Perpetuum mobile [Андрей Ефимович Зарин] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Зарин Андрей Ефимович
Perpetuum mobile
Андрей Зарин
Perpetuum mobile
Было шесть часов утра, когда у дверей зазвонил молочник. Луша, молодая девушка, вскочила с постели, на которой спала полураздетая, потом села и стала с недоумением протирать глаза. Второй, более энергичный, звонок заставил ее совсем очнуться, в темноте найти калоши, заменявшие ей туфли, и поспешить открыть двери. В кухню с бутылкою в руке вошел молодой, краснощекий парень. -- Ишь заспалась как! С пушки впору палить. Получайте свое! -- сказал он шутливо, ставя бутылку на стол в то время, как Луша, зевая и вздрагивая, зажигала жестяную лампу. -- Поработай с мое, и не так заснешь, -- отозвалась она, -- накось тебе, в третьем часу заснула! -- Гости? -- спросил парень. -- У нас, что ни вечер, то сами в гости, или к нам гости! Заспишься тут! -- ответила Луша и схватила со стола самовар. -- Счастливо вам! -- сказал молочник и вышел, хлопнув дверью. Луша начала ставить самовар. -- Заспишься тут, -- вполголоса бормотала она, -- на тебе, в три легла, в шесть вставай! Она поставила самовар, а затем достала ваксу, щетки и начала чистить сапоги для молодого барина и для старого; самовар скоро начал шуметь. Луша торопливо обулась, схватила плетеную корзинку, заборную книжку, накинула на голову платок и побежала в булочную, заперев за собою дверь. -- Газетку! -- встретил ее на лестнице газетчик. -- Давай сюда! -- Луша на ходу сунула свернутую газету в корзинку и сбежала с лестницы. -- Лукерье Васильевне! Наше вам! -- воскликнул молодой дворник в огромной шубе, загораживая ей дорогу под воротами. -- Пусти, леший, ну тя! -- сердито отмахнулась Луша, скользнув мимо него. -- Вот тебе и наше вам! -- с хохотом крикнул денщик, входя под ворота; а Луша уже бежала стремглав по пустынной улице. Вбежав в булочную, она порывисто перевела дух и, поставив корзинку, сказала: -- Как всегда! Следом за нею вошла кокетливо одетая горничная. -- А, Луша! -- воскликнула она, и они поздоровались. -- Ну, что у вас? -- спросила Луша. Горничная махнула рукой. -- Представление целое! Теперь поссорились и сидят по комнатам: он -- в кабинете, она у себя, а я им записки таскаю. Только и дела. Зовет барин: "Катя, передайте барыне!", а там барыня: "Катя, передайте барину!" я и бегаю... Луша рассмеялась и подхватила свою корзинку. -- До свиданья, пока что! -- Луша, здравствуй! -- окликнула ее под воротами высокая девушка с корзинкой в руках. Луша поздоровалась и приостановилась. -- А у нас Матрена уходит, -- сказала девушка. -- Да ну? С чего? -- Слышь, барыня вчера пилить зачала. Мясо, видишь, жесткое. Уж она зудила, зудила. Матрена дверью хлоп, и ушла. Барыня кричит: "сейчас вон, мерзавка!", а Матрена ей в ответ: "Давайте расчет!" Нынче и уходит. Я стряпать буду. -- А я Катю видела. Потеха у них... -- и Луша рассказала, что услыхала в булочной. -- Ах ты. Господи, -- прервала она свой рассказ, -- самовар-то, поди, ушел! -- Лукерье Васильевне с добрым утром! Морген фри! -- выколачивая генеральскую шинель на площадке лестницы, приветствовал Лушу бравый денщик. -- Здравствуйте вам! -- ответила Луша, быстро подымаясь по лестнице. Самовар шумел, бурлил и выплескивал кипящую воду. Луша быстро сняла трубу, поставила самовар на стол, сдунула с него золу и заварила чай. Потом достала из кухонного ящика масло, яйца, из которых два опустила в самовар, затопила плиту, поставила кипятить молоко и, ухватив сапоги, устремилась в комнаты. В маленькой комнатке с письменным столом, этажеркою и двумя стульями, свесив с подушки лохматую голову и раскрыв рот, храпел на клеенчатом умом диване, заменявшем постель, Борис Подопёнкин, гимназист 7-го класса. -- Барин, -- подошла к нему Луша, -- вставайте! Половина восьмого! Пора! -- Мммм... -- промычал юноша, встряхнул головою, как лошадь, повернулся на другой бок и захрапел так, словно выругался. -- Половина восьмого! -- громко произнесла Луша, трогая спящего за плечо, -- опять опоздаете, вставайте! -- А? Что? -- и, тараща глаза, он поднялся и сел. -- Вставать пора! Половина восьмого! -- повторила Луша, зажигая на столе лампу. -- Лушечка, голубушка, -- сипло заговорил гимназист, -- дай мне сюда чай, пожалуйста! -- Опять заснете! -- Ей-Богу, нет! -- и юноша опустился на подушку. Едва Луша вышла, как до нее донесся его басистый храп. Луша налила стакан чаю, нарезала булки, положила на тарелку два яйца и вернулась в комнату молодого барина, который храпел, уткнувшись носом в подушку. -- Нате вам чай! -- громко сказала Луша, подвигая стул и ставя стакан и тарелку. -- Слышите, барин! Чай пить! Ах, ты, Господи! -- ткнула она его в плечо: -- уйду вот и будить не стану! -- А? Что? Хорошо, хорошо! Я знаю. Не беспокойся, пожалуйста, -- проворчал