Мечты о пламени [Келли Сент-Клэр] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Автор: Келли Ст. Клэр

Мечты о пламени

Серия: Нарушенные соглашения. Книга 3



Переводчик: enzhii

Редакторы:Gosha_77, TatyanaGuda, _Kirochka_, Marina_lovat

Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations


При копировании просим Вас указывать ссылку на нашу группу!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.



ГЛАВА 1


Армия на полпути к Гласиуму.

И не просто какая-то армия — она принадлежит моей матери.

Единственная причина, по которой армия матери не смогла перебить сотни Брум во сне, заключается в том, что путь от Осолиса до Гласиума пешком занимает месяц. Даже с учётом такого расстояния мать всё равно могла бы добиться успеха, если бы не неожиданное предупреждение, которое я получила.

Я несусь через Оскалу, крылья Флаера пристегнуты к моей спине. Плавучие острова, средь которых я петляю, образуют коварный путь между двумя мирами, по которому сейчас марширует армия Татум. Я следую за мальчиком Ире по имени Джимми, который летит впереди меня. Наш полёт из замка в Шестом Секторе, где я оставила короля Джована и Оландона, был стремительным.

Потому что армия приближается с каждой секундой.

История взаимоотношения между Брумами и Солати наполнена кровопролитием и жестокостью, но за последние сто лет нам удалось сохранить шаткий мир. В соглашениях было записано, что каждые три года мирная группа из двенадцати человек должна перемещаться из одного мира в другой. Эта группа будет стремиться возобновить переговоры и «укрепить связи». Когда я была невинной Татумой Осолиса — следующей в очереди на правление — я верила, что это действительно происходит. Всё изменилось. Я изменилась. Теперь мои глаза открыты, способны увидеть, что соглашения нарушены.

Моя мать, Татум Осолиса, уже давно планировала вторжение в Гласиум. Она скрывала это многие перемены, играя свою роль во время визитов мирных делегаций. И если бы отношения между нашими мирами оставались натянуто мирными, она, может быть, и не показала бы своё истинное лицо. Но убийство одного из принцев Гласиума и моё последующее похищение предоставили Татум возможность — или, скорее, повод для вторжения, слишком хороший, чтобы упустить его. Теперь мы знали, что попытки матери вести переговоры были всего лишь фарсом, призванным отвлечь Короля, пока мать отправляла свою армию в атаку.

Прошёл целый год со дня моего похищения из дома, дворца в Осолисе. После убийства Принца Кедрика одиннадцать оставшихся делегатов мира из Гласиума выкрали меня, чтобы судить перед лицом своего Короля. Они считали меня виновной в убийстве Кедрика. Во время нашего путешествия через Оскалу они убедились в обратном. Я любила принца Гласиума, и его потеря опустошила меня. В числе немногих, он знал о том, как жестоко обращается со мной моя собственная мать. Он остался в моём сердце как первый человек, с которым я могла быть полностью откровенной. Милый друг.

Выслеживание его убийцы стало моей единственной целью, пока я пыталась справиться со смертью Кедрика и своим собственным прошлым. Пытаясь найти его убийцу, я пережила месяцы в бойцовских ямах Внешних Колец, только чтобы обнаружить скрытое сообщество метисов, спрятанное на самом высоком из плавучих островов Оскалы. Это место называлось Ире.

Теперь народ Ире — моя единственная надежда остановить армию.

Одна вещь связывает меня с местными людьми. Только спустя полный сектор после смерти Кедрика я смогла сама открыть правду и поняла причину ненависти матери, как и причину, по которой она заставляла меня всю жизнь носить вуаль.

Долгое время я думала, что была безобразна или уродлива, но мои иссиня-чёрные волосы, оливковый цвет кожи и рост являются нормой для женщины Солати.

А вот мои голубые глаза — нет.

До того, как я обнаружила Ире, существовало только одно место, где можно было найти людей с голубыми глазами. К несчастью для меня, этим местом был Гласиум. Я была Татумой Осолиса, но черты лица у меня были как у жительницы Гласиума. Я была наполовину Солати и наполовину Брумой, зажатая между двумя мирами, как и народ Ире. Один мимолётный взгляд в зеркало — и мои надежды, мечты править Осолисом были разбиты и сметены вместе со всем, что я когда-либо знала. Мой народ никогда не поддержит ту, в которой течёт кровь Брумы. Они даже не поддержат мою мать, если узнают, что она спала с Брумой, а тем более родила от него ребёнка. Мне не обязательно было представлять себе их отвращение. Одно точно: отношение матери ко мне оставило на мне такие шрамы, что я даже не знаю, насколько они глубоки. Большую часть времени я удивляюсь, почему она просто не убила меня.

Жизнь за вуалью физически тяжела, но одиночество ещё хуже. Люди не чувствуют себя комфортно, разговаривая с человеком, чьего лица они не видят. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это чувство. Я знаю, что изоляция моего детства до сих пор сильно влияет на меня. Король Джован и мой брат Оландон — единственные, кто видел свидетельства маминой измены: глаза. Но за последние перемены я слишком много лгала. Я создала слишком много личностей, чтобы поддерживать их все. Вокруг меня смыкаются стены. Один промах, и грязная тайна матери, которая теперь стала моей собственной, будет раскрыта.

— Уиллоу? — зовёт Джимми.

Я выныриваю из мрачных мыслей, одариваю рыжеволосого мальчика подобием улыбки и возвращаюсь к своему маршруту.

Уиллоу — одна из моих личностей. На самом деле, я позаимствовала имя подруги, шлюхи из Внешних Колец. Здесь я не ношу моё настоящее имя Олина или даже Мороз — имя, которое я использовала в бойцовских ямах. Я боялась, что кто-нибудь свяжет имена и вычислит меня. Кристал, моя подруга из казарм Алзоны, сказала Ире, что я занималась боями в ямах. Поскольку Мороз была единственной женщиной, когда-либо сражавшейся на аренах, не составит труда выяснить, кем на самом деле была Уиллоу, если они начнут поиски. Надеюсь, что любой достаточно любопытный, чтобы провести расследование, остановится на этом. Именно по этой причине я изначально назвала Ире другое имя. Олина была личностью, которую я должна была защитить любой ценой. Это традиционное имя Солати, и я не знала наверняка, сколько Брум и Ире знают о Татуме Олине, заложнице их Короля.

Я устремляю взгляд на Джимми, который сник от усталости. Солис знает, сколько часов он провёл без сна. Обычно энергичный мальчик стал слишком тихим. Последние остатки моей улыбки исчезают, когда я вспоминаю о другой проблеме, почти такой же большой, как надвигающаяся война.

Я издаю вслух стон, вспомнив крики и вздохи ассамблеи, когда Джимми слетел с потолка замка. Джимми предупредил нас о появлении армии в Оскале. К сожалению, за его своевременное предупреждение пришлось расплачиваться секретностью Ире.

До этого момента Ире оставались незамеченными на протяжении более чем пяти поколений. Теперь Брумы знали, что целый другой народ существует… где-то. Так же они знали, что у этих людей есть пристёгивающиеся крылья. Не знаю, вычислил ли кто-нибудь местоположение Ире — не удивлюсь, если Джован догадался. Но даже если нет, другим Брумам не потребуется много времени, чтобы понять, что единственное место, достаточно опасное, чтобы оправдать использование крыльев, это смертоносные острова Оскалы.

На Гласиуме секреты практически приравниваются к валюте. Ассамблея держится замкнуто. Но, в конце концов, кто-нибудь разболтает эту информацию.

Слухи о «летающих людях» распространятся. Обстоятельство, о котором я не горю желанием рассказывать лидеру Ире, Адоксу.


* * *


Я приземляюсь на остров Адокса позади Джимми. Ире окутан тишиной.

Низкие, пыльные палатки, установленные на близлежащих островах, неподвижны. Обитатели спят внутри.

С Джимми, показывающим путь, мы быстро добрались до места — в отличие от моего недавнего одиночного путешествия. Мои ноги грозят подкоситься подо мной, ослабев от долгого перелета. Я ковыляю за подпрыгивающим Джимми. Выросший в полёте, он не испытывает ни одной из моих нынешних проблем.

— Джимми, пойди и разбуди Адокса, — говорю я.

Мне немного не по себе от того, что я бужу лидера Ире. Ему, должно быть, двадцать шесть перемен, но ситуация серьёзная, и его реакция на то, что его разбудили, волнует меня меньше всего. Каждая минута ожидания означает приближение армии Татум.

Мальчик колеблется всего мгновение. Ему семь лет, и он только что понял, что разгневанная мать — наименьшая из его проблем. Адокс будет в ярости, узнав, что ребёнок собственноручно разрушил тайну Ире.

— Я должна сказать ему, — мягко объясняю я.

Дыхание Джимми становится коротким и быстрым, как только я произношу эти слова. Я тороплюсь закончить мысль:

— Но я так же скажу ему, какой ты храбрый, и что ты отправился туда по моей просьбе.

Будет справедливо, если я признаю свою часть вины. Ещё одно обещание, которое я не смогла сдержать. Кажется, их было много. В конце концов, убийца Кедрика всё ещё на свободе.

Джимми страдальчески кивает и несколько слезинок сбегает по его веснушчатым щекам. Он удаляется, волоча ноги, а я переключаю своё внимание на Флаер, ослабляя ремни и защёлкивая стержни, чтобы снять давление с натянутого материала крыльев позади меня.

Когда я оставила Джована и Оландона на крыше замка, я сказала, что у меня есть план. И он есть. Но сработает ли этот план, зависит от Адокса. Если он не позволит людям Ире помочь мне, тогда вся надежда будет потеряна. Два мира будут сражаться, что приведёт к гибели сотен людей. И это будет только начало. Это не одна битва, которую планировала моя мать, это война. Сатумы, аналогичные министрам Гласиума, и двор почитали мою мать за её предусмотрительность, создавшую запасы продовольствия. Она произносила ложь за ложью о планах на случай непредвиденных обстоятельств, если пожары четвертого сектора распространятся и сожгут Осолис дотла. Теперь я знала правду.

В хранилищах были военные пайки.

Я сомневалась, что мой народ даже сейчас в курсе её уловки.

Моя мать хотела того, чего жаждала каждая Татум до неё. Ей нужны были ресурсы Гласиума, их камень и железо. И если я права, она хотела контролировать людей. Свою личную рабочую силу. Рабов. Даже зная всё это, вторжение всё равно не имело смысла. Она ненавидела Брум и едва могла выдержать Первую Ротацию на нашей огненной родине, не говоря уже об экстремальном холоде этого мира. Гласиум может быть единственной вещью, которую она способна ненавидеть сильнее меня.

Я раскрываю руки, когда негромкое бормотание в палатке переходит в шарканье. Адокс хромает в мою сторону, и я поворачиваюсь на звук. Он выглядит старше, чем в прошлый раз, когда я его видела. Неужели он не спит по ночам, думая, сбудутся ли его опасения по поводу разоблачения? Что секрет Ире будет раскрыт? Он ещё не знает, что это уже произошло.

— Уиллоу, что привело тебя на Ире? Сейчас не лучшие времена для полётов. Силы Татум пробираются через тропу. Пока идёт армия, полёты на Ире ограничены, за исключением торговцев, — говорит он, раздраженно глядя на Джимми.

Мальчик понимает намёк и поспешно бежит к своему Флаеру, чтобы улететь.

Я чувствую вспышку собственного раздражения. Как давно разведчики Ире заметили армию? Как Адокс мог стоять в стороне и смотреть, как два мира убивают друг друга? Я сглатываю гнев и выпрямляюсь под взглядом опытного лидера.

Он не пугает в том смысле, к которому я привыкла. У Джована его сила — это его мощь. У Адокса — его опыт, от которого у меня потеют ладони.

— Именно по этой причине я здесь, — говорю я, делая шаг вперёд. — Мы должны поговорить.


Я вижу, как мои слова заставляют его закрыться. Как они скрывают выражение его лица и заставляют его быть настороже.

Отец Адокса основал Ире после своего изгнания из Осолиса. Метисы были изгнаны из Осолиса, факт, о котором я не знала, пока не нашла это убежище. Было удивительно обнаружить, как много существует таких людей. Таких, как я. Некоторые из Ире могли выдавать себя за Бруму, как я, другие — за Солати, но те, у кого были явно смешанные черты, не могли путешествовать в другие миры. Чувство вины пронзает меня, когда я понимаю, что, вероятно, именно мой дед изгнал основателя Ире.

Я следую за Адоксом, с подавленным нетерпением наблюдая, как он разводит огонь. Он пытается восстановить самообладание. Как только пламя разгорается, он опускается на гладкое каменное сиденье напротив меня. Он кладёт руки ладонями вверх на колени и поднимает голову, его жёсткие карие глаза не встречаются с моими над огнём.

— Солати продвигаются через… Великий Подъём, — неубедительно начинаю я, спотыкаясь на слове Брум, означающем Оскалу.

— Я пришла от Короля Джована. Татум Аванна пыталась обмануть нас мирным посланием, в то время как сама послала армию, чтобы истребить нас. Я читала её лукавые слова, — это было не совсем правдой, но я доверяла Джовану. — Она стремится к контролю над Гласиумом и ради этого предала Мирные Соглашения.

Адокс хмурится на мои слова, но в остальном не двигается.

— Если армия достигнет Гласиума, война неминуема, — говорю я.

Эти слова превращают его растущие подозрения в понимание.

— Конечно, она достигнет Гласиума, — резким тоном говорит он. — Только если не решит повернуть обратно.

Моё сердце замирает. Я полагалась на стремление Адокса спасти жизни — полагалась на его нравственность.

— Они повернут, если вмешаются Ире, — тихо говорю я.

Мои слова остаются без внимания. Они звучат так резко, что мне хочется вернуть их назад и попробовать другую стратегию. Выражение его лица застывает, и кажется, что оно высечено из камня.

— Переходи к делу, — говорит он, наблюдая и откидываясь назад.

Я сопротивляюсь желанию поёрзать.

— Ты занимаешь место, приближённое к Королю, — догадывается он.

Я сохраняю спокойное выражение лица. На самом деле его вопрос пробуждает воспоминания, которые я всё ещё пытаюсь подавить. Я была к Джовану ближе, чем кто-либо может себе представить.

— Да, это так.

Я решила не вдаваться в подробности, надеясь, что он примет меня за родственницу или советника.

Он задерживает дыхание, не встречаясь со мной глазами.

— Ты рассказала ему о нас?

Я не обращаю внимания на стук сердца в груди.

— Нет, — говорю я.

Слышу его долгий выдох облегчения и закрываю глаза, чтобы закончить:

— Но Джимми пролетел через обеденный зал в замке. Вся ассамблея видела его.


Проклятые слова вырываются наружу.

Через несколько мгновений я открываю глаза.

Адокс сидит неподвижно, его лицо выражает запредельный ужас. Он выглядит так, как, наверное, выглядела я, впервые увидев своё лицо. Его мир перевернулся, и он не может представить, что делать дальше. Земля ушла из-под его ног.

С таким же успехом он может знать и остальное. Мне нужно быть полностью откровенной в этом вопросе.

— Я не могу придумать способа, как устранить ущерб. Даже если сейчас Брумы не смогут найти вас, они попытаются воссоздать Флаер. Вероятно, некоторые уже поняли, что Великий Подъём и есть то самое место, где вы оставались невидимыми. Рано или поздно они найдут Ире.

Адокс взмывает вверх в движении, слишком мощном для его старческой фигуры. Думаю, страх помогает ему. Я сама достаточно часто испытывала это чувство.

Его прихрамывающий шаг останавливается через несколько минут, и я наблюдаю, как он изо всех сил пытается вернуть себе спокойствие.

— Мне кажется, я предчувствовал это, — шепчет он. Он кладет дрожащую руку на сердце. — Я винил в этом присутствие Солати, — измученный лидер стоит передо мной, заложив руки за спину. — Джимми погубил нас. Я должен был забрать у него Флаер много лет назад, — тихие слова отскакивают от скал, окружающих кострище.

Надеюсь, Джимми не задерживается поблизости, чтобы послушать.

— Это моя вина, — шепчет Адокс.

— Джимми решился на это по моей просьбе, — сознаюсь я. — Некоторое время назад я попросила его сообщить мне, если он увидит что-нибудь необычное на тропе. Я не ожидала, что он примет мою просьбу близко к сердцу.

Слова звучат неубедительно; слабое оправдание.

Нарастающий утренний свет улавливает слёзы в глазах Адокса. Его печаль невыносима. Нет ничего хуже, чем видеть плачущего старика.

— Ты понимаешь, что ты натворила? — спрашивает он.

Я несколько раз моргаю, чтобы прояснить свои глаза.

— Возможно, Джимми спас тысячи жизней, — напоминаю я ему.

Это не те слова, которые стоило произносить.

Лицо лидера искажается.

— Какое нам дело до жизни Брумы и Солати? Что будет с нами? Теперь нам негде будет жить. Всё, ради чего трудился мой отец, выброшено на ветер из-за глупого выбора семилетнего ребёнка и коварной шпионки Короля, — говорит он язвительным тоном.

Его разочарование разбивает сердце. Но я тверда в своей решимости. Чем дольше ему придётся размышлять о моих новостях, тем больше он будет настроен против нас.

— Адокс, у меня есть план, который не навлечёт гнев Солати на Ире, но спасёт много жизней

— Думаю, Ире сделали для тебя достаточно, — говорит он. — Если бы я знал, что ты близка к Королю, я бы не позволил тебе уйти.

Тогда хорошо, что он не знает, что я Татума.

— В твоих руках судьбы многих людей. Неужели ты не прислушаешься к голосу разума? Многие умрут. Неужели тебе всё равно? — спрашиваю я, отказываясь от деликатности.

— Когда Гласиум или Осолис беспокоились о нас? — яростно шепчет он.

Я подпрыгиваю от гнева, исходящего от этого уравновешенного человека.

— Никогда не было настоящего мира! Вы слишком заняты, притворяясь, что терпите друг друга, чтобы помочь своему народу. Это был лишь вопрос времени, пока один из вас не истребит другой.

На остров Адокса уже высаживаются люди, разбуженные светом и привлечённые спором. Мне приходится напоминать себе, что разведчики армии не смогут разглядеть народ Ире так высоко над тропой, по которой они движутся, но звук разносится далеко. Люди знают это и говорят тихо, хмурясь. Нет танцев и смеха. Ире гораздо более сдержаны, чем я помню.

Реакция лидера гораздо хуже, чем я ожидала. Вести разбили его, и он не хочет прислушиваться к здравому смыслу. Или, возможно, он действительно затаил обиду на оба мира, из которых я пришла. Я должна надеяться, что это не так. Что он может видеть дальше своих собственных эмоций.

— Адокс, сегодня ты многое постиг. Я знаю, что подвела тебя и Ире. Но, пожалуйста, не позволяй этому затуманить твой разум. Гласиум и Осолис в прошлом относились к вам не очень хорошо, и я не могу этого изменить. Я ведь этого и не делала. Принимаешь ты это или нет, но Брумы теперь знают о существовании Ире. Ире находится на грани разоблачения. Если вы не объединитесь с Гласиумом, Осолис уничтожит всё, что вы построили. Может быть, не сегодня, может быть, не на следующей неделе, но однажды ты проснёшься и обнаружишь солдат у своей палатки. Не сжигай этот мост, — я умоляю его. — Ты не можешь знать наверняка, когда он тебе понадобится. И я не могу быть уверена, что мой Король снова предложит тебе убежище. Безопасность, Адокс. Для твоего народа.

С таким же успехом я могла бы молчать. Мои слова отражаются от его гнева.

— Ты угрожаешь мне? — шипит он.

Я смотрю на любопытствующих людей, толпящихся вокруг нас. Они не слышали его слов, но язык наших тел выдаёт нас. Несколько мужчин размышляют, стоит ли им вмешаться.

Я вздыхаю в знак поражения.

— Нет, Адокс. Веришь или нет, я пытаюсь помочь вам. Понимаю, что сейчас не лучшее время. Я сожалею о случившемся больше, чем ты думаешь.

Я опускаю голову и иду к своему Флаеру.

— Ответ всегда будет «Нет», — говорит он.

Я грустно улыбаюсь.

— Всегда — очень долгий срок.


ГЛАВА 2


Я ни за что не уйду. Адокс будет в ярости, узнав, что я этого не сделала. Но он должен рассудить здраво! От этого зависит столько жизней.

Я не собираюсь возвращаться в Гласиум, пока он не согласится с моим планом, или пока меня не заставят уйти.

Я лечу на скалу Иши. Приветственные объятия родителей Кристал, Иши и Криса, после бессонной ночи едва не доводят меня до слёз. Они ещё не слышали о моём споре с их лидером. Пока мы готовимся к завтраку, я предупреждаю их, что в течение дня они могут узнать от других о жаркой дискуссии. Я не сообщаю им никаких подробностей, потому что не знаю, как много Адокс расскажет Ире. Из уважения я предоставляю ему самому решать, что он хочет сообщить. Уж кто-то, я больше, чем он когда-либо узнает, знаю о том, как быть главой народа.

— Твоя палатка всё ещё стоит, если хочешь отдохнуть, — говорит Иша с сочувственным видом.

Я познакомилась с родителями Кристал в свою первую ночь на Ире. Кристал, хотя и родилась на Ире, предпочитала жизнь во Внешних Кольцах. Я полагаю, что её подруга, Алзона, в немалой степени повлияла на этот выбор. Надеюсь, они уже разобрались со своими проблемами. Последний обмен репликами между ними был напряжённым.

Я наклоняюсь и вхожу в палатку, с тоской смотрю на сложенный матрас в углу. Единственное, что стоит между мной и сном, это пыльный чёрный костюм, в который я одета. Снять облегающую одежду — задача не из лёгких. Но вскоре костюм уже висит на одной из деревянных опор палатки. Я делаю шаг к кровати.

— Где она?

Я замираю, узнав голос.

— Хамиш, — приветствует Иша. — Уиллоу только прилегла отдохнуть.

Пожалуйста, не заходи сюда. Я оглядываюсь через плечо на опущенные пологи палатки.

— Думаешь, она ещё не спит? — спрашивает он, его голос становится ближе. — Уиллоу, — зовёт он.

Я задерживаю дыхание, не отвечая. Вместо этого я на цыпочках подхожу к матрасу и медленно опускаюсь на него, чтобы он не издал ни звука. За палаткой раздаются шаги.

— Оставь её, Хамиш. Она выглядела, как живой мертвец.

Шаги затихают, но не удаляются.

— Я скажу ей, что ты заглядывал, — намекает Иша.

— Хорошо, — неохотно говорит он. — Скажи ей, что нам нужно поговорить, как можно скорее. Все говорят, что она выдала наше местонахождение Королю Брум.

Я напрягаюсь и почти бросаюсь, чтобы оправдаться. Я жду ответа Иши. Надеюсь, она не выгонит меня со своего острова. Не думаю, что смогу встретиться с чем-то ещё, не поспав сначала.

— Если это так, то не вижу причин, зачем ей было возвращаться и предупреждать Адокса, — отвечает она.

Я улыбаюсь про себя, слушая, как Хамиш уходит, а Иша возвращается к своими делам. Я закрываю глаза, закутываясь в одеяла. Ничто в двух мирах — ни война, ни свет костра, пробивающийся сквозь стены палатки, — не может помешать мне заснуть.


* * *


После нескольких неудачных попыток проснуться, мне удается натянуть костюм и, пошатываясь, выйти из палатки. В Ире темно, я проспала весь день. Столь необходимый отдых прояснил мою голову и придал мне сил. До меня доносится запах стряпни Иши, и я жажду тепла костра, подрагивая. Я и забыла, как здесь бывает холодно. Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к климату вблизи Гласиума, и я задаюсь вопросом, как переносит холод армия Солати, находящаяся на сотни метров ниже меня.

— Хамиш прилетал несколько раз, разыскивая тебя, — говорит Иша.

Я киваю, пережёвывая нежное мясо и хлеб. Я сдерживаю стон восторга, но только чуть-чуть. Тушёная говядина Иши могла бы почти соперничать с тушёной говядиной Лавины.

— Я навещу его завтра, — отвечаю я.

Искать Хамиша — это не то, чем я должна сейчас заниматься. Он испытывает ко мне чувства, а я не отвечаю ему взаимностью. Я знаю, что чувствую к Хамишу: дружбу. Но донести это до него — совсем другое дело. Иногда я скучаю по отсутствию эмоций в культуре Солати.

Я проглатываю последний лакомый кусочек и удивлённо смотрю вверх. Адокс опускается на скалу Иши. Я наблюдаю за старым вождём от костра, пока он приближается, и пытаюсь оценить его гнев. Мне требуется несколько секунд, чтобы проанализировать его поведение: напряжение, подёргивание, постукивание. Всё это что-то значит. То, что когда-то приходило ко мне естественно, стало труднее без регулярной практики. На Гласиуме нет необходимости в поисках истины. Брумы блаженно и часто грубо объясняют, что они имеют в виду.

Адокс выглядит гораздо спокойнее, но жёсткая линия его челюсти и нехарактерная холодность глаз говорят мне о многом. Он тихо обращается к Ише, и она кивает, пристёгивая Флаер.

Он поддерживает зрительный контакт, пока хромает к костру, сцепив руки за спиной. На этот раз он не садится. Плохой знак. Я жду.

Адокс прочищает горло.

— Прошу прощения за сегодняшний гнев. Вести, которые ты принесла, были, мягко говоря, шокирующими. Я пришёл, чтобы дать тебе мой окончательный ответ, — говорит он.

Он будет малоприятным, я уже могу это сказать.

Он поднимает руку, когда я открываю рот.

— Я не буду рисковать жизнью местных семей или тайной нашего убежища. Если существует хотя бы возможность на продолжение нашего скрытого образа жизни, мы будем действовать, как всегда, и надеяться на лучшее, — начинает он. — Если мы поможем вам, то риск для нас велик, а последствия значительны. Я говорил тебе, что не хочу помогать двум мирам, которые так ужасно обошлись с нами из-за выбора наших родителей, но этот пункт мал по сравнению с другими моими причинами.

Он отворачивается от меня и продолжает:

— Моё решение поддерживают те, кто сейчас находится у власти. В частности, Татум Осолиса, которая известна своей жестокостью по отношению к своему народу. Но… у меня есть сомнения относительно вашего Короля. Он молод. Я мало что о нём знаю. По всем сведениям, он большую часть времени проводит в замке. Как я могу быть уверен, что в один прекрасный день он не решит уничтожить Ире? — спрашивает он.

Он рассуждает здраво. Это не значит, что он прав, но я могу понять его позицию.

— Зачем так рисковать, если можно просто продолжать идти своей дорогой?


Он снова поворачивается ко мне.

Я выбираю свои следующие слова с осторожностью.

— Тебе никогда не нужно будет бояться меня. Но твой аргумент основывается на том, что Ире останется в тайне. Адокс, Джимми влетел в королевский замок. Твои люди уже раскрыты. Как много времени потребуется Брумам, чтобы понять, что есть только одно место, где такие полёты могли бы остаться незамеченным? Только одно место, где могло понадобиться такое приспособление, как Флаер? Без секретности Ире обречено. Оно не может противостоять двум мирам. Оно не сможет противостоять даже одному.


Я становлюсь рядом с ним и направляю взгляд в огонь. По правде говоря, я хочу схватить его за сутулые плечи и встряхнуть.

— Твои сомнения в отношении моего Короля понятны, но необоснованны. Его рассуждения объективны и здравы. А вот твоё суждение о Татум вполне справедливо.


Я хмурюсь и поднимаю взгляд от огня. Он подумает, что я пристрастна. Поддерживаю своего короля, уничтожая врага, так ответил бы верный подданный. Как он ошибается.

Я изучаю его лицо.

— Возможно, вопреки всему, вам удастся пройти через это незамеченными. Но в один прекрасный день, либо население станет слишком большим для Ире, либо кто-то будет замечен в полёте, вас обнаружат. У тебя есть возможность заслужить расположение Гласиума, а со временем и Осолиса, за помощь в предотвращении этой войны, — говорю я. — Возьми под контроль то, как о вас узнают. Не жди, пока тебя загонят в угол.

Слова звенят внутри меня. Адокс меркнет, как только я понимаю, что слова, которые я произнесла, в точности описывают моё затруднительное положение с вуалью. Буду ли я ждать, пока меня загонят в угол, чтобы открыть, кто я на самом деле? Или я возьму всё в свои руки? Странно, но эта мысль звучит глубоко внутри меня так, как никогда раньше. Внезапно путь, по которому я должна следовать, становится ярким и ясным. У меня есть несколько секунд полной ясности, прежде чем я вспоминаю, где нахожусь.

Я поднимаю взгляд на Адокса, но он пропустил моё потрясающее прозрение. Вместо этого он размышляет над моими словами. Это даёт мне крошечную надежду. Возможно, время это всё, что ему нужно.

— Единственный недостаток этих рассуждений заключается в том, что Осолис станет нашим врагом на некоторое время, пока, в вашем идеальном мире, они не признают наши действия как услугу, — говорит он. — Нынешний правитель вряд ли увидит наше вмешательство в хорошем свете. Возможно, Татума, но у неё мало власти и, как мне сказали, сейчас она находится в подземельях вашего короля.

Я должна сильно потрудиться, чтобы моё выражение лица не предало меня. Именно это моя мать говорит всем?

Я прочищаю пересохшее горло.

— Если можно будет дать какую-то гарантию будущей безопасности Ире со стороны Осолиса и Гласиума, вы поможете?

Я дышу. Он наклоняет голову в сторону, вероятно, интересуясь, правильно ли он услышал.

— Это невозможно, — говорит он.

Небольшая неуверенность окрашивает его слова.

— Но, если было бы? — надавливаю я.

Он сжимает руки перед собой, изучая меня в поисках ловушки. Я удерживаю его взгляд, пока мои глаза не начинают слезиться.

— Тогда это могло бы всё изменить, — говорит он.

Я смотрю на него. Это не обещание, но это прогресс. Сзади меня раздается приглушенный стук, когда кто-то приземляется. Иша вернулась.

— Но, — голос Адокса повышается, — пока у меня не будет однозначной уверенности, я буду придерживаться своего первоначального ответа. Я не буду рисковать жизнями своих людей. Даже ради спасения Брумы или Солати. Моё решение может сделать меня безнравственным, оно может даже оказаться неправильным, но я верю, что это решение будет лучшим для Ире.

— Ты можешь принять это решение, — говорю я. — И ты можешь изменить его.

Он щурит глаза, но сохраняет самообладание.

— Я решил снова позволить тебе покинуть Ире. В основном, потому что я сомневаюсь, что мы, по сути, можем удержать тебя. В прошлый раз, когда мы пробовали, ты справилась с моими самыми крупными людьми… эффективно. Я прошу тебя покинуть нас рано утром, чтобы тебя не заметили.

Во рту пересыхает. Только одна ночь на принятие моего собственного решения.

Он останавливается передо мной и обследует моё лицо измождёнными карими глазами.

— Я знаю, что ничего не может остановить тебя, если ты решишь открыть наш дом своему Королю. Я бы убил тебя, но боюсь, что это может привести к тому, что Ире не удастся выжить. Поэтому я прошу тебя не раскрывать наше местонахождение никому.

Я выдерживаю его взгляд и киваю, а затем снова поворачиваюсь к огню, чтобы немного согреться. Через минуту кто-то садится рядом со мной. Я смотрю в зелёные глаза.

Человек, который приземлился на скалу, оказался не Ишей.

Я изучаю симпатичное лицо напротив меня, снова чувствуя любопытную смесь притяжения и сожаления. Сожаление, потому что мне постоянно кажется, что я задеваю чувства Хамиша. Но остальное объяснить сложнее. Хамиш мне не подходит. Возможно, когда-то он и подходил, но я уже не та девушка, что прежде. Как и в Кедрике, в Хамише есть открытость и невинность, которые, как я знаю, всегда будут мешать мне полностью полагаться на него. Мне нужен кто-то, кто понимает меня. И более того, мне нужен кто-то, кто сможет справиться с моим прошлым и моим будущим. Возможно, Хамиш может сделать первое, но он уже не раз доказывал, что может быть не в состоянии справиться со вторым. Каким бы привлекательным он ни был, проверка моих чувств к нему не стоит такой авантюры.

Я бы также обманывала себя, если бы не понимала, что любое стремление исследовать свои чувства к Хамишу, по существу, вызвано моей потребностью забыть Джована.

Зелёные глаза темнеют.

— Серьёзно? — спрашивает Хамиш, когда я продолжаю молчать. — Ничего?

Я закрываю глаза и откидываю голову назад.

— В последний раз я видел тебя, когда ты сбегала, чтобы спасти друга.

— Технически, я не сбегала, — бормочу я, — я улетела.

Хамиш не оценивает шутку.

— А потом мы ничего не слышим от тебя неделями! Ты так и не вернулась! Мы полагали, что ты могла погибнуть!

Это звучит ужасно, когда он так это преподносит. У меня жуткая привычка, забывать своих друзей. Следствие того, что у меня никогда не было друзей, и мне нужно было беспокоиться только о себе. Останется рубец на душе.

— Мне жаль, Хамиш.

Я обращаю взгляд на его полное надежд лицо. Это влияет на меня, но это не сравнится с тем, как Джован влияет на меня — влиял на меня.

— А затем ты возвращаешься сюда и злишь Адокса так, что я никогда не видел его в таком настроении. Что ты сделала?

Я избегаю его прямого взгляда, гадаю, что мне следует ему сказать. Адокс хочет не допустить огласке мои новости, иначе он не попросил бы Ишу уйти. Хамиш — друг. Но тот, кто будет проводить больше времени с Адоксом, чем со мной.

— Адокс не хочет, чтобы я говорила, и уважаю его просьбу. Я на его территории, — заключаю я.

У Хамиша перехватывает дыхание от моего ответа. Я вздрагиваю от его обиженного выражения лица.

— Понимаю.

Он встаёт. Я протягиваю руку и хватаю его за плечо.

— Нет, не понимаешь, — говорю я. — И я не хочу скрывать это от тебя. Но, пожалуйста, просто прими, что я не могу сказать тебе по уважительной причине.

— Ты никогда не можешь мне много рассказать, не так ли? — спрашивает он. — Ты не можешь рассказать, почему ты изначально явилась сюда, почему ты была в ямах, почему неожиданно ушла, и почему вернулась. Я начинаю задаваться вопросом, знаю ли я вообще тебя.

Его слова слишком похожи на мои собственные мысли, чтобы отрицать их.


ГЛАВА 3


В состоянии транса я наблюдаю за тем, как свет пробивается между перекрывающимися пологами палатки. Прошлой ночью сон был не просто неуловим — он был невозможен. Мои мысли блуждают, и, лёжа на тонком матрасе, я гадаю, какое наказание придумала для Джимми его мать. Может быть, она, Хамиш и Адокс найдут утешение в обсуждении того, как сильно я им не нравлюсь, после того как я вернусь в Гласиум.

Но, опять же, эта стрела…

Прямо перед тем, как я прыгнула с крыши, Джован поделился своими теориями о том, что убийца Кедрика может быть родом из Ире. Что-то щёлкнуло, когда он произнёс эти слова. Всегда ли в глубине души я знала, что мои поиски убийцы принца в Гласиуме безнадежны? Когда от Кедрика больше ничего не осталось, я полностью сфокусировалась на поиске убийцы. После того как ниточка о стреле из дерева Седир завела меня в тупик, не оставалось ничего другого, как отложить дело в сторону и надеяться, что найдётся ещё одна подсказка. Такой подсказкой стал Ире. Я прожила в этом месте несколько недель, но так и не догадалась, что самым простым местом, где может исчезнуть убийца будет неизвестная община в Оскале. А вот Джован догадался. В то же время он напомнил мне о моём долге перед Оскалой и заставил поклясться, что предотвращение войны будет для меня наивысшим приоритетом. Ему не нужно было напоминать мне об этом, ярость, которая ослепляла меня долгое время, прошла. Я так думаю. И, верная своему обещанию, я отодвинула свои намерения найти убийцу Кедрика в сторону, пока армия продолжает маршировать. Раньше я бы чувствовала себя виноватой, как будто подвела своего дорогого друга, но я узнала, что месть может быть горячей или холодной, а моя была Четвёртым Сектором, заледеневшей после столь долгого времени. Если этот человек из Ире, то, вероятно, он чувствует себя здесь в безопасности. Он всё ещё будет здесь, когда мои обязательства будут выполнены. И тогда я взыщу долг.

Страх не давал мне покою всю ночь. По моим подсчётам, я спала около трёх часов. Всё остальное время я пыталась смириться с тем, что должна сделать. Мысль о том, чтобы совершить следующий шаг, повергает меня в шок. Год назад я бы ни за что об этом не подумала. Я знаю, что, если я встану на этот путь сейчас, обратного пути не будет, и я не могу даже предположить, что произойдёт в результате.

Адокс ожидает, что я уйду. Скорее всего, он чувствует облегчение от того, что ему удалось избежать разоблачения, но он лишь зарывает голову в снег. Его план — продолжать жить так, как Ире жил всегда, хотя ситуация изменилась. Он боится. Но он заключил соглашение, на условиях, которые считает невыполнимыми. Сюрприз, который я собираюсь преподнести, должен убедить его в обратном.

Адокс не спит, когда я спускаюсь к его скале. Я уверена, что его бессонные ночи вызваны теми бедами, которые я принесла к его порогу. Его лицо становится более суровым, когда он видит меня. В первый раз, когда он увидел меня, он испытывал любопытство. Во второй раз он был благоразумен. Теперь я испытываю его терпение. Его остров полон тихо шаркающих Ире, которые занимаются своими делами или ждут разговора со своим лидером. Они дают мне пройти. Я могла бы неправильно истолковать их действия как уважение или страх, но, как и любые другие люди, они надеются, что я смогу обеспечить им дневные сплетни. Пожилой мужчина садится на подушку, на которой мы когда-то обменивались рассказами об истории Ире и шутили о том, кто скажет Хамишу, что мои уроки полётов закончились. Кажется, это было так давно. Время так обманчиво.

— Ты сказал, что если у меня будет способ гарантировать безопасность Ире, ты пересмотришь своё решение, — без предисловий говорю я.

Мои слова возымели желаемый эффект. Через несколько секунд моё предплечье оказывается в крепкой хватке Адокса. Его взгляд предупреждает меня о необходимости молчать.

— Возможно, есть какое-нибудь укромное место, где мы можем обсудить это, — предлагаю я.

Он вздыхает и смотрит на бдительные глаза и уши вокруг нас. Он подаёт сигнал, и человек выходит вперёд, чтобы помочь ему подняться. Я иду рядом с Адоксом, следуя его примеру, пока он пристёгивает себя к великолепному Флаеру. Я не питаю иллюзий. Он издевается надо мной. Я поспешно надеваю свой Флаер и следую за ним к круглому острову, который мне ещё предстоит исследовать. В его центре возвышается большая палатка. Он находится далеко ото всех обитаемых островов. Идеально подходит для разговора, который нам предстоит.

Он приземляется, и я касаюсь земли рядом.

— На Скале Собраний нас не побеспокоят, — говорит он, размещая свой Флаер на скале.

Он входит в огромную палатку. Вдоль внутренней стены расставлены подушки. Напротив входа стоит большое кресло. Потолок высокий, палатка просторная. Я не удивлюсь, если в неё втиснется более пятидесяти человек.

Адокс не тратит время на любезности.

— Я выразился предельно ясно прошлым вечером, — фыркает он. Он опускается в огромное кресло. — Ты испытываешь моё терпение.

Я поднимаю брови.

— Я просто следовала твоей собственной подсказке, Адокс. Ты сказал, что наличие гарантии может изменить твоё мнение, и у меня есть гарантия и от Осолиса, и от Гласиума. Я не заставляю тебя повторять одно и то же, — говорю я.

Он вскидывает руку.

— Тогда, давай. Расскажи мне об этой гарантии, которую ты каким-то образом создала между прошлым вечером и текущим моментом, — произносит он.

Я прячу дрожащие руки за спиной и медленным шагом обхожу палатку. Я по-прежнему не уверена, что то, что я собираюсь сделать, правильное решение. Я делала это по доброй воле только один раз. Это может намного, намного ухудшить ситуацию. Но если это единственный способ заставить Адокса образумиться, так тому и быть. Невзирая на последствия. Я надеюсь, что не доживу до момента, когда пожалею о своём выборе.

— Эта информация была у меня прошлым вечером. Я просто не решила, стоит ли делиться этим с тобой. То, что я собираюсь показать, может иметь катастрофические последствия для обоих миров… и для меня самой. Ты должен знать, что я говорю это не легкомысленно. В сочетании с тем, что ты знаешь о моей близости к Королю Джовану, это может привести к гражданской междоусобице или к войне между мирами.

Его молчание говорит о заинтригованности, а не о закрытости. Это то, что нужно.

Я достаю из кармана своего костюма вуаль и ленту из Каура. Его взгляд перемещается на предметы и снова на моё лицо. Он не понимает. Я поднимаю и опускаю вуаль, чтобы скрыть дрожь пальцев в материале.

— Я собираюсь рассказать тебе то, что не может покинуть эту палатку. Я бы хотела, чтобы ты принял мои заверения в безопасности Ире, основываясь на доверии, но у нас мало времени. Поэтому вместо этого я предлагаю тебе информацию, столь же важную, как и тайна Ире.

Он тихо посмеивается над моим замечанием.

Я продолжаю:

— У меня будет твой секрет, а у тебя — мой. Если я подведу тебя, у тебя останется сила разрушить оба мира. Это безопасность, которую ты желал, но считал недостижимой.

Он наклоняется ко мне. Нервная дрожь сотрясает мои внутренности. В конце концов, это не просто один человек. Этот момент знаменует перемену в моей жизни.Возможно, одну из самых значимых. Хотелось бы мне знать, к чему приведёт эта перемена — к добру или к беде.

Я встряхиваю вуаль и накидываю её на голову, прежде чем успеваю отговорить себя от этого решения. Сверху я надеваю тяжёлый ободок из Каура.

Как только я это делаю, я погружаюсь в темноту. Мышцы вокруг моих лодыжек напрягаются, пытаясь удержать равновесие в отсутствие зрения.

— Я не понимаю. Что это? — спрашивает Адокс.

Я поднимаю руку и моргаю до тех пор, пока не могу разглядеть его очертания. Я знаю, что его охотники и торговцы регулярно предоставляют ему отчёты. Он знает, кто такая Татума, он просто не уловил связь. Или не хочет.

— Ты, как и бесчисленное количество людей, считаете, что я всегда жила в Гласиуме. Вы знаете, что я метис, но не знаете, кто мои родители. По-правде говоря, и я знаю только одного. Я носила вуаль всю свою жизнь. Ты, наверное, слышал о такой девочке? Заперта матерью в башне всё детство, затем взята в заложники делегацией Брум после убийства Принца Кедрика.

Я снимаю вуаль, чтобы оценить его реакцию.

Я смотрю, как кровь отливает от его лица. Его лицо такое же бледное, как и когда он узнал о приключении Джимми.

— Татум — моя мать, а я Татума, будущая правительница Осолиса, — говорю я.


Ему на самом деле не требуется эта информация, но это может помочь ему решить, испытывает ли он недоверие или ужас.

— Ты… же не серьезно, — задыхается он.

Я поднимаю бровь.

Я поднимаю ободок.

— Он сделан из дерева Каура.

У нас в Осолисе есть фруктовые и ореховые деревья, но в качестве материала используется только древесина Каура. И только в ограниченных количествах. Этот сорт дерева не встречается нигде, кроме Осолиса, и обладание им указывает на моё высокое положение. Я бросаю ему ободок.

— Ты, конечно, понимаешь, почему Татум надела на меня вуаль? — добавляю я с невеселой улыбкой.

Я подхожу к входу в палатку и делаю вид, что рассматриваю Ире. На самом деле я делаю всё возможное, чтобы сохранить расслабленную позу при напряжении, пробегающем по моему телу. Интересно, не тянусь ли я к выходу на случай, если реакция Адокса окажется неблагоприятной? В голове звучат слова Джована. Он отметил мою склонность убегать от эмоционально напряжённых ситуаций. Но мне трудно уловить признаки того, что я паникую. Очевидно, эти черты укоренились так глубоко, что я действую подсознательно.

Я возвращаюсь в центр палатки и ставлю ноги на каменистую землю. Я не убегаю.

— Мой Солис, — говорит он. Я улыбаюсь при выражении Солати. — Это… фантастика. Невероятно. Ужасающе. Но я считаю, что ты, должно быть, говоришь правду. Никто не смог бы придумать такую историю, а тем более передать её с таким фактическим спокойствием.

Он смотрит на меня со своей подушки.

— Ты — Татума Олина.

— Приятно снова слышать своё имя. Ты не представляешь, как давно это было, — с натянутой улыбкой говорю я.

Он не улыбается в ответ. Он снова смотрит на ободок из Каура и протягивает его мне. Я пересекаю палатку и забираю ободок у него, приседая возле кресла на его уровень.

— Ты видишь, что я не предвзято отношусь к Королю Гласиума. Из всех людей я должна быть против него. Но от его имени я даю слово, что с твоим народом ничего не случится, если мой план не осуществится. Он достоин доверия.

Я беру его за руку.

— Моя мать — другое дело. Я сомневаюсь, что кто-то ненавидит мою мать так сильно, как я. Она была главной мучительницей первых шести перемен моей жизни. Я не была в Осолисе уже половину перемены, но могу поделиться с тобой тем, что недавно рассказал мне мой брат Оландон, — говорю я, ища поддержки у лидера Ире.

У меня не так много информации, как хотелось бы. Но я поделюсь тем, что мне удалось собрать воедино, и тем, что Оландон смог заново пережить на данный момент.

Адокс кивает. Морщины на его лице глубже, чем я когда-либо видела, если это вообще возможно.

— В Осолисе происходят волнения. Жители восстают против правления Татум. Похоже, она восстановила контроль над ситуацией, вполне достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности, отправив армию через Оскалу, — говорю я.

— В дополнение к тому, чем я поделилась с тобой, у тебя есть моё обещание, что, если в попытке предотвратить войну, Ире будут обнаружены Осолисом, я сделаю всё возможное, чтобы защитить вас от моей матери.

Я встаю, убирая ободок и вуаль. Адокс следит за моими руками, пока я это делаю.

— Всё это время Татума Осолиса была здесь.

Слабая улыбка украшает его рот, растягивая возрастные морщины вокруг него. Я улыбаюсь ему и протягиваю руку. Он прочищает горло и принимает мою помощь, чтобы встать.

— Мне нужно обдумать то, что ты сообщила, — говорит он. — Это значительно укрепляет твой план, но не гарантирует моей помощи или сотрудничества.

— Ты не хочешь вначале выслушать мой план? — спрашиваю я.

Он ухмыляется. Это первая улыбка, которую я увидела с момента своего возвращения.

— Я был бы дураком, если бы не смог догадаться, что за план, реализовать который могут только Ире, — он отодвигает полог палатки и, прихрамывая, выходит. — Я дам тебе ответ до завтрашнего дня.

Я поджимаю губы, чтобы не пытаться добиться от него ответа прямо сейчас. Адокс всё ещё может склониться в любую сторону. Если я и дальше буду давить на него, это может привести к обратному результату.

Слушая, как он ковыляет прочь, я прокручиваю в голове наш разговор. Мне больше нечего было сказать, чтобы переубедить Адокса. Это было лучшее, что я могла сделать. Если его ответ по-прежнему будет отрицательным, мне придётся вернуться к Джовану с плохими новостями и досадой на то, что я потратила время в безрезультатных попытках. Вуаль скребёт мою кожу в том месте, где я засунула её в костюм. По крайней мере, не было никаких признаков того, что Адокс раскроет мой секрет — пока что. Я знала, что только что открыла дверь, которую никогда не смогу закрыть. Возможно, через несколько недель я даже пожалею об этом. Я проанализирую последствия с Джованом и Оландоном, когда вернусь в Шестой Сектор.


* * *


Пытаясь отвлечься от колоссальной важности решения лидера Ире, я провожу день, навещая людей, с которыми познакомилась в Ире. Во всяком случае, так я говорю себе; что я не ищу оружие и убийцу Кедрика. Пару часов я помогаю в яслях, помня об образе жизни Ире, тем, кто хорошо работает, полагается доля еды и припасов. И когда я не могу найти никаких признаков стрел, я даже пытаюсь найти Хамиша, чтобы ещё раз извиниться, но он не даёт о себе знать. Когда больше некому нанести визит или помочь, я отправляюсь на остров Нэнси.

Джимми смотрит на меня широко раскрытыми глазами, когда я приземляюсь. Мне не нужно было его лишнее предупреждение о том, что его мать в ярости.

— Тебе здесь не рады! — отзывается его мать.

Полная женщина спешит к тому месту, где я стою, и свирепо смотрит на меня и на Джимми.

— Я скажу то, что должна сказать и затем уйду, — начинаю говорить я, прежде чем она сможет перебить меня. — Адокс не одобрит, если я скажу тебе это, но вряд ли, эта новость продержится в тайне долгое время.

Крупная женщина кладёт руки на бёдра и ждёт, пока я продолжу. Красные пятна окрашивают её щёки. Она в ярости на меня и имеет на это полное право. Джимми не должен был уходить из Ире, но часть вины лежит на мне. Я, конечно, виновата в том, что подтолкнула мальчика ослушаться мать и вождя. Солису известно, этой женщине не помешала бы помощь с детьми. Из-за этого Джимми всегда сходило с рук нарушение правил. Уже не в первый раз я задаюсь вопросом, где отец детей.

Я прочищаю горло.

— Твой сын, самый храбрый мальчик, которого я знаю. Я хочу убедиться, что ты понимаешь, каковы будут последствия его действий, — говорю я. — Ты знаешь, что Солати прокладывают путь к Гласиуму. Чего ты не понимаешь, так это моего положения рядом с Королём Гласиума.

Рот Нэнси приоткрывается.

— Твой сын, хоть и незаконными действиям, но с самыми лучшими намерениями, только что спас сотни жизней. Видишь ли, Король получил ложное сообщение от Татум о принятии его мирного предложения. Его армии даже нет в Первом Секторе. Кто знает, сколько бы людей погибло, если бы Гласиум был застигнут врасплох, на что и надеялась Татум.

Я не потрудилась отстегнуться от своего Флаера. Подмигиваю несчастному Джимми, одними губами произнося «Мне жаль», и подхожу к краю.


* * *


Наконец-то я разыскиваю Хамиша. Он на Тренировочной скале, где мы провели вместе несколько недель, пока он учил меня летать. С одной стороны скалы — отвесный обрыв, а с другой — ряд постепенно углубляющихся ступеней. Я до сих пор помню синяки от падения на них. Оказалось, что единственным способом заставить моё тело пойти против своих обычных инстинктов оказалась ситуация «жизнь или смерть». Я спасла малышку Кару, которая упала с Ясельной скалы.

— Скучаешь по нашим урокам? — спрашиваю я, садясь рядом с ним.

Он застывает и молчит.

— Хамиш, мы можем поговорить об этом? — подталкиваю я.

— Кажется, всё, о чём я хочу с тобой поговорить, является каким-то секретом, — надуваясь, говорит он.

Я подавляю вздох. Никогда бы не подумала, что они с Джованом одного возраста. Чувствуется разница между тем, когда тебе позволяют взрослеть, и тем, когда тебя заставляют взрослеть.

— Послушай, я ценю твою дружбу и хочу, чтобы между нами была та же лёгкость, как и раньше.

Я заглядываю в его глаза, ища в них доброжелательность, которую я раньше там находила. То, что я нахожу, резко контрастирует с этим. Отстранённость странно отражается на его лице, как будто он не научился сдерживать гнев.

Он фыркает и отводит взгляд.

— Не похоже, что это так. Ты знаешь обо мне всё, Уиллоу. О моей семье, моей работе, моих амбициях. А что насчёт тебя? Ты встретила Кристал, когда участвовала в боях во Внешних Кольцах. У тебя есть друг, ради которого ты готова рискнуть попасть в плен к королевской страже, — говорит он.

Он снова переводит на меня пылающий взгляд.

Хамиш не знает, что этот «друг» на самом деле был моим братом, Оландоном. Я примчалась из Ире, чтобы спасти его от Джована. Оглядываясь назад, я думаю, не искала ли я просто предлога вернуться в замок.

— Где ты родилась? У тебя есть братья или сёстры? Какое твоё любимое блюдо?

Его не устроят несколько расплывчатых ответов. Я убираю свою руку от его руки. Понимаю, что в итоге сделаю ему больно, поэтому будет лучше, если я уйду.

— Мне жаль, что между нами не сложилось ничего лучшего. Если бы мои секреты касались только меня, я бы всё тебе рассказала, — говорю я.

С холодным выражением лица он наблюдает за тем, как я пристегиваюсь обратно к Флаеру. Так хочется провести время с другом. Было бы здорово забыть обо всех проблемах, окружающих меня, хотя бы на пару минут.

Я дарю ему грустную улыбку и падаю со скалы в открытое пространство.


* * *


Я вышагиваю вокруг маленького, обложенного камнями костра, пока Иша готовит утреннюю трапезу на предстоящий день. Я всю жизнь скрывала подобные эмоции, но, если Адокс не согласится, мне больше нечего будет предложить. Иша и Крис не раз обменивались взглядами относительно моего дёрганого поведения.

Я только сажусь, но тут же вскакиваю на ноги. Приземляется Адокс. Его лицо ничего не выражает. Оно мрачное. Но потому, что он собирается сообщить плохие новости, или от страха за своё решение помочь, я не могу сказать. Моё дыхание поверхностное, пока он приближается, но я не забываю держать руки расслабленными.

Я и раньше знала о последствиях, но сейчас, когда он приближается, я понимаю, как много зависит от его решения. Сколько людей погибнет без необходимости — сколько моих друзей и родных будет убито. И как навсегда изменятся миры, если моя мать получит власть и над Гласиумом, и над Осолисом. Поэтому я благодарна, когда Адокс даёт мне ответ сразу, в своей прямой манере и с помощью трёх простых слов.

— Мы с тобой, — говорит он.

Я издаю прерывистый вздох.

— Благодарю тебя, — я глубоко киваю. — Я не думаю, что ты понимаешь, как много людей ты спас.

Он снова сжимает губы.

— Если Ире раскроют, я надеюсь, ты осознаёшь, как много людей я могу убить.

Хотя я бы никогда не произнесла этих слов вслух, я действительно думала, что он был неправ относительно того, как впоследствии будут обращаться с его людьми. Может быть, эта мысль была скорее пожеланием того, как бы я хотела, чтобы со мной обращались, если мой секрет когда-нибудь станет известен. Я снова киваю.

— Я осознаю.

Он делает жест рукой.

— Тогда, я полагаю, нам следует начать.

Мы встречаемся на Скале Собраний. Прежде чем прийти к Ише, Адокс был занят планированием. Палатка кажется светлее, чем вчера, когда я скрыла своё лицо. Возможно, моё облегчение дурачит меня. В огромном шатре собралось около тридцати Ире. Хамиш — один из представителей Ире, сидит и разговаривает со светловолосой женщиной с Ясельной скалы, чьё имя я забыла. Предыдущей ночью Адокс также послал разведчика, чтобы определить текущее местоположение Солати.

Все пристально смотрят на Адокса, когда мы подходим к возвышающемуся креслу напротив входа. Адокс стоит перед своим мягким креслом, но не садится, а я тем временем неловко топчусь рядом с ним, неуверенная в соблюдении протокола Ире.

Он поднимает руку, и люди затихают. Их слова не слетают с губ, как это происходит, когда Джован требует тишины. Адокс прочищает горло, и я вижу, что он нервничает. Я могу представить, почему. Сомневаюсь, что информация, которую он собирается сообщить, будет хорошо воспринята.

— Люди в этой палатке были отобраны непосредственно для важной миссии. Миссии, которая спасёт множество жизней, — начинает он. — Каждый из вас был выбран благодаря вашим знаниям о тропе между Осолисом и Гласиумом, вашему умению пользоваться Флаерами и вашей храбрости.

Я сдерживаю улыбку, замечая, что его лесть действует, по крайней мере, на половину аудитории. Я запоминаю этот трюк на будущее. После его слов начинается негромкое бормотание. Он ждёт, пока оно стихнет, чтобы заговорить снова.

— Я знаю, что вы удивлялись напряжённости отношений между мной и Уиллоу, которая возникла в последнее время, — говорит он.

Несколько человек обмениваются взглядами.

— Уиллоу пришла ко мне три дня назад и попросила моей помощи в том, чтобы остановить армию Солати от вторжения в Гласиум.

Он едва успевает произнести последнее слово, как собрание взрывается. Я сохраняю лицо безучастным, когда пальцы указывают в мою сторону. Только через мгновение я понимаю, что не все протестуют. Некоторые кричат о своём согласии. Некоторые находятся между двумя состояниями. Я чувствую на себе пристальный взгляд и смотрю на Хамиша. Его взгляд лихорадочен, а лицо покрывает возбуждённая ухмылка.

На этот раз Адокс прибегает к помощи двух крупных телохранителей, всегда находящихся рядом с ним, чтобы взять собрание под контроль.

— Но почему мы должны им помогать? — кричит кто-то у входа.

Адокс смотрит на меня, перепроверяя историю, которую мы решили изложить.

— Уиллоу занимает положение, близкое к Королю Гласиума, — говорит он. — Не думайте, что я с лёгкостью согласился на это. Пока не было гарантии нашей безопасности, я отказывался. Теперь Уиллоу смогла предоставить такую гарантию. В случае обнаружения, что является небольшим риском, Ире гарантируется защита в обмен на нашу помощь. Приняв эту клятву, я решил, что мы окажем помощь. Моя совесть не позволит смотреть, как истребляют тысячи беззащитных людей, — говорит он.


Большинство людей молча смотрят в ответ на его слова. Его речь была составлена умно.

Человек у двери настойчив.

— Как она может гарантировать безопасность от лица обоих миров? Она Брума. Татум не сдержит клятву, — орёт он.

— Думаешь, это ускользнуло от моего внимания, Эсус? — огрызается Адокс, не сбитый с толку вопросом. — Уиллоу дала клятву от имени Короля Джована. В настоящее время Татума и первый сын Татум находятся в замке Короля Джована. Они также принесли свою клятву относительно будущей безопасности Ире.

— Но Татума ещё не правит, — произносит тот же человек.

Я скриплю зубами и сохраняю молчание.

— Вы знаете, как нестабилен сейчас Осолис. Я не думаю, что Татум долго пробудет у власти.

Мужчина у входа, Эсус, не отвечает, и я расслабляю плечи.

Адокс оглядывает группу.

— Если вы не хотите в этом участвовать, вы должны уйти сейчас. Я даю своё обещание, миссия не представляет особого риска, хотя и сопряжена с некоторой опасностью. Она не предполагает ни сражений, ни общения с Солати.

Он делает паузу, чтобы проверить, не собирается ли кто-нибудь уйти. Я прикусываю щёку, чтобы не рассмеяться над оскорбленным выражением лица Хамиша. Никто не уходит. Даже Эсус, который так упорно сопротивлялся.

По команде Адокса все занимают свободные подушки. Здесь одинаковое соотношение мужчин и женщин, от подростков до людей среднего возраста. Через несколько мгновений все усаживаются. Адокс жестом указывает мне, чтобы я взяла управление на себя, как и планировалось. Я перемещаюсь в центр шатра, руки сцеплены за спиной, плечи отведены назад. Меня никогда этому не учили. Но Аквин был самым близким мне человеком, похожим на отца. В отсутствие другого примера для подражания я копировала все его движения. Он был лучшим из Элиты и Начальником стражи, поэтому я рада, что решила подражать именно его манере двигаться.

Я осматриваю толпу, как это только что делал Адокс. Но вместо того, чтобы пытаться задобрить их, я ищу признаки страха и недоверия, признаки уверенности и возбуждения. Я трачу на это пару минут, мысленно разделяя группу.

— Ты, ты и ты, — указываю я. — Сядьте вместе.

Они в недоумении, но делают то, что я говорю. Я прохожу через группу из тридцати человек, разделяя их по двое и по трое, пока, кроме меня и Адокса, не остается только один человек. Адокс должен остаться на Скале Собраний и координировать атаку. Второй человек будет моей парой.

— Запомните свои группы, — говорю я. — Они будут сопровождать вас во время миссии.

— Но что мы в самом деле делаем? — спрашивает Хамиш — единственный человек, оставшийся без группы.

Я поднимаю бровь.

— Мы собираемся уничтожить тропу, — говорю я.

В ответ на мои слова раздаются вздохи. Несколько человек не удивлены, они либо достаточно умны, чтобы понять это самостоятельно, либо Адокс ввёл их в курс дела ранее.

Осолис и Гласиум находились на одном уровне, соединённые плавучими островами. С точки зрения логики, казалось бы, можно просто идти по прямой, перепрыгивая с острова на остров, чтобы попасть из одного мира в другой. На самом деле всё было иначе. Острова были разной формы, размера и высоты. Когда наши предки создавали тропу, они потратили годы на поиск самого простого пути. Затем они построили опоры между теми плавучими островами, между которыми нельзя было просто перепрыгнуть, и составили две карты. Прежде чем я сама оказалась на Оскале, я думала, что путешествие будет лёгким. Наверняка ты увидишь следующую опору или следующий участок и тропа будет очевидна. Теперь я лучше понимаю ситуацию. Тропа извивающаяся, двоящаяся и хлипкая. Нет нужды говорить, что по тропе ходят только мирные делегации, люди, желающие смерти, или, в данном случае, несколько сотен солдат. Конечно, после моего обнаружения Ире и их летающих устройств, тропа больше не является единственным средством преодоления расстояния между мирами. На самом деле, чтобы добраться из Осолиса в Гласиум на Флаере, требуется три удивительных дня — если правильно рассчитать время, учитывая количество дыма вокруг моего родного мира. Три дня на Флаере или месяц пешком с высоким риском погибнуть? Я знаю, какой путь я бы выбрала для перемещения по Оскале.

— Каждая группа разрушит две-три опоры на тропе, — говорю я, пока они всё ещё осознают, что я им сказала. — Мы с Хамишем разберёмся с ближайшими к армии Солати.

Зелёные глаза Хамиша снова встречаются с моими. Я возвращаю его улыбку.

— Каждая группа будет помогать уничтожать препятствия перед армией Солати, — продолжаю я. — Команды, созданные здесь, — я жестом показываю на тех, кто рядом с Хамишем, и выглядят наиболее уверенными, — займутся препятствиями рядом с Хамишем и мной. Группа, следующая за ними, займется следующим после них участком, и так далее, — я указываю на представителей Ире, находящихся дальше всех от Хамиша, двух молодых парней и робкую девушку. — Ваша группа займётся ближайшими к Гласиуму опорами.

Убедившись, что все всё поняли, я двигаюсь дальше.

— Адокс обсудит с каждой группой точные места, которые вам предстоит разрушить, чтобы не было путаницы. Что касается способа разрушения каждого препятствия, то это зависит от вас. Вы возьмёте с собой несколько инструментов: топоры, ножи, пилы. Как бы вы это ни делали, шум должен быть минимальным.

Я медленно поворачиваюсь по кругу.

— Мне не следует вам об этом напоминать, но я всё равно скажу. Ваш основной приоритет — не быть замеченными. Если люди, находящиеся ближе к армии, сочтут действия небезопасными, вам прикажут подождать или перейти к следующей части тропы. Мы хотим спасти жизни, но не ценой потери ваших. Понятно ли это? — спрашиваю я.

Тридцать серьёзных лиц кивают мне в ответ.

— В случае если вас увидят, как можно быстрее прячьтесь. Помните, что эта армия путешествует уже несколько недель, причём медленно. Они устали, и у них нет причин ожидать нападения сверху. Они могут принять увиденное за обман зрения. О любых фактах обнаружения сообщайте Адоксу.

Во время своего перехода я по ошибке приняла трещины в скалах за ящериц Теллио и подумала, что схожу с ума, когда увидела вспышки красного цвета. Позже я поняла, что красные вспышки были от Джимми, который следовал за нами через Оскалу.

Я оглядываюсь на Адокса, вздёрнув бровь. Он на мгновение задумывается и движется вперёд.

Голос у него решительный.

— Пока держите это при себе. Я созову общий сбор, когда вы отправитесь на задание, чтобы объяснить случившееся остальным Ире, — говорит он. — Вы отправляетесь, как только померкнет свет. Возьмите небольшое количество еды, наденьте тёмную одежду и выберите Флаер, который подходит для вашего места на тропе.

Я издаю тихий звук, когда он жестом приглашает робкую группу вперёд, чтобы обсудить их цели. Его последнее предложение было разумным. Цвет в Оскале зависел от того, где ты находился — ближе к Гласиуму или Осолису. Самый центр был чёрным, окружающие острова блокировали весь свет Оскалы. Оттенки неба по обе стороны от темной середины представляли собой градиент жёлтых, красных, фиолетовых и голубых тонов. Красные оттенки означали, что ты ближе к Осолису, синие к Гласиуму.

Остаток утра проходит быстро, пока Адокс неустанно трудится над тем, чтобы убедиться, что каждая группа знает, где она должна находиться. Удивительно, но ко мне обращаются почти так же часто, чтобы ответить на вопросы о снаряжении и, к моей досаде, о Короле Гласиума. Я сообщаю информацию нечётко, хотя и не всегда намеренно. Меня беспокоит, что я не знаю о Джоване тех мелочей, о которых спрашивают жители Ире. Он красив? Да, разрушительно красив. Чем он занимается, когда не является Королем? Понятия не имею. Я бы предположила, что тренировками, но на самом деле я не знаю.

Хамиш опускается на подушку рядом со мной.

— Итак, близка к Королю? — спрашивает он, косо глядя на меня. — Поэтому ты не можешь ничего рассказать?

— Это одна из причин, — говорю я, не желая врать.

Долгое время он изучает меня. Я не встречаюсь с ним взглядом.

Он вздыхает.

— Тогда, думаю, я могу пока с этим смириться. Может быть, однажды ты доверишься мне настолько, чтобы быть откровенной.

— Дело не… — начинаю я.

— Я знаю, знаю, — он раздражённо машет рукой в воздухе. — К тому же, мне пришлось простить тебя после того, как меня выбрали для самой опасной миссии. Да ещё и с самой посланницей Короля!

Он обмахивает лицо веером. Я смеюсь и толкаю его.

— Как скажешь, — говорю я, по-прежнему усмехаясь.

— Ну, что, ты готова к нашей «миссии»?

Я пожимаю плечами. Как объяснить ему, что вещи, которые должны вызывать у меня страх, больше его не вызывают?

— Полагаю, что так. Это должно быть довольно просто, — говорю я.

Он кивает.

— И самое волнительное, что происходило в моей жизни! — с азартом говорит он.


Несколько человек рядом с нами смеются над его рвением. Я замечаю, что блондинка смотрит на него. Она с энтузиазмом машет рукой, когда он замечает её. Он делает половину взмаха в ответ, потом встаёт и поднимает меня на ноги.

К тому времени, как все приготовились, небо начало тускнеть. Остальные Ире собираются на скале Адокса. Адокс тоже там, а я возглавляю группу из тридцати человек на Скале Собраний.

Мы с Хамишем пристёгиваемся к Флаерам, бок о бок. Группы, которым нужно было лететь дальше, уже отбыли. Перед тем как они ушли, я заставила лидера каждой группы подтвердить их первую цель, указав её на карте, разложенной на полу палатки. При мысли о том, чем они рискуют, меня охватывает нервная дрожь. Если всё пойдёт не так, это ляжет на мои плечи. Я попросила Адокса об этом. Именно в такие моменты мне вспоминаются слова матери. Она всегда говорила мне, что я разрушу Осолис. Я думала, она имела в виду, что я разрушу всё из-за ошибки, но теперь я знаю, она имела в виду, что это произойдёт из-за того, кто я. Из-за того, что я не могу скрыть. Интересно, как часто моя мать не спала, мечтая, чтобы Оландон родился раньше меня, титул Татума всегда доставался старшему ребёнку.

— Готова? — спрашивает Хамиш.

Я вздрагиваю и поднимаю на него глаза. Последние пару часов он становился всё более молчаливым. Его возбуждение превратилось в нервное напряжение. Несколько человек перекувырнулись через край Скалы Собраний — если бы мне повезло, они бы упали на голову дяди Кассия.

Я заимствую фразочки Джимми.

— Я была рождена готовой.

Мы отправились с тремя другими группами, держась так близко к проплывающим островам в качестве укрытия, насколько осмелились. Адокс не хотел, чтобы я была в первой группе. В его словах был смысл. Мои лётные навыки далеки от уровня остальных. Но я твёрдо верила, что самая опасная миссия должна лечь на мои плечи, поскольку это, по правде говоря, не было проблемой Ире. Хамиш был со мной, потому что я знала его лучше других, и отчасти потому, что он был бы зол на меня, если бы я не выбрала его.

Через некоторое время одна группа, не издав ни звука, отделяется и направляется к своему участку тропы. Адокс хотел уничтожить всю тропу, но я не согласилась. Нам нужно было лишь вызвать серьёзную задержку армии. Достаточную, чтобы запасы продовольствия у Солати иссякли, а разочарование и подозрения повлияли на боевой дух. Несомненно, они будут гадать, не подозревал ли Гласиум, что они нападут, и давно ли разрушена тропа. Моей матери придётся отозвать свою армию с того места, где она сидела в своём удобном троне в Осолисе.

Две другие группы отделяются от нас и улетают вместе. Они разделятся, когда будут ближе к своим участкам тропы. Я рада, что Хамиш знает Оскалу так хорошо. Я же понятия не имею куда направляюсь.

По мере приближения мы продвигаемся всё медленнее. Мы останавливаемся на каждом острове и осматриваем местность. Там будут стражники Солати с ястребиным зрением, ночные часовые. Темнота хорошо скрывает нас, но лёгкий блеск материала Флаеров может привлечь внимание разведчиков, если они окажутся бдительны. Наша команда начнёт с опор в десяти островах от текущего расположения армии. Разведчики Осолиса будут находиться немного впереди армии — возможно, в четырёх или пяти островах. Нас будет разделять несколько островов, поэтому зрение разведчиков должно быть ограничено, особенно с учётом изгибов и поворотов тропы.

Чтобы добраться до первого острова, требуется много времени. Когда мы приземляемся, я уже почти не дышу, но слышу учащённое дыхание Хамиша. Я подаю ему сигнал подождать и отстёгиваю свой Флаер, исследуя местность. Он тоже снимает Флаер, и мы подходим к верёвочному мосту. Должно быть всё довольно просто. Мост представляет собой единый блок из деревянных досок, скреплённых между собой верёвками. Он натянут между четырьмя тяжёлыми стойками, по две на каждом из соединяемых островов. Толстая верёвка наматывается вокруг стоек, чтобы удержать мост на месте, и обеспечивает простейшие перила по обе стороны от подвесной дорожки.

— Пила.

Хамиш протягивает руку в мою сторону.

Я тупо таращусь на протянутую конечность.

— Что? — я рывком поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Флаеры. Сумки нет. — Я думала, пила у тебя!

Он поворачивается, и мы с ужасом смотрим друг на друга.

— Топор? — шепчет он.

Я качаю головой и прикрываю рот.

У нас нет времени на возвращение за инструментом.

— Может быть, мы сможем догнать следующую группу и взять у них что-нибудь, — предлагаю я.

Хамиш качает головой.

— Недостаточно времени. Чёрт! — шипит он. — Как я мог их забыть? Они были прямо рядом с нами в сумке, — говорит он более громким голосом.

Я прикрываю его рот рукой.

— Знаю, я их там видела. Мы оба облажались. Но мы что-нибудь придумаем, — говорю я.

— Я принёс вам пилу и топор, — раздаётся голос из темноты.

Я сдерживаю крик и поворачиваюсь на голос.

— Кто там? — требовательно спрашивает Хамиш.

Я приседаю, оглядывая остальную часть площадки в поисках признаков засады. Из-за камня выходит мальчишка. Я выпрямляюсь и хмуро смотрю на юношу.

— Джимми, что ты тут делаешь? — восклицаю я.

Его мать убьёт меня.

— Н-ну, я увидел, что лежат ваши инструменты, и подумал, что они могут вам пригодиться, — заикается он.

Я хмуро смотрю на него.

— Ты хочешь сказать, что взял их, чтобы у тебя был повод последовать за нами.


Неудивительно, что я думала, что они у Хамиша, а он думал, что они у меня. Этот сопляк стащил их перед нашим отбытием.

— Это не игра, Джимми! — яростно шепчу я. — А если бы с тобой что-то случилось, и мы не знали бы, где ты, или не смогли бы уничтожить тропу?

Джимми смотрит вниз на свои сшитые ботинки. Хамиш молчит позади меня. Я бросаю на него взгляд и вижу, что он почти чувствует облегчение. Я хмурюсь на него, пока он не понимает намека и не пытается сделать угрюмое выражение лица. У него получается то же самое полураздражённое выражение, с каким он смотрел на меня на Тренировочной скале.

Я беру инструменты у Джимми и передаю их Хамишу, который спешит начать работу с первой опорой.

Я со вздохом поворачиваюсь к мальчику.

— Теперь тебе придётся быть с нами. Я не могу отправить тебя обратно одного. Джимми, я понимаю, что в прошлом я просила тебя не слушаться маму и Адокса, и это было очень неправильно с моей стороны, — говорю я.

Джимми поднимает голову, глаза расширены.

— Придёт время, и ты найдёшь свои приключения. Оно наступит раньше, чем ты думаешь. Но какой смысл в этих приключениях, если люди дома не доверяют тебе и не могут на тебя положиться? — спрашиваю я, чувствуя себя немного лицемерной.

