Я вернулась [Ирина Александровна Ростовцева] (fb2) читать онлайн

Ирина Ростовцева Я вернулась

Машу разбудил запах хризантем. Запах детства, забытого прошлого, хранимого в тяжёлом красном фотоальбоме. Цветов в комнате не было. Это город прорвался через плотные занавески. Не удержался, решил поздороваться первым. Город, в который она мечтала вернуться многие годы, и в который не вернулась бы никогда, если не печальные обстоятельства её жизни.

Позавтракав сваренной хозяйкой комнаты кашей, Маша переоделась, пересчитала оставшиеся после похорон деньги, взяла с собой немного и вышла на улицу.

Курортный город за прошедшие тридцать лет преобразился, но по-прежнему оставался уютным и тихим, укрытым от ветров высокими горами. Изменились и люди — одели яркие одежды, взяли в руки телефоны, стали громче разговаривать и меньше смеяться.

Когда-то давно её, тяжело больную малышку, привезли сюда, в санаторий всесоюзного значения, и она плохо помнила его, только то, что осталось на групповых фотографиях. Немного помнила запах хризантем, вкус горячей минеральной воды и каскадную лестницу, из которой видела два верхних пролёта — дальше детей никогда не водили. Цветами пахло в павильоне, куда их малышовую группу пускали погреться в ожидании автобуса и искать его не было никакого смысла, поэтому, прогулку воспоминаний Маша начала с каскадной лестницы.

В неполные 36 лет, потеряв родителей в аварии, Маша ощутила себя ничьим ребёнком. Тоска по умершим вылилась в тоску по себе ребёнку, по счастью, беззаботности, по ушедшему и прошедшему зря времени. Маша выпросила на работе отпуск и на скромные родительские сбережения купила билет, сняла комнату и прилетела в город детства. Решить её материальные проблемы эти деньги всё равно не могли, а прийти в себя, смирится с потерей Маша хотела только здесь.

Она бесчисленное количество раз ходила, поднимаясь и спускаясь по лестнице, разглядывая и запоминая каждую деталь скульптур. Вечером, переполненная впечатлениями, которые на время отодвинули боль, расплетая косу, Маша едва заметила, что та стала намного длиннее, чем утром. Спокойная, засыпающая без слёз, она решила, что её мерещится и отодвинула это на задворки сознания.

Утром, убирая постель, Маша обнаружила под подушкой маленький бумажный свёрточек. В нем лежало пять самых простых печенек с узорами по краям. Такие в детстве клала мама и называла «подарки зайчика».

«Хозяйка что ли чудит?» — удивлялась Маша, заплетая косу, которая оказалась ещё длиннее, чем вчера и доходила уже до пояса. Когда маленькая Маша жила в санатории, из-за мягкой воды, волосы у неё тоже сильно выросли и окрепли, но не так быстро.

«Что это вообще?» — Маша не успела разглядеть себя в старом трельяже как в комнату без стука протопала хозяйка.

— Куда сегодня пойдёшь? — Тамара Васильевна грохнулась в мягкий диван.

— На гору, на старый источник, — Маша смутно помнила экскурсию, самым ярким впечатлением которой была мышь, защищенная витой чугунной решеткой, и поэтому свободно разгуливающая перед детьми.

— А то сходила бы Михаила Исааковича навестить.

— Вы его знаете? — пусть город маленький, но Маша представить не могла, что квартирная хозяйка знакома с врачом, вытащившим её с того света.

— Конечно, я в том санатории, где ты была, санитаркой всю жизнь отработала. Только в другом отделении, где постарше ребятишки, не как ты.

— А он живой еще? — Маша никак не могла сообразить, сколько доктору сейчас лет. В памяти тридцатилетний молодой и привлекательный мужчина сохранился как совсем взрослый, старше её родителей, старше всех, кого она знала и с кем общалась — бабушек и дедушек у Маши не было. Теперь ей самой лет больше чем было ему и взрослой Маша себя не ощущала. Ощущала плохо приспособленным ребёнком, которого заставляют решать проблемы, а она просто хочет играть, гулять и быть счастливой.

— Конечно живой, — звонко хлопнула себя по бокам через застиранный халат хозяйка. — Сходи, он любит, когда к нему пациенты ходят. Особенно такие как ты — тяжелые, еле выхоженные. Он тебя точно помнит. Сходи-сходи.

