Дьявол в виде ничто — μη ον [Яков Семенович Друскин] (fb2) читать постранично

Яков Друскин Дьявол в виде ничто — μη ον

I

Дьявол не имеет ни лица, ни существования. Это не значит, что его нет — ουκ ον: о нем мало сказать: нет, не существует, но много сказать: есть, существует. Он не ουκ ον, а μη ον.

Дьявол является в разных видах: в чувствах, пожеланиях, в мыслях как соблазн, как чужая воля, соблазняющая и покоряющая меня, иногда, может, и принимая материальный вид.

Если я знаю беса, соблазняющего меня, я хотя бы знаю, что мне делать: бороться с ним, молиться, вопить от страха: Эли, Эли, ламма савахфани. Я могу побороть его своими силами, и это может оказаться самым худшим грехом — я сам поборол его и поддался соблазну худшему, чем было до того, — гордости: когда нечистый дух уходит, помещение выметено и вычищено, он возвращается и приводит семь бесов худших. И последнее хуже первого. Так говорит Христос. Когда приходит бес, я могу пасть, могу дойти до безнадежности, до отчаяния, до полного сокрушения. И это еще не самое худшее, может вообще даже не худшее: так говорит Всевышний, Святый: Я высоко на небе, близ сокрушенного сердцем, смиренного духом; чтобы поднять дух смиренного. Наконец, дьявол может явиться в самом худшем, в самом откровенном и все же лицемерном виде, потому что он отец лжи и не может говорит правды. Он может явиться мне в виде ουκ ον и сказать мне не мою мысль, которую я даже и повторять не хочу. Я скажу ее, но не на своем родном языке, а на мертвом, греческом: ουκ ον. Но и это не самое страшное. Вернее, это самое страшное, самое ужасное и самое радостное, что было, начиная от сотворения мира. Тогда уже мне ничего не остается, я уже ничего не могу делать, кроме как вопить от страха, вопить громким голосом: Боже Ты мой, Боже, что Ты оставил меня. Тогда приходит вера, приходит Бог и дает веру; вера, которая не верит, самая сильная вера, вера, которая все может, двигает горы и заставляет Бога спуститься вниз ко мне: со времен Иоанна Крестителя и доныне Царствие Небесное силой берется и употребляющие усилие восхищают его (<ср.> Мф. 11, 12).

Но сейчас для меня не это самое страшное. Сейчас дьявол является мне в двух формах, парализующих, я не скажу мою волю, я не люблю это слово и не понимаю его; я скажу на языке Священного Писания: парализующих мое сердце. И здесь я не знаю, что мне делать, я бессилен, не могу даже вопить.

1. Вот я один в своей пустой комнате. “Пустой” — ясно, что не в буквальном смысле, в ней стоит кровать, даже две кровати, стол, шкаф и всякая мебель — что мне до того? И это не плохо, а хорошо, что я один в пустой комнате, потому что когда я один, я не один. И чаще всего я не один, когда один. И это хорошо, и большего я и не хочу. Вот что плохо: я должен что-то делать и сделать. “Должен” — неправильное слово, но на языке павшего Адама иначе не сказать. Я есть я, созданный Богом по Его образу и как Его подобие. Я есть я в каком-то деле, которое Он поручил мне выполнить. Это не обязательно что-то написать, важнее здесь быть в каком-то строе души. Но быть в этом строе души, во всяком случае все время, оставаться в нем, я не могу, мне что-то мешает. Что? Я не знаю. Если бы это был хоть какой угодно бес, хоть блудный, хоть самый постыдный, хоть ουκ ον, шепнувший мне не мою мысль, это было бы лучше. Но передо мною какая-то пропасть, отделяющая меня от меня, какая-то стена, которую ничем не прошибить, какое-то ничто — ουκ ον. И я не могу даже пальцем шевельнуть. Самое страшное, что я не могу даже сказать, что меня искушает, что соблазняет. Я бессилен, потому что меня ничего не соблазняет. Но я знаю — это самый большой соблазн, это дьявол, принявший вид ничто, но это уже не ουκ ον. Он надел личину ουκ ον, но за ней я вижу его самого — μη ον. Это дьявол в демоническом обличии, он ослепил меня. И как слепцы на дороге из Иерихона в Иерусалим, я воплю: помилуй меня, Господи, сын Давидов, помилуй, чтобы открылись глаза мои.

Это ничто, в виде которого является мне дьявол, — внешнее ничто: оно является, когда я один, является передо мною как стена и отделяет меня от меня же, парализует мое сердце.

2. Вот я вместе с моим ближним, говорю с ним или хочу говорить о чем-то важном и для него и для меня, все равно теоретическом или практическом — о ноуменальном, хочу, говоря словами Моисея, вместе с ним радоваться и бояться сего славного и страшного имени Господа Бога нашего. И вдруг язык у меня начинает заплетаться, я говорю что-то глупое и ненужное и замолкаю, уже не могу открыть рта: между им и мною стена — ничто, μη ον.

Что это такое? Проще всего сказать: он не понимает меня, он рака, он плевел, посеянный дьяволом. Это неверно: я не понимаю, я рака, я плевел, посеянный дьяволом. Мой грех, дьявол замкнул мне рот, дьявол в союзе с моим грехом.

Эта стена, это ничто между мною и моим ближним не простое отсутствие, не ουκ ον, а μη ον, это демонизм: демон, дьявол, овладел мною, ограничил меня самим собою.

Это μη ον — внутреннее, проявляется же, когда я не один. Что делать? Для себя лично я не знаю, что мне делать; ответ есть, но как мне применить его, как осуществить — я не