Сказка о проклятой принцессе [Анастасия Ива] (fb2) читать онлайн

Анастасия Ива Сказка о проклятой принцессе

Посвящается моей бабушке, Надежде

Спасибо, что терпеливо слушала мои детские рассказы

1.

Мать была слепа, а отца тяжело ранили на войне.

Солдаты принесли его на носилках в наш дом. Мать ощупывала его лицо руками, чтобы узнать. Шанти, пепельная собака-поводырь моей матери, тихо скулила.

— Там, среди острых скал, в глубине ущелий живут чудовища, — сказали солдаты, — Им нет дела до того, на чьей стороне сражаются войны. Они одинаково жестоки и к тем, и к другим. Чудовище укусило вашего мужа. Он остался жив, но будет превращаться в такого же монстра.

— Как часто? — кротко спросила мать.

— Это нам не известно. Берегите сына, ему достанется больше всего. Чудовище щадит женщин, а к мужчинам особенно жестоко.

Старый капитан приобнял мать за плечи и сказал: "Ваш муж — настоящий герой. Гордитесь им, любите, будьте ласковы, и однажды его рана затянется".

Солдаты ушли. Мать осталась. Мне тогда было меньше года, а брату 7.

После ранения отец не мог работать. Большую часть времени лежал на диване и тосковал о потерянной части своей души.

Зимой он превращался в чудовище почти каждый день, весной все реже, летом — раз в месяц, а осенью — все чаще. Монстр питался жизненными силами моего брата, выпивая их вместе с кровью. Нас с матерью он почти не трогал.

Потом чудовище превращалось назад, в моего отца. Он вспоминал, как на войне погибали его товарищи, и плакал. Мать это раздражало, она злилась и била его палкой.

В этой истории больше всех доставалось брату. Он просили мать уйти от отца, но она была слепа. Говорила: "Наши с отцом отношения — не ваше дело" Она думала, это касается только ее.

Иногда к нам заходила мать матери. Сухая, вытянутая, похожая на паука. От вечных страданий нижние веки у нее были чернющие. Она случайно выдавила моей матери глаза, но нам с братом сказали — она святая мученица и приходит исправить нас. Она указывала на грехи, которых мы не замечали. Говорила: “Не ешь как свинья., — Ты делаешь мать несчастной., — Ты ленивый., неблагодарный., — Отдай свое другим”.

Брату приходилось хуже всех, и он заключил сделку с демонами, чтобы защитить себя. Порой демоны просили брата кинуть в меня камень или раздавить маленького утенка — они питались насилием. И брат делал это, но что ему оставалось? Сам по себе он был так беззащитен. Он надеялся, что мать защитит его, но она только твердила: "Наши с отцом отношения — это не ваше дело".

Время тянулось тяжело, как липкая, черная сажа. Мы жили на выжженной, потрескавшейся земле, которая умирала от жажды. Раз в день горожане выстраивались в очередь к единственному колодцу в городе. Они приходили в 5 утра с двумя ведрами каждый — все, что они могли взять на день: на питье, еду и ванну.

В городе было много насилия, и мать очень за меня боялась. Она никогда не брала меня с собой к колодцу, носила на руках и кормила грудью до 10 лет.

Вечерами мать звала меня к себе в спальню и говорила:

— Поспи со мной в одной кровати, доченька.

— Я не хочу, — говорила я.

— Как это не хочешь? Ты что, не любишь меня? Ты знаешь, что я слепа и больна, и ты — моя единственная радость?

Я жила в доме родителей до 20 лет, а потом собрала небольшой мешок в дорогу, молча вышла из дома и ушла навсегда.

2.

Денег у меня не было, поэтому я ехала на перекладных. Добрый возница подвез меня до соседнего города, приютил на ночь и накормил. Утром я вышла на пыльную дорогу и дождалась следующего доброго человека.

Так я доехала до столицы. Здесь было больше воды, больше людей и островок живого леса в самом центре города. Все это должно было сделать меня счастливой.

Последний попутчик высадил меня на окраине города поздним вечером. Мне негде было жить и нечего есть, поэтому я стучалась в каждый дом и просила о помощи. Передо мной закрылось больше 10 дверей. Когда я стучалась в очередную, у меня дрожали губы и в глазах стояли слезы.

Дверь открылась. Я увидела низенького седого мужчину. Он расплылся в улыбке.

— Извините, мне негде жить, нечего есть. Вы не приютите меня хотя бы на одну ночь? Не накормите хотя бы одним ужином?

— Конечно, солнышко, — сказал он, — заходи и будь гостем.

Он выглядел простым, добрым и радушным. Я уже собиралась переступить порог его дома, как услышала за спиной рычание.

Я обернулась и увидела Шанти — пепельную собаку-повадыря моей матери. Должно быть, мать прислала ее, чтобы защитить меня. Шанти схватила зубами край моей кофты и потянула назад, от входа в дом. Стало страшно.

— Извините, — сказала я, — я не могу у вас остаться.

Его лицо исказила гримаса ярости. Он зло посмотрел на Шанти и захлопнул дверь.

Шанти повела меня дальше по улице и подвела к деревянному дому с красивой росписью. Я постучалась.

В доме жила приветливая старушка. Она похоронила троих детей, мужа и собаку, и осталась одна.

— Оставайся насовсем, — разрешила она, — только у меня нет денег, чтобы кормить тебя. Тебе нужно найти работу.

— Я ничего не умею, — ответила я, — разве что просить милостыню.

Старушка налила Шанти молока, а мне испекла блинов. Я ела блины и рассказывала, как чуть не осталась у того мужчины, и как Шанти не дала мне этого сделать.

— Что ты говоришь! — воскликнула старушка, — Это страшный человек. Завтра я покажу тебе почему. Когда он выйдет на утреннюю прогулку, мы пойдем к его дому, и я покажу, от какой беды тебя уберегла собака.

Утром мы отправились к его дому. Обошли дом сзади и подошли к окну. Меня затошнило от запаха. Окно было открыто и зашторено плотной шторой. Старушка предложила мне отодвинуть штору и заглянуть внутрь.

