно, не строитель, но кое-что своими руками делать умею.

Напевая песни советских лет (меня к ним моя мамочка приучила) покрасила водоэмульсионкой потолок. Стоя на козлах с кистью в руках, я чувствовала себя художником-авангардистом, работающим в совершенно новой манере. Справилась за два дня. Играючи. Объёмы слишком маленькие: квартира-то — двухкомнатная!

Пританцовывая под современную поп-музыку, зачистила и белой краской выкрасила окна, двери, батареи. С покраской последних пришлось повозиться. Руки у меня — немаленькие, в них тоненькую кисть не очень-то удобно держать. А уж просовывать кисть между чугунными секциями, закрашивая радиаторы с внутренней стороны, так просто головная боль! Но я эту боль мужественно одолела за пять дней. Скорость работы, без ложной скромности, космическая, ведь я, помимо пресловутых радиаторов, красила ещё окна и двери.

Чертыхаясь на отсутствие столь нужной мне сейчас ещё одной пары рук, оклеила стены новыми обоями. Правда, в спальной местами не совпадал рисунок, а на кухне (последний бастион!) обойные полосы почему-то лезли друг на друга. Ну, так я же — не строитель, и, к сожалению, не многорукий бог Шива.

Знаете, как мне было обидно, когда, натирая коленки о засыпанный строительным мусором пол, я терпеливо приклеивала нижнюю часть обойной полосы, и в это время мне на голову валилась, приклеенная несколькими минутами ранее её верхняя часть? До сих пор поражаюсь, как всего лишь за две недели я полностью оклеила обоями двухкомнатную квартиру? Объёмы-то какие!

В абсолютной тишине, с довольно частыми временными интервалами, перекурами я сделала генеральную уборку. Ощущала себя солдатом, получившим три наряда вне очереди. Да и бабушкина квартира блестела не хуже какой-нибудь солдатской казармы накануне визита высокого начальства. Знай наших!

Тяжело дыша, развешала и расставила всё по своим местам. Оглянувшись вокруг, чуть не расплакалась от умиления и гордости. Захотелось самой себе дать звезду Героя. Честное слово, я её заслужила! Ремонт и уборка двухкомнатной квартиры, отнявшие у меня почти полтора месяца моей жизни, наконец, закончились.

От неожиданного, уже отчасти позабытого чувства свободы, у меня даже заболела голова. Господи, как мало человеку нужно для счастья!

Однако счастье моё длилось совсем недолго. Довольно скоро головная боль возобновилась, и по вполне конкретному поводу: пришло время уезжать. Ведь я, как сорока-белобока рассказала всем, кому только могла, о предстоящем мне переезде из города в деревню, и теперь отступать от своих слов было поздно.

Конечно, жизнь вдали от близких, моё внедрение в новый для меня социум, отсутствие привычных удобств и домашней библиотеки под рукой отчасти меня пугали. И, хоть я точно знала, что поеду в деревню, в то же время я оттягивала этот момент, как могла. В принципе, ничего удивительного. Классический случай из разряда: «И хочется, и колется». Всё в духе нашего народа.

Но ремонт, к сожалению, закончился, увиливать дальше от решения проблемы было нельзя, и я отправилась в министерство образования Ленинградской области, так как в сельской местности со своим филологическим образованием я могла работать только в школе.

Как видите, за свои глупости я готова была заплатить довольно высокую цену. Но кто бы это оценил!

В школьном отделе меня встретили абсолютно искренним, недоумённым взглядом: о какой работе в школе может идти речь, если на дворе — сентябрь, учебный год начался ещё неделю тому назад, и все школы кадрами уже полностью укомплектованы? Мне бы после такого ответа взять ноги в руки, да бежать, весело напевая: «Я сделала всё, что могла, и совесть моя чиста!».

А я от неожиданности захлопала глазами и начала мямлить какую-то ерунду про семейные обстоятельства, не позволившие мне заняться поиском работы раньше. Увидев мою растерянность, сотрудник школьного отдела — толстый лысый дядька лет пятидесяти, смягчился и, предложив мне сесть, принялся куда-то звонить.

Маленькое, продавленное старое кресло, обитое выцветшей клетчатой материей, оказалось очень уютным. Пригретая ласковым сентябрьским солнцем, я и сама не заметила, как заснула. Очнулась от громкого голоса, радостно вопившего в трубку:

— Договорились, Ивановна! Завтра будет у тебя. Как фамилия, говоришь? Сейчас узнаю.

Глядя на меня весёлыми глазами, и перегнувшись через стол (наверное, для того, чтобы лучше слышать), лысый дядька спросил:

— Как фамилия-то твоя, будущая учительница?

— Иванова, — пролепетала я, в эту минуту вдруг отчётливо осознав, что хиханьки-хаханьки закончились, и школа — это не только серьёзно, но уже абсолютно реально.

— Ивановна, ты её ни с кем не перепутаешь, — откинувшись на спинку кресла, кричал мой собеседник (видно, у него со слухом были проблемы). — У неё фамилия такая же, как твоё отчество. Что, говоришь, она тебе уже нравится? Ну, завтра увидишь.

— Постойте-постойте! Я не могу выехать завтра, — в ужасе от того, что всё вдруг так быстро закрутилось-завертелось, я вскочила с кресла. — Мне нужно время, чтоб подготовить вещи, книги, методички.

— Время, говоришь?

Чиновник нахмурился и отодвинул от уха телефонную трубку, из которой слышался какой-то непонятный треск.

— Ну, хотя бы недельки две!.. — взмолилась я, вспоминая обо всех своих незавершённых делах, которые я отложила «на потом», приступая к ремонту в бабушкиной квартире.

— Ивановна, она хочет приехать к тебе через полмесяца, — вновь придвинув к уху телефонную трубку, начал кричать мой собеседник. — Вот-вот, я тоже говорю, что это долго. Там и первая четверть, глядишь, закончится. Что? Ладно-ладно, договорились. С тебя, Ивановна, мешок картошки, нет, лучше — два! Всё, пока-пока!

— Иванова, — внушительно сдвигая брови и вновь перегнувшись через стол, сказал работник минобразования. — Полмесяца тебя никто ждать не будет. Могу дать максимум одну неделю на сборы. Сама понимаешь, в стране — безработица и, если ты сегодня не займёшь вакансию учителя русского языка и литературы, завтра её займёт кто-нибудь другой.

— И куда же вы хотите меня направить? — тяжело вздохнув, спросила я.

— В Чудикинскую среднюю школу. На, держи направление. Я его тебе выписал, пока ты в кресле спала.

Покраснев от смущения, я спросила, как мне до этой школы добраться?

— Проще простого! Сядешь на Московском вокзале на электричку, доедешь до Малой Вишеры, пересядешь на рейсовый автобус, и он довезёт тебя прямо до нужного места! Остановка — в нескольких метрах от школы. Я это точно знаю, сам когда-то в молодости там работал.

— А школа-то там хорошая?

В моём голосе прозвучала надежда. Нет, скорее мольба человека, который очень сильно хочет услышать утвердительный ответ. Всё-таки это моё первое место работы.

— Просто замечательная! — толстячок картинно закатил глаза и энергично продолжил: Директрису зовут Елена Ивановна. Редчайший человек! Пережила всех руководителей министерства образования за последние тридцать лет. Я у неё из простых учителей до завуча вырос. Потом, как видишь, повысили.

— Она такая старая? — упавшим голосом спросила я. — Наверное, любит придираться по мелочам?

— Ну, почему — старая? — обиделся мой собеседник. — Лет 60, или чуток больше. Зато у неё не голова, а Дом Советов! Всё обо всех знает. Везде успевает. А ещё её подопечные на своём пришкольном участке такую картошку выращивают, что просто пальчики оближешь! К ним даже из других школ за обменом опытом приезжают. И на выставке сельхозкультур их, между прочим, премировали.

— Простите, я не поняла, вы меня в школу направляете, или в сельскохозяйственный техникум? — испуганно привстала я со своего места. — У меня же никакого опыта, я со студентами работать не смогу!

— Иванова, у тебя что, со слухом серьёзные проблемы? — возмутился сотрудник школьного отдела, но увидев мои, вытаращенные от удивления глаза, тут же смягчился:

— В школу я тебя направляю! В хорошую школу, имеющую хороший пришкольный участок, на котором выращивают лучшую в районе картошку.

— О, Боже, опять картошка! — мысленно простонала я, и решила больше вопросов не задавать. Уж лучше всё остальное узнаю на месте.

— Иванова, ты точно всё поняла? — кажется, толстячок что-то заподозрил.

Наверное, его смутило спокойное, даже безразличное выражение моего лица.

В ответ я молча кивнула головой и спрятала в сумочку направление.

— А хочешь, я покажу тебе на карте, где находится Чудикинская средняя школа?

Мой собеседник попытался развернуться между двумя письменными столами, заграждавшими ему проход к противоположной стене, на которой висела карта Ленинградской области.

— Нет, спасибо, я сама всё найду, — поспешила я заверить чиновника, и быстро двинулась к дверям: Вы очень хорошо всё объяснили! А если что, я посмотрю в интернете. Какие проблемы?

— Иванова, в следующую пятницу тебя ждут в школе. Смотри, не подведи меня, — услышала я вслед. — Привет Елене Ивановне! Напомни ей про картошку, ладно? Она тебе понравится!

Я не поняла, кто или что должны были мне понравиться в Чудикинской средней школе: директриса Елена Ивановна, либо картошка с пришкольного участка? Но этот вопрос у разговорчивого сотрудника школьного отдела я решила не уточнять. А то у меня от него голова заболела. Разберусь, что к чему, на месте.

Вернувшись домой, я начала спешно перебирать все свои вещи. Искать Чудикинскую школу в интернете у меня не было никакого желания. Зачем я буду раньше времени портить себе настроение?

Вечером пришла с работы мама. А надо сказать, моя мамочка — человек старой, советской закалки. Поэтому она принципиально не признаёт многие вещи, которые давно и прочно вошли в нашу жизнь. И, в том числе, моя мама не пользуется смартфоном и интернетом. Говорит, не хочет стать жертвой американской разведки.

Но я, покидая в спешном порядке минобразование, забыла уточнить название населённого пункта, в котором находилась Чудикинская средняя школа. В итоге возник закономерный вопрос: А куда, собственно, мне ехать устраиваться на работу?

Вбила школу в поисковик, но почему-то он выдал только похожие названия, а именно Чудикинской средней школы не было. Ну прямо не школа, а какой-то призрак! Или второй вариант — несусветная глухомань.

— Скажи мне, пожалуйста, Астра, ты действительно хочешь работать в этой Чудаковатой средней школе? — строгим тоном спросила меня матушка.

Ведь в маминой трудовой книжке значилась всего лишь одна запись о приёме на работу в Ленинградскую городскую детскую библиотеку. Неудивительно, что к вопросу трудоустройства моя мама относилась очень серьёзно. Моя мамочка, вообще, — человек очень серьёзный и даже несколько старомодный.

— В Чудикинской средней школе, мама! — поправила я её, испытав при этом некоторое чувство негодования из-за того, что мама подумала, будто я собираюсь работать в школе со странным, даже нелепым названием — Чудаковатая. Дураку понятно, что название Чудикинская произошло не от слова “чудак”. От чего-то другого.

— Хорошо, в Чудикинской, — терпеливо повторила мама. — Однако, я боюсь, что твоё решение уехать из дома, Астра, носит спонтанный характер. Ты даже не знаешь, где находится школа, куда тебя направили?

— Да это проще простого! — запротестовала я и пояснила: В деревнях название школы происходит от названия самой деревни. Чего тут не знать? Всё и так понятно!

Я с торжествующим видом посмотрела на матушку, но её трудно было сбить с толку.

— Тогда скажи мне, Астра, название деревни, где ждут не дождутся твоего приезда?

— Название деревни, где находится Чудикинская средняя школа? — тупо повторила я, пытаясь выиграть время для ответа. А фиг его знает! Об этом я как-то не подумала.

— Может быть, тебе лучше уточнить этот вопрос в министерстве? — сказала мама, хмуря брови.

Но я, вспомнив того, не в меру разговорчивого дядьку, отказалась.

— Ну, что ж. Тогда, давай, поищем твою деревню на карте? — предложила матушка.

Мы разложили на письменном столе карту Ленинградской области, а потом надолго призадумались. Всё-таки было непонятно, что искать. К счастью, моя мама недаром работала в библиотеке. Её осенило.

— Так тебя, дочь, не в село направили, а в город! Вот видишь, на границе Ленинградской и Новгородской областей находится город Чудово? Отсюда и название: «Чудикинская средняя школа». Всё верно!

— Мама, так я же в деревню хотела поехать, — растерялась я. — Посмотреть, как там живут люди, чистым незагазованным воздухом подышать, чему-нибудь научиться, а главное, начать свою жизнь заново.

— Господи, да что тебе начинать в 21-то год? — пожала плечами мама и добавила: Радуйся, что будешь жить в городе, где есть все удобства, транспорт, асфальтированные дороги, в общем, цивилизация.

— Понимаешь, мама, смысл моего переезда был в том, чтобы пожить совсем другой жизнью, узнать что-то новое для себя, — попыталась я объяснить матушке свою позицию.

— Жизнь — долгая, успеешь ещё много чего узнать, — пожала матушка плечами. Но я не могла успокоиться.

— Какой мне смысл менять один город на другой? Опять автобусные давки, очереди в магазинах, этот вечный запах бензина, на дорогах пробки и повсюду толпы наглых иногородних!

— Ты Петербург и Чудово на одну-то полку, Астра, не ставь! — обиделась мама. — В Чудово население тысяч двадцать, если не меньше. Разумеется, никаких пробок на дорогах, автобусной давки и толп с иногородними там нет. Маленький тихий городок.

— Приятно слышать! — съязвила я, несколько разочарованная тем, что моя попытка начать жизнь с чистого листа, в условиях почти нетронутой дикой природы, похоже, провалилась. Придётся ехать в Чудово.

Я продолжила собираться в дорогу. Нежелание уезжать прошло. Ему на смену пришли азарт и любопытство. С другой стороны, я подумала, что если не брать с собой смартфон, я буду чувствовать себя ближе к природе. И получится, что, наподобие жён декабристов, я отправилась бог знает куда на свой страх и риск. Обалдеть!

12

Ранним утром 15 сентября я приехала на Московский вокзал. Спустя полчаса с большим жёлтым чемоданом времён юности моей бабушки, портфелем и китайской сумкой в руках я села в электричку сообщением Санкт-Петербург — Малая Вишера. Конечно, с моим плащом эти вещи не смотрелись. Но!.. Мы-то с мамой из города почти не выезжаем, поэтому у нас дома и нет ни чемоданов на колёсиках, ни приличных дорожных сумок.

Я обрадовалась, обнаружив свободное место у окна. Время в пути занимало около трёх часов, и теперь его можно было приятно скоротать, глядя в окно.

Напротив меня расположилась старушка в строгом сером пальто, в начищенных до блеска чёрных туфлях, с аккуратно уложенными седыми букольками на голове и спокойным, умным взглядом ясных серых глаз, на редкость удачно гармонировавших с цветом её волос. Типичная представительница очень уважаемой мною нашей старой петербургской интеллигенции. Я поздоровалась с ней и заняла своё место.

На улице стоял ясный чудный день, за окном светило неяркое сентябрьское солнце, но на душе у меня почему-то было неспокойно. Своей интуиции я всегда доверяла, и это, внезапно охватившее меня чувство беспокойства, не позволяло сейчас мне расслабиться и подумать о том, что ждёт меня впереди. Придерживая одной рукой сползавшую со скамьи китайскую сумку, я пыталась понять, чем вызвана моя тревога?

Проверила портфель. Все мои документы были на месте, включая направление на работу. На дне сумки я нащупала кошелёк, заботливо упрятанный туда бабушкой. А вот туго набитая косметичка, наоборот, вдруг оказалась на самом верху. Ну, это уже мамочкина работа: бери, кто хочет! Ведь моя матушка считает, что воспитанные девушки не должны пользоваться косметикой. Слава Богу, её мнение разделяют далеко не все. А то представляете, какими бы мы, девчонки, ходили страшными — ненакрашенными? Бр-р!

Когда моя рука, поочерёдно наощупь перебирая в сумке вещи, коснулась немного шероховатой резиновой поверхности, я вздрогнула, а лоб мой покрылся лёгкой испариной. Ага, моя настырная бабуля умудрилась-таки всунуть мне в дорогу грелку! Понимаю, что для профилактики. Понимаю, что любя. Но если кто-нибудь вдруг обнаружит у меня эту самую грелку, то что он обо мне подумает?

Конечно, резиновое изделие можно выбросить в ведро, но жалко. С одной стороны, это какие-никакие, а всё же деньги, а с другой — вещественный, так сказать, знак внимания и заботы любимой бабушки. Пришлось грелку оставить, но желание проверять сумку дальше, чтобы узнать, не забыла ли я что-либо из вещей дома, тут же улетучилось.

Задумчиво глядя в окно электрички на умиротворяющий душу осенний пейзаж, я прислушивалась к своему внутреннему состоянию. Проклятая тревога не уходила. Она то покалывала в груди, то подступала удушьем к самому горлу, и даже торжественно — тихая красота осени от этой тревоги не спасала. Я закрыла глаза и мне удалось задремать, ведь сегодня подъём у меня был очень ранним.

Разбудил меня какой-то шум. Электричка стояла на месте. Ещё несколько мгновений, не в силах так сразу стряхнуть с себя сон, я сидела, прислонив голову к стенке и уговаривая своё сознание открыть глаза.

Между тем электричка тронулась. С быстротой, достойной скорости дневального на тумбочке, глубокой ночью приветствующего высокое армейское начальство, я выпрямила спину и распахнула глаза. Сидевшая напротив меня старушка куда-то исчезла. Я оглянулась по сторонам. Количество пассажиров в вагоне заметно уменьшилось. За окном электрички промелькнуло название станции, от которой мы отъезжали: «Чудово».

На пороге вагона показались двое, о чём-то споривших между собой, кондукторов. Я бросилась к ним. Вответ на мой отчаянный возглас: «Неужели мы проехали Чудово?», специалисты железной дороги абсолютно спокойно пожали плечами: «Ну да, проехали. Что, весь день нам здесь стоять?». Затем заглянули в мой билет и удивились: «Вы-то что переживаете, если у вас билет до Малой Вишеры? Это же следующая станция».

Я села обратно и задумалась. Действительно, билет я брала до Малой Вишеры. Но так я поступила только потому, что название этой станции, как конечного пункта моего назначения, мне обозначил чиновник из минобразования. Вот я и решила, что в городе Чудово железнодорожная станция носит название «Малая Вишера». А что? У нас в стране всё возможно.

Карту Ленинградской области я тоже не удосужилась толком рассмотреть: нашла с мамой город Чудово, да и успокоилась. Правда, меня несколько смутило, что г. Чудово, расположенный на границе Ленинградской и Новгородской областей, относился почему-то к Новгородской области, а ведь я брала направление на работу в минобразования Ленинградской области. Но я не стала придавать этому большое значение. И смартфон с собой тоже не взяла, чтоб создать для себя видимость впечатления, будто я уезжаю в богом забытую дыру.

Стыдно сказать, у меня на двадцать втором году жизни всё ещё детство в попе играет. А что я сделаю?

Но теперь выясняется, что Чудово и Малая Вишера — это ещё и два разных населённых пункта. Ну и ну! Как пить дать, сотрудник школьного отдела оплошал. Ему, видишь ли, о картошке хотелось поговорить во время нашей встречи, а нет, чтоб мне дорогу толком объяснить! Придётся теперь возвращаться обратно. В Чудово.

Электричка прибыла на станцию Малая Вишера. Глотнув свежего воздуха, я прошла в здание вокзала. В билетной кассе выяснилось, что электричка в нужном мне направлении отправится через час. Ну, что за день! Почему так долго? Я взяла в руки багаж и вышла на улицу.

Минут пять я сидела на давно не крашенной деревянной скамейке, уныло рассматривая доступные моему взгляду местные достопримечательности. Да, интуиция меня не подвела: я приехала не туда, куда надо было. Размышляя о превратностях судьбы, я вдруг заметила, что вокруг меня крутится один старичок.

Худенький, маленького росточка, в длинном, изрядно-поношенном жёлтом плаще, такого же цвета фетровой шляпе образца 70-ых годов (помню, у моего дедушки была такая же), с худощавым лицом, с проницательным и в то же время весёлым взглядом бледно-голубых глаз, с небольшой бородкой и с усами цвета пожухлой соломы. Я подумала, что он похож на домового (доброго домового, оберегающего дом от всякой напасти), и улыбнулась ему. Старичок, и в особенности его шляпа, внушили мне доверие.

Шустрый дедуля присел рядом со мной на скамейку и, откашлявшись в усы, завёл разговор.

— Здоровья тебе, девица-краса! Я — Ерофей Алексеевич. А ты, вижу, не из здешних мест. Кто будешь, милая, и откуда к нам прибыла?

— Меня зовут Астра, — чуть запнувшись, ответила я и, немного помявшись, добавила: Астра Иванова. Я из Петербурга.

— Стало быть, из Ленинграда, — хитро улыбнувшись, сказал дед и пояснил: Те, кто войну пережил, привыкли называть вещи своими именами, и для нас Ленинград навсегда останется Ленинградом, городом-героем. А всё остальное — это просто словесная шелуха, опиум для народа!

— Но Санкт-Петербург — это исконное название города, — попыталась было возразить я, но мой собеседник, внезапно оживившись, меня перебил:

— Послушай, дочка, а ты случайно не родственница нашего тракториста Фёдора Иванова? Он давеча говорил, что у него племянница живёт в Ленинграде и, вроде как в гости собирается приехать.

— Нет, не родственница, — поспешно ответила я и, не сумев скрыть досады, заметила: Много Ивановых живёт в России. Меня постоянно спрашивают, не состою ли я в родстве с тем Ивановым, или с другим?

— А ты не дуйся, дочка, — рассмеялся Ерофей Алексеевич. — Ведь, ежели здраво рассудить, то все мы между собой родственники, народ-то, чай, один.

Заметив моё нежелание развивать эту тему дальше, разговорчивый старичок поинтересовался, что я делаю на привокзальной площади и, узнав, что я случайно проехала нужную мне станцию, предложил меня подвезти, поскольку частным извозом он в том числе зарабатывает себе на жизнь. Я обрадовалась, что не нужно больше ждать, но радость моя оказалась несколько преждевременной.

На небольшой площадке, огороженной деревянным частоколом, и, по-видимому, отведённой местными властями под парковку, стоял старенький «Запорожец» зелёного цвета. Даже не совсем зелёного. Судя по его внешнему виду, этот железный конь побывал во многих переделках.

Он со всех сторон имел вмятины, царапины, латки. Боковое окно было затянуто полиэтиленовой плёнкой, а лобовое стекло оказалось пробитым, и от этого отверстия, подобно лучам солнца, расходилось множество трещин. Погрешности корпуса заботливый хозяин закрасил. Наверное, зелёной краски у него не нашлось, поэтому все вмятины, царапины и латки были окрашены в весёлый салатовый цвет.

В итоге получился конь в яблоках. Картинка ещё та! Как говорится, не для слабонервных. И хоть я на свою нервную систему никогда не жаловалась, при виде этой чудо-техники я испуганно попятилась назад. Нет-нет, только не это!

— Ну, как тебе, дочка, моя машина? Красавица, правда? — Ерофей Алексеевич с любовью смотрел на свой автомобиль. — Вот уже сорок лет служит мне верой и правдой. Конечно, ломалась иногда, но потом голубка снова отважно бросалась в бой. Это, милая, не просто машина, а настоящий танк Т-34!

Я, наконец, обрела дар речи и попыталась отказаться от сделанного мне предложения:

— Хорошая у вас машина, Ерофей Алексеевич! И на танк действительно очень похожа… Только я, боюсь, в этот танк со своим ростом не помещусь.

— О чём ты говоришь, дочка? Да я на моей любимице директора нашего совхоза в своё время возил, а это, знаешь, какой мужик был? Настоящий Илья Муромец! Жаль, совхоз наш развалился, и Герман Николаевич уехал с семьёй в Германию, а то бы по сей день на моей ласточке катался, уж так она ему нравилась!

— Она и мне очень нравится, Ерофей Алексеевич! Но, я думаю, Герман Николаевич с вами ездил налегке, а у меня, видите, сколько багажа с собой? Очень жаль, но, видно, мне придётся другую попутку поискать.

— А я тебе говорю: Влезешь, ещё и место останется! — продолжал настаивать на своём дед Ерофей.

Наверное, ему позарез нужны были деньги.

Я нехотя открыла дверцу машины. Пока я рассматривала её изнутри, шустрый дед подхватил в обе руки мой багаж и зачем-то понёс его к капоту. Я насторожилась. Он что, за неимением другого подходящего места, собрался запихать мои вещи между мотором и прочими автомобильными тарахтелками? Ну, что за странный старик! И я тоже хороша, купилась, видишь ли, на его шляпу, как будто бы это — самый главный признак благонадёжности человека! А может, у него с головой не всё в порядке? Уж больно разговорчивый дед, тут что-то не то…

Я бросилась наперерез старику, пока он не успел испортить мои вещи машинным маслом. Маленькая, но на удивление тяжёлая дверца машины больно ударила меня по ноге. Завтра там появится синяк, большой синяк. Ну, почему мне вечно не везёт?

Прихрамывая, я подошла к деду и от удивления застыла на том же месте. Мотора не было! А было обычное и, кстати, очень чистенькое вместилище для багажа, куда Ерофей Алексеевич легко и ловко, как цирковой жонглёр, уложил мой чемодан и сумку.

От неожиданности я продолжала тупо смотреть вниз. А владелец удивительной машины рассмеялся и гордо сказал:

— Что, милая, не доводилось ещё видеть машины, у которой капот с багажником при рождении поменялись местами? Садись, поехали! Сейчас убедишься, что мой Т-34 — лучший танк в мире!

Мысленно упрекая себя за свои глупые, необоснованные подозрения, я вновь открыла дверцу машины и услышала добрый совет:

— Ты, дочка, главное — откинься чуток на спинку сиденья и подбери коленки к подбородку, тогда точно в мою ласточку влезешь. Герман Николаевич только так всегда и ездил. Как он говорил: для большего удобству.

Делать было нечего. Сначала, охая и ахая, я разместила большую часть своего туловища на продавленном сидении. Потом, постанывая от боли, подобрала ноги к подбородку. Зрелище было ещё то! Конечно, я всегда отдавала себе отчёт в том, что я — девушка достаточно крупная, но находясь внутри «Запорожца», я ощутила себя Гулливером в стране лилипутов.

Шустрый дед завёл мотор и машина, издав тяжёлый, едва ли не человеческий вздох, тронулась с места. Я подумала, что этому бедному мини-танку давно не приходилось везти на себе такой тяжёлый груз.

Девочки, если история о милой и забавной девушке Астре Ивановой вам нравится, не стесняйтесь ставить лайки. И не забываем подписываться на автора. Обещаю, на аккаунте Кора Бек скучно не будет!

13

Всю дорогу Ерофей Алексеевич о чём-то без умолку говорил. Я старалась, думая о своём, время от времени вставлять в его монолог что-нибудь вроде: «Да-да», «Ага», «Конечно», создавая таким образом видимость диалога. А сама переживала о том, как я завтра появлюсь перед учениками хромая, да ещё и с большущим синяком на ноге. Засмеют же черти!

При этом, откровенно говоря, мне всё ещё до сих пор не верилось в реальность происходящего, в то, что я решилась пойти работать в школу. Меня не покидало ощущение, что я смотрю кино, в котором главная роль отведена девушке, внешне очень похожей на меня.

Эта мысль показалась мне весьма любопытной, и я мысленно стала развивать тему в данном направлении. А, может, мне и в самом деле попробовать в следующем году сдать документы в театральный институт?

Ведь в школьные годы я ходила в театральный кружок, действовавший при Доме пионеров, а во время учёбы в институте дважды участвовала в студенческих театральных постановках. А, может, у меня талант? Может, во мне дремлет великая актриса?

Между прочим, в своё время я не стала поступать в театральный только из-за того, что я посчитала свою внешность слишком посредственной для этой профессии. Теперь я понимаю, какая я была глупая! Можно подумать, будто все артистки, играющие в кино или в театре главные роли, — сплошь красавицы!

Правильная постановка света, хороший грим, и — вперёд! Ну, даже если у меня не получится стать артисткой, второе высшее образование не помешает. Можно ещё работать киноведом, или театральным критиком. Всё ж будет поинтереснее, чем в школе.

— Ну, вот она, твоя школа, дочка, — вдруг откуда-то издалека донёсся до меня старческий, чуть хрипловатый голос.

Я очнулась от своих мыслей. Действительно, мы подъехали к школе. Ерофей Алексеевич, как галантный кавалер, быстренько обежал вокруг машины и открыл дверцу с моей стороны. Изнутри ручка была сломана, из-за чего дверца не открывалась, зато со стороны эта сцена, думаю, смотрелась шикарно. Ведь так встречают только высоких гостей.

Не скрою, даже зная истинные причины поведения моего случайного водителя, в этот забавный момент я почувствовала себя кинозвездой. Для полноты ощущений мне не хватало сейчас красной ковровой дорожки Каннского кинофестиваля. Но неожиданно эту дорожку мне заменили зрители.

Из калитки школьного двора вывалила весёлая гурьба школьников. Я поняла, что мой звёздный час настал. С широкой белозубой улыбкой, как и положено кинозвёздам, я собралась выйти из машины, как вдруг сильная боль пронзила мою ногу.

Тут следует заметить, что за время поездки мои бедные ножки, пребывая в ненормальном положении (А я всю дорогу упиралась коленками о подбородок), довольно ощутимо затекли. А теперь при выходе из машины я опять ударилась ногой о дверцу (Заметьте, уже другой ногой!).

С округлившимися от столь неожиданного финала моей звёздной истории глазами, кряхтя и постанывая, я выползла из разрекламированного Ерофеем Алексеевичем танка Т-34. Вместо бурных оваций восторженных зрителей я услышала громкий хохот, нет, даже дикий гогот школьников, бесцеремонно разглядывавших меня и автомобиль, на котором я к ним прибыла. Затем раздались комментарии:

— Пацаны, смотрите, какая крутая тачка!

— Вау! Я думаю, это последняя модель «Мерса»!

— Дурак, глаза разуй! Не узнаёшь «Тойоту»?

— Ах вы, черти окаянные! — беззлобно выругался Ерофей Алексеевич, после чего скомандовал мне: А ну-ка, дочка, отойди подальше и закрой дверцу!

Переваливаясь, как утка с одной ноги на другую из-за полученных ушибов, я поплелась к школьному забору. Мальчишки продолжали прикалываться. Вдруг их шутки и смех смолкли. Я оглянулась и увидела, что Ерофей Алексеевич дал задний ход. «Батюшки, куда он собрался ехать? — испугалась я. — Ведь в багажнике остались мои вещи!».

А водитель «Запорожца», отъехав на несколько метров назад, вдруг нажал на газ и на большой скорости легко, быстро, красиво переехал через деревянный мосток, перекинутый между калиткой школьного двора и дорожной насыпью. Мальчишки дружно ахнули. Владелец мини-танка Т-34 горделиво улыбнулся и хитро подмигнул мне, мол: «Знай наших!».

Поблагодарив Ерофея Алексеевича, с чемоданом и клетчатой сумкой в руках я вошла в школу. Окунувшись в приятную прохладу школьного холла, я постояла несколько минут у окна, дабы собраться с силами для дальнейшего пути, так как оказалось, что кабинет директора находится на втором этаже.

Останавливаясь чуть ли не на каждой ступеньке, поднялась по лестнице. По-прежнему с вещами в руках. А куда мне их было, собственно, девать?

Правда, при этом хорошее настроение не покидало меня. Во-первых, я наконец-то добралась до нужного мне места. Во-вторых, меня порадовал царивший вокруг безукоризненный порядок. Как будто я попала не в обычную школу, а в какой-нибудь музей. А ещё приятной неожиданностью для меня явилось знакомство с директрисой.

Откровенно говоря, я ожидала увидеть типичную тётку типично советского формата: толстую, с высокой замысловатой причёской, с холодным недоверчивым взглядом, с выщипанными в ниточку бровями и злым, скрипучим, сорванным в словесных баталиях с учениками и с вышестоящим начальством голосом.

Другая, скажем, более интеллигентная женщина, вряд ли сумела бы пережить (а мне об этом рассказывал чиновник из минобразования) за последние тридцать лет череду начальников в министерстве образования Ленинградской области. Её бы давно, простите за правду, скушали бы.

Директор Чудикинской средней школы оказалась маленькой, хрупкой и весьма моложавой женщиной. По её внешнему виду я дала бы ей не больше 45-ти лет. У неё было приветливое, располагающее к себе лицо, и спокойный, внимательный взгляд. Елена Ивановна мне однозначно понравилась, и я с удовольствием её поприветствовала:

— Здравствуйте! Моя фамилия Иванова. Всё, что я уже успела здесь увидеть, мне очень понравилось. Надеюсь, и я смогу быть вам полезной.

— Весьма похвальное желание, — Елена Ивановна внимательно и почему-то немного удивлённо взглянула на меня поверх очков в тонкой роговой оправе. — Но, позвольте узнать, чем вызвано ваше желание приносить пользу нашей школе?

— Я хочу оправдать ваше доверие! — не задумываясь, тут же выпалила я заученную ещё со школьных лет формулировку из разряда «на все случаи жизни».

— Доверие?..

Елена Ивановна сняла очки и задумчиво потёрла переносицу, как будто пыталась что-то вспомнить, или понять.

— Ну, вы же сами пригласили меня на работу, точнее, поддержали мою кандидатуру, когда неделю назад в телефонном разговоре вам предложили меня в качестве учителя русского языка и литературы, — уже менее уверенным тоном возразила я.

По глазам Елены Ивановны я ясно видела, что она этого разговора не помнит. Как же так? Что, я зря сюда приехала? Моё место кто-то успел занять, либо здешние учителя решили поделить между собой отведённые мне в школьной сетке расписания часы работы?

Директор Чудикинской средней школы больше не вызывала во мне чувства приязни, но, как утопающий хватается за соломинку, так и я предприняла ещё одну попытку реанимировать память своей собеседницы.

— Моя фамилия — Иванова! — пожалуй, впервые в жизни я испытала радость от того, что ношу именно такую фамилию. — Ну, помните, Елена Ивановна, ваш бывший коллега, учитель, а ныне работник минобразования Ленинградской области, говорил вам по телефону, что у меня такая же фамилия, как у вас отчество? Вы ещё ответили ему, что я вам уже нравлюсь.

— Интересные дела получаются… — Елена Ивановна забарабанила тонкими пальцами по полированной поверхности своего стола. — Среди моих знакомых, а тем паче — бывших коллег, нет никого, кто работал бы в минобразования Ленинградской области. У нас и область-то, кстати, другая — Новгородская. Кажется, вы ошиблись адресом, деточка. Да… а как вы меня назвали? Я что-то так сразу не сообразила.

— Елена Ивановна… — растерянно пролепетала я, чувствуя, как сжимается моё сердце в предчувствии неприятного известия. Похоже, интуиция меня не подвела, и я вляпалась в очередную дурацкую историю.

— Деточка, меня зовут Татьяна Ивановна!

В голосе директрисы прозвучала сейчас такая гордость, как если бы она назвалась, к примеру, Пугачёвой Аллой Борисовной. Умеют же некоторые люди себя подать!

— Простите, я нахожусь в Чудикинской средней школе? — задавая этот вопрос, я чувствовала себя полной идиоткой.

Но что делать? Надо же мне выяснить, куда я попала.

— Вы находитесь в Чудовской средней школе, расположенной в городе Чудово Новгородской области! — с достоинством ответила директриса.

— А где же тогда Чудикинская средняя школа? — я уже не говорила, а шептала.

— К сожалению, я такой школы не знаю, — в голосе Татьяны Ивановны прозвучало искреннее сочувствие, — и даже никогда о ней не слышала.

Спускаясь по лестнице, свой багаж я уже не несла, а волокла: таким он мне сейчас казался тяжёлым. Но теперь я ни на минуту не останавливалась. Во-первых, спускаться легче, чем подниматься. Во-вторых, мне хотелось поскорее выйти на улицу, вдохнуть свежий воздух и собраться с мыслями. Ситуация, в которой я оказалась, конечно, идиотская, но должен же и из неё быть какой-то выход!

14

Добравшись до калитки, я подставила своё разгорячённое лицо приятному лёгкому ветру. В лучах неяркого сентябрьского солнца я вдруг ощутила себя древнеиндийской жрицей, спустившейся из храма к священным водам Ганга, для совершения некоего таинственного обряда.

Я чувствовала себя настолько свободной и в то же время могущественной, что просто не передать словами! Из этого удивительного состояния меня вдруг вывел знакомый голос:

— Что, дочка, на квартиру тебя подвезти? Смотри-ка, как быстро ты со своими делами управилась! Ну, что смотришь-то? Садись, поехали!

— На какую квартиру, Ерофей Алексеевич?

— Какую-какую, — передразнил меня шустрый хозяин «Запорожца», с которым мы расстались на этом же месте менее получаса назад. — Ну, тебе же, наверное, как положено в наших краях, угол в какой-нибудь хате выделило твоё теперешнее начальство? Так я довезу.

— Что? Угол?.. Какой ещё угол? — переспросила я, осмысливая услышанные слова, а потом не выдержала и истерически расхохоталась.

Угол?! Ну, да как же, держи, Астра, карман шире! Ситуация, в которую ты попала, называется: «Мы не ждали вас, а вы припёрлись». Прошу прощения на всех языках мира за грубую правду жизни.

— Ай ты, сердечная моя, — забеспокоился Ерофей Алексеевич и, выскочив из машины, засеменил в мою сторону. — Всё ли с тобой в порядке? Ты же нонче вроде как коленками ушиблась о дверцу машины, а не головой… Посмотри-ка мне в глаза, милая. Ну что, узнаёшь меня?

Я прекратила смеяться и растерянно посмотрела на Ерофея Алексеевича. С высоты моего роста маленький щуплый старичок уже не напоминал мне больше домового. Сейчас он был похож на сказочного гнома: сострадательного и вездесущего. Глаза моего случайного знакомого выражали такую искреннюю жалость ко мне, что я на какой-то миг вдруг почувствовала себя никому не нужной и абсолютно беспомощной.

Размазывая тушь по щекам (А на рынке мне её подсунули, как влагостойкую), я расплакалась и повисла всей массой своего немаленького тела на хрупком плече Ерофея Алексеевича. Он мужественно терпел, пока у меня закончится истерика, а потом осторожно, как какую-нибудь тяжелобольную, повёл под ручку к машине и даже придерживал дверцу, чтобы я опять не ушиблась.

Боюсь, его душу терзали смутные подозрения, что за те полчаса, пока мы не виделись, я ударилась где-то головой, и он опасался каким-либо неосторожным движением вызвать у меня новый взрыв истерики.

Упираясь коленками о подбородок, я смотрела безучастным взглядом, как Ерофей Алексеевич вновь укладывает мои вещи в багажник, потом заводит свой танк Т-34 и, на удивление мягко и плавно, отъезжает от здания школы. Так, в полном молчании, мы выехали из Чудово.

— Ну а теперь, дочка, куда ехать? — мой случайный знакомый первым прервал молчание.

— Понятия не имею, Ерофей Алексеевич! — честно ответила я. — Где-то ждёт моего приезда начальница по имени Елена Ивановна, а вот где — сама не знаю? Такая странная история получается!

— Елена Ивановна, говоришь? — глядя на дорогу, задумчиво откликнулся хозяин «Запорожца». — А наша-то Елена Ивановна тоже кого-то ждёт. Намедни она ходила по деревне, выспрашивала, не хочет ли кто к себе квартирантку взять? Обещала, что школа будет вовремя деньги за угол платить.

— Постойте, какая школа? Какая Елена Ивановна?

Внезапно оживившись, я развернулась всем корпусом в сторону водителя и тут же вскрикнула от боли: это дали о себе знать полученные нынче утром ушибы.

— Да, что ж ты такая неловкая!

Ерофей Алексеевич искренне огорчился и резко затормозил, вывернув на обочину дороги.

Я почувствовала, как из-за резкого броска в сторону мои крепкие от природы зубы лязгнули. Ощущая себя самой настоящей великомученицей, я застонала от боли. Однако вовремя опомнилась и обвела язычком по внутренней поверхности зубов, проверяя, не лишилась ли я часом какой-либо из своих жемчужин.

К счастью, все зубы были на месте. Но насмешница-судьба на этом не успокоилась, и подбросила наш танк Т-34 на какой-то кочке. Маленький худенький Ерофей Алексеевич подпрыгнул, как резиновый мячик и, легонько коснувшись шляпой о крышу машины, приземлился обратно на сиденье.

Мне подпрыгивать, к сожалению, было некуда. Я и так со своим ростом едва ли не упиралась головой о крышу «Запорожца». Но зато моя челюсть при акробатическом прыжке нашего танка Т-34 вдруг взяла, да и захлопнулась: прямо-таки зубик к зубику! Я такое прежде видела только в мультиках.

Там, когда хотели поиздеваться над прожорливой акулой, в самый жизненно-важный для неё момент ей захлопывали челюсть. Со стороны смотреть на это было весело, в реальности — не очень.

Правда-правда, это было совсем не смешно!

Представьте себе девушку в красивом и элегантном плаще бледно-салатового цвета от голландской фирмы «Бергхаус», в кокетливой серой шляпке с маленькими полями, в чёрных полусапожках из натуральной кожи (О, как я обожаю полусапожки, ведь они так выгодно подают мои ножки, подчёркивая приятную округлость икр!), которая, заняв собою большую часть пространства мини-версии танка Т-34, сидит, упираясь коленками о подбородок, смотрит вокруг очумелым взглядом и не может разжать свою челюсть.

При этом из её гортани раздаются какие-то нечленораздельные звуки, весьма напоминающие мычание.

Увидев меня в таком не совсем адекватном состоянии, бедный Ерофей Алексеевич, видимо, из соображений собственной безопасности отодвинулся, как можно дальше, вжимаясь в дверцу машины. Боюсь, он вновь заподозрил, что я сегодня не только ушибла ноги, но ещё и хорошо ударилась где-то головой.

Сглотнув накопившуюся во рту слюну, я, наконец, сумела разжать челюсть. Сняла с головы съехавшую мне на глаза шляпу, поправила волос и спокойным будничным тоном, продолжая начатый ранее разговор, сказала:

— Если я правильно поняла вас, Ерофей Алексеевич, вы живёте в деревне, где директором школы является некая Елена Ивановна?

— Почему это «Некая»? — труженик бескрайних русских полей вдруг обиделся. — Дуркова её фамилия! Елена Ивановна Дуркова.

— Интересно, что представляет собой женщина, у которой фамилия — Дуркова? — мысленно задала я себе риторический вопрос, но вслух на эту щекотливую тему иронизировать не стала.

Я видела, что мой случайный водитель всё ещё косится на меня с подозрением и, чтоб вновь расположить его к себе, я должна была пробудить в нём доверие.

— Хорошо, Дуркова Елена Ивановна, — безропотно согласилась я с ним, и продолжила: А, скажите-ка, Ерофей Алексеевич, не разводит ли случайно Елена Ивановна картошку на пришкольном участке? Вы-то должны всё знать.

— А как же! — хозяин мини-танка Т-34 буквально на глазах оживился. — Она у нас молодец! И в поле — жнец, и на дуде — игрец, везде успевает! А картошку-то какую знатную растит! К ней со всего нашего района приезжают опыт перенять. Ты, наверное, милая, тоже по этому делу приехала? — и, не дожидаясь моего ответа, сокрушённо покачал головой: Что же сразу-то мне не сказала? Я бы тебя прямёхонько к Елене Ивановне бы и отвёз.

— Нет, по другому делу, — оживление и искренний энтузиазм бесхитростного труженика полей почему-то отняли у меня последние силы. — Просто я про картошку с вашего пришкольного участка много наслышана.

— Ох, молодец Ивановна! — Ерофей Алексеевич иронии в моих словах не уловил. — Про её трудовые подвиги даже в Ленинграде слышали!

— Конечно, слышали, — с готовностью подтвердила я, желая поскорее повернуть разговор в нужное мне русло.

