Тайна старого особняка [Виктор Яманов] (fb2) читать онлайн

Виктор Яманов Тайна старого особняка

Здравствуй, дорогой друг. Спешу ответить на твои вопросы, но ты ни за что не поверишь, что произошло в особняке моего старого дяди Фридриха.

В этот раз я проводил осенние каникулы у него по просьбе матери, ибо родители уехали посмотреть Европу, лет десять собирались, и вот наконец я вырос, и они переложили часть семейных обязанностей на меня. А я и не возражал приглядеть за дядей: у него тяжелая стадия деменции, и обычно он целыми днями смотрит в окно. Фридрих не может связать и двух слов воедино, не хотел бы я себе такую старость.

Я приехал поздним вечером и оставил свой старенький пикап у дома. Вышел из машины, под ногами зашелестели листья, которые никто не убирал еще с прошлого года. Погода стояла теплая, земля иссохла и от каждого шага превращалась в труху. Я взял с собой одну спортивную сумку, на две недели нужно немного вещей.

Ветер шелестел в кронах деревьев, окружающих мрачный старый дом с двух сторон. На небе красовалась полная луна, я невольно засмотрелся на ее очарование. Потянулся за ключами в карман, но в поисках нужного обронил всю связку. Наклонился за ней и замер, в кустах что-то шевелилось. Что-то крупное. Я медленно встал, и шуршание прекратилось. «Какая большая крыса», — пробормотал себе под нос и нашел нужный ключ.

Дверь со скрипом отворилась, прихожую освещал тусклый свет. Мать велела сиделке экономить на электричестве, платежи за трехэтажный родовой особняк заставляли отца каждый месяц задумываться о его продаже.

Я осмотрелся: за три года, что меня здесь не было, ровным счетом ничего не изменилось. С кухни послышался стук каблуков о паркет, а затем и радостный возглас Эвердин — сиделки дяди:

— Майк, это ты? А я ждала тебя только к утру!

— И я рад вас видеть, — отозвался я с легкой улыбкой.

Полноватая женщина была на целую голову ниже меня, она заботилась о дяде уже больше пяти лет, и ни разу я не видел ее грустной. На ее лице всегда красовалась неизменная улыбка радушия, но, как по мне: ничего фальшивее быть не может.

— Как дядя? У вас все хорошо? — Спросил я ради приличия.

— Я как раз собиралась отвести его спать, но вы успеете повидаться.

Весь путь до зала с тремя высокими окнами, тянущимися от пола, Эвердин рассказывала о состоянии дома: жаловалась на сантехнику, мигающий свет и перебои с электричеством. Я попросил ее написать список для отца, он занимается вопросом обслуживания особняка, правда очень неохотно.

Дядя сидел в инвалидном кресле с застывшим взглядом перед окном. Его морщинистое лицо уже несколько лет сохраняло одно угрюмое выражение, какое бывает у людей в самые страшные моменты жизни.

Эвердин взялась за ручки кресла и повернула дядю ко мне. Он нервно стучал указательным пальцем по подлокотнику, но зрачки оставались неподвижными.

— Фридрих, к тебе приехал племянник, — ласково сообщила дяде сиделка. — Ты помнишь его?

Дядя никак не отреагировал, хотя при прошлой нашей встрече еще мог несвязно говорить. Сейчас он напоминал живой труп. Не хотел бы я быть на его месте.

— Он устал за сегодня, мы целый час гуляли на улице, — вежливо объяснила сиделка. — По утрам Фридрих более разговорчивый.

— Ничего. — Я слегка улыбнулся. — У нас будет целых две недели, чтобы поговорить.

— Вашему дяде пора отдыхать.

— Да, конечно. Позволите помочь?

— Лучше я сама.

Я отошел в сторону, чтобы освободить женщине место, инвалидное кресло было неповоротливым. Но, прежде чем скрыться за аркой, ведущей в широкий коридор, Эвердин обернулась и неуверенно сказала:

— Забыла вас предупредить: не ходите на чердак. Там крысы завелись.

— Я постараюсь завтра с ними разобраться, — пообещал я. — Съезжу до магазина за ядом.

— О, не стоит. — Женщина отмахнулась. — Пусть этим занимается ваш отец. Нечего травить молодой организм.

Я не успел ответить, как сиделка вместе с дядей скрылась в коридоре. Встал напротив окна, каждый день восьмидесятидвухлетний старик смотрел на неубранный двор с редкими кустами и высокими сорняками. Интересно, что же творится в его голове? Как можно так жить? Мигающий свет отвлек меня от размышлений. Надо будет серьезно поговорить с отцом о состоянии особняка, иначе такими темпами, когда придет мой черед владеть домом, мне достанутся одни развалины.

