Яд (СИ) [Mila Moon] (fb2) читать онлайн

Яд — Mila Moon

Пролог

Мои глаза устали не видеть тебя…

Я смотрел на сверкающие огни ночного города. Декабрьский ветер обдувал лицо, унося сигаретный дым с собой. Ровно год назад мы стояли здесь под пушистым снегом. Но теперь я снова был один, а она — далеко от меня… Я затушил окурок и выбросил в урну, оглядывая многочисленные высотки Нью-Йорка. Казалось, они дотрагивались шпилями серых густых туч, но это всего лишь обман зрения. Из губ вырывался пар, растворяясь в морозном воздухе. Я коснулся пальцами мокрой коже и устремил взгляд в небо. Шел снег… Первый в этом году. Я равнодушно наблюдал за хлопьями, кружащими вокруг меня, и ненавидел теперь снег и этот город. Ненавидел это место… Ненавидел, потому что раньше оно успокаивало и придавало сил, но сейчас приносило только отголоски боли и воспоминания, от которых сжималось все внутри. Я провел ладонями по лицу, запахнул пальто и зашагал прочь с площадки. Мне больше не хотелось сюда возвращаться. Никогда.

Часть I. Глава 1

Париж, Франция

Для того, чтобы быть незаменимой, нужно быть разной.

Коко Шанель

Последняя неделя моды в Париже наконец-то окончена. Сезон вышел насыщенным и успешным: Нью-Йорк, Лондон, Милан и Париж. Программа максимум за год выполнена: я участвовала в показах у самых известных дизайнеров и, несмотря на конкуренцию в этом бизнесе, чувствовала себя как рыба в воде. Это моя стихия. Моя работа. Моя профессия.

Теперь можно немного расслабиться, после многочисленных кастингов, бэкстейджей и перелетов.

Афтепати проходило в одном из самых дорогих ресторанов города. Тут собрались все сливки общества и ценители Высокой моды: знаменитости, бизнесмены, «светские львицы». На красной дорожке большинство девушек щеголяло в «голых» платьях — хит сезона как-никак. Я наблюдала за всем этим убожеством… Одно и то же. Улыбаются тебе в лицо, а потом обсуждают за спиной. Гадюшник… Официантки проносились со скоростью света между гостями с подносами, на которых стояли хрустальные бокалы с шампанским. Терпеть не могла этот напиток, каким бы дорогим он ни был: у меня от него мигрень и пропадает настроение. Поэтому мой путь лежал к бару за мартини. Кто-то здоровался со мной, с кем-то здоровалась я, перебрасывалась парой фраз, сверкала белоснежной улыбкой, смеялась и принимала комплименты. Улыбаться и быть коммуникабельной — одни из главных качеств модели. «Лапуля, если ты хочешь добиться большего, одной красивой мордашки мало. Умей превращаться в хамелеона. Чтобы тебя заметили, нужны мозги и хорошо подвешенный язык». Фразу фотографа Роберто во время первой фотосессии я запомнила навсегда. В итоге мы подружились и тесно общались. Делать то, что тебе говорят, быть разной — это главное. Люди думают, что модели глупые, но это не так. Многие знают несколько языков, имеют высшее образование и не одно. Я, например, в совершенстве владею французским, так как Франция стала моим домом, бегло говорю по-испански. Это сложная профессия, требующая полной отдачи, времени и сил. Кто хотел занять достойное место «под Солнцем», должен отчаянно бороться за него, потому что в этом бизнесе могли перегрызть глотку любому.

Я лавировала между гостями, перескакивая с одного языка на другой. Когда в баре налили мартини, я обвела глазами помещение. Энди нигде не было видно. И где это она ходит? Энди Коллинз уже больше двух лет считалась моим менеджером и одновременно хорошим, верным другом.

Пока я сканировала зал, глаза остановились на высоком мужчине. Он стоял в окружении людей, о чем-то увлеченно с ними беседуя, и все внимательно его слушали. Среди девушек я увидела Джо, и мое лицо чуть не скривилось. «Нельзя… На тебя же смотрят!». Я «надела» равнодушную маску и продолжила наблюдение.

Джо также являлась моделью IMG, мы пришли с ней в этот бизнес одновременно, вместе участвовали на кастингах, показах и часто пересекались на различных тусовках. Она славилась ужасным характером и крутым нравом. Я ее называлашлюшкой Джо, потому что она таковой и являлась. Коротко и ясно. Мы друг друга не переваривали. Думаю, она дала мне то же прозвище.

Я пила мартини небольшими глотками и поглядывала в сторону того мужчины. Интересно, кто он? Раньше я не встречала его на вечеринках, а это тоже считалось моей работой: светить лицом и обращать на себя внимание. Роскошный костюм, черные блестящие туфли, дорогие часы — от него так и веяло изысканностью и уверенностью. Темно-каштановые волосы уложены волосинка к волосинке — он однозначно в моем вкусе. Незнакомец стоял в профиль, в руках держал стакан с янтарной жидкостью, скорее всего, виски. Такие, как он, предпочитают именно этот напиток. Мужчины в костюмах, да еще такой комплекции — а он явно держал себя в форме — моя слабость. Интересно, какими духами он пользуется…? И какой у него голос…?

Пока я делала «рентген» своей «жертвы», даже не заметила, что тоже превратилась в «жертву». Взгляды встретились, и между нами пробежала искра — знакомая химическая реакция. Что ж, он оправдал ожидания: мужественное, немного загоревшее лицо, карие глаза и скульптурные губы (мне не нравятся пухлые губы у мужиков, от таких экземпляров кидает в дрожь). Но тут именно то, что надо.

Никто из нас не собирался разрывать зрительный контакт. Очень заманчиво. Мне хотелось поиграть с ним, узнать, что он за фрукт. Я достала оливку, плавающую на дне бокала, и облизнула ее. Не люблю их, но с мартини можно есть. Я предполагала, что его взгляд опуститься на губы, как это частенько прокатывало с другими представителями мужского пола. Но ничего подобного не произошло: он все так же смотрел в мои сверкающие хитрые глаза. Я едва улыбнулась и съела ее. На мужчин такие манипуляции действовали всегда опьяняюще. Этот же оказался крепким орешком, так даже интереснее. «Вешалка в красном платье», то есть Джо, что-то сказала ему на ухо. Она была высокой, даже выше меня, чем всегда гордилась и упоминала при любой возможности противненьким голоском (так и хотелось убить и отрезать длинный язык, который годился только для одного, и явно не для разговоров).

Джо прислонилась к нему, касаясь ярко накрашенными губами мочки уха. Гадость какая… Он все-таки отвел взгляд. Я тоже отвернулась и сделала еще глоток мартини. Тело требовало разрядки. Я не помню, когда у меня был последний раз секс. Еще в Нью-Йорке, наверное. И сколько же времени уже прошло?

— Мег, прости, Мину опять рвало, — услышала рядом возбужденный голос Энди.

— Что?

Подруга была вся на взводе. Ее рыжеватые волосы немного растрепались, а щеки приобрели красноватый оттенок. Да уж, не дай Бог я бы так выглядела…

— Мина. Ее выворачивало. Ты же знаешь, она вечно переживает… — объясняла Энди, но я остановила ее жестом. Обойдусь без «приятных» подробностей.

— Энди…

— Да-да, я молчу, — она, наконец, отдышалась и взяла с подноса бокал. — Тебе скучно, да? Это видно по твоему кислому лицу. Будь попроще, детка.

Я облизнула верхнюю губу и опустила глаза.

— Если кто-то увидит, что ты пьешь мартини, донесет Микаэлле, — сказала девушка, глядя на мой почти пустой фужер.

— Плевать! В моем желудке за день побывало только яблоко и пару виноградин! Я заслужила отдых и бокал дурацкого мартини, потому что пахала, как лошадь! — а разве нет? — Кстати, Джо трется с незнакомым типом, ты в курсе, кто он?

Энди посмотрела на небольшую кучку людей, за которой я пару минут назад следила.

— Пит Дикинсон, Леонардо Марвиони, Том Дженверс — три крупных акционера инвестиционной компании. Женаты, имеют любовниц… — перечисляла Энди имена и фамилии непонятных шишек и удивленно посмотрела на меня. — У вас разница в возрасте — лет двадцать минимум. Думала, тебе моложе нравятся…

Я быстро перевела взгляд, но незнакомца, заинтересовавшего меня, в той компании не оказалось.

— Пойду в туалет.

Я поставила пустой бокал на поднос и направилась в сторону уборных, минуя гостей и поглядывая по сторонам. Загадочный мужчина растворился, словно мираж. Зашла в просторное помещение и посмотрела в зеркало, улыбнувшись своему отражению. Отлично. Идеальная кожа с бронзовым оттенком, блестящие после мартини зеленые глаза, прямой нос и чувственные земляничного цвета губы, которые я сразу облизнула. Надо их немного подправить бесцветным блеском — и все. Закрыла клатч, гармонировавший с золотистыми босоножками, и вышла в коридор.

Ресторан находился в удобном месте с хорошим видом на город и славился своей галереей с пионами, а я их очень любила, поэтому направилась на второй этаж, чтобы полюбоваться цветами и городом. Здесь было значительно тише и спокойнее. С балкона можно увидеть сверкающую в огнях Эйфелеву башню, потрясающее и завораживающее зрелище. Я облокотилась на гладкую светлую поверхность мраморных перил и вздохнула. Вечером уже не так тепло, как днем, тем более, осень давала о себе знать. Я смотрела на башню и размышляла, но даже не почувствовала, что мое одиночество кем-то нарушено. Постаралась сделать невозмутимое лицо, хотя рядом со мной стоял ОН, а в голове роилась уже куча мыслей: вблизи он еще красивее и от него чертовски приятно пахнет, у него длинные пальцы и хороший вкус…

— Как впечатление?

И СЕКСУАЛЬНЫЙ ГОЛОС! Низкий бархатный баритон. «Меган, тебе чертовски повезло. Ч-ч-ч-ч-чертовски».

— Я люблю Париж, — ответила я. — Тут особая атмосфера…

— Я спрашивал не о городе, — мягко перебили, вводя в легкое замешательство.

Повернула слегка голову и встретилась с ним глазами. Две черные бездны смотрели, словно в самую душу, и нельзя спрятаться, спастись, отвести от них взгляда. Незнакомец вызывал странные реакции в теле, даже мысли путались. «Соберись, Меган!». Порыв ветра немного остудил лицо и кожу.

— Тогда о чем же?

— Минут двадцать назад ты занималась не созерцанием города, — сказал таинственный незнакомец, пристально разглядывая мое пылающее лицо.

Ах, вот о чем речь. Какое он произвел впечатление на меня? Неизгладимое, но я же не признаюсь в этом. Лучшая защита — нападение.

— Тогда у меня аналогичный вопрос, — склонила немного голову, не разрывая зрительного контакта с красивыми черными глазами, в которых отражались огни башни.

Губы мужчины дрогнули и превратились в легкую улыбку. Я уже не обращала внимания на то, что сейчас немного прохладно, а на мне только открытое бирюзовое платье. Взгляд угольных глаз и чувственная улыбка разжигали в теле огонь, пожар, который срочно требовалось потушить. И я знала один действенный метод…

— Могу сказать, что приятно впечатлен, а удивить чем-то меня очень сложно.

— Неужели, — протянула в ответ. Внутри все ликовало. Значит, наша симпатия с этим красавчиком взаимна.

Он облокотился о перила. Черные глаза опустились на мои губы, шею, грудь, ноги и вернулись на покрасневшее лицо. Такой откровенный и обезоруживающий взгляд смущал. Румянец и я — несовместимые вещи, но этот мужчина делал что-то невероятное, когдатаксмотрел. Казалось, он раздевал только одними глазами, оставляя совершенно обнаженной.

— Думаю, ты знаешь, какое впечатление производишь на мужчин.

— Меня интересует мнение только одного на данный момент, — непроизвольно выскользнула мысль наружу без моего ведома.

Когда эта фраза вырвалась, я стала ненавидеть себя за то, что привычка «сначала говорить, а потом думать» сыграла со мной злую шутку именно сейчас. Взялась рукой за холодные мраморные перила и облизнула пересохшие губы. Да что со мной творится? Как школьница, ей Богу! Нос уловил запах мускуса, ванили и жасмина, а шею обдало горячим дыханием.

— Seulement une jeune fille m'intéresse maintenant*, — прошептал он идеально по-французски. (с франц. Меня тоже интересует на данный момент только одна девушка).

Вас когда-нибудь соблазняли одними словами? Со мной это произошло впервые. Я даже перестала дышать. Он отстранился, расстегнул пиджак и накинул мне на плечи.

— Кажется, ты замерзла.

Вовсе я не замерзла. Я вся пылала, черт возьми! И пожар сейчас полностью поглотит напряженное до предела тело!

— Спасибо, — смущенно пробормотала я.

На какое-то время мы замолчали. Я собирала мысли в кучу, потому что после его слов в голове творился полный хаос. Ну и ну. На меня еще никто так не действовал опьяняюще, как он.

— Тебе нравится Париж, но ты не француженка, — прервал внутренние копания бархатный голос.

— Я родилась в Лондоне, но в Париже часто бываю по работе, — ответила и немного расслабилась. Сейчас самое главное — успокоиться и взять себя в руки. За десять минут, находясь рядом с ним, я превратилась во влюбленную дурнушку.

— Значит, вот откуда английский акцент, — незнакомец улыбнулся и с любопытством посмотрел на меня.

— Да, я пятнадцать лет прожила в Лондоне. Но у вас чистый американский говор, — я мельком взглянула на него.

— Я родился в Нью-Йорке. И, пожалуйста, говори «ты».

Я улыбнулась и провела рукой по мягкой ткани пиджака.

— Ладно. Ты тут на отдыхе или…?

— Я здесь… по работе, скажем так.

Мы стояли рядом и смотрели на ночной Париж. Где-то сигналило такси, откуда-то доносились голоса прохожих, вечеринка была в самом разгаре, и слышалась музыка. Как хорошо, что сюда еще никто не пришел и мы одни…

— Меган? Я везде тебя ищу, — услышала голос Энди и чуть не чертыхнулась. Очень вовремя. Она уставилась на нас, и бледные щеки покрылись румянцем.

— Что-то случилось? — спросила я, стараясь не показывать недовольства. Не могла она найти меня чуть позже… через час или два?

— Нет, мы собираемся ехать. Ты с нами или… или доберешься сама? — ее глаза лихорадочно бегали, ни на чем конкретно не останавливаясь.

Конечно, мне хотелось остаться здесь рядом с ним, но усталость давала о себе знать.

— С вами, — ответила я и посмотрела на незнакомца. — Пока. Спасибо… за разговор.

— И тебе. До встречи, — сказал он загадочно, и уголок красивых губ поднялся.

Прозвучало это многообещающе, но я уже шла за Энди, чувствуя на себе пронзительный взгляд глубоких черных глаз.

Глава 2

Париж, Франция

Сексуальное или половое поведение человека (от лат. sexus «пол») — совокупность психических реакций, установок и поступков, связанных с проявлением и удовлетворением полового влечения человека.

В комнате царил полумрак, только через прозрачные занавески падал свет луны и освещал небольшое помещение. Я сидела в кресле, на коленях лежал пиджак — совсем забыла его отдать. Как так получилось…? Хотя, ничего удивительного: мозги совсем расплавились, и функция «Думать» отключилась, пока я находилась под чарами черных глаз.

Я водила ладонью по мягкой ткани и смотрела задумчиво в окно. Пальцы наткнулись на карманы. Засунула руку в один из них и нащупала плотную бумагу. Включила светильник возле кровати и развернула аккуратно сложенный листок.

«Le Bristol. Номер 1110».

Я прочитала это несколько раз подряд. Случайность или судьба? Забытый пиджак, записка, и мы жили в одном отеле, что казалось невероятным. Я еще раз пробежала по листку глазами. Значит, он хочет встретиться. Судорожно вздохнула и прошлась по комнате, вышла на балкон, чтобы успокоиться и подышать свежим воздухом. Что же делать? Мне безумно хотелось его увидеть. Нет, не только увидеть. Мне безумно хотелось этого мужчину. Решение было принято. Я зашла в комнату, взяла пиджак и вышла из номера.

Через пять минут уже стояла напротив дверей и смотрела на цифры 1110. По телу пробежала волна предвкушения, адреналина. Сделала глубокий вдох и постучала. Через минуту дверь открылась, и я увидела знакомое лицо. Взгляд сразу же остановился на голом участке кожи, так как рубашка была расстегнута, а несколько прядей выбились и падали на лоб. Черные, как уголь, глаза встретились с робкими зелеными — он не был удивлен. Мужчина отступил в сторону, пропуская, я зашла и закрыла дверь. Теперь волнение давало о себе знать. Отвела взгляд и посмотрела на картину. Я смотрела куда угодно, только не на него. Надо успокоиться, успокоиться… «Расслабься, Меган, ты же не маленькая девочка уже. Это твой осознанный выбор, сама пришла к нему».

Он сделал шаг и заполнил пространство собой. Волна феромонов, исходящая от него, накрыла сознание. Я чувствовала всеми частями тела, которое покалывало от желания. Сильные мужские руки коснулись моих плеч, и пиджак через секунду упал на пол. Затаила дыхание и подняла на него глаза. Пальцы скользнули по щеке, шее, ключице, плечу и застыли возле тонкой лямки. Стук моего сердца оглушал затуманенный рассудок: оно билось как сумасшедшее. Дыхание стало прерывистым: легким явно не хватало воздуха, который накалился вокруг нас. Звук застежки — и платье мягкими волнами окутало ноги. Я стояла в одном белье, чулках и туфлях. Взглянула в его поддернутые страстью глаза, где бушевала гамма чувств, уверено обвила шею руками и впилась в манящие губы.

Я будто задыхалась.

Между нами проскакивали чертовы разряды.

Это не был легкий и нежный поцелуй, нет. Страстный и неистовый, сметающий все на своем пути. Все барьеры и преграды. Ураган. Торнадо.

Я, привыкшая, что мужчины сначала ублажают, устраивают прелюдию и потом переходят к активным действиям, сейчас будто обезумела.

Он властно обхватил меня и быстро расстегнул лифчик. Пальцы так дрожали, что я не могла снять с него нормально рубашку и нетерпеливо дернула за тонкую ткань: пуговицы со звонким стуком упали на пол. Он подхватил меня под бедра, двигаясь в сторону комнаты, и через несколько секунд я оказалась под ним на кровати, изнемогая от желания. И его горячие великолепные губы… Кажется, я сходила с ума… Они творили что-то невероятное на теле и выводили разные узоры. Пальцы зарылись в мягкие каштановые волосы, немного оттягивая. Он поднял глаза и прищурился. Ладони медленно развели мои ноги в стороны и вернулись к брюкам, расстегивая ширинку. Я задыхалась под черными глазами, готовыми полностью поглотить. Он пробежался пальцами верх по бедрам и обратно, поглаживая, дразня, и медленно снял трусики. Я издала протяжный стон, чувствуя, как он резко оказался во мне, заполняя. Закусила до боли губу и прерывисто выдохнула.

Нет, это точно другая реальность. Я закрыла глаза и откинула голову на подушки, делая глубокие вдохи и хватая руками простынь. Его пальцы зарылись в мои волосы, а требовательные губы распаляли тело до критической температуры. Он прикусывал и водил кончиком языка по коже, целуя шею, мочку уха, ключицу, провел дорожку вниз, облизывая и покусывая торчащие соски, и спустился к животу. Я обхватила его ногами за бедра, прижимаясь влажным телом. В голове промелькнула мысль, что при такой температуре люди не живут, но это всего лишь на миг… Наши пальцы переплелись, темп увеличился. Уже чувствовала подступающую волну, готовую накрыть с головой, но он специально замедлился. Я шептала что-то бессвязное, хныкала, чтобы он продолжил, потому что это напоминало ужасную пытку. Наплевать, как это сейчас выглядело, мне надо больше. Почти с мольбой взглянула на него: глаза прищурены, рот немного приоткрыт. Он наслаждался моими терзаниями, потом сделал резкое движение, и от неожиданности я вскрикнула. Потом еще… И еще раз… Снова балансировала на грани сумасшествия, еще чуть-чуть — и утону, взорвусь, разлечусь на тысячу мелких осколков, как космическая пыль. Он продолжал круговые рванные движения, а я сильнее сжимала ногами его бедра, впиваясь ногтями в спину. Близко, совсем близко. Сильная волна оргазма накрыла тело, таявшее от блаженства. Внутри все пульсировало и сжималось, грудь тяжело вздымалась, в голове — полная каша. Он сделал еще пару движений и остановился, выходя из меня. Ноги дрожали и превратились в желе. Матрац прогнулся, раздался звук застежки, и шаги.

Я лежала, прикрыв глаза, и восстанавливала дыхание. Тело было липким от пота и не только… Между ногами горело, как и внизу живота. Балконная дверь открылась, и кожу обдало прохладным воздухом. Я поднялась и на ватных ногах вышла следом за ним. Он стоял в одних брюках и курил, устремив взгляд куда-то вдаль. Обняла сзади и поцеловала холодную спину. Ладони гладили упругую грудь, живот с кубиками пресса и спускались ниже. Он напрягся, медленно развернулся и выдохнул сигаретный дым в лицо. Наши губы снова слились в поцелуе со вкусом виски и никотина. Попятилась и потянула его за собой в комнату, чтобы вновь почувствовать умелые руки и желанные губы. Я хотела забыться под всепоглощающим темным взглядом и пропасть в другой реальности.

***

Открываю глаза и сонно смотрю на мужское лицо. Пару раз моргаю и вспоминаю прошлую ночь.

Прошлая ночь… Она была восхитительной.

Он спит, а я разглядываю его. Умиротворенный. Каштановые волосы совсем растрепались, падают на лоб и глаза. Чувствую искушение и потребность погладить, снова зарыться в мягкие пряди, как ночью. Вздыхаю и оглядываю комнату: ее заливает мягкий солнечный свет. Сегодня в Париже еще один чудесный и теплый денек. Осторожно убираю руку, которая покоится на моей талии, и поднимаюсь на локти. Все тело ноет, напоминая о том, что происходило несколько часов назад на этой кровати, и не только на ней… Останавливаю взгляд на комоде, стенке, кресле и прикрываю глаза. Никогда не чувствовала себя такой… такой удовлетворенной, полностью расслабленной и наполненной. Смотрю на мужчину, спящего мирно рядом.

Не знаю, сколько я просто сижу и любуюсь им, но вспоминаю, что сегодня самолет в Нью-Йорк. Утром. Тихо выругиваюсь и встаю. Ноги и тело ужасно болят, но я продолжаю ходить на цыпочках и собирать вещи. Трусики, лифчик, платье, чулки, туфли — одежда валяется по всему номеру. Натягиваю бархат на голое тело и обуваю лодочки, кидая взгляд на кровать. Иду в сторону дверей, тихо закрывая их. Я так и не узнала его имени и, скорее всего, не узнаю.

Захожу в свой номер и быстро ищу телефон. 8:12. Я облегченно выдыхаю и сажусь на кровать, кидая рядом белье. Наш рейс в 10:54, так что волноваться не о чем. Стягиваю платье и плетусь в душ, а когда выхожу, раздается стук в дверь. Первая мысль, которая мелькает в голове — это ОН. Пульс учащается, и я пару секунд стою среди комнаты, не двигаясь. Наконец, иду открывать, но это всего лишь Энди. Всего лишь…

— Доброе утро, — говорит она и оглядывает меня с ног до головы. — Какая-то ты…

— Какая?

Подруга жмет плечами и входит в номер. Закрываю за ней дверь, выглядывая в коридор при этом. Но там никого нет. Что ж… ладно.

— У тебя есть тридцать минут, и мы будем выезжать, — произносит девушка, садясь на диван. Энди кидает взгляд на идеально застеленную кровать, «следы преступления» и переводит его на меня. Падаю в кресло и закидываю ногу на ногу, делая невозмутимое лицо.

— Кажется, у кого-то ночь удалась, — протягивает подруга.

— Не понимаю о чем ты, — бормочу, глядя на свои ногти. Ногти, которые пару часов назад царапали ЕГО кожу… Отгоняю не прошеные мысли.

Энди фыркает, но ничего не говорит, поднимает трубку и заказывает завтрак.

— Апельсиновый сок… нет, — она кидает на меня взгляд, и я вопросительно выгибаю бровь. — Кофе и покрепче, — продолжает подруга, но я показываю ей язык. — Круассаны и омлет с беконом. Да, спасибо.

Энди кладет трубку и садится на диван. Я подсчитываю количество калорий, которые скоро будут в моем теле, и беру на заметку, что придется побегать и позаниматься, чтобы остаться в форме. Микаэлла еще та ведьма, если заметит хоть один лишний сантиметр и грамм — мне не поздоровится. Жаль, что нельзя будет сжечь калории как этой ночью. Очень хороший способ. Вскоре приносят завтрак, и я понимаю, что очень голодна. Проглатываю его за пару минут, и на губах расцветает счастливая улыбка — первая нормальная еда за двое суток.

— Собирайся, мне надо проверить других.

Еще немного — и я буду в Нью-Йорке. Это последний день в «городе влюбленных». Беру чашку с кофе и выхожу на балкон, вдыхая теплый и приятный воздух, который ласкает лицо. Все, что было ночью, останется в Париже. Всего одна ночь. В голове сразу начинают мелькать образы, картинки, но я быстро прогоняю их. «Это всего лишь одна случайная ночь, Меган, не в первый же раз. Только секс, не более. Ты должна просто выкинуть это из головы». Я допиваю кофе, смотрю на Эйфелеву башню и захожу в номер.

Через сорок минут уже шагаю по аэропорту и качу за собой огромный чемодан. Рейс через сорок пять минут. Наша группа состоит из десяти девушек моделей и троих сотрудников из компании IMG. Мы проходим досмотр и идем в сторону трапа, поднимаемся в салон и занимаем свои места. Энди садится рядом со мной, но я затыкаю уши наушниками и прикрываю глаза, хотя спать вовсе не хочется. Не важно. Я просто хочу отключиться. Вскоре стюардесса объявляет о том, что наш самолет взлетает и будет в Нью-Йорке через семь часов восемнадцать минут. Он набирает высоту, а я смотрю в иллюминатор сквозь облака. Париж остается внизу небольшим пятном. И где-то там — ОН. Отворачиваюсь и прибавляю звук на айподе.

«В ту ночь, когда я положила на тебя глаз, япочувствовала, что земля уходит из-под ног, занервничала, когда ты посмотрел на меня, а ты знал, что сказать…»iiO — Rapture (Bolier remix)

Глава 3

Нью- Йорк, США

Говорят, есть такая связь на свете, что не важно, сколько раз ты её разрываешь. Вы все равно встретитесь.

«Мальчики краше цветов» (Kkotboda namja)

Месяц спустя

— Мистер Берфорт, к вам мистер Дайвиани.

— Пусть войдет. И принеси нам два кофе, Саманта.

— Хорошо, мистер Берфорт.

Я нажал на кнопку коммуникатора и откинулся на спинку кресла. Через десять секунд в мой кабинет вошел Маркус. Он был моим давним другом и партнером: высокий, немного худощавый, с темно-русым жестким ежиком на голове. В Дайвиани текла итальянская кровь, и он использовал в своем лексиконе итальянские словечки — чаще всего ругательства. Друг сел на кожаный черный диван и улыбнулся.

— Ты снова пропустил партию в теннис.

— В последнее время много дел.

Это правда. Открытие нового отеля в Испании требовало полной отдачи. К тому же, был подписан контракт на строительство ресторана в Монако — работа в Европе шла полным ходом. Единственное, что я делал все время, так это бегал по утрам. Пробежка являлась неизменной частью моего дня.

Маркус взял в руки какой-то журнал, лежащий на стеклянном столике, и начал листать.

— Надеюсь, ты не забыл, что будет на этих выходных? — пробормотал он, бездумно переворачивая страницы.

Я забыл.

— И что будет на этих выходных?

Дайвиани оторвался от чтения на пару секунд и затем снова вернулся к своему «увлекательному» занятию.

— Мой. День. Рождения, — выделил он каждое слово.

Точно. Совсем вылетело из головы.

— «Cielo». Восемь вечера, — твердо произнес Маркус и взял в руки другой журнал. Он всегда так делал, когда приходил в мой кабинет: читал прессу только здесь. Я быстро пометил в телефоне время, место и поставил напоминание. Надо сказать еще Саманте насчет подарка.

— А она ничего, да? Как тебе?

Маркус ткнул длинным пальцем в глянцевую обложку. На меня смотрели знакомые зеленые глаза. Это лицо я бы точно не забыл. И эти губы тоже…

— Кто она? — чуть резче, чем следовало, спросил, разглядывая фото. Прошел ровно месяц с той ночи в Париже. Ровно месяц, как я проснулся один и не обнаружил даже записки. Она просто сбежала. Девушка, с которой было, действительно, хорошо. В ту ночь мы не сказали друг другу ни слова, хотя тогда они казались лишними.

— Да ладно, Крис, не смеши меня, — хмыкнул Маркус и провел по обложке пальцем, обводя ее лицо. Челюсти напряглись, но я взял себя в руки. — Эту крошку многие знают и хотят. Меган Миллер, модель IMG.

— Ты с ней знаком?

Маркус бросил журнал на стол и положил руку на спинку дивана. В дверь постучались, и зашла Саманта, неся поднос с кофе. Дайвиани кинул на нее взгляд (как всегда, он не мог пропустить ни одной юбки) и улыбнулся.

— Саманта, ты делаешь лучший кофе в Нью-Йорке.

— Спасибо, мистер Дайвиани, — пробормотала моя секретарша, и ее щеки покраснели. Она поставила передо мной чашку и быстро вышла из кабинета.

— Ты же не спал с ней? — спросил Маркуса, глядя исподлобья.

Он фыркнул, сделал пару глотков и скривился, а я не выдержал и рассмеялся, смотря на его забавное выражение.

— У тебя есть что-нибудь покрепче? — спросил друг и поставил чашку на столик.

Я кивнул на мини-бар в стене. Маркус достал бутылку с ликером и плеснул немного в фужер.

— Так ты знаком с ней? — повторил свой вопрос. Я старался не думать о ней месяц, и вот она снова напомнила о себе. Дайвиани удивленно поднял бровь.

— О ком ты?

— Меган Миллер, — нетерпеливо объяснил ему.

Он сел обратно на диван и покачал головой.

— К сожалению, нет. Но она любительница разных тусовок.

Я больше не задавал вопросов, чтобы Маркус ничего не заподозрил. Вскоре он ушел, а я встал и подошел к столику: с обложки улыбалась Меган. Пролистал журнал и начал рассматривать ее: идеальное тело с плавными формами, длинные и блестящие, как смоль, волосы, красивое лицо с яркими глазами-изумрудами и чувственные губы цвета земляники. Меган Миллер была невероятно красива, и мне хотелось еще раз увидеться, а может, и не раз. Эта девушка впечатлила еще в Париже, когда смотрела прямо в глаза и облизывала оливку. Я сел за стол и попросил Саманту позвать Тома, начальника службы безопасности. Он зашел через несколько минут. Я положил перед ним журнал.

— Мне нужна вся информация о ней, — кивнул на обложку, где было фото Меган.

— Хорошо, мистер Берфорт, сделаем, — сказал Том.

Спустя два часа папка с досье лежала на столе. Я открыл и начал читать.

Меган Миллер. Двадцать лет. Родилась в Лондоне 10 апреля 1996 года. Мать — Сара Миллер. Работает поваром в школе. Имя отца неизвестно, растила дочь самостоятельно. Братьев/сестер нет. В четырнадцатилетнем возрасте Меган Миллер подала портфолио в одно из известных лондонских модельных агентств, и уже в шестнадцать с ней подписали контракт IMG. Выделялась своей яркой внешностью и обладала задатками будущей супермодели. На данный момент — считается одной из востребованных и высокооплачиваемых моделей. С шестнадцати проживает самостоятельно в Нью-Йорке на ***. Контактный телефон ***. Постоянного партнера нет, но в дружеских отношениях с французским фотографом нетрадиционной ориентации Роберто ди Вуа и менеджером IMG Энди Коллинз.

***

В то же время в Нью-Йорке, США

Я сидела в офисе IMG, меня вызвала Микаэлла. Она являлась главным агентом, ответственной за нас, моделей, и когда звала к себе, можно было ожидать всяких сюрпризов. Ничего хорошего это не сулило точно. Рядом со мной сидела Энди, кажется, она переживала даже больше меня. Наконец, секретарь сказала, что нам можно войти. Я поднялась и зашла в кабинет, Энди закрыла за нами дверь. Микаэлла сидела за огромным столом и что-то писала. В модно обставленном кабинете царил идеальный порядок. Я села в одно из светло-кремовых кресел и посмотрела на нее. Микаэлле уже было за сорок, но по ее фигуре и лицу это не заметно — бывшая модель знала, как ухаживать за собой: светлые волосы убраны в пучок, легкий макияж, темно-серый костюм и дорогие, но неброские украшения. Микаэлла Хейз являлась эталоном элегантности. Наконец, она посмотрела на нас и отложила бумаги.

— Энди, ты знаешь, где весы и сантиметр, — сказала жестко женщина. У нее был низкий грудной голос. Диктаторский. Я подавила желание закатить глаза. Энди быстро встала и засуетилась.

— Раздевайся, — сказала Микаэлла. Я послушно встала и стянула с себя короткое шерстяное платье и длинные замшевые сапоги, оставаясь только в чулках и светлом белье. Микаэлла подошла ближе и нависла надо мной, как коршун над своей добычей. Я встала на весы, и вся краска сошла с побледневшего лица. Прибор показывал, что я набрала два лишних килограмма. Катастрофа.

— Что это? — каркающим голосом спросила Микаэлла.

Вздохнула и подняла на нее глаза. «Ведьма» стояла, сложив руки на груди, и уничтожала взглядом, словно я ничтожный микроб.

— Лишний вес.

— Повтори, — сказала она, и глаза-льдинки блеснули.

— Лишний вес, Микаэлла.

— И что происходит с теми моделями, которые не следят за собой?

Первое правило, когда заходишь в этот кабинет: никогда не спорь. Ты должна молча проглотить все дерьмо и промолчать, либо сделаешь хуже себе.

— Их выгоняют из агентства, — пробормотала я.

Персиковые губы превратились в тонкую линию.

— Именно. Ты хочешь этого?

— Нет.

— Ты думаешь, если сейчас востребована, можешь есть и пить, что заблагорассудится!? — повысила голос мегера. Голубые глаза с презрением воззрились на меня, ухоженные брови сошлись на переносице от негодования.

— Нет.

— Ты не стандарт, — выплюнула Микаэлла, а для модели это было равносильно пощечине. — Тебя взяли только из-за внешности и идеальных параметров, так как это редкость, но ты ведешь себя, как пожелаешь. Ты даже не супермодель и лицо компании, и не факт, что станешь. Ты никто. Поэтому сними корону и запомни: эта профессия очень хрупкая. Сегодня тебя хотят все, а завтра ты никому не нужна и тебя выкинут, словно мусор. Ничтожество. Из-за двух набранных килограммов.

Идеальное лицо без единой морщины наклонилось еще ближе, и ведьма прошептала:

— Хочешь стать мусором, Меган?

Нервы были натянуты, словно струны, но я процедила сквозь зубы:

— Нет.

Персиковые губы Микаэллы искривились в ехидной улыбке, и она удовлетворенно сказала:

— Хорошо, что ты такая понятливая, Меган.

Затем Хейз взяла у Энди сантиметр и измерила мои параметры. Два килограмма никак не отразились на теле. Хотелось вздохнуть с облегчением, но я «держала лицо» до конца.

— Отлично, — она откинула сантиметр и села за свой стол. Я все еще стояла посреди кабинета в одном белье и чулках, ожидая приговора.

— У тебя есть неделя, чтобы скинуть лишний вес, — сказала Микаэлла и начала щелкать мышкой. Я ей была уже неинтересна. — Если этого не случится, ты не попадешь в следующем году на Неделю моды. Жду через неделю, Меган.

Я судорожно сглотнула и быстро оделась.

— До свидания, — пробормотала и вылетела из этого «ада». Энди семенила за мной. Мы вышли из IMG, и я, наконец, облегченно выдохнула.

— Сучка.

— Но ты хорошо держалась, — сказала подруга, мы шли по шумной улице. — Не зря я предупреждала о Микаэлле: лучше проглотить все дерьмо, которое выливает, иначе потом она просто тебя сгноит, если будешь перечить.

— Мне нужно срочно выпить, — вздохнула и надела солнцезащитные очки. Сегодня погода на удивление радовала, хотя совсем недавно еще шли дожди.

— А как же два килограмма, которые надо скинуть за неделю? — спросила Энди.

— Ты же знаешь, что я их скину.

Мы как раз зашли в магазин, и я направилась к рядам с алкоголем. Надо поднять настроение и согнать стресс после этой «Круэллы де Виль»*. Я подошла к кассе, и пока ждала своей очереди, взгляд наткнулся на стеллаж с прессой. С обложек журналов смотрели темно-кофейные, почти черные, глаза. ЕГО глаза. Я подошла ближе и взяла журнал в руки. Заголовок известного глянца гласил: «Крис Берфорт. Правила успешного человека».

— О-о-о, надо тоже купить парочку журналов, — оторвала меня от мыслей Энди. Я вернулась вместе с ней к кассе.

С бутылкой мартини и журналом в руках.

Недавно я купила квартирку в Сохо, теперь не приходилось делить одну комнату на двоих, а то и троих с кем-то, как это бывало раньше. Мой теперешний доход позволял жить отдельно и иметь свой уголок. Квартирка была небольшой, но уютной. Я открыла дверь и прошла сразу на кухню, доставая из холодильника фрукты и оливки для мартини. Энди устроилась на барном стуле и с интересом наблюдала за мной. Ее рыжие волосы были завязаны в пучок на макушке, а на носу красовались очки в модной оправе. Я поставила перед ней бокал и фрукты, а сама залпом осушила свой.

— Сейчас день, а ты уже пьешь, — сказала подруга и сделала пару глотков. Я налила себе еще и села рядом, разглядывая ЕГО фото. Светлая рубашка подчеркивала идеальное тело, пряди темно-каштановых волос падали на лоб, а руки — в карманах серых брюк. Энди наклонилась поближе и хмыкнула. Я подняла глаза и вопросительно посмотрела на нее.

— Крис Берфорт. Двадцать шесть лет. Красавчик, холостяк, миллиардер, — последнее слово она выделила. — Имеет сеть ресторанов и отелей. Кстати, в Париже мы были в ресторане, которым владеет именно он.

— Да ты ходячая Википедия, Энди, — пробормотала я и взяла оливку.

— Главный офис компании находится в Нью-Йорке на Уолл-Стрит, а он живет в пентхаусе в Верхнем Ист-Сайде, — продолжила рассказывать подруга.

Я удивленно посмотрела на нее.

— Ты и такой информацией владеешь?

Она кинула в рот пару виноградин и покосилась на меня.

— Ты что, не знаешь его?

— Н-нет, — быстро ответила я и допила мартини. — Конечно, не знаю. С чего бы мне его знать…

— Он не фанат светить личной жизнью на публике, но многие журналы любят писать о нем. Его состояние за семь лет выросло так, что он в том году вошел даже в список Forbes самых богатых людей мира. Так что представь, какая за ним охота среди женского пола.

Я задумчиво смотрела на его фото. Ну да, красивый, успешный, холостой… Убрала журнал в сторону, и подперла щеку рукой.

— На следующей неделе Монако и Роберто, — сказала Энди и достала планшет. — Джо тоже там будет.

— Энди, не порть настроение… — вздохнула я.

— Просто хотела заранее тебя предупредить, — сказала подруга, глядя в планшет. — Погода должна быть отличной…

Энди уходит, когда начинает уже темнеть.

Я убираю бокалы в посудомоечную машинку и иду в комнату. Переодеваюсь в шелковую ночную рубашку и укрываюсь одеялом. Открываю журнал и читаю интервью с Крисом Берфортом.

Уоррен Баффет — Крис Берфорт — ваши фамилии так похожи с американским инвестором. Часто говорят, что ваш залог успеха именно в схожести фамилий. Это так?

Думаю, глупо предполагать, будто фамилия как-то влияет на успешность человека. В первую очередь — это личные качества, которые развивает в себе каждый из нас.

И какими же качествами должен обладать человек, чтобы стать успешным?

Трудолюбие. Если вам не нравится работать, и вы не любите дело, которым занимаетесь, никогда не добьетесь того, чего желаете. Целеустремленность. Если у вас нет цели, которой хотите достигнуть, о чем тогда вообще говорить. Вам не упадет просто с неба миллион долларов, и если думаете «авось повезет», я вас разочарую — такого не бывает. Ставьте цель и добивайтесь ее постепенно. Не получилось сразу, ищите какие-то выходы и пути решения. Развивайте себя и свой кругозор. Сейчас молодежь думает о том, что образование не важно, но, чтобы что-то знать и уметь, оно еще понадобится, и не раз. Если не желаете всю жизнь проработать официантом/продавцом/уборщиком и мечтаете о большем, учитесь и получайте знания. Читайте литературу. Я не имею в виду художественную, а говорю о книгах, которые чему-то вас научат и помогут. Но читать просто книги — это само собой.

Вы тоже начинали с нуля без чьей-либо помощи. Когда поняли, чему хотите посвятить жизнь?

Да, именно так. У меня была страсть к чертежам, планировке и строительству, когда я учился в университете. С этого все началось. Также мне помогал мой друг и партнер Маркус Дайвиани. Он и сейчас дает дельные советы.

Есть у вас пример для подражания? Восхищаетесь ли кем-то?

Я думаю, многим надо ставить в пример Билла Гейтса. Он, действительно, удивительный человек, который, можно сказать, перевернул мир в каком-то смысле. Гений с большой буквы. Таких, как он, очень мало.

Слышали когда-нибудь фразу, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина?

Да, кажется, это английская пословица.

Что думаете о ней?

О пословице? Думаю, в ней есть доля правды. Женщина может быть вдохновением и поддержкой для мужчины.

Но вы до сих пор холостяк, Крис. Не задумывались о семье, детях…?

Я трудоголик. Не так часто найдется время, чтобы просто расслабиться, а женщины — это хрупкие создания, как не крути. Им нужно внимание, забота. Конечно, у меня были женщины, но я бы не сказал, что любил кого-то, потому что работа всегда стояла на первом месте. Наверное, они это чувствовали, поэтому у нас ничего не получалось.

Спасибо, что нашли время, Крис. Успехов во всем.

И вам спасибо. Всего хорошего.

Я отложила журнал в сторону и посмотрела на потолок. Интервью взято уже после нашей встречи. Конечно, у него было множество женщин… И я — «одна из». Потянулась, выключила светильник и закрыла глаза. Он тоже — «один из».

*Круэлла де Виль — персонаж из м/ф «101 далматинец»

Глава 4

Нью-Йорк, США

Давай попробуем встретиться? Расстаться мы всегда успеем.

т/с "Секс в большом городе"

— Меган!

Я увидела лицо мамы на экране и улыбнулась. Мы созванивались только по скайпу, но из-за моей работы и переезда виделись редко. Это расстраивало: безумно не хватало наших разговоров, вкусной домашней еды, посиделок вечером за просмотром телевизора и разных развлекательных шоу. Я по ней очень скучала. Очень…

— Привет, мам, — помахала рукой в камеру.

— Как ты, дорогая?

— Все хорошо, мам, я на следующей неделе лечу в Монако, и, может, потом по пути заскочу домой на пару дней, — улыбнулась, глядя на родное лицо.

— Ох, это замечательно! Я так скучаю по тебе, детка, — ее голос дрогнул, и внутри у меня все сжалось. Ну вот, сейчас разревусь еще…

— Я тоже скучаю по тебе, мам, — вздохнула я.

— Ты хоть ешь? У тебя такое худое лицо…

Началось…

— Мам, я ем.

— Наверное, питаешься только воздухом… — бормотала мама.

— Ма-а-а-ам, не начинай.

— Ладно-ладно, просто я переживаю. Эта профессия не такая легкая, как кажется на первый взгляд.

— Я уже привыкла. Все нормально, — успокоила ее. — Как дела дома?

Она рассказывает о школе и своих подругах, с которыми иногда встречается.

Мы поболтали какое-то время, и я отключилась, закрывая крышку лэптопа. Телефон, лежащий рядом, зазвонил, но номер оказался неизвестным. На незнакомые номера никогда не отвечала, но тут сердце подсказывало, чтобы я все-таки нажала на зеленую трубку.

— Да.

— Ты всегда сбегаешь от мужчин, с которыми провела ночь? — услышала бархатный голос и чуть не выронила айфон из рук.

— Кто это?

Конечно, ясразу узнала ЕГО, но постаралась не выдать удивления.

— Странно, что ты не помнишь, ведь та ночь в Париже тебе понравилась. И ты просила еще и еще… Меган.

Я открыла рот от удивления.

— Что ты знаешь еще, кроме номера телефона? Номер банковского счета?

Смешок.

— Может быть. У меня хорошие источники информации.

— Всегда собираешь досье на женщин, с которыми спишь? — язвительно спросила мужчину.

— Только об одной. Раньше никто не сбегал от меня, все было как раз наоборот, — сказал он, явно улыбаясь при этом.

— Неужели? Значит вот, чем тебя можно удивить, — фыркнула. — Переспать и смыться. Как банально.

Он засмеялся, и по телу прошла волна мурашек — это только от его голоса и смеха. По телефону.

— Ты меня удивила не только этим. Махинации с оливкой тоже были впервые.

— Но ты не повелся.

— Просто я раскусил твой замысел, но он мне понравился, — сказал Крис, и я лукаво улыбнулась. — На самом деле, у меня к тебе есть предложение.

— Я заинтригована. Какое?

— Ты не занята завтра вечером?

Я провела краешком языка по верхней губе. Снова встретиться с ним? Почему бы и…

— Нет.

— Тогда я заеду за тобой в восемь вечера, — сказал Крис.

— Конечно же, ты знаешь мой адрес, — пробормотала в ответ, даже не удивляясь.

Он засмеялся и отключился, а я посмотрела на потухший экран и упала на подушки. Не могу поверить, что он позвонил мне. Прошел месяц, и вот мы снова встретимся, хотя раньше такого не случалось. Не было мужчины, который цеплял меня. Они казались одинаковыми, как бы это банально не звучало: одни и те же слова, действия, поступки… Я проводила с ними ночь, и на этом все заканчивалось. Но появился Крис Берфорт и решил изменить все. Посмотрим, что из этого получится.

***

Следующий день начался с пробежки. Спортивный костюм, бутылка с водой и наушники в уши (обязательно). Ближайший парк Вашингтон-сквер находился в нескольких кварталах от моего дома. Я прибавляю громкости и направляюсь туда. В ушах звучит известная песня Garbage «Push it». На обратном пути прохожу мимо «Бальтазара» и пускаю слюну от аромата, который витает в воздухе. Вкусная французская выпечка, которая под запретом. В уме уже подсчитываю количество калорий, если съем хотя бы что-то одно. Перед глазами сразу всплывает Микаэлла и ее слова: «Хочешь быть мусором, Меган?» Нет, спасибо. Лучше я съем гранолы и грейпфрут. Сходив в душ и перекусив, я беру такси и еду в спа-салон «MARIO BADESCU». Уход за лицом, телом и лучшие мастера своего дела — в «MARIO BADESCU». После спа отправляюсь в салон красоты «Pipino Nalita». Пока мои волосы превращают в шелк, и я сижу в кресле, балдею, над ухом раздается знакомый противный голос:

— Меган?

Сжимаю плотно губы и выдавливаю улыбку, поворачивая голову в ее сторону.

— Привет, Джо.

— Как дела с лишним весом?

— Все отлично, Джо. Спасибо, что переживаешь, — протягиваю и смотрю с отвращением на эту курицу. Новости распространяются о-о-очень быстро, к сожалению.

— Ты же знаешь, как сложно в этом бизнесе: набрала лишний килограмм — и тут же вышвырнули за дверь, — наигранно невинным голоском сказала Джо.

— Но тебе ведь это не грозит, — «мило» улыбнулась ей и ехидно добавила: — Ты плоская во всех местах.

Выражение на лице девушки сразу же меняется, и Джо чуть ли не капает ядовитой слюной на блестящую плитку, но как раз подходит один из стилистов и она, кидая на меня злобный взгляд, уходит.

— Шлюха плоскогрудая, — бормочу под нос, а стилист Викки издает смешок.

Домой прихожу довольная и с улыбкой на лице, разговаривая по телефону с Энди и рассказывая ей о встрече с Джо.

— Ладно-ладно, хорошо, ты уделала ее по всем фронтам. 1:0 в твою пользу, — говорит подруга, пока я захожу в свою комнату. — Кстати, как насчет куда-нибудь выйти? Сегодня суббота… суббота…

Рассказывать о Крисе Берфорте у меня пока нет желания, поэтому говорю первое, что приходит в голову:

— На самом деле, я думаю завалиться с какой-нибудь книжкой и поспать.

На пару секунд повисает тишина.

— Ты серьезно? В субботу? — недоверчиво протягивает Энди.

— Ну да, а что, сегодня был насыщенный день…

— То есть, хочешь сказать, что ты ИМЕННО сегодня «почистила перышки» для того, чтобы в итоге просто завалиться спать?

— Ты же знаешь, что я любительница массажа и всяких процедур, — бормочу, уже жалея, что вообще набрала Энди. Она напоминает Шерлока Холмса.

— Видимо Микаэлла очень тебя напугала, — захихикала в трубку девушка.

— Да, она хороший мотиватор, чтобы проходить мимо «Бальтазара», — смеюсь в ответ.

— Ладно, зануда, я, наверное, последую твоему примеру и тоже включу какой-нибудь фильмец, заварю какао и завернусь в одеялко.

— Мне нравится твоя идея.

— Тогда я отключаюсь. Пока, задница.

— Сама ты задница, — говорю уже потухшему телефону и открываю гардероб.

Вечная проблема девушек: нечего надеть. Шкаф ломиться от шмоток: нечего надеть. Даже, если ты эту вещь не носила — все равно нечего надеть. Я тоже отношусь к этому числу. Постепенно на кровати вырастает огромная куча одежды. Я сажусь в эту груду и перебираю платья, блузки, юбки… «И вообще, он даже не сказал, куда мы идем». Задумчиво смотрю на разноцветный хаос. Глаза останавливаются на черном платье, с прозрачным кружевным шлейфом. Кажется, я его еще не надевала. Включаю музыку и, пританцовывая, продолжаю сборы.

К восьми вечера удовлетворенно смотрю на себя в зеркало. То, что надо: черная ткань облегает тело, открывая плечи и руки, на лице вечерний макияж с золотистым и зеленым пигментом под цвет глаз, акцент на губы насыщенного земляничного оттенка (мой естественный цвет). Телефон звонит ровно в 20:00, и я хмыкаю.

— Да ты Мистер Пунктуальность, оказывается, — говорю в трубку.

— Я жду тебя внизу, — отвечает Крис, и в его голосе слышна улыбка.

Бросаю взгляд на свое отражение в зеркале и выхожу из квартиры.

Берфорт стоит возле черной матовой Audi R8. Подхожу ближе и восхищенно смотрю на машину и на НЕГО. Конечно, он неотразим: потертые выцветшие джинсы, светлая рубашка и спортивный пиджак — с нарядом я не прогадала. Крис улыбается и открывает дверь. В машинах матового цвета мне еще не приходилось ездить.

— Джентльмен.

Он садится рядом, и мы встречаемся глазами: оникс с изумрудом.

— Рад снова видеть тебя, Меган.

Его голос обволакивает, и температура в салоне становится на пару градусов выше, а я умоляю свое сердце не биться так часто.

— М-м-м… и куда мы поедем? — спрашиваю, отводя глаза.

— Скоро узнаешь, — улыбается Крис и заводит машину.

Нью-Йорк днем и Нью-Йорк ночью — это как будто два разных места. Когда опускаются сумерки, даже атмосфера меняется в воздухе — все утопает в огнях, город оживает и выглядит совершенно иначе.

«Нью-Йорк никогда не спит».

Мы едем по 8-ой авеню в сторону Вест-Виллидж. Крис включает тихо музыку, и мои глаза удивленно округляются.

— Я думала, ты слушаешь что-то типа классики, оперы. А тут ТАКОЕ… ого, вау-у-у… — закрываю рот рукой и смеюсь.

— Что? — он улыбается и тоже тихо посмеивается. — Я не могу слушать такую музыку?

Я откашливаюсь и наигранно серьезным тоном говорю:

— Ведешь себя как рок-звезда и глотаешь таблетки?* — цитирую слова из песни.

Он качает головой, а улыбка так и не сходит с его губ.

— Это просто песня, Меган. Я не любитель классики и оперы. В основном слушаю танцевальную музыку, электропоп, электронику, хип-хоп и rb.

— В любом случае, мне нравится. У нас схожие вкусы.

Ауди движется дальше в потоке машин и вскоре останавливается возле клуба «Сielo». На удивление, возле входа не так много людей, хотя сегодня суббота.

— Ты захотел потанцевать? — спрашиваю, когда Крис открывает дверь, и выхожу из машины.

— Идем, — он берет меня за руку, и мы направляемся к входу. Я уже не замечаю даже, что от его прикосновения сердце снова ускоряет свой ритм. Секьюрити кивает Крису и говорит:

— Добрый вечер, мистер Берфорт.

— Привет, Скот.

Скот, огромный шкаф (как и все охранники в клубах), жмет руку Криса и пропускает нас. Его всегда беспрекословно слушаются и подчиняются? Даже этот орангутанг смотрел с уважением. Тех, кого не пропускают, выкрикивают что-то вслед, но мы оказываемся уже в здании. Я отдаю свою кожаную курточку, и прохожу в зал. Все столики заняты, а на танцполе уже люди. Крис держит меня за руку и ведет куда-то в сторону. За столом сидит большая группа молодых людей, и когда мы подходим ближе, все поворачивают сразу головы. Парень с темно-русыми волосами поднимается и удивленно переводит глаза с Криса на меня.

— С Днем Рождения, Дайвиани, — Крис хлопает его по плечу и обнимает, а я удивленно таращусь. Что? Что это за фигня? У его друга день рождения и он притащил меня сюда, ничего не говоря? Именинник радостно смотрит и улыбается.

— Привет, с Днем Рождения, — подхожу ближе и жму руку. Как же неудобно, однако.

— Спасибо. Ребята, присоединяйтесь, в общем, — говорит Дайвиани, и мы усаживаемся за столик. Все удивленно смотрят в нашу сторону, но продолжают непринужденный разговор.

— Я тебя убью, — наклоняюсь к Крису. — Как ты мог не сказать, что у твоего друга день рождения?

— Перестань, — отвечает Берфорт и кладет ладонь на мою коленку. Я открываю рот, но чувствую, как из легких постепенно выкачивают воздух. Где делся кислород, черт возьми?!

— Лучше скажи, что будешь пить, — он откидывается на спинку дивана и продолжает выводить узоры на моей коже, которая сразу же покрывается мурашками.

Я делаю глубокий вдох и оглядываю сидящую за столом компанию, но они увлечены разговором и не обращают уже на нас внимания.

— Мартини, — отвечаю, поворачиваясь к нему.

— Ты пробовала кальвадос?

Я качаю отрицательно головой. Крис подзывает официанта и говорит:

— Бутылку «Boulard».

Парень кивает и растворяется в толпе, которая постепенно густеет. К нашему столику все время подходят незнакомые люди и поздравляют Дайвиани.

— И как зовут именинника? — спрашиваю и облокачиваюсь на диван.

— Маркус, — отвечает Крис, касаясь мочки уха. По телу сразу же проносится нервная дрожь.

— А тебя?

Мы встречаемся взглядом, и уголок его губ ползет вверх, как и рука по моей ноге.

— Ты же знаешь, — Берфорт наклоняет набок голову и пробегает по мне глазами.

Я фыркаю и сбрасываю его руку.

— С чего бы мне знать. Ты так и не сказал, — говорю и, прищурившись, добавляю: — Не было времени на это.

Он издает смешок и качает головой.

— Крис.

Я улыбаюсь и смотрю на бутылку, которую перед нами ставит официант.

— Ты голодна? — спрашивает Берфорт и крутит ее в руках.

— Нет.

Но потом кидаю взгляд на стол, ломящейся от еды и выпивки, и сглатываю слюну. Два килограмма, два килограмма…

— Эй, Маркус, мы пьем за тебя, засранец! — кричит Крис и поднимает свой стакан. За столом весело подхватывают и стукаются бокалами. Я делаю пару глотков янтарной жидкости и смотрю на Криса, а он вопросительно поднимает бровь.

— И как?

— Вкусно…

Маркус зовет всех танцевать, и я показываю Берфорту глазами на танцпол, но он отрицательно качает головой. Надуваю губы и допиваю напиток, показывая пустую емкость. Он улыбается и наполняет ее снова. За столиком мы остаемся одни, и это мне не очень нравится, хоть вокруг ходят постоянно люди. Чувствую, как его пальцы касаются оголенного плеча, и рука со стаканом застывает возле губ. Движения совсем легкие и безобидные, но от них кожа как будто наэлектризовывается. Я резко поднимаюсь на ноги и смотрю сверху вниз. Сегодня Крис совсем не такой, как в первую встречу в Париже: тогда он был сосредоточенным, серьезным, сегодня — расслабленный и… опасный? Хотя, Крис Берфорт в любом случае опасный мужчина. Иду к танцполу и оглядываюсь: мужчина прожигает взглядом, но я отворачиваюсь и улыбаюсь. Замечаю Маркуса и плавно двигаюсь к нему. Именинник машет рукой, а я растворяюсь в музыке и клубной атмосфере. Одна песня сменяет другую, третью… Талию обвивают чьи-то руки. Руки Криса, я чувствую это всеми частичками тела и кладу голову ему на плечо.

— Она хочет, чтобы кто-то любил, обнимал её. Она хочет, чтобы кто-то любил её как следует,* — подпевает Берфорт бархатным голосом.

Я улыбаюсь, поворачиваюсь, а ладони скользят в такт по крепкой груди.

— Не хочет, — говорю одними губами, но Крис понимает, потому что его глаза хитро прищуриваются.

Мы танцуем еще пару песен и идем за столик. Я беру стакан с кальвадосом — мне определенно понравился этот напиток — и быстро выпиваю.

— Думаю, Маркус, не обидится, если мы уедем, — томно произносит Крис, целуя меня в шею. Я медленно превращаюсь в лужицу блаженства, закрываю глаза и бормочу:

— Куда?

— Куда захочешь, Меган, — шепчет мужчина, а его губы творят на коже невероятные вещи.

— Но я хочу еще потанцевать…

Кальвадос уже ударил в голову, я медленно улетаю от него и от поцелуев Берфорта.

— Ты уверенна?

Нет… Я уже ни в чем не уверенна.

— Меган?

Я выдыхаю и открываю глаза.

— Уверена.

Чувствую, как его губы превращаются в улыбку, и он шепчет:

— Милая обманщица.

Крис отстраняется, а я возвращаюсь с небес на грешную землю. За столик уже присаживаются остальные, у всех раскрасневшиеся лица и блестящие глаза. Маркус немного расстегивает светлую рубашку, рядом с ним пристраивается эффектная блондинка в зеленом платье.

Не знаю, сколько проходит времени, но я определенно перебрала с алкоголем. Ноги гудят от танцев, в голове туман — все мелькает перед глазами, кружится…

— Меган?

Очень знакомый сексуальный голос. Я пьяно смотрю в карие глаза и улыбаюсь.

— Пойдем, — Крис обнимает меня за талию и куда-то ведет.

— Никуда я с тобой не пойду, — заплетающимся языком бормочу в ответ.

Он молчит, а я отталкиваю его, зацепляюсь обо что-то ногой и падаю.

*словавзятыизпесенPost Malone — Rockstar ft. 21 Savage (Able Heart Remix)

Zayn Malik — She (Ricii Remix)

Глава 5

Нью-Йорк, США

Соблазны созданы для того, чтобы им поддаваться!

Первое, что я чувствую, когда открываю глаза — ужасный привкус во рту, как будто меня целую ночь выворачивало. Пытаюсь привстать, но из пересохших губ вырывается стон:

— Черт… Моя голова…

Непонимающе оглядываюсь вокруг — это не моя комната, и еще я ненавижу шелковое белье. В дверях появляется Берфорт. Удивленно таращусь на него, потом заглядываю под одеяло и сползаю обратно на подушку. Нет, просто невероятно…

— Доброе утро, — говорит он, и матрац рядом прогибается.

— Оно не доброе, — хриплю, не узнавая свой голос.

Крис ставит на тумбочку стакан с водой и кладет таблетку.

— Как голова?

— Издеваешься?

Закрываю глаза и пытаюсь восстановить события прошлой ночи. В голове мелькают какие-то отрывки: мы за столиком, потом я танцую, потом танцую уже с Крисом, снова за столиком и кальвадос, хренова туча кальвадоса… «Прекрасно. Просто прекрасно. Ты надралась и ни черта не помнишь, Миллер».

— Выпей таблетку, Меган.

— Пожалуйста… помолчи… моя голова сейчас взорвется… — невнятно бормочу.

— Конечно, ты же упала и напилась. Точнее, сначала напилась, а затем упала, — говорит Крис и встает.

— Ч-что??? Как упала?! — вскакиваю и сразу же хватаюсь за голову. Черт, как же болит! И… это еще что? Глаза расширяются, а рот изумленно раскрывается. Шишка??? Это шишка??? На лбу??? Твою мать!!!

— Эй! Эй! Немедленно иди сюда, говнюк! — кричу и одновременно шиплю от боли.

Откуда-то из квартиры доносится его смех, и мое терпение кончается. Я вскакиваю с кровати и выбегаю за Берфортом. Быстро спускаюсь по ступенькам и шлепаю босиком на кухню. Крис оглядывает меня снизу вверх и берет в руки чашку. На нем только пижамные штаны, но меня это мало волнует. И то, что я стою перед ним в одних трусиках — тоже.

— Говори.

Мужчина улыбается и делает пару глотков.

— Признаюсь, что даже после пьянки и с шишкой на лбу ты прекрасна, Меган.

Я чуть ли не скриплю зубами от злости.

— Берфорт, не зли меня.

Крис удивленно поднимает брови.

— Значит, ты все-таки знала, кто я?

— Если ты сейчас не скажешь, я…

— Ты?

Он заинтересовано оглядывает меня и опирается о стол. Как же хочется чем-то кинуть в него, но я сдерживаюсь, вздыхаю и спокойно произношу:

— Что вчера было?

Крис наклоняет голову и криво улыбается.

— Ничего такого, кроме того, что ты напилась и упала. Потом я привез тебя к себе. Вот и все.

— Замечательно…

Разворачиваюсь и иду обратно.

— И еще… думаю, тебе стоит посмотреть на себя в зеркало и сходить в душ, — говорит Берфорт насмешливо мне в спину.

Я быстро поднимаюсь на второй этаж и захожу в ванную.

— Ч-ч-черт…

Смотрю на себя в зеркало и быстро умываюсь. Не верится, что он видел меня в таком виде: потекший макияж по всему лицу, огромная гулька на лбу и кубло на голове. «До чего ты докатилась, Миллер».

Душ приводит немного в чувство. Выхожу и сажусь на кровать. Шишка на лбу огромна и ужасно болит. Это как надо было навернуться… Боже. Я роняю голову на колени и тихо бормочу:

— Вот дерьмо…

Через пару дней Монако и фотосессия, но еще страшнее Микаэлла. Она убьет меня, и Роберто тоже, если это недоразумение не пройдет за считанные дни. Я слышу шаги, но головы не поднимаю.

— Она сойдет через пару дней.

— В том-то и дело, что если эта фигня не исчезнет, меня убьют: сначала стерва-агент, а потом фотограф… — приглушенно бубню в махровый халат.

— Сейчас двадцать первый век, Меган, и существует куча мазей. Это всего лишь шишка.

Поднимаю голову и мрачно смотрю на отрешенное лицо мужчины.

— Для модели это катастрофа, Берфорт, но тебе ведь не понять. Не тебе же через пару дней фотографироваться для обложки Vogue.

Крис не комментирует мою недовольную речь. Я встаю, сбрасываю халат, надеваю лифчик, лежащий недалеко на кресле, где аккуратно сложена прочая одежда. Пусть смотрит и хоть дыру прожжет. Плевать. Натягиваю платье и засовываю чулки в клатч. Прохожу мимо него, но Берфорт настойчиво берет за запястье, останавливая.

— Меган, куда ты идешь?

— Пусти, — дергаю руку, но у него железная хватка. Крис притягивает меня ближе и смотрит сверху вниз.

— Я отвезу тебя. Перестань злиться, ладно?

Молча отворачиваюсь и смотрю на серую стену. Крис отпускает меня и заходит в комнату. Я быстро спускаюсь по ступенькам вниз, натягиваю курточку, туфли и выхожу из его квартиры.

***

Не успел начаться рабочий день, как на пороге кабинета появился Дайвиани. Я смотрел в окно и разговаривал по телефону. Маркус сел на диван и как всегда взял в руки журнал. Я закончил разговор и опустился в кресло.

— Что ж, признаюсь, ты меня удивил, — произносит друг, кидая украдкой озадаченный взгляд. — Я терпел два дня, теперь рассказывай, как ты познакомился с той крошкой и почему молчал.

— Это так важно? — беру в руки документы и пробегаю глазами по тексту.

— Да ладно тебе, Крис. Итак, вы познакомились…?

— В Париже.

— Ты же говорил, что не знаешь ее? — Маркус поднялся и налил воды в стакан.

— Я и не знал до того момента, пока ты не сказал.

— Значит… вы теперь вместе или как?

— Мы не вместе, — отвечаю и открываю папку с отчетами.

— А в субботу мне так не показалось, — говорит Дайвиани и играет бровями, насмехаясь надо мной. — Она тебя явно волнует.

Я кладу документы на стол и поднимаю глаза.

— Она не волнует меня. И что это за допрос? Ты подрабатываешь следователем в свободное время?

Маркус фыркает.

— Значит, если я, предположим, встречусь с ней, тебе будет все равно?

— Именно, — твердо отвечаю, глядя в его темно-зеленые глаза. Он точно мне не поверил.

Дайвиани встает и хлопает в ладоши.

— Как насчет партии в теннис сегодня?

— Может быть.

Когда Маркус уходит, я откладываю документы на стол, откидываюсь на спинку кресла и поворачиваюсь к панорамному окну, разглядывая возвышающиеся высотки. Она снова сбежала и теперь не отвечает на телефонные звонки. Как по-детски… Нажимаю на кнопку коммуникатора.

— Саманта, забронируй авиабилет в Испанию на среду.

***

Последние три дня я выходила на улицу только утром на пробежку. Без этого никак, даже если на лбу огромная гулька. Я натягивала капюшон, чуть ли не на глаза, и бегала в Вашингтон-сквер. Остальное время у меня был включен «режим тюленя»: я лежала под одеялом и смотрела фильмы. Сегодня, наконец, прошла шишка — очень вовремя — потому что Микаэлла точно прибила бы меня. Но она прибывала в духе — это очень редкое состояние, в котором она находится не часто. Может в Нью-Йорке выпадет снег раньше времени?

Завтра я летела в Монако до воскресенья, а сейчас лежала в своей любимой кроватке с тарелкой фруктового салата, мартини и смотрела «Завтрак у Тиффани». Обожаю Одри Хепберн и старые фильмы. За эти дни я посмотрела «Красотку», «Возвращение в Эдем» и «Унесенные ветром». Ностальгия…

— Ты пишешь каждый день? — говорю я одновременно с Одри Хепберн, глядя на происходящее в экране.

— Конечно, — отвечает Пол.

— И сегодня?

— Конечно.

— У тебя красивая печатная машинка.

— Спасибо. Она ведь выдает прочувствованную эмоциональную многообещающую прозу.

— Но в ней нет ленты.

Кладу в рот кусочек манго и запиваю. В дверь звонят, и я ставлю фильм на паузу. Кого это принесло? Я никого не жду. Может, Энди? Иду открывать, но это вовсе не Энди, и даже не разносчики пиццы или еще кто. На пороге стоит Крис Берфорт, и я удивленно пялюсь на него. К слову, за эти дни мы не разговаривали и не виделись. Он позвонил в воскресенье, когда я ушла, но я не стала отвечать: была зла на него и на себя, но в первую очередь на него. И вот этоттипстоит на пороге моей квартиры, как всегда безупречный и сексуальный: кожаная курточка, светлый свитер и джинсы — он напоминает рок-звезду, а не крутого известного бизнесмена.

— Э-э-э… что ты здесь делаешь?

— Что у тебя с телефоном? — спрашивает он, вместо ответа и приветствия, игнорируя мой вопрос.

— Что?

Он хмыкает и заходит без спроса в квартиру. И я его даже не приглашала. Наглости хоть отбавляй… Закрываю дверь, следуя за ним. Берфорт проходит в гостиную, садится в темно-бордовое кресло и оглядывается.

— Здесь мило.

Молча стою и недовольно смотрю на него сверху вниз.

— У тебя сломался телефон?

— Нет.

— Тогда почему не отвечаешь на звонки?

— На звонок, — поправляю его. — И… я была занята.

Крис качает головой и криво улыбается. Да-а-а, актриса из меня никудышная и «Оскар» я точно не получу.

— Чем?

— Тебя это не касается, — резко отвечаю и хмурюсь. Нет, нельзя хмуриться будут же морщины. Я пытаюсь расслабиться, но в его присутствии это плохо выходит.

Он задумчиво смотрит на меня из-под бровей и водит пальцами по губам, чем очень отвлекает. Это такая уловка, чтобы запудрить мозги? Я вздыхаю и складываю руки на груди, принимая обороняющую позу.

— Ладно, так зачем ты приехал?

— Захотел увидеть тебя, — говорит без промедления Берфорт, и никто из нас не разрывает зрительный контакт. Тело сразу же реагирует на его слова, и внутри разливается тепло, как от алкоголя. «Нет, нельзя. Ты не должна поддаваться, Миллер. У вас был секс и все. Ты не должначувствоватьчто-то к нему. Ни к кому».

— Увидел?

Его губы расплываются в самодовольной улыбке. Крис снимает курточку, и глаза скользят по его телу.

— Да… И ты очень милая, когда одета по-домашнему, — произносит он низким с хрипотцой голосом, а по коже бегут мурашки от его взгляда. «Возьми себя в руки, тряпка!», — орет разум. Крис опускает глаза на мои оголенные ноги и затем неспешно переводит на лицо.

— И шишка прошла.

Вздыхаю и негодующе смотрю на него.

— Ладно. Ты увидел меня, да? Теперь можешь уйти?

Он поднимается, и я замираю. «Нет, нет, нет, только не подходи…» Крис делает шаг и проводит костяшками пальцев по моей щеке. Резко втягиваю воздух в легкие, которого катастрофически не хватает, и отступаю назад. Глаза-ониксы щурятся, а на губах все та же привлекательная улыбка, от которой уносит крышу.

— Ты разве не хочешь повторить то, что было в Париже? — его голос становится будто еще ниже и опаснее. Я сглатываю ком в горле, и в мозгу что-то щелкает. Точно. У меня не было секса больше месяца, после Берфорта я ни с кем не спала. Внизу живота неприятно ноет, когда вспоминаюту ночь. Он делает шаг, но я снова отступаю, а Крис только многозначительно хмыкает. Игра в «кошки-мышки», и я тут явно не в роли кошки… Натыкаюсь задницей в стенку, а Берфорт упирается руками — я оказываюсь в его ловушке. Кошка словила мышку. Тяжело дышу и поднимаю глаза, метая молнии. Мне не нравится это. Не нравится, что я не контролирую ситуацию, потому что мозг и здравый смысл уходят в отпуск, а тело предает и жаждет разрядки. Сжимаю руки в кулаки, и ногти больно впиваются в кожу.

— То, что было в Париже, осталось в Париже, — выдыхаю, глядя в бездонные черные глаза. В голове красными неоновыми буквами светится надпись «SOS!»

Берфорт щурится и опускает голову, мягкие волосы приятно щекочут шею и ухо. Все внутри горит и разрывается на части, а сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди.

— Но мы можем продолжить это в Нью-Йорке, Меган, — шепчет он и прикусывает мочку. Я издаю жалобный стон и чувствую, как его губы превращаются в улыбку на моей коже. Сукин сын!

Не поддавайся.

Не поддавайся.

Но его губы такие…Такие… Крис пробегает рукой по моей оголенной ноге и обхватывает ягодицу.

Не поддавайся, Меган.

Берфорт твердо берет меня за подбородок, заставляя смотреть на него. И его глаза… Они темнее ночи, в них можно утонуть. И я тону… Пальцы оказываются между моих ног: открываю рот, задыхаясь от наплыва знакомых ощущений.