— Так, чего же ты, дочка, колесишь по всей округе, себя почём зря колошматишь? — я поняла, что хозяин «Запорожца» всё ещё связывает отдельные моменты моего поведения с предполагаемым ушибом головы. — Сказала бы сразу, что в Чудики тебе нужно, нешто я бы не отвёз?

— Куда нужно?!

Я почувствовала, как мои небольшие от природы глаза увеличиваются до размера советской пятикопеечной монеты.

— Туда, где я родился, вырос и живу по нонешний день, — съязвил Ерофей Алексеевич, вложив в свои слова всё превосходство уроженца сельской местности над жителями города — тунеядцами и недотёпами.

— А где вы живёте? — спросила я тоном потенциальной кандидатки на участие в съёмках продолжения фильма «Тупой, ещё тупее».

— Вот чудак-человек! — не сдержался хозяин мини-танка Т-34, утомлённый моей непроходимой тупостью. — То говорит, что ей в Чудики нужно, то спрашивает, где я живу, — и немного ворчливо добавил: Ох, уж мне эти городские фифочки! Вечно всё у них шиворот-навыворот, сами не знают, чего хотят.

Фифочка?! Ну, так меня ещё никто не обзывал. Бывало, вляпавшись в какую-нибудь историю, я могла в сердцах сказать о себе: «Простая, как три рубля», но фифочка!.. По мне, так это почти комплимент.

Поправив шляпку и шейный платок, я решила принять более эффектную позу, но боль в ногах и отсутствие свободного пространства в «Запорожце» помешали мне это сделать. Однако как бы то ни было настроение у меня заметно улучшилось, и теперь даже деревня со странным названием «Чудики» уже не вызывала во мне чувства ужаса.

Да, если здраво рассудить, то мы с моей матушкой ничем не лучше: такие же чудики! Нашли на карте г. Чудово и успокоились: Чудикинская средняя школа может находиться только там.

А ведь это две абсолютно разные вещи: Чудовская средняя школа, и Чудикинская средняя школа! Вот теперь я это хорошо осознаю. Мало понимать русский язык, нужно его слышать!

Размышляя на разные темы, я не переставала наслаждаться собственными ощущениями. Я чувствовала себя красивой, в меру капризной (Какая же фифочка без каприз?), и в то же время достаточно мудрой для своего возраста. Под мерное тарахтенье мотора я рассеянным взглядом наблюдала, как мы проезжаем через Малую Вишеру. На эту станцию я прибыла давеча и уехала в Чудово, а теперь опять через неё проезжаю.

Потом мы проехали ещё какой-то населённый пункт, название которого я не сумела рассмотреть. А затем свернули с асфальтированного шоссе на просёлочную дорогу.

Скажу вам честно: на просёлочной дороге оставаться фифочкой было сложно. Из-за непрерывных рытвин и кочек машина то ныряла куда-то вниз, то вдруг так подпрыгивала, что я начинала мысленно прощаться со своими близкими. Но наш мини-танк Т-34 продолжал отважно двигаться вперёд.

Я уже едва ли не теряла сознание от усталости, голода и сильных эмоциональных потрясений, как в клубах дорожной пыли показалась прикреплённая к столбу табличка с названием «Чудики». Слава Богу, приехали!

15

— Матрёна, слышь? Ты брось-то тряпкой по полу возить, да скажи, куда Ивановна запропастилась? Я вроде как везде посмотрел, а нет её.

Переступив порог школы, Ерофей Алексеевич приосанился, расправил свои худенькие плечи и заложил руки за спину. Теперь он был похож на деревенского участкового. Я видела таких в кино. Простоватые и добрые по своей натуре полицейские, старались выглядеть солидными и строгими, но весёлый прищур глаз всё равно выдавал их с головой.

Шустрый дед за каких-нибудь пять минут успел обежать всю школу и школьный двор в придачу в поисках директрисы, пока я с чинным видом (с чинным — по причине приобретённой нынче утром хромоты) сидела на первом этаже, ожидая встречи со своей будущей начальницей.

— Ты чё орёшь-то, Ерофей? Ишь, ещё один начальник на мою голову выискался! — недовольным тоном отозвалась та, которую мой добровольный провожатый назвал Матрёной.

Матрёна была уборщицей. Высокая, худая и жилистая, она имела широкие плечи, длинные лопатообразные руки, короткий тёмный жёсткий волос и острый, выступавший вперёд, кадык. Говорила низким голосом и ходила по-мужски размашистой походкой. Со спины её запросто можно было принять за мужчину.

Обмакивая швабру с тряпкой прямо в ведро с грязной водой, Матрёна продолжала бормотать себе под нос:

— Ходют тут всякие, путаются под ногами.

При этом школьная уборщица демонстративно не обращала на меня никакого внимания. Однако, уже имея некоторый опыт общения с Ерофеем Алексеевичем, я сразу догадалась, что в глазах жительницы села я — легкомысленная городская фифочка, которую она может поставить на место путём полного игнорирования.

— Матрён, а Матрён? Ну, брось корчить из себя вампиршу, — Ерофей Алексеевич неожиданно заговорил миролюбивым и чуть ли не заискивающим тоном.

Я просто поразилась: артист, да и только!

Не поднимая глаз от пола, со шваброй наперевес Матрёна двинулась в мою сторону. Превозмогая боль в ногах, я поспешно встала с деревянной скамьи и отошла в противоположный угол коридора. Уборщица с ожесточением принялась размазывать грязь аккурат в том самом месте, где я только что тихо-мирно сидела, никого не трогала и никому не мешала. Конечно, за исключением Матрёны.

— Матрён, слышь? Ты же у нас на деревне первый разведчик. Ну, скажи, куда Ивановна-то подевалась? — всё ещё не теряя надежды, Ерофей Алексеевич продолжал крутиться вокруг суровой школьной уборщицы.

— Вот пристал окаянный! — выругалась женщина, но потом неожиданно сменила гнев на милость. — Да где ей быть по-твоему? Знамо дело, на своём картофельном поле шканделяет.

— Так я ж там только был! — растерялся Ерофей Алексеевич.

На моих глазах из участкового милиционера, который знает себе цену, он превратился в сельского сторожа (их я тоже видела в кино).

— Был, да не там, — загадочным тоном ответила Матрёна и рассмеялась: Места особые надо знать!

Не знаю, как долго ещё продолжался бы этот странный диалог, если бы скрипучая, по краям замасленная, и залатанная в отдельных местах фанерой, входная деревянная дверь, не открылась, впустив в окрашенный в ядовито-зелёный цвет коридор некую женщину. Приземистая, толстая, с холодным и недоверчивым взглядом, заплывших жиром, а некогда, наверное, красивых зелёных глаз, с громоздкой причёской и явно-завитыми на бигуди крупными локонами тёмных волос, обрамлявших круглое лоснящееся лицо, с выщипанными в ниточку бровями и чересчур узкими губами.

При одном взгляде на неё я сразу же поняла, что это — Елена Ивановна Дуркова собственной персоной. В памяти невольно всплыло другое — приятное и милое лицо, и я пожалела, что моей начальницей не стала Татьяна Ивановна, директор Чудовской средней школы.

— Что за шум, а драки нету? — раздался скрипучий низкий голос.

Я подумала, что, в отличие от входной двери, заржавевшие петли которой можно было смазать машинным маслом, чтоб они не скрипели, помочь директору Чудикинской школы изменить тональность её голоса ничем нельзя.

Судя по набухшим мешкам под глазами, фиолетовому носу и жёлтому налёту на зубах, Елена Ивановна Дуркова была не дурак выпить и покурить. А эти, весьма вредные привычки, вкупе с известными издержками её профессии достаточно пагубно отражались на голосовых связках педагога со стажем работы.

Между тем, довольная собственным остроумием, Елена Ивановна рассмеялась. Матрёна, окинув общество равнодушным взглядом, повернулась к нему спиной и с прежним остервенением продолжила размазывать грязь по полу. Мой добровольный провожатый осклабился.

А я с нарочито-заинтересованным видом стала рассматривать серый потолок и рассохнувшиеся деревянные рамы, попутно отметив для себя, что ремонт в Чудикинской средней школе не делали уже давно.

— Так ты куда, труженица наша неугомонная, запропала? — в голосе Ерофея Алексеевича я уловила немного заискивающие нотки. — Я вот тебе учительницу новую привёз. Всё вокруг обыскал, а тебя никак не найду.

— Стало быть, плохо искал, Ерофей, — усмехнулась Дуркова, после чего повернулась в мою сторону: Так ты, барышня, насколько я понимаю, и есть та самая выпускница института, которую ко мне направил главный специалист минобразования Василий Андреевич?

Подавленная тем, что и кого я увидела по прибытии на место, в ответ я молча кивнула головой.

— И как тебя звать-величать прикажешь?

— Астра Петровна Иванова, — назвалась я своим полным именем, как и положено говорить учителям.

— Что? Астра?! — выпучила Дуркова свои заплывшие жиром глаза.

Несколько мгновений она стояла, изучая меня внимательным, цепким взглядом. Я приготовилась к обороне. Расправила плечи, откинула назад голову, мысленно возблагодарив Бога за то, что он одарил меня высоким ростом. Я видела, что, поглядывая на меня снизу вверх, Дуркова в уме решает для себя какую-то задачу. К счастью, смеяться над моим именем не стала. Только, тонко улыбнувшись, заметила:

— Значит, Астра, говоришь? Видно, твоя мать, или кто другой из родни любит эти цветы? А вот лично я предпочитаю сирень. Об этом все в деревне знают. Знаешь, как в мае месяце наша школа до самого верха бывает завалена сиренью? — и подытожила: Уважают сельчане Елену Ивановну!

— И есть за что! — вновь осклабившись, поспешил вставить своё слово Ерофей Алексеевич.

— Ерофей, а что ж ты мне-то не сказал, что за учительницей поехал?

— Так я ж, Ивановна, на станцию по другому делу-то нонче поехал, — почесал затылок водитель «Запорожца» и пояснил: Меня мой сосед Савелий намедни попросил подкинуть на станцию его жену. Она что-то животом захворала и собралась в город врачам тамошним показаться. Я-то жену Савелия отвёз, а обратно возвращаться порожняком не захотел. Решил немного деньжат на своей машине подзаработать, и тут гляжу: приезжая на скамейке сидит, куда и на чём ехать не знает. Вот я её и подвёз.

— Если Матрёна у нас на деревне первый разведчик, то ты, Ерофей — первый вестник! — загоготала Дуркова. — Ох, проныра, везде успеваешь!

— Дети в городе, приходится крутиться. Одним огородом-то нонче не проживёшь, — поспешил оправдаться мой провожатый и, сделав небольшую паузу, вкрадчивым голосом спросил: Ивановна, а ты когда картошечку-то на участке копать собираешься?

— Да уже через неделю, не позже, — беспечно ответила Дуркова.

— Никак подсобить хочешь? — вдруг встряла в разговор Матрёна и, обернувшись к Дурковой, ухмыльнулась: Что бы вам его к себе в помощнички-то не взять, а, Елена Ивановна? Ерофей — мужичок прыткий, и на слова мастак, и на дело! Нужно только маленечко на него надавить. Он всю вашу знатную картошку за один день выкопает!

— А я что ж, от работы отказываюсь? — с обидой в голосе возразил Ерофей Алексеевич. — Вот ужо с огородом своим управлюсь, и — вперёд!

— Да огород твой, Ерофей, подождёт, — продолжала подначивать Матрёна. — Тут ведь дело-то какое важное: картошку нужно вовремя выкопать, а не то позор на голову Елены Ивановны ляжет. Ладно, премий всяких лишится, так ведь ещё и директор совхоза на неё может обидеться.

— Матрёна, ты бы делом своим занялась, — процедила сквозь зубы Елена Ивановна.

Настроение у директрисы вдруг испортилось, и она напустилась на уборщицу:

— Ну, чего ты, Матрёна, грязь тута развозишь? Смени воду, да как следует пол помой! Я за что тебе зарплату плачу? Работнички, мать твою!

— Да я всегда такой водой мою, — пожала плечами уборщица, но всё же взяла в руки ведро и вышла во двор.

— Так, Елена Ивановна, мне бы два-три мешка, — просительным тоном заговорил Ерофей Алексеевич. — Моя-то картошка долго не хранится. Я бы вашу красавицу на зиму-то припрятал, а сейчас, по осени, обошёлся бы картошкой со своего огорода.

— Да, хватит уже про эту картошку говорить! — рассердилась Дуркова: Ни днём, ни ночью нет мне покоя! Каждый просит пару мешков ему оставить, а что я на выставку потом повезу?

— Так ведь и я вам, Елена Ивановна, в помощи никогда не отказываю, — не сдержал своей обиды Ерофей Алексеевич: Ежели вам куда нужно срочно поехать, сразу Ерофея кличите, а как мне что надобно…

— Да, ладно-ладно, Ерофей, хоть ты у меня над душой не стой, — примирительным тоном ответила Дуркова. — Я ж тебя никогда не обделяю, сам знаешь. Это всё Матрёна своей пустой болтовнёй вывела меня из себя, а так-то я — женщина мирная и сговорчивая, вон Ерофей не даст соврать, — обращаясь уже ко мне, похвасталась Елена Ивановна, после чего заговорила со мной официальным тоном:

— Ну, так вот, Астра Петровна, с завтрашнего дня вам нужно будет приступить к своей работе. Возьмёте с пятого по одиннадцатый класс.

— Как? Сразу так много? — испугалась я.

— Что много-то? — не поняла директриса. — У нас всего, если не считать начального звена, семь классов, а в каждом из них — не больше 25-ти учеников. С городскими школами не сравнить. Деревня — это просто рай для начинающих учителей! К тому же, я вам ведь не начальные классы даю, где с детьми больше возни.

— Но я рассчитывала, что буду вести уроки только в среднем звене…

Я не представляла, как, не имея никакого опыта работы, я справлюсь со старшеклассниками, которым, как известно, палец в рот не клади.

— Не переживайте, Астра Петровна, всё у вас получится, — продолжала настаивать на своём директриса. — До вашего приезда со всеми этими классами тута тоже работала одна учительница, и — ничего, не жаловалась. А нонешним летом она замуж вышла и переехала в соседнюю деревню. Еле упросила, чтоб поработала у нас, пока я ей замены не найду.

— У неё, наверное, был большой опыт работы? — предположила я.

— Да где же большой? — возразила Дуркова. — Она у нас всего-то год проработала. Тоже, как вы, выпускница, правда, зооветеринарного института.

— Зооветеринарного?! — ужаснулась я.

— Вот-вот, представьте себе! Не побоялась взяться за работу, даже не имея специального образования. А Чудикинская школа, между прочим, каждый год золотых медалистов выпускает. И в этом году тоже двое наших выпускников золотую медаль получили, представьте себе! Умеем, как видите, работать, было бы желание! — с удовольствием заключила свою речь Елена Ивановна и перешла к другому вопросу.

— Астра Петровна, я тут, зная о вашем скором приезде, всю минувшую неделю пыталась вас пристроить на квартиру к кому-нибудь из сельчан. Вон, Ерофей не даст соврать.

— Всё верно, Ивановна, — согласно закивал головой Ерофей Алексеевич, заметно приободрившись после того, как ему удалось договориться с Дурковой по поводу картошки.

— Но — не получилось! — Елена Ивановна эмоционально развела руками и сокрушённо покачала головой. — По разным причинам.

Я насторожилась, не понимая, куда она клонит свою речь.

— Однако не оставлять же вас теперь на улице! — директриса широко улыбнулась, обнажив все свои зубы, и я увидела, что едва ли не добрую половину из них составляют золотые фиксы. — Я решила поселить вас, Астра Петровна, в школе. Пройдёмте со мной, и сами всё увидите.

Не дожидаясь моего ответа, Елена Ивановна решительно и на удивление энергично зашагала по коридору. Мне не оставалось ничего другого, как отправиться за ней следом. В коридоре стоял стойкий запах сырости. Я была вынуждена зажать нос. Тусклый свет лампы не позволял разглядеть окружающую обстановку, но я догадывалась, что все углы были затянуты паутиной, а стены снизу покрыты плесенью.

Подобно иллюзионисту, демонстрирующему широкой публике на редкость удачный фокус, Елена Ивановна с торжествующим видом распахнула последнюю дверь в коридоре.

Мы оказались в небольшой комнате, где вдоль стены стояла железная кровать на пружинах, по-видимому, ещё допетровских времён, поломанная парта, которая, по замыслу директрисы, очевидно, должна была мне заменить стол со стулом, и старый шкаф с покосившимися дверцами. На одной из стен висела разбитая школьная доска. Наверное, её туда повесили, чтоб добро зря не пропадало. Ещё в углу находился умывальник.

— А вот и ваши апартаменты, Астра Петровна! Конечно, тут довольно скромненько, но я подумала, что здесь вам будет лучше, чем, скажем, в бывшем красном уголке сельского клуба. Там, знаете ли, крыша протекает. А в этой комнате течь нечему, над вами второй этаж.

Я обеспокоенно покосилась на стены в грязных потёках. Шустрая директриса догадалась о моих мыслях и, не дожидаясь вопросов, пояснила:

— Здесь раньше протекал потолок, но года два назад мы крышу починили, теперь всё чин чинарём. Вот только ремонт сделать не успели. Тута у нас раньше школьная раздевалка была, а перед вашим приездом я приказала переставить вешалки в учебные кабинеты. Что сумели, то сделали.

Взглянув в мои тоскливые глаза, Дуркова ободряюще улыбнулась.

— Привыкните, Астра Петровна, обживётесь.Со временем, глядишь, замуж за кого-нибудь из местных выйдете, своим углом обзаведётесь. Не переживайте, всё устаканится. Ну, я пошла, у меня, знаете ли, дела.

Остатки сил покинули меня, и я присела за парту. С моей стороны это был весьма опрометчивый и даже рискованный шаг, поскольку парта сначала заскрипела, а потом вдруг покачнулась. Позабыв про ушибленные ноги, я резко вскочила и застонала от боли, а потом и вовсе разревелась.

— Не плачь, дочка, — услышала я голос Ерофея Алексеевича, о присутствии которого я совсем позабыла. — Сейчас я принесу гвозди и молоток, и починю тебе парту. У меня дома и лишняя электроплитка есть, будет на чём еду готовить.

— Готовить?.. — размазывая по щекам тушь, переспросила я, абсолютно не понимая, о чём идёт речь.

— Ну да, готовить. Не сидеть же тебе голодной? — удивился Ерофей Алексеевич и извиняющимся тоном добавил: Я бы тебя, дочка, к себе на квартиру взял, да только младший сын скоро из армии должен вернуться. Вдруг захочет невесту в дом привести, а места-то и нету! Ну, ты вещи-то свои пока раскладывай в шкафу, я скоро буду.

Оставшись одна, я долго смотрела в окно и не верила, что всё это происходит со мной наяву, а не во сне.

— Да уж, Астра, только с тобой могут происходить такие вещи, — думала я, вздыхая. — И больше ни с кем!

Девочки, мои хорошие, большое спасибо за лайки! Ваша поддержка меня очень вдохновляет. Я обожаю свою героиню Астру Иванову, с которой вечно происходят какие-то курьёзы. Астра — прекрасный человек, просто у неё всё не как у людей. Но, надеюсь, она заслуживает ваши лайки и подписку, потому что приключения Астры только начинаются. Не забывайте подписываться на автора! Всем удачи! Ваша Кора.

16

Мне повезло. Мой первый рабочий день выпал на субботу, однако, в этот день Чудикинская средняя школа не работала. Всех учащихся, за исключением учеников начальных классов, сняли с уроков и повезли в поле собирать урожай. Я осталась дома, то бишь в отведённой мне директором школы комнате. У меня появилась возможность привести в порядок своё временное жилище и подготовить планы уроков.

Оказавшись в достаточно экстремальных условиях, я довольно-таки быстро научилась извлекать радости из маленьких событий. Так, намедни днём, вдоволь наревевшись у окна из-за охватившей меня безысходной тоски и жалости к самой себе, я искренне обрадовалась приходу Ерофея Алексеевича, который принёс мне не только обещанную электроплитку, но и ещё кое-что из хозяйственной утвари.

Это были потрескавшийся, но зато рабочий чайник, покрытый густой копотью маленький чугунок, глиняная чашка с изображённым на дне забавным медвежонком, бокал, нож и алюминиевая столовая ложка. А ещё его добрая супруга передала мне через Ерофея Алексеевича свежих огурчиков и помидоров со своего огорода, хороший кусок сала, десяток яиц, уложенных в детское пластмассовое ведёрко, и большой ломоть тёплого свежеиспечённого каравая.

От себя мой добровольный помощник презентовал мне бидон терпкого тёмного кваса. Ну, как тут было не порадоваться жизни? Я повеселела и искренне поблагодарила своего нового знакомого за заботу и внимание, а потом задала ему вопрос, который всю дорогу не давал мне покоя. Но я не решалась его задать, опасаясь ненароком спровоцировать аварию на ухабистых просёлочных дорогах.

— Ерофей Алексеевич, а почему ваше село так странно называется? Что значит — «Чудики»? Может, здесь люди какие-то особенные?

— А ты сама как думаешь? — ухмыльнулся шустрый дед. — Да и что странного-то в названии нашей деревни? Ты, дочка, мало ещё на свете пожила, мало чего видела, слышала, знаешь. А я вот на своём танке, почитай, всю Ленинградскую область исколесил, и уж каких только названий деревень не встречал!

— Ну-ка, ну-ка, расскажите! Это очень любопытно, — оживилась я.

— Ну, слушай, — с готовностью откликнулся на мою просьбу Ерофей Алексеевич. — Есть в наших краях село под названием «Страшево». Кто знает, с чего его так назвали? Самая обычная деревенька, а девки там — одна краше другой!

В прищуренных глазах моего собеседника запрыгали весёлые чертенята.

— Неужто краше ваших местных девчат? — подзадорила я раскрасневшегося от воспоминаний старика.

— Телом-то они помельче наших будут, а во всём остальном — ничего, — уклонился от прямого ответа Ерофей Алексеевич и продолжил:

— Есть ещё село, которое называется «Рюмки». Народ там пьёт, как и везде: ни больше, ни меньше. Но только что можно подумать, услышав такое название? А как тебе, дочка, название другого села — «Нелай»? Я ж когда его увидел, глаза свои долго продирал, думал — померещилось. Или посёлок «Змеиный»? Народ живёт хороший, камня за пазухой не держит. За что людей обидели? — покачал головой добрый старик.

— Ерофей Алексеевич, — не унималась я, — а вы на мой вопрос всё же не ответили?

— Да чего тут рассказывать? — пожал плечами мой собеседник. — Наше село много лет тому назад, а это ещё при царе было, основали заезжие немцы. Говорить по-русски они толком не умели, зато когда в наши края ехали, им по душе шибко пришлось озеро Чудово. Вот в его честь и решили они своё поселение назвать. Да только из-за того, что языка русского они не знали, село прозвали «Чудики». Отсюда всё и пошло.

Откровенно говоря, услышав эту незамысловатую историю, я немного успокоилась. А то меня, признаться, необычное название села как-то смущало. Ну, сами представляете, как бы я рассказывала своим знакомым: «Привет! А я живу сейчас в Чудиках». Зато теперь я могу ссылаться на его древнюю историю, и это будет звучать уже круто. Чудики — это вам не Рюмки! Есть, чем гордиться!

С Ерофеем Алексеевичем мы общались днём, а вечером меня вдруг навестила уборщица Матрёна. Её появления я ожидала меньше всего и признаться, насторожилась, но женщина по отношению ко мне была настроена абсолютно миролюбиво. Более того, едва переступив порог, она извинилась за своё поведение при нашей первой встрече.

— Ты на меня, голубушка, не серчай. Я-то ведь не всегда такой злой бываю, — оправдывалась Матрёна, у которой при близком рассматривании оказались правильные и даже приятные черты лица, да и её низкий голос, когда она не ругалась, уже не резал вслух. — Нонче утром я с Ивановной малость поцапалась, оттого и тебя встретила так, как некормленый пёс встречает незваных гостей.

— Да я уже, Матрён, обо всём забыла, — тут же смягчилась я.

— Да вишь ли, Астя (Астя?! Ну, так меня ещё никто не называл! Бабушка меня обычно зовёт Астусей, мама всегда говорит Астра, подруги — Ася, а тут на тебе — Астя! Забавно), — всё не унималась моя собеседница, — кабы Ивановна не зажилила мою картошку, я б тоже не вела себя, как собака, сорвавшаяся с цепи.

— Какую картошку? — опешила я.

— Да с нонешнего урожая, — вновь заметно расстроилась уборщица. — У нас на селе, Астя, картошка — самый главный продукт после хлеба. Её ведь и в суп можно добавить, и пожарить, и растолочь, маслицем заправив, и в кожуре отварить, да потом солью посыпать. Она ж, милая, повкуснее всяких заморских бананов будет!

— И что, Елена Ивановна на ваш огород позарилась?! — ужаснулась я, а сама тут же мысленно представила, как глубокой ночью Дуркова с мешком за плечами крадётся к матрёниному огороду, чтобы успеть до утра картошку выкопать.

Судя по её фигуре, директриса хорошо поесть любит.

— Да какая картошка на моём-то огороде? — махнула рукой Матрёна. — Одно название, а не картошка! Её только до первых сильных морозов хранить и можно, а там!..

— А что «там»? — не поняла я.

— Земля тута у нас такая, что картошка родится плохая, быстро портится, — пояснила Матрёна.

— А-а, теперь понимаю! — оживилась я. — Елена Ивановна с учениками выращивает на пришкольном участке картошку, которая на весь район славится. А потом занимается распределением этого урожая (Я вспомнила чиновника из минобразования, попросившего в конце нашего разговора напомнить Дурковой про пару мешков обещанной ему картошки).

— Да если б по справедливости раздавала, а то ж!.. — огорчилась уборщица.

— Я одного только не понимаю, — прервала я женщину. — Почему на здешнем пришкольном участке вырастает хорошая картошка, которую даже на выставки отправляют, а на остальных огородах — неважная?

— Да кто ж его знает? — опустила глаза уборщица. — Я рассказываю тебе, Астя, как оно есть.

— Странное дело получается, — пожала я плечами.

— Да это ещё что ж! — оживилась Матрёна. — У нас после развала страны всё пошло наперекосяк. А потому что все, кто успел чего разворовать, когда смутные времена в стране начались, стали тута всем заправлять. Раньше-то у нас был директор Герман Николаевич, такой хороший дельный мужик, жаль, в Германию уехал, а нонче все, у кого денег больше, чем пять копеек — начальники. Тьфу, смотреть на них тошно! — не удержалась моя собеседница от ругательства.

— Что правда, то правда: в наше время миром правят деньги, — вздохнув, согласилась я. — Обидно, что люди как-то очень быстро изменились.

— Да потому, что нутро у них червивое! — запальчиво ответила Матрёна. — Взять хотя бы нашу Дуркову. Помню, ещё в те годы она за своё место тряслась, со всеми сельчанами держалась приветливо, на помощь, когда надо приходила. А нонче грудь колесом выпятит и всюду прёт танком!

— А ведь носит высокое звание педагога, — проникнувшись настроением Матрёны, поддержала я её.

— Барыню она из себя стала корчить, — не унималась уборщица. — Вот меня нонче попрекнула: деньги я тебе, дескать, за что плачу? Как будто из своего кармана платит! А я, между прочим, за эту зарплату не только в школе полы драю, но ещё после обеда к Дурковой домой бегаю, помогаю ей по хозяйству, словно у меня своего дома нету!

— Ну и дела! — удивилась я сельским порядкам.

— Да сама я дура! — голосом, полным сожаления и усталости, вдруг сказала Матрёна. — Кабы я в своё время за Стёпку Василенко замуж вышла, то жила бы нонче в городе, не зная никаких забот ни с огородом, ни с печкой, будь они неладны!

— А что же не вышли-то? — посочувствовала я своей собеседнице.

— Позвал меня Стёпка замуж перед тем, как из деревни уехать, а я нос отворотила, хотела, чтобы он за мной побегал, поупрашивал. А он плюнул, да и в Ленинград уехал! Устроился сначала работать на завод, а когда завод закрылся, запустил свой ларёк, квартиру скоро купил. Женился на тамошней фифочке, сюда её однажды привозил. Я как её увидела, так на Стёпку на всю жизнь и обиделась.

Вспомнив неказистую жену Филимонова, я оживилась и спросила:

— Ну-ка, ну-ка, расскажите, на кого он вас променял? Очень интересно!

— Маленькая, как кнопка, а худая!.. Подержаться не за что. Грудь — что доска. Правда, одета хорошо. Ну и что? Куда смотрел Стёпка, спрашивается? Не поймёшь, Астя, нонешних мужиков.

— Так вы, выходит, и замуж потом не вышли? — посочувствовала я.

— Что я, на дуру полную похожа? — обиделась Матрёна. — Вышла, конечно, за нашего тракториста Федьку Иванченко, царствие ему небесное! Помер муж пять лет тому назад, — пояснила она и, чуть пригорюнившись, добавила: Оставил меня Федька одну на белом свете, детей-то мы с ним не нажили. Мне уже нонче 37. Кто меня теперича возьмёт?

— Да заграницей и в 50 женщины рожают! — попыталась я приободрить бедную женщину, но она покачала головой и засобиралась к себе домой.

Перед тем, как уйти, Матрёна оставила мне узелок. В нём я нашла выцветшие ситцевые, в отдельных местах заштопанные, но зато чистенькие и аккуратно-выглаженные занавески, скатёрку некогда красивого розового цвета, кое-что из посуды и, завёрнутую в старую газету, молодую картошку.

Тем же вечером я сварила эту картошку на ужин, но она оказалась невкусной, какой-то водянистой. Видимо, жителям Чудиков и в самом деле сильно не повезло с землёй. Вот бедолаги!

17

После ужина я совершила прогулку по деревне. Нужно же было иметь представление о том, куда я приехала, и где собираюсь начать жизнь с чистого листа. А, кроме того, я помнила, каких замечательных людей, жителей сельской местности, я видела в кино, читала о них в книгах и теперь, конечно, хотела с ними познакомиться.

Перебрав свой гардероб, я натянула на себя все самые лучшие свои вещи: последний писк моды — узенькие ярко-красные брючки от французской фирмы «Кашарель» (Мне их, стиснув зубы от обиды, предложила моя институтская подруга Виктория Лепишева, которая случайно купила их в одном из уличных павильонов, но, ввиду своих внушительных габаритов, влезть в эту прелесть не сумела).

С этими брюками очень хорошо смотрелись турецкий пуловер бордового цвета и красная шёлковая косынка. Выдерживая общий стиль, вместо удобных кроссовок я обула изящные туфельки на шпильках. Покрутившись перед зеркалом в пустом школьном коридоре, в целом я осталась собой довольна.

Однако стоило мне только выйти за калитку, как мной овладела некоторая робость. Что ни говори, а здесь, в Чудиках, я представляла свой родной город Санкт-Петербург. Нужно было держать марку. Я втянула живот, выпрямила спинку и лёгкой, красивой походкой пошла вдоль школьного забора.

В эти удивительные минуты я ощущала себя древнеегипетской царицей Нефертити, то есть была такой же красивой, загадочной, безумно-притягательной, томной и в то же время недоступной для общения с простыми смертными. Поэтому, по размышлении, я решила с местными познакомиться как-нибудь в другой раз.

Мысленно любуясь собой, я шла и думала о том, что ради этого потрясающего ощущения мне уже стоило приехать в Чудики. Внезапно мои думы о высоком прервал женский смех. Я подняла голову и обнаружила, что школьный забор уже закончился, и теперь я иду по улице, с двух сторон которой выстроились большие добротные дома, огороженные невысокими, аккуратно-выкрашенными заборчиками.

— Ты глянь-ка, Дунь, какая краля в наших краях объявилась! За версту видать: из Ленинграда. Мне мой Иван рассказывал, что тамошние фифочки вечно изгаляются, пытаясь заграницу в моде перегнать.

Меня бесцеремонно разглядывали с ног до головы две молодые женщины, одетые в цветастые сарафанчики и лениво лузгавшие семечки на скамейке у одного из домов.

— Чай, завидуешь, Настюха, что у самой таких штанов нету? — рассмеялась та, которую назвали Дуней. — Скажи Вальке-торгашке: пусть привезёт тебе из Китая такие же, а то она своими джинсами, да джинсовыми куртками уже всех достала! Прикинь, как ты клёво будешь смотреться в красных штанах?

Я покраснела от негодования, что мои фирменные французские брюки приняли за китайскую вещь. Пока я обдумывала свой ответ, из калитки соседнего дома выскочил мальчишка лет пяти-шести. Увидев меня, он на секунду остановился. Подобно сидевшим на скамейке женщинам, оглядел меня с ног до головы. Улыбнулся.

Я с готовностью улыбнулась ему в ответ. Реакция мальчика меня порадовала: всё-таки приятно сознавать, что ты нравишься людям. Оказывается, есть среди жителей Чудиков вполне адекватные личности! А то я уже начала сомневаться. Однако шустрый мальчуган неожиданно запрыгал на одной ноге и, тыча в меня пальцем, принялся громко выкрикивать:

— Ты — монах в красных штанах!

Я растерянно замерла на месте. С женщинами ещё можно выяснить отношения, а что делать с ребёнком, которому так некстати захотелось позабавиться?

Я стою, беспомощно хлопая глазами. Дуня с Настей хохочут, как сумасшедшие. А мальчик, обращаясь ко мне, неожиданно спросил:

— Тётя, а вы зачем надели на себя галстук? Или вы — не тётя, а дядя? Галстуки-то дяденьки носят!

Обрадовавшись, что он перестал выкрикивать неприличную считалку, я попыталась объяснить малышу, что у меня на шее вовсе не галстук, а красивая шёлковая косынка, которую носят исключительно девочки. Однако назойливый мальчуган продолжал настаивать на своём.

Неизвестно, чем закончился бы наш спор, если б из открытой нараспашку калитки, окрашенной в приятный голубой цвет, вдруг не выскочил очаровательный щенок. Тёмно-коричневого окраса, не слишком лохматый, в возрасте трёх-четырёх месяцев. Вполне обычная, но очень симпатичная дворняга.

Подобно своему маленькому хозяину, милый пёсик при виде меня сначала также замер на месте. Но потом он неожиданно залился взволнованным лаем и бросился прямо мне под ноги.

Позабыв про свои, полученные нынешним утром ушибы, я со скоростью ракеты взлетела на скамейку, благо сбоку от одной из женщин оставалось свободное местечко. Но шумный щенок всё никак не унимался.

Настя с Дуней продолжали веселиться, радуясь бесплатному представлению. Щенок, заливаясь лаем, бегал вдоль лавки. А шустрый малыш вместо того, чтобы угомонить свою собачку, кричал:

— Тётя, не бойтесь, наш Бобик не кусается! Он просто красный цвет не любит. Вы его погладьте, поговорите с ним, и он сразу успокоится. Ну, спускайтесь, а?

Но я словам маленького жителя Чудиков не спешила доверять. К счастью, на шум вышел отец мальчика и загнал во двор пса. А я, прихрамывая (Теперь, наверное, ещё и от пережитого волнения), направилась в школу.

Уж лучше, как следует выспаться, чем гулять по незнакомой деревне, рискуя быть укушенной какой-нибудь неуравновешенной псиной, которая, видишь ли, красного цвета не переносит.

Вот вредина! Казалось бы, самая заурядная, к тому же мелкая собачка, а корчит из себя испанского быка, специально обученного для участия в корриде!

18

Проснувшись следующим утром, я не спешила вставать с постели. Конечно, моё весьма скромное ложе не позволяло ни толком расслабиться, ни понежиться, как я любила это делать, будучи у себя дома, однако, мысль о предстоящих двух выходных днях не могла меня не радовать.

За это время можно было спокойно подготовить планы всех уроков на следующую неделю, проштудировать свои студенческие конспекты, особенно по психологии, чтобы знать, как мне вести себя с этими чертенятами, которые независимо от того, какая это школа: городская или же деревенская, всегда испытывают новеньких учителей на прочность.

Мне не хотелось бы вновь оплошать, как во вчерашней истории с маленьким деревенским Томом Сойером. Подумать только, этот шустрый дошколёнок сначала догадался меня, взрослую тётеньку, подразнить, потом он принял мой модный шейный платок за мужской галстук и, наконец, умудрился натравить на меня своего чересчур разборчивого пёсика, который, понимаешь ли, красный цвет не жалует! Нет, к встрече с будущими учениками нужно тщательно подготовиться.

Так я лежала в постели, размышляя на разные важные темы и лениво поглядывая сквозь занавешенное коротенькими занавесками окно, за которым во всей своей красе раскинулся старый кряжистый дуб. После вчерашней поездки на мини-танке Ерофея Алексеевича всё тело так ныло и болело, как если бы накануне мне пришлось одной разгружать целый вагон с кирпичом.

Однако хочешь — не хочешь, а за два коротких дня мне нужно переделать кучу работы. Нужно вставать. Ведь всем известно: чем дольше ты валяешься в постели, тем всё меньше хочется её покинуть. Неумолимый закон физики. Или — геометрии? Ну, в общем, это не имеет большого значения, нужно начинать что-нибудь делать, а там, глядишь, и проснёшься. С этими благими мыслями я лениво потянулась и вдруг вздрогнула.

В коридоре раздался какой-то шум. Потом хлопнула дверь. Затем прям за стеной моей комнаты послышался тяжёлый топот. Я подумала, что так топать могут только слон или медведь, и испуганно натянула одеяло до самого подбородка. По собственному опыту я уже знала, что в Чудиках нужно быть готовой к чему угодно. Тут имеют место быть различные аномалии, которые больше невозможны ни в каком другом месте.

Правда, пребывая в абсолютно здравом рассудке (моё сонное состояние, как рукой сняло), я была отчасти смущена тем, что шум за перегородкой я слышала так явственно и отчётливо, как будто мою и ту, соседнюю комнату, не разделяла стена. Дальше — больше. Зазвонил телефон. Я точно знала, что в моей комнате телефон не установлен (Ну, не предусмотрела администрация школы такого удобства для скромной учительницы, а свой мобильник я с собой не захватила). Теперь, если честно, пожалела. Но покупать новый не по карману.

Захотелось мне, видишь ли, быть поближе к дикой природе, ко всему естественному, чтобы всё было, как в советских фильмах про деревню. Теперь сижу и понятия не имею, что в мире делается. Э-эх!

— Дуркова слушает, — донёсся из-за стенки низкий прокуренный голос. — Кто? А-а, Петрович! Приветствую, коллега. Чё, как делишки? Неважно, говоришь? Да и у меня — не фонтан. Лето закончилось, а ремонт в школе опять сделать не успели. Чё, и ты тоже? Ну-ну, такая же беда. Городским школам везёт, им местные власти помогают. С родителей они денежки собирают. А нам-то кто тута поможет? Денег с этих жадюг тем более в жизнь не допросишься, сплошное кулачьё вокруг.

Я догадалась, что за стеной моей комнаты находится кабинет директора Чудикинской средней школы. Наверное, она его специально оборудовала почти в самом конце коридора, чтобы шум во время перемен не мешал работать. Однако я не ожидала, что педагог, руководитель и, к тому же, уроженка села может обзывать своих односельчан «кулачьём». Жизнь в деревне трудная. Откуда у людей лишние деньги? Да и образование у нас, вообще-то, бесплатное, на ремонт школ деньги должно выделять государство, а не родители.

— Да это всё ещё полбеды, Петрович, — продолжала говорить в трубку Елена Ивановна, обращаясь, по всей видимости, к директору другой деревенской школы: У меня учеников с 5-го по 11-ый класс сельсовет снимает с занятий на уборку урожая аж до конца следующей недели. Мы и так предыдущие дни толком не учились, один-два дня в неделю у нас обязательно забирали, а тут, вообще, мне сказали про уроки даже не заикаться. А когда учиться-то дети будут? Не понимаю! Короче говоря, если у Горбачёва в своё время процесс, как он любил выражаться, пошёл, то у нас учебный процесс встал, — Дуркова загоготала.

Слышать её смех и голос мне было неприятно. Хотелось заткнуть уши, но я никак не могла понять, почему здесь такая хорошая слышимость, от которой невозможно было никуда деться.

— Петрович, а ты чё мне, вообще, звонишь-то? Уж, наверное, не для того, чтоб узнать, как мои дела, — вдруг спохватилась Дуркова и с нескрываемым ехидством в голосе добавила: А то ведь я, чай, уже сто лет тебя не слышала, конёк ты мой горбунок нечаевский.

Значения последних слов я не поняла, да мне это было и не особо интересно.

— Чё, — продолжала допытываться Елена Ивановна, — всё лошадками своими занимаешься? Успел прикупить по дешёвке конный заводик, капиталистом нечаевским заделался (В голосе Елены Ивановны послышалась зависть, а я догадалась, что она сейчас разговаривает с директором Нечаевской средней школы, поскольку одна из моих институтских подруг увлекалась конным спортом и что-то мне рассказывала о конезаводе в с. Нечай Ленинградской области). Я одного не пойму, на кой хрен тебе далась школа, когда ты свой собственный бизнес имеешь? Чё, для имиджу? Ну-ну…

Неожиданно тональность голоса Елены Ивановны резко изменилась.

— Петрович, ты чё ерунду мелешь? Чё я тебе подсунула? Ах, картошку левую! (Похоже, в Чудиках разговоры о картошке являлись одной из излюбленных тем). Ты бы мне ещё после Нового года со своими претензиями позвонил! Чё, не нравится? А на кой хрен брал? Ага, тоже захотелось в областных выставках поучаствовать, премии, да бесплатные путёвки в санатории получить?

— Ого! — удивилась я. — Картошка со школьного участка приносит такие дивиденды? Кто бы мог подумать?

— Как я тебя, Петрович, понимаю! — ехидно сказала Дуркова. — Только, знаешь, чё я тебе скажу? Фигушки! Я тебе, конёк-горбунок нечаевский, честь по чести картошку выделила. Ну ладно, продала. Твоё дело было: посадить, а дальше она уже сама растёт. Откуда я знаю, чё и как ты там сажал, если на твоём участке какая-то хренотень выросла? Сам разбирайся, а у меня тута своих заморочек хватает! — в сердцах выкрикнула Елена Ивановна и бросила телефонную трубку.

Наступила тишина. Потом из кабинета директора вдруг потянуло запахом табака. Я удивилась. Ну, ладно: межкомнатные перегородки здесь тонкие, из-за чего такая ужасная слышимость, но как сквозь стену мог просочиться запах? Этот вопрос остался для меня загадкой.

Принюхиваясь к запаху, я пожалела, что не взяла с собой сигареты. Вот дура! Ну, подумаешь: решила начать жизнь с чистого листа, так надо же было подстраховаться от никотиновой зависимости! Могла бы бросить на самое дно сумки так, чтобы лишний раз не соблазняться, пару пачек сигарет.

Как говорится, на всякий непредвиденный случай. Хотя бы, такой, как сегодня, когда мою нервную систему сначала подвергли достаточно ощутимому стрессу (Я ведь и вправду испугалась, что в соседнюю комнату медведь залез. Лес-то — вон, рядом, да и в Чудиках возможно, что угодно. Кто же знал, что это директриса местной школы топает, как медведь?), потом вынудили слушать разговор, приправленный бранными словами, и, наконец, стали дразнить меня заманчивым запахом. Нужно будет мне после завтрака пойти прогуляться до продуктового магазина. Должны же даже в Чудиках продаваться хоть какие-нибудь сигареты!

19

Позавтракав, чем Бог послал (а Бог этим ясным утром послал мне несколько сваренных вкрутую яиц, ломоть домашнего хлеба и кусок сала), я натянула на себя джинсы, белую футболку, накинула на плечи серую китайскую ветровку и обула удобные кроссовки. Такой стиль принято называть спортивным. Однако, замечу, далеко не все граждане, предпочитающие подобную форму одежды, на самом деле имеют хоть какое-то отношение к спорту. Зачастую просто понты колотят. Я хотя бы в школьные годы занималась баскетболом. А значит, имею на такой стиль полное моральное право.

Вот этим-то, так называемым правом трёх «С» (Скромно. Стильно. Сексуально), я и решила нынче утром воспользоваться. Дразнить гусей (или неуравновешенных дворняг) на чужой территории мне больше, скажу честно, очень не хотелось. А получилось: любо-дорого посмотреть! Оглядев себя со всех сторон в большом прямоугольном зеркале, висевшем в школьном коридоре, я осталась собой довольна. Теперь можно было и на улицу выйти: «На людей посмотреть, себя показать».