впросонках гимназист, зарываясь головою в подушку. -- Вот вам чай. Сейчас восемь будет! -- крякнула с нетерпением Луша. -- А? Что? -- встрепенулся он и испуганно обернулся. -- Чай принесла! Восемь часов! -- Чай? Спасибо! -- он повернулся на бок и протянул руку к стакану. -- Выпьете, в стенку стукните! -- сказала Луша, выходя из комнаты. Дверь с лестницы резко отворилась, и в кухню, согнувшись под тяжестью вязанки дров, вошел дворник. Он сделал два шага и с грохотом сбросил на пол вязку. -- Наше вам почтение! -- сказал он добродушно, вытягивая из-под дров веревку, -- получай порцию. -- Прачешную, Митрий, готовь! Завтра стирать буду! -- проговорила Луша. -- Что больно скоро? Ишь ты какая, ровно блоха прыгаешь, -- усмехнулся дворник. -- Попрыгаешь у нас! -- отозвалась Луша, принимаясь бросать дрова в ящик, что стоял у двери. -- Ладно, устроим! -- сказал, уходя, дворник. -- Ты чего пришла? -- заговорила Луша, увидев скользнувшую в двери кошку. -- Нашаталась, подлая! Кошка, осторожно обойдя дрова и совершенно игнорируя Лушу, прошла через кухню и скрылась в коридоре. -- Ах ты, Господи! -- проворчала Луша: -- будет теперь потеха! -- и, наскоро перебросав дрова, бросилась в комнаты за кошкой. -- Ксс... ксс... -- звала она шепотом кошку, которая уже пробиралась в спальную к барыне, но Луша успела перехватить ее. -- Я тебя, подлая! Будешь у меня шляться! Иди! -- она кинула кошку к кухне и вспомнила о молодом барине. -- Спит! Так и есть! -- с сокрушением и досадою проговорила она, входя к нему в комнату. -- Барин, да что же это? Опять проспали! Глядите, девятый час! Барин! Я вот сейчас барыне скажу! Ей-Богу! -- А? Что? -- Да что! Будишь, будишь, добудиться сил нет! -- Который час? -- Девять скоро! Вот который! Юноша сразу очнулся. -- Что ж ты меня раньше не разбудила, -- сердито заговорил он, -- ведь я же просил в половине восьмого! -- Добудишься вас! -- ответила Луша и тут же добродушно прибавила: -- чаю-то подать, или встанете? -- Стакан здесь выпью. -- Ну, ну; не засните теперь еще! -- она вышла, взяв стакан с холодным чаем, налила свежего и вернулась в комнату гимназиста. Он уже ел яйца и курил папиросу. -- Теперь не заснете! -- сказала Луша. -- Почисть брюки. Я вчера их здорово отшлепал, -- проговорил гимназист, прожевывая булку. Луша захватила брюки и прошла в кухню. На столе у самовара стояла ее большая чашка с налитым чаем, про который она позабыла. -- Ишь, совсем остыл! -- пробормотала она, взяв кусок черного хлеба и отхлебывая из чашки, в то же время доставая платяную щетку. Выпив чай и вычистив брюки, она ухватила половую щетку с тряпкой и направилась в комнаты, занеся гимназисту брюки. -- Налей еще! -- сказал он. -- Вставать пора! -- проговорила Луша, но взяла стакан, вернулась в кухню, налила чаю и, снеся его гимназисту, прошла в комнаты. В столовой и гостиной было сумрачно и тихо. Серое утро освещало буфет, в беспорядке оставленные стулья, стол, заставленный неубранной посудой, и засоренный пол. Из соседних комнат доносился храп. Луша принялась за уборку. Она осторожно перетаскала всю грязную посуду на кухню, стряхнула скатерть, расставила в столовой стулья и перешла в гостиную. Там она обтерла тряпкою пыль, расставила мебель и начала подметать пол, быстро и ловко сгребая щеткою весь сор в одну кучу. -- Луша! Луша! -- вдруг раздался резкий окрик самой Подопёнкиной. -- Проснулась! -- с досадою пробормотала Луша и, бросив щетку, устремилась в спальную барыни. Толстая, рыхлая Подопёнкина, с тоненькой косичкой, завернутой на самой маковке, протирала глава. -- Что это ты там, словно Плевну берешь? -- сердито встретила она Лушу. -- Сколько раз говорила тебе, не убирай гостиной, пока я не проснусь! Никогда мне покоя не дашь! Который час? Принеси чаю! Подыми занавеску!.. Луша подняла занавеску. -- Ах, Господи, скоро ты мне чаю дашь! -- проговорила Подопёнкина и закричала: -- Убери кошку! Опять она в комнатах! -- Ксс... ксс... иди сюда! -- Луша опустилась на колени, залезла под кровать и вытащила оттуда кошку. Придя в кухню, она стала готовить для барыни чайшку чаю, хлеб, масло, яйла и понесла все это на подносе в спальную. Барыня притронулась к чашке и сердито заговорила: -- Что ж ты это нарочно мне холодные помои налила! Разве я могу пить такой!.. -- Надо быть, остыл самовар, -- сказала Луша. -- Надо быть!.. Возьми эту гадость и разогрей сейчас самовар. И где у тебя голова только? Поставить самовар всего и дела, и то не можешь! Ну, шевелись! Луша взяла чашку с чаем, а барыня сердито повернулась на бок, достала со столика начатый ею вчера роман и стала читать. Луша долила самовар и начала раздувать его, когда в кухню вошел гимназист, подошел к раковине и принялся мыться под краном, далеко вокруг себя разбрызгивая воду. -- Луша! -- послышался тонкий, визгливый голос. -- Сейчас, барышня! -- отозвалась