Маша не отказывалась, только сначала решила сходить на источник — купить кружку с загнутым носиком и напиться воды. До источника Маша не дошла совсем немного. Она уже видела его широкие купола, когда дорогу ей перешла группа санаторских детей. Бледные, выстроенные парами, ведомые высокой санитаркой в драповом пальто и высокой норковой шапке. Маша пригляделась — и мальчики, и девочки тоже были в драповых пальто, серых шапках, завязанных под подбородком и странной обуви, которую Маша с трудом вспомнила как бурки. Из-за невзрачной, тусклой одежды и светлой кожи дети выглядели как чёрно-белые фотографии. Болезненные, тихие, они шли молча, не баловались, не смеялись и не спорили с воспитателями из-за пары.

Маша вспомнила себя — одинокую, брошенную в холодном кафеле больничных коридоров и свернула с тропинки. Захотелось домой, в тепло, лечь под одеяло и немного поспать.

«Надо к Михаилу Исаковичу съездить, хозяйка не отстанет, спросит ведь, почему не поехала», — Маша достала бумажку с адресом и пошагала, поправляя объемный шарф, к остановке.

Пока искала, она устала плутать и спрашивать у каждого незнакомого встречного адрес. Спасло ситуацию то, что Михаил Исакович её сразу вспомнил, обрадовался и усадил пить чай с шоколадными конфетами. Маша смотрела на него и не могла понять — узнаёт она его или нет. Образ в памяти был слишком размытым, но улыбка, интонации, движения иногда отзывались в ней, вытаскивая за собой сразу всплеск воспоминаний. Разговор тёк так быстро и живо, что, Маша сама не заметила, как рассказала врачу сначала о своём приезде, впечатлениях о городе, а затем и о своём несчастии. А заметив, разрыдалась.

— А ведь я помню твоих родителей. Тебя папа привозил, мама забирала. Да, хорошо помню. Они плакали много. За тебя боялись. Теперь ты за них плачешь. Ну поплачь. — Старый доктор задумчиво гладил Машу по плечу. — А ты не хочешь в наш санаторий сходить? Туда где лежала? Проповедать его?

— Разве можно? Туда ведь не всех пускают. — Маша прекрасно помнила правила и распорядки больничных учреждений.

— От меня можно. Как волонтёр. Я тебя пристрою, сходишь, помоешь что скажут, окна там, стены, а потом прогуляешься. Палату свою найдешь, игровую, там всё как раньше, — доктор нашёл для Маши утешение и, обрадованный этим, разулыбался.

— Конечно хочу, очень хочу, — Маша и мечтать о таком не могла. Она собиралась только сходить к санаторию, посмотреть через забор, как он выглядит сейчас.

— Я как договорюсь, тебе позвоню, — Михаил Искавич подлил чаю и протянул Маше конфету в самой красивой обёртке. — А Медовая гора совсем упала. Ты не ходила еще, не смотрела? Что ты! Тут прошлой зимой такой ветер был, она совсем на бок съехала. — Маша засмеялась вслед за доктором и развернула конфету. Домой она вернулась поздно и сразу улеглась спать.

На следующее утро Маша опять нашла под подушкой «подарок зайчика». На этот раз несколько карамелек и яблочко.

«Да что Тамара Васильевна, совсем что ли?» — Маша расчёсывала сбившуюся за ночь косу. Волосы не поддавались, запутываясь ещё больше, пока яблоко переливалось сочным ярким боком на подушке.

«И ведь не скажешь. Обидится», — Маша схватила из деревянной карандашницы ножницы и отрезала спутавшийся внизу пучок волос.

— Доброе утро! Я гулять! — крикнула Маша вглубь занавешенных комнат и, не дождавшись ответа, выбежала на улицу.

Город встретил сухим, тёплым ветром и ярким солнцем. Выросшая в Сибири, Маша не привыкла к такой погоде в ноябре и радовалась возможности ходить без шапки, в лёгком пальто и обуви на тонкой подошве. Добравшись до курортной части города без плана на день, Маша принялась бродить по всем дорожкам подряд, угадывая впервые она здесь, или уже была в детстве. Город обрел новые, свежие и красочные украшения — удобные скамейки, поющие фонтаны, красочные фотозоны. Он жил и развивался, а Маша среди современной мишуры искала город старый, созвучный её воспоминаниям.

Отщипывая мелкими кусочками сладкую булку в белой присыпке, Маша заметила сквозь густые кипарисовые лапы бело-красные полоски здания ванн и обрадовалась, как давнему знакомому.

«Я пойду! Я прямо сейчас пойду! И ноги отдохнут. Уходилась вся», — Маша доела сдобу, отряхнула руки и ускорила шаг.