— Полагаю, что не много, — бормочет он.

— Нет, совсем не много. К тому же, кажется, что Адокс близок к тому, чтобы забрать твой Флаер. Лучше летать там, где положено, чем вообще не летать, — говорю я.


Всё его тело сводит судорогой от моих слов, а глаза распахнуты в недоумении. Он качает головой в ужасе от того будущего, которое я перед ним нарисовала. Не знаю, почему Адокс не сделал этого раньше. Этот мальчик сводит меня с ума, а я знаю его всего несколько месяцев.

Чтобы перерезать все веревки требуется время. Тропа была сделана добросовестно, а нам приходится работать медленно, чтобы не разносился звук. Хамиш срезает последние нити, когда я присоединяюсь к нему. Я пристегиваюсь к Флаеру и направляю вес моста вниз, чтобы он не врезался в другой остров. Мост всё равно издаёт лёгкий грохот при соприкосновении с камнем. Мы втроём замираем в ожидании любого признака тревоги.

Вскоре мы срезаем другую сторону и перетаскиваем мост наверх. Завтра солдаты доберутся до этого острова и не смогут перебраться на второй без траты ресурсов и времени. Вдвоём мы перетаскиваем груду веревок и дерева на изолированный остров, пока Джимми наблюдает за нами с напряжённым вниманием. Солати никогда не найдут опору, но если мост будет близко, то легче будет починить тропу, когда армия вернётся в Осолис.

Наверное, сейчас где-то раннее утро. Может быть, два или три часа утра. В темноте трудно определить, но нам понадобилось несколько часов, чтобы долететь сюда и разобраться со своей первой целью. Вторая опора находится в двух островах от нас. И из-за зигзагообразной и восходящей и нисходящей природы тропы, опора снова ближе к армии Солати, но ниже их текущей позиции. Интересно, сколько моих людей спит на различных плоских поверхностях и в пещерах по всей Оскале?

Мы приземляемся на острове позади нашей следующей цели.

— Мне это не нравится, — заключаю я со сжатыми губами. — Если мы приземлимся на вершину, то любой, кто посмотрит вниз с острова над нами, увидит нас.


Эта опора предназначена для того, чтобы помочь взобраться на отвесную скалу. Здесь нет никаких опор для ног, поэтому без веревки, которая сейчас свисает вниз по склону, спуститься будет практически невозможно. Она похожа на ту, на которой я спасла Соула, когда он поскользнулся. Только удача и своевременность спасли делегата. Я бросилась через край с верёвкой в руках, чтобы поймать его, заработав себе вывих плеча и перелом запястья. Хотя, я пришла к выводу, что боль того стоила, потому что это был переломный момент в моей дружбе с делегатами.

— Мы должны избавиться от неё, — говорит Хамиш, оглядывая небо. — Там никого нет.

— Часовые Солати специально отбираются и хорошо обучены, — я качаю головой. — Мы не можем подняться туда вдвоём, — решаю я.

— Я пойду.

Я качаю головой.

— Нет. Мне нужно, чтобы ты ждал внизу, готовый заглушить звук падающей верёвки, — говорю я. — Я меньше и… без обид, более искусна в том, чтобы быть незаметной.

Хамиш криво усмехается, но кивает и спускается на свою позицию.

— Оставайся здесь, — говорю я Джимми.

Он отворачивает голову, всё ещё немного дуясь на мои недавние слова.

Я перелетаю на другую сторону скалы, где есть платформы и, похоже, относительно легко забраться. Единственный вариант — перепрыгнуть через пропасть с этого острова на другой — не сработает. Я отстёгиваюсь, чтобы блестящий материал не выдал меня, и взбираюсь по скале, быстро перебирая руками. Это проще, чем выбираться из моей комнаты во дворце — только с большим шансом умереть, если я упаду.

Достигнув вершины, я останавливаюсь и смотрю вверх, но ничего не вижу. Я не знаю, нормально это или нет. Я уверена, что на моём зрении сказалось долгое ношение вуали. Возможно, часовые там, а я их просто не вижу. Но времени мало. Сейчас или никогда.

Я пробираюсь по вершине острова к отвесной скале и висящему канату, держась как можно больше в тени. На вершине я не решаюсь остановиться, чтобы проверить, не заметили ли меня. Я достаю маленькую пилу и делаю медленные, уверенные движения, морщась от производимого ею шума. Я уверена, что Хамиш едва слышит его, но в тишине раннего утра шум раздаётся так же громко, как в бойцовских ямах. Как минимум, нужно перерезать только одну веревку. Я успеваю перепилить последнюю нить и даже не жду, поймает ли Хамиш её внизу. Если раздастся шум, увидят меня, а не его.

Я ненадолго замираю, как только скрываюсь из виду. Не слышно ни встревоженных голосов, ни звуков скрежета камня. Я даже не слышала, как упала верёвка. Хамиш, должно быть, поймал основную её часть. Я взмываю обратно к тому месту, где, к счастью, по-прежнему стоит Джимми.

— Хамиш забрал верёвку вон туда.

Он указывает. Я оглядываюсь и вижу, что Хамиш возвращается.

С последней опорой мы справляемся легко. Она находится дальше — длинная одинарная верёвка, обмотанная вокруг скалы на одном из островов, используемая, чтобы перепрыгнуть через большой провал. Мы прячем верёвку и начинаем возвращаться, следуя тому же маршруту, по которому добирались сюда, останавливаясь у каждого острова, чтобы убедиться, что всё чисто.

Мы почти у третьего острова и ближе всего к тропе, когда до нас доносится эхо.

Звук повторяется. Я никогда раньше не слышала в Оскале ничего подобного. Что это?

Шум раздаётся снова, и я понимаю, откуда он исходит. Источник находится над нами. Но что это? Мои глаза расширяются, когда я снова слышу гулкое эхо. Мне не требуется Хамиш, всего через секунду прошептавший подтверждение. Это звук удара дерева о камень! Что-то падает. Одна из команд уронила опору.

Шок от грохочущей волны теряет свою остроту, когда она проносится мимо нас и армии. Последний гулкий удар… затем наступает гробовая тишина. Прежде чем страх поселится в моём животе, я обмениваюсь мрачным взглядом с Хамишем.

Я резко поворачиваю голову, понимая, что мы на виду. Сзади нас раздаётся крик.

— Прячьтесь, — шиплю я.

Отказавшись от осторожности, мы несёмся к следующему острову и бросаем наши Флаеры на землю, прежде чем распластаться на скале.

Я зажмуриваюсь, не вытирая капли пота, стекающие по моему лицу.

Ещё один крик. Вскоре вокруг нас разворачивается бурная деятельность.

— Думаешь, они нас видели? — спрашивает Хамиш.

Я не отвечаю. Я не знаю.

Хамиш лежит в полушаге от меня, и мы смотрим друг на друга, безмолвно разделяя ужас нашего затруднительного положения. Я вспоминаю о Джимми и поворачиваю голову, чтобы увидеть его лежащим неподалеку, подползающим к краю.

— Джимми, — шиплю я и бросаю на него взгляд «не смей».

Он пятится в нашу сторону с виноватым выражением лица.

— Что мы будем делать? — тихо спрашивает Хамиш.

Я потираю лоб. Джован знал бы, что делать. Солис, я скучаю по нему. Хотя и не должна.

— Подождём, — решаю я. — Мы должны дождаться подходящего момента. Услышав шум, солдаты будут начеку. Не уверена, что мы уйдём незамеченными, — честно говорю я.

— Дерьмо, — говорит он.

Я киваю в знак согласия.

— Дерьмо, — говорит Джимми, вызывая ухмылку на лице Хамиша.

Я игнорирую маленького мальчика и качаю головой в сторону Хамиша, который пожимает плечами.

— По крайней мере, мы можем просто подождать здесь, — говорит он.

И мы ждём. Проходят часы, и мы неловко двигаемся, когда камни изо всех сил норовят вонзиться в ту или иную часть нашего тела. Половину этого времени мы тратим на объяснение Джимми, почему мы не можем пойти и посмотреть через край острова на армию Солати. Единственная передышка в однообразии, обнаружение того, что один из стержней в Флаере Джимми сломался во время того, как мы спешили в укрытие. Устройство больше не складывается должным образом, и его нужно будет оставить. Джимми придётся лететь с Хамишем.

В конце концов, ожидание становится настолько монотонным, что моё сердце перестаёт колотиться, и я позволяю своим мыслям блуждать. Я думаю о своём брате и его путешествии по Оскале. Оландон попытался пройти по тропе без карты. Неудивительно, что он потерялся. Фактически, он может быть единственным человеком в истории Брум и Солати, который успешно совершил путешествие из одного мира в другой без карты. Это не значит, что переход не был тяжёлым испытанием. Мой брат несколько недель находился на волоске от смерти.

Я смотрю вверх, когда звук меняется. Над нами уже несколько часов стоит непрекращающийся шум, но армия до сих пор не разбила лагерь. Должно быть, требуется много времени, чтобы переправить столько людей.

— У нас ещё несколько часов до темноты, — стонет Хамиш, перекатываясь на спину.

Я пожимаю плечами. Лучше, чем умереть.

— Мы знали, что такое может случиться.

Я перестаю говорить, когда у Хамиша начинаются судороги.

— Уиллоу, — он задыхается.

Я сажусь.

— Что такое?

Я всматриваюсь в его лицо.

— Я идиот, — бормочет он себе под нос. — Тропа проходит над тем местом, где мы находимся.

Всё моё тело сжимается в недоумении.

Он крутится из стороны в сторону, изучая наше местоположение.

— Армия будет идти снизу наверх к островам с правой стороны от нас. Эти острова расположены перед опорами, которые мы уничтожили, — говорит он, указывая вправо и немного вверх. — Оттуда нас будет прекрасно видно. Нам нужно уходить.

Я чертыхаюсь долго и тихо.

— Прости, — говорит Хамиш.

Я качаю головой.

— Не твоя вина. Но ты можешь чувствовать себя виноватым, послетого как мы переживём это, — говорю я, оглядываясь вокруг.

Остров плоский, что необычно. Я проклинаю нашу удачу, потому что мы находимся в единственной части Оскалы, где негде спрятаться. На большинстве островов есть пещеры и скалы. Небольшой выступ скалы напротив нас мог скрыть большую часть Джимми, но больше ничего.

Мой разум разрывается.

— Они в двух островах, — с края кричит Джимми.

Хамиш оттаскивает его обратно за ноги.

— Джимми, хоть раз в жизни делай то, что тебе, чёрт возьми, велено, — рычит Хамиш.

— Я вижу солдат! — восклицает мальчик.

— Пригнись. Сейчас же, — рявкаю я на пределе своего терпения.

Мы прислушиваемся к суете, полностью окружающей нас.

— Стражи будут идти непрерывным потоком, — говорит Хамиш. — Я не знаю, сможем ли мы дождаться, пока полностью стемнеет, — добавляет он.

— Мы продержимся столько, сколько сможем, — говорю я. — Приготовь свой Флаер.

Я делаю то же самое, пытаясь оставаться пониже, пока пристёгиваю летательное устройство.

Я проклинаю человека, который известил армию о нашем присутствии, уронив опору. Мы были так близки к тому, чтобы убраться отсюда. Ещё два острова, и мы были бы достаточно скрыты, чтобы вернуться на Ире, даже несмотря на шум.

— Небо начинает тускнеть, — говорит Хамиш.

— Правда? — спрашиваю я.

Я не могу разглядеть никакой разницы.

— Немного, но так далеко на тропе быстро станет темно, — говорит он.

Я помню, как темно было в течение двух недель, пришедшихся на середину нашего путешествия. Хотя я была не особенно наблюдательна в это время — была слишком поглощена своим горем.

Я смотрю на остров слева от нас. Он ниже и совсем близко. Чтобы добраться до него, потребуется несколько секунд. Я могла рассчитывать на то, что большинство людей будет смотреть под ноги. Я помню, что мой взгляд редко покидал тропу. Созерцание пейзажей Оскалы было своего рода оплошностью, которая могла стоить тебе жизни. Достаточно было споткнуться или поскользнуться, чтобы оказаться за краем острова. Нам нужно двигаться сейчас, пока Солати не достигли возвышающего острова! Но как много Солати увидят нас? Достаточно одного четкого взгляда уважаемого солдата, чтобы всё испортить.

Раздается крик, затем ещё один. Это похоже на повторение того, что было утром, когда часовые услышали посторонний звук. Крики разносятся по всей тропе, пока не проходят под нами. Там марширует целая армия. Я знаю, что, если бы острова были соединены, они бы сотрясались от тяжести шагов солдат.

— Мы должны действовать немедленно, — решаю я.

— Нам следуем подождать до темноты, — запинается Хамиш.

— Нет. Чем больше мы ждём, тем больше вероятность, что они окружат и увидят нас.

Я шаркаю крыльями вокруг себя. Понимаю, что мы должны были уйти несколько часов назад.

— Нас увидят Солати! — шипит он. — И Адокс убьёт нас.

— Лучше один человек увидит нас и подумает, что он сумасшедший, чем целая армия увидит нас, зная, что они в здравом уме. Адокс поймёт, — я смотрю на него непоколебимым взглядом. — Мы выдвигаемся сейчас, — я поворачиваюсь к Джимми. — Джимми, ты полетишь с Хамишем.

Мы подползаем к дальнему краю острова.

Я хватаю Хамиша за руку.

— Если они увидят вас, то собьют. Двигайся быстро.

Он мрачно кивает, пристёгивая Джимми перед собой.

Крики нарастают по мере того, как непрерывная цепь солдат Солати передаёт друг другу команды. Мы должны действовать.

Я смотрю за край, бледнея при виде ровной цепочки солдат, тянущейся вверх. Это мои люди, но прямо сейчас мы враги.

Я делаю вдох, чтобы успокоиться, и смотрю в бледное лицо Хамиша.

— На счёт три. Один… два… три!

Я толкаюсь вперёд и бросаюсь через край. Солдаты не поднимают тревогу, как я ожидала. Или, может быть, я слишком сосредоточена, чтобы услышать.

Я дёргаю перекладину своего Флаера, только что миновав первый остров. Хамиш и Джимми передо мной, почти в безопасности. Сможем ли мы выбраться отсюда незамеченными?

Кто-то кричит, и страх проникает мне глубоко в нутро.

С ужасным, глупым любопытством я наклоняю Флаер, чтобы посмотреть назад. В следующие несколько мгновений, хотя Флаер продолжает скользить вперед, моё тело охватывает абсолютный, всепоглощающий ужас. Потому что там, стоя на краю острова надо мной, с двумя мужчинами по бокам, находится Кассий.

Мой кошмарный сон.

Он выглядит так же, как я помню. Мужское порождение моей матери. Его длинные каштановые волосы стянуты сзади в строгий узел. Он до сих пор носит мантию, вероятно, слишком тщеславный, чтобы поверить, что одежда Гласиума лучше на холоде. Но его выражение лица. Его лицо фигурировало во всём ужасающем детском опыте, который я пережила, и в нескольких последующих. Это выражение всегда со мной, где-то рядом.

Его глаза чёрные, пустые, лишённые жизни. А его улыбка выглядит так, будто она держится на ниточках. Бездушные глаза впиваются в меня, и весь прогресс, которого, как я думала, я добилась после того, как покинула Осолис, всё исцеление и сила, исчезают. Я снова девочка, а он разбивает мою голову об пол.

— Уиллоу! — кричит голос.

Я вырываюсь из панического состояния и хватаюсь за перекладину, чтобы не врезаться в парящую передо мной скалу. Я мчусь, огибая скалу, и достигаю безопасного укрытия от взглядов армии.

Но ущерб нанесён. Мой дядя видел нас в полёте. Теперь он знает, что здесь есть другие люди.

— Продолжай двигаться, — дрожащим голосом призываю я.

Хамиш бросает на меня изучающий взгляд, но, к счастью, делает то, о чём я попросила, и ведёт меня обратно к Ире.

Мои руки дрожат на перекладине подо мной. Кассий видел меня. Но понял ли он, что это я? Достаточно ли я похожа на свою мать? Или он узнал во мне моего отца? Из меня вырывается всхлип, и я стискиваю зубы. Неужели я по-прежнему так слаба? Мог ли один взгляд на моего мучителя уничтожить того человека, которым я стала?

Хоть моей матери там не было. Маленькая часть меня задавалась вопросом, отправится ли она с армией. Хорошо, что Татум не превзошла моих ожиданий и осталась в безопасности на своём троне. Чтобы сообщить о случившемся, гонцу потребуется пара недель.

Вени, что скажет Адокс?

Мне требуется большая часть нашего обратного пути к Ире, чтобы успокоиться. Но по происшествии времени я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Для меня было шоком увидеть Кассия в первый раз. Он мучил и унижал меня больше раз, чем я могла сосчитать. То же самое произойдёт, когда я увижу мать. Я не собиралась корить себя за это или стыдиться. Теперь я была человеком, который отличался от того, которого они знали раньше. И раз уж я увидела Кассия, то в следующий раз будет легче.

Я буду знать, чего ожидать от нашей следующей встречи.

А вот он, чёрт возьми, точно не будет.


ГЛАВА 4


Большое скопление облегченных и усталых представителей Ире приветствует нас, когда мы, наконец, приземляемся на скале Адокса. Полагаю, мы находимся в похожем состоянии. Мои ноги дрожат от усталости, когда я избавляюсь от Флаера и разминаю тело медленными, усталыми движениями.

— Мы опасались, что с вами случилось худшее, — восклицает Адокс, прерывая мой подсчёт голов.

Его заглушает и обгоняет крупная женщина.

— Джимми! Где ты был?

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к крупной матери Джимми. Она встречает мой взгляд острым оскалом. Джимми шаркает к ней, не встречаясь с ней взглядом.

— И где твой Флаер! Если ты потерял его, новый ты не получишь. Вот, держи своего брата.

Она пихает пищащего ребёнка ему в руки.

— Нэнси, сейчас не время. Уведи Джимми. Я поговорю с ним позже, — говорит Адокс, протирая глаза рукой.

Должно быть, он не спал всю ночь. Я сомневаюсь, что он спал и накануне.

Я сжимаю руки Адокса в знак приветствия, а он тем временем изучает моё лицо.

— Что случилось?

— Одна из групп уронила опору.

Адокс переводит взгляд налево, и я прослеживаю его взгляд до пары с виноватым видом. Видимо они уже рассказали ему о случившемся.

— Это насторожило Солати. Мы могли только прижаться к острову. Но Хамиш понял, что Великий Подъём проведёт армию над нашим укрытием, и мы окажемся на виду.

Я смотрю на Хамиша; его зелёные глаза продолжают светиться от ночных событий. Я же чувствую себя наоборот — измученной.

— Я приказала двигаться, надеясь, что нас увидят лишь единицы, а не вся армия.

Глаза Адокса расширяются в ответ на мои слова. Он шепчет:

— И…

Я вздрагиваю, вспоминая, как оглядываюсь назад и вижу дядю Кассия, стоящего на острове и смотрящего прямо на меня.

— Нас заметили, Адокс. Более того, Флаер Джимми был повреждён, и нам пришлось оставить его. Мы спрятали его, как могли, — я засунула его за единственный камень на острове. — Но, если армия увидит его, разведчики попытаются вернуть его. Они знают, что мы здесь. Они будут начеку, — я наклоняюсь и шепчу, чтобы слышал только Адокс: — Лучники Солати превосходны. Пожалуйста, не пытайся вернуть Флаер.

Я ожидаю гнева или отрицания. Я подготовила аргументы на случай, если он обвинит меня в предательстве. Это его худший страх, воплощённый в жизнь. Выражение его лица становится жёстким, и я чувствую, как мои брови ползут вверх, когда он коротко кивает мне.

— Вы сделали всё возможное в безвыходной ситуации. Я разошлю уведомление нашим торговцам, чтобы они шли домой длинными путями.

Я скрываю удивление, кивая. Что послужило причиной изменения отношения?

— Как справились остальные группы? — спрашиваю я, принимая чашу тушёного мяса от одного из поваров.

— Все успешно уничтожили свои цели, — он потирает затылок. — Теперь и мы в этом замешаны. К лучшему или к худшему. Солати потребуются месяцы, чтобы пройти через Оскалу без опор. Припасы иссякнут. Они будут вынуждены повернуть назад.


Мы разрушили проход перед армией только для того, чтобы они могли легко отступить.

Они всё ещё были моими людьми.

Я стою, забыв о тушёнке, и поражаю старика.

— Тогда я должна доложить об этом.

— Куда ты собираешься?

Хамиш подходит ко мне сзади. Я вздрагиваю и хмуро оглядываюсь на него.

— Передать новые сведения моему Королю, — бросаю я ему в ответ. — Адокс, я полагаю, что Король Джован уже догадался, где находится Ире. Не хочешь ли ты попытаться сохранить своё местонахождение втайне от него как можно дольше?

Адокс смотрит на меня сквозь переплетённые пальцы. Затем он смотрит куда-то за меня, в сторону Гласиума, молча в раздумье.

— Адокс, ты в порядке?

Хамиш нагибается к нему и кладёт руку на его хрупкую фигуру.

— Нет, — бурчит Адокс, заставляя людей вокруг него подпрыгнуть.

Мужчина встаёт и, прихрамывая, направляется ко мне. Моё недоумение, должно быть, очевидно, потому что он бросает на меня сухой взгляд.

— В скором времени Татум узнает о нашем присутствии здесь, — он тяжело опирается на левую ногу. — Солати, который видел тебя, позаботится об этом, — я подавляю дрожь при напоминании о дяде Кассие. — Мы должны объединиться с союзниками. Расскажи о нас Королю. Скажи ему, что я даю эту информацию безбоязненно, как жест доброй воли. Ты напомнишь ему о нашей помощи и чётко дашь понять, что в мы бы не оказались в этой ситуации при других обстоятельствах, — его карие глаза смотрят в мои голубые. — Ире будет в безопасности, — заявляет он, его морщинистый рот сжат в жёсткую линию.

И это ясно: этот мужчина сделает всё, что потребуется, ради будущего своего народа.

— Ты знаешь, я помогу Ире всем, чем смогу. Он хороший король и верный. Он не подведёт вас, — я колеблюсь, но затем продолжаю: — Полагаю, что королевской ассамблее также следует дать объяснение. Если не объяснить причину появления летающего мальчика, слухи будут распространяться безудержно и причинят больше вреда, чем правда.

Адокс останавливается справа от меня. Я смотрю вперёд, и он делает то же самое.

— Я оставляю это на усмотрение Короля. Полагаю, это следует сделать, — он крутит головой, проверяя окружение, и придвигается ближе, чтобы Хамиш не услышал. — Я доверяю тебе, Татума.

Чувство вины пронзает меня, когда я вижу его страдальческое выражение лица. Неужели человек может постареть на годы всего за несколько дней? Жалеет ли он о том, что согласился помочь нам или даже позволил мне остаться здесь? Я стряхиваю с себя вину. Возможно, он жалеет о решении позволить Кристал жить на Гласиуме, тогда она никогда бы не привела меня сюда. Нет смысла анализировать прошлое. Торжественно кивнув, я отворачиваюсь от него и иду к дальнему краю, в направлении Гласиума, к своему Флаеру.

Если я остановлюсь, то просплю целый день, а Джован уже ждёт неделю — он будет отчасти психованным. По какой-то причине я не могу дождаться, когда вернусь обратно. Наверное, он вымещает своё раздражение на всём окружении. Улыбка сползает с моего лица. Надеюсь, Оландону не достанется.

Я оборачиваюсь и смотрю на изможденную группу народа Ире позади меня, и тут моё внимание привлекает грохочущий звук. В обычной ситуации он бы не привлек внимания, но в последнее время он звучит неуместно в притихшем Ире. Не мигая, я смотрю на источник грохочущего шума, обвиняя туманность сна в том, что мне требуется так много времени, чтобы понять, что я вижу.

Я даже несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что то, что я вижу действительно здесь, это не какая-то жестокая галлюцинация. Но видение остается и после это. Колчан стрел, упавший на бок.

И это не один колчан. Я быстро считаю — их шесть! Сломанное оперение, оставшееся после убийства Кедрика, спрятано вместе с другими моими вещами в замке. Некоторое время назад я перестала носить его в ботинке. Жаль, что сейчас оно не при мне, но, вообще-то, мне не нужен обломок, чтобы подтвердить то, в чём я и так уверена. Я часами смотрела на кусок дерева, который забрал у меня друга. Я знаю без тени сомнения, что если подойду ближе, то найду шесть колчанов, полных стрел из дерева Седира. Шесть колчанов, наполненных такими же стрелами, как и та, что убила Принца.

Наконец-то я нашла их.

— Уиллоу, подожди! — окрикивает Хамиш.

Я поворачиваюсь к нему, как в тумане.

— Итак, я подумал… Где удовольствие в том, чтобы сразу узнать чей-то самый сокровенный тёмный секрет? Такие вещи нужно заслужить, верно? — говорит он.

— Хамиш… — перебиваю я.

Он заикается и останавливается.

— Почему тут эти стрелы?

Я подтаскиваю его на несколько шагов к кругу и указываю на них.

Он пожимает плечами, и у меня возникает иррациональное желание ударить его.

— Торговцы готовятся к отъезду, — говорит он, зевая. — Иногда они охотятся, поэтому берут оружие.

Я знаю, что они охотятся! Я хочу кричать. Один из них охотился и за деньги убил моего друга.

Он по ошибке принимает моё смертоносное выражение лица за смущение.

— Ты, должно быть, видела их, когда была здесь в последний раз. Они возвращаются каждый месяц или около того, чтобы отдохнуть. В остальное время они постоянно снуют туда-сюда, обмениваясь товарами с Гласиумом или Осолисом. Нам повезло, что они были здесь, и помогли уничтожить тропу. Торговцы — лучшие летуны и привыкли иметь дело с опасностью.

Моё сердце колотится в груди, угрожая вырваться наружу. Торговец. Всё это время. Такая должность дала бы убийце Кедрика идеальный шанс убить меня. Ведь именно я была его целью. Но тот человек не учёл, что Кедрик оттеснит меня с пути стрелы. До сих пор каждый день я желаю, чтобы он этого не делал. Но это сожаление не означало, что я растрачу дар Кедрика теперь, когда Джован заставил меня увидеть действия своего брата в таком свете.

— Я спрашиваю только потому, что эти стрелы выглядят как дерево Седир.

В ответ на мой комментарий Хамиш бросает на меня взгляд, означающий «И что?».

— В Гласиуме это дерево считается слишком слабым для оружия, — добавляю я, сжав зубы.

— Ах, это, — весело говорит он. — Всё дело в сушке древесины и в том, как её резать.

Я смотрю на стрелы, как голодный человек глядит на еду, но ничего не могу с собой поделать. Одним предложением Хамиш ответил на загадку, которая мучила меня несколько месяцев.

— Торговцы сейчас здесь? — мой голос неузнаваем.

— Что случилось? — спрашивает Хамиш.

Я бросаю на него взгляд, и он отступает.

Он тычет пальцем в сторону открытого пространства.

Я изучаю шестерых мужчин, собравшихся тесной группой на окраине Скалы Собраний. Все они высокого роста. У всех тёмные волосы. После половины перемены я по-прежнему располагаю лишь скудной информацией об убийце Кедрика.

Меня посещает отрезвляющая мысль. А что, если в этом замешано больше, чем один из них?

— Кто из торговцев бывает в Осолисе? — я стараюсь не позволить своему голосу дрожать.

Убийца нанёс первый удар именно там. Также он пытался убить Ашона в Гласиуме, но это произошло гораздо позже.

— Файро, Нош и Джуд

Я обращаю внимание на трёх худых мужчин, на которых указывает Хамиш. Мои руки дрожат, и я понимаю, что это происходит лишь спустя некоторое время. Почему я ничего не чувствую, когда смотрю на этих мужчин? Нет никаких изменений в той жгучей неправильности, которую я ощущаю. Никакой оглушительной ясности или чувства осуждения. Я всегда думала, что пойму, когда столкнусь лицом к лицу с убийцей первого парня, которого полюбила.

И вот передо мной стоят шесть мужчин, и я понятия не имею, кто это может быть. Но я знаю идеальный способ заставить каждого из них говорить! Несколько сломанных пальцев дадут мне ответы. И тогда я смогу покончить с этим раз и навсегда! Я чувствую, как меня лижет раскалённая добела ярость, а гнев направляет ход моих мыслей.

Хамиш кладёт руку на моё плечо.

— Уиллоу?

Я свирепо смотрю на него, и он отшатывается, прикрывая рот рукой. Потрясение пробивается сквозь тяжесть моего гнева, и этого достаточно, чтобы я поняла, что нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы сорваться. А я не могу. Я не могу сорваться. Я делаю судорожные вдохи. Я здесь не для того, чтобы найти убийцу Кедрика. Но теперь я уничтожила путь! Гласиум в безопасности. Может быть, настал черёд осуществить желаемое. Я изо всех сил стараюсь подавить всепоглощающую ярость, пока она не захватила меня.

Гласиум и Ире только что заключили союз. Я играю роль посланницы Короля Джована. Здесь находится более пятидесяти человек из Ире, плюс их лидер. Если я подвергну пыткам пять человек и убью шестого, то можно считать, что союзу конец.

Раньше меня направлял мир. По-прежнему ли это так? Или мир это для наивных маленьких девочек, как та, которой я была раньше?

Мои зубы стиснуты так крепко, что кажется, будто они сейчас сломаются.

— Блять! — шепчу я, сжимая руки в кулаки.

Здесь слишком много людей. Если я не хочу разрушить всё, чего мне удалось достичь с Адоксом, мне нужно уйти.

Я всё ещё хочу мира.

— Хамиш, — отрывисто произношу я.

Он срывается с места, с которого наблюдал за мной, на расстоянии двух метров. Я делаю ещё один вдох.

— Хамиш.

Мой голос спокойнее. Ложное спокойствие. Внутри меня всё бушует. Я хочу переломать торговцев, как ветки. Хочу, чтобы Гласиум был в безопасности. Я хочу создать прочный союз между двумя народами. Хочу отомстить тому, кто расправился с Кедриком, как с животным!

Хамиш подходит ближе, а я поворачиваюсь к нему.

— Мне нужно всё, что ты знаешь об этих шести людей. Абсолютно всё. Прямо сейчас.


* * *


Большую часть пути обратно в Гласиум я лечу в оцепенении. Информация Хамиша и мой гнев — единственное, что не даёт мне заснуть. Однажды, когда все будут в безопасности, я вернусь. И убийца Кедрика встретит тот конец, которого заслуживает.

Меня пробуждает вид армии, разбившей лагерь на дне Оскалы. Армия Джована. Палатки раскинуты так далеко, насколько хватает глаз. Король был занят в моё отсутствие. Он мобилизовал все свои силы, как и обещал, на случай если мне не удастся остановить продвижение Солати.

Величина армии Брум — это то, что всегда позволяло Гласиуму находиться на равных с силами Солати. Мои люди это цельный, сплочённый отряд, которым командует Начальник стражи. У Брум нет такой дисциплины. Хоть они и искусны, они полагаются на численность и грубую силу, чтобы соответствовать нашим тщательно разработанным военным стратегиям и строго обученными солдатам. Внизу в лагере, должно быть, тысяча человек. Джован, вероятно, там с ними. Я колеблюсь несколько секунд, размышляя, стоит ли мне приземлиться рядом и проверить, там ли он. Сверху люди выглядят крошечными точками, но, когда я подлетаю ближе, я замечаю, что они поднимают лица и смотрят на меня. Некоторые из них указывают пальцами!

Как хорошо они меня видят? На мне нет вуали. Она засунута в переднюю часть моего костюма. Наверняка их зрение не настолько хорошее. Нежелательное внимание принимает решение за меня. Я нажимаю на перекладину, чтобы ускориться, и вскоре лагерь остается позади. К счастью, Адокс дал Королю разрешение раскрыть Ире, потому что, помимо ассамблеи, целая армия стала свидетелем того, как кто-то летел.

Я пролетаю над Гласиумом, смутно отмечая шесть относительно определённых зон, которые Брумы называют Секторами. Оба мира разделены на шесть зон. Но в Осолисе мы называем их Ротациями. Два мира лежат бок о бок, и область, расположенная ближе всего к другому миру, получила наименование «Первая Ротация или Сектор». Затем зоны были пронумерованы по кругу от одного до шести. Миры вращаются медленно, поэтому для того, чтобы пройти все шесть пространств и вернуться к началу, требуется целых три года. Тем временем Оскала, или Великий подъём, остается незыблемой — неподвижной связью между двумя противоположными планетами.

Во многих отношениях Гласиум — полная противоположность моего родного мира. Здесь другие животные, еда и одежда. Деревья коричневые с зелёными листьями, а не чёрные с тёмными красно-пурпурными листьями. Но главное отличие в том, что там, где Осолис полон огня, дыма, потрескавшейся земли, пожелтевшей травы и сморщенных лоз, Гласиум это планета мороза, снежных гор, метелей и льда. Брумы считают нас снобами, лишёнными чувства юмора и чопорными. Солати считают Брум варварами, невоспитанными и примитивными.

Нет никакой загадки в том, почему мы оказались на грани войны.

Но есть одна вещь, которую мы разделяем.

Мы зависим от климата другого мира, что позволяет нам регулировать собственный. Мы ненавидим друг друга, но нуждаемся друг в друге, чтобы выжить.

Четвёртый Сектор — для каждой планеты — самый отдаленный от другого мира. Четвёртый Сектор Гласиума непригоден для жизни, погода там настолько холодная, что можно замерзнуть за несколько минут. Четвёртая ротация Осолиса настолько раскалена, что одежда может вспыхнуть — если ты раньше не умрешь от дыма. Четвёртые зоны Гласиума и Осолиса постоянно напоминают нам, что, если Осолис не даст тепла и огня, а Гласиум не даст холода, мы все погибнем. Огонь распространится по Осолису и сожжёт всех, а Гласиум заледенеет.

Я добираюсь до Первого Сектора и меняю курс на Шестой, где находится Король и его ассамблея. Правитель и его двор обычно перемещаются только по первой, второй и третьей зонам, осуществляя переход каждую половину перемены, чтобы избежать Четвёртого Сектора. Деревенские жители просто перемещаются вокруг четвёртого Сектора, из третьего в пятый, таким образом, максимально используя любое жилье, которое им удаётся найти. Поскольку более состоятельные горожане переезжают чаще, у богачей обоих миров есть две резиденции — одна для проживания, в то время как другой дом проходит через четвёртый, пятый и шестой Сектора. Необычно, что королевская элита располагается в Шестом Сектора. Король Джован сделал это только для того, чтобы оказаться ближе к тропе на случай нападения. Это был удачный ход с его стороны.

Я снижаюсь на достаточном расстоянии от замка и, осторожно приземлившись, складываю Флаер. Раньше я приземлялась в одном из дворов за замком, но дозору мог быть дан приказ стрелять. Маловероятно, но рисковать не стоит. Вытащив вуаль, я бросаю взгляд на густые деревья вокруг и накидываю её на голову, закрепив сверху деревянным ободком. Моё зрение мгновенно затуманивается. Я касаюсь рукой ствола дерева, находящегося рядом со мной, и жду, пока мои глаза привыкнут к темноте. Я беру свой Флаер под мышку и быстро иду в направлении замка.

Я приземлилась на окраине Внутреннего Кольца, на мощёной дорожке, которая соединяет самых богатых и знатных Брум с подступами к замку. Отчасти мне хотелось бы пройти в другом направлении, через Внутреннее Кольцо, затем Среднее Кольцо и Внешние Кольца.

Кольца на Гласиуме разделяли различные классы. Внутреннее Кольцо занимали богачи, и оно располагалось в пространстве, наиболее близком к замку. Во Внешних Кольцах жили люди без гроша в кармане, и оно находилось дальше всего от замка, занимая внешние края этого мира. Возможно, Внешние Кольца — это самая бедная часть Гласиума, полная опасностей, но несколько моих самых близких друзей жили там, в боевых казармах. Я всегда буду помнить время, проведённое там, как самый простой и самый свободный этап моей жизни. Ты сражался, ты выживал, ты ел и пил.

Я кручусь из стороны в сторону, когда ветер подхватывает сложенный под мышкой Флаер, и не обращаю внимания на голубоглазых Брум, которые проходят мимо меня по дороге. Они глазеют на мою одежду и приспособление, прижатое к боку. На мне также вуаль, о которой я стараюсь не вспоминать. Она привлекает почти столько же внимания, сколько моя одежда и Флаер. Было время, когда я болезненно воспринимала вуаль. Но каждый раз, когда я снимала ткань, становилось легче. Теперь я управляю вуалью, а не наоборот. Я помню своё внезапное прозрение во время разговора с Адоксом. Путь передо мной был всё так же ясен, как и в тот волнующий душу момент. Я не могла строить своё будущее на лжи, как моя мать. Единственный путь вперёд для меня заключался в том, чтобы раскрыть свою истинную сущность. Конечно, я не стану делать это как дура. Но если я добьюсь своего, вуаль больше никогда не сможет управлять мной. Я сама решу, как раскрыть мою тайну. Меня не загонят в угол.

Когда меня видят, раздается сигнал. Ворота поднимаются. Я прохожу под решёткой из железных прутьев.

Один из дозорных бежит ко мне так быстро, как только позволяют ему его тяжёлые доспехи. Я не понимаю, зачем дозорные носят такое громоздкое обмундирование. Мужчина неловко кланяется, на его лице выражение ужаса.

— Татума Олина, Король приказал доставить вас к нему немедленно по прибытии.


Что ж, это объясняет его страх. Я сомневаюсь, что приказ Джована был вежливым.

Я спокойно киваю, несмотря на нервное возбуждение, которое пробегает по мне от его слов.

— Отлично. Проводите меня к нему.

Интересно, это один из тех стражников, которых я обманула, когда сбежала во Внешние Кольца?

Стражник переводит взгляд с меня на ворота и обратно.

Я улыбаюсь под вуалью.

— Если только… ты не можешь покинуть свой пост?

— Но он сказал мне привести вас, и…

Я поднимаю руку, пытаясь сдержать смех.

— Всё в порядке. Я пойду прямо к нему и заверю его в твоей решимости выполнить оба его приказа.

Я ухожу, пока дозорный продолжает кланяться. Он явно не был выбран за свой разум.

Как только я вхожу в громоздкий вестибюль замка, обитый деревом, меня осеняет… Я сейчас увижу Джована! Я останавливаюсь на полпути к залу собраний. Недосып и стресс последней недели дают о себе знать. Интересно, как я выгляжу? Я встряхиваю головой, желая очистить затуманенный разум. О чём я думаю? Я продолжаю идти, не обращая внимания на новое напряжение.

— Хм, Лина?

Я поворачиваю голову в сторону звука. Это Камерон. Маленький сын Томи, одного из делегатов.

— Привет, Кам. Тебе что-нибудь нужно? — спрашиваю я.

— Неа, я в порядке. Король хочет тебя видеть. Я слышал.

Джован всем отдал этот приказ? Я упорно игнорирую тепло, разливающееся по мне. Я достаточно устала, чтобы признать, что чувствую себя так, потому что скучала по нему. Я слишком устала, чтобы притворяться, что это просто нетерпение передать новости о том, что произошло в Ире. Но знать о своих чувствах и действовать в соответствии с ними — две разные вещи.

— Я как раз направляюсь к нему. Проводишь меня?

Я следую за юным, пухленьким мальчиком, пока мы не доходим до зала собраний. Стоит ли мне постучать? На мой вкус это слишком робко.

Я толкаю дверь, и меня накрывает волной шума.

— Блейн! То, что ты предлагаешь, просто нелепо, — раздается голос Драммонда, отца Арлы.

Кто-то ударяет кулаком по столу, и я, наконец, понимаю, что только что услышала. Кто-то только что сказал «Блейн»? Джован не мог сделать его советником! Я задыхаюсь, слишком хорошо зная о сомнительных делах Блейна. Этого не может быть. Я чувствую руку на своей руке и чувствую, как мои мышцы напрягаются в оборонительном жесте. Я расслабляюсь, узнав Роско, самого надежного советника Джована и отца одного из делегатов, Аднана. Пожилой мужчина всегда вежлив. Необычная черта для Брумы.

— Татума Олина, я рад вашему возвращению. Король очень хочет вас видеть.

Он ведёт меня вокруг стола для совещаний — большого каменного круга. По пути мы проходим мимо других советников. Они замолкают и смотрят на меня. Я осторожно высвобождаюсь из направляющей руки Роско. Большинство из них выглядят спокойными, но есть и те, кто по-прежнему настороженно или неприязненно смотрит на меня, я не знаю. Моё сердце начинает биться учащённо, когда я ближе подхожу к Джовану. Смотрит ли он на меня? Я молю свои ноги не спотыкаться, хотя они не спотыкались с самого детства. Я хочу увидеть его, но в то же время мне плохо. Это нормально?

Я вздыхаю с облегчением и небольшим разочарованием, когда вижу, что Джован горячо спорит с человеком, стоящим слева от него. Это даёт мне шанс проконтролировать свои скачущие мысли. У меня всегда такая реакция, когда я впервые вижу его: ощущение правильности и покалывание по спине, как будто на меня стекает вода. Несмотря на всю мою решимость в вестибюле, я чувствую, как моя уверенность рушится — просто при виде его.

Он такой же внушительный и сильный, как всегда, в своих нагрудных доспехах. Он сидит на троне правителя на возвышении каменного круга и, не напрягаясь, командует залом. Я сглатываю, когда подхожу ближе и, наконец, вижу его лицо. Щетина на его подбородке длиннее, чем когда я видела его в последний раз. Несомненно, после известия о предательстве моей матери бритьё потеряло значимость. На его коже следы путешествий и высохшего пота. Вероятно, он только что вернулся с передовой. Его немытое состояние не останавливает меня от желания прикоснуться к нему. Мой взгляд блуждает повсюду: его плечи, руки, светло-каштановые волосы длиной до плеч.

Чем быстрее я смогу вернуться в Осолис, тем лучше.

— Мой Король, — Роско прерывает его на полуслове.

Джован раздражён тем, что его прервали. Но я с обречённым чувством сладости наблюдаю, как он замечает меня, и его лицо меняется от раздражения к облегчению, а затем переходит в свою обычную уверенную, граничащую с надменностью, манеру.

— Татума, ты вернулась. И в целости, — говорит он тихим голосом.

По мне пробегает дрожь. Я стою достаточно близко, чтобы видеть его глаза. Голубой цвет такой яркий, он всегда притягивает мой взгляд, пронзая меня насквозь. В этот момент его глаза странствуют по моей фигуре. Мой лётный костюм не оставляет много места для воображения, хотя это не самый худший наряд, который я когда-либо носила. Эта честь принадлежит костюму из ремней.

Я прочищаю горло.

— Да.

Он вскидывает бровь от моего короткого ответа. Разве он не знает, что это всё, что я умудряюсь вымолвить, когда он так на меня смотрит?

— И ты добилась успеха?

Он хмурится. Я чувствую, как мужчины позади меня подаются вперёд, чтобы услышать мой ответ.

Я отрывисто киваю.

— Да. В настоящий момент армия остановлена.

Мне очень нужно поговорить с ним наедине. Я поворачиваю голову к двери за троном. Основываясь на своём пребывании в двух одинаковых замках в Гласиуме, я знаю, что там находится небольшая комната для совещаний.

Позади меня торжествуют. Но есть что-то ещё. Беспокойство. Советники не уверены, могут ли они доверять мне — и не без оснований после действия моей матери. Но я почти не обращаю внимания на их реакцию. Моё внимание приковано к Джовану. Он прищуривает глаза, глядя на меня. Я снова наклоняю голову к двери и сдерживаю смех, когда он, наконец, понимает мой намёк. Солати мог бы понять по краткости моих ответов, что я хочу поговорить наедине. Для Брумы требовалось несколько подсказок, потому что они были чересчур откровенны. Я обнаружила, что в значительной степени приспособилась к их манерам, но полагала, что некоторые черты слишком укоренились во мне. Заблуждение моего народа заключалось в том, что смелость Брум не означала, что они были не интеллигентны. Они просто были прямолинейны, не привыкли к намёкам и тонкостям. В большинстве случаев мне это нравилось.

— Мы с Татумой поговорим наедине.

Король встаёт со своего трона в полный рост, и я застываю, пялясь в его грудь. Как всегда, я чувствую себя крошечной, но больше не нахожу его возвышающуюся фигуру пугающей. Возможно, потому что он больше не пытается запугать меня таким образом.

— Джован, ты уверен, что это умно? Было бы проще давать советы, если бы мы услышали всё прямо от неё, — говорит советник.

Джован не обращает внимания на мужчину, поворачиваясь к двери в вихре меха, оружия и кожи.

Джован захлопывает дверь, как только я прохожу за ним.

Затем, в три длинных шага, он оказывается передо мной и хватает руками мою вуаль. Он срывает её. Неужели я ожидала меньшего? Король Гласиума смотрит на меня сверху вниз. А я стою во весь рост, не желая стесняться своего внешнего вида. Я вздрагиваю, когда меня посещает другая мысль — как я пахну.

— Когда ты спала в последний раз? — рычит он.

Я вздрагиваю и выхватываю у него вуаль.

— Ты хочешь знать, что случилось или нет?

Я намереваюсь надеть вуаль обратно, но он хватает меня за руку и разжимает мои пальцы на ткани, один за другим. Я издаю возмущённый звук, когда он убирает извлечённую вуаль в карман своей туники.

— Конечно, хочу. Но сперва, позволь сказать тебе, что я рад, что ты дома, — говорит он с ухмылкой.

— Я рада снова быть в замке, — отвечаю я.

Его глаза необычно сверкают.

— Ты был на передовой? — спрашиваю я.

Он кивает, а его ловкие руки быстро справляются с ремнями, удерживающими нагрудник на месте. Его голубые глаза не отрываются от моих во время этого процесса. Жар в моих щеках поднимается, и я отвожу взгляд, когда он потягивается, снимая пластину через голову.

Я зажмуриваю глаза.

— Я должна рассказать тебе кое-что.

Я открываю глаза и жестом приглашаю его сесть.

Он не понимает намёков и молча смотрит на меня, сложив массивные руки на груди. Я качаю головой и делаю глубокий вдох, приступая к подробному рассказу о своём пребывании в Ире.

Король Джован замирает как статуя, его рот слегка приоткрыт, когда я заканчиваю. Он начал вышагивать в середине моего рассказа и только сейчас остановился.

— Это очень много для осознания…

Мои слова словно вывели его из ступора. Я не понимала, сколько информации я только что вывалила на него. У меня было несколько месяцев, чтобы осмыслить открытие Ире и события, которые произошли после этого.

— Я предполагал, что летающие люди находятся на Великом Подъёме. Но ты говоришь, что они все метисы? Ты раскрыла свою личность лидеру, чтобы получить их помощь, чуть не попалась, разрушая тропу, и была замечена дядюшкой, который-скоро-будет-мёртв, который раньше бил тебя, — резюмирует он.

Я медленно киваю. Я не могу понять, раздражён он или зол.

— Как ты, блять, ввязалась во всё это?

Он зол.

— Я… не знаю.

Правдивость моих слов поражает меня, и я хихикаю. Буря на лице Джована ненадолго стихает, а затем возвращается с полной силой. Удивительно, что он не вышел из себя, когда я рассказала ему о Кассие, но каким-то образом он сдержался.

— Почему ты показала лицо лидеру? — спрашивает он, на его челюсти тикает мускул.

Я пожимаю плечами.

— Это был единственный способ предотвратить войну.

Он прищуривает глаза. Странно, но мне гораздо приятнее иметь дело с раздражённым Джованом.

— Мне нужно убить его? — спрашивает он.

Если бы кто-то другой спросил меня об этом, он бы шутил.

— Нет, — я хмурюсь. — Я осознаю последствия того, что сделала. И я доверяю Адоксу. Настолько, насколько ты можешь доверять кому-либо.

Он ворчит на это и продолжает вышагивать в течение нескольких минут. Я вижу, как он пытается переварить всё, что я сказала. Скрывающиеся люди, полёты, остановленная армия, Олина, которую видели. Держу пари, он всё ещё размышляет, нужно ли ему убивать лидера Ире.

Он останавливается передо мной с долгим, протяжным вздохом.

— У тебя есть план?

Я вздыхаю.

— Не то чтобы.

Он убирает мои волосы с лица. Я вспоминаю, кто мы, как раз вовремя, чтобы отпрянуть назад. Его рука сжимается в кулак, и он опускает её на бок.

Я избегаю его взгляда и, делая это, я замечаю мелочи, которые пропустила. Круги под его глазами. Напряжение в его плечах.

Я двигаюсь, чтобы положить свою руку на его, но отдергиваю её. Усталость ослабляет мою бдительность.

— Как ты? — спрашиваю я.

Он настороженно поднимает глаза наверх. Я знаю, что он не любит делиться своими мыслями. Это одна из наших общих черт. На самом деле, одна из многих наших общих черт.

— Я видела, что твои люди разбили лагерь в Первом Секторе. Они видели, как я летела.

Он разминает плечи.

— Тебе повезло, что они тебя не сбили.

Я смотрю на него и жду.

Он хмурится и понимает намёк.

— Да, они вышли в поход через два дня после твоего отбытия в… Ире.

Я начинаю моргать всё медленнее.

— Что мы собираемся делать? — устало спрашиваю я.

— Мы? — спрашивает он.

Я щурю глаза от нотки юмора в его голосе.

— Да. Что ты, как Король Гласиума, и я, как Татума Осолиса, собираемся делать со всем этим?

Я вижу, что он хочет улыбнуться, но не делает этого. Он наклоняется вперёд и прикасается пальцем к моим губам. Это отвлекает сверх всякой меры. Я отталкиваю его, но потом сдаюсь искушению и решаюсь взглянуть на его рот. Я сдерживаю стон, когда вижу, что он такой же — гладкий и твёрдый одновременно.

Когда я поднимаю глаза, в его взгляде сталь. Я отстраняюсь, сбитая с толку.

— Думаю, лучший вариант — это подождать и посмотреть, что армия будет делать с задержкой, — он снова принимается шагать. — Похоже, есть большая вероятность, что они будут вынуждены повернуть назад. В любом случае, мы больше ничего не можем сделать с разрушенной тропой.

— Согласна. Но я так же знаю, что мать не остановится. Не теперь, когда она так открыто заявила о себе. Ей не помешают те, кого она считает ниже себя. Я также боюсь за народ Ире. Я заверила Адокса, что мы сделаем всё возможное, чтобы защитить их, — говорю я, отталкиваясь от стола, к которому прислонилась.

Джован взмахивает рукой.

— Конечно, конечно.

Я знала, что Джован не подведёт Ире. Я была права, доверившись ему.

Он останавливается передо мной.

— Чему ты улыбаешься? — спрашивает он.

Я пугаюсь и стираю эмоции со своего лица.

— Я буду счастлива заверить Ире в нашем союзе, когда они через неделю прибудут, чтобы представить свой отчёт, — я прикрываю свой промах.

— Я встречусь с ними, когда они прибудут.

Это в пределах просьбы Адокса. Я киваю, заставляя свои глаза оставаться открытыми, так как они мутнеют от сна. На этот раз я не успеваю поймать его руку, и он нежно обхватывает мой подбородок.

— Чему ты на самом деле улыбаешься? — спрашивает он.

Я качаю головой и закрываю глаза.

— Тебе нужно поспать, Олина.

— Да, — бормочу я.

— Желательно не в вертикальном положении, — ворчит он.

Я закатываю глаза, смотря на него. Такое случилось всего один раз. Может быть, дважды.

— Я посплю после того, как поговорю с Оландоном, — говорю я.

Я хочу проверить, как мой брат справлялся во время моего отсутствия.

— Ты можешь увидеться с ним после того, как отдохнёшь, — приказывает Джован.

Мои веки распахиваются от его требовательного тона.

Когда наши взглядывстречаются, между моими бровями образуется складка. Напряжение становится невыносимым, а затем каким-то образом переходит в нечто большее. Но в его взгляде по-прежнему ощущается эта непреклонность. Почему она там? Мне нужно что-то сказать. Я должна сказать ему, что между нами ничего не может быть. Я даже думала поделиться с ним своими сомнениями, что у меня когда-нибудь будут нормальные отношения. Такова моя жизнь. Единственный мужчина, который обладает достаточной силой справиться с моей судьбой, тот, который никогда не будет моим. Если я каким-то образом смогу править Осолисом, наши подданные никогда не поддержат наши отношения. Если я не смогу править, это случиться из-за того, что все узнают, что я наполовину Брума, и люди Джована поднимут шумиху. Мы в любом случае окажемся в тупике.

— Теперь ты боишься меня? — спрашивает он хриплым голосом, испугав меня.

— Что? — спрашиваю я, от шока мой голос становится выше.

— Из-за того, что случилось после бала.

Он сжимает челюсти. В этом причина его странного поведения?

Моё лицо теплеет, когда я понимаю, что мы ведём этот разговор. Я обнаружила своё влечение к Джовану вскоре после возвращения из Внешних Колец. Наверное, я слишком грустила по Кедрику, чтобы раньше обратить на него внимание. В ночь бала в Первом Секторе мы оба выпили достаточно, чтобы забыться. На следующее утро я сбежала в Ире с Кристал, боясь чувств к Джовану, и боясь того, что он пробудил во мне. Я была полна решимости забыть его ради всеобщего блага.

Он всё ещё держит моё лицо, а я не могу произнести ни слова. От смущения у меня немеет язык.

— Я был так терпелив. Так осторожен с тобой, — мягко говорит он. — Но в ту ночь мой контроль ослаб. Я старше и опытнее. Я не должен был пользоваться тобой.

Он тяжело дышит, умолкая. Отпускает мой подбородок и делает шаг назад.

— Пожалуйста, прими мои извинения, если это возможно.

Его слова кружат в моём ошеломлённом сознании. Сначала я с трудом понимаю их. Но, в конечном счете, смысл становится ясен. Я в недоумении наклоняю голову. Он всё неправильно понял. Я не допущу, чтобы он взвалил на себя вину за нас обоих.

— Т-ты думаешь, что ты воспользовался мной? — спрашиваю я, потрясенная ходом его мыслей.

Но он был почти на пять лет старше, поэтому я понимаю, как он пришёл к такому нелепому выводу.

Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня.

Я снова качаю головой.

— Если уж на то пошло, всё было наоборот.

Джован откидывает голову назад и разражается безудержным смехом. Я слушаю, как он пытается отдышаться, наслаждаясь столько редким звуком. Я не понимаю, почему он смеётся, но это для меня не ново.

— С чего ты это взяла? — спрашивает он. — У тебя не было опыта. За тобой надо было ухаживать, а не тащить в постель после одного поцелуя.

Всё моё существо хочет убраться отсюда. Это не тот разговор, который я хотела бы вести. Вообще ни с кем! На моём лётном костюме нет даже нитки, которая могла бы отвлечь меня.

— Джован, мы были пьяны, — бормочу я, разглядывая пол. — Мы забыли о том, какое положение занимаем из-за нашего… взаимного влечения, — морщась, выдавливаю я. — Я знала, к чему приведут мои действия. Я хотела, чтобы они привели к… этому. И я сбежала не потому, что боялась тебя или чувствовала неуважение к себе. Здесь всё иначе, чем в Осолисе. Я знаю об этом и могу с этим справиться.

Я впервые встречаюсь с его глазами, умоляя его увидеть в них правду.

— Тогда почему ты сбежала от меня? — тихим голосом спрашивает он.

Впервые я понимаю, что ужасно ранила его. Осознание этого странно болезненно.

— Я хотела дать нам время, чтобы восстановить должную дистанцию, ожидаемую от двух враждующих правителей. Я не хочу подвергать себя риску и повторить ошибку моей матери.

Его лицо безучастно. Я ничего не могу по нему понять.

Я бросаю на него напряжённый взгляд, стараясь разгадать его мысли.

— Между нами ничего не может быть! Ты знаешь это…

Напряжение и гробовая тишина. Я закрываю глаза, чтобы не видеть его суровое, искаженное ужасом лицо.

Он направляется ко второму выходу, который ведёт обратно в коридор.

— Думаю, будет лучше, если ты отдохнёшь. Мы сможем обсудить эти новости более обстоятельно, когда ты восстановишься.

Я подхожу к нему, избегая его пронизывающего взгляда. В такие моменты, когда он закрывается, мне приходится убеждать себя, что мгновение назад он улыбался.

Он хватает меня за руку, когда я собираюсь протиснуться мимо него.

— Мне жаль, что у тебя есть причины жалеть о том, что мы разделили. Эта ночь была одной из лучших в моей жизни.

В его словах звучит утверждение. Он наслаждался тем, что мы разделили. Я улыбаюсь, глядя на его руку на своей, беспричинно счастливая от его слов. Он успокоил некоторые сомнения, которые возникли у меня после проведённой вместе ночи. Он кладёт руку на стену возле моей головы, закрывая для меня проход.

Я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на него в дверном проёме, решив прояснить один вопрос, прежде чем навсегда закрою эту тему.

— Я никогда не говорила, что жалею о том, что мы разделили. Просто это не должно больше повториться, — говорю я, поздравляя себя с тем, что мне удалось вымолвить эти трудные слова. — Как бы то ни было… — я снова смотрю в пол. — Я счастлива, что это произошло с тобой.

Что-то искрится в его пронзительных голубых глазах. Я мечусь между его глазами, пытаясь понять внезапную энергию на его лице. Напряжение теперь на предельном уровне. Он открывает рот, чтобы заговорить снова, но я проскакиваю под его рукой.

— Тебе тоже следует поспать, — бросаю я через плечо.


ГЛАВА 5


На следующий день я просыпаюсь поздно, и снова в унылой комнате-«подземелье», как во время первого пребывания. Правда, она не так уж плоха, но бледнеет в сравнении с комнатой, примыкающей к королевской, где я жила как Мороз. Я скучаю по комфорту и простору более красивой комнаты. Но я представляю, какие пойдут сплетни, если вернусь туда под видом Олины.

Оглядывая каменные стены, я замечаю, как здесь пусто. Где же вещи Оландона? Я опускаю ноги на холодный пол, торопливо умываюсь и одеваюсь. Продолжительные банные процедуры могут подождать до вечера.

Когда я выхожу из двери, четверо охранников стоят наготове. Одного из них я сразу же узнаю.

— Гнев! — восклицаю я, мысленно давая себе подзатыльник.

Гнев с любопытством смотрит на меня, а остальные обмениваются взглядами. Он видит их замешательство и неловко переминается с ноги на ногу.

— Татума Олина, — обращается он ко мне. — Я больше не ношу это имя. Пожалуйста, зовите меня Уоррен.

Я прикусываю губу под вуалью. Уоррен… надежное, стабильное имя. Как и мужчина передо мной. Это всё ещё странно.

— Приношу извинения, Уоррен. Я рада, что ты один из моих стражников. Я слышала, твои боевые навыки могут соперничать со многими лучшими представителями Осолиса.

Один из дозорных фыркает. Я переключаю на него своё внимание.

— Что-то не так, дозорный? — спрашиваю я.

Он смотрит на меня с презрением во взгляде. Мужчина слева от него подталкивает его локтем.

— Нет, Татума, всё в порядке.

Я делаю шаг к нему.

— Тогда тебе лучше быть почтительнее в моём присутствии. Уверена, Король требует не меньше, чем высочайшего профессионализма.

Я позволяю своим словам повиснуть в воздухе. Большинство Брум в замке уже привыкли ко мне, но, очевидно, не все.

Презрение остаётся на месте, но он опускает глаза.

— Понял, Татума Олина.

Когда я прохожу через арку, обед уже в самом разгаре. Моя вуаль на месте. Я расслабляюсь при виде знакомого зала с балочными потолками и каменными стенами. На стенах висят большие гобелены — новое украшение с момента, когда я была здесь в последний раз. Неужели моя жалоба Джовану по поводу унылости этого замка вызвала такие перемены? Гобелены необыкновенные, они тянутся от потолка почти до самого пола. Должно быть, потребовались годы и множество рук, чтобы выполнить такую работу. Я спотыкаюсь, когда мне в голову приходит другая мысль. Это Арла организовала такое великолепие? Пыталась ли она снова вцепиться когтями в Джована?

Ассамблея предсказуемо замолкает, как только я вхожу. Я так уже к этому привыкла, это едва заботит меня. Я беру тарелку с едой и направляюсь к столу делегатов.

— Где все? — спрашиваю я Жаклин.

Она жена одного из делегатов, Романа.

Она едва поднимает голову.

— В Первом Секторе, защищаются от твоих людей.

Она отворачивается. Я отшатываюсь назад, удивленная ядом в её тоне. Эта женщина радушно приняла меня, с самого начала заступалась за меня. Она была раздражена на меня с самого моего возвращения из Внешних Колец. Я бы предположила, что к настоящему моменту её гнев уже прошёл.

— Ох, заткнись, Джеки. Говоришь как идиотка, — огрызается Фиона.

Она обходит стол и обнимает меня. Гнев Фионы удивляет меня почти так же сильно. Я отсутствовала не так долго, верно? Почему все не в духе?

— Я рада, что ты вернулась в целости и сохранности. Джован объявил, что ты задержала армию своей матери на неопределённый срок. Все тебе благодарны, — говорит Фиона.

— Скорее, подозревают тебя, — бормочет Жаклин.

Фиона топает ногой.

— Просто отъебись, правда, уже!

Мои брови взлетают вверх. Фиона только что выругалась!

Джеки поднимает глаза от своей еды и смотрит на нас. Она встаёт и идёт к другому столику.

— Я никогда раньше не видела тебя настолько злой, — говорю я.

Джеки что-то ей сделала?

Обычно нежная жена Санджея опускается на скамейку рядом со мной.

— Полагаю, мне не следовало терять самообладание. Просто она такая злая в последнее время. А я не знаю, почему. Она всё больше и больше общается с Арлой. Раньше она её ненавидела! И она так гадко отзывается о… ну, о тебе, — признаётся она, — и я беременна.

— Что! — восклицаю я, разом переварив всю информацию. — Поздравляю! — я ещё раз обнимаю её. — Вы с Санджеем, должно быть, очень счастливы.

Я ожидаю, что её улыбка станет ещё шире. Но вместо этого она исчезает. К моему ужасу, на её светло-голубые глаза наворачиваются слёзы. Своей грустью Фиона может разбить целую армию. Она так нежна сердцем, что сразу хочется её приласкать. Она перекладывает свои светлые волосы вперёд, чтобы скрыть слёзы от остальных членов ассамблеи.

— Санджей говорит, что он рад этому. Но думаю, он врёт. Он стал таким далёким, Олина. Не знаю, в чём дело! Такое ощущение, что все здесь изменились. Я так рада, что ты вернулась, — всхлипывает она.

— Помни, мы на пороге войны, — я мягко сжимаю её руку. — Настроение Санджея может быть не более, чем беспокойством о сохранности его новой семьи.

Я рада видеть, что мои слова возымели желаемый эффект. Санджей любит Фиону. Я не могу представить их порознь.

— Я никогда об этом не думала, — счастливо говорит она.

— Гобелены — это новшество, — замечаю я, пытаясь отвлечь её.

Она цепляется за тему.

— Да! Разве они не прекрасны? Они принадлежали матери Короля. Нам потребовалась целая вечность, чтобы поднять их! Но чтобы снять их обратно со стены, наверное, потребуется больше усилий.

Кто-то опускается на скамейку рядом со мной.

— Я должен поговорить с Татумой, — произносит низкий голос.

Фиона немедленно делает реверанс и тут же уходит.

— Это было грубо.

Я протыкаю свою грушу ножом.

Король игнорирует моё замечание.

— Я хочу, чтобы ты присоединилась к моему совету.

Я давлюсь кусочком фрукта.

— Во имя Солиса, зачем? Твои советники…

В его глазах сверкает озорство.

— Возненавидят это? Мне плевать. У тебя самые тесные связи с Ире и самая свежая информация. Также ты обладаешь боевыми навыками. Ты будешь ценным активом, — заканчивает он.

Я глотаю грушу и облизываю пальцы. Активом, да?

— Я вернусь к тебе по этому поводу, — говорю я.

Его молчание приносит удовлетворение.

— Присоединиться к моему совету — большая честь, Олина, — заявляет он.

Его голос не изменился, но я знаю, что он сердится. Я улыбаюсь и похлопываю его по руке.

— Оставайся душкой. Я пошутила. У вас, Брум, нет чувства юмора, — со вздохом говорю я.

— Это первый и последний раз, когда я слышу от Солати такие слова, — сухо говорит он.

Я хихикаю, а затем вспоминаю вопрос, который возник у меня вчера вечером.

— Почему Блейн в твоём совете? — спрашиваю я.

Джован молчаливо поднимает мою грушу и съедает её.

Он издаёт горлом вопросительный звук.

— Он был одним из самых доверенных советников моего отца после Рона и Драммонда. Он так же был советником до того, как я его изгнал.

— Тебя не беспокоит… что ты изгнал его, и он так просто восстановил своё положение? — спрашиваю я.

Осанка Джована напрягается.

— Мой отец безоговорочно доверял ему. Нет причины подозревать что-то иное, — говорит он.

Мои инстинкты не позволяют мне быть такой доверчивой.

— Не знаю, была бы я такой снисходительной, — тихо говорю я.

— В таком случае, хорошо, что ты не король, — он встаёт. — Как закончишь, жду тебя в зале собраний.

Я сижу и некоторое время переживаю отстранённость Джована. Не может быть, чтобы он так просто простил всё, что Блейн сделал в Осолисе. Так ли это? С другого конца комнаты доносится знакомый смех. Этот звук вызывает у меня невольную улыбку. Я встаю из-за пустого стола и иду через всю комнату к брату. Он смеется с Ашоном. Не думала, что когда-нибудь увижу такое.

Я стряхиваю с себя разочарование от холодного обращения Джована. Я же сама об именно этого и просила — дистанция, соответствующая нашему положению. Я не намеревалась просить его изменить это, поэтому не стала высказывать свои претензии. Это то, чего я хотела.

— Брат, — в приветствии говорю я.

— Татума. Я как раз направлялся к тебе.

Он кланяется и затем обнимает меня. Я моргаю от его нежности. Сказать, что Оландон был в шоке, когда узнал о моих голубых глазах, было бы преуменьшением. После того, как Джимми предупредил нас о приближении армии, всё произошло так быстро, что времени на долгие разговоры не было. Тогда Оландон, казалось, воспринял новость хорошо, но я не была полностью уверена в том, какой приём я получу от него.

— Ты выглядишь здоровым, — говорю я, держа брата на расстоянии вытянутой руки.

Это труднее, чем раньше. Он сильно вырос с тех пор, как мы вместе были в Осолисе. Я с облегчением вижу, что он ещё прибавил в весе после практически смертельного перехода через Оскалу. Мурашки бегут по моим рукам, когда я чувствую страх от того, что чуть не потеряла его заново.

— Я здоров, — с улыбкой говорит он.

И он говорит это на полном серьёзе.

— Кое-кто присматривает за ним, — восклицает Ашон.

Женщины за столом рядом с нами разражаются хихиканьем. Я с интересом наблюдаю, как мой брат поднимается на ноги.

— Действительно, — говорю я.

Я не уверена, что делать с этим комментарием.

Оландон складывает руки за спину.

— Сестра, я должен с тобой поговорить.

Я издаю стон от неудачного тайминга. Вот чего я ждала — донесений Оландона. Я знаю, у него есть новости о матери, о моём народе и об её планах. До сих пор он сообщил мне лишь самый минимум, будучи тяжело больным после перехода через Оскалу. Я морщусь. Если я пропущу собрание, то не удивлюсь, если Джован принесёт меня туда на своём плече. А я бы предпочла сохранить достоинство.

— Конечно, Ландон. Мне не терпится это услышать, — признаю я. — Но Король Джован хочет, чтобы я присутствовала на заседании совета.

Он кланяется.

— Я найду тебя позже.

Что-то изменилось в нём с того момента, как я отправилась разрушать тропу.

— Ты более расслаблен, — рискую я.

Он задумчиво кивает.

— Так и есть. Я нашёл Ашона весьма интересным. И решил, что должен извлечь максимум пользы из этой дыры, раз уж я здесь. Так время до нашего возвращения домой пройдёт быстрее.

Я хмыкнула, недовольная его словами. К сожалению, это прогресс.

— Король попросил меня присоединиться к его советникам, — признаюсь я.


Выражение лица Оландона не меняется, но он наклоняется ко мне.

— Это может быть неплохо. Ты сможешь увидеть как работает их совет изнутри. Это может оказаться полезным, — он говорит тихо, чтобы слышала только я.

Я хмурюсь от его слов, когда ухожу в зал собраний. У Оландона много замечательных качеств. Но он — Солати до мозга костей, и, возможно, слишком сильно находится под влиянием матери, хотя он всегда противился её приказам, когда дело касалось меня.

Комната совета все еще заполняется, когда я прихожу. Старые советники занимают свои места вокруг каменного круга. Именно здесь Король впервые допрашивал меня, и теперь я была в его совете. Я неловко стою по одну из сторон от круглого стола, не зная, куда сесть. Мать позволила мне присутствовать лишь на нескольких заседаниях её совета с Сатумами, всегда стараясь держать меня в неведении относительно её решений. Кроме глубокого знания нашей истории и опыта нахождения в центре внимания, я ничего не знаю о том, как руководить своим народом. Это будет хорошая возможность научиться.

Джован входит в комнату вместе с Роско и Драммондом. Драммонд недоволен.

— Садитесь. Нужно много чего обсудить, — командует Джован.

Я остаюсь на месте, ожидая, куда сядут остальные. Я прислоняюсь к столу и скрещиваю руки, желая передать уверенность, несмотря на неопределенность. Роско поднимает глаза и видит моё затруднительное положение. Он шепчет на ухо Джовану.

— Татума Олина, добро пожаловать. Пожалуйста, займи место рядом с Роско, — инструктирует он.

Мужчина рядом с Роско брызжет слюной от возмущения. Я представляю, как сверкают глаза Блейна. Он тоже будет смещен. Джован не обращает внимания на своих людей, очевидно, не сомневаясь, что те подчинятся его приказу, несмотря на свою ярость.

— Я пригласил Татуму присоединиться к моему совету на время её пребывания в Гласиуме, — говорит он.

Он обводит комнату ожидающим взглядом. Но, похоже, советники потрясенно молчат.

В конце концов, один из них приходит в себя настолько, чтобы высказать своё мнение:


— Ты пригласил Солати присоединиться к совету?

Это вызывает предсказуемый поток жалоб.

— Она побежит прямо к Татум!

Джован откидывается на спинку стула и позволяет им высказаться. Но один комментарий привлекает его внимание.

— Это абсурд! Что бы подумал твой отец? — кричит краснощёкий мужчина.

Король встаёт, кулаки на каменном столе перед ним.

— Позволь напомнить тебе, Яте, что я король, а не мой отец. Я стараюсь делать всё возможное в память о нём, но ты будешь помнить, кому принадлежит трон. Татума милостиво согласилась помочь нам. Она самая осведомленная из всех нас.

Он садится обратно и жестом приглашает меня сесть справа от него. Я переставляю ноги.

— При всём уважении, Король Джован, но я буду сидеть здесь.

Я указываю на место перед собой. То, что прямо напротив него. Мне пришло в голову, что я хочу заявить о своём положении здесь. Я не была одной из людей Джована. Я была Татумой Осолиса. И хотя маловероятно, что я смогу править, но если бы это произошло, то я стала бы равна Королю. Я бы сидела напротив него, а не вытесняла его людей и не порождала дурной славы.

Джован изучает меня в своей спокойной, опасной манере.

— Как пожелаешь.

Он слегка кланяется, а я с прямой спиной занимаю своё место в жёстком кресле.

— Я собираюсь рассказать вам нечто такое, во что будет трудно поверить. Но тем из вас, кто на прошлой неделе видел, как юноша влетел в обеденный зал, возможно, будет проще, — начинает Джован. — Не делайте замечаний, пока я не закончу.

Это должно быть интересно. Я только хотела бы, чтобы Блейн не слышал всё это.

— Татума обнаружила расу людей, живущих среди островов Великого Подъёма. Они называют себя Ире. Они выживали на плавучих островах в течение многих поколений, используя летающие устройства, которые называются Флаеры. Мальчик, которого вы видели, знал Татуму и пришёл предупредить её. Так мы узнали о предательстве Татум.

Несколько мужчин смотрят в мою сторону, решив узнать, как я восприму этот комментарий. Неужели они не понимают, что я ненавижу свою мать? Я не обижаюсь на слова Джована.

Он продолжает:

— Олина вернулась с мальчиком к Ире и сумела убедить их лидера… Арокса?

— Адокса, — поправляю я его.

— Сумела убедить Адокса помочь, — говорит он, кивнув мне. — За последнюю неделю Ире сняли опоры на тропе в Осолис.

Эта новость вызвала бурные обсуждения. Я не могу оценить общее настроение.

— Татума будет еженедельно получать от Ире новую информацию о продвижении армии. Она договорилась о выгодном союзе между Гласиумом и этим новым сообществом, — говорит он. — К сожалению, мы считаем, что Кассий — лидер армии Солати, во время демонтажа этих опор, заметил Флаеры.

Я подмечаю, что он опускает часть о том, что Кассий — мой дядя. Я знаю, что многие из присутствующих в комнате всё равно это поймут.

— Как удобно, что лидер армии узнал об Ире, — сухо говорит Драммонд.

Джован открывает рот, чтобы ответить, но я обрываю его.