Да ведь и повод для утренней прогулки у меня имелся самый что ни на есть уважительный. Мне нужно было попасть в местный продуктовый магазинчик, чтобы купить сигарет и сладостей.

Признаюсь вам, как на духу: я абсолютно убеждена, что при желании могу бросить курить в любой момент. У меня нет никакой никотиновой зависимости. Это просто каприз, доставшийся мне в наследство от незрелых студенческих лет. А они (годы незрелости), между прочим, только недавно остались за спиной.

Другое дело, что у меня нет веской причины, чтобы раз и навсегда отказаться от этого каприза. Все филологи курят. Это традиция. Так повелось со времён Михайло Ломоносова. А как я могу пойти против истории? Нет, если надо будет, я брошу. Вот только, зачем бросать? Надо будет на досуге на эту тему подумать.

Но если с сигаретами всё более-менее ясно: хочу — курю, не хочу — не курю, то со сладостями дело обстоит гораздо сложнее и серьёзнее.

Увы, не мне принадлежит афоризм: «Я мыслю, значит, я существую». Однако я готова подписаться под этими словами. И не только потому, что в этих нескольких словах отражена великая правда жизни, но ещё и потому, что они абсолютно полностью соответствуют моему естеству. Ведь всем известно, что человеческий мозг питается исключительно глюкозой. А глюкоза — это основа практически всех кондитерских изделий. Из чего следует несложный вывод: если хочешь оставаться человеком разумным — ешь сладкое.

Безусловно, подобный способ поддержки мозгов в рабочем состоянии выглядит достаточно накладно для женской фигуры. Но, во-первых, сами понимаете, из двух зол нужно выбирать меньшее. А, во-вторых, фигура любой женщины, пусть даже и супер-модели, с возрастом всё равно претерпевает неизбежные изменения в то время, как наш мозг остаётся с нами до самой смерти.

Лично я не хотела бы встретить старость стройной дурочкой. Поэтому я забочусь о питании своего мозга. И кроме того, без сладостей наша жизнь способна враз приобрести горький привкус полыни. А у меня, между прочим, на полынь стойкая аллергия. Поэтому жить нужно с толком, с чувством, с расстановкой. А на пути к такой жизни магазина, сами понимаете, не избежать.

Размышляя на столь любопытную тему, я медленно, но верно двигалась к своей цели. При этом я нисколечко не боялась заблудиться. Ведь дураку же понятно, что в любом населённом пункте, а тем паче в деревне — торговые точки всегда располагаются на центральной улице. В Чудиках на центральной улице, носившей гордое название — улица Правды, как я уже успела заметить, находились школа, совхозная контора, почта, медпункт и даже бильярдный клуб. Значит, где-то неподалёку должен быть магазин. Логично? Абсолютно.

Тут даже не нужно быть Шерлоком Холмсом для того, чтобы вычислить расположение торговой точки.

Упругой, пружинистой, спортивной походкой я шла по обочине дороги, с удовольствием ощущая хорошо утрамбованный, песчаный грунт под ногами. На душе было радостно и волнительно одновременно. Ведь я не сомневалась, что сейчас из-за неплотно занавешенных окон за мной наблюдают десятки пар любопытных глаз. Ещё бы, мне не радоваться и волноваться!

В деревне вся жизнь на виду. Чужаков здесь, как правило, не любят. Но они всегда вызывают к себе большой интерес. Для жителей российской глубинки горожане — почти то же самое, что для какого-нибудь маленького провинциального городка — иностранцы. Не скрою, приятно было почувствовать себя заморской птицей. А спортивный прикид ещё больше придавал мне уверенности в себе, или того, чего мне нередко так не хватало в моей жизни.

Вдруг за моей спиной раздался какой-то непонятный звук: то ли шелест чего-то, то ли скольжение. Я удивлённо обернулась. Смотрю, позади меня, соблюдая некоторую дистанцию, медленно двигается парень на велосипеде.

В подвёрнутых до колена китайских спортивных штанах (Мог бы уж в таком случае догадаться побрить ноги!), в светлой сатиновой рубашке в мелкий цветочек (И где только он умудрился этот дизайнерский шедевр достать?), в стоптанных тапочках на босу ногу (Без комментариев). На голове у него — сделанная из газеты (По-моему, это была «Комсомольская правда») будёновка, на груди — маленький золотой крестик. На круглом упитанном лице застыла глупая ухмылка. Первый парень на деревне, одним словом, да и только!

Я отвернулась и продолжила путь ещё более упругой походкой, отпечатывая каждый свой след на песчаном грунте. Спортивный стиль одежды позволял мне в полной мере продемонстрировать этому недотёпе мою независимость и самодостаточность.

Такому типу, чтобы скорее отстал, нужно сразу дать понять, что не на ту нарвался. После моей несчастливой любовной истории с институтским преподавателем мне теперь только деревенского ухажёра для счастья недоставало! Конечно, я хорошо понимаю, что на фоне местных девушек я сразу бросаюсь в глаза, но надо же отдавать себе отчёт, что не по Сеньке шапка!

Я также понимаю, памятуя русскую пословицу: «И под дырявой шапкой живёт голова», что этот сельский Казанова в действительности может оказаться вовсе-таки неплохим парнем. Но на кой ляд мне дались его заигрывания? Да я даже отказала в дружбе своей первой школьной любви — Серёжке Васильеву! А ведь он мало того, что — десантник, так ещё и дипломированный специалист — газоэлектросварщик! В общем, не чета этому, увязавшемуся за мной трактористу.

А в том, что этот деревенский ловелас (А на досуге — велосипедист) являлся трактористом, я нисколько не сомневалась. Его одежда и манера поведения явно свидетельствовали, что он в лучшем случае закончил девять классов. Короче говоря, звёзд с неба не хватает, зато мнит о себе невесть что! Велосипедист мои подозрения тут же подтвердил, обратившись ко мне с банальнейшим из вопросов:

— Девушка, а вы случайно не знаете, который сейчас час?

Конечно, слава Богу, что он не догадался спросить: «Сколько время?», но задавать заинтересовавшей его особе такой дурацкий вопрос, да ещё имея на руках часы, по-моему, просто верх глупости! Бросив крайне выразительный взгляд на его запястье, перетянутое кожаным ремешком, я в ответ промолчала, но убыстрила свой шаг. Однако назойливый велосипедист не отставал.

— У меня часы неправильно идут, — начал он оправдываться. — Показывают 11 утра, а судя по солнцу, на дворе уже полдень.

Вот ещё астроном выискался! Делает вид, будто бы умеет ориентироваться по солнцу. Это с его-то девятью классами образования? Ну, рассмешил, чудак! Высокомерно приподняв свою левую бровь (Этому приёму я научилась у актрисы Маргариты Тереховой), я, наконец, соизволила открыть рот.

— Ваши часы идут правильно. Сейчас действительно 11 утра.

— Как я рад это слышать! — велосипедист оживился и извиняющимся тоном добавил: А то ведь в деревне часы в починку не сдашь.

Ну, надо же, как этот необразованный тип умеет разговаривать! Наверное, хочет мне пыль в глаза пустить, а не получится!

— Молодой человек, а вы куда, собственно, направляетесь? — спросила я строгим тоном.

Мне очень не хотелось вступать в диалог с сомнительным типом, так некстати увязавшимся за мной, но теперь его требовалось поставить на место. Не хватало, чтобы этот деревенский ловелас подумал, будто ему удалось завязать со мной какие-то отношения!

Хотя, как пить дать, по селу всё равно уже сегодня поползут нехорошие слухи о том, что приезжая училка якобы успела закрутить роман с местным трактористом. Ну, почему мне вечно не везёт? Я опять вляпалась в дурацкую историю. Казалось бы, и не рыжая, и не лысая, однако…

Мой простой, но достаточно конкретный вопрос поставил парня в тупик. Он явно сильно смутился и даже растерялся. Ну и поделом тебе, Казанова сельского разлива! Нечего приставать на улице к порядочным девушкам, подставляя под удар их доброе имя. А то можно подумать, в Чудиках нет женщин легкомысленного поведения, которые только и ждут, чтоб к ним кто-нибудь пристал. Они, эти женщины, есть везде!

— Вообще-то я ехал в другую сторону, — мой случайный провожатый покраснел, запнулся, но потом всё же продолжил:

— Вдруг я увидел вас и сразу понял, что вы и есть наша новая учительница русского языка и литературы, о приезде которой на днях говорила Елена Ивановна Дуркова. Я подумал, что вам, как человеку приезжему, может понадобиться какая-нибудь помощь, или подсказка, вот и решил немного изменить свой маршрут.

20

Наша новая учительница?! От удивления мои брови поползли вверх. Я что, говорю сейчас с одним из своих будущих учеников? На вид моему нечаянному собеседнику было лет двадцать пять, а то и больше. Даже если предположить, что он являлся злостным двоечником и сидел в каждом классе по два года, всё равно ему пора было бы закончить школу.

Какой ужас! Почему меня сразу не предупредили, что мне придётся иметь дело с таким великовозрастным и, мягко говоря, неблагополучным контингентом учащихся? Да, по мне, уж лучше работать в каком-нибудь спец. интернате, чем учить этих глубоко-безнадёжных переростков.

— Простите, а как вас зовут? — парень остановился и слез с велосипеда.

— Иванова Астра Петровна, — строго отчеканила я, обдав своего чересчур навязчивого собеседника волной холодного презрения.

— Юрий Алексеевич Большов.

Здоровый, однако, тип! И фамилия ему очень подходит. Вот будет хохма, если у меня наберётся целый класс из таких вот учеников-переростков, и мне потом придётся к каждому из них обращаться по имени-отчеству!

Впрочем, такого обращения тунеядцы и двоечники не заслуживают. Я буду называть их по фамилии. И уж, конечно, среди них обязательно попадётся хотя бы один мой однофамилец. Вот если бы, к примеру, у первого советского космонавта фамилия была не Гагарин, а Иванов мне, честное слово, было бы немного легче жить на свете! А то среди известных мне Ивановых нет ни одного мало-мальски приличного человека, кем можно было бы гордиться. Ну, разве не обидно?

— Очень рад нашему знакомству, коллега!

Коллега?! Они что, здесь, в Чудиках, совсем обалдели? Да даже если бы у тебя, недоумок, фамилия была не Большов, а Иванов — это ещё далеко не повод, чтобы фамильярничать со своей будущей учительницей! Нет, немцы-переселенцы не ошиблись когда-то с выбором названия для своего поселения, ведь Чудики буквально кишат людьми с чудинкой.

Впрочем, тут даже животные «с приветом». Вы когда-нибудь в других местах встречали собак, которые не выносят красный цвет? А вот в Чудиках такие оригинальные псы есть. Не быки, псы! Я только вчера имела счастье познакомиться с такой псиной. И вот, пожалуйста, очередной сюрприз! Я-то думала, что это местный Дон Жуан ко мне клинья подбивает, а оказалось, это двоечник, мечтающий о получении аттестата зрелости, пытается наладить со мной дипломатические отношения. Что хуже? Пока сама не знаю.

— Простите, я не ослышалась? Вы сказали — «коллега»?

Я тонко улыбнулась. Получилось опять в стиле великолепной Маргариты Тереховой. Господи, да что я со своими артистическими способностями делаю в этой дыре? Смотрю на себя со стороны и сама не верю, что это всё со мной наяву происходит. Ладно, в этом году я уже опоздала, но в следующем мне нужно попытаться сдать документы в театральный. Просто обидно за свой талант. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Нет, Астра Петровна, не ослышались! Ведь я тоже работаю в школе, но только учителем физкультуры. Вот уже третий год пошёл, как я приехал и стал работать в Чудиках после окончания пединститута.

Мои глаза увеличились в размере, как минимум вдвое. К счастью, велосипедист, оказавшийся физруком, а не трактористом, этой аномалии не заметил. Он вдруг остановил велосипед, который до этих пор, беседуя со мной, катил за руль сбоку от себя и, обернувшись ко мне, спросил:

— Астра Петровна, а вы куда, собственно, направляетесь?

Я перевела взгляд с Большова на дорогу и обнаружила, что улица Правды, оказывается, закончилась. Само-то шоссе ещё продолжалось, но никаких домов или других строений по обе стороны от него уже не было. Вот те на, матушка-зима! Как так получилось? Однако я тушеваться не стала. А, надменно приподняв левую бровь, ответила:

— В магазин я иду, Юрий Алексеевич. Да, видно, заговорившись с вами, по дороге его не заметила. Придётся обратно возвращаться.

— Куда «обратно»? — удивился физрук.

Господи, я всегда точно знала, что у всех спортсменов имеются проблемы с мозгами! Ведь они все свои физические и моральные силы полностью отдают тренировкам, из-за чего в обычной жизни соображают очень туго. Но ведь не до такой же степени!

— Обратно на улицу Правды, — я вновь тонко улыбнулась.

Эх, если бы меня сейчас только увидел кто-нибудь из известных артистов, то он, или — она, вне всякого сомнения, не требуя никаких дипломов, изъявили бы желание дать мне индивидуальные уроки актёрского мастерства! Для того, чтобы помочь раскрыться таланту.

По-хорошему, талантливым актёрам, вообще, институты не нужны. Это лишь напрасная трата времени. А вот шефство старшего, более опытного и внимательного товарища, не помешало бы. Но, к сожалению, так в жизни не бывает.

— Но на улице Правды нет магазинов! — Большов снова удивился.

— Как это «нет»? — возмутилась я в ответ. — В любом городе, а уж тем паче — в селе, торговые точки всегда располагаются на центральной улице!

— Только не в Чудиках, — физрук улыбнулся.

Сделал он это почти так же тонко, как я. Способный, однако, парень! Быстро научился. Впрочем, нашла чем восхищаться. Перенимать — не создавать. Большого ума тут не надо. Обезьяну при желании тоже можно много чему научить, но ведь она всё равно останется при этом той же обезьяной. Нет, меня такими примитивными штучками не возьмёшь. Я — тёртый калач.

— Ну, и где находится здешний магазин?

Я улыбнулась, постаравшись не выдать своего удивления и разочарования.

— На околице села, — Большов улыбнулся ещё шире, обнажив свои крупные, белые зубы.

— Как пить дать, зараза, не курит! — с досадой подумала я, но тут же успокоилась: спортсмены действительно, как правило, не курят, но зато пьют за милую душу! В отличие от других добропорядочных граждан (Не будем показывать пальцем), которые принимают спиртное лишь по большим праздникам. Ну, недодал Бог кое-кому ума, что тут поделаешь! А физрук между тем решил сделать пояснение:

— Мне ведь тоже в магазин нужно. Но из-за того, что путь — неблизкий, я обычно езжу туда на велосипеде. К тому же, сегодня я ещё и опаздываю на совхозное поле. Мои ученики отправились туда утром выкапывать картошку. Мне нужно проследить за их работой.

— Надеюсь, Юрий Алексеевич, вы не считаете, что это я вас задерживаю? — не удержалась я от маленького ехидного укольчика.

Большов отрицательно замотал головой, а я задала ему вопрос, который в эту минуту интересовал меня больше всего:

— И какой это умник догадался открыть продуктовый магазин на окраине села?

— Вообще-то, здешний магазин закрылся около двух лет назад. Я успел ещё его застать. Поверьте, Астра Петровна, это было удручающее зрелище: пустые прилавки и полки, хоть шаром покати! А располагался он, как и положено, на центральной улице. В нём теперь находится бильярдный клуб.

Ага, выходит, я со своими логическими заключениями по поводу расположения местной торговой точки не ошиблась! И, кстати, тот самый бильярдный клуб я видела, когда шла по улице Правды в поисках магазина. Спрашивается, почему мне в школе ставили по математике «тройки»? Логика-то работает!

— А что, нельзя было в частные руки магазин отдать? — поинтересовалась я.

— Так его и отдали! — радостно воскликнул физрук (Похоже, проживание в Чудиках в течение немаленького периода времени на бедном парне всё же сказалось: радуется дурень непонятно чему).

— У нового хозяина, видимо, средств не хватило содержать помещение в центре деревни?

Я уже начинала понемногу терять терпение из-за нашей неоправданно затянувшейся беседы. А вот физрук, похоже, не шибко-то и торопился. Ну, ещё бы, кому хочется торчать под солнцем на поле? И ведь я на его счёт, можно сказать, не ошиблась. Пусть и закончил Большов пединститут, однако, по складу мышления он не слишком далеко ушёл от обычного тракториста. Хоть и пытаетсявыглядеть в моих глазах ровней, речь для спортсмена довольно правильная. Но я-то вижу: понты он колотит!

— Пожалуй, нет, Астра Петровна. Скорее, здесь дело в менталитете местных жителей. Тут ведь до революции немало кулаков проживало, и это по сей день во всём сказывается. Новый хозяин единственного продуктового магазина в Чудиках открыл его на окраине села только для того, чтобы люди закупали побольше товару.

— Не поняла?..

Я поморщилась, а Большов снова чему-то обрадовался и продолжил:

— Вот, видите! Чтобы понять образ мышления чудикинцев, тут нужно хоть немного пожить. Я-то здесь уже третий год, кое в чём разбираюсь. И, между прочим, хозяина магазина я вполне понимаю. Ему ведь торговый оборот нужен, верно? А для этого требуется подстегнуть людей к покупкам. Необходим стимул. И большое расстояние до единственного в селе магазина — это очень хороший стимул!

— Вы думаете? — мне не удалось скрыть своей озадаченности. Ну, действительно, логика очень странная!

Физрук с энтузиазмом пояснил:

— Чтобы лишний раз в такую даль не идти, люди будут запасаться впрок и тем, что им крайне нужно, и тем, что, может быть, вообще, не нужно. Согласитесь, Астра Петровна, очень хороший финансовый ход, верно?

Большов так довольно заулыбался, как будто бы это именно ему пришла в голову гениальная мысль открыть продуктовый магазин у чёрта на куличках. Я решила немного сбить с него спесь.

— На самом деле, Юрий Алексеевич, всё гораздо проще и банальнее. Лень — двигатель прогресса.

— Лень? — недоверчиво переспросил физрук и коварным тоном произнёс: Вы ещё не видели, Астра Петровна, где находится этот магазин.

— Ну, и где же?

Я насмешливо улыбнулась, давая всем своим видом понять, что меня на мякине не проведёшь. А Большов, не задумываясь, предложил:

— Хотите, довезу вас на велосипеде, Астра Петровна?

Мои глаза округлились. Но физрука это не смутило.

— Пешком идти долго. К тому же, за беседой мы с вами сильно отклонились в противоположную сторону.

Оглянувшись назад, я не сумела сдержать своего тоскливого вздоха. Ведь для того, чтобы вернуться даже к исходной точке, откуда сегодня утром я начала свой путь, теперь требовалось не меньше получаса. А магазин находился и того дальше, точнее — непонятно где. Да, недаром у меня по географии в школьные годы была «тройка»: я опять умудрилась заблудиться в трёх соснах.

Махнув рукой на свою безнадёжно-испорченную репутацию (Всё равно уже не избежать разговоров о том, будто тракторист, то бишь, извиняюсь, физрук, так охмурил приезжую училку, что она в первую же их встречу отправилась прогуляться с ним аж на самую окраину деревни), я, постаравшись принять как можно более элегантную позу, села на велосипед. Большов (Тут следует моему коллеге отдать должное: он очень старался слишком близко ко мне не прижиматься) осторожно взялся за руль. И мы поехали.

А я почувствовала себя ну не то что бы счастливой, но по крайней мере, довольной, ведь ехать — это вам не стоять на одном месте, переливая из пустого в порожнее. Как там говорили древние? Жизнь — это движение? Ну, что ж, чертовски приятно ощутить себя живой!

21

Должна открыть вам ужасную тайну: я никогда в своей жизни не ездила на велосипеде. Наверное, у меня ноги не оттуда растут: ну, не умею я, хоть ты тресни, управлять какими-либо транспортными средствами! Конечно, если не считать моего маленького трёхколёсного друга, на котором я каталась когда-то в далёком детстве. Хотя, коли уж говорить совсем начистоту: я и на нём ездить также не умела. Меня катал по двору мой дедушка. Он управлял рулём, а я просто сидела.

Но потом моя матушка получила однокомнатную квартиру в новом доме, и мы с ней переехали в другой район города. Былая лафа, к сожалению, закончилась. Сами понимаете, мама — это не бабушка с дедушкой, с ней особенно не побалуешь. А вскоре я и вовсе пошла в школу. Мой трёхколёсный велик отдали маленькой соседской девочке. И я забыла, что значит ездить на велосипеде. Пока Его Величество Случай мне вновь об этом не напомнил.

Скажу честно: на трёхколёсном велике кататься было гораздо удобнее и приятнее. Жёсткая металлическая рама взрослого велосипеда абсолютно не предназначена для девушек. Да и ехали мы, между прочим, не по специальным велосипедным дорожкам, или хотя бы по аллеям какого-нибудь уютного городского сквера, а по обочине обычной сельской дороги, щедро усыпанной мелкими камешками, кочками и даже рытвинами. Наша нечаянная прогулка, без преувеличения, явилась хорошим испытанием для моей нервной системы.

Нет, обошлось без слёз, без истерик. Я же, в конце-то концов, не маленькая девочка, умею держать себя в руках. Однако после того, как мы преодолели примерно половину пути, мне было уже совершенно наплевать на разговоры деревенских сплетниц. Я хотела только одного: добраться поскорее до магазина и затариться под завязку. Так, чтоб потом можно было долго не вспоминать об этом чёртовом магазине, который в Чудиках догадались открыть на самой околице села.

Мне кажется, мы добирались до него аж целую вечность. Проехали через всю деревню, время от времени сворачивая в какие-то переулки, чтоб сократить путь. Всю дорогу нас сопровождали клубы пыли и громкий лай изнывавших от скуки деревенских собак. И чего им, спрашивается, надо? Ведь сегодня на мне даже не было ничего красного. Вот, попробуй, пойми этих неуравновешенных псин!

Да лично я на их месте лучше бы спокойно лежала, радуясь тёплым денькам: скоро как-никак зима. Львёнок из мультика, который пел: “Я на солнышке лежу…”, был намного умнее чудикинских собак.

Разумеется, лай собак не мог не привлечь внимание их хозяев. Даже находясь в полуобморочном состоянии (Чтоб я ещё когда-нибудь согласилась сесть на этот драндулет!..), я тем не менее замечала, как оживлённо шевелятся занавески на окнах домов, мимо которых мы с Большовым держали свой путь.

Отдельные незакомплексованные личности и вовсе выбегали на крылечко, чтоб поглазеть на романтический вояж, устроенный местным физруком для приезжей училки. Судя по всему, жители Чудиков не меньше своих домашних животных страдали от скуки и отсутствия свежих новостей. Теперь им будет о чём поговорить.

Однако любое представление рано или поздно заканчивается. Пришёл праздник и на нашу с Большовым улицу. Ура, финита ла коммэдиа! Мы приехали. Боюсь, Архимед так не радовался своему открытию, как обрадовалась я, увидев плохо прибитую, или покосившуюся от ветра вывеску из фанеры над распахнутой дверью маленького невзрачного домишки «Продуктовый магазин».

Пошатываясь от усталости, я сползла с велосипеда. Моё бедное тело, привыкшее к удобной мебели, к мягкой уютной постели, второй день подряд подвергалось сильному стрессу. Только вчера ему, столь непривычному к каким-либо физическим нагрузкам (в баскетбол я играла сто лет назад) пришлось пережить марш-бросок на мини-версии танка Т-34. До сих пор не верится, что после этой поездки в живых осталась, отделавшись лишь множеством больших и маленьких синяков, да несколькими ушибами.

И вот сегодня — новое испытание, опять связанное с неудобным, мягко говоря, транспортным средством и развесёлыми деревенскими дорогами. Ну, почему подобные неприятности вечно валятся на мою бедную головушку (а в двух последних случаях ещё и на тело)? С другими, если послушать моих подруг, знакомых, такие вещи обычно не происходят. Нужно будет об этом как-нибудь на досуге подумать. Может, что надумаю, дабы подобные истории со мной больше не случались.

Наверное, в другое время я бы не преминула посмеяться над маленьким неказистым домишком, гордо именуемым в здешних местах продуктовым магазином. Однако сейчас я смотрела на него растроганным, почти любовным взглядом. Мы, наконец-то, встретились!

Самой себе в эту волнительную минуту я напоминала Иванушку из сказки, в которой, после преодоления всевозможных препятствий, ему удалось отыскать заветный ларец, хранивший в себе ключ к бессмертию жестокого злодея Кощея. И, кстати, судя по припаркованному недалеко от этого магазинчика чёрному джипу, владелец Чудикинской продуктовой корзины находится сейчас на своём рабочем месте.

Ну, что ж, тем хуже для него! Ведь, если мы ненароком встретимся, думаю, вряд ли я сумею удержаться от того, чтоб не сказать этому спекулянту и мизантропу несколько ласковых слов, которые при благоприятном исходе дела могут заставить его призадуматься о перемене месторасположения продуктового магазина.

В сопровождении Большова я осторожно поднялась по древним, рассохнувшимся деревянным ступенькам. Чудикинский спекулянт оказался ещё и порядочным скупердяем. На такой шаткой лестнице можно запросто свернуть себе шею! И куда только, спрашивается, местный сельсовет смотрит? Уж он-то имеет действенные рычаги воздействия на недобросовестных предпринимателей! Однако воздействовать почему-то не хочет.

Может, взятки от них получает, либо ему просто на всё наплевать? Надо будет при случае жалобу написать в администрацию района. Возможно, тогда здешние чиновники хоть немного зашевелятся. Хоть и горько это говорить, но отъявленных туников можно заставить нормально работать только при помощи пинков. Такой метод воздействия они обычно понимают лучше, чем человеческую речь. Увы, такова суровая правда жизни.

И вот, наконец, мы оказались внутри магазинчика. Конечно, я не могу сказать о себе, будто в родном Санкт-Петербурге я привыкла посещать лишь дорогие супермаркеты, однако, столь откровенного убожества мне в моей жизни встречать ещё не приходилось. Небольшое помещение со скрипучими, давно некрашеными половицами, освещалось солнечным светом, падавшим из окна. И, хотя на дворе стоял ясный день, этого освещения всё же было недостаточно. Хозяин магазинчика явно экономил на электричестве. Но не только.

Помещение не ремонтировали со времён царя Гороха. Все углы были затянуты мрачной паутиной. Местами осыпалась штукатурка. А старые половицы так жалобно скрипели, как будто просили отпустить их на волю. Наверное, они надеялись вновь стать частью природы. Но это, увы, было невозможно.

Впрочем, другим их собратьям по деревянному цеху повезло и того меньше. Ведь их не только выпилили и выстрогали, но ещё из них короба сколотили, которые крепкими гвоздями безжалостно к стенке прибили. И потом разложили в них разный товар. А он, между прочим, мух к себе привлекал.

При виде этой картины мне стало немного дурно, и я от торговых прилавков в другую сторону отвернулась. Привычный к здешним порядкам (а также и к беспорядку), Большов вместо того, чтоб заняться покупками, начал о чём-то болтать с продавщицей.

Глядя на них, я подумала: надо бы подкинуть физруку идейку, чтобы сегодня после работы он на своём велосипеде покатал по деревне эту болтливую курицу в голубом переднике. Ведь она так откровенно строила ему глазки. Зато мне в этом случае уж точно удалось бы перевести стрелки. Сами знаете: всегда запоминается последнее.

А уж как бы я порадовалась за чудикинцев, которым было бы что обсудить за вечерним чаепитием! Осталось дело за малым: убедить Большова, что эта девица по нему прямо-таки сохнет. И тогда моя добрая репутация в здешних краях будет восстановлена, что для учительницы, призванной «сеять разумное, доброе, вечное», безусловно, очень важно.

Но я на этом отнюдь не остановилась, и стала развивать свою мысль дальше. Согласно моему грандиозному режиссёрскому замыслу, если вечерняя велопрогулка всё же состоится, у продавщицы, торгующей на отшибе, и явно необременённой семейными узами, может появиться ухажёр. Большов по такому случаю начнёт более прилично одеваться, а потом, как честный человек, будет обязан жениться на этой болтливой курице. По-моему, получится хорошая пара, ведь он тоже любит поговорить. Они сыграют весёлую свадьбу, на которой жители Чудиков оторвутся за милую душу. Я могу взять на себя роль тамады (В моей будущей артистической карьере этот опыт мне может пригодиться). В общем, все останутся довольны!

22

— Гаврилыч, я что-то не понял. Ты чем недоволен?

Мои увлекательные фантазии на тему свадьбы физрука и продавца местного магазинчика внезапно прервал чей-то грубый голос, раздавшийся со стороны крылечка.

— Ой, хозяин приехал! — пискнула продавщица и, отвернувшись от Большова, начала срочно переставлять какие-то банки на полках, демонстрируя всем свои видом бурную деятельность на рабочем месте.

— Сам знаешь, Костик, — со вздохом ответил другой, как будто бы чем-то опечаленный голос. — Устал я до чёртиков от ваших ежемесячных поборов.

— Гаврилыч, ты чё пургу гонишь? Нас тут целых полтора месяца не было.

— Не полтора месяца, а пять недель, — продолжал настаивать на своём оппонент Костика.

— Всё равно много. Мог бы, Гаврилыч, за нами и соскучиться! — загоготал кто-то третий.

Деревянные ступеньки на крылечке под тяжестью трёх, пока ещё невидимых мне собеседников, уже не скрипели. Они вздрогнули и надрывно застонали, оплакивая свою горькую, поистине несчастную долю. А я подумала, что так стонать могли, наверное, лишь бурлаки на Волге. Мне даже захотелось заткнуть уши.

Но тут на пороге магазина нарисовалась весьма живописная группа. И я была вынуждена констатировать, что со времён гоголевских героев — Бобчинского и Добчинского, стремившихся выглядеть образцом хороших манер хотя бы ради показухи, нравы на Руси-матушке сильно изменились.

В нешироком от сотворения данного торгового помещения дверном проёме одновременно показались трое. Два крепыша: один примерно мой ровесник, другой лет на десять старше, и маленький невзрачный мужичок среднего возраста.

Они пихали друг друга локтями, пытаясь поскорее оказаться внутри магазина, словно здесь, как в добрые советские годы (мне об этом рассказывала бабушка) выбросили на прилавок какой-то дефицит, и нужно было срочно занять очередь, чтобы потом узнать, а за чем ты, собственно, в эту очередь встал, ведь покупали тогда всё подряд. Слава богу, времена нынче другие.

Занятное соперничество закончилось тем, что маленький мужичок, благодаря своей скромной физической форме, умудрился пролезть вперёд. Двое крепких ребят в спортивных костюмах удивлённо воззрились друг на друга, затем почесали свои выбритые затылки и прошли внутрь. При виде них продавец вдруг побледнела и спряталась за спину Большова. А я догадалась, что эти двое — здесь гости незваные и нежеланные.

Окинув покупателей быстрым настороженным взглядом, хозяин магазина — тот самый маленький, худой, невзрачный мужчина — прошёл за ширму, разделявшую помещение на две части. Тот, что помоложе (Ему я мысленно присвоила прозвище «Консервная банка» за безнадёжно-тупое выражение лица), принялся туда-сюда ходить, засунув руки в карманы штанин и зачем-то прислушиваясь к скрипу половиц. Тот, что постарше (Он имел более осмысленный взгляд, но не совсем обычной формы глаза, за что и удостоился лаконичного прозвища «Сова») начал присматриваться к ценникам на товарах.

Я решила последовать его примеру. Сколько можно ещё торчать тут без дела? Правда, пришлось оторвать Большова от его милой беседы. Мне же теперь придётся возвращаться с физруком на его велике, поскольку ноги меня уже не держат.

Пока мы с моим коллегой товар выбирали (После сегодняшнего марш-броска я была бы рада закупить впрок товара, но меня останавливало отсутствие в моём жилище такой необходимой вещи, как холодильник), из-за ширмы показался хозяин магазинчика. Его незваные гости сразу же оживились, и все вместе они отошли к окошку. Света в помещении стало ещё меньше, и я уж хотела было возмутиться, однако, меня в этом вопросе опередили другие и весьма сомнительные личности.

— Гаврилыч, я не понял? Ты чё нам фуфло подсовываешь?

— О чём ты говоришь, Костик? Это же реальные денежки, просто здесь не вся сумма.

Хозяин магазинчика съёжился, отчего стал казаться как будто бы ещё меньше.

— У тебя было пять недель, Гаврилыч, чтоб собрать бабки.

— Так сейчас же, Толик, осень. Народ весь на огородах занят. Вот выручка и упала. А я что тут могу поделать?

— Не верь, Толян, этому старому хрену, — заявил Костик-Консервная банка, обращаясь к старшему товарищу: Сморкалкой своей чую: брешет он.

— Какое мне, блин, дело, Гаврилыч, до твоих заморочек с выручкой? — грозной глыбой Толян-Сова навис над хозяином магазинчика: Ты чё, забыл, с кем дело имеешь? Давай, гони бабки побыстрее!

— Ну, нет у меня, братцы, денег! Вон, Тонька, моя продавщица, не даст соврать: я ей зарплату за два месяца уже задолжал, — чуть дребезжащий голос Гаврилыча выдавал его волнение: А вам я отдам должок при первой же возможности.

— Ты эти сказки, старый, можешь своей занюханной тёлке наяривать, — встрял в разговор Костик-Консервная банка. — Мы — пацаны правильные, толкуем по понятиям. Гони бабки, и лучше не зли нас, ясно?

— Я не понял, ребята? Вы кого занюханной тёлкой назвали? — теперь в эту милую беседу вступил Большов.

Его круглое лицо и крепкая шея от гнева покраснели. Глаза сузились. Широкие ноздри затрепетали. С моего коллеги сейчас можно было бы писать картину под названием «Ярость». Правда, одёжку на нём следовало бы другую нарисовать. Речь не идёт о костюме Бэтмена. Пусть будет даже какой-нибудь замасленный рабочий комбинезон, но только не эта сатиновая рубашка в цветочек. Уж больно она простенькая.

Оставив свои стоптанные тапки у прилавка, босоногий Большов неспешной, даже ленивой походкой вышел на середину магазина. Чуть наклонив вперёд голову, и упираясь крепкими ногами в пол, он встал и принялся разминать кисти рук. Очевидно, приготовился к драке.

— Кого? Да вон ту корову в голубом фартуке! — презрительно кивнув в сторону, съёжившейся от его слов, продавщицы Тони, Костик-Консервная банки расстегнул олимпийку и пренебрежительным тоном процедил сквозь зубы: Слышь, я не понял? Ты воще кто? Чё суёшь своё немытое мурло, куда тебя не просят?

— Сейчас же извинись перед девушкой, урод!

Большов схватил Консервную банку за края олимпийки и, притянув к себе, стал трясти, как грушу. Костик попытался вырваться, но физрук был его выше, шире в плечах и, кажется, сильнее. Заломив самоуверенному парню руку за спину, учитель физкультуры дал ему хороший подзатыльник и повторил:

— Извинись перед девушкой, ясно? Я и не таких ещё на место ставил.

— Э, братан, чё за дела? Тебя кто сюда воще звал?

Кажется, я поторопилась, присвоив второму вымогателю (А в том, чем занимаются эти ребята в спортивных костюмах я уже нисколько не сомневалась) прозвище Сова за более осмысленный взгляд в сравнении с его младшим товарищем. Ведь сова — это символ мудрости, а тут налицо — явная деградация вкупе с потрясающей заторможенностью.

— У-у, больно! Толян, ты где? Давай, на помощь!

Толян, наконец, оценил серьёзность ситуации и, засучив на ходу рукава пиджака, подошёл к дерущимся. Теперь он оказался лицом к лицу с Большовым. Но их разделяло тело Консервной банки, которое продолжало ещё брыкаться, однако, благодаря приёмчику учителя физкультуры, по-прежнему оставалось в полусогнутом положении. А голова, не пожелавшая принести продавщице свои извинения, лежала на торговом прилавке.

Толстые щёки Костика побагровели, и это было видно, несмотря на то, что они испачкались сейчас чем-то белым. Я вспомнила, что когда мы зашли в магазин, Тоня муку взвешивала и подумала, что надо бы не забыть ей сказать хорошенько помыть прилавок после ухода этих скандальных ребят.

Заторможенность раздобревшего от сытой жизни Толяна сказывалась буквально во всём. Вместо того, чтоб завязать бой с близкого расстояния он, тупо ухмыляясь, сделал шаг назад и только потом занёс руку для удара. Физрук умело воспользовался этой форой во времени и, схватив Консервную банку за шиворот, придал всё ещё брыкавшемуся телу вертикальное положение.

Тяжёлый удар бандита пришёлся аккурат по голове его младшего товарища, ведь Костик оказался между двумя противниками. Бедный малый неподъёмным мешком опустился на пол. Продавщица взвизгнула от страха, а Гаврилыч испуганно сказал:

— Ребята, а может, вы выясните отношения между собой на улице? Здесь всё-таки как-никак магазин, сюда в любую минуту люди могут зайти. А вдруг кто вызовет полицию?

Однако Гаврилыча никто не услышал. Рассвирепевший от своего неудачного удара, жертвой которого стал его младший товарищ, Толян набычился и, чуть согнув руки в локтях, двинулся на физрука. Но фортуна опять отказалась улыбнуться бандиту. Споткнувшись о распростёртое тело Консервной банки, рэкетир упал на пол. Большов не стал терять времени даром и, заломив Толяну руку за спину, схватил его за загривок, в результате чего голова бандита оказалась чуть ли не под прилавком.

Смотреть, как будут бить человека, пусть даже и подлого вымогателя, мордой об пол, мне вовсе не хотелось. Я подозвала Гаврилыча с Тоней, чтобы оказать первую помощь Консервной банке, всё ещё пребывавшему в беспамятстве. К сожалению, нашатырного спирта в магазинчике не оказалось.

Гаврилыч предложил откупорить бутылку водки, но я подумала, что не стоит так тратиться на бандита, и будет лучше, если мы вынесем Костика на свежий воздух. Точнее — попытаемся, масса-то тела какая!

Гаврилыч взял Костика за ноги, мы с Тоней — за руки, но Консервная банка не сдвинулась с места даже на сантиметр. Мы предприняли ещё несколько попыток, однако, они также оказались безуспешными. Тогда Тоня догадалась сорвать ширму, разделявшую помещение магазина на две части. С большим трудом, перекатывая бесчувственное тело бандита то в одну сторону, то в другую, нам удалось разместить его на старом полосатом полотнище. Мы так этому обрадовались, что даже друг друга поздравили.

23

Итак, с грехом пополам мы смогли разместить Консервную банку на полотнище. А за нашими спинами тем временем продолжалась праведная борьба добра со злом. Бедный Гаврилыч при звуке особенно сильных ударов испуганно вздрагивал и косился в сторону своих витрин и прилавков, опасаясь, как бы их ненароком не разбили. Ну а я о хозяине магазинчика больше плохо не думала. Ему-то тоже, как выяснилось, приходится совсем несладко. Да и продавщица Тоня своим добросердечным характером мне также понравилась.

Ввиду того, что пятиться с лестницы было достаточно трудно, я великодушно предложила Гаврилычу и Тоне, чтобы они вдвоём выносили Костика с той стороны, где находились его ноги. Сама же взялась за два конца полотнища со стороны, где расположилась верхняя часть туловища Консервной банки. По-моему, всё было по справедливости.

— Ну, девоньки, раз-два, взяли! — скомандовал Гаврилыч, и началась транспортировка Костика из магазина, который он со своим дружком обложил абсолютно неправомерной, а также непомерной данью, на волю, по которой эти вымогатели очень будут скучать, когда однажды они всё же окажутся за решёткой.

Поначалу всё шло хорошо. Я даже похвалила Тоню за её смекалку. Ведь это она догадалась ширму сорвать, чем существенно облегчила нашу общую, благородную задачу. Не избалованная комплиментами деревенская девушка засмущалась, покраснела, а потом вдруг ойкнула, да и свалилась с шаткой лестницы. Гаврилыч не сдержался и крепко выразился, поскольку в одиночку ему не удалось удержать часть их с Тоней груза на весу, и полосатое полотнище с Костиком сначала прогнулось, а затем с грохотом упало на старое крылечко.

Спасать Консервную банку оказалось некому. Сами понимаете, я же не Шварценеггер!

Деревянные ступеньки столь непомерной тяжести, как и следовало этого ожидать, не выдержали и, в свою очередь, обрушились. К счастью, я осталась внутри магазина и, глядя на эту нелепую картину сверху вниз, не знала: плакать мне, или смеяться. От удара Костик на миг очнулся, посмотрел вокруг очумелым взглядом, и тут же снова потерял сознание. Теперь хочешь — не хочешь, а придётся продолжить операцию по его спасению.

Я аккуратно спрыгнула на землю, и ещё раз мысленно похвалила себя за свою спортивную экипировку. Она мне очень пригодилась в моём увлекательном шопинге. Костик продолжал лежать в углублении, которое при падении его тело проделало в лестнице. Точнее, там находилось туловище, а вот голова, ноги и руки торчали наружу из этого печального зева, чем я немедленно воспользовалась, чтобы проверить пульс Костика. Всё-таки хоть и бандит, а живой человек, как тут оставишь дурня в беде? Пульс прощупывался. Отлично!

Я повернулась к Гаврилычу. Он хлопотал над своей продавщицей, которая, сидя на скамейке, стонала и обеими руками держалась за щиколотку левой ноги. Я испугалась: как бы перелома не оказалось? Но хозяин магазина сказал, что всё обойдётся, дескать, при переломе ноги Тонька бы так не сидела, а лезла б от боли на стенку. Тут что-то попроще, может, растяжение связок. Ну, дай-то Бог, чтоб всё обошлось.

За всеми этими интересными событиями мы совершенно позабыли о драке, по-прежнему продолжавшейся внутри магазина. Однако здесь я не могу не напомнить, что моя интуиция довольно редко меня подводит. Я стояла на узкой тропинке, которая вела к теперь уже разрушенному крылечку магазинчика. Передо мной на скамейке сидела Тоня. Она смотрела на меня так жалобно, что я не выдержала и сказала:

— Не переживай, Тонь, до свадьбы всё заживёт!

А ведь в действительности я терпеть не могу глупые штампы! А тут как будто кто-то потянул за язык. Мне даже стало немного стыдно. Но продавщица в ответ засмущалась. Покраснела, как если бы я ей сказала какой-то комплимент. Да, интересный народ в Чудиках живёт! Я посмотрела на Гаврилыча.

Он с сосредоточенным видом перевязывал белым накрахмаленным носовым платком опухшую щиколотку безвинно пострадавшей нынче продавщицы. Во даёт деревенский мужик! Мне опять стало стыдно, но только уже по другому поводу и, чтобы принести хоть какую-нибудь пользу, я отошла в сторонку, дабы отогнать от Гаврилыча одну назойливую муху, мешавшую ему закончить работу. И как вовремя!

Внезапно (Мне даже показалось, что со свистом) из помещения магазина вылетел, и затем приземлился на то самое место, где несколько секунд назад стояла я — Толян! От неожиданности мы все дар речи ненадолго потеряли. Зато бандит прямо на удивление быстро в себя пришёл, и бросился со всех ног к припаркованному неподалёку джипу. В дверном проёме магазина показался победитель схватки.

Большов выглядел уставшим, но довольным. Я почувствовала гордость за коллегу, а Тоня тут же перестала стонать и застенчиво опустила глазки. Только ресницы часто и быстро трепетали, подобно крыльям бабочки. Честно признаюсь: в эту минуту обычная деревенская продавщица выглядела очень привлекательно.

Первым опомнился Гаврилыч. Вот она, та самая, воспетая экономистами, предпринимательская жилка! Ведь Гаврилычу точно не нужен был пострадавший в драке бандит. Что ему с ним делать? Вдруг он очнётся и опять примется за старое? Гаврилыч не стал размениваться на эмоции, а закричал вслед улепётывавшему бандиту:

— Куда же ты, Толян? Здесь Костик сознание потерял.

Бандит успел добежать до своего джипа и, тяжело дыша, оглянулся назад. Глядя на него, я подумала, что Толян сейчас, либо боится вернуться за товарищем, либо опять тормозит.

Щекотливая ситуация разрешилась благодаря Большову. Мягко спрыгнув на землю, он принялся вынимать Консервную банку из печального зева рухнувшей лестницы. На помощь к физруку пришёл Гаврилыч. Вдвоём они извлекли Костика.