Я заглянула и увидела ванную, наполненную отрезанными частями женских тел. Сверху, на куче ног и рук, лежала отрезанная голова мертвой девушки. Она смотрела на меня застывшим от ужаса взглядом.

3.

Я осталась жить у старушки. Каждый день я просила милостыню на городской площади, а после ходила в парк — наблюдать, как муравьи строят свой дом, трогать кору деревьев и оплакивать то, что я никогда не буду любима.

Однажды я увидела в парке танцовщицу. Она танцевала потусторонний танец и не обращала внимание на других людей.

Я была заворожена танцем и разбита разницей между ней и мной — божеством и заплаканной нищенкой, которая не могла смириться со своим уродством.

Я хотела подойти к ней, но не решилась.

Через неделю она вновь танцевала в парке, я вновь не решилась.

На третий раз я собралась с духом, дождалась окончания танца и подошла. Я спросила, как она научилась так танцевать и возможно ли это для таких, как я.

Она ответила, что во сне летает в другие реальности.

— Я засыпаю и просыпаюсь во сне. Там я сама решаю, что мне сновидеть и где быть. Я выбираю зеленые луга и море. А потом летаю над ними, раскинув руки. Однажды я встретила там, в горах, колдунью. 7 ночей она учила меня танцевать.

И девушка станцевала свой танец специально для меня. Такому ее могла научить только колдунья.

— Ищи руки во сне, — сказала она, — И ты проснешься не просыпаясь!

С тех пор каждую ночь я искала руки во сне и каждую ночь у меня не получалось, но спустя 108 попыток я вдруг проснулась во сне.

4.

Когда я проснулась во сне, все вокруг стало очень настоящим и даже более реальным, чем вне сна. Я стояла в темной комнате, кишащей пауками. Насекомые копошились на полу, покрывали стену плотным ковром, заползали на меня, ползли друг по другу.

В комнате было окно. Я схватила табуретку и со всей силы кинула в стекло, но оно не разбилось. Тогда я решила пройти сквозь стену, ведь это же сон.

Разбежалась и легко пролетела сквозь стену, а там взмыла в воздух. Набрала высоту и повернула туда, куда дул ветер. Ветер подхватил меня и понес все дальше и дальше, мимо домов, темных городов и выжженной земли. Я летела над скалами и зелеными лесами, а сверху надо мной нависала луна. Она щедро поливала все серебристым светом, и я ощущала родство с ней.

— Ты и я, мы ведь из одного теста слеплены, правда? — шептала я.

Ветер аккуратно положил меня на вершину скалы. Я подошла к обрыву и посмотрела вниз: под ногами сияли звезды и плавали горящие кометы. Я почувствовала чье-то присутствие рядом и обернулась. Передо мной стояла молодая женщина. Кажется, у нее было мое лицо, только другое.

Глаза добрые и полны любви. Она сияла изнутри:

— Та девушка, которая рассказала тебе, как путешествовать по снам, она слишком увлеклась и забыла о том, что есть еще эта реальность — та самая, в которой она живет, когда бодрствует. Но тебе не нужно идти по ее стопам, у тебя другой путь. Ты начнешь его, когда проснешься. Я дам тебе карту, иди по этой карте и ты найдешь Древний Лес, в котором обретешь себя.

— Я буду любима?

Она протянула мне карту, но ничего не ответила

— Можно тебя обнять? — робко спросила я.

— Конечно, — она раскинула руки-крылья и стала похожа на лебедь, — ветер понесет тебя дальше. Туда, где тебе нужно быть.

Ветер подхватил меня и понес прочь от скалы, возвышающейся над звездами, от луны, разливающей серебряный свет, от лесов и морей. Он принес меня в выжженный город, к родному дому и аккуратно поставил у порога.

Я тихо прошла сквозь стену и вошла в дом. Брат в своей комнате чертил пентаграмму под свет горящих свечей. Мать тихо плакала, свернувшись в кресле на кухне, а отец умирал. Я подошла к нему и взяла за руку. Кажется, он почувствовал. Он посмотрел на меня так, словно видит. Я поцеловала его в лоб.

— Я очень люблю тебя, папа, — тихо сказала я.

Он умер.

5.

Я вышла в путь на рассвете. Пепельная собака плелась за мной.

— Ты поможешь мне оплакать отца, Шанти?

Шанти была особенной собакой. Все домочадцы, кроме матери, периодически срывали на ней злость и били ее. Даже я порой грубо с ней обращалась, но она все равно нас любила и помогала моей слепой матери найти дорогу. Шанти понимала все, что ей говорят и молча отвечала своими проникновенными, говорящими глазами. Я всегда знала, что она и не собака вовсе, а дух, который почему-то решил нам помогать.

Мы с Шанти доехали на повозке до границы города и вышли куда-то в пустошь. Дальше нас везти отказались. Только за большие деньги, но ведь я была нищая.

Мы шли до самой темноты. Не останавливались на привал, потому что нас гнал страх. Я очень надеялась, что к ночи мы куда-нибудь придем, но мы дошли только до сгоревшего леса. Мертвые, обожженные деревья стояли, словно насмехаясь над людьми. Я выбрала место рядом с обгоревшим деревом — его присутствие меня почему-то успокаивало. Мы с Шанти сели, прижавшись друг к другу. А когда вышла луна, Шанти завыла. Она обещала мне оплакать отца.

Я легла спать и обняла Шанти, чтобы не замерзнуть ночью. Я падала в сон, как вдруг почувствовала, что собака напряглась. Я открыла глаза: Шанти навострила уши и обнажила клыки, вглядываясь в сумрак ночи. Из темноты на нас смотрела дюжина глаз, и они явно были настроены враждебно. Шанти вскочила.

— Бежим, — крикнула я, и мы рванули во мглу, в том направлении, куда вела нас карта.

Звери бесшумно бежали за нами. Я не слышала их, но чувствовала чье-то теплое дыхание на затылке, пока мы не пересекли остатки сгоревшего леса и какую-то невидимую черту.