— Ты же хочешь этого. Я чувствую, — шепчет он в приоткрытые губы, а глаза-ониксы пожирают меня. Рука рисует круги, от чего живот и все тело пылает, дрожит и сводит судорогой.

Горячие губы Берфорта обрушиваются грубо и требовательно. Крис подхватывает меня и прижимает к стенке, а я чувствую его желание. Это так дико… Дико и необузданно. Он кусает меня, я — его. Губы творят что-то фантастическое, все больше и больше распаляя огонь в теле. Я отстраняюсь и сдергиваю тонкий свитер, зарываюсь в мягких волосах цвета растопленного шоколада и притягиваю к себе. Крис улыбается и целует мою шею. Нет, он терзает ее, а я не могу сдержать стона, который так и рвется из груди. Снимаю ненужную тряпку и прижимаюсь всем телом. Наши сердца так громко бьются в унисон, что можно услышать их стук.

Тук.

Тук.

Тук.

Мужчина отстраняется, кидая на мое лицо потемневший от страсти взгляд.

— Я говорил, что у тебя идеальное тело, Меган? — возбужденно шепчет он.

Не помню, говорил или нет, сейчас я просто хочу его и все. Нетерпеливо затыкаю рот поцелуем, и Крис сильнее сжимает мои ягодицы. Берфорт идет в комнату, опускается на кровать и удивленно смотрит в экран лэптопа.

— «Завтрак у Тиффани»? — недоуменно спрашивает он.

— Хочешь посмотреть или мы займемся более приятными вещами? — шепчу, томно глядя на него снизу вверх. Крис улыбается, убирает лэптоп и ложится рядом.

…Не знаю, сколько раз я сгорела ночью. Сгорела с ним. Глаза в какой-то момент просто закрылись, и я провалилась в блаженный сон. Кажется, Крис что-то сказал, но я не помнила этого, потому что мозг уже отключался, как и тело.

Утром, когда я проснулась, его уже не было. Только засосы на груди и шее говорили о том, что это не прекрасный сон — все происходило на самом деле. Запах на простынях, подушке — оно пахло теперь им. Жасмином, мускусом и самим Крисом, а я вдыхала опьяняющий аромат. Крис ушел так же, как и я тогда в Париже.

Глава 6

Монако

— Что-то привело тебя сюда, Флинн Райдер. Быть может, это была судьба, предназначение…

— Или конь.

м/ф "Рапунцель: Запутанная история"

Я бездумно смотрю куда-то вдаль: на голубое небо, водную гладь аквамаринового цвета, деревья, которые тут повсюду, птиц, летающих над волнами, накатывающих на белый, кристально-чистый песок. Фотосъемка проходила на берегу Средиземного моря, откуда открывался потрясающий вид…

— Нет!!! Я так не могу работать!!! — возвращает «из мира единорогов» высокий голос Роберто, и я выныриваю из мечтаний.

— Посмотри на это?! Что это?! — кричит он, тыкая камерой в лицо. Тупо смотрю в экран на свое глуповатое лицо.

— Зажатая, с дурацким выражением, где ты летаешь, Меган?! — продолжал кричать разозленный фотограф и демонстративно махать руками. — Нет! Я просто отказываюсь так работать! Диего, принеси немедленно выпить!

Я вздыхаю и слабо улыбаюсь ему.

— Роберто, все нормально, правда, давай продолжим? Я просто задумалась, прости.

— Нормально? — серо-голубые глаза сердито сверкают. — Это не нормально, Меган! Ты прилетаешь на съемки с… — он делает короткую паузу и нервно вздыхает, — с засосами на шее! Хорошо. Мы перенесли их на день. И я не говорил ничего твоему агентству, потому что люблю и не хочу, чтобы потом были у кого-то проблемы, а конкретно — у тебя! Но я не могу так работать, когда ты витаешь в облаках! Это не профессионально, Меган! Что с тобой?!

Он прав. Из-за меня перенесли съемки, чтобы «следы после бурной ночи с Берфортом» смогли загримировать и сделать незаметными, но я постоянно думаю о НЕМ.Этот типв моей голове и не дает покоя. Может, он меня приворожил? Хотела позвонить и наорать, даже брала телефон в руки, но не сделала этого. Не знаю почему. Крис тоже не звонил мне.

«Выкинуть его из головы, просто забыть…» Но разум предательски воспроизводит воспоминание последней с ним ночи.

— Кошка, — пробормотал он на ухо, поглаживая мой живот.

Я открыла глаза и прищурилась.

— Кошка?

Крис улыбнулся и провел большим пальцем по моей нижней губе, от чего все внутри затрепетало и запело. Он действует на меня хуже, чем кальвадос — Крис Берфорт вскружит голову похлеще, чем алкоголь.

— Твои стоны напоминают мурлыканье кошки, — он притянул меня к себе и провел кончиком носа по щеке.

А я снова забылась… Растворилась в его темном опасном океане черных глаз.

— Все, с глаз долой! — кричал Роберто и ходил туда-сюда, поправляя свои светлые вьющиеся волосы.

Я обняла его и заглянула в гневно блестящие глаза.

— Дорогуша, все хорошо, я готова работать, — сладким голоском протянула, глядя на своего чересчур эмоционального друга. Очень хороший способ подлизаться к нему.

— Нет! — категорично заявил Роберто и опустил уже менее сердитый взгляд. Его оборона давала трещины и готова была вот-вот сломаться.

— Роберто-о-о…

— И не делай такое лицо, — пробормотал фотограф, но голос смягчился. Улыбнулась и положила голову на худощавое плечо, обтянутое яркой пурпурной рубашкой. Я победила.

— Давай продолжим? Я буду хорошей девочкой, обещаю, и снимки получатся выше всех похвал.

Роберто надул губы и задумался — многие геи ранимые и эмоциональные, но отходчивые. Ди Вуа был добрым и нравился мне за душевность.

— Ладно, — сдался он и крикнул персоналу: — За работу!

***

Паршивое настроение преследовало все дни, пока я находилась в Монако. Сама не знала почему. Хотя нет, почему же, знала — из-за говнюка Берфорта. Я злилась на себя. «Он тебе ничего не должен, Меган, как и ты — ему, вы просто переспали. Два раза. Сначала ты кинула его в Париже и смылась, затем — он тебя. Все взаимно». Я себе это повторяла снова и снова, убеждая, что между намиНИ-ЧЕ-ГОнет и быть не может.

— Дерьмо… — прошипела, ударяя кулаком по мягкому покрывалу.

Надо срочно расслабиться; нервы были на пределе — натянуты, словно струны гитары. Я спустилась в ресторан на первом этаже отеля и прошлась к бару, усаживаясь на высокий вишневый табурет. Официант улыбнулся, и мои губы растянулись в вежливой улыбке.

— Добрый вечер, мисс, что будете? — спросил он по-французски.

Я задумчиво смотрела на изобилие алкоголя за его спиной.

— Кальвадос.

Он кивнул, взял бутылку и стакан, наливая янтарную жидкость. Зачем я его заказала? Официант поставил передо мной напиток, и я задумчиво уставилась на него. Чертов Берфорт…

«Не думай о нем. Не думай».

Взяла стакан и отпила немного. В груди разлилось успокаивающее тепло. Я была недовольна собой, недовольна своей работой, хотя всегда привыкла отдаваться без остатка, но не в этот раз… Из-за моей несобранности съемки затянулись, пришлось перенести вылет в Нью-Йорк на утро понедельника. И вот я сижу здесь и пью. Пью напиток, который любит он. А он его любит? Я ничего не знаю о Крисе Берфорте, кроме того, что у нас схожий музыкальный вкус, и он хорошо трахается. Нет, он трахается божественно…

«Это был просто секс, Меган, не забивай им голову», — повторяю, как мантру.

Я смотрела задумчиво на кубики льда, постепенно таявшие в стакане, и мешала их трубочкой. Оголенную спину в коротком шелковом платье кто-то упорно сверлил глазами уже несколько минут, как еще там дыру не прожгли. Повернула голову и оглядела зал: некоторые столики были заняты, но я не увидела того, кто мог бы так пристально смотреть. Это точно не тот милый старичок в сливовом смокинге. Взяла губами трубочку и чуть не поперхнулась, услышав знакомый до боли бархатный голос:

— Кальвадос, Меган?

Крис Берфорт сел рядом, а я тупо смотрела и непонимающе моргала. Что, черт возьми, происходит?!

— Что… как… откуда ты знаешь, что я здесь? Преследуешь меня? — выдохнула, наконец. Словарный запас вмиг пропал, и мне оставалось только заикаться.

— То же самое, — сказал Берфорт официанту, кивая подбородком на кальвадос, и пробежался голодным взглядом по моему оцепеневшему телу. — Я же говорил, что у меня хорошие источники информации. Узнать, где ты — проще простого.

«Давай, Меган, убирай это дебильное выражение с лица». Нет, я просто не верила, что причина, по которой было паршивое настроение, сидела сейчас рядом и насмехалась.

— Ты прилетел в Монако только из-за меня? — удивленно спросила, глядя в карие глаза.

— Я был в Испании по работе.

— Ладно. Так зачем ты здесь? Точно не для того, чтобы кальвадос выпить…

Крис улыбнулся и хмыкнул, внимательно изучая меня и задерживая взгляд на шее.

— Засосы прошли. Прости за них, не сдержался тогда, — сказал он, наклонив голову, и пару каштановых прядей упало на загоревший лоб. — С тобой это плохо получается…

— Иди к черту, — бросила ему и отвернулась.

Берфорт только тихо засмеялся на это.

— Даже ругаться умеешь, Меган?

Я вздохнула и подняла на него глаза. Не понимаю, почему он тут. Знакомая тяжесть снова поселяется внизу живота, и расползается желание, огонь, расплавленная лава. «Ни за что. Я с ним больше не пересплю. Это не входит в правила».

— Хочешь послушать, как я умею ругаться?

Мужчина с любопытством сверкнул черными глазами и придвинулся ближе. Тело вновь предало: дыхание участилось, и я взяла в руки стакан, допивая кальвадос, чтобы успокоиться.

— Мне больше по душе твое мурлыканье, — сказал Крис и будто невзначай коснулся пальцами моей оголенной ноги. Я сразу же убрала ее, но Берфорт только усмехнулся. — И это платье тоже нравится. Его легко снимать.

— Этого больше не повторится, — уверенно произнесла, глядя на ряды с бутылками, а не в его притягивающие коварные глаза.

— Противоречишь сама себе.

Близко. Он слишком близко. Запах его соблазнительного парфюма окутывает, туманит разум. Скоро будет ломка, как у наркомана.

— Нет.

Смешок. «Ему нравится дразнить меня, но не в этот раз, Берфорт, нет. Надо уходить». Я решительно встала и направилась к выходу, но меня остановили. Руки обвили талию, а уха коснулись горячие губы.

— Ты этого захочешь. Снова. И придешь ко мне, Меган.

Это так сердце мое колотится? Я вновь забыла, как дышать.

— Ни за что, — прошептала и скинула руки, быстро шагая прочь.

В этот раз Крис меня не остановил.

***

Что ж, эта девушка удивляла меня. Признаюсь. Я поражен тем, что мы снова столкнулись, но не хотел признаваться в этом. Как такое вообще возможно? Завтра переговоры в Монако, только поэтому я прилетел сюда. Даже не знал, что Меган тут, и в каком отеле живет — тем более. Поразительно. Судьба нас вновь сводит, словно дает знаки.

Я взял стакан, разглядывая жидкость и подтаявшие кубики льда. На губах появилась легкая улыбка. Забавно, очень забавно…

— Скучаешь? — раздался томный голос, и я повернул голову.

Рядом со мной села блондинка в красном платье с открытым декольте. Откровенным таким декольте, а на лице — слой приличной «штукатурки». Она сидела там, где перед этим была Меган.

— Нет, — безразлично бросил и отвернулся, отпивая кальвадос.

— Я могла бы составить тебе компанию… — продолжала настойчиво блондинка.

— Это ресторан, а не панель, — резко оборвал ее. — И мне не нужна компания. Твоя так точно.

— Урод, — прошипела она и зацокала каблуками.

Теперь мое личное пространство никто не нарушает, и я могу спокойно подумать о Меган.

В моей жизни было множество женщин, но я не помнил имени ни одной из них. Зачем забивать голову ненужной информацией? Все заканчивалось одинаково: каждая хотела привязать к себе, влюбить, сделать своим, но это оказывалось бесполезной тратой времени. Никто не интересовал до этого так, как Меган Миллер. Я провел руками по волосам и лицу. Не думал, что наши игры будут такими… интересными. Губы расплылись в хитрой улыбке, когда в голове вспыхнул ее образ в сексуальном платье. Она его наденет еще раз. Для меня.

***

Нью-Йорк, США

Я вернулась в Нью-Йорк в еще более паршивом настроении. Думала увидеть маму и погостить пару дней в Лондоне, но из-за работы не получилось. Ноябрь и декабрь — время вечеринок и разных тусовок, на которых надо обязательно присутствовать и всем улыбаться (в моем случае — вынуждено скалиться). Работа, работа, работа… Одни и те же лицемерные лица, от которых уже тошнило. Домой я попала только на День Благодарения — всего пара дней выходных, но я провела их с мамой и немного отвлеклась.

Думала ли я о нем? Иногда. Самобичеванием не занималась и не грызла себя — не видела смысла. Мы были никем друг другу. После встречи в Монако, даже ни разу не созвонились и не встретились. Ни я, ни Берфорт не делали навстречу шаг. Что он тогда сказал? Что я сама приду к нему? Не дождется. Да, между нами существовала химия и страсть, но просить его трахнуть меня — ниже достоинства. Ни за что. Есть куча мужиков не менее привлекательных и обаятельных, чем Берфорт. Мир не сошелся на нем клином.

Так я думала, но после него все казались никакими. Неправильными. Чертов Берфорт отравил мое тело и душу, которое теперь не хотело слушаться и подчиняться. Я несколько раз пыталась потушить ноющую боль и пожар в животе с другими, но останавливалась.

Так летели дни, быстро, незаметно. Один за другим, словно кто-то невидимой рукой срывал листы календаря. В Нью-Йорке наступила зима. Я сидела дома с чашкой какао в руках и смотрела в окно — шел пушистый снег. Я любила эту пору года, наблюдать за городом, надевающим на себя белое одеяние, и на людей все время спешащих куда-то.

Раздался звонок в дверь. Энди пролетела мимо меня в квартиру. Вязаная шапочка съехала на глаза, рыжие волосы в беспорядке, щеки красные. Она терла одну руку о другую и тяжело дышала.

— Эй, от кого бежала? — спросила подругу и прошла следом на кухню.

Энди стянула курточку, шапку, шарф и плюхнулась на стул.

— Ну и погодка. Мерзость, — пробормотала она и кинула на стол пару журналов.

Я поставила перед ней чашку горячего какао и зависла. Глаза застыли на обложке одного из глянцев, которые принесла Коллинз. Энди что-то причитала, но слова подруги пролетали мимо. Я смотрела, как завороженная, на фото Криса Берфорта. Взяла журнал в руки и открыла нужную страницу. Типичное интервью: сухие вопросы и такие же сухие ответы. Пробежала вскользь глазами по тексту. Ничего особенного… Но в конце статьи взгляд замер.

Мистер Берфорт, не могу не спросить о вашей личной жизни. Вы являетесь одним из самых красивых и завидных холостяков. Ваше сердце по-прежнему свободно?

Не знал, что я такой популярный. Мое сердце? Кто знает…

Хотите сказать, что оно уже кем-то занято?

Все возможно. Я пока не могу дать точного ответа на этот вопрос.

Закрыла журнал и откинула в сторону. Энди удивленно моргала.

— Ты меня слушала вообще?

Я перевела отрешенный взгляд на Коллинз и присела, облокотившись локтями о стол.

— Что ты говорила?

— Мег, я говорила о Рождестве и Новогодних праздниках, — надулась обиженно подруга.

— И что с ними?

— Вечеринки. Съемки.

— Но… я хотела встретить Новый год в Лондоне с мамой… — протянула и тяжело вздохнула. Очередной Новый год с непонятными людьми, на которых мне плевать.

Энди пожала плечами и сделала пару глотков какао, расплываясь в довольной улыбке.

— Вкусно, — пробормотала она. — Ты же знаешь, что от тебя ничего не зависит, все решает агентство.

— Что-то больно часто я должна светить своей задницей на этих тусовках, раньше такого не было.

— Они зарабатывают на тебе деньги: чем выше спрос, тем выше предложение, помнишь?

Дурацкий закон. Дурацкие условия. Я обычный товар, который должен быть все время востребован. Энди поставила чашку на стол и потянулась за журналом, полистав страницы.

— Прочитала что-то интересное? — спросила она, закрывая глянец.

— Ничего, — я пожала плечами.

— У него день рождения тридцатого декабря, — сказала подруга, покосившись в мою сторону.

— У кого?

— Криса Берфорта.

Я смотрела сквозь Коллинз и даже не моргала. День рождения?

— Эй, чего задумалась? — она помахала рукой перед носом.

— Да так. Можешь узнать, где он будет праздновать?

«Что я делаю вообще?» Коллинз удивленно уставилась, и карие глаза округлились.

— Зачем тебе?

— Хочу попасть туда.

«Нет, я точно с ума сошла». Подруга пожевала нижнюю губу и дернула плечами.

— Я не знаю, получится или нет. Берфорт отмечает их всегда в узком кругу — это закрытое событие.

— Но все возможно? — спросила я, прищурившись.

Кажется, мой мозг находится до сих пор в отпуске с остатками разума. «Тыжалкая, Меган».

— Ничего невозможного нет, Мег, только не то, что касается этого красавчика, — постучала пальцем Энди по обложке глянца.

— Почему? С ним что-то не так? — вопросительно протянула и кинула взгляд на фото. Как всегда божественен и безупречен. «А ты жалкая, Меган».

— В том-то и дело, что он… как тебе сказать… — подруга почесала нос ногтем с облупившимся лаком и задумчиво посмотрела в потолок. — Ты же знаешь, что мы должны собирать информацию о таких, как он: чем занимается, с кем спит, что любит и бла бла бла. А Крис Берфорт вообще закрытая личность. Ни разу не появлялся с девушками на публике, весь в работе, заядлый трудоголик. Может, он гей вообще.

— Он не гей! — фыркнула, закатив глаза. Ну и глупость же. Люди совсем с ума сошли.

— А ты откуда знаешь?

Действительно. Мы же, вроде как, не знакомы и не спали. Ни разу. Театр абсурда!

— Посмотри на него. Он не похож на гея.

— Все геи не похожи на геев, а потом оказывается, что они все-таки геи, — буркнула Энди. — Как насчет второй части «Один дома»?

Умеет же она переводить темы.

— Тебе не надоело его смотреть? — улыбнулась я, глядя на подругу.

— Никогда не надоест!

Глава 7

Нью-Йорк, США

Если два человека только и делают, что ищут друг друга, нет ничего удивительного, что они время от времени встречаются.

Юстейн Гордер. "Апельсиновая девушка"

Тридцатое декабря приближалось очень быстро. С каждым днем мое боевое настроение испарялось, и уверенность в задуманном — тоже. Иногда даже проносились мысли: «Может к черту все?» Только начался месяц — и вот уже конец. Сегодня день рождения Криса, а завтра — Новый год.

Узнать о том, где будет проходить торжество — оказалось не так легко. Но это же Энди, поэтому ничего невозможного нет. Ресторан «Morton's The Steakhouse» — отличная кухня и качественное обслуживание. Я не очень удивилась: деловые люди любят это место. Особенно такие, как Крис Берфорт.

— Я не понимаю, зачем тебе это, — с недоумением говорила в трубку Энди.

Ей и не надо было понимать. Я сама себя не понимала, если честно, и ругала всеми последними словами, но все равно думала о нем.

Два месяца — почти столько мы не виделись.

Надеялась, что все забудется, и я выкину Берфорта из мыслей, как ненужную ношу, но, видимо, это непосильная задача. Как может один человек занимать столько места в голове? Оказывается — может. «Ты этого захочешь. Снова. И придешь ко мне», — я уже ненавидела дурацкую фразу, которая крутилась в уме, как заезженная пластинка. Неужели я такая предсказуемая и жалкая, что не могу устоять перед этим мужчиной? Спать в кровати, где спал он, было пыткой, потому что я все время вспоминала, что Крис делал со мной. Чертов искуситель!

Такси остановилось в Мидтауне, где находился ресторан. Уверенность уходила семимильными шагами, и я уже не знала, правильно поступаю или нет. Таксист подозрительно косился в зеркало заднего вида.

— Мисс, мы на месте, — сказал он, нарушая тишину.

Я нервно улыбнулась.

— Да. Точно. Благодарю.

Отдала деньги и вышла из машины. В лицо ударил порыв холодного воздуха.

«Давай, Меган. Ты же не трусиха. Тебе всего лишь надо зайти туда». Да уж… Всего лишь зайти и встретиться с ним.

Вдох.

Выдох.

Я открыла дверь ресторана и сразу почувствовав, что Крис тут. Это уже было на каком-то ментальном уровне — наша связь с ним. Главное, не выдать своего волнения, которое сочилось, казалось, изо всех пор. Вздохнула, отдала метрдотелю светлый полушубок и направилась к бару, ловя на себе пристальные взгляды.

***

Маркус заметил ее первым: темно-зеленые глаза загорелись, и он криво улыбнулся.

— Ты не говорил, что приглашал свою крошку.

Я перестал жевать стейк и обернулся. Меган шла к бару, и все сворачивали головы в ее направлении. Конечно, потому что она выглядела обворожительно, неподражаемо. Меган всегда приковывала к себе взгляды — на нее невозможно не смотреть. Обычное облегающее красное платье чуть выше колен подчеркивало сексуальную фигуру с плавными формами, черные волосы затянуты в хвост на макушке. Она села на барный стул, и я уставился на голую спину с идеальным бронзовым загаром. Маркус уже был рядом с Меган, пока я пялился.

Что ж, мы с ней снова встретились. Случайно или нет? Я расслабленно положил руки на спинку дивана, наблюдая за ними. Дайвиани подошел к ней, и они начали оживленно о чем-то разговаривать. Меган повернула голову, и наши глаза встретились — губы невольно растянулись в улыбке, глядя на ее красивое и немного удивленное лицо. Дайвиани что-то говорил, но, кажется, она его даже не слушала: взгляд рассеянный, а мышцы тела напряжены — Меган очень волновалась.

Хороший подарок на день рождения. Самый лучший. Я рад, что Маркус никого не притащил с собой, хотя он очень порывался сделать мне «приятный сюрприз».

— Крис, смотри какая неожиданность!

Они подошли к столику, и я перевел взгляд с друга на нее. Кажется, кто-то заметно нервничал.

— Привет.

— Привет.

Меган замялась и неуверенно пробормотала:

— С днем рождения. М-м-м… наверное, я не буду вам мешать…

Я прищурился и хмыкнул, пристально изучая ее выражение.

— Спасибо. Ты не мешаешь нам, Меган. Присаживайся.

Я кивнул на диван напротив себя.

— Мне неловко. Я даже без подарка. Не думала, что мы встретимся…

«Ты и есть мой главный подарок», — подумал, но вслух сказал другое:

— Не выдумывай.

Маркус приобнял ее и усадил на темно-коричневый диван, а я не мог оторвать от Меган глаз. Долго она продержалась… Целых два месяца. Не думаю, что наша сегодняшняя с ней встреча — случайность. Все в ее поведении говорило о том, что она переживает. Значит, это было запланировано, но не столь важно — я безумно рад, что она сдалась.

Глаза опустились на ее грудь. Черт… на ней нет лифчика! Я отчетливо это видел через тонкую красную ткань платья. Взял стакан и залпом выпил, глядя на девушку из-под бровей. Сейчас бы в ледяной душ… или затащить Меган в туалет… Если бы я знал, что она будет тут, просто не звал Маркуса. Хотя, это в первую очередь его идея, потому что я не любил праздновать свой день рождения, но он вытянул меня. И оказалось, что не зря.

Так что, все благодаря моему другу.

После нескольких бокалов мартини, Меган немного расслабилась. За столиком в основном говорил Дайвиани, он был тем еще болтуном, но хорошо разряжал обстановку. Иногда мы встречались с девушкой глазами: ни она, ни я не разрывали зрительного контакта при этом. Я расстегнул пару пуговиц на рубашке, потому что становилось жарко, и словил ее жадный взгляд. Его можно было почувствовать, пощупать — он казался осязаемым. Меган резко отвернулась и сделала пару глотков мартини. Хорошо, что мы сидели напротив друг друга: я мог любоваться ею и видеть, как она хочетбольшего. Телефон Маркуса зазвонил и он, извинившись, отошел.

За столом повисла неловкая тишина, которую нарушала только тихо игравшая музыка, но Дайвиани слишком быстро вернулся, зато с хорошими новостями.

— Ребят, есть кое-какие дела. Крис, дружище, оставляю тебя в такой прекрасной компании. Ты же не против?

Браво, Маркус, ты был бы отличным актером! Так и хотелось встать и похлопать.

— Не против, — подыграл ему.

Дайвиани попрощался с Меган, которая сидела с озадаченным видом, и ушел.

***

Мы остались вдвоем. Конечно, вокруг было много людей, но мне казалось, что тут только я, он и напряженная атмосфера между нами. Маркус хоть как-то разряжал обстановку: шутил, рассказывал забавные истории. С Крисом мы едва ли перебросились парой слов, но он все время смотрел на меня, чем заставлял все больше и больше нервничать. Мы какое-то время молчали. Дурацкий мартини ни хрена не помогал расслабиться, и я была все время напряжена, как сжатая пружина.

— Ты всегда так празднуешь день рождения? — решила нарушить наше молчание. Мне и правда казалось, что людей будет больше, но тут оказался только Дайвиани. Это его единственный друг?

— Я не люблю праздновать день рождения. Чаще всего, Маркус устраивает какую-то вечеринку, но в этом году я попросил не делать этого, — сказал Крис, глядя куда-то отрешенно в сторону.

— Почему не любишь праздновать? — удивленно спросила его.

— Просто не люблю и все.

— Странно. И это на другие праздники тоже распространяется? — наверное, ему не нравилась эта тема, судя по хмурому выражению.

— Я не любитель тусовок, Меган, — ответил Крис, слабо улыбаясь.

— Тусовки — неотъемлемая часть моей работы, — вздохнула я, и стало намного легче и комфортнее, чем до этого, как будто сбросила тяжелый груз.

— Тебе нравится то, чем ты занимаешься?

Я на пару секунд задумалась.

— Раньше нравилось, сейчас… не знаю, — честно ответила и откинулась на спинку дивана. Взгляд Криса изменился, в нем появилось что-то еще, помимо безумного желания и огня.

— Что сейчас не так?

Я не знала, стоит отвечать или нет.

— Чувствую себя товаром, который все время должен быть красивым и идеальным, и его должны хотеть купить.

Лицо Криса стало серьезным. Черные глаза внимательно наблюдали за мной.

— Почему ты считаешь себя товаром, Меган?

Я пожала плечами и посмотрела на оливку, одиноко плавающую на дне бокала.

— Потому что это бизнес.

— Ты можешь заняться чем-то другим.

Слабо улыбнулась и посмотрела на него. Первый раз мы просто разговаривали с ним о чем-то серьезном.

— У меня контракт с агентством.

— Разорви его.

— Если бы это было так легко, — с горечью в голосе произнесла я. — Там куча штрафов. Я никогда его не выплачу…

Он задумчиво смотрел на меня, я — на него.

— В общем… — я первая отвела взгляд и откашлялась. — Я привыкла. Все не так плохо, особенно, учитывая мой теперешний доход. Жаль, что редко вижу маму — единственное, что огорчает.

Заиграла красивая старая песня — любимая Sade «Jezebel». Мне уже начинал нравиться музыкальный репертуар в этом заведении.

— Потанцуешь со мной? — спросил Крис.

Я кивнула, а он встал и подал руку. Аромат обезоруживающего парфюма окутал меня, а руки нежно коснулись оголенной спины. Я положила голову ему на грудь, слушая, как бьется сердце. Спокойно. Размеренно. Пальцы ласково скользили по моей коже. Прекрасное чувство: приятная музыка, аромат его духов, нежные руки, и волны мурашек, которые бегали по телу от прикосновений.

— Тут очень много глаз, — прошептал он.

— М?

Крис улыбнулся, и его рука поднялась вверх по спине, останавливаясь на затылке. Я посмотрела в черные затуманенные глаза.

— Жаль, что мы тут не вдвоем.

— По моим ощущениям, тут только ты и я, — сказала, улыбнувшись ему. Мне было все равно, что тут куча народа.

Он хмыкнул и обнял меня, опуская голову на плечо.

Мы еще какое-то время сидели и разговаривали. С ним было легко, комфортно и уютно. Мне хотелось узнать, какой он на самом деле человек — Крис Берфорт.

***

Из ресторана мы вышли почти перед самым закрытием. Крис открыл дверь серебристого Porsche, и я не могла не съязвить:

— Мальчики любят дорогие машинки.

Берфорт сел за руль и улыбнулся. Казалось, даже его улыбка изменилась за этот вечер, и он стал по-другому смотреть на меня.

— Я их не коллекционирую. У меня всего три.

Я фыркнула.

— Всего три, — эхом повторила за ним, перекривляя.

Крис включил музыку, а я прыснула от смеха. Он тоже засмеялся и сразу переключил, но я оставила предыдущий трек.

— Ладно… Я уже знаю, что ты скажешь: что эта песня заиграла случайно, — сказала, отдышавшись.

Крис положил руки на руль и покачал головой.

— Что-то они очень часто в последнее время — случайности.

— Угу. Значит это не намек, да? — я снова начала смеяться.

Берфорт посмотрел на меня и завел машину.

— Я разве похож на того, кто намекает?

Смех сразу же прекратился, а я убрала выбившееся волосы за ухо.

— Нет. Не похож.

Он провел по моей щеке ладонью, и мы выехали на дорогу. Я подпевала Джереми, а Крис улыбался и кидал иногда на меня насмешливые взгляды.

— Я просто не могу выкинуть тебя из головы, о твоей любви только и думаю. Я просто не могу выкинуть тебя из головы, о таком я даже не мечтала. Каждый день. Каждую ночь мечтаю быть в твоих объятиях, — пела старую песню Кайли Миноуг, пританцовывая на сиденье.

— У тебя хорошо получается, — сказал Крис, мельком глядя на меня.

— Не так, как у Кайли, но… — сделала пару вдохов и улыбнулась. — Куда мы едем?

— В одно место, которое я люблю.

— К тебе домой? — невинно протянула, хлопая ресницами.

Крис издал смешок.

— Хочешь ко мне домой?

— М-м-м… я хочу к себе домой, завтра наше агентство устраивает ежегодную вечеринку, так что надо будет еще подготовиться.

— Вот как. Значит, мы поедем к тебе, но потом.

— Мы?

— А как же «секс на день рождение»? — спросил Крис, бросая в мою сторону томный взгляд и припоминая песню Джереми.

Я закинула голову и громко от души засмеялась. Мне нравился этот вечер. Определенно.

— Я подумаю над подарком, ладно, — сказала, разглядывая его мужественный профиль, который освещали огни.

Машина остановилась возле Рокфеллер-центра, и я удивленно посмотрела на Криса.

— Он же закрыт уже, — но увидев улыбку на его губах, фыркнула и добавила: — Но, конечно, не для тебя.

Мы вышли из автомобиля и подошли к стеклянным дверям. К нам сразу же направился охранник, и я уже думала, что нас сейчас выпроводят, но он кивнул Крису и открыл дверь. Моя челюсть чуть там же и не осталась.

— Ты что, его знаешь? — зашептала Берфорту на ухо.

— Кого?

Я оглянулась, как шпион. Вот черт! А если это незаконно? Тут же везде камеры!

— Рокфеллера. Мы тут вообще законно? Нас не посадят за это?

Крис остановился и засмеялся.

— Ты серьезно? Думаешь, тут каждому открывают двери после двенадцати ночи?

Мы подошли к лифтам, и он нажал на кнопку.

— Вот и я об этом. Ты его знаешь?

Крис загадочно посмотрел на меня и зашел в лифт, нажимая на семидесятый этаж. Я, правда, не верила, что мы просто так зашли в это здание после закрытия. Видимо, для Криса Берфорта нет ничего невозможного.

Лифт привез нас на смотровую площадку Top of the Rock, и я открыла рот от восхищения — ночной Нью-Йорк с высоты птичьего полета, как на ладони, весь в огнях, и идет снег. Романтика. Я подошла к прозрачной ограде и прошептала:

— Какая красота.

Крис обнял меня сзади, кладя голову на плечо.

— Люблю приходить сюда, когда никого нет, — сказал он своим бархатным голосом, лаская ухо.

Я смотрела на город и улыбалась. Это так невероятно — тишина, он и я.

— Спасибо.

Повернулась и удивленно посмотрела в его погрустневшие глаза.

— За что?

— За самый лучший день рождения за последние восемь лет, — он криво улыбнулся и уткнулся холодным носом в мою шею. — Правда, спасибо, Меган.

Я перестала дышать. Не думала, что так остро отреагирую на его слова. Наверное, это все сказочная атмосфера, и летающие феромоны в воздухе. Обняла его и вдохнула любимый аромат.

— Что это за духи?

Крис поднял голову и посмотрел затуманенными глазами-ониксами. Снежинки падали в его каштановые волосы и растворялись.

— Что?

— Духи. Они потрясающие. Давно хотела узнать их название…

Он улыбнулся и провел костяшками пальцев по щеке, вызывая ответный огонь в теле.

— Тебе нравятся?

— Очень, — прошептала я.

Крис притянул меня ближе и взял за подбородок, заглядывая в глаза.

— White Crystal, — выдохнул он в губы и поцеловал.

Так нежно, ласково, трепетно… Словно Крис хотел сказать что-то этим поцелуем. Я таяла, как снег, который кружил вокруг нас. Волны наслаждения накрывали одна за другой, и мне не хотелось, чтобы это прекращалось. Его губы — запретны, они все больше и больше отравляли мое тело. Но яд уже проник в кровь и под кожу — возврата из плена не было. А Крис продолжал целовать меня, его рука зарылась в волосы, распуская хвост, и черные пряди рассыпались по плечам. Пальцы выводили круги на голой коже под полушубком, от чего она покрылась мурашками. Крис оторвался от моих губ, а я открыла глаза, возвращаясь в реальность: мы на семидесятом этаже, вокруг сверкающий Нью-Йорк, кружит снег. И Крис, обнимающий меня.

— Думаю, я знаю, какой хочу подарок, — пробормотал он мне в губы и снова прильнул к ним.

*песня, которая играла в машине Криса Jeremih — Birthday sex, и песня, которую пела Меган Kylie Minogue — Can't Get You Out of My Head.

Глава 8

Нью-Йорк, США

Говорят сердце и тело — две разные вещи. Это ложь. Когда затронуто сердце, тело тоже жаждет прикосновений. А когда так часто прикасаются к телу, сердце тоже хочет любить.

манга "Поцелуй холст"

Меган Миллер удивительная девушка. Да, она молода, но, несмотря на это, остроумна, красива внешне и внутренне; ее хочется постепенно раскрывать и узнавать — в ней есть та самая загадка, что-то особенное, чего не было в других женщинах. Первый раз я задумываюсь о том, что мне кто-то действительно нравится как человек, личность, а не как объект для утоления своих физических потребностей. Так странно, не думать о чем-то, кроме работы, стоящей всегда на первом месте.

Я сижу в кресле и смотрю на то, как она плавно двигается: изящно, соблазнительно, чувственно. Глаза «пробуют» неторопливо ее тело, которое сводит просто с ума… И это чертово сексуальное платье снова на ней. Тишину в комнате нарушает только тихо играющая музыка, название которой я не знаю и слышу первый раз, но песня определенно мне нравится; и Меган, которая танцует передо мной в окружении звуков и свете падающих теней от свеч. Да, конечно она не первая девушка, кто делает это, были те, кто танцевал профессионально и знал свое дело. Но тут совершенно другое, не поддается сравнению. Эта эйфория в воздухе… Какая-то магия… Ее руки постоянно ласкают свое тело, отчего мой мозг постепенно отключается, наблюдая за ее обольстительными действиями. Меган поворачивается спиной и медленно опускает бретельки по рукам. Платье скользит по потрясающей фигуре и становится черной блестящей лужицей возле ног. Глаза вспыхивают, ощупывая плавные изгибы: бедра, ноги, спину, волосы, струящиеся, словно шелк. Эта девушка — умопомрачительна. Меган подходит ближе — и уже через секунду сидит на мне. Зеленые глаза стали глубже и притягательнее, а на лице едва заметная улыбка. Конечно, она знает, что я ее хочу. Безумно хочу. Но это мой подарок, и я наслажусь им сполна. Меган, как кошка, которая поймала мышку и хочет с ней поиграть, но я не против, мне сегодня нравится эта роль. Все время смотрю на нее, а руки гладят изящное тело. Какая у нее мягкая кожа… Горячие губы на моей шее — закрываю глаза, медленно улетая от блаженства. Надо потерпеть, иначе я сорвусь, и у нас снова будет животный секс, как в прошлый раз. «Это ради нее. Только ради нее», — вертится постоянно в голове. Меган мучает меня: медленно расстегивает рубашку и проводит языком по груди. Пальцы сильнее впиваются в ее бедра, и я до боли закусываю губу. Почему она так сводит меня с ума? Я не понимаю… Куча женщин делали это со мной, но именно с Меган чувствуется всепо-другому, по-настоящему…правильно. Ее настойчивые и зовущие губы везде… Я не могу сдерживать стон, рвущийся из груди. К черту все! Резко притягиваю девушку к себе, хватая за волосы, и начинаю жадно целовать, но Меган останавливает меня. Ее губы такие красные сейчас… Она вся горит и задыхается.

— Нет, можно я?

Меган опускается на колени, а я закидываю голову, втягивая воздух через зубы. Она издевается. Эта девушка просто, черт побери, издевается надо мной! Влажные губы… порхающий дразнящий язык…

…Мы лежим на кровати, и я нежно вожу пальцами по ее коже. Уже рассвет. Тридцать первое декабря. Сколько раз это было? Мне все время мало и хочется еще, еще — не могу насытиться. Что она со мной делает? Меган лежит сонная и немного уставшая, но довольная. «Довольная кошка». Я невольно улыбаюсь. Ей подходит это сравнение.

— Что это за музыка играла? — спрашиваю, водя легко пальцами по коже, на которую ложатся серые тени от окна.

— М?

Она вопросительно смотрит на меня.

— Песня. Под которую ты танцевала. Мне понравилось.

— А… я не знаю, — она слабо улыбается. — Это был первый раз, кстати.

— Первый раз?

Она кивает и зевает, прикрывая рот ладошкой, которую я перехватываю и целую.

— Ты первый, кому я танцевала. Это… волнительно, но приятно.

— Мне нравится, что я первый, — шепчу, проводя пальцами по ее щеке.

«И, надеюсь, буду единственным», — добавляю в уме.

Меган поднимается на локти, волосы каскадом падают на ее спину и плечи, а я восхищаюсь этим зрелищем.

— Можно я задам один вопрос? — спрашивает она.

— Конечно.

Девушка пару секунд думает и отводит глаза куда-то в сторону. Этот вопрос вряд ли мне понравится, судя по ее нерешительному выражению лица.

— Ты ни разу не говорил о своих родителях. Семье.

Так оно и есть.

Рука останавливается, и я тупо смотрю сквозь нее: глаза стали стеклянными, а дыхание сбилось. Меган хмурится, но молчит, поворачиваюсь на спину и разглядываю белый потолок. Этот вопрос… Давно его никто не задавал. Поднимаюсь и сажусь на кровати, провожу рукой по лицу и беру с тумбочки пачку сигарет.

— Крис?

Встаю, быстро натягиваю штаны на голое тело и выхожу на балкон. Воздух немного остужает и приводит в чувство, а легкие наполняет никотин. Меган становится рядом, кутаясь в одно одеяло, и обеспокоенно смотрит на меня.

— Прости… это… наверное, не стоило задавать этот вопрос, — бормочет виновато она.

— Все нормально, — докуриваю и тушу сигарету. Обнимаю ее, и мы заходим в комнату. Меган больше не задает вопросов, но мне хочется рассказать ей. Как давно это было…

— Прости… просто это не самая лучшая тема для разговоров, — смотрю в зеленые взволнованные глаза и делаю глубокий вдох.

— Я поняла, Крис…

— Мои родители… — это все так же сложно произносить, оказывается, но я продолжаю: — Они разбились с моим младшим братом.

Глаза Меган расширяются — ужас и жалость написаны на красивом лице.

— Прости…

Останавливаю ее, прикладывая к земляничным губам указательный палец.

— Они ехали ко мне отпраздновать день рождения, но тогда была плохая погода. Отец не справился с управлением. Все погибли на месте.

Глаза Меган блестят, и слезинка скатывается по щеке. Вся потрясающая атмосфера разрушена, но она ведь хотела знать? А я, вроде как, хочу ей рассказать.

— Так что… это для меня не праздник. Тридцатое декабря — день смерти моей семьи. Как-то так. Вчера я улыбался первый раз за восемь лет в этот день благодаря тебе, Меган.

Она неожиданно прижимается, и я чувствую, как грудь становится мокрой от слез.

— Мне жаль, прости… прости, что влезла с расспросами… прости, Крис, — бормочет тихо девушка, а я глажу ее мягкие локоны.

— Меган, это было восемь лет назад. И это жизнь. Рано или поздно мы все там будем.

Меган шмыгает носом и поднимает заплаканные глаза.

— Я, правда, не знала… ни в одном интервью, которые я читала, не было этого вопроса, — шепчет она, глядя на меня.

— Ты читала интервью со мной?

На ее губах появляется слабая улыбка.

— А как ты думаешь, я узнала, кто ты? На всех обложках журналов Крис Берфорт: красавчик, холостяк и бла бла бла.

Я широко улыбаюсь в ответ.

— Ты тоже на всех обложках журналов, крошка. А вопрос о семье под запретом. Перед интервью всех предупреждают насчет него.

— Мне жаль твоих родителей и брата.

— Спасибо.

Она целует меня, и я притягиваю ее ближе. Ужасное и горькое прошлое никуда не денется и будет всегда в мыслях, сердце, но раны ноют уже не так сильно.

***

Я открываю глаза и пару минут просто смотрю в одну точку. Взгляд фокусируется на умиротворенном загоревшем лице: рядом лежит Крис.

Крис…

Сглатываю подкативший комок из нахлынувших эмоций и поднимаю руку. Мне так хочется его погладить… Но я останавливаюсь — не хочу будить. Он так крепко спит: безмятежный, спокойный, дыхание равномерное, губы немного приоткрыты — так и хочется коснуться их, а волосы в полном беспорядке. Сердце сдавливает от ноющего чувства к нему. Крис потерял родителей на свой день рождения — какая ирония судьбы. Жизнь порой бывает такой сукой, как ни крути, у нее для нас свои планы, и не каждый может пережить такую боль, сломаться, упасть на дно, сдаться. Но Крис сильный, он все перетерпел и пошел дальше. Прошлый вечер и ночь… Между нами что-то поменялось. Я это чувствую. Не понимаю, что между нами, но…

Сползаю тихо с кровати и иду в ванную. Сегодня Новый год. Черт побери, который час? Мы уснули только под утро, когда совсем обессилили. Смотрю на часы: обед. О салонах и прочем можно забыть. Да и плевать на эту вечеринку! Тоже мне — событие года! Выхожу из душа и шлепаю на кухню. Желудок недовольно урчит — в нем ничего не было с прошлого вечера. Открываю холодильник и улыбаюсь: отличная хозяйка, в моем холодильнике ни черта нет — мышь повесилась. Делаю кофе и перевариваю все, что произошло вчера. Первый раз танцевала для мужчины… стриптиз? Или что-то похожее на него. Я, конечно, не профи, но двигаться умею, да и Крису сто процентов понравилось, как и мне — делать ему приятное. Губы расплываются в улыбке от воспоминаний. А еще его откровенность… Он явно об этом говорит не каждой девушке, с которойпросто спит. Последнее слово больно жалит внутри. «Но это ведь так, Меган. Вы просто трахаетесь, вам хорошо вместе».

«Лгунья…»

Я подхожу к окну и смотрю на заснеженный Нью-Йорк. Предпраздничная суета, хлопоты, люди как всегда спешат куда-то, а я стою с чашкой кофе, наблюдаю и думаю, думаю, думаю… Крис мне нравится. Очень. Безумно. Но я никогда не признаюсь ему в этом первой. Не из-за гордости, нет. Просто, между нами все чертовски сложно… Поэтому пусть все будет, как будет…

— Доброе утро…

Я невольно вздрагиваю, когда слышу за спиной бархатный голос. Поворачиваю голову в его сторону, но сразу же отвожу взгляд на окно, а щеки начинают предательски гореть — Берфорт стоит передо мной СОВЕРШЕННО ГОЛЫЙ! Да что со мной не так?!

— Доброе. Кофе?

Слышу шаги и чувствую, как руки обвивают покалывающее от переизбытка чувств тело. Я уже вся таю… Я — хлопья снега за окном. Ох, черт, и всегда буду так реагировать на этого мужчину? Чувствую себя влюбленной дурой.

— Почему бы и нет? Первый раз так поздно просыпаюсь.

Он целует меня в шею и идет в комнату, а я смотрю на его подкачанный офигенный зад и вздыхаю.

Так странно. После нашей первой встречи думала, что эта интрижка на одну ночь, не более, и мы больше не увидимся — в итоге я просто сбежала. Второй раз это сделал Крис, а сейчас мы сидим у меня на кухне и просто пьем кофе. Никто никуда уже не собирается убегать ни я, ни он.

— Значит сегодня вечеринка?

Голос Криса выводит меня из раздумий. Он уже оделся и сидит с чашкой в руках напротив.

— Да. Так каждый год, — вздыхаю. — Ничего нового.

— Ты там обязательно должна быть? — Крис смотрит на меня из-под бровей и делает пару глотков.

— Это, вроде как, моя работа.

Мы молчим какое-то время. Он кидает взгляд на часы, а у меня появляется сосущее пугающее чувство внутри, что мы больше не увидимся. Крис сейчас уйдет, и все, что было вчера, окажется прекрасным сказочным сном.

— А ты… — я запинаюсь и откашливаюсь. — Не будешь разве встречать Новый год?

Берфорт задумчиво смотрит на меня и странно улыбается.

— Пока не знаю.

***

Крис ушел полчаса назад, а я все никак не могу собрать себя в одну кучу: сижу и смотрю в одну точку, как тормоз. Из ступора выводит звонок жужжащего телефона рядом. Энди.

— Эй, до тебя дозвониться проблематичней, чем до президента!

Кажется, она где-то идет, потому что слышатся шум и голоса.

— И тебе привет, — я выдыхаю и откидываюсь на пахнущиежасмином и Крисомподушки.

— И куда ты пропала? Я вся извелась, — тараторит она в трубку, а я закатываю глаза. Ну, конечно, ей нужны подробности.

Через двадцать минут подруга сидит уже на моей кухни и удивленно таращится.

— То есть, как это не пошла? Так, стоп, я что-то не понимаю.

Решила ничего не говорить про нас с Крисом. Не то чтобы я не доверяю ей или еще что… Энди хорошая девушка, и мой единственный друг женского пола, но… Что я ей скажу? Он трахается, как Бог? Мы просто спим и между нами хрен-пойми-что? После вчерашнего вечера я уже не уверена в том, что у меня к нему только дикое желание, которому нельзя сопротивляться. Я не знаю, что между нами. Я ни хрена не знаю, и это чертовски бесит!

— Значит, две недели я просто так лизала задницу непонятно кому, а она не пошла?! Ты серьезно?! — Энди негодующе смотрит на меня, а рыжие брови хмурятся. Сразу же делаю замечание ей, на что она показывает средний палец. Я фыркаю. Но мне, правда, нечего сказать!

— Ладно. Только почему ты не в салонах и такая замученная? Я думала, ты сегодня целый день проведешь в спа и на массаже, — протягивает подруга, пристально глядя на меня, как будто я ребус.

— Обойдусь без этого.

Она моргает и открывает рот.

— Серьезно?

Я закатываю глаза и иду в спальню. Безумно хочется спать — больше мне ни хрена не надо. Заваливаюсь на кровать и смотрю на Энди, которая садится рядом.

— Не понимаю, что происходит, Мег. И если ты не скажешь, пеняй на себя.

— Энди… я просто смотрела фильмы целую ночь, вот и все, — бормочу бессвязно в подушку.

— Расскажи кому другому, врушка!

Кажется, я отрубилась, а Энди ушла и закрыла за собой дверь. За окнами уже совсем темно. Тянусь за телефоном и смотрю время.

— Твою мать!

Сон, как рукой снимает, и я бегу в душ. У меня есть всего час, чтобы привести себя в божеский вид и встретить Новый год.

*песня, под которую танцует Меган Orelha Negra — M.I.R.I.A.M

Глава 9

Нью-Йорк, США

У меня к тебе не то, что бабочки в животе, у меня там олени самбу танцуют!

Новый год — семейное торжество, как и Рождество, День Благодарения, а я уже пять лет встречаю его с малознакомыми людьми на тусовках. Чувство праздника и волшебства? Я забыла, что это еще в пятнадцать, как и то, что у нормальных подростков есть первая любовь, колледжи, учеба, лекции, друзья…свобода. У меня попросту все это отсутствовало — я сделала другой выбор. Взрослая жизнь началась довольно рано — я слишком быстро встала на эту тропу, не зная, что ждет впереди. А там — жестокий мир, готовый переработать тебя и выплюнуть в любой момент, как ненужный винтик, бесполезную мошку. Но он еще не подмял меня под себя, и этого не случится — я выучила правила наизусть.

Вечеринка проходит в «The Capital Grille» в Мидтауне. Куча знаменитостей, звезд и просто влиятельных людей, таких же одиноких и безвольных, как и я: им тоже диктуют правила, которым приходится подчиняться. Так всегда — наши руки связаны, а рот заклеен скотчем: либо делаешь, что говорят, либо — аривидерчи.

Посетить вечеринку, которую каждый год устраивает IMG models, считается престижным. Да и как упустить пиар, интервью, которые берут всегда у некоторых гостей, и папарацци на красной дорожке, словно кровопийцы, готовые высосать всю энергию и соки. Куча красивых девушек-марионеток, которые знакомятся с миллиардерами и не только «знакомятся» — продолжения ночи никто не отменял, а агентство на это закрывает глаза. Им только на руку — еще один влиятельный спонсор в копилку.

Я держу в руках бокал мартини и каждую минуту выдавливаю дежурную улыбку. Со мной пару раз уже хотели «поближе» познакомиться некоторые особи мужского пола, но я им мягко отказываю, чего делать, конечно, нельзя, но мне плевать. Тут куча других моделей, которые не упустят своей возможности и билета в «лучшую жизнь». Для меня низко быть чьей-то хрен-знает-какой по счету любовницей и продавать свое тело за бриллианты, дорогие побрякушки, машины и прочую чепуху — да, я товар в этом бизнесе, но знаю себе цену, и она им не по карману, сколько бы там нулей не было.

В основном, все в компаниях, но я держусь особняком — Энди простой персонал и ее, конечно, никто не приглашал на такую масштабную вечеринку, а других близких подруг у меня нет, да и зачем? В этом бизнесе не бывает подруг — расслабишься и получишь нож в спину. Уже не раз в этом убеждалась. Поэтому всех держу на расстоянии. В Энди я уверенна: она добрая, открытая, искренняя девушка, готовая помочь в любой момент, каким бы дерьмовым он не был.

Рассматриваю гостей и замечаю Джо. Эта шлюха как всегда клеится к какой-нибудь «влиятельной шишке», и плевать, что у него жена и дети — Джо это никогда не заботило, главное, какое место он занимает в списке Forbes и сколько вил, яхт имеет. Мерзость. Отворачиваюсь, и глаза в тот же момент округляются. Что здесь делает Крис!? Он ведь ничего не говорил даже, хотя я спрашивала! Решил сделать сюрприз?! И как мне себя теперь вести? Глаза хаотично бегают, а шестеренки в мозгу быстро крутятся, пока он направляется ко мне, со всеми здоровается, улыбается и через минуту уже оказывается рядом.

— Привет.

— П-привет, ты не говорил, что будешь тут, — нервно отвечаю и уже чувствую, как на нас все смотрят. Отлично. Слухов не избежать.

— Просто решил воспользоваться приглашением, которое прислало твое агентство, тем более тут пара людей, с которыми надо переговорить. Ты же знаешь, именно на таких тусовках заводятся нужные знакомства и связи, — беззаботно говорит он и улыбается. — Ты хорошо выглядишь, Меган.

Крис держит в руках стакан с виски, а на губах играет лукавая улыбка. По коже проносится волна мурашек от его пристального взгляда, посылающего мое сердце и разум в нокаут. Глаза пробегают по открытому островку кожи на груди: черная рубашка небрежно расстегнута на пару пуговиц, а темные пряди падают на лоб. Сегодня на нем нет строгого костюма, смокинга, и уложенных гелем волос, но и без этого в Берфорте чувствуется порода и власть. Змей-искуситель. От испепеляющих взглядов, облепляющих нас, словно кокон, становится неуютно. Крис тоже это замечает.

— Хочешь в более тихое место?

— Мне надо побыть еще здесь, — говорю и улыбаюсь какой-то знаменитости, которая проходит мимо нас и кидает томный взгляд на Криса.

— Тогда я ненадолго оставлю тебя, надо еще поздороваться с некоторыми людьми, — Берфорт небрежно касается пальцами талии, от чего я вздрагиваю и просто киваю, наблюдая, как его широкая спина растворяется в толпе. Делаю глубокий вдох и пью мартини. Он хотя бы не делал вид, что мы не знакомы — уже радует.

Гости веселятся, танцуют, разговаривают, смеются — все в предвкушении наступающего Нового года. Либо они пьяны, либо делают вид будто им, действительно, такое по душе… либо закинулись «колесами» или еще какой дурью — тут такое практикуется на каждом шагу. Карнавал лживых масок, которые хочется сорвать.

«Ты такая же, Меган. Такая же безвольная душа, с маской на лице… Ты ничем не лучше их…»

Наверное, хватит на сегодня мартини, эти мрачные мысли сейчас совсем некстати. Тараканов, терзающих мой разум, неожиданно прерывает знакомый баритон.

— Мисс, можно пригласить вас на танец?

Улыбаюсь и смотрю в смеющиеся и одновременно серьезные глаза. Крис поднимает вопросительно бровь. Качаю головой и беру его за руку, а он обнимает меня и притягивает ближе.

— Люблю эту песню.

— Да, мне тоже она нравится.

Мы плавно двигаемся среди других пар под слова Криса Айзека.

Весь мир был охвачен пожарищем, и ты одна могла спасти меня.

На что только ни способны глупцы ради воплощения своих желаний!

Я и не мечтал о том, чтобы познакомиться с такой, как ты.

Я даже не думал, что мне будет нужна такая, как ты.

Ловлю на себе завистливые взгляды женского пола. Да, я танцую с Крисом Берфортом. И да, он вам не достанется, сучки. Хочется ядовито улыбнуться, но я сдерживаюсь.

— Чувствую себя под микроскопом, — бормочу ему и стараюсь ни на кого не смотреть.

Он улыбается и обводит взглядом зал.

— Да, мы с тобой под прицелом.

— Завтра напишут, что у нас с тобой роман, и что я окрутила холостяка Криса Берфорта. Или что-то похуже… Желтая пресса обожает всякие сплетни и рыться в грязном белье — это их любимое занятие.

— Тебе не все равно? — спрашивает Крис, заглядывая в мои глаза.

— Все равно, — хмыкаю, и он криво улыбается.

До начала Нового года остаются считанные минуты. Поздравительная речь президента, бой курантов и вот он — Новый год. Мы стоим рядом с Крисом, и я счастливо улыбаюсь. Хоть этот год встретила с тем, кого знаю; говорят, с кем встретишь его — с тем и проведешь. Может, поверить в эту ерунду, волшебство произойдет и Санта услышит меня?

Все друг друга поздравляют, за панорамными окнами пускают салюты и фейерверки. Крис притягивает к себе, а пальцы нежно касаются шеи — в такой суматохе на нас никто не обращает внимания. Берфорт таинственно улыбается и наклоняется ближе.

— С Новым годом, Меган.

Провожу рукой по коже, ощущая под пальцами тонкую цепочку. Ох… Подарок? Я обескуражена и теряю дар речи.

— Спасибо.

— Тебе идет, — он улыбается и оглядывается вокруг. — Кажется, никто не заметил, все пьяные, веселые и им плевать. Теперь ты можешь сбежать?

Я киваю, и мы уходим с этого «праздника», по пути поздравляя других гостей с Новым годом.

***

Я стою в ванной у Криса и смотрю на свой подарок. Господи, не представляю даже, сколько он заплатил за вроде бы простую с виду вещь: обычная тонкая цепочка из платины, а посередине небольшой зеленый изумруд, который хорошо оттеняет цвет моих глаз. Крис появляется в дверях и опирается плечом. Ловлю в зеркале его оценивающий взгляд и говорю:

— Спасибо за подарок, он… шикарный, Крис.

— Рад, что тебе понравилось.

Мне бы тоже стоило что-нибудь подарить ему, даже, если у такого человека есть все — любая мелочь будет приятна.

— Ты не голодна?

Я качаю головой и закусываю губу:

— Разве что голодна по-другому.

Крис ухмыляется, а взгляд блуждает по моему лицу, фигуре, оставляя на коже ожоги.

— Ты ненасытная.

Черные глаза впиваются, как ядовитые иглы. Он медленно подходит, губы расплываются в хищной улыбке: какой же Берфорт сексуальный, красивый и опасный. Как можно не хотеть такого мужчину, от взгляда которого кровь превращается в лаву?

Крис включает воду и скидывает одежду с себя: рубашка, брюки, боксеры летят на плитку пола. Наблюдаю за ним, за его идеальным пропорциональным телом, и развязываю пояс платья. Погружаюсь в воду, пахнущую лавандой и жасмином, прижимаясь спиной к нему.

— Сколько у тебя их было?

Неожиданно замираю от вопроса, а внутри все цепенеет и покрывается инеем. Почему он задал его втакоймомент?

— Кого?

Я понимаю, о чем он, но мне совершенно не хочется говорить об этом.

— Мужчин, Меган.

Я сглатываю неприятный ком в горле и выдыхаю. Как хорошо, что мы не смотрим друг на друга сейчас: Крис бы прочитал все в моих глазах.

— Не знаю. Я не считала их, знаешь ли, — отвечаю чуть резче, чем хотелось. — Мой первый секс был с мужчиной-моделью в шестнадцать, и я не хочу даже вспоминать: это было… ужасно, грубо и неумело. Меня потом долго воротило еще. Я не понимала, в чем люди ловят кайф.

— Серьезные отношения?

— Нет, — тихо отвечаю и становится стыдно, неловко. К чему этот допрос, который заводит меня в тупик?

— И никто из них не хотел большего? — выделяет он слово «них», и из его уст это звучит сейчас, как оскорбление.

— Этого не хотела я.

Мы какое-то время молчим. Что теперь будет думать обо мне Берфорт? Что я какая-то модель-шлюха, которая трахается с кем-попало?

«Ты такая и есть, Меган…»

— А у тебя? — спрашиваю, глядя на прозрачную воду.

— Достаточно. Мы с тобой похожи, Меган — оба испорченные.

Это точно. Испорченные души.

— Ты кого-то из них любил? — неожиданно выпаливаю и становится страшно услышать ответ.

— Нет, — не задумываясь, отвечает он.

Делаю глубокий вдох и облизываю пересохшие губы. Хорошо, хорошо… Я немного расслабляюсь и кладу голову на его плечо.

Не думала, что мы затронем эту тему. После нее остается какой-то неприятный осадок, но уже к ней не возвращаемся.

Мы лежим в кровати, и я наблюдаю, как за окном мелькают красные, голубые, зеленые вспышки салюта, слышно пьяные новогодние песни прохожих.

— У меня к тебе есть деловое предложение, — выводит меня из мыслей голос Криса. Поднимаю голову и вопросительно смотрю на него.

— Деловое предложение в кровати?

Берфорт ухмыляется.

— Да-а-а. Деловое предложение в кровати, — повторяет он за мной, а я посмеиваюсь. — Как насчет того, чтобы сняться в рекламе для моей компании?

Смех резко обрывается, а наши глаза встречаются — кажется, Берфорт совсем не шутит.

— Сняться в рекламе? — тупо повторяю его же слова.

Крис пожимает плечами.

— Ну да, я давно об этом думал. В Испании открывается отель, и можно снять там ролик. Надо поговорить с пиар-отделом. Ты же не против?

Я, конечно, не против, но мне не нравится, что за все будет платить Крис. Как будто он оплачивает… постельные услуги. Отворачиваюсь и разглядываю серую стену, на которой играют разноцветные блики.

— Меган?

— Я… я не знаю, Крис. Это хорошее предложение, только…

У меня язык не поворачивается сказать это.

— Только? — Крис приподнимается на локти и серьезно смотрит на меня.

Делаю глубокий вдох и выпаливаю:

— Любая бы согласилась сейчас на моем месте…

— Меган, я это предлагаю именно тебе, а не «любой», — останавливает мою речь Берфорт и хмурится.

— Не перебивай, пожалуйста, — кидаю на него предупреждающий взгляд и продолжаю: — Это хорошее предложение, просто отличное, но я не могу сняться в рекламе для твоей компании.

— Почему?

— Крис… просто это так… — опускаю глаза, раздумывая пару секунд, чтобы правильно выразиться. — Как насчет кастинга без твоего участия?

Берфорт удивленно вскидывает брови и хмыкает.

— Меган, ты серьезно? Почему нельзя просто сняться в этой чертовой рекламе? Это будет и для твоей карьеры хорошо.

— Да. Но я не хочу, чтобы мне платил человек, с которым я сплю! — резко выпаливаю, глядя на его сосредоточенное лицо. Я это сказала. Крис мрачно смотрит, отводит взгляд и берет пачку сигарет.

— По-твоему это так выглядит? — говорит он и выдыхаетдым. Курит прямо в комнате — я его конкретно разозлила.

— Да.

Он молчит какое-то время.

— Ладно. Тогда кастинг. Хорошо. Но если ты не пройдешь?

— Тогда в рекламе снимется другая модель, только и всего.

И когда я успела стать такой правильной? Мать Тереза прямо. Надо было просто согласиться, а я все усложнила. Крис поворачивает голову и отрешенно смотрит на меня.

— Хорошо. Если ты так хочешь, Меган.

***

Утром я просыпаюсь от лучей солнца, заливающих всю комнату, и от того, что в постели я одна. Пару минут лежу и вспоминаю наш не очень приятный разговор. Сначала тема о мужчинах, потом о рекламе… Не самые лучшие для начала года. Встаю и накидываю его рубашку, которая валяется на полу в ванной. На втором этаже Берфорта нет, спускаюсь на первый и слышу низкий голос из приоткрытых дверей.

— Да. Да, Лиз, я хочу, чтобы все было готово в ближайшие дни. Да. Отлично. Рассчитываю на тебя.

Видимо, это кабинет — просторный и обставленный со вкусом в темных тонах. Он стоит спиной к дверям в обычных штанах и светлой рубашке. Услышав шаги, Крис поворачивается, и мы встречаемся взглядом. Сразу же ощущаю блуждающие глаза, отчего разум заволакивает плотным туманом. Отгоняю наваждение и стараюсь успокоить сердце, выпрыгивающее из грудной клетки.

— Доброе утро.

— Доброе утро, Меган. Тебе идет моя рубашка.

Провожу пальцами по приятной ткани и неловко улыбаюсь.

— Хотела сказать, что я поеду домой.

Выражение Криса сразу меняется, и между нами повисает напряжение.

— Хочешь уехать?

Берфорт подходит ближе. Зачем он так смотрит? Как будто гипнотизирует, и мозг отключается сразу же. Наверное, знает, на какую кнопку стоит нажимать; либо она просто не работает в его присутствии. Так я летающих тварей в животе никогда не усмирю… Только не рядом с ним.

— Как насчет завтрака?

— Завтрака? — шепчу я.

Крис щурит глаза и делает шаг, вторгаясь в мое пространство — между нами считанные сантиметры.

— Да, завтрак, Меган, — говорит глубоким голосом, притягивает к себе одной рукой, другой зарываясь в волосы, и мы уже страстно целуемся. Крис смахивает какие-то бумаги, и они летят вниз, рассыпаясь по темному паркету. Черт. Мы это делаем на столе в его кабинете.

— Крис…

Он улыбается и продолжает целовать шею и грудь, а я все стону его имя. Или хриплю… или просто задыхаюсь, потому что легкие сгорают от каждого прикосновения.

— Зачем ты надела эту рубашку, Меган? Ты сводишь меня с ума…

Вся дрожу от его ласк, слов, а он продолжает вводить меня в транс губами, дыханием, руками…

— Крис…

Кажется, я просто теряю контроль: пальцы впиваются в гладкую деревянную поверхность, и я откидываю голову. Это какое-то сумасшествие. Бабочки просто сходят с ума внутри, а тело пылает адским огнем — как еще этот чертов дом не сгорел на хрен от того, что творится вокруг нас? Как не сгорел гребанный мир?

— Крис…

Я рассыпаюсь на куски, на сотни, тысячи, миллионы частиц. Все вокруг кружится, становится ярче, как будто я под «коксом». Крис кончает и отпускает мои дрожащие ноги. Я лежу распластанная на его столе и тяжело дышу. Что это было? Какая-то дикость. Мы похожи на пещерных людей с животными инстинктами. Крис обхватывает парализованное тело, и зрение фокусируется на его довольной улыбке Чеширского кота.

— Нам надо позавтракать, Меган.

— Я думала… мы позавтракали… только что, — хриплю в ответ, и смотрю в блестящие глаза.

— Я говорю о еде. Переоденься или я трахну тебя и на кухне. Ты очень сексуальная в моей одежде и без макияжа.

— Ты хочешь моей смерти? — слабо бормочу и сползаю со стола, одергивая рубашку.

— Ни в коем случае, — Крис легко целует меня, и мы выходим из комнаты. Он — нормально, а я — на трясущихся ногах.

*песня, под которую танцуют Крис и Меган Chris Isaak — Wicked Game

Глава 10

Нью-Йорк, США

Мы не идём к другим из-за страха быть отвергнутыми, мы не говорим о своих чувствах из-за страха насмешки, и мы не вверяем себя другому человеку из-за страха боли потери.

Адам Джексон. "Десять секретов любви"

Жужжащий телефон настойчиво вибрирует где-то рядом, шарю по тумбочке и сонно бормочу, даже не посмотрев на экран:

— Да…

— Меган! Меган! У меня просто потрясающая новость! — слышу возбужденный голос Энди и отстраняю трубку — она так кричит. И вообще, который час?

— Какие новости?

— Ты просто не поверишь, Мег!

Переворачиваюсь на бок и кутаюсь в одеяло.

— Говори уже, Энди.

— Кастинг для рекламы компании Криса Берфорта, — тараторит она, а я открываю резко глаза.

С Крисом мы не разговаривали уже несколько дней. Не знаю, то ли он занят, то ли еще что, но первой ему не звоню — все-таки у нас странные отношения. И вот…. кастинг.

— Когда?

— Слушай, я ожидала больше эмоций что ли, — протягивает разочарованно подруга. — Ты совсем не рада?

— Просто я еще не до конца проснулась, — нахожусь с ответом. Второе имя Энди, видимо, Шерлок.

— Завтра в его компании на девять утра.

— Ладно. Отлично.

— Ты помнишь, что на следующей неделе съемки в Чикаго с Эшем Кервелом?

Точно. Съемки для Bazaar.

— Затем съемки для Vogue во Франции, — продолжает упорно подруга.

— Да-а-а. Да, блин, Энди, я помню. А затем кастинги для Недели моды.

— Ага, но, если ты пройдешь у Берфорта, придется пересмотреть график.

— Хорошо. Дай мне поспать еще, — бормочу в трубку и зарываюсь с головой под одеяло.

— Да пожалуйста, только не забудь, что завтра тебе…

Отключаюсь и пару минут лежу в постели. Конечно, ни о каком сне не может быть речи — встаю и шлепаю в душ.

Через час беру лэптоп и набираю маму. Она улыбается в камеру и машет мне рукой.

— Привет, детка!

Я радостно расплываюсь в улыбке и посылаю воздушный поцелуй.

— Привет, мамочка.

— И как там моя успешная супермодель?

— Ма, я не супермодель, — говорю ей и ставлю лэптоп на колени, опираясь о подушки. — Все хорошо. Съемки, съемки, съемки — начало года всегда нагруженное, как и конец. Кастинги для Недели моды… радует, что хоть в Лондон попаду, увижу тебя.

— Как хорошо. Я очень рада, что моя девочка такая популярная, — говорит она и улыбается. — Детка, работа работой, но что насчет личной жизни?

Я смотрю на ее изображение в экране и теряюсь. А что у меня с личной жизнью?

— Конечно, тебе всего двадцать, но ты ни разу не говорила о кавалерах, — она подпирает голову рукой, а я дотрагиваюсь до цепочки, которую подарил Крис — с того дня не снимаю ее.

— Мам, на это нет времени, на парня и отношения.

Мы вообще с ней на тему парней не говорим — это табу, но она решила ее поднять. Крис единственный, с кем у меня что-то больше, чем секс, но и отношениями это сложно назвать. Перевожу тему, интересуясь ее работой и делами — я еще не готова рассказывать о Берфорте. После разговора с мамой, завершаю видеовызов, кладу лэптоп и кутаюсь в плед. За эти дни я то и дело думала о нас. Пока что нет такого понятия «нас» — есть я и он, будет ли вообще «мы», я не знаю. Но точно уверена теперь в одном: я не хочу, чтобы он принадлежал кому-то еще.

***

Уолл-стрит — «улица деловых костюмов». Выхожу из такси, и мимо несутся люди; почти каждый не отрывается от телефона — создается впечатление, что их рука приклеена к уху, а некоторые разговаривают одновременно по двум. Даже жаль их — я бы не смогла работать офисным сотрудником, это совсем не мое.

Компания Криса — высотка из стекла и железобетона. Захожу в здание и направляюсь к лифтам, невольно вспоминая тридцатое декабря и Рокфеллер-центр. Мне надо в отдел пиара и рекламы, Энди сказала, что он находится на двадцатом этаже. Когда выхожу в просторный холл, оформленный в теплых голубых и бирюзовых тонах, в меня впивается множество глаз. Ого, да тут ажиотаж, как на кастингах Недели моды — холл забит под завязку девушками, и вряд ли это еще конец. Замечаю несколько знакомых лиц и киваю им. Присаживаюсь на один из свободных диванов и оглядываюсь: некоторые тихо переговаривается между собой, другие в телефоне, кто-то читает журналы — все чем-то заняты, ожидая начала.

— Говорят, он тоже будет на кастинге.

Шепчет одна девушка другой рядом, и я прислушиваюсь.

— О ком ты?

— О Крисе Берфорте.

— Да ладно?!

— И он тоже будет сниматься в рекламе…

— Ну, ничего себе…

Бред. Тупые слухи. Он же сказал, что предоставит все своему пиар-отделу, я надеюсь, он сдержит обещание и не будет вмешиваться — Крис Берфорт не похож на такого человека. Глаза останавливаются на девушке, входящей в помещение, и голоса почти сразу стихают — все смотрят на нее и парня.

— Всем доброе утро и спасибо, что пришли. Меня зовут Элизабет Стоун, а это мой помощник Дин Лейхау. Заходите, пожалуйста, по одной, а пока Дин раздаст анкеты для заполнения.

Дин, невысокий шатен, приветливо всем улыбается и начинает раздавать листки. Значит, Криса не будет. Конечно, у него есть более важная работа. Кто-то из девушек озвучивает мой вопрос вслух.

— Нет, мистера Берфорта не будет, — качает головой Элизабет и приглашает первую девушку.

Время тянется нудно и медленно. Я успела посидеть в Старбаксе и выпить кофе, послушала музыку на айподе. В кабинет попадаю только после обеда. Холл почти пуст — большинство кандидаток уже разошлись. Присаживаюсь напротив Элизабет и Дина, протягивая анкету. Она пробегает по ней глазами и открыто улыбается — делаю то же самое в ответ. Элизабет начинает задавать стандартные вопросы: «Расскажи о себе», «Давно ли в этом бизнесе», «Почему решила прийти на кастинг». Последний вопрос ставит меня в тупик, но быстро беру себя в руки и выкручиваюсь. Не могу же сказать, что об этом я узнала еще раньше, чем она… в кровати ее непосредственного начальника.