— Драммонд, я понимаю твои опасения. Возможно, будет легче понять, если я объясню, что другая группа уронила одну из деревянных опор, которые они должны были разрушить, и это выдало нас. Шум предупредил Солати о нашем присутствии. Во время нашей попытки вернуться в Ире нас заметили. Я понимаю, что у вас нет ничего, кроме моего слова. Но я надеюсь, что мои действия по заключению союза между Гласиумом и Ире каким-то образом помогут добиться вашего суждения.

Я делаю судорожный вдох, благодарная за то, что мне удалось всё это сказать без запинки.

— Мне интересно услышать, что ты пообещала Адоксу взамен на наш альянс, — отрезает Блейн.

Мужчина рядом с ним пылко кивает.

Я не пытаюсь скрыть свою неприязнь к нему.

— Блейн, как приятно видеть, что ты вернулся из изгнания, — мой голос пронизан вежливостью. — Я пообещала от имени Короля, что мы защитим Ире от Осолиса.

— Она говорит «мы», как будто она здесь на своём месте, — шепчет один.


Я чувствую, как горит моё лицо под вуалью.

Джован поднимает руку.

— На текущий момент проблема с войной решена — хотя отсрочка, это не конец. Мы с Татумой пришли к обоюдному согласию, что Татум не остановится теперь, когда она показала свою силу.

— Нам нужно атаковать, пока они этого не ожидают. Поджечь их мир. Это верный способ покончить с этим навсегда, — мурлыкает мужчина рядом с Блейном.

Я так возмущена, что на полсекунды моё зрение окрашивается в алый цвет.

— Герден, как ты думаешь, что происходит со льдом, когда он тает? — тихо спрашивает Джован.

Я застываю на своём месте. Мои руки сжаты в плотные кулаки, но я разжимаю их и кладу на бёдра.

— Он становится водой, — Герден заикается.

Джован продолжает пристально смотреть на него в течение долгого времени. Мужчина замирает, когда Джован возвращает своё внимание к остальной части комнаты.

— Половина наших сил останется в Первом Секторе в качестве охраны, а остальные вернутся сюда или в свои дома, чтобы сберечь ресурсы лагеря, — заключает Джован.

Мужчины бормотанием выражают своё согласие с этим приказом.

— Эту проблему пока откладываем в сторону, сейчас мы должны решить гражданские проблемы, которые Блейн недавно довёл до моего сведения, — начинает он.

Гражданские проблемы?

— Волнения во Внешних Кольцах были ещё до правления моего отца. Недавно они переросли в массовые беспорядки. Докладывайте.

Его приказ встречает молчание.

— Перед ней? — спрашивает один.

Джован встаёт во второй раз. Я никогда не видела, чтобы люди сомневались в его решениях. За пределами совета все спешат по его зову. Они переспрашивают его, потому что у них заседание? Или потому, что они категорически против того, чтобы я стала свидетелем их гражданской повестки?

— Следующий, кто спросит, почему Татума здесь, больше не произнесёт ни слова, — говорит он. — Этим вы оскорбляете меня. А я плохо переношу оскорбления, — мягко предупреждает он.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику.

Его угроза, похоже, подействовала.

Я сижу, прислонившись спиной к холодному камню кресла, и удивленно слушаю речь Яте. Внешние Кольца объединяются в восстании и нападают на Среднее Кольцо. Возможно, собирают оружие. Что стало началом этого? Был ли это Купол? Я наклоняюсь вперёд, внимательно прислушиваясь к разговору, окружающему меня.

— Король Джован, у нас есть основания полагать, что охотники на шлюх находятся близко к корню проблем, — заявляет Блейн, глядя на Джована, а затем быстро обводит взглядом группу.

Охотники на шлюх были преступной бандой, которая собирала молодых парней и девушек для занятия проституцией. Я убила семерых из них во время их попытки схватить меня, когда я бежала во Внешние Кольца. Блейн подался вперёд и закрыл рот пальцами.

— Эта группа медленно укреплялась в течение многих лет. Они причастны к большинству преступлений, творящихся во Внешних Кольцах, — он снова ненадолго прикрывает рот и указывает на Джована. — Попомни мои слова, охотники на шлюх стоят у истоков всех бед.

Роско обращается к группе следующим, но я не слышу его, потому что внутри у меня всё клокочет.

Быстрые движения головой, прикрывание рта, указывание пальцем и повторение слов. Блейн лжёт!

Два сектора назад я обыскала комнату Блейна и Мэйси, пытаясь найти хоть какие-то доказательства того, что он был убийцей Принца Кедрика. Вместо этого я нашла документы. Компрометирующие документы. В то время мне, честно говоря, было всё равно, что происходило с Гласиумом, поэтому я спрятала их в своей комнате и забыла о них. Но теперь, когда я поймала жирного делегата на лжи своему Королю, подробности этих писем снова всплыли в моей памяти. Многое из содержания этих писем могло быть связано с тем, что сейчас происходит во Внешних Кольцах! Кроме того, я видела отношения Блейна с сомнительными казармами Хейла, а затем его присутствие в самой задрипанной части Гласиума во время его изгнания.

За всем этим стоял Блейн.

Я должна была показать письма Джовану. Тогда всего этого можно было бы избежать. Сейчас письма находились в замке в Третьем Секторе, в нескольких днях пути отсюда.

— Нужно, чтобы тебя заметили помогающим Внешним Кольцам каким-то образом, — вмешивается мужчина, Джак. — Это успокоит их. Представит тебя в выгодном свете.

— Возможно ли, что зачинщик этого восстания может быть из более богатых колец? — встреваю я. Мои слова встречает тишина. Я продолжаю: — Кажется странным, что Внешние Кольца раньше создавали проблемы только на мелком уровне. Вряд ли, эти охотники на шлюх, о которых вы говорите, могли бы вызвать такое движение. Уверена, что, если они являются причиной большинства преступлений во Внешних Кольцах, их будут избегать, а не следовать за ними.

— Я согласен, Татума, — вставляет Роско. — У меня самого были такие же подозрения. Поскольку правление Короля пока находится на начальной стадии, а война стоит у нашего порога, небезосновательно полагать, что среди населения царит беспокойство. Мятежник может счесть это подходящим временем для захвата власти.

Возмущенный ропот наполняет комнату.

Джован наклоняется вперёд и смотрит на меня. В отличие от остальных, он знает, что у меня есть личный опыт проживания во Внешних Кольцах. Он прочитает между строк то, что я говорю.

— Нам нужно поговорить с информатором, — Яте стучит кулаком по столу. — С местным жителем.

Это хорошая идея. Я киваю вместе с остальными и бормочу своё одобрение.


Он продолжает:

— Что случилось с этой женщиной, Мороз?


* * *


— Хотел бы я видеть твоё лицо, когда он это сказал, — смеётся за ужином мне на ухо Джован.

Меня затащили за стол у трона, несмотря на мои протесты. По крайней мере, мне удалось хоть раз пообедать со своими друзьями. Сегодня за тем столом сидит Аднан, сын Роско. Должно быть, он вернулся с передовой. Приятно видеть одного из моих друзей-делегатов. Остальные тоже скоро вернутся, с последним приказом Джована.

Я ухмыляюсь, хотя Джован этого не видит.

— Это крайне потрясло меня, — шепчу я. — Но теперь, когда я подумала, полагаю, в этом есть смысл.

Джован давится своим напитком, а я смеюсь, наклоняясь к нему. Я знаю, что Оландон слушает с другой стороны.

— Мороз может раздобыть тебе ответы. Я могу связаться со своими друзьями во Внешних Кольцах и узнать, что происходит на самом деле, — говорю я низким, торопливым голосом.

Я хочу узнать, что на самом деле Блейн делает во Внешних Кольцах.

— Нет.

Джован скрипит челюстью. Я жду объяснения его причин. Обычно у него есть хорошее объяснение, когда он говорит «нет».

Но он не объясняет.

— Ты не сможешь выжить при атаке с двух фронтов, Джован, — напоминаю ему я. — Я могу уйти под прикрытием встречи с Ире.

Я откидываюсь на стуле и тереблю подол своей туники. Джован продолжает есть. Тактика с использованием игнора может сработать с его подданными, но со мной она не сработает. Время для ответного хода.

— Есть ещё кое-что, о чём я хотела бы поговорить с вами обоими. Теперь и Адокс видел моё лицо. Количество людей, видевших моё лицо, растёт — даже если они не знают моего имени. Стоит только одному человеку догадаться, кто я, и всё выйдет из-под моего контроля, — я поворачиваюсь к Оландону, чтобы убедиться, что он слушает. — Я хочу получить представление о более масштабной реакции на моё лицо, — говорю я.

Оландон смотрит на меня с замешательством.

Джован подносит кубок ко рту, оглядываясь по сторонам. Только Джак и Герден остались здесь, и они сидят на расстоянии нескольких кресел от нас.

— Ты хочет открыться людям? — спрашивает он.

Невозможно ошибиться в его тоне. Спрятав улыбку, я киваю. Джован снова и снова ясно высказывал своё мнение о моей вуали.

Он продолжает:

— Я хочу сказать, всегда стоял вопрос, что кто-нибудь узнает, а не когда, — соглашается он. — Но у меня есть несколько соображений по этому поводу. Я думаю, будет лучше, если ты откроешься сначала самым близким тебе, и выстроишь небольшую группу поддержки.

Я несколько раз моргаю. Я знала, что он хочет избавиться от вуали, но как давно он это планировал?

— Что, если группа, которой ты откроешься, отреагирует не так, как ты ожидаешь? — спрашивает Оландон.

От этой мысли моё сердцебиение ускоряется.

— Именно этот риск долгое время заставлял меня молчать по этому поводу. Но я не буду знать, как действовать, если не буду знать, как отреагируют люди. Я считаю, что это необходимо, каким бы ни был результат.

Оландон не согласен с моим мнением. Но он больше ничего здесь не скажет. Я отчасти задаюсь вопросом, не стесняется ли он этого плана. Стыдится того, что его сестра метис.

— Ты выглядишь очень… спокойной относительно этого, — предполагает Джован.

Я не виню его. В прошлом любой разговор о том, чтобы снять мою вуаль, вызывал паническую атаку. Я ни в коей мере не спокойна на этот счёт. Но это проще контролировать, когда я думаю о снятии вуали, как об отдалённом событии. И я ходила без вуали на протяжении целого сектора. Отчасти мой страх снять вуаль основывался на страхе того, что подумают люди. После времени, проведённого во Внешних Кольцах, я знала реакцию на свою внешность. Часть, которая по-прежнему пугала меня, была их реакцией на то, кем я была. Моё положение.

— Скажем так, у меня уже был момент истины, — говорю я. — К тому же, вскоре оба мира узнают, о том, что существует целая раса метисов, я больше не одна. И я знаю, что могу отправиться в Ире, если всё провалится.

Я хмурюсь от слабого рычащего звука, исходящего от Джована, и собираюсь добить его, когда он отвлекся.

— Я хочу открыться делегатам. И так же хочу открыться членам казарм.

— Бедным людям? — недоверчиво говорит Оландон.

— Они богаче, чем ты или я когда-либо будем, — огрызаюсь я.

Джован меняет позицию и растягивается на троне. На этот раз он не отгораживается. Он обдумывает всё, что я сказала. Он не будет говорить, пока не будет готов.

Проходит несколько минут, прежде чем он придвигается ко мне, упираясь костяшками руки в стол.

— Хорошо придумано, Татума. Можешь идти и собирать своих друзей. Хотя это противоречит моим инстинктам — говорить об этом всем, кто не в пределах моей досягаемости. Этих людей из Внешних Колец будет гораздо труднее убить, чем делегатов, — говорит он.

— Джован! — восклицаю я.

Мысль о моих умирающих друзьях, заставляет мой желудок сжиматься.

— Ты будешь удивлена тому, что я сделаю, чтобы обеспечить твою безопасность, — говорит он.

Мой рот захлопывается, а разум кричит мне проверить реакцию Оландона, но я сопротивляюсь.

Джован продолжает говорить:

— Как бы то ни было, это твой секрет, и я помогу тебе, если ты считаешь их достойными.

Я смахиваю несколько слезинок, задаваясь вопросом, не более ли я эмоциональна по этому поводу, чем думала.

— Я пошлю с тобой людей, — решает Джован.

Я качаю головой раньше, чем он заканчивает.

— Они раскроют меня.

Рука Короля дрожит. Он в секунде от того, чтобы ударить кулаком по столу.

— Чёрт возьми, Олина, не будь такой упёртой.

— Я не…

— Моя сестра абсолютно способна постоять за себя, — вставляет Оландон.

Я издаю внутренний стон, чувствуя гнев Джована.

— Это факт, о котором я вынужден постоянно быть в курсе, — холодно произносит Король. — Но я не думаю, что ты осознаёшь текущие угрозы, подстерегающие твою сестру во Внешних Кольцах.

Это пугающий голос. Я опускаю голову на руки и смотрю под стол на Кауру. Она наклоняет свою очаровательную голову в сторону, слегка поскуливая. Она всегда знает, когда что-то не так. Я зажмуриваю глаза от гневных комментариев, проносящихся над моей головой, и хихикаю, когда Каура прячет морду под лапами.

— Я знаю, девочка. Поверь мне, я знаю.

Похоже, я возвращаюсь в казармы.


ГЛАВА 6


Я выскакиваю из здания ещё до наступления рассвета.

Фиона в курсе того, что я собираюсь сделать. Джован коротко поговорил с ней, ну, приказал ей, сообщив, что я использую её дом, чтобы отвлечь своих дозорных для выполнения «официального» задания. Если всё пойдёт по плану, вскоре мои стражники получат своевременный отвлекающий манёвр.

Гораздо проще сбежать, когда Король Гласиума в курсе моего плана.

Моя вуаль снята, и я одета в самую плохую одежду, которую мне удалось раздобыть. К сожалению, даже одежда кухарки намного лучше, чем лохмотья, которые носят во Внешних Кольцах.

Я перелезаю через низкие каменные стены, разделяющие дома членов ассамблеи, пока не достигаю прохода во Внутреннее Кольцо. Подняв сумку, я уверенными шагами, достойными личности Мороз, иду в направлении Второго Сектора. Я надеюсь найти там Алзону. Так же, как и других моих друзей из ям. Они должны были вернуться в казармы после бала в Первом, но я ни с кем из них не разговаривала с тех пор, как Кристал покинула Ире. Мне нужна их помощь. Мороз — наша основная надежда получить точную информацию или любую информацию, не переданную Блейном совету. У меня есть несколько собственных идей, которые я так же хочу реализовать.

В своих маршрутах я придерживаюсь широких дорожек, зная, что, пользуясь дорогами в более богатых кругах, я добьюсь большего. Во Внутреннем и Среднем Кольцах жилые дома разделены на аккуратные кварталы с дорожками и тропинками между ними. Внешние Кольца, напротив, представляют собой массу извилистых, тупиковых переулков, в которых я ещё не до конца разобралась. Путешествие между двумя секторами по дорогам Внешних Колец могло занять целый день — если ты знал, куда идёшь, — потому что помимо того, что в них невозможно разобраться, здесь ещё и нужно было преодолеть большее расстояние. Внешние Кольца — самые большие из трёх колец, они огибают дальние окраины Гласиума. Мне нужно было сделать этот визит как можно короче, чтобы не вызвать подозрений в замке, так как отсутствие Татумы будет замечено. Для меня это означало использование главных дорог.

Небо уже давно потемнело, когда я вхожу во Второй Сектор и поворачиваю к краю Гласиума. Хотя я провела здесь почти целый сектор, длинные тени и тихие шорохи сверху пугают меня. Я знаю, что десятки пар глаз не отрываются от меня. Скоро все узнают, что Мороз вернулась.

К счастью, у меня теперь грозная репутация. Пока я жила в казармах, я победила большинство своих противников в боевых ямах в то или иное время. Местные люди знали, какое наказание грозит за попытку сразиться со мной. Или раньше знали…

Я нахожу главную мощёную аллею полностью тёмной, втайне гордясь собой за то, что запомнила дорогу. Разница между моим первым неуклюжим путешествием по этим улицам и возвращением — как огонь и лёд. В мгновение ока я сворачиваю в переулок, ведущий к казармам Алзоны. Надеюсь, они здесь. Они могут быть на боях в другом секторе, хотя сейчас середина недели.

Я делаю глубокий вдох и поднимаю кулак, чтобы постучать в первые из множества тяжёлых ворот, ведущих на территорию комплекса.

Требуется несколько минут стука, чтобы получить ответ.

— Лучше бы это было что-то чертовски хорошее, — я вскакиваю на ноги, когда ворчание Алзоны доносится до меня через незакрытые колючие ворота в казарму. — Если это снова будут эти маленькие засранцы, я попрошу Лавину выгнать их в Четвёртый Сектор.

— Они делают это только потому, что голодны. Может быть, если ты дашь им наши объедки, они не будут надоедать тебе.

Я улыбаюсь на замечание Вьюги. Он никогда не перестаёт думать о других.

— Оставь своё дерьмо про «накормить весь мир», — рычит она. — К тому же, после Лавины не остаются объедки.

Они подходят к последним воротам и смотрят на меня сквозь щели. Я неуклюже машу им рукой.

— Мороз! — восклицает Вьюга.

Алзона распахивает ворота, и я крепко обнимаю её, прежде чем она отталкивает меня и меняет шокированный взгляд на хмурый.

— В этот раз за тобой не гонится Король, не так ли? — спрашивает она.

Джован гнался за мной до бараков после того, как я сбежала из замка во второй раз. Я смеюсь, радуясь, что Джован не слышит этого, и пытаюсь успокоить её через плечо, пока Вьюга тащит меня в свои объятия.

Я радостно шагаю за своими друзьями, с нежностью оглядывая сырое, прохладное пространство из камня и дерева, которое я так полюбила. Было время, когда я с нетерпением жаждала сбежать отсюда. Теперь узкие коридоры и тонкие стены стали привычными. Когда я захожу, кухня наполняется радостными криками, а Вьюга по-прежнему обвивает мои плечи рукой. Меня обнимают все: Осколок, Лавина, Лёд и Кристал. Я оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть Шквала, но потом вспоминаю, что его нет, что он не пережил Купол. Осознание этого факта наносит сильный удар по моей эйфории от возвращения. Я возвращаю улыбку, когда ловлю вопросительный взгляд Кристал.

— Я расскажу тебе позже, — шепчу я ей.

В последний раз, когда она меня видела, я была в Ире и не собиралась в ближайшее время возвращаться в Гласиум.

Мне в руки пихают напиток, а Осколок тем временем усаживается на скамейку рядом со мной.

— Что привело могучую Мороз назад? — с блеском в глазах спрашивает он.

Это смягчает резкость его черт.

Я улыбаюсь.

— Я давно хотела увидеться с вами.

— Глядите-ка! Девчушка ушла и снова запала на нас, — говорит Лёд.

Я чувствую, как пылают мои щёки, когда они смеются. Они не знают, кто я, но моя речь, а также речь Осколка и Вьюги подчёркивает, что мы чужаки во Внешних Кольцах. Я догадываюсь, что остальные думают, что я из Внутреннего Кольца. Нервы дребезжат у меня в животе, когда я вспоминаю свой план. Говорить с Джованом и Оландоном о моём разоблачении — это одно, а сделать это — совсем другое. Хватит ли у меня смелости признаться в своей истинной сущности?

— Моё времяпрепровождение с момента нашей с вами последней встречи было… интересным, если не сказать больше.

Я быстро улыбаюсь Кристал. Алзона хмурится на неё. Моё сердце замирает, когда я вижу, что их ситуация неулучшилась.

— Мне нужно знать, что происходит во Внешних Кольцах. И… хочу попросить вас о паре одолжений.

Вьюга разбивает свою чашку о стол, выливая жидкость на Лавину, который отвешивает ему подзатыльник.

— По-моему, чертовски вовремя люди подняли шум. Ситуация здесь была слишком запущенной слишком долго! Король должен что-то с этим сделать, — он говорит громко и бросает острые взгляды на сидящих за столом, бросая вызов не согласным.

— Да, но почему сейчас? Что изменилось? — я адресую вопрос группе.

— Ты не почувствовала это, когда шла сюда? Не видела? — спрашивает Осколок.


Я качаю головой, вспоминая последнюю часть своего путешествия. Но Внешние Кольца всегда казались мне опасными. Мне следует быть более внимательной.

— Твой вопрос должен быть «кто», а не «что». Ты же знаешь, я люблю присматриваться к вещам, — отвечает Лёд. — Вокруг ходит много слухов. Хейл был занят. Причем не тем, что отправлял кучу людей в ямы, — Лёд дополняет свои слова злой ухмылкой. — И это заставляет меня задуматься, где он берёт свои золотые.

— Мне плевать. Отсутствие Хейла на арене пошло на пользу бизнесу, — вставляет Алзона с лучезарным выражением лица.

Кристал закатывает глаза.

— Я знала это, — говорю я.

— Знала что? — быстро спрашивает Лёд.

Осколок фыркает.

Забавно, что я могу сказать этой группе людей то, что не осмелилась бы сказать другим. Я бы умерла за каждого человека здесь, а они за меня.

— Полагаю, за всем этим стоит Блейн, — честно говорю я.

Я внимательно слежу за реакцией Алзоны на мои слова. Я не разочарована. Её глаза расширяются. Она что-то знает, но что именно, я не знаю. В прошлом секторе, во время драки в яме, Алзона увидела Блейна и спряталась, потеряв дар речи до тех пор, пока мерзкий делегат не ушёл. Тут явно была какая-то история, и я надеялась, что она знает что-то о его планах.

Лёд хмурит брови.

— Тот человек, за которым я следил для тебя на арене в тот раз? — спрашивает он.


Я киваю.

— Я его не видел, но тут побывало несколько модно одетых чужаков. Возможно, он держится в сторонке, чтобы не испачкаться.

— Это было первое одолжение, о котором я хотела попросить вас, — я поворачиваюсь ко Льду. — Я хочу, чтобы ты шпионил за Хейлом и любыми беспорядками во Внешних Кольцах и докладывал мне.

Лёд кивает ещё до того, как я заканчиваю, но не все довольны этим.

— Я владелица этих казарм. Если ты хочешь одного из моих бойцов, тебе это дорого обойдётся. Особенно потому, что ты работаешь на Короля.

— Ты будешь рассказывать всё Королю? С чего ты взяла, что мы хотим ему помочь? — говорит Вьюга, скрестив руки на груди.

В первую очередь я обращаюсь к Вьюге:

— Если замешан Хейл, это не сулит ничего хорошего. Кому ты доверяешь больше? Хейлу или своему Королю?

— Король отправил меня в Купол, — возражает он.

— Да, это так. Но потом, когда ты доказал свою значимость, он стал относиться к тебе, как к гостю. Он дал тебе одежду, еду, питьё и предложил место в дозоре, — тихо говорю я. — Это ни в коем случае не оправдывает чудовищность Купола, но Хейл скорее перережет тебе горло, чем даст хлеб. Я знаю, кого бы выбрала я.

Я не добавляю, что Джован может просто убить его, если он не согласится сотрудничать. У Джована свои методы, а у меня свои.

Я поворачиваюсь к Алзоне.

— Конечно же, ты получишь компенсацию за время Льда. Я буду выплачивать тебе цену одного выигранного матча каждую неделю.

— Я хочу цену двух матчей, учитывая риск для Льда.

Я прищуриваю глаза, глядя в её сторону. Она грозная бизнес-леди, но интересно, пыталась ли она когда-нибудь убедить мальчиков-близнецов перестать разыгрывать своих нянь?

— Цена одного выигранного матча. Нет уверенности, что он выигрывал бы каждую неделю. Это больше, чем ты обычно получаешь, — я игнорирую возгласы Льда. — Позволь так же напомнить, что ты получишь благосклонность Короля. Что может быть… полезным.

Её глаза сверкают от моих слов.

— Я чувствую себя куском мяса, — говорит Лёд со счастливой ухмылкой.

— Ты сказала, что есть и другие одолжения? — давит Осколок.

Всё это время он сидел тихо, несомненно, внимательно наблюдая за мной.

— Король хочет заручиться расположением Внешних Колец, чтобы помочь уладить беспорядки.

Это было не совсем правдой. Но это то, что Джован должен был делать, а я только начинала действовать. Правление Джована было превосходным, но у него не было опыта во Внешних Кольцах, а значит, не было и стратегии, чтобы успокоить здесь свой народ.

— Я говорила с ним об основных проблемах, с которыми сталкивается этот район. В частности, о насилии над женщинами и детьми.

Я оглядываю остальных и понимаю, что они будут вспоминать шлюху Урсу, которая была замертво вздёрнута в нашем переулке. По тому, как сжалось лицо Кристал, я поняла, что она вспоминает свой собственный ужасающий опыт с Убийцей.

— Король хочет финансировать программу помощи для женщин. Я хотела предложить это тебе в качестве дополнительного бизнеса, Алзона. Ты начнёшь его в двух своих помещениях в Гласиуме. Я бы собрала женщин для первой группы, — предлагаю я.

Алзона встает и отходит от стола, повернувшись к нам спиной. Мы ожидаем в напряжении.

У Льда лишь немного больше терпения, чем было у Шквала.

— Итак?.. — говорит он.

— Это в корне изменит Внешние Кольца, — шепчет Алзона. Она взволнованно оборачивается. — Два вечера в неделю. Под руководством моих собственных опытных бойцов! Мы расширимся, когда об этом станет известно. Увеличим занятия до ежедневных, а может, и вдвое, — она встаёт за стол передо мной. — Я согласна, — говорит она.

Я поднимаю брови.

— Не хочешь ли ты сперва обсудить цену? — спрашиваю я.

Алзона всегда хочет узнать, сколько денег она получит. Она отмахивается от меня рукой.

— Не в этом случае, — фыркает она.

Я пытаюсь не разинуть рот. Алзона собирается сделать это бесплатно? Вьюга, как всегда великодушный, хлопает её по спине, и она спотыкается, свирепо глядя на него. Женщина поменьше оказалась бы на полу.

— Могу ли я направить этих людей непосредственно к тебе? — спрашиваю я.

Я расслабляю плечи, когда она кивает.

Лавина наливает мне ещё выпить. Это была деловая сторона происходящего.

— Как дела в ямах? — спрашиваю я.

— Мы громим их, девчушка. Казармы Трюкача — наш единственный конкурент, — Лёд выпячивает грудь и зарабатывая удар по плечу от Вьюги.

Я чувствую толчок в груди. Часть меня скучает по арене. Огромная часть, если честно. Было бы не так плохо, если бы я могла открыто тренироваться в замке. Но в данный момент я вынуждена тренироваться в своих покоях.

— Как Трюкач и его ребята?

Кристал закатывает глаза.

— Всё так же. Особенно, Грех, он никогда не останавливается. Ты знаешь, что он переспал с Арлой на балу?

Я морщу нос. Бедный Грех.

— Воспользовавшись ещё одной женщиной, — шипит Осколок.

Я обмениваюсь взглядом с Лавиной, когда он бросает взгляд в сторону Осколка.

— Ты видела Гнева в замке? — спрашивает Вьюга.

Я переключаю своё внимание с Осколка. Гнев раньше был в казармах Трюкача, но согласился на должность в королевском дозоре после Купола.

— Да, вообще-то он один из моих стражников.

Я вздрагиваю из-за своей оговорки, но расслабляюсь, когда остальные смеются над тем, что Король думает, что мне нужна защита.

Настроение радостное, но я должна знать.

— Могу я спросить? Вы похоронили Шквала?

Отвечает Осколок, его заострённое лицо тяжелеет от скорби.

— Мы забрали его из колец, и похоронили у деревьев.

Меня душат слёзы.

— Жаль, что меня там не было.

Лавина опускает руку на моё плечо, и мы все сидим с минуту, вспоминая нашего друга. Я была уверена, что Джован положит конец традиции Купола. Это была не более чем жестокая резня.

— Шквал не хотел бы, чтобы мы сидели и унывали, — фыркает Лёд.

— Ты прав. И я думаю, что Мороз хочет у нас спросить что-то ещё, — Осколок поднимает изящную бровь.

Настроение резко обостряется, и я стараюсь не выдать свою нервозность. Плечи расслаблены, лицо бесстрастно, руки свободны. Я не собираюсь обманывать Осколка ни секунду.

— Мне нужно, чтобы вы все явились в замок через три дня, — говорю я.

Мои слова встречают предсказуемое недоумение.

— Вы не пропустите бои. И вам не нужно будет оставаться дольше, чем на ночь, если вы этого не захотите. Мои причины исключительно личные. Ничего связанного с Королём. Но для меня важно ваше присутствие, — быстро говорю я.

Осколок долго смотрит на меня.

— Решено, — говорит он.

— Конечно, девчушка.

Вьюга и Кристал кивают.

Лавина улыбается мне, а Алзона хранит молчание. Помимо этого, мне осталось сделать здесь только одну вещь.

— Алзона? Могу ли я поговорить с тобой наедине?

Она не хочет удовлетворять мою просьбу. Думаю, моё упоминание Блейна уже заставило её насторожиться. Я выдерживаю её взгляд, и в итоге хмыкнув, она направляется к выходу из столовой.

Она заходит в крошечное помещение, которое я занимала, и закрывает дверь. Некоторые мои вещи всё ещё разбросаны вокруг.

— Что? — спрашивает она.

Это будет нелегко, и я не знаю, с чего начать. После небольшого раздумья я решаю начать с самого начала и делаю глубокий вдох.

— Что мне всегда нравилось в этом месте, так это то, что у каждого из нас есть прошлое, от которого мы бежим, и это вызывает уважение. Я понимаю, что делиться своим прошлым нелегко. Я знаю это не понаслышке. Мы прячем правду так глубоко, что держать её в тайне становится второй натурой.

Я делаю ещё один вдох, наклоняясь вбок в крошечном пространстве между кроватью и стеной.

— Ситуация в Гласиуме тяжёлая. Ты знаешь о гражданских беспорядках, но мне интересно, что ты знаешь о ситуации между мирами? — спрашиваю я.

— Ничего, — говорит она. — Просто слухи.

Этого я и ожидала. Даже с мобилизованной армией в Первом.

— Армия Солати на Великом Подъёме, — без вступления говорю я, — Дозор Короля расположился лагерем на вершине Первого сектора, выжидая. Пока что армия Татум задержана. Но нет уверенности, что она остановлена.

Алзона задыхается. Очевидно, что люди, распространяющие слухи, дезинформированы.

— Это сообщается тебе в строжайшей тайне, — мне нужно обрисовать всю серьёзность происходящего сейчас. — Если это гражданское восстание разрастётся, и армия Татум пройдёт через Великий Подъём, то Гласиум рухнет под мощью армии Солати. Король не может вести сразу две войны. Я сомневаюсь, что кто-то сможет.

— Поэтому я помогаю женщинам и передаю тебе Льда, — нерешительно говорит она.

Она знает, что я не закончила.

— Мне нужно от тебя больше, и я искренне прошу прощения за то, о чём собираюсь тебя попросить, но ничего не поделаешь.

Я смотрю в её яростные кобальтовые глаза.

— Что ты знаешь о Блейне?

Её глаза застывают, даже дыхание учащается. Это самосохранение в его самой простой форме.

— Это всё из-за него, — продолжаю я. — У меня есть доказательства. Письма, документы. Но если ты хоть немного знаешь Блейна, ты поймёшь, насколько он хитёр. Очевидно, он также был близким другом предыдущего короля.

— Я знаю это! — фыркает она.

— Тогда ты понимаешь, почему мне нужно убедиться, что он загнан в ловушку, прежде чем я представлю свои доказательства Королю. Он требует доказательств.

«Потому что он слишком упрямо предан, чтобы поверить мне», — молча, добавляю я.

Алзона садится на кровать и изучает свои руки. В глубине души она знает, что я не стала бы обращаться с этой просьбой, если бы ситуация не была критической. Но она успешно скрывалась в течение многих лет. Я знаю, как трудно сбросить с себя гнёт, поэтому я сопротивляюсь желанию встряхнуть её.

— Ты могла бы дать Гласиуму шанс на борьбу с этой напастью. Если мы отстраним Блейна от руководства этим движением, то, полагаю, сможем положить конец бедам, калечащим Гласиум изнутри, — задыхаясь, говорю я.

— Сделай это, — говорит голос из дверного проёма.

Я поворачиваюсь, приседая.

Там стоит Кристал. Она смотрит на Алзону бесстрастными глазами, хотя по её сжатым кулакам я понимаю, что она не настолько спокойна, как ей хотелось бы, чтобы мы думали.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы между нами всё было хорошо, — говорит Кристал ломким голосом. — Тогда сделай это.

Алзона садится ровнее.

— Как это поможет нам стать лучше? Ты злишься, потому что я не прыгнула в Купол, чтобы спасти тебя. Как моя история исправит это?

Она вскакивает на ноги. Я отступаю назад, чтобы она не чувствовала себя припёртой к стенке. Это легче сказать, чем сделать на такой маленькой площади. Мне действительно не стоит жаловаться на свою комнату в замке.

— Потому что я знаю, что это значит для тебя! — восклицает Кристал. — Если ты можешь отказаться от этого, потому что я прошу, тогда я буду знать, что я что-то значу для тебя. Если спасение этого мира недостаточно веская причина для тебя, тогда сделай это ради меня.

— Доверие работает в обе стороны. Я до сих пор не знаю, кто ты на самом деле, — возражает Алзона.

— Адокс раскрыл Ире Королю, — тихонько вмешиваюсь я.

Алзона понятия не имеет о чём я говорю, но я обращаю замечание Кристал, которая начинает паниковать, глядя на меня испуганными глазами. Она поймёт, что это означает, что она может рассказать Алзоне. Она также поймет, что произошло нечто грандиозное, что заставило Адокса раскрыть их местоположение. Несомненно, у Кристал позже будет несколько вопросов ко мне об Ире.

Кристал поворачивается к Алзоне.

— Если ты можешь сделать это для меня, я расскажу тебе всё, что ты пожелаешь. И ты увидишь, почему я не могла сказать раньше, — говорит она более высокой темноволосой женщине.

Их взгляды встречаются, и они общаются без слов.

Алзона первой опускает глаза.

— Я сделаю это, — хрипит она.

Кристал лаконично кивает головой и, крутанувшись, выходит из комнаты. Я прислоняюсь к тонкой как бумага стене, надеясь, что она не провалится, пока я жду, что Алзона соберётся с мыслями. Моя старая серая форма лежит сложенной на кровати. Интересно, кто её туда положил? Тяжёлая, но свободная жизнь, которую я вела здесь, кажется, была сто лет назад.

Алзона откидывает волосы назад дрожащими руками. Я выпрямляюсь, чувствуя, что она готова начать.

— Нет простого способа сказать это, поэтому я просто выложу это, — говорит она тоненьким голосом.

Мне не нравится этот звук. Он не подходит ей.

Владелица казарм смотрит на пятно на стене рядом со мной.

— Блейн мой отец.


ГЛАВА 7


— Что?

Я в ужасе смотрю не неё. Блейн отец Алзоны?

— Я его единственный законнорожденный ребёнок от первого брака, — заявляет она.

Её слова звучат без эмоций. Я узнаю в них тот же тон, который использовал Осколок, рассказывая об истории тягот Лавины. Алзона пытается отстраниться от ужасов своего прошлого. Я наблюдаю за тем, как она открывает и закрывает рот. Кажется, она не знает, как продолжить.

— Я знаю его нынешнюю жену, Мэйси. Это она обратилась ко мне с просьбой обучить её самообороне против Блейна, — сообщаю я.

Алзона не показывает шока, как сделали бы многие, от таких новостей. Её реакция говорит мне о большем, чем всё остальное до этого. Сочувствие к Мэйси горит в её тёмно-синих глазах.

— Тогда это проще сказать, — вздыхает она. — Он бил меня. Он бил нас обеих. В один день он избивал мою мать до тех пор, пока она не превратилась в месиво на полу кухни. Он убил её, — её голос надламывается.

Она встаёт, обнимая себя. Моё сердце разрывается, когда я наконец-то вижу её без этой саркастической, защитной и безжалостной брони. Её уязвимость будет преследовать меня вечно.

— Той ночью я сбежала, — шепчет она. — Я единственная свидетельница его преступления. Он хочет моей смерти. Он искал меня долгое время. Но я понятия не имею, в чём могут состоять его планы. Я не видела его практически пятнадцать лет. И я не хочу видеть его снова, — умоляет она.

Я придвигаюсь ближе и заключаю её в объятия, не уверенная, заставит ли это её замолчать. Она дрожит в моих руках.

Я тянусь вверх и глажу её волосы.

— Пока Блейн может разгуливать на свободе, ты всегда будешь оглядываться назад. Помоги мне. Помоги себе избавиться от него раз и навсегда.


* * *


Я сплю на комковатом матрасе в своей тесной комнате, наполненной отголосками ночи. Я заставляю свои глаза оставаться открытыми как можно дольше, но, в конце концов, засыпаю под красивые переборы гитары Вьюги. Хотя это звучит странно, без храпа Шквала, раздающегося через регулярные промежутки времени.

Несмотря на это, на следующий день я чувствую себя удивительно довольной. Я намеревалась вернуться в замок, но у меня есть другие дела, которыми нужно заняться. Если я сделаю это сегодня, мне не придётся возвращаться во Внешние Кольца. Я не уверена, когда мне представится другая возможность.

Когда я вхожу, в столовой полным ходом идёт подготовка. Лавина раздаёт завтрак из большой кастрюли. Я сажусь, и Лёд придвигает ко мне наполненную тарелку.

— У тебя появились преследователи, — говорит он.

Я копаюсь в еде, проглатывая горячую яичницу.

— Чего? — спрашиваю я со слезящимися глазами.

Остальные мрачно переглядываются.

— Двое мужчин. Никогда не видел их раньше, так что думаю, они не сводят глаз с этих казарм, потому что приметили тебя для кого-то, — отвечает он.

Мне приходит в голову одна мысль. Я открываю рот, чтобы заговорить, но меня прерывают.

— Это не люди Короля, — продолжает Лёд.

Приятно знать, что Джован не пошёл наперекор моей просьбе.

— Ты сможешь узнать, кому они принадлежат? — спрашиваю я.

Лёд фыркает, разбрызгивая яйца на Кристал. Мы с Осколком весело переглядываемся, пока Кристал выковыривает кусочки из своих светлых волос с рыжеватым отливом, на её нежном лице появляется гримаса отвращения.

— Конечно, могу, девчушка.

Я начинаю подниматься из-за стола, забыв о яйцах, но укоризненный взгляд Лавины заставляет меня опуститься обратно и взять хлеб. Несмотря на шрамы, он мягкий, как мех, но он всё ещё в четыре раза больше меня, и он обижается, когда люди не едят его еду.

— У меня есть дела. Я должна увидеться с Уи… эм, Лейлой, — говорю я.

— Тебе нужно, чтобы слежка исчезла? — спрашивает Лёд.

Я киваю.

— Желательно. Я не хочу создать проблемы борделю.

Я запихиваю в себя последний кусочек и встаю. На этот раз Осколок стоит позади меня. Напротив меня Вьюга складывает руки на мускулистой груди и ухмыляется.

— У тебя будет шанс посетить дом шлюх. Но я думаю, что сейчас самое подходящее время тебе провести тренировку. Эти модные штучки в замке, вероятно, лишили тебя сил, — говорит Осколок.

В его словах есть смысл. В моём распоряжении целый день. По моему лицу расползается улыбка. Небольшая тренировка не повредит…


* * *


Я ковыляю по дорожке в направлении двора. Тренировка навредила.

Я моргаю, когда сгорбленная женщина машет мне рукой, показывая все три зуба. Клянусь, эта же женщина велела мне отвалить в прошлом секторе. Это не прекращается. По мере того, как я иду дальше, впереди меня, хихикая, бегут дети, а беззубые мужчины наклоняют голову, когда я прохожу мимо.

Беснующаяся толпа расходится, как масло под горячим ножом.

Что, во имя Солиса, происходит? Привычки моего детства дают о себе знать, я просчитываю свою походку и расслабляю плечи, ни разу не выдавая своего дискомфорта. Но в отличие от двора моей матери, люди вокруг меня не кажутся враждебными. На самом деле, похоже на… одобрение? Я видела, как люди расступаются перед Уиллоу в вожделении. И я видела, как они расступаются перед Вьюгой из уважения.

— Ты поможешь нам убить их всех, девчушка, — бросает мужчина.

Я отпихиваю его с дороги, затем вспоминаю слова Осколка «почувствовать разницу».

Я оглядываюсь на мужчину, но он исчез в толпе нищих. Мой взгляд мечется из стороны в сторону. Неужели раньше люди разговаривали шепотом? Я не помню, но отмечаю несколько сосредоточенных групп мужчин сомнительного вида.

Я вхожу в бордель и сохраняю нейтральное выражение лица при виде множества обнажённых женщин передо мной. По крайней мере, я знаю, чего ожидать на этот раз. Изысканно одетая пожилая женщина, которую я видела раньше, но с которой никогда не разговаривала, шепчет что-то молодой девушке — я с содроганием думаю, насколько она молодая. Обнажённая девушка взбегает по лестнице, а женщина подходит ко мне.

— Ты — Мороз, — заявляет она.

— Я, — киваю я. — А ты владелица этого… заведения? — вежливо спрашиваю я.

Женщина звонко смеётся в ответ. Интересно, она скопировала это у Уиллоу или наоборот?

— Понимаю, что имела в виду Уиллоу.

Я хмурюсь.

— А я вот не уверена…

Она берёт мой локоть в когтистую руку и отводит меня в сторону. Она наклоняется ближе, распространяя сладкое дыхание.

— Я должна поблагодарить тебя за то, что ты избавила нас от Убийцы. Он был угрозой для этого мира. Этот дом рад освободиться от него.

Я высвобождаю свой локоть из хватки и поднимаю взгляд к её острым голубым глазам. Из тех скудных сведений, которые я собрала за время пребывания во Внешних Кольцах, я знаю, что Убийца изнасиловал и жестоко обошёлся со многими здешними женщинами. Существует связь между охотниками за шлюхами, казармами Хейла и борделем. Мерзавец должен владеть или иметь власть над здешними шлюхами.

— Не за что. Он прожил намного дольше, чем должен был. Семья Урсы и бесчисленное множество других людей может теперь успокоиться.

Глаза женщины затуманились, но она не пытается скрыть реакцию от меня.

— Мы — семья друг для друга. И да, теперь… легче, когда его нет.

Она оглядывается через плечо на группу мужчин и без лишних слов отходит в сторону, когда один из них хмурится, глядя в нашу сторону. Один из людей Хейла? Или охотник за шлюхами?

Я всегда полагала, что здешние работницы покинут это место, как только найдут другой способ выживания, но, вероятно, всё не так просто. Возможно, женщинам не разрешают уходить отсюда.

Звонкий смех наполняет комнату. На моём лице расплывается улыбка. Трудно не улыбаться рядом с Уиллоу — настоящей Уиллоу, а не моей личностью в Ире. Я поднимаюсь по лестнице, чтобы встретиться с самой востребованной шлюхой Внешних Колец. Она нежно берёт меня за руку. Я бросаю на неё сухой взгляд и вижу, что в её глазах пляшет озорство.

— Идём, любовь моя, — говорит она гортанным голосом.

Я тихо фыркаю от глухих стонов ниже нас.

Она не теряет образ, увлекая меня вверх по лестнице и одаривая лукавыми взглядами. Несколько мужчин следуют за нами по лестнице, пока она не закрывает дверь своей комнаты перед их носом. Она лучшая шлюха не просто так. Я знаю, что многие из её клиентов — из Среднего и Внутреннего Колец. С её длинными чёрными волосами и стройной, едва ли покрытой одеждой фигурой, она сводит мужчин с ума, привлекая окружающих без усилий.

— Что привело тебя сюда, Мороз?

Она беззлобно улыбается, отводя взгляд от пускающих слюни мужчин.

Я с интересом оглядываю её комнату. Мягкие меха и струящиеся ткани художественно задрапированы вокруг большой кровати — центрального элемента комнаты — чтобы создать знойный и манящий вид. Вряд ли мужчины, посещающие Уиллоу, даже замечают это, но комната искусно оформлена.

У стены стоит скромный гардероб, но я знаю, что это её гордость и радость.

— Прикупила новых платьев? — спрашиваю я.

На её лице читается вопрос «серьёзна ли я». Она с ликованием распахивает двери и осторожно вынимает тёмно-красное платье. Правда, это может быть шарф. Я знаю, что не стоит смущаться, спрашивая, так ли это.

— Нашла ли ты тот чёрный материал? — интересуется она.

Я использовала эту ложь в качестве прикрытия, когда искала ткань, чтобы заменить мою вуаль в прошлом секторе.

— Да, в каком-то смысле, — размышляю я, вспоминая платье, в котором я была на балу.

Воспоминания об этом платье до сих пор мучают меня. Она смотрит на меня странным взглядом, ожидая, что я объяснюсь.

Вместо этого я возвращаюсь к делу.

— У меня есть для тебя предложение. Для всех местных женщин.

— Ммммм, — произносит она.

Любящими руками она помещает красное платье обратно в гардероб.

— Теперь я работаю на Короля, — говорю я.

— С ним или под ним? — спрашивает она.

Я наклоняю голову, пытаясь проанализировать удивлённый взгляд, который она бросает на меня.

— Ну, под ним. Он же Король.

Она разражается смехом. Не звонким смехом — настоящим.

Я хмурюсь и перехожу к делу, как только она успокаивается.

— Король знает о проблемах во Внешних Кольцах. Есть много способов улучшить положение бедняков Гласиума, и я посоветовала ему начать с защиты женщин и детей.

Она прекращает смеяться, утирает застывшую слезу и делает шаг ко мне.

— Как?

В жизни есть лишь несколько вещей, к которым Уиллоу относится серьёзно, но безопасность женщин — одна из них. Я подробно излагаю ей свой план. В её глазах нет смеха, пока она выслушивает мои слова.

— И Алзона… — с сомнением говорит она, — не возражает против такого плана?

Алзона будет горда своей непримиримой репутацией.

— Ты будешь удивлена тем, как Алзона увлечена этим, — отвечаю я, вспоминая её реакцию прошлым вечером.

Алзона никогда ничего не делала бесплатно.

Я стою, давая прекрасной молодой женщине немного пространства.

— Из того, что я слышала, женщины, находящиеся этажом ниже тебя, подвергаются большой жестокости со стороны отбросов, живущих во Внешних Кольцах. Кого же ещё учить самообороне?

— Идея здравая. Мне нужно убедить хозяйку. Она высоко ценит тебя после того, как ты разобралась с Убийцей, но нужно учитывать и охотников за шлюхами. Они контролируют это шоу. Они будут не рады узнать, что мы учимся защищаться, — говорит она.

Моё общение с охотниками за шлюхами было весьма скудным, но кровавым. Я не знала, сколько их было всего, и вообще ничего о них не знала, кроме того, что они толкали молоденьких девушек в проституцию. Не нужно считать, сколько зубов у собаки, чтобы знать, что она может укусить. Каждая частичка моего существа говорила мне, что охотники за шлюхами были злом.

Я уже подготовилась к этому.

— В долгосрочной перспективе охотников за шлюхами не станет. В краткосрочной перспективе я подумала, что мы могли бы пригласить несколько из них на «фальшивую тренировку». Если мы покажем им неуклюжие, слабые попытки, они воспримут это как шутку.

Лукавая улыбка искривляет красные губы Уиллоу.

— Шутка, пока мы не разгромим их?

С притворной невинностью я пожимаю плечами и направляюсь к двери.

— Завтра я возвращаюсь в замок. Если до этого времени у тебя не будет ответа…

— Мы сделаем это.

Уиллоу смотрит на меня. Свет из-за спины освещает её фигуру под тонкой материей, а я не отрываю взгляда от её лица. Я знаю, что её не смущают такие вещи, но меня — да.

— Я уговорю хозяйку. Это путь вперёд. Я вижу это. Ты не дашь нам сбиться с пути.

Я ошарашена её искренностью. Это напоминает мне о поведении, свидетельницей которого я оказалась на улице.

— В таком случае, Алзона свяжется с тобой, чтобы договориться о деталях.

Я кладу руку на дверную ручку.

— Ты не заметила здесь ничего необычного? Я видела пару странных вещей по пути сюда, — рискую я.

Она пожимает плечами.

— Ты имеешь в виду восстание?

Я стараюсь не задохнуться от её откровенности. Я упомянула о плане Короля по улучшению Внешних Колец, но не о самом мятеже. Я должна была знать, что она всё поймёт.

— Да.

— Большинство местных мужчин вовлечено в это, — говорит она. — Пару недель назад они устроили облаву в Среднем Кольце. Убили целую кучу богачей. Но им пришлось уйти в подполье, потому что люди Короля их выслеживают, — она подмигивает мне. — После наступления темноты лучше оставаться в помещении. Хотя, возможно, они просто захотят тебя завербовать.

— Насчёт этого. Ты не знаешь, почему все внезапно стали так милы со мной? — спрашиваю я.

Её очередь удивляться. Это чувство быстро сменяется весельем.

— Только ты не догадалась бы о причине, — говорит она, покачиваясь в мою сторону. — Ты спасла две казармы от гибели и уничтожила Убийцу в один день. Ты посмеялась над смертью, едва не разрушив Купол. Некоторые говорят, что во время боя ты выпила целый кубок спиртного. Другие говорят, что ты целовала в губы каждого, кого убила, — озорной блеск возвращается в её глаза. — Этот слух начала я.

— Спасибо, — сухо говорю я.

Она хихикает.

— Ты героиня, Мороз.

От её слов всё внутри меня замирает. Я распахиваю дверь.

Уиллоу заговаривает мне в спину, и я приостанавливаюсь на пороге.

— Ты наша героиня. Та, кто восстал из Внешних Колец, та, кто показала Королю, что здешние люди имеют ценность. Теперь ты здесь, чтобы снова изменить всё к лучшему, — говорит она. — Я бы привыкала, что толпа расступается перед тобой.

Я слегка наклоняю голову в сторону хозяйки и протискиваюсь мимо неровных дверей борделя между двумя склизкими мужчинами. Моё беспокойство усиливается по мере того, как я обдумываю слова Уиллоу. Как только я замечаю размытость по краям поля зрения, я начинаю вдыхать через нос и выдыхать через рот. Чувство, которое я начала распознавать как панику, пытается вырваться наружу.

Я даже не из Внешних Колец. Что случиться, когда они узнают? Я собираюсь показать своё лицо целой группе людей, которые считают меня одной из своих — своего рода героиней. Я оступаюсь на булыжнике, но выпрямляюсь и вновь обретаю размеренную походку. Картина передо мной сжимается и растягивается. Интересно, смогут ли эти люди понять, что я в мгновении от того, чтобы закричать? Шёпот перекрывает мои чувства. Приближается толпа? Нет. Я делаю ещё один вдох. Это в моей голове!

Я опускаю руку в карман и хватаю кусочек материала. Я перекатываю его между пальцами и сосредотачиваюсь на текстуре. Мягкая… податливая. Это часть плана. Я хочу, чтобы люди узнали. Я не могу контролировать всех остальных. Я не хочу — даже если бы могла, — потому что это сделало бы меня похожей на мою мать.

Это сработает.

Я делаю ещё один вдох, не позволяя ему дрожать на выдохе. Толпа отодвигается назад… если она вообще приближалась.


* * *

Я поднимаю свой мешок, стоя у последних ворот казармы. Ещё только рассвело, но все в казарме собрались вместе со мной.

— Вам не нужно было вставать. Мы увидимся через два дня, — полусерьёзно ворчу я.

Лавина заключает меня в сокрушительные объятия. От переживаний по поводу того, что я буду делать, когда увижу их в следующий раз, мой желудок бунтует. Сила объятий грозит вызвать у меня тошноту. Осколок бросает на меня изучающий взгляд.

Лёд наклоняется и касается моего носа.

— Вперёд, девчушка. Я буду следовать за твоими преследователями, чтобы избавиться от крысы.

Мы обмениваемся с ним злобным хихиканьем. Он с энтузиазмом взялся за эту шпионскую работу. Вчера несколько молодых парней и девушек вошли и вышли из казарм — сеть Льда. А теперь Лёд собирался проследить за мной до дома, чтобы узнать, на кого работает мой хвост. Было странно думать о том, что они следят за мной, а Лёд — за ними. Надеюсь, никто не следил за Льдом.

— Тебе лучше идти, если ты хочешь вернуться в замок до наступления ночи, — бормочет полусонная Алзона.

Я гадаю, не спала ли она всю ночь, строя планы после того, как я сказала ей, что бордель в деле.

Я вздыхаю и начинаю спускаться по переулку, сопротивляясь желанию проверить крыши на наличие шпионов. Они были просто любителями — по словам Льда. Когда я выхожу из казармы, сердце замирает в груди. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что мои друзья смотрят мне вслед. Лавина машет рукой. Я поднимаю руку в знак прощания.

Оно по-прежнему здесь. Искушение. Желание зарыться с головой в грязь и притвориться, что всё в порядке. Но если я чему-то и научилась, так это тому, что вещи — или, точно, человек — могут найти тебя, как бы ты ни старалась спрятаться. Неизбежное можно откладывать лишь до поры до времени.

По дороге обратно в замок я всё примечаю. Возможно, потому, что Осколок вложил эту мысль в мою голову, но в изрытых руинах Внешних Колец чувствуется напряжение, которого я раньше не замечала. Больше, чем я помню, криков пронзают воздух, а тихие шепотки следуют за моим возвращением из казарм. Во Внешних Кольцах не всё благополучно.

Я вижу ещё одно доказательство этого, когда к полудню достигаю Среднего Кольца. Люди здесь скрытные, бросают взгляды по сторонам, держа капюшоны своих плащей приподнятыми, торопясь по делам. Из любопытства я сворачиваю с прежнего пути и обнаруживаю несколько кварталов домов Среднего Кольца, уничтоженных огнём, как и описывала Уиллоу. Окна во многих других кварталах выбиты, убежища опустели. Я слышала доклады советника. Но всё обстояло гораздо хуже. Видя разрушения и ощущая всеобщее недовольство, я вынуждена признать, что это восстание очень реально. И очень опасно. Неудивительно, что Джован так противился тому, чтобы я шла одна.

Я пробираюсь через Внутреннее Кольцо, когда дневной свет уже угасает. Внутреннее Кольцо — единственное место, которое, похоже, не затронуто мятежом. Но, опять же, ночь только начинается, и по пути я встретила только двух Брум. Остальные, вероятно, заперлись в своих домах, зная, что они следующие.

Я пускаюсь в запутанный танец через жилища членов ассамблеи, периодически останавливаясь, чтобы убедиться, что за мной не следят. Лёд сказал мне, что позаботится, чтобы слежка не увязалась за мной вглубь Внутреннего Кольца, но на всякий случай я хочу подстраховаться. Я надеваю вуаль, когда вижу замок.

В этот раз у ворот меня ждёт Король. Я взвизгиваю, когда оказываюсь в нескольких метрах от него, не ожидая его присутствия.

— Солис, Джован. Ты напугал меня.

Обычно меня приводят к нему. Это просто совпадение, что он здесь? Он ждал, или кто-то из его людей предупредил его?

— Где ты была? — говорит он со стиснутой челюстью.

Он наклоняется, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Для этого ему приходится изрядно наклониться.

— Я говорила, что вернусь через несколько дней, — защищаюсь я.

— Ты сказала, через два дня.

— Или три, — поправляю я.

Я снимаю свой мешок со спины. Джован берёт свёрток, пока я разминаю плечи.

— Спасибо.

Я бреду в замок рядом с ним, поднимаю голову и вижу, что он тоже смотрит на меня. Моё сердце, как обычно, бешено колотится, и я смотрю вперёд. Полностью забыть о своих чувствах к Джовану не получается. На самом деле, эти чувства, кажется, усиливаются каждый раз, когда я вижу его.

— Ты преуспела? — спрашивает он через несколько мгновений.

Я прислушиваюсь к окружающей обстановке на наличие подслушивающих, потирая напряжённую шею. В основном это напряжение осталось после тренировки, прошедшей накануне. Может, я размякла, как дразнил меня Осколок. Мне придётся добавить час к тем упражнениям, которые я уже делала в своих покоях.

Я ввожу Короля в курс дела обо всём, что произошло за последние три дня. Всё, кроме занятий по самообороне, которые я хочу опробовать в первую очередь. Я колеблюсь над тем, что я узнала о Блейне и что мне нужно ему рассказать.

— Джован… насчёт Блейна, — начинаю я.

Он вздыхает и прислоняется к стене.

— Мы можем поговорить об этом позже?

Я моргаю. Вообще-то, я хочу настоять, чтобы он выслушал сейчас, но, по крайне мере, он готов к какому-то обсуждению, даже если это будет завтра.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Меня одолевает зевота.

— Ты устала. Я могу прислать еду в твою комнату, если хочешь, — говорит он.

Я улыбаюсь ему, хотя он этого не видит.

— На самом деле я мечтаю принять ванну, — честно говорю я.

Что-то происходит, когда я говорю «ванну». Воздух вокруг нас уплотняется. Как будто мои внутренности сжимаются и кружатся одновременно. Это случалось и раньше, несколько раз, но, возможно, я не осознавала, что это такое. Я не знаю, как мой разум переключился с ванны на мысли о Джоване без одежды. Но это происходит. Король наклоняется ко мне, взгляд задумчивый. Я признаю это чувство таким, какое оно есть.

Голод.

Я должна пошевелиться. Та же причина, которая заставила меня сегодня уйти из казарм, вместо того чтобы бежать обратно, кричит мне об ответственности. Отойди, оттолкни его или откашляйся. Сделай что-нибудь!

Я застываю. Я смогла уйти из казарм, но сейчас, чтобы отстраниться от Джована, требуется больше сил, чем у меня есть.

Я отворачиваюсь, хотя он даже не дотронулся до меня, и кладу руку на каменную стену коридора, чтобы устоять на ногах, поскольку мои колени готовы подкоситься, меня шатает от ужасного открытия. У меня не просто есть чувства к Джовану, я…

— Мой Король, прибыло послание от Министра Харриса, — перебивает дозорный.


Я закрываю глаза, надеясь, что у нашего спектакля не было свидетелей.

— Отнесите его в мои покои, — голос Джована звучит неуверенно.

Он так же поражен, как и я?

— И пошлите распоряжение на кухню, набрать ванну для Татумы в её покоях.

— Спасибо, — тихо говорю я, не глядя на него.

Я не могу. Конечно, он узнает, что я думаю, если я посмотрю ему в лицо.

— Всегда пожалуйста, — говорит он.


* * *


Ванна — невероятна. Чистое, без примесей блаженство. Я тянусь за вуалью, когда дверь со скрипом открывается.

— Только я, — бормочет Оландон из-за ширмы.

Я снова расслабляюсь в ванной. Прошло уже больше часа. Мне следует вылезать.

— Я принёс тебе еды, — говорит он.

В его голосе есть что-то непонятное мне.

Я встаю, и вода капает с меня шумными брызгами, разбрызгиваясь по сторонам.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

— Король Гласиума обращается со мной, как с обыкновенным лакеем. Даже если ты моя сестра, он не имеет права командовать мной. Я сам собирался принести тебе еду ещё до того, как он сказал это сделать.

Я сдерживаю смех. Похоже, Джован нашёл идеальный способ залезть под кожу моему брату. Гнев брата восхитителен. Он напоминает мне юного Оландона, до того как тот стал угрюмым и задумчивым.

— И кто-то разыгрывает меня, — продолжает он, пока я вытираюсь мехом.

— О? — подначиваю я.

— Ашон думает, что это, наверное, кто-то из работников кухни, хотя мне это не кажется верным. Шалости безобидны, но это едва ли уважительно.

Я слушаю, а он тем временем мечется по комнате. Когда он узнает, что это Ашон его разыгрывает, он будет в ярости.

— Именно, братец. Ты считаешь, что они так поступают, потому что ты Солати? — спрашиваю я.

— С тобой такого не происходит, — говорит он. — Не так ли?

— Нет, — отвечаю я и хватаюсь за живот от смеха, всё ещё вне поля его зрения, а он возобновляет своё неистовое движение.

Его шаги скребут по каменному полу.

— Ну, и зачем им вытворять такое только с тобой?

Я натягиваю свежую одежду и, выйдя из-за ширмы, вижу его недоуменное выражение лица.

— Не знаю, — говорит он. — В любом случае, какое мне дело до того, что думают обо мне Брумы? — ехидничает он.

Я собираю волосы в низкий узел.

— Я думала, тебе может быть дело, что думает один конкретный человек.

Оландон напрягается, на его лице застывает ужас. Я насмешливо хмурюсь.

— Братец, я просто дурачилась.

Но теперь я знаю, что в недавнем замечании Ашона есть доля правды — кто-то, женщина, «заботилась» о моём брате, что бы это ни значило. Я выясню у Фионы правду. Я поворачиваюсь к груше и печенью, стоящим передо мной, гадая, приготовил ли Джован эту тарелку для меня.

Я кладу ладонь на руку Оландона.

— Пожалуйста, брат. Расскажи мне об этих розыгрышах. Посмотрим, сможем ли мы докопаться до сути.


* * *


Я разражаюсь смехом, бросаясь обратно накровать.

— Во что ты наступил!

По лицу моего брата расползается неохотная ухмылка.

— Сейчас это кажется забавным, но уверяю тебя, в тот момент это было не так. Я думал, что защищаю замок, туша пожар. А потом я был награждён останками животного на подошве сапог.

Думаю, именно «остатки животного» выбивают меня из колеи. Я катаюсь по кровати, заходясь в приступе хохота. В конце концов, Оландон сдаётся и смеётся вместе со мной.

Мы доедаем последние фрукты и погружаемся в дружеское молчание. Рацион здесь намного тяжелее, чем тот, к которому я привыкла. Еда, которую мы только что съели, для воина Гласиума считалась бы просто перекусом. В Осолисе мы придерживаемся диеты из орехов, овощей и фруктов, с небольшим количеством мяса. Я улыбаюсь, когда замечаю, что Оландон изучает моё лицо. Он часто так делает, когда мы одни, и мне интересно, что он ищет. Именно в такие моменты, когда он расслабляется, я чувствую, что нахожусь рядом с братом, которого знала в детстве. Именно тогда, когда я чувствую эту близость, я могу притвориться, что всё так, как было до Кедрика, делегации и всей этой неразберихи, возникшей с тех пор. Хотя сейчас есть некоторые моменты, которые я не хочу забывать.

— Я должен столько всего тебе сказать, сестрёнка. Того, что я должен был сказать тебе, когда пришёл в сознание, — виновато говорит он.

Улыбка исчезает с моего лица.

— Расскажи мне. Только, пожалуйста, вначале скажи, что близнецы в порядке.


Мой разум буйствовал, пока я ждала, когда он доверится мне.

Он хватает меня за руку, а моё сердце колотится в груди.

— Они были в полном порядке, когда я в последний раз их видел. То, что я хочу сказать тебе, больше, чем мы или наша семья.

Я глажу его по волосам, как раньше, когда он был маленьким. В последние несколько лет он не разрешал мне этого делать, но сейчас позволяет. Его заверения насчёт близнецов сомнительны. Если бы с ними что-то случилось, не знаю, смогла бы я оправиться от потери. Должно быть, требуется огромное количество сил, чтобы снова стать собой, после потери членов семьи, как это сделал Джован.

— Мать морит голодом наш народ, — говорит он, зажмурив глаза.

Моя рука останавливается, замирая в воздухе. Я смотрю на брата в неверии. Он открывает свои карие глаза, и я вижу, он верит, что говорит правду.

— Годами. Вот почему склады настолько полные. Нас одурачили, сестрёнка. Счастье, которое мы видим во время перехода в Первую Ротацию, предназначено для того, чтобы держать двор матери в благодушном настроении. Не то, чтобы это их волновало, — он опускает голову.

— Во время своего путешествия я многое увидел, — шепчет он.

— Она… — хриплю я.

Я не понимаю. Я знала, что она готовила запасы для войны. Я и не подозревала, что она делает это, медленно моря голодом наш народ! Я думала, что она сеет больше семян, а не убивает невинных Солати. И снова жестокость моей матери выбивает почву у меня из-под ног. Я потрясена. Я уже должна была бы забыть об этом изумлении. Но я не могу представить, как кто-то может быть таким бессердечным и не знающим пощады.

— Она кормит их достаточно, чтобы работать и выжить. Деревенские жители рассказали мне, что пайки снижались так плавно, что они не замечали этого до прошлого года, когда приехала мирная делегация. Татум стала забирать у них всё больше и больше.


Оландон с трудом сдерживает свои эмоции. Я даже не пытаюсь сдерживать свои собственные, задаваясь вопросом, не моя ли дружба с Кедриком нарушила баланс.

Когда он продолжает, его голос хрипит:

— Твоё пленение стало последней каплей. Ты была их надеждой. Ты и сейчас их надежда. Когда тебя похитили, они не были в гневе — они были в отчаянии. Они начали выступать против матери.

— Они восстали? — шепчу я.

Мне нужно знать. Всё это время они страдали, а я жила в относительном комфорте.

— Больше, чем на одну Ротацию, но уже нет, — мрачно говорит он. — Мать… показала пример, — он проводит рукой по лицу, выглядя старше, чем должен. — Ты помнишь мужчину по имени Турин? — спрашивает он.

Это имя вызывает у меня ассоциации, но я не могу их уловить.

— У него был маленький сын. И дочь. Мальчик, который пытался снять твою вуаль в деревне?

Я задыхаюсь, когда меня настигают воспоминания. Малыш, который пытался поднять мою вуаль. Я хватаю Оландона за предплечья.

— Что она сделала? — спрашиваю я. — Расскажи мне!

Перед глазами мелькают воспоминания о перерезанном горле деревенской девушки.

Он вздрагивает, когда я впиваюсь в него пальцами. Я не могу ослабить хватку, потому что нахожусь в плену ужаса. Я знаю, что услышу дальше.

— Их зарезали и повесили на Оскале в Первой Ротации, — тихо говорит он.

Я вздрагиваю от его слов, сглатывая желчь, которая грозит подняться.

Это наказание было хорошо известно в Осолисе, хотя и редко применялось. Тела подвешивали на Оскале, так чтобы каждый Солати мог увидеть разлагающиеся трупы во время перемены. У Турина были жена, сын и дочь. Теперь все они были мертвы. Целая семья. Из-за меня — потому что меня не было рядом, чтобы остановить мать.

Должно быть, прошло больше времени, чем мне кажется, потому что Оландон внезапно гладит меня по руке.

— Ты не смогла бы повлиять на то, что случилось с Турином и его семьёй, даже если бы была там, — бормочет он.

— После этого деревенские жители остановились? — наконец спрашиваю я.


У меня во рту пересыхает, когда я формулирую вопрос.

Оландон сжимает губы в суровую линию.

— Потребовались другие, множество других, пока жителей деревень не переубедили, — он отводит от меня взгляд и прочищает горло. — Деревни — это не те счастливые места, которыми ты их считала. Но все были слишком напуганы, чтобы говорить. Крестьяне в Королевских Ротациях живут лучше остальных. Но не сильно.

Население Осолиса было гораздо меньше, чем населения Гласиума. В каждой ротации в моём родном мире находилась одна деревня. Каждая община была большой и содержала всех необходимых торговцев, фермеров и ремесленников. Большинство из них располагались как можно ближе к источнику воды, будь то искусственные реки или Озеро Авени. Почему мать позволила мне отправиться в деревню, если она хотела вытянуть жизнь из своего народа? В следующий момент я получаю ответ: делегация мира. Это всё был спектакль. Но потом у моего брата и Кедрика был тур по Осолису вместе с другими делегатами. Как моя мать смогла организовать уловку такого масштаба?

Я тру закрытые глаза. Эти новости гораздо хуже, чем я ожидала. Я не могу поверить, что мой брат только сейчас говорит об этом. Неудивительно, что ему так не терпится вернуться.

— Спасибо. Вряд ли было легко нести эту историю или делиться ею.


Я целую его в щёку.

Он не улыбается, как я ожидаю. Он не встречается со мной взглядом. В моей груди застывает ужас.

— Есть кое-что ещё, — пустым голосом говорю я.

Он вздыхает. Я знаю этот звук. Это вес двух миров на его плечах. Оландон смотрит на меня. Серьёзен для своих семнадцати лет.

— В своём путешествии я столкнулся с женщиной. Сперва я думал, что она была не в себе, но потом… — его глаза мерцают, и он с трудом сглатывает. — Ты знала, что у Дяди Кассия есть жена?


ГЛАВА 8


Я спешу в зал заседаний, потрясение от разговора с Оландоном эхом отдаётся во мне. Мой народ голодал переменами, а я бродила сквозь его толпы, совершенно ничего не подозревая, думая, что помогаю ему, доставляя раз в неделю ящик яблок. Вот дура.

И ещё был маленький нюанс — у меня есть тётя, о которой я никогда не знала.

Мы с братом проговорили до самой ночи, собирая все подробности об Осолисе и жене Дяди Кассия, Джайне, которая, очевидно, присматривала за мной в младенчестве. У Кассия никогда не было буквы «О» в начале имени. Я думала, что это способ показать двору, что он женат на службе моей матери. В нашей истории такое случалось нечасто, но всё же случалось. Обычно «О» опускали, чтобы показать, что ты занят. Я была Олиной. Выйдя замуж, я стала бы Линой. Это был простой способ сказать, кто ещё свободен. Оглядываясь назад, я полагаю, что это было сделано для того, чтобы избежать эмоционально неловких разговоров.

Я распахиваю дверь в зал заседаний. Важные люди вскакивают со своих мест и смотрят, как я занимаю место напротив пустующего трона Джована. Отлично. Теперь уже и я хлопаю дверьми.

Они снова вскакивают, когда дверь позади трона хлопает. Джован проходит внутрь, не зная или не заботясь о том, что напугал их. Советники возвращаются к своим спорам, а я сижу, почти не слушая, размышляя о том, что я узнала о жене дяди Кассия. О том, что она знала. Мать изгнала её, как только я стала достаточно взрослой, чтобы оставаться одной. Тетя Джайн знала о моих голубых глазах. Она стала угрозой для Татум.

У меня нет воспоминаний о её лице, но опять же меня терзают сомнения, что мою вуаль часто снимали. Я провела годы с женщиной, которая, по мнению Оландона, могла любить меня. Кто-то мог любить меня. Эта новость потрясла меня не меньше, чем другие ошеломляющие откровения Оландона.

Он сказал, что она попросила его рассказать мне историю. Ту, которую она рассказывала мне в младенчестве. Я знала концовку, хотя не могла вспомнить, что когда-либо слышала её.

— Что ты думаешь, Татума? — спрашивает Роско.

Я сажусь ровнее.

— Прошу прощения?

Раздаётся приглушенный смех, не совсем неприятный. Не думаю, что я одинока в своей невнимательности. Мужчина, сидящий через несколько мест слева от меня, похоже, заснул на своей руке.

— Возможно, Татума поздно вернулась? — произносит ехидный голос. — Я вот озадачен, где же была Татума последние несколько дней?

Я поворачиваюсь к Блейну.

— Уверенна, если бы Король хотел, чтобы ты знал, он сказал бы тебе, — сладко говорю я.

Драммонд гыркает от удовольствия.

— Она тебя подловила, малыш Блейни.

Это поднимает Драммонда на три пункта в моём рейтинге, что даёт ему в общей сложности три пункта.


* * *


— В чём дело? — говорит Джован мне на ухо.

Я едва не выпрыгиваю из своей кожи. Я чуть не прошла мимо него по пути к нашему столу. Я изучаю ближайшую область обеденного зала. Никто не находится достаточно близко, чтобы услышать.

— Джован, — произношу я.

Я вдыхаю его запах, и он каким-то образом успокаивает меня.

Я слышу, как Джован делает глубокий вдох.

— Я бы мог весь день слушать, как ты произносишь моё имя, — вскользь говорит он.

Его имя? Ему нравится, как оно звучит? Если он не отойдёт, меня можно будет убедить повторить его. Его запах сводит меня с ума.

— Ты беспокоишься на счёт завтра? — спрашивает он.

Завтра! Новости Оландона полностью вытеснили моё «раскрытие» из головы. Я качаю головой, потрясенная возросшим беспокойством.

— Я… озабочена вестями моего брата об Осолисе, — говорю я.

Джован жестом показывает мне отойти к стене. Он стоит как щит, отгораживая меня от обеденного зала с едой, пока я рассказываю ему о самых важных аспектах.

Когда я заканчиваю, он отказывается от своей роли защитника и прислоняется к стене рядом со мной. Мой обзор теперь свободен, и я вижу, что мы стоим у стола Арлы. У меня челюсть падает, когда я вижу рядом с ней Жаклин. Фиона была права! Жаклин крутится вокруг Арлы. Но Джеки ненавидит её! Вся эта ситуация обескураживает. Арла смотрит в мою сторону, её поза напряжена. Похоже, я снова в её списке непослушных. Она всегда рассматривала Джована как свою собственность. Как самая знатная женщина Брума, будучи дочерью Драммонда, она, вероятно, готовилась к положению королевы. Эта женщина, в прошлом партнерша Короля по постельным утехам, вскоре после моего прибытия в Гласиум, не слишком любезно предупредила меня держаться от него подальше. Я уже слышала, как кто-то назвал её золотоискательницей. Описание подходило. У нас было много стычек, и я всегда находила в наших перепалках много смешного. Именно поэтому раскалённый добела гнев в моём желудке застал меня врасплох. Очевидно, теперь меня это очень сильно волнует.