Я остановилась и обернулась. Из темноты на меня по-прежнему смотрели горящие глаза сгоревших животных. Шанти заплакала. Я тоже.

Мы поклонились мертвым обитателям мертвого леса и мерно пошли дальше. От бессонной ночи мы вошли в состояние транса. Время исчезло: мы шли вечность и должны были идти еще столько же.

Но вечность закончилась, когда мы вышли к обрыву. Солнце вставало прямо перед нами. Я оглянулась: направо и налево простиралась линия резкого обрыва. Перед нами — чернота бездны. Не видно ни камней, ни скал, ни земли внизу. Сплошная тьма. Я достала карту. На этом самом месте моим почерком было написано: "Край земли. Доверься и прыгай в бездну".

Я повторила вслух:

— Доверься и прыгай в бездну. Что думаешь, Шанти?

Шанти только дотронулась до моей руки мокрым носом и повела ушами.

— Да, Шанти, я уверена. Ты со мной?

Я посмотрела в ее глаза цвета моря, повернулась лицом к обрыву и шагнула в бездну. Шанти бесшумным призраком прыгнула следом за мной.

6.

Я очнулась в тумане. Шанти лежала рядом, уткнувшись холодным носом в мое плечо. Когда я открыла глаза, она завиляла хвостом.

Под нами был мох. Я зарылась в него рукой. Пахло хвоей и травами.

— Это же лес, Шанти… — прошептала я и поднялась на ноги.

Сквозь плотный туман было видно только клочок земли вокруг моих ног. Со всех сторон — белое молоко и ничего больше.

Я развернула карту, но дорога заканчивалась на обрыве, с которого мы спрыгнули. Я разревелась. Мы проделали такой путь, и я ожидала, что в конце меня ждет счастье, но вместо этого — только туман, страх и одиночество.

Шанти заурчала на собачьем что-то поддерживающее, потом легонько потянула меня зубами за штанину, и мы пошли дальше, в туман.

Шанти шла впереди и виляла хвостом, а я плелась за ней, глотая слезы. Мы с трудом пробирались сквозь ветви хвойных деревьев. Прошло несколько часов, с каждой минутой становилось темнее, а туман все не рассеивался.

Наконец, мы заметили как сквозь туман, где-то впереди, сияют зеленые огни. Мы подошли ближе и увидели частокол из человеческих костей с насаженными на наконечники черепами. Из глазниц и открытых ртов и шел зеленый, сияющий свет.

Шанти подбежала к калитке, обернулась ко мне и сказала:

— Гав, — что означало: “Мы пришли, заходи внутрь”

— Точно? Нам надо туда?

— Гав, — что означало: “Да, я уверена”.

Меня мутило. На негнущихся ногах я подошла к калитке, открыла ее и вошла внутрь, переступив линию частокола.

За частоколом была высокая изба, украшенная деревянной резьбой с изображением волков, воронов и других лесных тварей.

Во дворе на пеньке сидела пожилая женщина, очень изящная, в элегантном черном платье, и с отвратительным лицом. Часть челюсти осталась без кожи и было видно торчащую белую кость с наростами мяса. На плече у нее сидел огромный ворон. Груди опускались до самой земли, словно она выкормила весь Лес. А глаза такие, будто это сама смерть.

Длинным красным ногтем она лопнула на лице волдырь, смотря прямо мне в глаза. Из волдыря полилась гниль. В другой руке она держала тонкую сигару в мундштуке. Она затянулась и выдохнула столп тумана.

— Зачем пожаловала? — ее голос был похож на звук подземного бубна.

— Мне нечего есть и негде жить, — ответила я, сжавшись от страха.

— Что ты отдашь мне за еду и кров?

— У меня ничего нет.

Она помедлила секунду и ответила:

— Хорошо. Можешь остаться, если будешь выполнять работу.

— Я согласна.

Ее звали Дхумавати, что означало “несущая дым”. Она дала мне задание: вымести и прибрать всю избу, перебрать и перемолоть зерна, перебрать кости, постирать ее одежды в лесном озере и посадить цветы.

— Закончить должна до рассвета.

— Но я не смогу все это сделать до рассвета, — жалобно ответила я.

— Не сможешь сделать — значит, не сможешь остаться.

— Дайте мне хотя бы поспать и поесть, я очень устала.

— Если ты пришла сюда жаловаться — лучше уходи прочь. И не вздумай есть мою еду.

Она посмотрела мне в глаза и исчезла в тумане.

На землю опускалась ночь. Я уныло поплелась в избу. Когда открыла дверь — свечи зажглись сами собой. Пол был черным от грязи, а на полках скопился жирный слой пыли. Как-будто никто не убирался здесь уже сотни лет.

Единственным чистым местом в доме была кухня. Она была ярко освещена горящими свечами. На большом и чистом деревянном столе стояла тарелка с пышными пирожками, накрытая белоснежной салфеткой. А рядом с ней — чайный сервис и самовар, из которого шел пар.

Я завороженно подошла к тарелке с пирогами, оставляя на чистом полу кухни черные следы. Шанти заурчала и мягко потащила меня за края кофты подальше от стола.

— Я возьму только один, Шанти. Никто и не заметит. Наберусь сил и начну приборку.

Я налила из самовара горячего чая в белоснежную фарфоровую кружку, оглянулась по сторонам и приступила к пирожкам.

— Шанти, ты не представляешь, как же вкусно! Возьми и ты один, — я кинула ей пирожок на землю. Шанти поворчала, но есть не стала.

— Это ничего страшного, Шанти! Тут их много. Я возьму еще один.

Я и сама не заметила, как доела все пирожки, выпила весь чай и сладко заснула за столом, положив голову на руки.

Утром лесная ведьма выставила нас вон. Я слышала, как ее ворон хохотал над нами и кричал вслед: “Не вздумайте возвращаться”

7.

Шанти повела меня дальше в лес. Чем больше мы отходили от частокола с горящими черепами, тем меньше становился туман. Хохот ворона преследовал меня, но я забыла обо всем, когда увидела, как лучи солнца играют с листьями деревьев.