— Меган, ты не против фото? — спрашивает Элизабет и делает какие-то пометки в блокноте.

— Конечно.

Дин берет в руки профессиональный фотоаппарат, лежащий перед ним, и пару раз щелкает.

— Спасибо, что пришли. Обязательно позвоним, каким бы не был результат.

— Спасибо. До свидания.

Выхожу из кабинета и направляюсь к лифтам. Жду, пока один из них приедет, и пишу смс Энди о том, что уже освободилась. Двери открываются, и я слышу знакомый бархатный баритон, который заставляет меня онеметь от неожиданности. Пора бы уже привыкнуть ктакимвстречам.

— Меган?

Вздрагиваю и поднимаю глаза — передо мной стоит Крис в строгом темно-сером костюме с черным галстуком в орнамент и белоснежной рубашке. Боже, мы будем каждый раз так встречаться? Это уже выглядит сверхъестественно. Там, наверху, кто-то решил пошутить, наверное, над нами.

— Привет, — говорю и захожу в лифт.

Тянусь, чтобы нажать на первый этаж, но Крис останавливает меня.

— Зайдешь ко мне?

— Крис, я не уверена, что это хорошая идея…

— Всего пара минут, Меган. У меня много дел, я не задержу тебя, — произносит он настойчиво, сверля черными глазами.

— Ладно, — сдаюсь я (что не удивительно, кнопка в голове автоматически выключается), а лифт поднимается на последний этаж.

Лицо его секретарши удивленно вытягивается, когда мы проходим мимо.

— Саманта, два кофе и пока не беспокоить меня.

— Х-хорошо, — заикается она, провожая нас взглядом.

Я оглядываюсь, заходя в кабинет — панорамные окна открывают вид на возвышающиеся высотки, и помещение оформлено в холодных тонах. Глаза вспыхивают, замечая такой же большой стол, как у него дома. Крис ловит мой взгляд и садится в кресло. Все так гармонирует: окружающая обстановка, он, сидящий в кресле за столом, словно Кевин Ломакс* — деловой, серьезный, как тогда в Париже в нашу первую встречу.

— Как кастинг?

— Как всегда, — жму плечами и отвожу глаза от пристального тяжелого взгляда.

Меня сковывает чувство неловкости — сейчас передо мной сидит будто другой человек.

— Хорошо.

— Ты же не будешь вмешиваться? — подозрительно кошусь на него.

— Меган, мы это уже обсуждали, — отрезает он, и я замолкаю. Да, в Берфорте словно живет две личности одновременно: деловой, собранный, расчетливый бизнесмен и нежный, обычный мужчина, со своими проблемами и семейной драмой. «Крис в кабинете» и «Крис наедине со мной» — два разных человека. Это немного пугает.

Раздается стук в дверь, и входит секретарша: блондинка модельной внешности с хорошими формами в светло-коричневом костюме. Не верится, что она тут только кофе приносит и отвечает на звонки. Стараюсь не думать о том, спит ли с ней Крис или нет. Она ставит перед нами чашки и уходит. Делаю пару глотков и возвращаю ее на место, стараясь не скривиться. Как она еще работает здесь, и как Берфорт может пить такую гадость?

— У тебя красивая секретарша.

И зачем я это ляпнула? Сейчас он подумает, что я ревную. Крис едва заметно улыбается.

— Саманта мой сотрудник, Меган. Не более.

Я что, сейчас покраснела? Чувствую себя маленькой девочкой, которая сказала какую-то глупость.

— Да, конечно.

Зря я к нему решила зайти. Сейчас между нами как будто незримая стена, и мы — чужие люди.

— Мне надо идти, — встаю и беру небольшую сумочку.

Крис внимательно смотрит и тоже поднимается. Я останавливаюсь возле дверей, обхватывая ручку.

— Она делает отвратительный кофе.

Чувствую на себе пронзительные черные глаза и покидаю офис Берфорта.

***

Второй раз в кабинете у Криса я оказалась на следующий день. Элизабет Стоун позвонила вечером и пригласила к себе.

— Привет, — она встала и пожала мне руку, когда я зашла в небольшой кабинет: в отличие от офиса Берфорта, тут было уютно и все оформлено ярко.

— Доброе утро.

— Поздравляю, — Элизабет искренне улыбнулась, и я ее поблагодарила. Эта девушка сразу располагала к себе и вызывала доверие.

— Все детали узнаешь буквально через пару минут. Команда, которая будет заниматься съемками в Испании уже на месте.

— В Испании?

Об Испании никто не говорил даже, хотя Крис что-то упоминал, кажется, но потом у нас с ним было очень бурное утро и все вылетело из головы.

— Да. Открытие нового отеля именно там, поэтому решили снять ролик, чтобы разрекламировать. Пиар, — хмыкнула она и вышла из-за стола. На ней было кремовое платье с квадратным вырезом, а русые волосы уложены в «ракушку». — Что ж, пойдем, познакомишься со всеми.

Когда мы зашли в лифт, и Стоун нажала на последний этаж, я стала нервничать. Конечно, мы с ним в любом случае встретились бы, это ведь реклама для его компании, но не думала, что так скоро. Блондинка, увидев меня и Элизабет, расплылась в вежливой недоулыбке и сказала, что нас уже ждут. Мило. Мы зашли в кабинет, и я встретилась глазами с Крисом. Он сидел в окружении нескольких мужчин и девушки.

— Всем доброе утро, — поздоровалась Элизабет. — Представляю вам модель, которая снимется в ролике — Меган Миллер.

— Здравствуйте, — я пожала присутствующим руки, а Крису — улыбнулась.

— Давайте сначала обсудим детали и формальности, а затем саму концепцию, — сказал он и сел во главе стола. Все с ним, конечно же, согласились.

Формальности — это договор, который надо прочитать и изучить. Глаза немного округлились, когда увидела гонорар, который получу за съемки. Кинула мельком взгляд на Криса. Я не жаловалась на свой заработок сейчас, но эта сумма была огромна. Я первый раз получала столько.

— Итак, Меган, насчет съемок. Они пройдут на этих выходных в Испании в новом отеле. Сыграете с Крисом влюбленную пару, прилетевшую на отдых, — сказал Киллан — режиссер.

— Влюбленную пару? — переспросила севшим голосом и посмотрела на Берфорта, который сидел с невозмутимым видом. Кажется, он даже не удивлен.

— Да. Было бы неплохо показать и владельца отеля. Вы очень гармонируете как пара и хорошо смотритесь, — улыбнулся Киллан.

Гармонируем? Пара? Ох, если бы они знали, как все сложно между нами… Конечно, мне не впервой надо изобразить с кем-то влюбленность, страсть, желание, химию… но только не с Крисом. Это уже слишком.

Они обговаривали еще какие-то детали, сколько примерно будет ролик по длительности, дополнительная фотосессия после. Я уперлась глазами в договор и тупо смотрела на строчки, даже не понимая их значения.

— Меган, — услышала низкий баритон и оторвалась от бумаг, посмотрев в холодные черные глаза. — Вылет в пятницу, ты услышала?

— А… да, хорошо, — буркнула и снова посмотрела на документ. — Где именно в Испании открытие отеля?

Об этом никто не говорил, либо все прошло мимо ушей. Испания не маленькая ведь страна.

— Коста-Бланка, — ответил Крис.

В чем огромный плюс профессии модели — путешествия. Это своего рода наркотик, который вызывает привыкание — если начнешь употреблять, отвыкнуть сложно. Так и с путешествиями: новые страны, города, люди, культура, природа — это все восхищает.

В кабинете Криса я пробыла еще минут сорок и, когда уже все обсудили до мелочей и стали расходиться, собралась домой, но Крис попросил меня остаться. Элизабет вышла последней и закрыла за собой дверь. Берфорт сел на подлокотник дивана и посмотрел на меня.

— Ты не очень довольна.

Это так заметно? Наверное, у меня весь разговор была кислая рожа, но играть на камеру с Крисом влюбленную парочку… я даже не знаю.

— Все нормально… — задумалась на мгновение. — У меня потом съемки с Эшем Кервелом, там будет что-то подобное.

— Эш Кервел? Кто это?

— Модель. Он из Германии.

Взгляд Криса стал колючим.

— Ты с ним тоже спала?

Я резко вскинула на него глаза.

— Нет, я с ним не спала, Крис.

Мы молча буравили друг друга, пока он не встал и не прошел к своему столу, на котором начал звонить мобильный.

— Да. Привет. Занят, у тебя что-то срочное? — Крис разговаривал и смотрел на меня. — Не знаю, может быть на следующей неделе, хотя я не уверен.

И с кем это он разговаривает? Берфорт стал спиной, и я залюбовалась его фигурой. Светло-голубая рубашка и темные брюки сидели идеально, а волосы как всегда в небрежном модном беспорядке — Крис Берфорт бесподобен. Он повернулся, и я отвела сразу же глаза в сторону.

— Да, созвонимся. Пока, — он положил телефон на стол и сел рядом со мной.

— Значит, Эш Кервел, — протянул он, а глаза нехорошо прищурились. Я только сейчас заметила, что их цвет меняется от кофейного до почти черного, что даже радужки не видно. И черные они становятся, когда он либо злится, либо… Я не удержалась и закатила глаза. Это ревность? Не может быть.

— Мне надо ехать, — я поднялась, но Крис обвил мои бедра и притянул ближе.

— Ты с ума сошел! Сюда же могут войти! — прошипела, бросая взгляд на двустворчатую дверь.

— Сюда никто не войдет, Меган, — усмехнулся Крис и дернул к себе. Я не удержалась и плюхнулась к нему на колени, ощутив сразу же любимый аромат вкусных духов «White Crуstal». Он точно сумасшедший. Крис провел кончиком носа по оголенной шее и поцеловал в ключицу.

— Крис, прекрати… только не здесь… — тихо пробормотала, закрывая глаза от наслаждения.

— Почему не здесь? — прошептал он и оттянул ворот тонкого шерстяного свитера. — Это мой кабинет и моя чертова компания. Я могу делать, что пожелаю.

Его губы такие теплые и мягкие, нежные и одновременно требовательные. Действительно, какая разница, сюда ведь просто так никто не войдет…

— Мистер Берфорт…

Я резко открыла глаза и встретилась взглядом с ошеломленной секретаршей, которая медленно начала покрываться красными пятнами. Конечно, сюда никто не войдет. Она даже не постучалась.

— Э-э-э… на линии мистер Грин, — запинаясь, быстро пробормотала блондинка. — Простите.

— Хорошо, Саманта, — ответил недовольно Крис, выражение его лица сразу же изменилось и стало холодным.

Секретарша закрыла за собой дверь, а я поднялась, одернула юбку и поправила свитер, до сих пор ощущая на коже ожоги после поцелуев.

— Сюда никто не войдет, — бросила с сарказмом ему и направилась к дверям.

— Меган, — услышала вдогонку хриплый голос и повернулась. — До пятницы, — добавил он и криво улыбнулся.

*Кевин Ломакс — герой х/ф «Адвокат дьявола»

Глава 11

Коста-Бланка, Испания

Только раз, и то если очень повезет, ты встречаешь человека, который разделяет твою жизнь на две части, до встречи с ним и после.

х/ф "Дрянная девчонка"

Бенидорм считается одним из популярных городов Коста-Бланки. Часто его сравнивают с Нью-Йорком и Лас-Вегасом из-за обилия высоток и множества клубов, баров, ресторанов и прочего. Выкупить здание недалеко от побережья оказалось огромной проблемой, так как тут находится отель на отеле, здание на здании. Но для меня нет ничего невозможного — хотелось место именно здесь: хорошая погода круглый год, куча туристов и… отличная прибыль.

Кала-Дель-Тио-Ксимо — закрытый пляж, скрытый в морской скале, и сейчас на нем находимся только мы. Очень удобно приезжать сюда зимой, когда туристов по минимуму, в основном огромный наплыв летом и осенью. Но сейчас тут тишина и красота. Я слежу глазами за Меган: она босая ходит по пляжу, иногда прозрачная голубая вода касается ее ног, волосы и легкое светлое платье развивает ветерок, а на губах играет улыбка.

— Крис, вы можете пройтись вместе, — повернулся ко мне Киллан.

В нашей команде всего пара человек: Киллан, который следит за всем процессом, его помощник, имени которого я не помню, оператор, фотограф и девушка-стилист. Мы прилетели в Аликанте утром, совсем недалеко от него находится международный аэропорт. От Аликанте пришлось добираться на арендованной машине. Остановившись в отеле и быстро кинув вещи, мы приступили сразу к съемкам — времени не так много.

Я подошел к Меган, она повернулась и темные блестящие волосы, в которых играли лучики солнца, словно вплетающиеся золотые нити, подхватил ветер.

— Нам надо пройтись, — сказал ей, глядя на чистую прозрачную гладь Средиземного моря.

— Как школьники за ручки? — невинно протянула она и захихикала.

Я засмотрелся на ее лицо, красивую улыбку, яркие зеленые глаза — она выглядела превосходно. Меган в любом виде сногсшибательна — даже с шишкой на лбу или после похмелья. От этих воспоминаний, я невольно улыбнулся сам себе.

— Да, большие дети, — хмыкнул и переплел наши пальцы.

Мы прошлись вдоль небольшого берега и остановились, глядя на воду.

— Тут очень красиво, — восхищенно сказала Меган, а я задумчиво взглянул на нее.

— Да, очень… — пробормотал, думая совсем не о красоте природы.

— Отлично, отлично! Теперь давайте сделаем пару кадров в отеле! — захлопал в ладоши Киллан.

Съемки продолжаются до вечера. Иногда мы делаем паузы на обед и снимаем дальше. Когда на Бенидорм опускаются сумерки, и небо становится пурпурным — зажигаются фонари и вывески. Конечно, зрелище не такое, как в Нью-Йорке, который просто утопает в огнях. Нет, тут совершенно другая атмосфера: спокойная, уютная, тем более сейчас, когда здесь в основном коренные жители и мало туристов. Никакого шума и гама.

Нам надо еще отснять кадр на фоне ночного Бенидорма. Как раз подготавливают столик на террасе, а оператор и группа настраивают оборудование и освещение. Меган, как и я, переодевалась сегодня пару раз, и сейчас на ней вечернее черное платье, подчеркивающее красивую фигурку. Мы сели за столик, накрытый на двоих, и включилась камера. Меган заметно занервничала, хотя целый день чувствовала себя в своей тарелке, но сейчас мышцы ее лица, да и все тело, были напряжены.

— Эй, — тихо позвал ее. — Расслабься.

Взял руку и поднес к губам, целуя костяшки пальцев. Рот Меган немного приоткрылся, а плечи опустились.

— Вот так лучше, — пробормотал я. От нее приятно пахло, то ли ванилью, то ли карамелью — мне нравился этот особенный аромат.

— Так… так… отлично… теперь давайте сделаем кадр на фоне всего отеля, — заговорил Киллан. Мы вышли из-за столика и подошли к перилам. Я обнял ее сзади и прошептал на ухо:

— Все хорошо, не переживай, ты отлично справляешься.

Мы смотрели на море и небо, которое сейчас было невероятного пурпурно-синего цвета, казалось, что никакой съемки вовсе нет и камеры тоже.

Наконец Киллан хлопнул в ладоши и сказал, что на сегодня достаточно.

— Устала? — спросил я Меган, когда съемочная группа собирала оборудование.

Она вздохнула и покачала головой.

— Нет, это была работа в удовольствие.

Уголки моих губ поползли вверх от ее слов, а Меган, видимо поняв, что сказала, смутилась и фыркнула.

— Море, песок, хорошая погода… как от такого устанешь.

— Ну да, ну да, конечно, только море и песок тебе принесли удовольствие, — сказал насмешливо, глядя в изумрудные глаза. — Если ты не устала, как насчет небольшой экскурсии по городу?

— Ладно, только мне надо переодеться.

Мы ехали на арендованном автомобиле с откидным верхом в сторону Аликанте, который находился в сорока шести километрах от Бенидорма. Мимо проносились пальмы, пляжи, здания, а на небе появлялись первые звезды. Меган постоянно улыбалась, и я тоже не мог сдержать улыбки, глядя на ее счастливое лицо.

— Почему именно Аликанте? — спросила она, когда мы почти уже подъезжали к городу.

— Увидишь.

Зачем раскрывать интригу? Мы оставили машину на парковке и пошли вдоль улицы. Небольшие двухэтажные домики, мощеные улочки, немногочисленные прохожие, иногда встречающиеся нам.

— Мне это место напоминает чем-то фильм «Малена», — сказала Меган, разглядывая с любопытством все вокруг.

— Чем?

— Там тоже были узкие улочки, небольшие дома. Не знаю, почему именно этот фильм в голову пришел.

Потянул ее за руку, заходя в какой-то ресторанчик. Пахло здесь замечательно. Да и я проголодался, а испанская еда — очень вкусная и разнообразная. К нам подошла официантка и приветливо улыбнулась.

— Ты уже ела испанскую еду? — спросил Меган, поглядывая в меню, которое протянула девушка.

— Как сказать, — неуверенно пробормотала она, а я вопросительно поднял бровь.

— Скажи как есть.

— Я слежу за фигурой. У нас в агентстве с этим строго, поэтому…

— Боже, ты серьезно, Меган? — насмешливо кинул, разглядывая хмурое лицо. Ей явно хотелось съесть чего-нибудь вкусненького. Она сердито посмотрела на меня.

— Представь себе. Я не могу себе позволить калорийную еду. Тем более скоро кастинг на Неделю моды в Нью-Йорке.

— Не будь занудой, ты обязана попробовать фирменную испанскую еду, — ухмыльнулся и подозвал к нам официантку. — Две порции паэльи* и орчату*.

Она кивнула и ушла.

— Не решай за меня, Берфорт, — сказала рассерженно Меган и откинулась на спинку плетеного кресла, складывая руки на груди. — Куда я буду девать калории, которые попадут сегодня в мой организм?

— Не переживай, мы их сожжем ночью, — сверкнул глазами, наблюдая за ее реакцией.

Меган фыркнула и покачала головой.

— У тебя одно на уме.

— Когда смотрю на тебя — да.

— Мы только этим и занимаемся, — бросает она и смотрит на парочку прохожих за окном.

— Тебе не нравится что-то? — вытаскиваю из пачки сигарету и прикуриваю. Не то, чтобы я был зависим, но иногда хочется затянуться сигареткой, а рядом с Меган курить тянет тем более.

Она кидает на меня косой взгляд, кажется, мой ответ ей не очень понравился.

— Ты ведь не всегда куришь.

— Нет, иногда, — говорю, выдыхая дым из носа.

— Почему именно сейчас?

— Просто захотелось.

Она отворачивается и осматривает помещение. Вскоре нам приносят наш заказ. Меган скептически смотрит на тарелку с рисом и морепродуктами, больше минуты думая, и только потом пробует. Я с интересом наблюдаю за ней.

— Вкусно, — бормочет она и начинает есть, а я улыбаюсь и качаю головой. — Знаешь, это не смешно. Когда все время питаешься низкокалорийной пищей, чтоб, не дай Бог, не поправится и потом ешь такую вкуснятину… это огорчает.

— Ты можешь хоть иногда себя баловать, — говорю, поглядывая на нее.

— Красота требует жертв, знаешь такую фразу? — Меган берет в руки стакан с орчатой и делает пару глотков.

— Ты и так красивая, Меган.

— Да, но это все требует усилий.

Когда все доедено и счет оплачен, мы выходим на улицу — уже совсем темно и слышится где-то рядом испанская музыка. Глаза Меган загораются азартным огоньком, и она тянет меня за руку. Совсем недалеко на небольшой площади играют уличные музыканты: у одного в руках гитара, у другого — кастаньеты*. Мы останавливаемся в паре шагов от них, и Меган заворожено слушает, пританцовывая. Один из музыкантов кричит:

— Hey, es una chica hermosa, baila!*

Меган смеется, и начинает кружиться, а ее цветастое платье развивается, как и немного волнистые черные волосы. Она звонко смеется и берет меня за руку.

— Давай, Крис!

И как ей откажешь? Вокруг собирается небольшая толпа из улыбающихся зевак, некоторые даже снимают наши танцы на телефоны. Музыкант кричит:

— Esta canción es para ti, la belleza!*

Известную мелодию, которую знает весь мир, Gipsy Kings «Bamboleo» сразу же все узнают, и теперь танцуем не только мы, но и прохожие. Меган раскрепощенно двигается, извиваясь и кружась, щеки раскраснелись, а глаза-изумруды возбужденно сверкают — взор не оторвать. Песня заканчивается, а публика взрывается аплодисментами и одобрительным свистом. Меган поправляет растрепавшиеся волосы и широко улыбается.

— Это было… очень жарко, — она обмахивает себя руками. — А ты хорошо танцуешь, Берфорт.

— Да? Спасибо за комплимент, но я тебе точно проигрываю по всем фронтам, — криво улыбаюсь, кидаю музыкантам пару крупных купюр в чехол для гитары, и обвиваю ее талию, притягивая ближе. Она немного задыхается, но вскоре дыхание восстанавливается и Меган спрашивает:

— И куда сейчас?

— Кое-что купим и вернемся в отель.

Заходим в небольшой магазинчик, и я перебрасываюсь с продавцом парочкой слов по-испански.

— Так, ладно, и что это? — кивает она головой, глядя на бутылку в моей руке.

Я улыбаюсь и обнимаю ее за плечи.

— Приедем в отель и узнаешь.

— Снова какие-то интриги.

Мы идем к парковке, где оставили машину и вскоре уже несемся в Бенидорм.

***

— Пока ты не скажешь, что это, я не буду пробовать, — говорит Меган, косясь на бутылку, когда мы заходим в мой номер и устраиваемся в креслах на балконе.

— Думаешь, хочу отравить тебя? — спрашиваю ее насмешливо.

— Или напоить…

Я смеюсь и наливаю в рюмки коричневую жидкость. Меган берет свою и подозрительно нюхает.

— Это «Кантуэсо» — ликер из лаванды, — поясняю ей.

Меган делает пару глотков и причмокивает губами.

— Довольно необычно. Но кальвадос мне нравится все же больше.

Улыбаюсь и смотрю на лунную дорожку, которая отражается в воде.

— Такая тишина и чистый воздух. Я бы хотела жить в похожем городке, — говорит Меган, глядя на море.

— Странно слышать от той, которая живет в одном из шумных городов мира.

— Мне нравится Нью-Йорк, но я не буду всю жизнь работать моделью, поэтому это временно, — вздыхает она и откидывает голову на спинку кресла.

— И чем ты хочешь заняться потом?

— Я пока не думала над этим. Мне всего двадцать и сейчас я на самом пике, не хочу все взять и бросить.

Беру сигарету и делаю затяжку, ловя на себе скептический взгляд зеленых глаз.

— Что-то ты сегодня часто куришь.

Не могу же я сказать, что это все нервы. Не хочется портить такой вечер и день, затаскивая ее в постель, хотя желание бешенное, особенно после танцев под испанскую музыку. Мне нравится наш разговор по душам.

— Я скучаю по маме и Лондону, — тихо говорит Меган, и я смотрю на ее погрустневшее лицо. — Я просто счастлива, что могу туда попасть хоть во время работы. А так, мы редко видимся.

— А что с твоим отцом? — кажется, в той папке о нем ничего не было написано.

— Я не знаю, кто мой отец, — жмет Меган плечами. — Мама никогда о нем не говорила, а я не спрашивала. Мы всю жизнь с ней вдвоем.

— И тебе не интересно узнать, кто он?

Я наливаю ей еще ликера в рюмку.

— Нет. Если бы он хотел со мной познакомиться, давно объявился. А сейчас… мне уже все равно — не важно, кто он.

Мы какое-то время сидим в молчании и смотрим на лунную дорожку и тихое море. Внутри — умиротворение и спокойствие. Я бросаю взгляд на Меган, и мне хочется узнать о ней все: ее любимые цветы, фильмы, еда… Раньше никто не вызывал таких чувств, как она — это все по-новому для меня.

— Какие цветы ты любишь?

Меган поворачивает голову и задумчиво водит пальцем по нижней губе.

— Пионы.

— Пионы? Почему? Всем девушкам розы в основном нравятся.

— Я не все, — кривится Меган, и я хмыкаю. Это точно — она особенная.

— А что насчет фильмов? Кажется, один раз я не дал тебе досмотреть «Завтрак у Тиффани», — говорю насмешливо, а ее зеленые глаза щурятся.

— Старые фильмы. И еще то, что может меня зацепить. Ты решил устроить допрос? — выгибает она вопросительно бровь и ставит рюмку на стол.

— Решил узнать тебя, — просто отвечаю я.

— М-м-м… неожиданно.

— Что?

Меган дергает плечом и слабо улыбается.

— Тогда я тоже хочу узнать тебя.

— Спрашивай.

— Почему у тебя так мало друзей?

Этого вопроса я ожидал меньше всего. На самом деле, вообще с женским полом не говорю на серьезные темы, а о себе — тем более. Только с Меган Миллер.

— С чего ты взяла, что у меня их мало?

— На твоем дне рождении был один Дайвиани, — протягивает она и наклоняет голову.

— Я закрытый человек и не люблю, чтобы копались в моей жизни. Мало, кому доверяю.

Меган задумчиво смотрит на меня и выпивает напиток.

— То есть, раньше ты никому ничего не рассказывал?

— О ком ты?

— О женщинах.

— Нет. Я не знаю почему, но за всю жизнь мне не было с кем-то… так, как с тобой, Меган.

Я говорю правду, и мне хочется, чтобы она знала: я не только хочу ее физически, но она интересует меня как человек.

— И… как со мной?

— Хорошо, — это я приуменьшил, но главное, чтобы она уловила суть.

Девушка смущенно отворачивается и тихо говорит:

— Мне тоже.

Между нами снова повисает молчание. Я достаю еще сигарету и закуриваю. Меган скинула босоножки и поджала ноги под себя.

— Холодно?

— Немного. Все-таки не лето.

— Иди в номер, я сейчас приду.

Она бросает на меня взгляд, допивает лавандовый ликер и проходит в комнату. Я докуриваю, смотрю на луну и звезды, которые ярко светят в небе. Волшебная ночь.

Когда захожу, Меган уже спит, свернувшись в клубочек. Сажусь на кровать и глажу ее по волосам, которые рассыпались по подушке блестящими черными лентами. Видимо, она устала: перелет, целый день съемки и прогулка — это нагрузка для организма. Меган вздохнула и сонно пробормотала:

— Давай спать.

Я провел ладонью по ее щеке и убрал черные пряди с лица.

— Давай.

*паэлья — национальное испанское блюдо из риса, подкрашенного шафраном, с добавлением оливкового масла. Кроме этого в паэлью могут добавляться морепродукты, овощи, курица;

*орчата— напиток, приготовленный из размолотых или истолчённых клубеньков чуфы (земляной миндаль), воды и сахара и подаваемый охлаждённым;

*кастаньеты— ударный музыкальный инструмент, представляющий собой две вогнутые пластинки-ракушки, в верхних частях связанные между собой шнурком;

*Эй, красивая девушка, танцуй!

*Эта песня для тебя, красотка!

Глава 12

Коста-Бланка, Испания

Я смотрю на тебя, ты глядишь на меня -

И искра, буря, безумие!

Oxxxymiron ЛСП — Безумие

Я просыпаюсь рано. Лучи восходящего солнца заливают просторную светлую комнату, окрашивая ее в розовые персиковые тона и создавая иллюзию легкости и воздушности, как будто мы парим в облаках.

Крис еще спит, прижавшись к моей спине и зарывшись лицом в волосы. Кажется, я уснула, даже не потрудившись снять с себя то, во что была вчера одета. Повернула голову и посмотрела на спящего Берфорта: он в тех же светлых джинсах и рубашке, расстегнувшейся на пару пуговиц и открывающей вид на его загорелую грудь. От этого на лице появилась улыбка — мужчины всегда выглядят милыми и беззащитными, когда спят. Крис не исключение.

Я осторожно выбираюсь из его крепких объятий, разминая шею и тело, затекшее от долгого пребывания в одной позе. Сегодня еще один день в Испании и потом — шумный Нью-Йорк. Иду в ванную, скидываю вещи и включаю душ — теплая вода приятно ласкает кожу.

Вчерашний день был… обычным? Замечательным? Сказочным? Я не могу подобрать подходящего слова, чтобы описать наши с Крисом отношения. Отношения ли это вообще? Мы с ним не друзья и не пара. Люди, которым хорошо в постели и в обществе друг друга, так будет правильнее всего. Я подставляю лицо навстречу воде, а губы изгибаются в грустной улыбке. Мы вчера вели себя, как влюбленные, каковыми не являемся, но новый взгляд Берфорта, которым он смотрит на меня с той ночи в Рокфеллер-центре, вводит в замешательство. Если раньше в его глазах было желание и страсть, то сейчас там еще интерес, любопытство… нежность.

На самом деле, Крис единственный мужчина, который видел меня пьяной, с ужасной рожей после похмелья… и даже с шишкой на лбу. Мы с ним творили в постели такие вещи, от которых кожа становится гусиной и покрывается мурашками. Я танцевала для него стриптиз, и не отказалась бы повторить снова, тем более теперь знаю, что ему это безумно нравится. Он знает обо мне не самые хорошие вещи, но до сих пор мы вместе.

Выключила воду и посмотрела в зеркало душевой. Я запуталась. Совершенно запуталась.

Провела ладонью по лицу и убрала мокрые пряди. Может нам просто какое-то время не видеться? Тем более мой график будет таким насыщенным и плотным, что времени на что-то постороннее просто не будет. Может, тогда я пойму, что у меня к Крису Берфорту? Потому что, когда я рядом с ним и смотрю в гипнотизирующие глаза, разум отправляется куда-то отдыхать, и в те моменты я думаю не головой, а тем, что находится слева в груди… и снизу.

Подсушиваю волосы полотенцем и надеваю махровый халат. Крис еще спит, и я не хочу его будить. Представляю, как он устает с таким количеством работы. Заказываю завтрак в номер. Не знаю, что он любит, поэтому решаю заказать все утреннее меню. Тем более мой желудок после вчерашней паэльи совсем пуст. Главное, чтобы она не вылезла мне боком в прямом и переносном смысле.

Выхожу на балкон и восхищенно вздыхаю. Это божественно: голубое небо без единого облачка, кажется, сливается с гладью моря, белый песок и солнце. И не скажешь, что сейчас зима, январь месяц, хотя воздух не такой теплый. Я смотрю на пальмы, кустарники и цветы, которые здесь повсюду и не могу сдержать улыбку. Да, это райское место. А какая тишина…

— Доброе утро, — слышу сзади сонный хриплый голос и поворачиваю голову. Крис трет свое лицо и проводит пальцами по волосам, взлохмачивая их еще больше. Да, утро определенно доброе.

— Привет.

Он улыбается и подходит ближе, глядя на море, раскинувшееся перед нами.

— Я не против просыпаться и видеть такой вид каждый день, — говорю, любуясь небольшими волнами, которые накатывают на белый песок.

— Да, с выбором места я не ошибся точно.

Крис подтягивается, и я невольно улыбаюсь, наблюдая за ним. Смотрю на оголенный живот и отвожу глаза. Да уж. Начинается. Не могу спокойно реагировать на такого вот беззаботного Берфорта.

— Там принесли завтрак, кстати, — говорит он и идет в номер. — Ты решила ограбить всю кухню?

— Я не знала, что ты захочешь поесть, поэтому решила заказать все, — бросаю ему вслед.

— Какая ты заботливая, Меган, — говорит Крис и стягивает с себя рубашку и джинсы. Я скрещиваю руки на груди и пробегаю по нему глазами. — Не хочешь со мной в душ? — он замечает мой взгляд и играет бровями. — Мы же вчера так и не успели сжечь калории. Кто-то уснул.

— Спасибо, но нет, — буркаю и машу рукой. Направляюсь к столику, заваленному едой, и слышу его смешок. Вот же гаденыш!

Присаживаюсь в кресло с ногами и беру тост, намазывая персиковым джемом. Прикрываю глаза от удовольствия, откусывая кусок. Плевать на калории, на кучу калорий… Мне плевать… Кажется, после этих выходных кого-то снова ждет втык от Микаэллы. Но как можно не съесть такую вкуснятину? Я быстро проглатываю тост и кладу в тарелку салат из морепродуктов. Вот черт, эта еда божественна! Что за повар в отеле, который так бесподобно готовит? Накладываю себе еще чего-то непонятного и начинаю жевать, когда из ванной выходит Крис в одном полотенце, свисающем на бедрах. Глотаю и начинаю кашлять. Берфорт быстро подходит и стучит по спине. Я делаю несколько глубоких вдохов и хватаю стакан с соком, делая пару глотков.

— Забавная реакция, — говорит он и устраивается напротив, даже не потрудившись что-нибудь надеть. Издеватель.

— Не хочешь что-нибудь накинуть на себя?

Крис смеется и берет в руки чашку с кофе.

— Раньше тебя это не смущало, — произносит насмешливо.

— Меня и сейчас это не смущает, — сухо отвечаю и ковыряюсь вилкой в тарелке, лишь бы только не пялиться и не облизываться, глядя на его тело.

— Кажется, сегодня кто-то не особо задумывается о калориях, — продолжает издеваться Берфорт, а я кидаю на него злобный взгляд. — Но мы ведь всегда их можем сжечь, Меган. Прямо сейчас…

Показываю ему средний палец и вижу, как брови Криса поднимаются от удивления.

— Ого, ты и такое можешь, Миллер?

— Ого, а ты уже значит зовешь меня по фамилии… Берфорт? — язвительно говорю и закидываю кусочек мяса в рот. Боже, как вкусно-о-о…

В дверь стучатся, и у меня внутри растет паника. Я же в номере Криса, а это может быть кто-то из съемочной группы. Берфорт замечает замешательство на моем лице и громко говорит:

— Я выйду через пару минут.

Облегченно выдыхаю и быстро доедаю то, что в тарелке. Теперь я точно наелась.

— Мне надо в свой номер, — говорю и направляюсь к дверям. И почему раньше до этого не додумалась? Не возникло бы никаких проблем.

— Меган, — зовет бархатный голос, я останавливаюсь и упираю руки в бока, кидая на него хмурый взгляд.

— Ты только в махровом халате и босая.

Да. Точно. И с не расчесанными волосами, без макияжа. Крис смотрит на меня и поднимается — полотенце падает на пол, и мои глаза расширяются, а щеки вспыхивают.

— Чокнутый! — отворачиваюсь и выскакиваю, как ужаленная, из номера, слыша егоглубокий смех.

***

День пролетает на удивление быстро. Мы отснимаем еще несколько сцен для ролика, и затем начинается фотосессия. Все время ловлю на себе пожирающий взгляд Берфорта, но делаю вид будто не замечаю. Тем более, перед глазами до сих пор утренняя сцена с упавшим полотенцем, от которой я постоянно вспыхиваю, как пятнадцатилетняя школьница.

После ужина поднимаюсь в свой номер и начинаю собирать чемодан — вылет поздно ночью. У Криса частный самолет. Конечно, кто бы сомневался. Так бы пришлось лететь с пересадками до Мадрида. Раздается стук в дверь, и я иду открывать. На пороге стоит Берфорт.

— У меня есть предложение.

Вздыхаю и скептически смотрю на него. Я думала лечь и поспать после насыщенного дня.

— Какое?

— Накинь что-нибудь и пойдем.

Я неуверенно смотрю на него и закусываю губу. Крис наклоняет голову и загадочно улыбается, как умеет делать только он.

— Давай, Меган. Тебе понравится. Обещаю.

Кажется, я даже слышу, как в мозгу что-то щелкает — это отключились мои мозги, наверное. Снова.

— Ладно.

Натягиваю толстовку, леггинсы и выхожу из номера. Крис ждет меня, прислонившись к стене, и в его руках замечаю покрывало. Он оглядывает меня снизу-вверх и криво улыбается.

— Так-так, Меган Миллер без макияжа и в обычной одежде выходит в свет. Что-то новенькое, но мне нравится. Определенно.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на него.

— Мы идем? Или я спать.

Он отталкивается от стенки и говорит:

— Пойдем.

Выходим из отеля и направляемся в сторону пляжа. Сразу хочется скинуть мокасины и ощутить песок под пальцами, что я и делаю. Крис наблюдает за мной и улыбается. Песок немного прохладный, но приятный. Мы идем по пляжу, и я смотрю на бескрайнее море и небо, усыпанное звездами. Нам ни разу никто не встретился, что странно — тишина и благодать вокруг. Крис останавливается, расстилает покрывало и присаживается. Замечаю в его руках бутылку и не могу сдержать язвительного вопроса:

— И откуда она взялась?

Крис откручивает пробку и пьет прямо из горла. Потом протягивает мне, и я читаю этикетку.

— Шеваль Блан. Вино?

— Да, мое любимое. Единственное вино, которое я пью, — говорит он и ложится на покрывало, закидывая руки под голову.

Я делаю пару глотков и улыбаюсь.

— У тебя хороший вкус. Мне нравится.

Ложусь рядом с Крисом и восхищенно смотрю на небо. Оно все переливается и светится из-за обилия звезд, словно бриллианты раскинулись на черном бархате.

— Ты разбираешься в созвездиях? — спрашиваю его.

— Нет, не разбираюсь.

Поворачиваю голову и смотрю на Криса.

— Ты не жалеешь, что поехала? — неожиданно спрашивает он и задумчиво смотрит на меня.

— Не жалею.

Крис снова поднимает глаза в небо. О чем он думает? Я беру бутылку и делаю пару глотков. Вино просто превосходное, пахнет шоколадом и кофе. Смотрю на лунную дорожку и почему-то вспоминаю кадр из «Сумерек». «Плохая идея, очень плохая идея… Остановись и не делай глупостей!»

— Какая, примерно, сейчас температура воды?

Наверное, это все вино, которое ударило в мою больную голову.

— Градусов двадцать, — отвечает Крис.

Я встаю и начинаю стягивать с себя толстовку и леггинсы, оставаясь в одном кружевном белье.

— Меган, что ты делаешь? — спрашивает Крис и хмурится.

— Не видишь? Хочу искупаться.

— Сейчас вода не такая теплая, не выдумывай, — строго говорит он, но я уже направляюсь к морю. — Меган!

— Давай же, Берфорт! — поворачиваюсь и кричу ему.

Нет, я точно не дружу с головой. Если заболею, меня повесят, но сейчас совсем все равно. Вода на удивление теплая, как парное молоко. Я медленно погружаюсь в нее и окунаюсь. Выныриваю, смотрю на берег, но Криса там нет. И где он? Меня обхватывают за талию, и я начинаю пищать, визжать и брыкаться.

— Дурак! Зачем пугать так!

Крис смеется и прижимает к себе.

— Трусиха.

— Тут же нет акул? — боязливо оглядываюсь, а Крис продолжает смеяться еще громче. — Я серьезно, Берфорт!

Он весело улыбается и откидывает мокрые пряди с лица.

— Тут нет акул, Меган. Ты как ребенок.

Я смотрю завороженно вдаль на лунную дорожку и улыбаюсь. Чувствую на себе теплые и мокрые губы, тихо вздыхая. Обхватываю руками его шею и прижимаюсь всем телом. Такого еще со мной не было. Мы в море ночью в лунном свете. Смотрю на Криса, и сердце начинает биться быстрее, а в животе бабочки. Бабочки? Нет, сейчас я точно не буду об этом думать, когда его губы накрывают мои. Обвиваю его бедра ногами, чувствуя, как он возбужден.

— Ты сумасшедшая, — шепчет в губы, продолжая целовать.

— Или просто это вино, — бормочу, путаясь в его мокрых прядях.

— Чокнутая…

Так хорошо. И романтично. Это безумно романтично. Ночное звездное небо, лунная дорожка, огни Бенидорма, тишина, его нежные руки и губы, от которых в голове становится все туманнее. Начинаю жадно целовать его шею, ухо, грудь и слышу, как Крис хрипло стонет.

— Черт, Меган…

Улыбаюсь и продолжаю мучения. Мне нравится его дразнить. Крис держит меня одной рукой, а другую чувствую уже у себя между ног. Палец медленно входит и двигается внутри. Стону в шею, прикусывая мокрую кожу и впиваясь сильнее ногтями в спину. Берфорт шипит и резко убирает руку, а я рассерженно смотрю в черные глаза.

— Мы не будем это делать в воде, поняла? — шепчет Крис, притягивая к себе; быстро целует, отпускает и плывет в сторону берега.

Выходим из воды, и он тянет меня на покрывало, стягивая с нас мокрое белье.

— Мы будем это делать здесь? — бормочу, глядя куда-то в сторону. — Тут же в любой момент кто-то может нас увидеть…

Я не договариваю, потому что он входит и закрывает рот ладонью. Выгибаю спину навстречу и обхватываю его сильнее ногами. Крис двигается в таком быстром темпе, что я не могу сдержать стоны удовольствия. Наверное, его спина вся расцарапана и напоминает кровавое полотно от ногтей. Очень хорошо — эти отметины знак того, что он только мой. Только мой. Крис впивается требовательно губами и продолжает бешено двигаться, доводя до безумия. Я вся дрожу под ним, а мир кружится и взрывается — это самый сильный оргазм, который когда либо был. Вокруг пляшут белые точки, и, кажется, будто я купаюсь в звездном небе. Сердце колотится, грудь тяжело поднимается, а тело пылает адским огнем — вот, что делает со мной Берфорт. Крис быстро выходит, и становится сразу же неуютно. Пару минут мы приходим в себя. Он садится рядом, накидывает рубашку и берет бутылку с вином, делая несколько глотков и закуривая. Поворачивает голову, встречаясь с ним глазами. Наверное, я до сих пор под впечатлением от того, что сейчас произошло. Смотрю на звездный небосвод и восстанавливаю дыхание, а пульс постепенно приходит в норму. Поднимаюсь и иду к морю, чтобы окунуться и прийти в себя. Да уж, это было невероятно. Каждый раз с ним особенный.

Выхожу на берег и быстро натягиваю одежду. Крис обнимает меня и целует в висок. Мы молча смотрим на спокойное море и волны, ударяющиеся о песок, на небо, усыпанное звездами, и луну. Где-то играет тихо музыка, но мы с Крисом сейчас совершенно одни в этом мире. Только я и он.

Глава 13

Чикаго, США

— Не ходи туда, там тебя ждут неприятности.

— Ну как же туда не ходить? Они же ждут!

м/ф "Котёнок по имени Гав"

С Эшем Кервелом мы встречались только на вечеринках и Неделях моды, но близко никогда не были знакомы. Родом из Берлина, высокий и с хорошим пропорциональным телосложением; скульптурное лицо, с ярко выраженными скулами, русые волосы, серые пронзительные глаза делали его одним из самых красивых мужчин. Лицо компаний Armani, Calvin Klein и Lacoste. Одним словом — Эш Кервел пользовался огромной популярностью и мог с легкостью разбивать девичьи сердца.

Фотосессия проходила в студии у Норта Шоу, известного крикливого фотографа. Он мне никогда не нравился: чуть что не так — сразу начиналась истерика. Но Шоу выполнял хорошо свою работу, поэтому и был таким востребованным.

Фото предназначались для февральского номера BAZAAR, и мы с Эшем должны изобразить любовь, химию, не прикасаясь друг к другу: глазами, жестами, позами — чем угодно, но без телесного контакта. Пока что Шоу оставался недоволен, все время ругался и причитал. Меня это раздражало и смешило одновременно: он был невысоким и походил на недовольного напыжившегося воробья. От этого сравнения становилось еще смешнее.

— Все, перерыв, — Шоу кидает камеру своему помощнику — бедняга еле успевает словить — потом поворачивается и показывает на нас с Кервелом пальцем: — А вы оба подумайте, как сделать так, чтобы в ваших глазах я увидел чертовы искры и долбанную химию. Вокруг меня одни идиоты…

Он вышел из помещения, и персонал стал потихоньку тоже линять, кто куда. Я упала на диван и провела рукой по лицу. Что за день… Ничего не получается. Мысли находятся где-то далеко, и я не могу ни на чем сосредоточиться. Кажется, я до сих пор на Коста-Бланке и том пляже с Крисом… Какая уж тут работа.

— Эй, — отвлекает от раздумий голос Эша. Он стоит передо мной, скрестив руки на груди, а серые глаза недовольно блестят. — Ты собираешься тут проторчать до ночи? Извини, в мои планы это не входит, поэтому будь добра… работай.

Я бросаю на него хмурый взгляд, встаю и наливаю воды. Еще не хватало, чтобы меня отчитывали. Эш наблюдает и говорит что-то по-немецки. Наверное, ругается: выглядит это именно так.

— Слушай, — говорит он спокойным голосом с легким акцентом. — Ты где-то не здесь. Расслабься, а? Или мы не выйдем из этой чертовой студии еще долго.

Молча пью воду и смотрю в окно на высотки. Послеполуденное солнце скрывается за ними, отбрасывая блики, а небо чистого голубого оттенка. Как вода на Коста-Бланке…

— Ты вообще меня слышишь?

— Помолчи, — бросаю раздраженно ему и ставлю стакан на столик, отгоняя не прошенные мысли.

— Ладно, хорошо, — поднимает Кервел верх руки, будто сдаваясь; падает на диван и откидывает голову.

Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдох. «Работа, Меган, ты должна работать», — крутится на повторе одна и та же фраза уже несколько часов подряд. Облизываю пересохшие губы и подхожу к Эшу, устраиваясь между его ног. Он смотрит прищуренными глазами цвета свинцовых туч, но ничего не говорит.

Просто игра.

Без прикосновений.

Глаза в глаза.

В это время как раз появляется Шоу и персонал. Он машет рукой, показывая, чтобы все молчали, и берет камеру, делая снимки. Пальцы тянутся к пуговицам полупрозрачной блузки, расстегивая пару штук, а глаза Эша пристально следят за моими действиями. «Хорошо. Я должна влюбить его в себя, чтобы он был от меня без ума». В глазах Кервела появляется огонек интереса, любопытства, и он включается в «гляделки». Шоу делает снимки и тихо бормочет что-то под нос, а мы с Кервелом входим во вкус — «любовь и химия» на высшем уровне.

Через два часа съемки заканчиваются, и Шоу одобрительно кивает.

— Отлично. Так бы сразу.

Иду переодеваться, и через тридцать минут машина несет нас в отель. Я думала прогуляться по Великолепной миле, но сегодня в Чикаго довольно прохладно, минус десять градусов, поэтому решаю отложить прогулку до лучших времен, которые вряд ли скоро настанут. Да и усталость дает о себе знать. Машина останавливается возле отеля, беру сумку и иду в свой номер.

Быстро скидываю с себя одежду и залезаю под одеяло, делая пару звонков. Отчет Энди, которая присосалась ко мне, словно пиявка после съемок на Коста-Бланке. Ее интересовало буквально все, а мне не хотелось об этом говорить, поэтому обошлось общими фразами.

— Ладно, а как Эш Кервел? Правда, он красавчик? — говорит в трубку Энди.

— Ага, красавчик, — зеваю и прикрываю глаза.

— Когда вернешься в Нью-Йорк, нам надо будет устроить девичник, — продолжает тараторить она.

— Ага.

— Все, иди спи, задница.

Подруга отключается, а я закрываю глаза и засыпаю.

Меня будит стук в дверь. За окнами уже совсем темно, а часы показывают 22:23. Нехотя вылезаю из кровати и иду открывать. Кого это принесло на ночь глядя? Передо мной стоит Эш Кервел.

— Я тебя разбудил? — спрашивает он, оглядывая меня с ног до головы.

— Угу, — щурюсь от яркого света и тру глаза.

— Прости, — он прислоняется к дверному косяку. — Думал, предложить тебе выпить. У нас не особо сложился днем разговор.

Мой желудок пуст, потому что я практически ничего не ела — кофе ни в счет — и издает дурацкие булькающие звуки.

— Если надумаешь, заходи ко мне, окей? — он вопросительно изгибает бровь.

— Да, ладно.

Закрываю дверь и шлепаю в кровать, но уснуть уже не могу. Видимо, организм получил достаточно отдыха и теперь готов бодрствовать. Пару минут думаю о предложение Эша, глядя в светло-розовый потолок. Может, сходить к нему? В голове сразу вспыхивает лицо Криса, но я отгоняю его.

С Берфертом после Испании мы не разговаривали по моей инициативе. Я просто решила не отвечать на звонки и собрать мысли воедино, разобраться в себе, в своих чувствах. Прошлые выходные были волшебными, потрясающими, но сказка закончилась, как только мы сели в самолет и прилетели в Нью-Йорк. Напоминает «Золушку». Злобно смеюсь под нос, решительно откидываю одеяло и иду в душ.

Эш открывает дверь, на его лице появляется улыбка и привлекательные ямочки.

— Я думал, ты проигнорируешь мое предложение. Проходи. Что будешь пить? Или может заказать в номер еду?

Я иду следом за ним в гостиную и присаживаюсь в серое кресло. Номер Эша схож с моим, но в темно-синих тонах.

— Да, можно и еду. Я ужасно голодна.

Эш кивает и поднимает трубку, заказывая ужин.

— Ладно, с этим определились, а что насчет выпивки?

Он открывает бар, а я наблюдаю за ним: Кервел в свободной рубашке и темных джинсах с дырками, волосы небрежно зачесаны на макушке. Если бы я не была влюбленной дурой, он мог понравиться мне. Но реальность жестока — я все-таки влюбленная дура. Так что, каким бы Эш не был привлекательным — ничего не получится.

Он достает МОЕТ, но я кривлюсь, вызывая у него улыбку.

— Ненавижу шампанское, может там есть мартини?

— Окей, мартини.

Эш достает две бутылки и бокалы.

— Ты клубнику любишь? — он ставит на столик тарелку с ягодами и наливает нам выпить.

Беру одну клубнику и откусываю, а Эш садится напротив и смотрит на меня.

— За знакомство, — он поднимает свой стакан с виски, и мы чокаемся.

Завязывается непринужденный разговор. Эш рассказывает о том, как начал работать моделью, о Берлине и Германии, о своей семье. Он довольно обычный и приятный парень. Нам приносят ужин, и мы продолжаем разговор уже позже, когда наедаемся. Голодной оказалась не только я, хотя Эш сказал, что просто решил поддержать компанию (врунишка).

Мы перемещаемся к панорамному окну. На небе ярко светит луна, но звезд нет; слышится шум города, который никогда не спит так же, как и Нью-Йорк. Эш включает тихо музыку и устраивается рядом.

— Ладно, теперь расскажи, что тебя беспокоило днем, — он смотрит на меня из-под бровей и болтает виски со льдом. — Я слышал о том, что Меган Миллер всегда полностью отдается работе, но сегодня ты точно была мыслями где-то далеко, не в Чикаго и не в студии Шоу.

— От кого слышал? — поднимаю вопросительно бровь.

Эш криво улыбается и ставит стакан, вытягивая одну ногу перед собой.

— Мой агент.

Он явно что-то не договаривает, но копаться в этом я не собираюсь.

— Ты и сейчас кажешься задумчивой, — продолжает Кервел и подпирает голову рукой, не отрывая от меня серых проницательных глаз.

Я смотрю на прозрачную жидкость в своем бокале, и вопрос вырывается прежде, чем я успеваю подумать:

— Ты когда-нибудь влюблялся?

Звучит смешно и как-то по-детски, но Эш серьезно задумался.

— В этом бизнесе мы товар, который покупают. А товар должен быть бездушным. Я всегда себе это напоминаю. Мы в каком-то смысле шлюхи. Ты и я. Только шлюхи торгуют своим телом, получая за это деньги, а мы торгуем лицом и внешностью. Эмоции всегда мешают. Поэтому, — он вздыхает, и уголок губ поднимается. — Я не влюблялся и тебе не советую этого делать. Пока.

Пока. Эш прав. Эмоции мешают, проще носить маску и ничего не чувствовать. А мое сердце пылает и не может быть безразличным, равнодушным, я не знаю, как потушить тот огонь; не знаю, как усмирить бабочек в теле, не знаю, как выкинутьегоиз головы.

Кервел встает и уходит куда-то, но через несколько минут возвращается, подпаливая сигарету.

— Тут разве нет пожарной сигнализации?

Он выдыхает дым, а серые глаза становятся стеклянными.

— Есть. Но в номерах можно курить. Сигнализация не сработает, — он протягивает сигарету. Пару секунд смотрю на нее и принюхиваюсь. Трава. Эш кивает и говорит: — Помогает отвлечься от мыслей. Ты разве не пробовала?

Качаю отрицательно головой, а Кервел понимающе улыбается.

— Ничего сложного. Это как с обычными сигаретами: вдохни и выдохни.

Я с сомнением смотрю на «способ от всех проблем», пару секунд сомневаюсь, и делаю, как он говорит. Рот, горло, легкие наполняет едкий и неприятный дым, а в голове сразу же становится легко, на губах играет ленивая улыбка. Эш забирает «дурь» и затягивается, выдыхая серые клубки.

— Значит, ты влюбилась? — спрашивает он, передавая сигарету.

— Я не знаю, — отвечаю и выпускаю дым из губ. Мне это нравится. Внутри становится спокойно — все волнения и переживания уходят куда-то на второй план. Хороший способ очистить сознание от всего…ненужного.

— Тогда не парься, Меган, — Эш держит сигарету в руках и берет стакан с виски. — Пока что забудь об этом и расслабься.

Я закрываю глаза и откидываю голову на кресло. Да, сейчас мне ни о чем не хочется думать. Совершенно.

— Эй, — рука Эша ползет по моей голой ноге верх. — Иди сюда.

Открываю глаза и затуманено смотрю на него.

— Просто открой рот и вдохни, — тихо говорит Кервел, упираясь одной рукой о кресло. Затягивается и касается моих губ. Я вдыхаю дым и выпускаю его, глядя в серые, почти прозрачные глаза. Взлетаю еще выше… Я чертов мотылек, летящий на огонь… Глупая бабочка, которая хочет обжечь свои крылья…

— Ты часто делаешь это?

— Все это делают, Меган.

Голос Эша окутывает меня, кажется, я в плотном тумане из серого тягучего смога. В коконе из иллюзий, где нет боли. Так хорошо…

— Я представляю себя куклой. Пластиковой. Куклы же не умеют чувствовать. Ты кукла, Меган, и я тоже.

— Мы шлюхи, — бормочу и улыбаюсь, облизывая губы.

— Да, точно, шлюхи, — Эш затягивается и тушит сигарету.

— Обожаю эту песню, — смеюсь и начинаю кружить по комнате, подпевая. — Пусть даже тебя не будет рядом. Я храню воспоминания о тебе, как самую сокровенную тайну. Так сладко было чувствовать тебя внутри*.

Эш берет меня за талию, и мы двигаемся с ним плавно в такт музыке. Я поворачиваюсь к нему и провожу пальцами по накачанному животу, расстегивая рубашку. Она падает на пол, а мы продолжаем танцевать, хотя играет уже другая песня. Замечаю у него над резинкой трусов татуировку.

— Что там написано? — провожу по ней пальцами.

— Встретимся на небесах, — тихо говорит Эш, касаясь губами моей шеи.

— А еще есть? — спрашиваю его, закрывая глаза.

Он перестает целовать и показывает левую руку. С внутренней стороны ниже сгиба тоже надпись.

— Не забывай, кто ты есть, — говорит Эш и потом поворачивается спиной — на левой лопатке тату, но гораздо объемнее.

— Ты любишь разные фразы? — касаюсь рукой бархатной кожи и встречаюсь с серыми глазами.

— Это что-то типа жизненных кредо.

— И что там написано?

— Наслаждайся жизнью, она поставлена со сроком годности.

— М-м-м… философ прям… — хрипло смеюсь я.

Эш притягивает ближе и шепчет:

— Хочешь, я помогу тебе, Меган?

— Поможешь?

— Да, помогу забыться, — он кивает и наклоняется, целуя меня. Чувствую виски и привкус травы. Наверное, это все наркотики и мартини, которые затуманили мой рассудок. Обвиваю шею Эша, и мы опускаемся на диван. Я сажусь сверху и расстегиваю джинсы, не прерывая поцелуя, а Эш проводит вверх руками по телу и снимает легкое платье.

— Презерватив, — хрипит Кервел. — В джинсах.

Я вытаскиваю его, разрываю и резко опускаюсь, начиная быстро двигаться вверх-вниз. Эш откидывает голову, упираясь о спинку, а я прыгаю на нем, как будто это последний секс в моей жизни. Словно завтра, черт побери, Армагеддон и Земля сгорит на хрен, или на нее посыпятся метеориты!

Кервел впивается руками в мои бедра и шипит:

— Подожди…

— Но я не хочу, — бормочу и кусаю его за губу, вызывая угрожающий рык.

— Меган… — хрипит Эш и впивается в меня губами, начиная терзать их. Он кончает, но я не чувствую удовлетворенности. Мой разум затуманен, внутри совсем пусто, а крышу снесло к чертям. Я укуренная и мне плевать на все, плевать что будет завтра. М.Н.Е.П.Л.Е.В.А.Т.Ь.

— Я хочу еще… — настойчиво говорю и слезаю. Снимаю презерватив, откидывая в сторону, и беруегов рот.

— Подожди… черт… ты дикарка, — бормочет Эш и снова ругается по-немецки. Он останавливает меня и кидает на пол. Достает еще презерватив и нависает сверху.

— Ты хочешь меня убить?

Я смеюсь, а он входит… Мы делаем это снова и снова.

***

Открываю глаза и чувствую во рту полную засуху: так хочется пить, словно у меня обезвоживание. И еще УЖАСНО ХОЧЕТСЯ ЕСТЬ, как будто голодала неделю минимум. Поднимаюсь на локти и оглядываюсь. Рядом лежит Эш Кервел. Провожу рукой по лбу и закрываю рот. Так, сначала надо попить. Я тихо слезаю с кровати и ищу в холодильнике бутылку. Осушаю ее за пару минут и достаю еще одну.

Черт, голова болит, желудок совсем пуст и еще… я переспала с Эшем. Черт. Черт. Черт. Плетусь в ванную, включаю воду и смотрю на себя в зеркало. Хорошо, что я не красилась, но лицо бледное и нездорового серого оттенка, под глазами синие тени, а губы потрескались. Становлюсь под теплую воду и не двигаюсь примерно пять минут, а может больше.

«Я переспала с Эшем Кервелом. Обкурилась, напилась и трахалась с ним». Сглатываю, беру мочалку и наливаю гель, начиная тереть тело.

Шлюха.

Я чувствую себя грязной.

Грязной и отвратительной.

И ненавижу себя.

Я так тру кожу, что становится больно, а на ней появляются красные пятна.

— Вот черт… — сползаю по стене и упираюсь головой о плитку кафеля. Слезы смешиваются с водой. Начинаю задыхаться и закрываю рот ладонью, осознавая, что я наделала.

Все это время я была только с Крисом, и теперь кажется, что предала его. Перечеркнула то, что между нами возникло: связь, чувства…. надежду набольшее. Я все испортила. Меня душит и, кажется, что я сейчас задохнусь. Горло сжимают тиски, а из груди вырываются болезненные стоны. Внутри так паршиво, что хочется кричать. Я опускаю голову на колени и всхлипываю.

«Дура. Какая же дура».

Вода продолжает течь по телу и смывать то, что сделала ночью. Хотя, я уже никогда не смою это клеймо.

Выключаю ее и выхожу из ванной. Эш спит, что к лучшему: не представляю, что бы говорила и как объяснялась. Быстро натягиваю разбросанное белье, платье и выхожу. Захожу в свой номер и хаотично начинаю кидать вещи в чемодан, судорожно бегая по комнате.

— Вот черт…

Я переодеваюсь, натягивая джинсы и свитер, сушу волосы и вылетаю из отеля, ловя сразу же такси.

— В аэропорт.

*песня, которую поет Меган Веве — Cocaine

Глава 14

Нью-Йорк, США

Всякий раз, когда мы сворачиваем доллар трубочкой, мы душим президента.

Мэрилин Мэнсон

Я влетаю в свою квартиру и хлопаю дверью так, что, кажется, по стенам трещины разойдутся. Кидаю чемодан и падаю на кровать, прижимая подушку к гудящей голове. Таксист так странно смотрел, будто я наркоманка и у меня ломка последней стадии; а в самолете я съела две порции лазаньи и салата, причем на калории было совсем плевать, как и на ведьму Микаэллу, которая может убить за пару лишних грамм — голод оказался зверским.

Вздыхаю и поворачиваюсь на спину.

— Вот черт…

Кажется, это слово я повторила сегодня раз сто, а то и двести, не меньше. В голове четко вспыхивает лицо Криса и ночь на пляже. Но почему, почему сейчас, когда уже все произошло и ничего вернуть нельзя? Почему у меня нет заветной лампы и Джинна, исполняющего три желания? Почему я в тот момент не подумала своей глупой головой? Сейчас бы не грызла совесть так, что хотелось кричать от безысходности.

— Черт…

Повторяю это снова и снова — слово дня. Укрываюсь одеялом с головой и тяжело вздыхаю.

Эш Кервел не входил в планы, и секс с ним — тем более. Но самое отвратительное то, что мы делалиэтораза три… или, может, четыре? Я переворачиваюсь с боку на бок, отчаянно вспоминая события ночи-ошибки. У него оказалось только три презерватива (Аллилуйя!), и после третьего раза мы оба отрубились (Аллилуйя в кубе!!!). Закрываю лицо рукой и разочарованно стону. Почему я такая дура? Ну почему? И почему нельзя отмотать время назад хоть разочек? Никогда прежде ненавидела себя, как сейчас: в голове зудит голос Марии Бринк* и песня «Whore»*, которая подходит в этой ситуации более чем кстати. Сколько раз такое происходило раньше, но я ни разу не мучилась угрызениями совести, а сейчас — сама себе противна. Трава, мартини и даже Эш Кервел (УБЛЮДОК) тут ни при чем. Я сама должна была остановиться и не переходить черту, но не сделала этого. Мой телефон звонит, в который раз за последние несколько часов — и снова неизвестный номер. Наверное, это Эш. Отключаю звук, прибавляю громкости на айподе и засыпаю под орущую Марию Бринк.

***

На следующий день с утра пораньше приходит Энди. В последнее время мы с ней не так часто видимся. Она входит и встревоженно оглядывает меня, стягивая пальто и шапку.

— Что с тобой? Ты такая бледная. Заболела что ли?

Энди отдает картонную подставку с кофе из Старбакса, и мы идем на кухню.

— Ты вчера прилетела? — спрашивает подруга и присаживается на стул.

— Да.

— И почему не позвонила?

— Я проспала почти весь день, — отвечаю и беру в руки стакан с кофе. Он еще горячий.

— Ладно. Рассказывай, что с тобой. Я же вижу, что-то случилось.

Кладу руки и голову на стол.

— Я переспала с Эшем Кервелом, — произношу убитым голосом.

— Что-о-о?! — кричит Энди и даже подпрыгивает на стуле, чуть не расплескав кофе, но потом берет себя в руки и спокойно уже говорит: — И-и-и… ты с ним переспала… но тебе не понравилось? Он плох в постели или что?

Да уж. Как это рассказать Энди, я не знаю. Может вообще не стоит ничего говорить?

— Просто этого не было в планах, — объясняю ей и смотрю в одну точку на стене. Я же сказала правду? Да.

— Но планы изменились. И что он сказал утром?

— Ничего.

— Как это? — непонимающе бормочет Энди.

Я вздыхаю, поднимаю голову и тру переносицу.

— Я ушла, когда он спал. Собрала вещи и улетела.

У подруги глаза становятся, как блюдца.

— Не понимаю тебя. И он не звонил?

— Я не знаю его номера, Энди, да и все равно, даже, если звонил, — беру в руки стакан и делаю пару глотков. — Я же говорю, вообще не думала, что так получится.

— Да уж, — она чешет нос и подпирает щеку рукой. — А что с Берфортом? Ты почти ничего не рассказала про Испанию.

— Ничего, — равнодушно кидаю и отворачиваюсь.

Энди недоверчиво косится на меня — в ней проснулся Шерлок.

— Ничего?

— Да, ничего, — жму плечами и смотрю на стакан с кофе.

— Ладно, — она убирает выбившиеся рыжие пряди за ухо. — А что будешь делать с Кервелом?

— А что мне с ним делать? — вопросительно поглядываю на нее.

— Даже не поговоришь с ним?

— Нет, зачем? Это была ошибка, не о чем говорить.

— А если вы встретитесь? — спрашивает подруга и подносит стакан с кофе к губам.

— Если встретимся, тогда будет видно.

Я об этом даже не хочу думать. Ни о Кервеле, ни о том, что произошло.

— У нас внеплановая фотосессия. Точнее, у тебя, — переводит тему Энди, чему я рада.

— Что за фотосессия?

— Для журнала L'Officiel Италия.

— Когда?

— Завтра надо лететь в Милан.

— Ладно.

— И еще перед кастингом на Нью-Йоркскую Неделю моды, тебе надо будет зайти к Микаэлле.

Я ухмыляюсь.

— Плохие новости в конце.

— Просто, чтобы ты была в курсе, — она жмет плечами и ставит пустой стакан на стол.

Мой желудок недовольно урчит, а в холодильнике ни черта нет — это я знаю наверняка, потому что редко что-то покупаю из-за своей работы.

— Может, закажем пиццу?

— Что? — удивленно таращится Энди.

— Что? Я хочу есть.

— Тебе же нельзя поправляться.

Закатываю глаза и смотрю на потрясенную подругу. У нее такое забавное лицо сейчас.

— Я не поправлюсь. Пицца и фильмы, как тебе? Или на сегодня какие-то планы?

Она мотает головой.

— Никаких планов.

Я широко улыбаюсь и беру телефон.

— Тогда решено.

***

Съемки в Милане и затем во Франции — я летаю из города в город практически каждую неделю, на отдых времени нет. Вечеринки, важные мероприятия, благотворительные вечера — за всем этим постепенно забывается и ночь в Чикаго с Эшем Кервелом, и Крис Берфорт. Хотя насчет последнего не уверена: как бы не гнала мысли о нем, все равно вспоминаю насыщенные карие глаза и наши душевные разговоры. Он перестал мне звонить, что к лучшему, потому что каждый раз, видя его номер, безумно хотелось услышать бархатный и успокаивающий голос. Но вовремя останавливалась: я не могу его любить, и не должна. Надо затушить эти дурацкие чувства и эмоции еще в зародыше.

Время летит так быстро, что я не замечаю, как уже наступает февраль. День Святого Валентина проходит дома с лэптопом, разными запрещенными вкусняшками, мартини и душещипательными фильмами: «Дневник памяти», «Спеши любить», «Вечное сияние чистого разума»… Лежу на кровати, уминаю пончики из «Бальтазара» и реву — все это напоминает, какую-то тупую рекламу по ТВ: «Тебе плохо? Бросил парень? Неразделенная любовь? Включи грустные фильмы о любви на День Святого Валентина и добей себя сама». Жестоко, но так и есть.

На следующий день иду в офис к Микаэлле на расстрел. В том, что я набрала вес — даже не сомневалась, но каково было мое удивление, когда оказалось, что я похудела почти на два килограмма. И это при том, что ела калорийную еду и пропускала утренние пробежки. Скорее всего, помогли постоянные перелеты, переживания и нервы — это тоже иногда приносит пользу, как ни крути.

Затем начинаются кастинги и бэкстейджи* на Неделю моды. Больше всего не могу терпеть именно их: куча моделей слетается со всего мира и может пройти целый день, пока попадешь к представителям элитных брендов. Некоторым нужны блондинки, а не брюнетки, другим — фарфоровая бледная кожа, а не бронз. У всех свои идиотские требования и условия, раньше было проще попасть на тот или иной показ. Новеньким не везет вдвойне — в основном сейчас берут супермоделей, с которыми подписаны контракты.

На одном из кастингов в Париже впервые попробовала «кокс». Я всегда была противницей наркотиков, но на что не пойдет человек, когда единственный выход, чтобы не загнуться от нервов, переживаний и давления — это две дорожки на крышке унитаза в туалете.

Я стояла и курила, прижавшись к холодной кафельной стене. Руки тряслись и успокоительные ни хрена не помогали: я уже несколько дней плохо спала и выглядела, как побитая жизнью моль; про синяки под глазами можно вообще промолчать — панда нервно курила в сторонке. В туалет зашла Коби, высокая и очень худощавая модель из Голландии. Она посмотрела на меня, буркнула что-то вроде «Привет» и зашла в кабинку, щелкая замком. Ее не было минут пять. Затем она вышла, подошла к зеркалу, и мы встретились с ней глазами.

— Переживаешь?

— Нет… это все усталость…

Я и правда ужасно уставала в последнее время: напряженка с кастингами и перелеты выматывали. Две стороны монеты: на одной — слава, деньги, вечеринки, легкая и беззаботная жизнь, на другой — нервы, алкоголизм и даже наркотики.

Коби прислонилась к раковине и кивнула на мою сигарету в руках.

— У меня есть средство получше.

Я затушила ее и бросила в мусорку.

— Какое?

Она полезла в сумочку и достала маленькую коробку, а я удивленно посмотрела на нее.

— Кокс, — объяснила девушка, пожимая худыми плечами, как будто говорила не о наркоте, а о конфетах. — Пойдем.

Мы зашли в кабинку, из которой она вышла недавно, и Коби опустилась на корточки. Сделала две дорожки, свернула стодолларовую купюру и протянула мне. «Кокс» — это не травка и сигареты, это уже посерьезнее. Но тогда мне казалось, что это поможет.

Это помогло на какое-то время: чувство, что ты можешь горы свернуть и тебе все по плечу; никакой усталости, а цвета ярче и в голове свежо. Полная эйфория…

Нью-Йорк, Лондон, Милан, Париж… Вечеринки, показы, снова вечеринки и снова показы… Все проносилось перед глазами, как один день — быстро и незаметно.

В Лондоне наконец-то ненадолго увиделась с мамой. Она плакала и говорила, что я ужасно похудела. Это, конечно, ее воображение. На самом деле, выглядела я как всегда, только была ужасно бледной и не высыпалась. Жаль, что не могла побыть подольше, но ее лицо и улыбка подбадривали и спасали от угнетающих мыслей.

На Неделе моды в Париже после вечеринки, на которой я побыла всего час или полтора, потому что ужасно хотела спать, в мой номер залетела Энди с телефоном в руке и начала тыкать им в лицо.

Ее глаза возбужденно горели, а на губах играла широкая улыбка в тридцать два зуба.

— Ты должна это посмотреть.

Я устало глянула на нее и взяла телефон.

— И что там?

Экран загорелся, а мой желудок скрутило в узел — реклама для компании Криса.

Энди нажала на «play» вместо меня. Я смотрела на экран и даже не моргала.

Мы с Крисом.

Он обнимает меня.

Целует мою руку.

От этого стало плохо, и к горлу начала подкатывать тошнота. Я помнила, что произошло потом — Чикаго. Ролик закончился, а я тупо смотрела на погасший экран. Энди забрала телефон из моих ослабевших рук.

— Я даже поверила, что вы влюбленная парочка на какое-то мгновение. Он так смотрел на тебя, а ты на него. Казалось, между вами и правда что-то есть, — тараторила она, как сорока, а мне становилось хуже от ее слов. Захотелось ужасно курить. Я уже не слышала, что там говорила Энди, взяла пачку сигарет и вышла на балкон.

Меня как будто прокрутили несколько раз в мясорубке — на душе мерзко и противно. За все время, пока была работа, которая отвлекала хоть как-то, я перестала себя корить и ненавидеть — что было, то было. Но это видео напомнило о том, что я ничем не отличаюсь от обычной шлюхи.

В этом бизнесе мы товар, который покупают. А товар должен быть бездушным. Я всегда себе это напоминаю. Мы в каком-то смысле шлюхи. Ты и я. Только шлюхи торгуют своим телом, получая за это деньги, а мы торгуем лицом и своей внешностью.

Слова Эша больно врезались в память. «Да, никаких эмоций, Меган. Эмоции мешают».

***

В Нью-Йорк я возвращаюсь опустошенной, уставшей и выжатой, как лимон. Единственное, чего хочется — выспаться. Но еще надо пережить вечеринку, которую устраивает ежегодно в марте DNA Model Management, а она уже завтра. И мне совершенно не хочется туда идти. «Но это завтра, а сейчас я просто отключусь и наконец-то посплю, как человек».

Следующий день начинается с пробежки, от которой я в последнее время отвыкла, но расслабляться нельзя, надо возвращаться в прежний ритм и не быть размазней. На улице солнце и день обещает быть хорошим. Я включаю музыку и направляюсь в Вашингтон-сквер.

День пролетает незаметно за подготовкой к вечеринке. Она запланирована на вечер. Звоню знакомому стилисту, и он делает из меня человека: волосы блестят и уложены, лицо приобрело здоровый оттенок (наконец-то) и сделан макияж, последний штрих — платье. Достаю то, что успела приобрести в Париже совсем по смешной цене. Оно обычное, чуть выше колен, но смотрится эффектно: золотистая ткань плотно облегает тело, как вторая кожа, а слева — вырез. Я смотрю на себя в зеркало и улыбаюсь. Да, сегодня можно даже позволить себе расслабиться.