Луша и побежала по коридору в комнату Лидочки Подопёнкиной, двадцатилетней девицы, учившейся музыке и пенью. Она приподняла голову, на которой все волосы были завернуты в бумажки и, моргая глазами, пропищала: -- Дайте мне чаю, Луша; и, пожалуйста, вычистите мою черную юбку и достаньте красную кофту. Знаете, блузкой которая... -- Хорошо, барышня! Гимназист уже оделся. Луша вернулась в кухню и наскоро затерла шваброю наплесканную воду. -- А калоши не вычистила, -- с упреком сказал гимназист, входя в пальто и шапке в кухню. -- И забыла вовсе! -- ответила Луша и, взяв сырую тряпку, обтерла на ногах гимназиста калоши. Самовар зашумел. Луша заварила чай и стала готовить для барышни хлеб, масло и яйца; потом налила чай барыне с барышней и понесла в их комнаты. -- Не забудьте юбку вычистить, -- снова сказала барышня, -- я сегодня до завтрака уйду! -- Помню, барышня, -- ответила Луша. -- Ушла и пропала, -- ворчливо сказала барыня, -- долго ли самовар разогреть! Который час? -- Десятый, барыня! -- Дура! Если я тебя спрашиваю, ответь точно. Поди посмотри! Луша заглянула в столовую. -- Десятого четверть! -- Молодой барин ушел? -- Ушли. -- Ну, чего же ты стоишь, как столб. Или дела нет? Луша вышла из спальной и прошла в гостиную, где снова взялась за щетку. Она вымела сор через переднюю в столовую, когда снова раздался оклик барыни. -- Налей еще, да не клади столько сахара! Луша взяла чашку. -- Луша! -- позвала ее барышня. -- Налейте еще, только не так крепко. Да не забудьте юбку и кофточку! И умыться приготовьте. Я сейчас встану! Лидочка Подопёнкина и ее мать мылись теплою водою у себя в комнатах. Луша, обыкновенно, приготовляла воду, приносила в комнату табурет, таз и рукомойник и помогала им умываться. Она прошла в кухню, налила чай, разнесла по комнатам и снова ваялась за щетку подметать столовую. -- Луша, вы здесь? -- раздался сиплый голос, -- принесите мне газету и чай! -- Сейчас! -- откликнулась Луша и, бросив щетку, устремилась в кухню. Хлеб, масло, яйца, стакан чаю, газета... Она вошла в комнату барина, который спал в своем кабинете на оттомане. -- Благодарю вас, -- сказал он, -- дайте со стола папиросы и спички! Ну, все. Да, подымите шторку! Какова сегодня погода? Холодно? Ну, это хорошо. Подморозило, значит! -- Луша! -- закричала барыня. -- Барин проснулся? -- Проснулись. Чай пьют. -- Кушают, надо сказать. Тебя учи не учи, как пень! Спроси его, когда Астафьев именинник? Не спутай имени! Луша прошла к барину. -- Барыня спрашивает, когда Астафьев именинником будет? -- Сеня, когда Иван Степанович именинник? -- раздался пронзительный крик самой Подопёнкиной. -- 13 ноября! -- прокричал в ответ Подопёнкин. -- А я думала -- 12-го! -- Есть Иван 12-го и есть 13-го -- и они стали перекрикиваться, а Луша снова взялась за щетку и дотащила сор уже до коридора, когда барышня закричала, выглядывая из двери своей комнаты: -- Умыться, Луша! -- Сейчас, барышня, -- ответила Луша, -- домету только! -- и на этот раз промела через коридор в кухню, до самой печки, после чего стала приготовлять для барышни воду. -- Луша! -- загремел голос барина. Она оставила воду и пробежала к барину. -- Зовешь вас не дозовешься, -- сказал он, -- принесите мне еще стакан чаю! Да! Потом возьмите со стола полтинник. Нашли? Отлично! И купите мне 25 папирос. Только сейчас, пожалуйста. Луша вышла. -- Луша, -- вернул ее барин, -- сперва дайте мне чаю. Луша заглянула к барышне. -- Вы уж подождите малость. Барин за папиросами посылает! -- Только скорее, Луша! -- Мигом, барышня! -- Луша! -- позвала барыня. Луша снесла барину чай и прошла к барыне. -- Тебя барин за папиросами посылает, так уж заодно купи, что надо, к завтраку. -- Керосину нет. -- Ну, и керосину купи. А сахар есть? -- Не держи ты ее, пожалуйста, -- раздался крик барина, -- я без одной папиросы, а она ее не пускает! Барыня поспешно сунула портмоне назад под подушку и сказала: -- Беги скорее! За завтраком потом сходишь! Луша прошла на кухню, набросила на голову платок и полетела в лавочку за папиросами. -- 25 штук! -- сказала она, кидая на прилавок полтинник. -- "Пери" прикажете? -- с галантной вежливостью спросил лавочник, оборачиваясь к шкафу с папиросами. -- Известно, "Пери"! -- Еще чего-с? -- После приду еще. Давайте сдачу-то! -- и захватив деньги и папиросы, она с такой же быстротою пустилась обратно. -- Который раз? -- спросила у нее на ходу высокая девушка, утром встретившаяся с ней под воротами. -- Второй еще только! -- ответила Луша. -- А я, милая, уже четвертый! Вот тебе и за кухарку. Запыхавшаяся Луша передала барину папиросы и сдачу, а затем побежала помогать барышне умыться. -- Лей больше! Довольно! Лей сюда! Полей на шею! -- Луша послушно лила воду, и барышня плескалась, как утка, расплескивая кругом целые лужи. -- Подотри, Луша, а то