— Как могла твоя мать обращаться со своими людьми подобным образом?

Я слышу яростный вопрос Джована и стараюсь как можно лучше сдержать свою ревность. Это совершенно новый для меня опыт. Ещё чуть-чуть и мне станет плохо.

— Я не знаю, — вполголоса отвечаю я.

Его пальцы лежат рядом с моими, чуть касаясь боковой стороны моей руки. Надеюсь, Арла видит это.

— Это не твоя вина. Ты не могла знать. Это на совести твоей матери, — продолжает он.

Он прав. Я отчасти понимаю, что то, что он сказал, правда. Даже если бы я знала, что она делает, любая попытка остановить её привела бы к моей казни.

— А у этой тети Джайн была информация о твоём отце? — спрашивает он.

— Не много, — признаю я. — Только то, что он был хорошим певцом. Ландон сказал, что она часто теряла нить своих мыслей. Он подумал, что её могли сильно пытать. Сказал, что на её руках были шрамы.

Джован безразлично осматривает рукоять своего меча.

— С тех пор как ты вернулась, я ожидал, что ты будешь ежедневно проверять мои архивы.

Я коротко смеюсь.

— С таким количеством свободного времени?

Он с усмешкой соглашается, отталкиваясь от стены.

Я дважды проверяю, чтобы убедиться, что пространство свободно. Члены ассамблеи всегда обходят Короля стороной, возможно, это следствие его длительной самоизоляции.

— Джован… Я знаю, что у тебя проблемы с моим братом. Но не мог бы он поискать в архивах вместо меня? — спрашиваю я. — У него будут строгие указания.

— Дело не в том, что он мне не нравится, Олина. Дело в том, что он волком смотрит на меня каждый раз, когда я смотрю на тебя, — говорит он. — Что происходит очень часто.

В его тоне звучит раздражённое веселье. Неохотная улыбка расползается по моему лицу. Может быть, это потому, что он указал на это раньше, но внезапно звук моего имени на его губах заставляет мой желудок сжиматься.

— Ты прав.

— Конечно, — говорит он. — Насчёт чего?

— Что? — спрашиваю я.

Он бросает на меня странный взгляд.

— Ты сказала «ты прав», я спросил насчёт чего?

Я замираю. Вени, я сказала это вслух? Я открываю рот, чтобы соврать, но скрипучее хихиканье Арлы останавливает меня. Мой рот захлопывается. Я знаю, что это мелочно. Это должно быть ниже меня. Но я не могу видеть Джована с ней. Возможно, ни с кем. Пока я не покину Гласиум и без шансов на возвращение. Он заслуживает счастливой жизни, но мне невыносимо видеть это.

Я делаю глубокий вдох, зная, что я ужасный человек, раз поощряю это.

— Мне тоже нравится слышать, как ты произносишь моё имя, — говорю я.

Я почти бегу к своему месту за столом у трона, прикладывая обе руки к щекам, чтобы охладить их. О чём я думала? И, что более важно, о чём он думает теперь? Я не стала ждать, чтобы оценить его реакцию или услышать его ответ. Почему я так поступила?

Замечания Оландона прошлой ночью должны были подточить мою решимость в отношении Джована. На самом деле всё было наоборот. Весь день какая-то часть меня тосковала по нему. Прислониться к нему ненадолго и поделиться своими проблемами. Я плотно зажмуриваю глаза, чувствуя, как меня захлёстывает чувство вины. Никто не сказал мне, что эти чувства будут такими непоколебимыми и постоянными. Ни мать, ни тётя, ни друг никогда не показывали мне силу такой заботы.

Я не хочу, чтобы то, что я чувствую к Джовану, прекратилось. А должна.


* * *


Я снова перекатываюсь на другой бок, потом на спину. Это смешно. А, может, и нет. Думаю, бессонная ночь оправдана, учитывая, что завтра я навсегда изменю ход своей жизни.

В мою дверь стучат. Я тянусь за вуалью, сажусь в кровати, когда дверь со скрипом открывается. Головорезы не стучат. Это один из стражников?

— Ты не спишь? — спрашивает Джован, прикрывая за собой дверь.

— Ты постучал, — вздыхаю я. — Я знала, что ты умеешь стучать!

Мой единственный ответ — тишина. Почему у меня такое чувство, что он сдерживает смех?

— Я подумал, что ты можешь всё ещё быть на ногах, — говорит он, садясь на край моей кровати.

— Что думают стражники, когда ты поднимаешься сюда? — спрашиваю я.

Я запихиваю вуаль обратно под подушку.

Он пожимает огромными плечами.

— Я заставляю своих дозорных спуститься вниз и отдаю им приказ провести осмотр замка.

Я откидываюсь назад и прислоняюсь к плюшевым, тёплым подушкам.

— Ты не беспокоишься, что они станут болтать?

Он не удостаивает меня ответом. Я щурю глаза, когда мне приходит в голову другая мысль.

— Ты ведь здесь не для того, чтобы проверить, не сбежала ли я?

Он снимает ботинки и придвигается ко мне, садясь в такую же позу у стены. Я задерживаю дыхание, сердце учащается от его близости. Я приветствую чувство тоски, поднимающееся внутри меня.

— Ты бы поверила, если бы я сказал, что эта мысль не приходила мне в голову?


Он поворачивается ко мне в темноте.

— Нет.

Он смеётся.

— Одно из лучших качеств, которыми ты обладаешь, это желание быть самой сильной личностью.

Мне предательски приятно слышать его слова.

Он сгибает одно колено, опираясь на него одной мощной рукой.

— Когда ты поняла, что бегство — это потенциальная слабость, ты избавилась от неё. Это было очень впечатляюще. Хотел бы я, чтобы мои советники могли так же.

Мы замолкаем, и я тем временем перебираю в уме его замечания. Точнее, в половине своих мыслей. Другая половина наблюдает за его рукой, лежащей ладонью вверх между нами. Хочет ли он, чтобы я взяла её? А что, если нет, и я положу свою руку туда, и тогда он почувствует, что должен держать её?

— Значит, всё пропало? Моя слабость? — нахмурившись, спрашиваю я.

— Могут ли шрамы твоего детства когда-либо по-настоящему пропасть? — он прочищает горло. — Я знаю, что мои, нет. Ты избавилась от побегов, только чтобы найти другой способ справиться с ситуацией? Или, что ещё хуже, будешь держать это в себе, пока это не изменит тебя?

Он сглатывает, а я едва дышу. Что-то внутри меня ломается. Не потому, что он описывает моё будущее. Я знаю, что никогда не стану своей матерью. А потому, что он говорит о себе.

— Ты говоришь так, словно знаешь, — говорю я.

Он делает медленный выдох.

— После смерти матери и отца, я поступал точно так же. Я не сбегал. Не в прямом смысле. Хотя, замкнувшись в себе, я, по сути, так и сделал. Я всегда был одиноким, но не затворником. Я получил королевство и усердно управлял им в течение этого времени. Но вдали от этих обязанностей… Я мало кого мог выносить, кроме Кедрика, Роско и тех, кто был близок к моему отцу.

Я знаю, что Блейн один из таких людей. Моё сердце замирает от того, как прочно этот скользкий предатель укоренился в прошлом Джована. Как он воспользовался былым горем Джована, чтобы добиться благосклонности Короля. Как я смогу заставить Джована прислушаться?

Джован сжимает руку.

— Это происходило так постепенно, что я не замечал, что меняюсь, или не хотел замечать. Никто не осмеливался сказать мне об этом, потому что я был Королём. Лишь недавно я начал видеть свою жизнь такой, какой она стала. Я снова начал чувствовать связь со своим народом, — говорит он.

Я смотрю на его руку между нами и кладу свою на его ладонь. Он закрывает глаза, и призрак улыбки озаряет его лицо. Его пальцы заключают мои собственные в тёплые объятия.

— Я немного знаю о твоей матери, но почти ничего о твоём отце, — говорю я.

Его улыбка вспыхивает и гаснет. Джован открывается почти так же часто, как Солати задают вопросы.

— Мой отец был всем тем, кем я стремлюсь быть, — просто говорит он.

Я пытаюсь уловить глубинный смысл его слов.

— Он был великим бойцом, сильным королём, правящим твёрдой рукой, а также трезвомыслящим, лаконичным правителем.

— Ты уже такой, — говорю я.

Он бросает на меня сомневающийся взгляд и играет с моей рукой.

— Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем я смогу претендовать на то, чтобы приблизиться к его наследию, о чём мне часто напоминают, — ворчит он.


Я уверена, что, если бы не было так темно, его щёки были бы красными. Он не уверен. Это такая редкая эмоция для Джована.

— Как ты, в конце концов, увидел в кого превратился? — спрашиваю я, чтобы сбросить его неловкость.

Возможно, я смогу применить его опыт к моей собственной ситуации. Я не испытывала того, что он описывает. Возможно, нужно время, чтобы укоренившиеся паника и страх, изменили твою сущность. Что ещё я могу сделать, что заменит побеги?

Я содрогаюсь. Если бы Джован не заметил, что с ним происходит, мог бы он закончить так же, как моя мать? Я чувствую тепло его руки, сжимающей мою, и прогоняю эту мысль. Джован никогда бы не позволил себе стать таким. Он мог быть отстранённым и безжалостным, но он не был злым.

— Дело не в том, как, а в том, кто, — говорит он. — Некоторое время назад в замок пришла женщина, и с тех пор моя жизнь не была прежней.

Я напрягаюсь и удерживаю свою руку в его руке, сопротивляясь всем инстинктам, чтобы сделать иначе. Заявление повисает тяжёлым грузом вокруг нас. Неужели он имеет в виду меня? Любое моё воодушевление быстро сменяется страхом. Затем я остро осознаю, что мы находимся в постели, впервые с тех пор, как спали вместе. Я пытаюсь сменить тему.

— Я не могу отделаться от мысли, что завтрашний день пойдёт ужасно плохо.


Я морщусь от дрожи в голосе. Надеюсь, он думает, что это страх перед завтрашними событиями.

— Знаешь, ты не обязана этого делать, — отвечает он.

Неужели Джован струсил? Большой палец, прижатый к моим губам, мешает мне говорить.

— Нет, послушай. Ты разрываешься между жизнью без дискриминации и жизнью без секретности. Это самый сложный выбор, который тебе предстоит сделать. Независимо от моих личных желаний, я хочу, чтобы ты делала то, что, по твоему мнению, сделает тебя счастливой. Если ты делаешь это по какой-либо другой причине, кроме этой, тебе нужно переосмыслить свой следующий шаг.

Я медленно выдыхаю, когда он убирает палец, и с удивлением чувствую, что в глазах стоят слёзы. Возможно, мне нужно было услышать эти слова. Мне нужно было, чтобы кто-то осознал, насколько это будет тяжело, и избавил меня от эгоизма.

— Спасибо, — шепчу я.

Над нами воцаряется тишина, а я пересаживаюсь на бок и ложусь.

— Если бы я не могла уснуть в Осолисе, я бы просто отправилась к источникам под дворцом, — говорю я, пытаясь разрядить обстановку.

— На что они похожи? — мягко спрашивает он.

Я высвобождаю руку и кладу её под голову. Его рука сжимается в плотный кулак.

— Там тёмные туннели, петляющие под тем местом, где мы спим. Костры в Четвертой Ротации поддерживают воду тёплой под всем Осолисом. Когда ты достигаешь Третьей Ротации, вода становится слишком горячей для купания, но я ежедневно купаюсь в Первой и Второй, — я вздыхаю от воспоминания. — У меня была своя личная ванна. Я знаю, что это было сделано для того, чтобы отделить меня от других, на случай если кто-то увидит моё лицо, но мне это нравилось. В других пещерах все разделены по позициям, или, если ты занимаешь высокое положение, тебе выделяют ванну.

Я закрываю глаза и откидываю голову назад.

— Ты скучаешь по этому.

— Скучаю, — говорю я.

Я открываю глаза, когда понимаю, что это не совсем правда. Иногда я скучаю по близнецам так сильно, что кажется, это раздавит меня, и я переживаю за Аквина. Я скучаю по галопу на моей любимой Дромеде и бегу по длинной траве перед сбором урожая. Как бы я хотела бежать на тренировку или в приют, перепрыгивая через лозы, пока они не высохли и не опали во Второй Ротации.

Я исправляюсь.

— Скучаю. Иногда. В основном по мелочам. И по моим братьям-близнецам. Я хочу видеть их каждый день.

Его голос остаётся каменным.

— Ты пробыла здесь в течение долгого времени. Дольше, чем любой Солати в истории.

Я поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит на меня. Мне нечего сказать в ответ, поэтому я стараюсь быть осторожной и запоминаю его лицо с полуоткрытыми глазами. Его не обманешь, он всегда видел меня насквозь. Я полагаюсь на него в этом.

Я была дурой, не понимая, что это значит, когда впервые встретила его.

— Почему ты сказал все эти вещи сегодняшним вечером? — тихо спрашиваю я.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть его реакции.

Его ответ незамедлителен.

— Я давно хотел рассказать тебе. Это вещи, которые должна знать будущая королева.

Я улыбаюсь.

— Татум, Джован.

Я открываю глаза, чтобы взглянуть на него ещё раз. Только в последний раз. Он решает, что сказать, я это знаю. Но я вижу так много всего: уязвимость, нежность, нетерпение и страх. Я не могу придумать ни одной эмоции, которая сочетала бы в себе всё это.

Я, наверное, не практиковалась.

Он медленно наклоняется вперёд, в каждый момент давая мне понять, что он собирается сделать. Именно так я бы подошла к не прирученной Дромеде. Я говорю себе, что слишком устала, чтобы двигаться, когда его лицо приближается к моему, но на самом деле мне отчаянно хочется подтвердить то, что я обнаружила в ту ночь на балу.

Его губы касаются моих.

Поцелуй такой же, как я помню: мягкий и непреклонный. Как один поцелуй может быть таким приятным? Интимный жест является безусловным, но его усиливает мысль, крутящаяся у меня в голове. Прикосновения Джована лучше, чем всё, что я чувствовала в своей жизни. Что, если никто другой не сможет заставить меня чувствовать себя так же? А если нет никого другого, смогу ли я жить без этого?

Я задыхаюсь, и он отстраняется, глаза пронзают тусклый свет, приковывая меня к месту. После жизни в Осолисе я никогда бы не назвала голубой цвет цветом огня. Но это простое знание растворяется, когда я встречаюсь с его горячим взглядом. Интересно, горит ли мой собственный в ответ, или он знает, что я держусь за единственную ниточку осознания, которая мешает мне пересечь расстояние между нами.

И мысль, которая разрушает мой мир в тот момент, когда он начинает строиться заново: что, если я не хочу жить без этого?


* * *


Я ободряюще сжимаю руку Ландона, в момент, когда раздается лёгкий стук в мою дверь. Лёгкий стук не обязательно означает, что новости хорошие. На самом деле, я поняла, что обычно бывает наоборот. Это значит, что они не хотят устраивать сцену. Моя комната находится в уединенном месте в башне. В отдалении. Но придворные любили посплетничать и сходили с ума от любого свежего слуха.

Оландон отчаянно цепляется за меня. Ему три перемены, и он слишком мал для такого страха. Но чувство вины за то, что я разделяю с ним этот ужас, преобладает над потребностью облегчить моё бремя. Он мой единственный друг. Единственный, которого она позволит мне иметь.

— Спрячься под кроватью, Лина — плачет он.

Он всегда просит об этом. Я позволяю ему эти просьбы, потому что это нормально, но я поняла, что мольбы делают только хуже. В первую очередь, это не мешает им оставлять на тебе синяки. А умоляя, теряешь свою гордость.

Гордость это всё, что у меня осталось.

Когда снова раздается лёгкий стук, я поправляю вуаль, которую заставляет меня носить мать. Тот же звук, тот же паттерн. Три мягких удара костяшками пальцев одного из Элиты.

Я выглядываю из-под ткани, закрывающей лицо, чтобы убедиться, что мои мантии и сандалии безупречны. Матери не нравится, когда я неопрятна. Она говорит, что хочет, чтобы двор забыл, какая я уродливая. Если я буду опрятной, говорит она, может быть, однажды я кому-нибудь понравлюсь. Она говорит, что в Пятой Ротации есть почти такие же безобразные, как я. Интересно, они тоже носят вуали? Я думаю, что она лжёт, чтобы спалить мои надежды, но я цепляюсь за мысль, что когда-нибудь я встречу других уродливых людей. Может быть, они не будут постоянно причинять мне боль.

Я открываю дверь и смотрю на женщину. Сегодня шесть бойцов Элиты. Должно быть, я сделала что-то очень плохое; мой обычный эскорт — три или четыре человека. Несмотря на регулярность побоев, мне приходится проглотить комок страха. Желание заползти под кровать или в шкаф почти одолевает меня. Но за моей спиной стоит Оландон, не позволяя мне вернуться обратно.

Я выскальзываю и быстро закрываю дверь, направляясь в сторону комнаты с балконом. Это место, где стражники бьют меня, пока мать и дядя наблюдают. Я пыталась придумать ей название. Я слышала, как Аквин использовал на днях слово «пытка», как раз перед тем, как он показал нам с Ландоном, как причинять боль, чтобы получить ответы. Думаю, «Комната пыток» подойдёт. Хотя, мать вообще не задает мне вопросов. А мне бы хотелось, чтобы задавала. Иногда пинки причиняют такую боль, что я готова рассказать ей всё, что угодно.

У меня есть единственный секрет, который я никогда не раскрою.

Когда мы движемся по извилистым чёрным коридорам, из дверных проёмов высовываются головы. Я закатываю глаза от поведения двора. Они даже не пытаются скрыть, что подглядывают.

Два первых бойца Элиты проходят вперёд и распахивают двойные двери. Видя внутреннюю часть комнаты, я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы остановить вой. Там сплошная полированная тьма. Но меня беспокоит не это. Дело в том, что стены всегда начинают двигаться, когда я вхожу внутрь. Они пульсируют, как лодыжка, которую я однажды травмировала на тренировке. Иногда мне кажется, что стены сомкнутся надо мной и зажмут меня в крошечном пространстве, как в тот раз, когда дядя Кассий запер меня на два дня в сундуке. Это была одна из худших вещей, которые когда-либо со мной делали.

Затем появляются кровавые брызги.

Я знаю, что на самом деле их нет. Но это не значит, что я их не вижу. Там кровь, и она вся моя. Я оглядываю комнату и вспоминаю каждый удар, пинок, трещину и перелом, которые я получила. В одном шаге влево от меня — место, где мне выдрали ноготь большого пальца правой руки, а в двух шагах вправо — место, где я прыгала на одной точке в течение трёх часов. Это было не так уж плохо. Я притворилась, что нахожусь на тренировке, в конце концов, Элите надоело, и они отпустили меня.

Гадаю, где сегодня у меня пойдёт кровь.

Я поднимаю взгляд в направлении балкона. Обычно они произносят небольшую речь о каком-то проступке. Проступок должен быть чем-то плохим, потому что они всегда, кажется, говорят это прямо перед тем, как расквасить мне лицо.

Моя мать не отрывается от разговора с чудовищным дядей. Она царственно взмахивает рукой в воздухе. Сегодня речи не будет.

— Приступайте, — командует она.


* * *


Я не завтракаю, меня всё ещё трясёт от самого реалистичного кошмара, который я видела за долгое время. Я заснула под рассказы о детстве Джована, а когда проснулась, его уже не было рядом. Я рада, что он не видел, как на меня влияют ужасы прошлого. Я думала, что меня больше не преследует мать — во всяком случае, по ночам.

Меня находит Оландон и сообщает, что Король собирает тех, кому я хочу рассказать. Я начинаю жалеть, что Джован не составил мне компанию, оставив брата собирать их. Оландон, кажется, намерен высказать все сомнения и опасения по поводу раскрытия моего секрета, которые я молча испытывала в течение последней недели.

— Ты знаешь, если новости о твоих глазах станут общественным достоянием, тебе будет очень трудно стать Татум. Я не понимаю, почему ты способствуешь этому, — разъярённым тоном шепчет он.

Я не утруждаю себя ответом. Последние два часа я впустую тратила время, расхаживая по своей комнате. Вместо этого я сосредотачиваюсь на том, чтобы убедить себя не сдаваться.

— Мне трудно понять, а я твой брат, — он хватает меня за плечи, останавливая на полпути. — Ты жаждешь смерти.

Бесит, что он сможет увидеть панику на моём лице. Жаль, что на мне нет вуали.

— Я не знаю, почему ты это делаешь! Ты явно этого не хочешь. Это всё Король, — шипит он. — Он заставляет тебя сделать это.

Его неприязнь прорывается сквозь мой страх. Я фыркаю, а затем снова фыркаю, увидев отвращение на его лице при этом звуке.

Я обнимаю брата за талию. Сейчас он намного выше меня. Хотелось бы, чтобы он рос и в других аспектах.

— Жди здесь, — говорю я.

Я поворачиваюсь к длинному сиденью у подножия кровати, беру вуаль и затем возвращаюсь к брату.

— Ты изо всех сил старался научиться понимать чувства других. Похоже, ты достиг некоторой степени эмпатии в своих путешествиях по Осолису, и я не могу дождаться того дня, когда ты полностью раскроешь свой потенциал. Я знаю, что ты достигнешь этого в своё время.

Я вижу, что мои слова задевают его; мой вспыльчивый характер сделал меня грубой.

— А до тех пор, возможно, ты поймёшь лучше, если прочувствуешь мою жизнь на себе, — говорю я.

Я замечаю выражение его лица, когда он смотрит на вуаль в моих руках. Ужас. Это ошеломляет меня. Он боится вуали? Он смотрит на неё так, словно она вот-вот взорвётся перед его лицом.

— Кажется, я никогда не понимала, через какую боль ты прошёл, Ландон.

Слёзы заглушают мой голос. Его глаза начинают мерцать, пока я говорю. Я сжимаю его предплечье свободной рукой. Наконец-то понимаю, какое влияние оказал этот материал на его жизнь. Все те разы, когда он плакал из-за того, что меня утащили, или избили до крови и бросили сломленную на полу. Каждый раз, когда ему приходилось красться, чтобы помочь мне, или когда ему не давали нормального воспитания из-за его сестры, находящейся под запретом. Всё это было из-за ткани в моей руке.

Мой голос хрипит.

— Я поделюсь с тобой кое-чем. Вначале я в это не поверила, но теперь я убедилась в этом, — я протягиваю вуаль. — Это просто материал. Он делает то, что мы велим ему, — говорю я и чувствую, что мои черты лица становятся жёстче. — Это символ нашей матери. И она больше не управляет нами.

Что-то проходит между нами: без слов, сдвиг внутри — несокрушимая решимость, что наша мать никогда не вернёт себе эту власть. Мы больше никогда не позволим угнетать себя подобным образом. Он кивает, и я надеваю вуаль ему на голову. Деревянный ободок ему не подходит, и я отбрасываю его в сторону.

Оландон делает несколько пробных шагов и стукается голенью о длинное сиденье. Я в точности знаю, что он чувствует.

— Вени, — ругается он, запинаясь от боли.

Я кладу руку ему на спину, когда он приближается ко мне, и он подскакивает, кружась на месте.

— Я ничего не вижу, — он срывает вуаль со своей головы, и материал падает на пол. — Как? Как ты это делала? Как ты вообще ходила?

Я опускаю взгляд на вуаль.

— Должно быть, ты был очень мал, чтобы запомнить, но у меня было очень сложное время, когда я впервые покинула свою комнату. Я знала только планировку своей комнаты, а затем дорогу к Аквину, когда мать впервые разрешила мне наблюдать за вашими тренировками.

Не думаю, что я когда-либо говорила об этом. Это всё равно, что теребить только что заживший порез.

— Когда в первый же день на улице я упала и услышала смех и колкости, я поняла, что это люди моей матери. Они никогда не будут моими. Я надеялась найти друзей, которые будут ждать меня за дверью, когда я освобожусь. Мечты об этом не давали мне покоя долгие годы. Ты можешь представить моё полнейшее опустошение, когда я поняла, что этого не произойдёт.

— Я знаю, что ты запомнила дворец, — говорит Оландон.

Я наклоняю голову в знак признательности.

— Да, это так. После первого унижения я выходила по ночам на улицу, чтобы попрактиковаться. И со временем мне удалось научиться выживать, обращая внимание на малейшие движения тел людей: на свет, исчезающий между пальцами, малейший поворот в сторону или пожатие плеч. На всё что угодно, чтобы компенсировать отсутствие возможности видеть мимику, — я смотрю на своего младшего брата и улыбаюсь. — Я знала твоё лицо только потому, что очень часто была близка к тебе. Даже сейчас, когда я смотрю на тебя без вуали, я замечаю новые детали.

Оландон приседает перед вуалью, не касаясь её.

— Я вырос на твоих обещаниях, на твоих планах относительно Осолиса. Там, где у некоторых детей звучали колыбельные, я цеплялся за твои слова, как за пророчество, которое, в конце концов, сбудется. Временами я чувствую себя преданным. Что изменилось, почему ты не готова отдать всё, чтобы твои планы осуществились?

Я вздрагиваю от его напористости. Он считает, что я сдаюсь? Что я отпускаю все мои надежды и мечты. Это правда, что они не в каждой моей мысли. Так же, как поиск убийцы Кедрика больше не занимает все мои мысли. Но это не значит, что я чувствую безотлагательность любого из них меньше.

Я поняла, что в жизни есть нечто большее, чем месть. Я также усвоила, что, когда ты не воспринимаешь картину целиком, ты совершаешь ошибки. Я хочу медленно оторвать голову от тела убийцы. Я хочу услышать крики преступника. Я хочу править Осолисом на своих условиях. Я хочу исцелить свой народ, исправить свой мир и править справедливо.

Я очень сильно хочу всего этого.

Но собираюсь ли я игнорировать гражданскую войну, чтобы броситься с головой в то, о чём потом буду жалеть? Пожертвую ли я собственным счастьем ради достижения этих целей?

Нет, если я могу помочь.

— Я понимаю, что это значит для тебя, — продолжает он. — Носить вуаль ужасно, и я каждой частичкой своего существа желаю, чтобы был иной путь. Но разве ты не видишь, что это будет значить для нашего народа? Твоего народа? Ты нужна им, чтобы быть Татум, а чтобы быть Татум, ты должна носить вуаль. Они не должны знать, что у тебя голубые глаза. Ты не можешь показывать этим… — он ищет нужное слово и с шипением произносит его, — чужеземцам своё лицо.

За мной распахивается дверь. Я не пытаюсь повернуться, только Джован ступает так легко. Воздух между мной и братом напряжён. Как я могу напомнить ему о его месте и одновременно показать, что ценю его мнение?

— Если бы это зависело от тебя, — начинаю я, подчёркивая первое слово, — что бы ты велел мне сделать?

— Останови эту дурость. Ограничь количество знающих людей теми, кто уже знает. Держи свою особенность в секрете. Немедленно возвращайся в Осолис, — он хмуро смотрит на Короля Джована. — И займи своё законное место в качестве Татум. Вуаль должна остаться. Это досадная жертва от твоего имени…

Джован нарушает молчание:

— Досадная!

Я издаю стон и оглядываюсь через плечо, безмолвно умоляя его не шуметь. Он смотрит на меня и скрещивает руки, выпрямляясь во весь рост.

— Я согласна с тобой, отчасти, — говорю я. — Но я также считаю, что к большей части проблем можно применить один принцип, а именно: мы должны учиться на ошибках прошлого. Мать построила свою жизнь на секретах, и теперь, когда фундамент ослаб, существует опасность, что всё здание рухнет вокруг неё. Мало того, её страх перед разоблачением высосал Осолис досуха — независимо от того, каковы были её первоначальные намерения. Советуешь ли ты последовать мне за ней по этому пути?

Я подхожу к Оландону, стараясь не касаться его.

— Я ещё во многом пытаюсь разобраться, но я знаю, что если я буду несчастлива, то и Осолис, в конечном счете, будет несчастлив, — слова Джована, сказанные прошлой ночью, звучат у меня в голове. — Эти два фактора связаны между собой. Они применимы к любому правителю, — интересно, что думает об этом Джован. — Я не могу быть счастлива с вуалью. Я попробовала жизнь без неё, и, если я смогу найти какой-нибудь способ жить без неё, я это сделаю.

Взгляд Оландона ожесточается.

— Мать была права. Ты уничтожишь Осолис, — говорит он с горечью в голосе.


Мои плечи опускаются, когда он проталкивается мимо меня.

— Прости, что тебе пришлось выслушать это, — тихим голосом говорю я.

Я с усталой улыбкой поворачиваюсь лицом к Джовану.

— Ему тяжело это принять, — объясняю я.

И это действительно так. Тяжелее, чем я думала раньше. Я говорю о том, что мир Татум рушится до основания, но, по мнению Оландона, мои действия разрушают неустойчивые связи, за которые он цепляется. Ему, наверное, кажется, что он по-прежнему в Оскале.

— Они собрались в зале заседаний, — жёстким голосом говорит Джован.

Он зол. Страшно зол. Я склоняю голову.

— Хорошо, хорошо. Верно, — хриплю я.

Я в замешательстве ищу вуаль. Куда я её положила? Джован наклоняется и протягивает мне материал вместе с ободком.

— С-спасибо, — заикаюсь я и хватаю вуаль трясущимися руками.

Он целует ладони обеих моих рук, как только вуаль оказывается на месте.

— Ты делаешь правильный выбор. Мальчик ещё молод. Он не понимает жертву, о которой просит тебя.

— Он младше меня всего на год, может на два. Я точно не знаю, — бормочу я.


class="book">Я считала, что мать солгала о моём возрасте, чтобы отгородиться от мирной делегации, но у меня не было доказательств.

Джован качает головой.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты должна быть так же молода, но, увы. Обстоятельства изменили тебя. Ты можешь сделать это. Я буду там, рядом с тобой всё время.

Моё тело наполняется нервным напряжением. Я чувствую себя так, будто могу сражаться с двадцатью людьми одновременно. А потом сделать это снова и снова. Мои глаза вновь привыкают к темноте, и я различаю фигуру Короля.

Джован будет там. Я не буду одна.

— Идём.

Если кто-то и мог отвлечь меня по дороге в зал заседаний, то это был бы Джован. Но хотя я слышу его голос и знаю, что он говорит, я не могу сосредоточиться на его словах. Вместо этого я прокручиваю в голове список людей в комнате: Малир, Садра, Рон, Аднан, Санджей, Роман, Фиона, Осколок, Лавина, Вьюга, Лёд, Алзона, Кристал и Жаклин. Надеюсь, увидев моё лицо, Джеки поймёт, что в моём поступке не было ничего личного или предательского. Сегодня я могу вновь обрести друга. Я доверяла каждому из этих людей в разной степени. Но в моей голове бушуют сомнения. Что, если Алзона решит продать информацию за золото? Что, если Санджей напьётся и сболтнёт лишнего? Что, если они не смогут преодолеть отвращение к моей смешанной крови? По крайней мере, Кристал поймёт. Но тогда она поймёт, что я воспользовалась ею, чтобы сбежать от Джована в прошлом Секторе.

Джован останавливает меня у дверей.

— Мне нужно кое-что сделать прежде, чем мы войдём. Подожди меня здесь, я ненадолго.

Я стою в молчании, вместо того чтобы задавать ему вопросы и обнажить свой страх.

Он берёт меня за плечи.

— Я не задержусь, обещаю тебе, — убеждает он.

Я отмахиваюсь от него с большей смелостью, чем чувствую.

— Со мной всё будет в порядке.

Я сажусь, спина напряжена. Что, если Оландон прав? Буду ли я оглядываться на этот момент и жалеть, что не могу вернуть его назад, как многие другие моменты моей жизни?

Я смотрю невидящими глазами на дверь зала заседаний. До меня доносится глухое бормотание. Они там — мои друзья! Останутся ли они моими друзьями через полчаса?

На дрожащих ногах я приближаюсь к двери. Когда стены начинают пульсировать вокруг меня, я на секунду удивляюсь, что это не произошло раньше. Я наклоняюсь, пока обеими руками не упираюсь в дверь. Я знаю, что мне нужно сделать, чтобы всё прошло. Я контролирую ситуацию. Это исходит от меня. Я единственная, кто может заставить это исчезнуть. И оно уйдет. Я знаю, потому что я делала это раньше. В итоге, стены, вместо того чтобы пульсировать, начнут дрожать, потом вибрировать. В конце концов, они будут просто мерцать.

Стены перестают двигаться.

Я пялюсь на тяжёлую деревянную дверь передо мной. Бормотание по-прежнему различимо. Мои друзья на другой стороне издают этот звук, а не мои враги.

«Они не мои враги», — повторяю я.

В любом случае, я должна знать, с какими взглядами мне придётся столкнуться, если я хочу хоть немного счастья в своём будущем.

Я оглядываюсь через плечо.

Король сказал подождать его, прежде чем входить в комнату. Но он не всегда будет рядом, чтобы на него опереться. Я не должна привыкать к этому. Я делаю успокаивающий вдох, заставляя свои сжатые пальцы взяться за увесистую дверную ручку. Я нацеливаюсь на невозможное будущее, которого я не могу не желать.

Больше некуда идти, кроме как вперёд.


ГЛАВА 9


Дверь со скрипом закрывается за мной. Моё внезапное появление прерывает разговор собравшихся в зале. Я представляю, что четырнадцать любопытных людей сейчас смотрят в мою сторону. Шестеро из них понятия не имеют, кто эта за персона в вуали. Из всех них Рон, наверное, единственный, кто может догадаться, что сейчас вот-вот произойдёт.

Они сидят двумя группами. Слева — члены казарм, справа — делегаты и их жёны. Должно быть, они гадают, что у них может быть общего, раз их позвали сюда и собрали вместе. Я сомневаюсь, что они вообще разговаривали, хотя мужчины из казарм провели несколько недель в замке, тренируясь с некоторыми делегатами. Надо полагать, это тяжёлая работа — игнорировать группу людей, находящихся от тебя не более чем в пяти метрах. Но обе группы всё равно это делают. Пузырь истерического смеха вырывается наружу, и я крепко сжимаю губы.

— Татума Олина, — с поклоном приближается Малир.

Хотя он всегда вежлив, он совершенствует манеры для присутствующей компании из казарм.

— Ты знаешь, зачем нас вызвали?

Я гадаю, узнает ли Осколок мой голос.

— Скоро придёт Король, и вам расскажут, что происходит, — говорю я.

Я не хочу, чтобы мой голос звучал холодно, но ничего не поделаешь — это компенсация моих нервов, видимо. Краем глаза я замечаю, как Алзона и остальные поворачивают головы друг к другу. Моё сердце бешено бьётся. Догадались ли они?

Я опираюсь на стол в форме каменного круга, но быстро понимаю, что ноги меня не держат. Размеренными шагами я прохожу мимо членов казарм и замечаю широко раскрытые глаза Кристал. Она уверена, что смотрит на Татуму Осолиса. Знают ли остальные, кто такая Татума? Неужели я настолько изменилась под вуалью, что они не могут понять, что это я?

Я занимаю своё место напротив трона и жду.

Молчание Санджея ясно говорит о напряжении в помещении.

Король с грохотом распахивает дверь, и я чуть не падаю на пол в обмороке. Если я когда-нибудь и могла полюбить этот грохот, то только сейчас. За ним следует мой брат. Так вот куда исчез Джован? Меня захлёстывают эмоции. Он знал, что Оландон нужен мне здесь, рядом со мной.

Никто из явившихся мужчин не приветствует моих друзей.

Оландон подходит к столу, становится передо мной и опускается на одно колено. Покорный. Он одет в мантии. Должно быть, он замерз, но это хороший ход, мантии показывают нашу связь с Осолисом. И его почтительное отношение тоже поможет.

Он смотрит на меня, и я жестом указываю вправо. Он слегка удивлённо откидывает голову назад. Несомненно, он думал, что будет отправлен в левую от меня сторону. Ко мне подходит Король, оставив свой разговор с Роном. Он наклоняется через стол.

— Ты не дождалась, — говорит он.

— Я хотела сделать это сама, — шепчу я в ответ.

Он издаёт раздражённый гортанный звук.

— Конечно, ты хотела.

Он отталкивается от стола и поворачивается к находящимся в комнате.

— Садитесь, — бурчит он.

Я закатываю глаза от его грубости.

— Кто из двух групп сидит рядом друг с другом? — спрашиваю я Оландона.

— Между ними есть место, но Рон и мужчина, который ещё больше него, и со шрамами по всему лицу, — говорит он.

Лавина.

В комнате воцаряется тишина. Я начинаю, когда понимаю, что Джован повернулся в мою сторону.

— Татума, кажется, есть что-то, что ты хотела сказать, — подсказывает он.


Ужас не просто бьёт меня по лицу; он проносится сквозь меня с силой скачущего стада. Я не задумывалась об этом моменте. Момент прохода через дверь полностью поглотил меня. Как я собиралась сказать им?

Стены начинают мерцать.

По всей видимости, я подала какой-то знак, потому что Оландон берёт под столом мою руку и сжимает.

— Д-да, Король Джован.

Я встаю, когда он начинает двигаться вокруг стола. Он не занимает позицию слева от меня. Он так же и не садится. Он становится сразу позади меня, предоставляя мне слово и буквально прикрывая меня.

Я прочищаю горло, гадая как начать. Тишина такая громкая, и я знаю, что все удивляются, почему я молчу. В моей груди бьётся страх.

Слова настолько тихие, что я едва слышу, как они звучат позади меня.

— С самого начала, Лина.

Джован произносит моё имя как ключ. Барьер в моём сознании ломается, и я точно знаю, с чего начать.

— Вероятно, вы все задаётесь вопросом, почему сегодня вас позвали сюда, — говорю я, чувствуя облегчение от того, что мой голос звучит отчётливо. — Правда в том, что, хотя вы ещё не знаете этого, вы все важны для меня.

— Что сказала девчушка?

Я слышу шёпот Льда. Остальные шикают на него.

— Для тех из вас, кто не… привык ко мне, я — Татума Олина. На языке Брум это означает, что я принцесса, наследница трона Осолиса, — я делаю успокаивающий вдох. — Моя мать с рождения скрывала меня. Возможно, вы слышали об её неприязни ко мне даже здесь… это, определённо, не секрет в моём родном мире, — я тяжело вздыхаю. — По правде говоря, я не люблю говорить о своём детстве. Большую его часть я провела взаперти в комнате, а в десять лет мне разрешили выйти, только для того, чтобы я открыла для себя тёмный и извращённый мир.

Позади меня раздаётся резкий вздох. Упс, не думаю, что Джован знал эту деталь. Я продолжаю:

— Я очень страдала от рук своей матери. Меня избивали до крови бессчётное количество раз. То, что было сделано, слишком ужасное и личное, чтобы пересказывать.

Кто-то задыхается. Фиона.

— К счастью, мой брат, Оландон, помогал мне настолько, насколько мог. Он, вместе с моими юными братьями-близнецами и старым другом, сделал жизнь сносной.

Я кладу руку на плечо брата.

— Моя жизнь шла своим ходом, и я не ожидала, что она изменится, пока из Гласиума не приехала делегация мира. Некоторые из вас были в той делегации, — говорю я, жестом указывая на место, где сидят Роман, Аднан и остальные. — Но кое-кого я узнала ближе остальных. Принца Кедрика. Во время перезаключения соглашений мы успели хорошо узнать друг друга. В конце концов, он решил спросить, почему я ношу вуаль, — я окидываю взглядом место, где сидят собравшиеся. — Те из вас, кто знал его, могут представить, сколько самообладания ему потребовалось, чтобы не спросить меня об этом раньше.

В глубине зала собраний хихикает Санджей.

Я делаю паузу на несколько секунд, пытаясь идеально сформулировать то, что хочу сказать.

— Можете ли вы поверить, что я никогда не видела своего лица до того, как оказалась в Гласиуме? — спрашиваю я.

Так тихо, что я могу слышать, как дышит Джован.

— Знаю, вы бы подумали, что едва ли это возможно. Но моя мать приложила все усилия, чтобы этого не случилось. Зеркала были уничтожены, озёра засыпаны, а стоячая вода была под запретом.

Я окидываю взглядом собравшихся. И хотя я не могу их видеть, я знаю, что действие заставит их почувствовать, что я могу.

— Осолис не похож на Гласиум. Население намного меньше, и от Татум негде спрятаться. Нарушение её правил — мгновенная смерть для тебя и твоей семьи. Она заставила других бояться меня. Люди при дворе ненавидели меня, потому что думали таким образом добиться расположения моей матери. Но она не только заставила других бояться меня, она заставила меня бояться себя.

Я горько усмехаюсь.

— Это кажется странным, не так ли? Бояться себя? Я знала, что могу снять вуаль. Однако также знала, что она сделает с теми, кто меня увидит. Я знала, потому что однажды, будучи ещё маленькой, я открыла лицо деревенской девушке. На моих глазах ей перерезали горло. Её кровь была на моих руках. Она до сих пор не смыта.


Это чистосердечное признание причиняет мне физическую боль, когда я произношу его вслух.

Кто-то плачет. Женщина.

— Всякий раз, когда у меня возникало искушение показать лицо брату, воспоминания о крови, хлынувшей из горла девушки, быстро напоминали мне, что не стоит рисковать.

— Даже Оландон не видел твоего лица? — ошеломлённо спрашивает Аднан.

— Нет, никто с рождения не видел моего лица, полагаю, кроме тёти, которая, возможно, заботилась обо мне, — отвечаю я.

Я иду вокруг стола, пока говорю. Мне нужно двигаться. Напряжение в комнате невыносимо.

— Со временем я начала бояться вуали. Что, если она соскользнёт, пока я работаю в приюте? Какую семью убьёт моя мать? А если она слетит во время тренировки? Убьёт ли она Аквина, моего старого инструктора? Мать намеренно вбила в меня этот страх. Но я только позже узнала об этом.

Мои движения становятся отрывистыми. Я ставлю ноги в середину круга и закрываю глаза.

— Со временем Кедрик понял это. Татум не хотела, чтобы я снимала вуаль. Это не имело никакого отношения к степени моего уродства. Она боялась, что я сниму её. Это кажется очевидным, не так ли? Так было для вашего принца. Что пыталась скрыть Татум? Однажды, подвергнувшись побоям, которые, вероятно, убили бы меня, я пригрозила снять вуаль. Это одно из моих любимых воспоминаний: момент, когда я увидела, как моя мать ужаснулась.

Кто-то начинает говорить:

— Принц Кедрик предупредил нас за месяц до того, как мы ушли. Он не сообщил никаких подробностей — просто сказал, чтобы мы были начеку в случае опасности.

Я наклоняю голову в сторону человека, который говорит. Возможно, Роман.

— Это из-за того, что я поставила матери ультиматум. Если она снова тронет меня или причинит боль тому, кого я люблю, я открою всем своё лицо.

Я подёргиваю вуаль. Нервный жест, который я уже давно не вспоминала.

— Принц Кедрик увидел моё лицо за считанный миг до того, как был застрелен, спасая меня. Его смерть запустила для меня целую череду событий.

Раздающиеся из уст делегатов звуки согласия вызывают у меня улыбку.

— Фиона, Джеки, вы помните день, когда я попросила вас научить меня шить?

— Конечно, — дрожащим голосом говорит Фиона.

Это она плакала. Полагаю, беременность сделала её эмоциональной.

— Ты порезала руку о зеркало, и это всколыхнуло дурные воспоминания, — продолжает она.

— Это ложь, которая казалось необходимой в то время. Прошу прощения, — говорю я. — В тот день я впервые увидела своё лицо.

Я играю с нижней частью моей вуали. Члены бараков, вероятно, по-прежнему гадают, что они тут делают. Я всё жду, что Осколок догадается. Ведь Мороз не появилась, хотя сказала, что будет.

— Потребовалось колоссальное усилие, чтобы избавиться от этого лёгкого материала после многих лет привычного ношения. И, к сожалению, в этот момент все мои надежды и амбиции растворились в воздухе. Впервые я узнала причину, по которой моя мать скрыла меня под вуалью. Это был не тот счастливый конец, который я себе представляла. Понимаете, если бы я была просто страшненькой, или красивой, или изуродованной, это не было бы проблемой…

Я поплотнее сжимаю вуаль и поворачиваюсь лицом к членам казарм.

— Вы скоро поймёте свою роль в происходящем, — говорю я своим друзьям из Внешних Колец. — Простите, но о вас речь пойдёт позже. А пока я хочу показать вам всем своё лицо.

В глубине комнаты раздаются тихие перешёптывания. Король прочищает горло, и лишние звуки исчезают.

— Я покажу вам, потому что вы все дороги мне, и я хочу жить без лжи. Но я также покажу вам своё лицо, потому что желаю вашей поддержки. Недавние события заставили меня показать своё лицо постороннему человеку. Несколько человек тоже видели меня. Я чувствую, что это лишь вопрос времени, когда, так или иначе, станет известна правда. Я бы предпочла рассказать её вам так, как вы того заслуживаете.

Я не могу сопротивляться порыву. Я поворачиваюсь, чтобы найти Джована. Его там нет. Я ищу его и вижу, что он сделал шаг вправо от меня. Он стоит всего в двух шагах от меня, но он там, и я знаю, что он не оставит меня одну. Я снимаю ободок из Каура и смотрю на брата. Через несколько мгновений он кивает, переходя в сторону слева от меня.

Он никогда не узнает, что это значит для меня.

Сжимая в руках грубую ткань, я вдыхаю, понимая, что мой мир скоро изменится, а затем выдыхаю, ощущая некий покой от того, что скоро секрет перестанет быть секретом. Это бремя больше не будет лежать только на моих плечах.

Я всегда закрывала глаза, когда поднимала вуаль перед кем-то новым. В этот раз мои глаза остаются открытыми, когда я стягиваю вуаль на край плеч. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы руки не дрожали, пока она доходит до подбородка, носа, и с последним рывком, избавляю лицо от эмоций, и полностью стягиваю её с головы.


ГЛАВА 10


Вуаль опускается на пол с нежным шепотом, который свидетельствует о её зловещем прошлом.

Я смотрю на людей в комнате, а они смотрят на меня.

Плотина прорывается.

Они поворачиваются друг к другу и судорожно шепчутся, затем все начинают делать то же самое и кричать, чтобы их услышали из-за шума. Я держу спину прямо, а мои друзья смотрят на меня и говорят, потом смотрят и снова говорят. Мои глаза слезятся, но я стараюсь не моргать слишком часто и не выглядеть так, будто прячу глаза.

Я делаю неуверенный шаг назад.

— Тишина! — ревёт Джован.

Собравшиеся замолкают. Члены казарм немного отстают, но не так сильно, как когда Алзона пытается их заткнуть. Король подходит ко мне сзади, и я чувствую его тепло своей спиной. Он кладёт руки мне на плечи, вероятно, разглядывая мой суд присяжных поверх моей головы.

— Мы здесь, чтобы ответить на ваши вопросы, но не кудахтайте как долбаные курицы в курятнике. Спросите Олину, — приказывает он.

Никто не хочет быть первым. Все бросают взгляды друг на друга, гадая, кто окажется достаточно смел, чтобы сделать это. Отсутствие шума ещё хуже.

Всё зависит от меня. Я поворачиваюсь к жителям барака и изображаю некое подобие улыбки.

— Может быть, теперь я смогу спросить вас, что такое «Лавина», — говорю я.

Они не сразу понимают. Но затем Осколок ударяет рукой по столу.

— Теперь всё это обретает столько смысла! — говорит он. Он обходит стол. — Все те разы, когда ты говорила что-то не к месту, а мы объясняли это тем, что ты вычурная и приехала из замка, — он качает головой, на его лице появляется широкая ухмылка. — Ты чёртова Солати? Всё это время.

Он откидывает голову назад и снова смеётся. Подходит ко мне, но держится на расстоянии вытянутой руки.

— У тебя большие яйца, Мороз. Может быть, больше, чем у Лавины, — говорит он.

Мы одновременно корчим гримасы. Малир бросает на него злобный взгляд.

Он наклоняется, глаза добрые. Я знаю, что все мои опасения написаны на моём лице.

— Я всегда предполагал, что ты знала это раньше, но позволь сказать, что ты настолько хороша, насколько это возможно.

Он притягивает меня в крепкие объятия.

Это то, что я всегда хотела услышать. Реакция моих друзей превосходна. Оказывается, это последняя капля на очень напряжённой неделе. Я вздрагиваю, когда потоки слёз стекают по моему лицу на его плечо. Осколок отступает назад и неловко похлопывает меня по руке, оглядываясь на других членов казарм с тревожным выражением лица. Я хихикаю и всхлипываю, а он стоит рядом, не зная, как меня утешить.

— Ох, осторожно! Мужчины и слёзы, — Фиона обходит его и целует меня в щёку. Она вытирает свои глаза. — Не знаю, почему я плачу. У тебя такая п-печальная история. Я всегда знала, что ты будешь прекрасной. Внутри и снаружи, — её голос срывается на последнем слове, и она поворачивается к груди Санджея.

Он притягивает меня к себе, обнимая её одной рукой.

— Не уверен, говорил ли тебе кто-то об этом, Олина, но у тебя голубые глаза, — шепчет Санджей.

Напряжение взрывается приступом смеха. Я говорю ему «спасибо», удивляясь тому, что он хмурит брови, изучая моё лицо. У меня нет времени долго размышлять: формируется очередь.

— Я всё время гадал, почему Мороз спасла меня в тот день в Куполе, — на полном серьёзе говорит Малир. — Спасибо, Татума. Мне жаль, что ты вообще оказалась в этом положении.

— Малир, ты знаешь, что нужно называть меня Олиной. И я должна сказать, что очень интересно увидеть Купол с другой стороны… как человек на пороге казни, а не просто наблюдатель. Я также говорила об этом с Королём. Но, по крайней мере, ты можешь не переживать за безопасность во время переходов. Было легко ускользнуть в роли Брумы.

Он улыбается мне и бросает виноватый взгляд на Садру, сидящую рядом с ним. Она щёлкает языком и целует меня в лоб.

— Что ж, моя дорогая, похоже, всё это время ты присматривала за нами. Я ещё раз благодарю тебя за спасение моего мужа. Хотя мне не очень понравилось слушать, как он переживает из-за пробелов в своей стратегии переходов.

Теперь моя очередь смущаться. Малир ухмыляется.

Следующей подходит Кристал. Она легонько ударяет меня по плечу и отступает назад, словно обжигаясь.

— Упс. А я могу теперь так делать, когда ты Татума?

Она бросает тревожный взгляд за мою спину. Я оборачиваюсь и вижу там сурового Джована. Я вскидываю брови, смотря на него, но он не меняет своей напряжённой позы.

Я улыбаюсь, снова заглядывая в глаза своей подруге Ире.

— Я всегда была Татумой. Тебе следует вести со мной так же, как и раньше.

Она ахает.

— Ты заставила меня помочь Солати сбежать от Короля!

О-оу. Джован не знал, что она была пособницей. Она продолжает, пока я обмениваюсь тревожным взглядом с Алзоной. Кристал предложила мне помощь, когда подумала, что Джован воспользовался мной после того, как я выжила в Куполе. Я сбежала после того, как переспала с Королём, и молодая женщина привела меня к Ире, чтобы спасти. Я с ужасом ждала того дня, когда она узнает, что на самом деле я не была в беде, а просто хотела немного пространства вдали от лидера Гласиума. Сказать, что Джован был в ярости, значит преуменьшить. Надеюсь, он не обратит свою обиду на миниатюрную женщину.

— Я ведь знала, что ты была метисом, но думала, что он заставляет тебя заниматься с ним сексом против твоей воли или что-то в этом роде.

Я сопротивляюсь желанию закрыть лицо, в то время как Алзона наклоняется вперёд и закрывает рот Кристал, вытаскивая её из очереди. Я чувствую две точки на своей спине, где Король сверлит взглядом мне спину. Я не смею взглянуть на брата.

Вместо этого я поворачиваю своё красное лицо к Аднану. Он один из немногих здесь, кто не будет настаивать на комментариях про секс. Он протягивает руку за вуалью.

— Меня всегда больше всего интересовал этот материал. Можно? — спрашивает он.

Я без слов передаю её и получаю от него быструю улыбку. Я улыбаюсь в ответ, зная, что он хочет сказать, хотя он не может найти слов — во всяком случае, не без изрядного количества варева. Он чувствует себя наиболее комфортно, когда Санджей принимает непосредственное участие в разговоре.

Я прохожу мимо них, Вьюга и Лёд, похоже, считают это отличной шуткой, как и Осколок. Лавина обнимает меня достаточно крепко, чтобы сломать все кости в моём теле.

— Как давно ты знаешь? — спрашиваю я Рона, когда он приближается.

Его лицо расплывается в редкой улыбке.

— Я заподозрил, когда увидел твоё взаимодействие с Королём в Куполе. Были очевидные подсказки: рост, размер грудной клетки, — жестом указывает он.


Я стыдливо прикрываю грудь руками. Оландон направляется в мою сторону.

Рон бросает взгляд на Кристал.

— Кроме того я видел, как ты уложила Кедрика на спину, когда он подкрался к тебе в тот раз в Осолисе. Но я убедился, что ты — Олина, а не какая-то другая девушка невысокого роста, когда привел Кауру в обеденный зал.

— Ты сделал это намеренно, не так ли? — спрашиваю я.

Мой единственный ответ — огромная ухмылка, но затем Санджей пихает Рона.

— Ты знал? И ты не сказал мне? Своему лучшему другу? Почему? — шутит Санджей.

Рон фыркает.

— Я могу держать рот на замке, вот почему.

Санджей прижимает руку к груди, как будто его ранили.

— Почему у меня ощущение, что в конце предложения будет «в отличие от тебя, Санджей».

Я хихикаю, поворачиваясь, чтобы разделить этот момент с Джованом. Он хмурится, стоя в дальнем углу. Он видит, что я наблюдаю, и быстро меняет выражение лица, поспешно улыбаясь мне. Слишком поздно, я заметила, что что-то не так. Делегаты намеренно загораживают мне вид в сторону Джеки и Романа. Улыбка исчезает с моего лица, когда я вижу, что они яростно ругаются на пониженных тонах. Шум становится всё громче, становится труднее притворяться, что мы их не слышим.

Роман поднимает глаза и видит, как мы все стоим в замешательстве. Он сбрасывает руку Жаклин со своей руки и идёт ко мне, устремив на неё испепеляющий взгляд. При его приближении передо мной встаёт Король. Я касаюсь локтя Джована и делаю шаг в сторону Романа, который облизывает губы, бросая взгляд на своего Короля.

— Олина, моя дорогая подруга. Я так ужасно сожалею о тех испытаниях, через которые ты прошла, и я польщён, как от своего имени, так и от имени Жаклин, что ты сочла нас достойными этого откровения. Мужчина, который привлечёт твоё внимание, действительно счастливчик, потому что ты мужественна и преданна до безумия.

Его слова искренни, хотя думаю, не перебарщивает ли он, чтобы разозлить Жаклин. Он должен был знать, что Джеки не из тех, кто молча наблюдает.

— Можешь не упоминать моё имя в этой речи, муж, — говорит она сквозь стиснутые зубы.

Фиона подходит к ней, но Джеки разводит руками.

— Отвали, Фиона. Ты поцеловала её. Я не хочу, чтобы ты находилась рядом со мной.

Я вздрагиваю, как и большинство людей в комнате. Роман дрожит, он в ярости. Но я беспокоюсь не о нём. Я хватаюсь за напряжённое предплечье Джована и наваливаюсь всем весом своего тела, когда он начинает двигаться в сторону Джеки.

— Лучше кому-нибудь заткнуть эту суку, пока я не приложила её правым кулаком, — кричит Алзона. — Потом левым.

Лёд хрустит костяшками пальцев.

— Как скажешь, Зона.

Я знаю, что он никогда не доведёт свои слова до дела, но Жаклин не знает этого. Она делает пару шагов назад и смотрит на Романа. Когда она видит, что он не сдвинулся с места, она снова начинает злиться.

— Как вы все могли упустить тот факт, что она смешанная! Она наполовину Брума, наполовину Солати. Ей нигде не нет места. Она чудовище, мерзость.

Она сплёвывает на пол рядом с собой.

— Эм, вообще-то, я думаю, ты найдёшь место… — начинает Кристал.

— Кристал, — говорю я.

Она замолкает. Упоминание Ире в присутствии Джеки сейчас было бы не самым лучшим решением. Джован ещё не поделился со своим народом подробностями.

— Мне жаль, что ты так считаешь, Джеки, — сказала я. — Если честно, я отчасти надеялась, что это поможет тебе простить меня за то, что я бросила вас по пути в Первый Сектор.

Я придвигаюсь ближе к ней, сцепляя руки за спиной.

— Я знала, — она тяжело дышит. — Я никогда раньше не видела такой необычный иссиня-чёрный цвет волос. Я увидела тебя в Куполе, увидела свет, отражающийся от твоих волос, увидела, как ты издалека смотришь на наш столик, и поняла, что это ты. Что рядом со мной сидела мерзкая полукровка и месяцами ела мою еду.

Масштабы её ненависти оставляют во рту кислый привкус. Её слова никогда не покинут меня, поскольку они подкрепляют каждый мой страх.

— Закрой свой рот, хотя бы раз в жизни, — ревёт Роман.

Половина комнаты подпрыгивает. Я гадаю, видели ли они его раньше в таком гневе. Не думаю, что была свидетельницей того, как он перечит Джеки.

Жаклин пялится на него распахнутыми глазами.

Я пробегаюсь по своим вариантам: позволить Джовану взять контроль ситуации на себя, слушать, как Роман и Жаклин спорят, или оставить её на милость разъяренных бойцов из ям.

— Вы все одурачены сиськами и улыбкой, — снова начинает она, прижимая руку ко рту.

В стену возле её головы вонзается кинжал. Один из кинжалов Осколка.

— Тебе следует быть осторожной с тем, что ты скажешь дальше. Он промахнулся намеренно, — говорит Вьюга. — Но может быть тебе стоит продолжить свою речь и сделать нам всем одолжение, — он маниакально ухмыляется.

Я знаю его, и это всё ещё пугающе.

Я выбираю последний вариант: вмешаться самой.

Я подхожу к Джеки, подняв ладони в неопасном жесте.

— Похоже, ты уже всё решила, и я не буду тратить время на то, чтобы переубедить человека, настроенного на ненависть. Но ради того, что у нас было до того, как ты узнала, насколько я отвратительна, можешь рассказать, почему ты так ненавидишь метисов? — спрашиваю я самым спокойным голосом.

В её лице что-то мелькает. Возможно, она поняла, что находится в безнадежном меньшинстве, но я говорю себе, что это та Джеки, которую я знала раньше. Та, которая заступалась за меня перед Арлой месяцы назад.

— Твой вид не приносит ничего, кроме боли и страданий, — говорит она с глазами полными слёз.

Её ненависть носит личный характер. И, очевидно, ещё свежа, или слишком долго подавлялась.

Король обхватывает меня руками.

— Роман, если ты не заткнёшь свою жену, это сделаю я, а после этого разберусь с тобой.

Он не повышает голос. Ему это не нужно. Роман спешит к Жаклин, в то время Король обращается к моей бывшей подруге.

— Как твоему Королю, мне стыдно, что одна из моих подданных могла так отреагировать. Ты слышала, какой была жизнь Олины, но из-за чего-то из твоего прошлого ты слепа к любому проявлению сочувствия. По отношению к тебе я чувствую тот же гнев и отвращение, которые ты испытываешь к женщине рядом со мной, совершенно не заслуживающей твоего невежества и жестокости. Ты совершила серьёзный промах.

Кровь отливает от лица Джеки. Она слегка сгибается в талии, как будто её ударили в живот.

— Джован, — шепчу ему я.

Он продолжает говорить, не обращая внимания на меня:

— Даже сейчас она пытается спасти тебя, прося меня остановиться. Мне не хочется причинять ей неудобства, но я хочу сказать ещё кое-что. Это предупреждение. К которому ты должна отнестись очень серьёзно.

Он отпускает меня и идёт к ней, смерть в каждом шаге. В комнате внезапно становится холодно, как будто Джован контролирует сам Гласиум изнутри.

— Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы повторить то, чему ты была сегодня свидетельницей. Если предательские слова лишь на секунду задержатся на кончике твоего языка, прежде чем ты проглотишь их обратно. Тогда беги далеко и быстро, потому что я оторву твою голову от тела быстрее, чем ты наберёшь воздуха, чтобы позвать своего мужа.

Я вздрагиваю от жёсткости его обещания. Ни один человек в комнате не сомневается, что он выполнит его, если она будет достаточно глупа, чтобы проверить его. Он возвышается над ней, каждая его клеточка готова к атаке. Она сама навлекла на себя это своей глупостью, и это моя жизнь в её руках. Я была идиоткой, когда думала, что могу доверять ей.

— Ты хочешь что-нибудь сказать, Татума? — спрашивает он.

Я могу сказать так много, но это ничего не изменит.

— Совсем ничего.

Мне не удаётся удержаться от грусти в голосе.

Жаклин смотрит в пол, к её ногам падают слёзы. Они не значат ничего для мужчины, стоящего перед ней.

— Выметайся, — говорит он со смертельным спокойствием.

Она бросается к двери.

— Роман! — рявкает Джован.

Роман подбегает к нему. Король хватает его спереди за тунику и поднимает так, что он становится на носочки.

— Тебе лучше убедиться, что её язык останется за зубами.

Его гнев выходит из-под контроля. Я проскальзываю вперёд. Джован опускает его, по-прежнему, вибрируя от злости.

— Роман, — я кладу руку на его плечо. — Я сожалею больше, чем ты можешь себе представить, о том, что встала между вами, — глаза взрослого мужчины увеличиваются от удивления. — Это не твоя вина, что я ей не нравлюсь, и, пожалуйста, не думай иначе.

— Её мать была убита мужчиной-метисом, и никто не поверил ей, когда она сказала, что видела, как убийца улетел прочь, — быстро бормочет он. — Я никогда не видел её такой.

— Понимаю, — говорю я.

Хотя, по правде говоря, это не так. Как это может оправдать ненависть ко всем метисам?

— Если ты сможешь не дать ей разнести эту информацию, я буду очень благодарна.

Я киваю.

— Тебе не нужно просить. Я имел в виду то, что сказал ранее.

Роман кланяется, торопливо выбегая за дверь вслед за своей женой. Я совершенно ему не завидую.

Джован стоит абсолютно неподвижно. Я поднимаю на него глаза, и проходит несколько мгновений, прежде чем он встречается со мной взглядом. Я не решаюсь сказать ему, что я в порядке или что всё хорошо. Теперь я знаю его лучше.

Я пожимаю плечами и слегка улыбаюсь.

— Одна из четырнадцати…

Он немного смягчается, но всё ещё выглядит взбешённым.

— Должно было быть ноль из четырнадцати.

Я не могу избавиться от чувства безысходности из-за потери человека, который был мне хорошим другом. Мне кажется, где-то в глубине души я знала, что наши отношения невозможно вернуть.

— Полагаю, безосновательно считать, что все будут меня любить, — шучу я.

Мозолистый палец поднимает мой подбородок. Взгляд сердитых голубых глаз ловит мои глаза.

— Это совершенно не безосновательно, — говорит он.

Я отстраняюсь от его прикосновения, слишком хорошо зная окружающих. Он рычит, когда я поворачиваюсь лицом к остальным.

— Какое-то такое отношение будет неизбежным, хотя, возможно, со временем моя история подтолкнёт других метисов раскрыться. Считаю, что здесь уже достигнут прогресс, — говорю я.

— Не беспокойся о Жаклин, — вступает Алзона, поправляя завязки на своей тунике. — Она всегда была стервой.

Её замечание привлекает внимание почти всех присутствующих, кроме меня и Кристал.

— Ты решилась? — спрашиваю я, подняв бровь.

В ответ она поднимает свою.

— Спасибо, — говорю я.

Чем больше свидетелей я найду, тем легче будет справиться с Блейном.

— Я бы попросила тех из вас, кто из казарм, остаться здесь на несколько дней. Мне нужна помощь с кое-какими делами.

Я смотрю на Льда, который с выражением осведомлённости на лице постукивает себя по носу.

Кивки и шум от слов согласия заполняют комнату. Мои друзья начинают разговаривать между собой. Я рада видеть разговаривающих друг с другом Осколка и Малира, так же, как и Санджея и Вьюгу, хотя могу представить, что Анджею не потребуется много времени, чтобы вывести Вьюгу из себя. Я оттаскиваю Льда в сторону, подальше от посторонних глаз.

— Что ты обнаружил? — спрашиваю я.

— У тебя голубые глаза, — вместо этого отвечает он.

Я бросаю на него сухой взгляд.

— Ты Слати.

— Солати, — поправляю я.

— Ага, одна из них, — он задумчиво потирает подбородок. — Следует ли мне помогать тебе?

Я пожимаю плечами.

— Король прямо здесь, и, технически, я делаю это для Гласиума, а не для Осолиса.

Он быстро качает своей головой.

— Ладно, просто нужно было уточнить. Будет нехорошо, если я сделаю что-то не так.

Я усмехаюсь его логике.

— Проследил за двумя твоими хвостами из Шестого. Я держался поблизости на случай, если они сделают следующий шаг. Ты оторвалась от них ещё до того, как приблизилась к замку. Я проследовал за крысами до их базы, решив взглянуть на главаря. Это мужчина из Внутренних Колец, либо модный, изысканно одетый обитатель замка. Рост ниже среднего для здешних мужчин, брюхо чуть круглее. Редеющие волосы, нервные глаза.

Я мысленно перебираю членов ассамблеи.

— В собрании может быть полдюжины человек, подходящих под описание. О Внутреннем Кольце я понятия не имею.

— Я осмотрюсь во время ужина. Меня ведь накормят, верно? — спрашивает он.

Похоже, он больше озабочен этим, чем тем, что помогал Солати.

Я заверяю его, что он будет накормлен, и мысленно вычеркиваю его из своего списка, а затем приступаю к следующей задаче. Санджей стоит рядом с Фионой. Он с недоумением смотрит на меня.

Алзона хватает меня за руку.

— Всё улажено. Начинаем через две недели, — говорит она.

Я хлопаю в ладоши и подпрыгиваю вверх-вниз от возбуждения.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Ты не поверишь в это, но все… даже Лейла, — с трепетом говорит она, подразумевая Уиллоу.

Лейла, это её имя для работы. У меня отваливается челюсть. Так много. Уиллоу сказала, что привлечёт к участию хозяйку борделя, но я и не подозревала, что она сама намерена участвовать! Лейла была главной шлюхой борделя, неудивительно, что все женщины в борделе присоединились к ней.

— Вряд ли что потребуется много времени, чтобы к нам присоединились и более мелкие бордели, — быстрым шёпотом произносит она.

— Мне, вероятно, на некоторое время понадобится Лёд, и, возможно, Вьюга… — я прерываюсь, когда её челюсть сжимается.

Ей не нравится, что я краду её людей.

Она выдыхает через напряжённые ноздри, затем оживает, когда её осеняет идея.

— Это прекрасно. Если это сработает, я всё равно уйду из ям. Я предложу места нескольким наиболее упорным шлюхам. Тем не менее, мне понадобится один или два бойца для участия в тренировках, — говорит она.

Я киваю.

— Отличная идея, и я помогу, чем смогу.

— Ты не можешь помочь. Ты Татума, чёрт побери, — ругается она.

Я смотрю ей в глаза, пока она не осознает, как глупо это прозвучало.

— Полагаю, ты уже давно этим занимаешься, — признаётся она.

Я чувствую на себе взгляд и быстро улыбаюсь Оландону. Он стоит в углу, ни с кем не разговаривая. Выглядит совершенно обескураженным. Придётся подождать.

— Рон, — зову я.

Выражение его лица не меняется, когда он становится передо мной. Я вытягиваю шею, чтобы увидеть его лицо.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, — говорю я. — Сразу же, или будет слишком поздно.

Он продолжает выжидать. Это не смущает меня. Он никогда не тратит слов зазря.

— У меня есть некоторые документы, которыми я… завладела.

Он фыркает.

— Ты украла их?

Я быстро шикаю на него и бросаю невинный взгляд на вечно бдительного Короля. Джован щурит глаза в ответ.

— И тебе нужно, чтобы я их принёс? — спрашивает он, низко склонившись.

— Они спрятаны за камнем, который я отковыряла от стены в моей комнате-темнице, э-э, комнате, в которую меня впервые поместили.

Я вижу, как в его глазах мелькает вспышка веселья. Я закрываю глаза и считаю.

— Он находится на стене слева от ванной. Седьмой слева и шестой снизу. В правом углу стены есть маленькая белая метка, которую я сделала, — говорю я.

— Почему ты сама не можешь забрать их? — ухмыляется он.

Я чуть не ударяю себя по лбу.

— Прости. Они в замке Третьего Сектора. Вот почему мне нужно, чтобы ты отправился немедленно. Скоро замок будет слишком близко к Четвертому, чтобы забрать их. А они очень важны для будущего Гласиума, — говорю я.

Я не беспокоюсь, что говорю слишком много Рону. Он уже не раз доказывал свою надёжность.

— У меня есть одно задание от Короля, которое нужно завершить. И я отправлюсь сразу после него, — с небольшим поклоном говорит он.

Я с благодарностью сжимаю его руку.

— Что вы замышляете? — раздаётся звенящий голос прямо у меня за спиной.

Я пищу и подпрыгиваю.

Я хмуро смотрю на Джована и отхожу в сторону, чтобы попрощаться с некоторыми делегатами. Это смутное время для Гласиума, просто чудо, что все смогли появиться здесь одновременно.

— Садра, Фиона, — говорю я. — Как вы думаете, можно ли попросить кого-нибудь организовать комнаты для наших гостей из Внешних Колец?

По какой-то причине Садра широко улыбается и украдкой бросает быстрый взгляд на Короля, прежде чем кивает в ответ на мою просьбу. Я слежу за её взглядом и замечаю, что Джован тоже улыбается.

Проходит ещё полчаса, и комната пустеет, остаются только Джован, Оландон и я.

Я обессилено падаю на жесткое сиденье, желая, чтобы это была кровать. Мы все безмолвно смотрим друг на друга. Джован расплывается в широкой ухмылке, и моя ухмылка быстро следует его примеру. Он хватает меня с места, кладёт руки мне на талию и кружит меня бесконечными кругами. Из меня вырывается неконтролируемый смех, пока я пытаюсь отдышаться.

— Отпусти мою сестру, — говорит Оландон.

Король игнорирует его.

— Джован, — задыхаюсь я. — Пожалуйста, отпусти меня.

Ещё один смешок вырывается из меня, когда я снова оказываюсь на ногах.

— Ты справилась, — говорит Джован.

Медленная улыбка распространяется по моему лицу. Я делаю дрожащий вдох, когда счастье и облегчение душат меня.

— Справилась, — мягко говорю я.

— Что на счёт этой женщины, Жаклин, — говорит мой брат.

Его тон отсутствующий. Я с любопытством смотрю на него, и он отворачивает лицо, это равносильно тому, что он говорит мне не лезть не в своё дело. Я отвечаю на его поверхностный вопрос, пытаясь понять, в чём дело.

— Я верю, что она будет хранить молчание. Надеюсь, что со временем её настрой остынет, и она посмотрит на вещи разумно. Хотя думаю,что наша дружба окончена, — говорю я.

Он ненадолго поворачивает голову, и я замечаю покраснение вокруг его глаза.

— Что случилось с твоим глазом, Ландон? — спрашиваю я.

Едва заметно, его взгляд переходит на мужчину, стоящего позади меня и обратно.

— Я признаю, что потерял терпение, сестрёнка. Ты знаешь этих людей лучше, чем я. Что здесь только что произошло… — его недоумение всплывает вновь. — Мне следовало сразу же прислушаться к твоему мнению, и я приношу свои извинения.

Его глаза ещё раз останавливаются на Джоване, после чего он кланяется и выходит из комнаты.

— Почему мой брат так себя ведёт? — спрашиваю я.

— Я бы предположил, что он обнаружил, что вещи, которые он считал истинами, вовсе не истины.

Загадочный ответ ничего мне не говорит.

— А пятно на его лице?

Я складываю руки на груди и жду, постукивая ногой.

— Я ударил твоего брата, — признаёт Джован.

Я жду.

— Нужно было вбить в него немного здравого смысла, — добавляет он. — У меня уже несколько недель чесались руки сделать это.

Я слегка улыбаюсь от этого и вздыхаю.

— Ты сильно его ударил?

Джован опускает голову на мой уровень.

— Не сильнее, чем необходимо, чтобы заставить его взглянуть на всё с моей позиции.

Он ухмыляется. Я отталкиваю его голову и направляюсь к двери, по пути подхватывая вуаль и ободок.

— Ты не можешь ни в кого вбивать здравый смысл, — говорю я, мило оглядываясь через плечо. — Это варварство.

Его глаза блуждают по моему телу, заставляя меня дрожать.

— Я никогда не притворялся кем-то другим.


ГЛАВА 11


Следующим вечером я сижу рядом с Джованом. Мой брат занимает место через несколько сидений, между Драммондом и Герденом. Советники выглядят явно неловко, и я тихо аплодирую брату со своего места. Я подгибаю ноги под сиденье, пережевывая хрустящую грушу, и жалею, что не могу видеть дальнюю часть комнаты, где сидят члены казарм. Но мне достаточно знать, что почти все люди, которых я люблю, здесь. Если бы тут ещё были Аквин и близнецы, всё было бы идеально. Я бросаю кусочек мяса Кауре, которая лежит у моих ног.

Я замечаю его только тогда, когда он поднимается на помост у трона.