Такси останавливается возле известного ресторана в Верхнем Ист-Сайде. Вход уже облеплен папарацци, напоминающих жужжащий улей пчел — вечеринка DNA Model Management важное событие года. Позирую несколько минут, чтобы они отстали от меня, и захожу внутрь. Зал заполнен гостями, прибывающих ежесекундно. Прохожу и улыбаюсь, здороваясь с теми, кого знаю. Беру на баре бокал с мартини и обращаю внимание на сцену: там поет девушка с очень красивым голосом, а ее слова проникают сквозь меня, оставляя грустный осадок.

С тобой я вкусила то,

Что для меня ни с чем несравнимо,

Могу поклясться. Надеюсь,

Я переборю эту лихорадку.

Знаю, иногда я кажусь сумасшедшей,

Ошалелой, опьянённой любовью.

Положа руку на сердце, я молюсь о том,

Чтобы пережить всё это.*

Завороженно слушаю, не обращая внимания на снующих постоянно мимо людей.

— Можно пригласить Вас на танец?

Перевожу глаза на мужчину с приятной внешностью и открытой белозубой улыбкой. Согласно киваю, и мы вливаемся в поток танцующих пар.

— Прекрасный вечер, как считаете?

Неоднозначно отвечаю ему — собеседник из меня сегодня никудышный, да и желания заводить знакомства нет. Мы перебрасываемся парочкой незначительных фраз пока танцуем, а глаза останавливаются на высоком шатене. Очень знакомом и обезоруживающе красивом шатене. В ушах шумит и, кажется, я сейчас рухну на этот отполированный до слепящего блеска пол. Крис стоит с какой-то высокой девушкой, одетой в серебристое длинное платье, рядом с ними Дайвиани и еще какой-то мужчина. Они о чем-то оживленно разговаривают и смеются. Я извиняюсь перед недоумевающим партнером, имени которого даже не запомнила, а может он и не говорил его, и иду в другой конец зала, где было бы удобно наблюдать (шпионить). Хочется ужасно покурить и хоть немного успокоить разбушевавшиеся нервы, но тогда придется проходить мимо них. Поэтому я могу только стоять, как на иголках, и испепелять «парочку» взглядом, полным ненависти.

Кажется, у Криса новая игрушка. Он спит с ней? В голове уже куча вопросов, на которые нет ответов. Я слежу за ними, как ястреб за своей добычей, от чего желание подойти к нему и все высказать прямо у всех на глазах становится паранойей. Крис обнимает ее (сучку) за талию и целует в щеку, а его спутница (сучка) кладет голову ему на плечо и что-то говорит. От увиденного внутри холодеет, а руки начинают предательски дрожать. Конечно, за два месяца, которые мы с ним не виделись, у него кто-то появился. Еще бы…

Мимо меня проходит официант с подносом, и я хватаю бокал, быстро выпивая содержимое. Разочарованно морщусь. Черт, шампанское: утренней головной боли не избежать и меланхоличного настроения тоже. Глаза, как приклеенные, наблюдают за Крисом и той девушкой (сучкой). Они выглядят счастливыми, и не скрываются, как это делали мы. Внутри становится паршиво. Хочется убежать и не видеть его улыбки и блестящих глаз. Они идут в сторону выхода, и я быстро направляюсь к окну: к входу подгоняют черную блестящую машину, все четверо садятся в нее и уезжают в неизвестном направлении. Я отворачиваюсь и тереблю край платья, глядя непонятно куда бездумным взглядом. Ужасно хочется напиться и забыться. Забыть Криса Берфорта и его новое увлечение. Забыть, как он ее обнимает и смотрит…

Ненавижу.

Ненавижу то, что он до сих пор заставляет мое сердце биться быстрее и желать его.

Ненавижу себя за эту слабость. Слабость под названием Крис Берфорт.

*Мария Бринк — американская певица и автор песен. Известна как вокалистка американской метал-группы In This Moment;

*Whore (англ.) — блудница, шлюха; название одной из песен группы In This Moment;

*бэкстейдж — действия, процессы, которые не видит зритель — «за кулисами», «за сценой», «за кадром»;

* слова из песни «The Heart Wants What It Wants» Selena Gomez

Глава 15

Нью-Йорк, США

Людям не всегда нужны советы. Иногда им нужна рука, которая поддержит. Ухо, которое выслушает и сердце, которое поймет.

Меня шатает во все стороны, как заправского пьяницу, а перед глазами плывет и кружится, словно я на карусели. Предметы вокруг сливаются в одну точку, но я вижу свою цель — упорно жму на звонок и смотрю на босоножки, которые начинают превращаться во что-то бесформенное. Скорее всего, мой плохо функционирующий мозг атакуют глюки.

Замок щелкает, и на пороге появляется Берфорт: заспанный, с ужасным беспорядком на голове и в одних пижамных штанах, которые сексуально свисают на бедрах. Но меня интересует на данный момент совершенно другое…

— Меган? Что ты здесь делаешь так рано? — удивленно спрашивает он, а я прохожу мимо, задевая его плечом и постоянно спотыкаясь, но иду дальше на второй этаж. Ноги ужасно заплетаются, и, кажется, я в любой момент свалюсь, а в мозгу сейчас только одна мысль: «Та девка там. Я застану их на горячем», — поэтому уверенно направляюсь в сторону его комнаты.

— Меган, куда ты идешь? Ты слышишь?

Я быстро поднимаюсь по ступенькам (или это только мерещится, что быстро), останавливаюсь на пороге и обвожу комнату глазами, но постель оказывается пуста. Пару минут непонимающе и недоверчиво моргаю, но потом на моем лице появляется злобная ухмылка.

— Ну, конечно… она в ванной…

Открываю дверь, но там тоже никого. Крис стоит в дверях и хмуро наблюдает за мной.

— Что ты делаешь, черт побери? — сердито спрашивает он.

Я не обращаю на его слова внимания и хлопаю себя по лбу.

— Точно… точно… она, наверное, в гардеробной, да? Конечно, решила запрятаться…

— Что? Она? О ком ты?

Заплетающимися ногами захожу в другое помещение и кручусь: вешалки с рубашками, пиджаками, брюками… Тут только одежда и аксессуары, но «преступницы» нет.

— Я не люблю повторять, Меган. Что ты устроила? Сейчас и шести утра нет, — говорит рассерженно Берфорт.

Выхожу из гардеробной и падаю на не застеленную кровать, которая пахнет Крисом. Улыбаюсь и закрываю глаза.

— Я видела ее вчера с тобой. Новое увлечение, да, Берфорт? — бормочу себе под нос и хмыкаю. Так хочется спать… Ужасно хочется спать. Меня резко поднимают на ноги, и я встречаюсь с карими глазами Криса, в которых сейчас бушует гнев — он так зол, что на челюстях ходят желваки.

— О. Чем. Ты. Сейчас. Говоришь. Объясни нормально, какого хрена тутпроисходит! — Берфорт выделяет каждое слово и встряхивает меня. — Ты пила? От тебя несет алкоголем за километр.

Начинаю истерически смеяться и пьяно улыбаюсь.

— Та стерва вчера. Трахаешь теперь ее, да?

Крис вздыхает и отпускает меня.

— Что ты несешь, Меган? Ты была на вечеринке? — он проводит по волосам пальцами и пристально смотрит в мои мутные глаза.

Я киваю и опускаюсь на кровать, словно тряпичная кукла — ноги ватные и совершенно не держат вертикально.

— Ты видела меня и даже не подошла? — Крис недовольно смотрит сверху вниз и скрещивает руки на груди.

— Зачем? У тебя новая шлюшка ведь…

— Меган, черт тебя дери! Ты пропала на два месяца, не отвечала на звонки, не писала и теперь заявляешься ко мне в шесть утра пьяная и в чем-то смеешь обвинять!

Вскакиваю с кровати, шатаясь во все стороны, как безвольный буек, и злобно смотрю на него.

— Ты знаешь, где я живу, мог бы и приехать!

Брови Криса ползут вверх от удивления и шока. Он качает головой и устало вздыхает.

— Ты думаешь, я к тебе не приезжал? Тебя постоянно нет, Меган! А летать из города в город у меня нет времени — уж прости, я тоже работаю. Ты могла элементарно позвонить за это время или взять как минимум трубку, но ты как всегда убежала, а я не пес, чтобы гоняться за тобой, ясно?

Хочу возразить и открываю рот, но Крис останавливает меня, поднимая руку.

— И, кстати, ее зовут Софи — это родная сестра Дайвиани. И она замужем.

Удивленно таращусь на него, не веря ушам. Что? Замужем? Как гора с плеч — значит это не его новая пассия.

— Так что, прежде, чем обвинять меня, да еще в таком виде, сначала в этом убедись, — продолжает Крис. — И да, Меган, мы разве что-то друг другу обещали? Клялись в вечной любви? У нас были отношения? Нет.

Его слова отрезвляют и больно бьют в самое живое: в висках пульсирует, а ладони потеют. Да, так оно и есть — мы просто спали вместе. Я смотрю опустошенно на стену за его спиной и слабо бормочу:

— Да, точно… точно…

Прихожу в себя, словно не пила целую ночь напролет, и быстро прохожу мимо. Что я вообще наделала? Зачем приехала?

— Куда ты идешь, Меган? Остановись, — Крис хватает меня за руку, но я вырываю ее. Глаза предательски щипает, и я больно впиваюсь ногтями в ладони, чтобы не плакать. Не дай Бог. Я не заплачу перед ним.

— Отпусти, — шиплю и гневно вскидываю голову, сверля его глазами. — Ты прав, мы друг другу никто. Прости, что разбудила. Больше тебя не потревожу, Берфорт.

Разворачиваюсь, но Крис сжимает мои плечи и встряхивает.

— Я тебе скажу одну вещь. Первый и последний раз, Меган. Слушай. Слушай внимательно. Ты сама не знаешь, чего хочешь. А я знаю, чего хочу. Точнее кого. Тебя. Но чего хочешь ты, Меган? Хочешь, чтобы мы были вместе? Мы будем вместе. Хочешь просто спать со мной? Давай, мы будем просто трахаться и не больше. Чего ты хочешь? Определись, твою мать, потому что ты сводишь меня с ума. И то, что ты сегодня устроила, такого не должно больше повторяться. Когда определишься и будешь в трезвом состоянии — вот тогда и поговорим, поняла?

Берфорт говорит это на одном дыхании, серьезно глядя в мои округлившиеся осоловелые глаза. Он ставит мне условия еще? Да кого он из себя строит! Отталкиваю его и щурюсь.

— Да пошел ты, Крис Берфорт, — выплевываю уверенно и ухмыляюсь. — Кем ты себя возомнил? Думаешь, ты единственный мужчина на планете? Да катись ты.

Показываю средний палец, разворачиваюсь и быстро иду к дверям.

— Ты только и делаешь, что убегаешь, Меган, — слышу вдогонку, и хлопаю за собой дверями.

Я и не заметила, как начала плакать. Горячие слезы градом катились по щекам, а его слова до сих пор звенели в ушах. Он прав. Конечно, он прав, черт возьми! Я сама не знаю, чего хочу и загоняю себя в угол; все время убегаю от него и от чувств, которые испытываю. Это я все рушу. Рушу то, чего даже не было. Трусиха. Он мог бы быть только моим, но я постоянно все порчу. Во всем виновата я одна.

Захожу в свою квартирку, разуваюсь и устало плетусь в комнату. Из зеркала на меня смотрит что-то страшное и мало похожее на идеальную модель Меган Миллер. Горько смеюсь и упираюсь руками о трельяж. Не удивительно, почему водитель косо смотрел всю дорогу: тушь размазалась и потекла, щеки с темными подтеками, волосы спутанные — красотка, ничего не скажешь. Стягиваю с себя платье и устало падаю на кровать, закутываясь в одеяло. Как мне плохо, и морально, и физически. Но моральную боль ни с чем не сравнишь. Внутри как будто огромная дыра в груди, после слов Криса, и она затянется не скоро.

***

Лондон, Англия

На свой день рождения я лечу в Лондон — это единственная новость, которая радует за последнее время. С того дня, как я напилась в клубе и приехала утром к Крису, прошел месяц. Гребаный дерьмовый месяц. Я превратилась в какого-то робота, который делает все на автопилоте. Надо на вечеринку? Я еду на вечеринку. Сняться в ролике? Я снимаюсь в ролике. Фото-сессия? Я лечу туда, куда скажут. После рекламы для компании Берфорта, предложения так и посыпались одно за другим. Вроде бы надо радоваться, но я ничего подобного не чувствовала. Я вообще не испытывала никаких эмоций; я пустой треснутый сосуд, и мне было все равно.

И вот я лечу в Лондон и увижу, наконец, маму. От этого становилось легче на душе и спокойнее, тем более с ней мы виделись редко. А так можно сочетать приятное с полезным: съемки для журнала и отдых.

Такси несет меня на северо-запад Лондона в Киллбёрн, один из спокойных спальных районов. Сегодня мне исполняется двадцать один.

Я смотрю на улочки, мелькающие в окне автомобиля: людей почти нет, так как сейчас раннее утро. В основном это собачники и жители, которые любят утренние пробежки, либо компании, гуляющие всю ночь напролет.

Машина останавливается возле небольшого двухэтажного домика с зеленым газоном. Мама уже открывает дверь, и на моих губах играет счастливая улыбка от уха до уха. Обнимаю ее и чувствую, как на душе становится сразу же уютно — вот я и дома.

— С днем рождения, дорогая, — шепчет мама и крепче прижимает к себе.

— Спасибо. Ты сегодня работаешь?

— Нет, поменялась на пару дней, — говорит она, и мы проходим в гостиную. Я сажусь на диван и выдыхаю, оглядываясь вокруг: тут ничего не изменилось — все та же мебель светло-кремового оттенка, телевизор, журнальный столик, легкий тюль, ковер с абстрактным орнаментом и комод с фотографиями.

— Как перелет? — мама садится рядом и берет меня за руку.

— Все хорошо. Ты же знаешь, я частый гость авиалиний, — шучу и криво улыбаюсь.

Мама делает то же самое в ответ и снова обнимает меня.

— Хочешь перекусить? Мне кажется, ты еще больше похудела. Такая бледная…

— Тебе только кажется, ма, — успокаиваю ее и целую в щеку. — Пожалуй, я схожу в душ и переоденусь.

— Ладно, я на кухне. Все-таки сегодня у моей малышки день рождения.

Малышка, то есть я, беру чемодан и поднимаюсь по лестнице на второй этаж в свою комнату. Она выглядит как и прежде: одна стена оформлена в виде фото-обоев цветущей сакуры с летящими розовыми лепестками (всегда мечтала побывать в Японии), на другой стене возле кровати постеры разных звезд, в углу плетеный шкаф, стол с компьютером, полка с игрушками и книгами… Сажусь на кровать, и внутри все сжимается от переполняющих чувств — не верится, что уже прошло пять лет, как я здесь не живу. Все мои одноклассники заканчивают колледжи, а я уже со школы работаю. Как быстро летит время…

С мамой мы целый день проводим на кухне за разговорами и готовкой, но я больше мешаю, чем помогаю. Готовлю я так себе, хотя… кому я вру — я вообще не умею готовить, поэтому выступаю в роли «принеси-подай». Мама рассказывает последние новости о школе, наших соседях и одноклассниках. Да, в этом году ровно пять лет, как я окончила школу.

— Я редко, кого вижу, но знаю, что Милли Дайкут уже вышла замуж, а Робин Хейк беременна, — говорит мама, размешивая салат из курицы.

Я закатываю глаза. Наша «королева школы» и капитан команды болельщиц уже вышла замуж. Жизнь меняет людей.

— И за кого она вышла?

— Какой-то юрист, он старше ее. Я точно не знаю, — жмет плечами мама и открывает шкафчик, доставая какие-то специи.

— Точно. Про тебя спрашивала Холли.

Холли Пейдж — единственная девочка, с которой я общалась в школе. Из-за яркой выделяющейся внешности меня почти все ненавидели. Многие мальчики признавались в любви и предлагали даже встречаться, но на тот момент я была занята работой, съемками для журналов и показах мод. Поэтому ни о какой школьной любви не могло быть и речи.

— И как она? — спрашиваю маму, жуя шоколадное печенье.

С Холли мы перестали общаться после окончания школы. Я улетела в Нью-Йорк строить карьеру модели, а она осталась здесь — наши пути разошлись.

— Работает официанткой в «R H» и заканчивает колледж.

Может, стоит увидеться с ней? Наверное, глупая идея. О чем мы будем говорить? Лучшими подругами с Холли я не была, а школа для меня уже пройденный и давно забытый этап жизни. Да и времени нет на встречи, завтра ехать на съемки.

Вечером мы накрываем с мамой стол в гостиной.

— Не стоило столько готовить, — говорю, глядя на вкусно пахнущие блюда.

— Мы не так часто видимся, поэтому мне не для кого готовить. Работа не в счет, — говорит мама и наливает нам в бокалы красное вино. — Что ж, за тебя, детка. Я тобой очень горжусь. Горжусь тем, что ты сильная и целеустремленная. Чаще улыбайся. Я тебя люблю.

Ну вот, я сейчас расплачусь. Обнимаю ее и целую.

— Я тебя тоже очень люблю, мамочка, спасибо.

Чуть позже, поужинав и убрав со стола, мы присаживаемся на диван и смотрим телевизор. Это наша давняя традиция — какао и тв вечером. Сейчас я себя не чувствую разбитой, как это было в Нью-Йорке, наверное, помогает атмосфера дома и мама рядом.

— Ты снова задумалась, — слышу ее голос и встречаюсь с темно-зелеными глазами.

— Что?

— Ты целый день отрешенная, хоть и улыбаешься, но я вижу, тебя что-то беспокоит.

Смотрю в телевизор, особо не вникая в происходящее на экране. Идет какая-то развлекательная передача. Мы с мамой никогда не обсуждали парней, но сейчас хочется хоть с кем-то поделиться, а ближе нее у меня никого нет.

— Наверное… — вздыхаю и собираюсь с мыслями. — Не знаю, как сказать. Есть человек, который мне нравится… я думаю.

— Ты влюбилась, — мама улыбается.

— Не знаю. Я не знаю, что чувствую к нему, у нас довольно своеобразные отношения, — мне сложно говорить, особенно потому, что я ни с кем не делилась таким раньше — это очень личное.

— Знаешь, мы с тобой никогда не обсуждали мальчиков, да? В школе ты ими не интересовалась, и в какой-то степени я даже радовалась, что ты не наделаешь глупостей. Потом ты улетела в Нью-Йорк и не особо любила эту тему. Но сейчас я вижу, что тебе хочется с кем-то поделиться. Не держи все в себе, детка, я всегда готова помочь и выслушать, ты же знаешь.

Я обхватываю коленки руками и вздыхаю. Конечно, мама всегда на моей стороне…

— Он очень властный и уверенный в себе человек, но в то же время душевный и нежный. Иногда мне кажется, что в нем живут две личности. У него свой бизнес, хотя ему только двадцать семь, но он уже добился высот и успеха. И он очень красивый, — перед глазами вспыхивает образ спящего Берфорта, а губы изгибаются в грустную улыбку. — Мы познакомились в Париже еще осенью, но у нас… не было отношений. То есть, я не знаю, как это назвать. Нас тянет друг к другу, так сказать правильнее, но мы не были парой.

Мама понимающе смотрела на меня и не перебивала, давая выговориться.

— Я любила твоего отца, — вздыхает она, а я удивленно таращусь: про папу мы никогда не говорили. Вообще. — Мне было всего девятнадцать, когда я забеременела. Его родители не хотели, чтобы он женился на обычной девушке из простой семьи, так как они очень влиятельные и богатые люди. Поэтому он выбрал карьеру и деньги, и не знает о том, что у него есть взрослая и успешная дочь.

Мама грустно улыбается и жмет плечами. Мне становится так жаль ее, а на глазах выступают слезы. Что-то за последнее время много сентиментальности.

— Его зовут Уильям Джей, и он владелец инвестиционной компании. Сейчас у него тоже семья и дети, но он не знает о том, что у него есть еще один ребенок. Прости, Меган, — глаза мамы блестят, а на губах виноватая слабая улыбка.

— Ма-а-ам… — обнимаю ее и прижимаю к себе. — Все хорошо, перестань.

— Поэтому, — она отстраняется и вытирает глаза тыльной стороной ладони, — если тот человек хочет быть с тобой, и ты чувствуешь, что он что-то значит для тебя, ты должна сделать правильный выбор. Потому что, иногда, мы выбираем не ту дорогу, ошибаемся и вернуть это уже невозможно. А любовь — вообще сложная штука.

— Это точно, — соглашаюсь я.

— Познакомишь меня с ним? Хочу увидеть этого красавчика, — говорит мама, и я начинаю смеяться — умеет она разрядить обстановку.

— Может быть.

Мы еще какое-то время разговариваем, но меня начинает клонить в сон.

— Пойду спать, завтра еще съемки, — зеваю и целую маму в щеку.

— Отдыхай, дорогая. И еще раз с днем рождения.

— Спасибо за лучший день, мамочка, — крепко обнимаю ее и иду в свою комнату.

Глава 16

Нью-Йорк, США

Я?! Я боюсь всего: того, что я видела, того, что сделала, того, кто я есть, а больше всего — выйти из этой комнаты. Такого не бывало за всю мою жизнь. Того, что я чувствую рядом с тобой.

х/ф "Грязные танцы"

Я целый день смотрю на телефон, как дурак. Кажется, он гипнотизирует меня, либо наоборот. На совещании почти молчу, и пропускаю доклады сотрудников мимо ушей. Сегодня у Меган день рождения, я хорошо запомнил это, когда читал информацию в папке, которую принес Том. Хочется позвонить и поздравить ее, услышать мелодичный голос, по которому безумно скучаю, но месяц назад мы не слишком хорошо расстались. Она напилась и несла фигню, а я ужасно злился на нее. Почему у нас не получается без драматизма и ссор? Неужели, чтобы быть с тем, с кем хочешь, надо пережить все круги ада? Даже с бездушными куклами проще, чем с Меган Миллер. Эта девушка очень сложная, но даже, несмотря на ее характер и поведение, она мне очень нравится. На Коста-Бланке я ощущал себя по-настоящему живым и… влюбленным. Надо бы поставить точку во всем этом… или запятую. Так не может дальше продолжаться. Я кручу ручку в пальцах и бездумно смотрю на нее.

— Мистер Берфорт?

Удивленно поднимаю глаза — все перепугано таращатся на меня и переглядываются. Они не привыкли видеть своего босса рассеянным.

— Да, простите, продолжайте.

Вечером, задерживаюсь на работе. Беру телефон и набираю ее номер, наливая виски в стакан. Оператор говорит о том, что это международный звонок — значит она не в США. Уже собираюсь сбросить вызов, когда слышу ее сонный голос.

— Да.

— Привет, — делаю несколько глотков из стакана.

Небольшая пауза, шум в трубке и, наконец, она немного нервно отвечает:

— Привет.

— С днем рождения. Надеюсь, я успел с поздравлениями, — говорю, глядя на небоскребы и город.

— Спасибо.

— Я тебя разбудил?

— Да-а-а… типа того, — бормочет Меган, и я улыбаюсь, представляя ее лицо при этом.

— Ты не в Нью-Йорке?

— Я в Лондоне.

Тогда понятно. Разница пять часов, сейчас там уже ночь.

— Прости, что разбудил, — опираюсь о стол, прикрывая глаза.

— Все нормально.

— Меган, насчет нашего последнего разговора, — собираюсь с мыслями и тру переносицу. — Я хотел извиниться за свои слова.

— Ты не должен извиняться, это я напилась и делала ерунду. Так что, да, мне стыдно и прости.

Хмыкаю и смотрю на золотистую жидкость в стакане.

— Но насчет того, что я хочу быть с тобой, говорил серьезно тогда, — допиваю содержимое, ожидая ее ответа.

Меган несколько секунд молчит и потом тихо отвечает:

— Я тоже.

Улыбаюсь и облегченно выдыхаю. Наконец-то она это признала. Мы оба это признали.

— И я очень соскучился.

— Я тоже, — повторяет Меган и смеется. Черт, почему она так далеко сейчас?

— Что еще «ты тоже»? — спрашиваю насмешливо и прохожусь по кабинету.

— Ну-у-у… я тоже хочу быть с тобой, и я скучаю. После разговора с мамой стало как-то проще. Я все осознала, — отвечает она, а я улыбаюсь.

— Мне уже нравится твоя мама. Жаль, ты с ней не поговорила раньше.

Слышу ее звонкий смех и сам не могу сдержать улыбки.

— И она хочет с тобой познакомиться.

— Правда?

— Ага.

— Значит, мы как-то это устроим, но позже.

— Ты сейчас на работе?

— Да, надо сделать еще пару звонков.

— А я в теплой кроватке под одеялом, — протягивает она.

— Перестань дразнить меня.

Меган смеется, а я продолжаю:

— Когда ты прилетишь в Нью-Йорк?

— Через два дня. У меня завтра съемки для журнала.

— Тогда мы увидимся через два дня. Я тебя встречу, — присаживаюсь в кресло и провожу ладонью по волосам.

— Хорошо.

Она немного молчит и затем тихо спрашивает:

— Можно еще вопрос?

— Да.

— Значит, мы теперь вместе?

Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку кресла.

— Это был дурацкий вопрос, Меган, ты могла бы не задавать его.

— Мог бы и нормально ответить, — язвит она в ответ, а я ухмыляюсь.

— Мы вместе. Ты и я.

Слышу, как Меган вздыхает и говорит:

— Хорошо. Тогда спокойной ночи, Крис.

— Спокойной ночи.

Сбрасываю вызов и кладу телефон на стол. На губах до сих пор улыбка после разговора. Наконец этот узел начал постепенно распутываться.

***

Нью-Йорк, США

Мое хорошее настроение с утра заметила даже мама. Пришлось ей все рассказать: о ночном звонке Криса и его признании. Казалось, она радовалась больше, чем я. На съемках Диди, фотограф из Португалии, все время расхваливал и восторгался, какая я талантливая и настоящая — всегда старалась по максимуму отдаваться своей работе.

Прощаться с мамой было сложнее всего — это каждый раз для меня испытание. Не понятно, когда мы сможем увидеться в следующий раз, но я должна возвращаться в штаты.

Меня ждет Нью-Йорк. Внутри все дрожит от предстоящей встречи с Крисом. До сих пор не могу поверить, что мы разобрались в наших чувствах. Когда услышала в трубке знакомый голос, думала, может просто приснилось, но нет — это была реальность. За два дня мы пару раз созванивались и разговаривали, как обычные нормальные люди. К этому надо будет привыкнуть, что мы пара.

Самолет приземляется в аэропорту Джона Кеннеди, и я вливаюсь в толпу, которая несет меня к выходу. Пытаюсь разглядеть в этой суматохе Криса и, наконец, вижу его. Одновременно улыбаемся друг другу, а тело сразу реагирует на него: сердце начинает выбивать чечетку, а в животе проснулись бабочки, после трех месяцев спячки.

— Привет, — он целует меня и берет чемодан.

— Привет.

Мы выходим из аэропорта и идем к припаркованной матовой Ауди. Сажусь на переднее сиденье и рассматриваю его: немного уставшие глаза, загоревшее лицо и небольшая щетина, которая очень ему идет. Не думала, что я так скучала по этому человеку.

— Все хорошо? — Крис заводит автомобиль, и мы плавно вливаемся в поток, который даже в это время огромен.

— Угу.

Он включает тихо музыку, а машина несется по ночному Нью-Йорку. Телефон Криса звонит и на панели высвечивается имя. Кэнди.

— Кто такая Кэнди?

Конечно, я уже догадываюсь, кто это, но вопрос срывается быстро с губ. Встречаемся на пару секунд с Крисом глазами.

— Ты же помнишь о том, что мы не виделись три месяца? А я не железный, Меган.

Фыркаю и не могу сдержаться от язвительного комментария:

— Ты решил мне сразу испортить настроение?

— Нет, я решил сказать правду, — отвечает Крис и вздыхает. — У нас с ней ничего не было, кроме постели.

«У нас тоже ничего не было, кроме постели!!! Ты же сам об этом сказал месяц назад!», — хочу заорать, но сдерживаюсь, сжимая губы.

— Пожалуйста, давай без подробностей, — закатываю глаза и отворачиваюсь, глядя в окно. А Кэнди очень настойчивая… — Не будешь ей отвечать?

— Нет.

Загорается красный свет, и машина плавно останавливается. Крис берет меня за подбородок, и впивается пристально карими глазами, в которых мелькают разноцветные огоньки.

— Меган, ты единственная девушка, о которой я думаю больше, чем о работе.

— Это комплимент?

— Да, — он ухмыляется и оставляет легкий поцелуй на моих губах.

— Мы едем к тебе? — спрашиваю, глядя на проносящиеся высотки и дома.

— Ты же не против?

— Это был риторический вопрос.

Мы заходим в его пентхаус, и я сразу же замечаю накрытый стол напротив панорамного окна. Поворачиваюсь к Крису, который ставит мой чемодан рядом, и насмешливо спрашиваю:

— Ого, кто-то подготовился. Стоял у плиты целый день?

Он опирается плечом о стену, и расплывается в улыбке.

— Если бы готовил сам, вряд ли бы мы сюда вошли.

— Почему?

— Могло случиться что-то страшное, — серьезно говорит Берфорт и поднимает бровь.

Еще одно, что нас объединяет — оба не умеем готовить. Смеюсь и прохожу в просторную гостиную. И зачем одному человеку такой домина?

— Я всего лишь заказал ужин из ресторана и накрыл стол.

— Это уже большое достижение.

Снимаю нежно-сиреневый кардиган и подхожу ближе к окну.

— Тут потрясающий вид.

Крис приглушает свет и зажигает свечи, а я удивленно смотрю на него и не могу сдержать улыбки.

— Крис Берфорт романтик?

— Оказывается, да. Ты не голодна? — он разливает по бокалам вино, и я замечаю, что это то же самое, которое мы пили на пляже в Коста-Бланке.

— Голодна. Шеваль Блан?

Крис поднимает на пару секунд глаза, и уголок его красивых губ ползет вверх.

— Оно самое. За тебя, Меган.

— За нас, — поправляю его, а Крис улыбается.

— За нас.

Какое-то время мы заняты едой. Все божественно вкусное, и я не замечаю, как тарелка пустеет — последний раз ела еще дома в Лондоне, и то, потому что мама заставила.

— Чего-то не хватает.

Крис встает, и через пару минут комнату заполняет тихо музыка.

«Не хочу произвести плохое впечатление».

— Серьезно? Песня о любви? Ты ее специально выбирал? — улыбаясь, спрашиваю его. Это песня прямо про нас с ним.

«Но я нуждаюсь в любви и привязанности».

Крис подходит ближе и смотрит из-под бровей.

— Я ее случайно включил.

— Ну да, расскажи кому другому.

— Потанцуй со мной, — он протягивает руку и обнимает меня.

«Надеюсь, я не похож на отчаявшегося и безнадёжного

Но я нуждаюсь в любви и привязанности».

Я прячу лицо на груди, вдыхая аромат божественных духов. Пальцы нежно касаются моей спины, выводят круги, вызывая мурашки по телу и пробуждая спящий вулкан.

«В любви, любви, любви, любви и привязанности.

Любви, любви, любви и привязанности».

— Как же я скучал по тебе.

Облизываю пересохшие губы и улыбаюсь. «Я тоже скучала…»

— Красивая песня.

Поднимаю глаза, и взгляд медленно опускается на его приоткрытые губы, тянусь и легко целую, все больше и больше распаляя огонь внутри. Наши языки сливаются в страстном танце, а дыхание становится тяжелым и прерывистым — слишком долго мы ждали этого момента, слишком долго отрицали очевидные и понятные вещи, слишком долго были далеко друг от друга. Зарываюсь пальцами в мягкие каштановые пряди, и Крис делает то же самое, распуская мой хвост.

«Если я стану твоей девушкой, произнеси моё имя, парень.

Дай мне понять, что я под твоим присмотром.

Мы привязаны друг к другу и можем всем показать наши чувства.

Я не стану устраивать интриг,

Я хочу уложить тебя.

Ты нужен мне, нужен сейчас».

Продолжаем танцевать и целоваться — все теряет какое-то значение. Сейчас только есть я, он, мягкий свет свечей и тихо играющая музыка, окутывающая нас и уносящая в персональный маленький мир.

«В последнее время ты уделяешь мне мало времени,

И мне хочется знать, думаешь ли ты обо мне.

Малыш, я хочу быть твоей собственностью.

Говоришь, я единственная, кто тебе нужен, так покажи мне это».

Крис стягивает мой свитер и начинает целовать шею, ключицу. На пару секунд отстраняется, и сразу же становится холодно, неуютно. Открываю глаза, медленно уплывая от блаженства.

— Ты носишь цепочку.

Крис целует в углубление на шее, стону и наклоняю голову, открывая больше пространства для его нежных губ. Расстегиваю рубашку и пробегаюсь по упругой груди пальцами. Черт, как же я скучала по нему. Он подхватывает меня, а я обвиваю его бедра. Крис поднимается на второй этаж, и мы оказываемся лежащими на мягкой кровати.

— Ненавижу шелковое белье, — бормочу ему в губы и чувствую улыбку.

— Хорошо. Я это запомню.

— Мне надо в душ, — шепчу, задыхаясь от его ласк.

— Тогда идем, — Крис становится на колени между моих ног, стягивает джинсы, затем раздевается сам. Смотрю на него снизу верх, маня взглядом, и он сразу же прижимается горячим телом, впиваясь и кусая мои губы…

…Уже глубокая ночь, только лунный свет освещает комнату. Крис водит пальцами по моему плечу, и я почти засыпаю в его объятиях.

— Меган?

— М?

— Я рад, что позвонил.

— Угу, — я даже не могу сказать и слова.

— А еще я рад, что ты не убежала снова и сейчас со мной, — продолжает говорить Крис, убаюкивая меня.

— Угу, — мычу в ответ и чувствую, как он прижимается к моему лбу губами.

— Поэтому я больше тебя не отпущу… — уже почти сплю, но слышу его слова и слабо улыбаюсь.

***

Сквозь сон чувствую легкие поцелуи и открываю один глаз. Крис навис надо мной и его лицо по-детски счастливое.

— Доброе утро. Прости, я не мог уйти и не поцеловать тебя, — произносит он и проводит ладонью по моим непослушным волосам.

Тру глаза, приподнимаясь на локти.

— Ты уже уходишь?

— Я проспал. Это так странно — опаздывать на работу, — он ухмыляется и щелкает меня по носу.

— Но это ведь твоя компания и можно взять на один день отпуск, — расплываюсь в томной улыбке и притягиваю его к себе за шею, начиная водить языком по губам.

Крис стонет и прикрывает глаза.

— Меган, так я точно не уеду, а у меня куча работы.

— Тогда не уезжай, — шепчу и начинаю расстегивать светлую рубашку. Крис переворачивает меня, и я оказываюсь сверху.

— Мне нравится видеть тебя сонной, без макияжа и со спутанными волосами. И еще такой довольной, после прошлой ночи. Ты еще сексуальнее, чем в том долбанном черном платье, — тихо говорит он, водя руками по моему телу. Я расстегиваю брюки и впиваюсь в его губы, двигаясь вверх-вниз.

— Думаю, сегодня у нас будет спальный день, — произносит Крис спустя час. Мы приняли вместе душ и валяемся в кровати.

— Я не против, — бормочу и потягиваюсь, как насытившаяся кошка. — Но я ужасно голодна. Завтрак в постель?

Крис нежно проводит ладонью по моей щеке и встает. Он проходит к гардеробной, а я смотрю на его красивое тело: широкую спину, узкие бедра и подкаченную задницу — и этот мужчина только мой. Так и хочется показать язык всему миру, либо что-то похлеще — неприличный жест.

— Надо сделать пару звонков, — говорит Крис, натягивая пижамные штаны.

— Угу, — бубню, глядя на него.

— Что? — он поднимает бровь и улыбается.

— Ничего.

— Так уж ничего? И никто не пялился на мой зад?

Я смеюсь и накрываюсь с головой одеялом.

Мы почти целый день проводим в кровати. Смотрим фильмы и едим прямо в постели. Что может быть лучше?

— Черт… я не помню такого, чтобы целый день валялся и отдыхал, — произносит Крис уже под вечер. — Ты меня портишь, Меган Миллер.

Я сижу в его рубашке рядом и жую манго.

— Значит, ты жалеешь, что не поехал на свою работу?

— Не жалею ни грамма, — вздыхает Крис и закидывает руки под голову. — Я бы хотел каждый день просыпаться с тобой и засыпать.

Рука с кусочком замирает в воздухе, а я смотрю на экран плазмы. Не ожидала от него такого признания — за пару дней все кардинально изменилось…

— Знаешь, я подумал… что насчет того, чтобы ты переехала ко мне? — продолжает Берфорт, а я удивленно поворачиваюсь и смотрю на него. Он что, сейчас серьезно это? Крис встречает мой недоумевающий взгляд и спрашивает:

— Что?

— Я… я… знаешь, мне надо время, — бессвязно бормочу и отворачиваюсь. Я не готова к переезду, мне нужно все обдумать и свыкнуться с мыслью, что мы наконец-то вместе.

— Ладно.

Хорошо, что он не стал спорить. Нам просто надо время.

На следующий день Крис завозит меня домой. Спальный день не может продолжаться вечно, к сожалению — у него работа, а у меня вынюхивающая все на своем пути Энди Коллинз.

— Я тебе наберу, крошка, — он притягивает меня и оставляет поцелуй на губах.

— Хорошо, крошка, — передразниваю его.

Берфорт расплывается в ленивой улыбочке, заводит машину, которая уносит его в «мир деловых костюмов».

*песня, под которую танцуют Крис и Меган Rihanna — Loveeee Song ft. Future

Глава 17

Нью-Йорк, США

Все просто оборвалось, не закончилось, а именно оборвалось. И как бы я ни старалась, мне об этом никогда не забыть… Наш роман так и останется — незавершенным…

х/ф "Как я встретил вашу маму"

Первый совместный выход в свет с Крисом происходит спустя две недели в конце апреля — нас пригласили на ежегодный весенний благотворительный вечер. Конечно, никто не знает о том, что мы состоим в отношениях, поэтому представляю, какой фурор произведет наше появление.

Моя жизнь заметно изменилась за время, проведенное с Берфортом: с работой ладится, с личной жизнью тоже наконец-то все решилось. Даже не верится, что, вроде бы недавно, я не могла нормально есть, спать и работать, а сейчас все встало на свои места. Один человек может изменить буквально все, перевернуть прежний мир и взгляды, и в моем случае это Крис Берфорт. Люблю просыпаться с ним и засыпать, люблю вместе завтракать и ужинать, люблю совместные прогулки и пробежки по утрам, люблю его открытую искреннюю улыбку и глубокий смех, люблю манящий запах духов и бархатный голос. Да, эти две недели волшебные, как будто я попала в сказку, где не может произойти ничего плохого и существует только хэппи-енд. Будет ли он у нас?

Целый день провожу в салонах, готовясь к вечеру. Иногда кажется, будто за моей спиной выросли невидимые крылья (от этого становится смешно, и на ум приходит фраза «любовь окрыляет людей»).

Нас с Крисом сто процентов будут фотографировать и брать интервью. Уже представляю реакцию гостей и папарацци, которые прилипнут и станут выпытывать информацию всеми известными способами, но мне все равно — главное, мы будем вместе с Крисом, на остальных плевать с высокой колокольни. Забираю вечернее платье и еду на такси в Сохо. Раздается знакомый рингтон, который я поставила на звонок Берфорта, улыбаюсь и отвечаю.

— Привет.

— Привет, детка. Готова к вечеру? — слышу в трубке любимый низкий голос, и улыбка становится еще шире.

— Да-а-а, почти.

— Я заеду за тобой в 17:30.

— Хорошо, до вечера, — отключаюсь и вздыхаю, глядя в окно на проносящиеся магазины, рестораны и бегущих людей. Внутри расцветают цветы и летают бабочки — наверное, влюбленные всегда чувствуют себя немного сумасшедшими, но мне это состояние очень даже нравится.

В 17:30 выхожу из дома и сразу замечаю припаркованную матовую Ауди. Крис стоит, прислонившись к ней: уложенные волосы, поблескивающие на послеполуденном солнце, черный костюм с бабочкой, прекрасно сидящий на его фигуре — он потрясающе выглядит. Открывает мне дверь и целует в губы.

— Ты обворожительна.

— И ты, — шепчу ему и сажусь в машину.

Мы останавливаемся возле здания, в котором будет проходить вечер: прибывшие гости позируют перед камерами, а некоторые уже дают интервью настырным репортерам, которых собралось немереное количество — кровопийцы. Крис берет меня за руку и заглядывает в глаза; волнение дает о себе знать, и я нервно смотрю на огромную толпу, которая готова нас поглотить в любой момент.

— Готова?

Киваю и переплетаю наши пальцы.

— Да.

Он открывает дверь, и я уже вижу вспышки фотокамер. Щелк. Щелк. Черную матовую Ауди ослепляет свет, а по телу бежит дрожь — прежде никогда не появлялась с мужчиной перед репортерами. Щелк. Щелк. Крис открывает дверь с моей стороны и подает руку — вспышек становится в два раза больше, и со всех сторон на нас сыплется шквал вопросов:

— Крис, неужели это правда?

Щелк.

— Меган, вы вместе?

Щелк.

— Скажите, вы встречаетесь?

Щелк.

— Вы просто друзья или это что-то большее?

Крис крепче прижимает к себе, будто защищая от всего мира, откашливается и говорит:

— Да. Мы с Меган вместе.

Их глаза блестят в предвкушении «горячей» новости, которая завтра же появится на всех таблоидах и первых полосах газет и журналов.

Щелк.

— Давно?

— Это все после съемок в Испании?

— Когда вы познакомились?

Щелк.

Он улыбается, опускает свой взгляд на мое оторопевшее лицо и шепчет:

— Пусть останется секретом?

Я снова киваю, и мы проходим по красной дорожке в здание, сопровождаемые вопросами и вспышками фотокамер.

— Кажется, я знаю, кто будет в центре внимания, — бормочет он, а я хихикаю в ответ. Да, сегодня мы станем парой вечера.

— Непривычно, Берфорт?

— А тебе? — криво улыбается он в ответ.

— Немного, но ты же рядом.

Как только появляемся в помещении, я сразу чувствую всеобщий интерес: в нас впиваются несколько десятков пар глаз, словно мы с Крисом какие-то инопланетяне, прибывшие не то, что с другой планеты — с другой Галактики. Проходим и здороваемся со всеми: кто-то искренне улыбается, глядя на нас, некоторые — нет, другие открыто меня ненавидит, и это женская половина. Я прямо ощущаю на себе испепеляющие взгляды: «Почему она, а не я?», — читается на их лицемерных лицах. Замечаю Джо, стоящую в окружении своих подружек, и все, конечно же, смотрят на нас с Крисом. Улыбаюсь ей так, словно могу ослепить весь зал или даже мир, а она чуть ли не кривится от отвращения. Плевать на них.

— Детка, ты будешь что-то пить? — наклоняется ко мне Берфорт.

— Мартини.

— Хорошо, сейчас принесу, — он растворяется в толпе, а я оглядываюсь вокруг. Зал украшен вазами с нежно-розовыми цветами, стоящими на столах с шампанским и легкими закусками, разными огоньками, свисающих с потолка — все сверкает и блестит, а недалеко расположился оркестр, играет расслабляющая музыка. Потрясающе. И теперь я не одна среди чужих незнакомых лиц. Мимо проходят гости, улыбаюсь и здороваюсь со всеми. Взгляд останавливается на русом хаере с выгоревшими концами и знакомом профиле. Сердце уходит в пятки, а дыхание сбивается. ЧтоОНтут забыл? Почему в Нью-Йорке? Отворачиваюсь и делаю глубокий вдох, сжимая и разжимая кулаки.

— Меган, все в порядке? — рядом появляется Крис и протягивает бокал с мартини.

— Д-да-а-а, все хорошо.

Он недоверчиво смотрит на мое побледневшее лицо, но ничего не говорит.

— Там где-то Дайвиани с Софи и ее мужем. Надо найти их.

— Ладно.

Мы лавируем между гостями, иногда останавливаясь, и перекидываемся парочкой фраз. Некоторые сдерживают свое любопытство, другие наоборот задают вопрос прямо в лоб: «Вы вместе?» Отвечаем поочередно с Крисом положительно. Я первая замечаю Дайвиани и ловлю удивленный, даже недоверчивый взгляд. Берфорт не рассказал о нас?

— Привет, — говорит Крис, когда подходим к их компании. — Это Меган, моя девушка. Меган, Маркуса ты знаешь, а это его сестра Софи и ее муж Дерек.

— Привет, приятно познакомиться, — отвечаю и улыбаюсь всем.

— Привет. Ребят, да вы решили произвести сегодня фурор, — качает головой Маркус и тише добавляет: — А я-то думаю, почему все шушукаются. Теперь понятно из-за чего сыр-бор. А ты, засранец, мог бы и сказать своему лучшему другу!

Все смеются, и начинается непринужденная беседа. Софи оказывается очень положительной и общительной, как и ее брат. Девушка излучает свет, словно восходящее солнце. Дерек, ее муж, не особо разговорчив, но производит хорошее впечатление. Софи дизайнер интерьера и у них уже есть маленькая дочь, которая осталась с бабушкой. Мне становится немного стыдно из-за того, что я ее оскорбляла и думала, что она спит с Крисом — куда только не заведет женская фантазия, страшно подумать просто.

— Вы очень хорошо смотритесь вместе, — говорит Софи, глядя нежно на Криса. — Он счастлив. Никогда его таким не видела. Мы дружим уже больше десяти лет, но я не замечала, чтобы он когда-то появлялся с девушкой на публике. Все время работа, работа и работа. Я рада, что ты разбавляешь его серую повседневность и делаешь жизнь ярче.

Софи берет меня за руку и сжимает ее. У них с Дайвиани очень схожие черты лица, только у нее мягче: те же темно-зеленые насыщенные глаза, светлые волосы, уложенные в причудливую прическу и пухлые розовые губы. Я благодарно улыбаюсь, но улыбка резко пропадает, уступая место шоку, когда вижу уверенно шагающего к нам Эша Кервела. Черт, что он делает?! Парень решительно направляется в нашу сторону, но я показываю глазами, чтобы он не подходил. Эш прищуривается и смотрит уже за мое плечо: серые пронзительные глаза направлены на Криса, который общается с Маркусом и еще какими-то мужчинами. Поворачиваюсь к Софи и быстро говорю:

— Отойду в уборную.

— Да, конечно.

Я направляюсь к мраморным светлым ступенькам, ведущим на второй этаж. Захожу в одну из уборных и смотрю в зеркало: зеленые глаза расширены, щеки горят, а сердце вырывается из груди. «Надо успокоиться, надо успокоиться». Дверь открывается, и на пороге появляется Эш. Он закрывает ее на замок и пристально оглядывает меня, словно я экспонат на выставке или картина.

— Какая приятная неожиданность, Меган, — говорит он, а губы расплываются в нехорошей ухмылке.

— Я бы так не сказала, — не поворачиваясь и все так же глядя в зеркало на свое отражение, твердо отвечаю ему.

— Вот как? Да, вижу ты зря времени не теряла и нашла новое увлечение, — произносит Кервел и подходит ближе. Мне становится не по себе, но я стараюсь не выдать своего волнения, которое заполняет сознание до краев. — Подцепила миллиардера, Меган?

— Что тебе надо, Эш?

— Мне? Для начала хотя бы поговорить…

— Нам не о чем говорить, — обрываю его и впиваюсь пальцами в гладкую поверхность темно-коричневой плитки.

— Нет, нам есть о чем поговорить, Меган, — серые глаза похотливо смотрят. Раздевают. Чувствую себя голой, как будто шифонового мятного платья нет вовсе. — Мы провели потрясающую ночь, но потом я просыпаюсь один в кровати, а тебя нет. За стойкой регистрации мне говорят, что ты выселилась.

— Мы просто переспали, Эш. Это была ошибка, — поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза цвета грозовых туч, метающих молнии.

— Ошибка? — выплевывает он и тихо смеется. — Значит, для тебя это просто перепих, да?

От его слов становится неприятно и мерзко. Снова чувствую себя грязной, но я это заслужила. Заслужила взгляд, полный отвращения и ненависти.

— Называй это как хочешь, Эш.

— Значит, ты теперь с ним? С этим миллиардером? Все всегда решают деньги, да, Меган?

Я хмыкаю и вздыхаю, качая головой.

— Деньги тут совершенно ни при чем.

Кервел злобно смеется и говорит:

— Ты обычная шлюха, Меган. Обычная дешевая шлюха.

Смотрю ему твердо в глаза, проглатывая оскорбления, и улыбаюсь.

— Ты тоже, Эш, помнишь? Мы с тобой шлюхи. Твои ведь слова?

Его губы кривятся в гадкой улыбке, но он ничего не говорит. Прохожу мимо, закрывая за собой дверь. В ушах шумит, дышать становится трудно, а ногти впиваются больно в ладони. «Соберись, Меган». Делаю глубокий вдох-выдох и возвращаюсь на первый этаж, сразу замечая обеспокоенные глаза Криса.

— Меган, где ты была?

— В туалете, — мне не хочется врать, но не могу же я сказать о Кервеле.

— В туалете? Почему ты такая бледная? На тебе лица нет. Тебе плохо? — спрашивает Крис и серьезно осматривает меня.

— Нет… нет… просто, давай уедем.

Берфорт удивленно поднимает бровь.

— Уедем? Но еще не было даже ужина. Что случилось, Меган?

Мне становится стыдно и даже не хочется смотреть ему в глаза, чтобы он увидел ложь.

— Мне не очень хорошо, поехали домой?

— Ладно, — неуверенно отвечает Крис. — Надо попрощаться с Маркусом и Софи.

— Хорошо.

Брата с сестрой мы находим очень быстро. Софи расстроенно обнимает меня и тихо говорит на ухо:

— Береги его.

Грустно улыбаюсь и бормочу в ответ:

— Хорошо.

Прощаемся с ними и идем к выходу, ловя недоумевающие взгляды гостей.

Когда садимся в машину и отъезжаем, Крис сразу же спрашивает:

— Ладно, Меган, теперь говори, что случилось? И не ври мне, пожалуйста. Я хочу, чтобы мы доверяли друг другу и ничего не скрывали. Ты согласна?

Кажется, я становлюсь меньше и вся сжимаюсь от его слов.

— Согласна. Но я тебе не вру, Крис, правда, — виновато бормочу и вздыхаю. Оказывается, врать очень сложно, особенно человеку, который стал настолько дорог. Какая же я гадкая…

Крис какое-то время молчит, и мы едем в полной тишине. Настроение падает ниже плинтуса, и это из-за появления Эша Кервела на вечере и моего вранья. Все-таки только в сказках бывает хороший конец, в жизни — все намного хуже и сложнее.

Ауди едет по знакомой дороге в Сохо, а сердце замирает, отказываясь качать кровь, кажется, оно в любой момент остановится. Я СНОВА ВСЕ ИСПОРТИЛА. Глаза щипает, а горло жжет от переполняющих эмоций и чувств. Предательская слезинка скатывается по щеке, и я быстро ее вытираю.

— Меган? — зовет Крис, но я не хочу, чтобы он видел, как я плачу. Мы как раз подъезжаем к моему дому. — Эй, — Крис берет меня за подбородок и заглядывает в глаза. — Если я показался грубым, то прости.

Становится еще хуже от его искренности, и я начинаю реветь, как белуга.

— Эй, эй, эй, малышка, — Крис обнимает и прижимает мое, сотрясающееся в конвульсиях, тело к груди, а я продолжаю рыдать и не могу остановиться: из меня будто выливается Ниагарский водопад. Это не он должен просить прощения, а я! Я наврала и не могу сказать правды в глаза! Трусиха!

— Детка, все хорошо, — шепчет мне в волосы Крис, и я постепенно успокаиваюсь. Устроила истерику, как маленькая.

— Ты останешься у меня? — спрашиваю, шмыгая носом. Представляю, во что превратился мой макияж, который делали больше часа.

— Конечно.Ты успокоилась? — Крис заботливо гладит по щеке, стирая мокрые дорожки от слез большими пальцами, а мне снова хочется плакать, потому что я чувствую себя отвратительно.

— Да, пойдем, — выдавливаю из себя.

***

Меня будит какой-то странный звук. Открываю глаза и прислушиваюсь. Стук в дверь, причем настырный. Смотрю на время и накидываю халат, шагая к входной двери. Стук повторяется, и я начинаю хмуриться. Вряд ли бы Энди так настойчиво тарабанила. Открываю дверь и смотрю на человека стоящего передо мной. Глаза наполняются ужасом, а тело берет мелкая дрожь — на пороге Эш Кервел, и он пьян. Или под наркотиками: глаза красные, а зрачки увеличены, что даже радужки не видно. Он точно что-то употребил, и мне это совершенно не нравится. Благодарю Бога за то, что Крис спит, выхожу и прикрываю тихо дверь.

— Зачем ты пришел, Эш? Я тебе вчера все сказала…

— Какая же ты сучка, Миллер, — перебивает он и ухмыляется. Я уже жалею о том, что вообще вышла и не посмотрела в «глазок», не понятно, что можно ожидать от человека, находящегося под наркотой.

— Это все? — спрашиваю, глядя на двери лифта и скрещиваю руки на груди. Не могу смотреть в его перекошенное заплывшее лицо.

— Нет, не все. Будет все, когда я решу, — шипит Эш и делает шаг ко мне, обдавая «приятным ароматом» перегара. Начинает воротить от этого запаха табака, алкоголя, и я пячусь, упираясь спиной в дверь. Главное, чтобы не проснулся Крис. Понимаю, что Кервел сейчас непредсказуем, поэтому стараюсь сделать свой голос мягче.

— Что тебе нужно, Эш?

Он ударяет руками о дверь и упирается ими, загоняя меня в ловушку. Я вздрагиваю и смотрю в воспаленные глаза с красными прожилками.

— Думаешь, можешь использовать меня, Миллер? — произносит ядовито Кервел, наклоняясь все ближе и почти касаясь губами, покрывшейся от страха мурашками, кожи. — Не-е-ет, это я использую людей, но не позволю, чтобы об меня вытирала ноги какая-то дешевая шлюшка вроде тебя.

Каждое его слово, словно плевок в лицо или сочная пощечина, но я молчу и смотрю в озлобленные пьяные глаза.

— Твоя шикарная жизнь может закончиться в один момент, знаешь? — продолжает хрипеть на ухо Эш. И как я могла связаться с таким чудовищем? Да он не уравновешен.

— Мне надоело слушать твои оскорбления и угрозы, Эш. В ту ночь зашло все далеко…

Кервел отрывает руки от двери, и я останавливаюсь, следя за ним настороженным взглядом. Он выдыхает, проводит ладонями по лицу, и на его губах появляется нехорошая улыбка, похожая больше на оскал.

— Просто запомни, Миллер — ты еще пожалеешь. Очень.

Эш разворачивается и идет вдоль коридора, немного пошатываясь, а я смотрю на удаляющуюся спину в черной джинсовой куртке. Внутри остается неприятный осадок от его слов. Открываю дверь и натыкаюсь на негодующий взгляд Берфорта, замирая — он все слышал. Прикрываю дверь, глядя на его сосредоточенное лицо.

— Кто это был?

Еще один неприятный разговор. Прохожу мимо и бормочу:

— Никто.

— С кем тогда ты разговаривала? С дверью?

Прохожу на кухню и включаю кофеварку. В висках пульсирует тупая боль, и я начинаю массировать их пальцами. Что за ужасное начало дня…

— Ты мне врешь уже второй день, Меган. Актриса из тебя плохая, — слышу сзади мрачный голос Криса. — Поэтому спрашиваю последний раз: кто это был?

— Эш Кервел, — выдыхаю и смотрю на свои сомкнутые руки.

— С которым у тебя были сразу сьемки после Испании?

— Да.

— И что он хотел?

Взгляд устремлен в одну точку на стол, а я молчу. Язык отказывается произносить это вслух. Горло будто сжимает со всех сторон тисками, и я не могу вымолвить и слова.

— Ты спала с ним, — говорит вместо меня Крис, а я все так же не решаюсь повернуться и посмотреть на него.

«Какая же я трусиха. Он мне сразу сказал правду, что у него была девушка… или девушки, пока мы не общались три месяца. А я струсила и солгала». Поджимаю губы и прикрываю глаза, чувствуя, как в спину впиваются черные глаза.

— Знаешь, что я больше всего не люблю? — голос Криса меняется, становясь холодным и отчужденным, и пробирает до костей.

— Ложь.

Опускаю взгляд на свои скрюченные пальцы, из глаз непроизвольно начинают бежать слезы и капают на столешницу.

— Ты мне врала вчера и сегодня, хотя я попросил сказать правду. Попросил доверять друг другу. Я бы понял тебя, если бы ты все рассказала, но ты предпочла ложь.

Закрываю рот ладонью и прикрываю глаза. «Ты не создана для нормальных отношений, Меган», — злобно смеется мое подсознание.

Слышу удаляющиеся шаги Криса и оседаю на пол, пряча лицо в ладонях. Через пару минут дверь за ним закрывается, а я сжимаюсь в комок на полу, прижимая коленки к груди. «Ты все испортила, Меган».

Глава 18

Нью-Йорк, США

Вместе с любовью всегда приходит боль. Чем глубже в ней тонешь, тем больнее.

"Нана"

Все рушится. В один момент можно стать чужими людьми, словно и не было «вчера»: душевных разговоров, прогулок, совместных вечеров, ужинов, завтраков, нежных рук, касающихся тела, трепетных и одновременно воспламеняющих поцелуев, улыбок, влюбленных взглядов… Мы будто не знали друг друга — снова есть Я и ОН. НАС не существовало.

Теперь становилось понятно, как это, потерять того, кто являлся для тебя центром Вселенной, тягой к жизни, спасением и стремлением к чему-то лучшему, светлому…чистому. Я снова погружалась во мрак, и он поглощал с новым днем все больше и больше, затягивая в свои сети, заманивая в паутину отчаяния.

Крис ушел, оставив после себя только пустоту. В груди зияла огромная дыра, и если бы существовал способ увидеть душу человека, у меня не было ровным счетом НИЧЕГО, кроме кровоточащей раны.

Поэтому не стоило влюбляться, чувствовать, доверять и делать одного человека ВСЕМ. Когда он уйдет, хлопнув дверью, кроме боли ничего не останется.

«Я больше тебя не отпущу».

ЛОЖЬ.

Любовь — этоНЕпрекрасно. Любовь не только возвышает нас и дает крылья, она может обрезать их и оставлять на дне, в пучине горя и печали. Любовь может резать по живому, оставляя огромные раны в сердце, которые нельзя зашить, увидеть, но можно почувствовать. И эти отметины не залечишь шоколадом, фильмами, прогулками, работой и даже другими людьми.

Секунды превращаются в минуты, минуты — в часы, а часы — в серые дни, тянущиеся, кажется, бесконечно…вечность. Время остановилось в тот момент, когда за Крисом закрылась дверь. Я жила, но только внешне, внутри все умерло — долбанные бабочки сдохли, и яркие краски стали блекнуть.

Жизнь, которой я так раньше хотела, становилась ненавистна мне. Это походило больше на существование пустой оболочки, в которую я постепенно превращалась.

ОДИН человек сделает вас и счастливым, и несчастным одновременно; ОДИН человек вселит в вас надежду и убьет ее; ОДИН человек исцелит вас и сожжет до тла. ОДИН ЧЕЛОВЕК.

Мне надо снова собрать себя по частям и осколки разбитого сердца. Надеть маску равнодушия, безразличия, стать той, кем я являлась на самом деле. Счастье не для таких, как я.

***

Приближалось лето. Нью-Йорк, и без того шумный город, заполнялся туристами, прилетевшими, казалось, со всего Земного шара. Я сидела на подоконнике и курила, глядя на постоянных прохожих: компании друзей, парочек, семей… Все радовались теплу и солнцу, смеялись, фотографировались, улыбались, но только не я. Работа была снова испорчена, а меня отправили домой и сказали, что не станут работать с безэмоциональной моделью. Профессия, в которой я чувствовала себя комфортно, сейчас казалась бременем — она не спасала, а становилась обузой.

Мне хотелось позвонить Крису, все объяснить, но… время шло, а я не делала этого шага — боялась того, что он скажет, боялась услышать равнодушие в голосе…

Телефон на подоконнике заиграл, вырывая из мрачных мыслей. Я затушила сигарету и посмотрела на экран — звонок был из Лондона.

— Да.

— Меган Миллер? — услышала не знакомый женский голос.

— Да.

— Нам очень жаль сообщать вам эту новость, но ваша мать Сара Миллер сегодня скончалась, — сказала женщина безразличным тоном, а я непонимающе уставилась на «муравейник» за окном.

— Что?

— Ваша мать… Это трудно принять, понимаю, но она умерла. Тромбоэмболия легочной артерии*…

Дальше я не различаю, что она говорит. Рука с телефоном безвольно опускается, а кислород отказывается поступать в легкие. Грудь сжимается и ужасно колит слева, а в глазах мелькают белые и черные точки.

Это не правда…

Мы вчера только разговаривали с мамой, и все было хорошо. Она смеялась и всячески подбадривала меня, потому что видела, в каком я ужасном состоянии. Они что-то перепутали, моя мама жива. Начинаю судорожно набирать ее номер, но оператор говорит, что абонент не доступен. Руки трясутся от страха. Делаю глубокий вдох и выдох, закрывая глаза. «Надо успокоиться. Надо успокоиться. С мамой все хорошо… Они перепутали, просто перепутали…», — повторяю, как мантру, не веря самой себе.

…Никогда не знаешь, когда станет слишком поздно, в какой-то миг осознаешь, что больше не увидишь, не услышишь и не почувствуешь этого человека. ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ. И тогда понимаешь, сколько не успел сказать, сделать — больше возможности не будет, ты потерял шанс, проиграл, последний поезд ушел…

…Жизнь любит преподносить сюрпризы. Любит делать из нас существ, а не людей. Любит разрушать и топтать морально, убивая все хорошее, ведь не всегда жить в розовом мире иллюзий и грез. Жизнь знает, когда ударить и уничтожить полностью, окунуть в полное дерьмо…

…Самое ненавистное место — больница и доктора, смотрящие с напускным сожалением…

…Самый ужасный запах в мире — запах лекарств и дезинфицирующих средств…

…Самое страшное — терять близкого человека…

…Капли дождя сбегают по лицу, а глаза следят, как темный блестящий гроб опускают в холодную землю…

…Знакомые что-то говорят и сочувствующе смотрят… Не хочу никого видеть, слышать. Не хочу НИЧЕГО. Оставьте меня, исчезнете все…

…Я остаюсь одна, дождь полностью пропитывает черную одежду, но я стою и смотрю на белые розы, которые так любила мама…

…Я ухожу тогда, когда начинаю дрожать, то ли от холода, то ли от боли, которая заполняет каждую клеточку одеревеневшего тела…

Почему ТЫ забрал ее у меня???

Этот крик боли остается внутри.

***

Лондон, Англия

Такси останавливается возле аккуратного небольшого домика. Выхожу из машины, а капли дождя быстро пропитывают рубашку, брюки и волосы. Дверь оказывается не запертой и это настораживает. Открываю ее и прохожу в помещение. Свет нигде не горит и стоит полумрак, только откуда-то доносится тихо играющая знакомая музыка. Иду на звуки гитары и останавливаюсь на пороге. Сердце сжимается, когда вижу ее: разбитую, сломленную, опустошенную… Меган сидит на полу и прижимает рамку к груди. Тихо прохожу и осматриваюсь. Комната в теплых голубых и зеленых тонах, на комоде стоят фотографии, на которых практически везде Меган: совсем маленькая в пеленках и коляске, в школе с детьми, в выпускном классе в красивом блестящем длинном платье, взрослая и заметно изменившаяся. Затем глаза останавливаются на красивой женщине, копии Меган, только волосы короче и светлее, а глаза насыщенного темно-зеленого оттенка. Ее мать.

— Она любила эту песню, — слышу безжизненный голос Меган. Присаживаюсь рядом с ней — хочется обнять и сказать пару утешительных слов, но понимаю, что они ничем не помогут. Я тоже был в таком состоянии восемь лет назад и знаю, каково терять близких, поэтому молчу и слушаю.

— Ей нравится обычный пломбир и… она очень любит сладкое. Мама страшная сладкоежка, — продолжает она. Меган говорит в настоящем времени, как будто ее мать жива. Сглатываю ком в горле и отворачиваюсь. Не могу видеть ее такой. Знаю, что должен быть рядом и поддержать ее, но… передо мной, словно другой человек: не та яркая улыбающаяся девушка, а только призрак, тень.

— И она любит смотреть разные передачи и фильмы по телевизору. И любит порядок, чтобы все лежало на своих местах. А еще очень вкусно готовит. Я никогда не смогу приготовить блюдо, как она.

Достаю из пачки сигарету и закуриваю. Песня повторяется снова и снова, и меня начинает тошнить от нее, от давящей атмосферы.

— Меган…

— Но она ушла, — неожиданно произносит она, а дым застревает в горле, от чего я начинаю кашлять. — Это случилось на работе, которую она любила. Я не знала, что мама болела, потому что она об этом никогда не говорила, не хотела меня расстраивать, я в этом уверенна. Если бы я знала, как-то могла бы ей помочь. Но я ничего не сделала. Ничего. Поэтому теперь одна.

— Ты не одна, я рядом, Меган, — обнимаю ее за плечи и чувствую, как она вся дрожит. Касаюсь губами волос и вдыхаю их аромат. — Я буду рядом, детка… буду рядом…

Слышу, как она плачет, и прижимаю сильнее к себе. Жаль, что я не могу забрать часть ее боли, сделать так, чтобы ей стало легче. «Still Loving You» повторяется снова и снова.

Миг, только миг,

Вернуть бы любовь опять -

Я был бы здесь, я был бы здесь…

Знай, если ты

Смогла бы меня обнять -

Я был бы здесь, я был бы здесь…

Меган засыпает, и я осторожно укладываю ее на кровать, укрывая мягким пледом. Она выглядит очень бледной и измученной, даже кожа кажется прозрачной. За стеклами все так же тарабанит дождь, открываю окно и впускаю свежий, немного прохладный воздух.

Когда Том, начальник службы безопасности, сказал, что Меган улетела в Лондон, так как ее мать внезапно умерла, я не мог оставить ее одну. Да, я был зол на нее, ужасно зол, и думал, что она позвонит и все расскажет, я бы выслушал и понял, ведь и сам не подарок. Но Меган решила промолчать, даже не объяснив ничего. Мы пока не так хорошо знали друг друга, нам только предстояло это сделать. Я прекрасно понимал, что с ней будет нелегко, но кто сказал, что отношения бывают без трудностей? Впереди еще много преград, но мы должны преодолевать их вместе, а не поодиночке. Поэтому я сейчас здесь.

Скурил еще одну сигарету и закрыл окно; лег и прижался к ней, а капли все так же отчаянно били по стеклу.

***

Дождь продолжал лить и на следующий день. Мне нравилась эта погода, она хорошо отражала внутреннее состояние — там тоже шел дождь и нависали свинцовые тучи. Я держала чашку с кофе и бездумно смотрела в окно на серый пейзаж.

— Он уже остыл, — сказал Крис, возвращая меня в реальность.

— Да, точно, — посмотрела в кружку и поставила на стол.

Вчера я была в таком подавленном состояние, что даже появившийся Берфорт не удивил меня.

— Откуда ты узнал, что произошло?

Он сел за стол и сложил руки перед собой.

— Попросил, чтобы за тобой наблюдали.

— Следили, если точнее, — безразлично бросила я, наливая свежий горячий кофе.

— Нет, именно наблюдали и присматривали, — мягко перебил Крис.

Я присела напротив и взяла в руки чашку, оглядывая помещение. Воспоминания вернули в апрельский день, когда был мой день рождения — тогда я виделаеев последний раз. Губы предательски задрожали, и я плотно сжала их, но слезы уже катились по щекам и бусинами падали на светлую поверхность стола. Я почувствовала, как Крис сжал мои ледяные ладони в своих, и подняла глаза.

— Знаю, что сейчас бесполезно что либо говорить, потому что когда-то сам был в такой ситуации. Но я хочу, чтобы ты послушала меня, — спокойно говорит он, нежно глядя и согревая холодные пальцы. — Когда моя семья разбилась, я думал, что потерял смысл жизни. Перестал учиться, забил на планы и цель, которую ставил давно — стать успешным. Мои дни были однообразны и ничем не отличались друг от друга: просыпался, брал в руки бутылку с алкоголем, пачку сигарет или две, и пил, потом засыпал в беспамятстве, снова просыпался, и это повторялось по кругу. Так я падал на дно, затапливая горе в бутылке, но в один прекрасный день, это я отчетливо помню, ко мне пришел Дайвиани и сказал: «Эй, друг, ты хочешь стать отбросом общества и обычным пьяницей? Или хочешь все-таки поднять свою ленивую задницу и стать тем, кем являешься на самом деле? У нас всегда есть в жизни выбор. Так что все зависит от тебя. Либо ты перестаешь быть тряпкой и становишься похожим на человека, либо… опускайся дальше, Берфорт. Думаю, твои родители и Майк этому не обрадовались, видя, на что ты сейчас похож». Да, я тогда подумал: «Они ведь смотрят на меня и видят обычного пьяницу, который зарывает себя сам».

— Я не знала этого, — шепчу и вздыхаю, глядя в его грустные карие глаза.

— Об этом знал только Маркус, и теперь ты. Никто не видел меня в том плачевном состоянии, кроме Дайвиани. Поэтому, детка, как бы больно не было, ты не должна совершать глупостей, этим ты сделаешь хуже только себе. Помни, что твоя мама смотрит на тебя, она всегда в твоем сердце.

На глаза снова наворачиваются слезы, и я начинаю тихо плакать.

— Я знаю.

*Тромбоэмболия легочной артерии — закупорка любой ветви или всего магистрального ствола сосуда тромбом.

Песня, которая играла в комнате Scorpions — Still loving you

Глава 19

Нью-Йорк, США

Потом я встретил тебя. В сердце стало много пустоты. Её можно было заполнить болью или тобой. Так случилось, что вышло второе. Тогда еще я не знал, что ты тоже превратишься в боль. Я и понятия не имел, что любить — означает терять…

Евгений Ничипурук "Больно. ru"

Мы возвращаемся с Крисом в Нью-Йорк. Благодаря ему, я хоть как-то держусь и не падаю духом. Что делать теперь с пустующим домом в Лондоне, пока не знала, но продавать его точно не собиралась. Это место, где я выросла, и которое хранило память о детстве, юности и маме. Миссис Фостер, милая бабуля и соседка, согласилась присмотреть за ним и убирать раз в неделю — она жила одна в окружении пяти кошек, поэтому была рада помочь.

Машина Криса остановилась возле кирпичного дома в Сохо. Он вышел со мной, а водитель, который встречал нас в аэропорту, вытащил небольшую сумку из багажника.

— Спасибо, что прилетел, — тихо пробормотала я, заправляя прядь за ухо — в Нью-Йорке сегодня ветрено. Я была благодарна ему за то, что в самую трудную минуту он оказался рядом, поддержал и не дал сломаться полностью — это неоценимо.

— Сэм, дальше я сам, спасибо, — сказал Крис, повернувшись к водителю и забирая сумку.

— Хорошо, мистер Берфорт.

Мы заходим в дом, поднимаемся на лифте и выходим на нужном этаже, останавливаясь возле квартиры.

— Крис, — запинаюсь и опускаю глаза на сомкнутые пальцы. — Я хотела бы побыть одна сегодня.

Он какое-то время молчит.

— Ты уверена?

Я неоднозначно кивнула.

— Хорошо.

Берфорт подошел и прижался губами ко лбу.

— Не делай глупостей, помнишь? — прошептал Крис и заглянул мне в глаза — он очень беспокоился, и это грело душу.

— Я помню, просто мне надо время.

— Я наберу завтра, — он поцеловал меня и пошел по коридору к выходу.