ходить нельзя! -- сказала она, вытираясь полотенцем. Луша сбегала на кухню, вернулась с тряпкою и, нагнувшись, стала вытирать залитый пол, после чего подхватила таз с мыльной водою, а за ним рукомойник с табуреткою и унесла их на кухню. -- Юбку не забудь, Луша! -- крикнула вслед барышня, садясь к зеркалу и начиная развертывать папильотки. В красной бумазеевой юбке, в рубашке, спустившейся с одного плеча, в стоптанных туфлях на толстых, как поленья, ногах, с завернутой на макушке косичкой, поднявшаяся с постели Подопёнкина стояла посреди кухни и, едва вошла в нее Луша, заговорила: -- A y тебя, милая, как говорится, и конь еще не валялся, -- она показала на немытую нагроможденную на столе посуду, -- половина одиннадцатого. У добрых людей уж обед готовят, а мы еще и посуды не убрали. -- Да где же время-то было, барыня? Кажется, я... -- начала Луша. -- А ты бы спала меньше! -- перебила ее барыня -- Скажите! Утром встать, поставить самовар, убрать две комнаты да проводить молодого барина -- всего и работы, а у нее времени нет! Тогда, милая, на местах не служи, а иди в барыни... Приготовь мне умыться! -- и она зашлепала в свою спальную. Луша покачала головою, махнула рукой и торопливо стала ополаскивать таз и готовить барыне воду. -- Луша, юбку и кофточку! -- закричала барышня. -- Сейчас! -- ответила Луша, проносясь к барыне с табуреткой и тазом, а затем с рукомойником. Барыня обнажилась до пояса и начала мыться. Она не жалела воды, сопела, фыркала и все время, не переставая, говорила с Лушей: -- Лей, лей! Не бойся! Что барышня кричит там? Юбку и кофту? Вот видишь, даже такого пустяка не приготовила. Стыдно! Нанялась служить, так служи. У нас не Бог весть что за работа. Четыре человека всего, а есть семьи, где восемь душ да ребенок маленький, -- и служат! А спать нельзя. На все время, голубушка, есть. Подала вечером самовар, постлала постели и спи!.. Что?.. Воды нет! Ну, беги скорее!.. Луша бросилась в кухню, чтобы снова наполнить рукомойник. Барышня у себя в комнате топала ногою и кричала: -- Лушка противная, что ж ты мне юбку с кофточкою! Ведь я опоздаю! -- Сейчас, барышня! -- пробегая, ответила Луша, -- не могу же я разорваться. Коли я барыне мыться даю! Барыня с намыленным лицом и шеей стояла, наклонясь над тазом. -- Лей прямо! Вот так! Опять грубость в тебе. Ведь ты с барышней говоришь. Как же это кричать ей: "не разорваться мне!" Эх, придется нам с тобой расстаться! Дай полотенце. -- Да я хоть сейчас! -- угрюмо сказала Луша. -- И сделай милость! -- ответила тотчас барыня, -- не держу! -- и тотчас же обычным тоном заговорила: -- Подай барышне, что ей там надо, да подотри здесь. Ишь сколько наплескала. Подать умыться не умеешь. А потом и в лавочку надо. Кофе готовить. Луша унесла таз, рукомойник и табуретку, достала из шкафа барышнины кофту с юбкой и бросилась на лестницу выбивать и чистить ее, а барышня в коротенькой голубой юбке с голыми плечами, руками и грудью, затянутая в корсет, прошла к мамаше и, сев на ее неприбранную постель, заговорила: -- Опоздаю я из-за этой Лушки. Чуть проснулась, попросила ее, и вот до сит пор. Подопёнкина застегивала на себе корсет, отчего лицо ее налилось кровью, и глава, как у сумасшедшей, уставились в карниз печки. -- Уф! -- вздохнула она, когда щелкнула последняя застежка, -- рохля она. Не может поспеть. Бестолочь! А ты куда так рано? -- К Катриш зайти обещалась. Мы с ней сегодня весь день, а вечером она к нам! -- Емельяновы будут! -- сказала Подопёнкина. -- Слыхала: у Федуловых гувернантка-то с этим Петей-дурачком ушла? -- Да что ты, мамаша! -- воскликнула Лидочка, и у нее вспыхнули щеки. -- Барышня, юбка готова. Я вам положила, -- сказала Луша, заглядывая в спальную. -- Хорошо! -- отмахнулась Лидочка и обратилась к матери. -- Как же это? Когда? От кого вы узнали? -- А видишь ли... -- начала Подопёнкина, надевая верхнюю юбку, и закричала: -- Луша! Приди с тряпкой, вытри воду! Ах, все-то ей ткнуть надо!.. Ну, видишь ли... Луша вошла с тряпкой и начала ерзать ею по полу, а Подопёнкина, медленно одеваясь, стала рассказывать дочери скандальную историю побега гувернантки Федуловых с Петей-дурачком. Лидочка всплескивала руками, вскрикивала и весело смеялась. Луша вытерла пол и пошла в кухню, где у крана мылся, брызгая и фыркая, сам Подопёнкин, маленького роста, с плешивой головою, большой рыжей бородою я толстым, неуклюжим, как сапожный каблук, носом. -- Принесите-ка мне, Луша, полотенце! -- сказал он, фыркая под струей воды. Луша пробежала к барыне, сняла с гвоздя полотенце и вернулась к барину. Подопёнкин стал вытираться и говорить: -- У вас и плита еще не топится, а мне на службу торопиться надо! Поспешите с кофеем. -- Сейчас, барин, -- ответила Луша, -- я это скоро! -- Луша! -- послышался оклик барыни. Луша устремилась в комнаты. Подопёнкина в черном