Большов взвалил постанывавшего парня на спину (По-видимому, Костик начал понемногу приходить в сознание), а хозяин магазинчика придерживал его за ноги. Так вдвоём они его и доволокли до джипа, за рулём которого уже сидел Толян. Костика погрузили на заднее сиденье, и машина тут же тронулась, обдав нас на прощанье клубами густой пыли. Я могла лишь констатировать факт: утром я выглядела значительно лучше.

Отряхивая одежду, с некоторой грустью я подумала: инициатива наказуема. Или, как говорит моя бабушка: “Благими намерениями вымощена дорога в ад”. Но мне почему-то “везёт” на такие ситуации.

24

Джип помчался в сторону выезда из Чудиков. Что было приятно, последнее слово в этой истории осталось всё же за нами. Окна в автомобиле были открыты, и Большов вслед удалявшейся машине успел крикнуть:

— Ещё раз на моём пути попадётесь — живыми не уйдёте! Обещаю!

Толян в ответ просигналил. Большов усмехнулся:

— Молодец, браток. Понял.

Потом положил руку на плечо Гаврилыча и сказал:

— Больше эти ребятки в вашем магазине не появятся. А если вдруг всё же сунутся — сразу зовите. Я не дам своих односельчан в обиду.

— Так вы, Юрий Алексеевич, местный? — я удивилась. Конечно, от сельских жителей Большова не отличишь, но он вроде бы говорил, что живёт в Чудиках только третий год. Или я неправильно его поняла?

— Я, Астра Петровна, родом из Выборга. А земляки должны помогать друг другу, верно?

— Простите за любопытство. Я, конечно, понимаю, что вы преподаёте физкультуру, Юрий Алексеевич. Однако, как вам удалось так легко справиться с двумя бандитами?

— Можно вас на пару слов, Астра Петровна?

Мы отошли чуть в сторонку, и физрук сделал потрясающее признание:

— Мне не хотелось бы своими откровениями шокировать местных жителей. Но вы, Астра Петровна, девушка современная, к тому же жительница мегаполиса, вы меня поймёте.

— В студенческие годы я сам занимался рэкетом. Не очень долго, на последних курсах института. К счастью, вовремя опомнился, что пошёл по скользкой дорожке, и решил уехать из города, подальше от старых друзей и сомнительных связей. Здесь я наслаждаюсь чистым воздухом, общением с простыми людьми и о прошлом всё реже вспоминаю. Теперь бы ещё хотелось обзавестись семьёй для полного счастья.

После этих слов Большов неожиданно сделал многозначительную паузу и взял меня за руку. Вроде бы по-дружески, но я свою руку назад потянула. А про себя подумала:

— Вот только бандита, пусть даже и бывшего, на мою голову не хватало!

А вслух сказала:

— Юрий Алексеевич, бедная Тонечка нуждается в срочной помощи. Кажется, она сломала ногу, когда с крыльца упала. Девушку нужно в медпункт доставить, пока не случилось что-нибудь серьёзное.

— На моём велосипеде? — брови физрука поползли вверх.

— Но я же сюда на нём доехала!

— Вы были здоровы, Астра Петровна, а это — дело совсем другое.

— Жизнь бедной девушки находится в опасности, а вы, Юрий Алексеевич, спорите!

— Нет, что вы, я просто беспокоюсь.

С некоторой неохотой Большов развернулся. А я ободряюще улыбнулась продавщице:

— Юрий Алексеевич предложил вас, Тонечка, в медпункт доставить.

От смущения и радости девушка вспыхнула. Глядя на неё, Большов смягчился и даже попросил у Гаврилыча какую-нибудь подушку для велосипедной рамы.

Недолго думая, хозяин магазинчика сложил всё ту же пресловутую ширму, на которую он с физруком Тоню аккуратно и водрузили. Помахав на прощанье нам рукой, они поехали. В свою очередь, я тоже засобиралась домой. Думать о покупках мне больше не хотелось. Я решила взять только сигареты.

Однако Гаврилыч обратился ко мне с просьбой подежурить несколько часов в магазине, пока он не сбегает в деревню и не найдёт Тоне какую-нибудь замену. Я пыталась отказаться, но хозяин магазинчика так просил, так уговаривал, что мне стало неудобно, и я согласилась. Дура наивная!

Гаврилыч вернулся в магазин лишь к вечеру. С его слов, замену Тоне он с грехом пополам нашёл, но та женщина согласилась выйти на работу только с завтрашнего дня. А я от усталости на ногах уже еле держалась.

После обеда, прослышав о случившейся тут драке, в магазин неожиданно повалил народ: купить продукты, и заодно узнать подробности инцидента. К такому повороту дела я не была готова. Меня ведь просили просто подежурить! Хорошо, хоть ценники на месте оказались. Пришлось торговать, как заправской продавщице. Я сновала по магазину, выполняя работу продавца, кассира, фасовщицы, грузчика, уборщицы. Временами мне приходилось брать на себя ещё и функции Жалобной книги. В общем, получила адреналин с лихвой!

К закрытию магазина меня от усталости, простите, тошнило. На моё счастье, последний покупатель оказался трактористом. Увидев мои блуждающие глаза и нетвёрдую походку, он сам вызвался довезти меня до дома. Я ни секунды не раздумывала с ответом. Чем меня можно было напугать после велосипеда?

Попрощавшись с Гаврилычем, я с огромным наслаждением рухнула на продавленное порванное сиденье. С удовольствием вдохнула крепкий запах мазута (После работы в душном помещении, насквозь пропитанном сладковато-приторным запахом кондитерских и хлебобулочных изделий, муки, ещё чего-то, я была готова радоваться чему угодно), а потом там же, в кабине, заснула.

Но даже во сне я продолжала стоять за прилавком, судорожно бегала по магазину в поисках нужного товара, и без конца пересчитывала деньги, ведь у меня с математикой всю жизнь были проблемы! А ещё в голову непрестанно лезла мысль: почему подобные жизненные казусы происходят только со мной, почему мне вечно не везёт? Ведь, скажем, если бы я появилась в магазине часом раньше или позже, никакого дежурства не было бы и в помине.

— Повезло вам, товарищ учительница, — вдруг откуда-то сверху услышала я незнакомый низкий голос. — Нам обоим нонче повезло!

Я вспомнила этот голос. Он принадлежал трактористу. С трудом разлепила свои ресницы. Обнаружила, что по-прежнему нахожусь в кабине трактора, только почему-то моё сиденье почти съехало на пол. Посмотрела в окно кабины. Трактор остановился посреди улицы, возле него столпилось пять-шесть зевак. Потирая так странно болевшую шею, я поправила сиденье, а потом обратилась к трактористу с вопросом:

— Что случилось?

— Глядя на вас, товарищ учительница, я тоже начал засыпать. И вдруг что-то меня разбудило. Я открыл глаза, и увидел, что мой трактор едет прямо на дерево. Слава Богу, я успел вовремя свернуть.

— А что было бы, если бы вы не свернули? — я всё ещё толком не очнулась ото сна.

— Тогда бы, товарищ учительница, мы с вами сейчас не говорили.

Мой сон, как рукой стряхнуло. А я мысленно обратилась к Богу с благодарностью за спасенье. Сегодня мне крупно повезло! Оказывается, я — счастливица! Кто бы мог подумать? Вау!

25

Всю следующую неделю, будучи не у дел (Ученики школы, кроме начального звена, были задействованы на уборке урожая, куда меня, ввиду моей полнейшей неосведомлённости в вопросах сельского хозяйства, не рискнули направить), я занималась тем, что писала планы уроков, изучала методические пособия, мастерила всевозможный наглядный материал и перечитывала свои старые студенческие конспекты.

А вечерами мы с Матрёной нередко ходили к речке подышать свежим воздухом, да полюбоваться природой.

Вспоминая рассказ Ерофея Алексеевича, я понимала немцев-переселенцев, которые в своё время именно здесь решили основать поселение. Вокруг была такая неописуемая красота, что просто дух от восхищения захватывало! Хотелось долго-долго, запрокинув голову, смотреть в высокое синее небо, провожая взглядом стаи, улетающих в тёплые края журавлей, и ощущая свою неотрывную причастность к удивительной, до боли родной земле.

Хотелось как можно дольше и глубже вдыхать в себя влажный воздух, наполненный ароматом лиственного леса и пропитанной влагой земли. Очень хотелось любить, приносить людям добро, созидать что-то полезное, хотелось просто жить! Без войн, без социальных потрясений и природных катаклизмов. Хотелось простого человеческого счастья.

Иногда меня навещали Большов с Тоней. Как и предсказывал Гаврилыч, у девушки не было перелома, а только растяжение связок. В скором времени она собиралась вновь выйти на работу, а пока поправляла своё здоровье. По-моему, Большову Тоня стала нравиться. Ну, и здорово: как говорится, «Богу — богово, кесарю — кесарево». Я буду рада, если у них всё сладится.

Местные жители начали ко мне понемногу привыкать. При встрече здоровались, справлялись о моём житье-бытье, некоторые угощали нехитрыми деревенскими продуктами. А самое главное, никто надо мной больше не насмешничал. Правда, и я не давала повода. Не надевала свои модные ярко-красные брючки, не ходила на шпильках, весьма умеренно пользовалась косметикой и духами. Помогала старикам писать письма детям, уехавшим в город. Научилась набирать воду из колодца. И всё это — всего лишь за одну неделю!

Конечно, та неделя была нерабочей, но тем не менее — неплохо. Сказал бы мне кто раньше, что я перееду в деревню и буду заниматься всем тем, что я только что перечислила, никогда бы этому не поверила! Однако…

Правда, я так и не научилась преодолевать свой страх перед гусями и телятами. Они, черти, чувствовали, что я их боюсь, и самым бессовестным образом пользовались моей слабостью.

Помню, иду я однажды по улице, никого не трогаю, ни одеждой, ни чем иным нездорового внимания к себе не привлекаю. В общем, иду вся такая серьёзная, деловая, с портфелем в руках. Откровенно говоря, портфель этот мне особенно-то и не был нужен, поскольку я возвращалась с почты, куда ходила, чтобы позвонить маме. Я прихватила его с собой для солидности. А оказалось, совсем-таки не зря.

Итак, шла я по центральной улице деревни, по улице Правды. Вдруг вижу: мне навстречу движется стадо коров. Я с ними однажды уже сталкивалась: радости испытала мало, потому я насторожилась в предчувствии неприятности. Однако взяла себя в руки и постаралась не подавать виду, что я этих парнокопытных просто панически боюсь. Расправила плечи, выпрямила спинку, одним словом, крутая!

Казалось бы, чего тут не понять, верно? Будь на месте коровы человек разумный, он бы сразу скумекал, что к чему, и не стал бы нарываться на неприятности. Но вот корову-то Создатель разумом, увы, обделил!

Мысленно воздавая Господу Богу хвалу за то, что я появилась на белый свет человеком, а не коровой, я мужественно шла вперёд, лелея в душе робкую надежду, что ситуация разрешится сама собой, без конфликта.

Я шла, глядя прямо перед собой, дабы не спровоцировать противника на необдуманное или неадекватное поведение, случайно встретившись с ним взглядом, что, как известно, может порой вызвать чрезвычайно сильное раздражение у некоторых особо неуравновешенных натур. До школы оставалось совсем немного. Я молилась Богу, чтоб беда обошла меня стороной.

Вдруг от стада отделился телёнок. Вот только этого мне не хватало! У коровы, что ни говори, и жизненного опыта, и ума побольше. Она достаточно редко вступает на тропу войны без веского на то повода. Зато телята, как малые дети, вечно суют свой нос (то бишь морду) куда не надо. Вот и этот рыжий глупый телёнок сдуру направился в мою сторону.

Я предусмотрительно остановилась посреди улицы. Телёнок, наклонив свою легкомысленную голову, шёл и явно не собирался уступать мне дорогу. Тогда я решила уступить ему дорогу первой. А почему бы мне не проявить уважение к животному, которое в той же дружественной нам стране Индии с незапамятных времён считается священным?

На предательски подгибавшихся ногах я отошла к обочине дороге. Спрашивается, что ещё надо? Иди — не хочу! Однако упрямый телёнок, по всей видимости, захотел познакомиться со мной поближе. Между нами оставалось всего несколько метров, когда я, плюнув на общественное мнение, со всех ног бросилась в сторону школы. И что вы думаете? Неразумное животное бросилось за мной! До счастья оставалось совсем немного, когда прыткий телёнок догнал меня у забора.

Прижавшись спиной к деревянному частоколу, я закрыла своё лицо портфелем, и во весь голос стала звать на помощь. К счастью, мои отчаянные, громкие вопли услышал школьный сторож и отогнал наглого телёнка. А я пожалела, что не взяла из дому бинокля для того, чтоб иметь возможность вовремя разглядеть опасность.

Ну что ж, поеду в Санкт-Петербург — привезу! Ведь это всего лишь дело времени. В ту минуту я абсолютно не подозревала, что такое время наступит весьма скоро.

А потому что всего за одну неделю я — горожанка до мозга костей, так освоилась в Чудиках, как если бы я родилась и выросла в деревне. Конечно, современное село — это уже не то, что я видела в советских фильмах. И тем не менее жизнь в сельской местности обладает массой своих серьёзных преимуществ.

Как человек, который любит всё планировать, а ещё фантазировать, я уже представляла себе, что я останусь в милых и очень своеобразных Чудиках, как минимум, на год. Но тут случилась непредвиденная ситуация.

26

Неприятный инцидент с агрессивным телёнком произошёл со мной в пятницу после обеда. Я так сильно расстроилась самим фактом нападения на меня пусть домашнего, но не такого уж и маленького по размерам парнокопытного животного, что вечером отказалась от нашей традиционной прогулки с Матрёной на реку и в совершенно растрёпанных чувствах легла в постель. Заснула, аки младенец. Но счастье моё было недолгим.

Проснулась от громкого разговора за стеной. К тому времени я уже знала секрет хорошей слышимости из кабинета директрисы. В той комнате, которую мне выделила администрация школы в качестве жилья, раньше располагалась школьная раздевалка. Тут до сих пор все стены были усеяны крепкими гвоздями (Видимо, обычных железных вешалок на всех не хватало). Кстати, лично мне эти гвозди в хозяйстве пригодились. Я на них вешала свои полотенца, верхнюю одежду, прикрепляла плакаты с забавными рисунками, которые сама же и рисовала, чтоб поднять себе настроение. А ещё на одной из стен висела поломанная школьная доска.

Честно говоря, я долго не могла понять, зачем в раздевалке повесили доску, пусть даже и поломанную. А однажды, беседуя с Еленой Ивановной в её рабочем кабинете, я вдруг случайно обратила внимание, что на стене, которая разделяет мою комнату и её кабинет, висит картина в деревянной раме. Заметив мой взгляд, Дуркова похвасталась, что эту картину, написанную в авангардном стиле (Ничего страшнее из живописи я в своей жизни не видела), ей подарили выпускники прошлогоднего выпуска на День Учителя.

Такое внимание учащихся к директрисе (А что она из себя представляла — вы, наверное, уже поняли) меня насторожило. Ну, не бывает так в реальной жизни, чтоб на тупость, хамство и самодурство нормальные люди отвечали бы добром! Чуть позже мои подозренияподтвердились.

Всё верно. Картина, висевшая в кабинете директора, прикрывала отверстие, сделанное в комнате, которая на тот момент ещё являлась раздевалкой. Со стороны гардеробной неприличную дырку закрыли поломанной доской. Теперь ушлые школьники были в курсе всех новостей и планов администрации школы. Остаётся только догадываться, сколько полезной и даже важной для себя информации они здесь успели почерпнуть.

Я попросила у Матрёны ветошь, и попыталась это слуховое окно заткнуть (Секреты директрисы лично мне были до лампочки, я с удовольствием предпочла бы им хороший крепкий сон). Увы, эффект оказался слабым, и я была вынуждена махнуть рукой на неприятное соседство. Пусть Дуркова сколько угодно орёт, матерится в своём кабинете, как по телефону, так и при личном общении с подчинёнными. В любом случае, она наносит вред прежде всего самой себе, своему здоровью, нервной системе.

Человек, не получивший должного воспитания, мог бы сказать на моём месте: Быстрее сдохнет! Но я, интеллигентная барышня из Санкт-Петербурга, лучше воздержусь от грубости. В конце-то концов, у каждого человека своя дорога.

А за стеной в телефонную трубку вопила Дуркова:

— Фрося, ты что, смерти моей желаешь?! Я тут уже битых два часа торчу во дворе школы, выглядываю «КамАЗ», а ты, оказывается, со своего Узбекистана, пропади он пропадом, даже и не выезжала? Мы о чём неделю назад с тобой, сестрёнка, договаривались? Что значит: «Не можешь приехать»?

— М-да, — подумала я, — Дуркова и с родной сестрой разговаривает не лучше, чем с остальными людьми. Это, извините меня, называется уже клиника!

А Елена Ивановна продолжала разоряться по телефону:

— Ведь все предыдущие годы ты приезжала. Ты мне телеграмму по почте выслала? А я ничего не получала, мать твою! Что значит «Не ругайся»? Я что, тебя должна по головке погладить за то, что ты, родная сестра, меня под монастырь подвела? Ты не понимаешь, что я теперь опозорюсь не только на весь наш район, но и на всю Ленинградскую область?

— Ах ты, неблагодарная, я ли тебе не помогала детей твоих растить, денежки переводом чуть ли не каждый месяц высылала, когда ты их от своего полуграмотного Саида рожала одного за другим? А теперь по твоей милости, добрая ты моя сестричка, я лишусь ежегодной премии и бесплатной путёвки на курорты Чехии, а-а-а! — Дуркова навзрыд зарыдала. — На весь свет опозорила, змея подколодная!

Я лежала и думала, что если бы я не была у своей матушки единственным ребёнком, а имела сестрёнку или братишку, я бы никогда себе не позволила говорить с близкими людьми в таком оскорбительном тоне.

Неужели на свете есть хотя бы один человек, кто испытывает к Дурковой тёплые чувства, любит и уважает это чудовище в юбке? Не могу поверить.

— Я убью тебя, Фроська! — захлёбываясь собственным криком, вопила в трубку Елена Ивановна. Потом на мгновение осеклась.

— Что?! Ты с ума, сестрёнка, сошла? Куда тебе опять рожать в твои пятьдесят пять? Ах, Всевышний тебя накажет, если ты сейчас от ребёнка избавишься? А, по-моему, из-за вашего жаркого солнца ты совсем своим скудным умишком пользоваться разучилась! И прекрати немедленно реветь! Хочешь меня разжалобить? Фигушки тебе, ясно? Ах ты, гадюка подлая, почему неделю назад мне ничего не сказала? Я бы, может, что-нибудь придумала, а теперь уже поздно. Ах, ты сама тогда не знала? Не сестра ты мне больше, не сестра.

— Ну, это со стороны Елены Ивановны уже перебор! — осуждающе покачала я головой.

— Можешь ко мне в гости больше не приезжать. Никто ни тебя, ни твоих детей-дармоедов тут уже не ждёт. Оставайся, дура, в своём кишлаке, коли тебе так нравятся тамошние дикие обычаи и дурацкие порядки. Тьфу на тебя и твоего Саида! — с этими словами разъярённая Елена Ивановна бросила трубку.

Спустя несколько мгновений из кабинета директора потянуло запахом табака. В свою очередь, не вставая с постели, я также затянулась сигаретой: всё равно сон уже пропал. В ночной тиши я услышала, как Дуркова снова ожесточённо крутит телефонный диск.

Ничего удивительного: мобильная связь, как я успела узнать, в Чудиках не ахти. Зато мне не очень обидно, что я приехала в деревню без своего телефона. А вот за что мне в данную минуту было обидно, так это за мой прерванный сон. Блин, Дуркова даст мне сегодня поспать? Я всё не могла понять причину её переживаний.

— Алло, Андреевна? Это я, — Елена Ивановна теперь говорила уже более спокойным тоном: никотин сделал своё доброе дело. — Чё, ты уже дрыхнешь? А у меня для тебя, голубушка, неприятные новости!

Я догадалась по фамильярному обращению, что директриса сейчас общается со своим заместителем по учебной части — Ольгой Андреевной, такой же, как она неуравновешенной особой.

— Всё, Андреевна, мы приплыли! Нет, точнее, идём ко дну, — мрачно пошутила Дуркова. — Ты там сидишь, или как? Лучше пересядь вместе с телефоном на кровать: будет, куда падать. А я не шучу. Какие тут могут быть шутки, если «КамАЗ» с картошкой, который я нонче вечером во дворе школы ждала, из Узбекистана даже не выехал?

— Странно, причём тут Узбекистан? — лениво подумала я. — Картошку-то выращивают на школьном участке!

— Да, представь себе, подруга, теперь он к нам не приедет! Ну, чё-чё? Фроська, сестра моя, на старости лет опять собралась рожать, вот её муж в дорогу и не пустил. Ну да, даже вместе со взрослыми сыновьями. Ведь сколько лет сюда ездили, всё ж чин чинарём было, — с отчаянной тоской в голосе сказала Елена Ивановна. Потом продолжила:

— Да я сама, Оль, не знаю ещё, чё делать. До сих пор не могу поверить, что наша выставка, наши премии, грамоты, путёвки взяли, да и накрылись медным тазиком. Ведь сколько лет мы с тобой всех вокруг дурили, рассказывая сказки, будто нам удалось вывести особый сорт картошки! У всех в деревне картошка с огородов уже через месяц-другой гнить начинает, а нашей хоть бы хны!

— Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее, — захотелось мне сказать, услышав признание директрисы. И Елена Ивановна меня не разочаровала. Её вдруг потянуло на воспоминания.

— Помнишь, Андреевна, как раньше, едва разгрузив узбекский «КамАЗ» с их тамошней картошкой, мы с фроськиными детьми опять его до самого верха загружали нашей картошкой с пришкольного участка? Мешки с узбекской картошкой переносили в сарай, а нашу везли в соседний район и втихаря по дешёвке продавали. Зато Чудикинская средняя школа и её директор везде пользовались уважением и почётом за новаторские идеи. А теперь за такие дела можно ведь и за решётку угодить, если кто, не дай-то Бог, прознает. Ну, чё ты ревёшь, Андреевна? Мне и так тошно. Спи давай, завтра утром поговорим, — Дуркова повесила трубку.

Выкурив ещё одну сигарету, я завалилась спать. Потому что, если честно, из воспоминаний Дурковой я мало что поняла. До начала рабочей недели у меня оставалось в запасе ещё два дня и за это время мне нужно было многое успеть. Необходимо было собрать портфель, погладить костюм, выщипать брови и приготовить маску для лица из простокваши.

Мне пообещала принести простоквашу вечерком Матрёна, а рецепт маски я вычитала в каком-то старом журнале, который от нечего делать я захватила с собой, когда ходила в местную библиотеку. А в воскресенье я смогу сходить в баньку, попариться от души берёзовым веничком и попить холодного кваску, который за весьма умеренную плату предлагает всем желающим банщица Пелагея.

Первое, что я услышала утром, открыв глаза, это был голос дорогой Елены Ивановны. Будильник, которым перед отъездом меня снабдила моя заботливая бабушка, показывал всего лишь девять, однако директор Чудикинской средней школы была полна оптимизма и энергии.

— Слышь ты, Андреевна? — кричала в трубку Дуркова (Кричала она всегда. Кажется, говорить нормальным спокойным голосом Елена Ивановна просто не умела). — Чё, всё ещё дрыхнешь? Ну да, чего бы тебе не спать, когда я всю головную боль за нас обеих взяла на себя.

Судя по наступившей паузе, в разговор вступила завуч Ольга Андреевна. Но скоро эстафетная палочка вновь оказалась у Елены Ивановны.

— Да я не обижаюсь, дурёха, а напоминаю, кому ты обязана своей сытой жизнью. Ну, всё-всё, довольно извиняться, лучше послушай, как я решила наш вчерашний головоломный вопрос.

Дуркова шумно затянулась сигаретой. Мне не оставалось ничего другого, как последовать её примеру, всё равно вставать с постели ещё не хотелось.

— Я нонче утром, Андреевна, позвонила одной своей старой знакомой в Краснодарский край. Хорошая баба! Я у неё в своё время пересидела, когда меня за растрату собирались в тюрьму посадить.

— Опаньки! — я чуть не поперхнулась дымом сигареты. — Это что же получается: директор школы ворует?!

Но у Дурковой, видимо, сегодня было хорошее настроение, и она вновь пустилась в воспоминания.

— Помнишь то дрянное дело? Ну и сволочь же ты, Ольга! Про полученные денежные премии, да бесплатные путёвки на курорты, которые нам достаются, благодаря работе моих мозговых извилин, ты во время отпуска всякий раз забываешь: до тебя летом ни дозвониться, ни докричаться. Да-да, голубушка, не отнекивайся, уж я знаю, что говорю! А, стоило мне один раз оступиться, как ты это пустячное дело тут же поспешила занести в чёрную копилку своей памяти. Можно подумать, директора других школ не воруют! Просто мне не повезло, попалась. Но зато, когда эта история забылась, и я опять в Чудики вернулась, — голос Елены Ивановны зазвенел от переполнявшей её гордости, — меня не только районное, но даже областное начальство прямо-таки умоляло взять на себя руководство школой, поскольку никто с этой задачей больше не справлялся!

— Ну, так вот, Андреевна, забудем про старые обиды и возрадуемся вместе моему, ни с чем не сравнимому гению! Ольга, я договорилась со своей краснодарской знакомой, что на следующей неделе, — Дуркова вдруг понизила голос до шёпота (Правда, шёпот в её исполнении звучал, как голос человека, который, выступая со сцены, пытается донести свою мысль до тех, кто сидит на галёрке), — моя приятельница пригонит мне «КамАЗ» тамошней картошки. Конечно, стоить она будет на порядок дороже узбекской, но что поделаешь! Главное, всеобщее уважение, премии и путёвки останутся с нами. Чё ты там трындишь? Ну, будет картошка немного отличаться от прежней, сорта-то разные. Да, не боись, где наша не пропадала, выкрутимся! Всё будет путём, это я тебе говорю — Дуркова!

Разговор двух старых акул закончился, а вечером пришла Матрёна и предложила пойти в сельский клуб на собрание по случаю окончания сбора урожая. Правда, урожай пока полностью не собран, но у чудикинцев всё не как у других. Ещё с советских времён они привыкли отмечать сбор урожая в третью субботу сентября.

27

Оставив матрёнину простоквашу на подоконнике до более лучших времён, я отправилась вместе со своей здешней приятельницей на мероприятие, которого честные труженики полей ждут с нетерпением в течение целого года, поскольку их трудная жизнь протекает от урожая до урожая, чем они традиционно отличаются от горожан, живущих, как известно, от получки до получки.

Хотя, если уж быть совсем откровенной, после получки беспечные горожане живут в полном смысле этого слова только первую неделю. Потом всеми мыслимыми и немыслимыми способами они пытаются выжить до следующей зарплаты. В этом одно из принципиальных отличий горожан от сельских жителей.

Где лучше жить — не мне судить. Хотя русский поэт Некрасов в некотором смысле ответил на этот вопрос в своей известной поэме «Кому на Руси жить хорошо?».

Народу в сельском клубе, украшенном связками пшеничных стеблей, сушёных грибов, гирляндами яблок, чеснока, огурцов, собралось видимо-невидимо, просто яблочку негде было упасть! К счастью, соседка Матрёны — банщица Пелагея заняла для нас места, и мы сели в то время, как немало людей, в основном молодые парни и девчата, подпирали спинами оклеенные дешёвыми обоями стены.

Среди них я увидела Большова с Тоней. Они стояли, взявшись под ручку. Щиколотка у девушки всё ещё была перевязана, но это не мешало ей чувствовать себя хорошо. Скажу более, физрук и продавщица выглядели счастливыми. Мы поприветствовали друг друга взмахом руки.

«Молодёжи вечно не везёт», — шепнула я на ухо своей соседке, на что Матрёна, не задумываясь, ответила: «Вот состарятся, и им будут уступать место». Я от этой искренности чуть не подавилась и сидеть мне сразу как-то расхотелось, но тут на сцену вышел председатель сельсовета Иван Степанович и теперь препираться с Матрёной мне было уже просто неудобно.

Председатель сельсовета мне не понравился. Одетый в коричневый, мешковато сидевший на нём костюм, в белую рубашку с накрахмаленным до хруста воротником и светлую шляпу (!), он держался неестественно: то суетился, то смущался и говорил хрипло, нечленораздельно, как будто рыба, выброшенная на берег.

Да и лицом он тоже, мягко говоря, не вышел. У него были круглые выпученные глаза и физиономия красная, как помидор. Я решила, что председатель перед собранием выпил, но не закусил, оттого теперь и имеет такой весьма странный вид.

Этими логически-выверенными заключениями я тут же поделилась с Матрёной. А она сказала, что Иван Степанович председателем сельсовета стал недавно. Раньше он являлся бригадиром полеводческой бригады, привык работать в поле и теперь, знамо дело, растерялся, оказавшись на сцене перед большим скоплением людей, ведь в зале к тому же находилось районное начальство.

А его красное лицо не должно меня слишком смущать, поскольку с непривычки недавний работяга чересчур сильно затянул галстук.

— После такого не только рожа покраснеет и глаза на лоб полезут, тут и копыта можно запросто откинуть! — немного разгорячившись, заявила Матрёна, будучи честной патриоткой родного края, а потом с гордостью добавила: Наш Степаныч — мужик крепкий, вишь, как хорошо держится? А собрание закончится — и напьётся он водочки, зато завтра шея не будет болеть, а там и забудется нонешний неприятный день!

Да, логично… Всё-таки я пока не могу утверждать, что знаю чудикинцев. У них очень своеобразная логика.

Тожественное собрание шло своим чередом. На сцену, смущённо — улыбаясь, выходили передовые доярки, трактористы, комбайнёры, ну прямо, как в добрые советские годы. Я уже почти засыпала на своём стуле, как неожиданно услышала знакомую фамилию. Это ведущий вечера пригласил на сцену Дуркову. Я, удивлённо продирая глаза, тут же выпрямила спину.

Тяжёлый топот ног Елены Ивановны перекрыл даже шум в зале. Поднимаясь на сцену, она чуть было не скатилась вниз, но её успели под руки подхватить стоявшие на краю подмостков музыканты.

Эти парни, одетые в расклешённые брюки, приталенные пиджаки с отложными воротниками и цветные аляповатые рубашки, как будто сошли с экрана советских телевизоров, чем поначалу вызвали у меня чувство умиления, однако, их обходительность по отношению к Дурковой заставила меня пересмотреть свои взгляды. Я нахмурилась, а добрая Матрёна лишь развела руками.

Вспотевший и до неприличия красный Иван Степанович пробормотал себе под нос какие-то поздравления и пожелания. Елена Ивановна даже бровью не повела. Правда, притворно улыбаясь, заметила, что в этом году на своём пришкольном участке собрать урожай они ещё не успели, но она уверена, что не подведёт родной совхоз и оправдает доверие односельчан и лично дорогого Ивана Степановича.

Мы с Матрёной переглянулись и сжали кулаки от столь беспардонной лжи. Вот гадина! И ведь сквозь землю от стыда не провалится, стоит и как ни в чём не бывало улыбается!

Дуркова уже собралась было спуститься в зал, как вдруг на сцену, взявшись за руки, поднялись парень с девушкой. Елена Ивановна в недоумении остановилась, даже нахмурилась: дескать, а вас-то кто сюда звал? Но потом, присмотревшись повнимательнее, заулыбалась. Знакомые все лица!

— Ба, кого я тута вижу! Иван Степанович, надеюсь, вы узнаёте гордость всей нашей школы, выпускников прошлогоднего выпуска — Машу Криворукову и Витю Осадченко? Как же я вас, ребятки, рада видеть! Скажу честно: такие блестящие ученики, которых отличают не только хорошие знания, но и примерное поведение, спасибо вашим родителям, — Дуркова чуть наклонила голову в сторону зала, — встречаются не так часто.

Бедный Иван Степанович, больше всего на свете мечтавший сейчас о завершении торжественного собрания, натужно заулыбался и прохрипел что-то нечленораздельное. Мне стало его жаль, а Матрёна вдруг оживилась:

— Ой, слушай, чё я вспомнила-то, Астя! — громко зашептала она мне в ухо, а её выбившиеся из-под косынки волосы защекотали мне лицо, из-за чего я была вынуждена немного отодвинуться от своей приятельницы, но чем-то возбуждённая Матрёна этого не заметила, и опять ко мне придвинулась.

Мне не оставалось ничего другого, как надеяться, что новость будет короткой.

— Мне давеча рассказывала Пелагея, а она после того, как наш бригадир Иван вдруг заделался председателем сельсовета, нанялась в их дом помощницей, на зарплату банщицы прожить трудно, — пояснила словоохотливая Матрёна:

— Так вот, прибежала Пелагея вчера перед работой к Ивану в дом картошку перебрать, да лук репчатый во дворе разложить, чтоб на солнышке-то подсох перед тем, как его по чулкам начнут раскладывать для зимнего хранения.

Из моего опыта общения с жителями Чудиков у меня сложилось впечатление, что в деревне никто коротко говорить не умеет: пока чудикинцы в разговоре до сути дела дойдут, можно запросто заснуть.

— И чё ты думаешь, Астя? — не дожидаясь моего ответа, Матрёна продолжила рассказывать: Ну, так вот, прибегает Пелагея в дом к Ивану, а там его жена Настасья задаёт баню муженьку. Ей-то никакого дела нету, что Степаныч теперь — председатель сельсовета, для Настасьи муж — вечный подкаблучник, и всё! Уж такие, Астя, наши порядки. В Чудиках вся жизнь на бабьих плечах держится!

Моя собеседница демонстративно повела плечами, хотя я и сама знала, что плечи у Матрёны — широкие.

— Прибегает, значит, Пелагея, а там шум-гам. Степаныч по двору бегает, только успевает уворачиваться от кастрюль, вёдер, сковородок, которыми в него, стоя на крыльце, злая жена пуляет, — Матрёна так подробно рассказывала, как будто всю эту сцену видела собственными глазами.

— Не повезло грешному, — запечалившись о чём-то своём, вздохнула приятельница. — Попала одна кастрюля ему прямо в лоб, так он тут же мешком и опустился на землю. А Настасья тут как тут, ястребом бросилась на мужа, и хрясть ему по голове новеньким ботинком!

Услышав такие подробности об истязании председателя сельсовета, я поёжилась, но, к счастью, Матрёна уже заканчивала свой рассказ.

— Иван голову руками прикрыл, и давай у жены прощения вымаливать. Оказалось, будучи в райцентре, он купил себе в тамошнем магазинчике ботинки. Никогда в жизни ни одной вещи сам себе не покупал, а тут новая должность, видно, вскружила бедному мужику голову, он взял, да и денежки из кармана выложил. А приехал домой: оказалось, что ботинки ему по размеру не подходят. И чё делать? Завтра — собрание, костюм выходной у председателя есть, а подходящих ботинок — нету! Ну, Настасья, будучи на мужа злая за глупую растрату денег, заявила ему, что на собрание он пойдёт в новых ботинках, пусть жмут и натирают ему ноги, зато, может, поумнеет от боли, да и обувь заодно разносит.

Я ужаснулась крутому нраву жены председателя сельсовета, а Матрёна, ущипнув меня за локоть, показала пальцем в сторону сцены:

— Я думаю, Настасья специально галстух так туго-то мужу завязала. Когда нечем дышать и ступни от боли горят, правильные-то мысли в голову быстрее приходят. Степаныч и раньше по струнке ходил, а уж теперь подавно будет вечно на жену оглядываться. А вот нам, как с таким начальством дела теперича решать?

Матрёна снова загрустила, а я лишь сейчас догадалась, почему Иван Степанович, находясь на сцене, не снимает шляпу: у него после вчерашнего побоища на лбу, наверное, даже и не синяк, а большая шишка!

Я посмотрела на сцену. Парень с девушкой смущённо переминались с ноги на ногу и подталкивали друг друга локтями. По-видимому, они никак не могли между собой решить, кому первым начать говорить. Видя их нерешительность, Елена Ивановна, обращаясь к залу, похвасталась:

— Эти славные ребятки в прошлом году подарили мне на День учителя замечательную картину. Она и по сей день висит в моём кабинете. Видите, как меня мои питомцы уважают? И что особенно приятно — не забывают! Вот и сегодня, как я уже догадываюсь, пришли поздравить меня с отличными результатами нашей работы на пришкольном участке.

— Вообще-то, Елена Ивановна, мы пришли сюда по другому поводу, — запинаясь и краснея, произнёс Витя Осадченко.

— По другому? — удивилась Дуркова. — Да вроде бы ничего особенного в нашей школе за последнее время не происходило, с чем меня можно было бы поздравить, окромя, конечно, хорошего урожая.

— Ну, почему сразу «поздравить»? — поморщился парень

28

После слов Вити Осадченко: “Ну, почему сразу поздравить”, зал сельского клуба замер. Чудикинцы поняли, что всё самое интересное впереди. Подруга Вити, Маша Криворукова, не выдержала и парня перебила:

— Елена Ивановна, мы долго молчали, — заметно волнуясь, начала свою речь Маша. — Но уж лучше поздно, чем никогда, верно?

Дуркова, будучи в полном недоумении, ничего не ответила. Бедный Иван Степанович не удержался и сел на первый попавшийся стул. На его, по-прежнему неестественно-красном лице, появилось теперь выражение блаженства. Зал, заинтригованный неожиданным выступлением, притих.

Мы с Матрёной, которой по дороге в клуб я рассказала, что мне случайно довелось узнать со вчерашнего дня, и о чём, как оказалось, моя приятельница также знала, переглянулись. Моя интуиция мне подсказывала, что у этой нехорошей истории ожидается скорая драматическая развязка. Интуиция меня не обманула.

— Елена Ивановна, — продолжила говорить Маша, — мы с Витей закончили школу ещё год назад, но всё это время мы жили с ощущением своей личной вины, своей причастности, к тому, что творится в нашей родной школе. Больше мы не намерены молчать!

Заподозрив что-то неладное, Дуркова грозно нахмурила брови и сложила свои мясистые руки на груди, давая всем видом понять, что с ней шутки плохи и лучше по-хорошему прекратить невесть что болтать, пока директор Чудикинской средней школы не разозлилась и не рванула в драку, а то ведь на своём пути она может всё запросто смести.

Однако молодые люди не дрогнули:

— Мне, конечно, очень стыдно в этом признаваться, но ту картину, о которой вы, Елена Ивановна, сегодня уже упоминали, мы подарили вам намеренно. Она просто прикрывает отверстие в стене, которое разделяет ваш кабинет и школьную раздевалку, — простодушно пояснила милая девушка. — Благодаря этому слуховому окну, мы с ребятами достоверно узнали о том, о чём и прежде, в общем-то, догадывались.

— Елена Ивановна, вы — обманщица! Уже немало лет вы вводите в заблуждение и своих односельчан, и своё районное и областное начальство, ложными показателями по выращиванию якобы особого сорта картошки на пришкольном участке, за что ежегодно получаете денежные премии, подарки и всегда находитесь на самом хорошем счету в нашем районе.

В зале послышался взволнованный гул голосов. Картошка в Чудиках являлась самой обсуждаемой темой.

— А ведь все знают, что земля у нас для земледелия не слишком пригодная. Да, места вокруг очень красивые, но с тем, что испокон веков кормит крестьянина, у нас — проблемы. Это касается не только зерновых культур, но и овощей. И получается, у всех в селе картошка на огороде плохо растёт, а на пришкольном участке такую собирают, что за ней на поклон к Елене Ивановне Дурковой ещё загодя выстраивается длинная очередь.

— Все привыкли воспринимать эти успехи, как исключительно дело золотых рук дорогой Елены Ивановны, но это — неправда! Картошка, которую вместе с Ольгой Андреевной вы ежегодно возите, Елена Ивановна, на выставки — отнюдь не местная, а узбекская, и вы прекрасно об этом знаете! Каждую осень вам эту картошку привозит со своего второго урожая ваша родная сестра тётя Фрося, уже давно проживающая в Узбекистане. А вот картошку с пришкольного участка вы тайно отвозите в соседний район и там по низкой стоимости распродаёте. Я надеюсь, что сейчас, когда я всё это озвучила в присутствии всех наших односельчан вы, Елена Ивановна, испытаете заслуженное чувство стыда и, наконец, перестанете выдавать чужой труд за свой!

Взволнованно дыша, Маша замолчала. В зале установилась просто звенящая тишина. Иван Степанович встал со стула. Мы с Матрёной дружно вытянули шеи. А враз побагровевшая Дуркова рявкнула:

— Всё это — враки! Где, я спрашиваю, доказательства, если всё, о чём ты сейчас тута, Маша, болтала, на самом деле — правда? Молчишь? Ну-ну, молчи! А я-то знаю, почему ты сегодня решила вместе с Витей выступить. Потому что вы все мне завидуете чёрной завистью. Ведь и вы, и ваши родители наверняка тоже хотели бы получать премии, пользоваться повсюду почётом, уважением? А для этого, голубушка, нужно в поте лица: вот, как это делаю я, пахать, а не языком трепать, понятно?

Дуркова метала громы и молнии. Глядя на неё, я подумала, что школьники не зря ей дали прозвище «Бомба». Очень вспыльчивая, несдержанная по характеру и к тому же толстая, она в эти минуты, кажется, способна была прямо разорваться от злости. Увидев своего бывшего директора в таком неадекватном состоянии, Маша с Витей испуганно попятились. Почувствовав их страх, Дуркова стала на них наступать.

Тогда я решительно вскочила со своего места и бросилась на сцену. Люди, стоявшие в проходе, немедленно расступились, музыканты поспешили подать мне руку. Все догадывались, что я хочу сказать о чём-то важном.

А я поднялась на сцену и, глядя на зарвавшуюся директрису сверху вниз, благо мой рост мне это легко позволял, спокойным твёрдым тоном сказала, что всё, о чём сейчас сообщили ребята — абсолютная правда, и это можно запросто доказать, продемонстрировав всем желающим то самое отверстие в стене, сделанное в бывшей раздевалке, которая на данный момент является местом моего проживания, а ещё — выкопав картошку на пришкольном участке, которая и по вкусу, и по своему внешнему виду, как я полагаю, вряд ли чем будет отличаться от той картошки, что растёт на других чудикинских огородах.

Услышав мою эмоциональную искреннюю речь, небольшой зал сельского клуба взорвался аплодисментами. Дуркову, всё ещё в ступоре стоявшую на сцене, стали забрасывать первыми, попавшимися под руку овощами, благо ими сегодня были щедро украшены все стены. Теперь пришёл черёд отступать Елене Ивановне. Под улюлюканье, свист, смех директриса покатилась со сцены, чудом не упала и стремглав выбежала из зала.

* * *

А через день я покинула Чудики. Было немного грустно, ведь за те десять дней, что мне довелось здесь пожить, я успела привыкнуть к этим краям, к людям — добрым, честным, простодушным труженикам, которые умеют находить для себя радость даже в самых обыденных вещах.

Однако моя добрая подруга Матрёна уговорила меня вернуться в Петербург. По слухам, Елена Ивановна Дуркова уже успела подать заявление об уходе и навострила лыжи в далёкий Краснодарский край, где у неё были какие-то друзья. Зато её напарница, завуч Ольга Андреевна, в Чудиках осталась, и даже из школы не стала увольняться.

По мнению Матрёны, после всего случившегося нам с Ольгой Андреевной будет сложно ужиться под одной крышей. Эта старая акула может меня, начинающую учительницу, запросто подставить. К тому же, и у Елены Ивановны, и у Ольги Андреевны в Чудиках проживало немало родственников, которые могут мне мстить за своих благодетельниц, ведь администрация школы в сельской местности обладает немалой властью. А теперь из-за меня всё их прежнее благополучие в одночасье пошло прахом.

И вот, по иронии судьбы, в понедельник, или в тот самый день, когда я, наконец, должна была приступить к своим непосредственным обязанностям в школе, я опять погрузилась в мини-танк Ерофея Алексеевича, который доставил меня на станцию Малые Вишеры. Попрощавшись со словоохотливым стариком, я села на электричку и через каких-нибудь неполных три часа прибыла на Московский вокзал Санкт-Петербурга.

Увидев бюст Петра I, установленный в здании вокзала, я чуть не расплакалась от счастья. И теперь не имеет никакого значения, что я должна была (если верить моим словам) выйти замуж и уехать в деревню. Езжайте, мои институтские подруги, сами, куда хотите! А с меня довольно путешествий. И, вообще, я дома!