Я достала из сумки альбомы и мамины снимки — оставлять их в одиноком доме в Лондоне не хотелось. На одном из них она совсем молодая: фотография черно-белая, не самого лучшего качества, но на ней отчетливо выделялось наше сходство. Мы с мамой были похожи, как две капли воды: черты лица, нос, губы, даже разрез глаз. Я провела по уже пожелтевшему картону пальцами и слабо улыбнулась — для этого вечера не хватало одной вещи. Я включила тихо музыку и села на кровать, открывая альбом. Комнату заполнила одна из моих любимых песен Стинга «Shape Of My Heart». Мама любила фильм «Леон», и мы его часто раньше смотрели. Я переворачивала страницы и всматривалась в родные и любимые черты. По щекам градом катились слезы, но я продолжала вспоминать моменты из нашей жизни. Теперь это осталось только на снимках: больше я не услышу ее успокаивающего голоса, заражающего смеха, не увижу красивую улыбку и сверкающие глаза, не обниму, не почувствую тепло рук и не услышу ободряющие слова.

Это больно, терять самого близкого в мире человека.

***

Рано утром раздался звонок в дверь — на пороге стояла Энди. Она сразу же заключила меня в дружеские объятия и сочувствующие пробормотала:

— Мне очень жаль, Мег.

Я благодарно обняла ее в ответ.

— На самом деле… — Энди делает паузу, — ты должна как можно скорее приехать к Микаэлле, — Коллинз отстранилась и потупила взор. — Я не дозвонилась вчера…

— Хорошо. Только мне надо переодеться. Уснула в том, в чем прилетела с Лондона.

— Я подожду, — с жалостью посмотрела на меня подруга и кивнула.

В кабинет Микаэллы я зашла спустя час. «Ведьма» сразу оторвалась от своих бумаг, хотя чаще всего, когда ты попадал в ее офис, приходилось ждать, пока она удостоит тебя царским вниманием. Я села в кресло напротив внушительного стола и прямо посмотрела в холодные голубые глаза.

— Приношу свои соболезнования, Меган, — говорит Хейз, а ее лицо не выражает никаких эмоций. — Мне жаль, что ты потеряла близкого человека…

— Вам плевать, говорите, зачем позвали меня, — перебила резко ее. Брови Микаэллы поползли вверх, но она сразу же взяла себя в руки, и на безупречном лице, без единой морщины, появилась стандартная безразличная маска.

Я не собиралась слушать ее ложь. Эта стерва явно позвала не для того, чтобы соболезнования приносить — из ее уст это звучало фальшиво и отрепетировано.

— Ты права, — она втянула в себя воздух и продолжила: — Сейчас лето. У тебя плотный график и много съемок…

— Я прекрасно помню, для этого есть Энди, но спасибо, что еще раз напомнили.

И снова она сидит с озадаченным лицом — видимо не часто попадаются смельчаки, которые перебивают на полуслове Микаэллу Хейз. Если бы не взвинченное состояние, никогда бы себе такого не позволила — в этом кабинете условия ставила она. Губы Микаэллы превратились в тонкую линию. Я начинала ее раздражать, зато внутри растекалось удовлетворение, ведь всегда было наоборот, но сейчас мы поменялись с ней местами. Я стала энергетическим вампиром и питалась отрицательными эмоциями.

— Хорошо, что ты помнишь о работе и контракте, срок которого истечет не скоро, Меган, — «срок которого истечет не скоро» «ведьма» сказала с нажимом. — Новый статус супермодели не дает право отлынивать от работы, как и личная жизнь. Да, твоей матери больше нет, но…

Резко поднимаюсь, а ножки кресла жалобно скрипят. Хватит с меня. Ни секунды больше не хочу находиться в этом помещение и лицезреть лицемерку с ее поганым ядовитым ртом.

Выхожу из здания и направляюсь в сторону Центрального парка, который находится не так далеко. Мне нужно привести мысли в порядок, а еще успокоиться.

Мимо проносились толпы прохожих: туристы фотографировали все вокруг, восхищались, охали и ахали. Я зашла в Старбакс и купила айс-кофе. В Центральном парке как всегда множество посетителей: лето, солнце, хорошая погода. Многие сидели на траве и просто общались, кто-то устроил пикник с семьей, другие кормят уток на озере, некоторые рисуют, остальные устроились в тени деревьев и отдыхают, слушая музыку.

Я шла и смотрела, как люди улыбались, смеялись, радовались жизни. Интересно, смогу ли я так же беззаботно жить дальше? Смогу отпустить боль, разрывающую душу на куски?

Нахожу более спокойное и безлюдное место и ложусь на зеленую сочную траву, устремляя взгляд в голубое небо, по которому плывут редкие облака — надо отключиться от этого мира. Включаю музыку и прикрываю глаза. Напряжение постепенно уходит, и тело расслабляется. В последнее время мой плей-лист довольно однообразен, и в нем в основном грустная музыка, как и сейчас.

Мэтт Ванн поет о том, что завтра он уйдет, и может тогда его уход заметят, а Холли Драммонд — о том, что им надо время, потому что их история только начинается. Завтра…

Том Оделл поет, что не может притворяться и в его сердце много ран, которые может залечить только любовь, и он от нее зависим…

Любовь… Любовь… Это слово повторяется снова и снова.

В кармане начинает вибрировать телефон.

— Привет, — мягкий голос Криса приятно ласкает ухо, хотя я даже не посмотрела на экран — это могла быть и «ведьма», но она не звонила. О чудо! Может, в ней проснулась совесть? Сомневаюсь.

— Привет.

— Где ты сейчас?

— В Центральном парке, — отвечаю, глядя на проплывающие облака, и прикрываю глаза рукой.

— Решила проветриться? — слышу улыбку в его голосе.

— Типа того, — вздыхаю. — А ты?

— Я бы хотел в Центральный парк, но нужно еще решить несколько важных вопросов насчет ресторана в Монако…

— Прости, что я соврала про Эша, — выдыхаю слова, которые надо было сказать еще давно, а лучше вообще не врать с самого начала.

Крис молчит, а я продолжаю. Надо все объяснить ему, чтобы между нами не было недомолвок и «стен».

— Мы обкурились, я тогда первый раз попробовала травку. И еще я запуталась… Не знала, что происходит между нами и боялась своих чувств. На этом все. Мы с ним больше не виделись до того вечера.

Наконец я это сказала, даже дышать стало легче от признания.

— Дай угадаю. Ты тихо собрала вещи, как тогда в Париже, и смылась, — с сарказмом подметил Крис, а я невольно улыбнулась.

— Это было ошибкой, не более.

— А Париж?

— Нет, когда я увидела тебя в ресторане, подумала, что хочу узнать поближе…

— Трахнуть, — вставляет Крис с насмешкой, а я закатываю глаза.

— Да! Да, я хотела тебя. Тем более у меня долго не былоэтого… Тебя хотят многие женщины, Берфорт. Надо повесить ярлык «Я знаю, о чем вы думаете, глядя на меня».

Мы начинаем одновременно смеяться, после шутки о ярлыке.

— Но мне нужна одна, — произносит бархатным голосом Крис, и губы превращаются в улыбку от этих слов. — Единственная женщина, мне надо идти работать. Я не могу отдыхать, как ты.

— У меня на следующей неделе съемка за съемкой, — вздыхаю и открываю глаза, щурясь от лучей солнца.

В одном «ведьма» права — нельзя забывать о работе и ответственности. И контракте!

— Значит, я тебя беру в рабство до следующей недели, — серьезно говорит Крис, а я тихо посмеиваюсь.

— Его отменили в девятнадцатом веке, Берфорт.

— Что? Ничего не слышу. До вечера, детка, — шутит он и отключается. Мое настроение значительно улучшается после разговора с ним.

Я еще какое-то время лежу на траве и слушаю музыку, но потом мой желудок издает недовольный булькающий звук. Да, там же был только айс-кофе, надо бы его чем-то порадовать, либо мне грозит анорексия.

***

Мне снится мама в белом легком платье, развивающимся на ветру. Она моложе, наверное, того же возраста, как и я сейчас. Ее окружает голубое прозрачное море, и светит ярко солнце. Кажется, что она вся соткана из лучей. Мне хочется подойти и обнять, но как только я делаю шаг, она становится дальше. Я бегу и протягиваю руки, но так и не могу приблизиться. Неожиданно голубое небо становится черным, сверкают молнии, на море появляются огромные волны, которые, кажется, сейчас поглотят меня и унесут в свою пучину. Мамино светлое платье становится красным, будто кто-то плеснул алых красок, а лицо грустным. Она больше не улыбается, ее губы шевелятся, пытаясь что-то сказать, но я не слышу. Волна накрывает нас, и я начинаю задыхаться… бушующее море тянет меня на дно…

Открываю глаза и резко сажусь на кровати, держась за горло. Сон был таким реалистичным, что становится жутко даже. Я делаю глубокие вдохи, и постепенно дыхание восстанавливается. Ложусь на подушку, укутываясь в одеяло с головой, будто оно может защитить от всех страхов и бед. «Это был просто кошмар, не более. Просто кошмар…», — повторяю в уме и засыпаю.

На часах еще нет семи утра, но я собираюсь на пробежку, которой давненько не занималась. За окнами повисли серые свинцовые тучи, но дождя нет, хотя еще вчера была такая солнечная теплая погодка… Затягиваю хвост, надеваю темный топ и спортивные штаны и выхожу из квартиры. Ночной кошмар преследует до самых дверей, но я отгоняю его. Внутри неспокойно: стараюсь не обращать на это внимания, пеняя все на плохой сон. Выхожу на улицу и бегу в сторону Вашингтон-сквер, но как только хочу перебежать дорогу, слышу визг шин и замечаю черный тонированный автомобиль, остановившейся всего в паре сантиметров. Не успеваю даже сообразить и среагировать, как меня хватает какой-то парень в кепке и солнцезащитных очках, и я оказываюсь уже в салоне. Ужас заполняет каждую частичку тела, а в мозгу пульсирует только одна мысль: «Кто они такие и что им от меня надо?» Смотрю со страхом на троих мужчин, одетых во все черное, но лиц не видно за очками, кепками и капюшонами. То, что это не глупый розыгрыш для какой-то развлекательной программы, я уверена на все двести процентов.

— Кто вы? — запинаясь, спрашиваю непонятных типов. Мой вопрос повисает в воздухе, оставаясь без ответа. Машина несется по Бруклинскому мосту, и я понимаю, что эти люди хотят что-то со мной сделать, что-то не очень хорошее. От шока и бездействия на ум ничего не приходит путного, как выбраться из этойЖ— я не брала с собой даже телефона. В мозгу хаотично кружатся мысли, но я не могу ухватиться хоть за одну. Глаза в панике бегают по салону, в котором стоит тягучая, пробирающая до озноба, тишина. Что может сделать девушка против троих здоровых мужиков? Двое зажали меня с обеих сторон, третий — за рулем. В том, что у них добрые намерения, я сомневаюсь, поэтому не ору и сижу, как мышь, не хватало еще отхватить по голове и потерять сознание.

Через минут двадцать автомобиль останавливается возле какого-то потрепанного заброшенного здания, а меня выталкивают грубо из машины. Голые стены, расписанные граффити, повсюду мусор и больше ничего.

— Что вам надо? Кто вы такие? — кричу с отчаяньем в голосе, но слова уходят в пустоту.

— Вам нужны деньги? — выдыхаю от безысходности.

Получаю неожиданно с ноги удар в живот и сгибаюсь пополам, опускаясь на грязный обшарпанный бетонный пол. Голову разрывает жгучая боль, когда прилетает еще удар — они начинают сыпаться со всех сторон, словно я боксерская груша. Рот наполняет железный привкус крови, и я выплевываю комки, которые не дают дышать. В глазах все расплывается и чернеет. Я получаю сильный удар в голову — последняя мысль, мелькающая в голове: «Крис вчера не смог забрать меня, так как были какие-то проблемы со строительством ресторана в Монако». Закрываю дрожащими руками лицо, но сознание покидает меня, и я постепенно отключаюсь. Все тело превращается в пульсирующий сгусток боли… Я умру?

***

Смотрю устало в зеркало и плескаю несколько раз холодной водой. Провожу по волосам пальцами и откидываю мокрые пряди. Я уснул в своем кабинете на работе, не думал, что это все займет так много времени. Проблема появляется на проблеме и вырастает, как снежный ком. Но самое ужасное, что кто-то поджег здание в Берлине… Я прохожу по кабинету и достаю запасную чистую рубашку. Надо набрать Меган, я обещал ей приехать, но ничего не получилось. Беру телефон, но она не отвечает. Спит?

— Саманта, доброе утро. Кофе и покрепче, — нажимаю на кнопку коммуникатора и подхожу к окну, разминая тело и глядя на пасмурное небо.

Дверь резко открывается и забегает Том. Я удивленно смотрю на его озабоченное лицо.

— Сэр… кое-что произошло… — задыхаясь, произносит мужчина и расслабляет галстук.

— Что? — мои брови хмурятся. Что еще могло случиться за ночь? Отличное начало дня.

— Меган Миллер…

Дверь с грохотом открывается, и в кабинет влетает Дайвиани с круглыми глазами, глядя на меня.

— Да что происходит?

Он упирается руками в колени и опускает голову.

— Новости, — хрипит Маркус, и я включаю телевизор, щелкая на Fox News. На экране появляется ведущая и говорит о каких-то событиях в Европе.

— Экстренная новость. На заброшенном складе в Бруклине найдено тело молодой девушки. Как стало известно из информации — это известная супермодель агентства IMG models Меган Миллер…

Опускаюсь в кресло и щелкаю дальше… Маркус с Томом что-то говорят, но я смотрю, не отрываясь, на экран плазмы.

— Меган Миллер была избита неизвестными злоумышленниками. На данный момент, как сообщает источник, модель находится в критическом состоянии, но доктора борются за ее жизнь…

Загруженная голова отказывается воспринимать поступающую информацию, но я продолжаю слушать.

— Известную модель сегодня рано утром нашли бродяги в одном из заброшенных складов в Бруклине. Черепно-мозговая травма…

ЧТО ПРОИСХОДИТ?

Я щелкаю пультом, и экран гаснет. В голове ужасно пульсирует, но я все же произношу:

— Машину.

— Ты не можешь ехать за рулем в таком состоянии, — обрывает меня Маркус. — Поехали.

…Она в операционной уже несколько часов и никаких результатов: ни хороших, ни плохих. Хожу из угла в угол, как загнанный зверь. Не знаю, сколько выпил кофе и выкурил сигарет, но ничего не помогает. Присаживаюсь в кресло и упираюсь головой о стену, закрывая глаза. Дверь в комнату открывается и появляется Том.

— Ну что?

Он устраивается рядом и протягивает темно-синюю папку. Фотографии с камеры наблюдения на дороге, как Меган сажают в черную машину и затем снимки со склада, где ее нашли. Меня начинает тошнить, и я кидаю со всей силы папку в стену. Снимки разлетаются по светлому полу, а я зажимаю рот рукой. Вскакиваю и впиваюсь пальцами от беспомощности в волосы — перед глазами до сих пор стоит ее тело в крови.

— Найди тех, кто это сделал. Я хочу увидеть их, — задыхаясь, хриплю и смотрю на белые стены и красную надпись, что идет операция.

Том, не говоря ни слова, кивает, и дверь тихо закрывается. Я падаю в кресло и берусь руками за голову. Просто не представляю, что могу потерять ее в который раз, но уже навсегда… Отказываюсь верить, что она лежит там без сознания на грани жизни и смерти…

…Кажется, я уснул. Кто-то легонько тормошит за плечо, и я открываю глаза. Передо мной стоит невысокий седой мужчина в маске, шапочке и с очень уставшим лицом.

— Вы родственник? — спрашивает он, и я автоматически киваю.

— Как она? — спрашиваю, боясь услышать ответ. Все кажется нереальным, как будто события переносят меня на восемь лет назад в прошлое, и в ушах звенит приговор: «В живых никого не осталось…»

Серо-голубые глаза с сочувствием смотрят на меня, а сердце останавливается в этот момент — не может быть.

— Угроза миновала. Она будет жить, но состояние до сих пор тяжелое. Черепно-мозговая травма и множество ушибов по телу и лицу, — перечисляет он, а мне становится дурно. — Была остановка сердца, но Меган оказалась сильной девушкой и боролась за жизнь.

— Я… я могу ее увидеть?

Доктор качает головой.

— Она в реанимации, — он делает паузу, — и находится в коме. Меган может не прийти в себя.

Часть II. Antidote

— Мы все сделали. Думаю, она не скоро вернется на подиум, а ее личико не будет столь совершенным, как раньше.

— Вы не оставили следов?

— Обижаешь. Все сработанно чисто.

— Деньги за работу там, где и договаривались.

— Окей, босс.

Парень, одетый во все черное, сбросил вызов и посмотрел на своих напарников: еще немного — и они свалят из этого города, может даже из страны. Их мелкие делишки приносили не так много прибыли, скорее доставляли проблемы. Теперь все будет по-другому — им выпал шанс изменить свою жизнь и пошиковать, не быть тем отребьем, кем они являлись сейчас.

— Думаешь, она жива? — парень пнул бездыханное женское тело.

— Пока.

— А жаль девку… красивая сучка. Ты только посмотри на эти сиськи… И кому перешла дорогу.

— Тебе не все равно? Главное, забрать бабки и поскорее свалить.

— Если ее и спасут, она на всю жизнь останется инвалидом.

— Ох… Тебе ее жаль? Ну, поплачь на моем плече…

— Заткнись, я просто сказал, что вы перестарались…

— Ну, так, может, еще и копов вызовешь? Мать Тереза, чтоб тебя…

— Заткнитесь оба. Нам надо быстрее сваливать.

Парни разворачиваются и идут в сторону выхода, но один из них все-таки кидает украдкой взгляд на тело девушки, валяющейся бездушной грудой на холодном бетоне. Струйки красной крови, как ярко-алые кляксы, расплываются по грязно-серому полу… Парень достает телефон, пока его «друзья» не слышат, и набирает 911. Он пожалеет еще об этом звонке, но только не сейчас.

#отменяничегонеосталось

Что такое страх? Мы его придумываем сами, наше подсознание или это игры разума? Может ли сойти человек с ума от мыслей, которые пожирают его, словно черви: съедают изо дня в день, из ночи в ночь?

Страх преследовал меня… Он звал и манил… «Обернись, вот он я, рядом…» Я оборачивался, мы смотрели друг другу в глаза — бездна в бездну, но одна из них была все же темнее и пожирала, выходила победителем в этой схватки.

Моя бездна поглотила страхи…

Человек без эмоций — человек? Никто? Оболочка? Кем я был сейчас? Двадцать восемь лет я знал, чего хочу и шел к этому, какие бы преграды на пути не встречались: завистники, проблемы… смерть семьи… Но я не готов был к тому, что могу потерять снова человека, который стал для меня кем-то родным, близким душой… такое ведь бывает? Об этом столько громких речей и книг! «Родная душа», «вторая половинка», «нити судьбы»…

Иногда хотелось закинуть голову, посмотреть в бескрайнее небо и задать вопрос: «Почему?» Но его кто-то услышит? Меня кто-то поймет? Ответит на него? Нет. Я только мог смотреть на ярко-пылающую луну, такую же одинокую и далекую… И слышать тишину в ответ. Тишина говорила больше, чем пустые слова, обещания…

То, что происходит в нашей жизни — не просто так. Кто-то руководит этим цирком уродов. Иногда мне кажется, что сам Бог решил над нами посмеяться… Почему люди возлагают так много надежд на НЕГО? ЕГО кто-то видел, слышал? Почему люди не думают о том, что все, что происходит, значит так и должно быть? Почему они считают, что ОН как-то повлиял на то, что случается? Слепцы и глупцы в «розовых» очках.

«Все, что происходит к лучшему» — самое банальное, что может сказать человек. То, что кто-то жил припеваючи, не считал денег и гулял на «широкую ногу», а потом в один миг этого ничего не стало, и он побирается на тротуарах, переходах… это к лучшему? Когда человек бросаетчеловека, ичеловекпрыгает, режет вены, глотает таблетки из-за человека и подыхает, так и не прожив двадцати лет… это к лучшему? Когда умирают близкие… это к лучшему? Когда ты не знаешь, кто ты теперь… это к лучшему?

Что значит «лучше»? Лучше, когда ты становишься бесчувственным, черствым и даже последний свет решает, что «хватит, мне надоело светить, вот тебе тьма, с ней будет комфортнее»?

Эти стереотипы и ярлыки я видел на каждом шагу.

В моих венах бежала не кровь, а холодный расчет, власть и цинизм.

Поэтому… Я не верил во всю эту чепуху с Всевышним. Может кто-то и был его любимчиком, но точно не я. Мне и одному жилось неплохо — мы с тьмой понимали друг друга с полуслова.

Так что… Где же «лучше»?

От меня ничего не осталось.

Глава 1. 6863 мили

Сеул, Южная Корея

Год спустя

Это был холодный и строгий город; здесь жизнь текла очень медленно и размеренно; Сеул походил на хорошо спланированную компьютерную игру, где здания напоминают серые одинаковые коробки, а люди — пикселей, они сливались в одно пятно и, казалось, что ты находишься среди масок. Все было настолько продумано, что иногда я поражался, какие люди разные: другая нация, менталитет, обычаи, культура, традиции, манера речи… Корея для меня казалась отдельной Галактикой с жителями-инопланетянами.

Но кого это все волновало? Точно не меня. Главное: выгода, прибыль, сколько я получу от сделки — остальное не имело значения.

У каждого в жизни наступает переломный момент, и я не исключение.

Улететь в другую страну, и даже на другой континент через Тихий океан, под предлогом «новых связей» — неплохая идея. Главным офисом в Нью-Йорке управлял Генри Флипс, он же контролировал работу в Европе — все шло по маслу. А я, собрав всех директоров в кабинете, сказал, что улетаю в Сеул, для расширения филиалов, строительства ресторанов, отелей и поиска новых партнеров.

Мне нужны были эти 6863 мили*, как глоток воздуха — Нью-Йорк душил, сковывал цепями и высасывал всю энергию. Каждый день, каждую ночь я думал не о том, что в Берлине сгорел ресторан, ремонт требовал затрат и времени, а мы несли потери в прибыли; и не о строительстве отеля в Монако — я не думал о работе вообще. Все мысли занимала она, лежащая в больничной палате в окружении бездушных аппаратов и трубочек.

Как легко разрушить чью-то жизнь, как будто нажать на курок — бах! и не надо мучиться.

Четырнадцатое июня оказалось тем спусковым курком в моей жизни.

Найти троих уродов, избивших Меган почти до полусмерти, не составило труда — это были обычные мелкие дилеры, промышляющие в Бруклине и толкающие наркоту в клубах и барах. Кто нанял их — никто не сознался, но я и так догадывался. Они получили не хилые отступные, чтобы смыться, но почему так никто не выдал «главного» — это немного поражало. Смерть — слишком легко для них, но гнить на нарах они заслужили вполне.

Откуда у подонка имелись такие деньги, меня не особо волновало, но посмотреть в его наглую рожу и глаза хотелось. Отомстить девушке за то, что она его «кинула»? Чего он хотел добиться? Мне нужны были ответы, поэтому я даже полетел за ними в Малибу.

Кервел открыл дверь, и его серые глаза округлились — видимо, моделька ожидал кого-то другого на пороге номера, но точно не меня. Это произошло спустя неделю, после тогороковогослучая.

— Хороший спектакль… доволен представлением?

Смазливое лицо превратилось в одну из лживых масок, и он удивленно вскинул ухоженные брови.

— Я что-то не понимаю, о…

— Ну, ты и мразь…

Толкнул плечом оторопевшего парня и зашел в номер — в помещении стоял едкий и специфический запах марихуаны, а на стеклянном столике — бутылка виски и стакан.

— Знаешь, я не очень понимаю, что вообще…

— Хватит строить из себя невинность — тебе не идет, — оборвал снова его на полуслове и обернулся. — Даже марать руки о твою рожу не хочется, но… ты так низок, чтобы нанимать отбитых мудаков для избиения девушки?

Красивое модельное лицо вытянулось от удивления.

— Знаешь, я ни хрена не понимаю, о чем ты.

Я опустил глаза на светлый пол и нахмурился: либо Кервел хороший актер, либо он даже не в курсе новостей.

— Ты не знаешь, что произошло?

Парень почесал бровь и скрестил руки на груди.

— Именно.

— Меган в коме.

Егокадык дернулся, а лживые глаза даже оживились — в них появился страх и испуг.

— Что?

Я развел руки в стороны, а губы сложились в саркастическую улыбку.

— Я думал, может ты в курсе, кто решил свести ее в могилу, потому что выживет она или нет — никто не знает.

Кервел провел нервно пальцами по русым волосам и заходил по комнате. Теперь-то я сомневался, что это его рук дело, но до конца нельзя быть уверенным — он тот еще игрок.

— Так… ладно… можешь сказать, что произошло? Кажется, я не очень понимаю, — моделька запинался и бегал перепуганными, словно у лани, глазами по комнате.

Я взял начатую бутылку виски, наполнил емкость и вылил одним махом в себя — грудь приятно обожгло. Кервел сделал то же самое через пару минут. Мы оба уселись — он на диван, я в кресло — и замолчали.

— Неделю назад она вышла рано на пробежку, но ее поджидали: запихнули в автомобиль, привезли на склад и избили так, что она теперь в коме. Все было запланировано и хорошо продуманно.

Я произнес это ровным голосом, без эмоций и чувств. Кервел резко втянул в себя воздух и выпустил через сжатые зубы.

— Я не нанимал тех уродов…

Я промолчал. Лучше бы это был он, но теперь становилось не понятно, кому надо убирать Меган. Соперницам? Ей завидовали, но проверять каждую модель… Да, мир глянца и подиума жесток, и вполне вероятно, что это одна из девушек, помешанных на карьере. В любом случае, тот, кто все это задумал и воплотил, добился желаемого — враг обезврежен и не опасен.

— Значит она…

Кервел замолчал и сглотнул, провел ладонями по лицу и поставил локти на колени, глядя куда-то в одну точку.

— Я не знал… Да, я злился на нее, но… Я бы такого не сделал.

Мне больше не требовалось находиться в этом помещении — он это или нет, не так важно. Меган балансировала на грани жизни и смерти, и какая чаша весов перевесит — зависело уже только от нее.

…Я поднимаюсь на тридцать восьмой этаж в свой персональный номер. Покупать квартиру или дом не имело смысла — я не собирался жить в Сеуле, совершенно не мой город. Что касалось бизнеса, за это время появилось несколько новых партнеров, и даже началось строительство парочки ресторанов и отелей по Южной Кореи. Бизнес, работа, деньги — единственное, что волновало меня.

Прохожу в гостиную, расстегивая хлопковую рубашку, и кидаю ее на светлое кресло. Это был обычный холодный номер, как и сам город за стеклами — арки, колонны, классическая мебель в романском стиле, на картинах средневековый Рим. Единственное, что мне нравилось — ванная комната, огромная, отделанная итальянским зеленым мрамором каристиум и мозаичное джакузи, а за панорамными окнами, как на ладони, столица Южной Кореи.

Опускаюсь в теплую воду и беру бокал вина Шеваль Блан, но не проходит и пяти минут, как я слышу шаги, а еще через минуту мои глаза накрывают, пахнущие лавандой или жасмином, ладошки.

— Привет, — мурлыкают на ухо.

— Привет, Ваан, — говорю, отстраняя от себя настырные пальчики.

— Ты снова без настроения?

Ваан — тайка, и она совершенна, просто идеальная девушка: красивое лицо с фарфоровой кожей без единой морщинки, раскосые глаза насыщенного темного кофейного цвета, пухленькие аккуратные губы, прямой нос, длинные карамельные волосы, отличная грудь третьего размера, тоненькая осиная талия, упругая попка и стройные ножки. Не идеал ли? Но это все не настоящее — просто красивая куколка. Южная Корея — рай для любой девушки, которая хочет что-то себе «подправить». Почти каждая третья ходит с подкорректированным носом, грудью — кореянки, не очень довольны своей внешностью, поэтому вмешательства пластического хирурга считают здесь чуть ли не обязательным. Тут встречают по одежке — корейцы любят «глазами».

Она устраивается рядом и обвивает мою талию руками.

— Ты как всегда напряжен, милый, нельзя столько работать…

Ваан проводит пальчиками по груди, спускаясь ниже…Мне нужны не эти руки, не этот запах… не эта идеальная девушка. Губы расплываются в злобной ухмылке наивным мыслям. Я резко поднимаюсь, хватаю визжащую девушку на руки, закидывая на плечо, словно пушинку, и иду в комнату. Ваан хихикает и что-то говорит, а я прохожу в просторное помещение и кидаю ее на огромную кровать, застеленную кристально-белым шелковым бельем. Она по-кошачьи подползает ко мне и закусывает пухлую розовую губу.

— Что ты хочешь, Кри-и-ис?

— Хочу, чтобы ты закрыла свой прелестный ротик и повернулась.

Что может быть лучше, чем секс и массаж от тайки, после тяжелого трудового дня? Только, если этих таек будет двое или даже трое… Ваан не только хороша в постели, но прекрасно делает разные виды массажа — из-за этого я пока и терплю ее присутствие.

Я блаженно развалился на кровати, а она сидит сверху и водит умелыми руками по спине, плечам, разминая и массируя уставшие мышцы. Глаза слипаются, и я проваливаюсь в сон…

— Мистер Берфорт, Меган пришла в себя.

Когда я слышу эти три заветных слова, остальное не имеет значения, даже важная сделка, к которой мы готовились пару месяцев, и которая может просто сорваться, если я все брошу и улечу.

— Но я не рекомендую пока Вам прилетать, — остужает мою радость доктор Морис. — Меган находилась в коме полгода и теперь ей надо время для адаптации… Это самый сложный период…

— Что? Вы шутите?

— Мистер Берфорт, это совет — никто не знает, как она… — он делает паузу, — отреагирует.

Я давно вышел из кабинета и прошелся по светлому холлу.

— Я не очень вас понимаю. Может, не будете говорить загадками?

— Последствия комы разные: амнезия, невозможность двигаться и говорить. Поймите, Меган не приходила в себя шесть месяцев, а это третья степень комы, самая… опасная. После нее человек может навсегда остаться в вегетативном состоянии, с нарушенной психикой…

— То есть я не могу ее увидеть? — нетерпеливо перебиваю доктора. На смену радости приходит страх — она может остаться инвалидом на всю жизнь. Но еще страшнее — потеря памяти.

— Пока что нет, для ее же блага.

Отключаюсь и опустошенно смотрю на белоснежную мебель, столы, пол, стены… Я читал множество статей, разговаривал со многими опытными врачами, поэтому прекрасно знал о том, чего можно ждать, если чудо случится. Оно случилось, но было болезненным.

Морис постоянно держал меня в курсе всех событий, и по его отчетам становилось понятно, что Меган лучше, но каждый раз, когда я задавал вопрос, можно ли ее увидеть, он отвечал: «Рано».

Так тянулось практически два месяца, но в марте, когда все важные контракты и сделки были подписаны, я полетел в Нью-Йорк — терпение кончилось, и ждать уже не хватало сил. Меган мне снилась ночами, а голову занимали только мысли о нашей встрече.

Но это оказалось самой большой ошибкой…

Морис смотрел на меня с упреком в глазах.

— Я же просил вас подождать, — он сложил руки на столе, постукивая пальцем.

— Думаю, вы просто чего-то не договариваете, и решил убедиться сам, что Меган идет на поправку.

Доктор никак не отреагировал на мою колкость. Я знал, что он прекрасный специалист, но доверять каждому слову не в моих правилах.

Я остановился возле светлых дверей, взялся за ручку, но в нерешительности замер — что-то не давало сделать этот шаг, о котором я грезил уже давно. Затем одернул себя, открыл уверенно дверь и зашел в палату.

Я просил, чтобы ей приносили пионы, и первое, что бросилось в глаза — букет из розовых и белых цветов. Но потом я перевел взгляд на девушку, сидящую на кровати, а сердце остановилось где-то в районе горла и не давало сделать вдоха.

На мгновение закралась мысль, что, может, я зашел не туда? Передо мной была совершенно другая девушка, и только зеленые глаза-изумруды давали понять, что это Меган. От прошлой ничего не осталось, даже глаза казались пустыми, неживыми. Лицо худенькое, бледное, с оливковым оттенком, а черные, как смоль и некогда блестящие волосы, выглядели тусклыми и еле доставали до подбородка. Я впитывал каждую черточку, каждую впадинку, а слова застряли где-то внутри, закрутились узлом и не собирались выходить наружу. Я не знал, что сказать, поэтому стоял, как вкопанный и просто смотрел на нее. Главное, она победила, вернулась и была со мной… Остальное не важно, мы со всем справимся… Но мечты разрушились, как хрустальный замок, когда она тихо, еле слышно прошептала:

— Зачем ты пришел?

* 6863 мили — 11052 км

Глава 2. Кто я?

Нью-Йорк, США

Я не знаю тебя, я не знаю себя… Кто я?

Море такое тихое и спокойное.

Очень тихое.

Очень спокойное.

Песок теплый под ногами, а небо чистого голубого оттенка.

Я смотрю вдаль, пытаясь найти линию горизонта, но небо сливается с водной гладью, превращаясь в бесконечность.

Я одна. Все время одна. Меня окружает только бесшумное море, белый песок, небо без единого облачка, ярко-светящее солнце и воздух. Сколько я здесь нахожусь и что это за место?

Вожу ладонями по светлым песчинкам и пишу слово: «Где я?» Ветер шепчет что-то неразборчивое на ухо, а я пытаюсь понять смысл слов, но не улавливаю его… Так каждый раз, это у нас такая игра… Я пишу слово или разговариваю сама с собой… А ветер подхватывает и подыгрывает мне, чтобы я просто не сошла окончательно с ума. Но сегодня он разговорился. Я вывожу на песке еще одну фразу: «Как мне вернуться?» И он говорит, что я знаю, как это сделать…

Я знаю?

«Просто открой глаза…», — шепчет он на прощание, и я слушаюсь.

Светлый потолок — это первое, что вижу, а еще чувствую кислородную маску и писк аппаратов. Шевелю пальцами, рукой и пытаюсь повернуть голову в сторону — тело кажется деревянным, чужим, не моим. Я в больнице? Да, скорее всего, но в голове совсем… Совсем каша… Кажется, открывается дверь и слышится звук шагов, а затем:

— Доктор Морис, доктор Морис, она пришла в себя!

— Беверли, не кричи так.

Слишком громко. От женского звонкого голоса у меня болит голова, и наваливается усталость. Звук шагов становится отчетливее, и надо мной нависает чье-то лицо, но оно расплывается, а у меня нет сил, чтобы рассматривать его обладателя. Звуки доносятся, словно через толщу воды, и я снова проваливаюсь в летаргический сон.

Почему так сложно? Я не понимаю…

Меня окружают зеркала. Они повсюду, и в них везде я. Поворачиваюсь — и снова вижу себя. Но одно отражение совершенно другое. Там странная девушка. Я подхожу ближе и рассматриваю ее. Она так похожа на меня, только… Только с ней что-то не так. Она смотрит на меня, я на нее, и страх пробирает до костей. Это я? Но… Этого не может быть! Нет! Я не могу выглядеть настолько отвратительно! Губы девушки расплываются в пугающей улыбке, она поднимает руку, показывая пальцем на меня… и затем переводит на себя, словно хочет сказать: «Я — это ты, ты — это я». Мотаю головой, пячусь, но натыкаюсь на зеркало, и там тоже она. Ее изуродованное лицо… Крик застревает в горле, и я слышу глухой смех…

Так продолжается изо дня в день: как только я закрываю глаза, мне снятся либо кошмары, либо отрывки из жизни. Это напоминает киноленту: один кадр сменяет другой, третий, а я обычный зритель и наблюдаю со стороны.

Белые халаты кругом. Запах дезинфицирующих средств и лекарств раздражает слизистую оболочку носа. Чувствую себя подопытной: меня тестируют, берут разные анализы и проверяют, насколько все печально с… психикой, телом, мной. Видимо Морис — приятный на вид мужчина с добрыми глазами — считает, что лучше не травмировать пока что меня, и не говорит, как я сюда попала, что со мной случилось. Что ж, дело его, но я помнила. Я ВСЕ ПРЕКРАСНО ПОМНИЛА.Тот день останется выжженным пятном в памяти и будет преследовать вечно…Наверное, я все-таки заслужила того, чтобы сейчас лежать в этой кровати в четырех ненавистных стенах в месте, которое считала отвратительным…Добро пожаловать в Ад. Чай, кофе или чего-то покрепче? Больница стала моим домом на неопределенный срок. Ужас состоял еще в том, что я не могла встать САМА, не могла сходить в туалет САМА, не могла помыться САМА, не могла поесть САМА — я не могла НИЧЕГО без чьей либо помощи, трубочек и аппаратов, и мягко говоря, это выводило. Я ощущала себя игрушкой, которой просто оторвали руки, ноги, и она теперь казалась неполноценной. Я стала калекой снаружи и внутри.

— Я смогу ходить?

Этот вопрос хотелось задать давно, но я боялась услышать ответ. Морис оторвался от бумаг в руках и поднял светло-голубые глаза.

— Все зависит только от тебя, Меган. Ты идешь на поправку: память в порядке, говорить можешь, но из-за долгого пребывания в коме, мышцы атрофировались и теперь заново придется учиться ходить. Это всего лишь вопрос времени и желания.

Сглотнула и отвернулась, глядя на небо за окном — там падал снег. Когда я увижу его не только из-за стекла? Когда вдохну полной грудью морозный нью-йоркский воздух? Когда я смогу вырваться отсюда? Когда?

Моя жизнь не будет прежней. Я не буду прежней. Тот день перевернул все с ног на голову, изменил мое мировоззрения и внутренний мир. Я, как чертов феникс, воскресла заново из пепла, возвращаясь на землю обетованную. Может, Бог все-таки решил дать мне шанс на жалкое существование в этом идиотском мире? Но для чего? Кто я теперь?

Я боялась посмотреть в зеркало и увидеть то жалкое существо из кошмаров. Онопреследовало меня. Оноснилось ночами, оно говорило со мной…Может я сошла с ума?

Я знала, что Энди приходила почти каждый день. Знала, что прилетал Роберто. Знала, что некоторые знакомые приходили проведать меня. Даже Софи и Дайвиани. Но я запретила пускать кого-то ко мне.

Я НЕ ХОТЕЛА, ЧТОБЫ ОНИ ВИДЕЛИ ТО, ЧТО ОТ МЕНЯ ОСТАЛОСЬ.

Я не хотела, чтобы Крис видел…

Я боялась…

Но это все-таки произошло.

В один из весенних дней дверь открылась, и я увидела на пороге палаты его. Язык пристал к нёбу; мысли, без того находящиеся в хаосе и полном беспорядке, отказывались подавать разумные сигналы. Я находилась в прострации. Выпала из реальности. Не знала, куда девать глаза, потому что… Я не могла спрятаться или убежать. Поэтому просто смотрела на прекрасного мужчину, которого… не видела, кажется, не восемь месяцев, а годы, и старалась дышать. Он все так же помнил меня? Все так же… ждал? Тепло затопило тело, и я ожила, как бабочка, которой сожгли крылья, но у нее выросли новые, еще прекраснее…

Крис повернул голову. Тепло сменилось ледяным холодом, когда увидела его взгляд, выражение… ужас, написанный на лице. Мы смотрели друг на друга, казалось, вечность, но первое, что вырвалось из переполненной болью груди:

— Зачем ты пришел?

Кадык дернулся, а мышцы лица напряглись. Он так вглядывался, будто хотел запомнить каждую линию, словно искал что-то. Может, пытался разгадать головоломку? Конечно, он думал увидеть ту Меган — прекрасную идеальную модель с шикарной внешностью, безупречным лицом и фигурой, которая когда-то покорила его сердце — но увидел разбитую на части девушку, ее жалкую тень. Такая Меган никому не нужна: калека, инвалид, чудовище с покалеченной и разорванной на куски душой. ЗАЧЕМ ОН ПРИШЕЛ? ЗАЧЕМ РАЗБИВАЕТ МОЕ СЕРДЦЕ СНОВА?

— Я…

Он отвернулся, посмотрел в потолок, стену, провел руками по лицу и выдохнул.

— Я рад, что ты вернулась ко мне.

Его слова обожгли, опалили кожу и легкие, а в горле образовался комок из эмоций. Он так давил и душил, что я чуть не задохнулась. Чувства затопили израненное сердце, зажгли снова в нем надежду, искру, но… Зачем его мучить? Зачем мучиться обоим? Мы попробовали, у нас не получилось. Я хотела счастья для Криса, только и всего, я хотела видеть его улыбку, сверкающие глаза…

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Та боль, что отразилась на его лице, сводила с ума… Но это было ради него. Ему не нужна калека… Не нужна сломанная кукла с дырой в груди…

— Меган?

Он сделал шаг в сторону кровати, а мои пальцы впились в одеяло, сжимая его, как спасательный круг.

— Пожалуйста, ты должен уйти…

— Ты шутишь?

Он решительно подошел и опустился в кресло, стоящее рядом. Его запах обжег легкие, голова закружилась, и перед глазами стали мелькать черные и белые точки.

— Боже, Меган, я думал, что потерял тебя навсегда, считал минуты, часы, дни… Ты хоть представляешь, сколько я ждал того, чтобы ты… очнулась? Представляешь, как боялся, что ты не откроешь глаза или… забудешь меня?

В ушах звенело, а сердце вырывалось из груди, кровь пульсировала в кончиках пальцев и голове, а перед глазами плыло. Я хотела поднять руку, что-то сказать, но не могла. Легкие пылали адским огнем, и я задыхалась.

— Меган?

Слова доносились откуда-то издалека, а боль затапливала тело, как вода наполняет сосуд. Темнота улыбается и забирает в свои объятия: «Иди ко мне… Нам с тобой так хорошо, Меган…» Я сворачиваюсь клубочком, а она укрывает меня одеялом из боли и печали.

Я вижу Криса… Это сон или явь? Он спит, сложив руки на кровати… Он так близко… Пальцы слабо шевелятся и тянутся к нему… Всего пара миллиметров, но я останавливаюсь… Крис поднимает голову и резко садится, пристально разглядывая меня.

— Как ты себя чувствуешь?

Как я себя чувствую? Отвратительно… Почему я помнила все? Почему у меня не амнезия? Лучше бы память стерла его… и то, как нам было хорошо вместе. Почему я не сделала вид, что забыла?

— Доктор Морис сказал, что это паническая атака… — он замолкает и через пару секунд продолжает, — он предупреждал…

— Ты не должен сюда возвращаться.

Он резко откидывается на спинку кресла и хмуриться.

— Я не понимаю тебя… Я… Не знаю, как говорить с тобой, Меган, чтобы не напугать… Почему я не должен возвращаться?

— Потому что я… не хочу, чтобы ты был в моей жизни… Больше не хочу.

Я смотрю, не моргая, в одну точку на светлом потолке. Что сделать, чтобы не испытывать того, что гложет меня сейчас?

— Хватит, Меган. Хочешь ты или нет, но я буду с тобой. Я дал себе это обещание и не откажусь от него. Чтобы не случилось, всегда поддерживать тебя, быть опорой…

— Перестань, Крис… Все изменилось. Той Меган больше нет, она умерла на грязном бетонном полу на складе в Бруклине…

Слышу тяжелый вдох и чувствую, как мою руку накрывает теплая ладонь. Кожу, словно обдает кипятком, и я отдергиваю ее… Что это было? Словно укус змеи или разряд тока. В глазах испуг, а у Криса — шок и непонимание. Кажется, я нашла выход.

— Видишь? Поэтому уходи… Пожалуйста. УХОДИ! УХОДИ! УХОДИ!

Мне хочется орать, но получается просто утробный хрип. Выражение Криса искажается, он не знает, что делать, пытается говорить, успокоить, но я ору, как ненормальная. На крик прибегает Луиза и еще медсестры. Затем появляется доктор Морис. Я бьюсь в истерике, конвульсиях, в бешеном припадке, словно сошла с ума. Может, так есть на самом деле, и я просто чокнутая? Крис отходит к стенке, опускается на корточки и запускает пальцы в волосы, как будто хочет вырвать их с корнями. Он не смотрит на меня. Медсестры держат мое дрожащее тело и вводят какой-то препарат. Последнее, что я вижу — расплывающуюся перед глазами спину Криса. Он уходит и снова закрывает за собой дверь…

Раньше я никогда не задумывалась о смерти. Для меня это было что-то далекое… не важное. Но сейчас… Думаю, я знала, как она выглядит. Смерть бывает физической, когда человек умирает от старости или болезни, тогда умирает просто тело. Но есть и другая смерть — духовная.

Я могла ее представить, только представить, но не почувствовать. Кажется, я не знала теперь, что эточувствовать.

Поле с цветами, которое постепенно засыхает. Нет желтых, голубых, зеленых красок; нет травы, жучков, ничего больше нет— это теперь голая черная земля. Моя душа напоминала ее: такая же мертвая и неплодородная, там не прорастет росток, не будет красивого поля с яркими живыми цветами. Только холодная безродная почва…

Аппараты продолжают пикать, а я смотрю в одну точку перед собой, сверлю взглядом ненавистный белый потолок, глаза ужасно щипает, и по щекам текут холодные слезы. Столик с кувшином и стаканами совсем недалеко — три метра отделяют от желаемого, но я ведь даже не могу ходить. Откидываю слабыми руками тонкое одеяло и смотрю на свои ноги… или их подобие: кости, обтянутые серой кожей. Стараюсь опустить их на пол и сажусь в вертикальном положении. В голове разрядами разлетаются бомбы, но я стискиваю зубы, касаюсь холодного пола и сваливаюсь грудой костей. Как жалко, наверное, я сейчас выгляжу… Как побитая собака. Ползу к столику и тянусь к пустому стакану, он смотрит на меня и насмехается. Пальцы хватаются за ободок, он падает и разбивается, а я рассматриваю осыпавшиеся осколки… Мое спасение. Еще шаг — и больше не будет жалкого существования. Беру дрожащими непослушными пальцами один, с острыми краями, из горла вырываются всхлипы и протяжные стоны.

— Давай же, Меган, — шепчет в головето существо. Оносмеется и танцует, бьется в диком экстазе, жаждет и зовет. Распахивает свою пасть, словно жерло вулкана.

Дверь в палату открывается, а осколок выпадет из рук. Оношипит и забивается в угол, а я рыдаю от безысходности.

Глава 3. Мальчик-одуванчик

Нью-Йорк, США

Как меня не запихнули в псих-больницу после неудачной попытки суицида, я не знала. Хотя, какая разница, один бы изолятор сменил другой. Адрес Ада не поменяется, может, немного расположение, не более.

Каждый новый день ничем не отличался от предыдущего: все те же физиотерапевтические процедуры, массаж, лечебная гимнастика, таблетки, разговоры. Доктор Морис и медсестры всячески пытались поставить меня на ноги, и у них даже появились успехи.

Я уже начинала чувствовать, как в ногах течет и циркулирует кровь, как мышцы немного оживают. Это не давало сойти с дистанции, снова сделать ошибку, бороться и доказать самой себе: «Я смогу». Но до идеала было еще далеко, как до Марса: про подиум и карьеру модели можно забыть. Да и надо ли снова возвращаться в прогнивший до дыр бизнес? Ради мести? «Вот, смотрите, я вернулась, и докажу, что меня не сломать» — нет, то, что я пережила четырнадцатого июня, не пожелаешь и врагу. Кто и для чего это сделал, догадаться не сложно — зависть. Обычная женская зависть. Я читала множество примеров и статей, как убирали известных моделей с пьедестала, превращали в калек, обливали серной кислотой, подсаживали на наркотики… убивали. Некоторые пропадали без вести и про их судьбу до сих пор ничего не известно.

Да, бывали ненормальные фанатики, которые следили, поджидали возле дома, ресторанов и магазинов, но я не считала, что это мой случай. Не тот почерк. Тех уродов кто-то нанял с целью покалечить, не мешать, не стоять на пути. До сих пор помнила, как сейчас, удары, фантомную боль, страх, что я умру на грязном бетоне. Иногда я просыпалась в холодном поту с безмолвным криком на губах, дрожащим телом, ощущая и проживая тот день вновь.

Как-то я спросила Луизу, одну из медсестер, знала ли она что-нибудь, о тех, кто избил меня, поймали их или нет. Ответ поразил и поставил в ступор.

— Это показывали даже по новостям. Тех козлов нашли почти сразу же, хотя они пытались улететь из страны. Кажется, их посадили… Не знаю, какой дали срок, но то, что они гниют в тюрьме — точно.

Мы тогда находились в комнате, где я занималась лечебной гимнастикой и на время забыла про упражнения. Значит, они в тюрьме? Почему-то радости не ощущалось, это ведь просто нанятые посредники — кукловод был другим.

— Что-нибудь еще тебе известно?

Луиза на время задумчиво подняла карие глаза и сложила тонкие губы трубочкой.

— Нет, но они же в тюрьме и никому больше не навредят, разве не это важно?

Главный, кто был виновен, находился на свободе и жил с чистой совестью, гулял, дышал…

Может, это Эш Кервел, который обещал, что моя жизнь не покажется сахаром, но… Боже, серьезно? Это ради удовлетворения его «эга»? Типа «ты использовала меня, а я найму мелких дилеров, и они изобьют тебя до смерти»?

Больше похоже на змею Джо: эта дрянь любит провокации и грязные делишки, тем более, в последнее время ее популярность заметно снизилась — на фоне Меган Миллер она меркла. Вполне вероятно, что Джо наняла тех придурков: им нужны были деньги, ей — убрать соперницу. Логично.

Кто на самом деле виновник, можно долго рассуждать и размышлять, а это не стоило того. Жизнь — бумеранг, и оно ему вернется вдвойне. Все плохое возвращается рано или поздно.

Весна была в самом разгаре, и меня, наконец, вывезли на коляске прогуляться. Выпустили из четырех стен, которые душили, но сейчас…

БОЖЕ, КАК Я СЧАСТЛИВА!

Наверное, никогда в жизни не ощущала столько эмоций и радовалась, как маленький ребенок. Никогда так не любила жизнь и Нью-Йорк. Улыбка до ушей, а легкие наполняет апрельский теплый воздух: запах города и цветущих деревьев на аллее.

— Сегодня снова приходила Энди Коллинз. Все-таки не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы тебя навещали, — Луиза сидела рядом на скамейке и наматывала на тонкий палец локон светлых волос.

Я сразу же поникла, а в груди поселилась печаль. Мне просто хотелось начать заново: вычеркнуть все старое и наполнить ее яркими новыми красками. Это, словно рисовать на чистом холсте. Как бы грубо не звучало, но Энди была прошлым, ата Меган умерла, ее больше не существовало… Может, я не права, но сейчас точно не была готова к встрече с подругой. Разве что позже, когда… смогу взглянуть страху в глаза и сказать: «Я не боюсь». Тогда, тогда… Тогда я поговорю с прошлым.

Но Крис ведь тожепрошлое? После того случая он больше не появлялся, что к лучшему. Пусть живет дальше, встретит нормальную девушку, которая не станет морочить голову ни себе, ни ему. У них будут дети, домик у моря… счастливая полноценнаянормальнаясемья. А у нас… Не былонас.

Луиза рассказывает о своем горе-брате, который не хочет учиться, о маме, которая работает на нескольких работах, чтобы прокормить семью…

Мама.

Вспышка боли пронзает, как лазерный луч, и я выдыхаю. Медсестра останавливается на полуслове и обеспокоенно спрашивает:

— Меган? Все хорошо?

Не хорошо. Мне НЕ ХОРОШО.

Этой боли я боюсь больше всего… Она накрывает ледяной обжигающей волной, заполняет легкие, не дает дышать, а тонкие стенки протыкают тысячи острых осколков. Кажется, что я постепенно умираю, превращаясь вНИЧТО.

Страх снова скалит свою пасть и улыбается: «Я победил, Меган».

Пока что он ведет в счете, и смогу ли я дать отпор… кто знает?

На следующий день в моей палате, которую я все так же ненавижу, появляется парень. Доктор Морис предупреждал, что к списку восстанавливающих процедур добавили психотерапию.

Он довольно высокий, худощавый, с кучерявым светло-русым беспорядком на голове и в очках. Что за одуванчик? Парень расплывается в добродушной улыбке, и я сразу же понимаю — психолог. Пришеллечить меня и мои мозги. Ну-ну. Удачи.

— Добрый день, Меган.

У него очень приятный и мелодичный голос. Скептически смотрю и поднимаю в ожидании бровь. Он садится в кресло и кладет на колени блокнот и карандаш. Думает, что добьется чего-то?

— Меня зовут Джош Райли…

— И вы пришли промыть мне мозги? — насмешливо протягиваю я, перебивая бедного парня. Не красиво, знаю, но это очень забавно.

— Поговорить, — мягко поправляет кучерявый и снова улыбается. Конечно, у него располагающая аура и он напоминает этакого мальчика-одуванчика, но копаться в себе и вытягивать все наружу, тем более делиться с непонятным и незнакомым человеком, я не собиралась. Но Джош Райли был другого мнения.

— Вовсе нет, для вас это выглядит именно так?

Вздыхаю и закатываю глаза.

— Можете написать в своем блокноте, что со мной все в порядке, я здорова и… что вы там должны написать?

Психолог тихо смеется, а я склоняю голову набок, разглядывая его. Он очень молод, может, даже моего возраста, а мне уже стукнуло двадцать два. Внешность обманчива, и ему может быть все тридцать. Пока я размышляю над возрастным диапазоном, он закидывает ногу на ногу и задумчиво гладит подбородок, поглядывая на меня.

Первый раз за время пребывания в больнице я задумалась о том, как же все-таки выгляжу сейчас: точно не так, как только пришла в себя после комы. Волосы уже чуть ниже подбородка, и я набираю постепенно вес. При моем росте был отрицательный дисбаланс, я скинула десять килограмм и, думаю, выглядела… не очень привлекательно. Наверное, даже ужасно.

— Написать можно что угодно, Меган, но это должно быть важно в первую очередь для вас — душевное состояние и равновесие.

— Душевное состояние и равновесие, — повторила за ним, пробуя слова на «на вкус».

— Именно. Люди часто закрываются, выбирают одиночество и загоняют себя в сети — это неправильно.

— Почему все психологи думают, что знают о человеческой душе и натуре все? Вы же не Боги или священники, а я не на исповедь в церковь пришла, — фыркаю, потешаясь над его правильными словами.

— Конечно, задача психолога в другом — поддержке и оказании помощи людям, попавшим в сложную жизненную ситуацию, — спокойно и размеренно отвечает Джош Райли, словно заученную фразу из книги.

— Да, но это в том случае, если… — немного задумалась, — пациент этого желает, не так ли?

Он улыбается уголками губ и кивает:

— Именно.

— Тогда, не смею вас задерживать, мистер Райли, потому что я в вашей поддержке и помощи не нуждаюсь. Всего хорошего.

Парень качает головой и поправляет очки в тонкой золотой оправе, форма довольно старомодна, но они ему очень идут.

— Может, вы измените свое мнение, Меган, но настаивать я, конечно, не имею права.

Последняя фраза остается без ответа, потому что я отворачиваюсь и смотрю на открытое окно. Кресло поскрипывает, слышатся шаги, звук отъезжающей двери, и я остаюсь одна в палате.

Но Джош Райли оказался настырным психологом, упорным и целеустремленным. Наверное, он думал, что своей настойчивостью что-то изменит, и я изолью ему душу, поплачусь в жилетку, вывернусь наизнанку. Так он ходил примерно недели две, что-то иногда записывал, отвечал спокойно на мои колкости. Да-а-а, ему просто надо было дать премию хотя бы за стойкость и напористость.

В середине мая, когда за окном нависли тяжелые тучи, а по стеклам били капли дождя, и я парилась в коробке, именуемой моей палатой, Джош Райли снова пришел и сел в кресло. Я уже знала его привычки: он часто чешет подбородок, если над чем-то задумывается или поправляет очки, сидит всегда закинув ногу на ногу, носит светлую одежду, рубашки поло и брюки песочного оттенка, и с ним всегда неизменно блокнот и карандаш, который он крутит в тонких длинных пальцах, словно у пианиста. Может, он когда-то играл на фортепиано? Иногда мне хотелось задать ему вопрос, но я вовремя одергивала себя: мальчик-одуванчик этого и добивался — разговорить меня.

— Вас уволят, если вы не сдадите отчеты? Или как правильно называется эта терминология?

Он поднял красивые серо-голубые глаза и улыбнулся.

— В первую очередь, я это делаю, чтобы помочь вам, Меган. Я все-таки не теряю надежды, что вы захотите поговорить о том, что вас беспокоит…

— Я разве говорила, что меня что-то беспокоит?

Он задумчиво приложил карандаш к губам и наклонил голову.

— То, что вы не хотите видеть друзей, переживающих за вас, о многом говорит.

— О чем же?

— О том, что вы думаете, будто одиночество спасет вас. Люди всегда совершают одну и ту же ошибку: превращаются в ракушку, закрываясь внутри, убегая от проблем, пряча их глубоко в себе, закапывая на самое дно сознания.

— Значит, я ракушка? — язвительно бормочу, поглядывая с любопытством на «одуванчика».

— Да, и ваша защитная раковина становится все толще, что не есть хорошо, я бы сказал, это приводит к самым разным последствиям.

— И каким?

Он наклоняется чуть ниже, а русые кучеряшки спадают на высокий лоб.

— Вы и сами прекрасно знаете.

Он говорит о попытки вскрыть вены? Да это и суицидом не назовешь — только подобие!

— Надо смотреть страхам в лицо, Меган.

По коже пробегает неприятный холодок от его слов.

— Джош Райли, хватит копаться в моей душе, от которой ничего не осталось: там пусто и не интересно.

Он садится в прежнюю позу и записывает что-то в блокнот, прикусывая щеку изнутри.

— Знаете, Меган, не зря я приходил все время. Почему же вы считаете, что там пусто? И как представляете душу?

Я выдыхаю и смотрю на сомкнутые пальцы, сжимающие и разжимающие хлопковое одеяло.

— Она раньше горела ярко, но потом погасла, как звезда. Звезды ведь умирают, вы знаете? — хмыкаю и смотрю на серое небо за окном. — Я всегда считала, что мне чертовски повезло: любимая профессия, приносящая хорошие деньги, тусовки, легкая жизнь, красивая одежда, посещение лучших салонов… Наверное, о таком мечтает почти каждая девушка. Но посмотрите, какие последствия? Я не могу взглянуть на себя в зеркало, боясь того, что увижу.

Произношу это на одном дыхании и поднимаю глаза на психолога, он внимательно слушает и что-то снова пишет в блокнот, прямо хочется отобрать и посмотреть, какие диагнозы он мне поставил. Наверное, шизофрению или типа того.

— Чего вы еще боитесь?

— Кошмаров, — шепчу сухими губами и облизываю их.

— Что вам снится?

Закрываю глаза и снова попадаю в зеркальную комнату.

— Чаще всего я вижу комнату с зеркалами, либо тот день, который… изменил все.

Джош Райли откладывает блокнот и карандаш в сторону.

— Есть два пути решения, Меган: первый, вы переступаете через страх и побеждаете его. Второй: побеждая страх, принимаете себя такой, какая вы есть. Помните «Красавицу и Чудовище»?

Начинаю дико хохотать до колик в животе. Он серьезно?

— Что вы хотите этим сказать?

— Чудовище не было чудовищем на самом деле, принца заколдовала колдунья, так ведь? Но его спасла Белль и любовь. Суть сказки такова: не важен внешний облик, а важен внутренний мир. Если человек красив внутри, он будет красив и внешне.

— Звучит очень банально и избито. Мир — не сказка, и чаще всего жизнь любит делать не самые приятные сюрпризы, мистер Райли. В руках у вас две конфеты: одна в красивой блестящей обертке, другая — в невзрачной. Люди выберут первую, но она не будет такой вкусной, как вторая. Может, мне надо было пойти учиться на психолога, как считаете?

Он расплывается в широкой улыбке, берет блокнот, карандаш и поднимается.

— Да, но обертку ведь всегда можно поменять, не так ли? И вкус тоже усовершенствовать. Главное — желание.

Джош Райли уходит, а я осознаю, что после разговора с ним чувствую себя легкой, словно перышко, а внутри зарождается угасший свет — это рождается новая звезда.

Глава 4. Настоящее

Нью-Йорк, США

Сегодня четырнадцатое июня — ровно год назад в этот летний день моя жизнь изменилась. Ровно год мой дом — это больница, а люди, с которыми я общаюсь — доктора и медсестры. Я не знаю, какая жизнь течет за стенами, потому что полгода борюсь за то, чтобы заново научиться ходить, улыбаться… жить. Ровно год…

Провожу ладонью по светлой гладкой поверхности двери, все не решаясь открыть ее. Я стою на ногах, и ничего не может быть лучше этого чувства. Конечно, без трости не обходится, но это большой прогресс — я могу сходить в туалет и покупаться без чьей либо помощи. Я МОГУ ХОДИТЬ! Только сначала… Сначала надо открыть эту чертову дверь и победить то, что сидит где-то глубоко внутри. Оновсе время наблюдает за мной, выжидает и тихо смеется. Но сегодня буду смеяться последней я.

Обхватываю позолоченную металлическую ручку и распахиваю дверь. Трость постукивает о светлую плитку ванной комнаты. Шаг. Еще шаг. И я вижу себя настоящую. Ставлю трость рядом и опираюсь руками о раковину, приближая лицо к зеркалу, почти касаясь носом.

Сперва я думала увидетьужасиз кошмаров… Но нет. Не все так плохо. Провожу пальцами по коротким черным прядям, по выпирающим ключицам, тонкой шее, шершавым губам и опускаю руку, разглядывая себя. Я изменилась, да… Если взять фотографию из прошлого и настоящего, можно увидеть двух разных людей.

Прошлая Меган блистала и сверкала, лучилась радостью, жизнью; настоящая — это какая-то ее малая часть. Единственное, что осталось прежним — ярко-зеленые глаза и земляничные губы. Все. Даже форма лица изменилась — скулы стали заметно отчетливее, а кожа из здорового бронзового оттенка превратилась в оливково-серый. Исхудавшая, изможденная и побитая жизнью малолетка из неблагополучной семьи, примерно так. Либо можно добавить еще, что эта школьница сидит на крэке. Из груди вырывается протяжный вздох…

— Что ж, привет, настоящая я. Вот мы и встретились спустя год, — шепчу отражению. — Все не так плохо, знаешь ли, но спа и солнце тебе не помешает. А еще уход за волосами… Даже поганка выглядит лучше, чем ты, но кто сказал, что так будет вечно?

Губы превращаются то ли в улыбку, то ли в ее подобие, а я опускаюсь на прохладный пол, упираясь головой о плитку.

Я сделала это. Джош Райли может гордиться своей работой. «Одуванчик» оказался прав — принятие себя важный шаг. Нооноеще не сдалось, притихло, но не сдалось, нет.

— Но когда-нибудь ты сдашься… — хмыкаю, глядя на светлую плитку, аоноулыбается и уходит в тень, бросая: «Посмотрим, Меган…»

До встречи с Райли у меня есть примерно час. Поднимаюсь на крышу и открываю дверь. Об этом месте мне тоже сказал «одуван»: здесь находится небольшая зона отдыха, пара лавочек, кадки с растениями и прекрасный вид на Нью-Йорк и закаты… или рассветы. В любом случае, крыша спасает меня от ненавистных четырех стен, в которых я до сих пор заперта. Присаживаюсь на одну из лавочек, ставлю рядом трость и смотрю на чистое голубое небо — сегодня в Нью-Йорке жара, а теплый ветер приятно обдувает кожу. Надо бы чаще выбираться сюда, и ногам не помешают прогулки. Пока я передвигаюсь со скоростью черепахи, да и она опережала бы меня, но… Все поправимо. Время. Надо только время.

Остаюсь один на один с мыслями. Хотя я почти все время одна, не считая надоедливого «одувана», Мориса и медсестер. Но они ведь не друзья — я просто их клиент… Сумасшедший пациент, если точнее.

Думаю о своей квартирке в Сохо. Кто за ней следит? Скорее всего, Энди…

А как же домик в Лондоне? Прошел год, как туда никто не наведывался. Надеюсь, миссис Фостер следит за ним. Надо бы ей позвонить.

На самом деле, я должна многим позвонить.

— Звонки в прошлое… — бормочу под нос и улыбаюсь, глядя на высотки из стекла и железобетона, поблескивающие на солнце и кидающие блики.

Так многое надо сделать, а я парюсь в этой Преисподней. Странно, что еще не пожаловала Микаэлла с контрактом в руках и угрозами, как черт из табакерки. Удивительно. Думаю, его «заморозили», но встреча с ней неизбежна — возвращаться в мир глянца я не намерена, поэтому, придется столкнуться с новой головной болью и проблемами. Ведь контракт еще на три года, а с учетом «отпуска» — жаль только не на Таити или еще куда, а в Ад — он продлен на целых четыре. Прекрасно.

Какая же сумма на моем банковском счете? Хмурюсь и тру переносицу. Щелкает выключатель, загорается лампочка и… Мою больную голову озаряет мысль: кто оплачивает пребывание в vip-палате и лечение? Ведь эта больница одна из лучших в США. Деньги на моем счете закончились бы давным-давно. Не хочется предполагать, но… Хмурюсь еще больше, догадываясь, что, скорее всего, это Берфорт. Больше некому, у меня никого нет. Хотя, и нас с ним ничего не связывает. Морис должен знать. Поднимаюсь, коленные чашечки жалобно ноют, но я беру трость и медленно плетусь к дверям.

Доктор удивлен моим появлением, но рад — это читается в его серо-голубых глазах, очерченных морщинками, словно гусиными лапками.

— Меган? Я приятно удивлен. Луиза говорила о твоих успехах. Ты быстро идешь на поправку, — говорит мужчина, складывая руки на столе.

— Надеюсь, меня скоро выпишут из этого… — запинаюсь, откашливаюсь и говорю: — Выпишут.

Уголки его тонких губ поднимаются, а в серо-голубых глазах — смешинки.

— Конечно, думаю, это случится совсем скоро, но… не в ближайший месяц.

Ох, обрадовал.

— Я хотела у вас кое-что спросить, — мнусь и отвожу глаза на стену с дипломами и сертификатами за разные заслуги.

— Да, конечно.

Облизываю пересохшие губы и вздыхаю.

— Мне бы хотелось знать, кто платит за лечение.

Морис наклоняет голову в сторону и проводит указательным пальцем по подбородку, раздумывая.

— Если бы это был мой счет, там бы давно кончились деньги, — неудачно шучу и сухо смеюсь. Получается неправдоподобно. — Да и страховка такие расходы не покроет.

— За лечение платит ваше агентство.

Я поражена ответом, ведь думала, что… Хлопаю ресницами и открываю рот, но доктор останавливает меня и продолжает:

— Как только все произошло, ваше агентство связалось с нами и сообщило, что берет все расходы на себя.

Сглатываю неприятный ком в горле, а в мозгу уже хаотично носятся мысли: зачем им это надо?

— По контракту за все несчастные случаи, происходящие с моделями, платит агентство, поэтому не переживайте насчет этого.

Но я не могу не переживать! Думаю, снизу мелким шрифтом добавлено, что я должна буду отработать все деньги, потраченные на лечение. Примерно представляю, в какую «копеечку» обойдется мне это, и подавляю разочарованный стон.

Первое, с чем придется столкнуться — Микаэлла Хейз. И это будет не самая приятная встреча и разговор года. Что еще хуже, нужно покрыть все штрафы и расходы, которые выставит ІMG. Кругленькая сумма получится… И банковский счет резко обнулится.

За год накопилось достаточно проблем, и внешность — меньшая из них. Как бы печально я не выглядела сейчас, есть дела важнее. Прошлая Меган бы о таком не думала, внешний вид — визитная карточка модели, но прошлой ведь уже нет? Настоящая даже рада, что ей можно хмуриться, закатывать глаза, есть запрещенную пищу. Кстати, про запрещенную пищу, хоть тут не кормят деликатесами, на питание я не жалуюсь, но все-таки… От испанской еды или итальянской не откажусь точно, потому что вся женственность пропала, а смотреть на выпирающие кости — не самое лучшее, что может быть в этой жизни.

Пока я размышляю на глобальные темы, в палате появляется Джош Райли. Признаюсь, с этим мальчиком-одуванчиком мы сблизились, я бы сказала, подружились. Мы можем говорить буквально обо всем на свете, и он скрашивает пребывание в этом «приятном месте».

Сегодня на «одуване» белая футболка в синюю горизонтальную полоску, темные джинсы, а на голове… Ротпревращается в букву «О», и я хриплю:

— Что ты сделал с волосами?

Я просто не могу узнать парня перед собой: вместо очков — линзы, а кудряшек — короткая стрижка. Да что происходит вообще?! Джош Райли улыбается, присаживается в кресло и кладет на колени блокнот.

— Смена имиджа.

— Но…

Но мне нравился «одуванчик»! За что он так со своими кудряшками?! Мне становится за них даже обидно.

— Мне не идет? — он поднимает свои густые русые брови, а я мотаю отрицательно головой.

— Дело не в этом.

— А в чем?

Кусаю задумчиво губы и надуваю щеки.

— Мне нравились кудряшки…

Райли смеется и открывает блокнот.

— В прошлый раз мы говорили о…

— Почему ты переводишь тему?

«Одуванчик» вздыхает и чешет подбородок.

— Сегодня ведь ровно год.

Да он просто мастер игнорировать вопросы. Ладно, не хочет говорить о кудряшках, поговорим обо мне. Впрочем, как и всегда. О Джоше Райли я мало что узнала, а если конкретно — ничего. Он для меня мальчик-загадка.

— Да, сегодня я впервые посмотрела на себя в зеркало.

Он быстро что-то записывает и поднимает свои глаза.

— И как впечатление?

Фыркаю и качаю головой.

— Ты сейчас задал глупый вопрос, знаешь ли.

— Почему же?

— Потому что… Это странно, не смотреться в зеркало год…

— Ты ведь сама не хотела этого, Меган, но все же поборола первый страх.

— Джош Райли, ты разговариваешь с бывшей популярной супер-моделью, которая не могла обойтись без зеркала ни минуты, а ее внешность — это главное.

— Мы как-то с тобой говорили о конфетах в обертке, помнишь?

— Да-а-а, внешность не главное, не заводи старую пластинку…

Райли смеется и опять что-то пишет. Наверное, я никогда не узнаю, что таится на тех страницах.

— На самом деле, я думала, что будет гораздо хуже. Но… Оказалось, я даже выгляжу, как школьница, правда, как школьница у которой проблемы с наркотиками.

«Одуванчик» снова смеется и трет подбородок двумя пальцами.

— Рада, что я смешу тебя.

— Меган, еще совсем недавно ты даже не хотела разговаривать, но сейчас улыбаешься и шутишь, понимаешь?

Задумчиво смотрю мимо него на стенку. И правда, я думала, что потеряла вкус к жизни, сдалась. И… Вот она, новая я, готовая бороться, начинать строить что-то заново.

— Я… Я все это время боялась самой себя.

Райли молчит, слушает и не перебивает, давая волю моему словесному потоку.

— Знаешь, когда я посмотрела в зеркало, увидела свое отражение, подумала: «Да уж, конечно, на обложках журналов не блистать, но и не все так безнадежно…», — вздыхаю и откидываю голову на подушку, — но я не вернусь больше… в тот мир.

— «В тот мир», ты подразумеваешь модельный бизнес?

Я киваю и опускаю глаза на светлое в мелкий цветочек одеяло.

— Думаешь, я должна вернуться ради мести и утереть всем нос?

Райли откладывает блокнот и ставит локти на колени, подпирая голову.

— Что такое месть, Меган?

Глажу ткань пальцами и кусаю губы, дурацкая новая привычка, поэтому хожу с покусанными губами все время.

— Месть… Это, когда ты вынашиваешь идеи, они тебя гложут и днем, и ночью, ты строишь грандиозные планы, помешанный, как фанатик. Думаешь все время: «Я отомщу…» Это как идея «х» первостепенной важности. То, что случилось со мной — это месть. Так она выглядит, — показываю на себя и слабо улыбаюсь. — Я не сделаю такое с человеком, какой бы стервой не была, но… Нет, ни за что, я не смогу просто жить с этим дальше и думать: «Так тебе и надо, ты заслужил…»

Райли слушает, словно зачарованный, щуря глаза.

— Тебе ведь это нравилось, ты этим жила.

— Да, но все закончилось в тот день на складе в Бруклине. А когда я пришла в себя после комы, поняла, что не хочу больше возвращаться туда. Думаю, тот, кто сделал это со мной, танцует самбу, румбу или ча-ча-ча, попивая коктейли и радуясь. Он победил. Или она. Или они, я не знаю, мне все равно уже.

Джош Райли облокачивается на спинку кресла и проводит пальцами по своим… коротким волосам. Странно сейчас на него смотреть и видеть перед собой немного другого человека. Интересно, что его подтолкнуло к тому, чтобы… измениться? «Одуван» точно не признается, поэтому нет смысла задавать вопросы.