— Прошу прощения, мой Король, могу я с вами переговорить? — спрашивает Лёд.

— Можешь, — соглашается Джован.

Я с интересом пододвигаюсь.

Лёд подходит ближе. Прямо к Джовану, но с моей стороны, чтобы я могла услышать его. Джован напрягается, ему не нравится, что Лёд так близко. Он, конечно, переходит границы подобающего поведения, но полагаю, что у моего друга есть на то свои причины.

— Третий стол отсюда, ближайший ряд, второй справа, — говорит он.

Лёд проследовал за двумя мужчинами, следившими за мной, чтобы узнать, кому они подчиняются. Он сообщил, что человек похож на члена ассамблеи или на жителя Внутреннего Кольца. Человек находится в этой комнате.

— Джован, кто это? — спрашиваю я.

Чёртова вуаль. Во время короткой паузы я не решаюсь повторить ему просьбу.

— Соул, — с любопытством говорит он.

У меня раскрывается рот, и я откидываюсь в кресле, не в силах скрыть реакцию.

Соул.

Я наклоняюсь обратно, тихим голосом давая инструкции:

— Твоя новая цель, пока ты в замке, — приказываю я.

Лёд кивает головой, в качестве согласия.

— Он не из тех, кто руководит, — говорю я. — Найди кому он подчиняется.

Я уже знаю, кто будет источником приказов. Но кто поверит Солати? Даже Джован не верит мне, а он иногда целует меня. Лёд кланяется Королю и отходит.

Проходит несколько минут, пока беспокойство не было забыто и гул обеденного зала не возобновляется.

— Нам нужно поговорить, — говорит Джован мне на ухо.

Наконец-то он слушает.

— Согласна. И ты слишком близко.

Я бросаю нервный взгляд на Роско через его плечо. Роско выглядит уставшим. Полагаю, что как правая рука Короля, он уже некоторое время работает день и ночь.

— Я недостаточно близко, — с жаром возражает он.

Я вздрагиваю, когда меня снова пробирает тоска.

— Встреться со мной сегодня в бане, — говорит он, — позже.

Я дважды открываю и закрываю рот, прежде чем медленно произношу:

— Странное место для встречи.

Он посылает мне медленную улыбку. Такую, что я стыжусь, что другие люди могут её увидеть.

— Что ж, если тебе страшно… — говорит он.

В моём животе разливается тепло. Я знаю, что означают бани: отсутствие одежды. Это прямо противоречит тому, как я решила поступать.

— Одежда остаётся, — заявляю я свои условия, со щеками, горящими под вуалью.

Джован взрывается смехом, хлопая рукой по столу, что заставляет тарелки подпрыгивать и звенеть вокруг нас.

— Тише! — ругаюсь я.

Должно быть, на нас смотрит множество любопытных глаз, потому что он ждёт ещё несколько минут, чтобы вернуться со своим следующим предложением.

— Как насчёт того, что твоя одежда может оставаться на тебе… если ты этого захочешь?

Его голос так тих, что мне приходится придвинуться, чтобы услышать. Он никак не может пропустить мой острый взгляд. Смех затихает, пока он ждёт моего ответа.

Нет опасности, что моя одежда будет снята.

Я медленно наклоняю голову, соглашаясь с его условиями, и отталкиваюсь от стола, свистом подзывая Кауру. По какой-то причине я больше не хочу есть.

Я понятия не имею, где расположились представители казарм, поэтому отправляюсь в свою комнату с Каурой, следующей за мной по пятам, намереваясь немного потренироваться. Мой желудок нервно вздрагивает. Я думаю, что нужно хорошенько потренироваться. Я поднимаюсь по лестнице в свою комнату.

— Ты наелась, девочка? — спрашиваю я у неё.

В ответ она маниакально машет хвостом. Я была рада обнаружить, что наши отношения не пострадали. Она по-прежнему подчинялась каждой моей команде, Рона тоже. И она продолжала расти. Теперь она намного выше моего колена. Рон сказал, что полностью она вырастет только через пару перемен.

Рука хватает меня за локоть. Я реагирую, как и в случае с Кедриком. Тяну преступника на себя, лишая его центра тяжести. Я перекидываю мужчину через бедро, используя его импульс, и швыряю его в стену справа от меня. Стражники бросаются ко мне, один из них — Ашон, другой — Гнев.

— Это было потрясающе, — говорит Ашон. — Я не знал, что ты умеешь драться.

В ответ я пожимаю плечами, не желая ему врать, но не хочется соглашаться, когда тут ещё три стражника.

Стон привлекает моё внимание к нападавшему. Вид рыжих волос заставляет мой желудок упасть. Не удивительно, что Каура не отреагировала. Вместо этого она сидит и облизывает лицо нападавшего.

— Дерьмо, — Санджей перекатывается на спину, отталкивая её.

Я падаю на колени рядом с ним.

— Чёрт побери, Санджей, о чём ты думал.

Его глаза не полностью фокусируются. Смеющийся Ашон выходит вперёд, решив помочь другому мужчине подняться. Я указываю на свою комнату, и брат Джована оставляет его на стуле у огня. Каура перебирается на кровать и устраивается там на мехах, скучая от драмы, разворачивающейся вокруг неё.

— Вероятно, следовало вначале что-нибудь сказать, — шепчет Санджей.

— Это было бы хорошей идеей. Тебе что-то от меня нужно? — спрашиваю я.


Санджей поднимает взгляд на Ашона, который в ответ пристально смотрит на него и не отходит. Несмотря на проказы, он начал относиться к приказам Джована вполне серьёзно.

— Принц Ашон, дай нам несколько минут, пожалуйста, — прошу я.

Он выходит из комнаты, звеня доспехами, но только после того, как несколько раз пригрозил Санджею. Мне действительно следует попросить Джована избавить брата от громоздкого боевого облачения. Многие думали, что это было просто наказанием. Но я подозревала, что это так же служило защитой для Ашона. Лучника так и не нашли, а Ашон был его последней мишенью. Какими бы ни были ошибки младшего брата, а их было немало, он, похоже, вновь обрёл свой доброжелательный характер. Большее количество внимания, уделённого Джованом, творило чудеса с младшим принцем.

Лицо Санджея теряет цвет, пока он смотрит на меня. Я вспоминаю его более раннее странное поведение и отбрасываю свое беспокойство: это реакция на удар головой о каменную стену. Он прочищает горло, когда я сажусь напротив него, снимаю вуаль и кладу её на колени. Я чувствую волнение, когда делаю это.

После этого он несколько мгновений пристально смотрит на меня. Я бы улыбнулась, но я редко видела его таким серьёзным.

— Это ты, — хриплым голосом говорит он.

Я хмурюсь.

— Что?

— В доме шлюх, — говорит он. — Я видел тебя там.

Несколько секунд я сосредоточенно хмурюсь. Он называет меня проституткой? Потом я припоминаю, что видела в дворике очень взволнованного Санджея. Я проследовала за ним до Среднего Кольца, чтобы убедиться, что он вернётся домой в целости.

— Ох, конечно. Я совсем забыла об этом, — спешно говорю я.

Это объясняет его странный взгляд.

— Ты видела кого-то из ассамблеи во Внешних Кольцах и забыла? — с сомнением произносит он.

— Ты бы удивился, — резко говорю я, думая о Роне, Ашоне и Блейне.

— Ну, я… То есть, ты? — он бросает на меня взгляд. — Ты знаешь, почему я там был? В доме шлюх? — лопочет он.

Я в смущении откидываюсь на спинку стула. Если бы это сказал кто-то другой, я бы подумала, что ответ очевиден: чтобы посетить шлюху.

— Ты не помнишь, почему там был?

Он качает головой.

— Я выпивал, во Внутреннем Кольце. В следующее мгновение, я просыпаюсь между двух голых женщин, не имея ни малейшего представления, что сделал, или как я там оказался.

Он потирает рукой лицо.

Все мелкие неувязки в его поведении встают на свои места.

— Так вот почему ты вёл себя странно?

— Это сводит меня с ума, — он встаёт и гневными движениями разжигает огонь. — Я не знаю, предал ли я Фиону, и не хочу говорить ей, на случай если она решит оставить меня, но мне кажется не правильным касаться её, учитывая, что я мог сделать.

— Она заметила твоё странное поведение, — соглашаюсь я.

Он переводит на меня взгляд, полный тревоги.

— Что случилось в той комнате, Олина? Раз ты была там, может быть, ты сможешь мне помочь.

— Я была там, — говорю я.

Пытаясь получить от Уиллоу информацию о стреле из дерева Седир, но ему не обязательно знать об этом.

— У меня есть друзья в том борделе. Возможно, я смогу выяснить это для тебя. Хотя это будет иметь цену. Она мало чего делает бесплатно.

— Не важно, что это будет мне стоить. Мне нужен ответ, — пылко говорит он.

— Плохой или хороший? — быстро спрашиваю я.

Его лицо поникает.

— Плохой или хороший, — торжественно говорит он.

Я постукиваю пальцем по колену, наблюдая, как обычно энергичный Брума выглядит полностью лишенным всякого счастья.

— С кем ты выпивал? — спрашиваю я.

— Какой-то друг Блейна. Он хотел, чтобы я встретился с человеком, который, предположительно, разработал более лёгкий и прочный вид упряжки. Меня это давно интересовало, поэтому я согласился на встречу, — он пожимает плечами. — Идеи этого человека были никудышными, конструкции хуже, чем те упряжки, которые мы уже разработали с Аднаном. Пустая трата времени.

Я откидываюсь на спинку стула, почему-то не удивленная участием Блейна.

— И что Блейн сказал обо всём этом?

Санджей сглотнул.

— Он сказал, что я был непреклонен в своем желании посетить бордель. Он отказался идти, но сказал, что кто-то из его друзей отвёл меня туда, — говорит он.

С каждым произнесённым словом моя ярость возрастает.

Санджей снова садится.

— В том-то и дело. Я попросил Блейна молчать об этом, пока не смогу поговорить с Фионой. Он хотел узнать кое-что банальное об изобретении, над которым мы с Аднаном работали. Об оружии, понимаешь?

— Понимаю.

— Но он задавал всё больше и больше вопросов. О количестве оружия. Как именно оно работает. О планах. Он ничего не говорит Фионе, но угроза существует, понимаешь? Я отвечаю только потому, что он не может ничего сделать с этими знаниями. Может ли он? Он же советник.

Я тереблю свои брюки, размышляя, как много я должна рассказать Санджею.

— Я могу спросить подругу в борделе о тебе. Конечно, я сделаю это. Думаю, ты должен знать, что, несмотря на то, что Король Джован доверяет Блейну, у меня есть некоторые подозрения на его счёт, — я наклоняюсь вперёд, чтобы удержать взгляд моего друга.

— Сейчас я собираю доказательства вины Блейна. Я считаю, что он стоит за беспорядками во Внешних Кольцах. Пожалуйста, держи это при себе, — немного жёстко добавляю я. — Санджей, ты один из немногих людей, которых я бы хотела привлечь в качестве свидетелей против него во время совета.

— Но что я могу сказать? — выплёвывает он.

Есть ещё кое-что в его замечании. Он переживает, что люди будут осуждать его.

— Ты можешь указать на то, что Блейн хотел получить подробную информацию об оружии, — говорю я. — Я знаю, как для советника, это само по себе не дурно, но ты можешь доказать, что он использовал для этого шантаж. Каждый кусочек информации, который я представляю Королю, помогает избавиться от Блейна.

Выражение лица Санджея темнеет, когда я навешиваю ярлык на то, что делает с ним этот манипулятивный ненавистник.

Я встаю и кладу руку на его плечо.

— Давай посмотрим, что мы вначале сможем узнать. Затем мы сможем решить. Ты не обязан делать то, что не хочешь.

Он поднимает на меня свои голубые глаза.

— Ты многое видишь под этой вуалью, не так ли? — спрашивает он.

— Не так много, как хотелось бы, — абсолютно честно отвечаю я.


* * *


Я мечусь по своим покоям, благодарная Оландону, что теперь он спит в королевском крыле замка. Но, возможно, его присутствие решит моё нынешнее затруднительное положение.

Ничего не случится. Я ясно дала это понять. Одежда не будет снята. Я выпрямляюсь. Это была просто встреча двух лидеров. Это никоим образом не нарушало моего намерения держаться подальше от Короля Гласиума.

Это просто встреча… в бане. Я издаю стон и опускаюсь на пол рядом с кроватью.

Спустя несколько часов я со скрипом открываю дверь, широко улыбаясь под вуалью, потому что придумала, как избежать встречи. Мои охранники последуют за мной вниз. Когда они увидят охранников Джована, они сделают свои собственные предположения. Это повредит нашей репутации и вызовет ещё большее беспокойство в период волнений.

Мои оправдания замирают на губах, когда я делаю шаг от двери и оглядываюсь по сторонам. Моих дозорных нет! Я закрываю за собой дверь и иду по коридору к широким каменным ступеням. Может быть, они внизу?

Их там нет.

Я в ярости, что Джован сорвал мои планы побега. Несомненно, стражники думают, что они на каком-то «важном задании». Я стою у основания лестницы и оглядываюсь на свою комнату, а затем направо — в сторону бани. Постукивая ногой, я позволяю двум частичкам себя вступить в яростный спор. Легко анализировать головой, но не так легко толковать сердцем. Быть Солати мне не очень-то помогло.

Джован будет ждать.

Я вскидываю руки вверх и несусь по коридору в направлении бани, нарушая тишину, мерцающую светом огня от факелов, выстроившихся вдоль стен. Как и в прошлом секторе, я обхожу кухни через залы заседаний, на всякий случай, если там есть Брумы, и выныриваю из дверного проёма. В отличие от прошлого раза, дорожка к баням теперь была засыпана. Моим людям понадобился бы год, чтобы проделать такой объём работы. Меньшая численность населения не позволяет добиться такого быстрого прогресса, как этот.

Я открываю дверь и размеренным шагом вхожу в баню. Я внимательно прислушиваюсь к звукам. Джована здесь нет. Мои плечи опускаются, хотя в груди появляется резкость, которая заставляет меня думать, что я чувствую что-то ещё, кроме облегчения от того, что его здесь нет. Ещё раз прислушавшись, я снимаю вуаль, чтобы получше осмотреть баню в ожидании его.

Он придёт. Именно он попросил меня явиться сюда.

— Не думал, что ты появишься, — раздаётся голос.

Я пищу и подпрыгиваю, поворачиваясь лицом в сторону звука.

Несколько мгновений я смотрю на него широко раскрытыми глазами, а затем отворачиваюсь лицом к стене. Джован стоит. Голый. В воде. Я зажмуриваю глаза, чтобы не видеть его твёрдую грудь, а мой желудок переворачивается внутри меня. Тройное сальто назад, судя по ощущениям.

— С момента начала нашей встречи прошло полчаса. Я решил провести время с пользой и насладиться баней, — продолжает он.

Я щуру глаза из-за смеха, который различаю в его голосе.

— Я не хотела тебя прерывать, — говорю я высоким голосом. Хмурюсь и прочищаю горло. — Я просто оставлю тебя, с моими извинениями, — произношу я и практически бегу к двери.

— Олина. Мы провели вместе ночь. Ты множество раз видела моё тело. Разве что, тебе неприятно это зрелище? — спрашивает он, растягивая слова.

Я отказываюсь отвечать. Что бы я ни сказала, это только сделает ситуацию хуже. Но я точно знаю, что подобное скульптуре тело Джована никогда не сможет быть для меня неприятным. Всплески позади меня дают знать, что он погрузился в воду.

Я возвращаюсь назад и сажусь на холодную каменную скамью, когда Король возвращается. Он встречает мои глаза забавляющимся взглядом, а я смотрю на него, не желая отводить глаза. Он поднимает бровь и жестом показывает на воду вокруг.

— Тут достаточно воды для двоих, — предлагает он.

Его слова злят меня. Я знаю достаточно, чтобы увидеть подтекст в его словах, и к чему это может привести.

— Джован, ты не помогаешь. Ты знаешь, мы не можем повторить то, что случилось.

Мои слова громким эхом разносятся по пещерообразной комнате.

Я смотрю, как он пускает воду по руке, и она струйками стекает обратно в бассейн.

— И почему это повторение будет так катастрофично? — спокойно спрашивает он.


Я поднимаю взгляд на него, задыхаясь.

— Ты серьёзно? Мы никогда не сможем полноценно быть вместе. Несмотря на то, что было между нами, я не из тех, кто вступает в… отношения с любым привлекательным мужчиной. Я не собираюсь спать с тобой ради этого, — возмущенным голосом говорю я, вставая.

Джован, напротив, сохраняет спокойствие, пуская струйки воды по другой руке.

— И это всё? — спрашивает он. — Ты волнуешься о том, что подумают люди?

Я придвигаюсь к краю бани.

— Я волнуюсь о том, что сделают люди, — поясняю я.

Он проводит рукой по своей груди, и я отказываюсь от попыток отвести взгляд до тех пор, пока он не начинает хихикать. Я краснею и смотрю на скамейку рядом со мной.

— Тебе никогда не приходило в голову, что союз между нами может укрепить отношения между нашими мирами? — мягко спрашивает он.

На несколько мгновений я неподвижно застываю и расслабляю скрещенные руки, оглядываясь назад, чтобы встретиться с его настороженными глазами. Что он только что сказал? Моё сердце колотится в груди, а руки трясутся. Я сжимаю их в кулаки, ногти впиваются в ладони.

— Укрепить? — слабо говорю я, издавая короткий, невесёлый смешок.

Он пожимает одним массивным, рельефным плечом.

— Почему нет? Эта идея нова, но, безусловно, ты можешь увидеть её достоинства, — говорит он.

— Я… — я захлопываю рот. — Но зачем тебе это нужно?

Мой голос повышается, поскольку моя реакция ускользает от меня. Солис, он не может быть серьёзным. Как можно объединить два мира таким образом?

Он оценивает меня. Его взгляд обжигает и наполнен чем-то большим. Я видела его в ночь первого бала, когда мы сидели и слушали музыкантов. Он точно также смотрел, когда прижал меня к стене, сказав, что я не буду учиться управлять собачьей упряжкой. Такое же выражение было у него, когда мы двигались вместе той ночью. Я стою, напрягшись настолько, что кажется, мой позвоночник может сломаться от напряжения. Я смотрю, как он закрывает глаза. Жгучий огонь в его глазах медленно угасает, пока он разглядывает меня.

— Не стоит беспокоиться, Татума. Это всего лишь идея. Тяжелые времена иногда требуют резких перемен. Вступление в союз, хотя, возможно, и не является нашим наилучшим решением, может обеспечить спокойствие для наших миров. Над этим стоит подумать, — говорит он с остротой в голосе.

Я игнорирую укол боли от его слов, «не является нашим наилучшим решением». Лёгкий гнев закрадывается в мой потрясенный мозг, когда он раскрывает истинную причину такого предложения.

— Да, — коротко отвечаю я. — Его можно оставить в качестве последней попытки помочь нашим мирам.

Мышцы его спины напрягаются всего на пару секунд.

— О чём говорил твой друг из Внешних Колец за ужином? — грубо спрашивает он.

Я разворачиваю плечи, спрашивая себя, зачем я сюда пришла. Джовану не понравится то, что я скажу дальше. По какой-то причине это меня больше не беспокоит.

— Когда я возвращалась в бараки, за мной следовали двое мужчин.

Я поднимаю руку, когда он поворачивается в водовороте воды с гневно открытым ртом.

— Ко мне никто не приближался. Я не знала об их присутствии, пока их не заметил Лёд, — я улыбаюсь сообразительности своего друга. — Я попросила Льда проследить за ними до их нанимателя.

— Они отчитались Соулу, — тихо говорю я. — Ты что-нибудь об этом знаешь?

Джован бурлит внутри, на грани кипения. Он опускает руку на поверхность воды и начинает уходить. Я спешу дать ему немного личного пространства.

— Нет. Я понятия не имел, блять, — рычит он.

Мои щеки пылают, когда я чувствую его движение позади себя, как будто я была прямо рядом с ним.

— Но я собираюсь разобраться.

— Подожди, — говорю я, рискуя бросить быстрый взгляд.

Его брюки надеты — это безопасно.

— Я попросила Льда проследить за Соулом и узнать, на кого он работает. Ты знаешь Соула. Не может быть, чтобы он действовал в одиночку.

Джован намеренно недогадлив. Все знают, на кого работает Соул. Он интроверт среди Брум, склонный держаться в тени. С момента моего путешествия с делегатами по Оскале я ломала голову над тем, как Соул проявляет робкое почтение к Блейну. Всё стало понятно, когда я узнала, что Блейн женат на Мэйси.

— Я могу просто выбить из него правду, — говорит он.

Это заманчиво хотя бы потому, что Джован услышит имя Блейна от кого-то, кроме меня.

Я двигаюсь вперёд и хватаю его за руку.

— Полагаю, его контролируют через его сестру, Мэйси, — говорю я, надеясь, что он поймёт.

Растерянность на его лице озадачивает меня. Я не привыкла к тому, что Джовану приходится указывать на детали. Я кручу левое запястье, которое вывихнула, спасая Соула на Подъёме.

Всё сдерживаемое раздражение, которое я испытываю к Джовану из-за его упрямства, грозит вырваться наружу.

— Ты знаешь, что Соул подчиняется Блейну. Блейн угрожает навредить Мэйси, поэтому Соул выполняет его просьбы, — медленно объясняю я.

Он ехидничает.

— Ох, это опять сводится к Блейну, — говорит он.

— Что значить «опять»? — раздражённо спрашиваю я.

Он садится на скамейку, отвечая мне взглядом на взгляд.

— Ты имеешь что-то против него. Он сам говорил со мной об этом, пытаясь предположить, почему.

Я ненавижу то, что Джован говорил обо мне с Блейном, когда он не хочет говорить со мной о подлом предателе. Я ошеломленно смотрю на Джована.

— И ты в это поверил?

Он упрямо сжимает челюсть и опускает руки на колени в своей любимой позе. Я открываю рот, чтобы рассказать о Санджее и Алзоне, о Хейле и Ашоне или о том, что я видела от лица Мороз. Он перебивает меня.

— Я бы попросил тебя прекратить попытки настроить мой народ против него, — коротко говорит он. — Он не предатель. Он один из самых высокопоставленных Брум в моей ассамблее. Мой отец доверял ему как брату! Он сажал меня к себе на колени, когда я был маленьким мальчиком, — он тяжело дышит, проводя рукой по волосам. — Кроме того, — говорит он, — я расспрашивал Мэйси. Она понятия не имела, о чём я говорю, и, похоже, не лгала. Ты, должно быть, ошиблась насчёт того, что Блейн бьёт её.

У меня отваливается челюсть.

— Она сказала, что он не избивает её?

Новость потрясает меня. Я знаю, что она лжёт, но зачем ей это делать?

Джован встает, возвышаясь надо мной. Он даже не пытается запугать меня этим поступком. Тогда-то я поняла. Мэйси боится мужчин и, зная, как Блейн важен для Джована, она, вероятно, побоялась сказать правду.

— Она слишком напугана, чтобы сказать тебе, — говорю я.

Я вижу вспышку гнева в глазах Джована, когда он созерцает меня.

— Ты говоришь, что одна из моих подданных слишком напугана, чтобы сказать мне, что над ней издеваются?

Мой собственный гнев поднимается и присоединяется к его. Дело не в Мэйси, Блейне или Соуле. Мы оба злимся из-за того, что произошло раньше. Мне больно, что он видит во мне только решение для нарушенных соглашений. Это внезапно кажется идеальным выходом.

— Это так удивительно? Ты даже не знал, кто она, пока я не указала на неё, — говорю я, делая шаг к нему. — Ты слышишь то, что хочешь слышать. У меня есть другое доказательство, Джован. Настоящее письменное доказательство. У меня есть свидетели, с которыми Блейн заключал сделки. Свидетели, которые могут доказать, что он убийца и предатель, — я едва делаю паузу для вдоха. — Я видела его во Внешних Кольцах, когда он был изгнан в Шестой Сектор. Он шутил с человеком, который теперь помогает ему с восстанием Внешних Колец. Почему ты не слушаешь меня, Джован?


Так больно от того, что он не верит мне.

Он дрожит от сдерживаемой ярости. Он видит правду?

— Ты думаешь, что после нескольких секторов, проведённых здесь, ты знаешь моих людей лучше, чем я сам? Сколько раз мне нужно сказать тебе, что Брумы не похожи на Солати? В нашей культуре есть честь, верность и доверие, — заявляет он.

Я задыхаюсь от его слов.

— Блейн был рядом со мной, когда никого другого не было, — ревёт он. — Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу друга моего отца. Ты хочешь, чтобы я убил последнее напоминание о моём отце? Вы, Солати, ничего не знаете о верности. Мне не следует удивляться, что ты подталкиваешь меня к этому. Подлость всегда берёт начало в сердце вашего двора, так почему ты вообще думаешь, что за восстанием может стоять кто-то за пределами этого замка?

Он, правда, собирается игнорировать всё, что я только, что сказала ему?

— Ты слеп к тому, что происходит вокруг тебя! — кричу я. — И это всё потому, что этот дурной человек катал тебя на своих чёртовых коленях?

Я хватаю его чуть выше локтей и трясу. Это не оказывает особого эффекта.

— Открой глаза, Джован. Он крадёт королевство из-под твоей упрямой брумовской задницы!

Я сглатываю, глядя прямо ему в глаза. Ярость исходит от него, поднимается от него, как пар.

— Пожалуйста, просто остановись и послушай меня. Поговори с моими свидетелями. Снова спроси Мэйси или Льда, или Санджея, но, пожалуйста, не сиди здесь и не позволяй ему так поступать с тобой!

Он наклоняется, приближая своё лицо к моему.

— Ты ошибаешься. Ты хочешь как лучше, но ты не знаешь Блейна, или того о чём говоришь. Возможно, это твой новый способ справиться с ситуацией.

Его тёплое дыхание щекочет мою кожу, а в мою уверенность вкрадываются нити сомнения. Я никогда не думала об этом. Дело во мне?

— Как бы то ни было, Татума, это я говорю тебе остановиться. Я больше не хочу слышать твои теории насчёт Блейна, как т я не хочу, чтобы ты распространяла эту ложь среди людей. Это закончится здесь и сейчас. Это последний раз, когда я предупреждаю тебя.

Я не позволяю своим глазам слезиться, пока выдерживаю его взгляд. Он рычит, видя, что я не соглашаюсь, и выпрямляется. Я отступаю от него, скрещивая руки. Джован снова открывает рот, но затем принимает другое решение и поворачивается к двери. Он оглядывается через плечо, когда толкает дверь перед собой, с безучастным выражением лица — которое я ненавижу — и пригибает голову, чтобы выйти.

Впервые за долгое время я чувствую, что он — Король Гласиума, а я — Татума Осолиса.

Сейчас самое время обзавестись боксерской грушей. Я думаю о той, что качается в казармах, и сжимаю кулаки. Я так зла на Джована. Беспомощно оглядываюсь по сторонам и понимаю, что я одна. Никто не поможет мне справиться с Блейном. А Джован доказал, что не хочет или не может меня слушать.

Я должна избавиться от Блейна сама.

Я утираю несколько предательских слёз, а затем перевожу взгляд на ванну позади себя. Сон сегодня будет для меня чудом. По крайней мере, в ближайшие несколько часов. Я тянусь к нижнему краю своей туники, жалея, что не присоединилась к Джовану, когда он предложил.


* * *


Спотыкаясь, я вхожу на заседание совета. Советники, привыкшие ко мне, едва заметно переглядываются, когда я занимаю своё место, пытаясь уловить тему. Это, вероятно, та же тема, что и на последних пяти заседаниях, и, вероятно, она будет иметь тот же результат. Никакой.

Я зеваю. Громко. От этого звука Мерк усмехается.

— Прошу прощения, Татума Олина. Мы не даём тебе поспать? — спрашивает Блейн.

Я отмахиваюсь от него.

— Нет, Барри, пожалуйста, продолжай.

Несколько человек поперхнулись от смеха над моим комментарием. Джован будет в ярости. А мне наплевать.

Справа от меня открывается дверь. Там стоит Малир, рядом с ним Рон.

— Мой Король. Простите за вторжение, — Малир кланяется. — У нас проблема. У входа толпа. Быстро растёт. Люди из Внешних Колец.

Я выпрямляюсь, усталость уходит.

— Они настроены агрессивно? — спрашивает Джован, вставая и направляясь к Малиру.

— Пока нет, но у них в заложниках несколько человек из Внутреннего Кольца, которых они пленили по пути сюда, — отчитывается Малир. — Они требуют, чтобы их услышали.

— Возмутительно! — прорычал кто-то, судя по напыщенному звуку, Драммонд.

Блейн встаёт и подходит к Джовану. Я остаюсь сидеть, лихорадочно размышляя. Гласиум стоит на грани анархии. Это не может произойти прямо сейчас. На урегулирование гражданской войны с населением Внешних Колец, не говоря уже о Среднем Кольце, если они решат присоединиться, могут уйти годы. А если заложники будут убиты, то вскоре все Брумы будут искать своего возмездия. Наступит хаос.

— Ты должен показать быстрый и решительный настрой, мой Король, — говорит Блейн. — Ты бы не ответил меньшим, чем сделает тот, кто выступит против тебя. Раздави их.

Я поднимаю брови, готовясь быстро высказать своё мнение, но Роско опережает меня.

— И укрепить их дело, создавая мучеников? Если они настолько разгневаны, что пришли в большом количестве, значит, они хотят, чтобы их воспринимали всерьёз. Убив их, ты разожжёшь пламя. Тебе нужно, чтобы заложники были в безопасности, а орава рассеялась. Поговори с ними, может быть, ты найдёшь решение.

Не зря отец Аднана — главный советник Джована.

— Это было бы мудро, — предлагает Рон с места, где он стоит рядом с Малиром.

— Твоё мнение здесь неуместно, — Драммонд огрызается на Рона.

Я вздрагиваю от яда в его голосе.

— Это твой народ, — продолжает Драммонд. — Возможно, ты предатель в наших рядах.

Я моргаю несколько раз, когда завеса тайны спадает. Рон из Внешних Колец?

Как, чёрт возьми, он попал в ассамблею? Неудивительно, что он держится особняком. Или, возможно, его изоляция не является самоизоляцией, судя по направленным в его адрес комментариям.

Драммонд захлопывает рот по жесту Джована. Я жду, что Рон ответит, даже смотрю на него с ожиданием, но он этого не делает. Почему он не поставит Драммонда на место?

Я двигаюсь вокруг стола, в то время как совет спешит за Джованом.

Малир ведёт нас к безопасной точке обзора. Я встаю на цыпочки и выглядываю в окно. Я задыхаюсь от огромных масштабов собравшихся сил.

— Как такое возможно? — шепчет кто-то.

Я качаю головой. Ничем хорошим это не закончится.

— Их несколько сотен.

Могло быть хуже. Население Внешних Колец больше любого другого. Оно исчисляется тысячами. Если бы они объединились, Внешние Кольца могли бы с лёгкостью захватить замок. На этом я уверена, и основан план Блейна.

Пока мы стоим и смотрим, я слышу звук удара чего-то о стену замка. Я напрягаюсь, чтобы услышать дальнейшие звуки предметов, летящих к замку, но, похоже, бросающий человек пока один. Надеюсь, это не начало конца. Если Внешние Кольца начнут бушевать, они заставят Джована действовать. Если заложников убьют, Джовану придётся нанести ответный удар, чтобы показать свою силу. Мой разум мечется, уже составляя планы действий на случай наихудшего сценария.

Я смотрю в сторону, ожидая решения Короля. Почему он тянет время? Затем я вспоминаю его слова о том, что он должен жить в соответствии с наследием своего отца.

— Мой Король? — подсказывает Малир, когда ещё несколько, как я предполагаю, камней ударяются о стены замка.

Несколько мгновений Джован стоит в напряжении. Он трижды смотрит в мою сторону.

— У меня такое чувство, что они не собираются расходиться тихо. Но мы всё же попробуем. Если мы отправим туда больше людей, это разожжёт пламя. Заявление сделает то же самое. Мы дадим им время разойтись по собственному желанию. Если они этого не сделают, будет применена сила.

Я хмыкаю. О чём Джован думает на самом деле? Могу сказать, даже он не верит в то, что говорит.

— Разумный план, мой Король. Твой отец бы гордился, — говорит Блейн.

Я морщу нос от его покровительственного тона. Мы движемся прямо в ловушку Блейна?

Джован начинает выкрикивать приказы Малиру, а советники бегут за ним, оставляя меня наблюдать за происходящим снаружи. С каждой минутой к ним присоединяются всё новые и новые люди. Мой слух напрягается, когда начинают лететь камни, а Брумы давят на внутренние ворота. Какое давление они выдержат?

Рядом со мной стоит Рон.

— Внешние Кольца, хах? — говорю я.

Он ухмыляется.

— Следовало догадаться, полагаю. Это объясняет, почему ты настолько умнее остальных членов ассамблеи, — честно говорю я.

Я слышу, как в его горле перехватывает дыхание. Я кладу руку на руку Рона, мышцы выпуклые от долгих часов езды на упряжке.

— В следующий раз, когда Драммонд скажет что-то подобное, приставь копьё к его горлу, — предлагаю я. — Я обнаружила, что это очень хорошо работает.


Это определённо успокоило его блудливые руки в Куполе в прошлом секторе.

— И должен ли я держать копьё перед каждым человеком, который делает такое замечание? — спрашивает он.

Я пожимаю плечами.

— Ты можешь заменить его. Копьё, меч, удар в горло, — он фыркает, и я продолжаю: — Возможно, ты мог бы натренировать Лео кусать любого, кто скажет «Внешние Кольца».

Я смотрю, как пульсирующая, разъярённая масса кричит в сторону замка, кричит на своего Короля. Я могла бы спросить, как Блейн смог создать восстание такого масштаба, но не думаю, что это было слишком сложно. Народ Джована прозябает в нищете. Они голодают, бездомны и находятся в постоянной опасности. Так было на протяжении многих поколений, и ни один лидер не хотел изменить ситуацию. В защиту Джована, я действительно не думаю, что он осознаёт, насколько там всё плохо.

Нет, многого не потребуется. Блейну нужно было лишь дать немного надежды жалким Брумам, чтобы довести их до исступления. Я смотрю на гиганта рядом со мной, откинув голову назад.

— Рон?

— Ммм? — бормочет он.

— У меня есть для тебя кое-какое дело.


ГЛАВА 12


Снизу крики и вопли звучат намного громче. Я высоко держу голову, пробираясь сквозь разъярённую массу людей. Мои волосы рассыпаются по голой спине, вызывая дрожь, пока моё тело привыкает к отсутствию меховой одежды. Я говорю себе, что дрожь — это не беспокойство из-за того, что я сейчас нахожусь в центре группы повстанцев. Или потому, что под своей вуалью в замке я оставила Кристал. Пока она не двигается и не говорит, уловка будет работать. Я надеюсь.

— Это Мороз, — пищит кто-то.

Я грубо отталкиваю его в сторону, чувствуя рёбра человека через его скудную одежду. Худенькая девушка смотрит на меня со своего места на земле и улыбается мне широкой беззубой улыбкой. Я игнорирую женщину без гроша в кармане и продолжаю путь. Моя первоочередная задача — собрать информацию о том, кто управляет этим шоу. Но моё присутствие здесь служит двум целям. Вторая из них уже начинает выполняться. Люди перестают бросать вещи и кричать, видя меня. Моё присутствие, вероятно, кажется загадочным и неожиданным. Если только они не из Второго Сектора, жители Внешних Колец не видели меня со времен Купола.

— Мороз пришла помочь нам! — кричит женщина.

Я угрожающе хмурюсь на неё. Не по какой-то причине, просто они ожидают такую реакцию от бойца в ямах. Она отшатывается, а затем обменивается понимающим взглядом со своей подругой. В течение нескольких месяцев я пыталась дружить, подкупать и угрожать, чтобы пробиться в их среду. Но мне потребовалось избавиться от Убийцы в Куполе и избежать верной смерти, чтобы стать неприкасаемой в их глазах.

Новость о моём присутствии распространяется вперёд меня и по обе стороны вбок. Я почти вижу, как её эффект отражается на толпе. Советник был прав: здесь, должно быть, несколько сотен человек. Они заполоняют мощёную дорогу, ведущую к подъёмной решетке со стороны Внутреннего Кольца. Когда один оборванец обращается к другому, топот прекращается, и люди переключают своё внимание с замка на меня, стоящую в центре толпы… и катастрофы.

Мне нужно найти заложников и обеспечить их безопасность, пока Рон не сообщит Джовану, что я делаю, каков мой хрупкий план. Грязные мужчины и женщины поворачиваются друг к другу, на их лицах растерянность, они гадают, зачем пришла Мороз. Именно так я нахожу тех, кого ищу. Они стоят ближе всех к замку и продолжают кричать, призывая окружающих делать то же самое. Пять окровавленных людей, судя по виду, торговцы, корчатся на земле у их ног, руки связаны за спинами.

Я скрещиваю руки, несколько минут просто наблюдаю за зачинщиками, прежде чем подхожу к ним. Толпа затихает. Люди затыкают тех, кто по-прежнему кричит. Звук есть, но он кажется жутко тихим после оглушительного шума, звучавшего минуту назад. Я откидываю назад свои длинные волосы, сжимая руки под грудью. Я знаю, что это творит чудеса в сочетании с моей одеждой — нарядом из кожаных ремней, который вряд ли заслуживает называться одеждой. Греху доводилось делать то же самое со своими грудными мышцами, чтобы свести зрителей с ума. Странно, но от этой мысли мне хочется разразиться хохотом. Держи себя в руках, Олина.

— Что это? — спрашиваю я у толпы, стоящей ближе всех к зачинщикам.

Выражение моего лица холодное. Я пристально смотрю на окружающих. Человек справа от меня, тот, что бросает камни через стену, должен быть одним из людей Блейна. Я не обращаюсь к нему напрямую. Это было бы признанием того, что у него есть власть. А я хочу, чтобы эта власть была только у меня.

Он всё равно отвечает. Наживка проглочена.

— А ты что думаешь, тупая сука, — рычит он справа от меня.

Ближайшие к нам люди отшатываются назад, а я медленно поворачиваюсь и смотрю на громадного лысеющего мужчину с румяными щеками.

После короткой паузы я снова задаю свой вопрос. В этот раз с участием моей ноги, давящей на его горло.

— Мы восстаём, — задыхается он. — Достала нищета, достало быть голодными, достало…

Я надавливаю, затем немного ослабляю давление, когда его губы приобретают синий оттенок. Судя по ропоту вокруг меня, остальные присутствующие согласны. Я даже не могу их винить.

— Может, тебе больше нравится жить в мире огня, — шучу я.

Сгорбленные люди, сидящие ближе всего ко мне, громко смеются от напряжения. Краем глаза я наблюдаю за заложниками. Они шепчутся друг с другом. Надеюсь, они не попытаются сделать какую-нибудь глупость.

Четверо других мужчин выступают вперёд. Я улыбаюсь им, искренне радуясь, что они пришли ко мне, а не мне пришлось их искать. Но, конечно, их больше. Человек под моей ногой перестает двигаться, и я убираю ногу. Он должен быть ещё жив.

— Привет, мальчики, — говорю я.

Эти мужчины упустили свою изрядную долю привлекательной внешности. Однако именно исходящая от них угроза заставляет их казаться почти такими же уродливыми, как Блейн.

— Кто ты? — грубым тоном спрашивает самый здоровый.

Я смеюсь, обнимая за шею коренастого мужчину, который стоит рядом со мной, не обращая внимания на запах крови животных. Надеюсь, он мясник. Мужчина, которого я небрежно обнимаю, смеётся вместе со мной, как и те, кто смотрит. Я работаю с толпой и благодарю Алзону и Осколка за то, что они подтолкнули меня к экспериментам в ямах.

— Это Мороз, идиот, — бормочет пожилой мужчина.

Один из четверых поворачивается к старшему мужчине и наносит жестокий удар. Хрупкий мужчина падает на землю.

Я не вижу этого, но чувствую. Толпа ополчается против людей Блейна. Не физически. Пока нет. Но они только что сделали ставку на меня. Головорез достаточно умен, чтобы почувствовать перемену. Он неловко перемещается, пока все смотрят на старика на холодной земле, а затем фиксирует на нём пустой взгляд. Круг сжимается вокруг нас.

— Вы слушаете этих ребят? — спрашиваю я у толпы.

Не может быть, чтобы пять человек начали это. Но никто больше не вступает в игру.

— Вон тот стучал в двери, призывал нас пойти, — говорит прачка.

Она показывает пальцем, и окружающая её толпа смыкается вокруг, когда один из головорезов Блейна делает угрожающий шаг к ней. Я тоже встаю между ними, злобно ухмыляясь этому человеку. Народ задерживает дыхание. Глаза мужчины бегло проходят по сторонам, оценивая ситуацию.

— Умный малый.

Я хвалю его, когда он, спотыкаясь, уходит. Обхожу их группу из четырёх человек и мужчину без сознания на земле, смотрю на людей вокруг меня.

— У этих людей свои планы.

Мои слова звучат в тишине. Я жду, пока Брумы обсудят такую возможность. У Рона должно было быть достаточно времени, чтобы передать моё послание королю. Давай, Джован. Даже после прошлой ночи я не сомневаюсь, что он придёт мне на помощь.

— Иди и освободи заложников, — приказываю я мяснику, находящемуся рядом со мной.

Он берёт кинжал, который я протягиваю ему, и подходит к испуганным членам Внутреннего Кольца. Заложники съёживаются, пока он перепиливает их путы.

Я поворачиваюсь к четверым стоящим мужчинам. В конце концов, пятый возможно мёртв.

— Думаю, вам пора идти.

Я отмечаю черты каждого из зачинщиков, а они тем временем отступают обратно в толпу, понимая, что проиграли. Толпа препятствует их продвижению, сбиваясь в кучу. Я сужаю глаза, наблюдая за этим действием. Ставлю десять золотых, что они делали это со мной специально. Мне всегда было интересно, как Осколок так легко передвигается через двор.

Мальчика толкают вперёд его друзья. Он глотает воздух, глядя на меня.

— Но мы голодны, — говорит он.

Он не старше Оберона и Очаве, моих братьев-близнецов. Моё лицо смягчается, когда я наклоняюсь к нему.

— Я знаю, — торжественно говорю я.

Джован, где ты? Они выжидающе поворачиваются ко мне, рассчитывая, что я решу их проблемы. Я открываю рот, чтобы обратиться к ним, чтобы потянуть время, но стон перехватывает слова в моём горле. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу, как над пятью неровными рядами немытых Брум между мной и замком поднимается решетка. Я подхожу к воротам.

Джован стоит там, за ним стоит значительная часть его армии.

Шлюхи и головорезы вокруг меня шарахаются назад. Призывать к драке и на самом деле драться — две разные вещи, особенно когда напряжение в значительной степени рассеялось. Пятеро освобожденных заложников тащатся к своему Королю, который их игнорирует. Мясник и мой любимый кинжал исчезли. Чёртов вор.

Я делаю лицо безучастным, а Джован обращается к массам.

— Я услышал ваши мольбы, — взывает он.

Каким-то образом его голос разносится над собравшейся толпой. При слове «мольбы» раздаётся шипение, но я поздравляю его с тем, что он взял толпу под контроль. Слово «требования» придало бы им слишком много силы.

— Мне не по нраву обнаруживать это небольшое собрание у своих дверей, — говорит он, встречаясь взглядом с группой хмурых мужчин.

Хмурые взгляды тут же исчезают. Один только его голос способен разрезать лёд. Добавьте к этому крупную, мускулистую фигуру со смертоносным взглядом, и вы получите Короля Гласиума. Я наблюдаю за бедняками. Они уже проиграли, но им ещё предстоит решить, рады ли они этому.

— Хотя, возможно, у вас нет другого способа озвучить свои просьбы. Должен сказать, что я удивлён вашей тактикой, — он смотрит на старика, всё ещё лежащего на земле. — Это обычная для вас практика бить пожилых людей?

Я почти улыбаюсь ему. Брумы рокочут от злости. Но они злятся, что их Король думает, что они могли бы это сделать. Одним предложением Джован обратил их ярость на четверых мужчин и заставил их страстно желать доказать своему Королю обратное.

Он шагает вдоль стены.

— Я ваш Король! — рычит он. — Вы мой народ.

При этом раздаётся несколько одобрительных возгласов. Я позволяю себе пару кивков. Я не хочу казаться слишком нетерпеливой, но если люди смотрят, то моя поддержка повлияет на них.

— В связи с этим, я буду говорить с одним представителем, — говорит он, обводя взглядом сотни людей перед собой.

Его подданные обмениваются растерянными взглядами.

— Кто будет говорить за вас? — бурчит он.

Я должна была предупредить его, чтобы он ограничил количество сложных конструкций. У меня внутри всё бурлит, пока я в напряжении жду.

— Мороз! — кричит кто-то.

Я закрываю глаза. Они могут воспринимать мою реакцию, как угодно. Я та, кого они все видели. Я действительно единственный кандидат, доступный им сейчас. Неудивительно, что крик подхватывают другие. Джован поднимает массивную руку. Его люди сразу же затихают.

— Где эта Мороз? — спрашивает он.

Я почти закатываю глаза. Кольцо пустого пространства уже окружает меня. Кольцо удваивается в размерах, когда потрёпанные Брумы отходят от меня. Вернее, от внимания Короля.

— Я здесь, мой Король, — говорю я.

Я выпячиваю бедро. Грех был бы так горд.

— Ты обсудишь проблемы Внешних Колец со мной, — говорит он.

Это утверждение, но я веду себя так, будто это вопрос.

Я складываю руки и рассматриваю его, делая вид, что выношу решение. Важно, чтобы я не заискивала. Через минуту я опускаю руки по бокам.

— Думаю, я так и сделаю, — говорю я. — Но я хочу, чтобы с нами пошёл мой приятель Вьюга.

Надеюсь, Джован сможет справиться с этим изменением, возникшим в последнюю минуту. Имя Вьюги энергично поддерживается наряду с моим собственным. Внешние Кольца довольны моим выбором. Многие из них знают Вьюгу. Возможно, некоторых он кормил или давал лишнюю одежду и одеяла. Я хотела поговорить с моим другом на эту тему до того, как он покинет замок, а через несколько недель тихонько представить эту идею Джовану. Хотя, кто знает, прислушается ли сейчас Джован к моим словам. И, боюсь, у Вьюги больше нет выбора — судя по размаху реакции народа.

С того места, где я стою, невозможно оценить реакцию Короля. Скорее всего, его лицо лишено эмоций. Лицо, которое он только недавно перестал показывать ассамблее. То, которое он снова показал мне прошлой ночью.

Он обыденно кивает.

— Это осуществимо.

— Заходи, — велит он мне. — И, кто-нибудь, поднимите старика, — рявкает он через плечо.

Я сдерживаю улыбку, направляясь к дозору. Приятный штрих.

Несколько стражников помогают заложникам Внутреннего Кольца перейти в безопасное место замка. Люди Блейна основательно потрудились, избив их до полусмерти. Малир отваживает успокоившееся восстание, чтобы подобрать всё ещё бессознательного старика и отнести его внутрь, вероятно, прямо к Садре.

Я прохожу через высокие ворота и ищу Джована. Он поднялся на дорожку на вершине ворот. Он обращается к притихшей толпе с поднятыми руками.

— Результаты этой встречи дойдут до вас через выбранных вами переговорщиков. С любыми проблемами обращайтесь к Мороз или Вьюге, — объявляет он. — Теперь вы все можете возвращаться домой. Но знайте. Как ваш Король, я считаю своим долгом выслушать ваши проблемы. Теперь, когда вопрос общения решён, вы можете быть уверены, что любое повторение этого, — он жестом указывает на толпу, — будет быстро и жестоко пресечено.

Он выпрямляется и сверкает глазами до тех пор, пока некоторые из этих нищих не убегают в страхе.

Он разворачивается, меховой плащ кружится вместе с ним. Я подмигиваю тем, кто с тревогой смотрит на меня через решётку. Они неуверенно ухмыляются моему невозмутимому поведению. Я просто рада, что самое трудное позади. Не то чтобы я была вне опасности. Надеюсь, Кристал справится.

Джован опережает свой дозор, не удостоив меня взглядом. Так он и должен сделать, но мне интересно, злится ли он на мои действия. Похоже, в данный момент мы по очереди злимся друг на друга.

Я следую за ним, направляемая группой дозорных. Мы идём прямо в зал заседаний. Джован указывает на кресло в центре, игнорируя «Татуму», сидящую на своём обычном месте. Кристал, вероятно, обмочилась под моей вуалью. Советники Джована хлопают его по спине — даже Блейн, хотя в его движениях чувствуется нервозность, не соответствующая его счастливому выражению лица. Некоторые из совета поворачиваются ко мне, глядя на меня с неодобрением. Как будто Мороз есть до их неодобрения дело.

Я прохожу в центр зала, стараясь, чтобы никто не вспомнил о Татуме, сидевшей здесь пару секторов назад. Наряд из ремней привлекает внимание ближайших ко мне мужчин, и я дразняще машу им рукой. В последний раз, когда я сидела здесь, я была одета в безразмерные брюки и пальто Кедрика. Сомневаюсь, что кто-то помнит Татуму Олину.

— Где мой приятель? — спрашиваю я, ковыряясь в зубах.

По лицу Короля пробегает смешок. Клянусь, он почти смеётся, несколько раз кашлянув, прежде чем поворачивается ко мне лицом с покрасневшим лицом. Я сдерживаю ускользающее хихиканье.

— Твой друг уже в пути, — резко говорит он. — Пожалуйста, присаживайся.

Я обдумываю свой выбор и иду, чтобы занять кресло Блейна.

Раздаётся несколько вздохов от совета.

— Я имел в виду кресло в центре, — резко говорит Джован.

Я невинно поднимаю руки, но не двигаюсь с места, вместо этого пинаю ногами стол.

— Мой Король, — начинает Блейн.

Джован заставляет его замолчать, и жирный мужчина выбирает место прямо рядом со мной, а я ухмыляюсь его унижению и хлопаю ресницами, глядя в его сторону. На самом деле, это хорошая возможность.

— А не тебя ли я видела ранее на боях в ямах? — спрашиваю я Блейна.

Моё слово как Мороз здесь ничего не значит — не против советника.

— Ты ошибаешься, — усмехается Блейн.

— Неа, я так не думаю, — говорю я. — Но понимаю, почему бы ты не хотел, чтобы кто-то узнал.

Я делаю преувеличенный наклон головы в сторону остальной части комнаты. Я бросаю взгляд на Джована, и он отворачивается, поджав губы. Блейн молчит. Мне приятно видеть, что его губы побелели от ярости.

Я поднимаю взгляд, когда Вьюгу вталкивают в зал. Дверь за ним захлопывается. Он хмуро оглядывает помещение, заняв оборонительную позицию.

— Вьюга, — зову я.

Он крутит головой вокруг.

— Э-э, Мороз? — заикается он.

Я улыбаюсь и делаю движение, чтобы инсценировать приветствие своего друга.

— Я скучала по тебе, — говорю я.

Он притягивает меня в объятия, и я торопливо шепчу, не повышая голоса:

— На моём месте Кристал. Не смотри на неё. И извини, я собиралась сначала спросить тебя.

Его брови подрагивают от моих слов. Он поймёт их смысл через мгновение.

— Вьюга, — жёстким голосом приветствует Джован.

Я бросаю на него взгляд и вижу, что он смотрит туда, где моя рука лежит на плече Вьюги.

Боец кивает Джовану, пока я тащу нового представителя Внешних Колец на своё свободное место. Я усаживаю его туда и прислоняюсь к соседнему креслу Блейна. Он смещается на другую сторону, и я не пытаюсь скрыть свою ухмылку.

Джован поворачивается ко мне.

— Мороз, ты была избрана Внешними Кольцами, чтобы донести до меня их проблемы и просьбы официально и без насилия, — заявляет он.

— У меня есть кое-что, что может показаться тебе интересным, но о плохом лучше поговорить с ним, — я тычу большим пальцем в сторону Вьюги, и он напрягается.

Я продолжаю:

— Он живёт прямо в гуще событий. Раздает еду, всё как положено. Помогает сиротам и избитым шлюхам. Именно он не даёт бандитам перерезать глотки старухам.


Глаз Джована дёргается, прежде чем он находит в себе силы повернуться к моему другу. Вьюга смотрит на меня в потрясении. Я наблюдаю, как он прищуривает глаза в обвинении. Я пожимаю плечами, извиняясь перед ним. Я буду в большом долгу перед ним. Советники и Джован ждут, когда он заговорит, и молчание становится тягостным.

— Просто задай ему вопрос, — говорю я. — И сам всё поймёшь.

Джован бросает на меня тяжёлый взгляд, а потом поворачивается лицом к Вьюге.

— Каковы, по твоему мнению, основные проблемы, с которыми сталкиваются мои подданные во Внешних Кольцах? — спрашивает Джован.

В глаза Вьюги сталь.

— Их множество, мой Король. С чего ты хочешь, чтобы я начал?

Я жду, когда боец взорвётся. Ему просто нужна верная провокация. Глаза Джована вспыхивают в ответ. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь вперёд, откидываю голову назад и закрываю глаза в скучающей манере Мороз.

— Я не думаю, что их может быть так много, — ворчит Джован.

Я ухмыляюсь и приоткрываю один глаз, желая посмотреть, как лицо Вьюги становится белым от ярости. Затем оно становится красным и, наконец, фиолетовым.

И вот он теряет контроль.


* * *


Вьюга с чрезмерной силой вонзает нож в жареный картофель на своей тарелке, сгибая нож назад, а мы все сидим и глазеем. Я украдкой бросаю взгляд на Кристал, сидящую за столом у трона. Так вот как я обычно выгляжу? Маленькая и загадочная. Я бы тоже побоялась подойти к кому-то, кто так выглядит.

Я надеюсь, что Джован и Оландон присмотрят за ней. Вероятно, присмотрит только Джован, судя по хмурому лицу моего брата. Он не очень доволен тем, что на мне надето. Он чуть не выдал меня, когда впервые увидел наряд. Делегаты, присутствующие здесь сегодня вечером, не переставали смеяться над ним, развлекаясь моими уловками и явным неодобрением Оландона.

— Где Зона? — спрашиваю я.

Осколок бросает на меня пристальный взгляд.

— Ох, — говорю я, глядя в направлении Блейна.

Твёрдый овощ слетает с тарелки Вьюги и исчезает под соседним столом. Обитатели стола смотрят ему вслед, пока он не обращает на них всю силу своего хмурого взгляда.

Они находят, чем заняться.

— Вьюга, — говорю я. — Мне очень жаль. Я не хотела ставить тебя в такое положение. Я долго думала об этом после того, как увидела тебя с больными и бедными во Внешних Кольцах. Но это должно было быть твоё решение.

Он был назначен Министром по делам народа — невиданная ранее должность. Ход Джована был умным, граничащим с гениальностью, но я сочувствовала своему другу. Король не оставил ему выбора. Я наклоняю голову.

— Я приношу свои самые искренние извинения.

Он смотрит на меня сердитыми глазами.

— Чертовски верно, мне должны были дать выбор. У меня нет сил на это дерьмо. Проклятье! Это закончится кровью и кишками.

От его слов я выпрямляюсь. Я обхожу стол и обнимаю его, обхватывая руками его шею, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Из тебя получится отличный министр.

Я даю ему увидеть правду в моих глазах, прежде чем продолжаю:

— Кто может быть более подготовленным, чем тот, кто жил в Кольцах? Вместо того чтобы использовать одежду, которую ты снял с себя, ты будешь давать ту, что сделана слугами Короля или собрана в других Кольцах. Это то, что ты делал годами, но в большем масштабе.


Я целую его в щёку и улыбаюсь, когда он краснеет. Это его милая сторона, которую мне не часто удается увидеть.

— Вместо того чтобы менять одну жизнь в неделю, ты сможешь менять десять в день, — тихо заканчиваю я.

Осколок подаётся вперёд.

— Она права, Вьюга. Я не смог бы назвать никого лучше подходящего на эту должность. Ты знаешь, что наша Мороз умна. Она бы не выбрала тебя, если бы знала, что тебе не хватит духу.

Лавина и Лёд хихикают по обе стороны от меня. Женщина бросает на Лавину встревоженный взгляд, когда его шрамы растягиваются от движения.

Вьюга заводит лекцию о качестве жилья во Внешних Кольцах, а Осколок поворачивается ко мне с отчаянием во взгляде. Я качаю головой и поворачиваюсь ко Льду: Осколок попал в свою собственную ловушку. Я ни за что не стану втягиваться в проповедь Вьюги.

— Ты проследовал за ним, — тихо спрашиваю я, говоря о Соуле.

Лёд кивает, сверкая глазами.

— Ты не будешь удивлена, — говорит он. — Это наш друг с Арены, ты попала в точку.

На секунду или две я перестаю дышать. Сильные подозрения о причастности Блейна и абсолютные доказательства — разные вещи. Сейчас самое время нанести удар. Прямо сейчас, как можно скорее. Сегодня Внешние Кольца были успокоены. У Джована больше контроля, чем когда-либо. Необходимо использовать этот импульс, прежде чем предательский кусок грязи, сидящий через четыре сидения справа от Джована, сможет собрать свои силы.

Я поворачиваюсь к Осколку, решив всё-таки спасти его.

— Можешь передать Алзоне сообщение? Мне нужно, чтобы она кое-что сделала. Это нужно сделать немедленно. Ситуация здесь накаляется.

Я смотрю на Осколка, и на его лице появляется намёк на веселье.

Он жестом показывает мне продолжать говорить.

— Извини, просто ирония. Ты говоришь о том, что всё накаляется.

Остальные хихикают над его словами.

— Смешно, — я смотрю на бойцов. — Возможно, вы с Лавиной захотите пойти с ней для защиты.

Я наклоняюсь вперёд, хотя уверена, что нас никто не подслушает, и шепчу ему на ухо своё сообщение.

Я взглядом окидываю ассамблею и останавливаюсь на Соуле, сидящем рядом с Томиром — ещё одним делегатом. Я надолго задерживаюсь на Мэйси, она ёрзает на своём месте, вздрагивая всякий раз, когда кто-то рядом неожиданно двигается. Это укрепляет мою решимость.

Блейна ожидает падение.


ГЛАВА 13


— Никогда больше! — причитает Кристал, дрожа в моих руках. — Это было пугающе. Я не хотела говорить! У тебя такой, — она делает движение рукой, — голос, знаешь?

Я усмехаюсь, когда отпускаю её и беру вуаль из её рук.

— Нет, я не знаю.

Её черты теплеют.

— Ты знаешь, будто люди должны слушать тебя.

— Я властная? — спрашиваю я, хмурясь.

Её лицо начинает пылать, и я ухмыляюсь.

— Просто шучу.

Она ударяет меня в плечо, болезненно сжимает свою руку. Я добавляю «научить Кристал правильно бить» в мой переполненный список дел.

Я ловлю охапку меха, переданную Оландоном.

— Ты, должно быть, замёрзла, сестрёнка. Надень какую-нибудь одежду.

Я бросаю кипу на пол и копаюсь в ней.

— Ландон, здесь всего по две штуки, — говорю я.

Он бросает угрожающий взгляд на кожаные ремни, одетые на мне.

— У тебя никогда не может быть слишком много одежды, — мрачно бормочет он.


Кристал хихикает позади меня.

— Я, пожалуй, пойду, — говорит Кристал, счастливая улыбка всё ещё украшает её тонкие черты лица, но выглядит она измученной.

Большую часть дня она исполняла роль Татумы. Страх истощает. Она выскальзывает за дверь, пока я выбираю что-то из дюжины одежд, лежащих у моих ног.

— Ты была в этой штуке, пока находилась за пределами замка, — говорит Оландон.

Я рассеяно киваю.

— В основном только в ямах. Помогало с толпой и отвлекало тех, с кем сражалась.

Я слышу сопение и поднимаю глаза.

— Если что-то тревожит тебя, я бы предпочла, чтобы ты просто выплеснул это, — говорю я.

Он вскидывает голову, совершенно потрясённый.

Я вздыхаю, сдерживая свой собственный ответ.

— В смысле, я бы предпочла, чтобы ты просто сказал мне, в чём дело.

На его лице остается лёгкое отвращение.

— Этот мир слишком сильно на тебя влияет, — говорит он после небольшой паузы.

— Я снимаю чёртовы ремни, — жалуюсь я.

— Это нечто большее, — говорит он. — Лёгкость в тебе, юмор и открытость с теми, кто ниже тебя по положению. Ты больше смеёшься. И часто я не понимаю, в чём шутка. Иногда я остаюсь в недоумении, существует ли та сестра, с которой я вырос.

Требуется всё моё самообладание, чтобы не позволить моей челюсти открыться. Мне всё труднее сдерживать обиду.

— Ландон, — с трудом говорю я. — Меня беспокоит, что ты считаешь, что мы отдалились друг от друга. Я сильно изменилась с тех пор, как мы жили в Осолисе, но и ты тоже, — я подхожу и беру его за руку. — Но мы знаем друг друга в самых важных моментах, — я кладу руку на его сердце. — Ты знаешь, что я всегда буду рядом с тобой. Я всегда буду бороться за тебя, и я всегда буду честна с тобой.

Я делаю глубокий вдох.

— И это включает в себя необходимость сказать, что все те изменения, которые ты упомянул, хорошие изменения. То, что ты наблюдаешь, это моё счастье.

Моё сердце разрывается от печали, которую я вижу на его лице.

Он обращает на меня печальные карие глаза.

— Но почему Гласиум заставляет тебя чувствовать это?

Я пожимаю плечами.

— Это просто отсутствие матери. Здешние люди не были отравлены ею и Кассием. Здесь у меня есть друзья. Люди, которым я искренне нравлюсь.

Он опускает голову.

— Я долго не мог привыкнуть к Брумам. В конце концов, одна вещь прорвалась наружу.

Я поднимаю брови, подстёгивая его продолжить.

— То как твои друзья повели себя, когда ты показала им своё лицо, — мягко говорит он. — Ты бы никогда не получила такую реакцию в Осолисе. Никогда не получишь. Там, где Брумам не хватает цивилизованности, у них есть сердце.

Он касается моих щёк, и я вздрагиваю. Слёзы стекают по моим щекам. Я так горжусь своим братом. Мне наплевать, если Ландон будет возражать, я обхватываю его за талию и крепко сжимаю.

— Эта… сука, Джеки, заставила меня осознать, что я тоже вёл себя слишком жёстко, — ворчливо говорит он.

Я смеюсь ему в лицо.

— Ты только что выругался!

Я хлопаю его по плечу. Наконец, он отвечает на мои объятия с широкой улыбкой на лице. Я улыбаюсь ему в грудь.

— Я всегда буду защищать тебя, — говорю я.

— Моя жизнь за твою, — говорит он, отпуская меня. — Ты была на полпути к тому, чтобы одеться, — напоминает он мне.

Я отдаю честь, когда он направляется к двери.

Я отступаю за ширму и выбираюсь из ремней. Джован отозвал стражников, пока я кралась сюда. Король объявил, что Мороз бесполезна в качестве представителя народа и провозгласил Вьюгу единоличным министром. Я бы ни за что не смогла поддерживать видимость Мороз. А Кристал умерла бы от стресса, если бы я попросила её снова притвориться мной. Конечно, Мороз не ушла, не высказав Джовану всё, что думает. Я усмехаюсь, вспоминая свои слова.

— Если бы я приложила к Внешним Кольцам вдвое меньше усилий, чем я приложила к тому, чтобы стать тем, кем я стала, Гласиум был бы лучшим местом.

Мне требуется полсекунды, чтобы понять, что слова, о которых я думаю, были произнесены вслух. Я кричу и кружусь в поисках голоса. Я снова вскрикиваю, когда вижу большую тень по другую сторону ширмы.

— Джован! — я прикрываю грудь.

Не стала бы отрицать, что он может захотеть заглянуть сверху. Он же Брума, в конце концов.

— Я верю, что это были именно твои слова, — говорит он.

Я оставляю брюки наполовину застёгнутыми и натягиваю тунику. Огибаю ширму и наношу удар по его рёбрам. Он хватает меня за руку и притягивает к себе. Игнорируя мой взгляд, он проводит большой рукой по моим волосам. Он берёт их в охапку и подносит к своему носу. Я извиваюсь на месте, но полностью замираю, когда чувствую что-то напротив своего живота. Он позволяет мне отстраниться, на его лице мелькает веселье.

— Сегодня нам повезло, — говорит он.

Он решает не дразнить меня. Я хватаюсь за эту тему, как будто это мой спасательный круг, пока он перемещается и садится на край кровати.

— Толпа могла двинуться в любую сторону, — правдиво говорю я.

Я опускаюсь на длинное сиденье рядом с ним.

Он играет с рукояткой своего меча.

— И ты бы всё равно вышла? — спрашивает он.

Я поднимаю плечо и наблюдаю, как он делает несколько вдохов. Он проводит рукой по своим каштановым волосам. У меня чешутся руки сделать это самой.

— Я подвёл тебя, — бормочет он, и я замираю, как вкопанная.

— Что? — тупо говорю я.

— Я должен был придумать что-то такое, чтобы ты не чувствовала, что должна подвергать себя опасности.

Он сердито качает головой, а я поддаюсь искушению, протягивая руку вверх, чтобы смахнуть несколько светло-коричневых прядей с его лица. Он бросает на меня любопытный взгляд.

Моё лицо теплеет, и я отстраняюсь.

— Я знала, что ты не будешь просить. Я думала, что эта идея пришла тебе в голову. Я видела, как ты несколько раз посмотрел в мою сторону. И опасность от людей для меня самой была минимальна, вопрос был скорее в том, сколько зачинщиков Блейна… э-э, сколько зачинщиков там было, — заикаюсь я.

Он напрягается при упоминании о Блейне, но не обращает внимания на мой промах. Вопрос всё ещё не решён после прошлой ночи. Очевидно, что никто из нас не хочет возвращаться к нему. Это не значит, что моя решимость расправиться с Блейном исчезла. Но Джован дал понять, что не будет в этом участвовать. А сейчас? Я просто хочу чувствовать, что между нами нормальные отношения.

Джован кивает.

— Я постоянно прокручиваю ситуацию в голове. Другого варианта, в котором бы всё закончилось так хорошо, нет.

Он поворачивается и легонько целует меня в губы. Как всегда, все мысли вылетают у меня из головы. Я наклоняюсь к нему, пытаясь углубить поцелуй, но он отстраняется и смотрит на меня серьёзными глазами, носы почти соприкасаются.

— Спасибо, — говорит он.

Я прочищаю горло.

— Кажется, дела идут лучше, когда мы работаем вместе.

Это просто вырвалось. Я вздрагиваю от признания.

— Так и есть, — мягко говорит он.

Он наклоняется и снова целует меня. На этот раз глубже. Я наслаждаюсь ощущением того, как мои губы сливаются с его теплом. Кто знает, сколько ещё раз я почувствую его губы на себе? У меня вырывается стон, и я вздрагиваю от этого звука. Но Джован, кажется, ничуть не возражает против этого. Он тянется ко мне и хватает за бёдра, пересаживая меня к себе на колени, одной рукой расстёгивает пояс с мечом и бросает его на пол, когда он мешает. Я смотрю на него, мой разум в смятении. Этого не должно происходить, но я хочу этого. Я даже подстроила это: глажу его волосы, поощряю его поцелуй.

— Лина, — шепчет он, схватив меня за подбородок. — Остановись.

Он сокращает расстояние между нами, прямо перед тем, как мы соприкасаемся, из него вырывается стон. Я сосредотачиваюсь на поцелуе, гадая, получает ли он удовольствие. Я хочу, чтобы он наслаждался. Его бёдра начинают двигаться под моими. Я прижимаюсь ближе, обвивая руками его шею. Ему это нравится — он снова стонет. Он покусывает мою верхнюю губу. Лёгкая боль пугает меня, одновременно с этим во мне вспыхивает огонь.

Он улыбается мне в губы, и я улыбаюсь в ответ, счастливая от того, что нахожусь в его объятиях. Он запускает руку под мою тунику.

— Мне нужно, — произносит он мне в губы.

— Что нужно? — вздыхаю я.

Он обнимает мою поясницу одной рукой и обхватывает одну из моих грудей. Я выгибаюсь в его руке, испытывая ещё более глубокое удовольствие, чем от его поцелуя. Мы касаемся друг друга. Я не контролирую себя, моё смущение исчезло.

Он склоняет голову к моей шее и крепко сжимает мои бёдра руками.

— Нет, — бормочет он.

Я пытаюсь продвинуться вперёд, но он держит меня на месте железной хваткой.

— Остановись, Лина. Это не то, что должно было случиться.

Я хмурюсь от его слов, щёки пылают, но остаюсь на месте, прижавшись к нему. Я пытаюсь понять его страдальческое выражение лица.

— Я пришёл сегодня сюда не для того, чтобы уложить тебя в постель, — говорит он.

Моё лицо мрачнеет. Я снова принудила его к этому? Я опускаю взгляд и пытаюсь слезть с его колен. Железная хватка не ослабевает.

— Нет. Дай мне объяснить, — требует он, затем его тон смягчается: — Чёрт.


Он ненадолго закрывает глаза.

Я перестаю бороться за то, чтобы слезть с него, и смотрю, как он продолжает смущаться.

— Для тебя это всё в новинку, и в прошлый раз мы ввязались в это раньше, чем ты была готова.

Он замолкает и устремляет на меня свой проницательный взгляд. Я смотрю в ответ, пытаясь решить, меня больше интересует или больше беспокоит, насколько серьёзно он говорит.

Я решила, что я беспокоюсь.

— Джован, это… — начинаю я.

Его глаза темнеют, и он заставляет меня замолчать торопливым поцелуем.

— Я не хочу, чтобы ты слишком много думала об этом. Не обращай внимания на то, что я сказал прошлой ночью об объединении миров; не обращай внимания на всё. Просто… обычно, когда мужчина заинтересован в женщине, он ухаживает за ней. Мы пропустили эту часть, а я хочу, чтобы это было у тебя, — мурлыкает он.

Он поднимает меня и сажает на скамейку рядом с собой, сам быстро вставая.

— Я…

Я ощущаю, что мои глаза не могут стать ещё больше. Как его визит перешёл в это? И значит ли это, что он собирается ухаживать за мной? Или он говорит, что это сделает кто-то другой?

Он внезапно хмурится.

— Кое-что, я думаю, я мог бы…

Он мог бы что? Он качает головой, глаза снова опускаются к моим губам. Я поднимаю на него глаза и вижу, что на него определенно повлияло то, чем мы занимались всего несколько минут назад. Джован никогда так себя не ведёт.

Я откидываю голову назад и встречаюсь с его взглядом. Его руки дёргаются по бокам, но в тот момент, когда я думаю, что он вот-вот потеряет контроль и схватит меня, он отворачивается стремительным вихрем.

Дверь ударяется о стену, когда он выходит.

Я моргаю, глядя на открытую дверь, слушая, как он орёт на какого-то несчастного дозорного внизу в холле.

Я прыгаю на кровать и прижимаю мех к груди, на моём лице широкая ухмылка. Я понятия не имею, почему общение с Джованом оставило меня такой беспричинно счастливой. Я устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза. Я не делала этого со времён Осолиса, но, как это было раньше, я сижу и запоминаю, что именно произошло. Когда я стану Татум, я хочу иметь возможность вспомнить каждое его слово в деталях.


* * *


На следующий день я пропускаю заседание совета, отправив Гнева, который всё ещё не знает моей истинной личности, со своими извинениями.

Я сижу с делегатами за трапезой, надеясь улучить момент для разговора с Санджеем. Фиона выглядит не очень весёлой. Она не знает о положении Санджея, но чувствует изменения в своём муже. Она продолжает обнимать свой растущий живот, бросая взгляды на Санджея. Фиона будет строить свои собственные теории о том, почему муж избегает её. Без сомнения, она считает, что у него интрижка. Надеюсь, в скором времени он сможет уверить её, что это не так. Я беспокоюсь о прежде счастливой паре. Они так хорошо работают вместе, Фиона сдерживает необузданный язык Санджея. Мне бы не хотелось, чтобы они расстались из-за этого. Что бы ни случилось, Санджей не контролировал себя.

Оландон быстро откланивается, едва притронувшись к еде. Как ни странно, ему не терпится добраться до архива. Он хранит молчание о достигнутом прогрессе. Я не знаю, как к этому относиться. Я одновременно хочу знать, кто мой отец, или кем он был, и нервничаю при мысли о том, что мне предстоит это узнать. Большую часть времени я думаю, не лучше ли мне находиться в неведении.

Осколок, Кристал, Алзона и Лавина, которые отправились поговорить с настоящей Уиллоу, отсутствуют за завтраком.

Наконец Грета утаскивает Фиону. Я поворачиваюсь к Санджею.

— Мне нужно, чтобы ты поговорил с Королём, — шепчу я.

Это последняя попытка достучаться до Джована. Он знал Санджея всю свою жизнь. Он доверил рыжеволосому мужчине отправиться в Осолис в качестве делегата. Может быть, Джован прислушается к нему.

Санджей давится своим напитком.

— Что?

— Он не слушает меня. Он совершенно глух, когда речь идет о Блейне, — говорю я. — Я подумала, что если он поговорит с кем-то ещё, кто знает о Блейне, то информация будет воспринята лучше.

Санджей выпрямляется как «по стойке смирно» на скамейке. Я узнаю ужас, когда вижу его.