29

Поднимаясь на лифте на свой 12-ый этаж, я пела песню Аллы Пугачёвой, которую, со слов моей бабушки, в советское время очень любили в нашем красивом, культурном и своеобразном городе:

Я вернулась в мой город, знакомый до слёз,

До прожилок, до детских припухших желёз.

Я вернулась сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских ночных фонарей.

Правда, с тех пор Ленинград стал именоваться Санкт-Петербургом. Лично я против его старого названия тоже ничего не имею, но в названии Санкт-Петербург, откровенно говоря, меня привлекает не столько сам факт восстановления исторической справедливости, сколько тот, немаловажный в моих глазах момент, что мы — жители города на Неве, называемся петербуржцами и петербурженками. А петербурженка — это вам не москвичка. Само слово звучит, как музыка! Петербурженка — это круто!

Преисполненная патриотических чувств, я открыла дверь квартиры своим ключом. К немалому удивлению, застала дома маму. В рабочее время, с бледным, утомлённым бессонницей, лицом. Увидев меня, моя обычно сдержанная, даже меланхоличная мамочка вдруг расплакалась.

Оказалось, два дня назад наша бабушка с сердечным приступом неожиданно попала в больницу. Выходные дни мама провела у её постели и сегодня, отпросившись с работы, вновь собиралась навестить старушку. Даже не распаковав свои вещи, вместе с мамой я бросилась в больницу. К счастью, бабушка находилась в сознании. Я успела с ней проститься. А наутро бабушки не стало. На всём белом свете мы с мамой остались теперь одни.

От этого потрясения я сумела оправиться только через пару месяцев, а после Нового года моя крёстная, тетя Варя, предложила мне место младшего научного сотрудника в музее, где работала бухгалтером какая-то её знакомая. Откровенно говоря, в тот момент мне было абсолютно всё равно, где просиживать штаны, и я без всяких раздумий согласилась.

А что? Сотрудники музея — тоже люди, а чем занимается этот музей, по большому счёту, мне по барабану. Чем я дурнее других? Что, перекладывать бумажки с места на место, да зачитывать доклады неинтересные на всевозможных конференциях я не сумею? Да, я ещё, может, во ВГИК или в Щепкинское поступлю, и второе высшее образование получу! Стану артисткой, либо театральным критиком, и буду ездить по миру с пресс-конференциями или лекциями. А музей — это просто перевалочная база, где я могу отсидеться, чтоб решить для себя, что делать дальше.

Ах, если б мне раньше кто сказал, что на этой самой перевалочной базе я задержусь на долгих надцать лет, такого фантазёра я, не задумываясь, послала бы «на небо за звёздочкой». И вот так, между прочим, всегда: «Человек предполагает, а Бог располагает». Спрашивается, где справедливость?

После смерти бабушки я переехала в её квартиру. Теперь мы с мамой живём в разных концах Петербурга. Видимся достаточно редко, поэтому больше не ссоримся и даже скучаем друг по дружке. Каждую неделю я звоню своей мамочке, чтобы справиться о её самочувствии и настроении, ведь она уже вышла на пенсию.

Я подарила ей собачку — симпатичную покладистую болонку, с ней маме совсем не скучно. По праздникам я обязательно навещаю матушку, а на день рождения, соблюдая многолетнюю традицию, дарю её любимые цветы — астры. Раньше я эти цветы ненавидела, но с возрастом, как я поняла, люди становятся мудрее, а вместе с тем терпимее к слабостям своих близких. Я выросла.

Квартира покойной бабушки состоит из двух комнат и находится на первом этаже старого девятиэтажного дома. Я живу здесь уже не первый год. Живу одна. Личная жизнь как-то не сложилась.

Конечно, в своё время я здорово сглупила, когда не приняла предложение руки и сердца от одногруппника (Мы с ним вместе учились на филфаке в институте) и, между прочим, хорошего, серьёзного парня по имени Вася (Родное для меня имя: в детстве у меня был кот Васька и, кто знает, может, с годами я бы старшего Васю тоже полюбила, как когда-то не чаяла души в младшеньком Ваське?). В итоге Вася Ко́зел женился на другой.

Хотя, если не кривить душой, это Лиля Колмогорова женила Васю на себе, оставив меня с носом. Впрочем, виновата сама: не нужно было этот самый нос задирать. Мне, видишь ли, не слишком благозвучная фамилия моего поклонника не нравилась. А надо было на такую мелочь взять, да и наплевать с высокой колокольни! Зато сейчас была бы у меня семья.

А можно было бы закрутить роман с моим бывшим одноклассником Серёжкой Васильевым. Он так на меня смотрел, когда мы с ним спустя десять с лишним лет случайно увиделись, что мне сразу всё и без слов стало ясно: по уши влюбился! Кроме того, в отличие от маленького худосочного Васи (Сейчас-то он, конечно, изменился, возмужал: я Васю иногда по телевизору вижу. Но тогда кто мог это предполагать?), Серёжку не стыдно было показать своим друзьям и знакомым.

Высокий статный парень, бывший десантник. Правда, по специальности Серёжка — газоэлектросварщик, но это можно было бы пережить, если б мне было о чём с ним говорить. А то уже спустя каких-нибудь полчаса после нашей встречи я зевала и глазела по сторонам, подыскивая тему для общения. Ну, разве ж это дело?

Однако что-то больно куцый список ухажёров у меня получается. Прямо-таки, неудобно. Я же, между прочим, не уродина. Нет, был, был кто-то ещё…

А-а-а, вспомнила! Юрий Алексеевич Большов. Школьный учитель физкультуры и бандит в прошлой жизни. Я познакомилась с ним в деревне, куда после окончания института меня ненадолго забросила судьба. Этот бывший бандит намекал, что он мечтает создать семью. Можно сказать, почти что сделал мне предложение руки и сердца. Но я тактично перевела стрелки на другую, более подходящую ему по интересам девушку из той же деревни. О чём, кстати, ничуть не жалею. Ведь я отношусь к себе с подобающим уважением.

Спустя несколько лет у меня появился ещё один поклонник. Таксист. Подвёз меня однажды на работу, когда я опаздывала. Опаздывала я часто, поэтому, чтобы не схлопотать почём зря выговор, я пользовалась услугами такси. Разумеется, только периодически. Иначе с нашими-то петербургскими расценками (А Петербург, как известно, входит в число самых дорогих городов планеты) лёгкой романтической походкой я давно пошла бы по миру с сумой от Версаче (Правда, у меня китайская подделка, но зато после первой от настоящей ничем не отличишь, а если ещё повторить, да потом хорошенечко закусить — тут носа не подточит даже специалист!).

Так вот, стою я однажды зимой на обочине дороги со своей Версаче за плечами. Голосую. А чтоб ненароком за богатую не приняли, сумку подальше за спину упрятала, даром, что спина у меня, скажем так, достаточно широкая. Тормозит рядом со мной синий потрёпанный «Мерс».

Вообще-то, я на таких машинках ездить не люблю. Водители всегда стараются нос задрать, даже если их немецкий друг дышит на ладан. Но выбирать не приходится. Директор нашего музея — мужчина, и опаздывать нынче на работу аккурат перед празднованием 23 февраля мне всё же было стыдно. Конечно, будь на дворе 8 марта, я бы нисколечко не переживала, а тут карты так сложились, что я познакомилась с холостым мужчиной.

Строго говоря, за плечами у моего нового знакомого по имени Виктор один-то брак уже был, но к моменту нашего с ним знакомства он брачный узел в законном порядке обрубил. Правда-правда! Признаюсь, ничего особо примечательного в нашу первую встречу в Викторе я не обнаружила. Коренной петербуржец 29-ти лет от роду. Не красавец, но и не урод. По специальности — инженер-механик, по роду деятельности — бомбила. Как и все таксисты — общительный, даже болтливый. В общем, парень из нашего двора.

Ну, подвёз, и подвёз. Перекинулись, как водится, по дороге разными новостями на тему городской жизни. Я, как положено, расплатилась, а водитель попросил на прощанье телефончик. Естественно, я ему отказала. Хлопнула гордо дверцей, и вышла из машины. Дверь в ответ что-то жалобно пропищала, но я задерживаться, конечно, не стала. Главное, хоть один раз в этом месяце появлюсь вовремя на рабочем месте.

С выражением крайней озабоченности на лице я вошла в кабинет, а там — пир горой! На часах девять утра, но сотрудники нашего музея уже вовсю празднуют День защитников Отечества, даром, что добрую половину из них составляют женщины. Моё появление весёлые, даже разрумянившиеся коллеги встретили шумными аплодисментами. Мне не оставалось ничего другого, как присоединиться к праздничному застолью.

30

Я выползла из нашей культурной конторы, когда на небе зажглись первые звёзды. Турецкая дублёнка (Не шуба, между нами говоря, а одно название!) упорно не желала на мне застёгиваться. Можно подумать, будто бы за сегодняшний день я в весе прибавила. Как же! Да я, наверное, наоборот сбросила, как минимум, пару килограммов! Мы ведь не только пили, ели, дымили, но ещё и много плясали, пели и конкурсы различные устраивали.

А пуговицы на дублёнке упорно не сходились! У меня поочерёдно свисал то один, то другой край, из-за чего я была похожа на подвыпившего, но вполне опрятного бомжика. Вскоре, как и следовало ожидать, моё, и без того не слишком большое от природы, терпение безжалостно разошлось по швам. Ну, сколько я могла в вестибюле торчать, бросая мутные взгляды по сторонам? Однако я нашла выход!

Сделала вид, будто мне очень жарко, только длинный шарф на шею намотала. Как видите, совсем пьяной я не была, коли о здоровье своём сумела позаботиться: пусть через раз, но соображалка у меня работала! Да, что ни говори, а со времён незрелых студенческих лет в дружном рабочем коллективе пить меня худо-бедно научили!

В общем, выкатилась я эдаким миленьким колобком на крылечко музея, боксёрской грушей опустилась на мраморную ступеньку, и затянулась с наслаждением ментоловой дамской сигаретой. Вообще-то, при моей зарплате работника культуры в повседневной жизни я пользуюсь сигаретами попроще. А тут шеф по пьяни пачку дорогих сигарет подарил. Как пить дать, он их своей любовнице купил!

Сигарета — длинная, курить её можно долго и, что особенно приятно — попа на мраморных ступеньках музея нисколечко не мёрзнет, хотя на дворе с утра было довольно морозно. Видать, наша вечеринка пошла на пользу моему организму. Он так основательно прогрелся, что этого топлива ему должно хватить до следующего праздника. Хорошо! Нет, не то слово — здорово!

Надо бы нашим сотрудникам подкинуть идейку отметить очередной праздник на крылечке музея. Зачем идти в ресторан, или выезжать на природу, когда достаточно стол поставить у входа? Это называется: два в одном, или сочетание приятного с полезным.

И кислородом можно подышать, и напитки горячительные культурненько принять. Думаю, против такого дельного предложения не станет возражать даже наш директор Виталий Львович Наливайко.

Хороший понимающий мужик, но — ужасный консерватор! Говорят, лет так дцать тому назад наш дорогой Виталий Львович трудился ревизором. А это очень ответственная и отягощённая всевозможными соблазнами должность!

Уж не знаю, удавалось ли Наливайко тогда держать себя в руках, но боюсь, ночные кошмары ему до сих пор не дают спать. Ведь Виталий Львович — человек, осторожный в высказываниях и очень нерешительный в своих действиях.

Такого понятия, как «коррупция» наш старомодный шеф абсолютно не воспринимает (это иностранное слово не прижилось в его лексиконе), зато обвинения во взяточничестве боится не меньше, чем чёрт ладана. Поэтому и кадровые перестановки случаются в нашем коллективе весьма редко.

К примеру, я долго телепалась в музее на должности младшего научного сотрудника, пока Наливайко всё же не собрался с духом и не повысил меня до старшего научного сотрудника.

Правда, я продолжаю выполнять ту же самую работу, что и раньше, только получила небольшую прибавку к зарплате. Это, конечно, минус. Но есть в характере шефа и свои плюсы.

Так, Виталий Львович всегда входит в положение сотрудников и никогда не повышает на подчинённых голос. С ним можно без проблем договориться, если нужно с работы по своим делам вдруг отлучиться. Он не придирается к нам по мелочам, и обязательно отмечает с коллективом все праздники.

Мне наши бабы по секрету рассказали, что у директора жена — сущая мегера, вот он, голубчик, за долгие годы супружеской жизни и привык, дескать, ходить по струночке. Правда, под старость лет решился завести себе любовницу. Мы её однажды видели: ничего особенного, обычная женщина. Зато у Наливайко нервишки с тех пор заметно покрепчали. А мы заодно случайно узнали, какая полезная штука — любовь.

Теперь первого апреля наш Виталий Львович больше не падает в обморок, когда мы звоним ему из его же приёмной и представляемся сотрудниками отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. А эта крутая и абсолютно неподкупная контора когда-то держала в страхе всех продавцов и финработников Советского Союза! Как тут бывшему ревизору сознание не потерять.

Зато на прошлогодний День смеха Наливайко удалось отплатить нам той же монетой. Он догадался повесить на Доске объявлений приказ об увольнении из-за несоответствия занимаемой должности. В этом скорбном списке оказались фамилии абсолютно всех сотрудников музея, за исключением лишь двух уборщиц, нашего специалиста широкого профиля дяди Вани и пьяницы-дворника.

Потрясённые столь ужасным известием, мы бросились к шефу за разъяснениями, а он на дверях кабинета вывесил календарь, в котором красным фломастером была обведена дата — первое апреля, День смеха.

С тех пор у нас начисто пропало желание разыгрывать ушлого Наливайко. Но он всё равно остался душкой и за опоздания меня по-прежнему не душит. Лишь время от времени журит по-отечески.

Я даю обещание исправиться, а через пару месяцев эта история повторяется. Хотя, замечу, случаются дни, когда на работе я появляюсь вовремя. Ведь — не дура ипонимаю, что я когда-нибудь до выговора доиграюсь. А выговор — это не грамота. На стенке в красивой рамке его не повесишь, зато впечатление о моём моральном облике он, зараза, может запросто испортить. Оно мне, думаете, надо?

Да, я такая — сознательная! Иногда на рабочем месте появляюсь ровно в девять. В такие удачные дни по мне хоть сверяй часы! Правда, ради такого подвига мне приходится брать такси. Вот и сегодня не опоздала. Да только никто этого, увы, не заметил.

Виталий Львович хорошо напился. Так хорошо, что на глазах у всех стал клеиться к своей новой секретарше Ане, а потом и вовсе начал плясать вприсядку вокруг нашей бухгалтерши Светланы Михайловны.

Зато я вела себя вполне прилично. Вот только под конец вечера спела неприличные частушки. Меня им в своё время научила моя чудикинская подруга Матрёна. Народное творчество собравшаяся публика встретила «на ура». Воодушевлённая таким успехом, после частушек я исполнила одну песенку, которой меня научила в своё время моя бабушка. Может, вы тоже её знаете, или хотя бы слышали? Сейчас я вам её напомню.

Взвейтесь кострами синие ночи,

Мы, пионеры, — дети рабочих.

Близится эра светлых годов,

Клич пионера: «Всегда будь готов!».

Почему-то классику мои коллеги не оценили. Осторожно оглядываясь по сторонам, все стали собираться по домам. Но я их великодушно простила. Потому что вдруг почувствовала себя отважной партизанкой, которая, презрев опасность, пришла на явочную квартиру. А там — засада!

Но я в руки противнику не далась. Почти по-английски, не привлекая к себе лишнего внимания, я медленно, но верно доползла до нашей раздевалки. Правда, пришлось держаться за стеночку, но зато на колени враги меня не поставили! Очень гордая собственной стойкостью, я с изяществом опытного канатоходца покинула стены культурного и гостеприимного заведения, чтоб немного передохнуть у входа. А потом домой спатки.

31

Как прекрасна жизнь! Кажется, так бы до самого утра и сидела на запорошенном снегом крылечке, пуская в ночное небо романтические колечки дыма. Душа просила, нет, настаивала совершить какой-нибудь, пусть даже совсем скромный подвиг, во имя будущего человечества. И такой случай мне скоро представился.

Какой-то придурок вдруг ни с того, ни с сего начал громко сигналить. Прямо за воротами нашего музея. Вы представляете?! Какое безобразие! Среди ночи, рядышком с учреждением культуры. Ладно я, переполненная положительными эмоциями, затянула всеми любимую, как в России-матушке, так и далеко за её пределами песню «Ой, мороз-мороз».

Во-первых, я занималась пропагандой народного творчества. Во-вторых, я исполняла хит всех времён и народов далеко не во всю силу своих лёгких. А могла бы, без ложной скромности, спеть и погромче. И тут на тебе — Дед Мороз объявился в Африке!

Такого безобразия я, коренная петербурженка и истинная патриотка своего самого красивого и культурного на земле города, стерпеть, конечно, не могла. Движимая чувством горячей любви к Санкт-Петербургу и к его добропорядочным жителям, я решительно направилась на поиски хулигана. Ради того, чтобы спасти покой спавших мирным сном горожан, я готова была сейчас пожертвовать собственным покоем и (теоретически) даже здоровьем. Ведь откуда я знаю, что ждёт меня за воротами музея? Золотая когорта психически больных, судя по телевизионным новостям, растёт в городе день ото дня.

И всё же я смело пошла навстречу опасности. Пусть не совсем твёрдым шагом (Я сегодня много танцевала). Пусть и с оглядкой на входную дверь музея (Вдруг кто-нибудь из заснувших за столом коллег уже протрезвел настолько, что готов доставить своё, ослабевшее после обильных возлияний, тело до дома? Ведьь двое в поле — это ещё те воины!). Пусть, испытывая чувство некоторого страха (Только дураки презирают опасность). Как Жанна д’Арк я пошла вперёд, радуясь, что меня в эти трогательные минуты не видит мама. Не хочу, чтоб она волновалась!

Хулигана я нашла быстро. Он не только продолжал сигналить, но ещё и догадался включить фары. А я!.. Я почувствовала себя так, как будто я нахожусь на сцене. Освещённая яркими софитами. Красивая до потери пульса! А в полутёмном зале замер в предвкушении дальнейшего действа мой единственный зритель. Ему не терпится узнать продолжение? Ну что ж, за мной не заржавеет!

Я подняла с земли сломанную ветку. Немного наклонила вперёд голову и расставила пошире ноги-руки, чтобы хулиган сразу понял, что я настроена очень серьёзно. Со мной лучше шутки не шутить, я ведь и в полицию могу на него заявить! А пока в надежде, что этот кретин оценит мою боевую стойку и сам уберётся с дороги подобру-поздорову, с веткой в руке я медленно двинулась на автомобиль.

Пока я шла, у меня в голове промелькнуло подозрение, что эту старую машину я где-то уже видела. Ну что ж, тем хуже для водителя! Легче будет вспомнить приметы хулигана, когда из станции Скорой помощи (А я в душе была готова к чему угодно) меня доставят в отделение милиции для опознания.

Может, сейчас, рискуя собственной жизнью, я собираюсь схватиться в драке с закоренелым преступником, который давно находится в розыске? Тогда за проявленное мужество меня наверняка представят к награде. А то и вовсе пригласят на работу в полицию, ведь честные принципиальные люди нужны там, как воздух. Надо будет мне на досуге об этом хорошенько подумать. Ну, о том, стоит ли идти на работу в полицию?

Хулиган оказался на редкость догадливым. А может, он умел читать мысли других людей на расстоянии? А может, просто-напросто струсил? Ещё до того, как я обеими руками взялась за спасительную ветку, изображая из себя вооружённого острым мечом самурая, водитель автомобиля внезапно прекратил сигналить.

Потом он вдруг зачем-то вышел из машины. Признаться, я сразу насторожилась. Конфликт был исчерпан, я одержала безусловную победу. Зачем же теперь-то выяснять отношения?

Пока я пыталась вычислить, звать ли мне земляков на помощь, а, может, удастся с хулиганом договориться о перемирии, владелец видавшей виды машины вдруг обратился ко мне с вопросом:

— И долго ты ещё будешь изображать бой с тенью? Давай садись в машину: замёрзнешь.

Голос показался знакомым. Ну, уж тогда тем более мне нечего церемониться! Сейчас выскажу нахалу в лицо всё, что я думаю о нём. По идее, если это кто-то из моих знакомых, то в драку со мной лезть не должен.

— Какое право вы имеете разговаривать со мной таким тоном, как будто я взяла у вас в долг бутылку водки и не вернула её обратно? — я решила сразу выяснить отношения.

А чтоб хулиган меня правильно понял, свою мысль я постаралась объяснить ему подоходчивее. В обычной жизни я говорю, конечно, по-другому. Более культурно и даже, простите за нескромность, изысканно.

— Ты это о чём? Не понял? — у автолюбителя отвисла челюсть.

Ага, я не ошиблась! С мозгами у хулигана очевидные проблемы.

— Между прочим, — я сделала вид, будто не услышала его глупого вопроса, — я, вообще, водку не употребляю. Пью только вино или шампанское, да и то лишь по большим праздникам.

Ещё не хватало, чтобы этот недоразвитый ночной бомбила подумал, будто бы он имеет дело с отъявленной алкоголичкой! Я действительно пью довольно редко, но, как говорит моя подруга Нюрка, я «всегда попадаю в десяточку». Другие пьют, и не пьянеют, несмотря на все свои титанические усилия достичь скорее эйфории. А я после третьего бокала вина готова выступить хоть на сцене Кремля! Вот, если б артисткой я всё же стала, то только там бы и выступала. Зачем размениваться по мелочам? Талант свой нужно уважать!

— Знаешь, в чём твоя ошибка? — вдруг услышала я голос владельца машины. — Грамотные люди водку не употребляют. Они её пьют. Смакуют. Уважают. И, кстати, голову на плечах потом никогда не теряют. А ты, неразумная, перепила вина, теперь еле держишься на ногах. Садись в машину, подвезу. Что толку-то мёрзнуть на холоде? С тобой говорить сейчас всё равно бесполезно.

Ах ты, нахал! Чёртов алкоголик! Учит меня жизни, а сам, вон, неравнодушен к водке. Я, между прочим, не перепила. Этот кретин просто не видел других сотрудников нашего музея по окончании сегодняшнего вечера.

В сравнении с моими коллегами, я — образец подлинного трезвенника! Подумаешь, плохо стою на ногах. Посмотрела бы я на этого наглеца, если б он потанцевал нынче, как я! Ещё предлагает подвезти. Да, знаешь, кто ты после этого? Подхалим! Ну уж нет, дудочки! Я с тобой не поеду!

— Боюсь, нам с вами, молодой человек, совсем не по пути, — я гордо вскинула голову и кокетливо одну ножку отставила в сторону.

Теперь всё стало на свои места. Ну какой человек, глядя на меня, осмелился б сейчас сказать, будто бы я перепила? Ведь всем известно: подвыпившие дамочки не кокетничают. Им, знаете ли, обычно не до этого. Как девушка порядочная, при других обстоятельствах я, конечно, с незнакомцем кокетничать бы не стала. Но тут дело принципа: бесстыжего нахала проучить требовалось.

А вот с меня в эту дивную минуту можно было бы писать картину. Под названием «Недоступная». Или же: «Неподкупная». Или: «Самая обаятельная и привлекательная». А в принципе, неважно, как этот будущий шедевр будет называться. Ведь известно: в картине истинного художника главенствующая роль принадлежит натурщице, которая способна его имя на весь мир прославить, если он талантом обладает.

Стою я, значит. Венера Милосская отдыхает! Куда ей, бедной, тягаться со мной, когда в отличие от безрукой богини (Вы уж меня за правду простите), я всё своё ношу всегда с собой! Правда, когда я в старших классах училась, бывало некоторые остряки меня обзывали «Девушкой с веслом». Однако, готова побиться об заклад, сейчас они взяли бы свои слова назад.

Да что там Венера Милосская! Увидев меня сейчас, сама Афродита онемела бы и из пены морской вылезать не посмела б! Недаром ещё Достоевский сказал: «Красота — страшная сила».

Я это вдруг так остро осознала, что голову повыше вскинула. От восхищения собою мне даже захотелось сейчас плакать. Я не была морально подготовлена к такому справедливому решению вопроса.

Ведь столько лет я считала себя серой посредственностью, ночами не спала, подушку слезами заливала, а тут неожиданно поняла: все эти годы я просто заблуждалась! Но момент истины настал. И, к счастью, я успела об этом узнать, пока не подурнела от старости!

Мною враз такое сильное возбуждение овладело, что я явственно ощутила, как у меня на голове волосы вдруг зашевелились. Я даже замерла на мгновение. Да ведь это знак свыше!

Я стояла, прикрыв от счастья глаза, и светлые слёзы скатывались по моим щекам. Согласитесь, не каждому дано познать гармонию с окружающей природой.

Я вдруг почувствовала себя избранной. Мне уже почти удалось войти в состояние абсолютного блаженства, как небольшая досадная мелочь спустила меня с высоких небес на грешную землю.

У меня неожиданно замёрзла голова. Я осторожно руку к макушке протянула, а на голове-то, оказывается, пусто! Тогда я подняла взгляд. Моя, связанная мамиными руками шапка, беспечно висела на высоком дереве.

Позабыв враз о будущей картине, о своём соперничестве с Венерой Милосской и с Афродитой, я, пытаясь дотянуться до злосчастной шапки, принялась подпрыгивать под деревом. Боюсь, со стороны я напоминала большого зайца-мутанта. Но ведь это же мамин подарок, когда ещё она другую шапку свяжет? И кстати, у меня не такая большая зарплата, чтоб столь необдуманно нужными вещами на улице разбрасываться!

Несмотря на то, что в школьные годы я некоторое время посещала секцию по баскетболу, упрямая шапка никак не хотела сдаваться на милость своей, отчаянно замерзающей хозяйки.

Тогда, желая мне помочь, водитель машины поближе подошёл. При свете фар я его узнала, и от нашей неожиданной встречи дар речи ненадолго потеряла.

Это был Виктор. Тот самый бомбила, что нынче утром подвозил меня до работы. Почти что знакомый. Ох, и принесла же его так не вовремя нелёгкая!

Пока этот ночной волонтёр с помощью отнятой из моих рук ветки доставал мою легкомысленную шапку с высокого дерева, я успела привести себя в порядок. Поправила растрепавшиеся волосы, припудрила чуть покрасневший на холоде носик и даже сумела застегнуть свою неправильную дублёнку.

Видать, плохо выделанная кожа на морозе скукожилась до нужной кондиции, и пуговицы из некачественной пластмассы тут же юркнули в положенные им петли.

Мы сели в машину и поехали. По дороге выяснилось, что Виктор этим вечером несколько часов просидел в своём «Мерсе», дожидаясь, пока я выйду с работы. И вот, наконец, он дождался. Да только я, как на грех, на крыльце застряла, потом ещё и песню запела. Тогда он решил обратить на себя моё внимание: включил фары и начал сигналить. До другого, более романтичного способа, Виктор почему-то не додумался.

Ну, а я приняла его за хулигана и собралась было немножечко поскандалить. Хотя, в принципе, я — человек законопослушный и мирный, но ведь так хочется, чтоб всё в нашей жизни было по справедливости!

Вот с такого забавного недоразумения и началось наше общение. В ту пору я находилась в самом расцвете сил и лет. Мне было всего лишь двадцать пять, а Виктору — двадцать девять. Наверное, с учётом такой вполне разумной разницы в возрасте, из нас могла бы получиться хорошая пара.

Но не сложилось. Оглядываясь назад, я думаю, всё дело было в Викторе. Впрочем, обо всём по порядку.

32

Уж не знаю, за какие ошибки ветреной юности, а может быть, за грехи моих близких, но только в вопросе личной жизни меня преследует просто фатальное невезение. Порой я думаю, что свою роковую роль здесь могла сыграть наследственность.

Нет, конечно, я не бабушку сейчас имею в виду. Она-то вышла замуж по любви и, кстати, даже в церкви тайно обвенчалась, когда ей не исполнилось и 20-ти лет. Бравый молодой офицер из Ленинграда влюбился буквально с первого же взгляда в бойкую и очень красивую украинскую дивчину, проживавшую в старинном граде Киеве, куда подававшего надежды военного направили по делам службы.

Из этой командировки привёз офицер в свой родной город невесту. А уже спустя год родилась у молодых дочь, которую в честь героини Льва Толстого назвали Анной. Это и была моя будущая мама.

Говорят, будто люди с одинаковыми именами имеют схожие судьбы и характеры. Однако это, довольно-таки спорное утверждение, к моей матушке точно ни в коей мере не относится. Отучившись на библиотекаря, она сразу же устроилась работать по специальности и, в отличие от Анны Карениной, ни о замужестве, ни о любви даже не помышляла.

Зато читала запоем книги и не пропускала ни одной театральной премьеры. Дружила со своей бывшей соклассницей по имени Варя — такой же, как она, взрослой девушкой. Долгими зимними вечерами прилежно занималась вязанием, а летом в выходные дни вместе с родителями ездила на дачу.

В общем, типичная тургеневская девушка, только в современном формате. Мне даже страшно представить, что при таком положении вещей я могла бы и вовсе не появиться на белый свет, но тут в судьбу Аннушки вмешался Его Величество Случай. А я об этой истории узнала от своей бабушки.

В библиотеке, где на тот момент Анна трудилась уже не первый год, однажды затеяли плановый ремонт. Но саму библиотеку закрывать по такому случаю не стали, а решили поэтапно освобождать для работы залы. Конечно, работать в этих условиях сразу стало намного сложнее, однако, ради будущего порядка директор библиотеки призвал своих сотрудников запастись терпением.

Договорились со строительной бригадой и в срок закупили все необходимые стройматериалы. Но бывалые рабочие с ремонтом почему-то не торопились. Всю первую неделю они дотошно осматривали помещение и зачем-то тщательно простукивали молотками все стены. Возможно, надеялись найти клад.

Ведь ни для кого секретом не являлось, что здание детской библиотеки до революции принадлежало одному богатому купцу и меценату, который сразу после октябрьских событий в спешном порядке покинул Россию. Почему бы ему не замуровать своё богатство, если многие тогдашние эмигранты надеялись со временем вернуться обратно? Да, на мой взгляд, — запросто!

Однако кладоискатели ничего не нашли, и к концу второй недели с грехом пополам всё же приступили к работе под ворчание библиотечного завхоза тёти Маши. Та не скрывала, что считает нанятых строителей отъявленными тунеядцами, которым, согласно хитроумного подряда, денежка капала в карман независимо от того, работали они, или просто просиживали штаны.

Да только кто бы к ней, старой, захотел прислушиваться! Все надеялись, что всё само собой образуется.

И вот настал тот день, когда рабочие с торжественным видом занесли свои инструменты, приставили к стеллажу измазанную высохшей краской и известью деревянную лестницу, а сами отправились перекурить. Анна случайно эту лестницу увидала, да от ужаса так и ахнула, ведь она оказалась приставлена к стеллажу с только что полученными библиотекой новыми книгами! Это же форменное безобразие!

Молодая библиотекарша, с большим трепетом относившаяся к своей работе, решила не прибегать к помощи посторонних. Она попыталась грязную лестницу отодвинуть к стене, да не рассчитала собственных сил, и лестница упала на пол, а одним своим концом задела Анну. В результате несанкционированного раздела уже подготовленной к ремонту территории, защитница культурных ценностей сама же оказалась под лестницей.

На крики Анны о помощи первыми подоспели перепуганные рабочие. Самый шустрый в этой бригаде парень поднял стонавшую от боли девушку на руки и, несмотря на её отчаянные протесты, не стал дожидаться приезда Скорой помощи, а лично доставил потерпевшую в ближайшую больницу.

Не знаю, как только сил у него хватило, ведь неугомонный строитель нёс Аннушку на руках всю дорогу! А после врачебного обследования он довёз на такси до её дома, где после того, как первые страсти улеглись, радушные старики напоили нечаянного гостя чаем и предложили почаще к ним заходить.

Бойкий строитель от приглашения отказываться не стал, ведь он давно положил на молодую библиотекаршу глаз, да только она на него внимания не обращала, и вот теперь он сможет взять реванш! И взял. Под натиском шустрого малого целомудренная крепость всё же пала. Расписались они, как положено, в загсе и сыграли скромную, но весёлую свадьбу. А спустя неполный год родилась у молодых лапочка — дочь. Но их отношения к этому времени, увы, разладились, и вскоре строитель и библиотекарша расстались.

Как сказали умудрённые жизненным опытом старики: Уж слишком быстро события развивались, а вот человеческие отношения за ними попросту не успевали. Поэтому, как ни крути, — другого не было у них пути.

Строитель и библиотекарша, а это были мои папа и мама, вздохнули с облегчением и разбежались в разные стороны. Старики — родители никого осуждать не стали, однако, обрадовались, что от этого скороспелого брака им внучка досталась.

Со слов бабушки, папа поначалу навещал меня довольно часто, но потом опять женился, и у него другие заботы появились. А потом он с новой семьёй и вовсе в Германию отправился. С тех пор о нём никто ничего не слышал. Дай-то Бог, чтоб мой папа был жив и здоров!

А мамочка через несколько лет после развода, благодаря помощи своих родителей, купила однокомнатную квартиру в новом доме, которую мы и стали с ней обживать, когда мне было годика четыре или пять.

К сожалению, былая лафа, когда меня бабушка с дедушкой баловали, закончилась и меня отдали в детский сад. В новом дворе и моём первом коллективе у меня опять начались проблемы из-за имени. Глупая малышня, которая букву «р» не умела выговаривать, так вообще называла меня Аистом! Тяжёлые это были времена. И тяжёлыми они были буквально по всем фронтам.

Мне постоянно приходилось держать круговую оборону: в детском саду, во дворе, в школе. А дома моя матушка воспитывала меня в большой строгости. Дисциплина почти армейская: в 10 вечера — отбой, в 7 утра — подъём, и без разницы: будний это день, или выходной. Разумеется, никакой пустой болтовни по телефону, ведь для девочки главное — это учёба.

Хорошо хоть, бабушка с дедушкой так не считали и меня, как могли — баловали. Я удирала к ним из дома при первой же возможности. А вот мама считала, что старики могут почём зря разбаловать девчонку, и ей эту кашу потом, мол, придётся расхлёбывать. Однако время показало, что матушка совершенно напрасно боялась.

Но больше всего на свете моя дорогая мамочка опасалась, как бы я не повторила её ошибки и не выскочила вдруг скоропалительно замуж. По её настоянию в своей юношеской тетради со стихами я записала фразу, на которую мне всегда в будущем следовало равняться: «Умри, но не давай поцелуй без любви». Эту мудрую мысль я запомнила без преувеличения на всю жизнь.

Помню, я училась ещё в десятом классе, когда мне в руки случайно попался роман американского писателя Теодора Драйзера под названием «Американская трагедия». Интересная книга. Но меня в ней больше всего потрясла история одной девушки — подруги главного героя.

Работница фабрики, не имевшая за душой и ломаного гроша, так влюбилась в смазливого парня, что даже решилась ему отдаться. Для 20-х годов прошлого столетия подобный поступок был равносилен преступлению (А иногда, впрочем, и подвигу — смотря, с какой колокольни смотреть на эту историю). В итоге, покладистая и искренняя в своих чувствах девушка от парня забеременела. А этот корыстолюбивый кретин несчастную в речке безжалостно утопил, поскольку она мешала ему жениться на богатой.

Целую неделю находилась я под впечатлением от романа американского классика, ведь он, без всякого преувеличения, открыл мне глаза на последствия близких отношений между мужчиной и женщиной. И, когда однажды матушка завела очередную песню на свою излюбленную тему: «Всем мужчинам от девушек нужно только одно», я гордо ей сказала, что я — уже взрослая, и сама теперь знаю, что — плохо, а что — хорошо. А в доказательство своих слов я протянула мамочке роман Теодора Драйзера.

Но мама при виде этой замечательной книги почему-то схватилась за голову, а потом долго выясняла, где я её достала. Вот наивная! Ведь сама всю жизнь в библиотеке работает, а задаёт такие странные вопросы! Где-где?.. Ну уж, наверное, не в Караганде. Но самое главное, беседами на столь деликатные темы матушка с тех пор больше меня не донимала. Видно, и вправду поверила, что я действительно всё, что надо, — знаю.

33

Нет, что ни говори, но мы, женщины, как бы порой плохо о себе (или друг о друге) ни думали, а понять друг друга всегда можем, в отличие от тандема: мужчина-женщина, где на одну и ту же ситуацию каждый смотрит по-своему. Взять хотя бы наши отношения с Виктором. Ведь поначалу всё у нас складывалось совсем неплохо, и даже можно сказать — просто замечательно!

Во-первых, познакомились и стали общаться при весьма романтических обстоятельствах, а это, согласитесь, далеко не с каждым в наше время случается. Потом присматривались друг к другу, соблюдая трогательную дистанцию, то есть я хочу сказать: общались мы строго по телефону, и в мыслях не позволяя себе большего. Наконец, я почувствовала к Виктору доверие, и он время от времени стал меня навещать.

Забирал меня с работы, подвозил почти до самого дома (До подъезда, конечно, не получалось: сами знаете, какие у нас проблемы с парковкой, да и мне, откровенно говоря, не хотелось давать соседкам лишний повод для сплетен). Припарковавшись где-нибудь в нешумном месте, мы часами могли болтать. Уж сколько лет с тех пор прошло, а мне и по сей день приятно об этом вспоминать.

С Виктором было интересно. Он оказался бывшим спортсменом, за что я сразу почувствовала к нему вполне определённое уважение. Ведь в школьные годы, пусть и недолго, я тоже занималась спортом! А однажды в составе нашей баскетбольной команды я даже участвовала в городских соревнованиях. Однако более везучие соперники нас тогда разгромили в пух и прах. Я так на них за это обиделась, что, вернувшись домой, забросила спортивную форму подальше на антресоли. Но всё же я не забыла о своей причастности к спорту.

А вот мой новый знакомый в юности профессионально занимался боксом. Имел награды и даже вроде бы какой-то разряд, но потом из-за травмы он был вынужден спорт оставить.

Отучился Витя на инженера-механика, да с работой бывшему спортсмену хронически не везло. Устроился он было в одну частную фирму, но уже через каких-то 10 месяцев из-за ссоры с шефом Виктору пришлось написать заявление об уходе по собственному желанию. Он ещё дёшево тогда отделался, ведь в ходе ссоры инженер-механик поставил своему шефу фингал под глазом. Но тот заявление в позицию писать не стал. Наверное, постеснялся.

Витя подумал и решил начать с самых низов, для чего устроился рабочим на завод. А что? Вон, в фильме «Москва слезам не верит» главная героиня прошла путь от простой работницы до руководителя предприятия! Верю, Витя мог бы добиться ещё большего, ведь он — мужчина и, к тому же, дипломированный специалист! Вот только нынче, увы, другие времена…

Молодого рабочего с дипломом на заводе встретили с распростёртыми объятиями, однако, оказалось, что на этом предприятии зарплату по полгода задерживали. Витя же к тому времени успел жениться.

Ну, а какая женщина станет долго терпеть присутствие мужа, который в дом не приносит денег? К счастью, родители подсуетились и подарили молодому невезучему специалисту машину. Тогда Виктор махнул рукой на свой диплом и стал зарабатывать на жизнь частным извозом. В семье, наконец, появились какие-то деньги, но от развода их союз это не спасло. Витя опять переехал к родителям, а вскоре познакомился со мной.

Мы много общались. Нередко бывали на разных соревнованиях, ходили в кино. Я познакомилась с друзьями Виктора, однако, встречи с его родителями на всякий случай деликатно избежала. Наверное, мне интуиция подсказала не торопить события, даром, что перед глазами у меня стоял пример мамы.

Я не хотела выходить замуж необдуманно. Не дай-то Бог, разочаруешься потом в муже и останешься одна с ребёнком, как моя подруга и соседка Нюрка. И кто мне тогда поможет? Ведь время-то нынче какое: на государство ты можешь, конечно, надеяться, а вот рассчитывать лучше на себя. С моей зарплатой работника культуры особенно не разгонишься, ну а ребёнка, тем паче на неё не прокормишь.

В общем, как видите, мне было над чем поломать голову, но объяснить мои опасения Виктору просто не представлялось возможным. Как и все спортсмены, он долго думал над ответом, какой бы я вопрос ему ни задала, к чему привыкнуть за время нашего знакомства я, кстати, так и не смогла.

Откровенно говоря, предложения руки и сердца я также от Виктора не получила. Думаю, он, как обычно, слишком долго собирался с духом. Зато я все вопросы за нас двоих заранее успела обдумать. Сами понимаете, семья — дело серьёзное!

На годовщину нашего знакомства я приготовила праздничный ужин и пригласила Виктора. Накрыла стол красивой скатертью, однако, свечи зажигать не стала, чтобы Витя ненароком не подумал, будто я на что-то намекаю. Виктор с порога порадовал меня коробкой моего любимого «Птичьего молока», потом выложил из пакета бутылку водки и бутылку вина.

Сели ужинать. Всё было здорово. Мой гость много шутил, смеялся, даже спел под гитару пару песенок, и я уже собиралась идти на кухню за десертом, как Виктор вдруг сказал, что он от наших бестолковых отношений просто дико устал. Что он впервые в своей жизни имеет дело с такой несговорчивой, либо на редкость наивной девушкой. Что в свои 30 лет он чувствует себя просто полным идиотом. Что наш странный роман закончен, и сегодня он ставит в нём жирную точку.

Виктор поднялся, стараясь не встречаться со мной взглядом. Непонятно зачем поцеловал мне руку. Но перед тем, как навсегда закрыть за собой дверь, он включил музыкальный центр и вставил в него диск.

Под песню Михаила Муромова «Странная женщина» Виктор собрался и ушёл. А я подумала: Жаль, никто не догадался написать песню «Странный мужчина»!

После ухода Виктора я убрала со стола и некоторое время просидела на кухне в полном оцепенении. Такого финала я, разумеется, никак не ожидала. Подумать только, и этого странника я в мыслях представляла своим мужем! К счастью, Бог меня вовремя от него оградил.

А ведь я — девушка, столь щепетильная в вопросах эстетики, так хорошо относилась к этому человеку, что готова была в предполагаемом вскоре, по моим понятиям, браке закрыть глаза на его дурацкую фамилию!

Наученная горьким опытом, в своих новых отношениях я старалась не зацикливаться на том малоприятном для меня обстоятельстве, что Витя носил фамилию Курилкин.

Хорошо. Предположим, в отличие от моего институтского поклонника Васи, Виктор не стал бы проявлять принципиальность в данном вопросе и согласился, чтоб я в замужестве оставалась на своей фамилии (по мне, уж лучше быть Ивановой!). Но только, простите, как бы я стала его представлять своим друзьям и знакомым? «Знакомьтесь, мой муж Виктор Курилкин. Прошу любить и жаловать: он очень хороший!».

Так, если бы Витя хотя бы курил, чтоб можно было происхождение его фамилии объяснить в какой-нибудь шутливой форме! Однако, как и многие его собратья по спорту, Виктор поддерживал отношения только с водкой. Конечно, в пределах разумного, или, как он говорил: «для очищения организма».

А вот табак Курилкин на дух не выносил! Впрочем, это нисколечко не мешало нашему с ним общению. Мы часто встречались, а по выходным я даже помогала своему другу бомбить.

Из-за того, что витин автомобиль имел не очень презентабельный вид, своих потенциальных пассажиров Виктор, как правило, подкарауливал в утреннее время. Ведь самый лучший клиент — это тот, который в твоих услугах нуждается, хотя чаще, увы, бывает наоборот, когда эти услуги клиенту приходится навязывать.

Вот и для петербургских бомбил самые лучшие клиенты — это опаздывающие на работу клерки. Им некогда торговаться, или обращать на машину особое внимание. Недаром формула «Полцарства за коня!» является по сей день очень актуальной.

Отработав утреннюю смену, Виктор отсыпался до вечера, а потом под прикрытием спасительной тьмы вновь начинал клиентов ловить. Ну а в выходные дни уже я со своей стороны помогала Виктору привлекать потенциальных пассажиров. Ведь в тёмное время суток люди охотнее садятся в машину, если в ней рядом с водителем присутствует женщина: так на душе им гораздо спокойнее, а Витя может больше заработать. Кому из водителей нравятся простои? В общем, тандем наш имел множество плюсов.