— Знаешь, могу сказать, что я отпустила ситуацию. Раньше постоянно думала, кто это может быть, но сейчас… — устало вздыхаю и смотрю на свои короткие ногти. — Мне больше не хочется возвращаться к этой теме.

Следующий день начинается с хорошего легкого настроения, процедур и прогулки на крышу. Вчера я переступила ту черту, разделявшую «до» и «после». Я смирилась с прошлым и приняла настоящее, а это была еще одна маленькая победа, которая подбадривала. Наверное, за прошедшие полгода я первый раз чувствовала себя уверенной.

Вечером я лежу на кровати — в своей ненавистной палате, которую прозвала «бесплатный номер в Аду» — и читаю «Норвежский лес». Ее притащил мне Райли, он последние время постоянно носит всякую заумную литературу — один из них Мураками, кажется, «одуванчик» помешан на Азии, как-то он сказал, что хотел бы побывать в Китае, Южной Корее и Японии. Не понимаю его любовь к узкоглазым товарищам, ничего против не имею, но… Хотя, «одуван» же немного «того», поэтому, чего удивляться. Вон, даже кудряшки обрезал и линзы нацепил.

Глаза бегают по напечатанному тексту: сложная, но довольна своеобразная история, раскрывающая разные темы — раньше я книги в руки брала редко. Оторвалась и задумалась — я же их вообще не читала, не было времени. Зато сейчас проглатываю, не помню какую, по счету книгу. Перелистываю следующую страницу и слышу, как открывается дверь в палату, поднимаю глаза и от неожиданности замираю, глядя на вошедшего.

— Какого черта ты тут забыл?

Глава 5. Каково это… упасть?

Нью-Йорк, США

Если бы меня когда-нибудь спросили: «Человек, встречи с которым вы ждали меньше всего?», я бы с уверенностью показала пальцем на него. Может, это галлюцинации или просто сон? Наивная…

Эш Кервелл стоял во всей своей красе и неотразимости передо мной. На его фоне я смотрелась убого и жалко, словно моль, но сейчас меня мало волновало, как я выгляжу, и что он будет думать на этот счет. Мысли метались, как загнанные в клетку птицы или звери, бились и разлетались. Мне хотелось крикнуть: «Доволен результатом?», но я молчала, губы казалось, склеены супер-клеем. Я просто не говорила ни слова, ожидая ответа красавчика. Что он тут делает? Как попал в палату? Этаж с VIP-клиентами охраняется, и чтобы сюда войти, нужен пропуск. Ко мне никого не пускали год… кроме одного человека, но… Каким обманным способом сюда попал Эш Кервелл и для чего? Меня посетила даже безумная мысль, что он пришел убить и закончить начатое. Хотелось глупо улыбнуться и захохотать. Я точно помешанная…

Кервелл прикрыл дверь, сделал несколько шагов, и свет от лампы осветил загоревшее лицо с грифельными глазами, которые сейчас сверкали, как два бриллианта. Взгляды пересеклись, запутались, но я не видела хоть капли эмоций на холодном красивом мужском лице — маска, не более, а я не могла читать равнодушие. В палате повисло тягучее молчание, и тишина со звоном разбивалась. Она окутывала, как вуаль. Кресло рядом с кроватью скрипнуло, подкаченное идеальное тело опустилось в него, а глаза все так же неотрывно наблюдали, но я не тонула в сером омуте. Больше я не поведусь на эту удочку. Да и сейчас не была той трусихой, как в первую встречу с Крисом. Нет, я не забьюсь в угол, как ополоумевшая и не буду орать. Страх побежден и не опасен, он под контролем, как собака на поводке.

Долго это еще будет продолжаться? Он пришел сюда помолчать и насладиться победой? Сейчас я могла слышать шум за открытым окном, гудки такси и шепот ветра, врывающегося в помещение…

— Привет.

Его голос, как топленное шоколадное масло, растеклось по комнате, но я поставила защитную прозрачную стену, и оно не коснулось меня.

Я молчала.

Эш расслабленно положил одну ногу на другую перпендикулярно полу, а локти на подлокотники. На лице по-прежнему ноль эмоций, а глаза все так же смотрят и изучают, будто я подопытная в лаборатории.

— Наверное, думаешь, как я попал сюда…

Он продолжает окутывать и заманивать в свои сети, словно глупую бабочку, в страну иллюзий и грез, в мир обмана, но я не поддаюсь.

— На самом деле, это было довольно сложно сделать. Мне давно хотелось встретиться с тобой, Меган. Еще в тот момент, когда ты пришла в себя.

Стараюсь не выдавать чувств и эмоций, переполняющих сознание, поэтому молчу. Эш поглаживает правую скулу и водит пальцами, никто из нас не отводит глаз.

— Та медсестричка все-таки поддалась.

Хочется влепить ему смачную оплеуху и вцепиться в потрясающие блестящие русые волосы с выбеленными концами, но я молчу, стиснув зубы и прикусив изнутри щеку. Конечно, Луиза, как дурочка повелась на лапшу, которую сплел этот… тип.

— Смотрю сейчас на тебя и думаю, какая же ты… — Кервелл едва улыбается уголками губ и наклоняется, сверкая серыми глазами, — жалкая, — выдыхает одно слово, которое попадает в цель, как бомба замедленного действия и взрывается.

Мне как будто дают под дых, и весь воздух покидает комнату, кислород отказывается поступать в легкие, а перед глазами плывет. Прикусываю щеку и чувствую металлический привкус крови, который приводит в чувство. Я молчу. Я — звенящая тишина.

— Каково это… упасть?

Я — сгусток безмолвия. Кровь течет по стенкам горла и наполняет рот, смешиваясь со слюной. Кервел вздыхает и садится в прежнюю позу, отрывая взгляд от моего каменного лица. Разглядывает комнату, останавливаясь на пионах, и снова его лживые глаза впиваются в меня, готовые растерзать в любую секунду.

— Знаешь, приятно наблюдать, когда такие красивые девочки превращаются в пепел. Но еще приятнее… — он останавливается, прикрывает глаза в каком-то экстазе, открывает, и страх окутывает мое тело и сознание, затягивая в черную бездну, — ломать, — продолжает, — королеву свергли с престола, отобрали корону и отправили на смертную казнь. Но ты оказалась сильнее. Удивительно.

Он хмыкает каким-то своим мыслям, но я молчу, а кровь отрезвляет сознание, которое так и хочет покинуть бренный мир. Ледяная волна накатывает, но я не дам ему насладиться этим, ни за что.

— Берфорт глупый дурак, провести его оказалось проще простого.

Еще немного, и маска покроется трещинами, а эмоции хлынут через них. Еще немного, совсем немного… Но я молчу.

— Хотя… — Кервел задумчиво поднимает глаза и снова чему-то улыбается, — не такой уж и дурак. Троих идиотов его люди быстро отправили на нары, но информацию не получили, а те оказались обычными пешками. Короля они не нашли.

Хочется с презрением плюнуть в его наглую рожу, а самодовольство сжечь на костре. До последнего думала, что это какая-то баба, но… Но вот он, главный виновник торжества, сидит и упивается своим превосходством, победой, только… Какой победой? Неужели люди бывают такими бесчувственными монстрами? А когда-то я думала, что он хороший парень. Но вот оно, гнилое яблоко: снаружи красивое, красное, блестящее, а внутри — черное, кишащее червями.

— Знаешь, это ведь была идея Джо… Той тупой швабры… Она все уши прожужжала, мол, «Миллер достаются практически все контракты»: тебе вершки, а ей корешки. Понимаешь? Зависть и обида, а ты стала козлом отпущения, грушей для битья, девочкой, стоящей на пути. Я связался с теми придурками, которым нужны были бабки, а она все оплатила. Убил сразу двух зайцев, даже трех: убрал тебя, использовал Джо и ее денежки. Гениально, не правда ли?

Он останавливается, улыбка сползает с красивого лица, уступая место равнодушной холодной маске. Кервел, наверное, ожидал другого, что я буду кричать, пуская белую пену изо рта, расплачусь или еще что. Но я молчала, не давала желаемого — он не получит такой радости ни за что на свете.

Встает, берет книгу, лежащую на моих онемевших ногах, и хмыкает.

— Мураками… Серьезно, Меган? У меня есть кое-что интереснее, чем «Норвежский лес».

Кервел достает из-за спины свернутый журнал и кидает на тонкое одеяло. Он нависает надо мной, подавляя и наслаждаясь увиденным — это читается на гнусном, лживом, обманчиво красивом лице.

— Что мы имеем? — он вдыхает через нос, прикрывая глаза, и загибает пальцы. — Твоя мамочка умерла, оставив бедную дочурку одну-одинешеньку, ты… — он встречается с моими стеклянными глазами, в которых нет ни капли эмоций, — путь тебе заказан в модельный бизнес, никому не нужны сломанные негодные ни на что игрушки, но самое главное, — его рот скалится в довольной ухмылке, показывая белые ровные зубы, — красавчику-миллиардеру тоже не нужна больше уродина. Ты одна, Мег, маленькая хрупкая безвольная куколка, лежащая на больничной койке.

Его пальцы касаются тонкого одеяла, которое ни черта не защищает, и я ощущаю, как они пробегаются вверх-вниз, останавливаются на горле, обхватывают. Ледяные когти смыкаются на шее, словно капкан, в который попадаю. Глаза в глаза… Зеленые в серые… Добро и зло сошлись в смертельной схватке… Я забываю, как дышать, забываю, где я и кто я… Нос Кервела касается холодной щеки, по телу бежит табун мурашек — не удовольствия, а отвращения, липкого противного страха — дыхание теплое, но не согревающее. Губы касаются мочки уха, и он шепчет:

— Мне нравится конечный результат, Мег — ты, лежащая на самом дне. Приятного пребывания в Аду.

Отстраняется, касается пальцами черных коротких прядей и уходит, а я, наконец, поддаюсь лапам поглощающей темноты и закрываю глаза.

Я снова в том месте, сижу на песке и смотрю на бесшумное бирюзовое море. Как всегда тут тихо, но сейчас я не одна, рядом со мной оно.

— Я чувствую твою боль… Но мне мало… Я хочу еще…

«Оставайся здесь, Меган… Тут ведь так хорошо. Тебя никто не обидит… Мы будем вместе: ты и я. Нам больше никто не нужен…»

Оно шепчет, манит, а я… Смотрю на водную прозрачную гладь. Что будет, если я окунусь? Слова существа окружают, они становятся отчетливее, материальными и теперь повисают в воздухе, который кружит их в маленьком вихре… Но мне неинтересно, меня занимает больше то, какая вода: теплая или холодная, приятная или нет. Встаю, делаю пару шагов и останавливаюсь у кромки. Волны накатывают на ноги, лаская кожу.

Делаю еще шаг, а оно шипит и хватает меня, но руки проходят сквозь тело, и существо то ли воет, то ли кричит. Я не смотрю, не оборачиваюсь, иду по песку, погружаясь в теплую воду… Мне так хорошо, что я окунаюсь и вижу свои руки и ноги… Выныриваю и, наконец, решаю посмотреть на берег… Оно исчезло, развеялось по ветру и пропало безвозвратно… Я победила?

***

Следующий день провожу в молчании, отвечаю кратко, либо просто киваю. В голове до сих пор стоит образ Кервела, и я прокручиваю его монолог снова. Я — одинокий зритель в кинотеатре и наблюдаю, словно со стороны, возвращаясь во вчерашний вечер. Вот он заходит, садится в кресло, оглядывает мою палату, встает, касается одеяла, меняи уходит. На экране одни и те же кадры, а в ушах все те же слова, шепчущие: «Мне нравится конечный результат, Мег — ты, лежащая на самом дне. Приятного пребывания в Аду».

Я узнала, как выглядит духовная смерть, но теперь еще знала, что такое моральное уничтожение: он резал по живому, вскрывая зажившие раны, и теперь их снова придется зашить.

Воздух пахнет озоном, значит, будет дождь, но мне нравится ощущать на лице порывы ветра и смотреть на небо, заволакивающее свинцовыми тучами — я одна из них, такая же одинокая, сотканная из капель воды и кристаллов. Кожу жжет журнал, лежащий на ногах. Хочу открыть, взглянуть правде в глаза, принять ее и отпустить, как сделала это с прошлым, но… Пальцы только гладят гладкую поверхность, а глаза неотрывно наблюдают за небом. Листаю пару страниц, но по-прежнему смотрю в серо-синюю даль. Первая капля падает на щеку и разбивается, затем еще одна… И вот уже тихо шумит дождь. Волосы быстро становятся мокрыми, как и хлопковая светло-голубая пижама. Они неприятно липнут к лицу, опутывая, будто водоросли, как и ткань, прикрывающая тело — я насквозь промокаю за считанные минуты. Капли дождя смывают ту печаль и боль, наполняющую тело, они будто очищают от вязких неприятных мыслей, окутывающих и оплетающих своими сетями, как паутиной.

Медленно опускаю глаза на страницы глянца и встречаюсь снова спрошлым: с черными прожигающими глазами, холодным бездушным лицом, превратившееся в одну из тысяч масок. Правда оказывается не такой сладкой, наоборот — горькой и болезненной. Раны кровоточат, но их омывает дождь. Он будто хочет забрать всю боль. Глаза пробегают по тексту: «Еще одна победа: молодой миллиардер покоряет Сеул» — гласят черные бездушные буквы на бумаге. Рядом спрошлымстоит красотка кореянка, в лимонном коротком платье, до безобразия совершенная, без капли изъянов на красивом фарфором личике, и я режу дальше свою душу на куски: «Крис Берфорт и известная певица, актриса, «айдол» Ваан»

Сколько раз мне придется расстаться сним? Сколько раз моя душа распадется на части, и сколько раз разобьется вдребезги сердце? Закончится это когда-нибудь? Я смирюсь с неизбежным?

Откладываюпрошлоев сторону. Капли стекают по лицу, смешиваясь со слезами. Дотрагиваюсь к холодной коже и понимаю, что непроизвольно начала плакать. Чувства выходят из меня, оставляя внутри кричащую пустоту.

— Меган, почему ты здесь сидишь?

Передо мной появляется расплывающееся обеспокоенное лицо «одуванчика». Слабо улыбаюсь, глядя на его футболку мятного цвета, она быстро промокает и становится темно-зеленого насыщенного оттенка. В руках у него плед, который быстро ложится на озябшие и дрожащие плечи. Джош Райли прижимает хрупкое тело к себе, а я тихо шепчу, касаясь его шеи:

— Вчера я узнала, что такое месть. Встретилась с ней лицом к лицу и ощутила все ее оттенки. Знаешь, сколько их?

Райли подхватывает меня на руки, а я выдыхаю:

— Точно больше пятидесяти.

***

Но месть была другого мнения… Она стояла в сторонке, курила «Lucky Strike» и выпускала кольцами дым, наблюдая за серебристой машиной и девушкой, садящейся в нее. Губы, намазанные красной помадой, расплылись в хищной улыбке. Месть кинула сигарету на темно-серый мокрый асфальт и затушила ее тонким каблуком, бросая прощальный взгляд на удаляющейся автомобиль. Который через пару минут врежется в другую машину, а девушка с парнем, сидящие в ней, почувствуют в последний раз, что такое бумеранг.

Она садится в салон, и я ощущаю приторный сладкий аромат духов, смешанный с марихуаной. Джо конченая наркоманка, которая постоянно просит дозы. Я похож на одного из тех мелких дилеров, которых нанял? Как же бесит… Даже после устранения проблемы, под названием Меган Миллер, не ощущалось вкуса торжества, но вчера… Вчера я был просто в бешенстве, черт возьми! Девушка, которая лежала на кровати, оказалась сильнее, чем я. Разум кричал: «Ты победил», но сердце было другого мнения: «Ты проиграл». И еще эта шлюха ныла и причитала, что Кендалл будет сниматься в рекламе, но не она. Конечно, Дженнер в миллион раз красивее, чем эта… Тяжело вздыхаю и лезу в бардачок за пакетиком с порошком. Либо сейчас, либо я сойду с ума. Пока вожусь с неподатливой крышкой, слышу пробирающий до дрожи визг Джо и шин. Свет ослепляет, а крышка, наконец, открывается…

Глава 6. Встреча с прошлым²

Нью-Йорк, США

Наверное, я еще никогда в жизни ничего ТАК не ждала, как этот счастливый день, даже погода сегодня благоволит, и за окном ярко светит солнце, а по небу плывут облака. Не могу стереть дурацкую улыбку до ушей, когда иду в кабинет Мориса БЕЗ ТРОСТИ. О да, эта палочка-выручалочка была со мной все время, но пришлось с ней расстаться, чему я безумно рада.

Сегодня тот день, когда я получу свой пропуск из Ада.

Морис приветливо улыбается и приглашает присесть. Мое нетерпение так заметно, что я начинаю ерзать на неудобном стуле, вздыхая и бегая в ожидании глазами по светлому кабинету. Чего он тянет кота за хвост? Неужели не хочет расставаться со своей ненормальной пациенткой?

— Меган.

Сцепляю руки на коленях джинсового комбинезона и с нетерпением внимаю ему. Кстати, комбинезон притащил Райли, где он откопалэто счастье— одному Богу известно. Прошелся по детским магазинам? Не в голубой пижаме же выходить в свет? Пришлось напялитьджинсовое чудо в розовый цветок. Наверное, психолог решил поиздеваться напоследок таким образом.

— Думаю, мы готовы вас выписать, не вижу причин больше задерживать. Единственное, придется иногда приходить на осмотр, в связи с вашими эмоциональными всплесками. Панические атаки могут продолжаться, но вы ведь помните, как с ними бороться? Это во избежание… рецидива.

Сглатываю слюну и хмурюсь, переваривая его слова. Рецидив?

— То есть… Я могу снова впасть в кому?

Доктор вздыхает и берет в руки черную блестящую ручку, вертя ее в пальцах.

— На моем опыте мало случаев, когда человек после полугодовой комы приходил в себя, был в своем уме, без амнезии, мог говорить и даже со временем ходить. Понимаете? — он многозначительно поднимает брови, а я киваю головой: Морис говорит сейчас обо мне. — В основном, после комы третьей степени, человек остается в вегетативном состоянии, словно овощ: вроде жив, дышит, но никаких эмоций. Бывали случаи, когда человек приходил в себя, но не помнил ничего, мог ходить, есть, но память — чистый лист, даже не знал, как зовут его. Бывало наоборот, когда человек помнил отчасти все, но так и остался калекой на всю жизнь, привязанный к инвалидной коляске. Вы — уникальный случай.

Слушаю его, открыв рот, значит я счастливчик? Тот самый один процент из ста, которым иногда везет? Либо везет хотя бы раз в жизни.

— Кома может повториться, но процент минимальный, если вы будете беречь себя.

— Хорошо.

Во рту так пересохло от нервов, что я постоянно сижу и сглатываю слюну. Морис подает стакан с холодной водой и спасает меня. Благодарю и осушаю его за считанные минуты, выпивая до капли священную воду.

— Что ж, всего хорошего, Меган. Обследования раз в три месяца, не забывайте.

— Спасибо вам, доктор Морис.

Я жму его немного прохладную ладонь и поднимаюсь.

— Надеюсь, я увижу вас еще на обложках журналов и в рекламе на Таймс-сквер?

— Маловероятно.

Встречаемся с Морисом взглядом, он с пониманием смотрит, кивает, а я открываю дверь и иду по коридору в сторону выхода.

Джош Райли ждет меня на аллее возле больницы. Серо-голубые глаза искрятся неподдельной радостью, как и у меня — в любом случае, пребывание в Аду не прошло зря, и я приобрела нового друга.

— Мне кажется, что даже Солнце сейчас завидует твоей улыбке, — насмешливо говорит он, глядя на мое лицо, готовое треснуть по швам.

— Пусть завидует, ведь сегодня самый счастливый день.

Райли улыбается и наклоняет голову. Русые волосы немного отросли за это время, но с кудряшками он расстался безвозвратно.

— Что будешь теперь делать?

— Жить.

Он качает головой, засовывает руки в карманы песочных штанов и кивает:

— Знаешь, мне нравится твой ответ.

Джош достает светлый картонный листок и протягивает мне. С любопытством смотрю — визитная карточка.

— Надеюсь, ты хоть иногда будешь звонить.

Засовываю ее в карман комбинезона и вздыхаю.

— А я думала, что ты уверен в себе.

— Так оно и есть, — его губы расплываются в улыбке.

Понимаю, что этот парень многим мне помог — если бы не его поддержка, слова, дружба, может, я бы еще парилась в «бесплатной палате». Хочу обнять «одуванчика», делаю шаг, но останавливаюсь. Он удивленно поднимает брови и хочет что-то спросить, но я опережаю его:

— Ты играешь на фортепиано?

Райли пару секунд смотрит на меня, затем улыбается и кивает.

— У тебя красивые пальцы, одуванчик.

Салютую ему и иду в сторону тротуара, останавливая ярко-желтое такси.

Прощай, Ад. Привет, новая жизнь!

Нью-Йорк не изменился — такой же шумный и заполненный до отказа туристами, говорящими на разных языках. Первое, что делаю, покупаю телефон. Прошу таксиста немного подождать и захожу в первый попавшийся магазин электроники, тыкая бездумно на витрину, забитую андроидами. Консультант говорит о функциях, но мне плевать, что там изобрели за год, главное, чтобы можно было поговорить, и он умещал музыку и книги. Все-таки «одуванчик» ими заразил и меня. Называю номер банковского счета — его помню, как пять своих пальцев — а продавец вручает мне пакет с коробкой. Включаю новенький блестящий телефон и набираю номер. «Надеюсь, она не поменяла его».

— Алло.

Сажусь в такси и отвечаюпрошлому:

— Привет, Энди.

Секунды тянутся, кажется, вечность, превращаясь в длинные минуты.

— Меган?

Ее голос дрожит, а у меня — ничего, ноль эмоций. Так странно…

— Да, это я. Можешь сейчас говорить?

— Э-э-э… не очень, но…

— Скажи адрес, я подъеду.

Через полчаса машина останавливается возле одной из высоток — зеркальный торговый центр, на крыше которого проходит съемка. Я поднимаюсь на последний этаж и попадаю в жужжащий улей с пчелами. Люди носятся, кто с чем: с проводами, камерами, отражающей фольгой, костюмами, косметикой — работа идет полным ходом. На меня никто не обращает внимания. Замечаю Энди и поднимаю руку, ее глаза округляются, а вся краска сходит с лица — неужели я так ужасно выгляжу? Она быстро говорит что-то девушке, стоящей рядом, та кивает, а подруга идет быстро в мою сторону. Берет за руку — что мне не очень нравится — и тянет к выходу. Когда мы оказываемся в каком-то помещении, она прижимает меня к себе и рыдает. А я — нет. Чувствую себя сконфуженно и странно рядом с ней, ведь раньше бы тоже рыдала, словно белуга, а сейчас… Энди что-то говорит, одновременно плача… Останавливаю ее и заглядываю в глаза — Коллинз не изменилась, все те же веснушки на носу, рыжие волосы, торчащие в стороны и блестящие глаза, только сейчас от слез.

— Давай спокойно поговорим, ладно?

Девушка согласно кивает, и мы спускаемся на несколько этажей, заходя в кафешку. Боже, так непривычно, находится не среди белых халатов, а среди нормальных людей. Энди заказывает холодный чай, а я — капучино, по которому скучала.

— За квартиркой следила я, не переживай. Старалась убирать по возможности, но не всегда было время, — начинает Коллинз и роется в небольшой кожаной малиновой сумке, доставая связку ключей. Протягивает один мне, и я прячу его в кармане.

— Я приходила в больницу… На твой день рождения, и еще пару раз… я не считала, но получала постоянно отказ… — вздыхает подруга, разглядывая меня, как диковинную экзотическую зверушку. — Мег, ты не представляешь, как этот год прошел… И… Нам просто нужно много времени, чтобы обсудить все…

— Энди, — охлаждаю пыл подруги, — на самом деле нечего обсуждать. Меня избили до состояния комы, я выкарабкалась — и вот сижу перед тобой жива-здорова.

Подруга шокировано хлопает рыжими ресницами и как-то сдувается, словно шарик.

— Да, но…

Нам приносят напитки, и я делаю глоток капучино, блаженно смакуя его.

— Если ты не хочешь это обсуждать, я не буду настаивать, конечно, — быстро тараторит Энди.

За столиком повисает молчание. Ловлю постоянно ее взгляды, и понимаю — как раньше, уже не будет.

— Как работа?

Коллинз делает пару глотков из чашки и улыбается.

— Без тебя не так…

Она замолкает и смотрит с грустью в глазах, но потом продолжает:

— В IMG новые модели, и меня приставили к одной из них. Дита Парини — вегетарианка, да еще со скверным характером. Надеюсь, что снова буду работать с тобой…

— Энди, я больше не буду работать моделью, — обрываю ее на полуслове. Подруга давится чаем и кашляет, а глаза, как блюдца.

— Ты ведь пошутила, Мег?

— Нет, разве похоже на шутку? Сегодня я хотела еще встретиться с Микаэллой. Надо все обсудить.

— Мег, подожди, я просто не понимаю… — подруга качает головой и тяжело выдыхает, — просто, я будто разговариваю с другим человеком… Прости…

— Так оно и есть, Энди, — жму плечами и допиваю капучино.

— Ты, конечно, изменилась… Внешне, но… Я бы не сказала, что стала хуже…

— Дело не во внешности, Энди, я изменилась внутри — мне больше не нужен подиум, слава. После комы, я многое переосмыслила.

Плечи подруги в белой рубашке опускаются, и она кусает губы, непонимающе глядя на меня. Представляю, о чем она думает, что я, видимо, сошла с ума.

— Так что, осталось встретиться с Хейз и все решить. Квартирку в Сохо я тоже продам и вернусь в Лондон.

Энди закрывает лицо ладонями и сидит так минимум минуту.

— Меган… Я не понимаю… Ох, прости, просто… Наверное, мне надо что-то покрепче.

Она подзывает официантку и заказывает коньяк с колой. Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю за входящими и выходящими людьми из кафе.

— То есть, ты просто улетишь?

— Да, просто улечу. В Лондоне остался домик. Я давно не проведывала маму, так что, попробую начать все там.

— Понятно, — вздыхает подруга, а в ее глазах снова блестят слезы. Почему я такая бездушная?

— А как Джо?

Не знаю, зачем я спрашиваю об этой змее, может, ради интереса? Энди странно смотрит на меня и отводит глаза в сторону, вытирая салфеткой уголки.

— Полтора месяца назад она с Эшем Кервелом разбилась в машине.

Кафе медленно исчезает, как и перепуганное лицо Энди. Может, мне просто послышалось? Делаю пару глубоких вдохов, и постепенно возвращаюсь, очертания становятся четче, и я уже вижу побледневшую Коллинз.

— Боже, Меган, что с тобой?

Она стоит рядом со стаканом воды и махает салфеткой, люди оглядываются с любопытством на наш столик.

— Все нормально, такое бывает, — беру дрожащей рукой воду и быстро выпиваю. Слишком много эмоций за день. Но это… Этого я точно ожидала меньше всего.

— Точно все нормально? Ты до смерти напугала меня.

Звучит абсурдно.

— Думаю, мне надо идти.

Энди хлопает ресницами, не веря глазам, ушам, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег.

— Мег… Может, мы еще встретимся и поговорим? — с надеждой и грустью в голосе говорит она, а я жму плечами.

— Все возможно.

Подруга обнимает меня, но я быстро отстраняюсь, чмокаю ее в щеку и шагаю к выходу, ловя себя на мысли, что, скорее всего, главный сюрприз впереди — в виде Микаэллы Хейз.

Офис IMG встречает все теми же холодными офисами, стерильной чистотой, словно в больнице, и равнодушными людьми с масками на лицах.

Секретарша удивленно распахивает глаза, когда я называю свое имя. Потом все-таки приходит в себя, включает коммуникатор и как робот говорит:

— Мисс Хейз, к вам Меган Миллер.

Она кивает и поднимает на меня свои удивленные серые глаза.

— Проходите, вам что-то принести: чай, кофе…?

— Воду, — кидаю блондинке и захожу в кабинет «ведьмы».

Ничего не поменялось — все тот же идеально модный и холодный офис соответствующий своей хозяйке, которая гордо восседает за огромным столом с компьютером, кучей бумаг, папок и прочего. На Хейз легкое платье расцветки амбре: темный верх насыщенного вишневого цвета, плавно переходящий в светло-розовый низ. Как всегда до скрежета в зубах красива и одета с иголочки, а волосы убраны в прическу.

Прохожу уверенно в кабинет и присаживаюсь напротив. Мы смотрим друг другу в глаза, и в ее замечаю удивление, сожаление. Сожаление? В любом случае новое выражение подтянутого лица обескураживает и вводит в некое недоразумение.

— Здравствуй, Меган.

— Да, здравствуйте, я здесь, чтобы…

— Поговорить о контракте? — заканчивает предложение Микаэлла, а я киваю. Голубые глаза пристально рассматривают все изменения, произошедшие со мной, она делает глубокий вдох и кладет тонкие руки с золотым браслетом на правом запястье на стол. — Агентство разорвало с тобой контракт, и ты не являешься больше моделью IMG.

Ее слова вводят в ступор. Не могу понять, шутит она или нет… Я просто не могу поверить в абсурдность слов и теряю на мгновение дар речи, а Хейз этим пользуется и продолжает.

— Поначалу мы его заморозили, вследствие сложившейся ситуации, но в итоге, вовсе разорвали, а штрафы погасил…

Она останавливается и как-то странно смотрит на меня, отчего брови сходятся в недоумении на переносице. Ни хрена не понимаю, что происходит.

— Кто погасил? Вы не договорили.

— Это конфиденциальная информация, — вздыхает Микаэлла, а я хмурюсь еще больше. Что? Конфиденциальная? Но мне важно знать!

— Знаете, я ожидала совершенно другого… — стакан с водой в руке не спасает, потому что горло снова пересыхает от волнения. — Я думала, что когда войду в ваш кабинет, услышу что-то вроде… — протяжный вздох, — не то, что услышала в итоге.

Микаэлла с пониманием в глазах смотрит на меня. Видимо, ей хочется сказать, но она не может, а я просто гляжу сквозь нее, все еще не веря в происходящую действительность. Все оказалось так легко, что… Что я ищу в этом подвох, скрытый мотив, «подставу».

— Ты ведь помнишь мои слова, Меган? В этом бизнесе все заменимо, и ты тоже.

Почему-то ее слова сейчас не оскорбляют, и я даже согласна. Микаэлла смотрит куда-то в сторону, на стеллаж и улыбается. УЛЫБАЕТСЯ. Первый раз вижу на ее бездушном и всегда холодном лице УЛЫБКУ. Настоящую человеческую улыбку.

— Но ты всегда можешь вернуться.

Отрицательно качаю головой. В этом нет логики. Зачем тогда агентство разрывало контракт, чтобы потом заново его подписать?

— Нет, думаю, я начну все с нуля. В другом городе, с которого все началось.

Больше нет смысла задерживаться в ее кабинете. Все встало на свои места: я встретилась с подругой и рассталась с миром Высокой моды. Больше он не впустит меня в свои «дружеские распростертые» объятия. А я к этому уже не стремилась — разрывать все связи оказалось безболезненно, не было горького послевкусия.

— Что ж, всего хорошего.

Поднимаюсь и направляюсь к дверям, но меня настигает голос Микаэллы.

— Меган.

Поворачиваюсь и встречаюсь с сочувствующим взглядом, в котором плескается неподдельная участь.

— Мне жаль, что такое произошло с тобой. Искренне жаль.

И я… Верю. Первый раз не вижу масок и напускного равнодушия на красивом лице.

Киваю, пораженная ее откровением, открываю дверь и выхожу из офиса, из здания IMG, сажусь в такси и кидаю прощальный взгляд: все связи и нити оборваны, больше ничего не задерживает в этом шумном городе.

Глава 7. Город несбывшихся надежд

Нью-Йорк, США

Расставаться с квартиркой в Сохо почему-то не хотелось, она стала моим вторым домом, уголком, который знал и видел тайны, слезы, чувства, эмоции. Он хранил это в своих стенах. Первая серьезная покупка с денег, которые копила на свое собственное пространство. Прохожу по небольшой кухоньке, провожу ладонью по столу, кофеварке, дверце холодильника. Везде чистота и порядок. И не скажешь, что владелец отсутствовал больше года.

За этот день столько всего произошло, что мне хотелось сесть и спокойно обдумать. Сделала чашку кофе и устроилась по-турецки на бордовом кресле в гостиной. Я должна связаться с агентством по недвижимости и продать квартиру — надо разрывать связи до конца. Беру в руки телефон, газету с объявлениями и набираю номер. Завтра нужно съездить в агентство и решить коммунальные и документальные дела. Пока что этот город не хотел отпускать, не так быстро, а мне, наоборот, хотелось поскорее убежать, улететь за океан и больше не возвращаться.

Вечер провела с китайской лапшой из какой-то кафешки, объявление которой тоже увидела в газете, черничным смузи и ноутбуком на ногах. Я так устала, что даже не заметила, как быстро провалилась в сон. Теперь я спала впока еще своейкровати, а не больничной палате.

Следующий день пролетает в хлопотах и делах со скоростью света: разъезжаю на такси по всему Нью-Йорку, и из-за пробок процесс растягивается практически до вечера. Домой попадаю измученная, голодная и с головной болью в висках: оказалось, что расстаться с городом будет не так просто, как с миром моды. В агентстве удачно выставили на продажу мою квартирку, выручка за нее выходила очень даже приличной, так как это был хороший район и более спокойное место для проживания, рядом находились бутики, рестораны и парк — все, что надо для удобства и нормальной жизни. Агент сказал, есть большая вероятность того, что квартиру продадут быстро и, может даже, в течение недели.

Недели.

Придется потерпеть. Я же целый год терпела больницу и четыре ненавистные стены, семь дней — сущий пустяк, по сравнению с этим.

Заказываю еду из итальянской кафешки, подмечая, что давно не думаю о калориях и прочей фигне, как раньше, и блаженно ем лазанью с соком. Засыпаю так же без задних ног, как и вчера.

Покупатели на квартиру, на удивление, находятся быстро, как и обещал риелтор — это милая молодая парочка. Они ходят по комнатам и все рассматривают, трогают, словно в музее, невольно понимаю — мне неприятно, что по моей (пока еще) квартире расхаживают совершенно незнакомые люди, но терпеливо жду и наблюдаю за ними, сцепив руки на груди.

— Мне нравится, покупаем, — оглашает вердикт парень за двоих, а я испускаю облегченный выдох.

Бумажная волокита затягивается еще на несколько дней, как и сборы вещей. Понимаю, что все не увезу и отношу некоторые в ближайший секонд-хенд. Продавец удивленно смотрит на почти новые вещи, но ничего не говорит, принимая дорогие эксклюзивные наряды (думаю, им найдутся покупатели так же быстро, как и на квартиру).

За окном уже жаркий август, и только тогда, когда чемоданы собраны, а с документами все улажено, я передаю ключи новым владельцам, расставаясь с последней частичкой прошлой жизни.

Из окна самолета смотрю на удаляющийся Нью-Йорк, бесчисленное множество высоток, Центральный парк, раскинувшийся на несколько километров и кварталов, Статую Свободы на острове Свободы, мосты, перекинутые через Ист-Ривер.

Прощай, город несбывшихся надежд. Прощай, прошлое.

***

Лондон, Англия

Через восемь часов и двадцать минут самолет прибывает в аэропорт «Хитроу». Такси — блэк-кэб, одна из фишек Лондона, как и желтое такси в Нью-Йорке — несет меня по городу, в котором родилась. После шумного и неугомонного Нью-Йорка, Лондон кажется тихим и до боли уютным, хотя считается одним из самых крупных и населенных городов в Европе. Я, словно попадаю в эпоху королей и королев, переплетающуюся с современностью двадцать первого века — старые постройки гармонируют с новыми высотками и ничем не уступают в величественности и значимости. Рядом проносятся дорогие машины, красные двухэтажные автобусы, а на тротуарах стоят знаменитые красные телефонные будки. Лондон — удивителен и поразителен по-своему. Проезжаю Тауэрский мост, Букенгемский дворец, в котором обитает королевская чета и правящая королева Елизавета ІІ, и попадаю на Эбби-роуд, знаменитую улицу, где когда-то записывали свои песни знаменитая группа Beatles. В 60-х мир узнал о группах Beatles и Rolling Stones, которые являются легендами в наше время — их не забыли и будут помнить вечно. Это все Лондон… Такой родной и знакомый.

Но сначала я должна навестить одного человека.

Такси останавливается возле небольшого кладбища в районе Килбёрн, я выхожу, иду между ровными рядами серых каменных плит, где-то лежат цветы, на других вовсе ничего нет. Останавливаюсь возле плиты, где чуть больше года назад, похоронила маму. В руках две белые розы, которые кладу на могилу и провожу по холодному безжизненному камню.

— Привет, мамочка, давно не виделись.

Мне так о многом хочется поговорить, но… Это всего лишь кусок бездушного камня, и я чувствую себя полоумной.

— Знаешь, многое произошло… — останавливаюсь и смотрю на деревья, одетые в зеленую листву. — То, что казалось раньше таким важным, сейчас теряет все значение. Мечты разбиваются, как хрустальный бокал, как песочный замок. Я не знаю, что делать, я не знаю… И не знаю, с кем поговорить об этом. Жаль, что…

Слова застревают иглами в горле, давят, и я понимаю, что не хочу здесь находиться. Не хочу видеть серые глыбы, зеленую сочную траву — это место навевает не спокойствие, а депрессию. Прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и выдыхаю:

— Просто мне тебя не хватает.

Слова подхватывает и уносит летний августовский ветер, а я шагаю к кэбу, который несет меня подальше от этого грустного места.

Дом встречает тишиной и запахом одиночества. Ставлю чемоданы и прохожу по гостиной, оглядывая все вокруг и останавливаясь рядом с комодом, где стоят рамки с фотографиями. Провожу по одной из них пальцами. Ни пылинки, значит, миссис Фостер до сих пор присматривает за домом, надо проведать ее и поблагодарить.

Поднимаюсь на второй этаж, затаскивая баулы с вещами, и плюхаюсь на свою кровать. Почему-то чувствую себя растеряно и странно, как будто вернулась не домой, а в… совсем чужое место. Вместо успокоения душу охватывает ощущения потерянности и ненужности — раньше ведь я всегда была чем-то занята, а сейчас. Обычная девушка Меган Миллер, одна из миллионов, миллиардов.

Отгоняю наваждение, включаю музыку и разбираю бесчисленные вещи, которые маленький шкаф отказывается вмещать. Так проходит час или даже больше, желудок издает жалобный звук — я не ела почти сутки. Надо бы пополнить запасы продовольствия. На глаза попадается комбинезон, который купил Райли, и я вспоминаю о визитке. Может позвонить ему? Сейчас в Нью-Йорке уже вечер… Набираю сообщение:

Я: Привет, я в Лондоне.

Фотографирую бардак в комнате, прикрепляю к сообщению и отправляю. Сама не знаю, зачем сделала это, но хочется, чтобы хоть кто-то знал, что со мной все в порядке.

В магазин выбираюсь, когда на город опускаются сумерки, а небо окрашивается в пурпурно-желтый цвет. Набиваю пакеты едой — совершенно не знаю толк в кулинарии, поэтому в основном это разная лапша быстрого приготовления, батончики, крекеры и прочая лабуда. На ум приходит безумная идея все-таки научиться готовить, чтобы не умереть с голоду и не заработать язву. Откладываю мысль в дальний ящик на антресоль. Может быть, когда-нибудь…

Пока заваривается лапша, проверяю телефон. Одно непрочитанное сообщение. Сразу же открываю его и фыркаю — такое точно мог написать только Джош Райли.

Д.Р.: С приездом. Ты всегда такая неряха?

Я: Неужели не понятно, что я разбирала вещи?

Ответ приходит почти сразу же.

Д.Р.: Явсего лишь пошутил. Как Лондон?

— Ты явно в этом деле профан, Джош Райли, — бормочу под нос, затягивая лапшу и довольно облизываясь, пишу смс.

Я: Как всегда удивителен и прекрасен, не хочешь в гости? Мне будет не хватать твоих кудряшек и философских заумных мыслей.

Отправляю, а затем смеюсь и добавляю.

Я: Ах, прости, ты же теперь лысый одуванчик.

Давлюсь лапшой и хихикаю. Да уж, наверное, со стороны выгляжу как псих-одиночка.

Д.Р.: Мы всегда можем поговорить, ты же знаешь.

— Боже, какой ты скучный, Джош Райли, — быстро пишу сообщение и смотрю в экран телевизора.

Я: Знаю, но все-таки подумай над моим предложением, у меня есть удобный диван.

Конечно, «одуванчик» не прилетит, но… Думаю, что на этом наше общение не закончится. Кто же будет советовать книги? Телефон вибрирует, и я открываю Входящие.

Д.Р.: Видимо, ты очень соскучилась по мне, Меган.

Фыркаю и откидываю его в дальний угол дивана.

— Больно ты мне нужен, одуван.

Ставлю пустой стакан из-под лапши на столик и понимаю, что нас с Райли разделяет Атлантический океан и 3459 мили*. Я совсем одна в чужом городе, одиноком доме, которые раньше были родными, а сейчас… Сейчас придется заново привыкать и принимать должное, что у меня никого нет.

***

Рано утром стучусь в дверь соседнего дома, где живет миссис Фостер. В руках держу небольшой торт — не знаю, как благодарить старушку, поэтому купила выпечку. Она открывает дверь и удивленно смотрит на меня, рядом у ее ног трется рыжий упитанный кот.

— Здравствуйте, миссис Фостер. Вы… наверное, не узнали меня?

— Здравствуйте, нет.

— Я Меган Миллер, помните?

Ее тонкая морщинистая рука прикрывает рот, а голубые глаза недоверчиво оглядывают меня.

— Меган? Боже, но… Ты так изменилась. Ох, проходи, детка.

В доме пахнет домашней едой, кошачьим кормом и… уютом. Мы проходим в небольшую гостиную, на диванах лежат цветастые подушки, а рядом с окном стоят корзинки для котов, их несколько штук, а питомцы настороженно смотрят на меня глазами-бусинками. Сажусь на диван и осматриваюсь: планировка схожа с нашим домом, но тут всего один этаж, и все же… Я себя чувствую здесь намного комфортнее. Миссис Фостер приносит поднос с небольшими белыми чашками, от них исходит ароматный пар и ставит вазочку с домашним печеньем.

— Думаю, тебе есть, что рассказать, — говорит женщина, и я изливаю ей все, что случилось за год, умалчивая о Кервеле и Берфорте. Миссис Фостер внимательно слушает и не перебивает, на ногах сидит все тот же рыжий кот, напоминающий Гарфилда, может брат-близнец?

— Боже, детка, я так и знала, что что-то случилось, — печаль сочится в голосе, а в глазах стоят слезы. — Но… какая же ты все-таки умничка: стоишь на ногах, улыбаешься. Не каждый ведь сможет подняться и не опустить руки.

— Да, но… — вздыхаю, кручу красивую чашку в руках, украшенную золотой каймой, и улыбаюсь: — Знаете, я поняла, что и в плохом есть свои плюсы, просто их надо… увидеть.

— Конечно, — кивает женщина, поглаживая кота, — ты права.

Солнце окрашивает комнату в мягкие пастельные тона, заходя за горизонт — прошло несколько часов, а я даже не заметила.

— Знаешь, в течение года пару раз приезжал какой-то мужчина, никогда его раньше не видела, — неожиданно говорит женщина и задумчиво проводит ладонью по губам, а я настораживаюсь. — Спрашивал про Сару и тебя. Я сказала, что просто присматриваю за домом и ничего не знаю.

— Мужчина? Как… он выглядел?

В голове вспыхивает лицо Берфорта, но зачем сюда приезжать? Он ведь знал, что я в больнице. Других вариантов просто нет.

— Довольно высокий, элегантный, я бы даже сказала… из высшего общества, аристократ, — задумчиво поднимает глаза миссис Фостер.

Описание подходило Берфорту, но что-то подсказывало, что это не он, да и зачем интересоваться мамой? Крис знал, что ее нет. Все это очень странно, а мне странности уже поднадоели.

— В любом случае, он произвел на меня положительное впечатление, — вздохнула старушка и улыбнулась, кот довольно мяукнул на ее ногах.

Эш Кервелл тоже вызывал приятное впечатление, и что в итоге? Оказался на всю голову двинутым. Нельзя думать о покойниках плохо, но он это заслужил вполне.

— Что ж, я, наверное, пойду, — встаю и разминаю затекшие ноги.

Миссис Фостер проводит до дверей, а рыжий кот тянется за ней «хвостиком». Подозрительно смотрю на него, он на меня… Боже, какой чудной, как будто читает мысли по глазам.

— У вас очень… интересный кот.

Женщина смеется и смотрит на «рыжее чудо».

— Его зовут Дик, как и моего покойного мужа, — вздыхает миссис Фостер, а на губах появляется грустная улыбка. — Первый раз, когда увидела его, совсем малыша, рыженький комочек, не раздумывая назвала Диком — он смотрел, как и муж когда-то, казалось, в самую душу.

«Как и Берфорт…», — добавляю в уме, и даю себе оплеуху. Зачем я постоянно о нем думаю?

— Коты ведь очень чувствительные, знаешь? Они ощущают настроение, боль, радость… — женщина останавливается на полуслове и откашливается. — Они умные существа.

— Да, конечно, — поддакиваю. — Спасибо за чай и печенье.

— Заходи, детка, я всегда тебе рада.

— Благодарю. До свидания.

К дому иду в полной задумчивости, размышляя о загадочном незнакомце, который интересовался мамой и мной. Все-таки не нравится мне это. Я так погрузилась в раздумья, что даже не заметила черную машину, стоящую неподалеку, а стоило бы обратить внимание…

*3459 мили — 5567 км

Глава 8. Серые «лисы» и горе-художник

Лондон, Англия

Иногда очень полезно ничем не заниматься. Нет, я никогда не считала себя ленивой — все-таки больше отношусь к типу целеустремленных людей, которые добиваются своего в любом случае: трудятся, работают над собой, совершенствуются. Но сейчас мне хотелось побыть именно ленивой, отдохнуть от всего и… решить, что делать дальше.

Каждый день шаталась по улицам города, как бездомный кот или собака, или подросток (на секундочку, в двадцать два года), но не по тому Лондону, где море туристов, торговая Оксфорд стрит, Биг-Бен, Букенгемский дворец, «Стеклянный осколок»… Нет, мне нравились те спокойные улочки, где увидишь работы уличных художников, граффити, стрит-арт, разные милые кафешки, неприметные магазинчики — тот Лондон, который видят немногие.

С каждым новым днем все больше понимала, что невидимкой быть полезно — я сливалась с толпой и становилась таким же обычным жителем. Если раньше ко мне могли подойди и даже попросить автограф, сделать «селфи», сейчас я полностью растворялась среди лондонской суеты.

В руках — Pоlaroid, который появился благодаря магазинчику разных старинных товаров. Я фотографировала все, что попадалось на глаза: граффити на Лик стрит, которое облюбовал когда-то давно знаменитый художник Бенкси, а рисунки на стенах менялись там практически каждый день; дома на Рупли стрит с одинаковыми фасадами, но разноцветными дверями; цветок с колючей проволокой — работа популярного Shok-1, рисующего, казалось, через рентгеновские лучи. То, что раньше для меня не имело абсолютно никакого значения, сейчас становилось более интересным и привлекательным. Лондон открывался по-новому с совершенно другой стороны.

С «Тейт модерн», музея современного искусства, можно увидеть «Стеклянный осколок» — пирамиду из стекла, одну из главных и последних новинок современной архитектуры; а также знаменитый Уоки-Токи — небоскреб, напоминающий древнюю мобильную рацию «уоки-токи», на верхнем этаже которого расположился Небесный сад с различными растениями, кафешками, барами и ресторанами. Все это теперь находилось на снимках.

Фотографиями делилась с Райли, который сказал, что у меня довольно неплохо получается (может это мое призвание — фотограф, а не модельный бизнес?), и с миссис Фостер, которая стала учителем по кулинарии. Да, теперь я не давилась разным фастфудом и едой быстрого приготовления, а могла вполне спокойно сделать пирог с курицей или картошку по-французски. Правда, сначала получалось не очень хорошо, но… но со временем все-таки я уже могла с гордостью отметить, что не все так плохо и мою стряпню вполне можно есть.

Так, из популярной модели Меган Миллер, я превратилась в обычную девушку, которая подмечает разные мелочи: например, людей, которые также стали пополнять снимками полароид. Дети в одинаковых желтых футболках, гоняющие мяч, девушка с сигаретой, сидящая возле дверей и о чем-то задумавшаяся, парень, пускающий мыльные пузыри на Трафальгарской площади, «офисный планктон» на Ливерпуль стрит… На самом деле, в Лондоне было столько мигрантов, что он мог бы сравниться и соперничать с Нью-Йорком. Арабский квартал, французский, китайский — множество национальностей, которые старались прижиться и создать свой уголок с бытием, традициями, чтобы не забывать родную культуру и страну.

Теплый август, сменил сентябрь, плавно переходящий в октябрь. В последнее время я часто наведывалась в Гайд-парк, сравнимый с Центральным парком в Нью-Йорке. Он также был расположен в сердцевине Лондона, окруженный различными постройками, домами, офисами… Я занимала любимую лавочку, пила кофе, ела хот-дог или фиш энд чипс и наблюдала. Каждый день ловила новые кадры, не похожих друг на друга людей… белок, которые давно уже стали полноправными жителями и даже не стеснялись отбирать еду, в прямом смысле этого слова. Серые жирные «лисы» — видимо в душе у них жило именно это животное — стаскивали буквально все, что попадалось им на цепкие глазки, а добрые люди, конечно, их подкармливали (не удивительно, что они были упитанными, как и кот миссис Фостер Дик). Я не была жадной, вовсе нет, даже покупала и подкармливала их орешками, но как-то раз белка быстро заскочила на лавочку и утащила кусочек жареной рыбы! Она, как заправский воришка, прыгнула и, быстро своровав, понеслась на ближайшее дерево. В общем… Да, эти с виду милые существа были теми еще засранцами.

В последние дни Лондон погрузился в серую пучину дождей. Почему-то большинство считало, что осень навевает тоску и уныние, окрашивает настроение в грустные минорные аккорды, но я категорически была с этим не согласна. Осень пахла опавшими листьями, озоном и недосказанностью, как девушка, прячущая свои тайны глубоко в сердце, так и она таила в себе загадки. Осень прекрасна по-своему, только кто-то в ней видит меланхолию, а другие считают — особенной. Я относилась ко второму типу людей.

Приходя в парк последние несколько дней, я постоянно чувствовала на себе чей-то взгляд, как будто кто-то наблюдает, именно наблюдает, а не следит. Ощущения не самые приятные, так как я не могла понять, чем вызвана такая… заинтересованность в моей скромной персоне. Одевалась я не броско, а волосам решила сохранить каре (почему-то не хотелось возвращать прошлую длину). Пока никто еще в «новой» Меган не видел «старой», и меня это устраивало.

Но «невидимку» — так я прозвала незнакомца, который решил сделать из меня достопримечательность или картину — все-таки рассекретила, и это случилось в середине октября.

Как всегда приехала в парк, устроилась на любимой лавочке с латте в руках и заметила неподалеку парня с альбом. Он заметно оживился, когда появилась на горизонте я, что не осталось без внимания. Так прошел примерно час. Иногда я косилась на незнакомца, замечая, что он что-то рисует… Но потом мой ум пришел к логическим выводам, что «натурой» служила все это время я. Сначала накатила злость, и хотелось пойти отобрать его альбом, высказав, что это незаконно и нарушает права, но затем, подумав и остыв, я придумала хитроумный план. Выждав еще какое-то время, встала и направилась в сторону горе-художника. По мере приближения, выражение на лице парня менялось, а альбом он отложил в сторону, накрыв рюкзаком. Хотелось закатить глаза, но я придала суровости лицу, остановилась напротив и скосила взгляд на черный рюкзак.

— Думали, я не замечу, что вы решили сделать из меня бесплатную модель?

Темные брови парня забавно поднялись вверх, а в глазах заблестело любопытство.

— Простите-простите, просто вы напомнили мне одного человека. Думал, если буду рисовать, смогу понять, прав я или нет…

Голос оказался для его внешности довольно грубоват, как будто он любитель сигарет и выпивки. Я насторожилась: и кого я могла ему напомнить? Бывшую девушку?

— Какого человека? — решила уточнить.

Парень на пару секунд замешкался, но в итоге взял рюкзак и, порывшись в нем, выудил снимок. Каково было мое удивление, когда я увидела… себя — ту «старую» Меган. Я долго пялилась на фотографию, которая была довольно потрепанной, а в голове крутилась одна мысль: «Как такое вообще возможно?» Снимок я отдала и села рядом с парнем на лавочку. Решила пока не говорить, кто на фото, и узнать, что его так заинтересовало в «прошлой Меган».

— И кто это?

— Популярная модель Меган Миллер, родом из Лондона…

— Даже знаете, что она из Лондона? — хмыкнула, поглядывая на «фаната». Боже, это очень забавно однако, но выдавать себя пока рано, все же интересно послушать его. — И что в ней такого? Обычная ничем не выделяющая модель.

А еще очень скромная, и немного лгунья, сейчас мои актерские способности были на высшем уровне.

— Для художника главное подмечать детали. К примеру, у нее красивый разрез глаз, правильной формы нос, пропорциональное идеальное лицо.

— Значит вы ее фанат?

Парень покачал головой и улыбнулся.

— Я бы не сказал, что я фанат. Просто любитель красивых линий, пропорций, черт, выражений, а Меган — очень харизматическая и выделяющаяся.

— Вот как… — протянула я. Слушать о себе, сидя рядом с человеком, который не знает, что на снимке ты — очень смешно. — И я вам напомнила ее?

Глаза внимательно разглядывали меня, и складывалось впечатление, что они могли делать рентген — не самое приятное чувство, поэтому я быстро разорвала зрительный контакт, рассматривая проходящих мимо людей.

— Очень… Особенно разрез глаз и их цвет, такой же запоминающийся — насыщенный зеленый, — услышала его голос и закусила губу. Говорить или не говорить — вот в чем вопрос? Чувствовала себя принцем датским Гамлетом.

— Поэтому, когда я вас увидел, первое, что хотел сделать, конечно, подойти и задать вопрос в лоб, но решил поэкспериментировать и нарисовать портрет для начала. Все-таки не хотелось потом чувствовать себя дураком, мало ли, что бы вы подумали: сумасшедший, помешанный, маньяк… Понимаете?

— Вы и так выглядите помешанным, — буркнула я, услышав на это глубокий раскатистый смех. Сколько ему лет? Выглядит примерно моего возраста, а кажется, что на несколько лет старше.

— Сочту за комплимент. Все творческие люди немного… странные, не от мира сего, и если бы не странность, я мог стать физиком или математиком, но в итоге мои друзья — это грифельный карандаш и альбом.

— Значит, вы рисуете только портреты?

Парень уже расслабился и сел удобнее, положив руку на спинку лавочки.

— В основном — да. Меня привлекают, как я говорил, нестандартные заметные лица.

— Вы как Джек Доусон*, - хмыкнула я, чем заслужила еще один смешок на свою реплику. — Разве не рисуете натурщиц?

Художник задумчиво наклонил голову и приложил указательный палец к губам.

— В моем опыте такого не было. Хотите попробовать?

Я начала кашлять и посмеиваться. Палец в рот не клади, как говорится. С виду скромный, а… В тихом омуте… Одни эпитеты в голове.

— Кажется, у вас и так достаточно моей… натуры, причем бесплатно. Да и я не Роза Дьюитт Бьюкейтер*.

Он поднял голову и посмотрел в небо, расплываясь в улыбке, а на лице сразу же появилась слева ямочка, на которую я уставилась.

— Как вас зовут?

— Меган Миллер, — сказала и посмотрела прямо ему в глаза.

Парень заметно выдохнул и качнул согласно головой.

— Все-таки, как я и думал, просто ждал — соврете или все же нет.

— Нечего скрывать, мне тоже стало любопытно послушать версию, чем же я вас так заинтересовала.

— Наверное, нет смысла задавать вопрос, почему вы в Лондоне и проводите время в Гайд-парке, фотографируя белок.

— Я фотографирую не только белок, — возмутилась я, а художник снова засмеялся. У него был красивый смех, глубокий, протяжный, с хрипотцой.

— На самом деле, я видел новости о том, что… с вами произошло, — серьезно произнес он, а я отвернулась.

— Да… Оказалась не в том месте, не в то время, — вздохнула и сцепила руки в замок на темных джинсах.

— Честно говоря, я меньше всего ожидал вас увидеть, говорили и выдвигали разные версии в новостях, ведь…

— Знаете, давайте, не будем об этом? — перебила его и нахмурилась.

— Простите.

На какое-то время повисло молчание, а в небе начали собираться кучевые облака, ветер заметно стал прохладнее, а солнце и вовсе запряталось, отказываясь дарить людям лучики тепла. Я уже предчувствовала, что еще немного, и на Лондон обрушится ливень.

Встала, закинула небольшой рюкзак на плечо и встретилась взглядом с художником.

— Если не хотите промокнуть, надо быстрее запрятаться.

Он тоже начал складывать вещи, при этом спрашивая:

— Не любите дождь?

— Люблю, но не хочется потом слечь с температурой и красным носом.

— В вас говорит модель, — хмыкнул он.

— Здравый смысл.

Мы пошли в сторону выхода, а первые капли уже начали падать с неба.

— Предлагаю продолжить знакомство, если вы не против. Я знаю очень уютное кафе, которое должно вам понравиться.

Мне хотелось прийти в свой одинокий дом, закутаться в одеяло и слушать, как капли бьются о стекло, но вместо этого я согласилась (интересно зачем), и мы с новым знакомым поспешили в метро.

* Джек Доусон и Роза Дьюитт Бьюкейтер — герои из к/ф «Титаник» (1997 г.)

Глава 9. Новое амплуа и «Весна» Мухи

Лондон, Англия

Николас Бредли не относился к тому привлекательному типу мужчин, от взгляда которых стыла в жилах кровь, и бежали мурашки по телу. Худощавый, примерно моего роста, а лицо обрамляли светло-русые волосы, забавно закручивающиеся в спирали, но больше привлекали глаза… Насыщенного шоколадного оттенка. Их цвет напоминал мне одного человека, но нет… Он не был таким притягательным, и в нем не плескалось той пугающей глубины, которая всегда манила, звала и подчиняла себе. Я бы сказала, в Николасе не было ничего особенного, но он оказался довольно харизматическим, а ямочка на левой щеке придавала шарма. Именно из-за этого на него обращали внимание девушки, покрывались румянцем и смущенно улыбались.

Мы все-таки промокли до нитки, пока добрались до кафешки, которую я сто раз прокляла и горе-художника вместе с ней тоже. Вот, кто заставил меня соглашаться на провокацию? Лежала бы под теплым маминым пледом, слушала музыку, смотрела фильмы…

Раздается звон колокольчика, вырывающего из приятных раздумий. В слипонах чавкает вода, от чего кожа покрывается неприятными мурашками. Сейчас бы снять с себя всю эту мокрую одежду, но… Мне же захотелось поближе познакомиться. Сарказм сочится и окутывает сознание, а настроение и так ни к черту. Вряд ли в таком взвинченном состоянии я вообще захочу с ним говорить. Единственное желание — взять первый попавшийся кэб и рвануть в Килбёрн, но придется париться в этом пабе.

Тут пахнет деревом, сигаретами и хорошим алкоголем: не тем дешевым пойлом, а настоящим элитным коньяком, виски, бурбоном. На стенах из коричневого кирпича висят разные пластинки, фотографии известных рок-знаменитостей. В общем, атмосфера нравится — уютно и без пафоса. Мы устраиваемся за дальним столиком, который пустует, и к нам сразу же подходит официантка, мило улыбаясь моему новому знакомому, а он заказывает две чашки кофе.

— Может, ты проголодалась?

Отрицательно качаю головой — кусок в горло не лезет, хочется хотя бы согреться и не замечать мокрой, неприятно липнущей к телу, одежды. Кажется, Бредли прекрасно понимает мое состояние, потому что хмурое выражение говорит само за себя.

— Ладно… Давно любишь шпионить за людьми? — пытаюсь расслабиться и разрядить обстановку.

— Интересно ты перефразировала вопрос, — смеется тихо Николас и делает глубокий вдох. Наверное, он любит говорить о своем творчестве, так как в глазах появляется огонек. — Любовь к рисованию привила моя мать, она учитель в художественном колледже, но я всегда считал, что для парня рисование — это не мужское занятие. Такой же точки зрения придерживался и отец, поэтому отдал меня в военное училище, которое я закончил, но рука всегда тянулась к карандашу и листку бумаги. Поэтому, в итоге понял, что лучше буду заниматься тем, к чему лежит душа.

Он улыбается, сверкая ямочкой, а официантка ставит перед нами дымящиеся с кофе чашки. Быстро хватаю свою, согревая руки, и делаю пару глотков, обжигая нёбо и язык.

— Значит, ты уличный художник?

Бредли держит чашку в руках и пару секунд задумчиво смотрит куда-то вглубь кафе, но затем взор возвращается ко мне.

— Можно и так сказать, — наконец отвечает он.

— И-и-и… зарплаты уличного художника хватает на жизнь? — немного с иронией произношу. Неловкий вопрос, но все-таки интересно.

— Не поверишь, но хватает… — загадочно улыбается парень. — Я удачно устраиваю выставки, благо друзья помогают, и работы продаются.

— Даже так. И могу я посетить выставку?

— Конечно, но, чтобы ее устроить, должно собраться определённое количество работ. Пока что… их нет.

Поднимаю бровь и встречаюсь с карими глазами, почему-то не могу долго смотреть и первая отвожу взгляд в сторону, разглядывая стену с пластинками.

— Я недавно была в «Тэйт модерн» и совершенно не поняла нового искусства. Мои познания в картинах сводятся только к знаменитой «Моне Лизе» да Винчи и «Звездной ночи» Ван Гога. Когда я работала моделью, времени на изучение и посещение галерей и выставок особо не было, хотя, конечно, я побывала в Лувре, моя подруга… — тут я запинаюсь, вспоминая об Энди, с которой холодно обошлась, и вина тяжелым камнем поселилась внутри, но продолжаю, отгоняя мысли: — Так вот, когда увидела «Джоконду», она вызвала бурю эмоций. Тогда было огромное количество туристов — возле нее всегда много людей. Я подошла, посмотрела в глаза, походила из одной стороны в другую, как многие делали… Казалось, что она и правда наблюдает, это жутковато.

Николас внимательно слушал, поставив локти на стол и сложив пальцы в замок.

— Говорят, он только ее губы рисовал десять лет… — тихо выдыхает парень, загадочно улыбаясь, а приглушенный свет кафе и дождь за окном придают ему интригующий вид, от которого по телу бегут мурашки, и уже не от холода.

— Это только предположения и загадки, да Винчи унес тайну с собой в могилу.

Мы заказываем еще по чашке кофе и продолжаем разговор.

— Хорошо, так, когда я смогу увидеть картины Николаса Бредли? — мы уже болтаем с ним как старые знакомые. Сама удивляюсь, что полностью расслабилась в компании парня, которого знаю от силы три часа.

— В любое время, но мне пришла идея, чему будет посвящена следующая выставка.

Мы уже пили по третьей чашке кофе, и мокрая одежда не имела никакого значения.

— Но ты, конечно же, не признаешься, — фыркаю в ответ.

— Почему же, это не секрет, — он делает паузу, а я уже знаю, что он скажет, — если ты согласишься, я хотел бы рисовать тебя.

Почему-то звучит очень интимно. На пару минут теряюсь и опускаю глаза на руки, лежащие на влажных джинсах.

— Покажешь то, что нарисовал? — спрашиваю, отнимая взгляд от разглядывания ткани и обращая его на парня.

Николас пару минут размышляет и все же расстегивает рюкзак, доставая альбом. Беру в руки и открываю… Лицо сразу же вытягивается, а глаза удивленно взлетают на Бредли. Конечно, я полный ноль в этом, но он все так точно изобразил. Вот я сижу, повернув голову. Затем похожий рисунок, но уже чуть ближе. Моих портретов пять штук, но когда хочу перевернуть и взглянуть, что дальше нарисовал этот талантливый парень, он выхватывает альбом и прячет в объемном рюкзаке.

— Такое впечатление, что там что-то непристойное, — хмыкаю, наблюдая за его действиями.

— В этом альбоме более личные рисунки, которые я показываю кому-то очень редко, — тон меняется, как и выражение лица.

Мне хочется вернуть непринужденную атмосферу, поэтому задаю вопрос:

— И сколько занимает… сам процесс?

— Все зависит от характера художника и его техники. Начинается процесс с наброска, когда намечается примерное местоположение объекта. Занимает в общей сложности, лично у меня, часа два.

— Думаешь, кто-то купит картину, на которой я?

— С моей техникой и твоими красивыми чертами лица… Думаю, мы произведем фурор, — уверенно говорит Бредли, широко улыбаясь. Наверное, только я считаю, что это глупая затея. — Ты согласна?

С сомнением смотрю в окно, где дождь уже успокоился, а небо сменило цвета на чистые бархатные темно-синие тона. Сначала хочется ответить «Нет», но губы говорят:

— Хорошо.

Николас удовлетворено вздыхает и подзывает официантку.

— Ты же не против начать завтра?

***

Залетаю пулей в дом и стаскиваю мокрую одежду, закидывая ее в стиральную машинку. Наполняю ванну горячей водой, добавляя пены с ароматом лаванды. Мысли постепенно становятся по местам, и только сейчас понимаю, в какую авантюру влезла. В тот момент я будто находилась под гипнозом, под чарами кофейных глаз и голоса Бредли. Сейчас эта идея кажется до абсурда… абсурдной! Николас оставил адрес и номер телефона, поэтому не поздно еще отказаться от безумной затеи. Но непослушные пальцы, набирающие пару раз номер и замирающие над кнопкой, так и не сделали этого. Плюнув, я подумала, что утро вечера мудренее, и позвоню завтра, извинившись и поблагодарив за приятное общение.

В итоге, на следующий день я ехала в метро в район Шордич, даже не удивляясь, что Николас Бредли там обитает, ведь это пристанище художников, скульпторов и дизайнеров. Там даже стены пабов и модных кафе разрисованы разными шедеврами — этот восточный уголок города был ярким, красочным и скучным его не назовешь, потому что здания ангаров и складов сразу же превращались в галереи, а стены служили холстами для рисунков.

Нахожу таунхаус под номером шестьдесят семь и стучу в дверь, переминаясь с ноги на ногу и заправляя непослушные волосы. Дверь открывается, и на пороге появляется знакомое улыбающееся лицо художника.

— Привет, проходи, я уже все подготовил.

— Привет, — бурчу в ответ и прохожу в «обитель холостяка».

Удивляюсь чистоте и порядку, которые сразу же бросаются в глаза. Для меня жилье парня — это разбросанные вещи, пыль, полный хаос, но здесь все с точностью наоборот: оформлено в стиле хай тек, где преобладают серые и кофейные тона. Одна стена украшена странной картиной, которую невозможно не заметить среди приглушенных красок — она ярким пятном выделяется на темном фоне. Подхожу ближе и разглядываю девушку, изображенную на холсте.

— Это работа чешско-моравского живописца Альфонсо Мухи в стиле «ар-нуво», называется «Весна», — раздается рядом глубокий мелодичный голос Николаса.

— Изображение гармонирует с названием… — произношу и отрываю, наконец, глаза, которые упираются в Бредли, внимательно наблюдающего за мной. Сегодня на нем свободная рубашка, светлые потертые джинсы, а волосы как всегда образуют непослушные русые вихри. — Ты живешь один?

Не знаю, зачем задаю этот вопрос, и так понятно — не чувствуется «женской руки». Он только усмехается и кивает куда-то вглубь дома. Иду за ним, разглядывая картины, встречающиеся на пути, именно они разбавляют серость и холодность, говоря о том, что хозяин — любитель искусства и, быть может даже, творческая личность.

Захожу в помещение, понимая, что это студия: повсюду разные зарисовки, карандаши, листки бумаги, мольберт. Чувствуется, что это самая любимая комната в доме, так как именно она кажется уютной и обжитой, в отличие от других. Светлая, просторная, с разрисованными стенами — мне безумно здесь нравится, стою с открытым ртом и не говорю ни слова.

— Я подумал о том, что неплохо начать со студии, но можно будет рисовать и на улице, чтобы разбавить и не делать один и тот же фон, — откашливается Бредли и садится на стул, разворачивая его спинкой к себе.

— Ладно… — неуверенно говорю и тоже присаживаюсь на стул. — Значит, мне надо просто сидеть в одной позе, так?

Он по-доброму усмехается, поднимается и ставит перед собой мольберт с чистым листом бумаги.

— Хорошо, сначала я рисую тебя в анфас и затем в профиль, договорились? Подними немного подбородок… так… отлично… и положи руки на колени. Расслабься, мышцы лица очень напряжены и, кажется, будто ты сидишь на электрическом стуле.

— Так оно и есть, — тихо шепчу, но Николас слышит и посмеивается надо мной. Откуда-то доносится музыка, и брови удивленно ползут вверх.

— Это, чтобы ты не заскучала в процессе, — хмыкает он, берет карандаш и начинает рисовать.

Что ж, все возвращается на круги своя — я в роли модели, но уже в другом амплуа. Интересно, мне можно открывать рот? Глаза постоянно смотрят на Николаса, который пронизывает мое лицо, тело, как лазерный рентгеновский луч. Его кофейные глаза постоянно перемещаются от мольберта и на мое застывшее, словно маска, лицо. Сосредоточенный… В своей стихии, как и я когда-то. Одна мелодия сменяет другую, третью, и создается иллюзия, будто мы находимся в какой-то сфере или на необитаемом острове. В мире остались только два человека: художник и его муза. Муза… Ловлю эту мысль и слабо улыбаюсь, замечая, что губы пересохли, облизываю и сглатываю слюну. Бредли наблюдает за мной, и уголки его губ ползут вверх, а карандаш так и порхает над листком бумаги, будто волшебная палочка.

— Не поверишь, но еще немного… — бормочет он, а глаза лихорадочно сверкают.

— Правда? — недоверчиво хриплю и подавляю желание покрутить затекшей шеей, все-таки сидеть, не двигаясь, полтора часа задача не из самых приятных и легких. Если раньше я могла становиться в любую позу, сейчас задание совершенно другое.

— Да…

Бредли не обманывает, и через полчаса я уже стою за его спиной и смотрю на свой портрет: до боли точный и словно живой. Боже, с горе-художником я погорячилась, он невероятный… Невероятно-талантливый.

— Предлагаю перекусить и продолжить, как тебе? — поворачивает голову и с иронией поглядывает на мое лицо.

— Да, было бы неплохо, — бормочу в ответ и, наконец, отрываю взор от портрета.

Под «перекусить» подразумевается паста «Болоньезе» собственного приготовления, отчего мои глаза лезут на лоб.

— Ты еще и готовить умеешь?

Бредли забавляет моя реакция.

— Что в этом удивительного? Я ведь один живу, пришлось научиться. Да и сложного абсолютно ничего нет.

Готова поспорить, но позориться не хочется, поэтому затыкаю рот вкуснейшей пастой. Оказывается, я ужасно проголодалась и опустошаю тарелку за считанные минуты — становится даже стыдно. Николас смотрит на меня из-под бровей и прикрывает рот рукой, чтобы не рассмеяться.

— Будешь добавку?

— Нет, спасибо, — язвлю в ответ, а он усмехается, но ничего не говорит.

Мы возвращаемся в студию, и я снова оказываюсь под пронизывающими зрительными лучами художника. Пока он рисует, задумываюсь, что рядом с ним забываюсь… Забываю больницу, четырнадцатое июня…его. Мысль тяжелым камнем опускается на дно сознания, пока я смотрю в окно, на такие же одинаковые таунхаусы, построенные в ряд, на иногда проходящих мимо людей…

Все-таки это была не самая глупая идея…

Глава 10. Гаптофо́бия

Лондон, Англия

С Николасом Бредли мы проводим почти каждый день вместе. Выбираемся в парки, скрываясь в более тихих местах, где меньше людей, хотя осенью не такой уж и наплыв — туристы хлынут в ноябре и декабре на распродажи и празднества.

Я привыкаю к роли «статуи», и сидение в одной позе уже не так напрягает, как первый раз в студии.