Через время вышли еще к одной избе. Выглядела она более ухоженно и обычно. Никаких заборов, тумана и сияющих зеленым светом мертвых глазниц. Рядом с домом был разбит сад, и стройная девушка в длинной юбке и изящной шляпе поливала цветы.

Она увидела меня и улыбнулась:

— Привет! Ты идешь ко мне?

— Не знаю, я просто иду… а ты… живешь здесь?

— Да! Я не просто живу, у меня должность — я вестник смерти. Я должна каждый день напоминать людям о том, что они могут умереть уже сегодня или завтра на них может упасть камень, но…. напоминать некому, к сожалению…

— А кто назначил тебя на эту должность?

Она слегка удивилась:

— Я сама, конечно!

— Аааа… а зачем напоминать людям о смерти?

— Чтобы не забывали жить, конечно. Вот ты сегодня не забыла пожить?

— Не знаю… я…. честно говоря, у меня есть подозрения, что я давно умерла

— Это определенно не так!

— Как ты можешь быть так уверена? Как можно это проверить?

— Мы не можем это проверить, но нам не остается ничего другого. Я каждое утро здороваюсь со своими цветами, они вырастают, расцветают и умирают к зиме… и я считаю, что это знак жизни. Они говорят мне, что мы живы, и я предпочитаю им верить…. А сейчас я говорю тебе, что мы живы, и ты жива… и может быть, ты сможешь поверить? Потому что иначе, как же я буду напоминать тебе о смерти….? Если ты не будешь верить, что ты жива?

— Я попробую, правда..

— Тогда оставайся у меня? Ты будешь моим первым клиентом. И вообще я тебя очень ждала.

Так я осталась жить у странной девушки в шляпе, которая в действительности, была счастлива 70 % времени, хоть и жила совершенно одна в чаще дремучего леса. 30 % времени она плакала от одиночества и невозможности слиться с каждым атомом во вселенной или от того, что ей нужно продолжиться в других людях, но она не знает как.

,— Но что если слиться все-таки возможно? — говорила я, а Шанти поддерживала меня звонким “Гав”.

Я боялась признаться, но на самом деле, я была твердо уверена, что слиться возможно — я знала это с тех самых пор, как переступила черту единственного живого леса и на короткую секунду почувствовала, что Лес и я — одно и то же, в точности одно и то же.

Она плакала у меня на коленях, а я гладила ее по волосам и говорила, как ценно мне то, что она доверяет мне свои слезы. Шанти сидела рядом и плакала в ответ. Я тоже плакала, только молча, внутри себя.

Иногда наша тоска становилась такой невыразимой, что Шанти начинала выть, и тогда сотни волков в лесу откликались на ее голос.

“Как тебе кажется, что такое счастье?” — спрашивала она меня, разливая чай по пиалам, или “Думаешь ли ты, что можно быть счастливым постоянно, все время?” или “Может быть, не нужно бороться с чувством неудовлетворенности. Возможно, оно двигает меня вперед”?

Мы сидели на пледе в ее саду под звездным небом. И я отвечала что-то вроде:

— Счастье — это способность быть в близости. Именно способность. Я допускаю, что человек может осознанно выбрать одиночество и быть счастлив. Но если он становится отшельником, потому что быть близким не может — то это бегство, а не настоящая отрешенность.

— Я думаю счастье, в том чтобы уметь перерабатывать чувства, — говорила она, — . Да, так бывает, что мы теряем что-то ценное и чувствуем утрату. Но если мы можем пережить это и снова радоваться жизни — тогда мы счастливы. Несчастным человек становится, когда застревает в страданиях. Но ведь горечь и утрата — это тоже жизнь, понимаешь?

— А может быть, счастье в том, чтобы осознавать себя живым? Я имею в виду, чудо быть живым. И вот этой радости от осознания жизни достаточно, чтобы быть счастливым.

Иногда наши взгляды не совпадали. Тогда она говорила: “Мы не спорим. Я бываю настойчивой, но у меня вовсе нет задачи тебя переубедить. Нет задачи выбрать какое-то одно мнение. Представь, что каждая наша идея — это книга. Мы можем положить их рядом на стол. И это здорово, что у нас будут такие разные книги, каждая из которых имеет право на жизнь. Просто что-то выбираю я, а что-то выбираешь ты.”

Ее звали Дианой. Позже я узнала, что кроме придуманной работы у нее есть реальная — она была главным астрологом ближайшего города. Чтобы наблюдать за звездами, она ночами залазила с телескопом на высокий дуб, а по утрам составляла прогнозы.

Мне было мирно и радостно жить рядом с ней. Я вдруг оказалась ценной и любимой, и узнала, какой близкой могу быть.

8.

Однажды в нашем тихом, уютном мире появился мужчина. Он пришел к дому по лесной тропе. Высокий, небритый, с черными густыми волосами. В простой, просторной одежде из льна и походным мешком за спиной.

Я увидела его из окна и замерла. Дыхание перехватило: он был точно таким, каким видела его в своих мечтах. Я любовалась им, пока он меня не заметил. Он улыбнулся — открыто, свободно — и помахал мне рукой. Я оторвала себя от окна и пошла к нему, на улицу, словно в трансе. Мне было страшно и стыдно. Лицо бросило в жар, тело дрожало.

Я вышла к нему, смотрела на него, не могла ничего сказать. Он заговорил первым:

— Здравствуйте. Я ищу астролога. У меня важное поручение от градоначальника.

— Сейчас позову.

Я не смогла улыбнуться в ответ. Так же молча развернулась и пошла на задний двор, чтобы позвать Диану.

Мужчина остановился у нас, пока Диана составляла астрологические карты по заданию градоначальника. Вечером мы пили чай в саду. Он не сводил с нее глаз. Она была такая легкая, уязвимая и изящная — какой мне не быть никогда. Я молча наблюдала за тем, как они общаются друг с другом. Потом так же молча встала и пошла в дом. Они не заметили.

Утром я обнаружила их обоих одетыми по-походному. Солнце только встало, а они уже были собраны и счастливы.