И вдруг Виктор меня оставил. После того, как я целый год на него потратила! Ну чего мужику, скажите, не хватало? Послал же Бог на мою голову странника! Нет, нужно срочно звонить моей подружке Нюрке, пока я тут не наделала каких-нибудь глупостей!

34

Уже через несколько минут моя верная подруга явилась с двумя бутылками вина подмышкой. Мы живём с ней в одном доме, в одном подъезде, только я на первом, а она — на третьем этаже.

Нюрка была старше меня на девять лет. Несколько лет тому назад она развелась с мужем. При расставании они разругались в пух и прах. Теперь Нюрка воспитывала дочь одна: её бывший муж исчез в неизвестном направлении. Работала в школе учительницей. Преподавала французский язык. На этой-то почве мы с ней, собственно, и сошлись.

Нет, французским языком я, к сожалению, не владею, но вот к французской литературе отношусь с большим уважением. А моя закадычная подружка подбрасывает мне периодически что-нибудь из новинок, разумеется, на русском языке. Однако нынче мне было, конечно, не до книг.

По телефону я сообщила Нюрке, что мы с Витей расстались, и она тут же ко мне примчалась. Вот что значит настоящая женская дружба!

— Ты сама выставила этого бомбилу за порог, или он от тебя, наконец, убёг? — моя верная подруга была не только очень догадлива, но ещё всегда рубила правду-матку с плеча, поскольку родом была из Урала.

Я не стала кривить душой, а постаравшись придать своему голосу мужественную твёрдость, ответила:

— Виктор сам от меня ушёл.

— Позволь, голубушка, тебя поздравить!

Моя прямолинейная, честная подруга никогда не скрывала своего отношения к Виктору. Она считала его осторожным и подозрительным типом. А я никак не могла объяснить быстрой на язык Нюрке, что люди, которые долго думают прежде, чем ответить, — отнюдь не обязательно убийцы, или мошенники.

Ну а боксёрам, вообще, следует делать скидочку на интеллект, ведь они за время своей карьеры столько ударов по голове получают. Что поделаешь, издержки профессии.

— И что он сказал тебе на прощанье? — Нюрка села за стол и открыла вино. — Но сначала: выпьем, милая, за новую страницу в твоей жизни!

Я выпила залпом бокал, чтобы боль поскорее улеглась. А потом включила музыкальный центр и поставила песню Михаила Муромова «Странная женщина». Разомлевшая уже после первого бокала (а в этом деле моя шустрая подруга от меня мало чем отличается), Нюрка с удовольствием послушала известную композицию популярного певца и композитора, пока я ей не рассказала, что это был подарок Виктора на прощанье. Вот тут уж Нюрка возмутилась! Высказала всё, что о Вите думала. Заодно попало и Муромову. А чего мелочиться?

А когда успокоилась, она усмехнулась и с таинственным видом улизнула к себе. Вернулась скоро. В руках — диск. Признаться, я сразу насторожилась, как если бы вдруг увидела бомбу, к которой нужно принять крайне срочные меры. А моя, разрумянившаяся от вина, подруга с довольным видом засунула новую «бомбу» в пасть музыкального центра, после чего с торжественным видом объявила:

— Это наш ответ недобитому боксёру!

Из чувства справедливости не могу не заметить: в трезвом виде моя подруга так не выражается. Просто она — очень эмоциональная женщина, способная ради дружбы на многое.

— Обещаю, Ася: ты будешь скоро отомщена! Предлагаю выпить за великую женскую месть!

Я поднесла бокал к губам, но чуть не поперхнулась. Нюрка вставила в центр принесённый с собой диск, и я вдруг услышала очень популярную в народе песню группы «Балаган Лимитед»: «Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо? Может, дам, может, дам, чё ты хошь».

— И что это, Нюр, значит? — я реально растерялась.

— Допей, моя бедная девочка.

Нюрка любила при случае козырнуть своим возрастом для того, чтобы иметь моральное право читать мне нравоучительные нотации.

— А я налью тебе ещё, — подвыпившая подруга явно растягивала удовольствие при виде моей растерянной физиономии.

Желая поскорее вытрясти из неё объяснения, я выпила. Нюрка собралась было налить ещё, но я решительно прикрыла свой бокал рукой. По сумрачному выражению моего лица подруга догадалась, что шутить со мной шутки дальше опасно и, наконец, приготовилась раскрыть свой хитроумный замысел:

— Сегодня, если мне не изменяет память, День защитников Отечества, верно?

В ответ я молча кивнула головой.

— У нас есть отличная возможность поздравить с этим праздником твоего бывшего друга. Ведь, помнится, ты говорила, что он служил в армии?.. — Нюрка сделала паузу.

Поздравить Виктора?! Я ничего не могла понять. Ещё 5 минут назад подружка готова была размазать его по стенке. Во всяком случае, грозилась на словах. А теперь вдруг собралась поздравлять. У неё что — крыша уже поехала? Ну, и дела!

Нюрка загадочно улыбнулась. Потом попросила сигарету, с удовольствием глубоко затянулась, убавила на музыкальном центре звук. Нет, настоящие сумасшедшие так себя не ведут. Вот только пауза затянулась.

А, впрочем, что тут такого? Мне кто-то говорил, что психбольные, которые лежат в дурке, болтают много и почти без остановки. У них воображение работает с такой бешеной скоростью, что без укола заткнуть рот этим фантазёрам просто невозможно!

А Нюрка молчит! Это значит, что она обдумывает свою мысль. А если человек и молчит, и думает, да ещё и контролирует свои действия (Вон, звук догадалась убавить, и пепел мимо пепельницы тоже не стряхивает), то значит, Бог его разума не лишил. Ну а всё вместе это означает, что моя неспокойная подруга, как пить дать что-то затевает!

Я так увлеклась своими любопытными измышлениями, что не сразу сообразила: Нюрка-то, оказывается, в молчанку играть уже прекратила!

— Этот ночной бомбила и недобитый боксёр, — вдруг услышала я нюркин голос с характерной хрипотцой, — своим долбаным подарком хотел дать понять, будто у тебя с головой не всё в порядке, Ась.

Это у меня с головой проблемы?! Да как только Нюрка могла такое подумать? То есть, как она догадалась подумать, будто Виктор обо мне так подумал? Нет, что ни говори, а моя подруга явно спятила! В противном случае такая нелепая мысль ей бы в голову не пришла.

— Конечно, Ась, ты спятила, коли такому красавчику не бросилась сразу в объятия, — услышав эти слова, я чуть со стула не сползла.

А Нюрка, окинув меня невозмутимым взглядом, продолжила свою мысль развивать дальше:

— Разумеется, это Виктор считает себя красавчиком, но уж мы-то с тобой, Ась, истинную цену этому дурню знаем. Ох, чуяло моё сердце, не с тем человеком ты, Асенька, связалась! Хмырь он, ясно?

Нюрка недобро усмехнулась и своим маленьким кулачком по столу как стукнула! Хрустальные бокалы жалобно зазвенели, а я от неожиданности вздрогнула. Вечер перестал быть томным.

35

Наша с Нюркой посиделка внезапно приняла другое направление. Моя бедовая подружка разозлилась.

— Хмырь несчастный! Вздумал корчить из себя опытного ловеласа. Намекает, будто ты со странностями, а посмотрел бы лучше на себя сначала повнимательнее! — Нюрка разошлась.

— Нюр, перестань, — я потянула её за рукав. — Витя на самом деле — вовсе неплохой парень, просто мы с ним не сошлись характерами. Бывает.

— Это при разводе говорят: «не сошлись характерами», чтобы судья не задавал лишних вопросов. А у тебя, подружка, другая история, — поправила меня Нюрка, и вдруг деловитым тоном продолжила:

— Значит так, Ася. Дай-ка мне телефон, а то свой я дома оставила. Нужно позвонить в курьерскую службу. В праздничные дни они работают круглосуточно. Пусть пришлют сюда рассыльного. Мы отправим Виктору к месту его обычной парковки наш ответ: песню «Чё те надо?» от «Балаган Лимитед». Я думаю, что после этого он уже не будет считать тебя странной женщиной и наверняка пожалеет о своём дурацком подарке. И, кстати, подруга, имей в виду: моя идея — я и плачу, — Нюрка повеселела, оживилась и набрала нужный номер.

— Но сегодня — праздник, и Виктор вряд ли в такой день станет работать, — мне вдруг стало Витю жалко, и я попыталась его отмазать от нюркиного наказания, отменив наш заказ.

— Разрыв отношений с супругом, либо даже просто с не чужим для тебя человеком — бесследно никогда не проходит. Это — стресс! — сказала подруга назидательным тоном, и подняла вверх свой указательный палец.

— Поверь, Асенька, моему большому жизненному опыту: все мужики от стресса всегда уходят в работу. Конечно, если речь не идёт о совсем законченных алкоголиках, которым лишь бы был повод, чтоб выпить стаканчик, другой водки. Всем остальным мужикам работа вправляет мозги на место и лучше всякого врача лечит нервы. А это значит, что наш недобитый боксёр на своём обычном месте. Сегодня мы его излечим, либо немного усугубим ситуацию со стрессом. Смотря, как повезёт.

Я невольно схватилась за сердце. Нюрка в ответ усмехнулась:

— Не боись, подруга. Вот увидишь, всё будет чин-чинарём. Виктор надолго тебя запомнит.

С поддатой Нюркой спорить бесполезно. Мы поставили музыкальный центр погромче, чтобы послушать другие песни «Балаган Лимитед». Но через пять минут в дверь позвонили.

На пороге нарисовался курьер, одетый в форму поручика царской армии. Быстро приехал. Наверное, таких идиоток, которые хотят поздравить своего знакомого среди ночи, во всём Петербурге больше не нашлось. А потому, будучи на порядок трезвее своей подруги, я мысленно порадовалась за других мужчин. Виктору, к сожалению, не повезло.

Обернув пресловутый диск оранжевой фольгой, расторопный молодой рассыльный обвязал его золотистой ленточкой. Получилась маленькая, аккуратная и красивая упаковка. Но никто, кроме меня, не знал, что в ней находится бомба психологического действия. Другим, более приличным словом, такой подарочек назвать нельзя. Ну, разве что — бомбочка.

Когда дело дошло до адреса, куда следовало доставить нашу посылку, курьер от неожиданности едва не потерял дар речи. Наверно, этому рассыльному ещё не приходилось отвозить подарки, либо корреспонденцию «на деревню к дедушке». Впрочем, в нашем случае почтовые координаты были поточнее: мы знали место, где в ожидании потенциальных пассажиров обычно сидит Виктор в своём старом «Мерсе».

Присмотревшись повнимательнее к нашим, покрасневшим от духоты лицам (мы засиделись за столом, а форточку открыть забыли), ушлый парень попытался от нашего заказа отказаться и хотел получить деньги просто за ложный вызов. Но Нюрка вокруг пальца себя обвести не дала!

Своими возмущёнными криками и очень эмоциональными жестами она так напугала бедного курьера, что он пожалел о своих словах. Однако выторговал дополнительную оплату за время, потраченное на ожидание таксиста, если тот вдруг не окажется на своём рабочем месте, после чего, наконец, уехал.

Закрыв дверь за курьером, Нюрка принялась ругать своего бывшего мужа, из-за которого когда-то она и оказалась в Санкт-Петербурге. Мол, увёз её из родного Ижевска в город, где мошенник на мошеннике!

Однако, увидев моё насупленное лицо, подруга тут же поправилась: Вообще-то, петербуржцы, как правило, порядочные люди, это приезжие воду здесь мутят. Но эта существенная поправка самой же Нюрке вдруг не понравилась. Тогда она внесла в неё уточнение: Мошенники — это приезжие из самых отдалённых уголков России, к коим, разумеется, не относятся жители её родного Урала.

Ко взаимному удовлетворению, сия поправка тут же была принята, и мы снова сели за стол. Нам требовалось как-то скоротать время до возвращения курьера. Нюрка хотела убедиться, что подарок доставлен адресату. И хоть курьер пытался с нами договориться, чтоб отправить снимок по Ватсапу, моя подруга не поддалась.

Теперь я перехватила инициативу в свои руки и заставила Нюрку сначала покушать. Какой смысл пить на голодный желудок, если на следующий день тыничегошеньки не можешь вспомнить? Я выражаю сейчас своё беспокойство, конечно, по поводу моей подружки. Ведь бедная Нюрка не вышла ни ростом, ни всем прочим. И несмотря на это, время от времени моя самобытная подруга ещё умудряется садиться на диету! Я пугаю её анорексией и при случае стараюсь покормить. За Нюркой-то глаз, да глаз нужен, хоть она любит побить себя в грудь: дескать, я вам — ни халам-балам, я — уроженка Урала!

Скажу вам по секрету, но глядя на мою подругу, в это трудно поверить. В моём понимании: Урал — это не люди, а настоящая сталь! Им всё по плечу: и горы сдвинуть, и реки вспять повернуть. Ну а Нюрка моя — уж такая мелкая, слов нет! Куда ей что-то сдвигать, либо поворачивать? Да её же саму ненароком и раздавят! Те, кто действительно будет что-то сдвигать, либо поворачивать.

Я ещё могу допустить мысль, что нюркин папа — выходец из Урала, но зато её мама, как пить дать, родом из Средней Азии! А иначе, чем объяснить, что Нюрка слишком худенькая и маленькая, да и разрез глаз у неё, если присмотреться, тоже какой-то ненашинский? Правда, с чем я спорить не стану: ругается моя Нюрка с русским размахом! Но, может, это в ней просто говорит смешанная кровь, бегущая в её жилах?

Саму же Нюрку на эту любопытную тему расспрашивать бесполезно. Ведь она в таких вещах даже по пьяни не признается, поскольку очень гордится своим происхождением из свободолюбивого Урала, где живут самые лучшие люди на свете! Я её, конечно, понимаю, даром, сама своих петербуржцев такими же считаю. Хотя, если честно: мы все бываем хорошими, когда лежим зубами к стенке.

36

В дверь позвонили. Это вернулся обратно ушлый малый, одетый в форму поручика царской армии. Он привёз фотографию клиента, снятого им в момент передачи ему нашего подарка.

Это обычная практика курьерских фирм, которые не хотят иметь каких-либо проблем с заказчиками. У них всё: и стулья, и деньги — передаются с небольшим интервалом во времени. Правда, обычно фото пересылают через Ватсап. Но Нюрка за дополнительную плату договорилась, чтобы курьер показал нам снимок лично.

А то, как объяснила мне подруга, она никому не доверяет (разумеется, кроме меня). Вдруг курьер использует какой-нибудь фотошоп? И получится, что посылка типа доставлена, а по факту — нет. Но Нюрка — стреляный воробей, и легко отличит настоящий снимок от подделки! А главное — зная, что мы его ждём, курьер вряд ли рискнёт мухлевать и сделает всё честь по чести.

Я взяла в руки телефон курьера и увидела растерянное лицо Вити, который держал в руках нашу бомбочку, обёрнутую в яркую упаковку. У меня тотчас от жалости защемило сердце. Парень-то очень хороший!

— Надеюсь, вам наше обслуживание понравилось? — курьер был просто олицетворением военной выправки и офицерской вежливости.

Пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слёзы, я отвернулась в сторону. А Нюрка, довольная увиденной на телефоне картинкой, дала рассыльному чаевые. Курьер ушёл.

Я кое-как добралась до кухни и уж там дала волю слезам. Нюрка бросилась к крану и набрала воды в стакан. Но от волнения и спешки часть воды пролила на меня.

Стряхивая с волос и одежды воду, как искупавшаяся в озере бегемотиха, я пошла в спальню переодеваться. Тем временем моя шустрая подружка сбегала в магазинчик, расположенный во дворе нашего дома, откуда вскоре вернулась с двумя бутылками вина под мышкой. Мне стало дурно уже от одного их вида, но Нюрка меня поспешила успокоить: впереди — выходные, успеем и протрезветь, и выспаться. Логично.

Мы снова сели за стол. Включили музыкальный центр. Выпили по бокальчику. Ведь, что ни говори, а у российских мужчин сегодня — праздник. Что мы — не патриотки? Как нам за наших мужиков не порадоваться?

Правда, одному из них сегодняшний вечер мы немножко испортили. Но, если бы он на нас с таким намёком нехорошим не пошёл, скажите, кто бы его стал трогать? Теперь никто ничего не изменит. А мне оставалось лишь надеяться, что Виктор завтра проспится и обо всём забудет.

Мало-помалу я отошла от пережитого стресса и предложила подруге послушать подаренный Витей диск. К моему удивлению, Нюрка не только на это согласилась, но, наконец, перестала катить бочку на ни в чём неповинного Михаила Муромова. Даже призналась, что его песня «Ариадна» ей когда-то безумно нравилась, и она очень рада вновь её услышать.

Наши взгляды по поводу «Ариадны» полностью совпали. Мы с удовольствием выпили за эту, действительно блестящую композицию. Потом потанцевали под некогда жутко популярную «Яблоки на снегу». Мы выпили за это ещё: уж больно хорошо вино сегодня пошло! И вдруг мы с Нюркой пришли к удивительному выводу.

А ведь песня «Странная женщина» — вовсе даже не оскорбление, и уж тем более, не изощрённый намёк на состояние моей психики. В понятии её автора, странная — это значит редкая, очень красивая, трогательно-ранимая и удивительная натура. Да, если хорошенько в смысл слов вслушаться, «Странная женщина» — это изысканный комплимент!

Просто мы — дуры, не сразу суть этого комплимента уловили и сгоряча дров нарубили. И фирма, как назло, не подвела! В другое время ты этих беспечных курьеров не дождёшься даже, если оборвёшь все провода на телефоне, а тут явился — не запылился по первому же звонку!

В дверь позвонили. Мы с Нюркой удивлённо переглянулись: это ж кто о нас вспомнил во втором-то часу ночи? Может, курьер что-нибудь забыл? Ведь рассыльный, получив чаевые, так быстренько откланялся, что непонятно, как он тут голову свою на радостях не оставил. Ну, он это или кто другой, а надо идти открывать. Вон, опять, черти нетерпеливые, в дверь звонят. Небось думают, что мы глухие. Ан, нет бы подумать о том, что они своими звонками сейчас разбудят весь дом!

Пока Нюрка (на всякий случай) убирала лишнее со стола, я на цыпочках подкралась к дверям. Посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял какой-то незнакомый мне парень. Может, это нашего рассыльного товарищ? Пришёл от имени сослуживца, чтоб взять забытую им в спешке вещь? Одет как будто бы прилично, но почему-то в современный костюм. А может, у них униформа закончилась на складе? Неужто курьерские фирмы совсем обнищали? Это при их-то нехилых расценках? Да они в золоте должны все купаться!

Впрочем, кажется, я догадываюсь, кто маячит за моей дверью! Это мои коллеги решили меня разыграть за то, что в этом году я отказалась с ними отмечать День защитников Отечества. Но я же не виновата, что этот праздник совпал с годовщиной нашего знакомства с Виктором! А разорваться на две части я тоже не могла.

Теперь мои загулявшие коллеги, как пить дать, отправили мне через рассыльного какой-нибудь подарочек с подковыркой. Но, судя по его костюму, они обратились в другую фирму. Может, у них расценки пониже? Надо будет потом у наших девчонок на всякий случай узнать телефончик этой курьерской службы.

Я уж было взялась за дверную задвижку, но тут меня другая мысль внезапно остановила. А что, если за моей дверью находится бандит? Я в автобусе на днях о таком вот случае слышала. Тоже с виду вполне приличный мужчина поднимался по лестнице вслед за женщиной. Та была иностранкой, снимала квартиру.

Наверное, кто-то об этом вызнал и навёл на бедную женщину преступников. У нас ведь, сами же знаете, как принято считать: если ты иностранец, то значит при деньгах. А уж такого грех не ощипать. Мне этих бедных иностранцев ужасно жаль. Так и хочется им всем посоветовать: Наступите на горло своей гордыни, и в России косите под русских, если не хотите стать жертвой каких-нибудь преступников. Зато не придётся отвечать на коварный вопрос: Выбирай, жизнь, или кошелёк?

А теперь о нашей иностранке. Поднималась женщина по лестнице, а за ней на некотором расстоянии некий мужчина следовал. Женщина идёт себе и идёт, и даже ухом не ведёт. Наконец, добралась до своего этажа, открыла дверь в квартиру. Ещё и порог не успела бедная переступить, как ей вдруг руки за спину заломили, рот заткнули тряпкой, после чего грубо втолкнули внутрь её арендованной квартиры. Причём преступник за её спиной успел одеть на себя маску.

Эту женщину не ограбили. За каких-то пять или десять минут её просто до нитки обобрали! Разумеется, иностранка обратилась за помощью в полицию. Те приехали, но не нашли даже малейшей зацепки, которая могла бы их навести на след преступника. Тогда полицейские развели руками и сказали: Простите, мадам, но здесь работали профессионалы.

Между прочим, эту занимательную историю, рассказанную одной старушкой, затаив дыхание, весь автобус слушал, включая кондуктора с водителем. А, когда словоохотливая бабуля начала подробно перечислять, что именно вынесли из квартиры иностранки, наш автобус чуть не попал в аварию.

А что вы хотите? Водитель — тоже человек. Ему не меньше, чем всем прочим, охота послушать, а как живут другие люди, тем более — иностранцы, а самое главное, на какие бабки они влетают? Ведь каждый из нас в душе страстно мечтает о справедливости и всеобщем равенстве…

Тем временем в мою собственную дверь звонить прекратили. Теперь в неё уже стучали кулаками и, судя по звуку, изо всей силы. На шум из кухни прибежала испуганная Нюрка. Я в двух словах поделилась с подругой своими предположениями о том, кто сейчас находится на лестничной площадке.

Нюрка предложила вызвать полицию, но я, памятуя о горьком опыте той иностранки, отказалась. Сначала нужно попробовать справиться с преступником собственными силами. Ведь в студенческие годы я посещала кружок под названием «Уроки выживания».

Правда, приёмами самообороны я овладеть, к сожалению, так и не сумела, но одно из этих уроков вынесла точно: Можно одолеть любого противника, если использовать Принцип неожиданности.

Этот замечательный принцип действует абсолютно безотказно даже на войне. Вспомните историю. Кто только не пытался поработить русских! Пальцев на руках не хватит, чтобы перечислить всех амбициозных правителей, которые в одиночку, либо в союзе с другими своими коллегами надеялись захватить богатые русские земли. Но каждую подобную затею рано или поздно ждал облом.

А всё из-за чего? Что, у нас оружие было лучше, или же численность войск больше? Да наши отважные солдаты, бывало, шли в бой чуть ли не с лопатой, отражая нападение сытых, полностью упакованных шведов, французов, а также всех прочих из большого списка оккупантов и интервентов!

Проблема заключалась в другом. Сытые, заплывшие жиром, мозги самого упакованного противника были не в состоянии уследить за хаотичностью русской мысли, которая порой выделывала такие колена в своих военных действиях, что враг упускал столь бесценное в условиях войны время на то, чтобы прийти в себя.

Последствия таких упущений, как правило, были весьма плачевны. А всему виной, как вы догадываетесь, легендарная непредсказуемость русского характера. Которую никак невозможно скопировать. С этим, знаете ли, нужно родиться.

А в дверь продолжали настойчиво тарабанить. Эх, была — не была! Я вспомнила бесстрашных русских солдат и офицеров, и их пример воодушевил меня. Отодвинув решительно подругу в сторону, чтобы она напрасно в предстоящей мне драке не пострадала, я одним рывком распахнула входную дверь навстречу опасности.

37

Итак, я открыла рывком входную дверь, даже не зная, кто находится за ней.

В это мгновение на лестничной площадке раздался дружный вздох облегчения. Ба, да здесь же целая банда! Причём для маскировки преступная группировка решила изобразить из себя ряженых. Столпившиеся перед моей дверью, невесть откуда взявшиеся мужчины и женщины были одеты, кто во что горазд.

А возглавлял их тот самый парень, которого я поначалу приняла за сослуживца нашего рассыльного. Потом от этой мысли отказалась, поскольку у них костюмы были разные. А он, чтобы доверие к себе внушить, ещё и галстук догадался на шею нацепить. Ох, и хитёр же чёрт! Но и я тоже не лыком шита. Нужно будет сейчас сказать ему что-нибудь эдакое, чего он никак не ожидает услышать. Зато тем временем я успею захлопнуть входную дверь и вызвать полицию. Вот это и будет называться «Принцип неожиданности»!

Однако я не успела рот открыть. Бойкий парень меня опередил. Он выступил с микрофоном вперёд (А его-то зачем приволок? Как пить дать, для отвода глаз!) и задал самый банальнейший вопрос:

— Здравствуйте! Вы — Ася Иванова?

Пока я пыталась сообразить: раскрывать мне карты сразу, либо с этим стоит немножко повременить, меня едва не ослепила яркая вспышка света.

Ба, да тут ещё всё происходящее снимают на камеру! Интересно, в честь какого это праздничка? Сегодня вроде бы не 8-ое Марта, а прямо противоположный праздник. Ну, что за странности нынче меня преследуют?

— Да, это она самая: Ася Иванова! А вам чего, ребята, надо?

Моя верная подруга, как всегда в нужную минуту пришла мне на помощь. А то как-то некрасиво получалось: мне вопрос задают, а я в молчанку играю. Принцип неожиданности всё же сработал, но только почему-то в обратную сторону.

— Артистов заказывали? — из-за спины бойкого парня вдруг выглянула девушка, одетая и загримированная под Мальвину.

— Каких ещё артистов? — у меня от удивления округлились глаза.

— Бродячих!

«Мальвина» очаровательно улыбнулась и взмахнула рукой, гостеприимно приглашая своих собратьев в мой дом. Мне не оставалось ничего другого, как только отступить внутрь квартиры под прицелом камеры. А в следующую секунду нас с Нюркой вдруг обступила весёлая шумная толпа, которая, образовав невообразимо пёстрый хоровод, запела известную песню из репертуара группы «Весёлые ребята»:

Мы — бродячие артисты, мы в дороге день за днём,

И фургончик в поле чистом — это наш привычный дом.

Наши незваные ночные гости так искренне пели, что мы с Нюркой не удержались и присоединились к ним:

Мы — великие таланты, но понятны и просты,

Мы — певцы и музыканты, акробаты и шуты.

Когда песенка закончилась, все искренне и дружно друг другу зааплодировали. А парень с микрофоном в руках, наконец, объяснил, что всё это значит.

— Дорогая Ася Иванова! От лица курьерской службы «Быстрее ветра» позвольте вас поздравить с тем, что вы стали её десятитысячной клиенткой! Особенно приятно, что это знаменательное событие пришлось пусть на мужской, но праздник… — он сделал многозначительную паузу. Я стою и думаю: радоваться мне, или как?

— Как видите, уважаемые зрители, — ведущий широко улыбнулся и начал говорить на камеру, — «Быстрее ветра» не дремлет ни днём, ни ночью. Эта компания всегда стоит на страже интересов своих клиентов. Вот вы, Ася, часто пользуетесь её услугами?

Вертлявый ведущий теперь повернулся в мою сторону.

— Да, вообще-то, в первый раз, — я немного растерялась.

— Всего-то? — разочарованно протянул парень, но тут же опомнился:

— Но вы ведь довольны качеством работы компании «Быстрее ветра»?

— Да мы с подругой моей решили, что у них сегодня нет заказов, вот они и прибыли так быстро. Обычно-то, сами, небось, знаете, как бывает: если нужно срочно доставить письмо, или какие-нибудь документы внутри города — легче взять такси и сделать это самой, чем дожидаться курьера. Он ведь и на следующий день может приехать. А у заказчика за это время могут возникнуть проблемы, — и вдруг я осеклась.

Секунду подумала и спросила:

— Простите, я не поняла? А вы зачем мне подмигиваете?

Ведущий почему-то стушевался, но быстро взял себя в руки:

— Это мне соринка в глаз попала, вот я и начал мигать. С кем не бывает! Но вы не обращайте, Ася, на это внимание, а лучше скажите: Как долго вам сегодня пришлось ждать рассыльного?

— Да я же говорю: сегодня — быстро! А вот в другие дни…

— Но вы же сказали, что в курьерскую службу «Быстрее ветра» сегодня вы обратились в первый раз?

— Кто ж спорит? К ним — впервые. А вот на работе нам документы иногда нужно срочно доставить. Тогда мы звоним в подобного рода службы и, знаете, сколько приходится ждать?!

— И где вы, Ася, работаете? — ведущий вдруг резко сменил тему разговора.

— В музее.

— В каком музее, Ася? — продолжал любопытствовать телевизионщик.

И вдруг от этого простого вопроса меня в жар бросило. Я не могла, хоть убей, вспомнить название нашего музея! Визуально я его представляю, а вот названия вспомнить не могу. Хотя там и помнить-то нечего. Ведь краеведческие музеи есть в любом городе, и не только России, но и мира. Но у меня в тот момент, как назло, это вылетело из памяти. Просто напрочь.

На меня все смотрят с удивлением. Наверное, они тоже считают меня странной женщиной, но только в том, нехорошем смысле. Что делать? Время идёт.

— Не помню, — я от стыда опустила голову.

— Наверное, у вас закружилась голова, Ася, от радости, что курьерская фирма «Быстрее ветра» подарила вам музыкальный подарок в связи с тем, что вы стали её десятитысячной клиенткой, — выручил меня из неловкого положения находчивый парень и вновь повернулся к камере:

— Мы были очень рады побывать в гостях у нашей землячки Аси Ивановой, которая по достоинству оценила качество услуг петербургской курьерской службы «Быстрее ветра»! Вот вам, Ася, на память буклет с нашими расценками. Обращайтесь почаще. Вам, как юбилейному клиенту, — обязательно на фирме сделают скидочку. Ещё раз поздравляем, Ася!

Дверь за «бродячими артистами» захлопнулась. Они внезапно в моей жизни появились, и также неожиданно быстро исчезли. Мы с Нюркой снова остались одни. Но ненадолго. Только мы расположились на кухне, чтоб обсудить любопытное событие, и то, что завтра ещё предстоит увидеть (телевизионщики пообещали показать меня в утренних новостях), как наш покой был опять нарушен.

В дверь позвонили. От неожиданности мы с Нюркой так на табуретках и подскочили, как два премиленьких резиновых мячика. Ну, так ещё бы не подскочить! На дворе — ночь, и мы никого в гости не ждём.

Ни рассыльный, ни артисты по второму кругу нас навещать бы явно не стали. По-моему, от общения с нами они маленько устали. Впрочем, как и мы от них: нашумели незваные гости за милую душу! Теперь бы в себя прийти. А тут опять кто-то явился по наши безгрешные души. На сей раз, как пить дать, бандиты! Нормальный человек разве будет ходить среди ночи по городу?

38

Я решила подстраховаться и взяла в руки молоток. Моя верная подруга вооружилась скалкой. Ну, теперь попробуй-ка, бандюган, с нами справиться! На глазок время тратить не стали. Да с таким вооружением, как у нас, мы кого хочешь испугаем! Памятуя о Принципе неожиданности, я резко распахнула входную дверь, а чтобы преступник не усомнился в серьёзности наших намерений, пнула её ногой. Нюрка подняла скалку над головой, а то за моей широкой спиной мою мелковатую подружку было не очень хорошо видно.

На лестничной площадке стоял… Виктор. На его лице была написана такая растерянность, что мы с Нюркой чуть было не подавились от смеха. Виктор осторожно обогнул нас и зашёл в квартиру. Наверное, понял, что от безостановочно хохочущих идиоток приглашения войти нескоро дождёшься.

Всё ещё продолжая смеяться, я показала Виктору рукой в сторону кухни. Пусть проходит! Всё же: званый — незваный, а гость. Надо напоить его чаем, да узнать, зачем пришёл.

Но Виктор присаживаться к столу не стал. Глядя мне прямо в глаза, он включил музыку на своём телефоне. И я услышала знакомую мне с детства песню Вячеслава Добрынина. Надо сказать, что благодаря матушке, я неплохо знаю песни советских лет. Ведь моя мамочка до сих пор в некотором роде живёт в том времени.

И вот сейчас зазвучала одна из тех песен, которые постоянно сопровождали меня в детстве.

Хочешь, я в глаза, взгляну в твои глаза?

И слова припомню все, и снова повторю:

Кто тебе сказал? Ну, кто тебе сказал?

Кто придумал, что тебя я не люблю?

Эта песня мне когда-то ужасно нравилась. И сама по себе, и тем, что она ассоциировалась у меня с первой любовью — Серёжкой Васильевым. Ведь я, когда влюбилась в четвёртом классе в своего одноклассника (и так сильно, что до сих пор страшно вспомнить!), включала плеер с этой песней, как только за мамой закрывалась дверь. И в ванной её напевала, и по дороге в школу, и на обратном пути домой.

Ах, до чего же трогательная история! Боюсь, я сейчас не выдержу и расплачусь.

Однако моя быстрая, как на слова, так и поступки, подруга плакать мне не позволила. Нюрка нашла в моём телефоне и включила запись песни в исполнении Ирины Муравьёвой, и сделала звук погромче.

Если я в твоей судьбе ничего уже не значу,

Я забуду о тебе. Я смогу, я не заплачу.

Эту боль перетерпя, я дышать не перестану.

Всё равно счастливой стану.

Всё равно счастливой стану,

Даже если без тебя!

Виктор нахмурился, но не растерялся. Он включил на своём телефоне запись песни, которую я также не раз слушала в мои счастливые детские годы. А звук Виктор сделал ещё громче, чем у Нюрки. Теперь мы могли оценить вокальные данные некогда очень популярного эстонского певца Яака Йоалы:

Я рисую, я тебя рисую

Я тебя рисую, сидя у окна.

Я тоскую, по тебе тоскую,

Если бы ты это только знать могла.

Под эту песню я тоже, помнится, очень тосковала. По своей второй любви — Юрию Петровичу Филимонову. Уж так тосковала, что от тоски и печали даже решилась уехать в деревню. Правда, вернулась оттуда быстро, но на то уже были другие причины.

А вот от обманутой любви я лечилась не один год. Слава Богу, хоть выздоровела. Другие, бывает, что и руки на себя накладывают. Я ещё дёшево отделалась. Пострадала несколько лет, да и сама не заметила, как рана затянулась. Конечно, сейчас сердечко чуть ёкнуло, но песня закончится и, знаю, это пройдёт.

Да ещё бы не прошло! Вошедшая в азарт Нюрка в долгу не осталась. Нашим ответом Виктору стала песня Глории Гейнор. Правда, прозвучал её русский вариант. Если не ошибаюсь, пела группа «Здравствуй, песня».

И я не та, давно не та –

Девчонка глупая, которой

Ты тогда сказал: «Прощай!».

И под прошлым у меня

Подведена давно черта.

Ты так и знай. Ты так и знай!

Хладнокровие изменило Виктору. Он побледнел (Сейчас, на его фоне, мы с Нюркой — красные, как раки, запросто могли бы участвовать в конкурсе: «Пародия на вождя краснокожих»). А руки Вити чуть дрожали, когда он торопливо искал в телефоне следующую песню. На сей раз нам предстояло услышать актёра Валерия Золотухина:

А я в ответ на твой обман

Найду ещё кудрявее!

А наш роман — и не роман,

А так — одно заглавие!

Зелёные нюркины глаза расширились, как у кошки. Она готова была нанести очередной удар. Но не вышло. В дверь позвонили. Потом очень громко постучали. Нам пришлось звук на своих телефонах убавить. Да, не показалось: действительно стучат! Жаль, мы только вошли в раж!

39

Пока мы втроём собирались с мыслями, в дверь снова позвонили.

По-прежнему не выпуская из рук молоток (Он случайно остался в моих руках после прихода Виктора: уж больно, услышанные давеча песни, мне душу зацепили), я решительно направилась к входной двери. А чего мне бояться? Я-то у себя дома как-никак! Пусть те боятся, что стоят сейчас в подъезде! Молоточек — он ведь очень хорошо успокаивает нервы, да и агрессию тоже быстро снимает.

Уже отработанным за сегодняшний вечер приёмом я распахнула дверь одним резким рывком. Передо мной стояли двое полицейских. А, надо признаться, я с детства побаиваюсь людей в форме. Хотя теоретически сама допускаю мысль, что могла бы работать в полиции и приносить людям большую пользу.

Ведь в фильмах следователи так легко раскрывают даже самые запутанные преступления, что ты невольно начинаешь думать: а я-то чем их хуже? Да я, может, ещё и не такое смогу! Но, сами понимаете: практика и теория — это отнюдь не близнецы-братья. Между ними лежит такая пропасть, что далеко не каждый способен её перепрыгнуть. Вот и я не уверена в своих силах.

При виде полицейских я от неожиданности застыла в дверях. Только их на мою голову нынче не хватало! Откуда они взялись? Да ещё и ночью, когда до полиции вообще дозвониться нереально. Ведь в тёмное время суток полицейские, как и все люди, также спать хотят. Вот и снимают трубку с телефонного аппарата: делают вид, будто у них всё время занято, а сами спят. Но мы, обычные люди, всё знаем!

Однако эти двое молодчиков, что стояли сейчас на лестничной площадке, если недавно и спали, то при виде меня весь их сон, как рукой сняло. Глядя в их вылупленные глаза, на какой-то миг я вдруг почувствовала себя экстрасенсом. Я втянула живот и расправила плечи: всё же образу знатока человеческих душ следовало хоть немного соответствовать. Хотела откинуть назад чёлку, чтоб продемонстрировать свой ясный открытый лоб моей нечаянной пастве, и тут обнаружила в руках молоток.

Вот незадача! Теперь мне всё ясно с этими двумя гавриками. Только одного до сих пор не могу понять: как они покой граждан нашей страны собираются охранять, если их самая обычная девушка так сильно напугала, пусть даже и с молотком в руках?

Полицейским что — трудно было его у меня отнять? Да я и сама бы отдала, если б они хотя бы намекнули: молоток — это ведь не холодное оружие. В магазине хозтоваров другой можно запросто будет купить.

Вдруг за дверью раздался чей-то сдавленный стон. Я очень удивилась. И несмотря на то, что на дворе стояла глубокая ночь, решилась выйти из квартиры. А что, если кому-то помощь срочная требуется?

В таких вещах нельзя оставаться в стороне. А, если сама завтра окажешься в какой-нибудь переделке, то кто тебе тогда поможет? Даже животные в дикой природе друг друга из беды выручают. Так неужто мы, человеки, хуже наших меньших братьев? Я решила собственным примером доказать обратное.

Пошла. Полицейские медленно попятились назад, по-прежнему не отрывая от меня испуганных глаз. Они как будто бы кого-то прикрывали. Я вытянула шею и увидела какого-то худенького паренька в гражданке за их спинами. В руках он держал камеру. И кого этот гаврик собрался снимать? Скромного работника музея?

Как пить дать, они ошиблись дверью! Так нечего было в рабочее время на грудь принимать. Праздник-то и завтра можно отметить. А вот мне всю малину нетрезвые служивые уже испортили.

Но каково же было моё удивление, когда за своей входной дверью я вдруг обнаружила уже третьего по счёту полицейского! Он стоял, вцепившись в дверную ручку, словно его к этому месту скотчем приклеили, а другой рукой держался за лоб. Я не могла ему не посочувствовать.

— Скажите, товарищ, вам плохо? Может, принести воду?

А он в ответ как заорёт:

— Немедленно, девушка, бросьте молоток!

Я повертела молоток в руках и отдала его тем двум полицейским. Они его взяли с таким видом, как будто я им сейчас гранату подсунула. Ну, что за странники работают в наших правоохранительных органах? Просто слов нету! А третий (как я догадалась, самый старший в этой группе) от дверной ручки, наконец, оторвался и начал мне выговаривать. И зачем я ему только сочувствовала? Да, права моя матушка: инициатива наказуема.

— Кажется, вы не понимаете, что вас можно привлечь к ответственности по статье «Хулиганство»?

— За что?! — у меня отвисла челюсть. — За то, что я проявила милосердие и предложила воду, когда вы явно чувствовали себя плохо?

— Какое ещё милосердие?! — служивый с лейтенантскими звёздочками на погонах от возмущения чуть было не поперхнулся.

— Да я, наверное, по вашей милости получил сотрясение мозга, когда вы слишком резко распахнули входную дверь, а я об неё лбом ударился!

Я присмотрелась к лейтенанту повнимательнее и вновь не смогла удержаться от сочувствия (Да, права моя матушка: я вечно наступаю на одни и те же грабли):

— Большая, вижу, получилась шишка, да ещё и так быстро! Но — ничего страшного, можно приложить лёд. И, если вам повезёт, то к утречку уже всё пройдёт, — я ободряюще улыбнулась (Не люблю, когда грустят другие люди).

— Какой лёд?! Вы мне лучше скажите, как я завтра с таким вот изуродованным лицом покажусь на глаза начальству? Ладно бы, я получил рану при задержке опасного преступника, а тут!.. Да меня же все засмеют!

Жаль, конечно, безвинно пострадавшего человека. Но только лейтенант, мягко говоря, преувеличивал. Как можно назвать затрапезную шишку раной? Другое дело, что его начальство может подумать, будто бы он её получил по пьяни. Тем паче, что сегодня — праздник. Но и эту проблемку можно решить: я завтра позвоню его начальнику и расскажу, как всё было на самом деле. Кому-кому, а женщине уж должны поверить!

— Не верю, что вы это сделали не специально.

А вот лейтенант, как вижу, заблуждался. Тогда стоит ли мне за него заступаться? Большой вопрос. Уж лучше не торопиться. Я ему дважды сегодня посочувствовала, и чем это всё мне обернулось? Неблагодарный!

— Почему вы так долго дверь нам не открывали? Вы что, уважаемая, не знаете, что так обычно поступают преступники, когда хотят скрыть следы своего преступления?

Моя челюсть безвольно повисла. Нет, конечно, это приятно, когда тебя уважают представители закона. Но вот насчёт преступников — по-моему, это уже слишком…

— А почему вы музыку так громко слушаете? Приводите сюда каких-то там артистов? Устраиваете в квартире притон? А ведь с виду вполне приличная девушка… Но не зря говорят: внешность обманчива!

— Да никого я не приводила, артистов прислала курьерская фирма! В качестве музыкального подарка, потому что сегодня я стала их юбилейной клиенткой. А кто-то из соседей, видно, мне позавидовал. И я даже знаю, кто именно! — громко выкрикнула я, чтобы эти слова услышали мои, подслушивающие сейчас под своими дверями, соседи. И сделали для себя соответствующие выводы. Ведь всем известно, что от взрослых девушек можно чего угодно ожидать. Пусть хоть испугаются и пожалеют о своих словах.

— А кто вы такие, чтобы кричать на мою подругу? — у Нюрки лопнуло терпение и она, подбоченившись, с грозным видом появилась на лестничной площадке. Потом ткнула в полицейского пальцем:

— Как вам не стыдно?! А ещё называетесь стражами порядка. Вы должны наш покой охранять, а не приезжать среди ночи и, как какие-нибудь бандиты, вламываться в чужую квартиру!

Теперь отвисла челюсть у лейтенанта. Но всё же у него хватило сил вступиться за честь мундира.

— А мы, как вы думаете, чем занимаемся, если не охраняем покой честных граждан?

— Вы намекаете, товарищ лейтенант, что нас с Астрой Петровной, — Нюрка кивнула головой в мою сторону, — вы считаете нечестными? Да кто вам дал право оскорблять законопослушных граждан и добросовестных налогоплательщиков? Вы знаете, что за клевету я могу на вас подать в суд?

— Я ничего подобного не говорил! — полицейский от негодования покраснел, а его огромная шишка приняла какой-то багровый оттенок (такого цвета бывает нос у хронических алкоголиков).

Разглядывая эту уморительную шишку, я чуть было от смеха не подавилась, пока не заметила, что подлый оператор снимает меня на камеру. Увы, мне не оставалось ничего другого, как отвернуться в сторону.

— Я не позволю вам, гражданка, перевирать очевидные факты! — молоденький лейтенант ещё не привык к издержкам своей профессии. А ведь когда-нибудь он обрастёт жирком и будет смотреть на всё сквозь пальцы, вздохнула я про себя, слушая эти препирательства.

— Какие ещё факты? — моя маленькая подруга гордо вскинула голову, отчего стала казаться немного выше ростом.