платье, перехваченная корсетом, отчего фигура ее стала похожа на подушку, стянутую посередине ремнем, с напудренным лицом, накладный волосами и с кольцами на пальцах, являлась теперь представительной дамой, как и подобало жене начальника отделения. -- На тебе деньги, купи, что надо, и скорее завтрак готовь. Купи сосисок! -- сказала она, давая деньги. -- А за провизией потом пойдешь! Луша наскоро затопила загасшую плиту, поставила в кастрюле воду, оделась сама, ополоснула лицо, захватила жестянку для керосина и понеслась в мелочную лавку, оттуда в булочную, из булочной -- в молочную, из молочной в колбасную и снова домой в четвертый этаж. Подопёнкин уже надел свой вицмундир и пересматривал нужные бумаги. -- Что, скоро дашь кофе? -- спросил он вошедшую в кабинет жену. -- Сейчас. Вот Луша только из лавки вернется. -- Можно было пораньше ее послать. -- Что же я сделаю с ней? Не поспевает! Вот и твоей комнаты до сих пор не убрала. Безобразие! -- Только, пожалуйста, кричи на нее без меня. Терпеть не могу этого содома. -- Тогда бы не заводил семьи! -- обидчиво ответила Подопёнкина и с шумом вышла из кабинета. Луша вбежала в столовую и суетливо начала накрывать на стол. Она поставила приборы, достала водку, рюмку, принесла посуду и, наконец, внесла горячие сосиски, хлеб и кофейник. -- Сеня, иди завтракать! -- примирительным голосом позвала Подопёнкина мужа, -- Лида, садись! Луша вооружилась щеткой с тряпкою и пошла убирать остальные комнаты, в которых господа спали. Она складывала постельное белье, убирала постели, раскладывала по местам разбросанные вещи, расставляла мебель, вытирала, подтирала и выметала; потом собрала все лампы, подсвечники и пепельницы, чтобы налить лампы керосином, заправить свечи и вычистить испачканные пепельницы. Подопёнкин ушел на службу; Лидочка захватила свой портфель с надписью "Musique" и отправились к подруге; Подопёнкина величественно вплыла в кухню. -- Как уберешься, -- сказала она, -- сейчас иди в лавки. Смотри, уже половина первого, а еще в провизии нет. Когда управишься! Обед нужен непременно к пяти часам! Я уйду. Вернется из гимназии молодой барин, покорми его. Ну, проводи меня! -- и она поплыла в прихожую. Луша, вытерев о передник руки, пошла за нею. Она надела на барынины ноги калоши, помогла надеть шубу, нашла муфту и перчатки, после чего барыня двинулась, наконец, к двери. -- Если кто придет, скажи, что меня дома нет! -- сказала она, выходя на лестницу. -- Слушаю! -- ответила Луша, запирая дверь, и с облегчением вздохнула. В квартире на время наступила тишина. Луша снова стала возиться с лампами, запев звонким голосом: "Го-рели венчальные свечи..." Потом она разнесла по комнатам заправленные лампы, вернулась и стала одеваться сама. Она старательно умылась под краном, оправила платье и причесала волосы; затем ваяла большую корзину для провизии, спрятала в кошелек деньги, накинула неизменный платок и весело пошла в лавки, заперев за собою квартиру. Через полчаса она вернулась домой, запыхавшаяся под тяжестью, и тотчас принялась за работу. Она обмыла мясо и поставила вариться суп, разнесла по комнатам дрова и затопила печки, после чего принялась за мытье посуды. В плите потрескивали дрова, на плите бурлил кипяток, солнце бросало косые лучи в кухню. Луша перемывала тарелку за тарелкой, а перед нею стояла невысокого роста плотная курносая девушка, зашедшая взять ключ от общего чердака, и вполголоса говорила: -- Вот те Христос уйду! Да разве это можно, чтобы никакого покоя! Чуть ночь -- и сейчас либо сам, либо сын его... Охальники! Я честная девица; а барыня что твоя пила. Нетто можно жить? Ты сколько получаешь? -- Семь на своем горячем! -- Ну и я также, а только так никак невозможно! Теперь мне лавочник, Никандр Сафоныч, обещал место... А тебе хорошо? -- Распрекрасно, -- ответила Луша, -- в воскресенье гулять не пустила даже. Ну их ко псам! Где хорошо-то? -- Ну, я пойду, а то моя пила спохватится! -- девушка взяла ключ и ушла, а Луша окончила мытье посуды, прошла по комнатам, помешала в печках и, вернувшись, села чистить картофель. Суп бурлил и кипел, когда в прихожей раздался оглушительный звонок. Луша бросила ножик и побежала в прихожую, чтобы впустить молодого барина. Он сбросил калоши, пальто и в фуражке направился в свою комнату, говоря: -- Есть, есть давай! Вот ты меня не разбудила сегодня, и мне влетело! -- Да ежели вы так спите! -- А ты за ноги тащи! Ну, давай есть. Дома никого? Луша наскоро поставила ему прибор и подала тарелку супу, а пока гимназист с жадностью уплетал суп, изжарила ему кусок мяса. -- Очень хорошо! -- сказал младший Подопёнкин, -- теперь я ухожу. Спросят, куда, -- скажи на каток! -- и он ушел; а Луша, заперев за ним дверь, начала рубить для котлет мясо. Подопёнкины, муж в жена, вернулись вместе. -- Обед готов? -- спросила