— Мы уходим в небольшой поход, — сказала Диана, — хочу показать нашему гостю водопад, вернемся вечером.

— Хорошо, — сказала я.

— Ты вчера ушла спать и не попрощалась. Что-то случилось?

— Нет. Все хорошо. Вы были увлечены разговором. Не хотелось вас отвлекать.

Они ушли. Я долго стояла на месте и смотрела им вслед. Рядом оказалась Шанти, ободряюще дотронулась носом до моей руки.

Я погладила ее по голове.

— Пойдем искать завтрак?

Мы отправились на задний двор. Зашли в амбар. Здесь Диана все лето заготавливала припасы на зиму. Овощи, орехи, сушеные ягоды, мед.

— Знаю, что нельзя, Шанти. Съем чуть-чуть.

Я ела весь день, до самого заката, пока у меня не выросло свиное рыло и уши. Уничтожала любую еду, которую видела и очнулась только, когда услышала мужской голос:

— Ты приютила у себя свинью.

Диана и ее спутник вернулись с лесного свидания. Я сидела на полу амбара, вокруг меня была разбросана еда. Что-то надкусано и выброшено. Что-то просыпалось из мешков и банок.

Я уничтожила все ее припасы на зиму и труд нескольких месяцев. Осталась одна крупа. Она сказала только два слова: “Убирайся вон”.

Я бежала прочь по лесу, а в ушах у меня звенели слова бабушки-паучихи: “Ты как свинья. Хорошо, что мать слепа и не может тебя увидеть”.

Шанти бежала следом за мной.

9.

Я остановилась, когда дыхание закончилось. Села на землю и заплакала. Хотелось кричать, но крик застрял в горле. Шанти сидела рядом, положив голову мне на колени.

Вдруг я заметила, как в траве, у корней дерева, что-то пылает ярко красным. Подошла поближе и увидела алый гриб. Диана показывала мне такие грибы и говорила, что они ядовитые. Шанти тоже подошла и стала обнюхивать гриб.

Я опустилась на землю. Смотрела на него какое-то время, затем медленно сорвала, оторвала кусок от шляпки и начала есть.

Шанти зарычала. Она кинулась на меня и впилась зубами в руку. Я закричала от боли и страха и выпустила гриб из рук. Шанти схватила его и убежала, чтобы спрятать. Но я уже успела откусить небольшой кусочек. Шанти вернулась, посмотрела мне в глаза и жалобно завыла

— Я свинья, Шанти — сказала я, — не зря они все так говорили.

Я легла на землю в ожидании смерти. Небеса медленно проплывали мимо. Голубой медленно захватывали сиреневые цвета заката. Небо кружилось справа налево и опускалось вниз. Чем темнее становилось, тем ниже оно опускалось, пока наконец, я не увидела звезду прямо перед глазами. Подняла руку и дотронулась до нее. Рука прошла сквозь звезду, но ее серебристый холодный свет остался на коже, он медленно стекал с кисти вместе с кровью. Я резко села. Шанти так сильно меня укусила?

Я завороженно смотрела, как кровь превращается в красный прозрачный свет. Свет поднимался вверх, обретал форму, превращался в лепестки и наконец, из ранки вырос алый цветок — такого же цвета как смертоносный гриб.

Планета двигалась. Я чувствовала ее медленное, тягучее движение и плыла вместе с ней. Из-под земли раздавался глубинный ритмичный звук.

Бам. Бам. Бам.

Словно в самой глубине земли сидит огромный шаман-великан и вечно бьет в свой волшебный бубен.

Бам. Бам.

Я снова опустилась на землю, словно припечатанная происходящим.

— Шанти, я не хочу умирать, — сказала я сквозь слезы. Но было поздно. Я уже принадлежала Лесу.

Я медленно превращалась в почву. Кто-то вскрыл мне грудь, и я услышала как сердце ударило последний раз. Бум. Бум. Бум…. Сквозь меня прорастали растения, проходили насквозь через кожу и плоть, обвивали оголенные кости, прорезали внутренние органы. Я кричала от боли. Видела, как из меня поднимается раскидистый куст с шипами, а на нем распускаются алые цветы. И потом все исчезло.

Кажется, я умерла.

10.

Я очнулась от грудного рычания Шанти. Какое-то время просто смотрела в темноту. Руки не слушались. Я ощупала грудь — она была на месте.

Это посмертье?

Почему-то меня охватил ужас. Вокруг было что-то страшное. Шанти стояла передо мной и рычала. Я села. Не сразу поняла, что происходит.

В небе зависла огромная луна. Перед нами стояли черные сущности. У них были человекообразные тела и длинные-длинные пальцы с когтями. Некоторые из них сидели на корточках. Плоские лица, нет носов, замкнутые пасти сливаются с чернотой. Ледяные глаза. Одна из них держала в руках тушку убитого кролика. Она разжала пасть. Мы увидели красное зево и целый ряд тонких, длинных клыков. Она разжала пасть и откусила кролику голову.

Я оцепенела. Мгновение — и твари вдруг оказались близко, на расстоянии вытянутой руки. Одна из них, та, что с тушкой, сидела прямо напротив меня, и я слышала, как она хрустит, перемалывая череп кролика.

Если это посмертье, то я в аду.

Тварь, что сидела передо мной вытянула вперед лапу и медленно провела когтем по моему лицу ото лба к носу, рассекая кожу. Шанти злобно впилась в ее запястье и откусила черную кисть.

Я уже падала в обморок, когда началось землетрясение. Почва подо мной и Шанти стала меняться, дрожать. Я почувствовала, как земля поднимается над воздухом, и мы поднимаемся вместе с ней. Твари истошно завопили, лес сотрясался.

Прямо из земли вставал огромный земляной великан с телом из камня и лицом моего отца. Я уткнулась в мох на его руке и вырубилась, чувствуя, как он несет меня на своей ладони.

11.

На рассвете я очнулась. Я лежала на траве, обняв Шанти. Со всех сторон нас защищали и обогревали каменные руки моего отца. Когда я открыла глаза, они рассыпались.