Я поднялся на второй этаж, где располагалась моя комната. Будучи ребенком, я проводил в ней летние каникулы, тогда дядя был еще в своем уме. Он рассказывал мне на ночь такие истории, что с дрожью вспоминаю до сих пор, хотя учусь на третьем курсе университета. Старые доски противно прогибались под ногами, дверь в комнату со скрипом открылась. На стенах до сих пор висели постеры фильмов и рок-групп, в подростковом возрасте они казались мне крутыми, а сейчас — с меланхолией вспоминаю время беззаботного детства, когда с меня еще не спали розовые очки: тогда все виделось таким простым.

Лампочка над головой раздражительно трещала, поэтому я поспешил раздеться и выключить свет. Устал от дальней дороги. Эвердин подготовила чистое постельное белье, в которое я укутывался еще в детстве. Старая ткань приятно согревала, навеивая сон.

И я бы быстро уснул, если бы не услышал шуршание над головой. «Это всего лишь крысы», — успокаивал себя, но невольно вспомнилась дядина история про привидение, живущее на чердаке королевского замка. «Это крысы», — повторил я себе и тяжело выдохнул. Сверху послышался звук падающего предмета. «Большие крысы», — пробубнил я, перевернулся на бок и закрыл ухо подушкой. Только так и смог уснуть.

Следующий день провел в хлопотах по дому, кое-какой мелкий ремонт делать все же умел: починил болтающиеся ручки дверей, прикрутил ножку к стулу, повесил пару полок и приделал на место дверцу кухонного шкафа. Дядя по-прежнему молчал: не сказал ни слова ни утром, ни во время часовой вечерней прогулки, на которой Эвердин воодушевленно поведала мне последние сплетни про соседей, я слушал ее вполуха, наслаждаясь прохладой прошедшего дождя.

К ночи округу заволокло осенним туманом, а на окнах заблестела мелкая морось. Я снова не мог уснуть. Шарканье мелких крысиных лап отчетливо напоминало человеческий топот. Пугающие звуки нарастали, смешиваясь со скрипом старых половиц, и на этот раз подушка не спасала.

Не в силах уснуть, я встал и подошел к окну. Сквозь туман виднелись очертания полной луны. Очередной скрип раздался над моей головой. «Черт, да сколько можно?» — я тихо выругался. Сжимая кулаки, начал представлять, как собственноручно убиваю зловредных крыс.

«Да это невозможно! Сколько можно шуметь?» — выкрикнул я после продолжительного крысиного писка над головой.

Из приоткрытого окна задувал прохладный ветерок, но злость внутри меня закипала. Глаза нещадно болели, но было невозможно уснуть. В итоге я не выдержал. Сдался. Вышел из комнаты, пошел к ведущей на чердак лестнице.

Не стал обуваться, ноги ступали по жесткому ворсу старинного ковра. Мигал свет от потолочных светильников. Лестница показалась в конце коридора, но стоило мне к ней приблизиться, как свет погас. Во всем доме. Наступила зловещая тишина, перебиваемая лишь периодическим скрипом и шарканьем с чердака. Пришлось вернуться в комнату за фонариком.

Я медленно поднимался по прогнившим деревянным ступенькам, опасаясь, что вот-вот она из них сломается под тяжестью моего тела. В свете фонаря на люке чердака виднелись дырки от замка, который когда-то стоял здесь.

Подняв люк, я просунул голову и осветил помещение. Здесь было пусто. Неистово раздражающие звуки куда-то исчезли. Я оставил выход на лестницу открытым и ступил на пыльный пол. Да здесь будто лет сто не убирались!

Ноги оставляли следы на сером полу, но иных отметин здесь не было. И как крысы умудряются так шуметь и не оставлять за собой следов? Да и куда они спрятались, если на чердаке было всего три книжных шкафа, и те без дверей?

Балка предательски заскрипела под ногами. Я светил по сторонам, подходя к замутненному арочному окну. Сквозь него едва умудрялись пробиться одинокие точки тусклого ночного света.

Неожиданно в свете фонаря проскользнула бесформенная тень. Моя рука дрогнула и чуть не выронила фонарь. Я торопливо освещал пространство вокруг себя, но никого не находил. Стоя спиной к окну, до которого оставалось дойти два метра, я сделал шаг назад. Пятка заскользила по чему-то мокрому. Луч фонаря спешно переместился к ногам. Я стоял на рисунке, очертания которого пробивались сквозь извечную пыль: круг, треугольники. Мое лицо невольно вытянулось, а брови поползли вверх. Да это же пентаграмма.