барыня, входя в переднюю и опускаясь на стул. Луша тотчас нагнулась снимать с нее калоши. -- Почти готов, котлеты только... -- Накрывай на стол. Барышню ждать не будем. Молодой барин вернулся? Луша объяснила. -- Ну, давай обедать. Скорее! Эту корзинку возьми к себе. Для вечера! Луша подхватила с полу корзинку, которую внес барин. -- Отчего в комнатах темно? Знаешь, я не выношу этого. Что мне лбом стукаться, что ли? Зажги лампы! И что ты делала все время! Подопёнкина устала, проголодалась, ей было тяжело в корсете, и она чувствовала раздражение. -- Опять лук на плите поджаривала! -- кричала она из своей комнаты, переодеваясь в капот и снимая корсет, -- все комнаты продушила! А печки вытопила? -- Вытопила! -- отозвалась Луша из столовой. -- Закрыла без угара? -- Без угара. -- Знаю я тебя, без угара! Ну, торопись с обедом! -- и, переодевшись, она пошла по комнатам, заглядывал в печки и ища в них неперегоревшие угли. Луша заметалась. Она накрыла на стол, поставила приборы, налила в миску суп и, подав, позвала барыню кушать, а затем торопливо стала готовить и жарить котлеты. После обеда господа пили чай, а Луша убирала со стола, и Подопёнкина ей говорила: -- Вечером гости будут. Непременно вычисти самовар, а то он у тебя чуть не зеленью порос! Да сама оденься. Передник перемени! Корзинку открой и все оттуда за окно поставь. Потом, как уберешься, приди ко мне. В лавку сходить надо! Господа отпили чай и пошли, каждый в свою комнату, отдохнуть после обеда. Луша убрала со стола, стряхнула скатерть, вымела комнату и, придя на кухню, сдвинула к краю грязную посуду и села обедать сама. Однако, она не успела сделать несколько глотков, как звякнул звонок, и, бросив ложку, она побежала отворить двери. Вернулась барышня с подругой. -- Наши пообедали? -- Только что. Спать легли. -- Ты покорми нас, Луша, -- вполголоса сказала барышня, пока Луша стаскивала с нее и ее подруги калоши. -- Катриш, пойдем ко мне! Луша поставила на стол два прибора и подала обед барышне и ее гостье. -- Чаю подать? -- Да, Луша, ко мне в комнату! Луша снесла две чашки чаю, снова унесла грязную посуду, стряхнула скатерть, подмела комнату и вернулась к своему обеду. Кончив еду, она принялась за мытье посуды, а затем чистку самовара, когда вдруг услышала подле себя голос Подопёнкиной: -- Я ей сказала, а она хоть бы что! Когда же ты в лавку пойдешь? А? Луша обернулась. -- Вот только вычищу самовар... -- Два часа все самовар чистишь! Эх, ты горе-работник! Ну, торопись! -- и Подопёнкина еще раз перечислила все, что она должна купить и приготовить к вечеру, и ушла со словами: -- Голову причеши себе да чистый передник надень! Луша с ожесточением стала тереть суконкою самовар, вертя его во все стороны. -- Пойдешь, Луша, в лавки, -- сказал, входя, сам Подопёнкин, -- купи папирос 100 штук. Только в табачной, пожалуйста! Он положил рубль и вышел. -- Луша, душечка, -- вбежала барышня, -- пойдешь в лавку, купи, пожалуйста, карамель с гаданьем. Мы гадать будем! Барышня положила кучу медных монет и вышла. Луша накинула на голову платок, ухватила корзину и выбежала из кухни. -- Али опять в лавку? -- спросила ее на площадке второго этажа толстая, краснолицая кухарка. -- Гости у наших. Ужинать будут. -- И много? -- А шут их знает! -- ответила Луша и, не вытерпев, начала жаловаться, -- то сами в гости, домой ночью вернутся, чай подавай, раздеваться помогай! То у самих гости до зари. Шныряй, как оглашенная. А днем толчешься, толчешься и все ей мало. -- Бранится? -- Шпыняет. Ровно в пекле работаю! -- Известно, в услужении, -- качая головой, сказала кухарка Луше словно полегчало после этой жалобы, и она весело побежала по лавкам: в мелочную, табачную, булочную, мясную, зеленную. У ворот сидел уже дворник в овчинной шубе, когда она возвращалась с покупками. -- Приходи покалякать, -- сказал он. -- Покалякаешь тут! -- увертываясь из его объятий, ответила Луша и побежала вверх по лестнице. Не успела она вбежать в кухню, как в двери выглянула сама Подопёнкина и взволнованно сказала: -- Звонят! Надень передник и беги отворить! Луша мигом переодела передник и, завязывая на бегу его тесемки, поспешила отворить двери. Звеня коньками, в прихожую вошел младший Подопёнкнн. -- Ты?! -- с досадой сказала Подопёнкина, -- мог бы и с черного хода прийти. Только людей тревожишь. -- А зачем я с черного хода пойду! -- сбрасывая калоши ответил сын. Луша вернулась в кухню. Кошка, подняв хвост, терлась у ее ног и мяукала. -- Ах ты Господи! Тебя-то, я и не накормила! Ну, ну, жри, подлая! -- я Луша наскоро набросала ей на плошку остатки мяса. Кошка заурчала и уткнулась в плошку. -- Все купила? -- спросила, входя, Подопёнкина, снова представляя своей фигурою перетянутую подушку. -- Ну, теперь ставь скорее самовар, да накрывай стол для чая. А как сядем пить чай, ты сейчас