— Папа, не уходи, — прошептала я со слезами в голосе, но вокруг осталась только мелкая каменная крошка, смешанная с землей.

Я встала и огляделась. Отец положил меня прямо перед домом лесной ведьмы. Я ощупала лицо и уши: свиного рыла больше не было, а вот на лбу остался шрам от когтей ночной твари.

Я помедлила мгновение, ощупывая шрам, а затем решительно подошла к частоколу, открыла калитку и оказалась прямо перед глазами Дхумавати, которая сидела все в той же позе и выдыхала столпы тумана.

— Дай мне работу, — сказала я твердо, — я все сделаю и не притронусь к пище, пока ты не разрешишь.

— Хочешь работать за еду и кров?

— Нет. Хочу, чтобы ты научила меня, как не быть свиньей.

Ведьма пристально всмотрелась мне в глаза и ответила:

— Что ж. Я дам тебе еще один шанс. Будешь работать, и если справишься со всем — я буду тебя учить. Не справишься — выгоню прочь и больше ты уже не сможешь вернуться.

— Я согласна.

Ведьма дала мне работу на три дня и три ночи: перебирать кости и зерна, прибираться в избе и стирать ее одежду.

Я беспрекословно выполняла все, что она требовала. Спала в сарае на стоге сена. Ела то, что приготовила сама. Вернее, давилась, потому что готовить я не умела.

Было тяжело, но у меня не осталось выбора.

Через три дня и три ночи она пришла проверить мою работу и сказала:

— Хорошо, ты справилась. Я и дальше буду давать тебе задания, только теперь, тебе придется взять на себя еще 3 испытания: 21 день ты будешь работать в молчании, ни слова не говоря. Каждый понедельник тебе нужно будет голодать и продолжать работать без еды и воды. Каждый вечер тебе нужно будет совершать 108 поклонов древнему божеству, духу этого леса. Все эти обеты ты принесешь в жертву божеству. И если нарушишь хотя бы один из них — умрешь на месте. Если хочешь остаться здесь — прими мои испытания. В противном случае — уходи прочь.

— Я согласна, — твердо сказала я.

“Кар! Кар!” — хохотал над моей головой ворон.

12.

Я выполнила задание ведьмы с молчаливой решимостью. В последний день, когда я стирала одежду ведьмы в лесном пруду, я заглянула в гладь воды и увидела новое лицо.

В моем взгляде больше не было крика о помощи. Этот взгляд больше не был взглядом нищенки, которая просит милостыню. Я видела в нем твердую решимость и веру в то, что Я МОГУ.

13.

На рассвете следующего дня ведьма пришла принимать мою работу и сказала:

— Ты хорошо поработала, но теперь пора и отдохнуть, — ее мерзкое лицо показалось мне удивительно теплым в этот момент. — Отправляйся к своей подруге. Возьми эту скатерть. Это волшебная скатерть — расстелешь ее, и она будет полна еды. Подари ее подруге в обмен за съеденные запасы. Возьми две пары моих железных сапог, две пары моих мантий и два посоха. Эта одежда не мокнет и сохраняет тепло, в любую погоду вы сможете спать в ней в лесу, даже на мерзлой земле. Возьми с собой моего ворона, и он покажет вам тайную тропу к самым красивым горам на свете. Отправляйся в путешествие и возвращайся через месяц. Наступит зима, и мы начнем твое обучение.

Когда я вернулась к Диане и подарила ей скатерть, она обняла меня и сказала: “Я так за тебя переживала! Искала в лесу и боялась, что с тобой что-то стряслось. Ты могла бы вернуться и без этого дара”.

Мужчина, с которым я оставила её в прошлый раз, ушёл. Она прогнала его, и снова плакала у меня на коленях. Я снова гладила ее по волосам.

— Он все время чего-то от меня хотел, требовал, ждал. Он грустил, а я была занята и не могла прямо сейчас быть рядом. И он виноватил меня: “Я готов в любую минуту прийти тебе на помощь, а ты?” Я хотела спать, а он хотел говорить со мной о своих чувствах и обвинял меня в том, что я холодная и равнодушная. Я чувствовала вину, мне казалось, я что-то ему должна. Я тянулась к нему из этой вины, я пыталась дать ему что-то и еще больше — и все из вины. Я каждый день предавала себя, а ему было все мало….

Она сделала паузу.

— Я как-будто во всем обвиняю его…. но ведь это я не смогла в своей жизни создать счастливые отношения. Что если я просто сбежала? Что если я просто не могу быть так близко с кем-то, и это я все разрушила? Может быть, мне лучше одной. Ведь одной мне хорошо, я ни в ком не нуждаюсь.

Я вставала на ее сторону, злилась на человека, который растревожил ее, держала за руку и говорила:

— Он отравлял тебе жизнь, ты все правильно сделала. Я ненавижу этого человека.

Я заплетала ей волосы перед сном, она готовила для меня самые вкусные завтраки и ужины. Она накрывала стол в саду, зажигала свечи, украшала тарелки зеленью, разливала чай по пиалам.

Я просила ее спеть мне. Она доставала гитару и пела. Я любовалась на звезды и чувствовала мягкое счастье.

— Я думаю отчаяние, — говорила она, — приглашает нас оставить надежду на те способы жить, которые больше не работают. Отчаяние помогает нам увидеть свои ограничения. В это время, таким способом, с этими людьми что-то невозможно. И тогда мы можем вернуть себе большой объем внутренней силы, которую вкладывали в то, что не работает. Мы можем разрешить себе больше не вкладывать эту силу. Тогда мы почувствуем освобождение и увидим новые возможности*.

— Отчаяние — это подарок, — отвечала я, вспоминая как отчаяние увело меня прочь их выжженного города. И тихо отворачивалась, чтобы скрыть слезы о том, что мне пришлось там оставить.

Через несколько недель ворон отвел нас на вершину самой красивой горы на свете. Мы спали на мерзлой земле, но нам не было холодно в мантиях ведьмы. Везде, куда бы мы ни пошли, была растоптанная тропа.