Лечебница стояла окутанная влажным, солёным запахом минеральной воды. Внутри здание совершенно не изменилось — гулкий кафельный пол, высокие деревянные окна и каскад многочисленных арок, только оборудование в ванных было новое, современное и удобное.

Маша расслабилась в тёплой, слегка покалывающей кожу воде и ощутила себя спокойной и почти счастливой, без чувства вины перед умершими родителями за свою радость. Из приятной полудрёмы Машу вывел шорох, улетающий эхом к сводчатому потолку. Маша открыла глаза — синие кубики кафеля бегали по белым вверх-вниз, ударяясь с лёгким шуршанием. Маша сжалась, обняв себя крепко руками, и зажмурилась. Шорох не прекращался. Невидимая рука играла на стене ванн в пятнашки. Игра шла быстрее и быстрее. Щелчки от столкновений становились громче, и Маша выскочила из воды.

— Девушка, вы куда? — взволновалась администратор в розовом медицинском костюме. — Вам рано ещё!

— Я замёрзла, — Маша на ходу путалась в рукавах свитера.

— Вам не понравилось у нас?

Маша собиралась с мыслями, чтобы ответить вежливо и с юмором, но звонкие коридоры донесли новые пугающие звуки, и она молча выбежала через широкие деревянные двери на улицу.

Маша глубоко дышала, разглядывая мелкую густую траву, заполнившую стыки тротуарной плитки. Сердце колотилось в горле. Стылый ветер разметал волосы и бил ими по лицу. Маша убрала волосы, накинула капюшон и замерла.

Чёрные облака в разные стороны текли по бледно-голубому небу. Догоняя друг друга, они сталкивались и разлетались в тишине, без грома и молнии. Ветер взмывался из-под ног, поднимая жёлтые рваные листья вверх. Маша присела, прижимая к себе рюкзак, готовая заплакать.

Отпружинив широкие лапы кипариса, на дорожку вышла та же группа санаторских детей. Медленно шагая, спиной впредь, глядя прямо перед собой они молча двигались к ней. Маша резко выпрямилась и закачалась от внезапной темноты в голове.

Телефон задрожал в рюкзаке и скинул наваждение. Михаил Исакович договорился, как обещал Маше, о посещении санатория и был необычайно горд собой.

— Даже мыть ничего не придётся. Спонсоры привезут канцелярию, ты её по группам разнесёшь. Заодно и весь санаторий посмотришь. Сейчас можешь? Очень хорошо! Адрес то помнишь? Ну поезжай.

Воодушевлённая, Маша бросила телефон в рюкзак и поспешила к остановке: «Уснула, кошмар приснился, а я навыдумывала. Всего-то погода немного испортилась. Да уж, нервы-нервы».

Тысячу раз представляла себе Маша встречу с санаторием, и вся эта тысяча сбылась с ней сегодня. Навалилась, раздавила впечатлениями, наполнила сердце щемящей грустью по себе маленькой, глупой и смешливой.

Потерявшая ход времени, Маша разглядывала мозаичное панно с тремя сказочными богатырями, строго глядевшими на зрителей из-под седых бровей. Холодные, яркие камушки помнили так много детей, в том числе и её.

— Извините, тётя, — с разбега врезалась в Машу торопливая девочка лет пяти и засмеялась.

— Ничего страшного. Куда ты так летишь? — рассмеялась вслед за ней Маша и присела, чтобы отряхнуть малышку и поправить ей гольфики. Девочка смотрела на неё ярко-голубыми глазами и наматывала хвостик косы, украшенной пышными бантами, на палец.

— Тебя как зовут? — выдавила Маша.

— Мария, — пожав плечами ответила девчушка. Если с внешностью у Маши могли возникнуть сомнения, то голос она не могла не узнать. Свой голос узнаешь сразу из сотен других — он отзовется громким эхом в самой глубине сердца.

— Мне пора, — девочка вырвалась, резво убежала по коридору и, пока Маша осознавала произошедшее, скрылась в одной из палат.

— Девушка, вас охрана уже ищет, — откуда-то из-за спины к Маше подошла воспитатель в белом халате поверх цветастого трикотажного платья, — Мы думали, вы заблудились, потерялись. Собрались идти, искать.

— Кто эта девочка? — Маша напряженно терла виски.

— Какая девочка? Давайте на выход, — воспитатель взяла Машу под руку.

— Мне кажется, я её знаю.

— Знаете, не знаете — хватит тут ходить, — воспитатель сердилась всё больше, не скрываясь, с силой провожала Машу к лифту.