— За сегодняшнюю ночь ваши соседи не один раз звонили в отделение полиции, жалуясь на шум-гам в этой квартире, — полицейский ткнул в мою дверь пальцем. — По их словам, никакие предпринятые ими меры не помогали, хотя они и в стенку стучали, и по чугунным радиаторам чем-то тяжёлым били. Но вы сигналы своих соседей проигнорировали. Пришлось нам приехать.

— А где же вы раньше были? — возмутилась Нюрка. — Я буду жаловаться вашему начальству, что вы приехали не по первому звонку, как положено, а только, когда наши добросовестные, чуткие соседи допекли вас своими звонками!

— У нас и так хватает работы, — огрызнулся лейтенант.

— Чтоб в этом наверняка убедиться, мне нужно посмотреть журнал вашего дежурного, — продолжала на него наступать Нюрка. — Сколько сегодня было вызовов? Или это — первый, на который вы соизволили приехать?

Боковым зрением я заметила, как полицейский вздрогнул.

— А вы не подумали, товарищ лейтенант, что если б наши соседи пришли бы сюда разбираться, и мы с Асей, допустим, устроили с ними драку, в которой кто-нибудь пострадал, а то и вовсе оказался на больничной койке, то кто бы в конечном итоге понёс за это ответственность? Вы понимаете, какие большие последствия могут быть у служебной халатности? Страшно представить!

Нюрка картинно закатила свои глаза, а лейтенант пробормотал:

— Да какой толк связываться с женщинами? Наше дело маленькое: нам позвонили, мы и приехали. Провели с нарушителями порядка беседу. Какие теперь к нам могут быть претензии?

Полицейский развернулся и пошёл к дверям подъезда. Замешкавшийся на площадке его коллега счёл своим долгом спросить:

— А протокол-то составлять? Может, хоть объяснительные возьмём?

Но лейтенант в ответ махнул рукой. Мы с Нюркой зашли в квартиру, но, к своему удивлению, Виктора в ней не обнаружили. Наверное, он ушёл, пока мы выясняли отношения со стражами порядка. И, кажется, судя по застеленному газеткой табурету, через окно. Я обрадовалась, что он не стал свидетелем нашего скандала. Мы с Нюркой попрощались, и я отправилась спать, не сомневаясь, что этот праздник мне запомнится надолго.

40

На следующее утро я проснулась от какого-то очень знакомого, но уже порядком поднадоевшего мне звука. Прислушавшись, поняла: это ж в родимую дверь звонят! Еле передвигая ноги (Ещё бы: не спать почти целую ночь!), я добралась до прихожей. Вглядываться в глазок не захотела, однако, и Принцип неожиданности в этот раз применять тоже не стала. Просто открыла дверь: нападайте, кто хочет — мне сейчас всё по барабану!

На лестничной площадке стояла Нюрка. Бодрая, как спортсмены после разминки, хотя мы с ней вчера всё, что было на столе, поровну делили. Вот стрекоза!

Впрочем, если уж быть совсем объективной, моя подруга — не стрекоза, а гораздо хуже. Она — жаворонок по своим биологическим часам. Нет, даже не жаворонок. Нюрка — какой-то неведомый учёным мутант. Ложится поздно, а встаёт рано. Причём в пространстве ориентируется нормально, и соображает не хуже какого-нибудь нобелевского лауреата.

В чём наше с Нюркой принципиальное различие: я просыпаюсь обычно ближе к обеду. До этого времени на рабочем месте присутствует только моё тело. А вот мозг постепенно: со вкусом, с толком, с расстановкой настраивается на работу.

Но Нюрку, увы, не переделаешь. Хуже всего, что после наших посиделок она не только, как обычно, встаёт рано, но ещё приходит и будит меня спозаранку, что, конечно, неправильно. Но ей, стрекозе неотстрелянной, не терпится обсудить подробности минувшего вечера (или ночи?), ведь без курьёзов и приключений ни одна наша посиделка не обходится. Ни одна! К моему большому сожалению.

Правда, посиделки у нас случаются не так часто, как вы, наверное, могли подумать. Мы с моей подружкой отмечаем лишь большие праздники, вот только отрываемся на полную катушку. Как, например, вчера. Когда в начале вечера мы с Виктором отмечали годовщину со дня нашей встречи (грех не отметить!), а потом с Нюркой — День защитников Отечества (мы что, наших мужчин не уважаем?).

В итоге получилось два праздника в один день. И как тут, скажите, не оторваться?

— Держи, подруга! — едва переступив порог, Нюрка протянула мне свой портфель.

Это была добротная и очень универсальная вещь. Из натуральной кожи, с кодовым замочком. Когда-то этот коричневый портфель выглядел очень и очень солидно, да вот только Нюрка — широкая душа — использовала портфель везде, где только возможно.

Ходила с ним на работу, даром что в этой вместительной сумке свободно помещались и тетради, и учебники, и прочие учительские причиндалы. Обязательно брала его с собой, собираясь совершить небольшое турне по окрестным магазинам. Ведь моя подруга, за отсутствием в наше время авосек, принципиально не пользовалась пакетами, так как считала их дешёвыми пережитками презираемого ею капитализма. Вот и носила продукты, лекарства, вещи в своём поистине незаменимом портфеле.

— Что он у тебя сегодня такой тяжёлый? — я невольно поморщилась, когда нюркин портфель бесцеремонно потянул мою, всё ещё пребывавшую в сладкой неге сна руку, вниз.

— Картина называется: Друг спас друга. Пошли!

Не дожидаясь приглашения, Нюрка прошла в комнату и плюхнулась в кресло. Я поплелась за ней следом. Моя шустрая подруга уже успела включить телевизор и достать из портфеля несколько бутылок пива.

— Сейчас будем лечиться, — Нюрка с довольным видом подмигнула.

— Нет, только не пиво! — при виде бутылок мне стало немного дурно. — Я бы не отказалась сейчас, скажем, от кефирчика. Будь другом, Нюр, посмотри, пожалуйста, есть ли он в холодильнике?

— Ну, какой человек, будучи в здравом уме и трезвой памяти, станет пить кефир с похмелья? — всплеснула руками эмоциональная подруга. — На Руси-матушке всегда придерживались золотого правила: Клин клином вышибают. Как можно не доверять народной мудрости?

— Давай, Нюр, мы эту мудрость отложим до следующего раза? Будут ещё на нашей улице другие праздники, а сейчас мне очень хочется кефира.

Но Нюрка в ответ вдруг закричала:

— Смотри, Ась, нас по телеку показывают!

Я повернулась к телевизору и обомлела. У меня совершенно вылетели из головы события минувшего вечера. А тут в утренних новостях показывают целый сюжет, посвящённый курьерской фирме «Быстрее ветра».

Сначала всё было очень чинно. Выступил директор фирмы, потом менеджеры, затем показали их филиал, расположенный в другом городе. Сплошь — солидные люди на фоне красивых, современных офисов и вполне приличной оргтехники. Ну всё прямо, как на Западе! Глаза отдыхают, душа поёт. Так и хочется через такую серьёзную курьерскую компанию отправить кому-нибудь письмецо, или посылочку. Ведь, посмотрите, какое обслуживание! Не захочешь, да почувствуешь любовь и уважение к собственной скромной персоне.

А потом показали знакомую картину. Двухкомнатная квартира в обычном панельном доме. Вокруг — такая же обычная обстановка. Захламленная старой мебелью прихожая (Зачем выбрасывать? Мы же — не итальянцы, которые под Новый год с виду приличные столы, стулья, диваны прямо из окон на улицу выбрасывают. Я это видела собственными глазами, по телевизору. А мне моя старая мебель может ещё пригодиться). На стенах — местами отклеившиеся обои в полоску (Лет десять тому назад они, между прочим, были в моде!). На полу — местами залатанный линолеум, выкрашенный под паркет (А он до сих пор ещё в моде!). В общем, всё, как у всех — честных, добросовестных тружеников нашей необъятной родины.

Наверное, для того, чтоб поднять своим зрителям настроение после увиденных ими кадров, камера начинает демонстрировать стол. На нём — остатки праздничного пиршества и пустые хрустальные бокалы.

Ну, что за непорядок?! Камера в полном недоумении начинает искать бутылки. И находит! Под столом. Их туда спрятала вчера вечером Нюрка. На всякий случай. В тот момент, когда раздался самый первый звонок в мою бедную дверь, на которую минувшей ночью пришлись большие физические нагрузки.

Потом Нюрке надоело бутылки из-под вина прятать. Сколько можно? И, вообще, вино, если что, — не водка. Но целеустремлённая камера об этом не ведала. Она обрадовалась своей находке и старалась показать её со всех сторон. Чтобы, в свою очередь, порадовать зрителей. Ведь, как приятно увидеть единомышленников!

Хотя вчера, небось, вся страна пребывала в таком же состоянии. Но по телевизору почему-то показали нас с Нюркой. А единомышленников-то по России было море! Обидно, да?

А потом дошла очередь и до них, этих самых единомышленников. То бишь до меня и Нюрки.

Две не совсем трезвые женщины в турецких халатах яркой расцветки (Ещё до появления телевизионщиков моя энергичная подруга случайно облила меня водой. Мне пришлось сменить праздничное платье. И если бы не этот досадный случай, то без сомнения, я смотрелась бы на экране гораздо лучше. А Нюрка из дому пришла после моего звонка в халате. В итоге, мы обе выглядели по-домашнему) в компании бродячих артистов водят весёлый хоровод под соответствующую песенку. Круто!

Но это оказались ещё цветочки. Ягодки ждали зрителя впереди! Ну, сами знаете, десерт принято подавать в конце ужина, а вот теледесерт — под занавес сюжета.

Камера постаралась и показала меня крупным планом. Близорукие телезрители (А таких людей в стране немало) могли подумать, будто бы они стали свидетелями настоящего чуда. Появившееся на экране большое яркое пятно (Розовый халат, понятия не имею, почему, почти слился по цвету с моим лицом) умело говорить человеческим языком!

А при наличии определённой фантазии это пятно можно было даже принять за представителя внеземной цивилизации, причём настолько разумного, что он (или, оно) даже изъяснялось по-русски. Правда, немного в своей речи запиналось, но, сами понимаете, что с них взять, с этих инопланетян?

Потом камера ушла в сторону. Я было вздохнула с облегчением, но оказалось, что моя радость — несколько преждевременная. Таким же крупным планом оператор показал вытянувшуюся физиономию журналиста, когда на его вопрос, в каком именно музее я работаю, я честно ответила, что не помню.

Ну, с кем не бывает? Да, случается, люди по пьяни даже собственное имя забывают! А этот телевизионщик смотрел на меня таким взглядом, как будто я с луны нечаянно свалилась, да ещё и на его головушку вдобавок приземлилась! Наверное, он какое-нибудь училище закончил, а не факультет журналистики.

Нужно уметь ориентироваться в ситуации и приходить на помощь участникам своих сюжетов, а не хлопать глазами, как Иванушка — дурачок из сказки. Ну, тот-то ладно — дурак по определению. А этот специалист недоделанный зачем в телеэфир лезет? Вот бездарь!

И вдруг я услышала слова, которые пролили бальзам на мою израненную душу.

— Ах ты, красавишна! — растроганно сказала Нюрка.

Красавишна?! Обычно моя закадычная подружка называет меня «красавишной», только когда на грудь очень хорошо примет. Я, конечно, её понимаю, ведь в таком состоянии мне и самой все окружающие людикажутся красивыми. Поэтому на нюркины слова большого внимания я в таких случаях не обращаю. Но ведь сегодня-то Нюрка ещё не пила!

Я посмотрела на бутылки с пивом. Полные. Их даже не успели откупорить. Ну, хорошо. Попробую зайти с тылу. Я сделала вид, будто мне вдруг захотелось обнять подругу, а сама быстренько принюхалась. Всё чики-чики. Только вчерашним перегаром отдаёт, но это не страшно: скоро пройдёт.

— Нюр, а ты не шутишь? — эти слова я почему-то произнесла шёпотом, как будто боялась спугнуть удачу.

А что, если Нюрка передумала? Ну же, подруга, не тяни с ответом! Ты не представляешь, как для меня это важно. Иногда так хочется ощутить себя красивой!

— Стала бы я заниматься глупостями! — обиделась Нюрка, но тут же ободряюще улыбнулась: Ты, Асенька, самая настоящая русская красавишна. Ну, просто копия матрёшки!

— Копия матрёшки?! — я буквально на физическом уровне почувствовала, как мои глаза вылезают из орбит.

— Ну да, матрёшки, — с готовностью подтвердила моя добрая, прямодушная подруга и пояснила:

— Поверь, Асенька, моему большому жизненному опыту. В своём розовом халатике, да с этими румяными, как наливное яблоко, щёчками ты вчера была очень похожа на матрёшку. А ведь для русского человека, сама знаешь, матрёшка — это символ русской женщины!

— А ты не могла, Нюрк, подобрать для меня какое-нибудь другое сравнение?

Этот вопрос я задала подруге совершенно убитым голосом. Меня не покидало странное ощущение, будто бы по мне танк проехался. Бо-ольно!

Все кости раздроблены. Сердце стучит с переменным успехом. Мозги заснули, как будто их отключили от электросети. И только одни глаза на лице бегают.

Быстро-быстро бегают. Туда-сюда. Туда-сюда. Как тараканы, когда глубокой ночью на кухне свет внезапно включается, и эти гады не знают, куда бы им спрятаться. Жить, сами понимаете, всем хочется.

И вдруг эти живчики остановились. На долю секунды замерли. А потом вспыхнули весёлым фейерверком. От смешанного чувства: стыда, негодования, веселья. Ну, так ещё бы моим глазкам не вспыхнуть! Ведь на голубом экране опять мы с Нюркой нарисовались. Только теперь — в сводке криминальных новостей.

Откровенно говоря, мы никак не ожидали, что нас покажут по телеку после того, как вчерашние блюстители порядка уехали от нас не солоно хлебавши. Но, может, им требовалось отчитаться перед своим начальством о проделанной за ночь работе? Или на них наехал телеоператор, осуществлявший съёмку? Типа я чё, зря пахал что ли? Ребятки — молодые: попали, как кур во щи. Не мы попали. Они — наши, блин, стражи порядка!

А мы с Нюркой только посмеялись над этим забавным сюжетом. О чём он был — тайна за семью печатями. Да и комментатор говорил за кадром как-то неуверенно, даже невнятно. Наверное, он тоже ничего не понял. В общем, все остались довольны.

Я не только забыла о разговоре по поводу матрёшки (Что ж я — дура, чтоб не понять, что Нюрка это говорила вовсе не со зла?), но по такому случаю даже согласилась с подругой выпить. Только пиво. И только в лечебно-профилактических целях.

41

Устроившись в старых уютных креслах перед телевизором, мы с Нюркой откупорили по бутылочке пива.

Необходимо было избавиться от головной боли после вчерашнего, и снять накопившееся за сегодняшнее утро нервное перевозбуждение, потому как волей-неволей, но нынче мы с Нюркой ощутили себя ни много ни мало телезвёздами. Впрочем, берите выше!

Чаще, чем нас на голубых экранах только политиков показывают. Да и то им для этого нужно как-нибудь выделиться, поскандалить. А вот к нам на огонёк телевизионщики буквально напрашивались. Хотя сами мы их не звали. А также и не ждали. Однако, пришли! Пришлось землякам маленько подсобить. Конечно, не нам судить, что получилось. Главное: всем сёстрам досталось по серьгам. Никого не обидели, всем помогли.

И курьерской фирме «Быстрее ветра», которую мы (заметьте, бесплатно!) разрекламировали на всю страну.

И «бродячим артистам», которые, как известно, мало чем отличаются от голодных студентов. А мы их в некотором роде покормили, то бишь они через нас хороший заказ получили, когда на ночь глядя припёрлись к нам петь песню и водить хоровод. Мы честно артистов поддержали.

Не забыли мы с Нюркой и наших любимых соседей. Они же, бедные, маялись, не зная, куда себя от скуки девать, и даже по равнодушным радиаторам принялись тупо стучать. И тут, бац — бесплатное представление! Да ещё в тот сокровенный час, когда по телевизору уже не увидишь ничего интересного. А для пенсионеров телевизор — лучший друг. Теперь они должны на нас молиться. Хотя я не берусь, конечно, что-либо обещать.

Мы и так-то с моей верной подругой потрудились за милую душу. Даже пожертвовали личным временем, помогая в создании телевизионных сюжетов. А ведь несчастные редакторы всю ночь копья ломали, пытаясь придумать, чем им развлечь зрителей с похмелья. И тут такой сюрприз подфартил!

Не осталась внакладе и наша родная полиция. Благодаря нам с Нюркой, они смогли продемонстрировать миллионам телезрителей, что блюстители порядка и днём, и ночью охраняют покой граждан. А может, того самого лейтенанта его начальство даже наградит грамотой за то, что ему удалось обойтись малой кровью при общении с двумя эмоциональными особами. А может, наоборот, он получит выговор за то, что протокол, как положено, не оформил. Впрочем, давайте, не будем о печальном. Лучше вспомним, что было дальше.

Пока мы с Нюркой пили пиво и обсуждали минувшую ночь, столь богатую на события, мой телефон звонил без умолку.

Сначала позвонила мама. Ласковым голосом матушка поинтересовалась, когда же мы с Нюркой, наконец, повзрослеем, и какого подарочка ей от нас ждать к следующему празднику? Который, кстати, не за горами. Ведь февраль уже заканчивается, а там — рукой подать до Международного дня женщин.

Признаюсь, едва услышав в трубке мамин голос, я испугалась, что она сейчас задаст мне хорошую взбучку. Чтоб я надолго усвоила важный урок: пить — это плохо, читать — это хорошо. Ведь, будучи уже на пенсии, моя мама продолжает оставаться в душе библиотекарем, который не устаёт сеять вокруг себя «разумное, доброе и вечное». Только теперь матушка снабжает своих знакомых и соседей книгами из домашней библиотечки. А чтоб не было каких-то недоразумений, ведёт самую настоящую картотеку.

Мне такая щепетильность, конечно, и близко не снилась. Покойная бабушка, бывало, говорила, что я пошла характером в своего папочку — весёлого и бесшабашного строителя, для которого вся жизнь была сплошным праздником. Однако я о себе несколько иного мнения.

Просто со мной случаются порой различные казусы. А иногда — совпадения. Как, например, вчера, когда на годовщину нашей встречи с Виктором наложился День защитников Отечества. Получился двойной праздник.

Правда, первый закончился разрывом отношений, а на втором присутствовали только женщины, то бишь я и Нюрка. Зато мы сумели обойтись собственными силами, когда среди ночи к нам нагрянула полиция.

Вот уж бобики, так бобики — всю репутацию и мне, и Нюрке испортили! Ну, пошумели немного. Ну, выпили. Зачем же сразу показывать нас по телевизору?

Ладно, мне ещё удалось с грехом пополам оправдаться перед матушкой, а Нюрка директору своей школы как будет зубы теперь заговаривать? Об этом блюстители порядка почему-то не подумали. Но зато перед телевизионными камерами они, как известно, любят поговорить на тему человеческого фактора.

Впрочем, из чувства справедливости не могу не заметить: у нас в стране все любят поговорить в рабочее время. Как, например, мы с моей коллегой Люсей Крапивиной. У нас всегда находится куча интересных тем для обсуждения. Люся ко мне позвонила сразу же после мамы. Но почему-то сначала долго ржала в трубку. А я с лошадьми как-то не привыкла иметь дело и уже хотела от связи отключиться. Но лошадь неожиданно заговорила голосом Люси Крапивиной:

— Привет, подруга! Надеюсь, ещё не зазналась? Ты ведь у нас на весь город теперь прославилась.

— Неужто, Люсь, тебя завидки берут?

— Ну, что ты, Ась? Просто мне твоё выступление очень понравилось. Ты была самая клёвая среди всех этих артистов!

— Ну, что ж, спасибо на добром слове.

— Да нет, я серьёзно, Ась: ты — настоящий гений! Даже не представляю, кто из наших сотрудников, окажись он на твоём месте, додумался бы ответить, будто он не помнит название музея, в котором работает? Ты очень достойно, Ась, вышла из положения.

— Ну, так получилось.

— Да ты этим ответом всех сразила наповал! А телеведущего, вообще, размазала по стенке. Он так растерялся, что тут же начал прощаться. Круто! У тебя такое классное чувство юмора, Ась!

— Интересно, а что в понедельник скажет шеф?

— Ты что, забыла? Старик уже неделю находится на больничном. Хотя за такую смехотерапию он должен, по-хорошему, тебя повысить, или, на худой конец, выдать премию.

— Слушай, отличная идея! Только, кто бы её старику подкинул?

— А что? И подкину! Только с тебя, Ась, бутылка пива! А если дело выгорит, то можно чего-нибудь покрепче.

— Договорились. У тебя, Люсь, должно получиться. Я в тебя верю.

— Подробности обсудим на работе. Давай, Ась, до понедельника!

Не успела я положить трубку, как позвонила моя институтская подруга Вика Лепишева. Мы с ней давно не виделись и даже не созванивались. Ведь после окончания института Вика осуществила свою заветную мечту: вышла замуж за иностранца и уехала в благополучную Финляндию. С тех пор она и запропала.

По первости мы пытались её искать. Писали письма на адрес финской фирмы «Нокиа», где викин супруг работал то ли менеджером, то ли инженером. Звонили викиной маме, которая продолжала оставаться в Санкт — Петербурге. Но всё было бесполезно: Вика упорно не выходила на контакт с бывшими однокурсниками.

Мы — не дураки и поняли: отныне наша Лепишева — птица высокого полёта. А куда лапотникам с буржуями тягаться? Мы оставили Викторию в покое. Хотя и очень хотелось Лепишевой напомнить одну старинную пословицу: «Не будь лапотника, не было бы бархатника».

И вдруг Виктория объявилась собственной персоной! Увидела меня по телевизору и даже сумела вспомнить номер моего телефона. В разговоре выяснилось, что бывшая подруга развелась с мужем и год назад вернулась обратно на родину.

Теперь Вика судится с экс-супругом из-за их общего ребёнка, заодно пытается найти себе здесь работу. Но все её попытки пока что оказывались безуспешными. Ведь Вика не работала ни одного дня в своей жизни.

Спустя всего лишь несколько месяцев после получения диплома, Лепишева выскочила замуж и уехала за кордон. Там она родила сына и записалась в домохозяйки, благо успешный муж хорошо обеспечивал семью. У Вики не было необходимости работать, пока она не вернулась обратно в Санкт-Петербург. Но в родном городе её никуда не принимали из-за отсутствия опыта работы.

Увидев меня по телевизору, Вика позвонила, чтобы узнать, не смогу ли я ей помочь устроиться на телеканал ведущей или редактором, ведь у неё как-никак филологическое образование, а разных программ на местном телевидении — пруд-пруди.

Когда я честно ответила, что у меня в этой сфере нет никаких знакомых, Вика разочарованно попрощалась и повесила трубку. Не знаю, может, Виктория мне и не поверила. Но только что я могла сделать, если сказала Лепишевой правду, а по телевизору меня показали, не спрашивая моего согласия?

После разговора с Викой Лепишевой у меня немного испортилось настроение, но сообразительная Нюрка тут же взяла инициативу в свои руки. Включила запись концерта Михаила Муромова и начала изображать в лицах подробности вчерашнего музыкального побоища с Виктором, которые я не заметила, так как временами отвлекалась на свои воспоминания. Слушая подругу, я удивлялась, как они с Витей друг друга вчера не убили. Наверное, их спасло появление полиции. Как же всё в нашем мире взаимосвязано!

Пока мы с Нюркой спорили, кто одержал победу в музыкальном побоище, снова зазвонил телефон. На сей раз я услышала в трубке голос Виктора. Он извинился за то, что вчера испортил мне праздничное настроение.

Просто с утра Виктору позвонила бывшая жена. Поздравила с Днём защитников Отечества, а потом сказала, что маленькая дочка по отцу сильно скучает и просит маму поскорее помириться с папой, чтоб в их семье всё опять было, как раньше.

Вот Виктор и решил выяснить будущее наших отношений для того, чтобы он мог принять какое-нибудь решение. Я не стала отговаривать Витю от примирения с бывшей женой, а посоветовала наладить отношения ради маленькой дочери. Мне показалось, что Виктор, услышав мой ответ, как будто бы испытал некоторое разочарование. Может, он надеялся, что я подтолкну его к другому решению? Но я об этом уже не узнаю.

Мы распрощались с Виктором навсегда. А в память о нашей встрече мне остался диск с записью концерта Михаила Муромова, который при случае я с удовольствием слушаю и всякий раз невольно думаю: Да, были песни в наше время!

А какие исполнители, композиторы! Вон, один из них, между прочим, очень хороший композитор — Михаил Муромов, даже написал обо мне песню. “Странная женщина” называется. Послушайте при случае? Надеюсь, она вам понравится.

42

Не знаю, как долго переживала бы я разрыв наших отношений с Виктором, если бы над моей головой вдруг чёрные тучи не сгустились. Меня чуть было не уволили из музея, которому, без всякого преувеличения, я отдала лучшие годы своей жизни.

…Может, помните, в детстве мы пели одну весёлую, но странную и даже страшную считалочку?

Десять негритят пошли купаться в море,

Десять негритят резвились на просторе.

Один из них утоп, ему купили гроб.

И вот он — результат — стало девять негритят.

И — так далее. Пока ни одного ребятёнка не осталось. Безжалостная морская пучина поглотила почти всех. Последний, если не ошибаюсь, свёл счеты с жизнью. Наверное, ему не захотелось оставаться одному на белом свете. Свет-то — белый. Огромный. А он — тёмненький. Одинокий. Бр-р, страшно!

Не представляю, какой ужасный садист, или непримиримый расист додумался придумать эту, в общем-то, незамысловатую песенку. Причём у неё такая весёлая, лёгкая мелодия, что её напеваешь, а на уме только одна мысль — как бы не сбиться со счёта и не перепутать куплеты.

Пожалеть несчастных ребятишек никому даже не приходит в голову. Никто не понимает, что речь идёт, ни много ни мало, о геноциде негритянского народа, а точнее, африканских народов. Которым и так угрожает вымирание из-за недостатка пищи и воды. Советское государство в своё время оказывало помощь странам африканского континента. Нынче — каждый сам за себя. А нужно бить в колокола. И за распространение, т. е. исполнение подобных песен — сажать в тюрьму.

Нужны самые решительные меры, чтобы все без исключения поняли — перед лицом Бога абсолютно все равны. Независимо от цвета кожи, разреза глаз, формы ушных раковин, или объёма мозга. Кстати, у женщин объём мозга всегда меньше, чем у мужчин. Так было задумано природой.

А потому — даже, если иная женщина будет весить целую тонну, ей всё равно не видать такого объёма мозга, какой был, к примеру, у Льва Николаевича Толстого. И пусть она «Войну и мир» не напишет, но зато может (конечно, чисто теоретически) родить целую кучу ребятишек. И тогда те десять безвинно погибших негритят будут отомщены.

Хотя мне этих ребят всё равно ужасно жаль. И уж поверьте, я никогда не стала бы вслух вспоминать эту, абсолютно некорректную песенку, если б у меня не было на то уважительной причины.

По статистике, увольнение с работы в шкале стрессов занимает третью строчку, т. е. следует сразу же после утраты близких и развода. А теперь представьте, какой стресс в квадрате я пережила, когда едва расставшись с без пяти минут сердечным другом, узнала, что меня хотят попросить из музея, который за годы работы стал для меня практически вторым домом!

Эту горестную весть принесла в наш отдел моя коллега и почти подруга Люся Крапивина. В компьютере у Анечки — директорской секретарши, она увидела наполовину набранный текст приказа о моём увольнении. И тут же примчалась, чтоб я морально подготовилась к предстоящей встрече с Виталием Львовичем.

Однако я не растерялась. Только взяла минутную паузу для перекура. А, вернувшись из курилки (Так мы между собой называем место под лестницей в нашей конторе), исполнила сотрудникам своего отдела первый куплет драматической композиции про безвинно погибших негритят.

Коллеги дружно онемели. Крапивина переводила беспокойный взгляд с меня на телефонный аппарат, и обратно. Наверное, пыталась вычислить, звонить ей в Скорую помощь, или чуток повременить. Правда, Люся немного оживилась, когда на пороге кабинета вдруг появилась бухгалтер Светлана Михайловна.

Возможно, Крапивина понадеялась, что финансовый мозг нашего музея сумеет поставить Ивановой точный диагноз, и тогда можно будет подумать, что со мной делать дальше.

Но люсины надежды оказались напрасными. От привычной решимости Светланы Михайловны не осталось и следа, стоило ей только распахнуть дверь нашего кабинета. К тому моменту я уже допевала второй куплет душераздирающего музыкального произведения.

И, несмотря на то, что моё сердце разрывала неимоверная жалость к судьбе ещё остававшихся в живых восьмерых негритят, в выпученных глазах бухгалтерши я ясно прочитала о том, что её больше всего сейчас волновало: начислять мне за начало этого месяца зарплату, или же списать её под шумок. Вопрос ещё тот! С одной стороны: деньги — как будто бы небольшие, с другой — копейка рубль бережёт.

Не зная, какое решение ей лучше принять, Светлана Михайловна застыла в дверях. А тем временем за её широкой спиной начал понемногу собираться народ. Я исполнила ещё два куплета. Теперь на бескрайних водных просторах резвилось уже только шестеро негритят. Я не стала испытывать судьбу и остановилась на этом роковом числе для того, чтобы сказать небольшую речь:

— Друзья, вы все знаете меня далеко не первый год. Столько же времени вас знаю и я. За эти годы мы вместе съели не один пуд соли, выпили не один литр спиртного, в общем, стали почти что родственниками. А наше место работы — наш любимый музей, для каждого из нас стал вторым домом.

— Но сегодня над этим домом нависла очень серьёзная опасность. Буквально с четверть часа назад из самых достоверных источников стало известно, что ряды нашего дружного, сплочённого коллектива в весьма скором времени, как это ни прискорбно, могут поредеть.

— Думаю, зная меня, вы уже догадались, что я совсем не случайно исполнила сегодня экспромтом песню про несчастных негритят. Многим из вас эта песенка знакома с детских лет. Но задумывался ли кто-нибудь над её истинным смыслом? — я медленно обвела своих коллег поистине инквизиторским взглядом.

Знаю, я была в этот момент поистине прекрасна. Моё лицо пылало праведным гневом, глаза сверкали. Но все сотрудники подавленно молчали, включая и самоуверенную Светлану Михайловну.

Наверное, нашему бухгалтеру никогда не приходила в голову мысль, что однажды и её могут попросить с насиженного местечка. И куда же она денется в свои пятьдесят с хвостиком, когда осталось рукой подать до пенсии?

Судя по испуганным глазам Светланы Михайловны, в эту минуту она даже позабыла про мою зарплату. А, может, мысленно давала Богу клятву, что впредь будет заниматься только «белой» бухгалтерией, если вдруг повезёт, и ужасная беда на сей раз обойдёт её стороной.

Как бы то ни было, но в своём нынешнем состоянии финансовый мозг нашего музея вызывала лишь чувство жалости. Мне даже пришлось отвернуться в сторону, чтоб не расплакаться, поддавшись минутной слабости.

Между тем Люся Крапивина старательно избегала встречаться со мной взглядом. Наверное, ей было сейчас совестно за то, что пару недель назад она необдуманно мне пообещала, будто после той самой телевизионной смехотерапии Виталий Львович меня по службе повысит, или, на худой конец, премией наградит. Что, кстати, мы поспешили заранее обмыть, встретившись в первый рабочий день после мужского праздника. А в итоге не только удачу сглазили, но ещё и неприятности себе накаркали.

Мне стало за Люсю стыдно, и я решила отвернуться в другую сторону, но вдруг оказалась лицом к лицу с нашей уборщицей тётей Катей. Не представляю, как она в наш кабинет попала, если дверной проём полностью загородила своим туловищем Светлана Михайловна? Может, тихонько юркнула под её локтем, ведь тётя Катя была маленькой и худенькой, как воробышек? Ещё тётя Катя отличалась очень любознательным характером, а потому на моё выступление не могла не обратить внимания. Но, наверное, у нашей уборщицы было тяжёлое детство, поскольку она не знала продолжения песенки про негритят.

— Не томи душу, Асенька, — попросила меня тётя Катя тихим растроганным голосом. — Пой, милая, дальше. Очень хочется узнать, что с остальными ребятишками-то сталось? — по худенькой щеке уборщицы скатилась слеза.

Эта чистая, искренняя слеза меня очень воодушевила. Я вдруг ощутила себя прорицательницей, способной предсказывать будущее и наставлять нуждающихся на путь истины. Все взволнованно ждали моего ответа, однако, я не могла скрыть правду от доброй женщины.

— Все умерли, тётя Катя. Царство небесное этим безгрешным душам, — я перекрестилась.

Потом почтила память умерших негритят минутой молчания и, наконец, вновь вернулась к теме нашего разговора.

— Так, в чём же смысл той песни? — теперь мои небольшие глаза горели подлинным вдохновением. — Вы только представьте себе, уважаемые коллеги, следующую картину. На берегу моря живут десять хорошеньких жизнерадостных ребятишек. Хорошо живут, весело. Любят в море купаться. Причём все они очень хорошо умеют плавать. Ведь для аборигенов природа, или в данном случае, море — это дом родной. И вдруг один за другим, без всякой видимой причины, они начинают уходить из жизни.

— Что это? Злой рок? Стечение каких-то обстоятельств? А, может, чья-то изощрённая месть? Трудно сказать наверняка. По-моему, здесь главная мысль заключается в другом. Несчастные негритята не боролись за свою жизнь. Они даже не пытались спорить с природой, надеясь, что всё само собой обойдётся. И за это бездействие их жестоко покарали, — я произнесла последние слова шёпотом.

Тем самым легендарным театральным шёпотом, который в исполнении профессиональных артистов можно услышать на галёрке. Однако в нашем кабинете галёрки, к сожалению, не было. Но эту недостачу, сама того не ведая, мне компенсировала бухгалтер Светлана Михайловна. Ведь она так загородила своим туловищем дверной проём, что собравшийся за её спиной народ ничего не мог увидеть. Зато он наверняка меня услышал.

Эх, зря я в своё время не подала документы в театральное училище! Снималась бы сейчас в кино, или же выступала на подмостках театра, а не рассказывала душещипательные истории о затонувших негритятах…

Я так увлеклась своими фантазиями, что не сразу расслышала обращение бухгалтерши:

— И к чему вы клоните, Астра Петровна? — у Светланы Михайловны явно сдали нервы, коли она догадалась ко мне обратиться по имени-отчеству.

— Хочу напомнить всем пословицу: «Один в поле — не воин», — ответила я с достоинством и села (В ногах-то, сами знаете, правды нету).

— Ну, слышали такую. И что дальше?

Да, наша бухгалтер интеллектом, увы, никогда не блистала.

— Наверное, Ася, ты хочешь предложить, чтобы мы создали в нашем музее профсоюз? — догадалась Люся Крапивина. — А что? Очень хорошая мысль! Профсоюз защищал бы наши права и не позволял беспричинно увольнять, как, например, сегодня собираются уволить Асю, — при последних словах голос Люси дрогнул.

Ну, Крапивина! Ну, молодчина! Теперь мне за неё не было стыдно.

— Да кому нужна эта морока с профсоюзами? — Светлана Михайловна досадливо поморщилась. — Уж меня-то отсюда точно не уволят! Зачем беспокоиться, да размахивать кулаками раньше, чем начнётся настоящая драка? Не понимаю!

— Негритята, между прочим, тоже жили — не тужили. Только вот что из этого вышло? — неожиданно встряла в разговор уборщица тётя Катя.

— Ну, только тебя тут, Кать, не хватало! — возмутилась Светлана Михайловна, а потом нарочито небрежным тоном заметила: Увольнение одного человека ещё ничего не значит. Астра Петровна прекрасно знает, что явилось тому причиной. Остальным, я считаю, нечего волноваться.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — не унималась тётя Катя.

Наверное, её очень взволновала история о затонувших негритятах, но наша бухгалтерша в психологических тонкостях не разбиралась, а потому в ответ на безобидное замечание взвилась, как фурия:

— А я вам говорю, что меня отсюда никогда не уволят! Могут всех уволить, но меня не тронут, потому что для музея я — бесценный кадр!

— На Бога надейся, да сам не плошай.

Эту пословицу я вслух припомнила, окинув нарочито равнодушным взглядом потолок кабинета. Но все прекрасно поняли, кому она была адресована.

— Между прочим, меня пригласил сюда на работу сам Виталий Львович, — процедила сквозь зубы Светлана Михайловна и едко заметила: А вот вы, Астра Петровна, устроились в музей, благодаря моей протекции.

— Вы открыли сотрудникам нашего музея военную тайну, — я рассмеялась и невинным тоном добавила: Только жаль, уважаемая Светлана Михайловна, что дирекция учреждения не слишком высоко ценит своего бухгалтера, если даже не поставив вас в известность, решила с вашей протеже распрощаться. И это — после стольких лет работы! — я картинно закатила глаза.

По-моему, получилось очень артистично, но кажется, кроме меня, этого никто, увы, не заметил.

— Виталий Львович меня очень высоко ценит, — продолжала настаивать на своём бухгалтер. — А вот вы, Астра Петровна, оказались в музее случайно. Так что, я думаю, невелика потеря, если мы с вами в ближайшее время расстанемся.

— Это кто оказался здесь случайно? — возмутилась Люся Крапивина. — Вы же сами минуту назад, Светлана Михайловна, сказали, что Ася Иванова устроилась в музей, благодаря вашей протекции. А теперь сами себе противоречите. Вы, вообще, соображаете, что говорите?

— У меня с головой всё в порядке, — запротестовала бухгалтер. — Иванову мне порекомендовала по телефону моя подруга, а её крёстная Варвара. Ну, я и согласилась, хотя на тот момент ещё в глаза её даже не видела. А теперь понимаю, что брала тогда «кота в мешке». Вот и получается, что Иванова в наш музей попала: с одной стороны — случайно, а с другой — нет.

— Да у нас, вообще, нет случайных людей! — услышав такую нелепицу, Люся Крапивина прямо-таки стала на дыбы. — Вас, Светлана Михайловна, пригласил на работу Виталий Львович, с которым вы раньше работали в одной организации. Асю наш шеф принял уже по вашей рекомендации. Я прихожусь троюродной сестрой супруге Виталия Львовича, поэтому он, естественно, никак не мог обойти меня стороной, когда сколачивал свою команду. Ведь ни для кого не является секретом, что после того, как директором музея был назначен наш дорогой Виталий Львович, из его старых сотрудников здесь никого не осталось.

— Конечно, нельзя ещё не упомянуть секретаршу Анечку, которая является вашей, Светлана Михайловна, родной племянницей. Чуть не забыла сказать про дядю Ваню — нашего электрика, плотника и сантехника в одном лице, у которого в его работе вечно не сходятся концы с концами, потому что он по специальности — зоотехник! И несмотря на это, дядя Ваня будет работать в нашем музее до самой пенсии, поскольку никому в голову не придёт обижать двоюродного брата нашей уборщицы тёти Кати. А она, в свою очередь, является соседкой тёщи Виталия Львовича, которой тётя Катя время от времени помогает в домашних делах. Вот та и похлопотала за неё перед зятем. Можно, конечно, и дальше перечислять. Только, боюсь, язык устанет. Но, думаю, всем и так ясно: в нашем музее нет ни одного человека с улицы! Так, давайте, Светлана Михайловна, честно это признаем и не будем придираться почём зря к Асе, — тяжело дыша, Люся замолчала.

Я поблагодарила её за поддержку взглядом, а тётя Катя обиженным тоном сказала:

— Ну и что с того, что я — соседка тёщи Виталия Львовича? Свою работу я выполняю честно и от субботников, в отличие от некоторых, никогда не отлыниваю, — уборщица бросила косой взгляд на бухгалтера, но та сделала вид, будто бы не поняла намёка.

— Тётя Катя, речь ведь сейчас не о субботниках, и не о том, кто работает честно, а кто — по-другому, — Люся укоризненно покачала головой. — Я говорю, что все мы — либо родственники шефа, либо чьи-то знакомые. А укорять Асю за то, что ей сделали протекцию, вообще, некрасиво. В конце-то концов, она сама об этом никого же не просила!

— А ты думаешь, Люсь, я кланялась в ноги тёще Виталия Львовича? — тётя Катя снова обиделась. — Да ничего подобного! Я только однажды ей шепнула, что хотела бы до пенсии поработать где-нибудь, где не шибко сорют. А то раньше я работала уборщицей на вокзале. Так там так гадят, что после этого не отмоешься даже скипидаром!

— Ну, к чему такие подробности? — поморщилась Светлана Михайловна. — Лично я теперь не могу уже и вспомнить, зачем мы, вообще, здесь все собрались?

Наступила минута молчания. По лицам сотрудников я видела, что все усиленно размышляли. Я только собралась направить разговор в нужное русло, как вдруг в кабинет заглянула наша секретарша Анечка:

— Астра Петровна, вас вызывает к себе Виталий Львович.

43

Поступью, исполненной достоинства и самоуважения, я молча вышла из кабинета. Коллеги проводили меня сочувствующими взглядами. Так, наверное, сокамерники провожают в тюрьме приговорённого к смертной казни.

Однако, поразмышляв пару секунд, я пришла к выводу, что, по-хорошему, с моей стороны это неправильно — подавать повод для жалости. А потому, сделав несколько шагов по коридору, я вернулась обратно для того, чтобы сказать своим коллегам одно-единственное, но очень важное ёмкое слово: «Не дождётесь!».

Затем я гордо развернулась и направилась «на ковёр» к нашему шефу. Хотелось поскорее уж покончить с формальностями, чтобы остаться одной и подумать о том, как мне жить дальше. А то я и замуж никак не могу выйти из-за отсутствия подходящей кандидатуры, а теперь меня для полного счастья хотят уволить из музея — моего единственного (если не считать школы в Чудиках, хотя я там толком и не работала) места работы.

Согласитесь, с моей стороны это было абсолютно разумное решение.

Войти в кабинет к шефу и, глядя ему прямо в глаза, отчётливо сказать следующие слова: «Да, я всё знаю. Давайте, не будем терять время напрасно. Сейчас я напишу заявление об уходе по собственному желанию, и мы навсегда с вами распрощаемся». Лаконично. Интеллигентно. Красиво.

А что получилось на самом деле?

Немного по-другому. Тут, видите ли, сыграла свою определённую роль моя артистическая натура. Ну, не умею я, как все люди, хоть ты тресни! К тому же, сами знаете, любая теория не совпадает с практикой.

В общем, вошла я в кабинет к шефу. Поздоровалась. Он, как человек воспитанный, предложил мне сесть. Я стою. Шеф повторил предложение. Я не шелохнулась. Шеф снял очки и приложил носовой платок ко лбу.

Я задумалась: почему носовой платок имеет такое странное название? В него ведь, простите, не только сморкаются, но также и лицо им обтирают. Причём в этих, скажем так — эстетических целях, носовой платок используют гораздо чаще. Тогда почему же он называется «носовым»? Здесь более уместно другое слово — лицевой. Лицевой платок. Согласитесь, и смысл его предназначения не искажается, и слуху — приятнее?

Мне захотелось обсудить этот вопрос с шефом (Он у нас, между прочим, — человек неглупый, несмотря на своё экономическое образование), но тут я вспомнила о причине нашей встречи. Шеф не торопился снова водрузить очки на нос. Он смотрел на меня таким выжидательным взглядом, словно опасался какого-нибудь подвоха. Я не могла не оправдать его ожиданий.

Откинув лёгким эффектным жестом чёлку со лба, по ковровой дорожке бордового цвета (Она мне заменила знаменитую дорожку Каннского кинофестиваля: вряд ли между ними большая разница, разве что у второй качество чуток получше) я направилась к столу шефа походкой манекенщицы (Насколько мне позволяли это сделать обутые мной в этот день кроссовки).

Мне захотелось уйти из музея красиво. Ведь заявление об уходе я могу положить на стол и завтра, и через неделю. А вот оставить о себе память… Чтобы меня надолго запомнили. Чтоб о моём уходе жалели. Как там говорил наш легендарный разведчик Штирлиц? «Всегда запоминаются последние слова»? Что ж, это судьба. Пусть Виталий Львович их запомнит.

Да, я живу! Я вновь живу!

И высоко опять сегодня голову держу.

И даже встретить не боюсь тебя ничуть,

Я так легко в твои глаза могу взглянуть!