Каждый день под вечер мы заходим в «Винил», кафешку с пластинками, пьем кофе, едим стейки и картошку фри, болтаем обо всем. Ловлю себя на мысли, что с Бредли очень легко, комфортно и приятно. Он шутит, рассказывает забавные истории из детства, юности, о школе и военном училище — про родителей ни слова.

— А где твои родители? — задаю вопрос, кидая маленький кусочек курицы в рот.

Николас останавливается на полуслове, лицо мрачнеет, а брови сдвигаются к переносице. Что-то подобное уже было… Неприятный холодок ползет по спине, охватывая все тело, но я жду.

— Они живут в Праге.

Хмурюсь и непонимающе смотрю на него.

— То есть… ты родом из Праги?

Парень просто кивает, глядя куда-то в одну точку, даже не моргая.

— Почему переехал?

— Разногласия с отцом.

— Из-за выбора профессии?

Губы Николаса изгибаются в ухмылке, а рука с чашкой замирает в воздухе.

— Да… Он отказался мне помогать и сказал, чтобы я сам обеспечивал себя.

Сглатываю комок в горле и опускаю глаза на темную поверхность деревянного стола.

— И как давно ты их не видел?

— Больше пяти лет.

Разговор получается скомканным и грустным; повисает неловкая тишина, которую нарушает тихо играющая музыка и голоса других посетителей.

— У меня достаточно картин, чтобы устраивать выставку, — говорит Бредли и улыбается, разряжая угнетающую обстановку. Облегченно выдыхаю и поднимаю уголки губ в ответ.

— Это прекрасно.

Он кивает, но в глазах озорной огонек, говорящий, что это не все.

— Но мне хочется еще нарисовать парочку. Не представляешь, какое это удовольствие, смотреть на тебя…

Николас прерывает речь и кашляет, а я отвожу глаза в сторону. Давно ничего подобного не слышала. Я так отвыкла от мужского внимания, что потерялась, не зная, как реагировать. Разговоры с «одуванчиком» не в счёт — с ним мы просто друзья.

— Прости, если смутил, я имел в виду, как художник смотрит на человека, вдохновляющего его… — он делает паузу, опускает голову на руки, потом поднимает и проводит ладонями по русым завитушкам.

— Значит, я твоя муза? — шучу и расплываюсь в язвительной улыбке, подкалывая его.

— Да. Моя муза.

От этих слов по телу проносится дрожь. Я снова попадаю под чары кофейных глаз, во рту становится сухо, а в голове повторяется его фраза. Моя муза. Слова могут быть прекрасным наркотиком, от которого получаешь кайф.

***

— Сегодня я хочу кое-что попробовать, — говорит Николас, а губы расплываются в улыбке, показывая слева привлекательную ямочку. Мы снова у него на студии, за окном барабанит дождь, а в помещении тихо играет до боли знакомый мотивчик.

— Ладно, надеюсь, что мы обойдемся без «натуры», — нервно смеюсь в ответ, следя за ним глазами. Николас стоит, облокотившись о темно-вишневый стол, на котором царит полный хаос — это единственное помещение, где «творческий беспорядок».

Он только усмехается и качает головой.

— Без натуры, Меган… — Бредли делает паузу, а глаза цвета темного горького шоколада впиваются в зеленые, — на самом деле, просьба покажется странной и даже глупой, но… Можно увидеть твои ключицы?

Зрачки расширяются, а дыхание становится прерывистым. Раньше, полтора года назад, я бы просто посмеялась и с легкостью показала не только ключицы — никогда не считала себя приличной и правильной, нет. Я нюхала кокс, курила травку, сигареты и спала с кем-попало, но сейчас эта просьба кажется по-детски наивной и милой. Николас в ожидании смотрит, а мои глаза бегают по рисункам на стене лишь бы не встречаться с ним, чтобы он не увидел той паники и страха, которые сковали все тело, ставшее деревянным, непослушным… Бредли уже хочет что-то сказать, но я сглатываю комок неловкости и выпаливаю:

— Л-ладно… Ключицы… Хорошо.

Пальцы тянутся к маленьким пуговицам рубашки цвета слоновой кости, а глаза Николаса замирают и впитывают мои нервные движения. Грудь тяжело поднимается и опускается, ткань скользит по рукам, открывая плечи и ключицы, которые он так жаждал увидеть. Наши взгляды встречаются. Сердце норовит выпрыгнуть наружу, а кровь пульсирует в висках и каждой клеточке тела.

— Знаешь… — Бредли замолкает, кадык дергается, руки взлохмачивают русую шевелюру, кажется, он что-то хотел сказать, но передумал. — Поверни голову немного в сторону окна и приоткрой рот. И, Меган… Бретельки мешают.

Облизываю губы и выполняю все, что он просит.

— Ты не мог не видеть моих ключиц.

Прикрываю глаза, слушая прекрасную мелодию и шум дождя за окном.

— Лицезреть в живую намного…

Возбуждающе.

— …приятнее, — тихо говорит он. — Сиди в этой позе и не открывай глаза.

— Ты хитрец, Николас Бредли, — бормочу под нос и усмехаюсь.

В ответ только музыка и смешок. Время течет, а кожа покалывает от его пронизывающего взгляда.

— Признайся, что давно этого хотел, с самого первого дня знакомства… — нарушаю идиллию, царящую в помещении.

Я так погрузилась в эту атмосферу, что не услышала тихих шагов, зато почувствовала, как губ коснулось горячее дыхание. Глаза распахиваются, и все замирает — время останавливается. Пряди русых завитушек касаются щек, носа, а между нами считанные сантиметры, миллиметры. Свежий аромат окутывает все мое существо, а губы встречаются под звуки дождя, танцуя и переплетаясь в невероятном страстном танце. Но все заканчивается, когда его руки касаются обнаженной кожи — в глазах мутнеет, и передо мной уже не Бредли, а трое уродов, которые насмехаются и замахиваются, готовые нанести удары. В ушах звенит истошный ужасный вопль, я падаю, отползаю, хватаясь за голову, а их жуткие голоса впиваются ядовитыми иглами.

Не помню, как натягивала рубашку и выбегала из дома Николаса. Холодный, пронизывающий дождь привел меня в сознание, когда я была в каком-то переулке, прислоняясь к ледяной стене. Сползаю и делаю глубокие вдохи, опуская глаза на серый мокрый асфальт. Убираю дрожащими пальцами пряди и поднимаюсь.

Мне необходим Райли, его успокаивающий голос и пояснение тому, что только что произошло.

Кэб приносит продрогшее и замерзшее тело домой. Забегаю в мамину комнату, кутаясь в одеяло, даже не переодеваясь, и набираю номер «одуванчика».

Один гудок… Второй…

— Ну же… Возьми трубку… Ты мне нужен…

Губы сжимаются в тонкую линию, а пальцы сильнее прижимают бездушную штуковину к уху.

— Меган, что случилось?

Я готова расплакаться, когда слышу сонный голос Джоша, но вместо этого шепчу:

— Райли, со мной что-то не так.

— Что? О чем ты? Что происходит?

Во рту пересохло от волнения, а под одеялом душно. Выпутываюсь и сдавленно бормочу:

— Художник… Мы… Он… Прикоснулся, но что-то пошло не так, понимаешь? Это была какая-то галлюцинация, я видела их… Они снова хотели сделать это со мной, Джош. Они хотели убить меня… Я так боюсь.

— Меган… Дыши. Слышишь? Давай. Слушай мой голос. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Я прикрываю глаза, голос Райли, как бальзам на душу, успокаивает натянутые нервы. Тело уже чувствует холод и мокрую одежду, которую я стаскиваю, оставаясь в одном белье. Залажу обратно под одеяло и беру в руки телефон.

— Меган? Боже, Меган, ты со мной? — его голос напуганный, а в трубке что-то шумит.

— Да. Да. Я… Кажется, уже в порядке, — быстро бормочу, стискивая зубы.

— Объясни нормально, что произошло.

Я сама не знаю, что случилось. Хотелось бы знать… Представляю, что думает Бредли — связался с сумасшедшей, на всю голову больной.

— Может такое быть… Чтобы я боялась прикосновений?

— Гаптофо́бия, — говорит лишь одно слово Райли, но я непонимающе моргаю.

— Я знаю, что ты умный, но объясни теперь нормально.

— Гаптофо́бия — это боязнь прикосновения окружающих людей, — в трубке что-то щелкает, и у меня почему-то это ассоциируется с зажигалкой.

— Ты куришь?

— Я перенервничал, — говорит серьезно Джош. — У меня сейчас три часа ночи, Меган. Тут звонит телефон, твой испуганный голос… И между нами чертов Атлантический океан.

Мне становится спокойно от того, что кто-то переживает за меня.

— Это не удивительно, что ты боишься чужих прикосновений, ведь пережила шок, — продолжает Райли, — это было впервые?

Уже хочу сказать «Да», но вспоминаю перекошенное от испуга лицо Криса, и бормочу:

— Нет.

— Значит, такое бывало раньше? В больнице?

— Да. Сразу после того, как я пришла в себя… — мне не хочется вдаваться в подробности. — Но ведь ко мне прикасались медсестры, ты… Тогда почему… Почему… Я не понимаю.

— Это связано с тем, что твой мозг реагирует на прикосновения мужских особей и посылает сигнал опасности. Для тебя прикосновения мужчин, как удар током или типа того, — разъясняет Джош, и мне становится более понятно — психологическая травма.

— Значит… — из губ вырывается стон, и я обхватываю коленки рукой, прижимая их к животу, — с этим можно как-то бороться?

— Разумеется, но опять-таки, все зависит от тебя и мыслей. Помнишь наш разговор о страхах? Это своего рода тоже страх, который ты должна укротить, подчинить себе.

— На словах всегда легко… Но… Это было до жути реалистично, — говорю тихо в трубку.

— Это галлюцинация, Меган. Паническая атака. Их посадили, никто не причинит вреда больше, понимаешь? Внушай себе это и повторяй: «Я не боюсь. Я не боюсь».

Тихо посмеиваюсь и выдыхаю.

— Если это не поможет, что тогда?

— Хочешь провести старость в одиночестве с кошками? — пытается шутить «одуванчик», и на губах появляется улыбка от его слов.

— Миссис Фостер счастлива со своими питомцами.

— Но она не всю жизнь провела одна. Ее муж просто умер. Они были счастливы, ты сама рассказывала.

Переворачиваюсь на спину и откидываю одеяло, глядя в темный потолок.

— Да. Ладно. Знаешь, наверное, Николас считает, что я чокнутая, — горько смеюсь, закрывая глаза. Кажется, он кричал мое имя… Не представляю, как буду объясняться с ним.

— С твоих слов, он приличный парень… Или пытался быть таким до сегодняшнего дня, — слышу нотки иронии в его голосе и хмыкаю.

— Ничего не было, одуванчик. Точнее… Могло быть, но закончилось криками и глюками. И еще, кажется, у меня шишка.

— Это радует, что ты шутишь, Меган, но мне надо идти спать, потому что вставать через три часа, — произносит устало и сонно Райли.

— Одуванчик.

— Перестань так называть меня.

Широко улыбаюсь и тихо говорю:

— Спасибо тебе, правда. Я… Я не знаю, что бы делала без твоей помощи.

— Мы друзья, Меган, а друзья помогают друг другу. Помни мои слова.

— Хорошо. Спокойной ночи… одуванчик.

Слышу тяжелый вдох, смеюсь и отключаюсь. Надо бы позвонить Бредли и извиниться за… Просто переговорить с ним, но уже точно не сегодня.

Утром просыпаюсь с головной болью, ломотой во всем теле и понимаю, что, скорее всего, заболела — прогулки под дождем не прошли бесследно. Укутываюсь в теплую одежду и плетусь на кухню заваривать чай, попутно роясь в шкафчиках в поисках таблеток. Глотаю сразу несколько штук, включаю телевизор и беру в руки телефон. Несколько пропущенных от Бредли. Пишу смс.

Я: Прости за вчерашнее.

Ответ приходит почти сразу же, как будто он сидел и ждал его всю ночь.

Н.Б.: Мы можем поговорить?

Я: Да, но я заболела.

Н.Б.: Мне надо увидеть тебя. Сегодня.

Вздыхаю и пишу адрес. Видимо, от воздействия таблеток, я отключилась на пару часов, потому что будит трель дверного звонка. Открываю глаза, непонимающе смотрю в экран телевизора, во всем теле слабость… Трель раздается вновь. Скорее всего, пришел Бредли. Приглаживаю кое-как волосы и одергиваю шерстяной свитер. Распахиваю дверь, но на пороге дома стоит вовсе не Николас.

Глава 11. Аристократ

Лондон, Англия

Первое, что замечаю — глаза-изумруды такого же насыщенного оттенка сочной весенней травы, как и у меня. На пороге стоит незнакомый мужчина, но весь его облик и внешний вид говорит о том, что он из высшего общества. Вспоминаю слова миссис Фостер и понимаю, что старушка имела в виду именно его. Аристократ… Светлое кашемировое пальто ниже колен, начищенные до блеска туфли, на висках виднеется седина, которая придает мужчине статности и солидности. Он пристально смотрит на меня, и от изучающего взгляда, который будто ищет что-то и делает вычисления, становится не комфортно.

— Здравствуй, Меган.

Открываю от удивления рот и моргаю. Может, снова глюки? Или, может, это так выглядит смерть с косой? Уж больно она ухоженная, но ведь все возможно?

— Здравствуйте… Кто вы?

— Я могу пройти?

— Нет, не можете, я задала вам вопрос.

— Такие разговоры лучше обсуждать не на пороге дома.

У незнакомца уверенный и сильный голос — голос руководителя, лидера. Замечаю за его плечом еще одного мужчину во всем черном и сверкающую иномарку, рядом с которой тот стоит.

— Хорошо, проходите.

Он обдает меня ароматом дорогого парфюма и входит в дом, а я кидаю взгляд на мужчину возле автомобиля, закрываю дверь и иду в гостиную. Незнакомец уже устроился в кресле, а взгляд изучает помещение, останавливаясь на мне.

— Так кто вы?

— Твой отец.

Ноги слабеют, и я оседаю на стоящий рядом диван. Очень кстати, или свалилась бы просто на пол от шока. «Твой отец… Отец…» Но… Шок уступает место накрывшей волне злости, ярости, застилающей глаза и сознание. Отец, значит… Делаю глубокий вдох и сцепляю пальцы в замок на серых спортивных штанах.

— Уильям Джей, не так ли?

Мужчина немного удивляется и подтверждает слова кивком.

— Значит, Сара рассказывала тебе…

— Не. Смейте. Произносить. Ее. Имя, — говорю отчетливо каждое слово. Пусть засунет свое благородство куда подальше. Папочка.

— Меган…

Дамбу прорывает, и из меня выплескивается поток слов:

— Знаете, Уильям, — нарочно называю на «вы» и по имени, — у меня нет отца. Настоящего. А тот человек, который просто оставил семя в маме и сбежал, как трус, мне не отец.

Мои слова его зацепили, потому что челюсти на выбритом лице сжимаются, а губы превращаются в тонкую линию. А на что он рассчитывал, что я упаду в его объятия? Жила двадцать два года без него и еще проживу столько же.

— Послушай, Меган…

— Где же вы были все это время? Где же вы были, когда она умирала? Грели кресло в своем офисе?

Каждое слово я наполняю обидой и злостью, вспоминая выражение мамы, и как она о нем говорила. Она любила его всю жизнь, а он…?

— Ты должна меня выслушать.

— Я ничего вам не должна, — повышаю голос и встаю, показывая рукой на дверь. — Поэтому прошу покинуть мой дом.

— Меган, — настойчиво повторяет Джей, но я прикрываю глаза и поднимаю подбородок.

— Не желаю слушать предателя.

— В тебе говорит злость…

Ухмыляюсь и посмеиваюсь над его словами. Да он капитан очевидность просто!

— Знаете, хорошо… Хорошо… Давайте поговорим, но сначала… Сначала, я вам расскажу о нашем последнем разговоре с мамой, — останавливаюсь, собираю волю и силы в кулак и продолжаю: — Она ни разу не говорила о вас, я не знала, кто мой отец — мама заменяла сразу двоих. В детстве я часто спрашивала ее, где папа, но со временем это потеряло какое-то значение — мама для меня была всем миром, отдавала тепло и всю себя. Когда мне исполнилось двадцать один, она рассказала, что любила одного парня, но его родители были против свадьбы — она не подходила по статусу. Поэтому… перед тем парнем возник вопрос: карьера и деньги или любимая женщина. Думаете, он выбрал второе? Не-е-ет… Такое бывает только в сопливых сериальчиках и романах. И сейчас этот человек смеет сидеть передо мной…

— Хватит.

Ледяной голос прерывает меня, а по телу проносится мороз, бросающий в дрожь.

— Не говори о том, чего не знаешь, девочка.

Его руки лежат на подлокотниках, а лицо все напряжено.

— Теперь выслушай меня и не перебивай, — говорит Джей. — Сара думала, что я не знал о ребенке, но я все годы старался присматривать и за ней, и за тобой.

Его слова ошарашивают, будто на меня вылили ведро ледяной воды, я делаю шаг. Еще шаг и опускаюсь в кресло. Мама ведь говорила, что он не знал обо мне… Почему?

— Проблема была в моей семье — в том мире существовали жесткие законы, которым беспрекословно стоит подчиняться. Они существуют и сейчас, и будут действовать годы, десятилетия, столетия… Всегда. Для укрепления связей и статуса, мне пришлось жить с другой женщиной, которую выбрали родители — это был контракт, соглашение, не более, я никогда ее не любил. Уважал, но не любил. Любил я всю жизнь одну женщину, и это была твоя мать. Как думаешь, почему ты училась в одной из престижных школ? Как попала в одно из лучших лондонских модельных агентств? И, наконец, как попала в Нью-Йорк и самое известное агентство в мире?

— Замолчите…

Я просто не могу слушать. Не могу поверить… Нет… В ушах снова бьют колокола, но ногти впиваются в кожу, отрезвляя сознание и приводя в чувство.

— Больница и контракт с IMG… Я старался всю жизнь помогать, как мог, потому что знал о том, что первый ребенок будет жить без отцовской любви. Я всегда старался присматривать за тобой, Меган, но один раз не уберег. Как и не уберег Сару.

Слезы обжигают кожу, а в горле стоит камень, который не дает свободно вздохнуть. Мозг сейчас просто отключится от кислородной недостаточности.

— Хотите сказать, что все благодаря вам? Связям, деньгам? Так ведь? — сдавленно хриплю, с трудом выговаривая каждое слово. — Что… я добилась всего… не сама, не своим трудом и талантом.

— Я не это имел в виду. Я говорил о том, что не все так просто в этой жизни, Меган. Иногда приходиться чем-то пожертвовать…

— Какие гнусные слова вы сейчас говорите. Противно слушать. Всегда есть выбор. Всегда! Мама бы жила с вами и… в трущобах. Она бескорыстный и добрый человек. Точнее, была такой…

Уильям Джей как-то вымученно вздыхает и отводит глаза, будто разговаривает с маленьким неразумным ребенком.

— Может, когда-нибудь ты поймешь меня, Меган…

— Нет. Не пойму. Вы просто выбрали хорошую беззаботную жизнь, вот и все. И ваша скрытая «помощь»… За нее я благодарить не буду.

— Я не прошу благодарности, Меган, всего лишь стать частью семьи.

Буквы рассыпаются, они не складываются в слова, фразы, предложения. Кислород поступает в легкие и становится проще, а губы изгибаются в ухмылке.

— Вы двадцать два года игнорировали меня, а сейчас захотели стать вдруг семьей? Выбираете момент, удобный для вас?

— У тебя есть два брата — Лиам и Стивен…

— …которые также не в курсе о моем существование. Чего вы добиваетесь? — перебиваю его. Уильям кидает разочарованный взгляд, а я радуюсь.

— Стивен поступил в Оксфордский университет…

— Конечно, — выплевываю я.

— Сам, — продолжает с нажимом «отец», а я закатываю глаза. — Я никогда не давил на своих детей, они выбирали то, что им нравилось. Поэтому Стивен вырос серьезным и целеустремленным, похожим на сестру, а Лиам… Подросток, выпускник и не хочет учиться.

Замечаю в его голосе ласковые нотки, когда он говорит о моих братьях. У меня есть братья… Тепло растекается внутри, а злость постепенно отступает.

— Было бы здорово, если вы познакомитесь. Со Стивеном не сейчас, так как он учится, а вот с Лиамом можно в любое удобное время.

— Мы с вами говорим от силы тридцать минут, может тридцать пять, и вы уже планируете знакомство, которое — я просто уверена — не нужно ни мне, ни вашим детям, — произношу с сарказмом, с вызовом глядя в такие же глаза, как у меня.

— Лиам очень хочет познакомиться со старшей сестрой, — произносит Уильям.

Я замираю, но стараюсь не выдавать эмоций, которые бушуют внутри, ведь мне тоже хочется узнать своих братьев. Я не одна в этом мире и у меня есть семья, которая может стать не просто пустым словом, а чем-то большим.

Молчу и отвожу глаза в сторону, а пальцы теребят край шерстяного свитера. Уильям встает и кладет какой-то листок на стол.

— Это мой телефон и адрес. Можешь звонить в любое время.

— Даже ночью? — не могу сдержаться и язвлю.

— Даже ночью, Меган, — уверено говорит Джей и проходит мимо меня к дверям, но затем останавливается, и взгляд зеленых глаз замирает на фотографиях, стоящих на комоде.

— Лучше поздно, чем никогда, да, Сара? — с горечью и болью в голосе произносит он и переводит взгляд на меня. Как бы не хотелось ненавидеть его, но я не могу не принять тот факт, что он любил маму. — Я буду ждать, Меган. Мне бы очень хотелось… чтобы мы стали ближе.

Я молчу, а Уильям уходит, закрывая за собой дверь. Слышу, как шумит мотор и звук шин — он уехал.

Нахожусь, будто в прострации. Мысли так беспорядочны и не последовательны, что хочется закричать. Хватаю куртку, закутываюсь в шарф и выхожу из дома — прочь из четырех стен. Все равно, что тело слабое и мозг отказывается подавать сигналы светлых мыслей — там, словно темный лес. Дохожу до скверика, бреду по тропинкам и останавливаюсь возле искусственного прудика, на котором плавают утки и желтые листья. Водная гладь отражает серое небо и плывущие по нему тучи. Телефон начинает звонить, и я уже догадываюсь, кто это.

— Я в сквере недалеко от дома, — говорю без приветствия в телефон, отключаюсь и посылаю свое местонахождение.

Бредли не заставляет себя ждать и появляется в течение пятнадцати минут. Он опускается на корточки рядом, и так мы сидим какое-то время.

— Вчера… был приступ паники. Мой друг и психолог по совместительству сказал, что это называется гаптофобия — боязнь прикосновений окружающих людей, но больше, боязнь прикосновений от… мужчин, — нарушаю наше молчание, глядя на уток и воду. — Вызвано, скорее всего, из-за стресса.

Между нами снова повисает тишина, и только ветер, пробирающий до косточек, свистит, словно хочет что-то сказать.

— Когда я к тебе прикоснулся, что ты почувствовала? — спрашивает Николас, поднимаясь на ноги.

— Ток… Ожог… Словно на меня вылили чан жгучей лавы… — сглатываю и с трудом выговариваю каждое слово. Те ощущения не передать простыми словами — это надо почувствовать… прожить.

— Ты не знала, что… — он делает паузу и хмурится, — такого раньше не бывало? Это началось после того, что с тобой случилось?

Я киваю и тоже поднимаюсь на ноги, мы подходим к пустующей лавочке и устраиваемся на ней, поглядывая на пурпурные деревья, грязно-серую водную гладь пруда и уток, которые плавают стайкой, выискивая еду.

— Думаю, это защитный рефлекс или что-то типа того. Мозг подает сигнал телу об опасности…

— Ты испугалась? — прерывает Николас, заглядывая мне в глаза.

— Не знаю, — неуверенно бормочу, глядя на свои скрюченные пальцы. — Наверное. Скорее всего.

— Значит пока без прикосновений, да? — вздыхает он и смотрит куда-то вдаль.

— Да, без прикосновений… Я постараюсь… — запинаюсь, делаю глубокий вдох и продолжаю: — Постараюсь побороть эту фобию. Я думала, что ты не захочешь больше меня видеть.

— Так просто ты от меня не отделаешься, — хмыкает в ответ Бредли и обхватывает мои плечи. Сначала это напрягает, но затем я постепенно расслабляюсь. — Ты очень бледная, заболела?

— Да.

— Зачем вышла на улицу тогда?

— Не могла находиться там…

— Почему?

— Мне кажется, что это не мой родной дом, в котором я выросла. Он бездушный, холодный… Там одиноко и неуютно. Я убегаю к миссис Фостер, которая учит меня готовить… — закатываю глаза и закусываю губу.

— Готовить? То есть… ты не умеешь? — слышу насмешливые нотки в его голосе, и мне хочется сразу же треснуть художника-зазнайку.

— Уже умею! Но раньше, когда я работала моделью, времени на приготовление шедевров не было, знаешь ли, — произношу с сарказмом и опускаю плечи.

— Если хочешь, я тоже дам тебе мастер-класс, — Николас встает передо мной, а в карих глазах пляшут смешинки.

— Нет уж, спасибо. Может, лучше я приглашу тебя на ужин, и ты сам убедишься, что я не так плоха в этом деле, и мои кулинарные способности не уступят твоим? — поднимаю брови и усмехаюсь.

— Но сначала давай тебя вылечим, — он подает руку, но затем прячет ее в кармане, неловко отводя глаза.

Хочу что-то сказать, но язык, словно онемел, я просто поднимаюсь, и мы идем в сторону моего дома.

Глава 12. Красные нити судьбы

Лондон, Англия

Запад и Восток Лондона кардинально отличались друг от друга: запад — с фешенебельными зажиточными районами, где цена на жилье переваливала миллионы фунтов, а на тротуарах стояли дорогие машины марок Порш, Феррари, Бэнтли, Роллс-Ройс; и восток, давно ставший пристанищем разных группировок и синдикатов, самыми известными и опасными из которых считали Клеркенуэлский синдикат (или как его еще называют, Семья Адамс или «Команда-А»), Турецкая мафия, Китайские триады, Албанская мафия и Южноазиатская мафия. Хуже обстояли дела с «неуправляемыми» районами, где можно было натолкнуться на отмороженных подростков, шайку наркоманов или кого похуже. В общем, лучше ночью не ходить в Хэкни, Гарлеме или Брикстоне, если хотите сохранить кошелек… и жизнь.

Лондон, как и любой другой крупный город, сочетал в себе роскошь и нищету, красоту и уродство. Так же дело обстояло и с районами — рядом с роскошным благополучным боро мог соседствовать один из самых криминальных районов в мире. Поэтому Запад всегда считался процветающим и богатым, а Восток — бедным и неблагополучным.

Мой путь лежал в Хэмпстед — один из популярных и привлекательных жилых боро Лондона, где обосновался «папочка». На размышления ушло немного времени, после нашей «приятной» встречи — не решалась взять телефон и набрать его номер, поэтому в один из погожих дней села в кэб и поехала в Хэмпстед.

Когда такси остановилось возле кованных медных ворот, губы превратились в букву «О», а глаза расширились. Особняк переплюнул даже резиденцию герцога и герцогини Кембриджских. Казалось, Уильям Джей хотел показать всему миру, что у него «куры денег не клюют». От помпезности «дворца Джея» слепило глаза, но я, сжав зубы, нажала на звонок. Не удивлюсь, если мне даже не откроют — маловероятно, что сюда пускали кого-попало без приглашения. Мелькнула мысль, что лучше бы все-таки предупредила о своем визите. Ждала я минуты три минимум, когда из громкоговорителя раздался скрипучий голос:

— Вы к кому?

— Я Меган Миллер.

Думаю, он предупредил обо мне, поэтому в подробности не стала вдаваться и объяснять. Раздался характерный щелчок, и ворота медленно открылись. Ухоженный подстриженный зеленый газон, клумбы с великолепными рододендронами разных оттенков, небольшой мраморный фонтанчик и дорожки из гальки — все говорило о том, что хозяин живет в достатке и благополучии. Я остановилась возле массивных дубовых дверей, где меня уже поджидала тучная женщина с очень милым и доброжелательным лицом. Она выглядела хорошо, даже несмотря на ее грузность, которая вовсе не портила, а придавала облику изюминку. От нее веяло уютом, теплом и пирожками с ягодами. Женщина расплылась в улыбке и распахнула шире дверь.

— Здравствуйте, мисс Меган, проходите, — голос для ее телосложения был звонким и высоким.

— Здравствуйте, — неуверенно пробормотала и сделала шаг, ступая в мир Уильяма Джея.

Внешний облик особняка мерк, по сравнению с тем, как все выглядело внутри. Дорогой паркет, картины, люстры, мебель — тут каждая вещь стоила миллионы фунтов. Наверное, выглядела я, как нищенка, попавшая в замок короля. Прошла за женщиной в гостиную и устроилась на диване цвета топленого шоколада. Стены молочного оттенка с гравировкой в виде стеблей цветов, вокруг живые букеты в хрустальных вазах, над камином висит картина лондонского пейзажа, стоят статуэтки и яйца Фаберже — чувствуется рука опытного дорогостоящего дизайнера. Окна в пол открывали вид на сад с цветами и небольшими деревьями.

Пока я изучала и восхищалась окружающими вещами, женщина с любопытством разглядывала меня.

— Вы, наверное, приехали к мистеру Уильяму, но он на работе, — отвлек ее голос. — Меня не предупреждали о вашем визите.

— Он не знал, я… — прочищаю горло и продолжаю: — Я приехала к Лиаму.

Женщина понимающе улыбается и кивает.

— Мистер Лиам дома в своей комнате, сейчас его позовут.

— А вы…?

Женщина всплескивает руками и качает головой.

— Боже, простите. Я управляющая, можете звать меня Мартой.

Нас отвлекает довольно низкий мужской голос, и я начинаю нервничать. Парень, кажется, чем-то недоволен. Сразу думаю, что причина в моем появлении. До нас с Мартой доносятся обрывки фраз:

— Почему Марта сразу не позвала? Это же моя сестра!

Щеки краснеют, а дыхание становится прерывистым — он назвал меня сестрой. В проеме появляется довольно высокий парень, одетый в рваные джинсы и светлую футболку с эмблемой Guns N' Roses, наши взгляды встречаются, и на миг время замедляет ход.

— Привет, — говорит он и расплывается в приветливой улыбке, подходя ближе.

— П-привет, — выдыхаю и запинаюсь, словно школьница.

— Марта, почему ты не привела Меган сразу в мою комнату? — хмурится парень и переводит взгляд на управляющую.

— Мистер Лиам, этикет не позволял мне отвести мисс Меган…

— Тупое слово «этикет», — фыркает парень, хватает меня за руку и тащит за собой. Бросаю на женщину извиняющий взгляд и плетусь замладшим братом. Мы поднимаемся по винтовой широкой лестнице из мрамора Пиетра Грей с тонкими белыми жилами и попадаем на второй этаж. Лиам все так же продолжает держать крепко за руку и ведет по коридорам, стены которых обшиты деревом. Открывает дверь одной из комнат и вздыхает, тихо бормоча под нос:

— Эта женщина… Она хотела с тобой поболтать. Ее любопытству нет конца и края.

Он проходит и падает на широкую кровать, широко улыбаясь и рассматривая меня.

— Ну, привет, сестренка.

— Ага, привет.

Комната Лиама — вызов отцу и стандартам. Стены обклеены плакатами разных рок-групп, письменный стол завален листками, нотами, ручками, карандашами и прочей ерундой. В углу стоит акустическая черная гитара и комод с фотографиями, на которых Лиам с друзьями, братом, отцом и матерью — это заметный контраст с гостиной, в которой я находилась пару минут назад, но зато видно, что парню здесь комфортнее, чем в любой другой части особняка.

— Не представляешь, как я удивился, узнав о том, что папочка… только не обижайся, ладно? — поднимает Лиам широкую бровь.

— О… ладно, без обид, хорошо, — киваю головой, устраиваясь на темно-синем кресле-мешке, принимающим форму тела.

— Короче, я немного офигел с того, что у папочки внебрачный ребенок. Стивена новость не так удивила, как меня. Он вообще окунь по натуре, занят исследованиями в универе и весь в студенческой жизни… Ботан.

Видимо, отношения со старшим братом у Лиама не очень, говорит о нем с иронией и сарказмом.

— А я обрадовался, тем более, когда узнал, что моя сестра супер-популярная модель. Друганы не поверили, но как только увидят тебя… Реально офигеют. Прикинь, у них твои плакаты даже висят с той фото-сессии в купальнике и без… — парень хмыкает, смеется и поднимает руки: — Прости-прости… Я теперь заставлю поснимать их.

Я тоже начинаю смеяться и расслабляюсь — Лиам веселый и болтун.

— Все нормально. Уильям, — запинаюсь и отвожу глаза на стену, разглядывая плакаты со звездами. — Это сложно, в общем…

— Это круто, а не сложно! — вскакивает парень, а я замечаю на его руках разноцветные татуировки — представляю, как «папочка» обрадовался взбунтовавшемуся подростку. Наверное, Лиам мечтает стать рок-звездой… или уже является ею.

— Всегда мечтал о сестре, а не о брате-идиоте, — выдыхает парень и падает на темно-серые подушки. — Но когда о новости, что у отца есть еще ребенок, узнала наша матушка… — с матерью у них тоже сложные отношения, судя по его язвительному тону, — произошел апокалипсис глобального масштаба. Ты бы знала, как она орала — весь Хэмпстед, наверное, слышал, соседи уж точно.

— А где она сейчас?

— Как всегда улетела на острова залечивать депрессию коктейлями и знойными парнями, — хмыкает новоиспеченный брат, — у них с отцом вообще странные отношения всю жизнь.

Да-а-а, весело. «Семейка Аддамс» прямо.

— Ты играешь на гитаре?

— Играю, пою… У меня своя группа, — загорается Лиам и сверкает широкой улыбкой. — Надо закатить вечеринку в твою честь…

— О нет. Я не любитель шумных и многолюдных мест, — мотаю отрицательно головой, а брат удивляется.

— Да ладно? Но со своими придурками-друзьями познакомлю точно, даже не спорь, — выделяет он последнюю фразу и встает.

Складывается впечатления, что не я старшая, а он. Раздается стук в дверь, и Лиам сразу же хмурится.

— Да, — недовольно бурчит, чем забавляет и смешит меня.

В комнату заходит Марта с позолоченным подносом, который ставит на столик.

— Мистер Лиам, скоро обед…

— С каких это пор я ем по расписанию, Марта? Я не маленький.

— Простите, я думала, вы захотите пообедать вместе с мисс Меган, — улыбается управляющая, а мне становится стыдно, что она называет меня на «вы», будто я какая-то принцесса или важная персона.

— Пусть накроют в саду, мы пообедаем там, сегодня хорошая погода, — снисходительно говорит парень и поднимает выжидающе бровь — Марта безоговорочно все понимает и прикрывает за собой дверь. Интересно, почему он так с ней разговаривает? Из-за того, что она простая прислуга? Она довольна милая женщина и вызывает только положительные эмоции.

Хочу уже задать вопрос, но Лиам хватает меня за руку (что за привычка такая?), и тянет за собой по коридору на первый этаж. Мы выходим через стеклянные двери на улицу и попадаем в небольшой сад, окруженный цветами разных оттенков, кустами и деревцами в кадках. Неподалеку стоит круглый светлый столик и два кресла, а рядом — мужчина в черном костюме. Он выдвигает мне кресло. Благодарю и сажусь, разглядывая серебреные приборы. Лиам машет рукой, мол, «я сам справлюсь», мужчина сдержано улыбается и отходит.

— Достал этот дом… — тихо говорит парень, и я поднимаю глаза. Он отрешенно смотрит куда-то, но потом поворачивается и улыбается. — Слушай, может, переедешь? У нас комнат хватает свободных.

Вопрос озадачивает. Переехать? Бросаю взгляд на возвышающийся за спиной особняк, хочу ответить, но появляются девушки с подносами, и я радуюсь возможности перевести разговор на другую тему.

Лиама не особо заботит набитый рот едой, и он продолжает болтать, рассказывая о своих друзьях, группе и музыке.

— Слушай… А чем ты занимаешься теперь?

Пустые тарелки забрали, вместо них поставили чашки с вкусно пахнущим зеленым чаем и фруктовый пирог. Лиам смотрит с грустью в светло-зеленых глазах: видимо, о том, что случилось со мной, он прекрасно знает, и я благодарна, что не расспрашивает и не задает вопросы.

— Пока ничем, бездельничаю, гуляю по Лондону, фотографирую… — пожимаю плечами, глядя на чашку в руках.

— Фотографируешь? Покажешь снимки? — загораются озорные огоньки в глазах, а я согласно киваю.

— Вообще, я редко бываю дома, — говорит Лиам, когда мы сидим снова в его комнате и разговариваем. — Просто есть места, где мне намного лучше, чем в этом… — он останавливается, берет в руки гитару и делает пару аккордов.

— Значит, мне повезло, что я застала тебя дома, — отшучиваюсь и разглядываю его. Лиам не так похож на Уильяма, может, на мать? У него блондинистые волосы, светло-зеленые глаза с длинными ресницами и полные губы, которым позавидует любая девушка — сходства со мной мало.

Парень играет на гитаре, а я завороженно слушаю, не смея нарушать идиллию и прекрасную мелодию. Но в дверь стучатся, и Лиам останавливается, бросая негодующий взгляд.

— Войдите.

В проеме появляется Марта.

— Мистер Джей ожидает в гостиной, попросил вас спуститься, — говорит управляющая. Лиам закатывает глаза и поднимается — видеть отца ему не очень хочется, впрочем, как и мне, но ничего не поделать. Мы спускаемся по сверкающей мраморной лестнице и входим в помещение, в котором я была пару часов назад.

Уильям Джей сидит в кресле, держа в руках какие-то документы, но поднимает глаза, когда появляемся мы с Лиамом. Парень садится на диван и отворачивает голову, даже не поздоровавшись с отцом, я устраиваюсь рядом с ним и смотрю на сомкнутые руки.

— Рад, что ты приехала, Меган. Вижу, вы уже нашли с Лиамом общий язык, — раздается уверенный диктаторский голос. Слышу, как брат рядом что-то бурчит под нос, и встречаюсь с изумрудными глазами «отца».

— Да, я… — запинаюсь, чувствуя себя неловко и не в своей тарелке, но на помощь приходит Лиам.

— Да, пап, мы с Меган подружились, она не такая зануда, как Стивен. Я предложил переехать к нам домой, — последнее слово он произносит с долей сарказма, что подмечаю и я, и Джей.

— И что ты решила, Меган? — поворачивает голову в мою сторону Уильям, подавляя тяжелым взглядом.

— Я…

Почему именно сейчас мозг решил отключиться, а язык одеревенел?

— Пап, наверное, Меган нужно время подумать, — спасает ситуацию младший брат. Благодарно смотрю на него, а он сверкает нефритовыми глазами.

— Я надеюсь на положительный ответ, — говорит Уильям и берет в руку чашку с кофе, которую ставит на столик Марта. — Меган, на следующей неделе у нас будет ужин, мне бы хотелось, чтобы ты тоже присутствовала.

— Ужин?

— Снова придут маразматики, пахнущие нафталином и старостью? — бубнит Лиам, а я подавляю смешок, косясь на Уильяма. Тот сжимает челюсти и бросает недовольный взгляд на сына, но Лиам с вызовом встречает его и поднимает бровь.

— Мы не будем сейчас устраивать дискуссию при Меган.

— Почему же? Меган — наша семья. Скажи, как ты мной недоволен и какой Стивен умный — учится в Оксфорде на крутом факультете. В семье не без уродов, да, пап? — парень поднимается, его выражение смягчается, когда он смотрит на меня. — Я буду у себя, прости.

Понимающе киваю и провожаю удаляющуюся спину брата. Становится жаль его, ведь он хороший парень, веселый, добрый, талантливый.

— Вы совершенно не знаете своего ребенка, — холодно произношу и перевожу глаза на застывшее выражение Джея, не ожидавшего этой фразы. — Поговорив пару часов, я больше знаю о нем, чем собственный отец, который растил его семнадцать лет. Это прискорбно.

— В Лиаме говорит максимализм и протест ко всему, что я делаю.

— Так может дело вовсе не в нем, а в вас, вы об этом не задумывались? Вы знаете, что он любит играть на гитаре и пишет песни, у него своя группа?

Джей вздыхает, ставит чашку на блюдце и кладет руку на подлокотник.

— Я знаю, Меган, — устало говорит мужчина, и на пару секунд просыпается жалость к нему. Всего на пару секунд. — Ты не сказала, что решила насчет ужина, у тебя есть какие-то планы?

Не хочет говорить о сыне и проблемах? Ладно.

— Я подумаю над вашим предложением, Уильям, — выделяю едко каждое слово, поднимаюсь и выхожу.

С Лиамом мы проводим еще час или даже больше, но на город за окном уже опускаются сумерки, поэтому собираюсь ехать домой. Парень всячески пытается удержать меня и предлагает даже подвезти на байке, но я благодарю и отказываюсь.

— Когда мы встретимся? — спрашивает он, провожая до дверей. Марту он благополучно «отшил» и сказал, что сам проведет сестру.

— В любой день, Лим, — улыбаюсь и притягиваю брата к себе.

— Я рад, что мы познакомились, и у меня появилась сестра, — шепчет он на ухо, а я расплываюсь в довольной улыбке.

— Я тоже.

— Тогда, до завтра, — сверкает нефритовыми глазами парень и открывает дверь, за его спиной вижу Уильяма, сдержано киваю и выхожу из «замка Джея».

***

С Лиамом теперь мы не разлей вода. Он знакомит со своей «бандой» — так называет троих друзей, которые все время буравят меня глазами и смущенно отворачиваются. Забавляет их реакция, но стараюсь не подавать виду. Попадаю на студию, в которой они репетируют и записывают песни. Подмечаю, что Лиаму безумно нравится музыка, держать гитару в руках… Даже выражение меняется, и глаза загораются возбуждающим огоньком — я рада за него.

Лиам уговаривает все-таки приехать на ужин, который будет через два дня. «Хотя бы ради своего братишки, не хочу сидеть со старыми пердунами и слушать их старческий маразм…». На что не согласишься, ради младшенького.

Николас готовится к выставке, договариваясь со своим другом насчет галереи. С ним мы виделись всего лишь раз за неделю, когда он показывал, какие портреты решил выставить, согласовать и узнать мнение — было приятно, что он прислушивается ко мне.

Сегодня первый раз за полтора года сидела в салоне и наслаждалась процедурами — уже забыла, что это такое. Невзрачные волосы теперь блестели, и стилист сделала укладку, а на лице неброский макияж: пудровые тени, подводка, немного румян, блеск для губ — и я ожила на глазах, превращаясь в привлекательную особу.

«Что-то ты совсем себя запустила, Миллер».

Из шкафа выуживаю платье сливового оттенка с длинным рукавом. Оно облегает фигуру, открывая ключицы и плечи, но выглядит строгим, да и смотрится не вызывающе и прилично. Завершают образ цепочка, подаренная Берфортом и сережки-капельки. Меня обуревают странные ощущения, когда смотрю на маленький изумруд в углублении на шее, но отгоняю наваждение и выхожу из дома, к которому подъезжает машина, готовая отвезти в Хэмпстед на «званый ужин».

Лиам встречает радостными объятьями и тихо говорит:

— Ну, ты и отпад, для меня старалась?

Я стукаю его локтем под ребра, а парень смеется и проводит в столовую, где уже накрыт длинный прямоугольный стол, рассчитанный на человек сорок. Хрустальные фужеры отбрасывают разноцветные блики, как и серебряные приборы, посредине стоит ваза с живыми пионами. Но стол накрыт всего на пять персон, что странно — думала, будет больше людей.

В помещении появляется Уильям Джей, одетый в черный костюм с золотыми запонками на рукавах и галстуком темно-синего оттенка, здоровается и дает указания прислуге.

— Пап, долго еще ждать? Чувствую, придется убирать песок, который будет сыпаться с этого дедули, — шутит рядом стоящий Лиам, но я шикаю на него. Сегодня на парне даже светло-голубая рубашка и черные брюки, а блондинистые волосы уложены — выглядит сразу взрослее и серьезнее, но как только открывает рот… Подавляю улыбку и слышу, как открывается дверь, а Марта встречает прибывших гостей. Уильям кидает на Лиама взгляд, говорящий: «Веди себя прилично и не позорься», но тот делает вид, что не понял. Джей выходит, и до меня доносятся голоса. Первый — женский с заметным акцентом, а второй — мужской.

Сначала думаю, что, может, показалось… Но прислушиваюсь к разговору и с ужасом понимаю, что все-таки права. В ушах шумит, кровь бежит по венам со скоростью света, в голове пульсирует, а стук сердца можно услышать — оно готово выпрыгнуть через ребра. Лиам обеспокоенно смотрит на меня и берет за руку.

— Мег… Ты такая бледная… Тебе плохо?

Опускаю голову, прикрываю глаза и делаю глубокие вдохи. Только не сейчас, не здесь, нет. Лиам снова окликает меня и зовет Марту, точнее, орет на нее, чтобы она принесла воды.

— Лим… мне нужен воздух…

— Ладно-ладно, — бормочет перепугано парень, слуги удивленно смотрят, а Марта идет за нами следом, но Лиам шикает на нее, и управляющая с неохотой уходит.

Холодный ноябрьский воздух немного приводит в чувство, охлаждая кожу, и сознание светлеет, сердце постепенно успокаивается, а легкие наполняются кислородом — паническая атака отступает.

— Что случилось? Ты так резко побледнела, словно смерть увидела, — говорит парень, осматривая мое лицо.

Хочется хмыкнуть и сказать, что он почти прав, но я шепчу:

— Такое бывает, ничего страшного.

— Не ври.

Вздыхаю и сжимаю его теплую руку, но Лиам недоверчиво смотрит и фыркает.

— Пойдем, наверное, нас заждались, а папочка любит пунктуальность.

— Да, пойдем.

Мы проходим в гостиную, и я встречаюсь спрошлым, которое пожирает глазами-ониксами.

Глава 13. Deja vu

Лондон, Англия

Лондон встречал снова серым небом, с нависшими свинцовыми тучами, промозглой погодой и неприятным моросящим дождем. Мерседес медленно тащился по заполненным дорогам, а я смотрел в окно на разноцветный поток из зонтов. Люди бежали, спасались в кафе, метро или черных кэбах. Ирен, сидящая рядом, недовольно вздыхала и говорила что-то о шопинге, тусовках, посиделках с подругами — в общем, о всякой фигне, которая сейчас раздражала. Настроение и так оставляло желать лучшего, моя бы воля — не прилетал в этот город еще столько же или больше. Воспоминания он оставил не самые приятные, но ничего не поделать — деловая встреча с важным партнером.

С Уильямом Джеем мы сотрудничали чуть меньше года: серьезный, собранный, уверенный и ни в чем не сомневающийся — мы чем-то были похожи. Он всегда вкладывался в прибыльные проекты, и наладить связь с ним оказалось не так просто, как я думал.

В нашу первую встречу он потребовал точные цифры и прибыль, которую получит — результат в итоге не разочаровал обоих.

Джей пригласил меня в Лондон обговорить детали следующий сделки — постройки комплекса отелей. На это должны были уйти огромные затраты, но если все окупится, в чем я не сомневался, Джей сможет потом купаться в зеленом море из долларов.

— Милый, ты вообще меня слушаешь? — вырвал из раздумий голос Ирен.

Ирен Дюбуа… С ней я познакомился по чистой случайности, когда прилетал в Париж на одну из вечеринок — произошло это полгода назад. После Сеула, где девушки просто были помешаны на «пластике», Дюбуа показалась марсианкой. Невысокого роста, с каштановой гривой волос и большими кукольными голубыми глазами — она привлекала внимание многих, но тогда звезды сошлись так, что наша симпатия оказалась взаимной.

Ее отец, Филипп Дюбуа, владел сетью кафе с французской выпечкой. За глаза его прозвали «королем круассанов», а сама Ирен удачно просаживала деньги папочки в дорогих бутиках, тусовках и путешествиях. Пока что ее общество меня устраивало, точнее то, что она умела делать в постели: с виду наивная и скромная девочка творила невероятные штуки, поэтому я терпел ее присутствие. Представляю, как бы удивился «король круассанов», узнав, что у его любимой дочурки пирсинг на интимном месте и татуировка.

Кинул взгляд на Дюбуа, надувшую свои пухлые губки от негодования, и сказал:

— Прости, детка, я задумался.

— Да ты уже несколько часов мрачный, как мы прилетели в Лондон! Нам обязательно идти на этот дурацкий ужин? Можно поехать в отель и заняться более приятными вещами.

— Он не дурацкий, Ирен, — вздохнул и отвернулся, глядя в окно. Зачем я вообще ее взял с собой?

— Я хотела попасть в The Ivy Market Grill, — тараторила француженка, — и еще в Café de Paris. Моя лондонская подруга говорит, что там очень круто…

Мне уже хотелось, чтобы эта поездка в машине поскорее закончилась, как и ужин у Джея. Надо было ее оставить в отеле, а лучше — в Париже. Или вовсе отмотать время назад и не знакомиться.

Наконец, машина остановилась возле кованых ворот, которые почти сразу же открылись, а я посмотрел на возвышающийся за ними особняк: изысканный, величественный, как и его хозяин. Возле дверей уже встречала полнотелая женщина с доброй открытой улыбкой.

— Добрый вечер, проходите.

Через тридцать секунд вышел и сам Джей. Мы пожали друг другу руки, я представил Ирен, как свою подругу (подругу по постели), и Уильям пригласил пройти в столовую. Женщина, встречающая нас, появилась с озабоченным лицом и сказала, что «мистер Лиам отвел мисс Меган на улицу подышать свежим воздухом». При имени «Меган» слух стал сверхчувствительным, и я прислушался. Управляющая говорила о том, что девушке стало плохо. Ирен дернула за рукав рубашки, обращая на себя внимание.

— Нам долго нужно будет здесь париться?

— Недолго, Ирен, — резко бросил надоедливой девушке, а та снова обиженно отвернулась. Все-таки я совершил глупость, притащив ее на ужин, уже сто раз себя наказал за неосмотрительность.

Уильям Джей с хмурым выражением на лице извинился и попросил подождать детей. Кажется, у него только двое сыновей. Может, Меган — это девушка одного из них?

Ирен начала жаловаться на погоду в Лондоне, а Джей подхватил тему; на несколько минут я отвлекся от раздумий, но услышал позади себя шаги и обернулся.

Никогда в жизни я так не удивлялся, как сегодня, хотя в последнее время меня называли бесчувственным, черствым и холодным. Даже Дайвиани заметил перемены, произошедшие со мной за последние полтора года, и называл «айсбергом» — это говорилось всегда в шутку, но доля правды присутствовала.

Меган изменилась: бронзовая кожа стала фарфоровой, длинные черные локоны уступили место каре, а фигура казалась более утонченной. Она выглядела по-новому, но не хуже, даже наоборот — взрослее и элегантнее. Глаза-изумруды яркими дорогими камнями сверкали на коже, как и губы цвета земляники. С последней нашей встречи утекло много воды, но не узнать ее было невозможно. Глаза пробежали по девушке, которую любил… или люблю до сих пор, и остановились на цепочке, обрамляющую тонкую шею.

— Простите за опоздание, — сказал парень, стоящий с ней рядом, и взор обратился на него, задерживаясь на пару минут — ему от силы лет восемнадцать. Неужели… Меган и он?

— Крис, познакомься, это мой младший сын Лиам, а с ним рядом — Меган, старшая дочь. Лиам, Меган — это мой партнер Крис Берфорт и его подруга Ирен.

Не могу поверить… Да это невозможно, черт возьми! Меган поежилась от его слов, и глаза блеснули, услышав фразу «старшая дочь». Очень интересно будет послушать историю об их воссоединении.

— А ты хорошо сохранился, — сказал Лиам, когда мы сели за стол. Непонимающе посмотрел на парня — сходства у них с Меган не было никакого, а вот с Уильямом Джеем это видно невооруженным глазом. — Я думал снова будет нафталиновый старикашка, — пояснил парень. Ирен, сидящая рядом со мной захихикала, и они с Лиамом начали говорить о какой-то ерунде. Я пристально смотрел на Меган, но она опустила взгляд то ли на стол, то ли на свои руки и на меня даже не взглянула.

«В этот раз ты не сбежишь, Меган Миллер».

***

Ни изысканная еда, которая казалась безвкусной, ни дорогое французское вино, напоминающее сейчас воду из-под крана, в горло не лезли. Я сидела, словно на иголках или находилась под дулом пистолета. Взгляд уже больше тридцати минут блуждал по тарелке из дорогого стекла и того, что на ней лежало; светский разговор я не поддерживала — хотелось встать, извиниться и убежать, скрыться от пожирающих напротив глаз, но мозг подавал сигнал телу сидеть на месте. Из оцепенения и изучения столовых приборов вырвал голос Уильяма Джея.

— Крис, вы ведь с Меган знакомы, не так ли?

Глаза взлетают на «отца». Мужчина как-то уж подозрительно улыбается и смотрит на меня.

— Знакомы? — говорит на ломаном английском «его подружка», но Крис как будто не замечает и не слышит ее, все внимание обращено на меня.

— Так и есть, Уильям, Меган снималась для рекламы моей компании, — отвечает Крис, прожигая взглядом.

— Правда? — снова встревает француженка.

Лиам молча ест, но нефритовые глаза настороженно наблюдают за всем происходящим.

— Но я поражен новостью, что вы родственники. Думал, у вас только сыновья, — говорит Берфорт, но так и не отрывается от изучения моего лица, которое начинает бледнеть.

— О, это долгая история, Крис, но могу сказать одно — я рад, что Меган сейчас с нами, — размыто отвечает Джей и переводит взгляд изумрудных глаз на меня.

Чувствую себя не в своей тарелке, будто я — третий лишний на этом «ужине», точнее, пятый лишний. Берфорт поднимает бокал с алым вином, и все за столом тоже, кроме меня. Пальцы сжимают плотную ткань платья, дыхание становится тяжелым и прерывистым, а в глазах — пелена из тумана. Откуда-то издалека до сознания доносится его бархатный баритон, оплетая все тело и разум:

— За воссоединение отца и дочери.

Приборы летят на дорогущий паркет и со звоном падают, а четыре пары глаз удивленно смотрят на меня.

— П-простите…

— Меган? — взволновано говорит Лиам и поднимается, но я уже спешу прочь из гостиной и этого помещения, где катастрофически не хватает воздуха.

Шпильки лодочек стучат по блестящему мрамору, затем деревянному паркету, поворачиваю пару раз и выхожу на веранду, наполняя легкие кислородом. За спиной раздаются шаги, а кожа покрывается мурашками.

— Дежавю, — говорит он. — Как в нашу первую встречу в Париже. Ты стояла, смотрела на город и была полностью поглощена созерцанием Эйфелевой башни. Все повторяется…

Разворачиваюсь и смотрю прямо в его глаза, в которых отображается сияние луны. Мы находимся на двух разных плоскостях;как две звезды, падающие на Землю в противоположных направлениях. Но золотая нить снова связывает сердца и души. Прошлоебезжалостно врывается в настоящее, и готово его поглотить, подчинить.

— Это было давно, и многое произошло. Наши пути разошлись, у нас разные дороги, Крис.

Отворачиваюсь, не выдерживая его взгляда, и смотрю на небо, но нет ни одной звезды — бескрайняя мгла, таящая в себе множество загадок.

Берфорт становится рядом и облокачивается на мраморные перила спиной.

— Я другого мнения на этот счет.

— Конечно же, как всегда, — фыркаю в ответ, не глядя на него.

— Хоть внешне ты немного изменилась, но внутренне по-прежнему полна противоречий и готова стоять на своем.

— Все изменилось, — перевожу взгляд на него. Крис задумчиво смотрит, ожидая продолжения. — Тот день перевернул мою жизнь, и если сначала я думала, что сломаюсь, не справлюсь с трудностями, то сейчас… — хмыкаю и качаю головой, — я рада, что это случилось. Может, звучит ненормально, но, поверь, я бы не хотела возвращать прошлое. Разве что, родного человека, но пока не придумали сыворотки, которая оживляет людей или еще какой чепухи типа Философского камня.

— Ты не думала, что в мире все взаимосвязано, Меган? Жизнь сама выбирает то, что будет лучше для нас. Судьба подыгрывает ей, в итоге прошлое может быть и настоящим, и будущим. Почему ты так старательно все отрицаешь?

— Твое настоящее сидит сейчас на первом этаже и ждет тебя, — губы расплываются в язвительной улыбке.

— Зато будущее стоит рядом, — отвечает он, сверкая ониксами.

Я молчу, чувствуя, как просыпается вулкан, спящий полтора года.

— Меган? Куда ты запропастилась так надолго? — на веранде появляется Лиам, и я готова расцеловать его.

— Вышла подышать свежим воздухом, — улыбаюсь и подхожу к нему.

— Все нормально? — брат переводит взгляд на Берфорта и потом на меня.

— Все хорошо.

— Мы вас заждались, особенно Ирен, — с иронией в голосе произносит брат.

— Да, Крис, твоя девушкаждет тебя, — «мило» улыбаюсь, поднимая бровь и глядя прямо в черные прищуренные глаза. Берфорт качает головой и говорит одними губами: «Наш разговор не окончен», но я отворачиваюсь, беру под руку Лиама и выхожу.

После нашего разговора с Берфортом я заметно расслабляюсь, улыбаюсь и даже ем остывшую еду, наполняя опустевший желудок и набираясь энергии. Даже противная француженка не может испортить поднявшегося настроения. Ее ужасный английский язык и акцент заставляют постоянно прятать насмешливую улыбку. Кажется, у кого-то очень изменился вкус за последнее время, и не в лучшую сторону. С иронией наблюдаю, как Крис раздраженно смотрит на «свою девушку», и внутри все ликует.

— Крис, где вы остановились? — спрашивает Уильям, когда мы пьем чай.

— О-о-о, Уильям, мы остановились в «Коринтии», — говорит Ирен, а Крис тяжело вздыхает, я фыркаю и смотрю на дно чашки.

— Прекрасный отель, его владелец — мой хороший друг, — улыбается Джей.

Мы устроились в гостиной: Уильям в кресле, Крис с Ирен на одном диване, мы с Лиамом — на противоположном. Француженка по-хозяйски кладет руку, украшенную кольцами и браслетами, на его ногу и поглаживает. Отвожу глаза, но чувствую, что Берфорт наблюдает за мной.

— Надолго вы в Лондоне?

— Да.

— Нет.

Одновременно говорят они. Лиам тихо посмеивается, и я поддерживаю его.

— Мне надо встретиться еще с некоторыми людьми, поэтому мы задержимся в Лондоне, — как робот отвечает Крис, а его «девушка» хлопает ресницами и готова хоть сейчас спорить, но вижу, как он сжимает ее ногу, а рот Ирен закрывается.

— Тогда я буду рад, если вы остановитесь и погостите у меня, — ошарашивает всех Уильям Джей.

— Спасибо, но… — начинает француженка.

— Конечно, мы не можем отказать вашей гостеприимности, Уильям, — перебивает Крис, а я готова расхохотаться, наблюдая за происходящим. Просто невероятно! Этот «званый ужин» что-то с чем-то. Голова ужасно гудит — хочется лечь и отключиться.

— Замечательно, скажу Марте, чтобы вам подготовили комнату на втором этаже.

Джей поднимается, и в гостиной остаемся мы вчетвером. Ирен начинает возбужденно шептать что-то Берфорту на ухо. Наверное, возмущается, судя по выражению ее лица, но Крис сразу же останавливает поток слов парой фраз и холодным взглядом. Даже жаль наивную девочку, но я отгоняю эти мысли. «Он ведь с ней спит».

— Ты же тоже переночуешь у нас? — произносит тихо мой братик, но я кидаю на него скептический взгляд, говорящий: «Ты с ума сошел?»; Лиам играет бровями и косит глаза в сторону «голубков», — он отправит ее в Париж, ради тебя, сестренка.

— Перестань, — шикаю на него и качаю устало головой.

— Поверь, я вижу, как он на тебя смотрит. У вас же что-то было, да? — продолжает жужжать над ухом настырный парень. — Этот самец тебя весь вечер пожирает глазами.

— Самец? — округляю глаза. Вот с кем, с кем, но с ним точно не собираюсь обсуждать эту тему. — Что за пошлость? Ты еще мал для таких слов.

Лиам фыркает, скрещивает руки на груди и тихо говорит:

— Ты с Луны свалилась? Сейчас двадцать первый век. У меня давно ужеэтобыло. И не один раз. Девочки сейчас очень… раскрепощенные и настойчивые.

Сижу с открытым ртом, и даже ругань на противоположном диване отходит на второй план.

— Да ладно, не пугайся так. Я предохраняюсь, — разражается раскатистым смехом Лиам, а «голубки» перестают спорить, обращая на нас внимание.

Не могу поверить, что говорю с братом о сексе. Конечно, он взрослый, красивый и заметный парень, но… Так странно быть старшей сестрой и переживать за него. А я ведь даже не знаю, есть ли у него девушка, и любил ли он кого-нибудь. Эгоистка. В гостиной появляется Уильям Джей и говорит, что комнату уже подготовили.

— Ваши вещи перевезут сюда с «Коринтии», не переживайте, я об этом позаботился.

— Благодарим, Уильям, — отвечает Крис и поднимается. — Прекрасный вечер и ужин. Спасибо за приглашение и теплый прием.

— Не стоит благодарностей, Крис. Можете идти отдыхать, — улыбается уголками губ Джей.

Берфорт кивает Лиаму, бросает на меня многозначительный взгляд мы-еще-увидимся-это-не-конец и выходит. Поднимаюсь, прочищаю горло и говорю, глядя на Джея:

— Да, спасибо, что… позвали.

— Я думал, ты останешься у нас, уже ведь поздно.

— Спасибо, но нет, я поеду домой.

Лиам разочаровано вздыхает.

— Я скажу Джону, чтобы он подогнал машину.

Не могу отделаться от чувства, что Уильям Джей запланировал этот ужин неспроста. Либо паранойя, либо он знал, что мы с Крисом когда-то были парой. Он ведь говорил, что наблюдал за мной. Пока я строю разные теории, в помещение возвращается Лиам. Я еще раз благодарю Джея за «потрясающий ужин» и выхожу на улицу, останавливаясь рядом с черным Мерседесом.

— Знаешь, несмотря на его пугающий вид, я одобряю и благословляю вас, — шутит брат, а я закатываю глаза. Он слишком мал и не понимает, что отношения — это сложно и болезненно.

Лиам открывает заднюю дверь автомобиля и целует меня в щеку.

— Я жду подробностей, сестренка.

— У тебя слишком длинный нос, братец, и он лезет не в свои дела, — целую в ответ, садясь в салон, и слышу смешок. Дверь закрывается, а машина плавно выезжает — «мир Ульяма Джея» и его «замок» остаются позади, как и Крис Берфорт со своей француженкой. Блаженно прикрываю глаза и, наконец, выдыхаю — этот тяжелый день и встреча пережиты успешно.

Глава 14. Дурдом за окном

Лондон, Англия

Из прекрасных сновидений вырывает надоедливый звонок телефона, который никак не может угомониться — еле открываю один глаз и хриплю:

— Да.

— Ну, ты и соня, уже почти обед, — слышу бодрый голос Бредли и отрываю телефон от уха. Парень оказывается прав — почти двенадцать часов, а я еще в постели, и если бы не звонок, продолжала бы видеть сны.

— У меня вчера был… не самый приятный вечер, — бормочу и переворачиваюсь на бок, а воспоминания бурным потоком атакуют мозг: «званый ужин» и неожиданное появление Берфорта с его француженкой.

— Сочувствую, но у меня для тебя радостная новость — через пару дней открытие выставки! Все почти готово, и чувствую, что на этот раз будет ажиотаж, — возбужденно говорит Николас, а я постепенно просыпаюсь, перевариваю информацию и распахиваю глаза.

— Серьезно? Так скоро?

— А ты что думала? — хмыкает художник.

— Ну… — заикаюсь и поднимаюсь на локти, откидывая одеяло — в лицо ударяют лучи солнца и слепят глаза, от неожиданности жмурюсь и закрываю их. — Не думала, что всего две с половиной недели, и картины, на которых я, увидят люди.

— Что-то не слышу энтузиазма в голосе, моя муза, — шутит Николас, а я слабо улыбаюсь от его фразы.

— Я рада, просто не до конца проснулась.

— А что вчера случилось вечером? — переводит тему Бредли, а я тяжело вздыхаю.

— Ого, все так плохо? — посмеивается он в телефон.

— На самом деле, это долгая история.

— Мы никуда не спешим, Меган. Тем более кое-кто обещал ужин.

Вспоминаю день у прудика, а перед этим встречу с Уильямом Джеем. Кажется, произошло совсем недавно, но столько случилось за это время.

— Тогда давай отпразднуем после открытия выставки, — нахожусь с ответом.

— Да, идея мне нравится. Что ж, моя муза, мне надо ехать в галерею, — говорит Бредли, мы прощаемся, и я завершаю звонок, откидывая одеяло и привыкая к солнечным лучам.

После контрастного душа, мозг пробуждается, а я перевариваю то, что вчера произошло. Во-первых, Крис Берфорт, неожиданно появившийся на пороге дома Джея, чего я меньше всего ожидала. Во-вторых, «его девушка» или кем бы Ирен не являлась. В-третьих, его фраза, что разговор не окончен, а зная Берфорта, мы с ним еще встретимся, не удивлюсь, что как всегда неожиданно — Бог любит сталкивать нас лбами в самые невероятные моменты.

Сижу с чашкой крепкого кофе, обдумывая наш разговор на веранде. Стабильность, которая возникла на время, теперь нарушена, и это все благодаря Крису Берфорту, ворвавшемуся в мою спокойную жизнь, словно ураган. Он говорил о будущем… Но что, если Судьба снова решила поиграть в игру «Выбор»? Эта дама очень капризная и прихотливая, любит делать сюрпризы, и они не всегда самые приятные.

Из мыслей вырывает настойчивый стук в дверь. Закатываю глаза, ставлю чашку и иду открывать. Неужели Берфорт со своей французской куклой?

На пороге стоит Лиам с бумажными пакетами и улыбается во все тридцать два зуба, сверкая ослепительной улыбочкой.

— Привет-привет, сестренка, не ожидала, да? У тебя такое разочарованное личико… Думала, что это вчерашний красавчик?

— Привет, ничего подобного…

— Я же говорил, что он выпроводит ту барышню, ради тебя.

— Что?

Непонимающе хмурюсь, а братец бесцеремонно отталкивает меня и протискивается в дом, ставя пакеты на стол в кухне, при этом бубня:

— Ну да, когда я проснулся, Марта сказала, что рано утром Крис и забыл-как-ее-там-с-ужасным-акцентом уехали с чемоданами.

Это, действительно, странно. Разглядываю, что он притащил — куча вредной еды и пиво. Поднимаю бровь и перевожу на него взгляд.

— Ты еще несовершеннолетний пить пиво.

— Да брось, не будь занудой, — фыркает Лиам, плюхаясь на стул и открывая пачку чипсов. — Я думал, мы душевненько поговорим, ты поплачешься в жилетку…

— За пивом душевно разговаривают? — качаю головой и сажусь напротив, подтягивая коленку.

— Не только за пивом, а за более крепкими напитками.

— О боже, — протягиваю, прикрывая лицо ладонями.

— Я так старался, накупил всяких вкусняшек…

— Вредняшек, если точнее…

— …и готов выслушать тебя, — продолжает разглагольствовать братец, а я вздыхаю.

— Поверь, ничего нет интересного в этом, все скучно и банально.

— А как же горячий страстный секс?

Прыскаю и кладу голову на руки, а Лиам рядом подхватывает.

— Это будет напоминать Санту-Барбару, только в реальной жизни, а не на экране, — предупреждаю и строго смотрю на него.

— Ого… решила напугать меня?

— Да, но попытка с треском провалилась.

— А то! Итак, я весь во внимании, — сверкает нефритовыми глазами Лиам, а я возвращаюсь на два года назад в Париж…

***

Пьянствовать с младшим братом весь день напролет — не самая лучшая идея в мире, но после «душевных разговоров за пивом» мне стало легче (или это все алкоголь, который я не пила уже… не помню когда). С Лиамом мы уснули обнявшись на моей кровати, но из оков сна вырвал шум, гам и стук в дверь. За окном только светало, но кто-то настойчиво ломился в дом. Голова гудела, тело затекло из-за навалившегося на меня «легкого» братика, но пришлось вставать и спускаться вниз, дабы посмотреть, кого принесла нелегкая.

Но сон, как рукой сняло, когда я поняла, что это репортеры, и не один или два, их была тьма, даже не требовалось дверь открывать.

Куча вопросов заполнили не совсем проснувшиеся мозги, а тело быстро неслось верх по ступенькам.

— Лиам. Лиам. Мелкий алкаш, просыпайся, у нас проблемы, — я трясу брата за плечо, но он только отмахивается, сгребает подушку и накрывается одеялом — просто отлично!

— Теперь я буду знать, что пить с тобой противопоказано, — резко откидываю одеяло на пол, а парень стонет в ответ:

— Меган, ты жестокая…

— Там за дверями более жестокие и ужасные люди, поверь мне, — шиплю и осторожно выглядываю в окно — лучше бы не делала этого, потому что создалось впечатление, что пресса решила слететься со всего мира, а не только Лондона.

— Что? Ты о чем? — бормочет Лиам, пытается поднять одеяло, но я выхватываю его и показываю на окно.

— Там репортеры, хренова туча репортеров, понимаешь? И они пришли не просто так…

— Какого хрена?

— Мне бы тоже хотелось знать, но думаю, я догадываюсь уже, что им надо, — вздыхаю и иду в ванную.

На душ времени нет, поэтому быстро чищу зубы, расчесываю волосы и переодеваюсь в свежую одежду — братец уже проснулся и наматывает круги по комнате, бурно разговаривая с кем-то по телефону.

— Да, хорошо, мы ждем, — он смотрит на меня и говорит: — Папа сказал, чтобы мы не высовывались, их постараются разогнать в течение часа.

— Хотела бы посмотреть на это зрелище… — сажусь на кровать и упираюсь головой о стенку — час от часу не легче.

— Отец разберется с этим, — говорит Лиам, устраиваясь рядом.

— О, я не сомневаюсь, но что-то мне подсказывает, что это не все…

Открываю глаза и несусь вниз, перепрыгивая через ступеньку. Хватаю пульт и включаю телевизор — на новостном канале мой дом и вся орава, которая собралась за окнами. Внутри холодеет, но я прислушиваюсь к тому, что говорит дикторша. Лиам тоже удивленно смотрит на экран плазмы.

— Как передает наш корреспондент, бывшая супермодель Меган Миллер на самом деле внебрачная дочь известного бизнесмена Уильяма Джея…

— О боже… — произношу одними губами и опускаюсь на диван. Как они это вынюхали вообще? Переключаю дальше, но на каждом канале одно и тоже, будто это новость года. Выключаю и сглатываю ком, ставший в горле.

— Хорошо, что этого не видит дед, — протягивает Лиам, поднимаю на него вопросительно глаза, а он поясняет: — Он умер полгода назад и если бы узнал… Но еще есть моя мамочка, и думаю, что она уже летит на всех парах в Лондон.

— Просто поверить не могу… — шепчу и массирую виски. Встаю и направляюсь на кухню. — Будешь кофе? Моя голова сейчас просто взорвется, а день только начался.

— Слушай, да тут интернет только и кишит новостями о тебе, — хмыкает рядом Лиам, опускаясь на стул с телефоном в руке. — Ты только послушай. «Бывшая супермодель Меган Миллер, на которую было совершенно покушение в прошлом году, оказалась дочерью Уильяма Джея — известного магната и миллиардера. Четырнадцатого июня прошлого года на Меган Миллер напало трое злоумышленников. Девушка попала в больницу и впала в кому, после полученных черепно-мозговых травм, а неизвестные скрылись, но в течение пары дней их личности стали известны… бла бла бла… Меган Миллер провела больше года в больнице Нью-Йорка, борясь за жизнь после комы, в которой пробыла шесть месяцев. Девушка покинула мир Высокой моды, хотя на протяжении пяти лет считалась одной из востребованных и высокооплачиваемых моделей, и перебралась в Лондон, откуда родом. Но как сообщает достоверный источник, она оказалась дочерью известного бизнесмена и владельца инвестиционной компании «Джей Холдинг Групп» Уильяма Джея…» — Лиам прерывается и качает головой, — это какой-то…

Кидаю взгляд на окна, но, кажется, там все по-прежнему — кровопийцы ждут сенсации, что я выйду исповедоваться. Не дождутся. Шум и гам прерывает вой сирен, мы с Лиамом переглядываемся и подходим ближе, выглядывая, что творится снаружи: больше десятка полицейских машин остановилось, окружило репортеров и дом — похоже на какой-то перехват преступника. Не прошло и тридцати минут, как за дверями никого не осталось, кроме истоптанного газона — ему, бедняге, досталось больше всего. Мой телефон начинает звонить, от неожиданности перепугано подпрыгиваю и смотрю на экран — Николас.