— Пожалуйста, Санджей. Ты всё равно собираешься ему рассказать. Если он не одумается, мне придётся действовать за его спиной, чтобы убрать Блейна. Я бы предпочла избежать этого.


* * *


Я провожу утро, приводя в действие последнюю часть своего плана, разговаривая с двумя последними людьми, которые будут играть важную роль в том, чтобы низвергнуть Блейна: с Мэйси и Соулом. К обеду я вымотана. Я решаю освободить себя от обязанностей Татумы на вторую половину дня. Я больше ничего не могу сделать, чтобы обеспечить поражение Блейна. Теперь всё зависит от Рона и моих друзей из Внешних Колец.

— Где ты была сегодня? — спрашивает Джован.

Он уже поел и сидит, раскинувшись на своем троне, наблюдая за ассамблеей. Иногда он принимает эту позу, чтобы раззадорить своих подданных. Но я думаю, что на самом деле он тоже находит это положение удобным. Интересно, о чём он думает, глядя на свой народ? Любит ли он их? Видит ли он только своё прошлое?

— Занималась то одним, то другим. Как прошло заседание совета? — спрашиваю я.

Он издаёт горлом раздражённый звук.

— Всё было бы по-другому, если бы что-то решалось, — отвечает он.

Я киваю, полностью понимая его затруднительное положение.

— На самом деле, на Осолисе, мы не сталкиваемся с такой проблемой. Татум занимает скорее диктаторскую позицию. Мать говорит своим Сатумам, что делать, выслушав их мнения. Единственная ситуация, в которой ничего не решается, это когда она встречается с делегацией мира, чтобы обсудить соглашение… её способ оттянуть прогресс, я полагаю. Мне нравится ваш способ, хотя он более долгий. Имеет смысл собрать разные мнения, а затем всей группой решить какое решение будет лучшим.

— Уверен, что оба варианта имеют свои преимущества, — присоединяется Роско с другой стороны от Джована.

Я наклоняю голову в его сторону и вступаю в разговор с вежливым пожилым человеком.

Джован молча сидит между нами, возвышаясь рядом со мной. Я не раз ловлю его взгляд на себе. Он наблюдает за мной через руку, которая рассеянно играет с лёгкой щетиной на его лице.

— Сегодня мы встречаемся с Ире, — он перебивает Роско на середине предложения.

Роско бросает мне ироничную улыбку, очевидно вполне привыкший к этому.

— Прошу прощения, Роско, — говорю я и поворачиваюсь к Джовану. — Уже прошла неделя? Я потеряла счёт времени.

— Да. Предполагаю, что гонец воспользуется прикрытием темноты, — говорит он.


Я соглашаюсь, медленно кивая.

— Это было бы логично. Ему не навредят? — спрашиваю я.

— Я предупредил, что ожидаю гостей. Был отдан приказ не пускать стрелы.


* * *


Я стою на крыше вместе с Королём, ожидая гонца из Ире. Мой поспешный разговор с Адоксом об организации этой встречи не включал подробностей о том, кто будет представлять доклад. Надеюсь, это не один из двух громил Адокса. Они мне не особенно нравятся. Уверена, это чувство взаимно. Я прислоняюсь к решетчатым перилам, окружающим проём для ястребов. Гигантские ястребы-посланники используются для связи между нашими двумя мирами. Они могут пролетать прямо в обеденный зал в королевском замке через люки в крыше замка, хотя мне посчастливилось увидеть это лишь однажды. Перила, на которые я опираюсь, защищают патрулирующих стражников от неприятного падения на пол обеденного зала.

— О чём ты думаешь? — спрашивает Джован.

Я улыбаюсь ему, раз он действительно может это видеть. Я сняла свою вуаль перед встречей в качестве Уиллоу, моей личности для Ире, так как она не носит вуаль.

— Об Ире, — говорю я.

— На что это похоже?

Он садится у парапета и выжидающе смотрит на меня. Он закатил глаза, когда я сказала ему, что собираюсь подняться и подождать, но всё же присоединился ко мне, ворча что-то о том, что Король не должен никого ждать.

— Это… невероятно. Ты был когда-нибудь в Оскале? — уточняю я.

Он с минуту качает головой, не отрывая от меня своих голубых глаз. Это напоминает мне о нашем недавнем разговоре.

— Только у основания, для тренировок, — уточняет он.

Я начинаю описывать Ире, стараясь припомнить самые лучшие моменты. В итоге я рассказываю ему о большей части своего пребывания там. Большей части.

Пока я говорю, он сидит в молчании, с восторженным вниманием ребёнка. Это нервирует и… льстит. Я сажусь рядом с ним и подталкиваю его в ногу.

— А о чём ты думаешь? — спрашиваю я, скрещивая ноги.

Он наклоняет свою голову ко мне.

— О том, что мне нравится звук твоего голоса. Я всегда любил истории, — он пожимает одним плечом, как он обычно делает, ощущая неловкость. — Так же о том, что я так много не видел в своём мире.

— Ты был занят. И это легко исправить. Возможно, тебе нужно поскорее посетить Внешние Кольца вместе с Вьюгой. А не тогда, когда ты гоняешься за мной, — добавляю я, игнорируя его вскинутую бровь. — Иди днём, когда ничего не скрыто. Когда люди не прячутся в попытке пережить ночь. Иди, когда есть дневной свет, чтобы ты мог увидеть людей, заколотых ножом в переулках, и опустошение.

Он опирается руками в согнутые колени, глубоко задумавшись, или, как я понимаю мгновение спустя, пытаясь скрыть свою реакцию на мои жестокие слова.

— Ты знаешь, что я видела только половину Осолиса? — спрашиваю я. — Мать не выпускала меня из королевских ротаций, поэтому я видела только первые три ротации. Когда я вернусь, я хотела бы объехать их вдоль и поперёк. Мне нужно получить представление о том, как плохо она обращалась с деревенскими жителями. Возможно, я отправлюсь в тур, как это делаешь ты.

Его ответ кажется натянутым, когда он, в конце концов, произносит его:

— Так мне легче от того, что я не видел своего мира, — грубовато говорит он. — Разница в том, что я мог бы легко посетить Внешние Кольца, если бы захотел. Во время своего тура я посещаю только Внутреннее и Среднее Кольца. Но на завтра у меня запланирована совместная поездка с Вьюгой, — он взмахивает рукой и замирает в воздухе, прищурившись.

— Кто-то приближается.

Он встаёт и естественным образом принимает свою властную позу.

— Помни, я твоя подчинённая, — говорю я.

— Моя прислужница? — спрашивает он.

Я возражаю и наступаю ему на ногу. Посланник приземляется на мягкие, словно шёпот, ноги. У него по-прежнему лучшее приземление, которое я когда-либо видела.

— Я почти пропустил это место.

Хамиш отстегивается и кладёт Флаер на землю, подшучивая над непомерными размерами замка. Я смеюсь и попадаю в крепкие объятия.

— Хорошо долетел?

Я смотрю в его зелёные глаза под копной вьющихся чёрных волос. Озорная искорка, с которой я познакомилась, когда он учил меня летать, сохранилась в них. Я не вижу в его глазах ничего, кроме дружбы. Я рада, что он, кажется, преодолел свои чувства ко мне.

— Немного трясло, — с энтузиазмом говорит он. Он громко целует меня в щёку. — Уиллоу, ты просто загляденье!

Я освобождаюсь, осознавая, кто стоит у меня за спиной. Две точки горят у меня на спине.

— Хамиш, это Король Гласиума Джован, — говорю я, с уважением делая шаг назад. — Мой Король, это Хамиш из Ире.

Я ожидаю, что Джован ухмыльнётся от фразы «мой Король», но он бросает на меня взгляд, от которого у меня по позвоночнику пробегает дрожь.

— Король Джован, очень приятно познакомиться, — говорит Хамиш, его взгляд мечется между нами. — Наш лидер, Адокс, поручил мне рассказать вам о том, что происходит на Великом Подъёме.

Король сцепляет руки за спиной и расправляет плечи.

— Приступай, — велит он.

Я скрываю, что вздрогнула, увидев, как Хамиш нахмурился, но он оправляется и подражает позе Джована.

— Армия Солати сначала добилась некоторого успеха, но сейчас находится в полном тупике. По словам наших разведчиков, они проделалипримерно две трети пути сюда, не имея материалов. Насколько мы можем судить, гонцы бегают туда-сюда, доставляя приказы от Татум. По последним подсчётам, их силы насчитывают двести человек, — Хамиш смотрит на меня. — Человек, который нас заметил, должно быть, приказал привести их в состояние повышенной боевой готовности. Несколько наших людей попали под обстрел. Мы не осмелились подойти достаточно близко, чтобы узнать больше.

Мой рот сжимается, когда я думаю о Кассии, брате и правой руке матери. Человек, который позволил сослать свою жену в Пятую ротацию почти на двадцать лет. Пятая ротацией была самой трудной для жизни, полной дыма, обугленных останков и пепла. Особый источник ненависти, который я приберегала только для моего дорогого дяди.

Глаза Джована останавливаются на мне, и я посылаю ему смущённый взгляд. Он делает шаг ко мне, становясь близко. Слишком близко. Глаза Хамиша сужаются при этом движении, и я вижу, как Джован вытягивается во весь рост. Я начинаю понимать, что происходит, и сама чувствую раздражающую щекотку гнева.

— Адокс рекомендовал поддерживать еженедельный контакт, пока они не начнут разворачиваться, — продолжает Хамиш, закусив губу. — Он просил передать вам, что, по его ощущениям, они так просто не отступят. Он предупреждает, чтобы вы оставались начеку.

— В этом нет ничего плохого, — соглашаюсь я, голос фальшиво спокойный. — Как Адокс и остальные? — спрашиваю я.

Хамиш светится, подходя ближе.

— Можешь поверить, в то, что Джимми вёл себя прилично? — спрашивает он.


Я намеренно отхожу от Джована, искажая лицо в насмешливом раздумье.

— Нет, вообще-то не могу, — ухмыляясь, заключаю я.

— Возможно, потому что Адокс отнял его Флаер, — добавляет он.

Я разражаюсь хохотом при мысли, что этот мальчишка окажется ограниченным одним островом. Это заняло достаточно много времени.

— Бедный Джимми! Он, должно быть, сходит с ума.

Хамиш не возражает.

— Женщины из яслей просили передать тебе привет, — говорит он.

Я удивлённо смотрю на него.

— В самом деле?

Он протягивает руку и щелкает меня по носу.

— Ты им нравишься, знаешь. Ну, после того как ты спасла Сару от падения. До этого они думали, что ты собираешься убить их детей.

— Ты часто спасаешь людей от падения, — бормочет Джован с другой стороны от меня.

Он говорит о Соуле.

— Да, мой Король, — говорю я и кланяюсь, чтобы не видеть, как Хамиш смотрит на него.

Мрачный юмор пересекает черты лица Джована.

По крайней мере, Джован понимает намёк. Он возобновляет беседу с Хамишем, задавая целый ряд вопросов. Хамиш отвечает на них как может. Армия матери делает всё возможное, чтобы построить свои собственные опоры. Судя по всему, армия тренируется несколько раз в день, хотя и застряла в Оскале. Это необычное чувство — гордиться армией, но в то же время ненавидеть её.

— Адокс так же хотел бы знать, раскрыл ли ты Ире перед своей ассамблеей, — спрашивает Хамиш.

Мои плечи только начинают расслабляться. Может быть, Хамиш и Джован смогут поладить.

— Нет, но скоро. Можешь сказать Адоксу, что он будет проинформирован сразу же, как я сделаю это, — распоряжается Джован. — И что у меня наготове большой отряд людей на случай, если армия Солати возобновит свой поход. Ты можешь передать своему лидеру моё заверение, что Ире обеспечена наша защита. Это всё, — Джован отпускает его взмахом руки.

Я делаю шаг вперед, и Хамиш наклоняет голову в мою сторону при моём приближении.

— Тебе нужно будет вернуться в воскресенье, когда всё уляжется, — Хамиш улыбается над моей головой. Он придвигается ко мне боком и громко шепчет мне на ухо: — Я хочу ещё раз потанцевать с тобой.

Я закрываю глаза на кратчайшее мгновение, зная, какой вред нанесёт его комментарий. Тяжёлая рука ложится мне на плечи, и я издаю внутренний стон. Я открываю глаза, напрягаясь, когда Хамиш откидывает голову назад от вторжения.

— Уиллоу постоянно занята здесь, выполняя обязанности, которые я ей поручаю, — холодным голосом говорит Джован.

Хамиш поднимает бровь и бросает на меня вопросительный взгляд. Я неловко пожимаю плечами под рукой Джована.

— Она может сопровождать меня, когда я прибуду на Ире, чтобы встретиться с вашим лидером, но это не гарантировано.

Он снова вторгается в личное пространство Хамиша. Я вижу, как мой друг-Ире тяжело сглатывает, но не сдаётся.

— Видишь ли, — продолжает он с пустым выражением лица, — Уиллоу очень важна для управления Гласиумом.

Он не отводит взгляда.

С меня хватит. Я щипаю Короля. Сильно. Я не смею отойти от него. Я всё ещё должна быть его подчинённой. В любом случае, сомневаюсь, что он мне это позволит.

Я сглаживаю своё выражение лица, когда лицо Хамиша приобретает яростный оттенок красного.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сгладить этот инцидент.

— Может быть, когда всё уляжется, — говорю я с извиняющейся улыбкой.

Джован опускает свой рот к моему уху.

— Маловероятно, — рычит он достаточно громко, чтобы услышал Хамиш.

Я убью его! Я отдёргиваю голову, обращаясь к Хамишу:

— Тебе нужно остаться здесь на ночь? Ты голоден?

Взгляд Хамиша долго мечется между и Королём, но потом он прочищает горло, разочарование очевидно.

— Нет… Нет, со мной всё будет хорошо, — говорит он, даря мне улыбку, которая не отражается в его глазах.

— Я имею в виду, Брина дала мне еду в дорогу, — исправляется он, указывая на кулёк перед собой.

— Ох, — говорю я.

Он поднимает Флаер и повторяет процесс обратный тому, что был полчаса назад. Я вырываюсь из рук Джована и подхожу к нему.

— Что ж, до встречи, — неловко говорю я.

Хамиш бросает взгляд на Джована.

— Ты в порядке, Уиллоу? — спрашивает он тихим голосом.

— Конечно, — улыбаюсь я.

Я в порядке, но Джован не будет в порядке, как только Хамиш скроется из виду.

— Я рада, что все Ире в безопасности. Пожалуйста, передай Адоксу наилучшие пожелания от Короля и скажи ему, что я передала ему привет.

Он кивает, не совсем убеждённый моим представлением.

— Увидимся через неделю, — бросает он, спрыгивая с крыши замка.

Я отступаю назад рядом с возвышающимся Королём, и пока Хамиш исчезает в темноте, мой гнев нарастает.

— Что это было? — требую я, скрещивая руки на груди и сверкая взглядом на Джована.

Он скрещивает свои бугристые руки, виднеющиеся сквозь тунику.

— Просто хотел убедиться, что он знает, что у него нет шансов.

Я брызжу слюной, потеряв дар речи и в ярости одновременно.

— Он мой друг, — говорю я, а Джован фыркает.

— Он не хочет быть твоим другом, Олина. Этот мальчик хочет переспать с тобой.

Я задыхаюсь от его грубых слов.

— Перестань называть его мальчиком, — громко говорю я, потирая лоб. — Я даже не могу поверить, что мы ведём этот разговор. Ты понимаешь, что прямо сейчас тебе нужно налаживать отношения? Он сообщит о том, что случилось Адоксу.

Он снова фыркает, звук, бьющий по ушам.

— Я уверен, что старик узнает ревнивого щенка, когда увидит его.

— Он не один такой, — я возвращаю ему оскорбление.

— Ты танцевала с ним! — говорит он, положив руки по обе стороны от моей головы на стену.

Я хмуро смотрю ему в лицо.

— И что, — спрашиваю я.

Он не отвечает. Вместо этого у него дёргается челюсть, что ещё хуже. Он слегка проводит пальцем по моему лицу. Это движение — собственническое, как и его яростный взгляд. Я отталкиваю его.

— Джован, с кем я хочу быть — не твоё дело, — говорю я, голос дрожит от ярости.

— Чёрта с два, — говорит он.

Я продолжаю, не обращая на него внимания.

— Если я хочу быть с Хамишем или с дюжиной других мужчин, я буду, — я ловко уворачиваюсь от его цепких рук. — Я даже не люблю танцевать, — в заключение добавляю я.

— Ну, я предполагал, что это причина, по которой ты отказала мне на балу, — говорит он.

Он вновь обретает спокойствие. Это приводит меня в ярость.

— Я не буду стоять в стороне и не позволю тебе снова так обращаться с Хамишем. Или с любым из моих друзей.

Я убираю его руки со своего бедра и направляюсь к двери. Я напрягаюсь, чтобы открыть её.

Она не двигается с места.

Мне нужно убраться с этой крыши! Большая мозолистая рука обвивается вокруг моей талии, касаясь кожи. Я знаю, что, если я проверю, у меня будут мурашки в тех местах, где он меня коснулся. Это только усиливает мой гнев. Он берётся за ручку и быстрым движением открывает вероломную дверь.

— Спасибо, — я бормочу неблагодарные слова через плечо, топая вниз по лестнице.


ГЛАВА 14


Я слушаю, как Каура гоняется за кожаным мячом во внутреннем дворе. Проходит полминуты, прежде чем она рысью возвращается к месту у основания лестницы, где я стою, и роняет слюнявое месиво мне в руку. Я ласково чешу ей голову.

Я снова бросаю мяч, и позади меня со скрипом открываются двери.

— Я уже несколько месяцев говорю отцу, что мы должны просто очистить Внешние Кольца. Но разве он меня слушает? А теперь смотрите, бедному Джовану приходится идти туда, чтобы нас не убили во сне.

Я морщу нос от гнусавого тона голоса Арлы.

— Он такой храбрый, — вздыхает другой голос.

Арла хихикает, будто знает секрет. Это беспричинно раздражает меня. Внезапная тишина, сопровождаемая шёпотом, свидетельствует о том, что меня заметили.

Я отвожу руку назад и снова бросаю мяч. Я всегда надеюсь, что никто не окажется на его пути. Если мне повезёт, они увидят мяч и уйдут. Обычно я использую пустой двор в задней части замка, но Каура выросла слишком большой, чтобы там можно было по-настоящему побегать. Правда, ей нужно заниматься с упряжкой, и Рон тренировал её, но, поскольку он уехал в Третий Сектор, она не получает должное количество упражнений. Когда всё закончится, я буду проводить с ней больше времени. Хотя не уверена, как она справится в Осолисе с жарой.

— Ну же, дамы. Давайте отнесём это в… более чистое место.

Я с трудом контролирую себя, узнавая голос Жаклин. Она снова крутится вокруг Арлы. Я сглатываю свою реакцию на её явный укол по поводу моей смешанной крови. На мгновение я задумываюсь о том, что моя бывшая подруга могла открыть мой секрет Арле. Но я тут же отбрасываю эту мысль. Если бы она узнала, я бы уже получила угрозы от Арлы.

Большая группа женщин проносится мимо меня, хихикая, и я не обращаю на них внимания. Но заикающийся голос останавливает меня на моём пути.

— Татума, как ты сегодня?

Я смотрю сквозь вуаль, решив удостовериться в личности человека.

— Хорошо, Мэйси. Как твои цветы?

Я внутренне улыбаюсь её непокорности Арле и остальным членам группы. Мэйси думала, что Мороз связалась со мной, пока она была в замке и выступала на совете. Она думала, что Мороз поделилась со мной своими знаниями о жестоком обращении со стороны Блейна. Когда я упомянула, что знала о её побоях, она даже не попыталась отрицать их. Но тогда Соул тоже присутствовал. Возможно, это помогло.

— В настоящее время они выглядят прекрасно. Но они скоро закроются, стоит только нам переместиться в более низкие температуры, — она делает небольшую паузу. — Т-ты можешь зайти в гости, — говорит она.

— С радостью, — отвечаю я, согревая свой голос настолько, насколько могу.

Искренняя улыбка озаряет её лицо, она делает реверанс и отходит назад.

Позади меня раздается скрип портупеи. Каура нетерпеливо дёргает меня за руку. Я хватаю мяч из её пасти, не обращая внимания на остальных.

— Каура, — говорю я строгим голосом, покачивая мячиком, зажатым между её зубами. В ответ она издает игривые рычащие звуки. — Так и будет продолжаться, да?

Я смеюсь над ней и дёргаю сильнее.

— Король Джован, ты вернулся!

Высокий голос Арлы доносится до меня. Я продолжаю бороться с Каурой, теперь уже внимательно прислушиваясь.

— Как видишь, — отвечает он.

Я улыбаюсь его короткому ответу.

— Это было ужасно? — спрашивает она, дрожащим голосом. — Мне просто хочется приютить всех этих больных детей.

Я едва сдерживаю смех. В то же время испытываю непреодолимое желание расцарапать ей лицо. Каура поскуливает, чувствуя, что что-то не так. Я вытаскиваю мяч из её пасти, пока она отвлекается. Вскоре она снова гоняется за ним по двору.

— Ситуация там не хорошая. Но у нового Министра по делам народа есть отличные планы, как начать исправлять это, — говорит Джован.

Я гадаю, что прямо сейчас думает Вьюга. Я поворачиваюсь к группе, едва различая очертания Короля.

— Ох, просто посмотри на свой плащ. Он покрыт грязью. Позволь забрать его у тебя, — ноет Арла. — Давай же. Я не приму отказа, — фальшиво ругается она.


Я скриплю зубами, когда она прижимается к нему, чтобы снять плащ. Я не вижу мелких деталей, но могу представить, что она пользуется случаем.

Я разворачиваюсь, свистнув Кауре. Она подбегает ко мне, и я пробираюсь внутрь замка. Она начинает бежать к псарне, но я зову её за собой, поднимаясь по большим каменным ступеням. Думаю, сегодня мне понадобится друг.

После полуденной трапезы запланировано заседание совета. Я вгрызаюсь в сочную грушу, радуясь, что некоторые вещи остаются неизменными. В отличие от Королей Гласиума.

— Умираю с голода, — говорит Оландон, опускаясь в кресло рядом со мной.

Я озадаченно смотрю на него. Он смотрит вверх и машет кому-то из ассамблеи. Интересно, кому?

— Весь день тренировался с Ашоном, — продолжает он, запихивая еду в рот.


Я моргаю, выходя из шока.

— Понятно, — медленно говорю я.

Он тянется к своему кубку, и громкий звук рвущейся ткани заставляет советников вокруг нас подпрыгнуть. Оландон с лязгом опускает кубок и тянется к задней части своей туники. С передних столов до нас доносятся смешки.

— Это произошло уже в пятый раз, — сердито бормочет он.

Я тихонько хихикаю и зажмуриваюсь, когда получаю в ответ его свирепый взгляд. Он в полном ужасе.

— Они явно сделаны неправильно, — говорит он, его лицо краснеет.

Я знаю, что советники вокруг меня слушают.

— Кажется удивительным, что это случилось с… ты сказал с пятью туниками?

Я замолкаю, ожидая, пока он поймёт смысл моих слов.

— Ты хочешь сказать, что кто-то делает это нарочно? — спрашивает он.

Я снова хихикаю. Ничего не могу поделать.

— Но кто? — вопрошает он.

Я поджимаю губы, задаваясь вопросом, должна ли сказать ему. За последние дни мой брат добился настоящего прогресса. Я решаю наградить его подсказкой.

— Иногда именно те люди, от которых мы меньше всего ожидаем, творят с нами такие вещи. Можно также сказать, что у тех, кто ближе всего к нам, больше всего возможностей.

Он прищуривает глаза, глядя на меня.

— Ты знаешь, кто это, — обвинительно заявляет он. Снова делает глоток из кубка. — Я подумаю о твоём намёке, — говорит он.

— Когда ты разберёшься с этим, могу я тебе кое-что посоветовать? — спрашиваю я. Он опускает голову. — Идея поменяться ролями может оказаться более заманчивой, чем другие варианты, которые у тебя появятся.

На его лице появляется широкая ухмылка, и он продолжает есть. Справа от меня громко хихикает Драммонд, пережевывая жареное мясо. Я морщусь от громких, влажных звуков, которые издаёт его рот.

— Подобные обстоятельства также можно обратить в твою пользу. Например, многие здешние женщины находят тебя привлекательным. Если бы ты захотел, то мог бы повернуть это в свою пользу, чтобы укрепить свои позиции, а не потерять их, — с этими словами я встаю и поворачиваюсь лицом к столам передо мной.

— Вы должны извинить моего брата. Он быстро наращивает мускулы благодаря здешней вкусной еде. Похоже, скоро ему понадобятся туники большего размера.

Сказав это, я ожидающе поворачиваюсь к нему. Каким бы ни был мой брат, он не медлительный.

Он тоже стоит и смотрит в мою сторону.

— Кажется, они немного маловаты, — деревянно говорит он.

Я сажусь и наблюдаю за ассамблеей, пока он снимает испорченную тунику. Я стараюсь не смеяться над свистом и хихиканьем, которые раздаются при его демонстрации.

Оландон садится, отбрасывая тунику за спину. Я прижимаю руку ко рту под вуалью, когда он выпрямляется в кресле, стараясь казаться как можно больше.

— Чертовски хорошо сработано, — поздравляет Драммонд. — Жаль, что я не попробовал такой же подход, когда в прошлом секторе мои штаны порвались на балу.

За столом раздается смех над его комментарием. Я слышу глубокий смех Джована.

— Проблема вот в чём, Драм, тебе нужно иметь что-то впечатляющее под одеждой, — громко говорит Джован.

Тарелки гремят и подпрыгивают, а мужчины вокруг меня хлопают ладонями по столу и ревут со схему. Я смотрю на брата и вижу, что он с трудом сдерживает хохот. Я толкаю его локтем, и его смех вырывается наружу, присоединяясь к шуму остальных.


* * *


Король тихо обращается к совету. Ему не нужно повышать голос. Все внимательны. С тех пор как Внешние Кольца очутились за воротами замка, в отношении советников произошёл едва заметный сдвиг. Они увидели Джована в действии. Я откидываю голову назад и слушаю изменения, предлагаемые Вьюгой. Краткосрочные планы по распределению еды и одежды и долгосрочные планы по снижению уровня преступности и улучшению жилищных условий. С Вьюгой не стоит разговаривать ещё несколько месяцев — бедный Лёд.

Советники быстро соглашаются с разработанными планами, поднимая вопросы, которые, по их мнению, могут стать проблемными. Начинается дискуссия, которой с лёгкостью руководит Джован. Я гадаю, сравнивали ли они Джована с его отцом всё это время. Возможно, впервые они видят в нём полноценного Короля и прислушиваются к тому, что говорит их Король, из уважения к самому Джовану, а не из уважения к его положению. В конце концов, ему только-только исполнилось двадцать пять лет. Я часто забываю о его возрасте, настолько он компетентен большую часть времени.

— Я думаю, мы должны вернуть Мороз, — говорит Блейн, перебивая Роско.

— Твои основания? — жёстко спрашивает Роско.

Я не виню его. Он здесь второй по важности, и со стороны Блейна неуважительно перебивать его.

— Думаю, она была бы полезной для решения вопроса о том, как снизить уровень преступности, — говорит он.

Я прищуриваю глаза, пытаясь угадать его настоящий мотив.

— Вьюги должно быть достаточно, ведь он тоже дрался в яме, — говорит Драммонд.

Он смотрит на Джована, который ничем не выдает себя.

— Да, но мои источники говорят, что у Мороз есть связи среди проституток. Возможно, она одна из них. Таким образом, её знания там могут оказаться вдвойне полезными, — он настаивает на своём, не желая отступать.

Я чувствую, как мои руки под столом сжимаются в кулаки. Блейн хочет знать, с кем я разговаривала. Он хочет отсеять слабые звенья в своей подпольной преступной системе. А может, его шпионы ничего не знают о местонахождении Мороз. Это может быть уловка, чтобы вывести меня из игры, и дать ему возможность снова сделать меня мишенью. Он явно знает, что Мороз что-то замышляет после её появления в разъярённой толпе у замка. Или, возможно, он видит в ней противоборствующую силу.

— Я буду иметь в виду это предложение, но не думаю, что сейчас это необходимо, — говорит Джован.

Вряд ли он может поступить иначе.

— Конечно, мой Король, — мурлычит Блейн.


* * *


Остаток дня проходит в том же ключе. Фиона в слезах убегает с ужина, оставляя хмурого Санджея, уставившегося в свою тарелку. Интересно, высказала ли она своё недовольство делегату по поводу его непривычного поведения? Надеюсь, как только всё выяснится, она простит меня за то, что я не сообщила ей обо всём сразу.

Алзона и остальные должны вернуться следующим вечером. Надеюсь, новости от Уиллоу будут в пользу Санджея.

При всех моих свидетельских показаниях против Блейна и собранных Льдом разведданных, я не уверена, что этого будет достаточно без документов от Рона. Я всё больше нервничаю из-за того, что бросаю вызов советнику. Мне нужны эти бумаги из замка Третьего Сектора, но я чувствую, что Блейн дышит мне в затылок. И теперь он может узнать мой секрет. Он зашёл так далеко не по глупости. Даже если он не знает о моём альтер-эго, он обязательно заметит поведение Мэйси, Санджея или Соула. А если он хоть мельком увидит Алзону в замке, то поймёт, что что-то происходит. А что, если один из шпионов Льда доложит Хейлу, чтобы получить больше денег?

Нет, я должна нанести удар, как только Алзона и остальные вернутся из дома шлюх, независимо от того, вернётся ли Рон.


* * *


Я лежу в постели, укутавшись и свернувшись калачиком под стопками теплого меха. По крайней мере, если мне придётся пережить такие дни, как сегодня, можно утешиться, зная, что после них меня будет ждать кровать.

Я улыбаюсь в подушку ничему конкретному, отталкивая тёплую, тяжёлую фигуру Кауры, которая посягает на моё пространство.

Дверь со скрипом открывается, и я замираю, затаив дыхание.

— Просто я, — шепчет Джован.

Я улыбаюсь иронии этих слов. Сказать, что это «просто Джован», всегда будет нелепым преуменьшением. Я поднимаю голову и смотрю на него, и тут вспоминаю, что на мне нет одежды. Сердце колотится, я поворачиваюсь на бок, отстраняясь от него и натягивая меха до подбородка.

— Привет.

Я морщусь от напряжённого звука моего голоса. Было достаточно сложно контролировать себя рядом с Джованом, когда мы оба были одеты.

Кровать позади меня прогибается, и я напряжённо прислушиваюсь, когда ботинки Джована стукаются об пол, а затем слышу звук ткани, скользящей по коже. Он ложится и перемещается, пока не становится твёрдым присутствием у меня за спиной. Одну из рук он кладёт поверх мехов, обернутых вокруг меня, и лишь тонкий слой не дотягивается до моей обнажённой кожи. Вени! А ногу закидывает поверх одеяла на мои бедра.

Я наблюдаю за этим процессом, прежде чем спросить.

— Что ты делаешь?

Он зарывается лицом в мои волосы, глубоко вдыхая.

— День был хреновый. Я просто хочу быть здесь с тобой, — говорит он.

Просьба о том, чтобы он ушёл, застревает в моём горле.

— Это был хреновый день, — вместо этого говорю я.

— Мм-мм, — он целует меня в шею. — Не люблю ссориться с тобой. Это делает всё ещё хуже.

Я думаю над его словами. Так вот почему я сегодня настолько не в духе? Я наклоняю голову, чтобы он не мог добраться до моей шеи.

— Твоя щетина щекочет, — ругаюсь я.

Он хихикает у меня за спиной.

— Во Внешних Кольцах было плохо? — спрашиваю я.

Помню первый раз, когда я прошла сквозь них. Этот момент врезался в мою память.

— Никогда не видел такой… — он ищет правильное слово.

— Резни? — предлагаю я.

Он издаёт звук согласия.

— Всё изменится, — говорит он жёстким голосом.

Я вытягиваю руку из-под одеял и хватаюсь за руку, лежащую на моём бедре. Он переплетает наши пальцы.

— Это может быть подходящим временем, чтобы сказать тебе, что я организовала классы самообороны для шлюх во Втором Секторе. Занятия в классах начнутся через неделю, — признаю я. — Если это окажется полезным, я считаю, что это будет достойной инвестицией для других секторов.

Он вытягивается позади меня и сворачивается калачиком, некоторое время храня молчание. Я его не виню.

— Я не знаю кричать мне или смеяться, — в конце концов, говорит он. — Спасибо, — продолжает он.

Я поворачиваюсь, чтобы разглядеть его.

— Твоя доброта всегда поражала меня.

Он целует меня в лоб.

— Рискуя, тем, что ты возведёшь меня на пьедестал, я должна упомянуть, что классы по самообороне финансируются из денег, украденных у семи охотников за шлюхами, которых я убила.

Он напрягается, а затем целует моё ухо.

— Это… действительно всё меняет — соглашается он, заставляя меня хихикать.


Он прижимается носом к моему.

— Этот звук, — говорит он.

Я улыбаюсь ему и отворачиваюсь обратно, закрывая глаза.

— Было бы здорово, если бы каждый момент был таким, — вздыхает он, его дыхание становится глубже.

От этого звука мои веки тяжелеют.

— Наслаждайся этим. Завтра ты снова будешь на меня сердиться, — бормочу я.

Он трясётся от сонного смеха.

— Очень, — бормочу я.

— Это как-то связано с тем, где сейчас Рон?

— Ага, и с Блейном, — говорю я, прижимаясь к его теплу.

Я вздыхаю, полусонная, и сжимаю его руку. Мне никогда в жизни не было так комфортно.

Когда Джован говорит, я так далеко погрузилась в сон, что с трудом вспоминаю, о чём мы говорили.

— Считай, что я предупреждён, — бурчит он.


ГЛАВА 15


— Твою мать! — произносит голос.

Я хмурюсь и утыкаюсь в тёплое плечо. В то же время рука крепко обхватывает мою талию. Мою голую кожу.

Дверь распахивается, и я рывком просыпаюсь, тело рядом со мной делает то же самое. Я сонно моргаю и вспоминаю, что здесь Джован. Часть меня должна уже знать, потому что я не особо волнуюсь. На самом деле, я в высшей степени довольна.

Мой разум начинает обрабатывать все наблюдения, которые я сделала за последние несколько минут. Во-первых, мехов, которые были обернуты вокруг меня прошлой ночью, больше нет. Джован лежит, приподнявшись на одном локте, а я лежу лицом к нему, наши ноги переплетены. Он не смотрит на меня. Мужчина, с которым я лежу, смотрит прямо перед собой. Я прослеживаю его взгляд и вскрикиваю.

Слова ранее были сказаны не Джованом.

У основания кровати стоит Ашон, глядя сквозь поднятый щиток.

— Убирайся, — шепчет Джован.

Глаза Ашона опускаются вниз, и я понимаю, что моя грудь полностью обнажена, Джован осознаёт это вместе со мной. Он опускает руку на мою грудь, а я натягиваю мех, лицо пылает. Джован вибрирует. Это знак, что он в нескольких секундах от того, чтобы разнести всё вокруг.

— Снаружи есть и другие стражники, — напоминаю я ему.

Они не должны знать, что Король здесь. Я подглядываю сквозь меха, наблюдая, как он делает неглубокие вдохи.

Ашон прижимается к краю кровати в своих доспехах.

— Итак… что я думаю…

Он смотрит между нами и оглядывает комнату, взгляд задерживается на Кауре, а потом возвращается ко мне. Несколько минут младший брат Джована не моргает.

— Я не знаю, что думать, — в конце концов, признаёт он.

Я достаю из-под подушки свою вуаль и протягиваю её. Джован рычит и рывком накидывает мех на моё плечо.

— Блять, — говорит Ашон, снимая шлем. Он бросает его на сидение у кровати. — Долбаное дерьмо.

— Мы должны кое-что сказать тебе, Аш, — говорит Джован.

По какой-то причине я стараюсь не захихикать. Я совершенно потрясена, и мне в голову приходит мысль, что я даже не подумала о том, что должна быть в ужасе от того, что Ашон видит моё лицо. Но даже несмотря на это, я не могу не находить всю ситуацию истерически смешной.

Один крошечный смешок вырывается наружу, и я теряю самообладание. Я закрываю рот обеими руками и смеюсь так сильно и долго, что они оба, наверное, думают, что я сошла с ума.

Джован отстраняет мои руки, на его лице появляется очаровательное смущенное выражение.

— Я прошу прощения, Лина. Я должен был улизнуть до наступления утра.

— Это так плохо, — говорю я, вытирая слёзы на глазах и снова хихикая.

Джован фыркает, на короткий миг в его чертах мелькает веселье, а затем он бросает на брата суровый взгляд.

— Отвернись лицом к стене, пока Татума одевается, — командует он.

Его брат моргает и поворачивается к стене.

Джован наклоняется ко мне и целует в щёку.

— Ты всю ночь была голой? — спрашивает он.

Я киваю и приподнимаюсь, чтобы поцеловать в ответ ближайшую ко мне щёку.

— Пожалуйста, не делайте этого, пока я здесь, — выкрикивает Ашон.

Я освобождаюсь от мехов и спешу завернуться в один из них, пока Джован не увидел слишком много.

— Вот зрелище, которое стоит запомнить, — говорит Король, когда я отступаю за ширму.

Надеюсь, это хорошее зрелище.

Джован начинает рассказывать мою историю своему брату, пока я одеваюсь. Он вскользь упоминает о части, связанной с действиями моей матери.

— Ты Мороз? Но ты Татума? Ты сбежала отсюда и каким-то образом стала бойцом в яме? — недоверчиво говорит он. — Это чертовски уморительно!

Он даёт мне пять, когда я сажусь рядом с Джованом.

— Ты не можешь никому рассказать об этом.

Джован не стоит над Ашоном, когда говорит это. Вместо этого он смотрит на него с того же уровня. Взгляд как на равного.

— Да что ты говоришь, брат, — серьёзно говорит он. — А что на счёт других вещей? — спрашивает Ашон, глядя на помятую постель позади нас.

Я чувствую, как мои щёки теплеют, и поворачиваюсь к Джовану. Это не то, с чем мы не сталкивались раньше. Я до сих пор даже не знаю, что произошло прошлой ночью.

Джован обхватывает рукой мою челюсть, большим пальцем проводит по скуле.

— Можешь дать нам с Ашоном минутку наедине? — нежно спрашивает он.

С небольшой улыбкой я киваю и накидываю вуаль на голову, давая глазам пару минут приспособиться.

— Увидимся с вами обоими за завтраком. Я скажу стражникам, что ты прибираешь беспорядок, который устроила Каура, — с ухмылкой говорю я Ашону.

Я останавливаюсь рядом с ним, в первый раз промахнувшись мимо его плеча.

— Прости, мне требуется несколько минут, чтобы привыкнуть, — говорю я. Со второго раза я нахожу его плечо и нежно сжимаю его. — Я верю, что ты поступишь правильно.

Мои слова искренни. Ашон, который находится сейчас здесь, это не тот упрямый, озлобленный парень, которого я встретила впервые. Я верю, что Оландон ему очень помог. Он стал для него другом и отвлекающим фактором, позволив ему вернуться к нормальной жизни.

— К тому же, — говорю я, — какие слова ты когда-то использовал? — я притворяюсь, что думаю. — Мороз странно мила для человека, который дерётся за деньги, если забыть, что она может тебя прикончить.

Я хихикаю, когда он неловко отодвигается.

Я направляюсь к двери, слыша, как он продолжает говорить позади меня:

— Я должен был догадаться. У неё такие же сиськи!

Я улыбаюсь его болезненному ворчанию и выскальзываю за дверь.

Входя в обеденный зал, я вспоминаю, чем буду заниматься сегодня. К наступлению сумерек с Блейном должно быть покончено. А может, со мной. Я проделываю длинный путь к скамейкам с едой. Алзона, Осколок и Лавина по-прежнему отсутствуют. Я собиралась приступить к реализации своего плана, как только они вернутся.

Я прохожу мимо стола делегатов, и моё сердце падает при виде пустого места Рона. Он сказал, что ему потребуется только три дня, но всякое может случиться с упряжками. Мне нужны эти бумаги!

Я беру со стола грушу и направляюсь к псарне, чтобы посмотреть, не вернулись ли собаки. Может быть, Рон просто пропустил завтрак. Я киваю в знак приветствия тем и другим, сжимая на ходу кое-кому плечи. Мелочь, предупреждающая избранных людей, что сегодня, возможно, тот самый день. Я слышу, как Мэйси громко сглатывает, когда я киваю ей. Она, должно быть, напугана. Из всех она подвергается наибольшему риску. Сегодня может произойти всё то, о чем она мечтала, или воплотиться её худший кошмар. Мне самой интересно, улыбнётся ли мне Джован так же нежно, как вчера вечером, когда я вмешаюсь в это дело.

В псарне только несколько групп, но нет любимых собак Рона. Нервы вспыхивают в моём желудке. Где же он?

Я сижу на утреннем совете, замечая, что сегодня тут присутствует Ашон. Два брата пришли к какому-то взаимопониманию. Я рада за них обоих. Раньше Кедрик связывал эту пару, но, похоже, они наконец-то нашли способ спасти свои отношения. Я рада, что у Джована будет кто-то, с кем ему не придётся притворяться, когда меня не будет рядом.

Меня не спрашивают о моём мнении, и я благодарна за это, потому что лихорадочно пробегаю в уме по основным моментам, пытаясь выявить дыры, готовясь к опровержениям от Блейна. Остальное время меня отвлекает Король, который постоянно поворачивает голову в мою сторону. Неужели он чувствует моё напряжение и удивляется ему? Меня охватывает ужас при мысли о том, что я собираюсь с ним сделать. Я понимаю, что недостаточно старалась убедить Джована в виновности Блейна. Я должна была связать его и заставить слушать. Я должна попытаться ещё раз.

Но за обедом такой возможности мне не предоставляется, и мой желудок грозит взбунтоваться. Если я проведу слушание, не сказав Джовану, он будет выглядеть дураком. Я успокаиваю себя напоминанием о том, что Санджей собирался поговорить с ним.

Я снова иду длинным путем к столам с едой и вижу, что Осколок и остальные уже вернулись и сидят, отсутствует только Алзона, которая будет ждать в комнате, которую она делит с Кристал. Я наклоняю голову. Если я буду действовать быстро, Блейн не увидит, что я делаю.

— Пожалуйста, дождитесь Санджея после еды, — мягко говорю я. — Алзону тоже. Кристал встретится со мной у столов с едой.

Я не останавливаюсь, чтобы проверить, услышали ли они меня. Я не могу рисковать быть пойманной Блейном. Я беру булочку со стола и вожусь со своей едой, дожидаясь Кристал.

Через пару минут она пристраивается рядом со мной, нежно проводя рукой по настенному гобелену, делая вид, что восхищается его прекрасным исполнением.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Отец Алзоны заплатил хозяйке, чтобы она подставила Санджея. Она говорит, что его притащили двое мужчин и положили в кровать, а девушкам заплатили только за то, чтобы они были рядом, когда он проснётся. Больше ничего не было, — отвечает она, едва шевеля губами.

Что бы ни произошло сегодня, по крайне мере, Санджей и Фиона будут в порядке. Я с облегчением вздыхаю, хоть что-то пошло на лад.

— Спасибо, — бормочу я, отходя в сторону.

Я останавливаюсь у стола делегатов, сажусь рядом с Санджеем. Когда Фиона отвлекается, разговаривая с Гретой, я пододвигаюсь.

— Я пытался, клянусь! — он прерывает меня ещё до того, как я успеваю начать. — Каждый раз, когда я просил поговорить с ним, он отмахивался от меня.

Чёрт возьми, Джован! Он знал, что Санджей был одним из моих свидетелей. Я знала, что это ослиное упрямство проистекает из его отчаянного нежелания потерять ещё одного человека в своей жизни, но это уже становилось просто нелепым. Если бы только Мэйси сказала ему правду. Один из моих свидетелей был слишком напуган, чтобы признаться, а Джован избегал Санджея. Он слышал отчёты Льда из его собственных уст. Он знал, что Блейн был в ямах и общался с изворотливыми преступниками. Я сказала ему, что у меня есть письменные доказательства.

Я официально была в растерянности относительно того, как заставить Джована слушать. Он не оставил мне другого выбора. Каждый инстинкт в моём теле говорил мне, что Блейна нужно убрать как можно быстрее. Я должна была сделать это немедленно. Сегодня.

Я вспоминаю, что у меня есть хорошие новости для Санджея, и спокойно сообщаю их, после того как даю ему указания на вторую половину дня. Его радость настолько откровенна, что я ругаю его, чтобы он сбавил тон. Но он всё равно поворачивается к Фионе и целует её долго и крепко. После этого она сидит ошеломлённая и неуверенно смотрит на него. Поцеловать её так — это то, что сделал бы прежний Санджей. Фиона не знает, как расценить его поступок, и отворачивается.

У каждого есть свои распоряжения. Мои свидетели будут ждать в небольшой комнате за залом заседаний, пока я не вызову их.

— Кто-нибудь видел Рона, — спрашиваю я.

Аднан поднимает глаза от предмета, с которым работает.

— Я не видел его несколько дней, — говорит он.

— Три, я думаю, — говорит Роман.

Должно быть, для него это трудно. Похоже, что проблемы между Романом и Жаклин всё ещё не решены. Они сидят за разными столиками с тех пор, как я раскрыла свой секрет.

Я обдумываю, есть ли время ещё раз проверить псарни перед следующим заседанием.

— Король закончил есть, — шепчет Санджей.

У меня сводит живот, и я встаю, подходя к платформе у трона.

— Король Джован. Ты не будешь возражать, если мой брат примет участие в заседании совета? Думаю, опыт пойдёт ему на пользу.

Джован незамедлительно одобряет мой запрос. Выражение его лица пустое. Возможно, он просто вспоминает мои слова прошлой ночью, моё предупреждение. Он знает, что я что-то замышляю. Это лишь небольшое успокоение. Он делает движение, чтобы отвернуться.

— Джован! — зову я. Он приостанавливается и оглядывается на меня. — Войди через заднюю комнату, — мягко говорю я.

Оландон идёт рядом со мной, когда мы выходим из обеденного зала. Я уже дала ему инструкции, что хорошо, потому что сейчас я слишком нервничаю, чтобы говорить. Мы первыми приходим в зал заседаний, моё беспокойство заставляет меня быть пунктуальной. Я ёрзаю, озабоченная контролем над своими эмоциями, пока комната заполняется. Блейн занимает своё место — надеюсь, он не знает, что его ждёт.

Проходит десять минут, а Джован так и не вошёл. Сначала советники разговаривают между собой, но вскоре, когда проходит двадцать минут, они начинают строить догадки о местонахождении Джована.

Его опоздание объясняется секундой позже, когда он входит, но не через основной вход в зал, а через дверь за своим троном. Он послушал меня, но моя нервозность не ослабевает, потому что я всё ещё не знаю, позволит ли он мне говорить сегодня. Перед ним стоит ультиматум; выберет ли он остаться верным Блейну? Или довериться мне?

Он только что вошёл в комнату, полную моих свидетелей. Но прогнал ли он их? Уничтожил ли он всю мою тяжёлую работу? Или он прозрел? Готов ли он дать мне шанс?

— Вени! — я ругаюсь себе под нос.

— Король бледен, — удивляется Ландон. — Я никогда не видел его таким встревоженным.

Я дрожу изнутри. Что он собирался делать? Я так старалась всё это организовать! Я наполовину поднялась со стула, собираясь потребовать аудиенции с ним.

— Мы должны были обсудить стратегии распределения продовольствия по Внешним Кольцам, — бурчит Джован.

Оландон тянет меня обратно на твёрдый камень моего кресла. Я напрягаюсь, готовая вскочить на ноги.

— Но планы изменились, — продолжает он.

У меня во рту пересыхает, когда я поднимаю взгляд.

— Татума Олина, полагаю, у тебя есть дело, которое ты хочешь довести до сведения моих советников, — мягко говорит он.

Горячее облегчение разливается по мне, и я падаю в кресло от его тяжести. Он позволяет мне говорить. Джован выбрал меня. В течение минуты я не могу думать дальше его слов. К сожалению, когда я это делаю, тон его голоса вызывает ещё больше вопросов. Джован разрешает мне говорить, но он не убеждён.

Оландон подталкивает меня в бок. Я встаю, надеясь, что никто не видит, как я дрожу, обходя стол. Вот оно. Я надеюсь, что мои ноги не подкосятся подо мной.

Я очищаю свой разум от всего: от того, что Джован узнал правду, от замешательства советников, от собственных переживаний. Спокойствие.

Я распрямляю плечи и начинаю.

— Почему Внешние Кольца бунтуют? Этот вопрос я слышала сотни раз с тех пор, как присоединилась к вам в совете. Сейчас у нас есть некоторые ответы… но я считаю, что настоящий вопрос был упущен. Вопрос, который мы должны задать: почему именно сейчас?

Я сцепляю руки за спиной и двигаюсь размеренным шагом.

— Внешние Кольца всегда были полны бедности — согласно вашим собственным рассказам — так почему же восстание произошло именно тогда, когда армия Татум надвигается на Гласиум? Тем более, здешние бедняки обычно не знают о межмировых проблемах, с которыми сталкивается Гласиум, и вынуждены направлять все свои силы на то, чтобы выживать день за днём. Может ли такое стечение обстоятельств быть просто совпадением?

Я останавливаюсь прямо перед Джованом.

— Неужели всё это просто удобное неудобство? — мягко спрашиваю я.


Остальные бормочут. Некоторые могут понять, о чем я говорю, большинство — нет.

Я возобновляю свою прогулку вокруг каменного стола.

— Возможно, я бы так и подумала, если бы не застала кого-то в этой самой комнате за враньём.

Это заставляет их замолчать.

— Я знаю, кто этот человек. Мы с Королём знаем это уже давно. Как вы знаете, Солати гордятсятем, что могут раскрыть истинный смысл разговора. Для нас это не только игра, но и образ жизни. Лёгкие движения, повторения и изменения в голосе могут рассказать нам о многом, — я поворачиваюсь к ним лицом. — Я знала, что среди вас есть предатель, как только несколько недель назад была произнесена ложь, но Король Джован справедливо потребовал от меня доказательств, прежде чем осудить этого человека. Сегодня у меня есть эти доказательства.

Надеюсь, Джован подыграет. Если я добьюсь своего, его советники никогда не узнают, каким упрямым он был.

Я стою в центре и оглядываю их всех, хотя не вижу лиц мужчин. Каждый из них чувствует угрозу.

— В тот день, когда один из вас солгал своему Королю, я поняла, какой вопрос мы должны были задать с самого начала.

Я смотрю прямо на неподвижного и, возможно, очень сердитого Джована и задаю ему свой вопрос:

— Кто задумал узурпировать власть Короля?

Мой вопрос вызывает бурную реакцию.

— Ты не можешь приходить сюда и разбрасываться обвинениями! — взрывается Драммонд. — Кем ты себя возомнила?

Я делаю шаг к нему.

— Я Татума Осолиса, — я сохраняю спокойствие в голосе. — Я была приглашена на этот совет, и коль уж так, могу высказать своё мнение. Если только у тебя нет определённой причины, по которой ты хочешь, чтобы я сейчас остановилась?

Он шипит в ответ, но не может ничего сказать, без риска ухудшить своё положение.

— Что вам терять? — спрашиваю я у них, оглядываясь по сторонам с ладонями, поднятыми вверх. — Если я не права, я не права. Но если я права и среди вас есть предатель… — я выпрямляюсь. — Есть кое-что, что совет должен знать, — я поворачиваюсь к Оландону. — Брат, пожалуйста, проводи свидетелей.

— Это абсолютно нелепо, — говорит Блейн.

Я внимательно прислушиваюсь, кто с ним согласен — только Герден. Я рада, что Блейн не получил большего влияния.

— Пожалуйста, постарайся отнестись с терпением ко мне, Блейн, — сладко говорю я.

Советники понимают, кто обвиняемый, как только видят первых двух свидетелей: жена Блейна и его шурин входят в зал, за ними следует группа случайных людей.

Я громко окликаю сквозь лихорадочный шум, чувствуя, будто ждала этого момента сто перемен. Я ненавижу этого человека с первой встречи с ним. Это давно пора сделать.

— Блейн, я обвиняю тебя в намерении узурпировать власть Короля Джована.


ГЛАВА 16


— Тишина! — ревёт Джован сразу после этого.

Я убеждаюсь, что Оландон напряжён и готов вмешаться, если Блейн попытается убежать. Но он не убегает. Он слишком занят тем, что сидит в шоке, уставившись на Алзону.

— Черити? — тихо произносит Блейн.

Я хмурюсь и смотрю на ряд свидетелей.

— Привет, отец, — с отвращением говорит Алзона.

У меня за спиной раздаются несколько задыхающихся звуков. Алзону зовут Черити1? Я планирую присоединиться ко Льду и Осколку в безудержном хохоте, когда всё это закончится. Если я ещё буду жива.

Я продолжаю свою речь, преодолевая потрясенный гул:

— Мы доберёмся до свидетелей реальных преступлений. Но сначала, копаясь в истории Блейна, я нашла несколько… интересных, можно сказать, скелетов? — спрашиваю я его.

Для начала, скелет его первой жены.

— Ты собираешься использовать против меня мою собственную дочь? — спрашивает Блейн.

Несколько советников ахают, не понимая связи.

— Я предоставлю тебе возможность высказаться в свою защиту, — говорит Джован, заставляя его замолчать.

— Алзона, не могла бы ты повторить, что ты рассказала мне?

Я отступаю в сторону, и всё внимание переходит на неё. Я пытаюсь восстановить хоть какое-то подобие спокойствия, пока она говорит, рассказывая о регулярных побоях и зверском убийстве своей матери, а затем о том, как она предпочла жизнь во Внешних Кольцах жестокой, но привилегированной жизни ассамблеи. Её рассказ во второй раз шокирует не меньше. Но мне интереснее посмотреть на реакцию Блейна.

Насколько его поразило появление Черити?

— Её мать была убита преступниками. И этот факт я очень старался оставить в прошлом. Вы осуждаете меня на основании воспоминаний одиннадцатилетнего ребёнка? — насмехается он.

— Вовсе нет, — мягко говорю я.

Я ожидала, что он попытается сказать, что Алзона не его ребёнок, но его первоначальная реакция разрушила эту линию защиты.

— Мэйси? — говорю я через плечо.

Я веду её к креслу. Она так дрожит, что я боюсь, что она упадёт.

— Мэйси, как долго ты замужем за Блейном? — спрашиваю я.

— П-пятнадцать лет, — говорит она.

— И сколько лет он избивает тебя? — спрашиваю я.

Советники тихо перешептываются. Возможно, даже другие свидетели.

— Четырнадцать, — говорит она, закрыв глаза.

Кто-то громко ахает.

— Как сильно? — спрашиваю я.

— Никогда — по лицу. Он не хотел, чтобы кто-то заметил. В основном по животу и спине, а ещё ноги, — шепчет она. — У меня было четыре выкидыша.

Гневный шум поднимается по комнате. Мои глаза широко распахиваются от её признания.

— Пожалуйста, расскажи нам, что тебе известно о недавних сделках Блейна, — прошу я.

Она качает головой, избегая смотреть туда, где сидит Блейн.

— Они появились не недавно, — говорит она. — Он заключал всё то время, что я жила с ним. Он всегда жаловался на правление Короля Борина. Говорил, что он тупой ублюдок, который не отличает Первый Сектор от Второго.

Я бросаю быстрый взгляд на Джована, который по-прежнему хранит поразительное молчание.

— Блейн исчезает из дома на всю ночь. Вот почему он остаётся там, пока я остаюсь в замке. Он не хочет, чтобы его деятельность была замечена дозором, — она делает глоток воздуха, желая поскорее пройти через это.

— Когда он заставляет меня вернуться в дом, к двери приходят самые разные люди. Бандиты, преступники, головорезы. Он ведёт их в свой кабинет и закрывает дверь, чтобы я ничего не видела. Но он делает что-то не правильное. Я знаю это! — заканчивает она.

Я благодарю её, когда она уходит, и смотрю, как Алзона обнимает жену Блейна. Я готовлюсь к отпору Блейна.

Отпор довольно сухой. Он пытается притвориться незаинтересованным.

— И что, что я бил её несколько раз. Если бы она перестала спать с кем попало, мне бы не пришлось, — раздаётся потрясённый возглас, а Мэйси просто вешает голову, не имея возможности долго сопротивляться. — Мужчины, которые приходят ко мне, это люди, которых я использую для сбора разведданных. Они должны выглядеть соответствующим образом, чтобы вписаться во Внешние Кольца. Она глупая женщина, которая не понимает, что видела, — возражает он.

— В таком случае, тебе совершенно не о чем беспокоиться, — плавно говорю я.

— Санджей, — зову я.

Рыжеволосый мужчина выходит в центр комнаты и смотрит на Блейна, излучая ярость. У молодого делегата взрывной характер. Надеюсь, он будет держать его в узде.

— Блейн месяцами шантажировал меня, — резко начинает Санджей.

— Как так вышло? — спрашивает Джован.

Он впервые проявляет интерес.

Санджей объясняет, как получилось, что его оставили в борделе, и как Блейн использовал это, чтобы расспросить его о последних достижениях, которые они с Аднаном добились в области оружия.

— Мой источник сообщил мне, что Блейн самолично заплатил хозяйке заведения за то, чтобы Санджей проснулся в присутствии двух обнажённых шлюх. Вполне объяснимо, Санджей всё это время считал себя неверным своей жене.

Санджей кланяется Королю.

— Я сожалею, что разгласил секреты твоей армии. Я приму любое наказание, которое ты сочтёшь подходящим, — говорит он, оставаясь в поклоне перед своим Королём.

— Я приму решение позже, если сочту, что эти обвинения против Блейна имеют под собой основания, — холодно произносит Джован.

Я сжимаю руку своего друга, когда он возвращается в своё кресло, даже не удосужившись ответить на протесты Блейна по поводу отсутствия доказательств.

— При необходимости можно привлечь свидетеля, хотя я сомневаюсь, что нам придётся идти на это, — добавляю я.

Я приглашаю выйти вперёд Льда, но вместо него меня приветствует Осколок.

— Прошу прощения, Татума Олина, но я бы хотел представить свою собственную информацию о том, что мне известно об обвиняемом, — с поклоном говорит он.


Я машу ему рукой, нервничая по поводу того, что он скажет. Он не был частью плана.

— Я был рождён в Среднем Кольце, сыном очень успешной шлюхи, фактически их лидера, — говорит он.

Я напрягаюсь от этого неизвестного факта.

— Я сбежал от своего отца десять лет назад в возрасте семнадцати лет, понимая, что моё единственное будущее — пойти по его стопам, — он проходит по комнате, как я раньше, и останавливается перед Блейном. — Но за несколько лет до моего ухода из дома я помню, как этот мужчина встречался с моим отцом. Я помню это отчётливо, потому что мой отец часто говорил о том, что теперь у него есть поддержка богатого члена ассамблеи. Он хвастался этим перед своими друзьями за пивом. Или, когда один из них насиловал девушку в задней комнате.

Я вздрагиваю от его выразительных слов.

— Давайте поговорим с этим человеком, твоим отцом. Пусть он опознает меня, — кричит Блейн, ударяя кулаком по столу.

Это не беспокоит стоящего перед ним бойца. Мужчина с лицом с порезами, нанесёнными острым предметом, и острым умом наклоняется к Блейну с мрачным выражением лица.

— Я полагаю, ты предлагаешь это только потому, что знаешь, он мёртв, — сказал Осколок ироничным голосом. — Он мёртв уже целый сектор или больше, вместе с шестью его лучшими работниками, — он колеблется и становится прямо. — Их убила Мороз.

Как будто кто-то ударил меня в живот. Я не могу сдержать небольшой звук отчаяния, сорвавшийся с моих губ. Он теряется в звуках заинтересованности, который вызвал комментарий Осколка.

Я убила отца Осколка?

Как вообще он может смотреть на меня? Я моргаю, подавляя своё потрясение, когда Осколок проходит мимо, даже не взглянув в мою сторону. Неужели вся наша дружба была ложью?

— Мне это надоело, — ворчит Блейн. — Я тебе никогда не нравился, Татума. Должен сказать, это чувство взаимно. Я нахожу тебя эгоистичной, раздражительной и незрелой. Однако я не пытаюсь намеренно дискредитировать тебя перед твоей семьёй и твоими друзьями.

Я отодвигаю мысли об Осколке в сторону. У меня будет время обдумать эту новость позже. Мне нужно оставаться в игре, иначе Блейн выкрутится, а Джован больше никогда не будет мне доверять.

— Ты, конечно, имеешь право на своё мнение обо мне, Блейн. Коль уж ты хочешь дискредитировать меня, будь добр. И хотя я не могу сказать, что ты сделал мне что-то значительное, я благодарна, что никогда не оставалась с тобой наедине. Судя по тому, что мы узнали сегодня, я была бы избита, мертва или меня бы шантажировали.

Ко мне подкрадывается Лёд, обводя взглядом комнату.

— За Мороз шпионили люди из Внешних Колец, — говорю я. — Лёд, расскажи нам, что ты видел своими глазами.

— Я много чего видел, девчушка, — он показывает большим пальцем на Блейна. — Этот парень приложил руку ко всему… и к борделям, и к боям в ямах, и к охотникам, — Лёд достает из своей туники свёрнутую бумагу. — Член барака по имени Хейл — его главный приспешник, а все бойцы Хейла по уши погрязли в преступлениях по всему Внешнему Кольцу, — он поворачивается, чтобы обратиться к тем, кто стоит позади него. — Хотите кого-нибудь изнасиловать? Или кого-нибудь порезать? Хейл — тот человек, который вам нужен. За две недели, что я за ними наблюдал, Блейн и Хейл встретились один раз. Всё остальное время с Хейлом встречались подручные Блейна, а потом отчитывались перед ним. Я также видел его в компании Хейла в ямах ещё три раза. Мороз тоже видела.

— Кто тот другой человек, что встречался с Хейлом? — спрашиваю я.

— Он, — говорит Лёд, показывая на Соула.

Вся комната смотрит на робкого мужчину, стоящего рядом с Мэйси.

— Спасибо, Лёд, — говорю я.

Внутри меня поселилась надежда. Шансы складываются против жирного делегата.

— Не за что. У меня есть кое-что ещё, — Лёд помахивает свернутой бумагой. — У меня была всего пара недель, так что я уверен, что есть ещё что-то. Но тут пять тайников с оружием, которые моя команда нашла в Первом, Втором и Шестом Секторах.


Он разворачивает бумагу и кладет её перед Джованом, который смотрит на неё со сжатыми кулаками.

Я предполагаю, что Король наконец-то видит правду, и эта правда заставляет его чувствовать себя дураком. Та часть меня, которая рассматривает его поведение как предательство, говорит, что это пойдёт ему на пользу. Если бы он просто выслушал меня, мы могли бы решить это в частном порядке, без зрителей. Остальная часть меня скорбит о том, что вина Блейна усилит глубочайший страх Джована, что всех, кто ему дорог, в конце концов, у него отнимут.

— Что в этих хранилищах? — сквозь сжатые зубы спрашивает Король.

— Всё, что нужно для победы над такой армией, как твоя, я бы сказал, — отвечает Лёд.

Несколько советников встают, решив посмотреть на карты. Мне и самой интересно посмотреть на указанное там расположение, ведь Лёд не рассказывал мне об этой находке.

Блейн не двигается. Он не произносит ни слова.

— Соул, — зову я.

Советники разбредаются по своим местам, ожидая последнего свидетеля. Энергия, которая поддерживала меня, начинает ослабевать.

Соул торопится занять место в центре комнаты. Я закатываю глаза от его виновного поведения.

— Соул, как сказал Лёд, ты работал от имени Блейна. Можешь сказать нам, как давно ты этим занимаешься? — спрашиваю я.

— Пятнадцать лет, — тихо говорит он, голова опущена.

— Почему ты этим занимался? — нейтральным тоном спрашиваю я.

— Он угрожал моей сестре. Сказал, что сломает все кости в её теле, — дрожа, говорит он.

— Он когда-либо осуществлял эти угрозы? — категорично спрашиваю я.


Он судорожно кивает.

— Я отказался обыскивать комнаты Короля, чтобы найти сообщения от Татум, — он торопится и останавливается, бросая быстрый взгляд через плечо. — Тогда-то у Мэйси случился четвертый выкидыш, — он задыхается, заметно съёживаясь.

У этого человека ничего не осталось.

Я кладу руку ему на плечо.

— Тебя слишком долго угнетали, тобой управлял страх за того, кого ты любишь больше собственной жизни, — мягко говорю я, и он поднимает голову. — Скажи нам, Соул. Чего хочет Блейн? — спрашиваю я.

— Т-то чего всегда хотел, — произносит Соул, вытирая нос о тунику.

Он оглядывается по сторонам, словно ожидая, что мы поймём очевидное. Полагаю, после пятнадцати лет для него это очевидно.

— Быть Королём, — поясняет он.

Я расспрашиваю Соула в течение часа. Многое из этого я уже знаю. Информация, предоставляемая Соулом подробная, с именами, датами, местами и цифрами. На середине разговора Король берёт себя в руки. Это знак, которого я ждала, что он наконец-то верит мне. За последние пару часов звук неуклонно исчезает, поскольку тяжесть обречённости Блейна становится невозможно игнорировать. Последний вопрос Джована заставляет всю комнату замолчать.

— Почему после всего этого времени, когда ты мог бы пойти к моему отцу или прийти ко мне, ты решил высказаться? — спрашивает Король у Соула.

Соул смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а затем опускает взгляд к ногам Короля.

— Ну, ты это уже з-знаешь. Татума спасла меня от смерти на Великом Подъёме. Она сломала запястье и вывихнула плечо, — он вздрогнул. — Тогда я сказал ей, что я у неё в долгу. Она подозвала меня в сторону несколько дней назад и сказала, что именно моё откровение она хочет видеть в качестве уплаты долга, — он наклоняет голову. — Это так долго давило меня, что я испытал лишь облегчение от её просьбы, — он встаёт и кланяется. — Я бы пришёл к тебе, мой Король, но Блейн очень пристально наблюдал за мной, когда я находился рядом с тобой. Не знаю, замечал ли ты, но за четыре года твоего правления у меня была только одна возможность поговорить с тобой наедине. Это было, когда ты допрашивал каждого делегата после смерти Принца Кедрика. И Блейн предупредил, что будет держать нож у горла Мэйси, если я сделаю неправильный выбор. Блейн был так близок к предыдущему Королю, что я понимал, что у вас не будет причин мне поверить, — говорит делегат.

Джован коротко поворачивает голову в мою сторону.

— Думаю, это стало больше привычкой, чем чем-то ещё. Этот страх — всё, что я знал в течение долгого времени. Мне перестало приходить в голову пытаться поступить иначе, — заканчивает Соул.

Абсолютное молчание.

— У вас нет доказательств! — шипит Блейн. — У вас есть ничего не стоящие слова слабовольного человека, пара шлюх и человек, который изменяет своей жене. И эта шваль из Внешних Колец, — он плюет в сторону барака.

Я поднимаю брови, но молчу. Он показывает своё истинное лицо. Я не собираюсь его останавливать.

Он указывает на меня.

— Ты накрутила их всех против меня своей солатской грязью и играми разума. Всё это неправда!

Дверь с грохотом ударяется о стену, когда её открывают. Только один человек открывает двери таким образом. Я едва не падаю на пол, когда в комнату входит Рон, весь одетый в меха. Снег падает с него с каждым шагом.

Он подходит ко мне и достаёт из жилета пакет. Я точно знаю, что в нём.

— Я ожидала тебя раньше, — говорю я.

Он ворчит, и меня захлестывает чувство вины. Это прозвучало немного неблагодарно.

— Лео поранился, — коротко отвечает он.

— Он в порядке? — в знак извинения спрашиваю я.

Рон пожимает плечами и уходит, поклонившись Королю.

Я снова концентрируюсь и осторожно открываю сумку, беглым взглядом проверяя содержимое.

— Ты говоришь, что мы не должны доверять свидетельству собравшихся здесь мужчин и женщин, относительно того, чему они были очевидцами. Хотя, если мы не можем доверять словам стольких людей, то чему мы можем доверять? — говорю я, раздумывая. — Может быть, твоему собственному доброму слову? — спрашиваю я.

— Конечно, — рычит он.

Я улыбаюсь и достаю бумаги из сумки.

— Я рада, что ты так думаешь, — говорю я, — потому что Рон был очень добр и помог для меня забрать меня эту пачку документов из Третьего Сектора. Ты можешь узнать их, поскольку все они написаны тобой.

Я с громким шлепком опускаю стопку перед Джованом.

— Инструкции Хейлу, сообщения, полученные от охотников за шлюхами. Преступление за преступлением, перечисленные в этой стопке, — говорю я, указывая на неё. — И все они написаны тобой лично.

— Как ты получила их? — спрашивает Блейн, в его голосе звучит ярость.

— Я давным-давно украла их из твоей комнаты, — признаюсь я.

— Ты украла…

— Тишина! — ревёт Джован, медленно вставая со своего места.

Я делаю шаг назад, не боясь признать, что его гнев пугает меня.

— Предательство и мятеж в самом неверном виде. Долгие годы я был слеп к твоим… безнравственным поступкам и порочной душе! — рычит Джован, крепко сжав кулаки. — Я не могу придумать никакого наказания за твои преступления против народа Гласиума. Нет слова, которое я мог бы придумать для того, насколько ты развращён. Ты причинил боль моему народу, — Король перемещается в каменное кольцо и встаёт рядом со мной. — Того, что Татума наш враг — единственный человек, который увидела тебя таким, каким ты был, я стыжусь больше, чем могу признать.

Я хочу схватить его за руку и заставить замолчать. Ещё немного, и советники догадаются о его неведении относительно участия Блейна.

Он движется в сторону свидетелей. У меня пересыхает во рту, когда он опускается перед ними на одно колено.

— Всем вам приношу свои самые искренние и скромные извинения. Ваша боль и душевные страдания ложатся на мои плечи, и этого я не забуду. Я всё исправлю, — клянётся он.

По моим щекам катятся слёзы, скрытые вуалью. Я сосредотачиваюсь на Джоване. Конечно, он возьмёт на себя всю вину за то, что произошло за последние пятнадцать лет.

Мне не хватает времени, чтобы закричать.

Я рывком поворачиваю голову, когда меч замахивается, и чувствую жжение, когда он вонзается в плоть над моей челюстью. Кончик оружия упирается мне в горло.

Едва дыша, не двигая головой, я смотрю направо, туда, где Блейн стоит по другую сторону конца меча, который сейчас режет моё горло. Затем я прослеживаю путь меча, приставленного к горлу Блейна, к его владельцу, Джовану. Король, Блейн и я стоим в смертельном треугольнике. Блейн в идеальной позиции, чтобы убить меня, а Джован в идеальной позиции, чтобы убить Блейна. Кто умрёт первым?

Мой вдох застревает в горле от белой ярости на лице Джована. Это один из немногих случаев, когда я вижу, как он использует большой меч, всегда пристегнутый к его боку. Никто в зале заседаний не шумит. Или, может быть, они шумят, а я слишком сосредоточена на остром металле, пронзающем мою шею, чтобы услышать.

— Дай мне уйти в безопасное место или я убью Татум, — шипит Блейн, слишком отчаявшись, чтобы бояться Короля.

А ему следовало бы. Его смерть смотрит прямо на него ясными голубыми глазами.

Джован слегка поворачивает голову в мою сторону, а затем медленно возвращается к Блейну.

— Старый друг, — говорит он. Я вздрагиваю от мягкости и решительности его голоса. — Ты умрёшь здесь и сегодня. Как ты умрешь, зависит от тебя, — произносит Джован.

— Как и твой отец, неспособен принять решение. Гласиум погибнет под твоим руководством.

Я вижу, как рука Блейна сжимается и напрягается в готовности.

Я отклоняюсь в сторону, и Джован беззвучно наносит удар. Меч Блейна прорезает мою вуаль до открытого участка горла.

Я хватаюсь за шею и, оглянувшись назад, вижу, как вероломная голова Блейна пролетает через зала заседаний. Она с глухим стуком ударяется о дальнюю стену. Его тело обрушивается на пол передо мной в виде мертвой и окровавленной кучи.

Рёв Короля разносится по комнате. Оландон бросается ко мне. Он дотрагивается до моей руки и поднимает её. Я вижу кровь на его дрожащих руках.

— Ты сильно ранена, — спрашивает меня Оландон.

Я понятия не имею. Я всё ещё стою, не так ли? Пол подо мной заставляет меня понять, что это не так. Позади него раздается звон меча, и я отшатываюсь от рук брата и оказываюсь в объятиях Джована.

— Дай мне посмотреть, — требует он, поднимая вуаль к моей челюсти.


Я слышу его прерывистое дыхание.

— Ничего серьёзного, — бормочу я. — Мы оба это знаем, иначе я была бы уже мертва. Меч просто задел мышцы.

Это просто кровопотеря.

— Он ранил тебя дважды, — говорит он сквозь стиснутые зубы, поглаживая над моей челюстью, где Блейн впервые задел меня.

— А ты достал его за один раз, — говорю я, кивая на тело на полу.

Кого-то позади меня рвёт.

Джован сжимает руки в массивные кулаки и смотрит поверх моей головы.

— Одной смерти недостаточно для этого грёбаного предателя! Я могу убить его сто раз и хочу убить его ещё сто раз.