Я стер ногой пыль, но вместе с ней стерлась и часть рисунка. Внезапно по чердаку разнесся жалобный стон дикого зверя. Луч фонаря забегал от одной стены к другой, пока не поймал бесформенную тень. Сердце забилось чаще. На черном силуэте загорелись огненно-красные глаза, смотрящие прямо из стены. Я еле сдерживался, чтобы не завопить во весь голос.

Все произошло очень быстро. Неизвестная тень открыла корявую пасть острых иглоподобных зубов и издала зловещий утробный рев. Я выронил фонарь из рук и со всех ног побежал к выходу. И даже не подумал закрыть люк. Быстро спустился на первый этаж и вышел на улицу. В сотый раз пожалел, что забыл обуться. Силясь прийти в себя, я побрел к машине. Под ногами хлюпала сырая листва, а в голове крутился всего один вопрос: «Да что это, черт возьми, было?».

Я неспешно приблизился к пикапу. Надеялся, что и в этот раз забыл закрыть дверцу, этой привычкой страдал с момента получения прав. После нескольких ограблений приучил себя не оставлять в салоне ничего ценного, но так и не заставил себя запирать дверь. Потянул ручку и с облегчением выдохнул: дверца открылась. Где-то час я сидел, размышляя о произошедшем, но так и не решался вернуться в дом. Сам не заметил, как уснул, упоенный тишиной ночи.

Меня разбудил стук чьих-то костяшек по стеклу. Я вздрогнул и открыл глаза. Через боковое стекло мне махала жизнерадостная Эвердин.

Выйдя из машины, я сощурился от утреннего света.

— Майк, с тобой все в порядке? — улыбчиво поинтересовалась женщина, оглядывая меня.

— Да, — неуверенно ответил я. — Вот вышел ночью забрать одну мелочь из машины и не заметил, как уснул.

Меньше всего мне хотелось, чтобы из-за правды об этом доме дядя лишился сиделки, когда они менялись, у родителей происходила многомесячная эпопея по подбору кандидатов.

— Мне нужно в магазин за продуктами. Ты присмотришь за Фридрихом?

— Конечно, — неохотно согласил я. — Что с вашей рукой?

Взгляд упал на окровавленные бинты, которыми была перемотана ладонь женщины.

— А, это. — Она слегка пошевелила пальцами раненой конечности. — Порезалась, когда вскрывала банку горошка, ничего страшного. — Она отмахнулась здоровой рукой.

Сегодня улыбка Эвердин выглядела более вымученной, чем обычно. Я подумал, что даже ее достали невнятные звуки по ночам, раз от недосыпа и у нее происходят казусы.

— Купите отраву для крыс, — попросил я, когда сиделка обернулась в сторону своей машины.

Все намеки на радость исчезли с ее лица лишь на миг, но мне и этого хватило, чтобы насторожиться.

— Конечно, — ответила женщина, натягивая улыбку обратно.

Я вернулся в дом, отмыл ноги от грязи и переоделся. Электричество по-прежнему не работало, но света из окон хватало для повседневных нужд.

Каково было мое удивление, когда дядя нашелся не на привычном месте возле окна, а рядом с книжным шкафом. Я приблизился к нему и аккуратно спросил:

— Доброе утро, дядя. Тебя отвезти к окну?

Вместо ответа у старика задергался указательный палец. Я воспринял это, как знак согласия и повез инвалидное кресло к окну. Но стоило сдвинуть его места, как дядя застучал пальцем об подлокотник со всей силы. Пришлось вернуть кресло в исходное положение, только тогда старик успокоился.

— Ты хочешь побыть здесь? — поинтересовался я, не ожидая ответа.

Взгляд дяди оставался стеклянным, совсем не живым. Но он с дрожью смог приподнять руку, и вечно дергающийся указательный палец указал на книгу. Я подумал, что скорее всего старик хочет, чтобы я ему почитал. В моих руках оказалась потрепанная пыльная книга, обложка которой судя по ощущениям была сделана из толстой кожи.

Кисть старика вернулась на подлокотник, но палец продолжал стучать, отбивая один и тот же ритм: один и два щелчка с небольшим перерывом. Я встал так, чтобы дядя видел меня, и настороженно спросил:

— Что ты хочешь мне сказать?

Палец старика потянулся к лежащий в моих руках книге.

— Один и два, что это значит? Я не понимаю.

В ответ дядя продолжил отбивать привычный ритм. Один стук. Два.

Не зная, что делать, я просто раскрыл книгу и начал листать страницы. И, когда дошел до двенадцатой, ко мне потянулась дряхлая рука. Видимо, все это время он пытался назвать номер страницы.

На потемневшем от времени листе бумаги был изображен рисунок пентаграммы. Представь мое выражение лица, когда я понял, что это уменьшенная копия той, что я видел на чердаке.