— Привет.

— Привет, звезда дня, — говорит художник, — не успел я проснуться, включить новости, как везде ты.

Брат вопросительно смотрит, но я качаю головой и иду в гостиную, устраиваясь в кресле.

— Да-а-а… Как они не снесли дверь с петель.

— Тебе там моральная помощь не нужна? — шутит Бредли, но я понимаю, что он переживает.

— Со мной Лиам, — вздыхаю и перевожу взгляд на парня, который примостился рядом на диване и «развесил локаторы».

— Лиам?

— Мой… младший брат, — вздыхаю и закатываю глаза.

— Так это правда? — удивляется художник. — Я думал «утка».

— Нет, это правда, но она выплыла совсем недавно… Точнее… Ох, просто это все неожиданно.

— Чувствую, что выставка пройдет… очень бурно и не без папарацци, — произносит Бредли. Еще и выставка… Как я могла забыть? Хорошо, что она через пару дней. Может, как раз этот цирк уляжется, в чем сильно сомневаюсь, но надежда умирает последней, как говорится.

— Ее можно перенести?

Представляю, каково Николасу — он-то совершенно ни при чем.

— Боюсь, что нет, аренда галереи оплачена, как и реклама… — говорит грустно художник и добавляет: — Прости.

— Ты не должен извиняться, кто знал, что такое случится. Хотя, что удивляться — это же я, у меня не бывает спокойной размеренной жизни, — вздыхаю и встречаюсь с насмешливым взглядом Лиама, который продолжает читать что-то в телефоне.

— Да ладно, Меган, все решится. Если нужна будет моя помощь — только позвони, ладно?

— Хорошо, спасибо, — благодарю его и слабо улыбаюсь.

— Моя муза, все будет хорошо, веришь мне? — тихо говорит в трубку Бредли, а мои щеки от его слов вспыхивают.

— Я надеюсь на это, Ник.

Мы прощаемся, отключаюсь, кладу телефон на диван и смотрю на окна. Мобильный Лиама начинает звонить, и он отвечает:

— Да, нет, уже никого… кажется. Там куча копов приехала и разогнала их. Ага, ладно, я понял. Да понял, говорю! Сейчас соберемся, хорошо.

Он тяжело выдыхает, бросает на меня взгляд и говорит:

— Папа сказал, чтобы ты собрала необходимые вещи. Побудешь у нас, пока эта хрень не уляжется. Скоро за нами приедет машина.

Весело. Моей тихой и спокойной жизни наступил конец. Собираю все самое необходимое, но сумка получается все равно объемной, натягиваю солнцезащитные очки, капюшон и кутаюсь в шарф на пол-лица. Лиам смотрит на меня и посмеивается.

— Вообще-то это тебя тоже касается, братец. Если там кто-то спрятался в кустах, они не должны узнать тебя.

— Да знаю, кэп!

Лиам надвигает на глаза капюшон своей куртки, подхватывает сумку, и мы выходим наружу, где нас уже ждет черная с тонированными стеклами иномарка.

Глава 15. Дурдом в «замке» Джея

Лондон, Англия

То, что происходило за дверями моего дома еще цветочки, как оказалось — эпичный финал ждал впереди в виде взбешенной Карен Джей, которая прилетела с Канарских островов.

Мы сидели с Лиамом в его комнате, но услышали ужасные крики снизу. Брат сразу же сказал:

— О, мамочка вернулась.

Поспешили с ним увидеть спектакль своими глазами, но лучше бы оставались в комнате. Карен Джей — высокая худосочная женщина, лет сорока на вид, с ухоженными блестящими блондинистыми волосами, в бирюзовом костюме и на высоких шпильках ходила по гостиной и размахивала руками. Уильям Джей устроился в кресле, а Берфорт — какого черта он тут вообще забыл? — на диване с отсутствующим лицом, которое сразу же преобразилось, как только появилась я.

— Это позор, Уильям, позор! — возмущалась женщина, повернулась и уставилась на меня. Ярко-голубые глаза, впились, словно острые ядовитые иглы, сузились, а на губах появилась змеиная усмешка.

— Интересно, так ты и ее сюда притащил? Совсем из ума выжил?! — показывала она пальцем в мою сторону. Лиам рядом напрягся, но я сжала его руку и умоляюще посмотрела, чтобы он не вмешивался.

— Еще слово, Карен, и оно будет последним, что ты произнесешь в этом доме, — сказал ледяным тоном Уильям, что даже у меня прошел холодок по спине.

— Что? Ты не посмеешь со мной развестись, я отсужу все и запрещу видеться с детьми…

— Мам, прекрати этот балаган! — выкрикивает Лиам и тащит меня к диванам. Я, конечно же, сажусь рядом с Берфортом, который с любопытством наблюдает за происходящей комедией.

— Лиам? — глаза женщины готовы вывалиться из орбит, а рот перекошен. Как вообще Джей мог жениться на этой…?

— Марта, принеси бутылку вина, и лучше всего с выдержкой! — кричит снова брат, а я готова расхохотаться, как и Крис, который сдерживает улыбку.

Уильям поднимается и говорит нам с Берфортом:

— Продолжим у меня в кабинете.

— Ты, кобель, подонок! Всю жизнь изменял мне с какой-то…

— Перестань! — орет на Карен Лиам, а я сдерживаюсь, чтобы не развернуться и не высказать ей все, что думаю. Истеричка!

— Итак, у нас проблема, которую мои люди уже решают, — говорит устало Джей и проводит пальцами по каштановым волосам. — Завтра соберут пресс-конференцию и сделают официальное заявление.

Мы с Крисом — почему он в кабинете и вообще в этом доме, я не поняла — внимательно слушаем и не перебиваем, а Уильям продолжает:

— Звучать оно будет так: после смерти женщины, которую когда-то любил, я узнал, что у нее остался ребенок, сделав тесты и проверив ДНК, обнаружилось, что он мой.

— Действительно, как все продумано, — фыркаю и отворачиваюсь, глядя на стеллажи с книгами. — Но меня больше интересует то, откуда вообще выплыло это все.

— Ирен, — говорит Берфорт, а я открываю удивленно рот. Та француженка?

— Вчера я ей сказал, что между нами все кончено и отправил в Париж. Видимо, она так захотела отомстить, и продала СМИ информацию.

Пальцы сжимаются в кулаки, прикрываю глаза и выдыхаю:

— Конечно, конечно, все благодаря тебе, Берфорт, кто бы сомневался, — встаю и смотрю на него сверху вниз. Внутри бурлит злость и ярость, готовые в любой момент обрушиться и смести все на своем пути. — Ты бы еще всех своих баб, с которыми спишь, приводил на ужин. Мог и азиатку захватить и еще кого-то… почему же только ту глупую дуру привел?

— Азиатку? — губы Берфорта складываются в улыбку, а я взрываюсь — его это еще веселит! Я что, похожа на шута?!

— Почему, когда появляешься ты, сразу возникают проблемы?!

Вздыхаю и разворачиваюсь, чтобы не смотреть на него.

— Может, чтобы их избежать, нам надо просто быть вместе? — слышу бархатный голос и выдыхаю, собираясь снова спорить, но Уильям Джей не дает мне сделать этого.

— Давайте вы потом решите свои любовные дела?

— Любовные дела? — поворачиваюсь и гневно впиваюсь глазами в его серьезное лицо. — А знаете, делайте что хотите — вы друг друга стоите. Папаша, игнорирующий свою дочь двадцать два года, решивший вдруг проявить заботу и включил родительское чувство долга. И ты… — я перевожу взгляд на Криса, который сидит с заинтересованным и невозмутимым видом, по которому так и хочется проехать чем-то тяжелым. Развожу руками и выхожу из кабинета, рядом с которым ждет Лиам, прислонившись к стенке.

— Где Карен?

— Пьет и разговаривает с Мартой — это всегда помогает, — вздыхает брат и переводит глаза на дверь, — а ты..?

Качаю головой и поднимаюсь по мраморной лестнице в свою временную комнату.

— Хочу просто отключиться, проснуться и этого кошмара не будет. Каждый раз, когда тот тип появляется в моей жизни, происходит мировой переворот, — говорю, шагая по деревянному покрытию.

— Может, вам надо пожениться и тогда не будет глобальных катаклизмов? — шутит Лиам, а я фыркаю — скажет еще.

— Вы друг без друга не можете, — продолжает издеваться «добрый» братец.

Открываю дверь и вхожу в царские хоромы, падая лицом в подушку, благоухающую свежестью.

— Я прекрасно без него обходилась все это время, но он решил нарушить мое мирное существование… Демон.

Лиам садится рядом и смеется, поглаживая по спине.

— Просто вам надо разок расслабиться… или не разок даже, а пару… разочков… И все будет хорошо, — с сарказмом произносит, а я кидаю в него подушкой.

— Уйди, брат-пошляк.

— Да ладно тебе. Это ведь дружеский совет, — «обижается» парень и надувает свои пухлые губы.

— Вот еще советчик нашелся! Гуру секса, — язвлю и показываю рукой на дверь, — закроешь за собой, пока я не выпроводила тебя, маленький извращенец.

— Злая ты, сестренка, а все это из-за…

В него летит еще одна подушка, но Лиам удачно скрывается за дверью и слышится только его смех. Собираю подушки, ложусь на кровать и закрываю глаза. Не проходит и пяти минут, как Морфей забирает в страну сновидений, и я сладко засыпаю, обнимая подушку.

Кто-то гладит меня по волосам, а губы расплываются в улыбке. Сначала думаю, что это всего лишь сон, но бормочу:

— Уйди, брат-извращенец…

— Не думал, что ваши отношения зашли так далеко, — раздается знакомый баритон. Глаза сразу же открываются, резко поднимаюсь и ударяюсь о лоб Берфорта.

— Что ты здесь забыл? — шиплю, потирая переносицу.

В комнате стоит полумрак, за окнами ночь, и только свет от фонарей снаружи освещает помещение. Берфорт сидит на кровати и пристально смотрит, а я вжалась в дальний угол кровати.

— Значит, ты следила за мной, Меган?

Как всегда игнорирует вопросы — ничего в этом мире не меняется.

— А ты, я вижу, стал гурманом, да, Берфорт? Всю кухню перепробовал? — хмыкаю и щурюсь, глядя на его лицо.

Крис такой же красивый… Такой же… такой притягательный, вызывающий в моем теле химические реакции, даже сейчас, когда я всеми силами стараюсь поставить между нами стену.

— Думаешь, любимую женщину можно кем-то заменить? — говорит тихо он, а по телу проносится ураган мурашек с ладонь.

— Любимую женщину и не надо заменять, — шепчу в ответ, и сглатываю накопившиеся слюни.

— Но эта женщина очень вредная, сложная и… полна противоречий. Она не хочет признавать того факта, что в ее жизни может быть один мужчина, — улыбается Берфорт и придвигается ближе.

— Значит, он что-то неправильно делает, либо это не его женщина и он дурак, тратящий понапрасну время, — отодвигаюсь, но уже конец кровати — бежать некуда, разве что на пол и вон из комнаты.

— Ты даже сейчас споришь и противоречишь сама себе, Меган.

Крис притягивает меня и нависает сверху, окутывая знакомым, сводящим с ума ароматом. Пальцы поглаживают талию, и под тонкой тканью свитера кожа становится гусиной, покрываясь пупырышками. Губы легко, почти невесомо, касаются моих, и из уст вырывается непроизвольно стон. Я так долго не ощущала этого прекрасного чувства, что переполняющий вулкан и эмоции готовы разорвать изнутри. Зарываюсь в мягкие пряди, скользящие между пальцами, и притягиваю ближе, впиваясь в губы, которые снились и преследовали ночами.

Крис властно обхватывает мое тело и прижимается, блуждая и исследуя руками. Пальцы поглаживают нежно плечи, руки и задирают свитер, касаясь кожи, но я резко отстраняюсь и упираюсь кулачками, тяжело дыша.

— Подожди…

— Ты с ума сошла? — шепчет Крис и продолжает целовать шею.

— Крис, мне надо сказать…

— Малышка, давай потом, ладно? Ты хочешь испортить такой момент? — свитер уже оголяет живот и грудь, а кожу будто обжигает. Я резко отползаю и скатываюсь по кровати, падая на пол и ударяясь.

— Меган, черт возьми, что не так?

Встаю и потираю ушибленный бок, одергивая тонкую ткань.

— Это называется гаптофобия, — хриплю в ответ. Крис приподнимается и проводит руками по волосам, взлохмачивая их.

— И что это значит?

— Это значит, что я боюсь прикосновений, — шепчу и тяжело вздыхаю, глядя в его напряженное лицо.

— Ты боишься… моих прикосновений?

— Любых… любых мужских прикосновений к оголенной коже.

Крис хмыкает, садится и упирает локти в колени, опуская голову.

— Но мои прикосновения не любые, Меган… Почему ты боишься и чего? Я тебе хоть раз причинял боль?

Отрицательно качаю головой и отворачиваюсь, подходя к панорамному окну.

— Дело не в этом… Все сложнее… Эти ощущения не передать словами, Крис.

В комнате повисает тишина, но потом раздаются шаги, руки обвивают талию, от чего дыхание становится неровным, а он шепчет на ухо:

— Давай попробуем все начать с нуля? Прямо сейчас, в эту секунду: ты и я… Гаптофобия или что там еще — это ли важно? Ты думаешь, что она напугает меня?

— Просто… Дай мне время, Крис… Я только пришла в себя, только начала нормально жить, понимаешь? — шепчу отрывисто в ответ, прикрыв глаза и ощущая его проглаживания по телу.

— Сколько?

— Тебе сказать по часам, минутам и секундам? — тихо смеюсь, вдыхая аромат духов.

— Именно. Все не имеет значения, Меган… То, что было или будет… Есть мы, и только мы решаем нашу судьбу, а не она решает за нас. Наплевать. Я хочу быть с тобой, значит, я буду. Так, сколько? День, два?

— Месяц.

— Ни за что, — категорично говорит Берфорт и убирает руки, отходя к кровати. — Месяц… для чего? Думаешь эту хрень… фобию… ты как-то поборешь? Переспишь снова с другим мужчиной?

Оборачиваюсь, а глаза гневно сверкают. Почему именно сейчас он решил это вспомнить?

— Только позавчера в этом доме была женщина, которую ты трахал, а уже сегодня ты стоишь и смеешь говорить мне о том, что я когда-то по ошибке совершила.

— Меган… Ладно, прости, прости, просто… Я с ума сейчас схожу. Ты рядом, но я ни хрена не могу сделать! Это чертовски сложно, сдерживаться…

— Тогда иди в холодный душ и спать.

Берфорт тихо смеется, выдыхает, подходит ближе и обнимает меня, а я вся дрожу… Дрожу, как осиновый лист в его руках, готовая распасться на сотню молекул.

— Значит месяц?

Киваю, не в силах вымолвить слова, сжимая пальцами хлопковую рубашку. Крис целует меня в лоб, нос и нежно касается губ.

— Не только мне нужен будет холодный душ, да, малышка?

Он усмехается и уходит, а я обхватываю себя руками и сажусь на кровать, пытаясь остановить волну возбуждения.

Невероятно. Я так скучала по нему: по губам, рукам, запаху… Как только появился Крис Берфорт, огонек внутри проснулся, превращаясь в пожарище, но я… Я должна починить себя — сломанный механизм, который нарушил Эш Кервел, Джо и те уроды. Падаю на кровать и прикрываю глаза, вспоминая ощущения. Но ведь… Крис касался меня, но ничего не было, кроме всепоглощающей страсти. Тогда это самовнушение? Я ведь хотела его всеми частями тела, готового в любой миг отдаться. И как теперь жить с этими ощущениями, которые пробудил Берфорт?

— Да, холодный душ… — говорю сама себе, ухмыляюсь и иду в ванную, примыкающую к комнате.

***

Сколько бы не старался, но уснуть не получается: мысли крутятся только вокруг Меган, которая находится всего через пару комнат. Запах ее кожи, блестящие в темноте глаза, знакомые очертания тела. Выдыхаю, беру пачку сигарет и выхожу на балкон, глядя на небо — луны и звезд не видно, только неизвестность, таящая в себе загадки и вопросы мироздания.

Уильям Джей непростой человек. Теперь становится понятно, почему он согласился сотрудничать и вести переговоры — Меган его дочь. Кажется, что даже ужин был запланирован, либо я преувеличиваю и утрирую. Мне уже мерещится, что все, касающееся нас с Меган — это сверхъестественные силы.

Выдыхаю дым и смотрю на деревья и цветы, посаженные по всей территории огромного особняка.

Меган…

Ее испуганные глаза, подрагивающие ресницы и тело — все из-за мудаков, которых хотелось задушить собственными руками. Челюсти так напряглись, что можно было услышать скрип зубов. Покалеченная психика, боязнь прикосновений — малая часть того, что они сделали. Моя девочка… Она оказалась сильной, встала на ноги, боролась за жизнь, не сломалась, но почему меня не было рядом? Я старался все забыть, вычеркнуть из мыслей… стереть ее образ, но нет… Она слишком въелась в разум, душу и сердце.

И теперь снова просит подождать. Докуриваю и тушу сигарету: месяц стоит того, чтобы потом провести с ней оставшуюся жизнь, ведь в любом случае она будет моей. Других вариантов просто не дано. Либо забросить на плечо и увести на край света, на необитаемый остров, подальше от людей… только я и она.

Улыбаюсь мыслям, захожу в комнату и прикрываю глаза — надо разобраться с Дюбуа, скупить акции ее папочки, присвоить сеть кафе и салонов себе, а мстящую сучку оставить ни с чем. Завтра будет сложный день.

Глава 16. Парящие в невесомости

Лондон, Англия

Мы сидим в комнате Лиама и смотрим прямой эфир пресс-конференции: Уильяма Джея на ней, конечно же, нет, только его представитель, на которого летят все шишки и вопросы, а бедняге приходится отбиваться и отвечать на них. Но все заканчивается очень быстро, а репортеры разочарованно гудят, выражая недовольство.

— Значит, мистер Джей узнал о том, что Меган его дочь случайно, но откуда эта информация?

— Может, он всю жизнь знал, что Меган Миллер его родная дочь?

— Почему мистер Джей сам не появился на встрече? Ему есть, что скрывать?

— А миссис Джей, ее реакция?

— Это правда, что Меган Миллер только благодаря связям и деньгам попала в мир Высокой моды?

Внутри поднимается волна тошноты и отвращения — они готовы все вывернуть наизнанку и показать с самой неблаговидной стороны, облить грязью…

— Забей, Мег, — произносит рядом Лиам и щелкает пультом, бросая его на диван — экран гаснет и нас окружает тишина. — Через какое-то время все уляжется, появится еще какая-то пикантная новость, они схватятся за нее…

— Думаю, что я долго буду в центре внимания, — выдыхаю и массирую переносицу, голова ужасно болит, словно там бьют сотни молотков. — Скоро выставка у Николаса, посвященная мне.

— Выставка? — поднимает удивленно бровь парень.

— Да, на этой неделе уже, поэтому… не скоро они отлипнут от меня. Самое интересное впереди, если они нас словят с Крисом. Поразительно, что о нем вообще ни слова не сказали.

— Красавчик утром куда-то укатил, даже не позавтракав, — вздыхает брат и задумчиво смотрит нефритовыми глазами. — Вы с ним переговорили?

Сложно сказать «переговорили», если наш страстный, невероятный, ошеломляющий, будоражащий… Мотаю головой и выдыхаю:

— Типа того.

— Типа того? — переспрашивает Лиам и прикрывает рот ладонью. — Значит, даже разочка не было? Или хоть… полуразочка?

Ищу, чем бы в него кинуть, но на глаза попадается только черная акустическая гитара, а ее жаль разбивать о брата-пошляка. Да и новоиспеченного брата тоже калечить не хочется.

— Меня волнует сейчас вовсе не наш с Берфортом разговор, а то, как я вообще смогу выйти на улицу, после всей шумихи, которую устроила его… француженка, — произношу и поджимаю губы. Такое впечатление, будто ее кинула я, а не Берфорт — в итоге Дюбуа решила отыграться на мне. «Женская солидарность».

— Да-а-а, ее мозгов с грецкий орех хватило на такую подлость, — хмыкает парень, встает и потягивается. — Да ладно, сестренка, все со временем забудется… Поехали со мной на репетицию лучше, а?

Отрицательно качаю головой и поднимаюсь.

— Не хочу отвлекать твоих друзей, — кидаю многозначительный взгляд на брата, а тот сразу все понимает. — Разве что надевать на себя мешок или паранджу в их присутствии.

— Просто ты слишком классная у меня, и от тебя глаз не оторвать, — Лиам закидывает татуированную руку мне на плечо и целует в щеку. Такое впечатление, что мы знали друг друга все годы… Родственная связь? Я рада, что мы нашли общий язык. Интересно еще встретиться со Стивеном, но он весь в учебе и занятиях.

— У тебя есть девушка? — выпаливаю я и заглядываю в светло-зеленые глаза. Лиам издает смешок, еще один и уже вовсю хохочет, а я хмурюсь. Парень чуть ли не пополам сгибается, а на глазах выступают слезы. — Не думала, что этот вопрос такой смешной.

— Прости-прости… — он, наконец, успокаивается и делает парочку глубоких вдохов, взлохмачивая блондинистые волосы. — Слушай, я все понимаю, что я красавчик и завидный парень, но у тебя же есть пугающий темноволосый Бог?

— Да ну тебя… — отмахиваюсь и иду к дверям, слушая тихий смех брата.

— У меня нет девушки, Мег. Нафиг этот головняк? — говорит он, когда я хочу уже выйти из комнаты. — У меня есть музыка, группа и ты. Больше для счастья ничего не надо. Разве что еда… Да.

Расплываюсь в улыбке, глядя на него и говорю:

— Я рада, что у меня появилась семья.

Лицо Лиама сразу меняется, а в глазах — грусть.

— Мне жаль, что я не узнал раньше… И… Знаешь, я не умею говорить громких слов, но… Мне чертовски повезло с такой сестрой.

В глазах и носу предательски щипает, в горле ком с кулак — я готова прямо сейчас расплакаться от его слов. Это трогательно.

— Мне тоже, Лим. Удачи на репетиции.

— Я напишу тебе песню! — кричит брат, я улыбаюсь и закрываю дверь, спускаясь на первый этаж.

Когда мы сидим с Мартой на огромной кухне за столом, разговариваем и пьем травяной чай, в дверях появляется Берфорт. Управляющая сразу же оставляет нас одних, а мне уже не по себе: в помещении сразу становится душно, кислород испаряется и кажется, словно мы находимся в печке или жерле вулкана. Крис садится напротив и улыбается уголком губ.

— У меня есть предложение.

— Нет.

Губы плотно сомкнуты, а взгляд устремлен на темные деревянные шкафчики. В последний раз, после его предложения прогуляться, мы занималисьэтимна пляже в Коста-Бланке. Берфорт смотрит на меня из-под бровей и сверкает черными глазами.

— Завтра я улетаю в Париж, а затем в Нью-Йорк и отказ не принимается, Меган. Либо добровольно, либо принудительно.

Кидаю на него гневный взгляд, и ставлю чашку со стуком на стол.

— Ты не знаешь, что происходит? Не видел пресс-конференции? Это все благодаря тебе!

— Всего один ужин.

Берфорт будто пропускает мимо ушей мою яростную тираду и пристально смотрит в глаза, словно хочет загипнотизировать.

— Один.

Опускаю взгляд на сомкнутые руки и закусываю губу.

— И затем я даю месяц тебе на раздумья, но сегодня давай просто забудем обо всем.

Выдыхаю, прикрываю глаза и облизываю пересохшие губы. Всегда теряюсь в его присутствие и не могу сказать «Нет».

— Хорошо.

Как я могла забыть о том, что в мозгу есть специальная кнопка, которая выключается, и разумные мысли не поступают туда, когда рядом Крис Берфорт?

Он поднимается, удовлетворенно улыбается и касается пальцами моего плеча, а по коже сразу растекается тепло и желание.

— Будь готова в шесть.

Он выходит, а в помещении, наконец, появляется воздух.

***

Смотрю на себя в зеркало и поправляю черные короткие пряди, пробегаюсь пальцами по шерстяному малахитовому платью чуть выше колен и касаюсь изумруда на шее.

— Всего лишь ужин.

Бросаю взгляд на отражение и выхожу из ванной комнаты. Берфорт уже ждет внизу на первом этаже и не сразу замечает меня, так как разговаривает по телефону. Разглядываю его серьезное загоревшее лицо, темно-шоколадную шевелюру, перевожу взгляд на серую рубашку, облегающую туловище — как всегда неотразим и сексуален. Крис поворачивается, и на губах появляется слабая улыбка, хотя секунду назад на лице не было и капли эмоций. Он убирает телефон и подходит ближе, разглядывая и останавливая взгляд на цепочке.

— Я рад, что ты носишь мой подарок.

Молчу и отвожу глаза на окно, будто за ним есть что-то более интересное и требующее внимания.

— Пойдем, я заказал столик.

Мы сидим на заднем сиденье Мерседеса, который несет нас в Вестминстер — один из исторических и главных районов Лондона. За окнами мелькают неоновые вывески кафе, магазинов, а деревья украшены огоньками. Машина останавливается возле популярного престижного ресторана The Ivy Market Grill, находящегося неподалеку от Площади Лейсестер. Разочарованно оглядываю здание и окна с разноцветным мозаичным стеклом — почему-то думала, что Берфорт выберет не столь банальное заведение. Крис придерживает дверь, и я прохожу в помещение. Почти все столики заняты, играет спокойная ненавязчивая музыка, а метрдотель забирает мою куртку и пальто Криса. Нас проводят к заранее заказанному столику. Устраиваюсь на диване изумрудного оттенка и оглядываюсь — чувствую себя не уютно. Совсем отвыкла от таких пафосных мест, где любит отдыхать элита. Вспоминаю наши вечерние посиделки с Николасом в «Виниле», запах кофе, табака и дорогого алкоголя — там совершенно другая атмосфера, более располагающая.

— Что-то не так? — вырывает из раздумий бархатный баритон.

Я даже не заметила, что наши бокалы наполнили вином. Глаза сразу останавливаются на знакомой этикетке Шеваль Блан, а губы складываются в улыбку.

— Нет, все хорошо, просто…

Крис выжидающе смотрит, расслабленно откинувшись на спинку дивана, кажется, его не заботит заполненный до отказа ресторан, как меня.

— Просто давно не выбиралась в такие места.

— Тебе здесь не нравится?

Черные глаза неотрывно следят, а я ерзаю на месте, не зная, что сказать.

— Скорее нет, чем да…

— Тогда мы поедем туда, куда ты захочешь, — Крис уже хочет позвать официанта, но я хватаю его за руку.

— Крис, я знаю, как сложно забронировать здесь столик, поэтому давай поужинаем, и я покажу место, которое мненравится, ладно?

Берфорт обхватывает мою ладонь, подносит к губам, нежно и ласково касаясь кожи, которая вмиг воспламеняется, а внутри уже пробуждаются бабочки.

— Хорошо. Расскажешь, как так оказалось, что Уильям Джей твой отец?

— Это… не так интересно на самом деле, — шепчу и разрываю зрительный контакт. Палец Криса поглаживает мою ладонь, отчего по коже бегают мурашки, а внизу живота разливается тепло и тяжесть, говорящая о… «Ты прямо, как Лиам, Меган…», — одергиваю себя и пытаюсь прийти в чувство.

Начинаю рассказывать о больнице и «одуванчике», при этом улыбаюсь, вспоминая друга; о том, что продала квартирку в Сохо милой парочке; о Микаэлле, изменившейся до неузнаваемости и превратившейся из Снежной королевы в обычную женщину; о миссис Фостер и ее котах. Крис слушает и не перебивает, иногда пригубляет вино и улыбается. Нам приносят заказ, и некоторое время мы поглощены вкуснейшим запеченным лососем в кисло-сладком соусе и биском из моллюсков. Берфорт иногда задумчиво смотрит и загадочно улыбается, не выдерживаю и спрашиваю:

— Что?

Он откладывает вилку и показывает глазами на пустующие тарелки.

— Вспомнил, как на Коста-Бланке ты сопротивлялась и не хотела пробовать паэлью.

Расплываюсь в улыбке и закусываю губу.

— Да, но сейчас не имеет значение количество калорий — на это я уже не обращаю внимания. И знаешь… рада, что могу есть нормальную еду.

Нам приносят десерт — шоколадные бомбы с ванильным мороженым в горячем карамельном соусе.

— Здесь божественно готовят, но с тем поваром все равно не сравнится в твоем отеле на Коста-Бланке, — я облизываю ложку и смотрю насмешливо на Берфорта.

— Конечно, — он многозначительно сверкает глазами и спрашивает: — И куда теперь?

— Секрет.

Мы идем по лондонским улицам, разглядываем витрины магазинов, разговариваем и смеемся. Мне снова легко и комфортно, как будто не было той разлуки, ужасных событий, больницы. Крис рассказывает о Сеуле, про корейцев и еду, которую пробовал.

— Представляешь, один раз меня даже чуть не заставили есть живого маленького осьминога.

— Фу, ну и гадость, — меня передергивает, а по телу бегут мурашки.

— Да, он ползал по тарелке, и я сказал, что не буду убивать его. Корейцы не поняли меня, — Крис засмеялся, и я тоже.

Мы как раз дошли до Гайд-парка. На три месяца он превращается в сказочную страну, в волшебное царство с сотней огней, аттракционов, катков и разных развлечений. Крис удивленно оглядывается и переводит взгляд на меня.

— Winter Wonderland, — мои глаза также сверкают, как и все вокруг. — Можно хоть немного погрузиться в зимнюю сказку.

Мы гуляем по ярмарке, все украшено новогодней и рождественской атрибутикой: елками, припорошенными «снегом», Санта-Клаусами, оленями с упряжкой, снеговиками. В центре возвышается шестидесятиметровое колесо обозрения, множество аттракционов, как для детей, так и для взрослых и куча закусочных, откуда доносится божественный аромат уличной еды. Во рту уже накапливается слюна, и я тяну Берфорта в одну из них: мы заказываем баварские сосиски, картошку и пиво.

— Значит завтра Париж? — говорю, бросая в рот кусочек горячей картошки. Мы сидим за деревянным столом, охватывающим весь периметр закусочной.

— Надо решить кое-какие дела, — отвечает Крис, делая пару глотков из высокого бокала. Но затем его глаза щурятся, а губы складываются в ехидную улыбку: — Ты можешь полететь со мной, Меган, если так ревнуешь.

Закатываю глаза и тоже пью холодное пиво.

— Я просто спросила.

— Но предложение в силе. Я только «за», — Крис смотрит на меня из-под бровей и насмехается.

— Еще бы, — фыркаю в ответ, наблюдая за детьми, катающихся на карусели. Даже без снега в воздухе витает дух Рождества и приближающегося праздника.

В другой закусочной мы покупаем два стакана с горячим вкусно пахнущим глинтвейном и идем в сторону колеса обозрения. Крис платит за VIP-кабинку с затемненными стеклами, а я с сарказмом бросаю, что можно было обойтись и без выпендрежа. Но потом беру свои слова обратно, ведь смотреть на ослепительный город с высоты птичьего полета невероятное зрелище. Под нами раскинулась ярмарка, по которой все время ходят люди, а поднимаясь выше — и сам Лондон, горящий сотней огней: «Стеклянный осколок», «Уоки-Токи» и еще десятки высоток. Темные стекла создают иллюзию уединенности, словно мы парим в невесомости, в неизвестности. Сотни, тысячи, миллионы разрядов проносятся в маленьком пространстве. Мы сидим на противоположных сидениях, но этого минимального расстояния мало, потому что каждый из нас чувствует накалившуюся атмосферу. Пальцы сжимают в руках спасительный стакан, но я не выдерживаю и первая вскакиваю, обвивая шею Криса.

Все происходит быстро, неожиданно… Кабинка замирает на самой высокой точке, и создается ощущение легкости, воздушности, а губы Криса, руки Криса, аромат Криса — это все смешивается во взрывоопасную смесь.

Сейчас я рада, что он решил выпендриться, и затемненные стекла скрывают наш порыв. Мой порыв. Губы Берфорта исследуют каждую часть лица, оставляя сладкие поцелуи, пальцы поглаживают спину, останавливаются на затылке. Мы смотрим друг другу в глаза, и сейчас я готова согласиться лететь с ним в Париж, куда угодно, только бы он был рядом, передумать и послать месяц размышлений к черту.

— Выходи за меня.

Его слова, как чан с ледяной, пронизывающей до косточек, водой, и я перестаю соображать, дышать. В голове пусто, глаза пьяно и безумно впиваются в ониксы и ищут подвоха, издевки, но там только решительность и уверенность. Крис касается пальцем моей нижней губы, гладит скулу и зарывается в черные пряди. Проводит по волосам, а я все так же не могу глотнуть хоть каплю кислорода. Это же мне не послышалось, нет? В его черных сверкающих глазах столько эмоций и чувств, готовых унести меня, что я теряюсь в водовороте.

— Я подумал, что лучшего момента просто не будет, знаешь. Только одно слово, Меган, — шепчет он, а я дрожу и зарываюсь носом в его шею, вдыхая аромат любимых духов, одурманивающих сознание.

— Месяц, — выдыхаю и касаюсь губами его кожи.

— Хочешь помучить и себя, и меня? — он гладит талию одной рукой, а другой берет за подбородок, заглядывая в глаза.

— Даю шанс одуматься, ведь, если я соглашусь, тебе придется терпеть меня до конца жизни, — тихо говорю в ответ и улыбаюсь. Кабинка уже медленно опускается, неся нас «с небес на землю».

— Никто не идеальный, малышка. Твои недостатки, сложный характер, вредность — это все делает тебя особенной и неповторимой.

Кабинка останавливается, мы поднимаемся и выходим. Крис притягивает меня и тихо говорит:

— И вообще-то… Я могу в любой момент закинуть тебя на плечо, посадить в свой самолет и увезти на необитаемый остров.

— Угрожаешь, Берфорт?

— Предупреждаю о таком ходе событий, — он целует меня в висок, и расплывается в загадочной улыбке.

***

Мерседес несет нас в Хэмпстед. Голова Меган лежит на моем плече, а горячее дыхание щекочет кожу. Автомобиль останавливается возле парадного входа, и я тихо говорю:

— Мы приехали, малышка, просыпайся.

Провожу по шелковистым черным прядям, а она открывает глаза и сонно щурится.

— Я уснула?

Меган забавно морщит нос и зевает, прикрывая рот ладошкой. Не могу сдержаться и целую ее. В особняке стоит тишина, которую нарушает тикающая стрелка часов и шпильки Меган, поднимающейся по мраморной лестнице на второй этаж. Мы останавливаемся у дверей ее комнаты, хочу попрощаться, но она поворачивается, берет за руку и закрывает за нами дверь.

— Ты мне должен помочь, — шепчет она. — Расстегнуть платье.

Усмехаюсь и подхожу ближе, касаясь мягкой ткани — это только «уловка», но мне она нравится. «Молния» идет сзади по всей длине, медленно тяну за бегунок, оголяя фарфоровую кожу и наслаждаясь зрелищем.

Я хочу ее и одновременно боюсь причинить боль, такие двоякие ощущения, разрывающие изнутри напополам. Пальцы тянутся погладить кожу, почувствовать ее, но вовремя останавливаюсь и делаю шаг назад.

Меган поднимает руки и спускает платье по плечам. Ткань скользит по телу и оказывается на полу, она переступает, делает пару шагов к кровати и разворачивается. Вся ее кожа, будто светится и переливается в лунном свете, и я не могу налюбоваться.

— Я хочу кое-что попробовать, — неуверенно говорит Меган и наклоняет голову, пристально глядя на меня.

— Ты уверена?

Понимаю, что она имеет в виду, но оставляю ей право выбора.

— Нет, но… Но мы можем попытаться. Я хочу… — она делает паузу и смотрит куда-то в сторону. Вижу по ее выражению, как она боится и переживает. — Я хочу, чтобы ты помог мне побороть страх. Одна я не справлюсь.

Опускаю голову, глядя на паркет и провожу пальцами по волосам. Расстегиваю рубашку и кидаю на кресло, оставаясь в брюках.

— Знаешь… Ни одна девушка не восхищает меня, как ты.

Подхожу ближе и смотрю в потемневшие и горящие глаза. Грудь тяжело поднимается и опускается, дыхание прерывистое. Она тянется ко мне, обвивает шею руками и целует, с мольбой, отчаяньем, болью, которая накопилась в душе. Выдыхаю стон удовольствия и обхватываю дрожащее тело, чувствуя, как она напрягается, но не останавливается. Внутри бушует ураган чувств. Я хочу держать его под контролем, но рядом с Меган это сделать чертовски сложно. Кидаю ее на кровать и нависаю сверху, гладя ключицу одной рукой. Пальцы пробегают по грудям под тонким кружевным бельем, а губы касаются углубления на шее, где поблескивает изумруд. Хочу коснуться ее души, сердца и забрать боль, залечить раны… исцелить.

— Скажи… что ты чувствуешь сейчас, — провожу носом по холодной, покрывшейся мурашками кожи, и поднимаю глаза.

Она прикусывает губу и хрипит:

— Просто продолжай…

Пальцы исследуют ее живот, делают кругообразные движения вокруг пупка, а я наблюдаю за ее реакцией: глаза закрыты, а пальцы впиваются в покрывало. Поддеваю ногтем резинку трусиков, а Меган вздрагивает и резко останавливает меня. Она постоянно облизывает губы и тяжело дышит. Ложусь рядом и смотрю на балдахин, прикрывая лицо рукой.

— Прости… — шепчет она и проводит ладонью по оголенной груди.

— Ты не должна этого делать, Меган. Мы что-нибудь придумаем. Просто прошло мало времени.

— Но…

— Я подожду.

Чувствую, как она садится сверху, и убираю руку, подозрительно глядя на нее. Что она задумала?

— Перестань. Ты решила меня убить, Миллер?

Уголки губ слабо поднимаются, а пальчики гладят грудь, останавливаясь слева — сердце ускоряет ритм, и пульс словно проходит через ее ладонь, готовое выпрыгнуть в руки. Оно и так давно принадлежит ей.

— А если я свяжу твои руки… Ты не сможешь касаться, но мы сделаем это?

— Ты меня пугаешь, Меган, — хмыкаю и расплываюсь в улыбке от ее слов.

— Значит, нет? — она закусывает нижнюю губу и поднимает выжидающе бровь.

— Хочешь привязать меня.

Она кивает, а я смеюсь, переворачиваю ее и ложусь на бок рядом, касаясь мягких черных локонов.

— Ты сейчас удивишься, Миллер, но я готов подождать месяц и помучаться.

Меган разочарованно надувает губы и встает. Слежу за ней глазами и улыбаюсь. Она надевает короткую белую ночнушку и ложится на кровать.

— Я думала, ты согласишься, Берфорт. Когда успел стать таким правильным? — обиженно бормочет она.

Снимаю брюки и накрываю нас одеялом, глядя в сияющие глаза, которые сейчас кажутся темнее ночи.

— Вряд ли с той француженкой или азиаткой ты был таким…

— Хочешь поговорить о них или мы будем спать?

Она закатывает глаза и отворачивается. Улыбаюсь, притягиваю ее к себе и кладу голову на макушку, вдыхая карамельный аромат.

— У нас немного получилось, — шепчет сонно Меган.

— Да, в следующий раз я знаю, как буду действовать. Ты подала мне хорошую идею, Миллер, — тихо смеюсь в ее волосы и закрываю глаза.

— Это подло. Плагиат.

— Зато твою фобию, как ветром сдует. Спокойной ночи, малышка.

Слышу, как она тяжело вздыхает, и улыбаюсь, прижимая ее тело к себе. Это лучший день за последние полтора года — Меган в моих объятиях, все остальное неважно.

Утром будит звонок будильника, напоминающего о том, что сегодня лететь в Париж. Нехотя открываю глаза, и смотрю на мирно спящую рядом Меган. Она свернулась в клубочек, как котенок, а руки прижала к груди. Провожу по растрепавшимся прядям и целую в висок.

— Малышка, не хочу будить тебя, но мне скоро лететь, — шепчу и провожу носом по скуле, целуя в уголок губ.

Она недовольно сопит, открывает глаза и сонно моргает, будто не понимает, что происходит и как вообще я оказался в ее кровати.

— Ты ведь помнишь насчет моего предложения?

Меган щурится и поднимается на локти.

— Ты уже уходишь?

— Да, скоро самолет. Ты не ответила на вопрос, Миллер, — я надеваю рубашку и смотрю на нее.

— Я помню, у меня нет склероза, — недовольно ворчит она, а я улыбаюсь и застегиваю ремень на брюках. Сажусь на кровать, глядя в ее насыщенные зеленые глаза, провожу пальцами по цепочке и изумруду, целую легко в губы (или точно не улечу, а надо решать дела в Париже). Меган притягивает ближе, углубляя поцелуй, прикусывает губу, но я отстраняюсь и поднимаюсь.

— Месяц, малышка.

Улыбаюсь, смотря на ее озадаченное и недовольное лицо, и выхожу.

Глава 17. До встречи, моя муза

Лондон, Англия

— Я надеюсь, ты готова к завтрашнему дню?

Я лежу на кровати в «своей» шикарной комнате, вдыхаю аромат духов Криса на простынях и вспоминаю то, что чуть не произошло этой ночью…

«Выходи за меня».

— Меган? — слышу голос Бредли и пару раз моргаю.

— Что?

— Ты где витаешь? — смеется художник, а я чуть не признаюсь: «В кабинке с Берфортом».

— М-м-м… задумалась, прости. Что ты говорил?

— Я спросил, ты готова завтра покорить всех? — повторяет Николас, а я вспоминаю о предстоящей выставке и возможных репортерах, ведь новость о том, что я «внебрачная дочь самого Уильяма Джея» до сих пор на слуху и муштрует весь Интернет и ТВ.

Джей приезжает очень поздно, и мы почти не видимся, а Карен снова улетела на Таити. Кажется, ее только интересует собственная персона. Совершенно пренеприятная особа, даже в голове не укладывается, как они еще прожили столько лет вместе. Хотя… Разве можно назвать «вместе», если люди постоянно порознь и не понимают друг друга?

— Думаю, да, — вздыхаю, отгоняя мрачные мысли.

— Ты ведь будешь со мной, не одна, так что не переживай, Мег, — говорит Бредли, а уголки губ приподнимаются от его слов.

— Значит, мне ехать сразу в галерею?

— Да, встретимся там завтра перед открытием.

Мы прощаемся, и я закрываю глаза рукой, погружаясь в раздумья. После вчерашнего вечера, постоянно думаю, думаю, думаю… Берфорт умеет поражать, но вчера он переплюнул самого себя. Хотя больше я удивилась своей смелости, ведь даже не собиралась заходить дальше положенного. Но… Я рада, что решилась на провокацию. Не могу стереть дурацкую улыбку, появляющуюся на лице.

«Выходи за меня».

Эта фраза и то, как она была произнесена, крутится на повторе всю ночь и день. Когда-то я сравнивала Криса с ядом, проникающим под кожу, заполняющим все мысли, подчиняющим тело, но сейчас… Сейчас он стал и ядом, и противоядием в одном флаконе; тем, кто причинял и забирал боль одновременно; тот, кто всегда жил в сердце и душе.

***

Как бы я не любила дождь, но сегодняшняя погода приносит с собой плохое настроение и предчувствие чего-то нехорошего. Невольно вспоминаю четырнадцатое июня, но быстро прогоняю мысли, внушая себе, что ничего плохого просто не может случиться. Понимаю, что не могу ехать в таком состоянии на выставку и расстраивать еще Николаса, ведь он так ждал этого дня.

Капли безжалостно тарабанят по крыше Мерседеса и стеклам, а машина несет меня в Шордич, где будет проходить выставка. Надеюсь, что в такую погоду репортеры не захотят выходить на улицу и будут сидеть дома в тепле, добре. Но не могу откидывать вариант, что все-таки они не упустят сенсации, поэтому: их будет много, очень много и столько же, сколько пару дней назад возле моего дома.

Когда машина плавно останавливается возле кирпичного двухэтажного здания, возле входа пусто — облегченно выдыхаю. Джон выходит из автомобиля, открывает зонт и провожает до дверей. Заброшенный склад удачно переделали в ультрамодную галерею с приглушенным светом, серыми стенами и разрисованным в виде абстракций потолком. Пол наоборот глянцево-черный с неоновой подсветкой — место мне понравилось сразу. Но больше впечатлили картины, на которых повсюду мои портреты: задумчивая, улыбаюсь, куда-то смотрю. Везде разная, словно живая.

— Ну как тебе?

Николас встал рядом и обвел удовлетворенным взглядом зал, переводя его на меня. Сегодня он приоделся: темно-синяя рубашка, черные джинсы и начищенные туфли. Мы с ним гармонировали — на мне тоже было синее платье с V-образным вырезом, но длинным рукавом.

— Впечатляюще, мне очень нравится.

В центре висела картина, которую он рисовал самой последней разноцветными карандашами. Подошла ближе, восхищенно разглядывая — я же тогда убежала и даже не видела конечного результата.

— Ник… У меня нет слов, — прошептала, глядя в его кофейные глаза.

— Да ладно, если бы не моя муза, ничего и не было.

Первыми в галереи появляются друзья Ника, с которыми он сразу же меня знакомит. Все они творческие личности, абсолютно разные, но очень дружелюбные. Постепенно помещение заполняют посетители, и Ник делает небольшое объявление, держа в руках микрофон, чтобы его услышали.

— Всем привет, друзья. Рад приветствовать вас на моей очередной выставке, посвященной одной замечательной девушке, без которой, собственно, ничего бы и не случилось. Поприветствуем мою музу и просто хорошего человека — Меган Миллер.

Я смущенно улыбаюсь и подхожу к Нику, ловя на себе множество удивленных взглядов. Бредли обнимает меня и поворачивается к посетителям, которых с каждой минутой становится все больше.

— Я должен сказать пару слов о выставке, сделать презентацию, но знаете… Я же художник, так что буду креативным, — Николас делает паузу, а некоторые люди смеются и улыбаются. — Я давно восхищался Меган, но не думал, что судьба повернется так, и мы познакомимся. Так что, спасибо, что появилась в Гайд-парке и вдохновила, моя муза.

Николас открыто и широко улыбается, а я шепчу: «Перестань меня смущать».

— Всем хорошего вечера, друзья.

Бредли кладет микрофон, а я тихо говорю, косясь на посетителей:

— Думаешь, им понравится?

— Ты только посмотри, сколько тут людей, — наклоняется ближе, — у меня первый раз такой ажиотаж благодаря тебе. Будешь шампанское?

— Ненавижу его, — бормочу и качаю головой.

— Тогда я отойду на пару минут, ладно? Мне надо поздороваться с парочкой людей.

— Конечно.

Ко мне постоянно подходят посетители, просят автограф или фото, некоторые даже не стесняются и спрашивают «правда ли, что вы та самая Меган Миллер бывшая супер-модель и дочь Уильяма Джея?» — вздыхаю и говорю короткое: «Да, та самая». Один молодой парень сделал комплимент, и сказал, что с каре мне даже лучше.

Неожиданно глаза ослепляет вспышка, а в лицо суют диктофон.

— Меган, это правда, что ваша мать была любовницей Уильяма Джея?

Удивленно смотрю на девушку перед собой и моргаю, не понимая, что происходит.

— Что?

— Почему вы решили уйти из модельного бизнеса?

— Правда, что вы стали причиной разрыва отношений Криса Берфорта и Ирен Дюбуа?

Вспышек становится все больше, как и микрофонов перед носом, а репортеры, словно вампиры, обступают в поисках свежей крови — сенсации. Ловлю на себе озадаченные взгляды посетителей, которые переговариваются, кивая в мою сторону.

— Какие отношения у вас с отцом, Меган?

— Меган, вы уже познакомились со своими братьями?

— Не собираетесь возвращаться на подиум?

— Меган…?

— Меган…?

— Меган…?

В уши, словно налили воды, перед глазами пелена плотного тумана, а стены сливаются во что-то бесформенное. Если я сейчас потеряю сознание, дам им то, чего они так жаждут.

— Какие отношения вас связывают с Николасом Бредли?

— Может, вы встречаетесь одновременно с художником и миллиардером?

— Правда, что вы хотели покончить с собой в больнице?

Вопросы, словно удары хлыста, обрушиваются и распарывают кожу до крови. «Вампиры» наступают, вспышки ослепляют глаза, а мне некуда бежать. Во рту, будто вата, а язык распух и отказывается выдавать членораздельные предложения. Еще немного и завтра в газетах буду я, свалившаяся на пол от шока в припадке.

Чьи-то руки обвивают талию. На секунду кажется, что Берфорт, но это всего лишь выдумка — передо мной спина Бредли.

— Так, ребята, все вопросы ко мне и завтра. Спасибо, что пришли в такую непогоду и посетили выставку.

Не знаю, как оказался стакан с холодной водой, но я благодарна тому человеку. Осушаю его за секунду, и сознание, наконец, светлеет, а дышать становится проще — я еще хорошо держалась.

— Мег, ты как?

Это голос Бредли и его обеспокоенные кофейные глаза, которые осматривают мое лицо.

— В-вроде… нормально.

— Прости, я должен был догадаться, что эти пиявки нагрянут.

— А вот я знала, что их будет очень много, — выдыхаю и оглядываю посетителей — на нас никто внимания не обращает, все поглощены созерцанием картин, что к лучшему.

— Если хочешь, мы можем слинять, хотя, конечно, это некрасиво, но твое здоровье важнее, — говорит Бредли и улыбается.

— О, нет, ты не должен, Ник… Это ведь твоя выставка, — быстро тараторю и качаю отрицательно головой — вот тебе и плохое предчувствие.

— Все нормально, она будет пару дней, — Николас берет меня за руку, говорит что-то своему другу, и мы выходим, садясь в серебристый автомобиль.

— Прости… — мне так стыдно, что других слов нет.

— Мег, перестань извиняться, все нормально, — успокаивает Бредли, выруливая на дорогу.

Через десять минут, машина останавливается возле его таунхауса, а на улице по-прежнему моросит неприятный дождь. Николас открывает дверь, и мы быстро прячемся внутри.

— Что будешь пить? Может, ты голодна? У меня есть запечённая говядина с кнедликами, — говорит Бредли, проходя на кухню.

— С чем?

— Что-то типа батона, — поясняет Николас с улыбкой на губах. — Чешское традиционное блюдо.

— Тогда я попробую. Не бывала в Чехии, — говорю, усаживаясь на высокий табурет.

Помещение сразу заполняет множество вкусных запахов, от которых во рту собирается слюна. Бредли ставит зеленую бутылку и два высоких стаканчика, как для текилы.

— Бехеровка тоже традиционный чешский алкогольный напиток, — сверкает он карими глазами и наливает прозрачную жидкость.

— У нас сегодня чешский традиционный ужин, — улыбаюсь и поднимаю рюмку. — Хочу выпить за тебя, Ник, и твой талант.

— Выпьем за нас, — улыбается Бредли и добавляет: — И за наше знакомство. Моему таланту нашлось применение.

Ликер пахнет травами и обжигает грудь, согревая внутри. В голове сразу становится туманно — надо было сначала поесть, либо я так быстро опьянею.

Говядина мягкая и тает во рту, а тарелка незаметно пустеет, как и бутылка с Бехеровкой. Мы плавно перемещаемся в гостиную, а Бредли включает тихо музыку. Глаза пьяно блуждают по комнате, останавливаясь на «Весне».

— Значит, ты никогда не рисовал натурщиц?

— Рисовал.

Перевожу глаза на Николаса, сидящего в кресле с рюмкой в руке, и тихо смеюсь.

— Врунишка. А говорил, что не рисуешь.

— Тогда бы ты подумала, что я точно маньяк, — вздыхает он и выпивает содержимое, наполняя емкость снова.

— Я бы не отказался и тебя нарисовать, Мег… Но только, чтобы самому любоваться.

— И-и-и… как ты рисовал… это, наверное, сложно? — язык заплетается, как и мысли в голове.

— Нет, я смотрел на них, как на предметы. Что-то типа того, — хмыкает Николас, и лицо становится серьезным. — Хочешь попробовать?

— Побыть предметом? — тихо хихикаю и выпиваю ликер, который уже неприятно жжет в груди.

— Побыть моей музой, — шепчет Ник, а я перестаю смеяться. Он встает, садится на корточки передо мной и наклоняет голову.

— Хочу… — он останавливается и «рисует» руками в воздухе, а я завороженно наблюдаю, — запечатлеть тебя всю… Плечи, руки, пальцы… — он касается ноги и проводит пальцами вверх, а я сглатываю комок в горле, не смея произнести и слова, — шею, грудь, талию, живот… — рука ползет выше и останавливается возле края платья, — бедра, ноги… Ты прекрасна, Мег, и никак не можешь быть предметом. Разве что, предметом обожания.

Кажется, я теряю дар речи. Это все так… эротично? Затуманенный мозг не может подобрать слова. Зато там отчетливо всплывает фраза, которая отрезвляет: «Выходи за меня». Берфорт врывается в сознание, как исцеляющая таблетка. Николас уже наклоняется, а его русые завитушки касаются моей кожи, но я вовремя отстраняюсь, и губы скользят по скуле.

— Ник… Я не могу.

— Почему?

— Ты хороший парень, но… — есть Берфорт, которого я люблю, — но я не твоя муза, нет.

Николас непонимающе хмурится и садится рядом на диван.

— Просто есть человек, с которым меня давно связывают… странные отношения, — выдыхаю я.

— Странные? — переспрашивает Бредли, поворачиваясь и бегая глазами по лицу.

— Да, странные не то слово, — хмыкаю и немного прихожу в себя.

— Ты его любишь? — Николас отворачивается, глядя куда-то перед собой.

— Думаю… да.

Бредли тяжело выдыхает, опускает голову и проводит по завитушкам пальцами.

— Но… Черт, забавно.

Он тихо смеется, а я непонимающе смотрю на его грустное лицо.

— Что… забавно?

Николас поворачивает голову и слабо улыбается.

— Думал, в этот раз повезет, но нет… В пролете.

Вопросительно поднимаю бровь, а он вздыхает и говорит:

— Ты хотя бы не изменяла мне с лучшим другом.

Открываю ошарашенно рот, а он подтверждает слова кивком.

— Да, такое бывает, доверяешь людям, а они в душу плюют. Думал, у нас с ней все серьезно…

— Ох, Ник, — тянусь, чтобы обнять его, но понимаю, как это будет глупо и не к месту сейчас. Поэтому останавливаю порыв и сжимаю руки на коленях. — Знаешь, думаю, все впереди. Ты ведь хороший парень.

— Да, но хорошие парни всегда проигрывают плохим, — хмыкает он и поднимается.

Я беру рюмки, наполняю их ликером и протягиваю ему.

— Выпьем за то, чтобы и хорошим парням везло.

Мы с Николасом смеемся, но потом повисает тишина, которую нарушает тихо играющая музыка.

— Я один раз уже совершила ошибку, и потом она вылилась… — сглатываю неприятный комок и продолжаю: — В то, что произошло четырнадцатого июня… Но тот человек уже умер.

— Умер?

Киваю и опускаю пьяные глаза на сомкнутые пальцы.

— Да. Тех парней наняли. Они в тюрьме, а тот, кто все задумал — разбился на машине.

Николас качает головой и проводит ладонями по лицу, удивленно глядя на меня.

— Поразительная штука судьба, да?

Слабо улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Я не держу на них зла, так что… Все хорошо.

— Жаль, что не все такие, как ты, Мег, — тихо говорит Николас.

— Поверь, я тоже не сахар. Все мы не идеальные, — вспоминаю слова Берфорта и непроизвольно улыбаюсь. — Ты найдешь девушку, которая будет ценить тебя, потому что достоин этого.

— Надеюсь, — Ник отворачивается и тяжело выдыхает.

— Думаю, надо ехать домой, — поднимаюсь и встречаюсь с кофейными глазами, в которых сейчас грусть.

— Мы ведь еще увидимся?

— Конечно, — обнимаю его, но быстро отстраняюсь. — Обязательно.

Бредли проводит до дверей и тихо говорит:

— До встречи, моя муза.

Глава 18. 70 этаж

Нью-Йорк, США

30 декабря

Самолет приземляется в аэропорту Джона Кеннеди — я снова в городе несбывшихся надежд. В Нью-Йорке заметно прохладнее — все кутаются в курточки, шарфы и шапки, постоянно куда-то спешат, закупаются продуктами и подарками на предстоящий праздник. Завтра Новый год.

Не думала, что судьба повернется так, и я окажусь в этом городе, принесшим одновременно радость, боль, любовь. Внутри гамма эмоций и чувств, ведь скоро я увижу Криса и скажу свой ответ. Губы невольно складываются в улыбку от предвкушения. Надеюсь, ему понравится мой подарок. Достаю телефон и пишу смс:

«Рокфеллер-центр».

Отправляю, а внутри проносится волна адреналина и воспоминаний: наше знакомство в Париже, два прекрасных дня на Коста-Бланке, Нью-Йорк, Лондон… Столько моментов и мест, связанных с нами. Прикрываю глаза и улыбаюсь — еще впереди будет много времени, чтобы заполнить и создать более яркие эпизоды. Кажется, еще недавно я лежала в больнице, не могла ходить, не хотела жить, но сейчас… сейчас я рада, что судьба подарила шанс на лучшее будущее — будущее с Крисом.

Смотрю из такси на шумный ночной город и понимаю — осталось еще одно незавершенное дело, но оно подождет.

Машина останавливается возле огромного здания Рокфеллер-центра — сегодня семидесятый этаж открыт только для нас с Крисом (иногда иметь связи, как у Джея очень выгодно и удобно).

Поправляю воротник шубы и выхожу на смотровую площадку — ослепительный зимний Нью-Йорк в огнях, как два года назад. Тогда ведь тоже вокруг нас кружились хлопья снега? Ностальгия…

Поднимаю ладонь и ловлю снежинки, которые сразу же растворяются, превращаясь в маленькие капельки воды. Ветер запутывается в черных прядях, а изо рта выходит пар. Берфорт хочет, чтобы я превратилась в сосульку. Вздыхаю и слышу шаги. По телу как всегда проносится знакомая волна мурашек, живущих уже давно под кожей и реагирующих так только на одного человека. Он подходит ближе, и меня окутывает аромат «White Crуstal» — самый лучший в мире, мой любимый.

— Знаешь, никогда бы не подумал, что ты выберешь это место, — говорит он, и мы встречаемся взглядами. У меня безумная потребность прижаться к нему, обнять, вдыхать его. Но сдерживаю бурю, накрывающую с каждой новой волной все больше.

— Я подумала, что… — поворачиваю голову и смотрю на переливающиеся в огнях и снегу высотки, — подумала, что этот день подойдет для того, чтобы ты не помнил только грустное, но знал, что он принес еще радость. И я ответила «да» на все твои предложения. С Днем Рождения, Крис.

Смотрю в его глаза, которые сейчас сверкают ярче, чем все огни Нью-Йорка, чем все огни мира.

— Год назад я стоял здесь и думал, что иногда одно и то же место может успокаивать и наоборот — быть ненавистным. В тот момент… — Крис подходит ближе, обвивает меня одной рукой и заглядывает в глаза, — в тот момент я его ненавидел, потому что ты… — он выдыхает клубки пара и прислоняется своим лбом к моему, а я дрожу и зарываюсь в мягкие шоколадные волосы, — тогда я думал, что потерял тебя навсегда, улетел в другой город, на другой континент за 6863 мили, через Тихий океан… Только бы не сойти с ума от отчаяния. Но сейчас… рядом ты, и это лучшее место в мире, и лучший день, Миллер.

Его дыхание согревает, а губы касаются моих. Ветер окутывает нас, хлопья снега танцуют в невообразимом вихре и блестят в свете огней, а мы в этом эпицентре. Ни морозный воздух, ни замерзшие руки не помеха тому, что он рядом, его губы на моих губах, и его руки на талии.

— Все-таки нам надо в более теплое место или я отморожу себе все, — шепчу в его губы, расплывающиеся в улыбке.

— Ты права, малышка, но мы еще сюда вернемся, — он целует в висок, бросает задумчивый взгляд вдаль, и прижимает меня к себе. — Надо будет сказать Рокфеллеру спасибо за строительство этого прекрасного здания.

— Так ты его все-таки знаешь? — удивляюсь и смотрю во все глаза на веселого Берфорта, но он только легко целует в губы и загадочно улыбается.

***

Почему-то сейчас для меня гаптофобия или еще какая фобия, отходит на последний план, когда мы оказываемся в пентхаусе Берфорта — еще немного, и я просто взорвусь. Пальцы быстро расстегивают его рубашку и пробегают по гладкой загорелой груди. Крис прижимает к себе, проводит кончиком носа по шеи и шепчет:

— Никаких связываний. Я уже вижу, как ты придумываешь план, Миллер.

— Я такая предсказуемая? — ладонь Берфорта ложится на затылок, а уголок губ поднимается.

— О нет, малышка, ты точно самая непредсказуемая девушка из всех.

Мы поднимаемся на второй этаж, все время спотыкаясь, целуясь и смеясь, но когда попадаем в комнату, мои глаза расширяются от удивления, и я останавливаюсь. На стене над кроватью висит картина Николаса, нарисованная разноцветными карандашами, где я с оголенными ключицами. Пазлы складываются, и теперь все становится на свои места. Так вот, кто скупил картины после выставки Бредли. Смотрю на Берфорта и щурюсь, а он делает невозмутимое лицо, словно не при делах.

— Думаешь, я бы кому-то позволил смотреть на мою женщину?

— Я должна была сразу догадаться, кто этот чокнутый, — вздыхаю и качаю головой. — Откуда ты вообще узнал о выставке?

Крис обнимает меня и проводит губами вниз к ключицам, а я замираю и прикрываю глаза от ощущений, наполняющих тело и разум.

— Ты как всегда в центре внимания, Миллер. Надеюсь, у того художника не осталось других картин? — Берфорт отрывается и смотрит из-под бровей, но я прикусываю язык, чтобы не ляпнуть о нашем «ужине» у Николаса. Может когда-нибудь и расскажу, но не сейчас.

Крис медленно спускает по рукам ткань, оголяя кожу, воспламеняющуюся от его взгляда, а я теряюсь в водовороте чувств. Платье лежит на полу, а Берфорт почти невесомо проводит кончиками пальцев по коже. Губы приоткрываются, а он шепчет в них:

— Я сказал тому художнику, что ему чертовски повезло рисовать мою женщину, но если он припрятал хоть одну картину… — Крис прикусывает нижнюю губу, а изо рта вырывается стон, — кому-то будет очень плохо.

— Собственник, — почти что хриплю и улыбаюсь.

— Конечно. Ты только моя, Миллер.

Крис опускается на кровать, а шелковистые пряди касаются моей кожи, на которой волоски поднимаются дыбом от его нежных рук и слов. Сейчас касания обжигают, но приятно — теперь они не причинят больше боли. Кошмар не ворвется в сознание, страх не испугает меня, я знаю, что есть человек, который сможет излечить все раны.

Берфорт ласково берет ладонь и кладет себе слева на грудь, а я смотрю в его пылающие черные глаза.

— Ты ведь чувствуешь, как оно бьется?

Тук.

Тук.

Тук.

Размеренно, спокойно, не как мое — оно готово хоть сейчас выпрыгнуть наружу. Крис сжимает мои пальцы, через которые проходит стук его сердца, и проводит костяшками по скуле, задевая губы.

— Оно давно бьется только для одной. Сколько бы не было девушек. Ты меня отравила, Миллер.

— Могу сказать то же самое, Берфорт, — шепчу в ответ и провожу пальцами вниз по его груди, останавливаясь на ремне.

Все лишнее оказывается на полу, а Берфорт нависает надо мной, окутывает притягательным ароматом, глаза впиваются в мои, исследуют каждую частичку тела, а пальцы изучают кожу.

— Ожидание иногда полезно тем, что потом ощущения в миллион раз ярче, и сейчас… чувствую себя каким-то конченым наркоманом рядом с тобой.

Закусываю губу, и зарываюсь в мягких прядях, немного оттягивая и перебирая.

— Не могу сказать этого, потому что сейчас взорвусь на миллиарды молекул, и тогда кому-то не повезет, Берфорт.

— О нет, малышка, тебе запрещено делать это, разве что от удовольствия, — тихо смеется он, пробегая кончиками пальцев по бедру и обхватывая талию, губы целуют углубление на шее, где покоится изумруд и цепочка, подаренная им.

С ним это всегда по-новому, всегда особенно и неповторимо, но сейчас… Люди ведь умеют летать, парить в небе и быть птицами — такие ощущения дарят им другие люди. Все мое существо оживает рядом с ним, поет в унисон, а комнату заполняют тихие стоны. Пальцы переплетаются, тела сливаются, и мы — единое целое. Я даже не заметила, что по щекам покатились слезы, только когда Крис прошептал мое имя, почувствовала, как кожа стала влажной.

— Меган… Ты до сих пор боишься?

Крис провел большими пальцами по щекам, и опустился рядом.

— Нет. Я думала, что… — сглатываю комок, собравшихся эмоций, переполняющих меня, как наполненный сосуд, — знаешь, я думала, что не смогу больше чувствовать того, что сейчас. Просто… это чересчур… Прости.

Берфорт притягивает меня и зарывается носом в волосы, вздыхает и тихо говорит:

— Так будет всегда, еще лучше, малышка. Обещаю.

Переворачиваюсь на живот и заглядываю в его затуманенные черные глаза.

— Знаешь, когда улетала из Нью-Йорка, думала, что больше сюда не вернусь.

— Как знакомо, — бормочет Берфорт и проводит пальцами по моей щеке.

— Но ты ведь знаешь, что когда есть какое-то незавершенное дело, рано или поздно ты столкнешься с ним.

— О да, — фыркает Крис, а я хмыкаю. Это ведь и нас с ним касается, но мы уже все решили.

— Значит здесь осталось еще что-то?

— Да, — вздыхаю и кладу голову ему на грудь, водя пальцами по кубикам пресса. — Есть человек, с которым я поступила не слишком хорошо, а она мне очень дорога.

— У тебя будет время сделать все правильно, малышка, но пока что я беру тебя в рабство, — Крис резко переворачивает меня и впивается страстно в губы.

***

Рассвет медленно расползается и заполняет каждый уголок комнаты. Крис спит, а я смотрю на него, перебираю в пальцах спутавшиеся шоколадные пряди, пробегаю невесомо пальцами по гладкой коже и перевожу взгляд на картину, висящую на стене.

Завтра Новый год, новая жизнь, чистый лист, который мы будем уже заполнять вместе с Крисом. Теперь я не одна, у меня есть семья, друзья, любимый человек. Не хватает только одного, ноонанаблюдает за мной, я знаю. Тихо выдыхаю и прижимаюсь к Крису, а он обвивает меня и что-то неразборчиво шепчет.

Любовь… Всего несколько букв, но сколько смысла.

Любовь может приносить боль, может разбивать нас, калечить души, морально уничтожать, делать бездушными, бесчувственными заложниками собственных страхов. Она может убивать…

И в то же время любовь сносит крышу и является сильнейшим наркотиком; она может быть болезнью, отравляет рассудки и сознание. Человек болеет человеком.

Любовь…

О ней не надо кричать на весь в мир, пустые слова никому не нужны, они ничто — главное чувства, поступки. Когда глаза в глаза, когда замирает сердце, а дыхание становится тяжелым, когда ты хочешь увидеть его, ощутить под пальцами знакомое согревающее и будоражащее тепло. Когда ты скучаешь, и каждая частичка тела разрывает изнутри на части. Когда ждешь новый день, чтобы увидеть улыбку, услышать любимый голос, вдохнуть аромат. Это любовь.

Улыбаюсь, встаю с кровати, подхожу к окну, наклоняюсь и дышу на стекло, выводя пальцем несколько слов:

«Они стали противоядием друг для друга…»

Эпилог

Коста-Бланка, Испания

Несколько месяцев спустя

— Ты не представляешь, какое шикарное платье для тебя сшил Эли, — тараторит в трубку Энди, а я улыбаюсь, носясь по комнате.

— Ты будешь самой красивой невестой, Мег, — продолжает подруга, а я спотыкаюсь и ударяюсь коленкой о стол. — Что за шум?

— Главное, дожить до послезавтра, — бормочу и поглаживаю ушибленное место.

— Эй, не вздумай! Я хочу побыть подружкой невесты хоть раз в жизни, — возмущается подруга, а я смеюсь и сажусь в кресло, глядя на окно, за которым раскинулось бирюзовое море.

— Не верится, что… — вздыхаю и прикрываю глаза, — что скоро я буду миссис Берфорт.

— Тебе идет больше Миллер — Берфорт звучит чересчур пафосно, — фыркает в трубку Энди, а я хохочу. Боже, как я люблю ее за остроумие и юмор. — Ладно, мне еще забирать украшения и туфли, постарайся не убиться за два дня. Пока, почти замужняя задница.

Она так быстро отключается, что я не успеваю и слова сказать. Выхожу на балкон и облокачиваюсь о деревянные перила. Кажется, что это все прекрасный сон наяву, но нет, через два дня я официально буду связана узами брака с Крисом. Навеки вечные… Вечные… Смеюсь, вспоминая «Сезон охоты», как мы смотрели с Берфортом, и я его пугала. Взгляд опускается на кольцо, переливающееся на послеполуденном солнце. Аккуратное, классическое, небольшой бриллиант смотрится красиво, а внутри выгравирован знак бесконечности.

Два дня спустя

Шифоновое платье развивается на ветру, а в носу предательски щипает, когда я иду кнему. Крис одет в белую рубашку и светлые брюки, глаза неотрывно смотрят на меня, а на губах обворожительная улыбка. Букет из пионов подрагивает в пальцах, а дыхание становится прерывистым, когда я кладу ладонь в его руку.

Церемония только для узкого круга друзей и родственников. Здесь самые близкие люди: Уильям Джей, Лиам, Стивен, Джош Райли, Николас Бредли со своей девушкой, Софи с Дереком и их дочкой. Энди стоит рядом со мной, а на глазах блестят слезы, хотя кто-то вчера на девичнике говорил, что плакать не будет. Дайвиани широко улыбается, а священник начинает речь; когда доходит до клятв, губы немеют, как и язык, хотя я репетировала несколько раз. Дыхание становится тяжелым, но кожи касаются пальцы Криса, и я прихожу в себя, глядя на него во все глаза.

— Обещаю оберегать тебя, защищать, уважать, понимать, ценить, любить и не отпускать. Обещаю… — он делает паузу, а в моих глазах уже стоят слезы, — быть опорой и поддержкой. Обещаю быть… другом и мужем. Обещаю приносить твои любимые завтраки в постель. Обещаю быть с тобой и в горести, и в радости. Всегда. Навеки вечные.

Слезы катятся по щекам, а я начинаю смеяться. Берфорт такой… Берфорт.

— И как мне произносить речь? — выдыхаю и смотрю в его пронзительные черные глаза, в которых пляшут смешинки.

— Просто скажи, что любишь меня, малышка, и что ты согласна, — говорит Крис, а я киваю и говорю:

— Я согласна быть с тобой, Берфорт, навеки вечные.

Все смеются и хлопают, а наши губы сливаются в поцелуе. Крис отстраняется и шепчет в губы:

— Беру тебя в рабство навеки вечные, миссис Берфорт.

— А вы можете нас сразу развести? — поворачиваюсь и ошарашиваю священника. Крис подхватывает меня на руки и говорит:

— Это у нее такой тонкий юмор, святой отец.

Оглавление

Пролог

Часть I. Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Часть II. Antidote

Глава 1. 6863 мили

Глава 2. Кто я?

Глава 3. Мальчик-одуванчик

Глава 4. Настоящее

Глава 5. Каково это… упасть?

Глава 6. Встреча с прошлым²

Глава 7. Город несбывшихся надежд

Глава 8. Серые «лисы» и горе-художник

Глава 9. Новое амплуа и «Весна» Мухи

Глава 10. Гаптофо́бия

Глава 11. Аристократ

Глава 12. Красные нити судьбы

Глава 13. Deja vu

Глава 14. Дурдом за окном

Глава 15. Дурдом в «замке» Джея

Глава 16. Парящие в невесомости

Глава 17. До встречи, моя муза

Глава 18. 70 этаж

Эпилог