Когда мы были на вершине, Диана взяла меня за руки, посмотрела мне в глаза и сказала:

— Запомни это мгновение. Помести его в свою шкатулку… И когда тебе будет казаться что жизнь — беспросветный мрак, и у тебя больше нет сил — открой эту шкатулку и посмотри, какую красоту тебе довелось увидеть. И пусть эта красота заполнит тебя внутренним светом.

Когда она говорила, солнце садилось. И мы свидетельствовали рост друг друга на фоне самого алого заката в наших жизнях.

14.

Через месяц я вернулась к дому Дхумавати, и она начала мое обучение. Она отвела меня к глубокому озеру в сердце леса. Уже лежал снег, но озеро не замерзло, и вода в нем была теплой.

Дхумавати велела войти в воду. Я разделась, обнаженная вошла в озеро. Я погружалась все глубже и глубже, пока не оказалась на самом дне.

На дне я увидела водоросли, ярко-красные мухоморы и причудливых существ. Они были не то чтобы злые или отвратительные, но в них было что-то правдиво-темное. Такое настоящее, безжалостное, жизненное. Как менструальная кровь или глина, или земля с копошащимися червями, или слизь на коже только что рожденного младенца.

Мне не страшно. Я чувствую, что могу быть хозяйкой в этом подводном мире, вот только ноги облепила какая-то вязкая черная субстанция. И она поднимается все выше и выше, пока не доходит до горла и не начинает меня душить.

⠀— Что ты можешь с ней сделать? — раздается голос Дхумавати глубоко под водой.

— Не знаю. Может быть, дышать, — я хочу сказать: “выдыхать”, но почему-то не могу вспомнить слово.⠀

— Во что ты можешь ее превратить?⠀

— В когти и клыки.

⠀Черная вязкая субстанция собирается, уплотняется и превращается в мои клыки и когти. Теперь я чувствую себя естественной частью этого темного, правдивого мира. Теперь я здесь хозяйка.

— Когти и клыки нужны тебе, чтобы нападать? — спрашивает лесная Ведьма.

— Нет, чтобы защищаться.

С новым оружием я чувствую, что могу стремительно и быстро бежать по морскому дну. И я бегу, опьяненная своей силой, пока Дхумавати не вытаскивает меня за волосы из воды.

На берегу клыки и когти исчезли.

— Тебе еще предстоит вырасти их, — сказала Дхумавати, — на это потребуется время.

⠀

15.

Каждый день Дхумавати давала мне задания. Все такие же: стирать, отделять зерна от плевел, убирать дом, перебирать кости. Только теперь я должна была делать их не просто так.

Когда она отправляла меня стирать на озеро, говорила: “Перебирай свои личины, свои маски. Смотрю в водную гладь и знакомься с каждой”.

Когда я должна была отделять зерна от плевел, она говорила: “Пересматривай все свои верования. На каждое пристально смотри, словно бы чужими глазами. Ненужное — отсекай, нужное — оставляй”

Когда я убирала дом, она призывала меня очищать воспоминания. “Твое настоящее и будущее обусловлено воспоминаниями ума о прошлом опыте. Научись его отпускать”.

Когда я перебирала кости, я думала о смерти. “Пока ты не смиришься со своей смертью, не сможешь жить. Страх смерти будет застилать тебе глаза. Ты будешь лгать себе, что бессмертна, что еще есть время и ты можешь отложить важное на завтра. Только когда ты осознаешь, что смерть может коснуться тебя в любой момент — начнешь жить”.

По вечерам Дхумавати отводила меня в подвал. Там было огромной зеркало, и я должна была часами в него смотреть.

Иногда я не видела ничего. Иногда появлялась маленькая, израненная, плачущая девочка. Я знала, что эта девочка — я, и ненавидела ее. Я кидала в зеркало камни, чтобы уничтожить ее, но это было невозможно.

— Ты должна взять ее на руки и убаюкать, — говорила Дхумавати.

Иногда я видела себя со свиным рылом, пожирающую чужие запасы. Или себя с искаженной гримасой, стекающей изо рта желчью и полными ненависти глазами.

— Ты должна взять ее на руки и убаюкать, — говорила Дхумавати, — Ты должна узнать, зачем она нужна тебе, какое служение она выполняет.

Но я лишь кидала в зеркало камни и кричала:

— Убирайтесь!

16.

Все изменилось, когда я увидела Смерть, стоящую за левым плечом.

Как обычно, я перебирала кости, а затем стирала одежду Дхумавати на озере и всматривалась в водную гладь, чтобы разглядеть свои маски. И вдруг вместо масок увидела Ее.

Мгновение она смотрела в мои глаза, но этого было достаточно, чтобы расколоть мир на “До” и “После”.

Я больше не могла упиваться страданиями, наслаждаться вязкой жалостью к себе. У меня больше не было времени. Смерть в любой момент может положить костяную руку на мое плечо.

Я стала плодородной, и начала печь пироги, воспевая жизнь.

Я вернулась в подвал к зеркалу и укачивала на груди раненую девочку, свинью, нищенку, желчь и ненависть. А за моей спиной в зеркале отражались пепельная собака матери, оберегающая меня от страшных бед, и огромный каменный великан с лицом моего отца.

17.

Глубокой зимой в дом Дхумавати пришла Диана. Я напекла пирогов и заварила травяной чай. Мы сидели у камина на ковре. Я положила голову ей на колени, и она мягко гладила меня по волосам. Рядом Дхумавати мерно качалась в кресле и вязала чью-то судьбу. Она была похожа на добрую старушку, готовую каждого накормить из своих гигантских, свисающих до пола грудей, и лицо ее словно бы светилось изнутри.

— Мне кажется, что любить — это как гладить кота, — говорила Диана, — Ты гладишь его, потому что это в радость и тебе, и ему. Никто не гладит кота, зачем-то: чтобы кот потом сделал что-то важное или погладил в ответ. Или чтобы чувствовать свою ценность. Нет, гладить кота приятно — в этом всё дело. Маловероятно, что ты будешь гладить кота из чувства вины и глубокого долга. Никто не скажет: "Я такой плохой хозяин, должен лучше и больше гладить кота, и вообще всех котов на земле, а то как они проживут без ласки!". Просто хотеть— это легко и приятно, ты ничего не теряешь*.