— Извините, я просто тут лежала в детстве. Вот гуляла, вспоминала, — бормотала Маша, оглядываясь.

— До свидания, — лифт закрыл Машу от рассерженной женщины и повёз вниз.

Как в тумане Маша доехала до дома и, раздевшись, упала спать. Утром, проснувшись, она решила проситься съездить в санаторий ещё раз. После смерти родителей ей стало некому рассказывать истории из детства. И вот само детство пришло к ней, надо только найти его и рассмотреть получше. Неважно, кто эта девочка и почему так похожа на маленькую Машу, важно, что похожа, что она видит в ней и чувствует себя. Встретив её, Маша хотела загладить чувство вины перед своими родителями. Рассказать девочке, как важно их слушаться и беречь. Однако, Михаил Исакович отказался наотрез:

— Ты там знаешь сколько делов наделала? Мне нажаловались на тебя. Сначала пропала, потом ребёнка преследовала. Что такое мне рассказали, Маша? Ладо, приезжай, поговорим, не могу по телефону, мне тебя видеть надо.

Маша, наспех собравшись, даже не заправила постель и попустила новый «подарок зайчика» — карамельки с яблочным повидлом.

Михал Исакович, разливая чай, был не так зол, как по телефону.

— Ну, и зачем тебе еще раз? Не всё рассмотрела?

— Не всё, — Маша побоялась выглядеть впечатлительной дурой и скрыла правду.

— Да? Ничего рассказать мне не хочешь? — пристально поглядывал на Машу врач.

— Не хочу, — упорствовала Маша.

— Не хочешь, вот и гуляй по городу. А в санаторий больше не пущу, — внезапно рассердился Михаил Исакович.

— Да я не скрываю ничего. Просто странно как-то всё. Вы не поверите, — испугалась Маша ссоры с доктором.

— Поверю. Ты знаешь, я всему поверю. Наш город стоит на разломе древних гор и в нём происходит много такого, во что в других городах обычно не верят, — Михаил Исакович, сложив руки на льняную в крупных маках скатерть, приготовился слушать.

Маша, сначала сбивчиво, затем увереннее рассказала события вчерашнего дня.

— А больше ничего не происходило? — Михаил Исакович слушал внимательно, не перебивал и в дуры записывать Машу не спешил.

— Происходило. Много чего, — Маша рассказала про другие, накопившиеся за несколько дней странности и, вспомнив, расплела косу. Михаил Исакович рассеянно потрогал доходившие почти до колен волосы, потёр подбородок и вышел из комнаты.

Выдохшись, Маша опустилась на стул, допила холодный чай и хотела позвать Михаила Исковича, как он вернулся в комнату с фотографией в руке.

— Пожалуй, я смогу тебе помочь. Вот, познакомься — это мой внук, Дима. Он исследователь, собиратель городских легенд, как сейчас говорят — блогер, — с фотографии на Машу смотрел молодой, не старше двадцати лет, симпатичный молодой человек, — Сейчас он в горах с друзьями, но мы с ним очень близки, и я знаю о Другом Городе ровно столько, сколько и он. Ты, Маша, выжившая, ходившая по грани жизни и смерти, заглянувшая в иной мир. Ты можешь видеть Другой Город, он приходит к тебе, потому что помнит. Узнаёт и показывается тебе.

— Значит…?

— Да, это не девочка похожая на тебя. Это ты. И это очень плохо, — Маша вслушивалась в каждое слово. — Тогда, в детстве, ты так часто переходила границу жизни туда и обратно, что часть тебя не успела и осталась жить в Другом Городе. Произошёл разлом. Эта девочка, не старясь и не болея, живет часть твоей жизни, часть твоих эмоций, твоих впечатлений. Причём самую яркую, самую насыщенную часть. Потому что она ребенок и её восприятие острее и непосредственнее. Тебе нужно её убить.

— Что? — Маше показалось, она ослышалась.

— Убить. Тебе никогда не казалось, что ты живешь не свою жизнь? — голос старого врача звучал твердо и уверенно, — Не такую насыщенную, успешную как хотелось? Что тебе постоянно что-то мешает, отнимает силы? Вот, это она. Убьёшь её — заживёшь как следует.

— Вы что? Я кота наказать не могу. Убить? Прям жизни лишить? Нет, я не смогу, — Маша не сомневалась в себе.

— А ты не спеши. Вспомни, подумай. Иди, я почитаю Димины записи, как это сделать и наберу тебе. А ты подумай, и подумай хорошо.