Допев последнюю строчку из песни Глории Гейнор, я, наконец, приняла предложение шефа и села. Конечно, эта песня была вовсе не на тему об увольнении с работы, а о любви.

Но, во-первых, мой старомодный шеф мог эту знаменитую песню из репертуара Глории Гейнор и не знать. А, во-вторых, я же не виновата, что никто из наших композиторов и поэтов-песенников ещё не догадался написать песню, посвящённую третьей строчке в шкале стрессов, то бишь увольнению. Пришлось мне петь то, что пришло в мою голову. Между прочим, если не знать начало песни «Я живу», то следует признать, что исполненный мною куплет к данной ситуации вполне подходил.

Шеф помолчал, собираясь с мыслями, а потом спросил:

— Астра Петровна, я вас, казалось бы, уже немало лет знаю, а вот одного всё никак не пойму. Вы в детстве с куклами не наигрались, или вы наш музей временами путаете с филармонией?

— Я, Виталий Львович, в своё время перепутала адреса двух институтов. Мне нужно было сдать документы в театральный, а я отнесла их в педагогический. И вот теперь, как видите, маюсь, — я опустила голову.

— Ну, полноте, Астра Петровна! — шеф протянул через стол руку и похлопал меня по ладони. — Я вовсе не хотел вас обидеть. Более того, я давно собирался вам сказать, что вы очень хорошо поёте, хорошо танцуете. Из вас могла бы получиться замечательная артистка!

— Правда, Виталий Львович? Вы на самом деле так считаете? — слова шефа вдохнули в меня вторую жизнь.

— Конечно, правда, Астра Петровна! — шеф почему-то смутился.

— Виталий Львович, дорогой! Какой у вас хороший вкус! Какой у вас тонкий слух! Хотите, я вам что-нибудь ещё спою? Мне — нетрудно.

— Спасибо, Астра Петровна, но лучше как-нибудь в другой раз. Ведь сегодня мы с вами встретились по несколько иному поводу… — Виталий Львович покраснел и запнулся.

— Ах, да! Я совсем об этом забыла. Наверное, вы хотите поскорее этот вопрос закрыть, Виталий Львович? Но можете во мне не сомневаться, я всё отлично понимаю! Вы не могли бы дать мне чистый лист бумаги? А то я второпях с собой ничего не захватила.

— Вы что-то собираетесь писать? Я не знал, Астра Петровна, что, помимо артистического, вы обладаете ещё и талантом литературным.

— По-моему, для заявления об уходе по собственному желанию не требуется никакого таланта.

— Вы хотите нас покинуть?

На лбу Виталия Львовича выступила лёгкая испарина, и он снова вынул платок из кармана. А я подумала, что до моего ухода из музея мне всё же нужно обсудить со своим шефом лингвистическую сторону этого любопытного вопроса: Почему носовой платок называется всё-таки носовым, а не лицевым? Ведь совершенно очевидно, что сей предмет используется в более широких целях.

На эту тему можно было бы написать статью для какого-нибудь языкового журнала, а то и вовсе научную монографию. И Виталий Львович, как человек с большим жизненным и профессиональным опытом, мог бы выступить в качестве моего консультанта. А почему бы и нет? Я же не держу никакой обиды на шефа. Приказ о моём увольнении — это вынужденное решение. А потому при желании мы можем с Виталием Львовичем и дальше общаться. Более того — можем сотрудничать.

— Да, не ожидал я от вас такого, Астра Петровна! Покинуть наш дружный, сплочённый коллектив после стольких лет работы?

— Но вы же сами хотите меня уволить, Виталий Львович?

— Откуда вы это взяли, Астра Петровна?

— Откуда?.. Э-э, из приказа, который набирала на компьютере Анечка.

— Ну, разумеется… Приказ об объявлении выговора — вещь, скажем так, малоприятная. Но, чтоб из-за этого увольняться? Ей Богу, Астра Петровна, я вас не понимаю!

— И какой выговор вы хотите мне объявить, Виталий Львович?

— За систематические опоздания на работу.

— Однако именно сегодня, Виталий Львович, вы не поверите, но я пришла на работу вовремя! Вам это может подтвердить наша уборщица тётя Катя. Мы с ней столкнулись утром на пороге, когда она кабинет домывала. Тётя Катя даже ведро с водой чуть было не опрокинула. Говорит, что не ожидала так рано меня увидеть.

— Всё это, Астра Петровна, очень похвально. Однако за семь с лишним лет вашей работы в музее, боюсь, таких счастливых дней мы можем набрать совсем немного.

— Но вы столько лет закрывали на это глаза, Виталий Львович! Откровенно говоря, я решила, что вы к моим опозданиям уже привыкли.

— Безусловно, Астра Петровна, определённая доля истины в ваших словах есть. Но после инцидента с Игорем Андреевичем Воруйко… Вы же понимаете, Астра Петровна, я не мог оставить ваш поступок без внимания?

Шеф посмотрел на меня полувопросительным взглядом, и я кивнула в ответ головой, подтверждая, что я помню о том печальном случае.

— Естественно, у меня и в мыслях не было вас увольнять. И всё же я должен был вас как-то наказать. После некоторых размышлений я пришёл к выводу, что выговор за систематические опоздания — это наилучший выход из положения в данном случае.

— И волки сыты, и овцы целы, — поддержала я директора из чувства корпоративной солидарности.

— Я рад, что вы меня понимаете, Астра Петровна, — шеф с явным облегчением откинулся на спинку кресла.

— Значит, всё остаётся по-прежнему, Виталий Львович, и я могу идти на своё рабочее место?

— Да, конечно, Астра Петровна. Только, пожалуйста, не забывайте о выговоре за систематические опоздания. Вы подаёте не очень хороший пример другим сотрудникам нашей организации.

— Виталий Львович, но вы же меня знаете!

— Всё верно, Астра Петровна. Кабы не знал, то так бы не беспокоился.

— Я могу идти, Виталий Львович?

— Да, Астра Петровна. И передайте, пожалуйста, Анечке: пусть занесёт приказ на подпись. Она уже часа два его набирает, пора бы эту работу и закончить.

44

Никогда бы не подумала, что любимый всеми женщинами праздник — Международный женский день, мог стать чёрным днём в моём календаре. Потому что для меня он едва не закончился увольнением с работы.

А ведь как хорошо всё начиналось! Да разве могут проходить плохо праздники и любые другие мероприятия в таком дружном, сплочённом коллективе, как у нас в музее? Ведь наш коллектив — это коллектив настоящих единомышленников, которые понимают друг друга с одного глотка и всегда приходят коллегам на помощь.

Скажем, захотелось директору, или же его заместителю вызвать к себе на разговор кого-то из сотрудников музея. А того нет на месте. Ну, с кем не бывает! Может, человеку нужно позарез кого-то увидеть в рабочее время? Или ему вдруг приспичило сходить в магазин за нужной вещью? В жизни-то всякое бывает. Однако начальство таких вещей, как правило, упорно не понимает. Поскольку всякий раз, когда тот или иной человек становится нежданно-негаданно начальником, он тут же на всё начинает смотреть совсем с другой, а порой — просто прямо противоположной колокольни. Это, конечно, печально.

Но нас — простых людей — руками голыми не возьмёшь. Во-первых, нас — рядовых тружеников — много (Во всяком случае, гораздо больше, чем всех начальников, вместе взятых). Во-вторых, мы друг за друга стоим горой. А потому, если начальник вызывает к себе в кабинет того, кого на рабочем месте в данный момент нет, вместо него идёт другой и рассказывает красивую байку. Потому что знает: завтра, если будет надо, товарищи и его точно также отмажут. У нас такие вещи называются корпоративной солидарностью.

Эта самая солидарность очень наглядно проявляется в день получения зарплаты. Ведь в дружном рабочем коллективе каждый кому-то что-то должен. Вот и получается, что не успеешь отойти от бухгалтерского стола, как теперь к тебе выстраивается отдельная очередь (в нашем музее зарплату выдают по старинке наличными).

Добавьте к этому кассу взаимопомощи, куда каждый месяц энную сумму приходится отстёгивать, чтобы потом раз в год хоть ненадолго ощутить себя богачом. Не дремлет и наш внештатный профком в лице Люси Крапивиной, которой мы каждый месяц сдаём деньги то на очередной день рождения, то на непредвиденные посещения в больнице, то на наши корпоративные вечеринки. И, заметьте, это всё очень важно и нужно: и те же самые дни рождения, и больницы (к сожалению), и, конечно, корпоративные вечеринки. А куда без них?

В настоящем сплочённом коллективе к праздникам, как правило, относятся с особой любовью. К примеру, наш дорогой Виталий Львович в таких случаях выделяет в распоряжение Люси Крапивиной на целый день свою машину. Для того, чтобы она могла проехаться по рынкам, супермаркетам и закупить все необходимые продукты и напитки.

Как люди культурные и воспитанные, мы никогда не посягаем на экспозицию нашего музея, а празднуем все мероприятия в его рабочих помещениях. Порой мы ставим столы даже посреди коридора, даром, что он у нас достаточно просторный: тут можно, как следует расслабиться, и песни застольные попеть, и потанцевать на славу. Как там у Лермонтова? «Есть разгуляться где на воле». Не хотелось бы обижать поэта, но это прямо-таки про нас. Умеем мы в нашем коллективе гулять!

И вдруг, уж не знаю точно, с какого перепугу, но с очередным праздником 8-ое Марта нас решил поздравить сам начальник городского отдела культуры Игорь Андреевич Воруйко. По такому случаю Василий Львович распорядился выделить средства из бюджета музея для того, чтоб отметить этот добрый праздник в одном из недорогих ресторанов. Люсе Крапивиной, как всегда поручили вопросы организационного характера. А меня директор музея назначил ответственной за культурную часть праздничного мероприятия.

Я взялась заэто дело с большим рвением. Ведь всего лишь несколько дней назад я рассталась с Виктором и теперь мне крайне необходимо было как-нибудь отвлечься.

Перво-наперво я сколотила актёрскую труппу из нескольких молодых сотрудников. Придумала интересный сценарий, расписала все роли, договорилась с Домом культуры об аренде костюмов, нашла через знакомых необходимые музыкальные инструменты, после чего мы приступили, наконец, к репетициям.

В назначенный день мы с ребятами приехали в ресторан раньше времени и на сцене небольшого уютного зала провели генеральную репетицию. Результатом нашей работы лично я осталась вполне довольна. А один молоденький официант, вообще, сказал, что всё было очень клёво.

Но мои самодеятельные артисты всё равно волновались, и тогда я предложила им немного выпить для того, чтоб мы все чуток расслабились, а заодно в тесном коллективе отметили праздник. Эта психологическая мера на ребят очень хорошо подействовала. Теперь мы могли бы при желании выступить на любой сцене!

Через час после назначенного времени в зале ресторана появились первые клиенты. Ведь у нас в России не принято, чтобы гости приходили вовремя, поскольку это считается признаком дурного тона. Могут подумать, будто они — голодные, либо — бедные, либо — чересчур нетерпеливые, наконец, — невоспитанные. Любое из этих определений для человека, который заботится о своей репутации, сами понимаете, весьма нежелательно.

Также недопустимо, чтобы гости приходили абсолютно трезвыми. Это очень хлопотно для хозяев с точки зрения их разогрева. В таких случаях важно соблюдать чувство меры, т. е. быть немного в кондиции. Между прочим, это «немного» придаёт большой шарм отдельным личностям, я бы даже сказала — аристократизм. Но главное тут — не переборщить.

Наши первые гости, а это были, разумеется, сотрудники музея, порадовали тем, что они находились в той самой, нужной кондиции. В ресторан их привезли на заказном автобусе. Я подозреваю, что коллегам было, чем занять себя в дороге.

После них подошло несколько заведующих отделами из других музеев, с которыми мы часто контактируем в своей работе. Они также оправдали наши надежды на особенности национального характера. Ведь всем понятно, что с подготовленной публикой работать и проще, и приятнее.

Наше демократичное начальство по случаю праздника от подчинённых тоже не стало отставать. У Виталия Львовича заметно разрумянилось лицо, а у его заместительницы Галины Васильевны подозрительно сильно блестели глаза. К тому же, она часто смеялась невпопад. В отличие от бухгалтерши Светланы Михайловны, которая в подвыпившем состоянии напоминала медведя, впавшего в зимнюю спячку.

Последним, как и следовало ожидать, в зале ресторана появился главный гость — начальник отдела культуры Игорь Андреевич Воруйко. Его появление собравшиеся встретили бурными аплодисментами. Воруйко от неожиданности немного смутился (праздник-то — женский), и даже покраснел, как невеста, когда пьяные гости слишком часто требуют от новобрачных: «Горько!».

Но зато не растерялся наш директор Наливайко и поспешил угостить дорогого гостя штрафной стопкой. Воруйко приёмом как будто остался доволен. А нам незаметно подали знак, что пора наш концерт начинать.

Первая часть праздничной программы прошла превосходно! Мои самодеятельные артисты талантливо интерпретировали знаменитую «Во поле берёзка стояла». Они исполнили эту замечательную песню с такой живостью, с таким озорством, что публика пришла в полнейший восторг, а наш Наливайко и вовсе пустился в пляс. Причём ему даже удалось растормошить уже было засыпавшую за столом Светлану Михайловну.

Подготовленная публика приняла «на ура» и юмористическую сценку, в которой, памятуя о пословице: «Сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам — урок», мы решили немного поиронизировать над нашими питейными традициями.

Следует заметить, что исполнителем одной из ключевых ролей в этой сценке являлся дядя Ваня — наш плотник, сантехник и электрик в одном лице, которому не всегда удавалось справляться со своей работой, потому что по специальности он был зоотехник. Однако со своей ролью — убеждённого алкоголика, дядя Ваня справился просто блестяще! И это, несмотря на его отсутствие на генеральной репетиции.

Репетицию наш талантливый артист пропустил, сославшись на то, что ему, мол, хочется проехаться со всеми сотрудниками музея на заказном автобусе. Поездка явно пошла дяде Ване на пользу. После неё он в свою роль прямо-таки вжился! А я себя мысленно похвалила за то, что с выбором актёра не ошиблась.

Первая часть выступления закончилась зажигательной лезгинкой. Откровенно говоря, этот замечательный танец не совсем вписывался в тему нашей программы. Однако предложенный мною гопак почему-то никто не захотел танцевать. Мы стали перебирать другие варианты. Тогда секретарша Анечка сказала, что в детстве она была на Кавказе, где её обучили лезгинке, и теперь она может научить этому танцу всех желающих.

Как ни странно, желающих оказалось более, чем достаточно. Спорить было бессмысленно, да и не хотелось. Решили танцевать лезгинку. Растроганная оказанным ей доверием, Анечка постаралась и нашла подходящие костюмы. Однако в ресторане уже изрядно захмелевший Виталий Львович Наливайко под лезгинку всё равно почему-то плясал гопака.

Шеф плясал с такой душой, что наш главный гость — Игорь Андреевич Воруйко, даже попытался составить ему компанию. Но танцевать гопак у начальника отдела культуры почему-то не очень получалось. Глядя на его неловкие движения, я подумала, что в этом неумении виноваты гены, хоть Воруйко и был чернявым на манер украинцев из Западной Украины.

Этой своей любопытной догадкой я решила поделиться с нашим бухгалтером Светланой Михайловной. Та, пьяно ухмыляясь, мне ответила:

— А чего ты хочешь, Ася, от цыгана? Он, может, хорошо и станцевал бы, но под свою, цыганскую музыку, да вот только её у нас нету-ти.

В эту минуту Светлана Михайловна, сама того не ведая, подала мне сигнал к действию. Мне вдруг стало очень жаль Воруйко, и я решила восстановить справедливость настолько, насколько это было в моих силах.

45

После завершения первой части концерта был объявлен перерыв. Теперь на сцене нас заменили музыканты. Сытая и захмелевшая публика с удовольствием пустилась в пляс, чтобы размять свои косточки и завязать живот в предвкушении новых изысканных блюд, ведь до окончания вечера было ещё далеко. А мы, артисты, воспользовавшись этой передышкой, наоборот, сели за стол. Нам тоже хотелось попить и поесть, тем паче, что впереди нас ждала вторая часть праздничной программы.

Пока мои талантливые подопечные, сидя за столом радовались жизни, я незаметно выскользнула в коридор. Нашла комнату, которую администрация ресторана выделила нам в качестве грим-уборной, и заперлась в ней изнутри, чтобы никто не прознал раньше времени о моих планах.

Потом в груде, сваленных как попало на старом диване театральных костюмов, я отыскала цыганское платье рокового ярко-красного цвета. Договариваясь в Доме культуры об аренде костюмов, этот цыганский наряд я захватила с собой на всякий случай. А теперь он мне очень пригодился.

Зная, что перерыв скоро закончится, я поспешно переоделась. Глядя в зеркало, с сожалением отметила, что платье смотрелось бы на мне лучше, если б оно было хоть на размер больше. Однако ради благородного дела я решилась на эту жертву. Потом пригладила свои каштановые волосы и воткнула сбоку шёлковую алую розу.

Получилось не очень красиво, если не сказать — вульгарно, но выбора у меня не было, да к тому же время поджимало. Завершая работу над образом, нанесла на губы яркую красную помаду. А, чтобы привести себя в хорошее расположение духа, немного погримасничала перед зеркалом.

Ведь, если честно, в таком виде я могла бы иметь верный успех где-нибудь в районе «красных фонарей», а не на сцене. Но я запретила себе даже думать об этом.

Покинув грим-уборную, я прошла на сцену со стороны чёрного хода. Нашла руководителя музыкантов и в двух словах ему объяснила, что мне от него требуется. Затем передала через официанта записку для Анечки, в которой её попросила срочно пройти за кулисы.

К счастью, отыскать секретаршу в переполненном зале ресторана особого труда не составляло, ведь среди присутствовавших на банкете блондинок она была самой молоденькой и миленькой.

Анечка прибежала очень быстро. По её лицу было видно, что она ужасно заинтригована. Я попросила всегда готовую услужить секретаршу выйти сейчас на сцену и объявить мой номер. Ведущей этого вечера, вообще-то, являлась я, но объявлять саму себя мне было как-то неудобно.

Узнав, какое ей оказано высокое доверие, Анечка от удовольствия даже покраснела. А я подумала, что наша секретарша так же, как и я когда-то, адреса институтов перепутала, и вместо театрального сдала документы в экономический университет. Однако по специальности Анечка всё равно не работала. Говорит, что это был выбор тёти Светланы Михайловны, а ей самой экономика до лампочки.

В коротеньком розовом платьице и с маленьким розовым бантиком на голове Анечка была очень похожа на куклу Барби. Прехорошенькая, даже красивая прямо до жути. Я была от неё в восторге.

Счастливая Анечка выпорхнула на сцену и громко сказала в микрофон (Наверное, бедная девочка сильно волновалась. Имея под рукой микрофон, можно говорить и потише. Всё же Анечка правильно сделала, что не сдала документы в театральный. Актёрскому мастерству нельзя обучить. Актрисой нужно родиться!):

— Дорогие друзья! Сегодня — удивительный праздник. К этому дню все женщины нашей большой страны готовятся в течение целого года. Но мне почему-то кажется, что это не совсем справедливо: в Международный женский день поздравлять исключительно женщин и девушек. А почему же наши замечательные мужчины обделены вниманием? Согласитесь, много ли в этой жизни женщина значит без мужчины?

Услышав такую любопытную речь, зал ресторана, ещё минуту назад гудевший, как растревоженный чем-то улей, внезапно замер. Мужчины дружно втянули животы и начали поправлять свои галстуки.

Женщины отчего-то забеспокоились и, в свою очередь, начали дружно поправлять причёски, смотреться в зеркало, даже пудриться, несмотря на присутствие за столом представителей сильной половины человечества. Но, наверное, дамам очень хотелось произвести на кавалеров хорошее впечатление, ведь конкуренция с себе подобными — двигатель женского прогресса.

После того, как Анечка задала в зал свой вопрос, она на мгновение поистине театрально поникла головой, все своим видом выражая серьёзную озабоченность, если не скорбь по поводу сложившейся нынче в обществе неправильной ситуации, когда права мужчин совсем незаслуженно ущемляются. А я подумала, что Анечке ещё не поздно сдать документы в театральный.

— Безусловно, вы можете мне сейчас возразить, что у наших мужчин есть свой мужской праздник, — Анечка подняла голову и смерила гневным взглядом бухгалтершу Светлану Михайловну, которая в любом разговоре не упускала случая, чтобы не сказать свою дебильную фразу про то, что «все мужики — сво…», — Но, на мой взгляд, этого мало. А это значит, что наши доблестные мужчины не могут в полной мере прочувствовать свой праздник, ощутить свою конкретную нужность, а главное — понять, что женщины их любят и ценят. Потому что мы редко говорим им об этом, потому что самый главный праздник в календаре — это 8 Марта.

При этих словах по хорошенькому лицу Анечки скатилась маленькая слеза. Мужчины заволновались. Кое-кто в зале не выдержал и встал. И все без исключения ужасно жалели, что в эту волнительную минуту, по закону подлости, в ресторане не оказалось даже самого завалящего преступника (Не понимают уроды, где во время праздников им нужно работать!), которого они могли бы легко разоружить для того, чтоб заслужить восхищение в глазах хорошенькой и очень женственной блондинки.

— Да, настоящие женщины любят, ценят и ждут мужчину, — продолжала настаивать на своём Анечка, смахнув с щеки мешавшую ей слезу, — независимо от того, полный у него кошелёк, или пустой. Ведь в жизни бывает всякое: сегодня — ты на коне, а завтра — кто-то другой. Однако: на коне ты, или — без коня, но для своей подруги, если, конечно, она тебя действительно по-настоящему любит, ты всегда будешь: милый, дорогой, любимый, единственный. Потому что на свете есть вечная любовь. Только в неё нужно верить, — голос Анечки предательски дрогнул.

Из-за кулис мне хорошо было видно и секретаршу Анечку, и зал ресторана. В голову сама собой пришла мысль: а ведь знаменитой Мерилин Монро до Анечки из Санкт-Петербурга ой, как далеко! Если первая своей выпяченной сексапильностью способна была всколыхнуть у мужчины территорию чуть ниже его пояса, то вторая своей чистотой и абсолютной искренностью способна была взять в пожизненный плен душу мужчины. А это — вещи просто несопоставимые!

Зал, который Анечка, сама того не ведая, зарядила в ходе своего незапланированного выступления просто сумасшедшей энергетикой, кажется, готов был просто взорваться. Требовались срочные меры для разрядки взрывоопасной обстановки. Боюсь, мужики в зале устроят сейчас драку. Энергию им куда-то девать надо!

46

Нужно было срочно разрядить обстановку в зале. Я молниеносно приняла решение. Шепнула музыкантам, что наши планы немного меняются и объяснила, какую музыку им играть сначала, а какая пойдёт вторым номером. Потом с широкой улыбкой на лице я вышла на сцену. Поблагодарила Анечку за выступление и взглядом дала ей понять, что она свободна. Ну а затем объявила очередной (незапланированный) номер.

— Дорогие друзья, мне бы хотелось присоединиться к только что прозвучавшему из уст нашей милой, очаровательной Анечки поздравлению. Давайте будем считать, что сегодня — наш общий праздник! Я думаю, так будет справедливо.

Я сделала эффектную паузу, сорвав кучу заслуженных аплодисментов (По-моему, публика ещё не совсем пришла в себя после сенсационного выступления Анечки), и продолжила:

— Дорогие друзья, в этот незабываемый праздничный вечер мне бы хотелось порадовать вас исполнением частушек. Надеюсь, сейчас вам всем станет не просто хорошо, а весело! Встречайте: Астра Иванова!

Зал зааплодировал и я, пританцовывая под музыку, бойко запела:

Меня милый, меня милый целовал,

Родной батюшка нечаянно увидал.

Отчего припухли губки? — он спросил.

Я сказала, что комарик укусил!

Сидит парень у ворот,

Широко разинув рот.

А чувырла подошла,

Подошла, да плюнула!

Говорила бабка деду:

«Ты купи мине «Победу»,

А не купишь мне «Победу»,

Я уйду к другому деду!»

Мир победит, победит войну.

Мир победит, победит войну.

Мир победит, победит войну,

А мы рваных не берём!

Зал взорвался аплодисментами. Со сцены я видела, что наш бухгалтер Светлана Михайловна, придерживая руками свой большой живот, хохочет, как сумасшедшая. Виталий Львович Наливайко, не выпуская из рук рюмку, медленно сползает под стол. А наш общий начальник — Игорь Андреевич Воруйко, вытирает слёзы от смеха.

Дождавшись относительной тишины в зале, я мило улыбнулась и сказала:

— А свой следующий номер я хочу посвятить нашему уважаемому гостю Игорю Андреевичу Воруйко! На сцене — Астра Иванова!

Моему шефу удалось вновь занять место за столом и он, ужасно довольный собой, заговорщически подмигнул начальнику отдела культуры. Дескать, знай наших! Мне показалось, будто Игорь Андреевич снова покраснел. Какой застенчивый человек! Совсем не похож на начальника.

Я прониклась к нему ещё большей симпатией и мысленно похвалила себя за свою идею. Ах, цыгане — бедные изгнанники! Мало того, что у них нет своей родины, так ещё и песен их цыганских никто не поёт. Оно-то, конечно, понятно, что русский язык, к примеру, все знают, а потому и песни на русском языке звучат повсюду. Но только цыган всё равно жалко. Я, правда, их языка тоже не знаю, но зато я знаю одну жизнерадостную песенку, посвящённую цыганам. Её-то я и спела.

Ты — цыган, и я — цыган,

Оба мы — цыгане!

Ты воруешь лошадей,

Я ворую сани!

Ай — дана, дана, дана. Хэй!

Ай — дана, дана, дана. Хэй!

Ай — дана, ай — дана, дана. Хэй!

Ай — дана, дана. Хэй!

Я не только пела, но ещё и пыталась танцевать по-цыгански, и всё же боковым зрением заметила, что так застенчиво красневший в течение вечера Игорь Андреевич Воруйко, вдруг побледнел. От неожиданности я чуть было не забыла слова следующего куплета, но моя верная память меня выручила.

Ты — цыган, и я — цыган,

Оба мы — цыгане!

Ты в карман, и я в карман:

Оба за деньгами!

Ай — дана, дана, дана. Хэй!

Ай — дана, дана, дана. Хэй!

Ай — дана, ай — дана, дана. Хэй!

Ай — дана, дана. Хэй!

Я уже закончила петь, но ещё продолжала плясать на сцене, как вдруг увидела, что Игорь Андреевич Воруйко решительно поднялся из-за стола. На нём почему-то лица не было. Виталий Львович Наливайко тянул начальника отдела культуры за полу пиджака, пытаясь обратно усадить за стол. Но Воруйко оттолкнул беспомощную пьяную руку моего шефа и, даже не удостоив меня взглядом, быстро вышел из зала.

После неожиданного ухода начальника отдела культуры все остальные гости засиживаться тоже не стали. А ведь нас ожидала ещё одна смена блюд и десерт. Сокрушаясь по этому поводу, наш бухгалтер поспешила на кухню ресторана, дабы предупредить, чтоб все неиспользованные продукты, а также уже готовые блюда официанты сложили в пакеты. Ну, не пропадать же теперь добру, верно?

На обратном пути из кухни Светлана Михайловна увидела меня, сидевшую в гордом одиночестве за столиком, и шепнула на ушко, что мне теперь — крышка. Я поинтересовалась, что я сделала не так?

Ответ протрезвевшей Светланы Михайловны не заставил себя ждать. Кто просил меня исполнять песню про цыган с криминальными наклонностями? Ведь они же не все воруют. Вон, господин Воруйко с тех пор, как ушёл со своей прежней должности (а он был вроде как главным начальником над всеми ревизорами города), со всеми тёмными делами напрочь завязал. В сфере культуры уважаемый Игорь Андреевич Воруйко работает по — культурному: при всём желании не придерёшься. И тут на тебе — Дед Мороз объявился в Африке!

Какой-то там рядовой сотрудник какого-то там рядового музея при всём честном народе начинает делать какие-то подозрительные намёки самому начальнику отдела культуры! Ну, кто же так поступает?

Вот, если у тебя есть, к примеру, на Воруйко хороший, надёжный компромат, ты запишись к нему на приём по личному вопросу и договаривайся без свидетелей, сколько душе угодно! Если повезёт, то получишь деньги. Тут же, не отходя от кассы.

Но так поступают умные люди, и у них всё складывается в жизни благополучно. А других просто увольняют с работы. За неимением доказательной базы. Но теперь виноватых искать поздно. Вот так-то!

Ну, а всё остальное вы уже знаете.

47

После приватного разговора со Светланой Михайловной я решила не садиться в заказной автобус, который ожидал сотрудников у входа в ресторан. Мне хотелось побыть немного наедине с собой. Люся Крапивина, прощаясь, поцеловала меня в щёчку и сказала: «Держись!». А наша милая секретарша Анечка не выдержала и расплакалась. Потом легонько обняла меня за плечи и юркнула в автобус. Наверное, ей стало стыдно за свою слабость. Ну, конечно: молодая ещё, необстрелянная. Я-то на добрых шесть лет её старше.

А вот ушлая Светлана Михайловна знала, как нужно вести себя в той или иной ситуации. Сделала вид, будто в упор не видит меня, стоило мне только попасть в опалу к начальству. Ну, да Бог ей судья. Зато порадовал своей заботой наш специалист широкого профиля (плотник, сантехник и электрик в одном лице) — дядя Ваня. Нетрезво ухмыляясь, он похлопал меня по плечу, потом достал из-за пазухи в качестве подарка к празднику 8-е Марта бутылку вина, которую я, не задумываясь, тут же засунула себе в сумку.

Помахав ручкой ещё курившим у автобуса коллегам, я отправилась пешком к себе домой.

Надо сказать, предаваться печали долго я не умею. Даже после самого сильного стресса у меня мозги сами собой начинают настраиваться на хорошее. Вот и после расставания с сотрудниками нашего музея я, как ни стыдно в этом признаться, довольно скоро пришла в себя. Да и как тут не прийти, если все, попадавшиеся мне на пути представители сильной половины человечества, поздравляли меня с Международным женским днём!

А один парень даже подарил цветы. Правда, он еле держался на ногах и размахивал букетом с беззащитными жёлтыми хризантемами, как будто банальным банным веником, но мне всё равно было приятно. К тому же, теперь я могла идти по улицам с загадочным выражением лица. Глядя на меня, можно было вполне подумать, будто я возвращаюсь с романтического свидания. О, ля-ля!

Иду я, значит, бросая по сторонам рассеянные взгляды. За плечами, как всегда, висит моя добрая старушка от китайских последователей традиций синьора Версаче. В одной руке — пакет с моими выходными туфлями на шпильках и турецкой косметичкой, которую в самом начале праздничного вечера каждой из сотрудниц музея подарили наши галантные мужчины. В другой — чуть помятые, но всё равно очень красивые и нежные хризантемы. В общем, настроение — более, чем отличное.

И вдруг, когда я свернула в один не очень хорошо освещённый переулок, кто-то попытался вырвать у меня сумку. Я упала. Но, падая, успела подумать: какой придурок в Международный женский день догадался пойти на ограбление девушки, у которой, к тому же, в руках цветы?! Ну, пэтэушник, погоди!

А в том, что на меня напал пэтэушник — я ничуть не сомневалась. Ведь дураку понятно, что если человек в школе учился хорошо, он не станет потом нарушать закон. Либо будет делать это более изящно, а не так глупо и примитивно, как эта гадкая уличная обезьяна!

Однако пэтэушник на то и пэтэушник, что по внешнему виду он не сумел отличить настоящую сумочку Версаче от подделки и принял меня за богатую. Ничего ценного внутри моей старушки не было, и всё же я не имела никакого желания расставаться со своей собственностью. Но хулиган об этом не догадывался и даже, когда я упала на тротуар, он не оставил своих попыток приватизировать приглянувшуюся ему вещь.

Я закричала. Однако грабитель упорно тянул сумку к себе. Я искренне порадовалась за высокое мастерство китайских товарищей и решила проявить по отношению к ним солидарность, для чего укусила настырного грабителя за палец. Он закричал. Дурак, весной нужно носить перчатки! Надеюсь, теперь он это будет знать.

Но преступник оказался не лыком шит и без добычи с поля жестокой битвы не захотел уходить. Грабитель вырвал из моих рук пакет и побежал вперёд. В пакете находились мои выходные туфли, которые нуждались в небольшой починке, а также подаренная мне турецкая косметичка, к которой я ещё не успела привыкнуть.

Потеря, в общем-то, невелика, однако, душа моя жаждала мести. Ну, нельзя грабить женщин и девушек в Международный женский день! Это не только некрасиво, а даже подло.

Понимая, что с ушибленной в процессе моего падения ногой, мне не догнать грабителя, я не стала тратить драгоценного времени на то, чтобы подняться с тротуара. Вместо этого я быстро расстегнула сумку и вынула из неё подаренную мне дядей Ваней бутылку.

Судя по этикетке, над этим вином трудились болгарские товарищи. Такое вино мы пили в своё время на девичниках. Хорошая, скажу вам, вещь. Настроение быстро поднимает и никакой головной боли не приносит.

На какую-то долю секунды я даже засомневалась: а стоит ли мне расставаться с таким подарком? Но потом подумала: если сейчас я не отомщу наглому грабителю, вино впоследствии станет мне поперёк горла, а, кроме того, этот недобитый пэтэушник способен сегодня ограбить кого-нибудь ещё, испортив праздник. Я не могла допустить такую несправедливость.

Приподнявшись с тротуара, я оперлась целой коленкой о землю и прицелилась. Потом, как можно сильнее размахнулась и бросила вслед убегавшему от меня противнику бутылку. Моя метательная граната, к счастью, не промахнулась и в цель попала. Я догадалась об этом (сумерки с каждой минутой сгущались) по воплям, которые незамедлительно раздались с той стороны, куда убежал парень.

Мысленно похвалив себя за оперативность, смелость, щедрость, я, тихонько постанывая, поднялась на ноги. Пусть с небольшими потерями, но цель была достигнута. Теперь со спокойной душой можно отправляться в родные пенаты. И, что особенно приятно: хризантемы почти не пострадали! Значит, всё, что было, — было абсолютно правильно.

А с этим грабителем я, может, когда-нибудь встречусь на узкой тёмной тропинке, и тогда он от меня ещё получит! Ведь, пусть я не видела его лицо, но я всё равно смогу его узнать по нелепому розовому шарфу, которым он наглухо обмотал свою шею. Вот странник! Нет, чтоб руки свои от укусов нечаянных защитить — он шею, видишь ли, прикрывает. А, может, он уже нарывался на вампиров? Кто знает!..

Вернувшись домой, я тут же позвонила Нюрке. Верная подруга не только одобрила все мои действия, но поспешила меня проведать, а в качестве компенсации за понесённый мной моральный и материальный ущерб, захватила с собой пару бутылок настоящего грузинского вина.

Я удивилась, где Нюрка такую редкость нарыла? Оказалось, это коллеги мою стрекозу неотстрелянную с праздником так поздравили. Хорошо, однако, живут наши учителя!

Мы с подругой все события минувшего дня подробно обсудили. Аккуратно выпили. Послушали музыку, но танцевать не стали. Ушибленная нога не позволяла мне делать резких движений. В общем, культурненько посидели. Аж сами удивились: вон, оказывается, как мы умеем! А я конкретизировала наш с Нюркой явный прогресс: Можем, когда захотим! Ой, да чего уж там говорить? Захотелось аж нас наградить за мудрость.

Мой первый рабочий день после праздника прошёл во всевозможных хлопотах и волнениях. Ведь в музее с самого утра циркулировали слухи о моём скором увольнении. К счастью, всё обошлось только выговором за опоздания. А была ещё и другая радость: за время праздников моя нога болеть перестала. Так и тянуло кому-нибудь признаться: у меня штаны переполнены счастьем!

48

После работы с Люсей Крапивиной немного посидели в нашем кабинете. За чашкой пива, с пачкой чипсов. Утолили и жажду, и голод, и потребность в общении. А то ж весь день мы трудились, аки пчёлы: даже некогда было словечком переброситься.

Хорошо посидели! Разошлись довольные. Ну прямо, как те бобики, что с полосатыми палками на дорогах стоят и даже на обед не уходят: боятся свою зарплату ненароком пропустить. Мы бы с Люсей тоже на работе ещё задержались, да мне теперь с утра уже нельзя опаздывать. Во всяком случае, какое-то время точно.

Иду я, значит, по улице. Песенку негромко напеваю, витрины магазинов разглядываю. Везде вмонтирована подсветка, висит неоновая реклама. Да, есть, на что посмотреть! А ещё: гордость охватывает за наших людей, которые посещают эти дорогие магазины. Ну, чем, скажите, мы хуже Запада?

Я так за страну свою радовалась, что не сразу сообразила, что рядом со мной вдруг несчастье приключилось. Какая-то женщина отчаянно закричала, а буквально через секунду мимо меня пробежал парень. В руках он почему-то держал женскую сумку. Но ещё больше меня поразил его шарф. Нелепого розового цвета, который одним концом свисал за его спину.

Ага, попался голубчик! Ну, уж теперь я тебя не упущу, дрянный воришка.

На беду грабителя, сегодня я была в лёгких демисезонных кроссовках, хотя обычно хожу на работу в обуви на каблуках. Но поскольку я заранее морально готовилась к увольнению и собиралась паковать свои вещи, то решила нынче обуть более удобную обувь. И сейчас мои кроссовки мне очень пригодились.

Но прежде, чем пуститься в марафонский забег, я обернулась, чтобы узнать, кто стал жертвой грабителя на этот раз. Моим глазам предстала интеллигентная женщина довольно почтенного возраста. Она выглядела очень растерянной: наверное, ей ещё не приходилось сталкиваться с преступниками.

Это обстоятельство внушило мне вполне определённое доверие к ограбленной женщине. Я решила, что могу доверить ей свою добрую старушку от Версаче, а то при беге она могла бы мне помешать.

Жертва оказалась довольно сообразительной и ловко подхватила мою сумку на приличном расстоянии. А я со всех ног бросилась догонять грабителя.

Бегал парень, конечно, лучше меня, но я от него всё равно не отставала, ведь в школьные годы, пусть и недолго, а всё ж занималась спортом. В скором времени я уже едва не дышала ему в затылок, но преступник продолжал бежать вперёд. Наверное, его вдохновляла мечта, что рано или поздно я выдохнусь.

Прохожие провожали нас удивлёнными взглядами, однако почему-то никто из них не торопился составить мне компанию. Чтобы привлечь общественность к более активным действиям, я стала кричать: «Брось сумку, негодяй!». Но прохожим мои громкие крики не понравились, и они ещё больше начали от нас шарахаться.

На мгновение грабитель обернулся, чтоб оскалить в злорадной улыбке зубы. И совершил тем самым просто непоправимую ошибку! Споткнувшись о камень, парень упал прямо личиком на асфальт.

Я подбежала следом и села грабителю на спину, чтобы не убежал до приезда полиции. Затем забрала из его рук чужую сумку. Парень попытался вырваться, да не тут-то было: мой вес не позволил ему сдвинуться с места. А я поняла, что недоброжелатели заблуждаются: нет у меня никаких лишних килограммов!

Между тем преступник начал по-детски канючить. Хотел, чтобы я его на волю отпустила, поскольку он, дескать, сумку отдал. Пришлось его поправить: сумку я у него забрала. А заодно я этому кретину напомнила про свои выходные туфли и турецкую косметичку, которые несколько дней назад он у меня отнял. После этого грабитель замолчал. Я ласково поинтересовалась: «Зажил ли пальчик?». В ответ он что-то пропищал.

На следующий день меня вызвали в отделение полиции.

На работе испугались, что я опять что-нибудь натворила: пришлось рассказывать всё, как было. Мой рассказ так растрогал Виталия Львовича, что он распорядился доставить меня в полицию на его служебной машине. Немного поломавшись для приличия, я согласилась. Потом в дороге ещё покурила, развалившись на кожаном сиденье. В общем, получила оптом все радости жизни. Почему бы при таких условиях не половить на досуге преступников? Над этим я решила при случае подумать.

В полиции со мной долго и обстоятельно беседовали. Я даже испугалась, как бы директорский водитель обратно в музей без меня не уехал. Пришлось бы тогда добираться до работы на метро, а мне уже понравилось чувствовать себя важной персоной.

После того, как я ответила на все вопросы, интересовавшие заместителя начальника отделения в звании майора, он вдруг меня спросил, а не хотела ли бы я работать в полиции? Этот вопрос меня одновременно и обрадовал, и удивил. С одной стороны, я почему-то с детства немного побаивалась людей в форме.

Может, меня матушка ими пугала, когда я шалостями слишком увлекалась? Этого я, конечно, не помню, но не исключаю такой методы, ведь мамочка моя всегда отличалась довольно оригинальными взглядами.

С другой стороны, ещё в юности я порой задумывалась, а не пойти ли мне работать в полицию? Разумеется, быть артисткой мне нравилось больше, но уж больно профессия эта ненадёжная. Сегодня ты находишься на вершине славы, а завтра околачиваешься где-нибудь на её задворках.

Угадать, что выйдет с той или иной ролью — практически невозможно. Да и роль эту ещё нужно получить. Конкуренция в артистической среде огромная. А вот в полиции я могла б приносить людям реальную пользу. В этом я ничуть не сомневалась, однако, мне полицейская форма очень не нравилась, впрочем, как и вообще любая униформа. Я чувствую себя в ней скованно. Поэтому я ответила беседовавшему со мной майору, что подумаю над его предложением.

На следующий день меня снова вызвали в полицию. Мои коллеги начали на меня подозрительно коситься. Но делать было нечего, пришлось ехать. Правда, теперь я приехала туда на общественном транспорте. Как ни странно, чувствовала себя при этом нормально.

Люди ко всему быстро привыкают, а женщины — особенно. Наверное, поэтому мы и занимаем второе место по степени выживаемости сразу вслед, пардон, за крысами. Но такова суровая правда жизни.

Я долго ломала голову над предложением майора, да так и не придумала, что ему ответить. Решила с порога покаяться, дабы почём зря не отнимать его время. Но он почему-то от моих слов отмахнулся, как будто его интересовало что-то другое. Но что? Очень странно! Ведь я ничуть не сомневалась, что сегодня меня будут уговаривать перейти на работу в органы, поскольку там крайне нужны хорошие кадры. Этой мыслью я даже успела поделиться с Люсей Крапивиной. Кажется, преждевременно.

Вот чёрт! Ну, почему я так и не научилась в своей жизни следовать бабушкиному совету: Не беги, Астуся, впереди паровоза?

Поговорив пару минут ни о чём, чем-то озабоченный майор вдруг попросил, чтоб я забрала своё заявление. Как будто ни меня, ни ту пожилую женщину никто не грабил. Старушка сумку свою получила, а мне мои туфли и косметичку сейчас, мол, вернут. Я очень удивилась. Зачем же я, рискуя сломать себе шею, грабителя ловила, если его не хотят привлечь к ответственности? И отказалась забирать заявление.

Замначальника отделения разнервничался. Даже повысил тон. Но я оставалась спокойной, как удав. Потому что знала: на моей стороне правда. Тогда майор признался, что неудачливый грабитель — это его племянник и он, конечно, не хочет, чтоб у родственника были неприятности. Ну, сглупил парень от хорошей жизни. Так у нас в стране подобные вещи сейчас на каждом шагу случаются.

К тому же, у парнишки проблемы с ориентацией, в тюрьме ему, сами понимаете, придётся несладко. Зачем портить жизнь человеку понапрасну? Не лучше ли нам расстаться друзьями? Ведь связи в полиции никому не помешают. Если у меня вдруг появится желание устроиться на работу в органы, он мне в этом с удовольствием поможет.

Обдав майора волной презрения, я молча вышла из кабинета. Затем прошла к следователю, дабы убедиться, что моё заявление и прочие документы по этому делу подшиты.

На душе было немного грустно из-за несовершенства, мелочности человеческой натуры. Работать в полиции мне совсем расхотелось, уж лучше я останусь в своём музее. Либо подамся в артистки. Какие мои годы!

А ещё я совсем не исключаю, что в скором времени выйду замуж. Ведь, когда 8-го марта я шла с букетом жёлтых хризантем, который мне подарил один хороший, но чуть подвыпивший парень, мужчины на улице провожали меня о-очень заинтересованными взглядами. Знай наших, вуаля!

Конец первой книги. Продолжение следует.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48