В словах Джована есть что-то отстранённое, как будто даже сейчас он не верит, что это правда. Король снова проверяет моё горло, чтобы успокоиться, а затем кивает Оландону.

— Позаботься о ней, — говорит он ему.

— Без твоей подсказки мне бы это и в голову не пришло, — отвечает Оландон.


Я хватаю брата за руку. Он не хочет сейчас связываться с Королём Гласиума.

— Мы прервёмся на ужин, — бурчит Джован, расхаживая по комнате. — Будьте готовы не спать всю ночь. Мы должны нанести удар, пока пропажу Блейна не заметят в созданной им сети, — он указывает через всю комнату. — Ты, Лёд. Я хочу, чтобы ты пошёл сейчас и узнал как можно больше о тайниках с оружием.

Он поворачивается и смотрит на своих советников, которые все ещё в шокированном молчании смотрят на обезглавленную фигуру Блейна.

— И никому не одного долбаного слова, или ваша голова присоединится к его, — говорит он, дергая головой в сторону Блейна. — Уходите!

И Советники, и обитатели Внешних Колец бегут к дверям. Оландон передаёт мне комок ткани, и я прижимаю её к шее, пока он помогает мне встать на ноги. Джован стоит спиной к нам, лицом к пустой каменной стене. Мне хочется его утешить, но он явно хочет побыть один. Почему ещё он отвернулся? Он только что казнил человека, которого считал почти членом семьи, «последним напоминанием о своём отце».

Надеюсь, он не возненавидит меня. Надеюсь, он понимает, что у меня не было выбора.

У меня лёгкое головокружение, хотя я не уверена, от потери крови или от беспокойства за Джована. Наша совместная ночь, кажется, была так давно, и я хотела бы перенестись в тот момент.

— Лина… — шепчет Оландон.

Его обеспокоенный голос возвращает меня назад, и я тяжело вздыхаю, глядя на открывшуюся передо мной сцену.

Джован стоит спиной ко мне. Кровь Блейна повсюду.

— Тебе нужно допросить Гердена. Я распоряжусь, чтобы его задержали, чтобы у него не было времени отправить сообщения, — осторожно говорю я. — Я не знаю, насколько он был вовлечён в восстание, но он поддерживал всё, что исходит из уст Блейна за последние две недели.

Король поворачивается и наклоняет голову, показывая, что он слышит меня, а затем отворачивается обратно.

— Джован, мне… мне очень жаль, — говорю я, а затем ухожу.


* * *


Проходит два дня, а я почти не вижу его, не говоря уже о том, чтобы поговорить с ним. Проходит ещё одна трапеза, на которой Король Брум не присутствует. Он не отсутствовал в обеденном зале с тех пор, как услышал новости о Кедрике. В данный момент он нужен своему народу для укрепления своего положения. Хотя они не знают, что именно произошло, в ассамблее понимают, что что-то не так. Сдержанное настроение даёт мне небольшое представление о том, какой могла быть жизнь замка до моего прибытия сюда.

Я всё гадаю, могла ли я облегчить жизнь Джовану. Я чувствую, что должна объясниться. Может быть, мне стоило постараться, чтобы он выслушал меня о Блейне заранее. В глубине души я знаю, что убийство советника было бы одинаково болезненным и в таком случае. Я бы сделала это снова, чтобы быть уверенной, что он в безопасности, когда я вернусь в Осолис.

Я не появляюсь ни на одном заседании совета, используя в качестве оправдания свои незначительные повреждения. В действительности я не уверена в том, как меня примут советники и их лидер. Оландон остаётся со мной и Ашоном, и я вижу, что их дружба выросла сильнее, чем я предполагала. Мои друзья по казарме возвращаются во Второй Сектор. Все, кроме Льда и Вьюги, которые теперь занимают должности в замке. Лёд пытался выглядеть расстроенным из-за титула королевского шпиона, но ему это не удалось. Я ожидала, что Алзона расстроится из-за потери двух бойцов, но она сказала, что заключила сделку с лидером Гласиума, и потеря не будет проблемой. Хорошо, что мои друзья по казармам будут рядом.

Дозор — это шквал движения. Ашон теперь мой единственный стражник, а остальные помогают прочесывать Внешние Кольца, опустошая все обнаруженные тайники с оружием и, используя внутреннюю информацию, уничтожая криминальных лидеров Внешних Колец. Хейл и ещё несколько человек мертвы. Большая часть его бараков схвачена и брошена в подземелья для «допроса». Это была одна из тех областей, от которой я с радостью держалась подальше.

Самое главное, что Мэйси — новая женщина, а Соул — новый мужчина. Оба выглядят так, будто помолодели на десять лет. А Фиона и Санджей навёрстывают упущенное — тем образом, который во время еды вызывает отвращение у моего брата; его обзор от стола у трона ничем не загорожен. Я должна достать ему его собственную вуаль.

Опасность в значительной степени миновала, но я чувствую себя более опустошённой, чем когда-либо.


* * *


Я впервые нахожусь на тренировочном дворе в качестве Татумы. Сколько раз мне хотелось бросить своё место на дорожке с другими дамами и поменять его на позицию здесь, внизу? Я подавила знакомый зуд, призывающий взять в руки оружие и пропотеть. Когда-нибудь я смогу тренироваться вместе с остальными. Даже если это будет на Осолисе, а не здесь.

Стук копья, нашедшего свою цель, эхом разносится по пустому пространству.

— Почему ты не в обеденном зале с остальными? — тихо спрашивает Джован.

Я игнорирую его отстранённость.

— Только что была там. Ты ел? — отвечаю я, по дуге приближаясь к нему.

Мои ноги хотят привести меня прямо к нему. Я заставляю их подождать.

— Я попрошу слуг попозже приготовить мне что-нибудь.

Стук снова раздается во дворе.

— Хороший бросок, — мягко замечаю я.

Джован наносит мощный удар ногой по копьям. Они с грохотом падают на землю. Моё сердце громко колотится от внезапного шума.

— Я должен был, чёрт возьми, прислушаться, — сдавленно говорит он, отворачиваясь от меня. — Я был грёбаным дураком на протяжении многих лет и не знал об этом.

— Блейн был опытным лжецом.

— Это не оправдание!

Он поднимает ещё одно копье и выпускает его с неистовой силой. Я слышу раскалывающийся звук с другого конца двора. Хмурюсь, размышляя о напряжении в его массивных плечах.

— Ты не мог знать, Джован. Это было бы больше, чем мог сделать любой мужчина и любая женщина. Больше, чем мог сделать твой отец, — говорю я. — Не взваливай на свои плечи груз двух миров. Это может сокрушить даже сильнейшего из мужчин.

Его плечи поникают, и он опускает копье, которое собирался бросить.

— А что насчёт самой миниатюрной из женщин? — спрашивает он.

— Её тоже, — я печально улыбаюсь под своей вуалью.

Я отхожу к каменной лестнице и сажусь на самую нижнюю ступеньку, слушая ритмичный звук удара оружия о дерево. Шелест его приближающихся шагов — один из моих любимых звуков. Я не шевелюсь, когда он садится рядом со мной.

— Моя гордость уязвлена больше всех, — признаётся он, откидываясь назад, выпрямляясь и скрещивая ноги. — Я не могу не задаваться вопросом, если бы я не был таким… — он подыскивает слово, — травмированным после смерти родителей, заметил бы я его мятеж.

Я ничего не говорю. Все мы в какой-то момент были там, где он сейчас. Сомневаясь и придираясь к подробностям прошлого. Моё прошлое было не так давно, когда Джован заставил меня понять, что я убегаю от того, что было правильно. Но я научилась не копаться в прошлом, я научилась становиться мудрее благодаря ему и двигаться дальше.

— Я хочу быть сильным для своего народа. Я хочу быть таким же сильным, как мой отец, — он крепко сжимает мою руку. — Я хочу быть сильным для тебя, — мягко говорит он. — Самое трудное — это осознать, что Гласиум балансировал на грани резни большую часть моего правления, пока я по глупости думал, что справлюсь с ним. Как я узнаю, если это случится снова?

Я сжимаю его руку, но затем выскальзываю из его хватки. Как близко находятся его стражники?

— Твои люди и народ равняются на тебя. Они доверяют тебе. И теперь у вас есть система. Ты знаешь знаки. Джован, ты самый сильный человек, которого я знаю, — говорю я. Я зажмуриваю глаза. — Несмотря на то, что это того стоило, мне очень жаль, — я сглатываю комок в горле. — Мне жаль, что человек, который предал тебя, был тем, кем ты дорожил. И мне жаль, что я не смогла облегчить тебе задачу. Мне кажется, что я продолжаю отбирать у тебя людей. Сначала Кедрик, а теперь Блейн.

Он хватает меня за руку, и на этот раз я знаю, что не смогу ускользнуть.

— Никогда не извиняйся за то, что ты сделала. Гласиум в огромном долгу перед тобой, — говорит он и смотрит через тренировочный двор. — Хуже всего то, что ты думаешь, что я тебе не доверяю. Что я не слушал, потому что не верил в тебя. Но дело не в этом, — с трудом произносит он.

— Я знаю.

Я сжимаю его руку. Это был его способ справиться с ситуацией, который он не осознавал: слепое отрицание.

Он целует мою ладонь.

— Никогда не думай, что я в обиде на то, что ты сделала три дня назад. Моя гордость исцелится, а я наберусь опыта. И, Лина, клянусь, я никогда не буду снова с тобой так обращаться. Никогда больше.

Моё лицо пылает.

— Даже когда ты защищал Блейна, я знала, почему ты это делаешь. Из всех людей, ты знаешь, что я понимаю. Я была в похожей ситуации.

— Как ты всё это видишь? — спрашивает он.

Я вздрагиваю от неожиданной смены темы.

— Я представляю себе то же самое, что и ты видишь вокруг себя, — отвечаю я, переместившись на каменные ступени.

Он качает головой на мой ответ. Он так красив, что у меня сердце разрывается, когда я смотрю на него.

— Нет, это не то.

Он наклоняется, поднимает мою вуаль и целует заживающую царапину на моей шее. Я дрожу, когда его губы касаются нежной кожи.

— Нет, — мягко говорит он. — Ты другая. В целом мире нет никого похожего на тебя, — произносит он.

Я прислоняюсь к нему.

— А что на счёт Ире? — спрашиваю я.

Он смеётся, закинув голову назад.

— Или Ире, — добавляет он.

Я сижу рядом с ним, отвлекаясь на тепло его ноги. Я поднимаю лицо к небу, прислушиваясь к умиротворяющим звукам ночи вокруг меня. Это спокойствие наслаивается на приглушённый рокот и редкие раскаты смеха изнутри замка.

— Мои люди нуждаются во мне, — говорит он, наконец, веским тоном.

Я не двигаюсь с места, не желая нарушать правильность этого момента — полное ощущение в моей голове и сердце.

— Да, — бормочу я. — Нуждаются.

Как и мои.


* * *


Я присутствую на следующей встрече с Джованом. Драммонд приветствует меня похлопыванием по спине, от которого я чуть не падаю лицом в пол. Роско крепко обнимает меня, говоря, что гордится мной, а некоторые бормочут сердечные приветствия. Немного удивительно видеть, как изменилось отношение советников ко мне. Я слышу, как Ашон хихикает, когда я прохожу мимо него, и тихо смеюсь в ответ. Должно быть, это выглядит весьма забавно. Джован поднимает глаза на звук, выражение его лица слишком далеко, чтобы его можно было рассмотреть. Я была разочарована, что он не пробрался в мою комнату прошлой ночью. Эта мысль показала, что я уже давно забыла, что мне следует и чего не следует делать.

Совет был занят, пока я избегала их. Я слушаю о радикальных изменениях, которые уже произошли.

— Лёд всё ещё считает, что в Пятом Секторе осталось несколько тайников. Не говоря уже о тех, что станут доступны в Четвёртом в ближайшие полгода, — говорит Мерк.

Это верное предположение. Никто не может жить в Четвёртом, но это не значит, что Блейн никогда не использовал имеющееся там пространство. Даже в Осолисе мы хранили ценные вещи в больших ящиках Каура, чтобы огонь не смог их повредить, деревья и архивы.

— Есть ещё сообщения о восстании? — спрашивает Джован.

Он перелистывает различные документы, лежащие перед ним, и выглядит вполне по-королевски.

— Несколько небольших групп. Со всеми уже разобрались, — говорит Ашон. — По расчетам Малира, до восстановления мира пройдёт ещё несколько недель. Люди в подземельях заговорили. Рон работает там очень эффективно. Каждый день мы получаем всё больше имён и мест.

— Отлично, — хвалит Джован, улыбаясь своему брату. Он встает, чтобы обратиться к остальным. — Я хотел бы внести предложения по пополнению совета, — говорит он. — Как вы видите, Герден решил уйти со своей должности, оставив два свободных места, — говорит он. — Одно из мест я отдаю Принцу Ашону. Он мой преемник и должен ознакомиться с нашими процессами, на случай если со мной что-то случится.

Мой желудок опускается от его слов.

Советники выражают своё согласие, хотя явно ждут, когда будет названа следующая кандидатура. Ашон был очевидным вариантом. Роман был бы хорошим вариантом для второй позиции. Интересно, кого держит в уме Джован?

— Второй человек, которого я хотел бы предложить, это Осколок, с которым вы познакомились несколько дней назад, — говорит он.

— Сын охотника за шлюхами? — недоверчиво произносит голос.

Я почти так же потрясена, хотя и по другим причинам. Осколок? Посторонний из Внешних Колец?

— Да, — Джован говорит твердо, и они тут же замолкают. — Мороз высоко оценивает его, но, не считая этого, вы видели, как он держал себя здесь три дня назад. Я внимательно наблюдал за ним с момента Купола и до сих пор. Он редкость. По словам Мороз, он обладает способностью отстраняться от ситуации и анализировать её без эмоций. Я считаю, что он будет бесценен по этим причинам, а также из-за своей связи с Внешними Кольцами, — произносит он спокойным голосом. — Чем больше связей у нас будет с этой частью Гласиума, тем меньше вероятность повторения последних пятнадцати лет. У народа будет право голоса.

Я слегка подпрыгиваю в своём кресле, я так счастлива. Другие мужчины в комнате обмениваются взглядами, но никто не может усомниться в логике Джована. Конечно, они будут сомневаться в происхождении Осколка. И ему придётся заслужить их уважение, как и всем остальным здесь. Его слова вызывают у меня ухмылку. Осколок был создан для совета — он идеален!

— А что на счёт Мороз? Кажется, ты уважаешь её советы, — спрашивает Джак.


По комнате проносится возбуждённый ропот.

— Женщина в совете? — спрашивает Джован.

Я прищуриваю глаза. Его тон не оскорбителен, он скорее любопытен.

— Ну, Мороз не просто женщина, не так ли, — говорит Яте. — Кажется, что она всегда помогает. Люди любят её. Признаю, её поведение нуждается в корректировке, — слышу, как Джован кашляет из другого конца комнаты, и ухмыляюсь. — Но я уверен, что она придёт в соответствие с нормой, — заканчивает Яте.

Ашон начинает задыхаться. Джован встаёт и начинает обходить круг.

— Прошу прощения, Татума, — замечает Яте. — Я ни на что не хотел намекать. Ты определённо умеешь держать себя в руках.

Я заверяю Яте, что не обижаюсь, но отчасти отвлекаюсь на Джована, который переместился, чтобы встать прямо за мной.

— Что ты делаешь? — бормочу я через плечо.

Он наклоняется вперёд и кладёт руку на моё плечо.

— Ты доверяешь мне?

— А что? — неуверенным голосом спрашиваю я.

Комната замолкает, и я понимаю, мы становимся центром внимания.

— Доверяешь? — спрашивает он.

Я даже не задумываюсь:

— Конечно.

Джован прочищает горло, и в комнате становится ещё тише. Я ёрзаю под его горячими руками, осознавая, что он задал мне этот вопрос, потому что собирается сделать что-то, против чего я буду возражать.

Он нежно сжимает меня.

— Я думаю, настало время вам узнать правду. Возможно, тогда вы поймёте, как Татума узнала то, чем поделилась три дня назад.

Что! У меня пересыхает во рту. Я судорожно пытаюсь вспомнить, кто находится в комнате. К сожалению, я знаю ответ: все советники до единого. Конечно, он не может иметь в виду…

— Этим знанием владеют лишь немногие. Я доверяю вам хранить то, что вам сейчас откроется, в строжайшем секрете. Более того, я прошу вас сохранять непредвзятость, когда вы увидите правду. Я прошу вас о поддержке, как ваш Король, но также и как ваш друг, — говорит он. — Эта женщина спасла Гласиум. Она спасла всех нас. Мы в большом долгу перед ней. Брумы не забывают о своих долгах.

— Джован, — шепчу я. — Что ты?..

Я слышу лязг доспехов Ашона, когда он встаёт рядом со своим братом. Моё сердце бьётся так громко, что звук заполняет мои уши, превращая все остальные звуки в неузнаваемый гул. Я смотрю на него, повернувшись на месте. Самым мягким движением, которое только можно себе представить, он наклоняет мой подбородок так, что я снова оказываюсь лицом к советникам, которые ждут в тишине. Кончики его пальцев касаются моих щёк, когда он тянет материал вверх. Советники начинают говорить, теперь они знают, что намерен сделать их Король. Разговоры нарастают, они возбужденно бормочут и встают, чтобы посмотреть поближе. Даже Роско протискивается вперёд, чтобы посмотреть, забыв об обычных манерах.

Сколько раз они гадали, что за лицо под вуалью Татумы? Сколько раз они сами хотели поднять её?

Всего один взгляд.

Джован берёт нижнюю часть моей вуали, наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Так и должно быть, Лина. Ты увидишь.


ГЛАВА 17


Я неловко сижу в гвалте комнаты. Бумаги валяются на полу. Стулья лежат перевернутыми, прислонёнными к стене, а кричащие мужчины вскакивают со своих мест, чтобы доказать свою точку зрения. Это один из тех моментов, когда ты понимаешь, как много изменилось.

Я только что позволила КоролюГласиума показать своё лицо целой комнате, полной его советников.

Прошло уже не менее пяти минут. Даже Джован не смог их успокоить. Вместо этого он сидит рядом со мной, на его лице кривая полуулыбка. Ашон не пытается скрыть свою ухмылку, подмигивая мне всякий раз, когда я ловлю его взгляд. Я не знаю, как они могут быть такими спокойными. Моё сердце грозит выскочить из груди. Джак стоит в метре от меня и смотрит с открытым ртом. Это очень обескураживает.

— Татума — Мороз!

Я слышу это в двадцатый раз. Надеюсь, эта комната звукоизолирована.

— Значит, Татума мертва? — спрашивает кто-то.

Я вздыхаю и прислоняюсь затылком к спинке кресла.

— О чём ты думаешь? — спрашивает Джован.

Я пожимаю одним плечом, складывая руки.

— Они справились с гражданской войной с меньшим шумом.

Я чувствую тепло его дыхания, когда он тихонько хихикает. Я смотрю на него.

— И если на самом деле ты спрашиваешь, сержусь ли я на тебя, то я всё ещё решаю.

Джован принимает это с кивком.

— Так вот как ты смогла объединить Внешние Кольца и ассамблею для борьбы с Блейном? — спрашивает Роско.

Громкость стихает от его вопросов.

— Так ты Татума? — спрашивает Джак.

Он наконец-то закрывает свой рот.

Я поднимаю бровь.

— Да, Джак.

— Но… у тебя голубые глаза! — Драммонд брызжет слюной.

Его лицо бледное. Я гадаю, не собирается ли он упасть в обморок.

— Да, — говорю я.

Бросив ещё один взгляд на Короля, я перехожу к краткому изложению событий последних нескольких секторов. Теперь мне стало легче, ведь я делала это уже несколько раз. Я рассказываю им о вероятном романе моей матери, о том, как я бежала во Внешние Кольца и Ире, и о том, как мне удалось сохранить прикрытие после возвращения в замок. Они смотрят на меня, когда я заканчиваю — это научит меня желать тишины. Я заставляю свой позвоночник выпрямиться, пока они таращатся.

— Я знал об этом с самого начала, — обращается к ним Джован.

Я бросаю на него язвительный взгляд. Он сделал так, чтобы это звучало гораздо приятнее, чем было на самом деле. Король сорвал с меня вуаль вскоре после моего прибытия в Третий Сектор. Большинству советников есть что сказать по этому поводу, они явно возмущены его скрытностью. Я не могу их винить. Это значительная новость. Одна из самых больших в нашей коллективной истории. Татума метис? Это меняет всё — я знаю это лучше всех.

— Все женщины Солати дерутся как ты? — спрашивает Ашон.

— Те, у кого есть способности, — отвечаю я. — В Осолисе мы не очень-то полагаемся на мужчин. Ваши собственные женщины могли бы стать яростными бойцами, если бы вы им позволили.

Эта мысль быстро отметается. Я довольствуюсь тем, что думаю о женщинах, тренирующихся сражаться в казармах Алзоны.

— По одной вещи за раз, — шепчет мне в ухо Джован.

Его улыбка ослепляет меня, когда я поднимаю на него глаза. На секунду мой разум не может осознать, насколько привлекательным мне кажется король Гласиума. Роковое чувство, которое он вызывает, озадачивает меня. Я быстро овладеваю своими чертами лица. Это всё, что требуется, чтобы советники заметили, что мы увлечены друг другом.

Джован выпрямляется, и улыбка исчезает. Король Гласиума вернулся. В воздухе вокруг него ползёт угроза, нарастающая с каждым шагом, пока он окидывает каждого человека в комнате пронизывающим взглядом. По несколько мгновений он смотрит в лицо каждому советнику. Очевидно, он ищет что-то в каждом из них, хотя я не уверена, что именно.

— Несмотря на кровавую историю между Солати и Брумами, Татума с момента своего прибытия в наш мир только и делала, что помогала ему. Поверьте мне, когда я говорю, что никогда не встречал никого, кто был бы более сосредоточен на том, чтобы делать то, что правильно, а не то, что от него ожидают. Это стремление побудило её отправиться во Внешние Кольца на поиски убийцы моего брата.

Знакомое чувство провала пронзает меня.

— Это заставило её спасти тех, кто находился в Куполе, рискуя собственной жизнью, — он расхаживает по залу заседаний. — Один из тех, кого она спасла, станет моим советником. У неё есть способность видеть потенциал в окружающих её людях, независимо от их положения. У неё есть способность видеть зло и обман в людях, которые дышат тем же воздухом, что и мы с вами. Татума Осолиса спасла наш мир.

— Джован, — говорю я, щёки теплеют от его фраз.

Он не замечает мой комментарий.

— Татума пользуется у меня большим уважением. Я доверяю ей свою жизнь и жизнь своей семьи, — он показывает жестом на Ашона. — Мы мало что сделали, чтобы заслужить её доверие. Я хочу показать ей, что значит слово Брумы. Если новости о её тайне станут известны, я найду того, кто это сделал, любыми средствами, — говорит он с фактическим спокойствием. — И этот человек умрёт мучительной смертью.

Он поворачивается, и я задыхаюсь от яркого блеска его глаз.

— Она не пострадает, — говорит он.


* * *


— Ты показала своё лицо советникам, — говорит Оландон за ужином.

Ему понадобилось всего две минуты, чтобы выяснить причину изменения динамики. Вероятно, потому что Драммонд и Роско не переставали смотреть на меня с момента встречи.

— Да, я это сделала, — говорю я.

— Нет, не сделала, — отзывается Джован с расстояния двух сидений. — Я сделал.

Я вздыхаю, услышав его радостный тон.

Оландон крепко сжимает рукой сверкающий кубок.

— Решение Короля мудрое, Татума.

В его голосе звучит намёк на вопрос. Вряд ли кто-то ещё слышит его. Возможно, они думают, что он похвалил Короля за его выбор.

— Они приняли это лучше, чем можно было ожидать, — говорю я. — В остальных я не видела ни фальши, ни неправды, — я наклоняюсь ближе к брату. — Некоторые оставляют желать большей доброты и непредубежденности.

Это было преуменьшением. Некоторые советники были в ярости, но не на меня, а на своего Короля за уловку. А Яте всё это время старался скрыть своё отвращение. Но я же Мороз, человек, которого они уважали. И Татума, перед которой они были в долгу. И ещё был тот факт, что Король Джован недавно обезглавил одного из них и угрожал им. Я не должна была так спокойно относиться к своему раскрытию своей тайны, но это было так. Я даже не могла сердиться на Джована за это. Он знал свой народ и решил, что время пришло.

Оландон сжимает мою руку под столом и держит её. Так же, как он обычно делал, когда мать или Кассий унижали меня перед двором.

— Я беспокоюсь о твоей жизни, — на одном дыхании говорит он.

Слёзы застилают мне глаза. Я бы хотела как-то унять его беспокойство, но любые обещания, которыми я его успокаиваю, оказываются пустыми. Каждый раз, когда я раскрываюсь, моя жизнь подвергается риску, но я не могу вынести альтернативы. Он достаточно взрослый, чтобы знать правду. На самом деле, я думаю, он уже знает, что должно произойти. Правда смотрит ему в лицо, но он делает всё возможное, чтобы не видеть её.

— Ты когда-нибудь задумывался о параллелях между нашими мирами? — тихо спрашиваю я.

Он качает головой, его голова наклоняется ко мне в замешательстве.

— Я часто думаю о столовой матери, оформленной в форме кольца. Низшие придворные сидят снаружи, а королевские особы — за внутренним столом. В Гласиуме всё то же самое, только в большем масштабе. Мы спим в центре, а Внешние Кольца окружают нас, предполагается, что люди там будут действовать как буфер между нами и нападением.

Я могу вспомнить и другие примеры: комната пыток во дворце матери и боевые ямы во Внешних Кольцах Гласиума.

— На самом деле и Король, и Татум постоянно окружены. Наши люди позволяют нам сидеть в центре, а не наоборот, — я вожусь со своим ножом. — Отношения между правителем и подданными — это баланс между тем, что народу нужно знать, и тем, что ему знать не нужно. То, что поможет ему процветать, и то, что заставит его рухнуть на дно. В моем конкретном случае баланс ещё более хрупкий. Я знаю, что однажды круг может заглянуть внутрь и решить уничтожить меня.

Я сжимаю его руку.

— Так что, мне ждать, пока я сяду на трон, чтобы сказать своему народу, что я метис? Они будут чувствовать себя обманутыми. Или мне не говорить никому ни слова, надеясь, что тайна не останется скрытой? Когда мои дети родятся с голубыми глазами, я надену вуали и на них. А может быть, я могу предотвратить их такое печальное существование, не имея детей вообще?

Мой брат сидит с застывшим в воздухе кубком, напряжённо вслушиваясь в мои слова.

— Или, в конце концов, должна ли я раскрыть свой секрет моему народу до того, как сделаю какой-либо шаг к трону? Тогда, если они поставят меня в центр своего круга, это будет потому, что это был их выбор. Я смогу жить, открыто и без страха — без вуали — счастливо.

— Без риска я не попаду туда, где хочу быть, — осторожно говорю я. — Ничто из того, что я делаю, не будет без риска. Я приняла это. И также приняла, что возможно мой план не сработает, — я переплетаю свои пальцы с его и делаю глоток из своего кубка. — Я знаю, что, раскрыв сейчас свою смешанную кровь, я могу никогда не получить шанса править. Я лучше переживу разочарование на начальном этапе.

— Я никогда не думал, что это будет так трудно, — говорит он грубым голосом.


Я не знаю, что именно он имеет в виду. Моё правление? Или пройти через Оскалу, чтобы обнаружить, что его сестра изменилась?

— Иногда самые трудные задачи дают наилучшие результаты, — рассуждаю я.

В глубине зала раздаются крики. Я напрягаюсь, сопротивляясь желанию сорвать вуаль. Это сцена из моих худших кошмаров.

— Что там? — напряженно спрашиваю я Оландона.

Лучник вернулся? Кто это будет из тех шестерых? На этот раз я не позволю убийце уйти. Я зависаю, приподнявшийся на своём сиденье, готовая броситься вглубь по обеденному залу.

— Это один из Ире. Он ранен, — быстро говорит Оландон.

— Опиши, — приказываю я с замирающим сердцем.

— Кудрявые чёрные волосы, примерно роста Солати, молодой человек.

Хамиш!

— Где он? — я встаю с готовностью.

Оландон встаёт вместе со мной.

— У столов с едой, — говорит он.

Я уже начала движение, когда он заканчивает.

Джован кричит, чтобы собравшиеся отошли от раненого. Многие из них уже видели Джимми, но это не делает второе появление менее невероятным для них. С армиями Солати и гражданской войной у Джована не было достаточной стабильности, чтобы сообщить новость народу Ире. Я опускаюсь на колени рядом со стонущим человеком, быстро убедившись, что это Хамиш.

— Что случилось? — кричу я, пытаясь сквозь вуаль определить источник его травмы.

Он бледен, и его тело сотрясают спазмы. Я крепко зажмуриваюсь от воспоминаний о Шквале в Куполе и стеклянном взгляде Кедрика.

— Позови У-уиллоу, — Хамиш хватает меня за предплечье, руками, скользкими от покрывающей их крови. — Они идут.

Ассамблея слышала это, как и я.

Начинается столпотворение.

Садра опускается на колени рядом со мной и начинает осматривать Хамиша, пока Джован сзади требует тишины.

После краткого осмотра Садра, и двое стражников подхватывают стонущего мужчину Ире.

— Лазарет, — отрезает Джован.

Он тихо говорит с Малиром, тот кивает и быстро идёт к арке. Я спешу за стражниками, которые несут моего друга. Джован пристраивается рядом со мной, делая один шаг на три моих.

— В каком он состоянии? — рявкает он на Садру.

— Нестабилен, мой Король, — она заикается. — Похоже, в него попала стрела. Я отщепила конец, но хотела бы оценить его, прежде чем удалять наконечник.


Она протягивает конец стрелы.

Я выхватываю у неё конец стрелы. Чёрное дерево.

— Дерево Каура. Стрела Солати, — говорю я, передавая её Оландону, с моей стороны.

Он с ворчанием осматривает её и передает Роско. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что за нами по коридору следуют советники.

— Его нужно расспросить до того, как ты позаботишься о нём. У тебя есть что-нибудь, что разбудит его? — спрашивает он Садру.

Она быстро кивает и убегает к деревянному шкафу.

— Это не может подождать? — хмуро спрашиваю я.

Я наблюдаю, как дозорные осторожно укладывают на кровать потерявшего сознание Хамиша.

— Олина, это нужно сделать. Я быстро.

Джован кладёт руку на моё плечо, и я отбрасываю свои чувства.

Садра машет чем-то у носа Хамиша. Я морщу свой собственный нос с расстояния двух метров. Джован наклоняется и прижимает мужчину Ире к кровати, когда тот рывком приходит в себя.

— Где Уиллоу? — требует Хамиш, зажимая свой живот.

Я поворачиваюсь к Джовану.

— Кто в комнате? — спрашиваю я.

— Убирайтесь, — рявкает он на двух дозорных. Он осматривает остальных из группы. — Всё в порядке, — говорит он.

Все, кто остался в комнате видели раньше моё лицо.

Я поворачиваюсь к Хамишу и снимаю вуаль.

— Я здесь, Хамиш, — говорю я, садясь на кровать с другой стороны от него.


Без маски зрелище ещё ужаснее.

— Так плохо? — говорит он.

Я разглаживаю свои черты.

— Видела и хуже, — говорю я.

— Олина, — мягко прерывает Джован.

Я прогоняю свой шок, хватаясь за руку друга.

— Что случилось? — спрашиваю я. — Как тебя ранили?

Он смотрит расфокусированным взглядом на моё лицо.

— Джимми отправился на разведку, — начинает он.

Моя рука напрягается, и я ослабляю хватку, когда Хамиш вздрагивает.

— Его поймали Солати, — шепчет он между приступами кашля.

С моего лица стекает кровь.

— Он мёртв? — вздыхаю я.

Он качает головой, и его глаза мерцают. Садра размахивает у него под носом большим количеством сильно пахнущей смеси.

— Это… чертовски воняет, — Хамиш смотрит на жену Малира. — Они держат его в заложниках. Они сказали, что разрежут его на части, если опоры не вернут на место через день, — говорит он, неловко сдвигаясь, когда Садра начинает отслаивать материал от раны.

— Это было неделю назад, — шепчет он.

Все в комнате замирают. Единственный звук исходит от суетливых движений Садры.

— Нам сказали, что любые попытки связаться с вами приведут к казни Джимми. Можешь себе представить, Адокс… — он умолк.

Я хватаюсь за его плечо, и слёзы наворачиваются на глаза.

— Могу, — говорю я.

Адокс пришёл бы в ужас при мысли о том, что один из его людей может пострадать. Именно этого он боялся до того, как мне удалось убедить его заключить союз с Джованом и мной.

— Они почти здесь, — говорит он. — Они прибавили темп, идут и ночью. Адокс решил… рискнуть, чтобы добраться до тебя, — он крепко сжимает глаза, когда Садра ощупывает рану. — Чтобы предупредить тебя, — задыхается он.

— Спасибо, — шепчу я. — Я знаю, чего это может стоить Ире.

Его глаза начинают закрываться, и я бросаю на Садру бешеный взгляд, сжимая её запястье. Она вырывается из моей испуганной хватки.

— Его пульс по-прежнему ровный. Это просто кровопотеря и усталость, — спокойно говорит она.

Я не уверена, пытается ли она успокоить меня или это правда.

— Я думаю, это всё, что мы получим, — говорит Король.

— Почему твоё лицо было скрыто?

Я опускаю взгляд и вижу, что Хамиш смотрит на меня расфокусированными глазами. Повсюду кровь. Как кто-то может выжить после такой травмы? Что, если он умрёт, так и не узнав правды?

— Потому что я — Татума Осолиса, — говорю я.

Его глаза расширяются, ища на моём лице признаки лжи.

— Вени…

— Простишь меня? — после длительного молчания спрашиваю я.

— Всегда, — говорит он, потрясение вновь обострило его ум. — Я просто не могу не простить… человека, который скрыл такое… хорошенькое личико.

Пара слезинок скатывается по моим щекам, я утираю их, а он снова теряет сознание.

— Пожалуйста, позаботься о нём, Садра, — говорю я.

Она гладит меня по щеке и отгоняет прочь. Я поправляю вуаль, не обращая внимания на пронизывающий взгляд Джована.

Я следую в зал совещаний вслед за советом, Оландон входит вместе со мной.

— Я отправил сообщение на линию фронта в Первом Секторе, — начинает Джован. — Наши армии должны мобилизоваться как можно скорее, — говорит он. — Чтобы перебросить людей, кавалерию и припасы на такое расстояние, потребуется два дня. Я оставил там только половину наших сил.

— Силы должны будут остаться во Внешних Кольцах, — сразу же говорит Роско.

— Сколько мы можем себе позволить? — спрашивает Джован.

— Четверть, — отвечает Драммонд. — Основываясь на предыдущих отчётах о количестве приближающихся Солати, в сочетании с отчетами Малира за последние несколько дней.

— Четверть? — мягко говорит Джован. — Мне нужны эти люди.

На мгновение он отступает.

— Хорошо, — говорит он, хмуря брови. — Потребуется время, чтобы новости дошли до оставшихся повстанцев в Третьем и Пятом Секторах. Я даю пятую часть Дозора для этой задачи. Я хочу, чтобы численность была направлена на Шестой и на Второй сектора. Если битва не потребует такой численности, я отправлю людей обратно. Мастерство Солати в группах не имеет себе равных. Согласно последнему донесению Ире, их численность составляет двести человек. Обычно мы допускаем по пять человек на Солати. Я не пойду туда меньше, чем с четырьмя.

Он поворачивается к Малиру.

— Отдай приказ: все трудоспособные мужчины должны быть готовы к выходу на Великий Подъём с первыми лучами солнца. Я хочу немедленно задействовать кавалерию.

Малир кланяется и спешит выйти из комнаты.

— Где было предупреждение от наших чёртовых разведчиков? — рычит Джован. Он поворачивается к Терку. — Я хочу, чтобы было объявлено, что все женщины и дети ассамблеи должны оставаться в замке, начиная со следующих трёх часов.

Власть Джована исходит от каждого его движения. Он в полной мере ощущает себя Королём, отдавая приказы своим подданным.

— Что насчёт женщин и детей стражников? — спрашивает Джак.

— Их нужно будет отобрать из того количества, которое осталось, — говорит Король.

— Я боюсь, этого недостаточно, — тревожится Драммонд.

— Придётся обойтись, — грубо отвечает Джован и поворачивается ко мне. — Олина, с чем мы столкнёмся?

Оландон замирает рядом со мной, и я тоже напрягаюсь. Я знаю, о чём думает мой брат. Должна ли я, как Татума надвигающейся армии, помогать своему врагу? Я разрываюсь между преданностью Осолису и тем, что считаю правильным: сорвать войну моей матери. Молчание нагнетается. Я знаю многих из тех, кого он собирается убить, это мои люди. Но они привели эту ненужную войну на порог Гласиума, и здесь тоже есть люди, которые мне дороги. Я напоминаю себе о своём общем плане, и дальнейшие действия становятся ясными.

— Они могут использовать любое количество стратегий, — начинаю я. — Однако у нас есть определённые стратегические планы сражений. Полагаю, вам они известны?

— Невероятно, — говорит Оландон, вставая.

Я повышаю голос:

— Ты хочешь что-то сказать, брат? — спрашиваю я.

Его трясёт от ярости, и я сомневаюсь, сможет ли он подобрать слова.

— Ты собираешься помочь им убить наших людей? — недоверчиво говорит он.

У меня нет времени, чтобы помочь ему понять, как я это обычно делаю. Я позволяю льду наполнить мои вены, и голос незнакомки, жёсткий и непреклонный, вырывается из моего рта:

— Тебе лучше остыть — говорю я.

Он держит мой взгляд. Я читаю в нём растерянность и гнев. Он опускает глаза и отступает вправо от моего кресла.

— Татума, — произносит он безэмоциональным голосом.

Я снова обращаюсь к Королю.

— Они сделают всё, чтобы ваша численность стала бесполезной. Все их силы будут сосредоточены в одном районе, в той зоне, которую они сочтут самой слабой. Они будут стремиться уничтожить ваш боевой дух и уничтожить тебя, как главу армии.


Сомневаюсь, что что-то из сказанного мной удивило Джована. Это была обычная военная тактика. Скорее всего, он представляет, как будет противостоять этому, окружив армию матери, чтобы отрезать им путь к отступлению. От одной мысли об этой бойне мне становится не по себе. Я сжимаю свои дрожащие руки в напряженные кулаки.

— Спасибо, — мягко говорит Джован.

Он запоздало понял, о чём попросил меня.

Я поднимаю руку, прерывая его на середине предложения.

— Я помогу тебе, Король Джован, но я попрошу у тебя кое-что взамен.

Он не говорит. В этот момент мы не друзья. Мы правители по разные стороны войны.

— Я знаю, что будут жертвы, но, когда у твоих солдат есть возможность взять заложников, а не убивать, я прошу тебя проявить милосердие. Алчность моей матери заставила этих женщин и мужчин прийти к вашему порогу. Они лишь выполняют приказы, — я слышу, как несколько советников бормочут своё несогласие. — Я также прошу, чтобы с захваченными заложниками не обращались жестоко.

Я не знаю, что происходит во время допроса, но могу предположить.

— Согласен, — говорит Джован.

Я делаю глубокий вдох и закрываю своё сердце от разочарования брата.

— Тогда ты должен узнать больше.


ГЛАВА 18


Я шествую в первых рядах процессии вместе с делегатами, ступая по неглубокому снегу. Мои шаги подстёгивают воспоминания о том единстве, которое я видела в замке, когда Джован выступал перед ассамблеей. Люди в том зале вчера готовы были умереть за своего Короля — и с радостью. Мысль о том, что Брумам придётся сделать это, вызывает у меня смутную тошноту. «Мужчины», которым всего пятнадцать лет, идут с нами — тревожный факт. Никто из Брум не выглядел удивлённым тем, что дети идут в бой. Возможно, их реакция затерялась в часовом хаосе, который разразился после известия о том, что армия Татум находится на пороге их дома. Это было не единственное объявление, которое сделал Джован. Я не уверена, что говорить его людям об Ире на фоне хаоса, который он уже устроил, было разумно. Но полагаю, что если бы Ире появились во время битвы, то мгновенный хаос, который это вызвало у собравшихся в замке, перерос бы в нечто больше похожее на анархию.

Осколок, прибыв сегодня утром на встречу с Королем, шагает рядом со мной. Его встретил шум армии, пытающейся собраться. Джован уделил всего две минуты, рассказав бывшему члену казарм о его новой должности советника и главы моей личной стражи на время битвы. Лёд и Вьюга тут же вскочили на ноги, не дав Осколку высказаться по этому поводу. Они должны были держать его в повиновении. Остальная часть моей стражи состояла из Санджея, Ашона и Оландона. Я знаю, что Оландон в ярости от того, что его не назначили вместо Осколка. Сказать, что я недовольна тем, что у меня вообще есть стража, значит сильно преуменьшить. Это лишь одно из нескольких разногласий, возникших у меня с Королём Гласиума после отбытия. Я бросаю негодующий взгляд на спину Джована. То же острое чутьё, которое делает его смертоносным бойцом, позволяет уловить моё внимание. Он отворачивается от того места, где выслушивал отчёты Малира и Рона. Он не видит моего взгляда за вуалью, но я не отворачиваюсь, пока он не возвращается к своим людям.

— Думаю, удача, что тебе вообще разрешили выйти из замка, — тихо говорит Осколок.

Я мрачно смеюсь.

— Пусть только посмеет оставить меня позади, — говорю я.

Он поднимает руки.

— Не посмеет. Но было несколько минут, когда я думал, не запер ли он тебя в твоей комнате.

С моим другом по казарме всё было неловко с тех пор, как он сообщил, что я убийца его отца. А как иначе? Я даже не моргнула, прежде чем убила тех мужчин. Не было ни малейшего колебания, когда я вскрывала им глотки украденными кинжалами. Я не думала об их семьях.

— Осколок… я убила твоего отца, — начинаю я.

Как он мог ничего не сказать мне за всё это время? Он меня ненавидел?

Он ухмыляется мне.

— Было интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем ты об этом заговоришь, — отвечает он.

Его дразнящий тон застаёт меня врасплох.

— Ты не… что ты имеешь в виду? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Ты сделала то, что я должен был сделать годы назад. Мой отец творил такие отвратительные вещи, что меня до сих пор тошнит, когда я об этом вспоминаю.

Мы замолкаем. Я понимаю, что остальные тоже слушают. Его отец был охотником за шлюхами. Я знаю, что при Осколке с женщинами плохо обращались, но кто знает, какие ужасные вещи были сделаны с моим другом?

Я тяжело вздыхаю.

— Ты уверен? — спрашиваю я. — Я не проснусь ночью и не увижу, что ты стоишь надо мной с одним из своих милых маленьких кинжалов?

Он смеётся.

— У меня нет намерения умереть, — говорит он, а затем добавляет: — И они не милые, они мужественные.

Налаживание наших отношений — небольшая победа, учитывая то, во что мы ввязались, но мне становится легче. Я возвращаюсь мыслями к тому, что сказал Джован, что меня так разозлило.

— Женщины сидят дома, — насмехаюсь я.

Оландон тихонько смеётся рядом со мной. Кажется, сегодня он перестал молчать, хотя я не сомневаюсь в его истинных чувствах. Было больно осознавать, что брат считает меня предательницей. Но я должна была поступить так, как считала нужным. Не думаю, что мои чувства помешали этому…

— Думаю, ты бы прикончила его на месте, — говорит Оландон.

Я хмурю брови от услышанного ликования.

— Не думаю, что до этого дошло бы, — хотя втайне я думаю, что дошло бы. — Не знаю, что на него нашло, — говорю я в замешательстве.

— Тут скорее то, во что он хочет ввязаться, — загадочно говорит Санджей.

Вьюга и Лёд ухмыляются.

— В таких ситуациях наши действия часто не имеют особого смысла, — продолжает Санджей.

Ашон хихикает, а Оландон бросает на него недоверчивый взгляд. Я размышляю над этим, пока Осколок тянет меня за руку, чтобы обвести вокруг большого дерева.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы пробраться сквозь коричневые деревья в очень медленном, изнуряющем темпе армии Джована. Три кольца Гласиума давно позади, и мы вступили в дикую местность прямо за Внешними Кольцами. Мы быстро догнали кавалерию, хотя они ушли прошлой ночью. То, что мы замедлили шаг, чтобы соответствовать продвижению кавалерии, меня напрягает. Если бы нам не пришлось перевозить всё это громоздкое оружие, которое использует Гласиум, мы могли бы достичь Первого Сектора за один день. В нынешнем состоянии это заняло бы более двух дней. Ряды людей тащат оборудование по корням, снегу и неровной земле, теперь, когда мы находимся среди деревьев, более ровные кольцевые дороги больше не помогают в транспортировке. Позади меня раздаётся неровный шаг нескольких сотен человек. Ещё пять сотен ждут у основания Оскалы. Армия Гласиума значительно превосходит армию моей матери. Так было всегда. Умение Солати против численности Гласиума.

— Почему бы вам не держать кавалерию поближе к Первому Сектору? — спрашиваю я, выражая своё раздражение.

Оглянувшись через плечо, я вижу, что одна из повозок только что увязла. Иногда меня всё ещё удивляет, что земля здесь может быть настолько влажной, что в ней можно утонуть.

— Потому что тогда у Солати будет доступ к ней, — раздаётся глубокий голос прямо передо мной.

Я отскакиваю от твёрдой груди Короля. Я обхожу его, специально наступая ему на ногу.

— Ты что, смотришь на меня исподлобья? — спрашивает он.

Я считаю этот вопрос недостойным ответа.

— Ты бы лучше извинился, — шепчет Ашон своему брату.

Я слышу стук кулака о плоть позади себя.

— Не очень-то на это рассчитываю, — бормочу я.

— Оставьте нас, — приказывает Джован.

Вьюга ударяет Льда локтем, чтобы прервать его хихиканье. Я продолжаю идти вперёд, пытаясь убежать от Короля. Было бы легче, если бы мои ноги были длиннее. Я хотела бы хоть раз обогнать его!

— Олина, я просто хочу защитить тебя. Как ты не видишь этого? — спокойно говорит он.

Я внезапно останавливаюсь, потирая виски.

— Что, если бы я попросила тебя остаться в замке, — говорю я.

Его издевательский смешок короткий, смущённый. В ответ он сжимает кулаки на поясе меча.

— Зачем, это было бы просто смешно.

— Именно.

Я чувствую шершавую кору под кончиками пальцев, когда огибаю дерево.

— Ты думаешь это одно и то же? Моя просьба к тебе, и твоя просьба ко мне? — медленно спрашивает он.

— Я могу постоять за себя, — говорю я.

Он останавливается и тащит меня за дерево. По обе стороны от нас маршируют Брумы в форме. Он не посмеет дотронуться до меня. Не при таком количестве любопытных глаз.

— Так ты поэтому злишься? — в недоумении спрашивает он.

— Конечно, — говорю я в отчаянии.

Он что, совсем не слушал?

Он поднимает мой подбородок.

— Со времен Купола у меня никогда не возникало сомнений в твоих боевых способностях, — говорит он. Его глаза темнеют. — Я верю, что ты способна защитить себя. Я просто не хочу, чтобы ты попала в ситуацию, когда тебе придётся это делать, — он отпускает мой подбородок.

Наконец-то прогресс.

— Понимаю. Я рада, что мы понимаем друг друга, — говорю я.

Он кивает.

— Как и я. Ты можешь вернуться в замок со следующим гонцом и своей стражей, — говорит он.

— Что! — вырывается у меня.

Он останавливается на месте. Я с яростью замечаю, что он имеет наглость выглядеть озадаченным.

— Позволь мне кое-что напомнить тебе, Король Джован, — огрызаюсь я. — Я не вернусь в замок, пока Солати не отступят.

Он нависает надо мной, его лицо напротив моего.

— Тогда с началом битвы ты будешь заперта! — говорит он, глаза пылают.

Я злюсь до невозможности.

— Только попробуй, — наконец вырывается у меня.

— С долбаным удовольствием.

Я поворачиваюсь и ухожу. Моя стража смыкает ряды, как только я отхожу от Джована.

— Чёртов упёртый Брума, — бормочу я себе под нос.

Лёд насмехается.

— Ты способна на большее, девчушка, — говорит он. — Как насчёт куска дерьма с лицом дрочилы…

Он замолкает, когда мимо группы проходит Король Джован.

— Что ты говорил? — вежливо спрашивает Осколок у Льда.

Я неохотно улыбаюсь, в то время как остальные хохочут.


* * *


Мы не останавливаемся, пока небо не начинает тускнеть и снег почти не исчезает. Гласиум получает свой свет от сияния огня Четвертой Ротации в Осолисе. Каждую ночь, по мере того как дым уходит из Четвертой Ротации моего мира, темнеет в Гласиуме. Деревьям Каура в Осолисе требуется большая часть ночи, чтобы втянуть дым обратно и снова осветить небо. Одна из многочисленных войн между нашими мирами произошла, когда мои предки срубили слишком много деревьев Каура и погрузили Гласиум и Осолис во тьму на три оборота.

Я стою рядом с братом и с интересом наблюдаю, как вокруг нас возводятся треугольные убежища. Они представляют собой рудиментарную форму убежищ, которые можно увидеть на Ире.

— Что они делают? — спрашивает Оландон.

— Устанавливают палатки, — отзывается Санджей с места, где он вбивает в землю деревяшку.

— Палатки, — с интересом произносит Оландон.

Я прищуриваю глаза, ожидая истории Санджея. Я не забыла его выдумку на счёт свиней.

— В них спят, — просто говорит он.

Он демонстрирует это моему брату, заползая в возведенную конструкцию. Я вижу, как несколько мужчин делают то же самое. Он говорит правду, я расслабляюсь.

— Хах, — ворчит Оландон.

Он подходит вперёд, чтобы взглянуть поближе.

— Нужно только убедиться, что ты её правильно закрепил, — продолжает Санджей, оглядываясь по сторонам беспокойными, отрывистыми движениями. — У здешнего тумана сильный запах, напоминающий запах шалфея. Он погружает в глубокий сон, если попадает в палатку. Если вдохнуть слишком много, он может убить.

— Зачем Джовану здесь проходить? — спрашиваю я, широко раскрыв глаза.

Санджей бросает на меня серьёзный взгляд через плечо.

— У него есть свои причины. А пока, будем надеяться, что этой ночью не будет тумана.

— Это безмерно тревожно, — тихо говорит Оландон, когда Санджей отходит.

Я киваю, руки опущены. Туман шалфея, должно быть, действует так же, как и дым. Моё внимание отвлекает Лёд, у которого, похоже, приступ.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Он яростно вытирает глаза. Слёзы появляются так быстро, как только он успевает их вытирать.

— Не очень хорошо переношу шалфей, — задыхается он.

— Тогда быстрее, нужно поместить тебя в палатку.

Я спешу вперёд и беру колышек, чтобы вбить его в землю.


* * *


Я уставилась на потолок своей палатки, напрягаясь в ожидании первых признаков тумана. Можно ли его увидеть? На всякий случай я сняла вуаль.

Я бросаю попытки и решаю просто встать и проверить. Раздумывая с вуалью в руке, я решаю всё же надеть её. Мне нужно будет держать её, чтобы передвигаться между верёвками и колышками вокруг лагеря. Но здесь нет других женщин. Слишком рискованно оставлять её тут. Я задерживаю дыхание, когда выхожу, одной рукой приподнимая вуаль, а другой нащупывая дорогу.

Я решаю подняться на вершину холма и проверить, нет ли вдали тумана.

— Куда ты направляешься? — раздаётся голос Джована.

Я разворачиваюсь, виновато опуская вуаль.

— Я проверяла туман, — говорю я. — Ты поэтому здесь? — спрашиваю я.

— Что?

— Туман с запахом шалфея, — медленно произношу я.

Король вдохнул его? Джован долго молчит. Я выглядываю из-под ткани и в замешательстве смотрю на него, видя, что он содрогается от смеха. Я оставляю вуаль поднятой над головой.

— Ты говорила с Санджеем, — говорит он после того, как успокаивается.

Проходит несколько секунд, прежде чем у меня от возмущения отвисает челюсть.

— Это не зона тумана с запахом шалфея? — спрашиваю я, чувствуя, как меня охватывает ужас.

Король усмехается, закрывая мой рот.

— Нет, это не зона какого-то тумана. На самом деле, такого понятия, как туман с запахом шалфея, не существует. Это страшилка-история, которую мы рассказываем нашим детям.

— Но ведь Лёд и Вьюга тоже знали об этом! — возражаю я.

— Тебя подловили, моя… — он отступает назад, его рука опускается на бок.

— Чёртов Санджей, — ворчу я. — Держу пари, Ландон тоже не спит.

— Он переживёт.

Он прижимает нежный поцелуй к моим губам, и я двигаюсь в его объятиях, успокоенная мыслью, что он не стал бы этого делать, если бы кто-то мог видеть.

— Ты ведь, в самом деле, не собираешься меня запереть, не так ли?


Я прижимаюсь к его телу, чтобы не замёрзнуть.

— Я бы хотел, — говорит он тихим голосом. — Если бы я знал, что ты в безопасности, это сняло бы огромное бремя с моих плеч. Что тебя не ранили… и не похитили, — после паузы говорит он. Он поднимает прядь моих распущенных волос и вдыхает её запах. — Но ты, чёрт возьми, сбежишь из любого места, в которое я попытаюсь тебя поместить. А я никогда не сделаю ничего, что заставит тебя чувствовать себя так, как ты чувствовала, когда твоя мать запирала тебя, — говорит он.

Наконец, он доходит до сути дела. Я фыркаю.

— Я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты понимаешь суть.

Он легонько прикусывает мою нижнюю губу. Я вздрагиваю и откидываю голову назад от лёгкой боли. Он подаётся вперёд и целует то же самое место.

— Джован? — спрашиваю я за мгновение до того, как его рот обрушивается на мой.

На этот раз всё происходит мгновенно. Прилив пьянящего удовольствия. Что же он открывает во мне? Я прижимаюсь к нему, стараясь молчать. Этот поцелуй — именно то, что мне было нужно. Жестокий и отчаянный, жизнеутверждающий.

Мы отстраняемся, задыхаясь. Мои руки остаются опутанными его туникой.

Он смотрит на меня с непостижимым выражением. Я приподнимаю вуаль, которая падает на один глаз.

— Это было… — говорю я, подыскивая правильное слово.

Он снова прижимается губами к моим, а затем упирается подбородком в мою макушку.

— Да, — говорит он. — Так и было.


* * *


Ориентироваться на местности становится всё легче: горы и небольшие холмы сменяют друг друга, приближаясь к внешнему краю Первого Сектора Гласиума. Я наблюдаю за Оскалой, как и окружающие меня люди. Жду появления армии Татум и ищу причину своего беспокойства.

— Никаких признаков их присутствия, мой Король, — отчитывается Малир.

Джован коротко кивает.

— Мы, должно быть, опередили Солати.

Его комментарий лишь усиливает моё беспокойство. Что ещё я должна чувствовать, направляясь в бой? Я отряхиваюсь и замедляю шаг, пока мы осматриваем лагерь из пятисот Брум, которые уже здесь. Их палатки расположены аккуратными рядами у основания холма, оставляя относительно ровную плоскость перед спуском к Великому Подъему. Поле битвы.

— Я в любой момент могу пойти и определить их местоположение, — предлагаю я.

Я встряхиваю Флаер, перекинутый через спину.

— Абсолютно точно, нет, — немедленно отзывается Джован.

Я стискиваю зубы.

— Я никогда не думал, что буду частью такой битвы, как эта, — говорит Осколок. — Это противоестественно, вы не находите? Когда человек тратит столько сил из-за жадности.

И это всё, чем была война моей матери. Всё то время, когда мать избивала меня, дало мне хорошее представление о её амбициях и характере. Ей нужны были ресурсы Гласиума. Ей нужно было их железо и нужен был их камень. И теперь я начала задумываться, не хотела ли она также контролировать огромное население Брум как свою личную рабочую силу. Рабов. Она, вероятно, убьёт большинство из них, но тех, кого она оставит в живых, заставит заниматься изнурительным тяжёлым трудом и будет пытать до конца их жизни, как она уже делала со своим собственным народом. Может быть, это и есть то странное чувство, от которого я не могу избавиться. Может быть, мне не нравится, что Татум может быть настолько развращённой. Я бы не подумала, что меня это ещё может удивить.

— Это её мать, — слышу, как Вьюга шепчет Осколку с другой стороны от того.

— Ага, но она не любит её, идиот, — шепчет в ответ Лёд.

— Не думаю, что все здесь об этом знают, — размышляет Осколок.

Я бросаю на него взгляд.

— Если мы потеряем тебя в битве, будь осторожна, — предупреждает он. — Эмоции высоки, и, хотя Брумы, с которыми ты жила, знают тебя, у тех, кто пришел из других мест, есть только наше слово, — он смотрит вперёд. — В разгар битвы они могут начать искать виноватого.

Я оглядываюсь через плечо на торопливую суету позади меня. Внезапно мне кажется, что на меня устремлены сотни недружелюбных глаз. Это объясняет мой дискомфорт.

— Поняла, — коротко говорю я.


* * *


Я проснулась, отдохнувшая после ночи, не беспокоясь о неблагоприятном воздействии от вдохов тумана с запахом шалфея. Тихий разговор с братом после завтрака в предыдущий день избавил его от беспокойства. Однако мы будем продолжать держать видимость. Наша месть Санджею осуществится в выбранный нами момент.

Я прохожу через лагерь в сопровождении своих людей, не обращая внимания на то, что, увидев меня, мужчины прекращают разговоры. Моя палатка находится недалеко от палатки Джована. Стражники узнают меня и отходят в сторону. Я ныряю в палатку Короля — гораздо более просторную.

Советники уже внутри и склонились над столами и картами.

— Хорошо спала, Татума? — Король поднимает мимолётный взгляд.

— Намного лучше, — загадочно говорю я.

Я вглядываюсь сквозь материал и ловлю его напряжённую улыбку, прежде чем он снова склоняет голову и принимается за работу.

Я стараюсь не мешать совету, но при этом быть в доступности, если я им потребуюсь. Но вскоре этого становится недостаточно. Я брожу по палатке. Вчерашнее ощущение стало ещё хуже. Это просто нервы перед боем? Или я просто чувствую неприязнь со стороны других, потому что я их враг? Я хмурюсь, снова меняя направление.

Нет. Что-то ещё не так.

Шёпот Драммонда привлекает моё внимание.

— Мой Король, если мальчишка Ире был прав, армия Солати уже должна была быть в поле зрения.

— Ну, нам повезло, что это не так. Человек, которого Малир оставил здесь за главного, сказал, что не получилпослание, отправленное королём Джованом три дня назад. Люди здесь даже не были предупреждены об опасности. Их бы перебили, — говорит Терк.

Его слова — триггер. Я нахожусь на грани открытия.

— Почему он не получил послание? — медленно спрашиваю я.

Я чувствую, что что-то важное находится прямо передо мной, но оно скользкое и его невозможно поймать.

Терк пожимает плечами.

— Может, он дезертировал?

Вряд ли это верный ответ.

— Но почему Солати здесь нет? — размышляю я.

Странное чувство, которое я испытывала весь день, усиливается. Я подхожу к карте и изучаю её, пытаясь приблизиться, чтобы рассмотреть детали. Проклятая вуаль.

— Ландон, кто в палатке, — спрашиваю я.

— Всё чисто, Татума, — после короткой паузы отвечает он.

Я снимаю вуаль, заправляя её в брюки, и осматриваю доску. Повторяю свой вопрос вслух.

— Почему они ещё не здесь?

Моё внимание привлекает длинная узкая линия на карте.

— Что это? — спрашиваю я.

Драммонд заглядывает через моё плечо.

— Долина Трина.

— Недостаточно велика, чтобы спрятать там армию, — говорит Король, двигаясь в мою сторону. — Она неглубокая и узкая. Возможно, когда-то это был ручей, — Джован изучает моё лицо. — Что тебя беспокоит?

Я хмурюсь и рассеянно провожу линию вверх и вниз. Гонец так и не прибыл. Он мог дезертировать, как считал Терк, или мог быть ранен…

— Сколько гонцов было отправлено? — спрашиваю я.

— Три, — отвечает Джован, огибая стол.

Я наконец-то хватаюсь за тонкую ниточку своего чувства неправильности, которое испытываю.

— Джован, что, если гонцы не дезертировали?

— Значит, они были ранены, — говорит он, тут же качая головой. — Но второй и третий продолжили бы путь.

— Итак, что, если им помешали добраться до Первого Сектора… — озвучиваю я безмолвную мысль, которая посещает нас обоих.

— Но кто бы это сделал? — спрашивает голос.

Я поднимаю взгляд на Короля.

— По расчётам Хамиша, мы должны были прибыть в то же время, что и армия Солати… может быть, чуть позже. Значит, либо армия Солати каким-то образом задержалась и прибудет в ближайшие несколько дней, либо… — я прерываюсь.

Лицо Джована мрачнеет, когда он смотрит вниз на нацарапанную линию Долины Трина, видимую на карте.

— Или они уже здесь.


ГЛАВА 19


— Но, чтобы пройти через Долину Трина незамеченным, отряд должен быть настолько мал, что вряд ли это будет стоить их усилий, — Король Джован прохаживается по шатру. — Нельзя победить армию одним крошечным отрядом людей.

Я едва слышу его слова. Мой мозг отчаянно работает.

— Мы бы знали, если бы армия была здесь, — говорит Роско. — Мой Король, мы бы увидели их.

— Нет, если армия задерживается в Оскале, — перебиваю я. — Задерживается и отвлекает нас, пока меньшие силы движутся вокруг Гласиума. Но это бессмысленно. Явное преимущество армии матери — скорость. Нанести удар по вашим силам, пока остатки вашей армии были только на полпути сюда.

— Вспомни, кто их ведёт, — бормочет Оландон.

Он прав. Дядя Кассий возглавляет армию Татум и едва владеет мечом. Стратегия его боя ужасна, если верить Оландону и Аквину. И он слишком самодоволен, чтобы слушать кого-то ещё.

— Что задумал Кассий?

— Я не понимаю, зачем им посылать сюда эскадрилью. Какой цели это могло бы служить? — перебивает Малир.

Я возобновляю своё хождение. Может быть, я взялась за дело не с того конца. Я переключаюсь на то, что знаю о Кассие. Злой, плохой боец, лакей матери. На самом деле я знаю очень мало — следствие того, что всю жизнь избегала его.

Оландон говорит:

— Он всегда был одержим одним из наших родственников. Знаменитым Татум. Тем, который убил всех этих Брум.

Он сглатывает под пристальным взглядом Джована.

— Татум Ронсин? — спрашиваю я, сердце ускоряется. — Или Татум Фринческа?

— Татум Ронсин. Это определенно тот мужчина, о котором он говорил. Кассий всегда говорил о нём на тех немногих тренировках, на которые приходил. Он будет использовать тактику этого Росина. Он не знает ничего другого, и не будет слушать тех, кто знает лучше. И никогда не слушает. Вот почему мы ещё не победили, — фыркнув, он скрещивает руки.

— Брумы считают каждую встречу войной, а мы считаем её битвой, — я цитирую свои учебники истории. — Каждая битва — это всего лишь щепка в доспехах врага. При достаточном количестве слабых мест защита разрушается, и мы побеждаем.

— Что это? — спрашивает Джован.

— Цитата Ронсина, нашего прапрадеда. Он запомнился самым результативным периодом войны против Гласиума. Кассий упрям и неопытен. Оландон прав, он будет придерживаться того, что знает, он слишком глуп и тщеславен, чтобы слушать других. А он знает только тактику Ронсина, — говорю я в оцепенении. — Я просто не знаю, какую из стратегий Ронсина он будет использовать.

Оландон становится рядом со мной.

— Ронсин провёл тысячи битв. Он правил, наверно, пятнадцать перемен.

— Семнадцать, — говорю я с разочарованным взмахом. — Что мы знаем? Армия, возможно, уже здесь, но держится в стороне. Три гонца пропали. И здесь есть долина, в которой может скрываться небольшая, специально подобранная сила, которая легко сможет ускользнуть от внимания королевской армии.

Я смотрю на карту, проводя пальцем по долине. Иду вдоль стола, следуя по траншее вниз к центру Гласиума. Мои глаза продолжают путь по прямой траектории после того, как долина сглаживается и превращается в обычную неровную местность этого мира. У меня пересыхает во рту. Ужас подкатывает к моему желудку, пока тошнота не начинает одолевать меня. Я прикрываю рот, когда Джован хватает меня за локоть.

— Татум Ронсин запомнился не только своей гениальностью. Он также был отмечен как один из самых безжалостных лидеров нашего времени, — я сглатываю и встречаю бешеный взгляд Джована. — Не стоит удивляться, что такой план понравился Кассию, — шепчу я.

— Что такое? — требует ответа он.

— Была одна конкретная битва, — закрыв глаза, произношу я. — Двадцать четвёртая революция Великой Войны. Небольшой отряд лучших воинов Ронсина пробрался мимо армии Гласиума, и…

— И перерезали женщин и детей, пока мужчины воевали, — заканчивает Оландон.

Джован сжимает рот в мрачную линию. Мы долго смотрим друг на друга.

— Ты уверена? — спрашивает он.

Я беспомощно смотрю на него снизу вверх.

— Как много людей они бы отправили? — Джован ходит вокруг стола, изучая карту под разными углами.

— В последний раз это была Элита. Личная стража Татум, — я смотрю на своего брата.

— Обычно их двенадцать, — говорит Оландон.

— Лучшие и самые смертоносные воины Осолиса. Их нельзя недооценивать, — повторяю я.

Я не понаслышке знаю, насколько они искусны.

— Чёрт.

Джован отворачивается. Проводит рукой по волосам.

— Ты должен развернуть какую-то часть мужчин. Немедленно, — говорю я.

— Погодите, — прерывает Драммонд. — Откуда мы знаем, что Татума права? Мы не можем развернуть людей. Нам нужен здесь каждый дозорный!

Роско отрывает взгляд от стопы бумаг.

— На позиции находится тот же Сектор, что и в 24-ю перемену Великой Войны, — говорит он.

Каждый из нас знает, что это значит.

— Это слишком удобно, — Джован озвучивает наши мысли.

— Даже если я ошибаюсь, риск того не стоит. Мой дядя — безнравственный, ужасный монстр. Он будет наслаждаться этим. Это будет его минутой славы, — тихо говорю я.

Поднимается Осколок.

— Наша основная проблема — время. Отряд, который мы пошлём, должен быть небольшим и быстрым. Нет смысла разворачивать половину армии. Мы не успеем туда вовремя.

— У нас есть знание местности, — говорит Джован, переходя к карте. — Это должно помочь силам, которые мы отправим поймать их.

— Сколько мужчин Брум удерживают замок? — спрашивает Оландон.

Джован отдаёт приказ, и через несколько мгновений прибывает Малир. Король повторяет вопрос Оландона.

— Пятьдесят шесть, мой Король, — отвечает он.

— Уровень навыков? — вмешиваюсь я.

— От низкого до среднего, — решает он.

— Недостаточно.

Оландон качает головой.

— О чём ты думаешь, братец? — спрашиваю я.

— С каким количеством людей из Элиты ты можешь справиться, — спрашивает он.

Я быстро прикидываю.

— С двумя, если они не нападут одновременно. После усталость сделает меня лёгкой добычей для третьего.

Я слышу удивлённые возгласы по поводу моего признания. Эти люди знают, на что способна Мороз, но я сомневаюсь, что они понимают, насколько хороша Элита. Они тренируются часами каждый день. Во многих случаях бой выигрывают не столько их навыки, сколько выносливость.

— Двоих беру на себя, — говорит Оландон. — А эти мужчины, — спрашивает он, указывая жестом на членов бараков.

Я жую губу.

— Возьмут пять на всех, — неуверенно говорю я.

— В общей сложности восемь, — бормочет Оландон, поворачиваясь к Ашону. — Ашон очень хорош. Я думаю, он сможет справиться с одним из Элиты.

— Ашон должен быть здесь на случай неудачи Джована, — говорю я, при этой мысли поднимается желчь. — Рон и Малир могли бы сравниться с ними в мастерстве, но кто тогда будет командовать армией? — спрашиваю я Джована.

Король смотрит на лежащий перед ним план сражения.

— Их подчинённые могут взять командование на себя. Не идеально, но это можно сделать.

Оландон всё ещё хмурится.

— Слишком ровно, на мой вкус, — бормочет он.

— Не забывай о пятидесяти шести мужчинах, — напоминаю я ему.

— Они будут мертвы ко времени, как мы туда доберёмся, — говорит он. — Они дадут нам время, но не остановят Элиту.

— Конечно, — нетерпеливо говорю я. Кто-то восклицает позади меня. — Но убийство пятидесяти шести человек всё равно требует затрат энергии. Они будут уставшими.

— Ты не пойдёшь, Олина, — говорит Джован. — Есть другие люди, которых я могу отправить.

— Моя сестра их Татума, — сердито говорит Оландон. — Её присутствие и моя поддержка могут заставить Элиту остановиться простым приказом.

Сомневаюсь, но ради вида я согласна с ним.

— Я стоял здесь и слышал, как она сказала, что может справиться с двумя из них. Если они не нападут на неё одновременно! — рычит он в лицо моему брату. Он оглядывается на меня. — Ты, блять, не пойдёшь!

Я чувствую, как вспыхивают мои щёки, когда я кричу в ответ.

— Кто ещё может пойти, если не я?

Я дергаю его вниз, и наши глаза оказываются на одном уровне. Я в такой ярости, что мне всё равно, что я проявляю на несколько порядков меньше уважения к лидеру Гласиума.

— Если ты не примешь этот план на сто процентов, то все, кого ты видишь каждое долбаное утро за завтраком, умрут, — жёстко говорю я. — Это важнее, чем ты или я.

Джован тяжело дышит и, кажется, вспоминает, где он находится. Он вырывается из моей хватки и начинает сердито ходить кругами по палатке. Он настигает моего брата.

— С каким количеством человек вы восьмером можете справиться? — требует он.

Оландон выпрямляется.

— Я считаю, что у нас есть все шансы победить Элиту. Если мы с Олиной будем сражаться вместе, мы сможем уничтожить почти половину из них.

— Я не приняла это во внимание, — ворчу я.

Я поворачиваюсь туда, где стоят Осколок, Лёд, Вьюга, Малир и Ашон, пытаясь подавить свою ярость.

— Вы готовы это сделать? — отрывисто уточняю я.

Они смотрят на меня так, будто я сошла с ума, раз спрашиваю. Я воспринимаю выражения их лиц как согласие.

— Что, если их окажется больше, чем вы ожидаете? — спрашивает Драммонд.


Я вскидываю руки вверх, пока мужчины обсуждают эту новую точку зрения.

— Мы тратим время, — говорю я.

— Мы просчитываем последствия, — отвечает Джован. — Потому что я знаю, что ты, чёрт возьми, этого не сделаешь.

Я сжимаю челюсти, чтобы скрыть своё возмущение, пока мужчины разговаривают. Я поддерживаю шагающего по палатке Джована, обмениваясь с братом ничего не выражающими взглядами. В середине их беседы я вспоминаю о своем Флаере. Моё предложение быстро отметается. Я просто разрушу наш эффект неожиданности. Я хочу сказать им, что внезапность бесполезна, если мы не успеем вовремя, но сдерживаю себя.

Проходит некоторое время, прежде чем я понимаю, что в палатке воцарилась тишина. Все стоят. С таким же успехом они могли бы сидеть. Над ними возвышается массивная фигура Джована.

Он смотрит на меня. Я бросаю на него взгляд в ответ.

— Это, похоже, действительно единственный способ учесть оба исхода.

Яте шумно сглатывает, когда Король Гласиума бросает на него взгляд.

Джован излучает угрозу. Я удерживаю его взгляд. Я понимаю, что дело не только в моём уходе. Ему в лицо смотрит его прошлое. Чтобы отпустить меня, он должен признать, что всё может закончиться как с Кедриком, его матерью или отцом. С другой стороны, он знает, что я достаточно опытна, чтобы отправиться туда, и знаю Элиту. Он знает, что должен спасти и защитить оставшихся женщин и детей. Но это слишком много, чтобы один человек мог вынести. А Джован уже вынес больше, чем положено. Я не позволю ему нести вину за решение послать меня, если я не вернусь. Несмотря на оценку Оландона, я знаю, каковы шансы нашей группы бойцов на победу над Элитой. Моя истинная цель — дать женщинам и детям в замке достаточно времени, чтобы спастись. Я двигаюсь к нему, смутно осознавая, что в комнате есть и другие. Они часть фона, размытые и незначительные.

— Это мой выбор.

Я кладу ладонь на его руку и выдерживаю его опасный взгляд. Опасный для всех, кроме меня. Он никогда не причинит мне боли. Похоже, это сделаю я.

— Мы не можем управлять судьбой друг друга, Джован. Бесполезно пытаться. И из всех судеб, которые можно контролировать, я не могу представить более трудной, чем твоя и моя. Ты знаешь, что мы должны спасти тех, кто всё ещё в замке.

Я одариваю его язвительной улыбкой. Поражение в его глазах ужасает. Выражение, которое я не считала возможным для Джована. Невыносимо видеть такую печаль на лице несгибаемого мужчины.