Всю обратную дорогу Маша прошла пешком. Мысль, сначала дикая и страшная, с каждым шагом казалась ей убедительнее и правильнее. Все неудачи и ошибки, упущенные шансы, тяжёлые обстоятельства и проблемы можно было списать на одну причину. Более того, устранить эту причину и зажить счастливо. Дойдя до дома, Маша прилегла на кровать без сил на дальнейшие размышления.

Проснулась, уверенная и решительная, когда город начал погружаться в оранжевые сумерки.

«Надо, значит надо. Сделаю и забуду. Никакая это не маленькая девочка. Это порождение какого-то Другого Города. Не человек вообще. А я человек», — Маша зло перетрясала рюкзак. Вспомнив, что не ела целый день, она хотела позвать хозяйку, но позвонил Михаил Исакович и назначил встречу в кабаньем лесу.

Если было на свете место, в которое Маша никогда не хотела возвращаться, то это был кабаний лес. В детстве он пугал её сучковатыми высокими деревьями, морщинистой корой, мокрыми чёрными листьями, прилипающими к подошве. Лес был тёмен, сыр и холоден, но она вернётся и сделает что потребуется

— Вы мне объясните, что мы ищем? — шумно вдыхая прохладный воздух, Маша еле успевала за доктором.

— Сучок. Особый такой сучок. Им можно убить ребёнка. Я сказал, ты не запомнила, — Михаил Исакович суетливо разгладил карман куртки. — Смотри внимательно, ты его увидишь.

— Как я пойму? Подождите! — врач, не оглядываясь, уводил Машу в сторону от протоптанных дорожек.

После часа пути по погружающемуся в ночь лесу Маша устала и присела на трухлявую корягу.

— Ой, здравствуйте. А вы же в горах, — из-за широкого ствола вышел высокий молодой человек и Маша сразу его узнала.

— Дима! — кинулся к внуку доктор.

— Привет, дед, — молодой человек держался на удивление холодно с родственником.

— Что происходит? — Маша ощутила себя полностью потерянной и разбитой.

— Я не в горах. Я давно умер, — Маша разглядела в темноте бледную кожу и серую одежду юноши.

— Диму убил Другой Город, — доктор не сводил с внука взгляд. — Забрал себе. За то, что он выдавал всем его тайны. Я знал, что ты приведёшь меня к нему!

— Так вы что? Меня сюда только для этого притащили? Диму своего увидеть? А девочка? Кто она? Вы соврали мне? — Маша резко встала, но ноги подкосились и, закачавшись, опустилась на корягу.

— Обманул, обманул, — легко согласился доктор и улыбнулся. — Ты останешься здесь. А мы с Димочкой пойдём. Да, Дима? Пойдём, внучок, домой.

— Дед, ты о чём?

— А что? Она видит Другой Город, он принимает её. А мы пойдём, пойдём скорее. Ты всё равно никому не нужна! — Михаил Исакович резко обернулся на свою бывшую пациентку.

— Что ты, дед? Мне не уйти отсюда, — Дима грустно разглядывал доктора.

— Она очень ценная для них. Я сразу понял. Город согласится обменять её на тебя. Она должна остаться! А ты жить. Жить! — завизжал старый врач и кинулся к Маше. Внук оказался быстрее. Он зажал деда в крепких объятьях, пока тот, брыкаясь и брызгая слюной, размахивал неизвестно откуда взявшимся ножом в сторону Маши.

— Бегите, Маша, бегите! И не бойтесь входить в Другой Город. Там есть не только Тень, но и Свет. Другая вы — это Свет. Ваш маленький ребёнок, ваша сила, — Михал Исакович, устав биться, повис на руках внука и тихо плакал.

Маша поднялась, поправляя лямки рюкзака и приготовилась расспросить Диму подробнее.

— Неет! Стой! — старый доктор принялся вырываться с новой силой, и Маша побежала, спотыкаясь, через лес на мерцающие сквозь деревья огни.

После пережитого, Маша три дня пролежала больная под бдительным уходом Тамары Васильевны. Выздоровев, она сначала хотела немедленно уехать, но передумала. Оставшиеся дни отпуска гуляла по городу постепенно привыкая к внезапным проявлениям Света и Тени. Старалась их различать, перестала боятся, привыкала жить одновременно в реальном и Другом Городе. Закончился отпуск, Маша улетела в родной город, уволилась, собрала вещи и вернулась в съемную комнату к своей доброй хозяйке.

Маша подолгу гуляет в надежде научиться входить и выходить в Город по своей воле и однажды, возможно, встретить девочку с пышными бантами на косичках и поговорить с ней.