Если бы я была котом, в этот момент я бы сладко урчала.

— Гладить кота — это уметь любить — продолжала Диана, — Не тискать, не дергать за хвост, а искать касание, что будет приятно вам обоим. Потому, что ты умеешь любить, поэтому и любишь*.

Я смотрела, как отражаются на ее лице игры пламени, и думала: “Какая же красивая! И столько любви в ней, и так много для меня. Неужели это все мне? За что?”

— Я осознала, — говорила Диана, наливая чай и разрезая горячий, дымящийся пирог, — что пребывала в детской иллюзии. Каждый из нас проходит путь от детства к зрелости. Что это за путь? Это дорога, на которой мы расстаемся с детскими иллюзиями и надеждами. Сказочные иллюзии нужны ребенку, чтобы выжить. Взрослого, более могущего человека, они ограничивают. Кто-то не может расстаться с фантазией, что смерть его не коснется, и что где-то для него есть вечный родитель. Другие пребывают в иллюзии, что нечто может быть тотальным. Они верят, что отношения можно построить, хотя их можно только строить, последнего кирпичика нет. Третьи не теряют надежды, что мир справедлив. Хорошие будут вознаграждены, плохие — наказаны*.

— В какой же иллюзии пребывала ты, Диана? — спросила я.

— В иллюзии, что я должна опираться только на себя, а полагаться на других значит стать слабой и неспособной выживать. Я верила, что мне не нужны другие. Если они есть — хорошо, но я не нуждаюсь в них, потому что должна сама себя поддерживать и сама справляться с трудностями. Теперь я вижу: это не так. В чем-то лучше опираться на себя, но так же мне МОЖНО нуждаться в помощи и получать ее. Когда я увидела это, мне стало доступно ценить участие других людей в моей жизни. Сейчас я признаю свою потребность в привязанности*.

Мы гугляли по зимней тропе и слушали, как под ногами скрипит снег, как птицы поют свои зимние песни. Сквозь хвойные ветви деревьев в Лес проникал свет, и мы подставляли ему свои лица и купались в солнечных лучах.

— Я предлагаю, — говорила Диана, — не говорить “погода хорошая” или “погода плохая”. Я думаю, такие суждения сужают нас, мы возражаем жизни. Гораздо лучше говорить: “мне холодно” или “мне хорошо, меня греет солнце”. Мы не можем изменить погоду, но можем изменить свое состояние. Если я знаю, что мне хорошо под солнцем, я остановлюсь и погреюсь под его лучами. Если мне холодно, я могу уйти в дом и сесть у камина или одеться теплее. Но я ничего не могу сделать с погодой, она не хорошая и не плохая. Она такая какая есть*.

— Ты как всегда видишь глубину — отвечала я, рассматривая узор на снежинке.

⠀

Я была счастлива в этом уютном зимнем мире, но все закончилось, когда в дом Дхумавати явился он.

18.

Издалека казалось, он приехал на вороном коне, но в реальности это была его черная мантия, сотканная из тьмы. Конь не был ни черным, ни гнедым — он был мертвым. Кое-где на его костях еще виднелось догнивающее мясо, пустые глазницы светилисьзеленым светом — таким же, как черепа у частокола Дхумавати.

Сам гость был худощавый, жилистый, сильный. Чуть моложе моего отца, со следами зарождающейся старости на лице. Одет весь в черное, сверху мантия из черного тумана. Увидел меня и остановился. Глаза в глаза.

Он привез Дхумавати свежие черепа и кости, целый мешок. Она велела мне разобрать кости, подать чай и приготовить ужин. Сказала, гость останется у нас на три дня.

Я наливала ему чай, а он неотрывно смотрел на меня так, словно хочет съесть заживо.

Через три дня он ушел, и я пошла вслед за ним.

Шанти скулила, рычала, пыталась оттащить меня за подол платья.

— Тише, Шанти, ну что ты…

Он остановился у ворот и сказал:

— Собака должна остаться здесь. Мы не можем взять ее с собой.

Я посмотрела в морские глаза Шанти и замерла. Шанти заплакала.

— Ну что ты? — спросил он ласково.

— Я не знаю, — пробормотала я, — Не знаю, хочу ли…

— Я знаю, — твердо сказал он, — Конечно, хочешь. Идем.

Он протянул мне руку. Словно во сне, я положила свою руку в его и переступила вслед за ним черту, отделяющую владения Дхумавати от остального Леса.

Вслед за ним я завороженно пошла в гущу темной рощи. Не видела и не слышала, как Дхумавати выдохнула мне вслед столб тумана и сказала коротко:

— Дура.

Шанти осталась выть за частоколом.

Мы углублялись в лес, за нами следовали туман, сумерки, холод и страх.

Наконец, он остановился. Земля перед ним с грохотом раскололась на две части и оттуда повеяло ледяным, сырым воздухом. В расколе я с трудом разглядела широкую, бетонную лестницу, ведущую вниз, под землю. Пахло плесенью.

— Следуй за мной, — он обернулся ко мне, посмотрел в глаза.

Я хотела закричать “Нет”, но обнаружила, что у меня нет рта.

Он развернулся и стал медленно спускаться вниз, за его спиной развивалась черная мантия.

Я покорно шла за ним. Земля с грохотом захлопнулась над моей головой.

Конец первой части

*текст полностью или почти полностью позаимствован у Дарьи Хашковской — психолога-консультанта, работающего в экзистенциальном подходе. Вы можете найти ее в запрещенной социальной сети под ником @d_hashkovskaya

Автор сказки — Анастасия Ива

Я все еще раздумываю, стоит ли писать вторую часть.

Помогите мне определиться, напишите свой отклик на почту или в запрещенную социальную сеть:

atestanto@gmail.com

@redactor_ot_bloga