же картофель ставь, а то не уварится. Хрен свари, а сметану за окно. Луша торопливо выкладывала из корзинки свои покупки. -- Папиросы дай мне. Я барину занесу. -- Купила карамельки? -- спросила, вбегая, барышня. -- А таких и нет, -- ответила Луша, -- спросила в булочной. Всякие есть, а с гаданьем и нет! -- Ах, Боже мой! -- воскликнула барышня, -- да ты во фруктовой спросила бы. Сбегай, пожалуйста! -- Некогда ей теперь, -- заступилась сама Подопёнкина, -- надо самовар ставить и на стол накрывать. Пусть Борька сбегает! -- Дудки! Я набегался! -- отозвался Подопёнкин младший из своей комнаты. -- Я сбегаю, барышня, только вот с самоваром управлюсь, -- сказала Луша, -- малость подождите! -- Пожалуйста! В это время раздался звонок. Луша бросилась в прихожую. Пришли первые гости. Луша помогла им раздеться, повесила их шубы, прибрала платки и шапки, и гости прошли в гостиную. Луша побежала в кухню. Она налила в самовар воды и приготовила растопку, когда раздался снова звонок, и она опять устремилась в переднюю. Наконец, ей удалось поставить самовар. В кухню вошла барыня. -- Самовар скорее! Что это как ты копаешься? Пока что, иди на столь накрывай! В комнатах шумели гости. Луша накрыла на стол, поставила все, что надо, подала самовар, и через десять минут барыня позвала ее разносить чай. Она брала на поднос чашки, стаканы и относила их гостям в гостиную, в кабинет, к барышне в комнату; одному приносила лимон, другому сливки, третьему булки, в кабинет -- коньяк, а к барышне -- конфеты. -- Вы, Луша, как управитесь, -- сказал барин, снимая с подноса стакан чая, -- слетайте нам за картами. Игру, две колоды, 1-го разбора. Поняли? -- Слушаю-с! Подопёнкина разливала чай и беседовала с Мошкаровой, вдовой титулярного советника, на неиссякаемую тему о прислугах. -- Девушка ничего себе, -- говорила Подопёнкина, только с ленцой немного, все поторапливать надо. И готовит неважно. Надо за всем доглядеть. -- И то спасибо скажите. Нынче они так избаловались, так распустились, -- с азартом отвечала Мошкарова, -- прямо сладу нет. Я вот за один месяц пятерых сменила. То ничего не знает, то ленивая, а денежки подай!.. -- Вообще нравственность упала, -- сказала Подопёнкина. -- они теперь все норовят вольничать. Только у меня не больно повадно им... Возьми и скорее долей самовар! -- приказала она Луше. Луша подхватила самовар. -- А со двора часто ходит? -- В две недели раз. И гостей никаких!.. Мошкарова одобрительно кивнула, так что конец кружевной наколки упал ей на нос. Луша снова долила и поставила самовар, после чего побежала в лавку за картами, вспомнив и о барышниных конфетах. -- И что это ты летаешь таким соколом! Держать не удержишь! -- воскликнул у ворот дворник, обнимая Лушу. -- Пусти, черт! -- вырвалась Луша, -- гости у наших-то вот и гоняют. -- А ты плюнь! -- Плюнешь, поди! -- и Луша полетела по улице. Едва переводя дух от быстрого бега, вернулась она на кухню и тотчас ухватилась за самовар. -- Где ты была? -- строго спросила ее барыня, -- я тебя зову, зову. Там посуду убрать надо, а тебя и на кухне нет! -- Коли меня барин за картами посылал! Луша снесла барышне карамель "Гаданье" и барину карты. -- Разложите стол! Здесь разложите! -- приказал барин. Луша раскрыла ломберный стол, поставила свечи, пепельницы, достала щетки и два крошечных мелка. -- Это и все? -- воскликнул Подопёнкин. -- Ну, как знаете, а бегите за мелками! Да скорее только! Господа, по маленькой! -- обратился он к гостям. Луша подошла к барыне. -- Барин приказал мелков купить! -- А что ж ты думала, когда карты брала? -- Разве я знаю? -- Снеси сперва чай, а потом пойдешь в лавку -- кстати вот деньги разменяешь: на 5 руб. мелочи возьми. И меди! Вы ведь сыграете в лото? -- обратилась она к Мошкаровой. Луша снова полетела в лавочку и обратно. -- Ну, и носит тебя! -- сказал дворник. -- И не скажи! -- на ходу откликнулась Луша. -- Уберешь со стола и ужин готовь! -- сказала барыня. Луша стала убирать посуду. Из комнаты барышни раздавались визг, хохот и крикливые голоса; в гостиной чей-то сиплый голос выкрикивал: -- Шестнадцать, семьдесят семь, восемь!.. А из кабинета доносилось: -- Без козыря, два без козыря, три трефы, пас! Я скажу в червях три!.. Луша загромоздила в кухне весь стол убранной посудой, растопила плиту, начистила картофель и поставила его варить, после чего начала вытаскивать из-за окна бутылки и закуски. Время от времени ее звали в комнаты, и, оставляя работу, она бежала на зов, чтобы подать стакан воды иди достать папиросы, или поднять закатившуюся под диван монету. Потом возвращалась в кухню и принималась за стряпню. Кончив с нею, она стала накрывать на стол, заполняя его приборами, рюмками, стаканчиками, бутылками и приготовленной закускою в жестянках и на тарелках. Гости с шумом и веселым говором двинулись в