— Я вернусь, — шепчу я только для него.

Затем его лицо оказывается прямо передо мной.

— Мой Король, — раздаётся голос.

Я хмурюсь как в тумане. Я не могу пошевелиться.

— Мой Король, — повторяет голос.

Это Рон. Рон говорит. Я моргаю, глядя в голубые глаза Джована, которые, кажется, переживают точно такие же смутные мысли, как и я.

— Что, — тихо отвечает Джован, не двигаясь ни на сантиметр.

Его тёплое дыхание щекочет мою кожу.

— Солати здесь, — говорит Рон.

Все замирают. Никто не издаёт ни звука. Я изучаю глаза Джована.

— Рон, — мягко говорит Король. — Ты сопровождаешь Татуму назад в замок. Малир, введи Рона в курс дела.

Мои плечи опускаются, когда напряжение покидает их.

Не время расслабляться.

Я оказываюсь в его объятиях, и его губы прижимаются к моим, достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Мне этого недостаточно. Я тянусь вверх и хватаюсь за его руки, чтобы удержать равновесие, и поднимаюсь на носочки. Он издаёт низкий звук в груди и обхватывает меня рукой за талию, крепче прижимая меня к себе. Неужели это будет последний раз, когда я прикасаюсь к нему? Он отпускает меня, но не раньше, чем прижимается губами к моему уху, его светлая щетина царапает мою кожу.

— Ты вернёшься, — приказывает он.

— Да.

Я старательно избегаю взгляда брата, когда отхожу от Короля.

— Ну и дела, — говорит Драммонд.

— Как это должно работать? — громким шёпотом спрашивает Лёд. — Он такой большой, а девчушка такая маленькая.

После этого раздаётся громкий шлепок и смешки.

Я задаюсь вопросом, смогу ли я избежать всех взглядов в этой палатке. Возможно ли, что советники больше потрясены нашим поцелуем, чем новостью о том, что была замечена армия Солати?

— Вот, — говорит Джован.

Он отходит в дальний угол и достаёт два коротких меча. Я осторожно беру их, в горле комок.

— С-спасибо, — неуверенно говорю я.

Это единственный раз, когда я не буду пытаться сопротивляться желанию бежать. Я спешу выйти из палатки. Чья-то рука дёргает меня назад.

— Твоя вуаль, — говорит Оландон.

Я поднимаю на него глаза и вздрагиваю от увиденного осуждения. Теперь я предательница и шлюха. Я поспешно вытаскиваю материал из своей туники и надеваю её и ободок на голову, а затем убегаю, оставив Джована на милость его ворчливого совета.

На поле боя царит суматоха. Стоит густой смрад страха.

— Что происходит? — спокойным голосом спрашиваю я.

Осколок отвечает.

— На Великом Подъёме стоят, наверное… двести человек. Они не двигаются, просто смотрят. Как будто… — он прерывается.

— Как будто они что-то задумали? — спрашиваю я.

Армия Солати даёт Элите время вырезать всех людей, которых я узнала за последние три сектора. Кассий пытается отвлечь Короля Гласиума от настоящей игры.

— Так мало? — замечает кто-то позади меня. — У них нет шансов.

Своим комментарием человек показывает свою неопытность. Это будет напряжённая борьба.

— Может быть, они прячутся или всё ещё подходят, — отвечает другой.

— Возможно, из-за задержки они не могли прокормить всех.

Где-то там, наверху, стоит Кассий и с усмешкой смотрит на нас. Надеюсь, он видит меня. Надеюсь, он чувствует, как сильно я хочу остаться и выпотрошить его, медленно, кусочек за кусочком. Но, к его огромному счастью, наша встреча снова откладывается.

— Нам нужно идти, — говорю я, перекрывая шум.

Я не могу снова заговорить с Джованом, иначе, боюсь, моя решимость рухнет.

Семь избранных мужчин толпятся вокруг меня, когда я направляюсь к краю лагеря. Я знаю, что Осколок будет зорко следить за любыми признаками нападения на меня. Я дохожу до линии деревьев и снимаю вуаль. В течение нескольких драгоценных мгновений я окидываю взглядом поле битвы. Я задыхаюсь от увиденного и делаю непроизвольный шаг назад. Когда тебе рассказывают — это одно. Когда ты видишь своими глазами — совсем другое.

Мой народ здесь. Армия моей матери! Они стоят высокие и прямые, в идеальном строю, отчего аккуратные ряды палаток между нами выглядят беспорядочной кучей. Армия представляет собой грозную и непробиваемую силу.

Любой здравомыслящий правитель гордился бы этим.

Почему же тогда все мои мысли о Короле Гласиума и о прощании, которое я так и не подарила ему?


ГЛАВА 20


Мы возвращаемся в замок совершенно другой дорогой. Группу ведёт Рон, задавая убийственный темп. В отличие от вялой прогулки с кавалерией, здесь мы ввосьмером мчимся по самой глуши Гласиума, останавливаясь лишь у редких ручьев, чтобы попить ледяной воды.

Моя ярость на план Кассия подстёгивает мою скорость, намного превышая ту, на которую я обычно способна. Почему мы не поняли это раньше?

Проходит несколько часов, и мы по очереди подаём сигналы, замедляя темп до ходьбы, чтобы перевести дух. Я привыкаю к движению двух коротких мечей, пристёгнутых к моим бёдрам. Я понимаю, что неважно, устанет ли Элита, убив стражу замка, от бега по дороге мы устанем не меньше. Санджей и Вьюга передают нам еду, когда мы замедляем шаг. Мы съедаем по несколько кусочков, часто потребляя еду для поддержания выносливости.

Малир поднимает руку, и мы медленно останавливаемся. Я понятия не имею, где мы находимся, но я верю, что Рон способен доставить нас туда, куда нужно, максимально быстро.

— Мы должны отдохнуть, — он бросает на меня взгляд.

Я проглатываю свой первоначальный отказ и осматриваю группу. Вьюга и Санджей выглядят так, будто готовы упасть. От остальных раздаётся хор жалоб, но я продвигаюсь вперёд.

— Малир прав. От нас не будет никакого толку, если мы прибудем измотанными, — я поворачиваюсь к Рону. — Где мы?

— На границе Первого Сектора, — мгновенно отвечает он.

Мы так близки к Шестому! Я с трудом подавляю стон по поводу задержки.

— Мы отдохнём час и затем продолжим движение, — велю я.

— Отдохните хорошенько, — говорит Малир. — Силы нам понадобятся. Я видел, как сражается эта Элита. Мы должны быть начеку. Я подежурю с Роном.

Я слушаюсь его, выбираю дерево, на которое можно облокотиться. Я сосредотачиваюсь на шершавой, холодной коре позади меня, пока не погружаюсь в тревожное оцепенение.

Я смотрю на маленького мальчика, стоящего передо мной. Это Камерон, маленький сын делегата Томи. Я улыбаюсь, гадая, какой невинно-вежливый вопрос он задаст сегодня. Он не улыбается в ответ. Я хмурюсь. Его глаза расширены, испуганы. Я понимаю, что его рот открыт в беззвучном крике. Пытаюсь подойти к нему, но мои ноги увязли. Смотрю на них и вижу, что я прикована к земле! Я встречаюсь взглядом с глазами юноши: на его горле появляется красная полоса. Меня охватывает ледяной ужас, когда из разреза на его шее льётся кровь.

Настаёт моя очередь кричать, когда Харе, член Элиты, который сломал мне ногу столько перемен назад, выходит из-за спины Кама. Мальчик падает на землю, мёртвый и с остекленевшими глазами.

Я начинаю вспоминать свой кошмар, хватаясь за шею в том месте, где она, видимо, приняла неудачное положение.

— Татума.

Меня трясёт рука.

— Что? — хриплю я в лицо Санджея.

— Пора идти.

Я оглядываю усталые лица, мой страшный сон всё ещё преследует меня. Мне под кожу закрадывается сомнение. Эта группа изможденных бойцов собирается сразиться с лучшими бойцами Осолиса?

Рядом со мной приседает Осколок.

— Не позволяй им заметить это выражение на твоём лице. Им станет лучше, когда мы снова начнём двигаться. Ты знаешь, что чувствуешь себя хуже, когда у тебя есть только пара часов то тут, то там.

Я сглаживаю выражение своего лица и встаю, морщась от боли в мышцах.

— Конечно, — говорю я сдавленным голосом.

На этот раз задаёт темп Лёд, начиная медленно. Мои ноги громко стучат по земле позади него, но по мере того, как небо начинает светлеть, мои бегущие шаги скользят по холодной, твёрдой земле, а сердце начинает бешено биться в груди. Вскоре я узнаю главный проход между Первым и Шестым Секторами и ускоряюсь, чтобы бежать рядом со Льдом. Жители Внешних Колец разбегаются с нашего пути, распознав серьёзность на наших лицах. Они, должно быть, недоумевают, почему Мороз мчится через Кольца с компанией из членов казарм, людей Короля и Солати. Когда мы мчимся по менее населённому Среднему Кольцу, я ускоряю шаг. Неужели Элита уже прошла здесь? Пробрались ли они сюда ночью? Как они это сделали? Украли ли они одежду и выдали себя за Брум?

Я веду за собой остальных, покидая главную дорогу только для того, чтобы свернуть на случайный короткий путь, который я успела найти за время своего пребывания здесь. Я стискиваю зубы и сильнее толкаю ноги, чувство усталости исчезло. Мною движет чистая решимость.

Я буду там вовремя.

Я оглядываюсь и вижу Осколка и Оландона по обе стороны от себя, а остальные — в сотне шагов или больше. Я останавливаюсь на краю жилищ ассамблеи, чтобы подождать их, шагающих неровной шеренгой.

Когда я продолжаю движение, меня за руку хватает Малир.

— Сначала план, — он ловит ртом воздух.

Я прищуриваюсь, глядя на него. Гадаю, сказал ли Джован Малиру, что планирование — не мой конёк. Возможно, все знают, что я предпочитаю делать, а потом смотреть на последствия.

— Нам нужно попасть в замок, — говорит Осколок.

Ну, очевидно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

— Поскольку их численность ограничена, сомневаюсь, что они оставят стражу, — предполагает Оландон. — Они будут искать и подавлять.

— Нам нужно больше информации, — говорит Осколок.

— Войти, собрать информацию, — огрызаюсь я. — Понятно.

Я поворачиваюсь на пятках и ухожу, не дожидаясь, чтобы проверить за мной ли остальные.

Мои ноги скользят в сторону замка по мощёной дорожке. Что, если я ошибаюсь? Что, если я оставила Джована в одиночку сражаться с армией моей матери? Сначала на Брум обрушится дождь стрел, затем две армии столкнутся, и начнётся настоящее кровопролитие. Сколько сотен людей погибнет? Что, если я неправильно оценила стратегию дяди Кассия? Моё сердце заколотилось в груди от всех этих опасений. Мои колени подгибаются. Смогу ли я вынести жизнь, если Джован умрёт?

Я смутно различаю дом Санджея и Фионы. Фионы там нет. Все беспомощные члены ассамблеи находятся в замке. Я издаю громкий стон, вспоминая, что моя подруга беременна. Этот звук привлекает обеспокоенный взгляд Вьюги слева от меня. Бедный Санджей, наверное, сходит с ума.

Пока мы приближаемся к замковой решётке, мои глаза оценивают окружающую обстановку. Ничего необычного, кроме того, что ворота открыты, хотя должны быть закрыты. Где все тела?

— Брат, — спрашиваю я, доверяя его зрению, хотя моя вуаль снята.

— Путь чист, — отвечает он, ничуть не запыхавшись.

Я продвигаюсь вперёд, сохраняя ровный темп, замедляясь лишь по мере того, как поднимаюсь по гигантской лестнице к входу.

Одна из тяжёлых дверей приоткрыта.

— Что насчёт псарни? — шепчет Вьюга, предлагая альтернативный маршрут.

Малир жестом указывает Льду и Рону, которые отходят в сторону, чтобы проверить этот путь.

Через пару минут они приседают рядом со мной. Каура и Лео рысью бегут за ними.

Каура оставляет Рона и садится рядом со мной. Я рассеянно глажу её, нетерпеливо поглядывая на двух мужчин.

— Дверь псарни открыта, но двери на второй этаж и в главный коридор заблокированы. Должно быть, они поставили что-то с другой стороны, — отрывисто сообщает Рон, глядя на Лео.

Я прислоняюсь спиной к камню замка и наклоняюсь вперёд, чтобы заглянуть сквозь вход. Я подаю сигнал Льду, и он бросается в полумрак коридора. Остальные быстро следуют его примеру, а Малир движется сзади.

Замок устрашающе тих.

— Что-то не так, — говорит Санджей, повторяя мои мысли.

Не слышно писка детей, не слышно смеха женщин. Нет ни лязга, ни криков, ни звона разбитых тарелок и бокалов. Нет ни единого звука, к которому я привыкла за последние полперемены.

— В обеденный зал? — спрашиваю я Оландона.

Он это обдумывает.

— Или туда, или на тренировочный двор.

— В обеденном зале только один вход, — шепчу я. — Легче охранять и защищать, чем двор.

Рядом с тронным столом есть зал заседаний, но он не связан с остальной частью замка. Насколько я знаю, не связан.

Мы движемся шагом к сердцу замка, каждый мужчина в группе напряжён и готов к битве. Я вздрагиваю от скрипа ногтей Кауры по камню. Тяжёлые шаги Санджея звучат как падающие кирпичи. Но я прощаю его рассеянность, видя, как напряжены его глаза.

В поле зрения вырисовывается арочный проход. Без охраны. Пятеро дозорных лежат без движения, их позы неестественны и согнуты. Зияющие раны подтверждают их смерть. Малир быстро осматривает их на предмет признаков жизни. Командир смотрит прямо на меня, серьёзно покачивая головой.

Я осматриваю пространство в поисках других тел. По моим подсчётам, здесь должен быть ещё пятьдесят один человек.

Я делаю осторожные шаги в сторону арочного проёма. Почему-то мне вспоминается, как я впервые прошла здесь, расстроившись из-за слишком толстых стен, которые не позволяли разглядеть трон снаружи. С тех пор я узнала, что это было сделано для защиты. Так что убийца не мог выстрелить в Короля из коридора, но это означало, что теперь мне придётся полагаться на свой слух. К этому я уже привыкла. Мы задерживаем дыхание, напрягая все силы, чтобы услышать хоть что-то, хоть что-нибудь, чтобы сказать нам, что наша семья по-прежнему жива.

Хныканье ребёнка.

Я подношу дрожащий кулак ко рту и бросаю на Санджея полный надежды взгляд. Мой мозг мечется в поисках какого-нибудь плана. Нам нужно знать, во что именно мы ввязываемся, но очень высока вероятность того, что в попытке заглянуть через вход для ястребов, нас заметят по пути на крышу. И кто знает, кто погибнет, пока мы будем тратить время, пытаясь получить лучший обзор?

Я предлагаю остальным отступить в разветвляющийся коридор.

— Я пойду первой, — говорю я. — Нам нужно узнать больше, прежде чем вступать с ними в бой. Я войду одна. Слушайте внимательно, что я говорю, я постараюсь передать любую информацию, которую смогу, не вызывая их подозрений. Если их будет слишком много, вам нужно будет придумать другой план. Возможно, Элиту можно будет выманить на тренировочный двор и там пристрелить.

Малир сглатывает.

— Король снимет с меня голову, если я позволю тебе войти одной.

Я невесело ухмыляюсь.

— Малир, ты видел меня в драке. Ты знаешь, что Джован доверяет моим суждениям. И скоро ты ко мне присоединишься. Мы сохраним элемент неожиданности.

Он узнаёт в моих словах приказ и коротко кивает. Я достаю свою вуаль из-под туники и встряхиваю её.

— Со своей вуалью ты ничего не увидишь, — говорит Оландон.

— Это не будет проблемой, — отвечаю я. — Я должна войти в вуали, иначе они сразу же убьют меня. Будьте готовы. Без сомнений это закончится кровопролитием.


Я смотрю в глаза мужчин, все они верные друзья.

Напоследок я смотрю на Оландона.

— В твоих глазах огонь, братец, — замечаю я с мрачной улыбкой.

— И лёд в твоих, — отвечает он.

Я киваю остальным и накидываю вуаль на голову. Мне нужно задержать Элиту, чтобы получить у них информацию. Вид Татумы заставит их остановиться.

— Ждите моей команды, если только они не убьют меня сразу же, — инструктирую я.

— Будь аккуратна, девчушка, — говорит Лёд.

Я выпрямляюсь, моргаю, пока не получается различить угол зала, в котором мы сгрудились. Затем, оставив мужчин позади себя, мягкими шагами направляюсь к арке. Я думаю о том, что ждёт меня по ту сторону, и моё тело начинает гудеть.

Я Татума Осолиса, и я собираюсь защитить своих врагов от моего народа.

Я прохожу под массивным изогнутым входом в обеденный зал. Плечи прямые, шаги размеренные. Мои органы чувств сосредоточены. Мои уши улавливают вздохи и крики большой группы людей. Звук высокий. Это кричат женщины или дети. В моих костях поселяется облегчение. По крайней мере, кто-то ещё сохранил жизнь. Звуки доносятся из дальнего конца зала, где обычно сидят дозорные, дальше всего от платформы у трона.

Большая часть моего внимания сосредоточена на остальной части зала. Точнее, на жужжании выпущенной стрелы.

Жужжание меня не настигает. В отличие от голоса. Того, который я ненавижу.

— Как неожиданно, Татума Олина. Рад, что у тебя всё хорошо. В течение последней половины перемены мы боялись, что ты в плену или мертва, — по комнате разносится голос Харе. Моего мучителя.

В моих ушах звучит глубокий голос Джована: «Чушь собачья». Если бы только так было принято вести в игре в Осолисе.

— Действительно, Харе, — я говорю холодным, отстраненным тоном. — Ты будешь рад сообщить благоприятные новости моей матери, — я скрываю отвращение и продолжаю: — Я знаю, что армия Татум ждёт в Оскале, но не ожидала увидеть здесь Элиту.

Я поворачиваю голову на его голос, поглядывая по сторонам. Здесь, по меньшей мере, семь силуэтов. И я слышала стук ног по камню. Не знаю, есть ли ещё Элита или это испуганно шарахаются женщины и дети.

— Мы пришли перерезать ассамблею Короля, — отзывается он.

Его честность удивляет меня. Я гадаю, какую реакцию он от меня ждёт. Продолжай говорить, Олина.

— Кассий всегда был фанатом тактик Татум Ронсина. Тем не менее, вам повезло, что я прибыла раньше, чем вы успели последовать его приказу, — скромно говорю я.


Продолжаю размеренно идти по залу. Моё сердце замирает. Их здесь больше двенадцати. Драммонд был прав. Либо Элита расширилась, либо они привели подкрепление.

— Повезло — интересный выбор слова, Татума, — говорит он, не обращая на меня внимания, опуская моё имя в конце титула.

Я усмехаюсь.

— Ты смел, чтобы оскорблять меня, Элита. Или глуп. В любом случае, это многое говорит мне о ваших приказах.

Солдат напрягся, несомненно, злясь, что выдал себя.

— Как поживала моя мать, когда ты в последний раз видел её? — я вздыхаю и прикрываю рот рукой, когда мужчина дёргается. — Прошу прощения, Харе, надеюсь, я не оскорбила твои хрупкие чувства вопросом. Я слишком долго пробыла в Гласиуме, и мои манеры Солати страдают от отсутствия практики.

Вопросы были верхом дурных манер.

— Ваша мать процветает, как всегда. Сильна и прекрасна.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться.

— Без сомнения, ты подчеркнул слово «прекрасная» из-за вуали, которую я ношу.


Позади меня начинает плакать ребёнок. Я взмахиваю рукой в воздухе, отступая в сторону, чтобы оказаться спиной к скамейкам, а не к женщинам и детям. Если они выстрелят в меня, я не хочу уклоняться от стрелы, которая может попасть в одного из испуганных Брум позади меня.

Один из членов Элиты стоит в нескольких метрах справа от меня.

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что я обнаружила причину своего пребывания под этой материей.

Я слегка взмахиваю материалом. Моё время вышло. Если у нас есть хоть какой-то шанс победить Элиту, мы должны знать, сколько их, и мы должны застать их врасплох. Что может быть лучше, чем шокировать их?

— Может быть, ты хочешь, чтобы я поделилась этим секретом с тобой? — спрашиваю я.

Я чувствую их интерес в большей мере, чем слышу или вижу его.

— Не могу винить тебя за любопытство. Это загадка, — говорю я. — Я сама была очень разочарована, обнаружив доказательства, что моя мать была, — я делаю драматическую паузу, подыскивая подходящее слово, — неосмотрительна.

— Обвинить Татум — значит умереть, — выкрикивает другой из Элиты.

— Сдержаннее, сдержаннее, — говорю я. — Он должно быть новенький, Харе, — я прислоняюсь спиной к столу. — И вряд ли имеет значение, убьете ли вы меня, потому что у вас уже есть приказ, или вы убьёте меня за клевету на мою мать.

— Я хотела бы, чтобы вы кое-что увидели, прежде чем казните меня от имени моей матери.

Я тянусь к вуали, ожидая ощутить парализующий страх. В конце концов, это первый раз, когда я открываюсь группе моих собственных людей. Вместо этого я чувствую холодную, расчётливую месть. Когда Элита увидит, уже будет неважно, убьют ли они всех в этом зале. Потому что один из них заговорит. Осолис не похож на Гласиум. Если я умру сегодня, я обеспечу гибель своей матери.

Я готовлюсь к нападению, но солдаты совершенно неподвижны — более любопытны, чем я думала они будут. Без суеты я стягиваю с головы вуаль и смотрю, как она падает на пол. Затем я с насмешливой улыбкой смотрю на пялящихся мужчин, которых я боялась в детстве.

Я поджимаю губы.

— Ваша реакция более забавна, чем я ожидала.

Я слышу вздохи, доносящиеся от ассамблеи, расположившейся сбоку от меня. Шум на мгновение отвлекает меня. Я забыла, что Брумы тут.

— Мороз? — говорит кто-то.

— Это Мороз!

— Тихо! — ревёт Харе.

Брумы мгновенно затихают.

— Боже мой, обретите уже приличия, — я с интересом оглядываюсь вокруг. — Вас пятнадцать, — объявляю я сильным голосом. — Вижу, Кассий решил, что былой численности Татум Ронсина не хватало соответствующей силы, — я киваю на нескольких из Элиты. — Четверо у арки кажутся немного молодыми, чтобы быть в Элите, — говорю я, морща нос.

— Ты грязная полукровка! — рычит мужчина слева от Харе.

Бровек, если я правильно помню.

— Ох, мы всё ещё об этом, — спрашиваю я. — Давайте не забывать, кто изначально сотворил эту грязь.

От признаков их злости я улыбаюсь. Переношу вес на другую ногу, крепко хватаю выбранное оружие.

— Ты смеешь, — говорит Харе.

— Харе, — говорю я. — Заткнись, блять.

Сомневаюсь, что он знает, что означает этот термин, но по тому, как искажается его лицо, я могу сказать, что он догадался, что это оскорбительно. Я ухмыляюсь, дразня его.

— Как бы мне ни хотелось снова услышать твои крики, у нас есть работа. Как только мы разберёмся со всеми, мы дадим сигнал армии Татум к атаке, — говорит он.

Я слежу за его взглядом. Один из Элиты, новенький, держит факел. Похоже, Кассий добавил свой собственный уникальный поворот к стратегии Татум Росина. Они собираются зажечь огонь, но где?

Харе кружит вокруг меня, сцепив руки за спиной. Его лицо изрезано морщинами. Если я позволю его возрасту обмануть меня, я умру через секунду.

— Представляю, как красиво загорятся тела жалких солдат, которых мы убили, — говорит он. — Интересно, смогут ли жители деревень учуять запах горящей плоти?

То, что он озвучил их задание, показывает, насколько он уверен в успехе сил Солати.

Теперь я знаю судьбу оставшегося пятидесяти одного стража. Это ещё один извращённый поворот в плане Солати.

— Брумские дикари прогнутся, и мы перебьём их всех до единого. Но сначала… — он наклоняется. — Я убью тебя. Потом Брум позади тебя. Хорошее маленькое посланнице для Короля зверей, если он переживёт битву.

Я позволяю своим плечам поникнуть, сделав себя маленькой. Аквин бы мне аплодировал.

— Ты можешь оставить меня в живых и дать ложный отчёт матери, — умоляю я, когда он делает полшага вперёд.

Сколько раз я ждала этого момента? Кипя от ярости, с покорно склонённой головой в комнате пыток матери.

Он запрокидывает голову и смеётся. Я наношу удар. Я решила пойти по-простому. Это больше, чем он заслуживает.

Харе падает на пол, его голова поворачивается так сильно, что в последний момент он видит балочный потолок королевского зала, хотя остальная часть его тела обращена в противоположную сторону.

— Сломанная шея за сломанную ногу.

Пожимаю плечами, глядя на шокированные лица Элиты. Я обращаю своё внимание на Бровека, второго командира.

— Ты… — начинает он.

— Брат, — кричу я в сторону каменной арки, перебивая Бровека.

Это возымело желаемый эффект. Элита замирает на месте. Они могут не подчиняться моим приказам, но, возможно, теперь, когда Харе мёртв, мой брат сможет достучаться до них. Несколько человек сзади ещё обмениваются ошеломлёнными взглядами. Я бросаю быстрый взгляд на женщин и детей позади. Некоторые из них в плохом состоянии, но они живы.

Я ухмыляюсь Оландону, когда он входит и перешагивает через труп Харе. Он встаёт позади меня и чуть правее. Демонстрация уважения.

— Сестра, ты была занята, — отмечает он.

— Ты знаешь меня, Ландон, — я наклоняю голову к оставшейся Элите. — Мне просто интересно, скольких ещё мне придётся убить, чтобы сообщение дошло до каждого.

— Скольких ещё нам придётся убить, Татума Олина, — он с поклоном поправляет меня. — Со многими из них я давно хотел разобраться.

— Ну, я хочу Бровека, — говорю я, скрещивая руки на груди.

— Как пожелает моя Татума, — говорит он.

Я почти смеюсь над его показухой, пока не замечаю, что он бросает тайный взгляд на группу женщин и детей. Кого он ищет?

— Командор Оландон, — говорит Бровек с глубоким поклоном. — У нас нет приказов относительно вас. Вы полноценный, а не полукровка. Отойдите в сторону, и вам не причинят вреда.

— Твоя Татума неполноценная, — вызывающе говорит Оландон.

Я смотрю, как Бровек приобретает нездоровый оттенок фиолетового.

— Возможно, в итоге нам не придётся его убивать, — шепчу я брату.


Мы обмениваемся ухмылками, и на его лице нет страха. Так же, как и на моём лице. От предвкушения у меня по позвоночнику пробегают мурашки. Прошло так много времени с тех пор, как у меня была возможность хорошенько подраться. Если мне придётся начать это, то я заберу как можно больше людей.

Бровек обращается к Элите:

— Не навредите сыну Татум. Взять его живым. Убить полукровку.

Один из Элиты делает шаг вперёд, и я напрягаюсь. Его лицо мне знакомо, и я пытаюсь вспомнить его имя. Я стою, готовая к атаке, когда Солати опускается передо мной на колени, склонив голову.

— Татума Олина, есть те, кто не согласен с правлением Татум. Ваше наследие — ничто по сравнению с преступлениями вашей матери.

Риан. Мужчину зовут Риан. В прошлом он был милостив ко мне. Онпозволил мне сбежать из Комнаты Пыток, когда мог преградить мне путь.

Он продолжает:

— Позвольте мне сражаться на вашей стороне, чтобы помочь исправить зло, которое я причинил вам.

Я кладу руку на его плечо.

— Риан, я помню тебя. Ты сделал всё возможное, чтобы облегчить мои страдания.


Он откидывает назад свою тёмную голову и смотрит на меня.

— Ты можешь встать и сражаться рядом со мной, чтобы восстановить свою честь, — заявляю я.

Он встаёт и движется к другой стороне от Оландона. Я не позволю ему сражаться позади меня.

Новенькая женщина из Элиты движется к нам. В передней части её туловища появляется меч. Молодая женщина с ужасом смотрит на меч, а затем падает вперёд, соскальзывая с оружия. Солдат перерезает ей горло, чтобы закончить работу, и возвращается в строй, кивнув Бровеку.

— Кто-нибудь ещё? — спрашивает Бровек у Элиты.

Я чувствую напряжение в мускулистых фигурах остальных членов Элиты. Вот оно. Возможно, ещё кто-то мог бы присоединиться к нам, но после смерти своего товарища, ни один боец не осмелится на такое. Теперь в Элите осталось двенадцать человек. А с Рианом нас стало девять.

Оландон придвигается ко мне.

— Как в старые добрые времена? — спрашиваю я.

— Именно так, — отвечает он.

Я поворачиваю голову к арке, когда Бровек отводит одну из своих ног назад, чтобы оттолкнуться в атаке.

Я встаю на носки, ноги на ширине плеч, кулаки плотно сжаты и прижаты ладонями к талии.

— Сейчас! — кричу я.


ГЛАВА 21


Мои чувства одновременно расширяются и сужаются, фокусируясь на атакующей меня Элите, в то время как остальные мои люди врываются в дверной проём, чтобы присоединиться к бою.

Женщины и дети прижимаются к стене в дальнем конце обеденного зала.

Я приседаю, когда приближается Элита.

Меч Малира высоко занесён, и он бросается в бой в истинно брумской манере. Солати передо мной на мгновение замирают, но быстро восстанавливают движение. Они изящны там, где Брумы могучи, но не менее смертоносны.

Не говоря ни слова, Элита перемещается в более выгодное положение. Бровек и трое других бойцов окружают Оландона и меня, а ещё двое бросаются на Риана в нескольких метрах позади меня. Оставшиеся шесть членов Элиты сталкиваются со стеной моих людей, которых тоже шестеро. Это битва один на один для моих друзей. Я думаю о том, что будет, если мы не добьёмся успеха, и понимаю, что мы должны победить.

Начинается танец.

Оландон переходит через переднюю позицию, а я кружусь слева от него. Это начало схемы, которую нам вдалбливали с тех пор, как мы впервые смогли запомнить цепочку действий. Тип боя, которому не учил никто, кроме бывшего бойца Элиты, нашего тренера — Аквина. Эта техника — совершенно случайная, непредсказуемая цепочка движений — заученная наизусть, невидимая и неслышимая никем, кроме Аквина, Оландона и меня. Элита понятия не будет иметь, что мы делаем.

Я держусь ниже, и воздух смещается всего в нескольких пальцах от моей головы, когда удар проносится мимо. Бровек — один из нескольких членов Элиты, окружающих нас. Он оправляется от удара моего брата, но не готов к моему высокому удару.

Шаг назад. Высокий удар.

Я сталкиваюсь с одним из менее опытных бойцов и рискую взглянуть на своих друзей. Они все ещё на ногах, хотя Санджей уже получил удар и пошатывается.

— Прикройте Санджея! — кричу я остальным.

Мы с Оландоном меняем схему на три приёма. Я злобно ухмыляюсь, глядя на шок на лицах моих противников. Держу пари, они никогда раньше не испытывали ничего подобного. Аквин был одним из лучших бойцов, которых когда-либо видели Солати. Он гений.

Я ставлю ногу на согнутое колено Оландона и отталкиваюсь от него, нанося вращающийся удар ногой в лицо Бровека. Крик боли Вьюги отвлекает меня, и я отшатываюсь назад от удара, но моё тело продолжает цепочку движений. Оландон хихикает, даже когда бьёт головой в лицо мускулистую женщину. Несомненно, он помнит, как Аквин воспитывал нас, пока последовательность действий не стала автоматической. Моя мантия скрывала многие из его синяков в детстве. Я никогда не была так благодарна за уроки, как когда переходила от одной техники к другой.

Мы не только сдерживали четвёрку Элиты, но и настигали их.

— Скоро, — ворчит Оландон.

— Скоро, — соглашаюсь я.

Скоро настанет время доставать оружие. Один из бойцов Риана крутится слишком близко, и я выбиваю из-под него ноги. Я взглядом встречаюсь с глазами Риана на долю секунды, прежде чем он вонзает свой меч под руку противника.

Я оцениваю состояние нашей группы, когда притворно отхожу, чувствуя, как Оландон сдвигается точно в то же время.

— Сейчас, — командую я.

Я освобождаю свои два коротких меча.

Никакой печали по окружающим меня Солати нет. Либо я и моя семья, либо они. Они закаленные воины, и у них был выбор. Они просто сделали неправильный выбор. Они лик яда моей матери и должны быть вырваны из сердца Осолиса.

Женщина-солдат вскрикивает, когда я рассекаю заднюю часть её колена. Я гримасничаю от того, что рана нанесена исподтишка. Полагаю, это не имеет значения. Она скоро умрёт. Оландон стонет позади меня, получает удар и сбивается с ритма нашего боя. Я выжидаю, а затем кручусь, погружая меч в правое плечо противника. Если мне повезёт, это проделает дыру в его лёгких. В худшем случае он замедлится.

Мы восстанавливаем нашу последовательность, на один меч меньше.

Крик пронзает воздух. Это кричит не мой человек. Оландон добивает женщину, которую я обезвредила перед этим. Я быстро оглядываюсь.

Все шестеро моих людей сражаются с оставшимися тремя бойцами Элиты. Остальные трое мертвы на полу у их ног. Каура и Лео стоят перед сбившимися в кучу женщинами и детьми, оскалив зубы и подняв головы.

Я отпрыгиваю назад, когда Бровек почти настигает меня сокрушительным ударом по голове, который, вероятно, вырубил бы меня. Я оцениваю то, что только что увидела, продолжая двигаться. Каждый из моих людей замедляется, но Вьюга и Санджей оба ранены. Я быстро прихожу к решению.

— Санджей! Выведи женщин и детей наружу, — приказываю я.

Я не понимаю, услышал ли он меня, но один из членов бараков кричит «Иха», позволяя мне понять, что он уходит. Я снова улыбаюсь, вкладывая дополнительную энергию в свои толчки.

Я едва чувствую порез в боку. Он может быть маленьким, а может быть и большим. Моё тело воспринимает его как неопасный для жизни. Кровь брызжет на меня, когда я подношу меч к горлу второго, менее опытного бойца Элиты. Это тот, кому я надеялась предложить амнистию. Молодой человек падает, зажимая залитую кровью шею. Я моргаю, чтобы избавиться от выражения его лица. Он знает, что сейчас умрёт. Он боится.

Аквин в моём сознании требует, чтобы я нанесла следующий удар. Я игнорирую голос и перехожу к следующему. Из четырёх наших противников осталось только двое: Бровек и неизвестный Солати средних лет. Позади меня раздаётся стон. Другой из Элиты держит Риана в удушающем захвате. Риан бесполезно хватает его за руку.

— Перерыв, — говорю я.

Оландон меняет свою стойку, чтобы сдержать обоих оставшихся бойцов. Он использует большие, режущие движения. Это лишь временная мера.

Я подхожу к противнику Риана сзади и втыкаю меч в основание его черепа. Мгновенная смерть. Риан падает на колени, и быстрый взгляд убеждает меня, что с ним всё будет в порядке, как только он переведёт дыхание.

Я жду сигнала Оландона за ним.

Малейшая искра надежды вспыхивает во мне. Осталось всего пять членов Элиты. Только двое остались на Оландона, Риана и меня. Трое на всех остальных. Раздаются триумфальные крики, когда Рон убивает ещё одного бойца. Но он подставляет сам себя. Противник вонзает кинжал ему в бок. Осколок вскакивает с диким рёвом и вступает в жестокий бой с единственным солдатом.

Бросив взгляд на арку позади них, я понимаю, что Санджей не смог увести женщин и детей. Я быстро понимаю его затруднительное положение: другой бой идёт слишком близко к арке. Он стоит наготове на случай, если кто-то из врагов оторвётся от своего поединка и путь откроется. Уязвимый Брума находится ближе к месту действию, чем мне бы хотелось.

Оландон видит меня и смещается на позицию. Я проскальзываю назад, но мой удар встречает воздух, так как Бровек, видя, что их судьба вершится на его глазах, отделяется от группы, оставляя своего товарища в одиночестве противостоять нам троим.

Я задыхаюсь от боли.

— Риан, займи здесь моё место.

Риан шагает к моему брату, когда я отхожу. Рискованно оставлять Оландона с тем, кому я не доверяю, но я знаю, что Бровек что-то задумал, и эта пара сможет справиться с одиноким Элитой.

Я бегу за Бровеком, когда он направляется к другому бою. Неужели он надеется присоединиться к двум другим и объединиться? Мой пересохший рот ещё сильнее пересыхает, когда он полностью огибает место, где двое из его отряда всё ещё сражаются с пятью моими людьми. Бровек прыгает мимо большой драки возле арки, разя мечом женщин и детей, которые визжат от ужаса. Моя вялая пробежка превращается в спринт. Санджей направляется к нему, подняв свой меч. Но Бровек поворачивается на пятках и исчезает в арке.

Я вбегаю в коридор, не отставая от него, и смотрю то влево, то вправо. Моё внимание привлекает вспышка движения. Бровек тянется вверх и берёт со стены горящий факел, а затем исчезает на лестнице на второй этаж.

Мне становится плохо, когда я понимаю, что он задумал. Он собирается подать сигнал!

Но куда он направляется?

Рон сказал мне, что другая лестница заблокирована, так что Бровек не пытается оторваться от меня. Он пойдёт туда, где сигнальный огонь будет наиболее заметен, где должны быть свалены тела, на крышу! Солдаты матери либо успели изучить план, либо запомнили его. Но я уже давно живу в этом замке. Я знаю, что поймаю его, особенно без факела, который меня бы замедлил.

Когда я огибаю угол и сталкиваюсь с массивной дверью, меня охватывает ужас. Я упираюсь в неё всем весом своего тела, но безрезультатно. Дверь не двигается! Я слышу смех Бровека с другой стороны, когда я несколько раз ударяю плечом в дверь. Этого не может быть!

— Слава твоей матери будет жить дальше, — слова звучат приглушённо, но каждое из них отзывается в моей душе.

Я нажимаю обеими руками на дверь, из меня вырывается крик. Эта лестница — единственный путь на крышу. Рон сказал, что другой путь уже перекрыт. К тому времени, как мы прорвёмся, Бровек уже разожжёт огонь. И, конечно, мой Флаер остался в Первом Секторе, потому что здесь он только замедлил бы меня в беге.

Мой разум мечется. Люди, которых я любила, умрут. Все Брумы, которых я оставила сражаться в Первом Секторе, Джован, советники, Аднан и Соул. Я прижимаю тыльную сторону ладони ко рту, желчь обжигает мои внутренности. Как только Кассий покончит с Брумами, он направит все усилия армии на Ире, уничтожая мирный народ, который я так хотела защитить. Наверняка Кассий уже убил Джимми.

Имя рыжеволосого мальчика сдвигает блок в моём сознании.

Джимми не использовал лестницы.

Я пролетаю обратно по коридору и уворачиваюсь от размашистого удара меча Вьюги. В зале осталось только двое из Элиты.

— Олина, что? — кричит кто-то.

Я не отвечаю, в панике разглядывая стены. Тут только несколько гобеленов, которые покрывают всё расстояние от пола до потолочных балок. Надеюсь, Фиона была права, когда говорила мне, насколько прочно они прикреплены к каменным стенам. Думаю, скоро я это узнаю.

Я пытаюсь сжать в руках грубый, тяжёлый материал, но он не даёт мне достаточно прочной опоры, помогающей забраться на потолок. Если я погибну, добравшись до крыши, остальные не успеют помешать зажечь сигнал. Бровек, должно быть, уже на полпути туда. Я бегу к внешнему краю ковровой дорожки. Так будет легче держаться за край. И начинаю карабкаться вверх по стене, от падения меня спасает только то, что я крепко держусь за гобелен матери Джована. Балочные потолки в обеденном зале высокие, в пять раз выше Лавины.

Внезапно я чувствую благодарность за свою маленькую фигуру. Кто знает, какой вес может выдержать ткань, прежде чем стержень, удерживающий её на месте, оторвётся? Но, как и говорила Фиона, материал надёжно держится на камне, ничуть не дрогнув. Я почти у цели. Мои руки горят от усилия, с которым я тяну вес своего тела вверх, не иначе как от многочасового лазания по канату в тренировочном сарае Аквина.

Не могу выбросить из головы мысль о том, что Джован в одиночку противостоит смертоносной армии Солати. Я не могу его подвести.

Добираюсь до верха и смотрю через плечо на балку, крепко сжимая гобелен. Отсюда расстояние между стеной и балкой кажется больше. Но я нахожусь на метр или около того выше положения балки. Я встречалась и с более низкими шансами.

Я отталкиваюсь от стены.


ГЛАВА 22


Я почти рыдаю от облегчения, отчаянно цепляясь за деревянную балку, но мои пальцы не смогут держать меня долго. Я вишу почти в пятнадцати метрах над полом обеденного зала, подвешенная за одну из самых маленьких конечностей моего тела.

Мой разум твёрд. Я справлюсь.

Я полностью доверяю своей сильной правой руке, когда ударяю левой рукой по перекладине. Моя правая следует за ней. Я раскачиваюсь из стороны в сторону и смещаюсь. В мгновение ока я использую импульс, чтобы поставить оба предплечья на перекладину. Дальше всё просто. Я должна верить, что Бровек ещё не там, иначе всё, что я сделала, было напрасно. Я отгоняю мысли о том, что огонь взял своё, пока встаю на ноги.

Я отказываюсь верить, что всё закончилось. Вход для ястребов справа от меня. Я бегу вдоль балки. С этим у меня нет проблем. Она гораздо прочнее и надежнее, чем крыши во Внешних Кольцах.

По мере приближения я оцениваю вход для ястребов. Вход представляет собой люк, который обычно открывается под весом ястреба, но его можно открыть и снизу. Я взбираюсь по диагональной решётке и подтягиваю к себе большую потолочную дверь с помощью прикрепленной к ней толстой верёвки. Я морщусь от шума, который открываясь производит дверь. Бровек услышит меня, если он уже там.

Из того времени, что я провела на крыше, я знаю, что вход для ястребов окружен металлическими перилами, защищающими дозорных на крыше замка от случайного падения. Не так давно я прислонялась к ним, ожидая доклада Ире. Теперь я буду использовать эти вертикальные перекладины, чтобы подтянуться.

Я напрягаюсь, чтобы дотянуться до перил через дверь, сохраняя при этом устойчивое положение на балке. Не получается. Я держусь одной рукой за верёвку люка и поднимаюсь на цыпочки. Мои ноги всё ещё на решётке, но тело неуверенно кренится над пустым пространством. Я шарю пальцами по прохладной поверхности перил.

Тянусь дальше, вставая на одну ногу на перекладине.

Моя правая рука наконец-то смыкается вокруг прута. Этого достаточно. Я отпускаю верёвку из левой руки и свешиваюсь в пустое пространство, полностью полагаясь на правую руку на поручне крыши, чтобы поддержать себя. Я протягиваю левую руку и быстро нахожу соседний прут.

Без веса, который мог бы притянуть его вниз, люк под моими ногами поднимается, помогая мне, когда я пробираюсь руками по перилам, моё тело раскачивается подо мной.

Пока я с трудом поднимаюсь вверх, в поле зрения медленно появляется крыша. Я вскарабкиваюсь на твёрдую каменную крышу и вбираю увиденное.

Я рада, что Харе случайно предупредил меня, потому что вид более чем пятидесяти убитых мужчин, сваленных в кучу, тревожит меня на каком-то глубоком, невыразимом уровне. Тела разбросаны между стульями, столами и палками. Поверх них набросаны кучи одежды. Всё, что может загореться, создав мощный сигнал. Этот огонь будет виден за много миль — как и предполагала Элита.

В этот момент я вижу Бровека, занятого зажиганием факелов, на другой стороне. Я беззвучно перелезаю через барьер и направляюсь к нему. Если мне удастся застать его врасплох, всё может закончиться в считанные секунды. Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился.

Я не знаю, что его насторожило. Вероятно, превосходные инстинкты, которые в первую очередь возвысили его до такого положения. В любом случае, он поворачивается ко мне. Его лицо меняется от потрясения к сосредоточенности за считанные секунды. В следующие несколько мгновений он переводит взгляд с моего стремительного приближения на несколько зажжённых факелов, находящихся в его распоряжении. Я понимаю его краткое раздумье так, как если бы я была на его месте. И часть меня поздравляет его с выбором, когда он берёт в руки единственный пылающий факел, в то время как другая часть ненавидит его за это. Он решил разжечь огонь, прежде чем вступать в бой.

Но он слишком медлителен. Без всякого изящества и плана я бросаюсь на него и с грохотом падаю на землю. Я борюсь с одышкой, пока Бровек поднимается на ноги и снова тянется к факелам.

Я освобождаюсь и делаю выпад в его сторону. Он не успевает дотянуться до факелов и вместо этого наносит жестокий удар ногой в живот. Я откатываюсь в сторону и ударяюсь о каменную балюстраду крыши. Вени, я не могу быть прижата к стене человеком такого размера, как Бровек.

Я опускаюсь на колени, но падаю от его кулака, когда он проносится передо мной.

— Не так уверенна, когда здесь нет твоего брата, делающего большую часть работы, — рычит он.

Я закидываю ноги за голову, выгибаясь назад, и вскакиваю на ноги, испугав запыхавшегося мужчину. Мы оба восстанавливаемся после гонки. Мои руки всё ещё горят от подъёма.

— Ты не будешь зажигать этот сигнал, — говорю я. — Отступи, и я позволю тебе жить.

Он язвительно смеётся.

— Я лучше умру.

Он повторяет свои слова и бросается в атаку. Я поворачиваюсь в сторону, и мы принимаемся за дело. Я теряюсь в автоматических движениях своего тела. Ничто не имеет значения, кроме как остановить его.

Он ударяет меня в бок. Меня насквозь пронзает боль, напоминая о порезе. В ответ я наношу перекрёстный удар по уже опухшему глазу. Во мне нет надежды. Я не допущу этого, потому что мы с лидером Элиты абсолютно равны, пока танцуем по крыше. Я подрезаю его левую ногу и смотрю, как она подгибается. Он задевает мой подбородок верхним ударом.

Я бросаюсь вперёд и подбираю его упавший кинжал, отбрасывая зажжённые факелы подальше от наваленных позади меня тел. Бровек рычит от ярости, когда я опускаюсь ниже, перенося вес на пальцы ног.

— Ты сдаёшься? — спрашиваю я.

Он издаёт возмущенный рёв и бросается на меня. Я переставляю ноги в ответ на его уклонение.

Мне не стоило беспокоиться. Я в шоке наблюдаю, как Бровек поскальзывается на неосвещенном креплении факела, падая грохочущей кучей мускулов, обмотанных шнуром, прямо на пылающий огонь другого факела. Его одежда загорается, и оранжевое пламя быстро распространяется, пока он перекатывается с боку на бок, пытаясь освободиться от огня. Он кричит от боли, выкрикивает непристойности, раскидывая ноги и руки в разные стороны.

Это худший страх Солати: сгореть заживо.

Я стою между Бровеком и сигнальным костром и просто смотрю, как он судорожно пытается сбить пламя, лижущее его тело, срывая с себя одежду. Через некоторое время ему удаётся угомонить огонь, но со своего места я вижу, что большая часть его тела покрыта волдырями.

Бровек в изнеможении падает на настил крыши. Мне этого недостаточно. Схватив кинжал, я вскакиваю на его дымящуюся фигуру, прижимаю его руки по бокам к ногам.

— Отвали, грязная шлюха, — хрипит он.

Я не подчиняюсь своему тщеславию из-за произнесённых слов.

Я погружаю кинжал в его желудок и выдёргиваю его. Кислота и вытекающая желчь должны начать действовать немедленно. Один из самых медленных и мучительных способов умереть. Огонь тоже мучителен, но он быстр.

Я думаю об этом, пока Бровек корчится подо мной. Двадцать минут — это слишком долго, чтобы он остался жив. Я слегка привстаю и вскрываю зияющую линию между его бедрами слева направо, удостоверяясь, что перерезана артерия.

— Твоя мать должна была… убить тебя, — задыхается он.

Теперь, когда он недееспособен, я разрешаю себе несколько слов.

— Я могла бы сказать то же самое о твоей, — говорю я.

— Я должен был раздавить тебя, когда ты была…

Он прерывается, когда я вскрываю артерии в обоих бедрах и надавливаю на рану на животе. Его глаза закатываются от боли. Я грубо пинаю его, пока он не приходит в себя, а затем приседаю возле его головы.

— Твои сегодняшние решения убили Элиту.

Я смотрю на его лицо в поисках раскаяния. Его там нет.

— Твои действия на протяжении моего детства позволили мне стать тем человеком, который сегодня убивает тебя.

В его глазах мелькает страх, когда он признаёт свою судьбу.

Я притягиваю его к себе и шепчу:

— В твой последний миг я хочу, чтобы ты знал: всё, ради чего ты работал, всё, что ты пытался сохранить. Ужас, который ты принёс невинным, — он замирает от моих слов. — Всё это было напрасно. Осолис будет восстановлен.

Я перерезаю ему горло и смотрю, как его кровь просачивается на камень крыши замка. Его голова заваливается на одну сторону, когда последний вздох покидает его тело.

Я колеблюсь, прежде чем подхожу к нему и проверяю на признаки жизнь. Он действительно мёртв. Я хромаю к разбросанным факелам и тушу их, а затем перебрасываю через парапет. У меня нет ни времени, ни сил, чтобы сдвинуть все тела и мебель, но я не могу оставить факелы так близко, пока убеждаюсь, что мои друзья в безопасности. Я смотрю в сторону Первого Сектора, но отсюда я никак не смогу увидеть Оскалу. Солати не могли увидеть пламя одного факела, не так ли?


* * *


Прижав руку к порезанному боку, я прохожу под каменной аркой, опираясь на левую ногу. В какой-то момент кто-то, должно быть, ударил меня по бедру. Малир и Оландон встречают меня у основания второй лестницы и встают по обе стороны от меня. Меня пронзает облегчение, когда я выделяю оставшихся своих пятерых спутников из толпы плачущих и белолицых женщин и детей. Рон бледен. Его ранили ножом, и он определенно не должен стоять. Сомневаюсь, что кто-нибудь осмелится указать ему на это. Риан стоит в стороне, собравшиеся Брумы обходят его стороной. Я их не виню.

Я жестом велю Оландону и Малиру идти вперёд, и они покидают меня, чтобы помочь раненым. Мой брат помогает Грете, которая была сильно избита, лечь на скамейку. Малир нежно обнимает плачущую Садру.

Мы справились. У меня на глаза наворачиваются слёзы. Мы спасли их.

Раздаётся звук.

Сначала я хмурюсь. Размышляю над шумом, когда меня подталкивает вперёд давление позади меня.

Всё ещё в замешательстве, я поднимаю взгляд и вижу Оландона, мчащегося ко мне. Малир поворачивает голову, и его глаза расширяются от… гнетущих мучений? Некоторые женщины прикрывают рты, а у других они широко открыты, как у Камерона в моём кошмаре.

Почему я не слышу криков? Я опускаю взгляд на своё тело, тупо фиксируя, что там есть что-то, чего не должно быть.

Острый край меча. Меча Солати.

— Миссия выполнена, — голос шепчет мне на ухо.

Окружающий шум возвращается. Мой брат ревёт, а я опускаюсь на колени, наконец, понимая, что меня сразили мечом. Кровь пульсирует в моей голове, а по краям моего зрения ползёт чернота. Позади меня лязгает оружие. Оландон с кем-то сражается. Кого мы упустили? Что, если есть другие?

Крыша!

Я опускаю одну руку на землю и мрачно смотрю в охваченные паникой глаза Осколка.

Мне нужно кое-что ему сказать. Сигнальный огонь. Его нельзя зажигать.

— Убедись, — вырывается у меня, но изо рта вытекает что-то мокрое.

Ржавый вкус говорит мне, что это кровь.

— Никто не попадёт на крышу, — задыхаюсь я.

Руки опускают меня на пол, моя голова катится по плечам, больше не контролируемая мной.

— Не говори, Олина, — раздаётся мягкий голос.

Вьюга?

— Крыша, — снова выдавливаю я.

Большая рука гладит мои волосы. Лицо Малира расплывается надо мной.

— Кто-то уже идёт туда. Шшш, сейчас.

Я расслабляюсь, и тёмные пятна начинают соединяться. Я слышала, что боль от таких ран мучительна. И я понимаю, что это значит — я ничего не чувствую. Я должна сказать своим друзьям, как сильно я их люблю, но мой рот не работает. Я должна попытаться обнять Оландона — может быть, попросить его передать близнецам, как мне жаль.

Джован никогда не узнает, что я чувствую. Я слишком долго ждала, чтобы признаться себе, что люблю Короля Гласиума. Моё внимание сосредоточено на одинокой слезе, которая катится по моему виску. Он никогда не узнает, что я готова умирать снова и снова, лишь бы убедиться, что он в безопасности.

Эта мысль хуже, чем все остальные вместе взятые.


ГЛАВА 23


Что-то прохладное протирает мою кожу.

— Ты самый сильный человек, которого я знаю.

Мягкие голоса шепчут мне в волосы, бормоча обеспокоенные слова. Почему они волнуются? Как бы я хотела их успокоить.

— Что с ней?

Кто-то должен мне помочь. Кровать в огне. Я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь выбраться, но кто-то обложил меня каменными кирпичами, чтобы прижать к месту. Я не могу пошевелиться. Я кричу о помощи.

— Лихорадка, мой Король.

Кто-то плачет навзрыд. Звук издаёт женщина. Это моя мать. Мой разум настолько затуманен и слаб, что я не узнала её.

— Прошло немало времени, — шепчу я.

Плач прекращается. Мой рот на мгновение искривляется, прежде чем всё переходит в изнеможение.

— Ты плачешь из-за меня? — хриплю я.

Неужели моя мать всё-таки любит меня? Наконец-то я понимаю, что она не хотела этого делать, ей пришлось.

— Мороз, это я. Ты очнулась?

Мороз? Знакомое слово. Кто говорит? Я не успеваю произнести знакомое слово, прежде чем снова погружаюсь в темноту.

Прохлада вернулась. По моей коже регулярно проводят тканью. Моё тело не принадлежит мне. Неоднократные попытки открыть глаза остаются без результата.

— Пожалуйста, вернись ко мне, Лина, — говорит он.

Дрожащий поцелуй прижимается к моему лбу. Или, может быть, это я дрожу. Тепло его дыхания приятно контрастирует с холодной водой. Я вздыхаю, наклоняя голову в его сторону. Я люблю этого человека. Жаль только, что я не могу вспомнить его имя.

— Ты видел это? — срывается мужской голос. — Она пошевелилась!

— Я видел это, брат, — подтверждает более молодой голос.

Я рада, что у этого мужчины есть кто-то, кто заботится о нём.

Всегда темно.

Я осознаю причину — мои глаза закрыты. Такое простое движение, но оно мне не под силу. Я не могу вспомнить, пробовала ли я его раньше, но разочарование знакомо, как будто это происходило уже несколько раз.

— Почему она не просыпается? — спрашивает голос.

— Шшш, любимый. Ты сделал всё, что мог. Она должна захотеть вернуться.

Я хмурюсь при этом. Конечно, я хочу вернуться. Там есть кто-то… мужчина.

Джован.

Мои губы дёргаются в улыбке. Это имя мужчины. Я хочу произнести его вслух, чтобы вспомнить, как оно ощущается.

— Джо… — говорю я.

— Тише, Малир. Она пытается заговорить.

Я не могу собрать достаточно влаги во рту, чтобы очистить пересохшее горло. Мне нужно произнести имя.

Я вырываю имя через потрескавшиеся губы.

— Джован.


ГЛАВА 24


Я поднимаю руку и потираю слипшиеся веки. Где я? Моя рука дрожит, и я опускаю её на бок, чтобы сосредоточиться на полном открытии глаз. На это уходит много времени. Окружающее меня пространство размыто в серо-черную кашу.

Что-то сдвигается рядом со мной, напугав меня настолько, что комната резко оказалась в фокусе. Я дёргаюсь в кровати и сдерживаю удивлённый крик, когда боль пронзает спину до самых рёбер.

Боль преобладает над тем, что меня разбудило. Я руками неуклюже расстегиваю ночную рубашку. Моргаю и смотрю на бинт, обмотанный под моей грудью. Неловкими движениями я нащупываю источник боли. Судя по зуду в спине, у меня там тоже рана. Кто-то пронзил меня насквозь? Мой мозг пульсирует, пока я пытаюсь вспомнить подробности.

Я глубоко дышу, моя голова кружится. Пытаться вспомнить — явно плохая идея.

Я опускаю взгляд вправо, и дыхание перехватывает в горле. Джован. Я поднимаю руку и провожу по тёмным теням под его глазами. Он крепко спит. Слёзы наворачиваются на глаза, и из меня вырывается измученный всхлип. Я прикусываю больную губу, чтобы не издать ни звука, и провожу пальцами по его лицу. Мои плечи сотрясаются, слёзы безудержно текут по щекам и падают на волосы. Я думала, что больше никогда его не увижу. Эту отчаянную мысль я вспоминаю без усилий. Интересно, как долго он здесь пробыл? Достаточно долго, чтобы до мозга костей поддаться усталости. Он выглядит обеспокоенным. Хотя я никогда не наблюдала, как он спит, так что нет возможности узнать, хмурит ли он обычно брови.

Мой плач, в конце концов, будит его. Я смотрю, как он открывает глаза. Он сонно улыбается мне, хмурый взгляд на мгновение исчезает. Но вскоре возвращается реальность.

— Лина?

Он в мгновение ока оказывается на коленях. Я морщусь от толчка, который он передаёт кровати. Рана в спине, определённо, совпадает.

— Лина? — повторяет он.

Я облизываю губы, пытаясь заговорить. В этот раз я не могу выдавить его имя.

— Не пытайся говорить, просто отдыхай, — говорит он, одна его рука нависает над моей головой, а другая неподвижно лежит поверх моего живота. — Ты действительно пришла в себя? — с недоверием спрашивает он.

Он обводит комнату испуганным взглядом.

— Что мне сделать? Что тебе нужно?

Если бы у меня остались хоть какие-то силы, я бы улыбнулась его панике. Но я просто хочу, чтобы он подошёл ближе и никогда не уходил. Мне кажется, что я мечтала об этом целую вечность.

— Воды, — решает он, отступая от кровати.

Я закрываю глаза, пока он ищет воду.

Он бросается ко мне с другой стороны.

— Нет! Лина, очнись, — шепчет он.

Мои глаза закрыты и не могут открыться. Голова касается моей головы. Поцелуй прижимается к моему виску.

— Мне нужно, чтобы ты очнулась.

Его мольба заставляет мои веки открыться, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Оставайся в сознании, — приказывает он.

Он направляет струйку воды мне в горло, и это всё равно, что почесать зудящее место одним пальцем. Он, наверное, видит это на моём лице.

Я почти плачу, когда он убирает прохладную жидкость.

— Шшш, детка. Всё в порядке. Я не хочу давать тебе слишком много. Ты была так больна.

Я прощаю его. Но только потому, что он даёт мне то, что я хочу. Его руки, обнимающие меня.

Рыдания сотрясают моё наполненное болью тело. Я не грущу. Я так счастлива, так благодарна за то, что нахожусь здесь, с ним. Это, а также крайняя усталость, которая подобна одеялу, настолько тяжёлому, что я не могу его поднять.

— Джован, — шепчу я.

— Я здесь, — он нежно укачивает меня. — Я не ухожу, — его голос хриплый, густой от эмоций. — Я никогда не оставлю тебя, — он вытирает мои слёзы.


* * *


Я просыпаюсь. На этот раз мне легче открыть глаза. Я моргаю и смотрю на Садру, которая расправляет тунику, сидя в кресле-качалке. Она улыбается мне и спешит к двери, чтобы поговорить с кем-то снаружи, а затем возвращается к кровати.

— Татума, — мягко говорит она, поглаживая мои волосы. — С возвращением.

В отличие от Джована, она немедленно даёт мне воды. И много. Я с жадностью глотаю её, и ещё бульон.

Позже я жалею об этом.

Дверь распахивается как раз в тот момент, когда я опускаю голову к ведру, предоставленному нежной женщиной.

— Что случилось? — рявкает Король.

— Она отвыкла от еды, — тревожится Садра. — Бульона оказалось слишком много.

Я отворачиваюсь от набранной в рот воды, и большие руки прижимают меня обратно к подушкам. Я хватаюсь за живот, пока боль не отступает.

— Через несколько часов мы попробуем снова, — шепчет Садра.

Звук закрываемой ею двери эхом разносится по комнате.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Джован, поглаживая большим пальцем мои волосы.

Я вызываю самый сухой взгляд, которым обладаю, и направляю его на него, пока призрак улыбки не украшает его рот. Он наклоняется и нежно целует меня в лоб.

— Я оставлю тебя отдыхать, — говорит он, начиная выпутываться.

Рука, лежащая на его предплечье, напрягается, останавливая его. Некоторое время он смотрит мне в лицо.

Я зажмуриваю глаза.

— Не уходи.

Напряжение покидает его, словно он стряхивает снег с одежды. Он улыбается и идёт к двери, торопливо разговаривает с человеком, или, скорее всего, несколькими людьми, снаружи. Я хмурюсь, так как разговор задерживает его надолго.

Он возвращается и вместо того, чтобы занять прежнее место, удивляет меня тем, что снимает сапоги и, подняв меха у меня под боком, проскальзывает под них рядом со мной. Он осторожно поднимает мою голову и кладет её поверх своей твёрдой руки. Он слегка притягивает меня к себе, обхватывая свободной рукой мой живот.

— Скажи, если я сделаю тебе больно, — требует он.

Мои веки тяжелеют, но мне удаётся закатить глаза.


* * *


Щекотание на моей щеке вытягивает меня из глубин сна. Я убеждаю себя открыть глаза и смотрю мутными глазами на грудь Джована. Я достаточное количество раз изучала её гладкую упругость, чтобы сразу узнать. Я откидываю голову назад и заглядываю ему в глаза. Выражение его глаз согревает меня изнутри.

Он отходит, чтобы подать воды. На этот раз я сохраняю её в себе. Когда я заканчиваю, у него всё то же выражение лица. Он возвращается в постель и снова прижимает меня к себе. Джован облизывает губы, проводя пальцами по моей коже. Мои щёки, мой нос, мои глаза. Мои плечи расслабляются.

— Что произошло? — спрашиваю я.

Его взгляд темнеет.

— Там был ещё один солдат. Малир сказал, что вы сражались с пятнадцатью, но их было шестнадцать, один разведывал замок. Тебя ударили мечом в спину.

— Я ослабила бдительность, — говорю я, раздосадованная своим промахом.

— Ты сражалась с несколькими опытными бойцами и, по некоторым данным, забралась на гобелен в обеденном зале. Ты была измотана, — просто говорит он. — Этот человек мёртв. Убит твоим братом.

Я полусижу.

— Ландон в порядке?

— Да, — Джован отталкивает меня назад. — Рон, Санджей и Лёд были ранены, но выживут.

Слёзы застилают уголки моих глаз. Мой брат. Мои друзья. Они в безопасности.

Джован поглаживает мои волосы.

— Я… должен кое-что тебе сказать.

Я полусерьезно улыбаюсь ему, слишком расслабленная его движениями.

— Когда Осколок пришёл сообщить о твоём ранении, — начинает он.

Я смотрю, как тускнеют его глаза.

— Меня никогда не ударяли оружием, как тебя, но я думаю, что чувствовал ту же боль, о которой говорил Осколок, — он смотрит в сторону. — Его слова поставили меня на колени.

— Битва была окончена. Солати ушли, — добавил он, положив голову на подушку позади себя. — Я оставил Роско за главного и бежал сквозь ночь, чтобы добраться до тебя.

Я хочу побольше узнать о битве, но не желаю перебивать. Его рука под моей головой обвивается вокруг моего плеча, притягивая меня к себе ещё крепче. Моя рана дёргается, но у меня не хватает духу сказать ему, что мне больно. Не тогда, когда он так смотрит на меня.

— Ты всё ещё была жива, — он выдыхает, глаза сияют.

Его слова начинают произноситься торопливо.

— Мне сказали, что тебе осталось недолго. Меч прошёл насквозь, — он сжимает челюсть. — Ты маленькая, но ты лежала на кровати, такая крошечная и хрупкая. Одеяла выглядели так, будто могли раздавить тебя. Я сначала подумал, что ты умерла. Кажется, что все умирают. И я не смел надеяться, но ты дожила до следующего дня, и до следующего за ним, не двигалась, но каким-то образом по-прежнему дышала.

Слёзы стекают по моему лицу и впитываются в тунику Джована. Он поворачивается ко мне и сцеловывает их нежными губами.

— Я не надеялся вчера, не смею надеяться и сейчас.

— Я был в ярости от самого себя, — тихо говорит он, прижимаясь к моему виску.


Я отстраняюсь, чтобы изучить его.

— Я говорила тебе… — начинаю я.

— Дело не в этом, — вмешивается он. — Я должен был довериться своим инстинктам и держать тебя рядом с собой. Не потому, что я сомневаюсь в тебе, — быстро уточняет он. — Что-то было не так. Какая-то часть меня знала, что твоя мать и дядя попытаются причинить тебе вред. А если бы я заставил тебя остаться в замке? Женщины и дети были бы мертвы… ты была бы мертва.

— Но я ненавидел себя не поэтому.

Он движется прямо передо мной, и у меня нет выбора, кроме как посмотреть ему в глаза. В животе у меня что-то ёкнуло от его сосредоточенной решимости.

Он проводит большим пальцем по моему подбородку.

— Я слишком долго ждал, чтобы сказать тебе. Я уже давно знаю, что чувствую. Возможно, даже с тех пор, когда Рон пришёл сообщить мне о твоём решении освоить езду на упряжке, — он хмурится. — Конечно, я не сразу признал это. И потом отрицал, пока мне не сказали, что ты сбежала из замка. Тогда я подумал, что уже слишком поздно.

Я качаю головой.

— Джован, что ты…

— Я люблю тебя.

Я застываю, уставившись на Короля Гласиума немигающим взглядом.

— Ч-что?

— Тебе было трудно смириться со своими чувствами ко мне. А я не знал, что ты всё ещё чувствуешь к Кедрику. Ты не представляешь, как это мучило меня — ревновать к брату. Я не хотел перегружать тебя.

Я закрываю рот, понимая, что он говорит бессвязно. Он захлопывает рот.

— Ты ненавидел себя, потому что любил меня и не сказал мне? — спрашиваю я, не смея ещё радоваться.

Он медленно опускает голову.

По мне распространяется тепло. Что-то неописуемое и радостное. Неважно, что я едва могу пошевелить пальцем, потому что я пылаю изнутри. Это жидкая храбрость. Лучше, чем любой напиток, который я пробовала. Он обнажил себя передо мной. Я вспоминаю последние мгновения перед тем, как потеряла сознание, и мучительно прочищаю горло.

— Кровь покидала моё тело, но боли не было. Тогда я поняла, что умираю. Я не контролировала свои мысли. Я помню, что в моих мыслях были мои братья и другие.


Я смотрю чуть ниже его глаз, затем заставляю себя посмотреть прямо на него. Делать это почти больно. Он здесь, прямо передо мной. Несмотря на всё, что произошло, я всё ещё чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

— Но я помню, что моей последней мыслью было сожаление. Что я никогда не увижу тебя и никогда больше не прикоснусь к тебе, — говорю я.

Я провожу пальцами по его волосам до плеч. Сколько раз я хотела это сделать? Почему я потратила так много времени?

— Что ты никогда не узнаешь, что я чувствовала… Я никогда не испытывала такого отчаяния.

— И что ты чувствуешь, Лина? — надавливает он, сжимая объятие.

Я перевожу взгляд на свои колени.

— Я поняла, что не должна принимать ни одно мгновение как должное.

Я делаю глубокий вдох и позволяю своей маске соскользнуть. Я позволяю ему увидеть всё.

— Я чувствую то же самое, Джован. Я… тоже люблю тебя.

Я робко поднимаю глаза, услышав его резкий вдох. Его ухмылка по-мальчишески лучезарна. Он чувствует ту же невесомость, что и я. Его лицо — отражение моего собственного.

Он наклоняется и целует меня, лишая меня всех мыслей и воздуха. Я беру столько же, сколько отдаю, и этого недостаточно. Никогда недостаточно. Мы целуемся так, будто никогда больше не увидимся, а может, это потому, что мы обрели ещё один момент, когда казалось, что всё потеряно. Может быть, Джован знает, что наши дни сочтены. Он нужен мне, а я нужна ему.

Я издаю болезненный писк, когда мои губы трескаются. Джован отпускает меня, со стоном прижимаясь лбом к моей голове.

— Прошу прощения. Я забылся, — выдавливает он. — Этот поцелуй был…

Я облизываю губы, онемевшие от боли.

— Да, — шепчу я. — Был.

Я отодвигаю его голову от своей, чтобы снова получить доступ к его губам.

В конечном счете, он отступает.

— Не искушай меня, любовь моя. Садра убьёт меня собственными руками, если я воспользуюсь твоим состоянием, — шутит он, но я вижу в его глазах беспокойство.


Мой желудок переворачивается от его непринужденного использования слов «любовь моя». Если бы у меня была возможность удержать этот момент навсегда, остаться в его объятиях и забыть об окружающем мире, я бы сделала это. Сейчас я могу притвориться, что у нас есть совместное будущее.

class="book">— О чём ты думаешь? — спрашивает он.

Я трусь ухом о его грудь, чтобы избавиться от его щекочущего дыхания.

— Что мы должны сбежать, — честно говорю я. — Но это не сработает.

Он смеётся.

— Почему?

Я моргаю, глядя на него слипающимися глазами.

— Ты слишком большой, чтобы спрятаться, — зевая, говорю я.

Его смешок посылает приятные вибрации в моё тело.

Я послушно глотаю, когда он отстраняется и снова направляет струйку воды в моё горло. Я отмахиваюсь от бульона. Его запах заставляет мой желудок подниматься. Наконец, я сдаюсь и просто закрываю глаза. Он целует мой лоб, глаза, потом рот, когда я откидываю голову назад, требуя этого. Никто и никогда не заставлял меня реагировать так, как он. Это и есть любовь.

— Я должен вернуться к своему совету, хотя каждая частичка меня желает остаться здесь, — говорит он в мои волосы.

Это должно быть повсюду. Я снова хочу быть чистой.

— Моим людям нужен их Король.

— Скольких ты потерял? — мягко спрашиваю я.

— Пятьдесят шесть мужчин здесь, тех, кто охранял замок, трёх женщин из Внутреннего Круга, которые пытались сбежать от Элиты, и никого на Великом Подъёме.

Мои глаза распахиваются.

— Никого? Что случилось? — выговариваю я.

Я гадаю, кем были те три женщины. Если бы они только подождали немного дольше. И я знала о мужчинах, видела их тела, сваленные на крыше.

— Они просто стояли там день и две ночи. Теперь мы знаем, что они ждали сигнала от Элиты, — он потирает челюсть.

— Они прошли весь путь через Оскалу, а затем повернули обратно, потому что не загорелся огонь? — медленно спрашиваю я.

Джован пожимает плечами.

— Кроме того появились Ире. Солати, возможно, всё же вступили бы в бой с моей армией, несмотря на неподанный сигнал, но думаю, что Ире были слишком непредсказуемым фактором и сильно перевесили шансы в нашу пользу. У меня не было возможности отделить конечности от тела твоего дяди. На третий день Солати начали отступать через Оскалу.

Я устраиваю мозговой штурм вслух.

— Интересно, это уловка, чтобы мы последовали за ними в Осолис? Солати всегда выигрывали битвы на нашей родной земле.

— Я пока что не хочу думать о таких вещах, — говорит он, смыкая челюсти. — Ты будешь рада узнать, что Джимми жив и здоров.

По моему лицу распространяется счастливая улыбка. Спасибо Солису.

— Спасибо тебе, — говорю я.

Джован вытягивается во весь рост. Я смотрю затуманенными глазами на подтянутые мышцы, которые он при этом обнажает. Он целует меня и направляется к двери, и мне хочется попросить его остаться. Но так будет всегда. Желания моего сердца всегда будут на втором месте после того, что я должна делать, после того, что правильно. Для Джована это так же.

Но при всём этом, он по-прежнему любит меня. Я буду держаться за это вечно.

— Король Джован, — зову я, когда он кладёт руку на дверь.

— Татума Олина, — с полуулыбкой говорит он.

Я сжимаю меха на коленях, не зная, как сформулировать слова и привести в движение следующий этап моей жизни. Всю свою жизнь я мечтала править, но в последние месяцы я крутилась вокруг этой мысли, зная, что до этого дойдёт, но, не зная, когда именно наступит подходящий момент. Мой народ голодал. Татум совершила слишком много преступлений.

Джован всё ещё ждёт, пока я заговорю. Я решаю называть вещи своими именами. Брумы ценят прямоту.

— Мне нужно убить свою мать, — говорю я.

Мой комментарий заставил бы нормального человека задуматься о моём здравомыслии или отстраниться, но полуулыбка Джована растёт. В ней нет смеха, только холодный расчёт. Это взгляд человека, которого загнали слишком далеко.

Всё моё тело напрягается, когда он, приподняв одну бровь, отвечает:

— Нам нужно.


~ КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ ~


Переведено для группы https://vk.com/booksource.translations


Заметки

[

←1

]

Charity — англ. — благотворительность.