— Дядя, что ты хочешь сказать? — взволнованно проговорил я.

Наклонился к старику, но его выражение лица оставалось безучастным. В надежде, что он может ткнуть пальцем на нужную строчку текста на латинском, я положил книгу ему на колени, а кисть руки переставил ближе к пентаграмме. И дядя указал.

Медленными дрожащими движениями Фридрих изобразил крест, перечеркнул пентаграмму. Я сглотнул засевший в горле ком и неуверенно пробормотал: «Хорошо, я уничтожу ее».

Положив книгу на место, отвез дядю обратно к окну, на этот раз он не сопротивлялся.

Вооружившись найденными в кладовой моющими средствами и шваброй, я спешно зашагал на чердак. Внутри засело мерзкое чувство страха, но льющийся из окон дневной свет придавал уверенности, затмевая ужас вчерашней ночи.

Я с трепетом в сердце приподнял люк, хотя в прошлый раз не закрывал его. В глубине души надеялся, что обитающая здесь тень попусту захлопнула его за мной, а не убежала бродить по дому.

Из просветов запыленного окна мелькали редкие лучи света, но их с лихвой хватало для видимости. Я осмотрелся по сторонам и открутил крышку средства для мытья кухонных плит. Как-то в детстве пролил его на руку, так с этого места сполз целый шмат кожи, как у змеи. На этот раз надел хозяйственные перчатки и вылил все содержимое бутылки на пол в том месте, где под пылью прятался рисунок. Густая жидкость с шипением расползалась, пенилась. Я подождал пару минут и стер ее шваброй. Теперь на чердаке вместо пентаграммы блестел один участок лакированного пола.

С облегчением от проделанной работы я спустился к дяде. И каково было мое удивление, когда застал старика неуверенно стоящим возле книжного шкафа. Его взгляд блуждал по надписям на корешках, не замечая меня. Я откашлялся в кулак. Голова старика медленно обернулась. На его лице красовалась легкая улыбка, но в глазах блестел непередаваемый страх.

— Дядя! — Я приблизился к нему. — Можешь объяснить, что за чертовщина здесь творится? Что с тобой?

— У нас мало времени, — с хрипом ответил Фридрих. — Помоги найти книгу.

Я встал напротив шкафа и задумчиво уточнил:

— Какую еще книгу?

— Об изгнании демонов. Она скоро вернется.

— Кто «она»? Объясни мне. Иначе я не смогу помочь.

— А, вот же! — Дряхлая рука потянулась к последней полке. Он достал книгу, лежащую поверх остальных, и сдул с нее слой пыли.

С улицы донесся еле слышимый звук мотора подъехавшей машины Эвердин.

Старик завидел ее в окно и принялся судорожно перелистывать станицы. Я тогда мало что понимал.

Но когда дядина сиделка влетела в комнату, мне стало все ясно. На женщине шипела кожа, будто ее облили кислотой или концентрированным средством для очистки плит. Она размахивала руками, с них падали на пол мелкие ошметки плоти, и яростно кричала. Кровавое лицо исказила уродливая гримаса. Ногти удлинились, превращаясь в подобие острых ножей. Она раскрыла рот острых иглоподобных зубов, и я узнал этот силуэт, и невольно отшатнулся.

А вот дядя сделал шаг ей навстречу и уверенным тоном, без запинки прочитал. Я не смог разобрать большей части латинских слов, но позже нашел перевод первой строфы:

«Именем Всевышнего Бога

Изгоняю тебя, нечистая тварь.

Отдаю тебя в ад. Вернись же в демонское чрево свое.

Именем Всевышнего, изыди!»

Тот, кто скрывался за обликом безобидной женщины, дьявольски закричал. Дядины слова будто воздвигли между нами барьер, и черная тварь, выглядывающая из-под кожи, не могла к нам приблизиться. Она двигалась так, словно силилась прикрыться от ураганного ветра, устоять на ногах.

Дядя продолжал читать заклинание снова и снова. А я с замершим дыханием смотрел на происходящее. Прошло всего пару секунд, прежде чем фигура адской твари загорелась, и ее душераздирающие вопли заполнили весь дом. Она, как под струей сильного ветра, рассыпалась на мелкое крошево и растворилась в воздухе.

Ближе к вечеру к дяде вернулась юношеская бодрость, и он рассказал о своих успехах в магическом ремесле, в том числе о неудачной попытке призыва демона, который и поработил его, выпивая душу капля за каплей.

Как по мне, такая судьба куда страшнее всех стариковских болезней. Но сомневаюсь, что произошедшее остановит дядю от новых попыток колдовать «ради вечной жизни», как он сказал.

А как прошли твои каникулы, дорогой друг? Надеюсь, ничего сверхъестественного?