столовую. -- Луша, передай сюда грибы! Открой бутылку! Убери тарелки, подай чистые! Голубушка, принесите мне стакан воды! Луша, принеси пиво! Подыми салфетку! Давай следующее! И Луша металась с одного конца стола к другому, принимала, подавала, убирала, откупоривала бутылки, устремлялась на кухню, возвращалась бегом в столовую, пока барыня не сказала: -- Поди, поставь самовар да приготовь чай! Господа, а мы еще сыграем!.. Гости шумно поднялись от стола, а Луша на кухне уже ставила самовар и перемывала стаканы, чашки, чайные ложки и блюдца. В столовой уже не было возможности быстро прибраться, и барыня приказала Луше самой разливать чай на кухне и разносить его желающим. -- Этому фанту что делать? -- выкрикивал Борис Подопёнкин в комнате сестры, где собрались его приятели и барышни. -- Не ходи одна! Вот мы ее цап! -- раздавалось из кабинета следом за щелканьем карты, а в гостиной снова кто-то выговаривал глухим басом: -- Тридцать два, двадцать четыре, восемь! Луша моталась из стороны в сторону. -- Мне, голубушка, еще сахару! Налейте мне стаканчик! Луша, принеси пива! Ополосни этот стакан! Выбрось из пепельницы! И она опять подавала, принимала, убирала и металась из кухни в комнаты и назад. Был уже четвертый час, когда гости все разом поднялись домой. -- Луша, помоги одеться! -- закричала Подопёнкина. -- Милая, а где мое боа! Найдите калоши: буква С.! Мое пальто на зеленой подкладке! Луша искала пальто на вешалке, искала калоши под вешалкой, находила платки, боа, шапки, подавала шубы и надевала калоши, а потом, взяв лампу, проводила гостей до самого низа Возвращаясь наверх, она встряхивала на ладони два двугривенных, которые придали ей бодрости. -- Ой, устала я, Луша! -- проговорила барыня, едва Луша вошла в прихожую и заперла дверь. -- Скорее стели всем кровати, да и спать! Уберешь уже завтра все, -- прибавила она милостиво. Луша прошла в кабинет, вынесла из него ломберный стол и стала стлать постель. На письменном столе стояли стаканы и недопитые бутылки, и всюду валялись окурки папирос. Луша прошла к барышне, потом к молодому барину, быстро постилая постели, и, наконец, в спальную барыни. Господа, между тем, сидели в гостиной и жаловались на усталость. Сам Подопёнкин не доспал после обеда, работал, "как лошадь", на службе и завтра должен к 12 часам уже быть в департаменте. -- А мне к девяти, и Лушка проспит, наверное! -- воскликнул младший Подопёнкин. -- Ой, мочи нет, глаза не глядят, -- сказала сама Подопёнкина, -- до свиданья. Я спать. Натолклась за день! -- и она прошла в спальную, где Луша оканчивала уборку. -- Ох, смерть моя! Сними мне сапоги! -- она плюхнулась на кровать, расстегивая лиф, развязывая тесемки и протянув толстую ногу. Луша опустилась на колени и сняла с нее сапоги. -- Ты уж прямо ложись, Луша, -- сказала Подопёнкина, -- а завтра лучше встань пораньше да белье грязное собери. Я встану и сосчитаем! Она сбросила последнюю юбку и полезла в кровать. -- Ну, иди! Погаси лампы и ложись! Луша пошла гасить лампы. В гостиной по полу валялись бумажки от конфет, апельсинные корки, окурки папирос и куски булки; на столах лежали кучи скорлупы от орехов. В столовой весь стол был заставлен грязной посудой, недопитым и недоеденным, а пол был и залит, и замусорен. Луша загасила везде лампы и пошла на кухню. -- Не забудь разбудить меня! -- крикнул ей младший Подопёнкин. -- Ладно! Луша добрались до своей кровати и упала в нее, не раздеваясь. Все вокруг нее заволновалось, всколыхнулось, в она словно поплыла куда-то, чувствуя, как сладостный отдых разливается по всем ее членам. -- Луша! А, Луша! -- услышала она голос, и кто-то толкал ее в плечо. -- А? Что? -- она вскочила и села, не понимая, что с ней и где она. Перед нею при свете выгоравшей и чадившей лампы, в одном белье, стоял молодой Подопёнкин и говорил с тревогой: -- Так ты смотри, Луша, разбуди меня. В семь часов. Поняла? В семь! -- Поняла, -- пробормотала Луша и опять упала на подушку, и опять закачало и понесло ее. Как хорошо!.. Жаркое лето, душный день. На деревне храмовой праздник. Парни и девки идут по улице; вон сам старшина, такой ли важный, едет из церкви. Колокольчик под дугой так и громыхает: динь-динь- динь!.. Хорошо Динь, динь, динь! дзззинь! дррр... Луша вскочила, села и спросонья протирает глава. В кухне темно, а звонок так и вздрагивает, так и трезвонит. -- Господи, да никак и вправду! -- спохватывается Луша и бежит к двери. В кухню входит молочник и сердито говорит: -- Уж и здорова же ты спать! Хоть из пушки пали!.. Утро наступило. День начался...
----------------------------------------------------
Первая публикация: журнал "Русское богатство". Том 12, 1908 г. Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.
Последние комментарии
1 день 29 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 7 часов назад